Улица или яма для Мандельштама?

[Владимир К.]

Улица или яма для Мандельштама?
Заметки об особенностях регионального культурного строительства на примере Воронежской области

Итак, в объявленный Управлением культуры Воронеж­ской области юбилейным год Осипа Мандельштама – 15 января 2011 года исполнилось 120 лет со дня рождения поэта – в Воронеже улицы с его именем не появилось. И в ближайшее время не появится. О причинах речь пойдет ниже, но горячие сторонники увековечить имя Осипа Эмильевича на карте города его ссылки уже вынесли свой приговор не только тем, кто волей-неволей был причастен к попыткам переименования, в том числе членам комиссии по культурному наследию при воронежской городской администрации, не только жителям трех улиц-кандидаток на перемену имени: Швейников, Фридриха Энгельса и 20-лет ВЛКСМ, но и всем воронежцам поголовно, всему городу целиком.

Сами инициаторы переименования, члены воронежского отделенния Союза российских писателей (СРП) известный краевед Олег Ласунский и поэтесса Галина Умывакина, председатель Воронежского отделения СРП, по-видимому не нашли достойной трибуны, чтобы объясниться на этот счет. «В еврейских квартирах, – как писал Мандельштам в «Египетской марке», – стоит печальная тишина». Зато люди близкие к этому кругу высказались вполне определенно.

Позорным назвал на пресс-конференции в начале марта художественный руководитель Камерного театра, директор Платоновского фестиваля Михаил Бычков отказ от идеи присвоения одной из улиц города имени поэта в юбилейный для Осипа Эмильевича год. А городская газета «Берег» в авторской колонке обозревателя по культуре вначале признает: «То, что Мандельштаму никогда не овладеть умами воронежцев, – очевидная данность. Хотя и обидная, достойная сожаления». Но «если даже считающие себя культурной элитой люди в противовес аргументам за переименование говорят о том, что памятником воронежскому затворнику мы уже воздали ему сполна – тут, как говорится, ни прибавить, ни убавить». Автор готов понять жителей улиц, протестующих против переименования из-за хлопот с документами, говорит о любящих поэта, которые и после случившегося будут его почитать. Допускает, что есть такие, кто ненавидит поэта, и намекает почему: «Эта линия – тупиковая; отработали по максимуму». А далее опять же приговор: «Предлагаю считать, что не воронежцы не захотели подняться до гения Серебряного века – это он до нас не пожелал спуститься. Так нам и надо».

Чтобы вот так огульно, не разбираясь по существу, сходу покрыть позором целый город, обвинить в невежестве всех воронежцев, – для этого, согласитесь надо иметь особый образ мысли, особый взгляд не только на литературу. Для особенных этих людей все видится по-другому. Их мнение, мнение избранного меньшинства, всегда выше и правильнее общественного мнения. И именно оно в последнее время исподволь, но побеждает во всех сферах жизни. И на фоне всего остального переименование улицы в отдельно взятом русском городе – это мелочи. Вот, недавно один из идеологов российского либерализма, председатель правления Института современного развития (ИНСОР) Игорь Юргенс заявил, что модернизации страны мешает русский народ! Элита, мол, у нас хорошая, госуправленцы все сплошь английский язык знают, а народ косный и инертный. И только к 2025 году «российский народ станет ментально совместим в восприятии демократии со среднестатистическим прогрессивным европейцем». По-видимому, к тому времени и воронежцы «поднимутся» до «гения» Мандельштама.

Хотя, казалось бы, до сих пор Осипу Эмильевичу грех было жаловаться на невнимание воронежцев. В 1991 году, к 100‑летию поэта, в Воронеже на фасаде дома № 13 по улице Фридриха Энгельса, где в 1936 году проживала чета Мандельштамов, была установлена мемориальная доска. Проходили Мандельштамовские чтения, Мандельштамовские дни, издавались книги... Шел естественный и закономерный для постсоветского времени процесс культурного освоения так называемой задержанной при коммунистах по идеологическим соображениям литературы. Как писали советские литературоведы, творчество выходца из купеческой семьи Мандельштама «представляет собой художественное выражение сознания крупной буржуазии в эпоху между двумя революциями». Но постепенно и воронежцы понимали, что это не совсем так. Или, вернее, совсем не так. Осипа Эмильевича скорее можно причислить к тем, кто боролся за «светлое будущее» всего человечества. В отличие от своего дяди Юлия Матвеевича, который читал охранительное «Новое время» Суворина и восхищался статьями одного из вождей русского национализма Михаила Меньшикова, Осип Эмильевич никогда наличную Россию не любил.

Недаром в юности он так увлекся Чаадаевым, у которого, по его мнению, «хватило мужества сказать России в глаза страшную правду, – что она отрезана от всемирного единства, отлучена от истории», «что Россия принадлежит к неорганизованному, неисторическому кругу культурных явлений». В Тенишевское училище он пришел «в класс совершенно готовым и законченным марксистом». Но под влиянием своего друга Бориса Синани идейно сближается с эсерами и даже просится в их боевую организацию. Этот Синани, который сильно повлиял на Осипа и оставил в его душе неизгладимый след, судя по всему, был одним из тех типов, которых изобразил Федор Достоевский в романе «Бесы». Так, по свидетельству Мандельштама, с подачи Синани «особый вид людей эсеровской масти» они называли «христосиками». «Христосики», – поясняет Мандельштам, – были русачки с нежными лицами, носители «идеи личности в истории», – и в самом деле многие из них походили на нестеровских Иисусов». Как можно догадаться, «христосики» не совсем годились для сурового дела революции. К нему оказалось больше приспособленными представители жестоковыйного иудейского племени. Правда, в боевики Осип не попал. Родители от греха подальше отправили сына за границу.

Но Мандельштама новая власть не забыла. Дружба Мандельштамов с Николаем Ивановичем Бухариным говорит о многом. В среде «тонкошеих вождей», пусть и на положении кагального «анфан тэррибля» (определение Дмитрия Галковского), способного нагрубить жене члена политбюро или дать пощечину великому и ужасному Блюмкину, Мандельштам был своим. Далеко не у каждого советского литератора был такой влиятельный почитатель и покровитель. Помощь Бухарина – это и три книги, вышедшие у Мандельштама в 1928-м, и поездки в Сухуми, Ялту в 1927-м, в Грузию и в Армению в 1930-м, и пожизненная персональная ежемесячная пенсия, которую Осип Эмильевич получал с 1932 года до окончания ссылки в 1937 году… Как вспоминает жена Осипа Мандельштама Надежда Мандельштам-Хазина, «мы все же принадлежали к привилегированному сословию, хотя и второй категории». В другом месте она признает: «Иногда Мандельштама принимали за своего, и он тоже получал кулек. С 20-го до ареста в мае 34-го мы получали продукты в пышном распределителе, где у кассы висело объявление: «Народовольцам вне очереди». Желая завуалировать свою принадлежность к «своим», Надежда Яковлевна невольно проговаривается. Говорит «иногда», хотя на самом деле на протяжении 14 лет спокойно получала спецпаек для избранных...

И вдруг антисталинские стихи. На следствии поэт заявил, что они написаны как реакция на страдания крестьян. И действительно, до начала коллективизации Осип Эмильевич не питал непримиримости к власти. Трагедия русской деревни поразила его. Он узнал о тотальном голоде в черноземных областях страны:

Природа своего не узнает лица.

И тени страшные Украины, Кубани...

К тому же после переселения в Москву у Мандельштама появляются новые друзья, хорошо знавшие деревню поэты Николай Клюев, Сергей Клычков и Павел Васильев, задолго до Осипа Эмильевича написавший эпиграмму на Сталина.

В октябре 1933 года Мандельштам получил в Москве двухкомнатную квартиру в писательском кооперативном доме. «Ну вот, теперь и квартира есть – можно писать стихи», – сказал Осипу Эмильевичу побывавший у него в гостях бездомный на то время Пастернак. Эта фраза привела Мандельштама «в ярость». Получалось, что он вошел в «обойму», изгойство гордеца променял на квартиру в писательском доме. Возможно, и отсюда – неслыханный поступок, самоубийственный акт, стихи о вожде с эпитетами «тараканьи усища», «широкая грудь осетина», «он играет услугами полулюдей», «его толстые пальцы, как черви, жирны». Лидия Гинзбург, вспоминая встречу с поэтом в 1933 году, восхищаясь его «творческой неисчерпанностью», в то же время замечает: «Мы видим человека, который хочет денег и известности и огорчен, если не печатают стихи». Все 20-е годы Мандельштам метался между христианством («теперь всякий культурный человек – христианин») и иудаизмом («какая боль... для племени чужого ночные травы собирать»). В «Четвертой прозе» он даже заявил: «Я настаиваю на том, что писательство в том виде, как оно сложилось в Европе, и в особенности в России, несовместимо с почетным званием иудея, которым я горжусь». (Напомним, что в 1911 году Мандельштам, сын Эмиля Ханцеля, окрещен пастором Н. Розеном Епископско-методистской церкви в Выбооге.) Литературовед Михаил Гаспаров, считает, что эпиграмма на Сталина – это этический выбор Мандельштама, добровольное самоубийство, смерть художника как «высший акт его творчества». И действительно, стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны...» создало Мандельштама-легенду, «гения Серебряного века», противостоящего тирану. ОН был готов к смерти, но вместо казни ему была назначена ссылка. Ссылка, о которой могли только мечтать миллионы русских людей, сгинувшие в эти годы в ГУЛАГе.

Следователь назвал стихи Мандельштама ”беспрецедентным контрреволюционным документом”. Но сам Сталин возможно так не считал. Кстати, земляк Иосифа Виссарионовича Фазиль Искандер заметил: «Думаю, что Сталину это стихотворение должно было понравиться». Образ тирана, запечатленный в этих шестнадцати строчках словно вырублен из цельного куска мрамора и по-своему монументален. Но всё-таки от застенок НКВД спасло Мандельштама заступничество Бухарина. И тот факт, что Мандельштам был ... номенклатурным поэтом. Его имя было включено в список-реестр, который был подан Сталину в момент создания оргкомитета ССП в апреле 1932 года. Список был охранной грамотой.

Воронежская провинциальная интллигенция молится на Осипа Эмильевича и не хочет слушать ничего, что омрачает светлый облраз. Управляемое малым народом, общественное мнение затушевало другие оценки Мандельштама. А ведь Марина Цветаева назвала в свое время «Шум времени» Мандельштама книгой «баснословной подлости». Маяковский наиболее слабыми поэтами в те годы считал Жарова и Мандельштама. Забылась и избыточная какая-то «легкость», избыточное «равнодушие к судьбе друзей», продемонстрированное Осипом Эмильевичем на следствии. Он сдал всех, кому читал свое крамольное стихотворение. В том числе и верного друга Анну Ахматову. В список лиц, знакомых с крамолой, к примеру, Мандельштам добавил молодую поэтессу Марию Петровых, сообщил, что «Петровых записала стихотворение с голоса». Что было совсем необязательно, ни один следователь требовать такого признания не мог. И главное, никто так и не доказал, что Осип Эмильевич не был искренен, когда ровно через три года и три месяца написал «Оду», где есть уже такие строчки:

Глазами Сталина раздвинута гора

И вдаль прищурилась равнина,

Как море без морщин,

как завтра из вчера –

До солнца борозды

от плуга-исполина.

В 1937 году родились и такие строчки:

И налетит пламенных лет стая,

Прошелестит спелой грозой Ленин,

И на земле, что избежит тленья,

Будет будить разум и жизнь Сталин.

Одни видят здесь только лесть и стремление выжить. Оригинал, Александр Кушнер полагает, что Мандельштам начал писать эти стихи «из страха и желания спастись, но постепенно увлекся...» А вот Иосиф Бродский считает «Оду» лучшим стихотворением Мандельштама. Вполне может быть, что в ней выражено желание поэта отблагодарить Сталина за неслыханно мягкий приговор, попытка начать жить жизнью советского человека: «Я должен жить, дыша и большевея». Попытка преодолеть главный душевный конфликт – между государственным порядком и «хаосом иудейским».

Однако, как уже было сказано, естественный процесс осмысления судьбы и творчества Мандельштама был сорван. Испытанным, впрочем, способом: если Мандельштам не гений, то вы антисемит. А если вы против памятника ему или улицы с его именем, то вы просто не хотите признавать Холокост. Хотя русские тут как раз ни при чем. Мандельштама и арестовывали, и сажали, и закладывали сплошь его соплеменники. Гонителями Осипа Ман­дель­ш­тама были в основном критики и функционеры еврейского происхождения. В августе 1933 года критик С. Розенталь на стра­ницах газеты «Прав­да» заявил, что «от образов Мандельштама пахнет великодержавным шовинизмом». Вадим Кожинов в книге «Правда сталинских репрессий», в главе «Драма самоуничтожения» пишет: «Вероятным доносчиком, передавшим в ОГПУ текст мандельштамовской эпиграммы на Сталина, был еврей Л. Длигач, а «подсадной уткой», помогавшей аресту поэта, Надежда Яковлевна называла Давида Бродского... Приказ об аресте отдал в мае 1934 г. зампред ОГПУ Я. Агранов (Сорензон)...»

Сначала Воронежу навязали памятник Мандельштаму работы московского скульптора Лазаря Гадаева. Работа не прошла по конкурсу в Москве, ну а Воронеж «дареному коню в зубы не смотрел» (деньги на создание и установку памятника выделил московский благотворительный фонд). Вот лишь некоторые из характеристик памятника: «чурка неотесанный», «памятник скорее Паниковскому, чем Мандельштаму», «напоминает гопника-наркомана, стреляющего «два рубалька», «ужасный памятник, какой-то истощенный Чарли Чаплин с прищепкой вместо носа», «у Мандельштама была нормальная комплекция, он был хорош собой и нравился женщинам, у вас стоит такой маленький головастик с огромными непропорциональными руками, с подбородком, похожим на булыжник, с грубыми чертами лица».

Но Олег Ласунский, укоряя тех, кто сожалел о снесенном в парке «Орленок» на месте установки памятника павильоне чистой воды, витийствовал: «Возмущает позиция тех воронежских обывателей, которые ради своих сиюминутных житейских благ готовы противостоять такому важному и дорогому серд­цам многих проекту, как памятник Мандельштаму». «Как можно гастрономические интересы ставить превыше духовных идей!» Досталось и единственной в городе газете, усомнившейся в том, стоит ли принимать дар московского скульптора: «Неужели этот срам – знаменитый Мандельштам?» («Молодой коммунар» 31.07. 09 г.). Добавим про себя, что, скорее всего, тогда же была решена судьба тогдашнего главного редактора «МК» Александра Пирогова. Спустя некоторое время его по-крупному подставили и он вынужден был уйти . Кагал не простил Пирогову откровенное противодействие управляемому общественному мнению избранного меньшинства. Что с того, что большинство жителей были против уродливого памятника. Они лишь досадная помеха для колониальной культурной политики. По той же схеме, кстати, поставили в центре города еще одного уродца – памятник Высоцкому. Скульптура совершенно мерзкая, с нарушением норм анатомии и эстетики.

Окончание в следующем сообщении

[Владимир К.]

А история с улицей началась осенью прошлого года, когда Олег Ласунский и Галина Умывакина, авторы идеи об увековечивании имени поэта, вместе с начальником городского управления культуры Иваном Чухновым прошлись по переулку Швейников: там в 1934-1935 годах во время воронежской ссылки Осип Мандельштам снимал квартиру. Тогда эта улочка именовалась Линейной. Поэт писал о ней: «Это какая улица? /Улица Мандельштама. /Что за фамилия чертова? – /Как ее не вывертывай, /Криво звучит, а не прямо. /Мало в нем было линейного, /Нрава он был не лилейного, /И потому эта улица, /Или, верней, эта яма /Так и зовется по имени /Этого Мандельштама…» Нынешние обитатели переулка Швейников от мысли о переименовании в восторг не пришли. Одни были резко против. Другие в духе времени торговались: потребовали взамен установить фонтан, отреставрировать фасады, выполнить другие благоустроительные работы… Так бы и затихла эта идея, если бы уже губернатор Алексей Гордеев в начале 2011 года, объявленного в Воронежской области Годом Мандельштама, в своем блоге не предложил назвать одну из улиц Воронежа именем опального поэта. (Один ехидный форумчанин заметил, что это «раввин «посоветовал» губернатору сменить немецкое название улицы Фридриха Энгельса на «французское» название Мандельштам».) Он обратился к журналистам областной газеты «Воронежский курьер» с просьбой собрать авторитетных специалистов и подготовить аргументированное предложение насчет того, какая из улиц достойна называться именем Мандельштама. Культурная элита во главе с фаворитом «губернаторского двора», художественным руководителем Камерного театра, учеником М.О. Кнебель, Михаилом Бычковым была рада стараться. Собралась и предложила рассмотреть еще два варианта переименования: часть улицы Фридриха Энгельса от Комиссаржевской до Коммунаров, где также отбывал ссылку поэт, и 20 лет ВЛКСМ, где останавливалась Анна Ахматова, когда приезжала навестить Мандельштама.

Пока губернатор и его культурное окружение строили планы, жильцы названных в прессе улиц взбунтовались. Не счесть, сколько городские чиновники выслушали гневных комментариев по телефону. Городское управление культуры возмущённые жители названных улиц завалили письмами. Против идеи переименования подписались 290 человек, в 100 обращениях была угроза идти до конца... Бунтовали не только жители улиц 20 лет ВЛКСМ и Фридриха Энгельса, но и соседней Студенческой – от них, аж 90 подписей. При этом официальных обращений в поддержку переименования улиц не поступало. Никто не захотел поменять родного Фридриха на Осипа. Как пояснил на заседании комиссии по культурному наследию, собранной специально по этому поводу, руководитель городского управления культуры Иван Чухнов: «К нам обращались и юридические лица, зарегистрированные по данным адресам. В случае переименования они понесут серьезные финансовые затраты, чтобы переделать все документы».

Заметим, что город уже имеет печальный опыт неудачного переименования. Лет 15 назад комиссия по культурному наследию уже голосовала о переименовании части улицы Кольцовской в улицу Бунина, писателя, который родился и жил в Воронеже. Но тогда жильцы также резко выступали против. Никому неохота даже из уважения к Нобелевскому лауреату документы переделывать. А у многих в «зеленке» прописаны и два, и три человека. То есть, нужно или доверенности оформлять, или каждому ходить по кабинетам, чтобы вносить изменения. Почему в этот раз наступили на те же грабли? Почему поднялся опять сыр-бор с переименованием, который реально нанес больше ущерба имени Мандельштама, чем пользы? Виновником на заседании комиссии был назван Михаил Бычков.

– Я узнал, что существует такая идея, и как обычный цивилизованный воронежец ее поддержал, – оправдывался он. – Я предполагал, что если губернатор с такой идеей выходит, то технические стороны решены. Будут приняты организационные и финансовые меры, чтобы весь этот хлопотный процесс прошел по короткому и простому пути. Возможно, я ошибся с таким предположением. Думаю, будет лучше, если я свое членство в вашей комиссии приостановлю.

В итоговом голосовании Михаил Бычков участия не принимал. Комиссия опять почти единогласно высказалась против переименования этих и каких-либо других улиц до формирования законодательной базы. (Не исключено, впрочем, что улица Мандельштама появится на карте города, когда будут принимать решения о присвоении имен строящимся улицам.)

Правда, и Год Мандельштама в Воронеже не прошел бесследно. В качестве утешительного приза для огорченных ценителей Осипа Эмильевича в средине марта 2011 года на своем заседании комиссия по культурному наследию приняла решение назвать зеленую зону возле памятника поэту Мандельштамовским сквером. Никто из членов комиссии не возражал. В том числе и автор этих строк. Хотя, не факт, что это примирит Воронеж с Мандельштамом. Одна воронежская журналистки уже спрогнозировала чем аукнется такое решение комиссии: «Кольцов­ский сквер у нас «Кольцо», Чижовский плацдарм – «Чижовка», улица Чайковского – «Чайник»… Нетрудно предположить, как в народе будут величать сквер Мандельштама…» Кстати, Валерий Кононов, один из авторитетнейших членов комиссии по культурному наследию, также заметил: «Я специально узнавал: ни в Петербурге, где Мандельштам жил до войны, ни в Москве, где он жил тоже, ни во Владивостоке, где он умер, улицы его имени нет. Именно из-за неблагозвучия фамилии».

  Известный российский писатель Дмитрий Быков, частый гость столицы Черноземья, отзываясь на скандал с улицей Мандельштама в Воронеже, заметил сначала, что отношение Осипа Эмильевича к нашему городу не назовешь благодарными: «Пусти меня, отдай меня, Воронеж! Воронеж – вор, Воронеж – ворон, нож». Быков засомневается, что у воронежцев есть «значительное моральное право на улицу Мандельштама», но дальше сказал очень правильные вещи. В Воронеже, по его мнению, для увековечения Мандельштама «сделано достаточно», и ему «хочется присоединиться к протестам жителей». Ведь «лучшим памятником Мандельштаму будет не улица, пишет Быков, - Давайте лучше перестанем судить за слова, раз и навсегда приняв закон о том, что печатное слово неподсудно и что шить ему экстремизм либо разжигание категорически запрещается… Давайте по возможности создадим в стране пристойную и нестыдную атмосферу – прекратим замалчивать очевидное и научимся обсуждать назревшее. Давайте хотя бы меньше врать… А улицы переименовывать – дело нехитрое. Сначала надо засыпать яму, а назвать получившуюся улицу всегда успеется».

Вот и я не буду врать, что меня волнует больше не улица Мандельштама, а тот факт, что мы совсем не заметили 130-летие нашего земляка Павла Муратова, писателя, искусствоведа, переводчика, издателя, уроженца города Боброва. И, скорее всего, не заметим 185-летие Афанасьева, фольклориста, историка, литературоведа, этно­графа, уроженца города Богучара Воронежской губернии. Могу назвать еще много имен, достойных памятника и увековечивания в названиях улиц Воронежа и других городов губернии. За ними, увы, не стоят фонды и диаспоры, но у них есть несомненные и великие заслуги перед русским народом. Я совсем не против Международного Платоновского фестиваля, который впервые пройдёт в Воронеже в этом году. Но почему вся эта грандиозная затея стоимостью в один миллион долларов отдана в руки одного, пусть и талантливого, режиссера, ученика М.О. Кнебель. Когда смотришь программу фестиваля (Гидон Кремер, Виктор Третьяков, Фредерик Кемпф, Давид Герингас, Юрий Башмет и оркестр «Новая Россия», квартет имени Бородина, Евгений Миронов, Владимир Могилевский, компания Филиппа Жанти, «Формальный театр» из Санкт-Петербурга, «Киев Модерн-Балет», Новый Рижский театр, Хаим Сокол, Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко…), то почти не замечаешь там писателя Платонова. Организаторы умудрились составить программу, где не нашлось места ни одному собственно литературному мероприятию. Обошлись без литературоведов и писателей! В нем ярко отразилась опять же какая-то колониальная культурная политика в отношении нашей области. Воронежцам, не оценившим гений Мандельштама, предлагают подняться до лучших образцов мировой культуры. Громкие имена, музыкально-театральный флюс фестивальной программы обессмысливает сам фестиваль. Но с такой программой можно проводить Платоновский фестиваль где угодно: в Германии, Литве, Израиле… Причем тут Воронеж и наш, черноземный писатель Платонов? Платонов вышел отсюда. И миру интересно должно быть все, что связано с этой землей, что исходит из нее и в ней рождается. А Башмет – он и в Африке Башмет, он может к нам и без фестивального повода приехать.

У нас на одном конце – замерзающий библиотекарь, нищая художественная самодеятельность, а на другом – премия Платонова в полмиллиона. Не пропустить нового Платонова, помочь ему состояться и развить свой гений, вот задача власти! Не пропустить ни одного таланта, бережно отнестись ко всякому живому движению души. А потом уже – элитарное искусство и организация под маской фестиваля театральных гастролей.

Конечно, и в целом в стране до сих пор нет внятной и ясной государственной политики по сохранению и поддержке народной традиционной культуры. А в регионах мы все заложники вкусов одного или двух человек. Ни для кого в Воронеже не секрет, что министром культуры в областном правительстве на самом деле является жена губернатора Татьяна Гордеева. Главным советником при ней состоит новомодный режиссёр, уроженец Краснодара, модернист и либерал Михаил Бычков. Кстати, этот ученик Марии Кнебель начинал в Иркутске, где пытался создать «ТЮЗ с человеческим лицом». После спектакля «Каин» (1987), общественность и местная писательская организация во главе с Валентином Распутиным обвинили режиссёра в растлевающем влиянии на молодежь, в бесовщине, в героизации богоборца и убийцы. Бычков вынужден был покинуть Иркутск. А теперь он чуть ли не монопольно рулит культурной политикой Воронежского края с богатейшими традициями. А наше областное управление культуры по сути является исполнительным органом при этой могучей кучке культуртрегеров. Где выход? Почему бы нашим депутатам облдумы по примеру других регионов не принять свой закон «О государственной политике области в сфере сохранения и восстановления традиционной народной культуры Воронежской области»?

Воронежская культура во многом живёт как продолжение политики, как способ пиара для власти. Клановость и фаворитизм правят в нашей региональной культуре. И поневоле позавидуешь соседям. С каким достоинством, несмотря на истерики либеральной прессы, белгородцы выгнали вон шаромыжников, которые хотели театр превратить в туалет, дали отпор проходимцам, которые возомнили из себя современных драматургов. Кстати, в это же время, когда Гришковец записывал Евгения Савченко в самодуры, Никита Струве, человек европейской культуры назвал Белгородскую область российской Швейцарией…

В Белгородской области и с переименованием улиц полный порядок. В Белгороде уже переименовали 11 улиц, два проспекта, переулок и площадь. Улица Коммунистическая стала Преображенской, Кирова – Белгородского полка, площадь Революции – Соборной, улица Чернышевского – 50-летия Белгородской области, проспект Ленина разделили на части и назвали их Гражданским проспектом и Свято-Троицким бульваром... Улицы советских деятелей Красина и Воровского стали носить имена одного из первых белгородских губернаторов Трубецкого и купца-мецената Чумичова. Без шума и протестов решаются вопросы переоформления документов.

И это результат того, что власть прислушивается к мнению большинства, ее решения совпадают с естественным процессом осмысления заслуг тех или иных личностей в истории города и края, и нет насильственного окультуривания. Воронежские же тенденции, когда культурным процессом пытаются руководить люди, не связанные корнями с традициями края, приведут нас не к улице Мандельштама, а опять в ту же яму, из которой мы только-только начали выползать.

Март 2011 года

Святослав Иванов (г. Воронеж)

http://voskres.ru/articles/ivanov8.htm