Виктор ШЕСТАКОВ
Между долгом и желаниемЛучшее из лучшего –
покорить нужную армию,
не сражаясь!
Сунь-ЦзыУмеют ли русские помнить свою историю, и какая она, русская историческая память? Пока она какая-то избирательная и осторожная, можно сказать, «толерантная». Стараясь излишне не раздражать оппонентов, мы топим в безвозвратных водах Леты яркие и славные страницы русской доблести. Стараемся быть корректными на полях истории, где на нашу корректность плевали и готовы были (готовы и сегодня) вонзить в спину новые и новые клинки.
Манеру толерантности нам навязали после 1917 года. Большевизация истории убивала в ней именно русскость, поскольку та мешала интернационализму. У русской истории стали пропадать герои, исчезали целые героические страницы. Короткая память нередко отличает нас и сегодня.
Не затронула общественное сознание и 160-я годовщина подавления венгерского бунта 1849 года, за которое «классики марксизма» пришпилили к нашей родине клеймо «жандарма Европы». Традиционно считалось, что «свободолюбивый венгерский народ» решил вдруг бороться за независимость и демократию, но «интриги Габсбургов и русская интервенция задушили революцию». Но что же в действительности происходило на берегах Дуная в то время?
Либерализм плюс мадьяризация всей страны?
К моменту революционной эпидемии 1848 года Австрийская империя представляла собой лоскутное государство, в котором жили немцы, чехи, румыны, хорваты, сербы, русины и другие. Но на особую роль претендовали мадъяры. В Венгерском королевстве, которое было составной частью империи, вовсю гуляло «европейское свободомыслие» от либерализма Миклоша Вешеллени и умеренности Лайоша Кошута до радикализма Шандора Петефи и Михая Танчича.
Пользуясь полученной широкой автономией и импотенцией австрийского руководства, мадьяры решили, что остальные народы теперь оказались их собственностью. Бунт начался весной 1848 года.
Правда, с мадьярским национализмом другие народы соглашаться не собирались. Против мадьяр выступил бан (правитель) Хорватии Йосип Елачич, требовавший создания Триединого (австро-венгро-хорватского) государства. В Воеводине против венгров пошли сербы, но наибольшие столкновения прошли в Трансильвании, куда в противовес населению валахов и румын были переселены агрессивные секлеры (секеи). Признавать некую федеративность края мадьяры не хотели, что привело к кровавым междоусобным схваткам.
На фоне начавшейся гражданской войны и прозвучал вопль австрийского императора о помощи России.
Хотели ль русские войны?
Мифы правят, и будут править историей. Так вышло и с мифом о «кровожадности и реакционности» Николая I. Однако, император Николай Павлович, вопреки распространенной истории о приказе седлать коней, после известия о революции в Париже не собирался воевать. Напротив он писал: «Мы должны оставаться в оборонительном, почти кордонном состоянии sur се qui vive, обращая самое бдительное внимание на собственный край, дабы все попытки дома укрощать в самом начале».
Также поступали и государственные чиновники России. Канцлер К. Носсельроде наставлял посла во Франции Н. Киселева, что Россия «желает мира и сохранения территориального порядка в Европе, установленного Парижским и Венским трактатами…, она не примет никакого участия во внутренних раздорах, которые могут возникнуть; она никоим образом не будет влиять на выбор правительства, которое народ пожелает себе выбрать».
Да и до войны ли было самой России, особенно на чужой территории? Недород хлебов 1848 года поразил Поволжье, Черноземье, Украину и Приуралье. В довершение всего на поля напала саранча. Сушь способствовала распространению пожаров, сгорели Пенза, Херсон, Орел, Саратов, Казань. Картину довершает эпидемия холеры, унесшая более полумиллиона жизней.
Бюджет 1848 года был сведен с дефицитом в 32 млн. руб. Золото и серебро в солидных количествах изымались из подвалов Петропавловской крепости для продажи за рубежом. Воевать не собирались, но печальный опыт польского бунта 1830 года заставил военное ведомство шевелиться. К границе подтянули резервы, а на юге развернули «силы быстрого реагирования» в виде «летучего корпуса» (6 полков пехоты, кавалерийская дивизия, 2 полка казаков, батальон саперов). Воевать не хотели, а пришлось…
Так отчего же, отчего же?
Венгры стали реально угрожать Вене, декларировали Габсбургов низвергнутыми, и тогда австрийский цесарь, прибывший в Варшаву к императору Николаю и генерал-фельдмарашалу Ивану Паскевичу, коленопреклоненно вымолил у русских военную помощь.
Решение это далось не сразу. Император писал Паскевичу, что «сему краю угрожает нашествие из Трансильвании с помощью поляков и всякого сброда; ежели так будет, наши войска вступят по Серет, хотя, признаюсь, мне этого очень не хочется». Николай надеялся, что австрийцы смогут контролировать ситуацию сами, что и было до весны 1849 года. До этого времени русские войска находились лишь в пределах Молдавии и Валахии.
От позиционного характера действий пришлось отказаться, когда в пределах русской границы появились мятежники, ведомые не успокоившимися польскими смутьянами Юзефом Бемом и Генрихом Дембинским. А эти хотели только одного – русской крови. Это были системные русофобы. Тот же Бем воевал с русскими со времен Наполеона, чудом скрылся из Венгрии и, приняв ислам под именем Амурат-паша, готовил турок к новой войне против России.
Итак, принятие решение о введении в соседнюю державу ограниченного контингента российских войск было обусловлено реальной угрозой стабильности в самой России. Николай, чье царствование началось с декабристского бунта, революций не терпел в принципе и был готов помочь Австрии, опираясь на, говоря по-современному, «принятую систему международных отношений» – Священный союз.
Кроме того, император оставлял за собой возможность сохранения влияния на австрийское руководство, особенно в деле помощи балканским славянам, для которых мадьяризация была страшнее австрийского гнета. Они потому добровольно становились в ряды австрийской армии и ожесточенно дрались против венгров.
Кстати, в российском обществе с пониманием отнеслись к решению о посылке войск. Даже И.С. Тургенев убедился, что «революцией управляла злая сила в лице богатых буржуа и финансистов, несчастный же народ служил игрушкой в политической борьбе».
Интервенция или миротворчество?
Задача по наведению порядка легла на плечи старого друга царя и проверенного в боях полководца Ивана Федоровича Паскевича. Он для начала добился двух принципиальных позиций – русские войска должны действовать автономно, а их база должна расположиться в Галиции. Для защиты Вены туда перебросили Сводную дивизию генерала Панютина, что стало первой железнодорожной переброской войск в истории русской армии.
А затем Паскевич со свойственной ему хозяйственностью стал готовиться к войне. Для человека, который имел опыт «малых войн» в Польше и на Кавказе, было очевидным, что даже малейшие реквизиции у населения могут стать причиной партизанской войны. Надеяться на австрийскую помощь в снабжении не приходилось. Но главным – и это подчеркивают письма Паскевича – было не желание проливать почем зря русскую и мадьярскую кровь. Полководец с полувековым опытом говорил, что с инсургентами надо решать дела «не баталиями, а маневрами». Любопытно, что именно в подобной «нерешительности» и обвиняют Паскевича его противники и завистники.
Русским противостояла регулярная армия с опытом побед – 25 батальонов пехоты, 18 полков гусар, 400 орудий и почти 150 батальонов гонведа-ополчения.
Первой боевое крещение получила дивизия Панютина. Получила и отличилась. У села Серед Брянский полк под командованием полковника Семякина смог спасти положение штыками, солдаты выбили мадьяр, а позже русские вновь спасли австрийцев у крепости Коморн.
21 июня 1849 года русские двинулись по двум направлениям: в Трансильванию пошел командир 5-го корпуса Лидерс, а армия Паскевича вошла в Галицию и развернулась по линии Иорданов-Змиград-Дукла. Мадьяры начали отступать, а русской кавалерии удалось совершить несколько лихих налетов в Шамоше и Кашау.
За две недели почти в маршевом положении русские доходят до революционного логова города Дебречин, где на русскую армию налетел смерч холеры. Описывать все нюансы эпидемии нет смысла, но сберечь армию от гибели смогли именно «тыловые» заслуги и запасливость самого Паскевича.
Не вышла у мадьяр и попытка поднять «национально-освободительную войну». По свидетельству генерал-адъютанта графа Ф.В. Ридигера, «несмотря на все ухищрения венгерского правительства вооружить народ против нас во всех местах, через которые прошел вверенный мне корпус, жители остались в своих жилищах, нимало не думая о вооружении».
Сказано-сделано!
Генерал-фельдмаршал Паскевич исповедовал именно такую позицию. Взявшись за дело, он быстро и без особых потерь выполнил задание императора.
Главнокомандующий венгров Артур Гёргей пытался выйти к Пешту, чтобы организовать его оборону. Русских ждал тяжелый бой под Вайценом, где венгры удачно использовали артиллерийские батареи. Однако вслед Гёргею двигалась конница кавказского героя Александра Засса, а Паскевич начал проводить широкомасштабные маневры, дабы измотать и заставить противника сдаться.
В очередной раз венгры были опрокинуты сводным отрядом графа Толстого и генерала Лабынцева, полковник Хрулев нанес удар арьергарду мадьяр под Лошонцом, а отряд Горчакова захватил Тисафюредскую переправу.
В Трансильвании бои шли ожесточеннее. Здесь русским противостояли поляки и секлеры. Пройдя Темешский перевал, генерал Лидерс захватил Кронштадт и одержал победу под Германштадтом, где вояки Бема не выдержали русского штыкового удара. Ожесточенный бой прошел под Шегешваром, во время которого якобы погиб Шандор Петефи.
1 августа Артур Гёргей в окрестностях селения Вилагош у города Арада сложил оружие с 30-тысячной армией при 144 орудиях. Русские отнеслись к мадьярам, как к достойным противникам. Однако австрийцы потребовали выдачи пленных. Паскевич не хотел делать этого и написал царю: «Можно ли мне отдать на виселицу всех, которые надеются на Вашу благость? За то только, что они сдались перед Вашими войсками?».
Мадьяр передали под гарантии сохранения жизни австрийцами, однако, те приговорили большинство к смертной казни, 13 генералов вошли в историю под именем Арадских мучеников. Император Николай I, желая облегчить судьбу венгров и их вождей, послал в Вену даже своего наследника и просил Франца-Иосифа отдать Гёргея ему на поруки, и тому сохранили жизнь.
По прочно установившейся в исторической литературе традиции этот поход ранее рисовался сплошь черной краской. Однако «нельзя изображать дело так, будто российская армия ворвалась в Трансильванию и под свист казачьей нагайки предала все огню и мечу», – убежден современный историк В.Н. Виноградов. По свидетельству участников похода, в селах не с венгерским, а румынским населением, в городах, населенных по преимуществу немцами, «интервентов» встречали колокольным звоном и цветами. Ведь русский солдат нес национальным меньшинствам Трансильвании гарантию против продолжения массовой резни со стороны венгров.
Операция по наведению порядка была закончена в краткий срок. Русская армия доказала свою боеспособность, блистали имена командиров Гасфорда, Панютина, Засса, полковника Баугартена, капитана Алексеева и Деконского, будущих губернатора Забайкальского края Жуковского и героя Хивинского похода генерала Веревкина. За всю кампанию русская армия потеряла в бою 708 человек, жизнь более 10 тысяч унесла холера…
Вопрос о целесообразности проведения подобной операции, вызывал и будет вызывать споры. Император тогда стоял перед долгом и желанием, понимая, как австрийцы «отблагодарят за помощь». По рассказам, Николай Павлович сказал австрийскому посланнику графу Георгу Эстерхази: «Знаете ли двух глупейших королей польских? Я вам скажу: то были Ян Собесский и я. Оба мы спасали Австрию, но признательности от нее за это не пожали».
Подобные случаи происходят и сегодня…
http://rusedin.ru/2009/11/13/mezhdu-dolgom-i-zhelaniem/
