Я ждала смерть в белой рубашкеСемь лет назад, 17 марта 2004 года, в Косово и Метохии начались массовые погромы, жертвой которых стали святыни и люди, чьи предки веками жили и трудились на этой земле.
От стен идет тепло, остатки разрушенной кровли задерживают жар по углам, смешались запахи красок, известки, дерева, обгоревшей черепицы, воска и ладана. Ноги утопают в кучах мусора, который трещит под нашими шагами, и треск эхом разносится по сожженной церкви святого Николая в Приштине. Там, где находилось величайшее достояние этого храма, из мусора пробивается слабый синеватый огонь. Это догорает один из прекраснейших иконостасов православного мира. Гибнет мастерская работа Дебарской школы резьбы по дереву, пеплом – под нашими ногами – медленно становятся сотни образов, мотивов и композиций. На каменном престоле алтаря, превратившись в черное пятно, «расплавился» серебряный крест – еще один такой же хранится в Хиландаре на Афоне.
Подпрыгиваем с ноги на ногу: обувь начинает гореть; у нас за спиной остаются только стены и обесцвеченные фрески. Один слой отвалился, а из-под него появилась какая-то старая и забытая серая роспись.
– Потарапливайтесь! Что вы задерживаетесь? Вы же знаете, что я приехал сюда без разрешения, – говорит испуганный водитель машины ООН, привезший нас к храму. Его коллега, американский полицейский сил ООН, убил здесь одного албанца, когда они спасали священника Мирослава Попадича, вытаскивая его из горящего дома. На годы забытый церковными и мирскими властями, этот удивительный человек хранил и утешал свою паству; собирал в кучу около церковной стены камни, которые бросали в него и церковь. На шее он носил свисток и сигнальный рожок. Сделать это его «обязал» КФОР: чтобы он поднимал шум и таким образом защищался от нападающих. Приходской дом уже горел, а он ждал в подвале, кто успеет к нему первым – огонь или полиция.
Никогда в истории Сербской Православной Церкви не страдало больше святынь – так быстро и в таком объеме, – как в эти два дня 17–18 марта 2004 года. Этническая стихия буквально «зачистила» храмы: гибли известные фрески, на черный рынок попало большое число бесценных икон, полностью уничтожены библиотеки и дорогие книги, церковные колокола заканчивают свой век у скупщиков старого металла... Организованно в присутствии представителей международного сообщества убирались остатки ранее уничтоженных объектов. Сербы теряют и то немногое, что необходимо для их сохранения здесь. Список всего уничтоженного никогда не будет составлен, существенной части нашей жизни нанесен разорительный удар.
– Я одела белую рубашку и хорошо приготовилась к встрече смерти, – говорит о «своем 17 марта» преподавательница Митра Рельич. Она осталась единственным преподавателем выселенного Приштинского университета, живущим в своем городе. Она полностью проигнорировала совет не отвечать на телефонные звонки, чтобы не «открыть своего местоположения». Наблюдала за тем, как волна насилия приближается к ней. В нескольких сотнях метров из здания «ЈУ-програма» драматично эвакуировали жителей единственного объекта, где в основном жили сербы. Квартиры начали гореть, и здание было уничтожено. Вооруженные до зубов солдаты буквально вынесли Митру из здания и поместили в сборном центре для выселенных из Приштины, Обилича, Косова Поля…
Исчезли сербские села, цыганские и ашкалийские местечки, а городская жизнь в основном уничтожена. Хорошо организованная и направленная масса искала по городам сербские дома и квартиры и покончила с той небольшой жизнью, что сохранилась после этнической чистки 1999 года. СМИ, после лживой новости телевидения Косова о том, что погибших албанских детей в реку Ибар загнали сербы, продолжали на местах провоцировать насилие. Команда «ТВ Беса» из Призрена сняла в сожженном монастыре Святых архангелов средневековые кости, выкопанные в 50-х годах прошлого века, и сообщила, что это кости албанцев, убитых сербами в 1999 году. Все, что толпа в своем сознании связывала с сербами, она обратила в огонь и опустошила. Призренские сербы переведены на немецкую базу КФОР.
– Все время, пока меня били, мой кот был рядом со мной. Не оставлял меня. Не знаю, где он; может, ищет меня, – повторяет учительница Добрила Долашевич. Она сидит на солдатской кровати, на полотенце у нее лежит книга «Последняя любовь в Константинополе».
Каждая деталь жизни обессмыслена – тысячи мелочей бытия восточного города, местные манеры и господское достоинство. Утрачено сознание того, что и иной должен существовать. Мартовский погром сделал невозможным существование сербов в Косово и Метохии; до бессмыслицы свел их культуру и городскую жизнь; поставил на край пропасти их самый жизненно необходимый сегмент – Сербскую Православную Церковь; запечатлелся в массовом сознании как страдание немощных и беззащитных.
Самые могущественные страны международного сообщества, не выражавшие своей позиции по поводу косовской независимости до 17 марта, в этот день решили признать независимое Косово.
В Призрене сегодня осталось 18 сербов. Они больше не верят ни одной инстанции, они пережили все виды унижения, они знают, что только святыни – восстановленные церкви – начинают возвращать надежду на нормальную жизнь.
Семь лет спустя – 17 марта этого года – два молодых сербских священника (они тут со своими семьями) снова служат в Приштине. За стеной, разделяющей два мира, во дворе восстановленной церкви святого Николая в Приштине играет безмятежное священническое дитя, далекое от всякого зла.
Живоин РакочевичПеревел с сербского Иеромонах Игнатий (Шестаков)http://www.pravoslavie.ru/jurnal/45377.htm
