Диакон Владимир ВасиликПравославие Самодержавие НародностьК 155-летию со дня кончины графа Сергея Семеновича УвароваФормула эта была предложена министром С.С.Уваровым в начале тридцатых годов XIX в. Но означает ли это, что ей всего сто восемьдесят лет?
Нет, конечно. Еще во второй половине II в. святитель Мелитон Сардский писал императору Антонину Пию: «Наше любомудрие расцвело сначала среди варваров, затем оно достигло пышного цветения у твоих народов во время великого царствования твоего предка Августа и стало счастливым благом для твоего царства. Ибо с тех пор возросла, обрела величие и засияла мощь римлян. Ты сделался желанным преемником этого и пребудешь им вместе с сыном, храня любомудрие, возросшее вместе с империей и получившее начало с царствованием Августа; предки твои чтили это любомудрие, как и прочие религии. Великим доказательством того, что на благо прекрасно начавшегося царства вместе с ним расцвело и наше учение, служит следующее: от правления Августа не произошло ничего дурного, наоборот, все было блестящим и славным".
Вот как рассматривает этот текст наш замечательный богослов А.И Сидоров:
«Постановка проблемы "Церковь и государство" отнюдь не была новой, ибо уже Сам Господь и св. Апостол Павел указали кратко на решение ее. Для них само собой разумелось, что "государство, чтобы избегнуть бесполезной борьбы с Церковью, должно в своих распоряжениях о временной пользе человека иметь в виду вечное его спасение и конечную цель его бытия, должно руководствоваться законом высшей правды и истины". В принципе и св. Мелитон руководствуется такой основополагающей мыслью "христианской политологии", но одновременно и стремится развить его дальше, ясно высказывая мысль о теснейшей связи судеб Римской империи с Церковью. В этой мысли подспудно предполагается, что данная связь имеет своим истоком Промысл Божий, благодаря Которому pax Romana послужил своего рода "приуготовлением" Евангельской проповеди, а та, в свою очередь, обеспечила благоденствие Римской империи. В некоторой степени "предтечей" этой идеи св. Мелитона являлось одно высказывание св. Иустина Философа, который видел в римской армии, разрушившей Иерусалим, орудие Божиего Промысла, наказавшего иудеев, отвергнувших Мессию и не принявших Новый Завет. Позднее данную мысль св. Мелитона развил в целое "богословие истории" Евсевий Кесарийский. Поэтому, по словам С. Котляревского, "обращенная к М[арку] Аврелию апология Мелитона уже предвидит союз империи с христианской Церковью, исторические судьбы коих связаны настолько крепко, что временные недоразумения не могут их разъединить. Мелитон как бы проводит реформу Константина"[1].
Позднее, в IX в. поэтесса инокиня Кассия в стихире на навечерие Рождества чеканно сформулирует концепцию св. Мелитона Сардского:
«Когда Август над землею воцарился,
Многовластье человеков прекратилось,
Когда Ты вочеловечился от Чистой,
Многобожие кумиров упразднилось.
Под единственным царством всемирным
Города пребывали,
Божества же державу едину
Все народы познали.
Повелением кесаря
Надписалась вселенная,
Божества ныне именем
Все записаны верные,
Твоим, вочеловечившегося
Христа Бога нашего,
Велика Твоя милость, Господи,
Слава Тебе.»[2]
Она проводит четкую историософскую параллель между созданием империи и явлением Церкви: крушением полиса, возникшего в недрах политеистической религии и гибелью многобожия, относительно всемирным царством Кесаря и абсолютно всемирным, вечным царствием Христа, переписью населения при Августе и принятие спасительного Имени Христова спасающимися.
Имперской идее и образу императора посвящена большая литература[3], однако в области исследования церковных богослужебных текстов существует значимый пробел. Недостаток исследований гимнографических текстов в данном аспекте тем более огорчителен, что они дают многое для освещения восприятия византийцами империи, императорской власти и самого императора.
Для примера приведем тропарь Воздвижения Креста[4]:
Спаси, Господи, народ Твой
и благослови достояние Твое,
победы царям
на варваров даруя,
и Твое сохраняя
крестом Твоим общество[5].[6]
В этом гимне, прежде всего, отражается вера в победительную силу Креста, как основу не только царских побед, но и самой самодержавной власти. Вторая идея этого тропаря - Крест как хранитель империи, защитник цивилизации от варварства, отождествляемого с язычеством и неверием. Следующая мысль, содержащаяся в этом гимне - представление об империи, как об обществе христианском по преимуществу, достоянии или собственности Христа, Его «политии», в которой в идеале действуют Его законы[7]. Далее, значимо то, что Империя является «политией», то есть идеальным государством по определению Аристотеля[8]. В ней действуют (или должны действовать идеальные законы Христа и Его Церкви.
Сходные идеи несет кондак Воздвижения Креста, написанный в самом начале седьмого века:
Вознесшийся на крест волею,
тезоименитому Твоему новому обществу
щедроты Твои даруй,
Христе Боже,
возвесели силою Твоею
верных царей наших
победы даруя им на врагов
в союзе имеющим твое
оружие мира, непобедимое победное знамение[9].
В этой строфе присутствует образ Креста как победного знамения[10] и одновременно - «оружия мира». В нем своеобразно выражается идея имперского миролюбия[11] - война ведется для мира, что выражается в амбивалентном образе Креста. Важным является и осознание христианского государства, как «нового» общества, «новой политии». Византийский консерватизм давно стал общим местом в научной литературе[12], однако, зачастую исследователи недооценивают того эсхатологического пафоса и любви к божественной новизне, которое принесло христианство. «Се творю все новое» (Откр. 22, ). Эта максима Апокалипсиса временами остро переживалась византийцами, которые осознавали себя «новым народом Бога»[13], что отражалось в том числе и в гимнографии, казалось бы, достаточно консервативном жанре[14]. Соответственно - христианская империя - общество нового типа, не только идеальная политии, но в чем-то - прообраз нового неба и новой земли, которые явятся после Второго пришествия[15]. Следует отметить, что «имперский хилиазм» - восприятие Ромейской империи, как некоего тысячелетнего царства Христова на земле не был чужд для гимнографических памятников.
Так, в «кондаке на освящение св. Софии» встречаются следующие восторженные строки:
Как царящий державой над всеми * во свой жребий явился Создатель
Как Владыку своего Его мы приняли,
и ему ведь храм в обитание * приуготовляется.
И недостойно * ведь для Владыки
В вертепе жалчайшем * быть сокрытому[16].
Здесь подспудно присутствует антитеза между неприятием Христа иудеями и Его принятием христианской империей, поскольку текст отчасти построен на скрытая цитата из евангелия от Иоанна: «Во своя пришел и свои не приняли Его» (Иоан. 1, 12).
Автор убежден, что таинство спасения достигло своего свершения в создании христианской Империи, соединившей в себе Царство и Священство, и упоен ее созерцанием. Для него - император - новый Веселиил, созидатель новой божественной скинии
Для него империя и ее главный храм, и средство всемирной, апостольской проповеди, и, одновременно ее цель и свершение, ее предел:
Велий Божий дом есть сей * и благоразмерный , скажем и мы единодушно с Писанием,
Не одним лишь народа * собраньем, как древле он славится,
но во пределах * всея вселенной
препрославлен является * и досточестен.
Ведь к нему же стекаются * самовластно, не каким-то насильем,
но от всякого языка под небесами сущего, * сего ради и неверные * исповедуют с дерзновеньем,
что воистину там обитает Бог,
всех Жизнь и Воскресение.
Однако, далеко не все гимнографические тексты, связанные с темой империи, столь эсхатологически оптимистичны. Зачастую идеи империи и имперского патриотизма в византийской гимнографии связаны с представлениями о страдании и мученичестве.
Приведем в качестве примера стихиры из службы Аморийским мученикам, находящуюся в Синайской Триоди №734 (Х в., F.11-F.18):
Показал Ты поборников
народа Твоего, Христе всесильне
твердую веру
в Тебя сохранившись,
твердою волей
смерть за Тебя
воспринявших радостно,
в узах же пребывавших
за Тебя в многолетних,
и не отрекшихся
от Живого Господа,
сопричти же их
к ликам святых
и душам всех праведных[17].
Явились отчизны
и рода всякого основания,
жизнь же дольнюю
презрев как временную,
очистили души
крови потоками,
и ударам мечей,
и узам они приобщились,
и к вышнему миру
преставились, радуясь...
Cм. также первый тропарь второй песни канона.
Рима рождения, стада священного овцы твоего,
Варварам свирепым, исповедуя Тебя,
воспротивились, и ими убитые
наследуют жизнь[18].
(Продолжение следует)