Сергей Смирнов«Исторической преемницей падшей Византии является Москва – третий Рим»Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания
Ниже мы помещаем рецензию (в сокращении) известного богослова, церковного историка, профессора Московской Духовной академии Сергея Ивановича Смирнова (8.09.1870–4.07.1916) (См.: Смирнов С. И. [Рец. на:] Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания: Историко-литературное исследование. Киев, 1901 // Богословский вестник 1902. Т. 2. № 7/8. С. 616-040 (3-я пагин.))
+ + +
Публикацию, специально для Русской Народной Линии, подготовил профессор А.Д. Каплин.
Название, нумерация сносок – составителя. Постраничные сноски помещены в Примечания в конце текста. + + +
[Рец. на:] Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания: Историко-литературное исследование. Киев, 1901 г. Старец Филофей не принадлежит к числу крупных писателей древней Руси. Его имя никак нельзя поставить рядом с именами знаменитых современников его – Иосифа Волоколамского, Нила Сорского, митрополита Даниила, Максима Грека, митрополита Макария. Но у старца Филофея, как писателя, есть одна черта, одно литературное достоинство, которым он не уступает ни одному из перечисленных лиц, а некоторых из них даже и превосходит: наш старец, если можно сказать так, в высшей степени выразительный писатель.
Всех посланий Филофея, включая и только приписываемые ему, насчитывается десяток, эти послания очень не велики по размеру, – но они освещают целую эпоху; в них затрагивается ряд крупных вопросов, волновавших русских людей первой половины 16-го века; в них нашли себе выражение идеи русской церковно-политической философии того времени и притом формулированы они с ясностью, немногословной выразительностью и полнотою, решительно редкими для древнерусского писателя, – а это обстоятельство свидетельствует об острой мысли, сумевшей охватить современное умственное настроение, о широкой начитанности и умелом пере писателя старца.
Вот почему, не будучи крупным писателем, инок Филофей дает достаточно материала для обширной монографии профессора Малинина (8 стр. предисловия и оглавления + 768 стр. текста + 105 стр. примечаний счетом 2784 + 144 стр. разных приложений). Но главная причина такой обширности разбираемого труда – широта его задачи.
В заключение своего исследования профессор Малинин определяет её такими словами: «Наша задача была понять и объяснить личность старца Елеазарова монастыря Филофея и его литературную деятельность. Нам хотелось ввести его в живую историческую обстановку и в связи с ней и в зависимости от неё выяснить, как определилось его мировоззрение, какие вопросы и обстоятельства времени взволновали его, стали предметом его уединенных размышлений, на какие из них он отозвался, в силу каких причин и влияний, жизненных и книжных, он решил их так, а не иначе [1].
Задача эта выполнена превосходно, и автор дает не только исчерпывающее исследование о взятом им лице, но и обстоятельный трактат по истории русской духовной литературы 15 и 16 века до Стоглавого собора.
Елеазаров монастырь
I отдел исследования содержит историю Трехсвятительского Елеазарова монастыря, в котором жил и подвизался старец Филофей, с самого его основания в пол. 15 в., т. е. содержит анализ жития преподобного основателя его Евфросина Псковского (в миру Елеазара). Устав, данный монастырю преп. Евфросином, был очень строг, и дисциплина в нем поддерживалась долгое время после смерти подвижника. Значит, школа иночествования, которую прошел Филофей, была школою сурового аскетизма: она вырабатывала закал воли, стойкость в усвоенных понятиях и правилах жизни и готовность открыто выступит со своим мнением и защитит его [2].
Биографические сведения о Филофее крайне скудны, так как не имеется (да едва ли и существовало) его житие. Одно стороннее указание заставляет предполагать, что Филофей был игуменом Елеазарова монастыря ранее 1547 г.; этому не противоречат и данные его собственных посланий, хотя в надписаниях их он называется просто «старец». Из посланий с несомненностью узнаем, что Филофей жил и писал в княжении Василия Ивановича (1505–1533), с вероятностью, что он жил в начале государствования Ивана IV и что родился около времени взятия Константинополя. Послания дают материал и для суждения о школе и самообразовании типичного русского начетчика – Филофея.
II отдел посвящен библиографии сочинений Филофея. Со времени открытия имени этого автора в 1846 г. до последнего времени было известно всего четыре его послания: к дьяку Мунехину по случаю морового поветрия во Пскове, к нему же против звездочетцев и латинян, к великому князю Василию Ивановичу и к царю Ивану Грозному. Профессор Малинин отчасти открывает неизвестный доселе новые послания Филофея, отчасти устанавливает его авторство относительно известных в науке памятников этого рода.
Так получаем еще шесть посланий Филофея:
а) во Псков в беде сущим и утешительное послание к опальному вельможе;
b) к Мунехину о покорении разума Откровению,
с) к вельможе, в мире живущему,
d) в царствующий град (отрывок),
е) утешительное послание вельможе, обычно приписываемое протопопу Сильвестру, современнику Грозного,
j) послание о злых днях и часах к Иоанну Акиндеевичу.
Старцу же Филофею исследователь по веским соображениям приписывает переделки двух известных ранее его же посланий – к Мунехину по случаю морового поветрия и к великому князю Василию.
Таким образом, благодаря разбираемому труду литературное наследство после Филофея увеличивается более чем вдвое.
Обзор литературной деятельности (отдел III) начинается открытой исследователем биографической заметкой о Филофее, сопровождающей одно его послание, – заметкой, важной и для библиографии сочинений старца и для характеристики его как литературного типа.
Вот эта небольшая заметка в целом виде:
«сего преподобного старца моляху псковстии неции христолюбцы, дабы к государю писашем молил о них, понеже той старец неисходен бе из монастыря и добродетельного его ради жития и премудрости словес знаем бе великому князю и вельможам. Он же в сем послании аще и отречеся молити государя о их скорбех, смиряя себе, яко не имею дерзновения. Но последи много показа дерзновение к государю и моления о людех, такоже и боляром и наместником псковским и обличи их о многой неправде и насиловании, не убояся смерти. Великий же князь и вельможи его, ведуще его дерзость и безпопечение о сем веце, не смеша ничтоже ему зла сотворити» [3].
Отсюда мы видим, что не все послания Филофея дошли до нас, по крайней мере, – известны теперь: его обличительных посланий боярам и наместникам псковским мы не знаем пока. Далее отсюда видно, к какому типу принадлежал наш писатель – старец: это выдающийся подвижник и в тоже время мыслящий и отзывчивый человек, которого ум и сердце одинаково открыты для молитвы и высоких религиозных помыслов, как и для созерцания судьбы родины, для понимания невзгод родного быть может города, для оценки и посильного решения вопросов, тревожных для его современников [4].
Чтобы выяснить этот тип древнерусского инока, – это превращение „безысходного“ инока уединенной кельи в мощную общественную силу, автор выясняет исторические условия, породившие такое явление и останавливается на примерах великих русских подвижников: преподобных Феодосия Печерского, Авраамия Смоленского, Сергия Радонежского, Кирилла Белозерского, Савватия и Зосимы Соловецких, Пафнутия Боровского, Иосифа Волоколамского и Нила Сорского, потом приводит примеры из жизни Елеазарова монастыря, которые оправдывали бы и поощряли писательскую деятельность Филофея – это: преподобного Евфросина с его спором об аллилуйя и игумена Памфила с его посланием во Псков по поводу обычаев купальской ночи.
Характеризуя литературную деятельность Филофея (отдел IV), проф. Малинин отмечает, что он не был писателем по личному почину и призванию и только при наличности благоприятных обстоятельств нашли себе выражение в его произведениях особый склад его мысли, его способность и готовность отзываться на запросы времени. Но это явление, оказывается, обычное в древней Руси. Такова же литературная история более крупных дарований того времени. И объяснение этого исследователь видит в характере древнерусской письменности и особенностях времени.
Поэтому он подвергает подробному анализу нашу древнюю книжность или начетчество. Филофей был также книжник или начетчик и совершенно некритично относился к своим источникам. Его «мировоззрение не отличается разносторонностью, но в нем нельзя отрицать глубины и тем более определенности. Это своего рода религиозно-философская система» [5], в основу которой положена идея провиденциализма. По этому случаю, исследователь воспроизводит библейское учение о промысле Божием.
В отношении идеи провиденциализма послания Филофея делит наш автор (отдел V) на три группы: в одних раскрывается проявление Промысла Божия в судьбе отдельных лиц, в других – промышление о судьбе целых народов, в третьих говорится о Промысле Божием как относительно отдельных лиц, так и целых народов.
К первой группе относятся три послания: к дьяку Мунехину по случаю морового поветрия, послание во Псков в беде сущим и утешительное послание к вельможе, доселе приписываемое Сильвестру. Первое известно теперь в двух редакциях, из которых и вторая, предполагается, принадлежит Филофею. Писано в 1521–1522 гг. Второе послание псковичам, утесняемым наместниками великого князя московского, поставленными после падения вольности Пскова, относится к 1510 или началу 1511 года.
Исследователь подробно излагает основания, по которым послание к вельможе, приписываемое до сих пор Сильвестру, не может ему принадлежать, и главным таким основанием выставляет то, что послание это совершенно несамостоятельное – в нем буквально повторяется текст послания Филофея в Псков. Переделку эту опять-таки исследователь приписывает самому Филофею, хотя время написания не определяет за неимением данных.
Рассматривая содержание посланий, автор исследует воззрения старца-писателя и его доказательство, а для этого указывает источники, которыми он пользовался, и связь его воззрений с воззрениями ближайших предшественников и современников и таким образом выясняет отношение Филофея, как мыслителя и писателя, к своей эпохе и к современной ему письменности.
Литературными источниками Филофея служили переводные компиляции как библейской, так и святоотеческой письменности; Филофей пользуется ими дословно и наш исследователь старается напасть на следы подобных компиляций, справедливо полагая, «что такой прием объяснения памятников древнерусской письменности имеет то преимущество, что предотвращает ложное представление о степени знакомства древнерусских писателей с собраниями творений святых отцов и о распространенности таких собраний в древнерусской письменности» [6].
Руководясь таким приемом, проф. Малинин удачно отыскивает источники, из которых черпал старец Филофей не только мысли, но и выражения, тщательно сопоставляет тексты, пользуясь не только изданными пам’ятниками, но и рукописями.
Мы не будем останавливаться на этой дробной и специальной работе; отметим только общую мысль всей группы посланий, писанных по поводу разных бедствий.
Эта мысль следующая. Так как Промысел Божий благ и потому не может быть источником или причиной зла и страданий, то очевидно этот источник в самом человеке, в его грехе. Бедствие в руках Промысла средство к вразумлению и спасению человека и к заглаждению греха. А потому человеку ничего не остается, как благодарно и терпеливо относиться к посылаемому испытанию и чрез покаяние искать примирения с Богом [7].
Вторую группу (отдел VI) составляют послания: к Мунехину о покорении разума Откровению, к вельможе в мире живущему, к Мунехину против звездочетцев и латинян и к некоему Ивану Акиндеевичу (дословное повторение предыдущего). Время появления первого послания определяется предположительно между 1521–1524 гг., третьего 1524, относительно остальных неизвестно.
В этих посланиях говорится о Промысле Божием относительно частных лиц и целых народов. В первом «Филофей старается твердо установить вывод, что в видимом мире все пребывает так, как создано Творцом, покорное Божией воле или Божиим судам и путям, которых ни понять, ни изменить никто и ничто не может... Нужно смиренно преклоняться пред неисповедимым Божественным промыслом и довольствоваться тем откровением тайн Божиих, которое находит православный человек в Слове Божием» [8].
В остальных посланиях вопрос о Промысле затрагивается по связи с звездочетством или астрологией, знакомство с которыми было распространено в русском обществе сначала жидовствующими, потом выходцами с запада вроде Николая Немчина, придворного доктора великого князя Василия, – против которого писал Максим Грек.
Послание к вельможе, не вдаваясь в разбор астрологии, ограничивается лишь заявлением о гибельности астрологии для христианина и о несоответствии ее учении церкви. Послание к Мунехину представляет попытку возможно полного разбора воззрений звездочетцев. При его разборе исследователь подробно останавливается на астрологическом движении среди русского книжного общества 15 и 16 вв. и дает прекрасный историко-литературный комментарий к посланию.
Оценка общих основ астрологического учения и предсказание тогдашних астрологов о применении всем городам и странам вселенной посредством потопа приводят Филофея к рассмотрению исторических судеб народов. Сообразно со своим общим воззрением о бедствиях народов старец-писатель видел какой-нибудь исторический грех.
Падение Византии, не так давно случившееся, имело такую причину: «греческое царство разорися и не созиждется, сея вся случися грех ради наших. Понеже они предаша греческую православную веру в латинство».
Филофей характеризует латинство несколькими чертами, и это дает основание исследователю остановиться на отношении древнерусских людей к латинству и на противолатинской полемике.
Исторической преемницей падшей Византии является Москва – третий Рим.
Эта теория особенно выразительно заявляется в третьей группе посланий (отдел VII): к великому князю Василию Ивановичу, к царю и великому князю Ивану Васильевичу [9]. В послании или посланиях (ибо известно две редакции) к великому князю Василию Филофей ведет речь об устранении некоторых церковных недостатков – вдовства епархий, неправильного крестного знамения, содомии, нарушения имущественных прав церкви. Написано оно по соображениям в 1510–1511 г.г. Послание к царю и великому князю Ивану Васильевичу написано не к Ивану III, как думают некоторые исследователи, а к Ивану IV, вероятно в пору его малолетства, и сходно по содержанию с предыдущим.
Сущность этих посланий состоит в выражении и формулировании мирового призвания, которое указано русской Церкви, Русскому государству и их главе. Впервые идею эту автор высказывает в послании к Василию III, в сжатом виде повторяет в послании к Менухину, особенно же выразительно излагает в послании Грозному.
Такой полной и величественной теории исторического призвания Руси никто не создавал из писателей XV и XVI вв.
Но теория эта не произведение одного лица. Для ее создания необходимы были благоприятные исторические обстоятельства, а прежде того была необходима школа мысли, преемственность идей, под влиянием которых сами события времени подвергаются известному толкованию. Её создали такие события, как Флорентийская уния и падение Константинополя, но несомненно существовали выработанные понятия, подготовившие русских людей к известному выводу из этих событий. И вот исследователь останавливается на этих понятиях, давая едва ли не самый обстоятельный в нашей литературе очерк литературной истории теории о преемстве Руси Византии и о Москве – третьем Риме.
В основе этой теории лежит идея богоизбранности народов и преемства царств. Обе идеи суть частные идеи провиденциализма. Обе они ветхозаветные.
Идея богоизбранности народов лежит в основе истории еврейского народа, идея преемства царств раскрыта в книге пророка Даниила, особенно в истолковании им сна Навуходоносора и в его видении четырех зверей. Сон царя и видение пророка одинаково показывали последовательную смену четырех царств, но из них у Даниила по имени названо одно – вавилонское. Неизвестность трех последних повела к попыткам объяснения видений при свете последующих исторических событий. В видениях была еще одна важная сторона – их мировой и эсхатологический характер и из толкований Даниила ясно, что своей последовательной сменой четыре царства обнимают судьбу всего человечества и до конца существования мира.
Толкования начали появляться у иудеев и оказали свое влияние на христианских писателей первых веков. Наиболее древнее толкование принадлежит святому Ипполиту, ранее известное на славянском языке. Сходясь с иудейскими толкователями, Ипполит разумеет под членами истукана и четырьмя зверями последовательную смену четырех мировых монархий: вавилонской, мидо – персидской, еллино – македонской и римской. В толковании же камня, оторвавшегося от горы, и в явлении Ветхого деньми и Сына человеческого он видит конечные судьбы вселенной, имеющие наступить с пришествием антихриста и вторым пришествием Христовым. Ипполит выражает мнение, что из римского царства, в его время языческого, выйдет антихрист и наиболее вероятное имя его Harelvog.
Но возникновение христианства в недрах Римской империи, быстрое его распространение здесь, наконец, объявление христианства господствующей в нем религией изменили взгляд на Римскую империю, – она стала царством богоизбранным. Она являлась последним христианским царством на земле, а Рим – вечным городом. Появляются статьи, рассуждающие о последнем времени и о вечности Римского царства. Падение западной Римской империи влияет на литературную обработку идеи вечной Римской империи, обособляя обработки западные от восточно-византийских.
(Окончание следует)
