Папизм - злейший враг Православной Церкви

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Есть предание, что на этом месте был храм Дианы. В V веке святыня эта была переделана на христианский храм св. Андрея. Засим храм от времени разрушился и снова появляется в XII веке. Храм оказался в распоряжении регулярных каноников госпиталя св. Антония и стал носить его имя. Он был обновлен и в XVI веке украшен фресками из жизни св. Антония. В 1777 году орден каноников св. Антония был закрыт, и храм перешел к камедулкам. После взятия Рима итальянским войском монастырь и храм были обращены на светские потребности. Здание монастыря и церкви было возвращено Пию XI и церковь была переделана для нужд русских католиков и приняла православный вид. Фрески были сохранены, иконы в иконостасе писал Григорий Мальцев. В иконостасе находится икона Иверской Божией Матери. Одна из каплиц посвящена св. Терезе. Таким образом было смешано два стиля и «символически было представлено единство веры и католической церкви в разнообразии обрядов», то есть нечто противоцерковное.

Освящение церкви состоялось 30 октября 1932 года и совершено было генералом ордена марианов и титулярным епископом Олимпа Петром Бучисом. На освящении присутствовал среди известных лиц также и поляк, бывший епископ Луцкий М.Дубовский. Пий XI установил порядок пользования храмом и порядок служб. Храм принадлежит католикам славянского обряда, зависимым от комиссии «Pro Russia». Каждую пятницу совершается акафист Иисусу Сладчайшему. 17 мая должно совершаться храмовое торжество в честь св. Терезы[11].

«Russicum» и храм св. Антония находятся в ближайшем заведовании, как и все учреждения «восточного обряда», иезуитов. В «Russicume» проживает епископ А.Евреинов, «епископ для хиротоний в византийском обряде», монсиньор А.Сипягин, профессор Восточного института. Там же находится миссия иезуитов, изучающая атеистическую пропаганду большевиков и издающая на итальянском, французском, английском и испанском языках специальное издание против безбожников «Письма из Рима».

В 1937–1938 гг. правление коллегии «Russicum» состояло из трех иезуитов — ректор Филипп де Реги, эконом Виктор Новиков и духовник о. Станислав Тышкевич. Воспитанников было 24: 4 священника (2 священника светских, 1 иезуит и 1 студит), 7 студентов богословия и 13 слушателей философского отделения. Кроме того, 5 молодых схоластиков иезуитов, которые знакомились с русской литературой и историей и восточной литургией. По национальности было: 7 русских, 5словаков, 4 украинца, 4 немца, 3 француза, 2 голландца, 2 эстонца и по одному австрийцу, поляку, американцу, англичанину и итальянцу. Это будущие миссионеры для Православной Руси.

По окончании наук воспитанники «Russicuma», пока доступ в Россию закрыт, расходятся в разные стороны. И.Гельвечек поехал в Ковно к епископу Петру Бучису, Ал.Кулик — в Лиль и прочие все в «восточном обряде».

8 ноября 1938 года иезуит о. Ст.Тышкевич, профессор Восточного института и писатель — он написал, между прочим, труд «Учение о церкви», (Париж, 1931) — перешел в «восточный обряд». «Russicum» — место собраний русских католиков в Риме, где ежемесячно устраиваются доклады на религиозные, философские и исторические темы, сопровождаемые дебатами за чаем. Там бывают и православные, встречаясь с католиками. Одно время там выступали поэт Вячеслав Иванов, принявший католичество, дочь Л.Толстого Татьяна Сухотина и проч.[12].

Года три тому назад Пий XI подарил «Russicum» виллу «Ровето» на Адриатическом море, между Анконой и Пескарой. Большой дом с садом, в 200 метрах от моря, где малопосещаемый пляж, которым пользуются только семинаристы. Одна из построек переделана в церковь «восточного обряда», в чисто русском стиле во имя св. Евангелиста Иоанна. Имеется колокол, и вокруг слышен русский благовест. Службы совершаются по синодально русскому обряду и привлекают местных жителей[13].

Чтобы не было никому обидно, в январе 1929 года кладется основание семинарии для румын, а в феврале закладывается такая же коллегия в Софии для болгар.

В том же феврале 1929 года создается внутри Восточной конгрегации особая комиссия для модификации канонического права Восточной церкви. Восточная церковь не имеет того, что можно назвать Codex juris canonici. Канонические нормы рассеяны по разным источникам, так называемая Книга правил не является систематическим сборником, в ней есть противоречия, несогласованности, устаревшие и неприменяемые правила. Прекрасные комментарии Зонара, Аристина и Вольсамона не имеют по силе и ясности изложения и анализа себе равных в праве Западной церкви, но они также не приведены в систему. Кроме того, поместные церкви имеют каждая свое частное право, также не согласованное. Русская церковь имела все возможности положить начало систематическим работам в этой области, обладая такими канонистами, как профессора Павлов, Суворов, Горчаков и др., но этого не сделала. И, несмотря на все, начинание Рима в этой области достойно сожаления. Это не дело Рима и внесет только новые осложнения и в без того сложные отношения между Западной и Восточной церквами. Каждому свое, и это простирание забот о том, чего Рим не знает и не способен знать так, как это знает Восток, — не более как претензии дурного тона. Какой канонический кодекс можно создать, не пользуясь архивами и практикой Константинопольского патриархата и других восточных церквей, в частности и церкви Русской?

Председателем Комиссии был назначен престарелый кардинал Гаспари, и тем утешили старого политика, удаленного с поста статс-секретаря.

Тем не менее работа была начата, и уже 14 июля 1933 года кардинал Гаспари представил Пию XI 10 томов, заключавших в себе «источники канонического права Востока»[14]. По самой краткости времени ясно, что это не больше как видимость работы. Пий XI остался доволен, и работа продолжалась. В 1936 г. кардинал П.Гаспари умер 82 лет от роду[15]. Обязанности председателя Комиссии были возложены на секретаря Восточной конгрегации кардинала Синцеро. 7 февраля 1936 г. умер и кардинал Синцеро, и председателем кодификационной Комиссии назначен кардинал Максим Массими, родившийся в 1877 году, принимавший участие при выработке Codexa juris canonici Западной церкви под руководством кардинала Гаспари, изданного в 1918 году[16].

Усиленная деятельность в области «восточного обряда» продолжалась и в этом году. По случаю тысячелетия св. Вацлава папа обращается к епископам Чехословакии, где говорит о соединении Востока и о работе Апостолата св. Кирилла и Мефодия, которые становятся не столько «учителями славян», сколько миссионерами Рима на славянских землях.

7 марта 1929 г. кладется основание унийному обществу в Риме под именем «Pia Associasone di S. Nicola di Bari»; пользуются именем святого, так дорогим православному, а особенно русскому миру. Св. Николай так сроднился с русским духом, принял такой русский облик, что пользование его именем совершенно бесполезно. Не поверят православные, а особенно русские, чтобы св. Николай мог благословить фальшивое дело современной унии.

25 апреля папа принимает студентов Восточного института. 1 мая издает декрет об организации греко-католиков в Америке, где уния понесла такие потери и переживает сильнейший внутренний кризис. 11 мая принимает членов «Общества св. Николая в Бари». 20 мая назначает греко-католического епископа в Канаду. 27 мая устанавливает специальное отпущение грехов католикам «восточного обряда» по молитве: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй», «Господи помилуй», и за целование образов Иисуса, Матери Божией и Святого дня. 15 сентября русская коллегия в Риме отдана под покровительство св. Терезы. 21 сентября унийная инструкция для Польши, 26 сентября инструкция комиссии «Pro Russia» о принятии в католичество из Православия. 28 сентября декрет Конгрегации семинарий и университетов о преподавании предметов, касающихся Востока; 26 ноября письмо к польским епископам, где говорится, между прочим, об унии. Наконец, 23 декабря юбилейная энциклика по поводу 40-летия священства Пия XI, где также говорится о восточных христианах[17].

Папу очень тронули заявления «сыновей Востока», «которые явно и открыто засвидетельствовали о любви к церковному единству», как бы в благодарность за то, что мы, идя следами наших предшественников, непрерывно окружали народы Востока горячим расположением и любовью»[18].

Кроме этой обширной деятельности в отношении славянского и, главное, русского Востока, Пий XI занимался также и делами настоящего Востока, Востока экзотического.

Можно сказать, что в эти и последующие годы было затрачено действительно много доброй воли, энергии и средств на дело соединения с Православием против воли и желания православных. В этом трагизм этого начинания и тот невероятный беспорядок, который внес Пий XI в отношения Западной и Восточной церквей и в жизнь славянских православных церквей.

В Риме, однако, ничего не замечали. Делали вид, что не видят, как православное море не только не приближалось к Петровой скале, но далеко от нее уходило, оставив на пустынном просторе знаки новых опустошений, произведенных Римом в ограде Православной Церкви.
 
2

Пока в Риме развивали эту разнообразную деятельность по организации дела единения Востока и Запада, в Польше также не теряли времени.

В 1929 году выяснилась полная неудача новоуниатской работы. В «восточный обряд» перешло около десятка ни на что не годных православных священников, которые только осложняли дело унии. Народ вообще не переходил, а только соглашался, чтобы в его присутствии поминали «папу и епископа», и за это требовал компенсаций. Пока была кое-какая церковная земля, которую администрация отдавала униатским приходам, дело еще кое-как шло. Но без житейских благ никто папу признавать не хотел. Католическая церковь тоже на это средств не имела. Папа присылал благословения, иногда немного денег, иногда икону в униатскую церковь (так было на Троицу 1937 г. при освящении униатской церкви в Городло — папа прислал образ Матери Божией непрестанной помощи)[19].

Денег, которые давала польская казна, «не хватало даже на скромное содержание духовенства латинского обряда», — говорил на VI Пинской конференции прелат Станислав Мыстковский. И потому не много можно было отдать на потребности и расходы, связанные с устройством приходских пунктов «восточного обряда». Православное же население, соединенное с римской церковью, не могло платить за духовные услуги; в царское время казначейство выплачивало клиру достаточное вознаграждение. С 1 января 1924 г. по 1928 г. подляшская епископская римо-католическая курия израсходовала на нужды 10 настоятелей «восточного обряда» 93 тысячи злотых[20].

Дело, конечно, не в том, что платило казначейство в царское время, а в том, что народ прекрасно понимал, что он зачем-то нужен католическому духовенству, и из этого желал извлечь выгоду. Такова печальная правда. Кроме того, православный народ никакого пиетета к Риму и папе не имел. От одного слова «папа» католик приходил в волнение, православный же крестьянин попросту на это слово не обращал внимания. Дело выходило так, что от нового духовного начальства больше пользы, чем от своего старого. «Бискуп» Пшездецкий мог больше сделать, чем митрополит Дионисий, и поскольку он что-то делал, можно было его и поминать. Это была не уния душ, а уния интересов, и потому из нее ничего не выходило.

На Велиградском конгрессе в 1927 году епископ Пшездецкий насчитывал во всей Польше 20 000 обращенных в унию при 14 приходах и 7 организуемых, при 25 священниках, из них 16 бывших православных. Истрачено на это дело 150 000 злотых[21].

В 1929 году оказалось 26 приходов, 22 церкви, 25 человек белого духовенства и 7 черного, а униатов 16 504 против 20 000 в 1927 году[22].

А между тем во время войны в декабре 1914 г. в Галиции было около 50 приходов, перешедших из унии в Православие, в феврале 1915 г. — 152, а перед русским отступлением — 200. При отступлении в Россию ушло 60 униатских священников[23].

В Прикарпатской Руси с 1920 по 1923 г. из унии в Православие перешло, опираясь на сербскую церковь, 100 000 человек при 68 приходах[24].

В самой Польше, на Лемковщине и в Галиции в Православие с 1923 г. по 1929 г. перешло около 30 000 человек при отсутствии свободы и средств у Православной Церкви. Из унии ушло 11 процентов[25]. К 1933 году перешло 60 тысяч.

На Волыни в 1928 г. было четыре униатских прихода. Словом, по совести говоря, никакого результата и никакой надежды. Уния «снизу» так же не удавалась, как и уния «сверху». Полтора десятка приходов и около 20 000 прихожан на общее число почти 1 тысяча приходов на одной Волыни и на 4 миллиона православных — эти результаты по справедливости можно считать ничтожными.

Душой всего этого неудавшегося предприятия был Пинский епископ Лозинский, человек сам по себе привлекательный, аскет, но увлеченный химерой обращения православных в унию. Он полагал, что долг его, как католического епископа, — спасать православные души, которым оставлялся в полной неприкосновенности их обряд, которым сам папа манифестировал чувства своей любви и расположения, и что если православные остаются при своих заблуждениях, то это не больше, как упрямство, и они заслуживают иного отношения. Епископ Лозинский и его коллеги прекрасно понимали связь Православия с храмами, без которых нет жизни для православного человека. И тогда было решено поставить православных в зависимость от католиков в этом самом большом для православных вопросе. Было решено нанести такой сокрушительный удар, который заставил бы православных искать спасения в унии. Объективно обстановка как будто складывалась в пользу задуманного плана. Шел вопрос не о чем ином, как о восстановлении «исторической справедливости», и не было оснований сомневаться в том, что католический, польский, суд окажет полное содействие. Так был подготовлен удар 1929 года.

Летом 1929 года православная иерархия стала получать тревожные сведения о предъявлении римо-католическим епископатом многочисленных исков к Православной Церкви в Польше. Обстоятельство это тем менее было ожидаемо, что к исходу десятилетнего существования возрожденной Польши взаимоотношения двух исповеданий — католического и православного — как будто установились. Католическая церковь возвратила себе все то имущество, которое в свое время ей принадлежало и было передано русским правительством православному населению. Вместе с тем римо-католические духовные власти почти разорили приходские организации на землях Подляшья и Холмщины — этих многострадальных землях, где веками велась борьба православными за сохранение веры своих предков, принявших Православие еще во время св. Владимира. Громадное количество храмов в этих областях, построенных православным населением и для православного населения, главным образом в последней четверти XIX века, было захвачено католиками.

В целях распространения новоуниатской пропаганды восточные области Польши, в которых Православие существовало около тысячи лет, объявлены миссионерской областью и поручены особому вниманию иезуитов. Неудача широкой пропаганды «восточного обряда» к 1929 году вполне выяснилась, и для того, чтобы принудить православное население более серьезно отнестись к этой пропаганде, римо-католические духовные власти заявили требование о передаче им того церковного имущества, которым пользовалось население в то время, когда перешло из Православия в унию. Более ста лет тому назад население вернулось к вере отцов, и теперь оно должно отдать это имущество только потому, что когда-то здесь была уния.

В конце августа 1929 года было выяснено, что к Волынской епархии предъявлено 144 иска, к Виленской — 71, к Полесской — 248 и к Гродненской — 159. Наиболее угрожаемыми оказались епархии Полесская и Гродненская. В первой на 320 приходов, основных и приписных, предъявлено было 248 исков, а во второй — на 174 прихода — 159 исков. В Волынской епархии число исков было сравнительно невелико, но были заявлены требования об отобрании всех православных монастырей, в том числе и Почаевской Успенской лавры, кафедральных соборов в Кременце, Луцке и Пинске.
В дальнейшем при окончательном подсчете оказалось 724 иска[26].

Иски были предъявлены от имени Виленского митрополита, Пинского епископа, а также епископом Луцким, в окружных судах в Бресте, Белостоке, Вильне, Гродне, Луцке, Новогрудке, Ровно и Пинске.
В исковых прошениях было изложено:

«После ликвидации ноябрьского восстания (1831 года) русское правительство насилием уничтожило унию. Костелы униатские ликвидировало, передав их, вместе со всем принадлежащим им имуществом, православному духовенству, с целью перестройки их на православные церкви, что в скором времени и было осуществлено.

Приняв во внимание, что ликвидация русским правительством униатских церквей не может быть законным основанием для приобретения права собственности русским правительством и что такая ликвидация остается навсегда актом насилия и беззакония, нужно прийти к выводу, что и права православного духовенства в отношении отобранных униатских церквей и недвижимого имущества в виде земли и построек, принадлежавших тем церквам, есть порочное и не создает права собственности. Незаконно отобранное имущество подлежит возврату»[26].
К этим соображениям было добавлено еще следующее:

«Во время существования русской власти католическая церковь не могла отыскивать свои права в отношении униатских церквей. Не подлежит, однако, сомнению, что права католической церкви в отношении силой забранного имущества не утрачены, а православное духовенство никаких прав не могло приобрести, и потому взятое у католической церкви имущество подлежит в настоящее время возвращению»[27].

Сразу бросается в глаза то, что здесь народ подменен православным духовенством. Эти соображения противоречат известным всем историческим фактам. Уния на русских землях Польши была введена незаконным собором в Бресте в 1596 г. и осуществлена мерами насилий как королевского правительства, так и католического и униатского духовенства. Население против своей воли в своем большинстве стало униатским и оказалось в юрисдикции папы, однако римский престол сохранил за униатской церковью ее права на имущество. По первому и второму разделам Польши к России отошли Белоруссия и Волынь с Подолией, то есть коренные русские земли. В течение двух лет — с 1794 по 1796 г. — почти все униаты Подольской губернии большая часть Волынской, а также и в Белоруссии, возвратились в Православие, всего более полутора миллиона душ. Никаких данных о насилиях русского правительства не имеется, и никаких протестов Римская курия русскому правительству не заявляла. Это имело место более чем за тридцать лет польского восстания 1831 года. Однако униатская церковь в пределах России продолжала существовать, и хотя значительная часть духовенства перешла в Православие, но продолжал действовать Базилианский орден, который составлял три провинции: Белорусскую, Литовскую и Русскую. В начале XIX века базилиане еще владели обширными населенными имениями и капиталами. На одной Волыни им принадлежало более 20 тысяч крестьян. Монастыри были очень малолюдны — по 2–6 монахов и по существу являлись лишь конторами по управлению имениями. Униатское духовенство находилось в бедности и не пользовалось уважением со стороны католического духовенства. Белое и черное духовенство в унии было разобщено и враждебно друг другу, и как только отпала поддержка унии со стороны польского правительства, как только эти области перешли к России, уния стала клониться к упадку и постепенно вымирала[28].
Польский историк епископ Ликовский говорит:

«Мнение, что только революция 1830 года побудила Николая I заняться уничтожением унии из-за участия известной части униатов в восстании, абсолютно неверно и ошибочно»[29].

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Уния была установлена на соборе в Бресте в 1596 году, а ликвидирована на соборе в Полоцке в 1839 году. Папа потерял свою юрисдикцию над населением, перешедшим в Православие, и это бывшее униатское население сохранило за собой то имущество, которое всегда ему принадлежало и никогда не принадлежало католической церкви.

Предъявление этих массовых исков произвело ошеломляющее впечатление на православное население.

В Рождественском послании 1929 г. митрополит Дионисий между прочим писал:

«Нашу Святую Православную Церковь в Польше посетил Господь в истекшем году бедствием, равным избиению Вифлеемских младенцев, ибо клир Римский хочет отнять от нас половину святых храмов наших и тем лишить более 2 миллионов верующих младенцев наших духовного окормления и церковной жизни».

Послание было отправлено и католикосу Грузинской церкви Христофору и было в этой части опубликовано советским агентством ТАСС с комментариями, не лестными для католического духовенства.

В польских газетах подняли шум. Но, впрочем, дело дальше этого не пошло, ибо все, что писал митрополит Дионисий, была правда[30].

Православная иерархия первоначально даже не считала возможным вести судебную борьбу, но засим дело защиты было сосредоточено в Варшаве, главное руководство возложено на митрополита Дионисия, а техническое ведение дела — на юрисконсульта Синода К.Н. Николаева. Польское общество раскололось, и часть считала, что создается международный скандал без всякой пользы для государственных интересов. Католическая иерархия вынуждена была оправдываться, и уже 23 ноября 1929 года было опубликовано письмо Виленского митрополита Ялбржиковского, в котором он писал, что он не начинает войны с Православием, не желает его уничтожения, а только отыскивает справедливость. Его требования весьма умеренны, и в пределах Виленской епархии на 464 объекта он требует возвращения всего 113 храмов, которые для католиков совершенно необходимы. «Католическая церковь не желает на насилие отвечать насилием, а отыскивает свои права лояльным способом и с полным спокойствием ожидает справедливого судебного решения». Кроме того, митрополит объяснил, что его основания разделяются и другими заинтересованными католическими епископами. Одного только не объяснил митрополит, на каком основании католическая церковь требует отобрания храмов и имущества, которое принадлежало Православной Церкви, засим церкви униатской, потом снова возвратилось к православным и никогда не принадлежало церкви католической.

По расчету В.Косоноцкого, который исследовал этот вопрос с точки зрения интересов православного и католического населения, оказалось, что требуется отобрание святынь в 65 местах, где нет ни одного католика, в 73 — где не более 3 и в 76 — где не более 20 [31].

Сразу же в это дело вмешался папский нунций в Варшаве Мармаджи. Возник вопрос о праве католических епископов защищать интерес униатской церкви и в особенности права монастырей, которые ведению епископов не подлежат.

Мармаджи выдал 23 апреля 1930 г. такое удостоверение: «Нижеподписавшийся апостолический нунций настоящим официальным письмом, на основании инструкций, полученных от апостолического престола, разъясняет, что наидостойнейшему Зигмунду Лозинскому, в качестве Пинского ординария, принадлежит право управления всем церковным имуществом, принадлежащим католической церкви в пределах его епархии, равно и защищать, где встретится надобность, в порядке гражданском также и то имущество, которое некогда принадлежало католическим монашеским общинам или католическому духовенству всех обрядов».

Апостолический престол перестал быть нейтральным в споре двух исповеданий и всем своим авторитетом поддержал наступление на «отъединенных братьев», «любовь» к которым требовала отобрания от них монастырей и святынь. Авторитет Рима был подорван. Польское духовенство по-прежнему усложняло работу Рима в отношении Православия.

Вмешался и архиепископ Ропп, и он положил, как говорят поляки, «свои два гроша» в общее дело. В журнале «Китеж» за сентябрь–декабрь 1929 г. появилась его статья «По жгучему вопросу».

Оказалось, «что в настоящем деле представители католичества действовали по духу христианской любви» — ведь в одной Виленской епархии местный архипастырь обратился в суд об отдаче ему лишь 167 церквей из забранных 464, да и в других епархиях поступили так же. Однако «улаживание этого вопроса через посредство судов является фактом неприятным и разрушающим взаимную и так необходимую между католиками и православными любовь». Поэтому должно вмешаться государство, а главное — «сами несправедливые владельцы» должны пойти навстречу в отдаче имущества». Народ, по мнению Роппа, не прочь отдать святыни. «B народе сильно понятие собственности и справедливости». Мешает русская пресса, которая «эти процессы использует для возбуждения народных масс, православные же духовные власти, привыкшие к долголетнему пользованию чужим имуществом при царском режиме, явно лишены сознания справедливости».

Почтенный бывший митрополит всех католических церквей в России сомневается даже в том, была ли когда-либо Почаевская лавра православной, так как «трудно точно определить момент, когда в Польше «восточный обряд» фактически отделился от западного». И вообще, Православие появилось чуть ли не в конце XIV века.

Иными словами, Западная Русь до конца XIV века была в единстве с Римом и ссылка на св. Владимира «совсем неуместна».

Впрочем, «преждевременно говорить о будущем Лавры» и вообще виновата православная сторона, которая «буквально ничего не делала», чтобы дойти до соглашения[32].

Выступление архиепископа Роппа никого не удовлетворило и во всех смыслах было неудачно.

Совсем иначе выступил митрополит А.Шептицкий и спутал игру католических епископов.

Он беседовал с сотрудником польской газеты «День польский», и беседа его была опубликована.
Митрополит говорил весьма ядовито:

«Мы имеем на Волыни значительное количество наших греко-католических выходцев. До настоящего времени, увы, они были почти совершенно лишены религиозной помощи по нашему обряду». Иными словами, «восточный обряд» не «наш» униатский. Между тем «еще не так давно Волынь была католической страной нашего обряда.

— Значит, Ваше Высокопреосвященство, признаете справедливость и полезность ревиндикаций?

— Именно, я хотел сказать нечто совершенно обратное, однако я не желал бы, чтобы меня плохо поняли. Я не касаюсь здесь вопроса о бывших латинских костелах. Это меня не касается... но среди этих храмов весьма многие — это старинные прежние греко-католические церкви, — как Вы их называете, униатские».
По этому поводу многие спрашивали митрополита.

«Я, однако, до сих пор не выявил моей точки зрения. Я не мог, впрочем, примкнуть к искам, ибо нынешние отношения не предусмотрели моего участия... и, — во всяком случае, принимая во внимание различные обстоятельства, я не мог бы заявить о моем при соединении к искам».

Далее митрополит весьма дипломатично говорит о Православии и заявляет:

«Я полагаю, что народу не следует даже внешне дать почувствовать, что над ним совершается новое насилие.

Ибо, ведь, согласно восточному праву, эти деревенские церкви принадлежат именно этому народу. В них он крестился и молился! Около них хоронил своих умерших. В их стенах сосредоточено то, что в народе сильнее всего, а часто более всего спасительно перед лицом разнузданной агитации, это вера отцов».
Довольно ясно и для Рима нравоучительно, а дальше еще тверже:

«Здоровое суждение народа, вера отцов, которая простирается дальше, истиннее и глубже, нежели нынешнее положение вещей, терпение церкви... выведут его на лучшие пути, нежели всякие судебные иски, в которых он будет усматривать только враждебные себе начинания. Я слышал уже, что он готов реагировать на них враждебно...»
Засим митрополит дополнил:

«Не так давно апостолический престол предлагал откупить конфискованную большевистскими властями православную церковную утварь, дабы ее вернуть в пользование православным верующим в России».
И в заключение:

«Духовные круги греко-католические не принимают никакого участия в ревиндикации. Я рад, что это могу сказать. Мне кажется, что наша позиция отвечает римской умеренности. И вообще даже с латинской точки зрения, это простая юридическая демонстрация»[33].

Это было жестокое возмездие митрополита Шептицкого за все пренебрежение, которое католический епископат оказывал унии в Галиции за последние годы. Была нарушена церковная дисциплина, и греко-католическая церковь отмежевалась и от римо-католиков, и от «восточного обряда». Выступление А.Шептицкого многое предрешало, и все начинания латинского епископата повисали в воздухе. Униаты не требуют бывшего униатского имущества, при чем же тут католики? Понятно, что глава национальной украинской униатской церкви не мог требовать отобрания имущества у украинского населения на Волыни. Вообще, митрополит Шептицкий показал, что без него это — счет без хозяина.

Польская печать заговорила разными голосами, и все смешалось. Украинская и русская — резко против. Тот же «День Польский» писал, что предварительно нужно аннулировать акт соединения 1839 г.; аннулируя же этот акт, следовало бы последовательно силой ревиндицировать в пользу католицизма не только церкви, но и самых верных совместно с духовенством, что является совершенно немыслимым[34]. Иные органы искали разных решений. Газета «Rzeczpospolita» предлагала устроить особую комиссию из «ученых историков с участием представителей обеих церквей» для изучения вопроса и разрешения спора.

Заграница тоже не молчала. В Чехословакии было организовано собирание протестов против отнятия церквей, и в Лигу Наций были отправлены десятки протестов из разных мест Европы, Америки, Азии, Японии и т.д.[35].

В Японии этому не удивились и писали: «Здесь, в Японии, у Православной Церкви отношения с протестантами — добрососедские, с англиканами — дружественные, с буддистами и синтоистами — взаимно почтительные, всегда корректные, и лишь с католиками — никаких отношений, до неснимания шляпы включительно»[36].

Наконец, польская печать увидала, что ничего хорошего из этого для католичества не получается, и замолчала.

Во время всего этого возбуждения, 3 декабря 1929 года, появился весьма странный документ, а именно обращение Пинского епископа С.Лозинского к православному населению, то есть к населению, принадлежащему к другой церкви. В этом обширном письме, весьма сентиментально написанном, епископ старается оправдать то, чего оправдать нельзя. Он приводит такое соображение: «Если полушубок своего ближнего оказался в твоем владении несправедливо, а собственник требует его возвращения, то хотя бы ты сто лет носил этот полушубок, ты должен его отдать». Все это отлично, но только православное население никогда не пользовалось католическим имуществом, а перешло в унию, имея свой собственный «полушубок». Дальше епископ обещает, что если даже православные храмы будут присуждены католикам, то он все-таки будет думать об интересах православных. В конце концов, он не может не признать, что «все находится в руках Божьих». Епископ предлагает вместе молиться, чтобы «все окончилось к Божьей славе и на пользу наших душ, за которые умер Иисус Христос». Обращение епископа Лозинского свидетельствовало о том, что дело обстоит для католиков весьма неблагополучно. Началась судебная волокита, потребовавшая большого морального напряжения и средств со стороны православного населения. Не подлежало ни малейшему сомнению, что отобрание от православного населения в Польше всех монастырей и более чем 700 храмов повлечет за собой народное восстание и потребует большой вооруженной силы для того, чтобы сохранить за католиками переданные им храмы. На такой риск не могло пойти польское правительство, и польский суд должен был с особой тщательностью исследовать основания требований католиков. Католическая иерархия поняла, что дело является не таким простым, как она первоначально предполагала, и уже при первом рассмотрении дела в Наивысшем суде поверенные Пинского католического епископа заявили, что они не настаивают на присуждении им церковных имуществ, но требуют лишь признания за католической церковью права на эти имущества. Вопрос окончательно был рассмотрен 20 ноября 1933 года, и Наивысший суд вынес принципиальное постановление, в силу которого, на основании особого распоряжения Генерального комиссара восточных земель от 22 октября 1919 года, передача святынь от греко-русского духовенства духовенству римско-католическому может иметь место в каждом отдельном случае, на основании распоряжения гражданского начальства. Отыскание же судебным путем права собственности на указанные святыни отклонялось. Постановление же Генерального комиссара от 22 октября 1919 года касалось передачи бывших католических храмов, обращенных в свое время в православные, и не касалось бывших униатских храмов. Таким образом, умывая руки в этом споре, Наивысший суд ликвидировал тот удар, который был занесен над Православной Церковью в Польше в 1929 году. Надежда получить православные храмы для надобностей «восточного обряда» была утрачена, и положение самого обряда стало весьма затруднительным. Нелишне заметить, что накануне рассмотрения дела в Наивысшем суде юрисконсульт Синода К.Н. Николаев получил предписание покинуть Польшу. Польшу К.Н. Николаев покинул 27 ноября 1933 года, получив, однако, большое нравственное удовлетворение за понесенный труд: 20 ноября он выслушал резолюцию Наивысшего суда, отказавшего католикам в их требовании. Это был сокрушительный удар новоуниатскому движению. Суд признал, что вопрос о передаче святынь может быть разрешен только административной властью и в пределах того распоряжения, которое ни в какой мере не касалось храмов, которые когда-то были храмами униатскими. С 1933 года по день польской катастрофы администрация могла отобрать только один храм в Вышгороде на Волыни, который был в свое время храмом католическим. В остальном же все действия администрации по разборке и закрытию православных храмов носили характер произвола, и результатами этого произвола униатское движение воспользоваться не могло.

Предъявление исков в таком масштабе и так плохо обоснованных было непоправимой ошибкой. Лицо новоунии было открыто, и на нем, вместо любви, прочли звериную злобу. Поляки опять портили игру Рима.

Однако все это обнаружилось несколько позднее. В 1930 году «восточный обряд» вступал в жизнь, полный надежды на скорую победу на всех фронтах, и прежде всего на польском.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Русская политика Ватикана к этому времени потерпела окончательное крушение. С Советами произошел разрыв. Большевики пришли к выводу, что Рим им дать ничего не может.

Наступление на большевиков и окончательная ставка на русский народ везде, где бы он ни находился, — таково было решение Римской курии. Она была полна надежды и стремилась забыть свои неудачи с Советами.

Поражение в одном месте должно быть искуплено победой в другом.

Глава девятая
Разрыв
 
1

2 февраля 1930 года Пий XI огласил послание, которое знаменовало собой окончательный разрыв Ватикана с советской властью. У Рима не было больше никаких надежд. Политика курии в русском вопросе дотерпела полный крах. Иначе, впрочем, и не могло быть, но на этот раз у курии не хватило политического чутья. Не приходилось больше думать о подчинении русского народа Риму, приходилось заботиться о сохранении жалких остатков церковной организации среди полутора миллиона католиков, проживавших в России. Таких неудач Рим давно не испытывал. Методы работы, в которых Рим был воспитан в сношениях с императорской властью, оказались неприменимы. Иных не было.

«Мы испытываем глубочайшее волнение при мысли об ужасных и святотатственных преступлениях, которые умножаются и усиливаются с каждым днем и которые направлены как против Господа Бога, так и против душ многочисленного населения России, дорогого нашему сердцу, хотя бы уже в силу величия его страданий, и к которому принадлежит столько сынов и великодушных служителей святой, католической, апостольской церкви, богобоязненных и благородных вплоть до геройства и мученичества».

Папа далее рассказывает о своих усилиях повлиять на правительства европейских народов, которые не дали результатов «по соображениям мирских интересов, которые были бы гораздо лучше сохранены, если бы различные правительства превыше всего уважали права Бога, Его царства и Его справедливость». Он далее говорит о помощи России, скорбит о развращении молодежи в ней. Для борьбы со столь великим злом была учреждена специальная Комиссия по русским делам. Русский народ поручается «попечению благостной чудотворицы из Лизье, св. Терезе Младенца Иисуса».

«Но рост такого зверства и безбожия, поощряемый государственной властью, требует всеобщего и торжественного возмещения и ответа».

Рассказывается дальше о всех кощунствах в России, которых, кстати сказать, митрополит д’Эрбиньи совершенно не заметил.

«Ввиду этого мы сами стремились возможно лучшим образом совершить искупительный акт за все надругательства и кощунства, а для того, чтобы призвать к этому всех верующих всего мира, постановили отправиться в день св. Иосифа, 19 марта сего года, в нашу базилику св. Петра и совершить на гробе первоверховного апостола св. литургию для умилостивления и искупления стольких преступных оскорблений, нанесенных Сердцу Христову, для моления о спасении стольких душ, подвергнутых тяжелому испытанию, и об облегчении участи любимого нами русского народа, дабы кончились наконец его великие муки и народ, и отдельные люди вернулись возможно скорее во единое стадо Единого Спасителя и освободителя Господа нашего Иисуса Христа».

Исполнение этого было возложено на кардинала, викария Рима Помпили, которому и было адресовано послание.

19 марта, в 9 часов утра, Пий XI проследовал в базилику св. Петра «без обычной пышности папского церемониала, облаченный в красный омофор поверх белой сутаны, без тиары; над Sedia gestolia не было ни балдахина, ни опахала».

Во время литургии пели по-латыни, по-славянски и по-русски. По-русски пели: «Спаситель мира, спаси Россию». Пели: «Господи помилуй, Господи воззвах, Иже Херувимы, Отче наш, антифон — не имамы иныя помощи».
Словом, было смешано два обряда.

Потом служили особый молебен. Были пропеты 58 и 78 псалмы. Произнесена ектения со специальными прошениями о спасении России, с призывами свв. Георгия, Кирилла и Мефодия, Владимира, Ольги, Николая, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. Потом следовал 69 псалом. Засим народу возносили священные реликвии — святое копие, частицу древа Св. Креста, плат Вероники с нерукотворенным образом Спасителя.

Со ступеней папского алтаря Пий XI «ясным и торжественным голосом преподал благословение народу»[1].

Католическая церковь отозвалась повсюду. В Англии были некоторые препятствия со стороны правительства рабочей партии Макдональда, запретившего военному духовенству участвовать в молениях. Были осложнения в Литве.

Еще ранее того, 16 февраля, в Вестминстерском аббатстве служили моление митрополит Евлогий и греческий митрополит Герман при большом стечении народа.

Православная Церковь и до послания папы непрерывно молилась за гонимых в России братьев, и присоединяться специально к молению 19 марта не было ни внутреннего, ни внешнего повода. В Риме, по-видимому, рассчитывали, что Православная Церковь признает особое значение этого шага Пия XI и этим как бы утвердит руководящий авторитет Рима.

Этого не произошло. И почему не произошло, совершенно откровенно пояснила русская газета «Наша жизнь» в Вильно: «Благородный призыв папы Пия XI сопровождался молитвой о совращении православных в католичество православными же пастырями. Это обстоятельство, по крайней мере на 90%, уменьшило “заслугу” папы и настолько же уменьшает ценность его выступления»[2].

В Польше же произошло нечто худшее. Хотя в энциклике «Ecclsia Dei» и сказано: «представители Востока не должны... сваливать на Римскую церковь все проступки, которые находят осуждение, которые церковь старается покрыть противоположными деяниями», но все же «проступок» польских епископов, позвавших Православную Церковь в суд, пока еще ничем не был «покрыт» и трудно было молиться вместе с католиками об облегчении участи любимого папой «русского народа», когда этот же любимый русский народ подвергался в Польше гонению со стороны римской церкви. Наконец, папа не призван «устанавливать дни молений для православных». Так, совершенно правильно, православная иерархия рассудила в Польше.

Русская газета «За свободу» подняла неуместный и вредный для Православия шум. «Омраченная радость», — писал А.Хирьяков по поводу того, что православная иерархия за рубежом не отозвалась на послание папы[3]. Д.В. Философов поместил статью «Письмо папы Пия XI и Польша», где, правда, не столько осуждал, сколько извинял православную иерархию в Польше за ее молчание по поводу послания.

Большевики ответили 6 марта статьями в «Правде» и усложнили и без того сложное положение. «Правда» привела несколько документов об отношении польской власти и католического духовенства к Православной Церкви в Польше в 1919 году и добавила: «В высшей степени любопытно, что в этот период времени папа Пий XI, в те времена папский нунций, монсиньор Ратти, представлял Ватикан при варшавском правительстве и что травля православной церкви и меры грубого принуждения в отношении ее проводились, бесспорно, не только с его ведома, но и под его непосредственным руководством»[4]. Засим, пользуясь неуместной критикой сенатора В.Богдановича, сделанной в Сенате, действий церковной власти, не назначившей моления 19 марта, советские газеты сделали вывод, что «православная церковь и все православные организации в Польше отказались от всякого участия в антисоветских молебнах и митингах»[5].

Таким образам, мнение «За свободу» и советских газет совпало. Между тем иерархия и клир Православной Церкви в Польше постоянно свидетельствовали свое резко враждебное отношение к советской власти, но вместе с тем ни иерархия, ни клир не чувствовали ни малейшей симпатии к Риму, причинявшему столько огорчений.

Мало того, правые круги в Польше посланием папы были испуганы. Они находили, что это вмешательство во внутренние дела России, а «люди, политически мыслящие, знают, что интересы Польши советуют ей искать добрых отношений с Россией и не вмешиваться в ее дела». Тем более, можно добавить, что дела Православной Церкви в самой Польше по вине правительства таковы, что в них тоже следовало бы вмешаться.

Позднее Синод Православной Церкви в Польше установил день всеобщего моления за гонимых в России.

Митрополит Дионисий, ввиду наступления польской печати, вынужден был написать благодарственное письмо папе. Письмо было отправлено 17 апреля 1930 года. Митрополит Дионисий довольно удачно вышел из положения.

«Посему, — писал митрополит Дионисий, — пока с той стороны границы советской не может прийти к нам правдивый голос благодарности, я полагаю своим долгом и правом от имени безвинных страдальцев и вынужденных молчальников принести самую сердечную искреннюю благодарность за отраду и утешение исстрадавшимся братьям нашим». Таким образом, была принесена благодарность от имени советских «молчальников», и православные в Польше остались как бы в стороне.

Через шесть месяцев, 25 ноября 1930 года, статс-секретарь Пачелли ответил на письмо митрополита Дионисия. Ответ этот начинается так: «Среди писем, присланных на имя святейшего отца по поводу установления молений о преследовании религии в России, пришло также письмо, в котором Ваше Блаженство от имени своей паствы выразили искреннюю благодарность Его Святейшеству».

В ответе не имеется никаких указаний, что письмо было сообщено папе, и никакой признательности, даже чисто условной, за полученное письмо ни со стороны папы, ни Пачелли не имеется. Ловко же вставленные слова «от имени своей паствы», изменяя смысл письма митрополита Дионисия, указывают на то, что в Польше все благополучно, ибо иначе не могла бы поступить благодарность

Это был урок, данный без всякой кардинальской вежливости православной иерархии в Польше.

Однако и в этом случае, как и во многих других, польская политика портила начинания Рима.

Нельзя призывать гнев Божий на большевиков — гонителей Христа в России и молчаливо наблюдать, как разрушаются и отымаются православные храмы в Польше не в меньшей степени, чем у большевиков.
 
2

Итак, с большевиками было покончено, тем большее внимание было обращено на «восточный обряд». Польша, Балтийские государства и русская эмиграция — вот то поле, на котором приходилось сосредоточивать внимание. Это было опытное поле. Здесь нужно подготовить кадры, выработать методы работы, приучить клир «восточного обряда» к обращению, войти в сущность Православия так, чтобы не было заметно, что делается это не во имя Православия, а во имя Рима. В Польше создавалась практическая школа, в Риме — центральный аппарат управления. Из Рима же велось воспитание католиков в иных взглядах на «восточный обряд».
Католики всего этого дела не понимали.

Нельзя было спорить против того, что папы признавали и поддерживали «восточный обряд», но как обряд Православной Церкви, вошедшей в унию с католической. Православный же обряд, хотя его и называют восточным, как обряд католической церкви, — этого еще до сих пор не было, и такого поворота римской политики никто не понимал. Процессии, которые устраивались в Риме, и церковные службы по «восточному обряду» были иногда интересными зрелищами, но ничего они не говорили ни уму, ни сердцу католиков. Католические монахи и даже кардиналы стали чаще носить бороды, и это также оставалось неясным и загадочным.

А между тем оказывается, что «восточный обряд» крайне необходим католикам и римской церкви.

Иезуит «восточного обряда» А.Домбровский объясняет это дело так:

1. «Католическая церковь должна показать, что “восточный обряд” в глазах верховно-апостолического Римского престола в глазах всей католической церкви столь же свят, как и западный латинский обряд».

2. Католическая церковь желает полнее, ярче выразить свою вселенность, исправить слишком узкое, неправильное понимание католичества лишь как латинства, западничества, понимание, совершенно не допускающее даже возможности единения Востока с католичеством.

3. Видя, кроме того, что монахи «восточного обряда» не уступают по глубине и полноте духовной жизни монахам западного обряда, — католики «мало-помалу убедятся в том, что они до сих пор слишком узко, даже не по-католически, понимали католичество, отожествляя его с западничеством и латинством»[6].

Все это весьма удивительно, но в конце концов малопостижимо. Католики через почитание православного обряда должны стать настоящими католиками, и об этом вспомнили почти тысячу лет спустя после разделения церквей.

В подтверждение этой мысли 5 апреля 1930 года издается незначительное, но весьма показательное распоряжение о признании первенства греческого прихода перед латинским в Сицилии в Palazzo Adriano[7].

6 апреля публикуется знаменитое «Motio proprie inde ad initio» о выделении Комиссии «Pro Russia» из конгрегации для восточных церквей. Комиссия во всех смыслах папская, нечто вроде конгрегации. Это была полная победа иезуитов, решивших русский вопрос поставить во всем его значении без русской власти и без русской церкви. Это был личный успех д’Эрбиньи, к которому он пришел, несмотря на все свои неудачи[8].

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Не без основания полагают, что энциклика «Mortalium animus» была делом д’Эрбиньи. Смысл ее в том, что католичество и Православие вовсе не стороны в историческом споре, что нет ничего самостоятельно христианского вне католичества, что никакие собрания представителей разных религий никакого значения иметь не могут, ибо есть только одна Западная церковь, которой все должны подчиниться. Не хотят добровольно — будут подчинены без их воли. И, прежде всего, православные. Рим зовет православных на единение и подчинение. Иерархия не соглашается, она мешает народу получить спасение. Он будет спасен без иерархии. Католичество вмещает в себе и Православие, его нужно только организовать по образцу отделившихся церквей — и тогда иерархия останется без народа. Из Православия, которое есть схизма, народ перейдет в Православие, которое есть католичество. Создать внутри католичества Православную Церковь с иерархией, культом, школой, монашеством, правом — вот дорога, которую поставили перед собою иезуиты, и для ее осуществления призвана папская комиссия.

Так вопроса еще не ставили. И осуществить эту задачу, которая кажется многим просто нездоровой фантазией, должен великий реформатор — тайный иезуит Михаил д’Эрбиньи. Успех обеспечивает бессмертие, неудача — тоже кое-какую известность. Д’Эрбиньи родился 8 мая 1880 года в Лилле. В общество иезуитов вступил в 1897 году, посвящен в иереи в 1910 году. Учился в Бельгии, в Сорбонне. В 1911 году путешествовал по Галиции, Буковине, Румынии, Хорватии, Боснии, Герцеговине, изучая местную церковную жизнь. В 1911 году опубликовал работу о Владимире Соловьеве, одобренную Французской академией. В 1912 г. назначается профессором иезуитской семинарии в Бельгии и несколько позднее печатает двухтомный труд «De Ecclesia». Там же организует небольшой конвикт для русских, желающих стать католическими священниками. После войны в 1921 году перемещен в Григорианский университет в Рим, продолжает издавать богословские труды, в том числе работу «Англиканство и православие». В 1922 году отправляется в Россию, но возвращается с пути из Риги. Возвратившись в Рим, ввиду передачи иезуитам Восточного института, назначается его председателем. В 1925 году назначается специальным советником комиссии по делам церкви в России при Восточной конгрегации, а в 1930 году — председателем самостоятельной комиссии. Россию посещает дважды — в 1925 и 1926 гг. В этом году в Берлине тогдашний нунций Пачелли хиротонисует его в епископа Илио. В последнюю поездку в Россию посвящает несколько епископов, и при этом ни одного поляка. Вообще резкий противник пополнения католической иерархии в России поляками.

Обманутый большевиками, резко выступает против них; в 1932 году делает в Риме доклад о пропаганде большевиками безбожия во всем мире и публикует свой доклад в «Revue de deux Mondes»[9] и в отдельных брошюрах на нескольких языках.

По случаю его назначения председателем Комиссии Pro Russia «Китеж» писал: «Преосвященному Михаилу открывается широкое поле для оказания христианской любви и попечения глубоко страждущему русскому народу»[10].
Между тем поле оказалось совсем не широкое.

Компетенция Русской комиссии была определена довольно оригинальным способам. В нее вошли дела католической церкви латинского обряда в России, где еще оставалось около 1,5 миллиона католиков, в том числе около 1 миллиона поляков. В юрисдикцию этой комиссии были включены также католики армянского и византийского обрядов в России. Затем ей были поручены заботы о русских католиках-эмигрантах, а равно и организация совращения эмигрантов в католичество, и, наконец, к этой комиссии были отнесены дела миссионерского характера в областях, соседних с Россией, где православный народ принадлежит не к эмиграции, а к данному государству, причем, поскольку эта миссионерская работа ведется в византийско-славянском обряде. Таким образом, в Русской Комиссии оказались не только Россия, Западная Европа, Маньчжурия и некоторые части Китая с русским населением, но и Польша. Это вызвало раздражение в Польше. Оказалось, что православные граждане в Польше подлежат ведению той же комиссии, которая занимается католиками в России, и комиссия к тому же называется Русской.

Униаты в Галиции остались по-прежнему в ведении Восточной конгрегации. Униаты на восточных землях Польши — в ведении Комиссии. Словом, выходило так, что православное население Польши Рим связывает неразрывно с населением русским, с Россией.

Название этой комиссии создало большие осложнения для Рима. Как ни толковать название этой комиссии, выходило так, что весь русский народ миссионерски связан воедино, независимо от государственных границ. Само собой напрашивалась мысль о том, что восточные границы Польши, отделяющие ее от России, для Рима как бы невидимы[11], Польша оказалась главным местом действия Комиссии. Польша была сделана миссионерской областью, плацдармом для разворачивания сил по наступлению на Россию, потому что Россия была закрыта, и никакой иной территории не имелось. Православная церковь в Польше вполне была церковь русская, со всеми ее особенностями и бытовыми чертами, и на ней лучше всего было учиться и производить опыты подчинения православного русского народа Риму. Что церковь в Польше была автокефальной и внутри нее шли национальные споры, этому не придавалось никакого значения. Все-таки это было русское опытное поле.

Не было учтено только то обстоятельство, что польское правительство, католическое духовенство и общество имели свои виды и совсем другие на Православие в Польше.

И как это ни странно и маловероятно, польский шовинизм и клерикализм столкнулись в самой Польше с римской постановкой вопроса, и в результате пострадал в первую очередь д’Эрбиньи. С высоты, на которую поднимались мечты д’Эрбиньи о будущем католичестве в России, подчинение этой обширной, на двух континентах лежащей страны, населенной удивительным народом и обладающей неслыханными богатствами, не казалось столь недостижимым, чтобы не затратить на эту цель силы и средства. Это тем более казалось возможным, что к услугам была испытанная армия иезуитов. При таком понимании вещей польские претензии не могли иметь никакого значения. Поляки между тем начинали раздражаться.

В Русской комиссии оказался Петр Бучис. Он родился в Литве в 1872 году и окончил католическую Духовную академию в Петербурге, где был преподавателем, а с 1912 года — инспектором. Учился он, кроме того, во Фрейбурге в Швейцарии. После большевистского переворота он уехал в Америку, где издавал литовскую газету. С 1921 года он находится в Литве, организует университет и в 1924 году становится его ректором. Он был ярым литовским националистом, но засим разошелся с правительством, отправился в Рим и в 1927 году стал генералом ордена марианов. В это же время он перешел в «восточный обряд». В доме ордена он устроил общежитие для русских католических священников и работал среди эмиграции. В 1929 году он оказался в Русской комиссии, еще не выделенной, а в 1930 году был сделан епископом «восточного обряда» «для русских католиков в Риме». Хиротонию совершил униатский болгарский епископ Куртев. В России, еще будучи в латинском обряде, он принимал участие в русском католическом движении и был одним из создателей униатского журнала «Вера и жизнь»[12].

Поляки не могли переварить того обстоятельства, что литовский националист, заклятый враг Польши, ведает делами обращения православного народа в Польше в католичество. Его присутствие в самостоятельно организованной Русской комиссии являлось для поляков нестерпимым.

Все, что происходило в Риме в связи с «восточным обрядом», поляки осуждали и выступали довольно резко.

Депутат сейма С.Стронский писал: «Назначения католических епископов в последние годы в епархиях, находящихся в России, должны были возбудить в нас беспокойство... Из новоназначенных, кроме хиротонии для центральной России епископа Невена француза, а для Саратовской епархии немецкого епископа Цэра, что случалось и раньше, бросается в глаза назначение в Могилевско-Минской епархии епископа латыша Слоскана, в Харбин белоруса Абрантовича». Поляки же Скальский в Москве и Свидерский в Виннице назначаются только администраторами. «Это для нас вопрос весьма важный, так как здесь лежит путь польского влияния среди польского населения в католическом деле, построенном польским трудом».

В корреспонденции из Рима по поводу хиротонии Бучиса некто ксендз доктор А.З. писал, что Ватикан знает, что поляки лучше всего подходят для дела обращения России и что полякам «как бы самим Богом исторически и юридически поручена эта миссия. Между тем, с тех пор, как во главе акции обращения России стал о. д’Эрбиньи, Польша совершенно устранена от этой миссии, а ее место заняли немцы и литовцы».

А между тем за эту миссию в течение ряда веков Польша заплатила морем польской крови[13].

В Риме на это мало обращали внимания, и распоряжением Ватикана Могилевская архиепископская курия, находившаяся в Польше, с 31 декабря 1931 года была ликвидирована и дела ее переданы в Комиссию «Pro Russia», в которой нет представителя Польши, а есть князь А.Волконский.

По этому поводу известный публицист г. Харкевич писал в июльской виленской газете «Slowo»: «Оканчивается период польской борьбы за католичество в России. Не подлежит никакому сомнению, что в случае перемены положения в России и возможности восстановления Могилевской архиепископии во главе этой епархии станут чужеземцы. Ликвидация могилевской курии несомненно укрепит позицию Комиссии «Pro Russia», где нет ни одного священника поляка»[14].

Варшавский католический орган A.B.C. в связи со скандалом А.Дейбнера в комиссии «Pro Russia» приводит историческую справку, из которой оказывается, что возникновение этой комиссии относится еще ко времени Великой войны. Во время немецкой оккупации в Вильно прибыл иезуит баварец ксендз Муцкерман, который занялся подготовительными мерами для католической пропаганды в России. Во время же занятия Вильны большевиками он был арестован и вывезен в Смоленск и там будто бы начал переговоры с советской властью о соединении Православия с Римом. Преемником Муцкермана был ксендз Вальхе, прибывший в Россию с американской миссией помощи голодающим. Он не поддерживал никаких отношений с поляками и вошел в близкую связь с немецким посольством. Вместе с тем немецкие иезуиты стали доказывать в Ватикане, что поляки служат препятствием к обращению России в католичество и что работу на территории России нужно вести помимо поляков. После смерти Бенедикта XV на место Вальхе был назначен тоже немецкий иезуит ксендз Герман из Врацлавка.

Д’Эрбиньи, будучи в России, также сознательно избегал сношений с польским посольством и когда из Восточной конгрегации была выделена комиссия «Pro Russia», в ней решающее влияние имеют немецкие иезуиты.

Что католики-поляки вследствие своего национализма не способны вести работу по совращению православного населения России и лимитрофов — об этом писал еще известный исследователь отношений России и Рима епископ Пальмиери. Указывая на это, виленский публицист Testis меланхолически добавляет:

«В глазах Ватикана польский епископат, настроенный преимущественно националистически, не является подходящим орудием для проведения католической акции в России»[15].

Однако от России поляки отказаться не могут. Они желали бы быть там «апостолами» католицизма, укрепляя себя и политически, и экономически, ибо, несмотря на все свое ослепление, поляки понимали, что ключ польской самостоятельности — в русских руках. Поэтому газета «Illutrowany Kurjer Godzieny» заявляла, что «мы не должны проиграть в Ватикане чудо над Вислой», то есть победу над большевиками в августе 1920 года. В сентябре 1939 года «чудо» было проиграно, и к этому Ватикан приложил свою руку.

Пий XI, однако, стремился возместить причиненный полякам ущерб и, организуя комиссию «Pro Russia» без поляков, по-прежнему полякам оказывал свое благоволение. 17 мая 1931 года, принимая польских паломников во главе с примасом Хлондом, папа сказал:

«Заботы Польши — мои заботы. Длинная граница вашей страны постоянно открыта и подвержена мощным атакам большевистских идей, враждебных религии и христианству. Вы достойно отражаете эти атаки, но ваша миссия будет лишь тогда закончена, когда, как в блестящие прошлые времена, вы сможете сказать: “Каждый поляк — католик”»[16].
Поляки не замедлили из этого сделать надлежащий вывод.
 
3

Пред «восточным обрядом» стоял больной вопрос клира. Его не было. Православный клир в Польше дал около двадцати отступников, и при этом мало пригодных, к тому же некоторые возвратились в Православие. Это только компрометировало католическую церковь. Русские священники «восточного обряда» из эмигрантов были на счету, доступа в Польшу не имели и должны были собирать убогую жатву в Европе. Необходимо было создать свой собственный католический клир «восточного обряда», и при этом совершенно похожий на православный. Для этого нужны были духовная семинария и епископ «восточного обряда» для хиротоний.

Хиротония П.Бучиса оказалась неудачной, и не стоило даже делать попытки о назначении его в Польшу.

Хотя «Китеж» и писал: «Дай Бог, чтобы назначение о. Бучиса стало началом новой эры для русского католичества и двинуло его на должную высоту» и «поручает себя пастырскому благословению первого католического славянского архиерея для русских»[17], но это не встречало сочувствия, и из Рима тот же ксендз А.3. сообщал «три факта, а именно: назначение епископов — неполяков на территории Советской России, передача русской семинарии в руки о.о. марианов и назначение теперь о. Бучиса является великой неправдой для Польши»[18].

Нужно было искать другое лицо, которое имело бы возможность работать в Польше в качестве апостолического визитатора и посвящать клир. Таким лицом оказался редемпторист малоросс-галичанин Николай Чарнецкий, работавший на Волыни с 1926 года. Хиротония Н.Чарнецкого, назначенного 20 января 1931 года визитатором в Польшу, состоялась в Риме 8 февраля в церкви редемптористов св. Альфонса. Он получил титул епископа Лебедя. Хиротонию совершали униатский епископ Хомишин из Станиславова, епископ Бучис и латинский епископ Меле из Лунгра. Сослужали русский католик Сипягин и ректор украинской коллегии Головецкий.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Н.Чарнецкий родился в украинской семье в Галиции 14 февраля 1884 года, образование получил в коллегии Пропаганды, сан иерея в 1909 г. и был преподавателем и духовным отцом высшей Духовной семинарии в Станиславове. В 1919 году вступил в орден редемптористов.

«Чуждый политических несогласий, о. Чарнецкий проникнут сверхнациональным духом Вселенской церкви и скрупулезным исполнением предписаний св. престола о сохранении греко-славянского обряда» — так его рекомендовал «Китеж»[19].

Он был сделан апостолическим визитатором «восточного обряда» в Польше, как бы викарием католических епископов на восточных землях, и поставлен вне зависимости от митрополита Шептицкого.

Во время своей работы на Волыни с 1906 года он служил по православному, делая «мысленную оговорку», на основании которой «все несогласное с правоверным учением» имело значение только pro foro externo, что же касается внутренней сущности, то in foro interno «еретические отклонения значения не имели и правоверия служащего священника не уменьшали»[20].

Православный наблюдатель так передает «своеобразное впечатление», которое производит епископ Н.Чарнецкий: «Этот католический иерарх, носящий рясу с широкими рукавами, в православном облачении: митра у него митрополичья с крестом, клобук заслуженного архиепископа с бриллиантовым крестом, сан, как известно, епископский, юрисдикция викарного епископа, крест во время священнослужения золотой, протоиерейский, без украшений», и делает справедливый вывод: «понемногу вносится хаос в обрядовые формы»[21].

Польское общественное мнение к назначению визитатора отнеслось отрицательно, но воспрепятствовать этому не было возможности, так как оно было основано на каноническом праве.

Православный депутат Сейма Богуславский, между прочим, говорил: «Известно, что апостолический престол назначил епископа, администратора для византийского обряда вне пределов униатской епархии. Не знаю, как это можно согласовать со ст. 18 конкордата». Впрочем, не это важно, а важно то, что «уния восточного или византийского обряда с момента назначения и хиротонии епископа администратора приобретает облик самостоятельной организации, что дает ей возможность дальнейшего распространения и что за этим следует ослабление Православия» и, кроме того, «это методы партизанской войны»[22].

Депутат Стронский усматривает в этом обход конкордата, который знает восточный обряд только в Галиции. Министр иностранных дел Залесский заметил, что правительство разделяет опасения, что переговоры правительства с Ватиканом «на эту тему еще не закончены» и что будет найдено решение, которое «согласует интересы Церкви и государства».

Печать также выступила довольно резко. Виленское «Slowo» заявило, что в «восточном обряде» есть стремление приблизить католичество к Православию. В 30-х годах XIX столетия в России стремились приблизить унию к Православию. Против этого боролся папа Григорий XVI. Газета спрашивает: «То, что, по мнению папы Григория XVI, было хитростью и изменой, то сегодня считается спасительным миссионерским делом. Где же правда? Или, быть может, существуют две правда, взаимно друг друга исключающие?»[23]

Была нанесена обида также униатскому митрополиту А.Шептицкому тем, что униатское движение в Польше было подчинено двум учреждениям и «восточный обряд» оказался вне униатской иерархии. Между тем митрополит А.Шептицкий созвал в 1917 году в Петрограде синод русских католиков и, на основании полномочий Пия X, он перед войной ведал униатским движением в России и не мог согласиться с тем, что иезуиты устранили его и галицийское духовенство от всякого участия в новоуниатском движении, которому, кроме того, придали характер, не одобряемый митрополитом.

Тем не менее в пастырском послании, опубликованном в начале 1931 года, митрополит Шептицкий, в связи с назначением епископа Чарнецкого, писал, что в этом он усматривает «новое расположение к нам папы», он признает, что «галицкую обрядовую форму нашли узкой и не подходящей для работы среди православных», и, в конце концов, назначение епископа Чарнецкого «является событием, заставляющим нас проверить те условия, при которых мы будем способствовать делу унии».
Престарелый иерарх счел за лучшее примириться с этим фактом.

Вместе с назначением апостолического визитатора возник вопрос и о правильной постановке духовного образования клира «восточного обряда». Дело вообще стояло плохо.

Первоначально кое-какую помощь оказывала Луцкая католическая семинария. В 1928 году в Дубно, в бывшем монастыре бернардинов была устроена отдельная семинария «восточного обряда», как бы третья часть Луцкой семинарии. Однако из этого ничего не вышло, и в июне 1929 года семинария в Дубно была закрыта. Так продолжались до лета 1931 года, когда появился епископ Н.Чарнецкий. По его докладу папа постановил открыть в Дубно Восточную семинарию, и таковая была поручена иезуитам.

Семинария называлась папской, и для того, чтобы не нарушать правил конкордата, считалась третьей частью Луцкой семинарии. Ректором был назначен А.Домбровский, бывший воспитанник Петербургской Духовной академии. Духовником оказался о. Сакач, бывший ректор семинарии в Сараево. Хозяйство вели сестры-миссионерки Сердца Иисусова из Вильно. Помещение было отремонтировано, и в 1931 году на 70 кандидатов приняли 16 воспитанников. Впоследствии число их возросло до 26. Язык преподавания — латинский, польский и украинский. Разговорный, вне рекреаций, — латинский. Средства на содержание отпускал Рим, а также польские епископы, которые имели своих стипендиатов. Церковь «восточного обряда» была освящена 12 июня 1931 года[24]. Для всего клира «восточного обряда», создаваемого Римом, установлен целибат.

В 1939 году семинария получила новый устав и стала называться «Папская Междуепархиальная Восточная семинария в Дубно». Она являлась как бы собственностью пяти восточных епархий, и эти пять католических епархий должны были о ней заботиться и доставлять ей воспитанников. Специальные права имел епископ Луцкий, на территории которого она находилась[25]. Галичан в семинарию не принимали[26].
 
4

Образование самостоятельной комиссии «Pro Russia» и присвоение ей прав почти конгрегации, и при этом такой, которой сам папа посвящает особое внимание, и вознесение ее председателя, епископа д’Эрбиньи, почти на высоту кардинала, явилось совершенной победой «восточного обряда» в том виде, в каком его оформили иезуиты.

Это сейчас же отразилось в Польше. Нельзя было в скором времени ожидать результатов предъявления массовых исков в смысле получения церковных имуществ. Судебные дела имеют свои сроки, и довольно длинные. А между тем положение новой унии в «миссионерских областях» Польши было весьма не блистательно. По ироническому замечанию Станиславовского униатского епископа Хомышина, двое переходило в унию, а трое уходило из унии. По счету иезуитов, за пять лет в унию перешло около 20 000 человек, то есть приблизительно 0,5% православного населения, и при этом количество перешедших явно преувеличено. По счету православных на Лемковщине и в Галиции из унии перешло более 30 000 человек. «Перелетов» было мало, и настоящие православные пастыри в унию не переходили.

Возникал вопрос: что же делать? Рим требовал не только активности, но и результатов. Решено было для выяснения дела созвать конференцию священников по делу церковной унии. Инициаторами были иезуиты, организатором — епископ С.Лозинский в Пинске.

Первая конференция состоялась в Пинске 23–24 апреля 1930 года. К этому времени при епископской курии в Пинске был образован восточный отдел, руководителем которого являлся ксендз Казимир Кулак, душа всего предприятия.

Начинание это явилось и смелым и дерзким. Открыто собиралась конференция для обсуждения методов совращения в католичество православного населения в Польше, которое пользовалось равными с католиками правами. Населенные православные области открыто объявлялись миссионерскими, вроде Суматры или Борнео. В порядок дня ставился вопрос о лучших способах совращения при посредстве православного обряда. И все это сопровождалось молитвой.
Ничего подобного в Польше еще не было.

Открывая конференцию, епископ Лозинский заявил: «Хотя весьма немногочисленно, более малочисленно, чем я ожидал, собрание наше», но желание епископа, чтобы конференция была не простой беседой, а «серьезным делом». На конференции из епископов присутствовал только Лозинский. Митрополиты А.Шептицкий и Виленский Ялбржиковский, а также епископы Подляшский со своим суфраганом и Люблинский прислали только приветствие. Председатель комиссии «Pro Russia» д’Эрбиньи свое «благословение» выразил «в частном письме на имя кс. К.Кулака». Рим и иерархия в Польше пока отнеслись к этому делу весьма осторожно.

Всего присутствовало, кроме епископа, 35 человек. Среди них 3иезуита, 1 капуцин, один марианин, один базильянин «восточного обряда», 4представителя белого духовенства того же обряда — всего 10 человек, и 22 представителя латинского клира. Присутствовало, кроме того, 22 семинариста иезуитской семинарии в Пинске. Собрание было не только малочисленное, но и случайное.

Между тем то, что произошло на этой конференции, заслуживает глубокого внимания, так как здесь католиками была вскрыта вся ложь «восточного обряда». Ложь двусторонняя и для католиков, и для православных. Поводом к этому послужил, казалось бы, совершенно теоретический доклад о. Я.Урбана «Значение выражения “соборная” в славянском Символе Веры». Вопрос сводился к тому, следует ли заменить слово «соборная» Церковь словом «католическая» или нет. Сам вопрос об изменении Символа Веры не мог не показаться странным, но то, что обнаружилось во время прений по докладу, было просто невероятно. Богословский вопрос был поставлен на практическую почву, и здесь выявились две точки зрения. Каноник Ф.Щербицкий «сильно» подчеркивает, что «при миссионерской работе среди православных должно ясно ставить вопрос об обращении в католичество», ибо последствием неясной постановки вопроса явится «возвращение в схизму при первой оказии, как это было в Галиции при московском наступлении». После этого произошло то, что можно назвать скандалом.

Зенон Каленюк, профессор восточно-славянской литургии в духовной семинарии, визитатор приходов восточно-славянского обряда и секретарь восточного отдела Пинской епархии «в сильных выражениях» указывает, «что на практике не полезно сильно подчеркивать» название «католик», и это потому, «что у нас слово “католик” часто приравнивается к слову “поляк”. Православные скажут, что мы хотим сделать их поляками, и отойдут от нас». И лучше «оставлять в стороне это название». То же подтвердил о. Пионткевич из Альбертина. К.Кулак пытался смягчить эти заявления, но все же признал, что «нужно считаться с психикой и идти на некоторые уступки». Н.Чарнецкий полагает, «что нет основания что-либо изменять в символе веры», «нужно только народ надлежаще учить об этих истинах». Ксендз Свирский «в словах, полных остроумия и юмора» указывает, «что восточная психология привыкла к слову «православный», и что с этим «нужно считаться и весьма», «мы не сможем из души православного народа вырвать это слово, да и нет основания это делать». И кроме того, «у нас в Галиции слово “католик” еще не такое страшное, но в России?» Каноник Кретович полагает, что православным нужно выяснить потребность единства власти, вместе с тем им нужно «оставить всю их религию». Прелат Шуман возвращает вещи на свое место. «Откровенность прежде всего. Не нужно скрывать и заслонять от униатов, что они католики». Смысл всех этих прений был тот, что православных нельзя сделать католиками, а можно подчинить папе, оставляя православными. Это особенно было ясно из второй речи кс. Свирского, в которой он «заявил снова, что можно оставить название “православный”, выяснив, что есть две православные церкви — одна католическая, а другая схизматическая».

Епископ Лозинский понял, что в таком виде дела оставить нельзя, ибо это значит не только похоронить унию, но и достоинство католической церкви. Он заявил: «Уже св. Павел осудил симуляцию в миссионерской работе, и мы ведь не применяем симуляции, не скрываем от конвертистов, что они католики, скорее стремимся это подчеркнуть. Выражение “православный” можем оставить в литургии, но в практике будем держаться ясной постановки дела и просто говорить, что, принимая католицизм, “изменяют веру”. Будем стараться выяснить правду во имя правды, полагаясь на милость Божью, а не на людские усилия. Пользуясь в обход правды какими-то компромиссными выражениями, мы будем православных вводить в заблуждение, чего делать не имеем права. Оставлять кому-либо “всю его религию”, хотя и ложную, — это ересь»[27].

Несмотря на все это, вопрос остался открытым, никакой резолюции не вынесено. Пришлось примириться с «ересью» и оставить православным «всю их религию»

Такой же острый спор возник и по докладу ксендза К.Кулака «Двойное направление униатского движения на Руси в XVI в., или унианизм истинный и ложный». Истинный униализм не признает унии как самостоятельного исповедания. Требуется безоговорочное подчинение Риму — и снова вернулись к вопросу о методах совращения. Ксендз Домбровский из Альбертина утверждает, что нет необходимости требовать от православных ясных заявлений об обращении в католичество, перемене своей религии и проч., достаточно говорить только о «соединении православных» с католической церковью. Никакой резолюции не вынесли.

В докладе о. И.Скрутеня был осужден ксендз Королевский за его труд «L’uniatisme». Француз Charron, консультант конгрегации, для Восточной церкви писал под псевдонимом Королевский.

Затем иезуит А.Домбровский защищал «синодальную» форму «восточного обряда». Вообще «восточный обряд», если им пользуются католики с таким самым правом, если не большим, может быть назван католическим, и он считает, что латинянам «трудно признать компетенцию в реформировании восточного обряда». Доклад А.Домбровского был дополнен докладом св. 3.Каленюка «Полицейская форма греко-славянского обряда». Доклад очень резкий, в нем установлено около 100 уклонений от обряда православного, и потому галицийская форма совершенно не годна для пропаганды среди православных.

После доклада св. 3.Каленюка, эпически повествует отчет, наступило довольно печальное замешательство, ибо докладчик, вместо того, чтобы установить права галицийской формы «восточного обряда», согласно объявленной теме, «в резких словах осудил ее, а в некоторых местах даже способом, обидным для многих из присутствующих»[28].

В последнем докладе «Некоторые препятствия для унийной работы в наше время» о. Я.Урбан всесторонне защищал «восточный обряд». Весьма решительно его поддержал протоигумен Альбертина ксендз Вл. Пионткевич:

«Ошибаются те, кто видит в нас тех, кто хотят облегчить латинизацию и полонизацию восточных народов. В Божьих руках — будущее народов, но даже если бы Польше была дана свобода поглощать (съедать) народы, то пусть она этого не делает, потому что все равно не переварит, а только получит много ран, как это было в прошлом. Идем во имя святой любви — и тогда зарубцуются язвы и прекратятся недоразумения, ибо, что было когда-то, тому нет места сегодня»[29].

В итоге победили иезуиты — были признаны все права «восточного обряда» и решено не пугать православных словом «католик». Словом, победило Православие — победила жизнь. Резолюции оказались весьма бледными: нужно устроить семинарии, нужно издавать учебники богословия, нужно издать специальный журнал, посвященный унийным вопросам. Нужен епископат «восточного обряда».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

1–3 сентября 1931 года проходила II конференция. Это было пышное собрание. На ней присутствовало 5 епископов: Н.Чарнецкий — (желание первой конференции было удовлетворено) оказался епископом «восточного обряда». Митрополит Ропп, епископ Пшездецкий, Лукомский из Ломжи, Лозинский. Были получены приветствия от папского нунция Мармаджи, секретаря конгрегации для Восточной церкви, кардинала Синцеро, председателя Русской коллегии д’Эрбиньи. Кроме епископов присутствовало 52 человека и 33 семинариста. Было оглашено большое письмо д’Эрбиньи.

Доклады общего характера сделали: о. Я.Урбан «Современное состояние православия». Ксендз И.Свирский «Главные различия католичества и православия в системе нравственного богословия». Ксендз Т.Галущинский «Права целибата в восточных церквах». А.Ищак «О способах оживления евхаристического культа в восточном обряде». Кроме того, о. Я.Урбан говорил на тему «Метод миссионерской работы среди православных». Все это было, в общем, повторением того, о чем и ранее много писалось и говорилось.

После конференции пришло приветствие из Рима через статс-секретаря Пачелли[30].

В резолюции главное внимание было обращено на оживление практики евхаристии, хотя и способами «строго приспособленными к “восточному обряду”», но постановили просить св. Престол о восстановлении «особого праздника Св. Евхаристии». Митрополитальное «Слово» правильно заметило, что это — первая ласточка надвигающейся на «восточный обряд» латинизации[31].

Засим резолюция говорит: «Конференция считает необходимым сущность слова “православный” так объяснять католикам, чтобы пользование этим словом в литургии и вне литургии не давало повода к какому-либо смешению понятий». Что это значит — неизвестно. Затем было высказано нечто в защиту языков меньшинства и осуждено выступление польской печати, считающей себя католической, против “восточного обряда”.

Снова напомнили о необходимости издания учебников по богословию догматическому, моральному и т.д. Польская печать к конференции отнеслась и критически, и иронически.

22 октября в газете «Slowo» появилась статья W.Ch., в которой автор попросту разводит руками: на конференции решили — «польским православным» противоставятся «римские православные». Что за странный проект! Какая смесь понятий!
Далее иронизует автор:

«О. Оношко высказывается за то, чтобы не опасаться преподносить народу слово “католик”; нужно убедить верующих, что они являются католиками, а тогда не будет массового отпадения после приезда к ним латинского епископа».

«В конце концов, — говорит автор, — было принято компромиссное решение: название “православный” сохранить, но выразительно толковать, что католический православный является более православным, нежели православный, который не является католиком, но который принадлежит к “кафолической церкви”. Коротко, ясно, совершенно понятно. И что из всего этого поймет наш крестьянин — один Бог ведает».

И вообще, что это за явление — «поляк, молящийся в католическом храме по синодально-русскому обряду и на церковно-славянском литургическом языке»[32].

Как видим, резолюция II конференции не подействовала на польскую печать.

В такой обстановке, под неодобрительный аккомпанемент польской патриотической печати собралась III конференция, самая большая, 30 и 31 августа и 1 сентября 1932 г.

В это время наступление на «восточный обряд» шло по всему шовинистическому фронту в Польше. Это наступление в то же время подготавливало прямое нападение на Православие.

Конференция была многолюдна. Присутствовало пять епископов: митрополит Ропп, Ялбриковский, епископ Пшездецкий, Чарнецкий, Букрава, заменивший С.Лозинского, который умер 26 марта 1932 года. Печальна судьба этого чистого человека и аскета. Увлеченный химерой обращения православных, он был использован в целях вульгарной политики. На него легла ответственность за предъявление исков, он был создателем того боевого настроения, которое привело к катастрофе и «восточный обряд», и Православие.

Присутствовало 84 человека, 28 семинаристов. Была почтена память С.Лозинского. Были получены приветствия от Пия XI через Пачелли, от нунция в Варшаве — Мармаджи.

Первым произнес слово епископ Пшездецкий, который почти накануне — 22 августа — был принят папой. Пий XI ему разъяснил, что Комиссию «Pro Russia» учредил еще Бенедикт XV, что возражения и споры в связи с этой Комиссией имеют место только в Польше, что иерархию в России создал не д’Эрбиньи, а Апостолический престол и вообще не может быть никаких споров о миссии Церкви, данной ей Иисусом Христом.

И вообще Пий XI «один и другой раз категорически заявил, что, выступающие против этого дела — не католики». Пшездецкий уверил папу, «что они не дадут себя победить препятствиям» в Польше, и передал благословение конференции от Отца Христианства[33].

Пришло приветствие и от д’Эрбиньи на бланке Восточного института.

Доклады ксендза проф. М.Кривицкого «Апелляция Востока к апостольскому престолу после Ефесского разбоя и примат папы»; ксендза И.Свирского «Таинство исповеди в русской православной церкви»; ксендза А.Ищака «Filioque Фотия и его преемников»; свящ. Р.Кремера «Дух любви в унийном движении согласно выступлениям двух последних пап» имели академический характер.

Боевыми были доклады о. Я.Урбана «Унийная акция и религиозная миссия Польши», свящ. Б.Пачонка и о. Неманцевича «Изображение нашей унийной работа» и свящ. В. Оношко «Что нужно для нашей унийной работы».

О. А.Неманцевич пояснил, что в Виленской митрополии 4 прихода, 7 священников и около 3000 униатов. В Пинской епархии — 12священников, 1 диакон и 6 066 душ. В Луцкой — 25 священников и 11000 душ и в Подляшской — 9 священников, 2 диакона, униатов 3210. В Люблинской — 3 священника, 500 душ. Всего 46 священников, 4 диакона и 23 866 душ «восточного обряда». Это за 10 лет. Кроме того, «беря в общем этих свежеобращенных, можно их назвать скорее грубой и недостаточно обработанной материей, как сырьем, из которого постепенно выработаются католики по жизни и правде. Более подходящий материал — молодежь и дети. Более благоприятная обстановка на Холмщине, ибо новоуниаты получают закрытые православные храмы. Со дня ликвидации унии прошло 57 лет, она сохранилась в памяти, но «вымрут старшие, изменятся условия, и тогда трудно будет присоединять, детей бывших униатов»[34]. Много есть препятствий, и больше — со стороны католического клира.

Нет епархий, одного визитатора недостаточно. Нет канонического кодекса. Трудно с языком — русским нельзя пользоваться К этому белорус В.Оношко добавил: «Наша унийная работа, если посмотреть на нее с общей точки зрения, представляется весьма слабой». Это островки в четырехмиллионном православном море. Нужно создать целую миссионерскую армию. Но нужно быть осторожными. «Посещение славянского прихода латинским епископом может иногда принести больше вреда, чем пользы», ибо это возбуждает в народе сомнение относительно унии.

И дальше «словом, для работы нужны нам деньги», и нужно собирать их по всей Польше. Кроме того, нужно быть очень осторожными с введением католических особенностей, даже таких, как процессия Божьего Тела. Словам, еще раз подтверждено, что для успеха обращения православных их нужно оставлять православными[35].

И опять раздается голос западника-латинника. Новогрудский декан кс. Венцкевич в длинной и путаной речи пришел, в конце концов, к выводу, что обращение в «восточный обряд» с католической точки зрения ничего не стоит и что уния не имеет ни влияния, ни авторитета и, в конце концов, «сейчас» православным всего больше импонирует церковь католическая именно как римская, в своем латинском виде и потому не следовало ли бы удовлетворить это их желание войти в состав того Христова общества?[36]

Нет, не так обстоит дело, — твердо и властно заявил Урбан в своем докладе «Унийное движение и религиозная миссия Польши». «В чем исторический смысл существования и призвания Польши? Она должна создать Царство Божие, и она должна его расширять. Она вообще призвана расширять христианство. Нашей миссионерной областью от самой зари христианства были Восток и Юг, непосредственно к нам примыкающие». И потому Брестская уния была истинным делом осуществления исторического посланничества Польши и дальше. «Польша потому пала, что не довела до конца дела единения Церквей». И хотя обращение в латинский обряд вещь прекрасная, но это не больше, как мечта, и не лучше ли эту мечту заменить на реальность «восточного обряда»? Латинизация — это разрыв с национальностью и родным языком, присоединение к народности, которую до сих пор считали для себя чужой.

Унийное движение есть осуществление великой религиозной миссии Польши, то есть миссии среди тех народов, которые находятся в ее границах, среди поляков, украинцев, белорусов. И кроме того, как вести миссию и что делать — это знает верховный пастырь Церкви, и он указывает пути. Критикам нет места[37].

Резолюция указывает ряд мер к развитию пропаганды. В самом византизме необходимо отделять добро от зла, как, например, цезарепапизм. И снова конференция вернулась к вопросу издания журнала.

В начале 1933 года вышел первый номер двухмесячного журнала Oriens*, посвященного религиозным вопросам Востока, в издательстве «Восточной миссии о.о. иезуитов в Польше». Редактор — о. Я.Урбан. Выходил сначала в Кракове, а с 1 декабря 1935 года — в Варшаве.

Журнал опоздал своим появлением. Его появление совпало с кризисом комиссии «Pro Russia» в Риме, с отходом Ватикана на другие позиции. Он не мог помочь Риму в это трудное время, но он принял на себя всю тяжесть борьбы в Польше и хотя боролся за безнадежное и плохое дело, но боролся умно и мужественно. Это тип научно-популярного журнала, стоящего на довольно высокой ступени. Он дает много полезных и для Православия сведений. О. Я.Урбан — талантливый и остроумный писатель. Он прекрасно ведет хронику и полемику. Он разъяснил православным многое, чего они не знали и о чем не думали, и окончательно убедил католиков в том, что «восточный обряд» — негодный путь к церковному единению. Православные люди, расходясь с о. Я.Урбаном в самом основном — в понимании путей христианской любви, не могут не быть признательны за те слова правды, которые он говорил польскому обществу по поводу безобразий, чинимых в Польше в отношении Православной Церкви.

Последующие Пинские конференции: IV — 7, 8 и 9 сентября 1933 года, V — 5, 6 и 7 сентября 1935 г. и VI — 1, 2 и 3 сентября 1937 г. — уже не имели такого значения. Они стали собираться через два года. В 1939 году была созвана уже в Вильне. Пинск потерял свое значение «польского Велиграда». Все изменилось, и все пошло своей дорогой. Под предлогом полонизации и латинизации правительство стало громить Православие. О любви к «отъединенным» братьям перестали говорить даже иезуиты. Священника «восточного обряда» заменил капрал пограничной стражи, к нему присоединился ксендз. Польская история восстановила прерванную традицию. Конечный результат избранного пути не заставил себя ожидать.
 
5

Епископ д’Эрбиньи шел к своей цели, решительно ни с чем не считаясь. Энциклика «Mortailium animos» в корне пресекла какую бы то ни было возможность разговоров католиков с православными и другими исповеданиями по общецерковным делам. Все определит Рим, которому во имя спасения надлежит оказать послушание. Вот и все соединение в любви и познании.

Однако в самом католическом мире оказались силы, враждебные такому взгляду на вещи.

21 марта 1924 года была образована восточная славянская ветвь ордена бенедиктинцев в «целях унийных», а 4 июля 1928 года декретом Конгрегации для Восточных церквей был образован монастырь бенедиктинцев «восточного обряда» в Амее в Бельгии. Бенедиктинцы со свойственной им серьезностью отнеслись к порученному делу, принимая слова папы и акты курии по их словесному содержанию, а не скрытому смыслу. Они стали издавать журнал «Irenikon» и вести работу действительно в духе любви и познания. Душой этого начинания был знаменитый кардинал Мерсье.

Работа, которую ведет эта организация, по словам ее члена, свящ. Андрея Лилиенфельда (русского), может быть охарактеризована так: «изучать, чтобы узнавать друг друга, узнавать, чтобы полюбить, и полюбить, чтобы соединиться». «Через жизнь, сродную основным принципам восточной теологии и аскезы», «Moins de L’Union» жаждать познать все самое возвышенное в религиозной православной душе. «Если на протяжении прошлых веков слишком указывались взаимные вины и слишком подчеркивались допущенные ошибки, ныне, чтобы избежать опасности прошлых неудач, необходимо всем забыть горькие упреки и обиды». «Если истина имеет свои права, то любовь, со своей стороны, имеет обязанности». В результате «прошел только год, и мы уже можем благодарить Бога за плодотворную работу — во многих отношениях она превзошла наши надежды»[38].

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Но уже в 1928 году В.Вилинский в статье «Пути католической пропаганды» писал, что есть, кроме амейцев и А.Шептицкого, еще и иезуиты в Альбертине, которые «как бы надеются методом персональных конверсий обратить в католичество весь 150-миллионный русский народ». Главной ставкой этих лиц «является создание конкурирующей с Православной Церковью русской католической церкви «восточного обряда», которая должна принимать в свое лоно всех конвертистов поодиночно, так чтобы сама Церковь Православная была бы оставлена в стороне и вопрос о соединении был бы разрешен фактически без нее». Однако если бы все перешли в эту церковь альбертинцев, то Православная Церковь все же осталась бы — «это была бы церковь ангелов и святых и всех прежде почивших отцев и братьев». Во всяком случае, «мы должны сказать нашим католическим братьям, что не все дороги ведут в Рим, и поэтому надо тщательно и осторожно выбирать правильную дорогу»[39].

В январе 1932 года в статье католика, напечатанной в русском журнале, мы читаем, что создание церкви «восточного обряда» есть подделка. «При помощи этой подделки под Восток они надеются подменить Православие в душах тех, кого они желают поглотить». Это дело ведется в ударном порядке. Но «если взглянуть на положение дела так, как оно, к несчастью, сложилось сейчас, то нужно прямо сказать, что новая политика Рима не имела у православных ни малейшего успеха» и вообще «вне пределов Православия богослужение мертво и не может ничему научить». «Кто не понимает того, что богослужением нельзя пользоваться для какой-то религиозно-психологической вивисекции, те не должны и не могут касаться вопроса о соединении с Востоком». И, в сущности, латиняне, замаскированные под греков, — «вдвойне латиняне». В заключение «только когда Римская церковь признает существование Православия так, как оно существует само по себе... только тогда можно будет думать о соединении». Единение — это «в существенном единство, — в пререкаемом и спорном — свобода, во всем — любовь»[40].

Ничего этого комиссия «Pro Russia», не желала знать, и в конце 1932 года произошла катастрофа амейцев.

В феврале 1928 года деятельность амейцев была ограничена только одной Россией. В Польше господствовал Альбертин. Вынужденно ушел в отставку первый игумен о. Ламберт, и, вопреки традиции ордена, его заместитель не был выбран, а назначен. Журнал подвергся «драконовской цензуре», были сменены редакторы о. Фома Бек, Андрей Лилиенфельд, Ф.Мерсенье. Амейская община раскололась, Рим заставил подчиниться более сговорчивых. «Остальные представители “героического времени” присутствовали взволнованные, но бессильные, созерцая гибель собственной инициативы». Они надеялись, что вихрь пройдет. Но их надежда скоро рассеялась. Амейцев решили подчинить идеологии «восточного обряда» альбертинцев. Великого кардинала Мерсье уже не было. Они остались беззащитными. Часть из них просто ушла в Православие: о.о. Лев Жилле, Арсений (Михей) Ордынцев-Кострыцкий, Мавр (Алексей) Ван-Менебрюке и Владимир Лиминг (1927–1928 гг.). Другие вернулись в свои монастыри. Комиссия «Pro Russia» монастырь временно закрыла. О. Ламберт вынес два процесса в Риме и пересмотр всех своих сочинений, был изгнан из Бельгии и заключен в монастырь строгого устава Анкалька-Пиринеи. Были разогнаны и другие. О. А.Лилиенфельд занялся благотворительной работой среди русских в Бельгии. В сентябре 1932 года перешел в Православие о. Давид Бальфур, известный своими хрониками в «Ирениконе». «Разочарования должны послужить к спасительному пересмотру нашего внутреннего содержания». Чтобы добиться единения, «недостаточно движения, созданного по указанию церковной иерархии... необходимо, чтобы оно вытекало из глубины вселенской совести». Так рассказывает об этой трагедии в недрах католичества иеромонах Александр. Рим желает любовь сочетать с жестокостью. Православия устранить нельзя— этого следовало бы Риму не упускать из виду[41].
 
6

Несмотря на все эти внешние успехи д’Эрбиньи, дело и в Польше принимало опасный характер не только для «восточного обряда», но и для Православия.

Новоуниатское движение признает «восточный обряд» с церковно-славянским языком богослужения и с проповедью также на русском языке. Иронией судьбы и стечением трагических обстоятельств иезуиты на Волыни охраняли те ценности Православия, которых не смог охранить митрополит Дионисий. По этим соображениям новоуниатское движение встретило сопротивление со стороны украинских политиков, впрочем, не столько с точки зрения церковных, сколько политических интересов.

На такой же точке зрения стояли польское правительство и польское общество. Уния — вещь неплохая, но если эта уния укрепляет славянский язык богослужения и проповедь на местных языках, в том числе и на русском, то это совсем не то, чего желает правительство. Оно согласно терпеть Православие, но в облике польском. Оно хотело бы, чтобы и богослужение и проповеди были на польском языке. По-видимому, против этого ничего не имеет иерархия, и не только потому, что она охотно согласилась на перевод богослужебных книг на польский язык, но, главным образом, ввиду ее согласия на полную и абсолютную полонизацию образования православного духовенства в Польше. Православие станет польским именно тогда, когда духовенство станет польским по духу. Между тем новоуниатское движение является препятствием этому. Папа упорно и довольно, по мнению поляков, бестактно заявляет о том, что не следует денационализировать православное население и что, во всяком случае, уния не должна быть к тому средством. Польское общество держится как раз обратного мнения: в интересах государства следует полонизировать православное население, и удобнее всего эти сделать как раз при помощи Церкви. По этому вопросу возникла большая газетная и книжная литература, и защитники унии оказались в весьма трудном положении. Пытались затушевывать вопрос разными побочными соображениями, но все это не приносило пользы.

Выступая против «восточного обряда», польское общество как бы защищало Православие и при этом совершало акт мужества, ибо шло против ясно выраженной воли Рима. Судьба Православия в Польше, однако, была предрешена. Польские политики пока показывали лисий хвост, волчьи зубы были еще спрятаны.

Это выступление польского общества было для иезуитов неожиданностью.

В мае 1932 г. д’Эрбиньи дал интервью краковской газете «Illustrowany Kurjer Godzienny», довольно распространенной, хотя и вульгарной. Она резко выступала против «восточного обряда». В интервью д’Эрбиньи заявил, что задача комиссии «Pro Russia» «не политика, а спасение душ», действие ее распространяется «на все земли, бывшие когда-то под властью Русской империи». Он подчеркнул, что употребление термина «православный» неправильно и нужно говорить обращаемым «вы римо-католики». Указывал на успехи католической пропаганды среди эмигрантской молодежи. Пребывание 160 студентов в Бельгии в католическом интернате в Лувене отрывает «от влияния русского православия». Интервью не произвело впечатления. Гораздо большее впечатление произвело заявление 47 помещиков-католиков, поданное 5 мая Виленскому митрополиту Ялбжиковскому. В этом заявлении указывалось, что никаких результатов пропаганда иезуитов не дает. «В деревнях, в которых о.о. иезуиты считают своих прихожан десятками и сотнями, почти все они во время переписи заявили себя православными». «Русификаторская» работа «восточного обряда» приносит сомнительную пользу римо-католической церкви и большой вред государству. При восстановлении нормальных условий отпавшие возвратятся в Православие. «Перелеты» опасны, среди них может найтись и преемник Семашко. Авторы заявления рекомендуют иезуитам отправиться в Россию и просят митрополита Ялбжиковского ходатайствовать перед Ватиканом о запрещении иезуитам пропаганды «восточного обряда» и предоставлении заботы над желающими перейти в католичество священникам латинского обряда[42].

Иезуиты перешли в контрнаступление. Тому же митрополиту было представлено два мемориала в пользу Альбертина, в которых просили митрополита, чтоб он «всей силой своего авторитета выступил против этих письменных обманов и стал в защиту истинных наших опекунов, благодетелей наших мест», то есть иезуитов. На одном мемориале, по утверждению Oriens’a, было собрано 2800 подписей[43].

В печати поднялся шум. Появилась брошюра В.Пиотровича «Уния или демонстрация». (Пиотрович — чиновник воеводского управления в Вильне, ведавший вероисповедными делами.)

«Вековая тенденция апостолического престола, — говорит автор, — к церковному единению с русским Востоком была всегда осуществляема через Польшу». В концепциях Ватикана ее государственная территория всегда была мостом в Россию, но «государство не может допустить нарушения своих интересов во имя привлечения будущей России к католичеству».

Интересы же государства нарушаются тем, что «короче говоря, современное неоунийное движение стремится, может быть, не вполне сознательно, к сохранению культурно-политической связи Украины и Белоруссии с русским Востоком, в то время когда польская политика должна стремиться к совершенному разъединению этой связи. В этом именно пункте наши пути расходятся в противоположные стороны». И, наконец, говоря о комиссии «Pro Russia» и ее компетенции, с горечью замечается, что «последовательный, но вместе с тем изумительный отсюда вывод таков, что поляк, украинец или белорус, возвращающийся к вере своих отцов, когда то силой “обращенный” в Православие, совершать это должен под эмблемой «Pro Russia», для России или с Россией, которая в делах веры и исповедания, как и в других, оставила в нашем краю такие болезненные и печальные воспоминания, такой грустный результат, такую насильственную историю». И такое оскорбительное название дано комиссии, «которая является высшей после папы властью» для католиков «восточного обряда»[44].

От этого блеска государственных способностей польского чиновника д’Эрбиньи мог только руками развести
Дальше было еще хуже.

Уже с конца 1926 года консервативная Виленская польская газета «Slowo» открыла свои страницы для обсуждения «восточного обряда». Продолжалось это 5 лет, и со 2 декабря 1926 г. по 3 декабря 1931 г. было помещено 62 статьи. Статьи эти частично были собраны в особой книжке и изданы в Слониме в 1932 г. под заглавием «Новые формы церковной унии в Польше». Очень жестокая для «восточного обряда» книга.

Оказывается, прежде всего, что «за работу на наших землях взялись люди, не знающие народа, среди которого действуют, не ориентирующиеся в опыте нашего прошлого и не считающиеся ни с государственным интересом Польши, ни с психологией обращаемых».

Ксендз В.Мейстович находит, что слишком далеко на Восток ушли ныне применяемые формы. «Нужно ли в действительности ксендзу, идущему в православную хату в Слонимском или Слуцком уезде, иной язык, кроме польского с его местным оттенком, иная одежда, кроме сутаны?». И дальше тонко замечает: «Разрешение этого вопроса может иметь решающее значение и для церкви, и для государства». Словом, о чем говорить, когда под рукой обращения в чистое католичество.

Тем более, говорит Мацкевич, что «восточный обряд» «русифицирует наши окраины, одновременно ссоря нас с Православной Церковью. Уния создала народность. Кроме того, в наших областях наибольшим камнем оскорбления, брошенным в Православную Церковь, есть существование славянского обряда». А самое главное, если старый Франц Иосиф говорил: «Понимаю войну для приобретения провинции и не понимаю для ее утраты», то и мы можем сказать: «Понимали бы борьбу с церковью для полонизации края и не понимаем ее для русификации»[45].

Но это мало. К довершению всего появилась книга графа Генриха Лубенского «Дорога Рима на Восток», создавшая сенсацию скандала. Книжка по существу малоценная и совсем не оригинальная. Ее смысл в том, что уния ни исторически, ни в наше время себя не оправдала, что все, что делает Ватикан в Польше, — это вредно для государства, а дело совсем в другом.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

«Движение “восточного обряда” должно затем оценивать как приводящее к русификаторству восточных земель и охраняющее русскую культуру на восточной территории», и автор резко против этого восстает, так как «все мы без различия национальности протестуем против русского языка». «Вопрос идет не о запрещении принятия в католическую церковь в “восточном обряде”, а о запрещении пропаганды “восточного обряда”», и это не потому, что охраняются права православной церкви, а в силу, того, что неудача «восточного обряда» возбуждает понятную радость в православной церкви, которая, выходя из этой борьбы победительницей, усиливает свою сопротивляемость пропаганде католичества не только восточного, но и латинского.

Эта русификация со вторжением «восточного духа и византизма» происходит в то время, когда в медленном, быть может, но зато совершенно свободном и естественном процессе «подвергаются» деруссификации восточные земли Речи Посполитой. Никто не станет «отрицать развития польских элементов и польской культуры в этой части страны[46]. Граф Лубенский был сотрудником министра Бека и проявил равную ему государственную дальнозоркость*.

Словом, все готово к полонизации и переводу в католичество, а тут какой-то «восточный обряд» с его охраной национальности. В охране национальности, и особенно русской, обряд не повинен, но что Рим против насильственного ополячивания — это верно. Ибо слишком дорого за такую политику Польши приходилось Риму платить.

Здесь нелишне вспомнить слова Ю.Ф. Самарина, который польскую стихию постиг до конца.

«Во имя своей народности она (Польша) требует для себя политического господства над другими, равноправными с ней народностями и оправдывает это притязание обетом служить орудием просветительному началу, который губил и губит ее внутреннюю силу».

Новый пророк польской миссии на русской земле Г.Лубенский попал в указатель запрещенных для чтения католикам книг.

4 октября 1932 года кардинал, архиепископ Варшавский и примас царства Польского А.Каковский издал декрет, в силу которого книжка Лубенского была включена в список книг, запрещенных для чтения; запрещается хранение и распространение католикам не только самой книги, но и мыслей, в ней заключенных, ибо «автор резко выступает против восточного славянского обряда, или греко-католического, легкомысленно выражается о методах деятельности католической церкви в деле восстановления церковного единства с Востоком, причем высказывает мысли, оскорбляющие чувства католиков, понижая достоинство церковное и в особенности достоинств Апостолического престола». 21 октября выступление А.Каковского получило «благословение, признание и горячую благодарность» от папы Пия XI.

Вокруг книжки Лубенского и декрета кардинала А.Каковского поднялся большой шум в печати. В специальном издание было собрано 54 газетные статьи, посвященные этому вопросу. В.Гельжинский в «Эпохе» писал: «Папство построило мост в Москву через Польшу. Между тем этим воспользовалась Москва для захвата половины Речи Посполитой. Сейчас Ватикан начал ту же самую работу» «Express Pozanny». «По восьми годам унийной работы баланс равен нулю». «В результате унии, — говорит «Утро пруда», — католицизм потерял присоединенную Польшей Русь и не присоединил Россию к единству с Римом». «Kurier Warschawski» пытался спасти положение, объясняя, что объектом церковной унии является ни Польша и ни Россия, а католическая и так называемые православные церкви[47], и что опасность русификации окраинного населения грозит не со стороны унии, а Православия.
 
7

Всего этого натиска «восточный обряд» не выдержал. 3–7 октября 1933 года в Риме происходили совещания епископов восточных епархий Польши по делам унийным на кресах. Принимали участие в качестве председателя Виленский митрополит Яблжиковский, епископ Подляшский Пшездецкий, Люблинский — Фульман, Луцкий — Шелонзак, Пинский — Букраба, преемник покойного С.Лозинского, его викарий Немира, апостолический визитатор Н.Чарнецкий и нунций в Польше — Мармаджи.

Члены съезда были приняты папой. Пий XI сердечно благодарил епископов за их труды и неприятности, испытываемые в связи с препятствиями, чинимыми делу унии, которые он хорошо лично узнал, будучи нунцием в Польше. Он благодарил за связь, которую они установили между ним и душами, во имя которых Спаситель принес богатую искупительную жертву.

И если св. отец еще не имеет средств, дабы все предложения совещания провести в жизнь, но их имеет Божественный Промысел, который в свое время использует их для спасения бессмертных душ. Был поднят вопрос об отдельной иерархии «восточного обряда» в Польше.

25–28 октября в Риме состоялось собрание русских священников «восточного обряда» под покровительством иезуитов и в их доме. Это уже не первое собрание. В октябре 1930 года состоялся «съезд русского духовенства Вселенской Церкви» в Риме под руководством епископа П.Бучиса.

«С увеличением числа принявших католическое исповедание возросло, однако, в некоторых кругах русского общества неодобрительное отношение к этому движению», — замечает П.Бучис.

Поэтому решено было обратить внимание эмиграции на «сущность русского католического движения» и «рассеять некоторые предубеждения».

Поручено это было сделать священнику «восточного обряда» кн. Александру Волконскому. В этой родовитой семье было особенно сильно влечение к католичеству. Перу матери о. Александра принадлежат два исследования: «О церкви» (1-е издание, Берлин, 1888; 2-е издание, Петербург, 1909) и «Церковное предание и русская богословская литература» (Фрейбург, 1898). Работы эти апологетического, в пользу католичества, характера.

А.Волконский родился в Петербурге в 1866 году, в конце войны был военным агентом в Риме. После революции он там остался, и в 1930 году, 64 лет от роду, принял католичество, стал священником «восточного обряда» и начал работать в комиссии «Pro Russia».

Во исполнение поручения съезда он стал выпускать отдельными выпусками исследование, которое в 1933 году вышло в Париже под заглавием «Католичество и священное предание Востока» с предисловием епископа П.Бучиса (436 с.).

Особенных богословских знаний и литературного таланта автор не обнаружил.

Мысль, что русский должен быть православным, он считает ложной (с. 16). Православную Церковь считает более правильным называть «греко-российской», более подходящего названия не нашлось (с.40) и думает, что спасение России «прежде всего в религиозном возрождении». Это возрождение мы не чаем иначе, как под благодатным водительством Наместника Христова (с. 38).
Определяя примат св. Петра, а стало быть и папы, он пишет:

«Велико значение Петра, но непостижимо, каким образом оно может принижать величие Христа. Обширность прав вице-короля Индии и блеск его двора отнюдь не уменьшают величие короля Великобритании, а, напротив, свидетельствуют о таковом: оно лишь его отражение и осуществление воли монарха». Для католиков это звучит весьма странно. В православных кругах книга прошла незамеченной.

О. А.Волконский умер в Риме 18 октября 1934 г. Его братья, Петр и Сергей, и сестра Мария также католики.

Покойный «был достойным представителем семьи, в которой всегда жили большие симпатии к католичеству», — замечает епископ П.Бучис.

В совещании 25–28 октября 1933 года присутствовали: Сипягин — из Рима, Евреинов — из Парижа, ныне епископ «восточного обряда» для эмиграции, Волконский — из Рима, Артемьев — из Братиславы, Кузьмин-Караваев — из Намюра (Бельгия), Жеденов — из Лиона, Цебриков — из Парижа, Святославский — из Марселя, Рихтер — из Намюра, Длуский — из Берлина, Братко — из Русской комиссии, Веригин — из Рима, новопринятый Гречишкин — из Бельгии, Лазаревич-Шепелевич и дьякон Костюк — из Рима. Кроме того, участвовали миряне Георгий Маклаков, профессор католического института из Парижа, и граф Георгий Бенигсен из Лондона. В этом съезде принимал участие также епископ Николай Чарнецкий и католический епископ Шлоскан, недавно прибывший из России.

Духовные упражнения закончились торжественной мессой в воскресенье, 29 октября, в церкви св. Антония. Служил епископ Чарнецкий в сослужении 13 священников. Потом, по случаю юбилея, отслужили в семи базиликах специальные службы. 2 ноября все эти лица были приняты папой, который выразил свои чувства к ним и русским эмигрантам и дал указания, как исполнять эту трудную и деликатную миссию среди своих земляков.

На этом совещании д’Эрбиньи не присутствовал. Польские епископы, по-видимому, настояли на уступках общественному мнению в Польше и части (и при этом большей) самого епископата. Был другой план «возвращения» православных в католичество. Он еще созревал, но и в стадии первоначальных идей показал богатую жатву. Рим уступил. Уступки были не маловажны.

Связь «восточного обряда» с русской идеей не подлежит сомнению.

В начале октября того же 1933 года д’Эрбиньи вынужден был оставить Рим, чтобы «подвергнуться серьезной операции в Брюсселе». Его место занял помощник секретаря Конгрегации для особо важных дел Тардини. За два месяца до этого П.Бучис был освобожден от обязанностей генерала о.о. Марианов и был отправлен в Америку в целях визитации русских католиков. «Эта визитация будет продолжаться, наверно, долгое время», — добавляет журнал «Ориенс» (№33). П.Бучис и до сего времени в Рим не возвратился, а находится в Ковно.
Приближался конец и Комиссии для России.

Отставка д’Эрбиньи обратила на себя внимание европейского общественного мнения. Отставка эта совпала с приездом Литвинова в Рим. Муссолини повел свою линию, совершенно не считаясь с Ватиканом. Литвинов был принят итальянским королем, династия которого непосредственно связана с крестоносцами. Мнения французских газет разошлись. «Echo de Paris» полагало, что д’Эрбиньи устранен как сторонник согласия с Советами, несмотря на преследования христианства. «Le Temps» полагало, что устранен д’Эрбиньи именно за то, что он против этого согласия. «Oriens» увидал в этом противоречие и неосведомленность. Ни того, ни другого нет[48]. Д’Эрбиньи из приятелей Советов перешел в лагерь врагов, потерпел личную неудачу в России. Ввиду возможных переговоров Ватикана с Литвиновым д’Эрбиньи мог только мешать. Он возбудил, кроме того, Польшу, неблагополучно было с А.Дейбнером. В Ватикане не любят таких историй, и потому по совокупности причин была прервана карьера этого одаренного и энергичного, но мало осведомленного в русских делах человека. Виленское «Слово» полагало, что уход д’Эрбиньи и изменение политики Ватикана — «милый новогодний подарок» папы[49].
 
8

Все это происходила в Польше и в Риме, а вот что происходит, можно, сказать, на другом конце континента, в недавно образованном государстве — Маньчжу-ди-го.

В 1925–1926 гг. была образована католическая епархия во Владивостоке и первым епископом был назначен Сливовский, который, однако, не мог осуществлять свою власть на всем протяжении епархии, куда входил и Харбин, и в Харбине его замещал Герард Петровский, апостолический викарий для Сибири, который в Сибирь не мог уехать и оставался в Харбине. Местный настоятель кс. поляк Островский обратил внимание на возможность совращения православных.

В 1923 году к католичеству присоединился харбинский православный священник Константин Каронин, который в этом же году и умер. Через несколько лет, в 1925 г., присоединился его отец, харбинский протоиерей Иоанн Коронин, но и он вскоре скончался. Кроме смерти этих первых униатских священников, препятствием, по словам Д.Колпинского, было то, что католичество в Харбине «отождествлялось с иноземщиной», то есть с поляками.

При таком скромном начале 31 мая 1928 года был организован ординариат, нечто вроде епархии «восточного обряда» для Китая, с пребыванием курии в Харбине, а управляющим этой епархией был назначен архимандрит Ф.Абрантович, белорус, который вступил в новициат марианов в Польше в 1928 году, специально в целях миссии «восточного обряда» на Дальнем Востоке. Он прибыл 6 ноября того же года, и вся его епархия состояла из нескольких русских католиков, бывшего архимандрита Николая Алексеева, священника Захария Ковалева и дьякона Георгия Гица. Бывший арх. Николай вскоре уехал в Шанхай, где основал маленькую церковь. Ватикан предоставил епархии дом в Харбине. В 1929 году приезжает из Польши о. Д.Колпинский. Он налаживает отношения с русским обществом и печатью и вообще придает пропаганде мягкий характер.

Абрантовичу было поручено управлять также и польским приходом. Из этого, однако, ничего не вышло, и в 1931 году он должен был от этого отказаться. Урсулинки также в 1930 году разделили свой интернат на два: латинско-польский и восточно-русский, причем последний остался в ранее построенном доме, средства на постройку которого дала Русская комиссия. Польский интернат переселился в нанятое помещение. В этом случае произошло резкое расхождение между латинским и восточным обрядами и между поляками и русскими. Поляки боялись русификации, русские — полонизации.

Православное духовенство в Харбине отнеслось к этой миссии сначала со вниманием, полагая, что идет вопрос о соединении церквей в истинном значении этого слова, но засим, когда выяснился характер католической пропаганды, православное духовенство вступило в решительную и открытую борьбу, и успехи «восточного обряда» оказались весьма незначительными, так как никакой поддержки у местных властей он не нашел. До народа, в широком смысле этого слова, обряд этот вообще не дошел. Каплицы «восточного обряда» ни в какой степени не могли идти в сравнение с многочисленными православными храмами, а Харбинская епархия сумела вознести церковное дело на надлежащую высоту. Общее число русских католиков «восточного обряда» в Харбине не превышает 200 человек, из интеллигентного и среднего слоя. Пропаганда ведется главным образом при помощи приютов и школ.

В Харбине работают монахи мариане, белорусы, высланные из Друи (Польша), а также сестры урсулинки и францисканки.

Мариане ведут мужской лицей св. Николая для мальчиков. Лицею помогают и китайцы, так как св. Николай пользуется у китайцев большой популярностью. Воспитанников около 160, все в интернате. «Лицей и дальше борется с разными трудностями». Но вообще «маньчжурские государственные власти относятся к католической миссии в общем доброжелательно».

Одна треть в лицее — католики, остальные православные. При лицее имеется церковь «восточного обряда», которая является как бы кафедральным собором для восточного епископа в Китае.

Урсулинки, по преимуществу польки, ведут интернат при средней школе на 100 воспитанниц, из них 25 католичек «восточного обряда», несколько западного (польки), остальные православные. Три сестры принадлежат к «восточному обряду», остальные чистые католички. Имеются восточные каплицы. Урсулинки участвуют в службах по обоим обрядам.

Францисканки ведут также школу для девочек практического характера. В 1934 году было 200 детей, в том числе 50 католичек. Имеется восточная часовня.

Преподавание во всех школах ведется по-английски. По-русски преподается, кроме русского языка, Закон Божий, история и география России.

«Все было бы хорошо, дети переходили бы в католичество, — сообщает один из марианов, — но родители не позволяют, а на родителей влияет православное духовенство».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Вообще детей восстанавливают «православные попы». «Иногда наблюдается острая борьба между детьми на религиозной почве». Православных детей в эти школы загоняет нужда, а начало любви Запада к Востоку как-то трудно для осуществления у католических миссионеров. В конце концов не хватает средств.

Кроме того, в Чан-Чуне (9 часов езды от Харбина) францисканки ведут приют и школу для русских девочек. Есть их там около 50.

В 1938 году был десятилетний юбилей лицея св. Николая и гимназии урсулинок. Два воспитанника лицея — Аполлон Котков и Глеб Брянчанинов, окончившие лицей один с золотой, а другой с серебряной медалями, 4 декабря 1938 г. приняли монашество и вошли в орден марианов «восточного обряда».

Таким образом, католическая пропаганда ведется весьма осторожно через школы, в которых обучаются как православные, так и католики обоих обрядов, и апостолический администратор, по внешнему виду православный архимандрит, Фабиан Абрантович, считает, что это хотя и медленный, на правильный путь пропаганды, так как этим уничтожается предубеждение православных против католицизма.

Архимандрит Абрантович заведует также миссией «восточного обряда» и в Шанхае, которая состоит приблизительно из 200 человек и одного архимандрита Николая Алексеева, перешедшего из Православия. Работа в Шанхае не удовлетворяла инициаторов «восточного обряда», и было решено в 1939 г. передать шанхайскую миссию иезуитам.

Теперь миссией управляют иезуиты — Яворка, по происхождению словак, и Вильцоцк, англичанин. Восточная часовня находится в частном доме. Предполагалось открыть школу для православных, но помешала война.

Организаторы «восточного обряда» обвиняют православное духовенство в Маньчжурии в том, что оно расходует больше средств на построение храмов, чем на воспитание молодежи, которая находится в Харбине в тяжелом положении; об этом говорилось в одном воззвании по привлечению средств на нужды лицея св. Николая, с ссылкой на русскую пословицу «Не строй семи церквей — пристрой семь детей». Указывают они на недостаток благотворительной деятельности Православной Церкви, что не соответствует действительности. Выясняется также, что одним из препятствий развития «восточного обряда» являлось предубеждение местного польского общества, которое сначала на все это дело смотрело подозрительно и недоброжелательно, но засим все уладилось, уладились также отношения между апостолической администрацией и польским консулом.

Миссия «восточного обряда» в Харбине издает на русском языке ежемесячник «Католический вестник», равно книги и брошюры специального характера. Вся работа, естественно, ведется на русском языке[50].

Позднее всего было обращено внимание на Америку, и пропаганда «восточного обряда» началась приблизительно в 1936 году. О. прот. Г.Прозоров рапортом от 3 октября 1936 года доносил митрополиту всея Америки и Канады Феофилу об освящении в Лос-Анджелесе первой на территории США русской католической церкви во имя св. Апостола Андрея Первозванного. Освящение было совершено 27 сентября католическим епископом Иоанном Кентвел.

«Новый русский храм очень красив и уютен по внутренней чисто русской отделке. Очень изящен иконостас с иконами школы Васнецова.

В отдельном киоте поклонению верующих выставлена часть от подлинного древа Креста Господня.

Настоятель храма свящ. о. Михаил Недточин, русский, петербуржец, бывший офицер, успешно кончил Римский грегорианский университет со степенью доктора философии.

Глубоко преданный родине, — замечает местная газета, — о. Михаил превратил свой дом в уголок национальной России, в маленький русский музей.

По мысли о. Михаила, целью создания русской католической церкви в гор. Лос-Анджелесе является взаимное изучение и посильное сближение между местными христианами славянских народностей, католического, православного и инословных исповеданий на основе русской церковности и в духе взаимного уважения и любви».

По поводу этого сообщения митрополит Феофил высказал следующее суждение:

«Какое недостойное отношение к Православной Церкви этих русских людей и какое враждебное действие со стороны католиков к нам, православным людям.

В Лос-Анджелесе имеются две русские православные церкви, серб­ская и греческая, но католики идут на Православие разными способами: строят храмы, по внешности русские, и службу служат нашу, а духовенство — от папы, вербуют детей наших в школы, пользуются тяжелым положением нашей Церкви от большевиков и своей пропагандой наносят ей смертельные удары.

Однако Церковь Христова наша имеет много исповедников в среде своей, честных русских людей, которые поддерживают ее честь и славу, а бесчестным, продающим первенство за чечевичную похлебку, стыд и позор.
Господь же истину Православия соблюдет».

Освящение церкви, по словам о. Г.Прозорова, носило малоторжественный характер. Епископ тотчас после освящения уехал и не остался на молебне, совершенном по «восточному обряду». Из русских присутствовало только двое, зато было налицо человек 35 американцев, любителей всяких развлечений. Вид священника Недточина был жалок, как у провинившегося школьника.

Надо признать, что развитие «восточного обряда» в Америке носило очень слабый характер, так как среди самих американских униатов идет борьба на почве внутреннего развития униатства в сторону латинизации, а также и на почве перекрещивающихся национальных течений.

«Восточный обряд» в Америке не может иметь успеха, потому что сама существующая уния, сохранившаяся от старых времен, переживает внутренний кризис.

К тому же и соблазн материальными выгодами в Америке не может иметь того значения, как в Европе, среди бесправной и малообеспеченной русский эмиграции.

Вне же русских эмигрантских кругов «восточный обряд» в Америке не имеет никаких точек своего приложения[51].

Глава десятая

Будни «восточного обряда»
 
1

Исполняя принятое на себя обязательство, «Oriens» в первый же номер поместил статьи арх. Маньковского, пребывавшего на покое, «Возле унийного движения» и проф. О.Галецкого «У польских источников предубеждений против унийного движения».

Арх. Маньковский говорит, что католики хотели бы обращения православных, но возражают против «восточного обряда», «в этом обряде видят опасность для польской идеи, опасность утраты поляками национальности и, может быть, не имеют доверия к самому обряду». И даже по этому поводу обращаются к св. престолу. Автор тут же отбрасывает всякую мысль о национальном характере движения, утверждая вместе с тем, что католическая церковь всегда была защитницей угнетенных народов, и довольно откровенно указывает на судьбу Польши и заботу о ней Рима.

«Мы должны согласиться с тем, — продолжает автор, — что установление внешней формы публичного богопочитания принадлежит исключительно церкви, церковь же оба обряда — восточный и западный — полагает в равных правах и ни одному из них не дает преимущества перед другим. Добавим к этому мимоходом, что в то время, когда мы, поляки, были еще язычниками, то на славянских землях уже разносилось католическое “Господи, помилуй”».
И, обращаясь к противникам унии, автор заключает:

«Такие противники унийного движения, проявляя удивительную непоследовательность, в конце концов, согласились бы на религиозную пропаганду где-либо в Африке или на островах Полинезии, но не в Польше? Почему? Как будто бы польские обыватели имеют меньше прав к познанию истины, всей истины, чем готтентоты и малайцы».

Таким образом, с католической точки зрения православный народ в Польше, праздновавший 950-летие Крещения Руси, оказывается в смысле христианском наравне с готтентотами.

Такие оскорбления у православных вызывают только чувства глубокой жалости в отношении духовной нищеты Рима.

Польский ученый Оскар Галецкий не советует критиковать «восточный обряд», ибо этим портят отношения с таким могущественным фактором и столь важным для Польши, независимо даже «от религиозных взглядов», каким является св. престол. Кроме того, нужно иметь в виду, «что св. престол утверждает теперь, так же как и в прошлые века, что достаточно принятие католических догматов, всякие же обрядовые различия не существенны»[1]. Из всех догматов в конце концов требуется признание только одного — примата папы.

Сущность расхождения заключается в понимании назначения «восточного обряда». Он рассчитан вовсе не на Польшу. Польша является только миссионерской областью, на которой должны быть выработаны методы работы, подготовлены кадры и технические средства, изучены практика «восточного обряда» и психология Православия и на живом опыте проверены теоретические построения. Обращение православных в Польше было бы большим достижением, но главная задача в ином: войти в православную религиозную жизнь, приучить народ к себе и дать «восточному обряду» живое дыхание. И на этом пути Рим переходит все границы. В Альбертине одновременно строятся церковь и костел друг против друга, и на реальном опыте православным показывают, что нет разницы между обрядами и что оба эти храма в ограде одной и той же католической церкви.

По случаю закладки этих двух церквей, это имело место 12 июля 1936 года, журнал «Oriens», замечает: «Можно смело сказать, что это единственный случай в католической жизни вообще», и это является «символом единства католической церкви при различии обрядов; символом равноценности этих обрядов пред лицом Бога и Церкви». Главным жертвователем на постройку явился собственник имения, граф В.Пусловский. На торжествах был сделан доклад о. Яном Урбаном «о религиозном посланничестве Польши»[2].

Католики недоумевали больше православных, но их недоумение заглушается требованием церковной дисциплины. Однако одной дисциплины все-таки в наше время недостаточно, пришлось подумать и о других средствах. Энергичная политика в «восточном вопросе» д’Эрбиньи оказалась столь же неудачной, как его русская политика. Собственно, русская политика и прервала блестящую карьеру этого незаурядного человека.

В недрах комиссии «Pro Russia» оказался весьма подозрительный по своим большевицким симпатиям русский католик, священник «восточного обряда» Александр Дейбнер, секретарь д’Эрбиньи.

В один прекрасный день он бежал из Рима, не повидав епископа и захватив документы.

Александр Дейбнер — сын русского католика Ивана Дейбнера, священника «восточного обряда», бывшего петербургского чиновника, тайно посвященного митр. Шептицким еще до манифеста 1905 г. о свободе совести. С 1910 г. он издавал ежемесячный журнал «Слово Правды» в духе воззрений Вл. Соловьева. Ив. Дейбнер играл значительную роль в Петербурге при организации русских католиков. Участвовал в съезде 1917 г. и в создании экзархата.

А.Дейбнер крещен был по католическому обряду, получает богословское образование в Константинополе и здесь рукополагается в священники «восточного обряда». Потом он возвращается в Православие, снова переходит в католичество и получает назначение в Рим. В Риме он приближается к д’Эрбиньи и завоевывает его доверие. Он становится личным секретарем последнего и сопровождает его в Россию в 1926 году, где д’Эрбиньи вел секретную работу, посещал католические приходы, имел совещания с католическим клиром, посвящал епископов, в том числе латыша Слоскана. Д’Эрбиньи всюду сопровождал А.Дейбнер, который и организовал поездку. Поездка благополучно закончилась, большевики дали возможность д’Эрбиньи спокойно вернуться в Рим, вернулся и Дейбнер и занял крупное положение в комиссии.

«Большевикам нужно было знать о планах Ватикана, касающихся католической пропаганды в советах, — говорит газета «Новое время»,— для них важна была скорейшая ликвидация законспирированных католических организаций и лиц, их возглавляющих… Поэтому архиепископу и его личному секретарю ГПУ предоставило все возможности пребывания на территории Советской России и возвращения».

«Почти семь лет кс. А.Дейбнер “работал” в комиссии “Pro Russia”, осведомляя ГПУ о планах Ватикана. Он несколько раз приезжал в Польшу по поручению комиссии и в июле 1932 года был гостем митрополита Шептицкого во Львове.

Епископ д’Эрбиньи неоднократно предупреждал о подозрительной деятельности А.Дейбнера, но тот не придавал этому никакого значения. В Риме стали замечать о прекрасной осведомленности ГПУ по делам католической церкви в России, происходила ликвидация весьма законспирированных учреждений и проч., и Дейбнер, по-видимому, опасаясь разоблачений, бежал из Рима, предполагают, через Берлин в Советскую Россию»[3].

Скандал с Дейбнером совпал с осложнениями среди бенедиктинцев в Амее, в Бельгии. В результате изучения «восточного обряда» несколько бенедиктинцев перешли в Православие. Это повлекло за собою репрессии со стороны Рима, и приор монастыря письмом в польские газеты вынужден был отрицать бесспорный факт перехода.

Епископ д’Эрбиньи в интервью с римским корреспондентом краковской газеты «Иллюстрированный курьер» дал пояснения, из которых выходило, что в деле Дейбнера действительно что-то не в порядке. Кроме того, он сказал, что Дейбнер является бедным больным человеком и что он временно заблуждается. Два провинциала иезуитского ордена поместили в польских газетах туманное разъяснение, из которого выходило, что Дейбнер сам с себя сложил духовный сан. Между тем редакцией журнала «Воскресное чтение» было получено следующее письмо:
«Берлин. 7 марта 1933 года.

С последнего времени некоторые газеты и журналы распустили обо мне фальшивые слухи против моей чести. На основании закона Польской республики я требую, чтобы редакция опубликовала в ближайшем номере и на том же месте, где были помещены касающиеся меня неправильные утверждения, следующие пункты:

1. Никогда я не был секретарем ни Папской комиссии, и никакого епископа, хотя и работал при епископе д’Эрбиньи.
2. Никаких документов я не брал и не крал.

3. Поэтому я никаких документов советским властям передавать не мог.
4. Я не агент и не был агентом ГПУ.
5. Я не был причиной новых арестов духовенства в России.

6. Я не женат, поэтому неправда, что я с какой-то русской коммунисткой вступил в гражданский брак.

Если редакция откажется опубликовать эти вышеуказанные пункты, то я прибегу к суду.
Александр Дейбнер,
русский православно-католический священник».

«Признаться, — замечает «Воскресное чтение», — получив приведенное выше письмо, редакция усумнилась: уж не мистификация ли? Ведь как-никак Дейбнер, судя по его биографии, происходит из интеллигентной семьи и якобы получил в России высшее образование, а между тем письмо написано крайне неграмотно и с многочисленными ошибками», а кроме того, «с такими неправильностями, которые могли быть свойственны человеку, сбивающемуся на украинский или польский языки, между тем Дейбнер лишь незначительную часть своей разнообразной и бурной жизни провел в Польше». Сомнения редакции «Воскресного чтения» вскоре были рассеяны, так как такие письма были получены и другими польскими и русскими газетами и вообще письмо исходило от Дейбнера[4].

О. Я.Урбан к этому вопросу возвращался дважды. Рассказывая эту все-таки весьма для римской дисциплины печальную историю, о.Я.Урбан замечает: «Мы не ведем (пишем) здесь специальной защиты кс. Дейбнера, которому многое можно поставить на вид». Однако его связь с большевиками не установлена. Засим, никакого отношения ни к Русской комиссии, ни к д’Эрбиньи он не имел[5]. Между тем этого не отрицает сам д’Эрбиньи, и потому защита бьет дальше цели.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

В другой статье о. Я.Урбан сообщает, что «А.Дейбнеру был указан некий монастырь для жительства, ввиду нарушения им дисциплины. По дороге в монастырь он заехал в Любляны (Югославия) к профессору богословия в университете кс. Гривецу, домашнему прелату папы, и при его посредничестве стал опровергать возводимые на него обвинения». Вообще, о. Я.Урбан полагает, что вся эта история была выдумана в Варшаве «в целях более чем ясных».

Во всяком случае, А.Дейбнер до предназначенного монастыря не доехал и совершенно исчез с лица земли.

«Может быть, когда-нибудь историк проникнет в истину источников этой “дейбнериады”», — замечает о. Я.Урбан. Вероятно, Ватикан и сейчас знает, в чем дело.

Дела «восточного обряда» складывались в Польше настолько неблагоприятно, что распространились слухи о переводе Альбертина в Эстонию, а папской семинарии — из Дубно в Югославию. Это не осуществилось, но по поводу слухов о. Я.Урбан заметил: «Само собой разумеется, что от св. престола всегда зависит существование и дальнейшая судьба этих учреждений»[6]. Оказалось, что судьба этих учреждений зависит не только от св. престола.

IV Пинская конференция 7–9 сентября 1933 года прошла вяло, хотя присутствовало пять епископов, во главе с митр. Ялбржиковским. Епископ Пшездецкий прислал приветствие — он был занят в другом месте.

«Восточный обряд» защищал иезуит А.Домбровский, наговоривший много горьких слов латиникам. Вы говорите, что «восточный обряд» не гарантирует прочности перехода в католичество, от него легко возвращаются в православие. Ну, а латинский?

«Разве не больше за время так называемой Реформации отпало от католической церкви католиков западного обряда, чем во время Керулария и позднее восточных католиков»? А в наше время разве сотни тысяч латинских чехов не порвали с католической церковью? И вообще, разве мало в католичестве «разных народовцев и сектантов»? Ну а если — не дай Бог — «революционный коммунизм затопит нашу землю? Разве можно быть уверенным, что латинский обряд окажет большее сопротивление? Слышал от весьма серьезных латинских священников, что они не только боятся за своих верных, но убеждены, что, если бы у нас захватило власть противорелигиозное правительство и начало открытую и жестокую борьбу с церковью, пожалуй бы, половина верных отпала от церкви». И, наконец, в России, несмотря на весь гнет, богатырски держится «горсть» «свежеобращенных католиков».

«Ну и что же, — заканчивает свой доклад А.Домбровский, — восточный или латинский обряд. И один, и другой. Где не достигает цели один, пусть церкви служит другой. Латинские братья имеют право и даже обязанность трудиться над осуществлением завета Христа Спасителя об одном пастыре и об одном стаде, но равно такие же права и обязанности имеют и униатские священники. Нет надобности, и мы не должны друг друга исключать, наоборот, мы должны взаимно друг друга восполнять. Мы желаем трудиться для того же самого Христа, для той же самой католической церкви. Идемте же, в таком случае, на работу согласно, в духе любви и единства, в духе взаимного доверия и взаимной помощи. Без этой братской католической Христовой любви и взаимопомощи дело унии не пойдет»[7].
 
2

Рим вскоре, по-видимому, убедился в том, что наступление «восточного обряда» поведено было слишком решительно и без надлежащей подготовки. Православие оказало неожиданные для Рима твердость и силу и, что самое главное, Рим не предвидел сопротивление Польши, своей верной дочери. Пришлось кое в чем уступить.

В апреле 1935 г. «Oriens» поместил довольно кислую статью под безразличным заглавием «Новое разделение компетенций».

«Появилось новое распоряжение св. Престола, имеющее большое значение для нашего края и в особенности для унийного движения на кресах» (восточные земли Польши). Motu proprio Пия XI под заголовком «О комиссии для России и об издании литургических книг славянского обряда» было подписано 29 декабря 1934 года, но вошло в силу лишь 1 марта 1935 года. Смысл этого распоряжения таков. Комиссия для России изменяет свое назначение и отныне будет обслуживать только католиков в России и при этом исключительно только латинского обряда. Она теряет то назначение, для которого была создана. комиссия «Pro Russia», кроме того, перестает быть самостоятельной и включается в конгрегацию для особо важных дел, связанную с государственным секретариатом, то есть становится политическим органом. Дела в России к этому времени приняли для католиков такой оборот, что пришлось думать не столько о «восточном обряде» среди православных, сколько о спасении латинского обряда. «Скала Петра» со всех сторон была охвачена большевицким морем. Православие оказалось более гибким, более упорным и более жертвенным, чем католичество.

«Восточный обряд», как это имело место до 1930 года, возвращается в конгрегацию для восточной церкви и снова соединяется с делами остальных греко-католиков, в том числе и галицийских. Конгрегация для восточной церкви, таким образом, объединяет в себе всех униатов, где бы таковые ни находились.

В этом же распоряжении дается лестная оценка деятельности д’Эрбиньи, без которого работа комиссии оказалась бы невозможной. Было высказано, кроме того, расположение по адресу эмиграции. Печать обозначила это распоряжение как доказательство сохранения традиций католической церкви, в которой «в свете правды различных обрядов дивным способом выявляется гармония голосов, восходящих к небу».

Кроме того, конгрегации для восточной церкви поручено издание литургических книг византийско-славянского обряда, которые, таким образом, различаются от книг, употребляемых в Восточной Галиции. Еще ранее того во Львове была организована комиссия для пересмотра и издания книг греко-католического обряда.

Конгрегация для восточной церкви чрезвычайно обширна, она включает в себе около 20 кардиналов под председательством папы. В нее входил кардинал-примас Польши Хлонд. Консультантами были епископы Пшездецкий и Шелонзак. В нее проник также и П.Бучис. Русская комиссия была более или менее прилично похоронена[8].

Засим произошла перемена и на посту секретаря конгрегации для восточной церкви. Ее секретарь, кардинал Синцеро, умер, и четыре месяца спустя старый сотрудник папы, помощник ватиканского библиотекаря Евгений Тиссеран был назначен секретарем конгрегации, об этом появилось официальное сообщение 19 июня. 18 июня Е.Тиссеран был введен в коллегию кардиналов. Папа так мотивировал честь, оказываемую будущему секретарю конгрегации для восточной церкви:

«Пусть увидят и осознают все глубокий и проницательный интерес папы к Восточной Церкви, занимающий всю его душу и на всю жизнь, посколько Господу будет угодно продлить последнюю».

Кардинал Тиссеран родился в 1884 году в городе Нанси, — в Лотарингии. Нанси — город клерикальных традиций. 24 мая 1871 года здесь был расстрелян коммунарами парижский архиепископ Георгий Дарбуа.

Е.Тиссеран получил образование в лицее св. Сигизмунда и духовной семинарии. В 1904–1905 гг., то есть 21 году от роду, он совершает свою первую поездку в Палестину при поддержке доминиканцев и изучает там рукописи. Он окончил затем Католический институт в Париже со знанием восточных языков — еврейского, сирийского, арабского, эфиопского и ассирийского. Он получил сан священника в 1907 году, был вызван в Рим и оставался там до 1913 года, преподавая в университете св. Аполинария ассирийский язык и состоя хранителем восточных рукописей Ватиканской библиотеки. В 1910 году он был командирован в Миланскую библиотеку и там встретился с А.Ратти, директором библиотеки — будущим папой Пием XI.

В 1911–1912 гг. Тиссеран снова совершил путешествие по Палестине, Сирии, Месопотамии и там «имел случай часто входить в сношения с еще не отделенными от Рима христианами».

Наступила война, его призывают, он получает ранение и последние два года войны состоит офицером Генерального штаба.

В 1919 году он возвращается в Ватиканскую библиотеку и снова встречается с будущим Пием XI, тогдашним префектом библиотеки. B 1923 году он совершает новое путешествие в ближнюю Азию, в Афины, где приобретает библиотеку римского архиепископа Пети и снова отправляется в Египет и Сирию. В 1929 году Пий XI отправляет его в составе миссии в Абиссинию к негусу Тафари. Совершал он путешествие и по Западу, был в Америке, а перед последним своим назначением — в Польше, на съезде библиотековедов. Е.Тиссеран, знает около 20 языков, в том числе немного и русский.

«Многая лета кардиналу Евгению Тиссерану, — заканчивает свою статью священник «восточного обряда» А.Сипягин, — новому соратнику папы единения церквей и печальника обездоленных русских[9].

25 июля 1937 года статс-секретарь Пачелли хиротонисал Е.Тиссерана во епископы.

Назначение это обращает на себя внимание. Е.Тиссеран не принадлежит к ордену иезуитов. Вместе с тем он путешественник и лингвист, знаток Востока, но России не знает. В «восточном обряде» он человек новый и, до некоторой степени, независимый. В его руках сосредоточено все дело униатской церкви, «восточный обряд» и галицийская уния объединилась.

Постановление 1 марта 1935 года и последовавшие в связи с этим перемены в составе направляющих органов «восточного обряда» указывали на то, что Рим учел не совсем благоприятный опыт прошедшего времени. Однако польское общество и униаты Галиции переоценили значение этих перемен. Иезуиты не только делали хорошее лицо при плохой игре, но и не собирались игры бросать. Игра, рассчитанная на столетия, не могла зависеть от капризов и неудовольствия Польши.

Бюрократизм римской курии имел свои традиции, и новый секретарь конгрегации для восточной церкви пошел по пути той же политики. В то время, когда поляки думали, что «унии восточного обряда уже нет места», а галицийские униаты собирались расположиться на освобожденных местах, 27 мая 1937 г. была опубликована новая инструкция для ведения унийной работы — «Pro incenso Studio». Это уже третья инструкция. Первая была дана епископу Пшездецкому в 1923 году, вторая была издана в 1929 году.

Вновь изданную инструкцию «Oriens» назвал Charta Magna унийного движения на восточных землях Польши. Издана она была неожиданно, выработана втайне, без ведома польского общества и правительства, и она возрождает тенденции комиссии «Рго Russia», но в ином виде.

Униаты византийско-славянского обряда, так же как греко-католики, проживающие вне Галиции, подлежат юрисдикции католических епископов до тех пор, пока на этой территории не будет образована собственная иерархия «восточного обряда». О необходимости создания иерархии «восточного обряда» было вынесено постановление на совещании польских епископов 3–7 октября 1933 года. Время, однако, еще не наступило.

Инструкция обращает внимание на необходимость развития и укрепления «восточного обряда» путем издания и распространения популярных книжек, брошюр и листовок, благотворительной деятельности, и «не должны быть оставлены в пренебрежении, в меру возможности, секретные отношения с православным духовенством».

В каждой епархии должен быть назначен генеральный викарий для дел «восточного обряда» или особый чиновник «для установления однообразной дисциплины и лучшего удовлетворения потребностей и поддержки восточного клира».

Самостоятельные приходы образуются там, где более ста душ, а в иных местах организуются миссионерские станции, подчиненные, как и приходы, латинским епископам. При отсутствии каплиц «восточного обряда» в латинских костелах должны быть установлены алтари «восточного обряда», и если нельзя назначить постоянного священника, то должен быть разъездной священник для церковных служб и исполнения треб.

Заботы о материальном обеспечении клира «восточного обряда» возложены на местных католических епископов, которые должны «с отеческой и великодушной любовью» выполнять эти обязанности. Они должны доставлять предметы культа и церковную утварь, привлекать состоятельных католиков, латинский клир и католические общества к жертвам на содержание клира и святынь «восточного обряда».

Епархиальные епископы, в целях поддержания унии, по своей должности будут заботиться о том, чтобы латинский клир «надлежаще чтил «восточный обряд», столь прекрасный и возвышенный». «Ни при каких условиях недопустимо, чтобы кто-либо из латинского духовенства словом или действием оказывал сопротивление унийному апостольству и относился к этому легкомысленно». Стремиться же нужно к тому, «чтобы люди стали хорошими католиками, а вовсе не к тому, чтобы они оставляли свой обряд и переходили на латинский».

Клир должен получать образование в папской семинарии в Дубно. Молодежь другого обряда, желая получать там образование, должна перейти в обряд восточный, и к этому, особенно среди славянской (не польской) молодежи, епископы должны приложить усилия.

Дубно расположено на Волыни, и образование духовенства «восточного обряда» должно было происходить в более благоприятной обстановке, чем образование православного духовенства в Варшаве.

Инструкция идет еще дальше. Члены монашеских орденов «восточного обряда», призванные к миссионерской работе, могут быть «иного языка и национальности», и в нарушении общих начал канонического права во время этого «посланничества» они подчиняются своим монастырским властям только «в делах монашеской дисциплины», в остальном они находятся в подчинении местных епископов. И наконец, при недостатке священников «восточного обряда», их миссия может быть поручена латинским священникам, причем «такое посланничество соединяется, по крайней мере, на определенный срок с переходом в восточный обряд». Сохранение двух обрядов, так называемый биритуализм, в случае необходимости разрешается св. престолом. Инструкция возлагает особые надежды на монахинь как восточного, так и латинского обрядов.
Францисканки в Харбине пользуются правом двух обрядов.

«Епархиальные епископы пусть будут крайне осторожны с допущением православного духовенства» к принятию католичества. Во всяком случае, устанавливается четырехмесячное испытание на так называемых «Курсах обучения и перевоспитания клира, обращенного из схизмы». Такая же осторожность должна быть соблюдаема и при поручении бывшим православным священникам пастырских обязанностей. Надлежит пользоваться народным языком, избегая всяких политических и национальных столкновений.

В целях успеха миссии необходимо углублять культ св. евхаристии, Сердца Иисусова. Необходимо организовывать братства св. евхаристии, Матери Божией постоянной помощи и другие и главное воспитывать уважение к св. престолу. «Новообращенные должны хорошо знать, что они отличаются от своих православных братьев и, несмотря на одинаковый обряд, принадлежат к другой церкви».

В целях ознакомления католиков с унийным движением нужно в латинских костелах поучать народ о церковном единстве и «восточном обряде». Об этом надлежит писать в католических журналах и поддерживать общества для развития унии. «Клир обоих обрядов должен быть в тесных между собою отношениях», участвовать взаимно в церковных торжествах, процессиях и т.д.

Епископы не менее одного раза в год должны совещаться с папским нунцием в Польше по делам унии при участии апостолического визитатора и ежегодно представлять отчет св. престолу.

Пий XI инструкцию утвердил 1 мая 1937 года. Ее подписал Тиссеран. Она предназначена для Виленской митрополии и для всех соответственных епархий, за исключением Галиции[10].

В рамках Конгрегации для восточной церкви, то есть постоянного учреждения Римской курии, кардинал Тиссеран явился продолжателем традиций комиссии «Pro Russia» и работы д’Эрбиньи.

Таким образом, все, что говорилось и писалось в Польше противниками «восточного обряда», прошло мимо внимания Рима. Рим продолжал вести работу в том же направлении.

Инструкция эта, по мнению «Oriens», клала конец слухам, которые распространялись в течение двух лет в некоторых кругах, «будто бы св. престол отказался от мысли привлечения православных в Польше к церковному единству с оставлением ими «восточного обряда», и будто бы надлежало поддерживать исключительно обращение их в латинский обряд. Эти слухи производили на работников унии угнетающее впечатление, парализовали их энергию и разочаровывали их в работе». Теперь этому положен предел. Инструкция эта еще раз подтверждает «постоянное расположение Рима в отношении древних и чтимых восточных обрядов и твердую волю их сохранить». Инструкция эта вызовет новую энергию в апостолах единения, уверит наших отъединенных братьев в том, что их обряду не грозит никакая опасность. И в заключение: «Все добрые католики примут ее с уважением и в соответствии с ней будут вырабатывать свое отношение к унии»[11].

Инструкция эта, действительно, имеет большое значение. Рим заставляет католическое духовенство признать законность и равноправность двух обрядов в западной церкви. Православному же населению дается еще небывалая возможность получить все, чем обладает западная церковь, — единство, дисциплину, влияние и богатство, — в сущности, без всяких видимых потерь. Даже filioque становится незаметным в Символе Веры. Восточный обряд — это не уния, это нечто совершенно новое. Так же, как до разделения церквей папские легаты молились в храме Св. Софии в Константинополе, так ныне католическое духовенство принуждается войти в храмы «восточного обряда». Если западная церковь владеет двумя обрядами, то для простого народа разделение церквей остается непонятным и не имеющим значения. Он не может быть критиком догматов веры, ибо для него эти догматы заключаются в его обряде, а обряд остается тем же. В этом особенность идеи «восточного обряда», он является как бы некоторой реформацией самой Западной церкви и несет в себе большие соблазны для православных.

Инструкция эта должна улучшить дело унии, хотя и прежние распоряжения себя оправдали, ибо «с Божьей помощью», как оказывается, достигнута довольно значительная польза».

Таким образом, вся сложная игра польского общества и правительства при участии группы польских епископов и галицийских униатов не дала никаких результатов. «Восточный обряд» и его практика в Польше остались неприкосновенными «Рим сказал», и все окончено. Остались некоторые мелочи и между ними законность «восточного обряда» с точки зрения конкордата в Польше.

Этот вопрос был разъяснен без труда. «Св. престол создает отдельную обрядовую иерархию там, где признает это необходимым или полезным для блага душ. Так Бенедикт XV создал епархию в Северной Америке и Канаде для русских униатов, которые до этого принадлежали католическому епископу, Пий XI для итало-греков — в Италии», — объясняет Я.Урбан. И если на Волыни этого не сделано, то потому, что не наступило время, а когда наступит, Рим сумеет этот вопрос уладить с правительством. Пока же на основании статьи XVIII конкордата «духовенство и верные всех обрядов, находящиеся вне своих епархий, будут подлежать ведению местных епископов, согласно каноническим правилам». Таким образом, «восточный обряд» на русских землях в Польше правильно оказался в ведении католических епископов, так как на этих землях греко-католические епископы Галиции не имеют своей юрисдикции.

Что же касается самого названия обряда, то он совсем не русский обряд, ибо выкристаллизовался он в Византии между V и XV веками. Ученые его назвали византийско-славянским. Это название попало в акты курии, а оттуда в практику «восточного обряда» в Польшу. Обряд этот действует у русских, русинов, болгар, сербов. Таким образом, и этот вопрос разрешен без труда, а по существу:

«Почему восточный католический обряд, — спрашивает Я.Урбан, — должен быть вреден для Польши, а тот же обряд, сохраняемый православными, нет?»[12] На это можно ответить: только по одной-единственной причине: «восточный обряд» в Польше — это есть символ религиозной борьбы православных и католиков. Кто будет победителем — сказать трудно. Польша во всяком случае проиграет. И это произошло гораздо ранее, чем можно было ожидать.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Организационная работа не остановилась на внутренней реформе Конгрегации для восточной церкви и на издании инструкции от 27 мая 1937 года. 8 мая 1938 года опубликовано новое Motu proprio Пия XI Sancto Dei Ecclesia, подписанное 25 марта и озаглавленное «О юрисдикции Св. Конгрегации для Восточной Церкви».

В начале этого документа папа указывает, что его предшественники защищали Восток перед лицом тех католиков, которые, «руководимые ревностной любовью к единству и соглашению и недостаточно понимая восточные дела и их дух, старались исказить святой «восточный обряд» или восточным христианам навязать западный обряд». Римские папы это преследовали и выразили свою волю, чтобы восточные обряды были сохраняемы без всяких изменений. Папы понимали, что разница обрядов, «которая возникла на основе характера и духа разных народов, не только не препятствует, но способствует единству прославления Бога». Разнообразие обрядов убеждает в том, что «одна и та же католическая религия вполне отвечает духу и обычаям народов, хотя бы и весьма различных, и всюду производит богатые и разнообразные по красоте плоды».

Засим припоминается история учреждений, которые занимались делом восточной церкви. При Бенедикте XV была образована под председательством папы Конгрегация для восточной церкви, которая совершенно отделена от Конгрегации Пропаганды. При этом было установлено, что католики восточных обрядов, а в смешанных делах и католики латинского обряда подлежат Восточной конгрегации. Там, где организована правильная католическая иерархия, католики латинского обряда подлежат ведению Консисториальной Конгрегации, а в остальных местах, как, например, в бывших турецких владениях, оказалось, что католики «восточного обряда» зависят от Восточной конгрегации, а католики латинского обряда — от Конгрегации Пропаганды, и, таким образом, получалось двоевластие.

Кроме двоевластия создавалось впечатление, что католики восточного и западного обрядов суть две категории католиков. Такое положение имело смысл при унии, но лишено смысла при «восточном обряде». По-видимому, в силу этих соображений и последовало изменение в разграничении компетенций Конгрегации Пропаганды и для восточной церкви, с явным расширением полномочий последней.

В Египте, на Синайском полуострове, в Эретрии и северной части Абиссинии, в Албании, Болгарии, на Кипре, в Греции, Додеканезе, Ираке, Иране, Ливане, Палестине, Сирии, Трансиордании, Турецкой республике в Азии и в части Фракии, принадлежавшей Турции, все дела, за небольшими исключениями, касающиеся католиков обоих обрядов, подлежат Конгрегации для восточной церкви. Дела из Конгрегации Пропаганды должны быть переданы с 1 июня 1938 г. по 1 июня 1939 г. Распоряжение касается передачи архивов, разделения капиталов и средств, предназначенных и которые будут предназначены на дела миссии. Таким образом, вековая власть Пропаганды на указанных землях внезапно прекращается.

«Oriens» этот документ называет исключительно важным, и ясно, в чем его важность. Это новый этап «на пути, по которому следует религиозная политика св. престола в отношении восточной церкви».

«Печальное разделение XI века как бы заключило понятие католической церкви в пределах латинского обряда. С этой связанностью понятия католичества сроднилось воображение как католиков, так и диссидентов, так что, когда части оторванного от Рима восточного христианства возвращались к церковному единству, некоторые встречали затруднение в признании их католичества и считали их за некоторый нарост на церковном теле, другие (диссиденты) в восточном католичестве усматривали интригу и неискренность со стороны Церкви, сами же соединенные чувствовали себя как бы низшими и подчиненными в общем католическом доме».

Расширение компетенции Конгрегации для восточной церкви на некоторые земли указывает на то, что там «восточный обряд» занимает как бы преимущественное положение, этим устраняется всякое предположение о том, что восточный обряд ниже латинского, и это распоряжение св. престола устраняет всякие опасения восточных диссидентов, что «возвращение в католическую церковь грозит им утратой собственных обрядов и вековых родимых традиций».

На польские земли это распоряжение не распространялось, но, говорит журнал, все-таки это распоряжение «дает непосредственный показательный урок для наших католиков, которые все же не могут избавиться от умственного порока признания тождественности католицизма с латинским обрядом». Этим католикам предлагается совет старательно изучить последнее распоряжение папы, равно как вообще все отношение св. престола к Востоку, это выровняло бы их понятие и сделало бы их католицизм «истинным католицизмом»[13].
 
3

Рим не только дает католикам совет старательно изучать «восточный обряд», но изучение это облегчает возможным способом и с большой широтой пропагандирует эту идею.

Закрывая глаза на все безобразия солдатского миссионерства в Польше, Рим все же понимал, что даже в Польше недостаточно одной полиции для воссоединения «отделенных» братьев. При этом Польша не более как опыт. Необходимо идею «восточного обряда» сделать близкой католикам и убедить их в спасительности начинаний Рима. Полесский мужик говорил просто: «Зачем мне быть католиком, если я православный?» Европейский католик вправе спросить себя: для чего ему нужен восточный обряд, если у него есть западный? Рим, однако, не может открывать своих карт.

Еще Тютчев, думая о судьбах европейского католицизма, был убежден, что его спасет лишь воссоединение церквей и проистекающий из этого союз с несокрушимым православным царством[14].

Что Россия несокрушима, в этом убеждает русская революция, будущее России полно надежд, русский народ по-настоящему еще не жил, и это соблазняет Рим.

В начале 1933 года в «Костельной» (церковной) газете кн. Ч.Лукасик довольно откровенно писал: в Вене в 1919–1927 гг. изменило вере 119 318 католиков, в Чехии ушло из католичества 1 400 000, во Франкфурте порвало с католичеством 80 000 человек, во Франции кардинал Ришар говорил, что «Парижская епархия — миссионерский край». Испания показала, что католичество в народе корней не имеет. Словом, Запад для католичества — гниющий труп.
А засим этот доморощенный философ обращается к Апокалипсису.

«Кто разберется в Апокалипсисе и по размышлении сознательно отвернется от Запада и через Восток посмотрит на будущее, тот поймет, что католической церкви не угрожает гибель или уменьшение, но медленное продвижение с латинского Запада на славянский Восток; этим у нас уже занимается униатская пропаганда». И это сделает, по завету св. Иоанна Богослова, «польский реформатор»[15].

В Риме и без Апокалипсиса прекрасно понимают, что Восток может возродить и укрепить католичество. Мало того, для Рима ясно, от какой огромной опасности его на время спасла русская революция. Победа России в войне, а с ней и полное торжество православного славянства было бы косвенным поражением католичества. Необходимо поэтому принять меры, пока Россия еще не возвратилась к православной государственности, к тому, чтобы не произошло повторения чего-либо подобного в будущем.

Католики Запада этого не понимают просто по своему невежеству, несмотря на все свое образование, и Рим занялся их просвещением.

Особое внимание было обращено на Велиградские конгрессы. Конгрессы эти, в общем, не удались, православные на них перестали появляться, и Рим старается оживить работу конгрессов.

На IV конгрессе в 1924 году папа благословляет Оломуцкому епископу Пречану богослужение по «восточному обряду». В послании к V конгрессу в 1927 году особенно подчеркивается идея конгрессов «восстановление былого церковного единства на славянской почве, где раскол ощущается наиболее остро». На нем присутствуют несколько русских католиков. «Во всех речах участников постоянно с любовью повторялось имя России»[16]. VI конгрессу в 1931 году и VII в 1936 году, в связи с 1050-летием со дня смерти св. Мефодия, Пий XI посылает свои письма. Св. братья Кирилл и Мефодий, учители славянства, старательно преображаются в западных миссионеров. Рим утверждает, что он защищал от греков церковную свободу славян. На этом конгрессе, к большой радости католиков и удивлению православных, оказался православный епископ Леонтий из Америки. Он произнес даже приветственное слово, но, по-видимому, сам был смущен и торопливо уехал[17]. Епископ Чикагский Леонтий имел большие неприятности от православной паствы по поводу посещения конгресса.

Ввиду неблагоприятных слухов, распространившихся о выступлении преосвященного Леонтия, епископа Чикагского, на Велиградском униатском конгрессе в 1936 году, он счел необходимым опубликовать то, что сказал на заседании конгресса[18].
«Я сказал приблизительно следующее.

Ваша Ексцеленция, Преосвященные Владыки, духовные отцы и все достопочтенное собрание... Имею честь приветствовать вас. Вы собрались здесь для серьезного обсуждения условий о возможности единства Церквей Западной и Восточной. И эта мысль весьма близка и дорога каждому православному христианину. То обстоятельство, что святые братья, будучи по рождению и воспитанию греками, работали для блага Церкви Христовой среди славян и не боялись по делам церковным ходить в Рим и там даже св. Кирилл закончил смертью свой жизненный путь — это обстоятельство служит для нас примером благотворной деятельности на пользу Христовой Церкви. Вопрос этот, несомненно, очень трудный, но не безнадежный. Если со стороны Рима придет авторитет, а со стороны Православия — соборность, то обе церкви взаимно усилят себя. Точнее, они смогут создать могучий единый фронт против надвигающегося на Церковь Христову напора со стороны коммунизма и атеизма — неверия. Времена сейчас настолько изменились, что со стороны православных раздаются смелые голоса, что Восток может даже признать Римского Первосвятителя первым епископом Христовой Церкви. До войны это было бы невозможно. Повторяю, что я присутствую на сем конгрессе, дабы выразить приветствие его составу, а также твердую уверенность, что некогда осуществятся евангельские слова нашего Спасителя: “И будет едино стадо и един пастырь”. Таковым, по всей вероятности, и будет признан Первосвятитель Римский.

Такова была моя речь. Принята она была благожелательно. Мне показалось, что собравшаяся молодежь особенно сочувственно приняла ее. Слава Богу за все»[19].

«И это пишет, — замечает г-н Касьянов, автор статьи «Наши духовные вожди» в американской газете «Карпато-русское слово» — православный епископ, умалчивая о том, что св. Кирилл был в Риме задолго до разделения Церквей, не желая знать и того, что московский митрополит (Исидор), самовольно выразивший мысли, подобные изложенным епископом Леонтием, — в Москву уже не вернулся и извержен из Православной Церкви навсегда и до сих пор, несколько уже столетий, клеймится Церковью как изменник и предатель св. веры»[20].
И в этом есть правда.

Пий XI в 1929 году также обратился к архиепископу Праги по поводу бывшего там Восточного конгресса. На конгрессе оказался профессор православного богословского факультета в Варшаве М.В. Зызыкин. Он также произнес приветствие, указал, что слово Рим (Roma) в обратном направлении читается как любовь (Amor), и имел по этому поводу большие неприятности.

Вследствие появившихся в печати сообщений о имевшем место на католическом съезде в Праге Чешской выступлении с приветствием от имени русских католиков профессор Православного богослов­ского отдела Варшавского университета М.В. Зызыкина Его Блаженство, Блаженнейший владыка митрополит Дионисий распорядился поместить в прессе сообщение от Синодальной канцелярии о том, что названное выступление г-на Зызыкина произошло без ведома и благословения Его Блаженства.

Одновременно по распоряжению Его Блаженства профессору Зызыкину был послан Синодальной канцелярией по сему поводу запрос с предложением дать объяснения.

К сожалению, из присланных г-ном Зызыкиным объяснений оказалось, что он действительно выступал на съезде, от своего имени, в качестве лица, якобы научно интересующегося католицизмом, а не от «имени русских католиков», как сообщалось в прессе. При этом профессор Зызыкин, говоря об оказанной папой Римским помощи русским, сказал: «Если Roma (Рим) читать наоборот, то получится amor (любовь)». Кроме приветствия съезду профессор Зызыкин выступил также с выражением благодарности за выраженное устами Монсиньора д’Эрбиньи сочувствие русским по поводу разрушения большевиками Иверской часовни.

Осведомившись обо всех этих обстоятельствах, Его Блаженство сделал проф. Зызыкину письменное внушение, в котором указал на полную неуместность его выступления, породившего недоумение и возбуждение среди православного общества в Польше.

Блаженнейший владыка митрополит выразил при этом ту мысль, что профессор Зызыкин в качестве лица, научно интересующегося католицизмом, имеет в Польше полную возможность широко наблюдать католичество и его чуждую заповедям христианской любви нетерпимость, причиняющую своими проявлениями страдания тысячам православных польских граждан. Его Блаженство указал при этом на то, что если бы на Пражском съезде действительно царила атмосфера христианской любви, то члены его, вероятно, не преминули бы выразить свое негодование по поводу того, что воинствующий католицизм творит над Св. Православием в Польше, где фанатики-католики, побуждаемые к тому своим духовенством, разрушают православные святыни, а не предпочли бы возмущаться действиями заведомых безбожников в СССР. Его Блаженство поставил при этом на вид профессору Зызыкину, что тот не должен был выступать без ведома и разрешения Его Блаженства, как профессор Высшей Богословской Школы, а следовательно, непосредственно Его Блаженству в церковном отношении подчиненное лицо[21].

11 июля 1924 года в письме к Евхаристическому конгрессу в Амстердаме было указано на необходимость организовать отдел «восточного обряда». На всех последующих Евхаристических конгрессах такие отделы были образованы, но что они делали и какую они принесли пользу пропаганде «восточного обряда» — остается неизвестным.

В Италии начали устраивать Восточные недели: первую — в 1930 году в Палермо, вторую — в 1932 году в Сиракузах. Это были местные торжества для так называемых итало-греков.

В Риме в 1931 году организуется общество Cattolica Italiana рег L’Oriente Christiano.

В дальнейшем устройства Восточных недель принимает на себя это общество. Местопребыванием этого общества является Палермо, и во главе его стоит Палермский архиепископ Лавитрано. Общество имеет отделения во многих местах Италии. Оно посвящено не только св. Николаю, но и Божией Матери, икона которой «Одигитрия» находится в Бари. В 1937 году патронат над обществом приняла итальянская королева Елена, православная по рождению, дочь покойного черногорского короля Николая.

Третья Восточная неделя была устроена в Венеции в 1934 году. Статс-секретарь Пачелли обратился по этому поводу с письмом к Венецианскому патриарху. Присутствовал представитель Сербского патриарха Варнавы.

С особенной торжественностью была проведена четвертая Восточная неделя в Бари в 1936 году. В письме к архиепископу Бари и примасу Апулии, кардиналу Мимми, Пий XI писал: «Печальные условия, в которые погружена столь большая часть Востока под современным тираническим господством идеологии и общественной системы, враждебной христианству, с одной стороны, будят в нас сочувствие и создают дело помощи для братьев, столь дорогих, ибо они столь испытаны и столь давно от нас отделены, с другой стороны, это позволяет надеяться, что в них легко проснется глубокая тоска по одной овчарне, за отеческим домом и восстановлением единства». «Уничтожение стены, воздвигнутой в Господней ниве, может произойти только в любви, которая приносит плод и в практических делах». Неделя проходила под лозунгом «In veritate et charitate» (2 Иoaн. 3).

Были устроены восточные богослужения, «имеющие целью познакомить народ с красотой тех обрядов, с выяснением отдельных частей обряда, молитв и песнопений». Моления происходили перед чудотворным образом Матери Божией «Одигитрия» и у мощей св. Николая. Потом происходили собрания с докладами.

Некая группа посетителей привезла на гроб св. Николая символическую лампаду. Лампада состоит из двух резервуаров масла — западного и восточного — и имеет одно пламя. 16 сентября в Кастельгандольфо лампаду эту зажег Пий XI, и в тот же день она была привезена в Бари. С большой торжественностью, в особой процессии, с участием властей лампада эта была поставлена над мощами св. Николая. О культе св. Николая говорил русский католический прелат Сипягин. Кроме того, была служба в кафедральном соборе, где Евангелие читали также и по-гречески. Резолюция призывала всех людей «доброй воли» способствовать «восстановлению единства», причем были приняты во внимание условия итальянской жизни.

Архиепископ Флоренции кардинал делла Коста особым письмом просил следующую неделю назначить во Флоренции, в связи с 500-летним юбилеем Флорентийской унии.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Пятая Восточная неделя состоялась с 27 апреля по 1 мая во Флоренции. По желанию Пия XI, ввиду того, что «православный Восток с нерасположением вспоминает Флорентийское дело», торжества по поводу 500-летнего юбилея носили скромный характер. Церковные восточные торжества происходили в соборе Santa Maria Novella, где заседал Флорентийский собор. Здесь же находится могила Византийского патриарха Иосифа, умершего во Флоренции и, по-видимому, отравленного. Посреди собора был устроен православный алтарь, причем иконы для иконостаса дал православный священник, князь Куракин. 29 апреля епископы Чарнецкий и Евреинов отслужили византийско-славянскую литургию «строго по обряду русскому, называемому синодальным». Пели хоры украинский и русский. Архиепископ кардинал Флоренции сидел на своем троне, для восточных епископов была устроена кафедра посредине.

В другие дни служили литургии по-гречески, румынски и по обряду эфиопскому. В конце недели кардинал служил латинскую мессу, затем была процессия и 4 священника «восточного обряда» несли голову св. Иоанна Златоуста.

Был организован концерт церковных и народных песен русской, украинской, румынской и эфиопской коллегиями. Состоялся ряд докладов, и А.Л. Сипягин, между прочим, говорил об иконографии на Востоке[22].

По общему впечатлению слабой стороной «восточного обряда», поскольку не служат бывшие православные священники, является само богослужение по «восточному обряду». Запад к ним не привык. Они длинны, своеобразны, гармоничны и требуют того внутреннего настроения от служащих, которое не делается, а приобретается в обстановке церковного культа и быта православной и особенно русской жизни.

В целях пропаганды папы от времени до времени весьма редко и скрепя сердце принимали в них участие. Насколько эти службы были чужды Риму, видно из того, что 8 апреля 1861 года епископ «восточного обряда» для Болгарии при Пии IX был хиротонисан по латинскому обряду. 2 мая 1865 года в канун канонизации Иосафата Кунцевича Пий IX присутствовал на восточной литургии в церкви греческой коллегии в Риме. 12 февраля 1902 года по случаю 1500-летнего юбилея св. Иоанна Златоуста Пий X присутствовал на восточной литургии, которую служил в зале Ватикана греко-мельхицкий патриарх Кирилл VIII. «Верую» читали по-латыни и пели по-гречески. На ней присутствовал русский католик, будущий экзарх «восточного обряда» в России Леонид Федоров.

15 ноября 1925 года впервые служили восточную литургию у св. Петра, и не в притворе, как это допускалось, а у самого алтаря. Служил румынский униатский митрополит В.Суцю. Папа Пий XI читал Символ Веры по-гречески. Служили по случаю 1600-летнего юбилея Никейского Собора.

19 марта 1930 года была служба у св. Петра «за Россию» в связи с религиозными гонениями советской власти. Хор пел по-церковно-славянски[23]. 21 мая 1939 года была служба у св. Петра, в связи с юбилеем Крещения Руси[24]. (Пий ХII не присутствовал.)

Церковь св. Афанасия «восточного обряда» в Риме устроена по православному русскому образцу. В ней часто служат епископы Н.Чарнецкий и А.Евреинов. Службы эти, несмотря на все усилия, носят чуждый характер для православных людей.

Любопытно отметить, что 13 ноября 1934 года в церкви св. Антония ректор Русской коллегии служил восточную литургию, на которой присутствовал бывший испанский король Алфонс XIII со своим сыном и двумя дочерьми. Все причащались под двумя видами[25]. 28 января 1936 года в той же церкви была отслужена по восточному обряду заупокойная служба по князе Радзивилле, на которой присутствовал также бывший испанский король Альфонс XIII с детьми[26].

Рядом с пропагандой «восточного обряда» среди католиков при помощи конгрессов, Восточных недель и богослужений нужно поставить декрет Конгрегации семинарий и университетов от 28 августа 1929 года об организации во всех католических духовных учебных заведениях преподавания предметов, связанных с Востоком и Православием. При посредстве той же Конгрегации 27 января 1935 года папа Пий XI поручил епископам всего мира, чтобы во всех семинариях и духовных коллегиях был организуем день, посвященный восточному христианству. Кроме устройства академий, докладов и проч., на первом месте должна быть молитва к Богу, Отцу милосердия, через непорочную Богородицу, могущественную Помощницу всех христиан, дабы находящиеся вне церковного единства «в конце концов возвратились в овчарню пастыря душ Иисуса Христа»[26]. Выходит, что православные «братья» находятся вне Иисуса Христа.

В целом ряде стран организован ряд обществ для пропаганды «восточного обряда». Апостолат в Велиграде, издающий «Вестник св. Кирилла и Мефодия», Общество св. Иоанна Златоуста в Лондоне. 7 апреля 1935 года, по случаю 1050-летия со смерти св. Мефодия, в Риме в церкви св. Клемента, где погребен его брат, св. Кирилл, была отслужена литургия по «восточному обряду». Это было «славянское торжество». Присутствовали «поляки, украинцы, русские, чехи, хорваты». Папу представлял секретарь Конгрегации для восточной церкви кардинал Синцеро. Присутствовал краковский митрополит Сапега, бывший Луцкий епископ И.Дубовский, генерал иезуитов поляк Вл.Ледоховский и Яглович из польского ордена Воскресения. Был представитель польского посольства. Проповедовал по-итальянски А.Сипягин, который изобразил «значение святых славянских апостолов для католической церкви и славянских народов». Он указал при этом на все, что делает св. престол для славянского Востока, и сослался на кодификацию восточного церковного права. Затем сошли ко гробу св. Кирилла, где кратко служил по-латыни кардинал Синцеро. Славянский клир с учениками славянских коллегий были приняты папой Пием XI, который, отвечая на приветствие ректора Иллирийской (югославянской) коллегии прелата Магерца, указал «славянским сыновьям на ту работу, которая лежит перед церковью и католичеством в тех краях».

14 апреля в Восточном институте было устроено собрание в присутствии кардинала Синцеро, посвященное памяти св. Мефодия. Украинцы, между прочим, спели «песнь Матери Божией Почаевской». Пели чехи, поляки и русские. Решено такие общеславянские торжества устраивать в Риме ежегодно в июле месяце, в день св. Кирилла и Мефодия. Собрания эти должны иметь воспитательное значение: «В Риме можно убедиться, что в обширном католическом доме достаточно места, и в нем все могут поместиться со своими местными особенностями, при уважении особенностей других и любви, обнимающей всех»[27].

В начале мая 1937 года в Риме заседал Международный конгресс Рго Oriente Christiano. Пред этим съездом стояла весьма оригинальная задача. Он должен был обсудить практические методы и способы, какими можно привлечь католиков латинского обряда к делу присоединения Востока, как распространять между ними интерес к Востоку, знакомство с ним, устранять предубеждения и в конце концов вовлечь в общую унийную работу.

Организаторами этого съезда были две итальянские ассоциации: Католическая итальянская ассоциация для христианского Востока и Ассоциация св. Николая вБари (Associatione Catholica Italiana рег L’Oriente Christiano (A.C.I.O.C), Pia Associationi di S. Nicola di Bari). В конгрессе участвовали представители Италии и находившиеся в Италии иностранцы. Были представители газет и периодических изданий, а также указанных ассоциаций из Германии, Австрии, Югославии, Чехословакии, Голландии. Была представлена также организация доминиканцев для русских — «Истина».

Перед открытием съезда восточную литургию отслужил униатский епископ Евреинов. Съезд совпал с выставкой католической печати в Ватикане.

Секретарь Конгрегации для восточной церкви кардинал Тиссеран приветствовал съезд. Первый докладчик, архиепископ Мимми из Бари, отметил, что мир никогда не был одновременно так объединен и разъединен, как в наше время. Титанические усилия сеяния ненависти между народами и возрастающая с каждым днем борьба с Богом принуждают к соглашению и соединению всех христиан под водительством единого вождя — папы. «Если бы папства не было, то нужно было бы его создать». Эти слова имеют в наше время особое значение. Нужно писать, говорить, делать, молиться и любить.

«Нужно в согласии со словами св. отца прежде всего взаимно познать друг друга, отстранить взаимные предубеждения, ибо, если у отдельных христиан Востока часто господствует поражающее предубеждение в отношении католической церкви, то и католикам иногда не хватает справедливости в оценке наших отъединенных братьев, недостает братской любви и только потому, что нет достаточного знания их. Не знают того, что драгоценно, хорошо, христиански в этих обломках древней католической веры. А между тем, оторванные от златоносящей скалы, они сами в себе несут золото».

В дальнейшем, между прочим, было указано на необходимость вести пропаганду среди католического клира, в духовных семинариях и в монашеских орденах в целях ознакомления их с Востоком. Плохое знание того, что можно назвать «греческой верой», создает среди католического клира скептическое отношение ко всякому унийному движению как «святой утопии».

Польшу на съезде представили проф. М.Нехай из Люблина, П.Бурзак из Дубно, какой-то капуцин о. Кирилл и от Oriensa — иезуит Вашинский.

В результате съезд постановил образовать с одобрения Конгрегации для восточной церкви постоянный международный Совет в Риме Рго Oriente Christiano, состоящий из представителей отдельных народностей. Задача этого Совета будет: 1) проведение в жизнь пожеланий настоящего съезда; 2) подготовка новых международных съездов; 3) ответы на вопросы отдельных обществ, органов периодической печати и сообщение им сведений, касающихся этого движения; 4) издание периодического органа для сообщения редакторам периодических изданий сведений о всем том, что касается христианского Востока.

На всех евхаристических конгрессах должны быть также и восточные отделы. Было указано также на необходимость реорганизовать издание Orientalia Christiana...

Секретарь Конгрегации для восточной церкви обратил внимание всех тех, кто занимается вопросами Востока, на необходимость в своих исследованиях соединять правду с любовью, делать точные сообщения и не быть в своих суждениях односторонним. Члены конгресса были приняты папой римским[28].

Однако все эти обширные, разнообразные средства, связанные с тратой громадных сумм для привлечения внимания католиков к «восточному обряду», не давали ожидаемых результатов.

Католики относились ко всему этому делу достаточно равнодушно, а в Польше имели свой определенный взгляд на Православие вообще.

Развитие русского католицизма в Европе среди бесправной и обездоленной русской эмиграции, несмотря на все соблазны Рима, не могло не огорчать Рим. Дело являлось, по-видимому, безнадежным. В сентября 1937 года на V Пинской конференции иезуит А.Домбровский подвел итоги униатского движения за границей, и вот что оказалось. В бывшей Австрии — один приход. В Бельгии, в Брюсселе, организуется приход, в Лувене — «группка» студентов русских католиков, человек тридцать. В Болгарии униатская работа не ведется, имеется около 6000 униат-болгар. В Праге работы нет, «должен быть организован миссионерский пункт», в Эстонии — условия неблагоприятны. Во Франции, в Лилле — «небольшой приход», в Лионе на 3000 эмигрантов — 180 русских католиков. В Париже есть приход, собственный дом, библиотека, но приход «скромный». В Югославии обстановка сложилась так, что новициат из Загреба выехал в Италию. В Ковно, в Литве, работа только начинается, хотя там находится епископ «восточного обряда» П.Бучис. В Берлине — около 100 человек. Даже в самом Риме русских обратилось около 30 человек. В Америке работа среди русских эмигрантов еще не начиналась, и на успех там нет никакой надежды. Печальная история с посещением чикагского епископа Леонтия Велиградского конгресса свидетельствует об отношении православных к «восточному обряду» в Америке. В Харбине около 200 человек, в Шанхае несколько десятков[29]. Вот и все. В сравнении с сотнями православных приходов и храмов, которые создала русская эмиграция по всему Божьему миру от Аляски до Явы, вся работа «восточного обряда» не больше как бесполезная трата сил и средств. Не лежит на этом деле Благословение Божие.

Если бы на карте мира, кроме коммунистической России, отметить светящимися точками православные храмы, где в канун каждого праздника поют «Свете Тихий», а на литургии «Единородный Сыне и Слове Божий», то увидал бы Рим, что Свет Христов, просвещающий всех, столь ярко горит в душах православных русских людей, что незачем и не для чего идти католикам во ограду чужой овчарни, где иной свет и иные голоса, так в конце концов мало понятные Риму, которого заботят больше вопросы о земном.

Борьба подсоветской России за свободу исповедания Веры Христовой свидетельствует о таком исповедничестве, которое не нуждается ни в каком прозелитизме со стороны Рима.

На Пасху 1937 года Пий XI канонизировал борца с Православием иезуита А.Боболу. Это был подарок обществу Иисуса и Польше и удар по Православию. Что это значило, обнаружилось в Польше в 1938 году. Знал ли Рим, какое оружие он дает для борьбы с Православием в Польше? С уверенностью можно сказать, что знал.

«Восточный обряд» в Польше стал трагической насмешкой над словами Пия XI о любви к отделенным братьям. Когда-то Ю.Словацкий воскликнул: «Польша, твоя гибель — в Риме». Теперь и Рим мог сказать: «Восточный обряд, уния, твоя гибель — в Польше».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Глава одиннадцатая

Накануне катастрофы
 
1

За римскими словами стояли польские дела. Поляки, как всегда, портили русскую политику Рима. Перед Польшей и Римом лежало два пути. Старый — путь насилий, борьба с Православием и полонизация православного народа, и новый — терпимое отношение к Православию и русской народности в Польше как средство к укреплению государства и создания новых польско-русских отношений.

Подготовка на польской территории средств к будущему продвижению католичества в Россию, казалось бы, требовала отношения к Православию в духе речей Пия XI. Нужно было попытаться убедить православных в том, что Рим перестал быть их врагом. Борьба с активным безбожием большевиков была той почвой, на которой могло произойти сближение с Православием. Поддержка его в тяжелое время гонений являлась залогом будущих успехов Рима. Оказанная помощь не была бы забыта.

Эта политика исключала прозелитизм, «восточный обряд», всякое насилие и даже стеснение.

В Польше были все возможности начать новую страницу польско-русских и католическо-православных отношений, повести политику большого стиля и большой будущности. Этого не произошло. Не хватило ни государственного смысла, ни политической интуиции.
Все пошло по старому пути.

В конце XVI века, после Люблинской унии, Польша решила завершить свое политическое объединение с Литвой и Западной Русью и согласилась на предложенную иезуитом А.Посевином церковную унию. Однако вместо объединения католической и православной церквей произошло разделение Православной Церкви и русской народности. В тяжелых условиях, легальными и революционными средствами, силою слова и силою оружия боролся православный народ за свою веру.

Отношение королевской Польши к этому вопросу нашло свое отражение в собрании польских конституций.

«Понеже люди Греческой религии основательнейшего примирения веры своей, и изъяснения статьи на прошедшем сейме о том учиненной требовали: то поелику ныне за множеством дел сего учинить не можем, отлагаем оное до другого сейма, вскоре будущего» (1609 г.); «Понеже для множества важных дел Речи Посполитой не пришло бы успокоения совершенного веры Греческой на нынешнем сейме; того ради сие отлагаем до будущего вскоре сейма, а до того времени люди веры Греческой духовные и мирские да пребудут в покое при свободном и обыкновенном своем богослужении, которому они не имеют быть принуждаемы ни приказными позывами волочимы» (1618 г.); «Примирение людей, в Греческой вере разделенных, для множества дел Речи Посполитой на пребудущий сейм отлагаем: а ныне обещаем тишину с обеих сторон и мирским людям, какова ни есть они чина и состояния» (1623 г.); «Понеже на нынешнем сейме, для скудости времени, вера Греческая не могла получить примирения, того ради сие на другой сейм отлагаем» (1627 г.); «Касательно же людей Греческого вероисповедания успокоить непременно одолжаемся» (1632 г.) [1].

Для этого была созвана Пинская конгрегация. На созыв конгрегации Польша решилась только накануне своего падения, на Четырехлетнем сейме (1788–1792 гг.). Конгрегация состояла из 24 монахов, 21представителя белого духовенства и 51 светского лица. Православных епископов не было, но зато присутствовали униатские епископы Булгак и Дашкович-Горбатский, латинские ксендзы, несколько францисканских и бернардинских монахов и 4 представителя сейма и короля.

Это собрание лиц разного звания и состояния с участием католиков должно было изображать православный Поместный собор.

Этим «собором», как традицией свободы Православной Церкви, поляки гордятся и до сего времени. В рескрипте президента Польской республики от 30 мая 1930 года о созыве поместного собора в Польше говорится:

«4–15 июня 1791 года попечением и старанием правительства пресветлой республики Польской в г. Пинске был созван Собор православной церкви в Польше. По воле Провидения автокефальная православная церковь в Польше может восстановить ныне свою связь с историческим прошлым».

Пинская конгрегация, ввиду отсутствия на ней православных епископов и присутствия латинян, никакого канонического значения не имеет. Тем не менее она объявила автокефалию Православной Церкви в Польше и сделала ее по характеру управления вполне государственной. Однако проекты, выработанные Пинской конгрегацией, встретили возражение в сейме, и только через год, 21 мая 1792 года, было издано два закона: «Организация постоянной церковной иерархии греко-восточного неунитского обряда в государствах Речи Посполитой польской» и «Удовлетворение требований польских граждан греко-неунитов и диссидентов»[2]. Слово «Православие», как соединенное с понятием «русский», было окончательно устранено.

Законы эти осуществлены не были, так как Польша прекратила свое политическое бытие. Уния была ликвидирована на соборе в Полоцке в 1838 году. Остатки ее сохранились в пределах России на Подляшье и вне пределов — в Восточной Галиции. Львов, который дольше всех сопротивлялся унии, сохранил ее до наших дней.

Вернувшись к государственной самостоятельности в 1918 году, польская интеллигенция решительно ничего не заметила в происшедших за последние 125 лет переменах. Она подписала в Версале в 1919 году договор, по которому обязалась охранять права национальных и религиозных меньшинств. Такое же обязательство она приняла по договору, заключенному с Советской Россией в Риге в 1921 году. Пользуясь русской революцией, Польша сразу же вернулась к практике XVII–XVIII веков и для того, чтобы не было никаких сомнений, ее министр иностранных дел Бек 13 сентября 1934 года заявил в общем собрании Лиги Наций, что Польша отказывается от соблюдения условий Версальского договора в смысле права Лиги Наций разрешать жалобы меньшинств, так как права последних достаточно охранены польской конституцией[3].

В Риме произошло раздвоение. Пий XI весь был в будущем, его нунций, кардиналы, епископы и клир в Польше были в прошлом.

«Восточный обряд» в его русской форме казался помехой в деле поглощения Православия католичеством в его латинской форме. Ничего лучше латинской формы в Варшаве не могли желать. Таков был «государственный интерес» Польши.

Терять Россию из-за интересов Польши для Рима тоже не было ни малейшего смысла. Принуждение же к принятию католицизма и полонизация православного населения в Польше — это такой вызов национальной России, который сделает навсегда невозможным соглашение Рима с Россией.

Католическая иерархия в Польше этим обстоятельством была до некоторой степени смущена. Впрочем, если целью является соединение православных с апостолическим престолом в смысле поглощения Православия католичеством, то в общем все средства хороши, если только ими умело пользоваться.

Одним из серьезных способов воздействия на иерархию было раздувание национальных несогласий в ограде Православной Церкви.

Польское правительство так же хорошо, как и советское, понимало, что залог победы над Православием — это ослабление Церкви внутри. Национальный вопрос являлся вернейшим к этому средством. Отдавая Православную Церковь украинским шовинистам на Волыни, правительство сразу достигало нескольких целей. Оно удовлетворяло национальные требования там, где интересы правительства менее всего были задеты, отрывало Волынь от Галиции, настроенной противополь­ски, и, кроме того, разбивало единство Церкви.

Несмотря на официальный оптимизм, митрополит Диониский должен был признать, что обстановка складывается для него неблагоприятно, и решил опереться на народ. Он мог надеяться, что в этих трудных обстоятельствах церковные люди забудут прошлое и помогут укреплению Церкви.

Синод постановил созвать собор на 12 февраля 1930 года. Была опубликована программа собора, избирательный закон и назначены сроки выборов. Собор созывался с участием клира и мирян.

Временные правила об отношении Православной Церкви и правительства в Польше (30 января 1922 года) вопрос созыва собора разрешали неясно. Правительство считало, что оно должно дать согласие на созыв собора до начала производства выборов и что избирательный закон и программа также зависят от соглашения с ним. Правительство не желало допустить Собора в обстановке, благоприятной для иерархии.

Но и на этом правительство не остановилось и решило воспользоваться идеей собора в своих целях. Закулисные переговоры закончились тем, что в митрополичьем соборе в Варшаве 30 мая 1930 года в весьма торжественной обстановке был оглашен декрет президента республики о созыве собора без указания срока такового. Одновременно с декретом была опубликована программа собора, избирательный закон и наказ, а равно состав Предсоборного собрания, которое должно было подготовить материалы для собора. Торжественное оглашение декрета завершилось завтраком в большом ресторане «Полония», устроенном Министерством исповедания и народного просвещения членам Предсоборного собрания. Польские чиновники в визитках разливали вино православным русским мужикам. Эта любезность дорого обошлась православному народу в Польше.

Предсоборное собрание оказалось не больше как ширмой, а за ней была помещена Смешанная комиссия из представителей иерархии — митрополита Дионисия и архиепископа Гродненского Алексия, позднее к ним был присоединен архиепископ Полесский Александр, и представителей правительства — директора департамента исповеданий графа Ф.Потоцкого, чиновника Министерства иностранных дел Т.Голувко, доверенного лица И.Пилсудского, и чиновника департамента полиции Г.Сухенек-Сухецкого, человека, ни пред чем не останавливающегося. Т.Голувко вскоре был убит украинцами и заменен волынским воеводой Г.Юзефским, личным недругом митрополита Дионисия. Они привели с собой технических помощников.

Началась работа по реорганизации церковного строя от верху до низу в направлении «соборности», то есть широкого допущения клира и мирян по расчету двух мирян на одного клирика и полного контроля церковного управления со стороны власти[4].

Иерархия оказалась бессильной и беспомощной. Изредка собиралось Предсоборное собрание, которому рассказывалось о том, что делала Смешанная комиссия, и поручались дела маловажного значения.

Во время этих занятий правительство убедилось во многих вещах. Оно познакомилось с каноническими правилами и увидало, что правила эти можно толковать по-разному и что нет препятствий для вмешательства в дела Церкви. Оно близко узнало иерархию, лишенную твердости и веры в свое дело, и, что самое главное, поняло полную изолированность Православных Церквей. Никакой и ниоткуда Православная Церковь в Польше не могла ожидать помощи, и потому с ней можно было не считаться. Чем дальше шла работа Смешанной комиссии, тем яснее становилось для правительства, что все реформы можно устроить по соглашению с иерархией и нет надобности в созыве собора. Вместе с тем решили приступить к некоторым практическим мерам.

Дали знать украинским шовинистам, и 28 августа — 10 сентября 1933 года, в день преподобного Иова, в Почаевской лавре была устроена демонстрация против митрополита Дионисия. Ему кричали «Геть!» («Долой») с волынской кафедры, которую он занимал 20 лет, сначала в качестве викария в том же Кременце. Полиция отсутствовала, и демонстранты чувствовали себя свободно. Они устроили митинг в местечке Почаеве и требовали правящего архиерея на Волынь — украинца.

В этом же году митрополит Дионисий праздновал свой юбилей 10-летнего пребывания на митрополичьей и 20-летнего на Волынской кафедре, и на публичном юбилейном собрании присутствовал министр исповеданий. Это, однако, не помешало 23 сентября тому же министру Ендржиевичу, опираясь на «волю народа», которая проявила себя в Почаеве, потребовать от митрополита Дионисия освобождения им Волынской кафедры. Налицо имелся и кандидат на его место — архиепископ Гродненский и Новогрудский Алексий (Громадский).

Архиепископ Алексий, уроженец Холмщины (сын псаломщика), деятельный сотрудник архиепископа Евлогия и правый русский националист, оказался украинским националистом. Митрополит Дионисий не столько сопротивлялся, сколько колебался. В ноябре из Польши был выслан юрисконсульт Синода К.Н. Николаев, проживавший в Польше более 13 лет и в течение 7 лет являвшийся ближайшим участником борьбы. Митрополиту Дионисию прямо сказали, что это только начало и что будут удалены все его сотрудники русского направления.

Было составлено синодальное определение, и оказалось, что никакого вмешательства власти не было, а произошло перемещение иерархов по желанию последних и в интересе Церкви. Правительство никак не рассчитывало на получение канонического акта и дало митрополиту Дионисию некоторую передышку. Кстати, еще не были закончены работы Смешанной комиссии.
 
2

В мае месяце 1934 года умер И.Пилсудский. Он оставил страну экономически подорванную, политически и общественно расшатанную. Он успел произвести радикальный пересмотр конституции, и новая конституция от 23 апреля 1935 года передавала легально всю власть в руки президента республики, обладавшему законодательными правами. Рядом с ним стоял генеральный инспектор армии, фактический диктатор. Таковым был назначен, по воле И.Пилсудского, генерал Эдуард Смиглый-Ридз, человек совершенно бездарный. В 1936 году он был сделан маршалом Польши.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

И.Пилсудского похоронили в королевской гробнице на Вавеле в Кракове, как верующего католика. В действительности к религии он относился совершенно равнодушно, и католическая иерархия это прекрасно знала. В 1937 году Краковский митрополит Сапега, исходя из того, что гроб И.Пилсудского был помещен в королевской крипте временно и для него подготовлялся мавзолей в башне «Серебряных колоколов», самовольно переместил туда гроб до окончания работ.

По поводу этого происшествия пилсудчиками, легионерами и прочими был поднят большой шум. Требовали вмешательства Ватикана, отставки Сапеги, разрыва конкордата, но дело кончилось ничем[5]. Это было весьма показательно.

Католическая иерархия почувствовала полную свободу. И.Пилсудский никому не позволял вмешиваться в основные вопросы политики. Теперь было другое. Клерикализм стал в порядок дня. Монашеские ордена во главе с иезуитами со всех сторон собирались в эту обетованную страну. Иерархия опиралась на Пия XI, который выявлял особую симпатию к Польше. Духовенство заявляло, что оно владеет народной душой, и требовало удовлетворения своих притязаний. Военные круги не возражали против союза с клерикалами. Наступила темная ночь католической реакции, которая всегда являлась предвестником национальной катастрофы.

В этой новой, опасной и угрожающей для Православной Церкви обстановке иерархия не могла ничего нового придумать, кроме продолжения «тесного сотрудничества» с властью. Единственным разумным объяснением этого непонятного поведения могло быть только одно — иерархия решила переждать.

Польский публицист А.Гурский заметил: «Полонизация, так легко введенная, и автокефалия церкви — это солома, которой закрывают русские корни на время польской зимы, для того чтобы ее выбросить, когда наступит ожидаемая весна»[6].

Митрополит Дионисий шел двумя параллельными путями — полонизации и поддержки правительства во всем, всегда и везде.

15 апреля 1934 г. Волынскую кафедру занял архиепископ Алексий. Деревня его встретила равнодушно, города — враждебно. Во время его проповеди по-украински в Луцке из собора стали расходиться молящиеся. Началась украинизация.

В начале 1936 г., по сведениям украинских газет, дело на Волыни представлялось в таком виде: исключительно по-украински служили в 124 церквах, по-украински от времени до времени — в 126, по-славянски, но с чтением Апостола, Евангелия, «Верую» и «Отче наш» — по-украински в 99, по-славянски, но с украинским произношением — в 26 и переменно по-украински и славянски — в 407.

Прощаясь со своей паствой, в конце своего обращения митрополит Дионисий поставил слова «Слава Богу за все», но большая горечь осталась в его душе, и на украинизацию он ответил полонизацией.

Украинизация внесла полный беспорядок в приходскую жизнь и весьма скоро вызвала реакцию в смысле возврата к церковно-славянскому языку, особенно среди женщин. Это еще больше усилило беспорядок. Полонизация окончательно все спутала.

25 ноября 1934 г. было опубликовано распоряжение митрополита Дионисия об образовании комиссии для перевода богослужебных книг на польский язык «ввиду возможности присоединения к Православию лиц польской национальности, а также следуя примеру других православных церквей, имеющих перевод православного богослужения на язык своей страны». Председателем комиссии был назначен викарный епископ Савва (Советов), не знающий польского языка[7].

27 ноября комиссия была принята митрополитом Дионисием, и ее член, профессор Богословского факультета, архимандрит Илларион (Васдекас) (грек) выразил от имени комиссии удовлетворение и радость по поводу образования самой комиссии и порученного ей дела7.

17 октября 1936 года Синод благословил пользование одобренными им переводами на польский язык литургии св. Иоанна Златоуста, панихиды и благодарственного молебна на дни государственных праздников в «тех местностях, где это будет вызвано действительной потребностью и необходимостью»[8].

10 ноября текущего года Смиглый-Ридз получил маршальский жезл, а 11 ноября, в день государственного праздника, к большому удивлению православных, митрополит Дионисий впервые служил благодарственный молебен по-польски. К собору был прислан почетный караул, и митрополит в мантии под звуки «генеральского марша» отбирал рапорт[9].

Еще 1 октября архимандрит Илларион (Васдекас) был назначен директором государственного интерната для студентов-богословов, а епископ Савва в конце декабря получил в управление Гродненскую епархию[10].

Военное духовенство решительно перешло на польский язык и начало на нем служить литургии православным русским солдатам. В Белостоке некий Савицкий образовал группу «православных поляков» и потребовал церковных служб на польском языке[11].

Полонизация богослужения вызвала большое возбуждение среди православных в Польше и за границей и беспокойство в католических кругах, особенно среди деятелей «восточного обряда». Правительство делало вид, что это его совершенно не касается. В феврале 1937 г. Синод разъяснил, что богослужение на польском языке зависит от желания населения, заключения епархиального архиерея и разрешения Синода. Однако административные власти на местах стали требовать богослужения на польском языке в интересах государственных[12]. Митрополит Дионисий протестовал, ссылаясь на речь министра иностранных дел Бека в Женеве об охранении прав меньшинств конституцией. Но должен был протестующую статью изъять из газеты и принести извинения[13].

Ректор Виленского университета, большой друг русских, профессор М.Здеховский назвал полонизацию «сумасшествием», полезным только коммунизму. О. Я.Урбан тоже заявил, что «полонизация компрометирует церковь и открывает дорогу коммунизму»[14].

Тем не менее дело продолжалось. Внутреннее делопроизводство консисторий, кроме Волыни, где оно велось по-украински, было переведено на польский язык. Без особого труда и протестов стали переводить на польский язык также и преподавание Закона Божия в начальных школах.

В полном объеме было полонизировано все образование православного духовенства. Хотя с самого начала преподавание на Богословском отделении Варшавского университета велось по-польски, но власти смотрели сквозь пальцы на пользование русским и украинским языками. Теперь этому был положен предел, и выдающийся русский профессор Николай Арсеньев устранен. Научный журнал «Элпис» стал печататься только по-польски.

В связи с общей школьной реформой были назначены к закрытию духовные семинарии в Вильно и Кременце. В Варшаве приступили к организации богословского лицея с трехлетним курсом и с преподаванием на польском языке. Для поступления в него нужно было окончить 4 класса правительственной гимназии в Варшаве, пребывая в то же время в особом государственном интернате, где дополнительно преподавались славянский и греческий языки, церковный устав. Языком преподавания, администрации и сношений воспитателей с учениками был польский[15]. При открытии интерната митрополит Дионисий выразил удовлетворение по поводу того, что духовенство будет получать образование в Варшаве, в центре польской культуры.

Украинцы таким оборотом дела были ошеломлены, но все их попытки удержать учебные заведения на Волыни результата не дали.

Это новое направление требовало и новых людей, и, по указанию правительства, в ноябре 1938 г. военные священники Шретер и Семашко получили сан епископа, с наречением Тимофеем и Матвеем. О.Тимофей при своем наречении заявил, что «эпоха развития могущества Польской республики является одновременно эпохой развития Православия в Польше», которое является светочем для славян Востока и даже Запада, а о. Матвей вспомнил митрополита С.Косова, «энтузиаста православной польской культуры», и удостоверил, что между церковью и польской государственностью нет и не может быть коллизий и разделений.

Все это говорилось в центре Православия, в Почаевской лавре, по-польски. Епископ Тимофей направился в Варшаву и стал ректором интерната студентов-богословов, а епископ Матвей проследовал в Вильно. Там он прежде всего посетил католические святыни, а потом в Духовном монастыре обратился к собравшимся по-польски. Слушатели, не дождавшись конца речи, пожав плечами, разошлись.
О. Я.Урбан из всего этого сделал соответствующий вывод:

«70 лет после смерти Иосифа Семашко прибывает в Вильно иной Семашко, православный епископ Матвей, считающий себя поляком и приветствующий верных по-польски. Не является ли это искуплением грехов Семашко первого потомком той же династии? Если это так, то полагаем, что искупление неполное и начато не с лучшего конца. Православие в Польше должно пройти весь путь Иосифа Семашко, но в обратном порядке. Оно и прошло.

7 декабря 1938 года в Гродно под председательством епископа Саввы, при участие епископов Тимофея и Матвея был открыт Православный научный институт для «организации жизни православных поляков в церковных рамках». Директором оказался священник Я.Касперский. Институт связан с Обществом православных поляков. Такие же общества священник Я.Касперский организовал в Вильно и Новогородке. Таким образом, Православная Церковь давала возможность православным людям вернуться к польской культуре.

Юрисконсультом Синода был назначен поляк и католик Вацлав Сухенек-Сухецкий, брат члена Смешанной комиссии, чиновника Министерства внутренних дел. Юрисконсульт довольно быстро попался в желании подкупить какого-то чиновника и оказался в тюрьме. На этом окончилась карьера и его брата[17].

С 23 февраля 1936 года газета «Слово» завела польскую страницу.

На этом дело не окончилось. Митрополит Дионисий продолжал благословлять решительно все действия правительства.

Новая конституция встретила полное его одобрение. В восторженной статье, написанной по-польски, «Воскресное чтение» сравнивало ее с конституцией 3 мая 1791 года. «Сейчас еще не все дают себе отчет в благодетельности результатов, которые повлечет за собою в жизни новое устройство»[18].

Иерархия не знала, как выразить свою печаль по поводу смерти И.Пилсудского. Выходило так, что он был опорой Православия. 15 января 1936 года митрополит Дионисий посетил президента и министров и вручил им копии постановления Синода о включении имени Иосифа Пилсудского в диптихи церквей и монастырей и о заупокойных службах ежегодно 19 марта и 12 мая[19].
Католическая иерархия только руками разводила.

Казалось, все идет как нельзя лучше, но в это время раздается протестующий голос из Америки. 8 марта 1936 г. в Нью-Йорке на большом собрании русских церковных и общественных организаций, при участии епископов Виталия, Макария и Адама, была вынесена резолюция, протестующая против полонизации и украинизации и насилий над Православием в Польше. Архиепископ Виталий хорошо знал поляков и понимал, что это только начало. Протест 8 марта был оправдан всей последующей трагедией Православия[20].

Протест был опубликован, текст его сообщен митрополиту Дионисию, римскому папе, президенту республики и проч. Митрополит Дионисий сразу же назвал протест инсинуацией, довел об этом до сведения правительства и созвал экстренное заседание Синода на 20 июня. Синод заявил, что обвинения ни на чем не основаны, что Православная Церковь в Польше благоденствует и что американский протест не больше, как следствие зависти к успехам Православия в Польше. Это можно было понять как злой сарказм. Правительство приняло за чистую монету[21].
 
3

Униатская греко-католическая церковь в Галиции переживала тяжелые времена. Латинизация как будто побеждала. Станиславовский епископ Хомышин вел открытую борьбу с «византийством». Перемышльский епископ Коцыловский настойчиво проводил требование целибата от духовенства. Все униатство в целом было проводником и опорой украинского сепаратизма и было направлено и против Польши, и против России. На этой почве произошло расхождение между старорусинами-москвофилами и украинцами.

Вообще, униатство «раздирается внутренней борьбой между консервативным восточным направлением, возглавляемым митрополитом Шептицким, и реформатским западничеством во главе с епископами Хомишиным и Коциловским». Раскололись и украинские историки, и один из них — Андрюсяк, вопреки мнению Томашевского, Чубатого и других, «не признает вообще за унией ни в прошлом, ни в настоящем безусловной пользы для Украины, не считает унию ни национальной украинской религией, ни национальной ценностью», — замечает В.Заикин[22].

Правительство требовало от иерархии осудить саботаж в Галиции, иерархия уклонялась. В свое время Пилсудский не пожелал принять А.Шептицкого[23].

Старорусины старались сблизиться с Православием. 31 мая 1934 года во Львове во время ежегодных торжеств в память жертв австрийского террора в Телергофе, в нарушение запрещения communicationis in sacris, униатское и православное духовенство в общей процессии прошли на кладбище[24].

Латинизация и украинизация унии в Галиции являлись причиной того, что галицийское духовенство было устранено от работы в «восточном обряде» и послужило вместе с тем причиной успеха пропаганды Православия.

Все, что было сделано в Галиции во время русского наступления, после окончания войны исчезло и вновь началось только в 1926 году, когда в Православие перешло село Телява. Засим Православие ширилось, особенно в Западной Галиции, на Лемках, где народ враждебно относился к украинству и пользовался своеобразным говором русского языка. Православие оказалось у ворот Кракова, этого «польского Рима». Правительство смотрело на это с некоторым одобрением. На Волыни оно помогало украинизации Православия, в Галиции помогало Православию как противнику украинства. Центром движения являлся Львов. Движение встречало препятствие со стороны местных властей, поддерживавших униатство, и со стороны униатского духовенства, оставлявшего в своем распоряжении храмы без прихожан и чинившего всяческие придирки. У Православной Церкви не хватало средств, миссионеров, богослужебных книг, церковной утвари. Тем не менее в 1936 году на одной Лемковщине в Православии оказалось 17 577 человек, перешедших из унии, или 11% униатского населения этой области[25]. Всего в Галиции перешло из унии около 30 000 человек. 5 августа 1934 года был воссоединен знаменитый княжеский город Галич.

Положение становилось угрожающим, и Рим принял срочные меры. Лемковщина была выделена из Перемышльской униатской епархии (121 приход из 769, 128 000 душ из 1 244 000 населения епархии) для особого апостолического визитатора. 10 января 1936 года администратором был назначен Н.Наторянский, который отказался, и его заменил В.Мацюк, через год умерший, и, наконец, Я.Медвецкий[26].

Это не удовлетворило старорусинов и вызвало раздражение у украинцев, так как дробление епархии было направлено против них. Результатов администрация не дала, никто в унию из Православия не вернулся.

Наступали разные юбилейные сроки, связанные с унией. В 1936 году — 300-летие со дня смерти униатского митрополита В.Рутского. В связи с этим, 22–25 декабря 1935 года во Львове был созван униатский съезд. На нем присутствовало около 150 человек, в том числе 18 мирян. Прибыли епископ «восточного обряда» Н.Чарнецкий и 3 викарных украинских епископа. Были базилиане, редемптористы. Иезуиты и католическое духовенство отсутствовали, и это объяснялось тем, что за краткостью времени их не успели пригласить. Из общего числа 8 миллионов греко-католиков съезд представлял 5 миллионов.

«Еще 10–15 лет тому назад, — говорил митрополит А.Шептицкий в своем приветствии съезду, — западные богословы и те, кто хоть немного занимался церковными вопросами, удивлялись нам, восточным католикам, как некоему экзотическому явлению, которое не имеет и не будет иметь большого значения в церкви».
Теперь все изменилось, и этому содействовало много причин:

«Прежде всего падение царизма. Пока существовал абсолютный царь, властелин 1/6 части света, большей половины Азии и Европы, до тех пор никто не мог надеяться на расширение унии». Надежда возросла с восстановлением Польши, и, кроме того, этим вопросом занялся папа.

«И случилось так, что уния еще 20 лет тому назад, самый забытый из всех забытых вопросов во вселенской Церкви, выдвинулся на первое место церковных интересов».
Не без горькой иронии престарелый иерарх продолжал:

«Те самые, которые оценивали нашу католическую веру с точки зрения обрядовых изменений, теперь эти изменения считают признаком того, что мы являемся не надлежащими работниками в деле соединения»[27].

Епископ Н.Чарнецкий приветствовал съезд от имени «восточного обряда», от имени юго-западных земель, на которых в прошлое время пышно расцветала уния, где была надежда победоносного ее возрождения после падения «царизма». Там епископ Чарнецкий нашел только жалкие следы наследства митрополита Рутского. На землях первой унии погибли славные монастыри и лавры в Вильне, Бытене, Жировицах, Почаеве, Супрасле, Холме. Погибли храмы, но самым тяжелым было то, что погибли и души. Миллионы душ оторваны от источника правды и жизни — Римского престола. Полтора века спустя он видит в душах православных великую духовную Сахару, их до конца убил коммунизм, религиозный индифферентизм, сектантство. Новая уния там очень слаба, как бедный Лазарь, она пока надеется только на милость Господа Бога. Однако есть кое-что радостное. К западной церкви принадлежит уже новосоединенных 50 приходов, 70 священников... «Могло быть много больше, есть много заявлений, но разные трудности препятствуют надлежащему расширению дела». Православные священники только официально отрицают унию, в действительности 50–60% готовы стать на сторону унии.

«Перелет», бывший прот. П.Табинский, к этому добавил, что «только путем унии можно прийти к соглашению на Волыни, ибо и католики и православные требуют друг от друга капитуляции»[28].

«До великой войны Православие в России и уния в Галиции и Буковине были разделены государственной границей. Теперь униатская Русь оказалась под одной государственной крышей с дезунитской Россией так же, как во время старой Речи Посполитой», — замечает Я.Урбан по поводу съезда.

«Однако, — продолжает он, — сама уния охвачена тем, что называется униатизмом», излишне латинизирована и потому становится скорее «препятствием, чем помощью в осуществлении великого дела соединения разодранного христианства». Мертвым остается погребать своих мертвецов. Местные интересы делают галицийских униат как бы безразличными в отношении великой всекатолической проблемы соединения церквей»[29].

С этим съезд не согласен. Он заявил, что греко-католическая церковь есть церковь восточная, находящаяся в единении со св. престолом и, сохранивши восточные традиции, она должна стать образцом, притягивающим к себе несоединенные восточные церкви. Католичество «восточного обряда» в прошлом наиболее отвечало духу украинского народа и обладает силой вывести в будущем весь украинский народ из религиозно-морального распада после несчастного времени безбожничества на Украине. Украину должна спасти уния и духовно отделить ее от России.

Уния, однако, по убеждению иезуитов, погружена в сон и мешает делу объединения церквей. Иезуиты думают о покорении всего русского народа, греко-католики только об Украине, о разделении единого русского народа.

Съезд пришел к выводу о необходимости вернуться к традициям XVII века и, осуществив мысль митрополита Рутского, создать униатский патриархат. «Отчего же не образовать, — иронически замечает Я.Урбан. — Если есть патриарх маронитов, то почему не быть патриарху украинцев?» Эта мысль весьма взволновала митрополита Дионисия, думавшего о патриаршем звании для себя.

Съезд нашел, что должны быть охранены права Галицкого митрополита, наследника Киево-Галицкой митрополии, ибо это основа крепости греко-католической церкви. Обряд нужно обновить, унию оживить, и потому съезд признал необходимым заняться изучением обряда и истории восточной церкви, и это спустя 342 года после введения унии.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

От этих благочестивых воспоминаний и надежд на будущее съезд, переходя к существу дела, постановил:

«Собравшиеся полагают, что греко-католическое духовенство Галицкой земли, национально и обрядово связанное с несоединенными братьями, живущими в Польше, прежде других имеет право на труд по соединению своих братьев. Поэтому, выражая свое глубокое сожаление, что именно этому духовенству прегражден доступ к унийной работе среди родных братьев, съезд обращается к апостолическому Престолу, дабы во имя успеха среди несоединенных братьев: 1) греко-католическое духовенство было допущено к унийной работе на тех землях Польши, которые занимают православные, и 2) чтобы была установлена отдельная иерархия византийско-славянского обряда на территориях унийной работы с полной юрисдикцией»[30].

Иными словами, съезд хочет устранить с Волыни и Полесья иезуитов и католическое духовенство и заместить его духовенством греко-католическим. На эти странные притязания Я.Урбан ответил указанием, что пожелание об отдельной иерархии «восточного обряда» было заявлено папе еще в октябре 1933 года съездом католических епископов. Во всяком случае, галичане здесь ни при чем.

Съезд повторил всем надоевшие слова о любви в унийной работе и заявил, что православная миссия в Галиции продиктована не религиозными требованиями. При переходе в Православие униаты в Галиции теряют имущество, приобретенное веками, и становятся изменниками католической церкви. Спрашивается, по каким, кроме религиозных мотивов, они это делают?

Оценивая в общем благоприятно работу съезда, Я.Урбан указывает на неправильную замену выражения «русский» «украинским», ибо старая уния охватывала не только Галицию, Волынь и Полесье, но также Вильно, Новогродек и Полоцк, и покрывать всю эту территорию выражением «украинский» противоречит здравому смыслу и задачам «восточного обряда»[31].

Во исполнение пожеланий съезда 17 февраля 1939 года митрополит А.Шептицкий образовал Украинский католический институт церковного единения, который поручил студитам. Протоигумен Клеменс Шептицкий, открывая 19 июня институт и говоря о необходимости изучать Восток, можно сказать, спиной поворачивается к Западу.

«Мы будем брать у нашего западного соседа только тогда, когда нам не хватает чего-либо существенного, и даже в том случае сделаем это так, чтобы не становиться в противоречие с духом Востока»[32].

Таким образом, и галицийской унии пришлось стать на путь «восточного обряда».
 
4

В январе месяце 1937 года в Ченстохове собрался первый и последний Генеральный Синод католических епископов возрожденной Польши. Обширные постановления этого высокого собрания были утверждены в Риме и частично опубликованы. Католический епископат полагал, что Польша вполне созрела, чтобы стать теократическим государством на манер Града Божия блаженного Августина, и православные в этом граде были совершенно ни к чему.

Пока Синод предписывает общую молитву и деятельность для осуществления на польских землях дела единения Православия с католичеством. В этих целях 18–26 января 1938 года была устроена неделя молитвы в Варшаве и был прочтен ряд докладов, выяснявших восточный религиозный вопрос в Польше. Делом этим занимался Кружок католического единства. Выводы не были благоприятными. «На польских землях, — заметил ксендз А.Павловский, — нет до сих пор достаточных указаний, которые могли бы обещать близкое соединение нашего родного Востока с римской матерью»[33].

В этом направлении Синод тоже кое-что решил, но это не было опубликовано и было выявлено иным способом.

Православная иерархия чувствовала беспокойство, несмотря на проявляемое правительством внимание. Совершенно неожиданно, при открытой поддержке правительства, митрополит Дионисий отправился с визитом к румынскому патриарху Мирону. Действительная цель поездки неизвестна.

Во время одного обмена речами митрополит Дионисий подтвердил, что «польская Православная Церковь самостоятельно руководит своею жизнью в согласии с законами Речи Посполитой, пользуясь ее заботами, опекой и помощью». Здесь обращает на себя внимание то, что Православная Церковь названа польской и это сделано совершенно сознательно.

К этому митрополит Дионисий добавил, что он с особым умилением вспоминает свою поездку в Румынию в 1925 году на интронизацию патриарха Мирона, «что содействовало укреплению достоинства Православной Церкви и возвышению великодержавного авторитета Румынии»[34].

Митрополит Дионисий давал понять польскому правительству, что возведение «польской церкви» на степень патриархата содействовало бы укреплению «великодержавного авторитета» Польши. Слова эти, однако, не нашли отклика.

Советник польского посольства граф А.Понинский со своей стороны добавил, что «правительство Польши всегда поддерживало эту религиозную гармонию и получило возможность зарегистрировать прекрасные результаты в этой области, консолидируя сим путем нацию и государство. В сфере христианского обновления оно вдохновлялось той же идеей, которая неоднократно выражена Вашим Августейшим Монархом, королем Карлом II, высказывавшимся за живое христианство, тесно связанное с идеалом национальным»...

Польша тоже вскоре высказалась «за живое христианство, тесно связанное с идеалом национальным» в том понимании, что поляк по самой природе своей католик.

Все это происходило в конце сентября в Бухаресте, а вот что произошло в Польше в декабре того же года.

23 января 1938 года на так называемой польской странице газеты Варшавской митрополии «Слово» напечатана редакционная статья, рядом с описанием путешествия в Румынию, — «Новый способ “обращения” православных».

«Громким эхом отозвался в печати случай перехода несколько недель тому назад в католичество 35 православных семейств в селе Гринки Кременецкого уезда (Волынской губернии), принадлежащей Грибовскому приходу».

На основании сообщений с мест, развитие всего движения, начатого католическим духовенством в православных селах и деревнях, в пограничных с СССР гминах Лановцы и Белозерка, проходило таким образом.

В октябре 1937 года в селе Гринки пограничная стража организовала свой праздник. Перед иконой Матери Божьей, помещенной на наружной стене школьного здания вместе с портретами государственных лиц, местным священником с дьяконом было совершено богослужение. Вечером в школьном помещении был устроен праздник, а портреты остались до утра на наружной стене здания. Утром была обнаружена гнусная профанация повешенных и оставленных на ночь портретов.

В связи с этой профанацией было арестовано несколько лиц — среди молодежи, а на всем селе Гринки в повседневной жизни болезненно отразились результаты этой профанации. У крестьян были отобраны паспорта, без которых нельзя передвигаться в пограничной области, разрешено уезжать только в Лановцы, и при этом один раз в неделю, запрещено пользоваться в помещениях светом, выходить из домов с наступлением сумерек. Бывали случаи, что стража выбивала окно тому, кто зажигал в доме свет. Различные агитаторы стали распространять по деревне слухи, что всех выселят из пограничной области и таким образом они будут лишены земли и имущества, и что единственным спасением является переход в католичество, что сделает их поляками.

Так, 19 декабря 1937 года в Лановецком костеле была принята в католичество первая группа из 116 лиц.

За Гринками пришла очередь и иных сел с православным населением.

Из деревни Краснолука на гминное собрание в Лановцах пришло около 70 человек, к которым держал речь войт Стадницкий, уговаривая их, как «потомков поляков и католиков», перейти в католичество. Перешло 15 человек. В Белозерках «миссионерскую работу» вели унтер-офицеры Дурава и Мураковский, которые обходили дома хозяев с «польскими фамилиями», уговаривали их отказаться от Православия, «навязанного бывшим московским правительством», обещая при переходе в католичество землю, освобождение от натуральных повинностей и прочие льготы, а в случае непослушания угрожали выселением и другими репрессиями. Признано в том местечке в качестве кандидатов в католики около 225 лиц из 36 семейств.

Ввиду того, что дело обращения в католичество православного населения в селах Кременецкого уезда, граничащих с СССР, ведется при действенной помощи корпуса пограничной стражи, гминных управлений, солтысов и т.д., каковой административной помощью пользуется римо-католическое духовенство, митрополит Дионисий обратился к министру исповеданий и народного просвещения, прося об «активном вмешательстве».

Активное вмешательство административной власти выразилось прежде всего в том, что номер «Слова», в котором была напечатана приведенная выше статья, был конфискован[36].

26 января с. Гринки посетил архиепископ Волынский Алексий. Во время Божьей службы были слышны стоны людей, народ плакал, многие стояли на коленях. Архиепископ выяснил в своей проповеди, «что в делах веры не может быть в нашем государстве какого-либо принуждения, потому что свобода веры обеспечена основным законом — Конституцией Речи Посполитой, и чтобы народ не верил, если будут говорить иначе».

Владыка во время проповеди спросил: «Может быть, тут есть кто-либо из обращенных?». В ответ громко разнеслось: «Нас таких тут много»[37].

Это произошло 26 января, а 15 марта жители с. Гринки Киприан Дубовой, Гавриил Цимбалюк, Моисей Зыска, Остап Зыска и Ефим Гаврилюк уже обратили на себя внимание административной власти. В ночь с 20 на 21 марта полиция им вручила распоряжение волынского воеводы от 15 марта, в силу которого они немедленно высылались, и им воспрещено пребывание в пограничной сфере в течение трех лет. Распоряжение это, в силу закона, не мотивировано и подлежит немедленному исполнению ввиду «важного общественного интереса». «Такое распоряжение, — пишет газета “Русский голос”, — произвело на население угнетающее впечатление»[38]. Можно себе представить, что собою значит для крестьянина высылка из родного дома и родной земли.

1 февраля депутат Скрипник сделал запрос в пленарном заседании Сейма. Депутат, описывая происшедшее, между прочим сказал, что распространяются слухи, что все население приграничной сферы должно перейти в католичество и что при предстоящей земельной реформе православные будут совершенно лишены земли и выселены или получат худшую землю.

Премьер-министр, он же министр внутренних дел генерал Славой-Складковский, отвечая на запрос, заявил, что население переходит в католичество добровольно и что никаких насилий административные власти не совершают[39].

Размах намеченного обращения был весьма значителен, предполагалось в самый короткий срок перевести в католичество 350 000 человек. Для этой цели воеводские власти расширили пограничную сферу, включив в нее ряд уездов Волынской губернии. Однако весьма быстро выяснилось, что намеченный план не по силам и не по средствам. Тогда цифру эту сократили до 140 000, пока же записанных в метрики новых католиков, которые при всякой возможности продолжают ходить в Православную Церковь, оказалось около четырех тысяч.
 
5

Одним из неудобств пользования «восточным обрядом» являлся старый стиль в церковной жизни. Реформа календаря, произведенная папой Григорием XIII в 1562 году, отразилась в Польше в том смысле, что католики стали принуждать православных к принятию нового календаря. Борьбу эту прекратил Стефан Баторий распоряжением от 18 мая 1585 года, в силу которого «католики должны держаться нового календаря, православные могут пользоваться старым»[40].

5 марта 1924 года Вселенский патриарх предложил ввести в Польше новый стиль. Собор епископов согласился, но встретил решительное сопротивление народа, и 16 августа того же года собор епископов вернулся к старому стилю. Однако Варшава и города на запад остались при новом календаре, в силу чего митрополит Дионисий праздновал все праздники, кроме Пасхи, отдельно от народа. В 1917 г. Станиславовский униатский епископ Хомышин ввел новый стиль, но вскоре вынужден был от него отказаться[41].

(Продолжение следует)