Михаил К.
|
|
« : 20 Сентября 2007, 15:39:43 » |
|
Уже почти месяц, как прочитал книгу Г.Дрожжина "Асы и пропаганда. Мифы подводной войны" (легко можно найти в интернете (равно как и критику)), но до сих пор в памяти всплывает один эпизод из времён ВОВ, приведенный автором. Теперь хочу поделиться этим материалом с посетителями форума. К сожалению, мой электронный источник текста явно плод распознавания текста печатного, так что оЧЕПятки довольны часты, простите. Весь текст далее - цитата из упомянутой книги.
Подводное братство. He прошло еще и з-х недель с начала Великой Отечественной войны, а советская подводная лодка "C-ii" ( капитан-лейтенант А.М. Середа) уже несла боевую службу у главной базы подводников "Кригсмарине" - районе Данцига. Как уже было сказано, "C-ii" вышла в атаку на конвой (германский военный транспорт "КТ-и" водоизмещением 5000 тонн, идущий в охране нескольких кораблей экскорта) и потопила его. Несмотря на настойчивое противолодочное преследование противника, лодка успешно оторвалась от кораблей ПЛО и продолжила боевое патрулирование. Во время этого патрулирования неоднократно подвергалась атакам надводных кораблей и самолетов противника, но каждый раз успешно отрывалась от них. При возвращении в базу (Таллинн) у островов Даго и Эзель лодка встретилась со своими кораблями сопровождения и благополучно дошла почти до условленного рубежа. Однако корабли охранения, не дойдя до условленной точки, пропустили лодку вперед и повернули на обратный курс для встречи с другой ПЛ. "C-ii" самостоятельно вошла в пролив и подорвалась на немецкой магнитной мине на глазах у кораблей сопровождения. Запись в журнале боевых действий одного из кораблей сопровождения: "iS.oo. Подводная лодка "C-ii" затонула от взрыва. Широта..., долгота.... В бессознательном состоянии подобраны два тяжелораненых командира". Разумеется, не "командира", а офицера, но так тогда называли всех офицеров. Поставив веху на месте гибели ПЛ, корабли покинули район. А в затонувшей подводной лодке еще оставались живыми несколько человек. После того, как чудовищной силы взрыв потряс лодку и в небо взметнулся громадный столб воды, перемешанный с грунтом, через 30-40 секунд лодка ушла на дно. Оставшиеся в живых рассказали, что им показалось, что лодка высоко выскочила из воды. Палуба уходила из-под ног, лодка с большим креном стремительно провалилась вниз и ударилась о грунт. Все механизмы остановились и замолкли, погас свет. В лодке наступила мертвая тишина. В живых в 7~м отсеке лодки остались: старший краснофлотец Николай Никишин, торпедист(он же по боевому расписанию старший в отсеке), старший краснофлотец Василий Зиновьев, артиллерист, под водой нес вахту на посту управления вертикальным рулем вручную вместо заболевшего рулевого (в момент взрыва Зиновьев получил сильную травму, ударившись головой о рулевую колонку), краснофлотец Александр Мазин, электрик (в результате взрыва получил несколько ушибов), краснофлотец Василий Мареев, электрик. При свете маленького электрического фонарика "Пигмей" подводники, осмотрев отсек, убедились, что вода в прочном корпусе заполнила трюм и продолжает поступать. По переговорной трубе, связывающей отсек с центральным постом, хлещет вода. Через люк в переборке из 6-го отсека и вентиляционную магистраль тоже поступает вода. Никишин, выполняя свои обязанности старшего в отсеке, начал организовывать борьбу за живучесть. Перекрыли клапана на аварийной колонке, переговорной трубе, начали заделывать пробоины аварийным материалом: клиньями, одеялами, простынями и т.д. Однако вода продолжала поступать. Для предотвращения поступления воды был выход: воздух сжатого давления в баллонах ВВД. Но Никишин думал о других, о том, что, вполне возможно, в других отсеках тоже кто-то жив и, возможно, воздух понадобится для продувания балласта при попытке всплыть. Попытки методом перестукивания установить связь с другими отсеками результата не дали. Однако через переговорную трубу с шестым отсеком, неожиданно услышали, что там тоже есть живые люди, что в центральном посту был взрыв и там все погибли, что личный состав из 4-го и 5-го отсеков перешел в 6-ой, что в 6-ом воды по грудь, держатся пока только благодаря воздушной подушке. Думая прежде всего о своих товарищах, находящихся в более тяжелом положении, Никишин принимает решение открыть переборочный люк в шестой отсек, сравнять уровень воды и воздуха, а затем попытаться спастись всем. Убедившись в исправности индивидуальных аппаратов, наличии кислорода в баллонах, он приказал всем надеть аппараты, но пока без необходимости не включаться в аппараты. Совместными усилиями из двух отсеков пытаются открыть стальной люк, но он не поддается, т.к. взрывом деформировало корпус лодки, перекосило переборку и люк намертво заклинило. Длительные и упорные попытки открыть люк ни к чему не привели. В шестом отсеке постепенно стали замолкать все шорохи и звуки, послышались слабым голосом произнесенные прощальные слова... Так как в концевом отсеке вода уже дошла до пояса, а хранить сжатый воздух было бессмысленно, Никишин открыл клапан и дал воздух в отсек. Однако воздуха оказалось немного. Пытались через колонку аварийного продувания главного балласта облегчить корму и приподнять ее ближе к поверхности воды, но в аварийной колонке воздуха не оказалось. Глубиномер вышел из строя в момент взрыва и глубину, на которой лежала лодка, подводники не знали, но в любом случае выход через торпедопогрузочныи люк исключен: воздушная подушка сразу же исчезнет, вода мгновенно заполнит отсек, всех находящихся в отсеке либо мгновенно выбросит через люк, вместе с воздухом воздушной подушки (не исключены и смертельные травмы о корпус лодки) и тогда не выдержат столь резкого перепада давления легкие и сердце (даже в самом счастливом случае все получат тяжелую кессонную болезнь), либо все навсегда останутся в затопленном отсеке. Единственно верный путь к спасению из этой смертельной ловушки -через торпедный аппарат. Но возникает проблема: освободить хотя бы один из 2-х торпедных аппаратов от находящихся в них боевых торпедах. Торпедопогрузочное устройство оборвано со штатного места и сорвано, вручную вытащить торпеду в отсек невозможно, т.к. физические силы были уже на исходе да и прибывающая вода все меньше и меньше оставляла воздуха в отсеке, сжимая его до такой степени, что он уже начал ощущаться между пальцами рук. Принимается решение- торпеду выстрелить. Но для этого нужен сжатый воздух, чтобы вытолкнуть ее. Но где его взять? Кажется положение безвыходное, но на то они и профессионалы, чтобы найти выход. Решение найдено: перепустить сжатый воздух из запасной торпеды при помощи гибкого шланга в стрельбовый баллон. Из-за отсутствия специального ключа для открытия запирающего клапана Никишин пытается открыть клапан с помощью молотка и зубила. В результате нерасчетливого удара клапан сбивается и сжатый воздух из торпеды выходит в отсек. Давление в отсеке еще повысилось, стало еще труднее дышать. Вторая запасная торпеда уже заполнена водой. Но сжатый воздух есть еще в торпедах, находящихся в торпедных аппаратах. Решение: перепустить воздух из торпеды, расположенной в аппарате правого борта, в стрельбовый баллон левого. Общими усилиями через несколько часов кропотливой и осторожной работы воздух перепущен в стрельбовый баллон, но до необходимого давления (25 атм.) не хватает j атмосфер. Но все же принимается решение- попытаться выстрелить. И снова Никишин думает о других: в момент выстрела можно попасть в кого-то из своих. Для исключения взрыва он открыл запирающий клапан. Это обеспечивало немедленное потопление торпеды сразу по выходу из аппарата. Кроме того, выполнены необходимые действия, чтобы она не взорвалась при ударе о грунт. Открыта крышка торпедного аппарата, попытка произвести выстрел -неудача. Снова и снова нажимается рукоятка стрельбового щитка- выстрела нет. Никишин очередной раз внимательно проверяет стрельбовый щиток и ... обнаруживается неисправность. После устранения неисправности - выстрел: торпеда вышла. Прошло 5 часов после взрыва лодки, появилось "окно" к жизни, но это еще только первый этап к спасению. Много опасностей еще впереди. Для восстановления хотя бы в какой-то степени сил (болели мускулы рук и ног, тяжело дышалось, помутнело в глазах) решили немного отдохнуть, подкрепиться аварийным пайком из аварийного бачка. Затем проверили дыхательные аппараты, приготовили аварийный буек, прикрепив к нему 100 метровый буйреп с мусингами.... Никишин, обсудив с товарищами содержание, написал записку, в которой сообщил, что они сделали все, что могли, для спасения лодки и людей из шестого отсека, а теперь принимают решение выходить самим через торпедный аппарат. Написав записку в 2-х экземплярах карандашом и чернилами, положили ее в аварийный бачок и герметично задраили его. Тщательно продумав каждый дальнейший шаг, обсудив каждую деталь, решили начать выход наверх. Несмотря на август месяц, температура воды была довольно низкой. Чтобы меньше охлаждалось тело, густо намазали свои тельняшки тавотом. Постепенно открыли заднюю крышку торпедного аппарата: забортная вода хлынула в отсек. Поднявшись выше торпедных аппаратов, вода прекратила поступать в отсек: противодавление воздуха удержало ее. По общему решению первым покинул отсек Никишин, хотя он это и не хотел делать. Важно было преодолеть психологический барьер и показать пример другим, как все это делать последовательно и четко. Из всех 4~х подводников, только электрик В. Мареев не принимал участия ни в каких действиях. Психика его не выдержала: он бормотал что-то несвязное, бессмысленное, оглядывался по сторонам, по временам судорожно неестественно громко смеялся. Попрощавшись с товарищами, включившись в дыхательный аппарат, Никишин нырнул в воду и, толкая впереди себя аварийный буек с буйрепом, с большим трудом влез в торпедный аппарат (обладая ростом 190 см и широкими плечами, в дыхательном аппарате он кое-как втиснулся в торпедный аппарат). Выйдя из торпедного аппарата на другом конце его, Никишин, как положено по инструкции, оповестил товарищей, что все нормально, выпустил аварийный буек и начал подъем по буйрепу с остановками на мусингах, с паузами согласно таблице декомпрессии, как учили при отработке задач по легководолазной отработке. Страшно хотелось вынырнуть наверх, увидеть небо и вдохнуть свежий воздух, но Никишин понимал, чем это грозит. С превеликим терпением в течение примерно полутора часов шел подъем. Всплыл. Над Балтикой была звездная ночь, волнение моря 3 балла. Держась за буйреп, Никишин стал ждать товарищей. Вторым пошел Мазин. Когда он вышел из торпедного аппарата, то, как условились, дал сигнал и стал ожидать следующего. Примерно через 10 минут дал снова условный сигнал. Никто не отозвался. Тогда Мазин снова вошел в торпедный аппарат, снова вернулся в отсек. Выяснилось, что Мареев не хочет надевать дыхательный аппарат и категорически отказывается покидать отсек. Казалось, что на него находили моменты просветления и тогда друзья начинали уговаривать его покинуть отсек. Как будто бы уговорили, что он пойдет вслед за Мазиным, а Зиновьев будет вплотную идти за ним, подталкивая его. Надели на него маску дыхательного аппарата, включили в аппарат. Но как только попытались окунуть в воду и подтолкнуть к торпедному аппарату, он выплюнул загубник маски и начал захлебываться. Подняли его над водой, снова несколько раз пытались протолкнуть его в торпедный аппарат. Он упирался и не хотел ничего слушать. Прошло много времени, сдвигов никаких. Решили, что Мазин выходит, а за ним Зиновьев. Мазин снова выходит из торпедного аппарата, но не получив ответа на условленный сигнал, снова вернулся в отсек. Кислород в дыхательном аппарате был на исходе, ждать больше нельзя. Зиновьев уверенно сказал, что он выйдет вслед за Мазиным. Мазин в третий раз вышел из торпедного аппарат и начал подъем по буйрепу, но дышать ему становилось все труднее (кислород кончался). Когда Мазин понял, что теряет сознание, он последним усилием сорвал с лица маску и выпустил из рук аварийный буйреп. Его выбросило наверх, но он тут же снова скрылся под водой. Никишин, несмотря на темень, заметил его, нырнул, поймал за одежду и всплыл вместе с ним. Потом Мазин пришел в себя. Вдвоем обсудив положение, решили, что Никишин пока есть еще какие-то силы, поплывет к берегу, а Мазин останется у буйрепа ждать Зиновьева. При сильном волнении, вне видимости берега, он плыл в направлении на восток, ориентируясь по светлой стороне горизонта. Ему казалось, что плыл он бесконечно. И хотя с детства хорошо плавал и не знавал усталости, силы покидали его. К тому же, он не смог освободиться от ненужного теперь аппарата, т.к. не мог расстегнуть за спиной пряжку ремня, крепящего аппарат к спине. Делая отдых на спине, он снова и снова плыл к берегу. Наконец, к рассвету он увидел вдали тоненький ориентир - это был маяк. Это придало ему сил, и он снова поплыл. Вдруг он услышал шум мотора и увидел катер, пытался кричать, но его никто не услышал. Катер скрылся. Силы совсем покинули его. Уже у самого берега волны бросили его на противодесантное заграждение- колючую проволоку недалеко от уреза воды. Кое-как продвигаясь вдоль заграждения, он нашел, наконец, лазейку и проник сквозь колючую проволочную преграду. Выйти на берег у него уже не было сил, он потерял сознание.... Нашли его три краснофлотца, патрулировавшие вдоль берега. Краснофлотцы на руках принесли его в помещение, привели в сознание. Однако его парализовало: руки и ноги не шевелились, температура тела была 34>5- Он проплыл в море 7 с половиной часов после почти 6-и часов пребывания в отсеке лодки под чудовищным давлением. Берега он достиг у маяка Тохври на о. Даго. Было это 3 августа 1941 г. А оставшийся у буйрепа Мазин, продолжал ждать своего товарища Зиновьева, который все еще не поднимался на поверхность. Уже на рассвете, моряки с морского охотника обнаружили коченевшего от холода и ослабевшего Мазина. После того, как Никишин был подобран на берегу, на поиск оставшихся подводников вышли катера, вылетел самолет, который и навел катера. Катерники начали массировать руки и ноги Мазина, дали глотнуть спирт.... В это время был обнаружен и всплывший Зиновьев. Это было уже в 10 часов утра. С момента гибели лодки прошло 16 часов. Зиновьев все никак не хотел покидать невменяемого Мареева. Он никак не мог примириться с мыслью, что можно оставить товарища в отсеке затопленной ПЛ, пусть, если даже этот товарищ уже ни на что не реагирует и ко всему безразличен. Все признаки помешательства Мареева были налицо: он вдруг начинал что-то бессвязно бормотать, бессмысленно смеялся, глаза безумно блестели на бледном лице. Зиновьев держался из последних сил: звенело в ушах, клонило ко сну, трудно было дышать, ныла рана на рассеченном лбу... Он решил не покидать отсек до последней минуты, пока он жив. Товарища, попавшего в беду, он бросить не мог. В преданности дружбе до конца он воспитывался с детства. Хорошо он понимал, что буек на поверхности воды, рассчитанный на одного человека, троих не удержит. Это значит, что появление его на поверхности значительно усложнит и без того сложное положение его товарищей. Вот это - высочайшее чувство человеческого достоинства, преданности в дружбе и готовности отдать за товарищей жизнь подавляли в нем инстинкт самосохранения. Он принял решение навсегда остаться в отсеке ПЛ. Марееву становилось все хуже. Он то умолкал, то бился в судорогах, а потом и вовсе затих. Прощупав пульс, Зиновьев понял, что его товарищ мертв. Закрыв его лицо бескозыркой, он еще долго находился с ним в скорбном раздумье. Вдруг он услышал над головой шум работающих гребных винтов. Надев маску спасательного аппарата, он вошел в торпедный аппарат, а выйдя из него с обратной стороны, обнаружил, что буйреп лежит на дне (один из катеров случайно винтами отрезал спасательный буек). Но Зиновьев не растерялся и начал, удерживаясь за буйреп и сопротивляясь силе, выталкивающей его наверх, подниматься на поверхность с соблюдением хоть какого-то режима декомпрессии. Волей-неволей всплывать ему приходилось вниз головой, т.к. корпус тянуло вверх, а держаться за буйреп у мусингов он был вынужден обеими руками, чтобы не оторвало. Голова наливалась кровью, трудно было дышать.... Но, наконец, он дошел до конца буйрепа, отпустил его и всплыл. Катерники подняли его на борт, и катер полным ходом пошел к острову Эзель. Мазин и Зиновьев оказались в одной палате госпиталя. Там они узнали о том, что командир лодки и механик, которых доставили в госпиталь после взрыва лодки, не приходя в сознание, скончались. А Николай Никишин, как только стал восстанавливаться, ноги и руки стали двигаться, сбежал из госпиталя на острове Даго и перебрался на о. Эзель к друзьям. А потом все трое, не успев долечиться в госпитале, сбежали из него в свою родную бригаду подводных лодок и вместе с защитниками Ленинграда отстаивали его до Победы.
|