Из записных книжекПо книге Г. В. Свиридова «Музыка как судьба»
* * *
Чем ни глубже духовно музыка, тем менее она распространяется в мире, чем она сокровеннее, тем более узок круг людей, воспринимающих это сокровенное. И наоборот: чем ни поверхностней музыка касается предмета внутреннего созерцания, тем легче ее распространение. Большой соблазн для художника заключен в этом поверхностном касании.
* * *
Технический прогресс — это еще не прогресс человечества, путать эти понятия нельзя и, я бы сказал, вредно.
* * *
…Наша духовная хоровая музыка — некогда гордость и самобытность нашего духовного сознания, объявлена уже десятки лет вне закона, оскорбляется и истребляется повсеместно. Исполнить духовную музыку иногда можно, но, фактически, нежелательно (и это все понимают). Духовная же музыка католиков объявлена высшей ценностью (даже когда подобные произведения не являются особо интересными), хранятся, исполняются и у нас. Музыка Русского православия истребляется, унижается, третируется в последнее время. Подобно тому, как церковная роспись католических храмов объявлена бесценным сокровищем, а Русская иконопись почти полностью уничтожена и продолжает уничтожаться.
* * *
То, что в природе кажется простым, часто оказывается вообще недоступным человеческому пониманию.
* * *
Что мне дорого в поэзии? — высокое, благородное движение души.
* * *
Мусоргский считается новатором, а Рахманинов — консерватором, но музыкальная среда при их жизни боролась и с тем, и с другим. Потому, что борются не с новатором или консерватором, а борются с самой сущностью искусства, с его духом, в данных случаях с христианством и православием.
* * *
В чем были виноваты Н. А. Клюев, Павел Васильев, Б. Корнилов, Н. Рубцов, А. Прасолов и многие еще, погибшие в расцвете лет? Двадцатые годы и начало тридцатых были годами интенсивного разрушения Русской культуры. В России было 80 000 церквей и монастырей. Где ценности их наполнявшие, куда они исчезли? Куда исчезли попы и монахи как класс? Само слово русский не существовало. О музыке: аутодафе во дворе Московской консерватории». Цитата из журнала «За пролетарскую культуру» о Рахманинове, о Прокофьеве — «фашисты» и т.д.» Подобного рода точка зрения на «русскость» и «русское» в принципе не нова. Она уже имела место в двадцатые-тридцатые годы и предшествовала весьма трагическим событиям.
* * *
Часто я вспоминаю свою Родину — Курский песенный край. Россия была богата песней, Курские края — особенно. До пятидесятых годов (как я знаю) хранились в памяти народных певиц и певцов, передаваемые изустно, из поколения в поколение дивные, старинные напевы. Как они прекрасны, как они оригинальны, своеобычны, какая радость - слушать их. Один из музыкальных ладов, на котором построена моя кантата «Курские песни», говорит о глубокой древности своего происхождения. Этому ладу, я думаю, сотни лет. Теперь уже так не поют. Жизнь — неумолима! Радио и особенно телевидение вытесняют эту музыку. Будет жаль, если она совсем исчезнет.
21/ХI- 81 г ., заметка для Курского сборника
О «Всенощной» С. Рахманинова
В самом деле, демоническое «богоборчество» Скрябинского «Прометея», парижское «язычество» Стравинского с его культом человеческих жертвоприношений («Весна Священная»), балетное дикарство («Скифская сюита») Прокофьева - все это было ново, ярко, красочно, пикантно, так будоражило сознанием «избранности», щекотало нервы проповедью абсолютной свободы человеческой личности: свободы от социальных обязанностей, свободы от религии, от долга, свободы от совести...
Всему этому буйству оркестровых красок, звуковой фантазии, разрушению гармонии и лада, пряности балетных пантомим, отказу от «нудной» христианской морали, Рахманинов противопоставил свою «Всенощную», написанную всего лишь для хора, без сопровождения: строгие старинные напевы и стройную классическую гармонию, храмовую музыку, уходящую своими корнями в глубины эллинской культуры, обретшей новую жизнь в горячо любимой им России, судьба которой его так тревожила.
* * *
Существует искусство — как голос души, как исповедь души. Такова была русская традиция. В XIX-м веке, а может быть и раньше, из Европы пришла (и особенно распространилась) идея искусства — как развлечения для богатых, для сытых, искусства - как индустрии, искусства — как коммерции. Искусство — как удовольствие, как комфорт. Искусство — принадлежность комфорта.
* * *
Все это — пустоватое жонглирование словами или звуками, какое-то устарелое стремление поразить «оригинальностью», которое уже давным-давно неспособно поразить никого кроме тех, кто специально желает быть пораженным (кроме «заведомых простаков»).
Все это, повторяю, уводит искусство в сторону от чего-то важного, значительного в жизни, серьезного, глубоко касающегося всех нас, сокровенного, скрытого от глаз, что лишь подлинному художнику дано обнаружить и явить людям в слове ли, в звуках, красках или мраморе. Это лишь — единственное, думается мне, и является настоящим искусством, которое останется во времени или выразит сокровенную сущность наших дней.
* * *
Оперный стиль французского театра несколько пестроват и не столь, м. б., целен. Иное дело — Русская опера. Это — монолит. Без всякого преувеличения мы можем сказать, что здесь Россия сказала одно из своих самых заветных, сокровенных слов в мировой культуре, в жизни мирового духа. Рахманинов — наследник культуры Русской оперы, наследник «Китежа» и продолжатель этой линии [в Русском искусстве], самой глубокой и значительной в русском музыкальном искусстве. Русская опера XIX-го века — это горная гряда, горный кряж, великие вершины которого и по сей день остаются недоступными, а отходя в даль времени от нас, делаются все более и более недосягаемыми. «Иван Сусанин», «Князь Игорь», «Борис», «Хованщина» и «Китеж» — этот ряд принадлежит к величайшим созданиям мирового искусства, я бы сказал, мирового духа. Тут же, рядом с этим грандиозным и глубоко самобытным эпосом, стоят изумительные образцы романтической оперы: «Русалка», «Евгений Онегин», «Пиковая Дама», «Черевички», «Царская Невеста», «Золотой Петушок», «Ночь перед Рождеством», «Сорочинская ярмарка», лирико-драматической (как «Пиковая Дама» или «Онегин»), сказочной, комической, исторической... Что за богатство, что за красота и разнообразие!
Это — миф о России, возвышенный, величественный и трагический миф. Вот против чего ведется война. Вот что оплевывается, замалчивается, пачкается. Россия предстает в этом мифе как народ, одержимый великой и благороднейшей идеей братства и вселенской любви, верности и самопожертвования. Вот против чего ведется борьба, вот что ненавидят эти духовно злобные, хорошо обученные творческие скопцы. Не надо быть специально культурным человеком, чтобы понять разницу между «Борисом Годуновым», «Хованщиной» и «Игроком» или «Катериной Измайловой». В конце концов: «Там, где для понимания произведения искусства требуется специальное образование, там кончается искусство». Так сказал один талантливый «левый» критик предреволюционных лет (Н. Пунин).
* * *
Сумеет ли Р[оссия] сохраниться в искусстве? Похоже, что нет. Разрушение национального идет полным ходом. Утрачена главная идея, объединяющая людей в нацию, да и самому этому понятию... Тайной верой в своего Бога обладают лишь законодатели, вершители судеб, а масса — обезличена.
* * *
Великому национальному поэту совершенно не нужна мировая слава. Она — пустой звук. (1989)
* * *
И не нужно все валить на Сталина. Чудовищный, поистине библейский террор начался до его воцарения. И до него действовали библейские палачи, получившие целую, и притом великую, страну на поток и разграбление. Этот поток и разграбление продолжаются и до сего дня. (1991).
*На обороте титула есть надпись, которую не могу с гордостью не привести здесь: «Станиславу Минакову, чьи стихи были памятны великому автору этой книги. С. Субботин. Москва, 22 марта 2003 г .»
Георгий Васильевич Свиридов
http://voskres.ru/literature/prose/sviridov.htm
