Одних уж нет, а те далече…Николай Машовец и его товарищиС молодым и тогда сугубо безбородым Колей Машовцом мы познакомились сразу же по прибытии его из Саратова в Москву на работу в ЦК комсомола.
Был он хорошо воспитан и сдержан в общении, в напряжённой и опасной для любого новичка столичной жизни очень быстро и уверенно освоился. В Москву постоянно поступало пополнение на разные посты, но приживались тут далеко не все, тем паче пускали твёрдые корни и закреплялись. Машовцу это вполне и быстро удалось, причём легко и естественно.
Тут надо прервать изложение ради краткой справки исторического, так сказать, характера (время бежит быстро, вчерашние дни легко забываются). Сейчас вот много пишут и толкуют о так называемой «Русской партии» в брежневское время. Да, такая партия действительно сложилась в конце шестидесятых годов минувшего уже века, а в семидесятых вполне проявила себя в идеологической и отчасти даже в политической сфере. Разумеется, никаких «партячеек» и членских взносов, всякой прочей формалистики не было, однако сложился немалый и чётко обозначенный круг гуманитариев, проникнутых отчётливым русским самосознанием. Мы все были твёрдо за Советскую власть, резко не принимали капитализм в любой его форме и были глубоко враждебны западной модернистской эстетике и буржуазной, нравственной вседозволенности. Ну, а размашистые суждения «Коммунистического манифеста» о всеобщем атеизме и «отмирании семьи» мы вслух не обсуждали, конечно (зачем?), но как бы не замечали вовсе в своей повседневной деятельности. А она была у всех нас тогда идеологической и довольно ответственной. В том числе и у Николая Машовца, который занимал важные посты в столичной журналистике и издательском деле. Быстро, как выражались тогда, «рос».
Молодым из «Русской партии» покровительствовали такие выдающиеся деятели, как Михаил Шолохов, Леонид Леонов, скульптор Сергей Конёнков, художник Павел Корин, историк, академик Борис Рабыков, композитор Георгий Свиридов. Кучковаться мы начали вокруг издательства и журнала с боевым названием «Молодая гвардия». Первые секретари комсомола Сергей Павлов и Евгений Тяжельников нам негласно, но явно покровительствовали.
Идея русского патриотизма вообще в ту пору носилась в воздухе, постепенно, как выражался некогда Ленин, «овладевая массами». Слишком уж неплодотворен для тысячелетней России оказался краткий путь коминтерновского интернационализма. Как теперь стало известно, нам осторожно сочувствовали на самом верху партийного руководства Суслов и Черненко и даже отчасти сам Леонид Ильич. Молодые русские патриоты тогда наступали, одерживая в литературе и журналистике успех за успехом.
На способного и дельного Машовца все сразу обратили внимание. Мы с ним быстро подружились, много и по-деловому общались. Не надеясь на память, приведу цитату из своих дневниковых записей 1979 года.
«12 июля. Вчера у Машовца собрались: Ганичев, Палиевский, Десятерик, Сорокин, Свининников, Селезнёв, Владимирский, Лощиц. Поговорили по делу, и, прежде всего, – о кадрах, кого выдвигать, кого печатать, кого хвалить. Это очень полезно. По мысли Ганичева, не должно было быть ни еды, ни питья, и правильно. Не удержались, впрочем, хозяйка сделала очень вкусный стол, а хозяин всё же бутылочку поставил; выпили её охотно. Но то было не главное. Полезно это всё».
Краткая эта зарисовка показывает подлинную и впечатляющую сцену из жизни тогдашней «Русской партии». Ганичев тогда сделался редактором самой тиражной в стране газеты «Комсомольская правда»: она изначально была либерально-космополитической, теперь ей предстояло стать русской. В издательство «Молодая гвардия» на место Ганичева пришёл Владимир Десятерик. Все прочие занимали серьёзные посты, много и по-боевому выступали в печати. А Николай был заместителем главного редактора журнала «Литературная учёба», автором книг и многих публикаций.
Вадим Кожинов, блестящий русский мыслитель, всех нас общий сотоварищ, как-то печально обронил: «Чем больше родину мы любим, тем меньше нравимся мы ей». В России издавна было именно так, продолжается и поныне.
Известно, что удача не может длиться бесконечно. Так вскоре произошло и со всеми нами.
Отдалённое сочувствие «Русской партии» со стороны партийно-государственных «верхов» было не только слабым, но и сугубо платоническим, так сказать. В ту пору министром культуры Российской Федерации был Юрий Мелентьев, а главой Комитета по печати – Николай Свиридов. Оба дельные и образованные русские люди, они отлично понимали и даже разделяли наши заботы и чаяния, мы постоянно общались с ними и говорили вполне откровенно. И что же? Помощь нам с их стороны была невелика, они хоть мешали нам вредить, и то слава Богу!
Зато противники действовали целенаправленно и открыто, им препятствий «наверху» никаких не чинилось, напротив. Шумные скандалы поднимались в печати вокруг русских журналов и издательств «Молодая гвардия», «Современник», ожесточённо стали «кусать» газету «Комсомольская правда» и журнал «Человек и закон». Отметим, что именно там Николай Машовец публиковал в ту пору свои патриотические, хотя всегда выдержанные произведения. Его лично тронуть было трудно, зато остальных его товарищей терзали постоянно. «Осколки» летели и в него.
Зато главный, как позже выяснилось, враг «Русской партии» действовал молчаливо, но при этом обладал огромными властными полномочиями. Речь идёт ни много ни мало о председателе всемогущего Комитета государственной безопасности, члене Политбюро Юрии Владимировиче Андропове.
Тогда-то не только мы, но и высокопоставленные партийные работники понятия не имели о действиях Андропова. Лишь в декабре 1994 года главный архивный журнал «Источник» опубликовал подбор документов по делу о «русистах» (именно так именовал Андропов молодых русских патриотов), я эти обстоятельства подробно потом рассмотрел в своей книге о жизни и деятельности Андропова. Так вот, Николай Машовец в тех бумагах не поминался. Но «взрыв» произошёл совсем рядом с ним.
Власть стала жёстче прижимать издательство «Молодая гвардия», где он работал тогда главным редактором. Ещё круче обошлись с издательством российских писателей «Современник», где Машовец печатался и где работали его близкие друзья – Александр Карелин и Леонид Асанов. Но Коля не робел, не куксился и с присущей ему сдержанностью и осмотрительностью продолжил патриотическую линию.
Мы условились вспомнить тут не только про Николая Машовца, но и о круге его друзей. Заметим ещё раз, что он был хозяин радушный, дом его был гостеприимный и хлебосольный. И это, подчеркнём, не было чем-то исключительным в тогдашней русской литературной среде, нет, мы все, товарищи Коли, жили примерно так же, любили гостевать друг у друга, от души и искренне веселились, сочиняли друг про друга шуточные стишки и всякого рода добродушные пародии.
Запомнилось одно из таких общений, что произошло в нашей квартире. Повод случился самый к застолью подходящий – Сергей Боровиков издал в «Современнике» свою новую книгу об Алексее Толстом (отмечу уж, хорошая оказалась книга и сугубо русско-патриотичная). Автор и редакторы позвонили из издательства, что у них там небольшая сбегока, а после приедут к нам гостевать. В нашем кругу такое было обычным, мы с супругой тут же начали приготовляться к добрым гостям.
Вскоре они приехали, как всегда, «шумною толпой». Разумеется, герой дня румяный Боровиков, редактор книги Асанов, заведующий редакцией Карелин, Машовец с Таней, молодой тогда критик Вадим Дементьев, которому Машовцы очень помогали (оказалось, не в коня корм), и московский гость с Кубани известный писатель Виктор Лихоносов. По поводу тогдашнего весёлого застолья составили стишок, который был чуть позже получен всеми его участниками:
Не Волга то выходит
Из вечный берегов,
В Москву с победой входит
Сергей Боровиков.
Неслыханная слава,
Великая пора,
И вся Москва по праву
Кричит ему «ура»!
Кричат Эмтет Асанов,
Непьющий Машовец,
В опале быв Семанов
И Книгопродавец.
Дементьев, всё отбросив,
На тот примчался пир,
А классик Лихоносов
Надел чужой мундир.
Тут два слова в пояснение: Карелина, главу большой редакции, мы в шутку звали «Книгопродавец», с ударением почему-то на последнем слоге. И ещё, в моей коллекции имелся генеральский мундир царских времён, был он сшит гениально и замечательно сидел на любом мущине. А Лихоносов тогда замышлял роман о дореволюционной жизни, мундир ему ужасно понравился, так он и просидел в нём всё застолье, сверкая голубыми глазами и что-то шепча. Видимо, воображал себя министром Императорского двора бароном Фредериксом или атаманом Кубанского казачьего войска.
Как видим, от так называемого «застоя» и даже прямых гонений на нас, русских литераторов, мы не очень-то страдали. И продолжали, по мере сил каждого, исполнять свой долг.
Приходится вспомнить хрестоматийное: «одних уж нет, а те далече…» Раньше времени ушли из жизни Саша Карелин и Лёня Асанов, вот не стало и Коли. Все они оставили по себе добрую, истинно светлую память. Родные, друзья и сотоварищи вечно станут поминать их добром.
Как они того и заслужили.
Сергей Семанов
--------------------------------------------------------------------------------
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"
http://voskres.ru/articles/semanov3.htm
