ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ
Час печали и благодати в Новомарковке Кантемировского района. У мемориала погибшим воинам односельчане хоронили земляка – прах гвардии старшего сержанта стрелка-снайпера Гелемеева Ивана Ивановича. Хоронили его второй раз. Шестьдесят два года назад бойца в окопе зарыла в шар земной война.
…Шла Курская битва. На русском поле в который раз решалась судьба Отечества. Броневым кулаком враг пытался рассчитаться за поражения под Москвой и в Сталинграде, на Кавказе и в воронежских степях. На огненной дуге впервые сошлись такие силы. «Земля стонала от разрывов снарядов, авиационных бомб и грохота танков. В чёрных тучах пыли и гари исчез горизонт, скрылось солнце, его раскаленный диск еле пробивался сквозь мглу», – свидетельство очевидца и участника тех боёв.
На южном фланге фронта противник кинул основные силы в направлении на Обоянь. Шестого июля 1943 года после полуторачасовой пушечной бойни на участке Луханино – Сырцево враг в течение дня восемь раз поднимался в атаку, бросал в бой при поддержке авиации до 250 танков с пехотой. Все попытки немцев перейти в наступление «упорным сопротивлением частей 90-й гвардейской стрелковой дивизии полковника В.Г. Чернова были сорваны… Воины не дрогнули».
Среди тех, кто смертью смерть попрал, был и сорокапятилетний Иван Иванович Гелемеев, боец 272 гвардейского стрелкового полка. Как он погиб? Об этом знает только Бог. Останки воина только в 2005-м году обнаружили поисковики-следопыты в засыпанном землей окопе. При бойце – оружие, гранаты, бутылки противотанковые с зажигательной смесью. При бойце – медаль «За отвагу» и знак «Снайпер». Он и мёртвым держал оборону!
Своими немыми муками он и теперь поразил потомков ушедшей былью:
Какие были времена!
Какие люда были!
На сельском майдане над многолюдной толпой возносятся траурные мелодии, звучат прощальные речи, молитва. Ружейный салют возвестил: останки бойца обрели покой на родине.
На постаменте склонил голову каменный солдат. Стена Памяти, на мемориальных досках которой больше трёхсот фамилий односельчан, не вернувшихся с фронта. Тут же братская могила, в ней сорок три солдата-освободителя с капитаном Зубрий Дмитрием Дмитриевичем. И – свежее надгробье с военной каской бойцу, какой шестьдесят два долгих года шёл домой.
– Как в старину на Руси всем народом собрали пожертвования. Ко дню Победы установили новые памятники на трех братских могилах военных лет, – рассказал Владимир Покусаев, председатель здешней сельхозартели «Правда».
А ещё слушаем Петра Максимовича Жигалкина. Он племянник Гелемеева, хорошо помнит Ивана Ивановича.
– Дядя из бедноватой и многодетной крестьянской семьи. Жену тётю Дуню, Евдокию Петровну, себе нашёл в недальнем селе – Шевченково. Пятерых детей растили. Уже никого из них нет в живых. А внуки и правнуки деда не видели. Работал он в колхозе воловником – за быками ухаживал. Тогда трактор был дивом редким, больше на волах пахали. Потом дядю Ваню бригадиром поставили. Не столько начальник, сколько пример для всех. Первым на покосе, на молотьбе.
Вот и на фронте – остался первым.
КОРТИК ТАНКИСТА
В известном фильме «Освобождение» нам, зрителям, остается надолго памятен танковый бой на Прохоровском поле в дни Курской битвы. Огненный ад, в котором «смешались в кучу» танки, самолёты и люди. Пылающие машины, из которых выбираются, спасая друг друга, танкисты. И сразу же снова в бой, в рукопашный.
Это, оказывается, не киношная выдумка.
В Богучарском историко-краеведческом музее посетители засматриваются на изящный кортик, лезвие-штык, резная рукоять из слоновой кости, ножны с пояском. Орнамент из дубовых листьев, в которые вкраплены полустёртые фашистские символы – крест-свастика и двуглавый орел. Экскурсовод Елена Филатова удивляет:
– Трофей с Прохоровки.
Подарил вражеский кортик музею земляк – Герой Советского Союза Яков Котов, уроженец села Терешково. Его именем теперь названа одна из улиц Богучара. Отставной офицер после войны и армейской службы жил в соседней Ростовской области. Яков Михайлович на милой родине бывал часто до самой кончины, случившейся в декабре 1990 года. Здесь он и похоронен.
Котов встречался с молодёжью, рассказывал «об огнях-пожарищах», сквозь которые пришлось пройти ему, механику-водителю знаменитой «тридцатьчетверки».
В бою под Прохоровкой подбили танк. Спешился благополучно, но – очутился лицом к лицу с таким же «безлошадным» фашистом, в кулаке которого сверкнул клинок. Котов опередил: перехватил руку с кортиком и разрядил в упор свой пистолет.
Знатный трофей служил с той поры уже нашему танкисту. Он им особо не похвалялся, хотя, конечно, красивый кортик. Портили ему вид свастика с орлом, пытался счистить их.
Фашиста кинжальчик не защитил, а крестьянского сына уберёг. У ворот Берлина на неприступных Зееловских высотах и в самой немецкой столице танк Котова трижды горел. Экипаж тушил огонь и вновь сражался. Погиб командир. На его место встал механик-водитель с кортиком. Позади оставались разбитые пушки, минометы, пулеметы. Враг был повержен.
После дня Победы, когда в донском краю запели соловьи, Яков Михайлович узнал – ему присвоено звание Героя.
НА МИННОМ ПОЛЕ
В поределом ряду фронтовиков, кого в майский день Победы чествует россошанское село Архиповка, эти три женщины.
Наталья Кравченко в военные годы была бригадиром колхоза «Заря хлебороба». Рыла окопы под Ровеньками. Не знает, помогли ли нашим бойцам те укрепления, но вскоре село захватили фашисты. После оккупации её пригласили в военкомат в Россошь. Армии нужны были минёры.
– Училась на курсах в Семилуках, – рассказывает Наталья Федотовна. – Через месяц отобрали часть курсантов, я с ними. Отправили в Чугуев под Харьков. Ещё станцию Сосновку помню. Там началась для нас война. Ставили мины и разминировали.
Со мной подружка была из Россоши, Надя Диканьская. Страшно боялась подорваться. На минном поле, бывало, просит: вынеси меня, Наташ, отсюда подальше. Подставляю ей спину, обхватит руками меня за шею, вцепится – несу. Все наказывала, если погибну раньше, припудри мне лицо, губы помадой накрась перед тем, как схоронить.
А меня ранило первую.
До того, правда, однажды десять минных полей обнаружила. Медалью «За отвагу» наградили.
Подорвалась так. Обезвреживаю мину, склонилась к земле. Рядом моя собака, она помогала находить мины. Первое октября, час дня, жарко. Собака, наверное, зацепила проводок. Рвануло. Шрапнелью сыпануло веером вверх. Моё счастье, что прижалась к земле. Ранило в бедро. Подобрали меня только вечером, кровью изошла. Обмундирование сняли, разрезав на куски, с ними документы, медаль выбросили.
В двадцать один год кончилась для меня война на госпитальной койке. Получила вскоре письмо от подружек, узнала, что погибла землячка – Надя.
…Фронтовичка работала в колхозе звеньевой, бригадиром, агрономом-овощеводом под началом опытного Николая Перепелицы. Суженого Алексея Кравченко встретила в Казахстане на целине, на полевом стане сыграли свадьбу. Сейчас их поле – сбегающий от подворья к речке, ухоженный, что грядка, огородик.
Мария Самотоенко родом из соседней Екатериновки. Сюда, в Архиповку, её увел Яков Андреевич, разведчик по армейской специальности. Звеньевую-свекловичницу в связисты призвали в девятнадцать лет.
– Военному делу учили нас в Отрожке под Воронежем. Стреляли, по-пластунски ползали, – вспоминает Мария Дмитриевна. – На фронт попала уже в Белоруссии. Служила в батальоне аэродромного обслуживания. Телеграммы разносила по отделам, у аппарата дежурила – связь с самолетами поддерживала.
Фронт далеко, километров за пятьдесят-сто. Но бомбили и нас. Как-то спешу с телеграммой, а по мне стреляют с чердака. Упала, ползком в укрытие: немцы в засаде были.
Ночью – бойся, не бойся – неси телеграмму. «За взятие Кенигсберга» имею медаль. Там встретила День Победы.
Марию Архипенко, школьную учительницу, фашистская оккупация застала дома.
– Сразу после освобождения пошла на военную службу, – говорит она. – Сначала охраняла железнодорожный мост через Дон в Лисках. На курсах не была, прямо у зенитки училась стрелять – отражали вражеские налёты.
После работа досталась, можно сказать, женская: в штабе с документами.
Демобилизовавшись, Мария Васильевна вернулась в школьный класс. Учила ребят – до выхода на пенсию. «Дома не отдыхаю, нянчу внуков, правнуков».
***
В свой парадный «китель» жительница села Николаевка Мария Никитична Гребенник принарядилась по просьбе фотокорреспондента. Впрочем, тут же заметила, что в её возрасте каждый прожитый день праздник, потому не грех и в будни быть «покрасивше». Память о войне – не только награды. Хранит бережно хозяйка фотокарточки фронтовых лет.
– Здесь я в кубанке. А здесь, по случаю награждения медалью «За боевые заслуги», снялись с девчатами, – растолковывает Никитична.
Её, двадцатилетнюю, из сельской глубинки призвали «на окопы». Рыла их под Воронежем на станции Придача. Там же учили военному ремеслу – колхозница стала минёром.
– Приходилось взрывать мост. Немцы из «котла» вырывались – отрезали им путь, – вспоминает Никитична. – А главная работа – разминирование освобождённой территории. Даже магнитные мины обезвреживала.
Военные дороги у минера пролегли вслед за солнцем через свою страну. А ещё фанерную табличку с надписью «Проверено. Мин нет» ставила в Румынии, Венгрии, Чехословакии. Жаль, там теперь вытравляют из человеческой памяти прошлое, переиначивают его, чтобы напрочь забыть, как, рискуя жизнью, русские девчата очищали землю от смертоубийственной скверны. Знаком «Отличник минёр», орденами Красной звезды, Отечественной войны, медалями отмечен тот её тяжкий труд.
С фронта Маруся, Мария Никитична вернулась домой – в хатку «под горой, за рекой». В свою Николаевку, что пригород Россоши, и пошла работать на железную дорогу в дистанцию пути. Соловьем залетным не то, что юность, жизнь пролетела. Судьба уготовила ей, мало без того выпало невзгод, одинокую старость. Сын далеко, в Краснодаре, часто болеет, да и дорога простому человеку нынче накладна.
А у Никитичны беда: крыша хатёнки прохудилась, дождь за холмами, а ты уже тазики подставляй.
Пожалилась в отдел социальной защиты Марии Кирилловне Беликовой, Ивану Яковлевичу Городкову. А там постучались в «Коттедж-индустрию» к директору завода газосиликатных блоков Юрию Михайловичу Кухтину. Он выделил шифер, доски. Строителей прислал Валентин Андреевич Миленьких, начальник Россошанской дистанции пути. Скинули старьё, поставили новые стропила. В шиферной «шапке» красуется хатка.
Рада Никитична, что свет ещё не без добрых людей, благодарна всем.
– Я на своих «четырёх» (так она говорит о костылях) до ста лет дойду…
ПИСЬМА НА ФРОНТ
«Муженёк мой, Михаил Ефимович, посылает тeбe привет и горячий поцелуй жена Прасковья Петровна. И желаю я тебе быть счастливым и вернуться до меня и до своих деток неповреждённым. А ещё посылают привет дочь Шура, сынок Проня, дочь Рая и ваш сынок – алый цветочек Ваня. И все мы тебе желаем быть непобедимым, скорее разбить проклятую гитлеровскую гадину.
Дорогой мой хозяин, ты и сам знаешь, какую жизнь я прожила, а теперь ещё здоровья не стало. Но я всё же роблю. Сена корове запасла, теперь начнём топку для печи таскать. Кормимся с огорода. Картошку подкапываем, она уже с куриное яйцо. Детишки от меня укрываются в огороде, начну шукать, а они в горох заползают. А я их будто не вижу.
Кукуруза колос выкинула, начала вязаться. Жито уже спелое, скоро будем косить. А теперь до свидания. Писала письмо ночью».
Прасковья Петровна Пшеничная, жительница воронежской слободы Новобелой, когда-то Михайловского, а нынче Кантемировского района, писала письмо мужу на фронт летом сорок третьего. Ему оно в руки не попало. Вместе с другими такими же конвертами-треугольниками военной поры было найдено спустя сорок лет. В Лисках ремонтировали детсад и под полом нашли увесистую кипу писем, адресованных на полевую почту номер 04677. По какой-то причине все они оказались непрочитанными. Журналист В. Логунов бережно подготовил к публикации часть этой почты и напечатал на страницах железнодорожного «Гудка». В степную глубинку газета не дошла. Впрочем, письмо не застало в живых ни Михаила Ефимовича, ни Прасковью Петровну. Их односельчанин Дмитрий Горбанёв, проживающий ныне в райцентре Кантемировка, рассказал о судьбе семьи:
«Михаил Ефимович отвоевал благополучно. Работал плотником в колхозе «Вторая пятилетка». Хороший мужик. Всегда в настроении, что передавалось и другим.
Тётя Паша часто болела. И летом ходила закутанная в теплый платок. Старший Проня молодым уехал из села. К нему на жительство в тепличный совхоз под Луганском перебрались и сёстры.
С Ваней в школе сидели за одной партой. Он-то докормил, схоронил родителей. Работал трактористом. Допекли хворобы, дали ему группу. Его сын теперь механизатор».
…Горбанёв набрал телефонный номер тракторной бригады, хотел ему прочитать бабушкино письмо. Ответили, что Володя Пшеничный в поле.
Поиски адресата другого письма в Кантемировском районе оказались безуспешными.
«Здравствуй, многоуважаемый супруг Федя! Вчера получила от тебя письмо и еще от куманька Григория И. Ты советуешь посеять часть огорода зеленями. Но если купим семена, то посеем. А мы тут думаем, что зеленя сеять придете сами. Вон ведь, как поганых погнали, наверное, вы у них и пяток не видите».
Приписка от дочери: «Папа, очень нам трудно. Я тоже хожу косить, заготавливаю корове корм на зиму. У нас есть тележка, я кошу траву и вожу на тележке. Петя наш находится на фронте и бьёт фашистов. А ещё такое горе: Григория Антоновича Сальникова убили. До свидания, папочка. Твоя дочка Мусенька».
Письмо это было написано Савинкову Федору Григорьевичу от жены Ксении. И вроде бы из села Новомарковка. Но старожилы семьи Савинковых не помнят. Да и озимые зеленями здесь не называют. Возможно, что неразборчивый обратный адрес отправителя читается чуть иначе – Новомакарово Грибановского района.
А вот в семье Соколовых в Россоши хранят давние номера «Гудка», перечитывают дорогие строки.
«Пущено сие письмо от родителей твоих. Здравствуй, милый сыночек, посылаем тебе с любовью низкий поклон. Ну, теперь мой дорогой сыночек, я тебе сообщаю, что мы получили от тебя два письма. И ты спрашиваешь про отца. Отец пока дома, была комиссия, и его освободили от фронта по его болезни. Сестра твоя Маруся работает в госпитале и вам, братьям-красноармейцам, помогает хорошо.
Ещё такая новость. До нас приходил какой-то военный. Зашёл и говорит: «Тут живёт Соколов Прокопий Иванович?». А я спрашиваю: «На что он вам?». От вашего сына поклон, говорит, а я с ним в госпитале лежал. А теперь, говорит, повезли его на фронт, теперь он зенитчик.
Я, как услышала, поплакала здорово. Если б я знала, где ты лечился, я поехала бы к тебе, посмотрела бы на тебя хоть трошки. Ну, ничего, дорогой сыночек, разобьёте немца, закончится война и приедешь до дому благополучно. Слухи у нас идут: скоро война закончится и будет тогда жизнь хорошая.
Сыночек, пишу письмо, а тут приносят от тебя третье. Я дюже рада, почула, что живой. Ты пишешь – соскучился, а без тебя как скучаю! Тебя нет пять месяцев, а сдаётся, нету пять лет. Хотя бы были у меня крылья соколовы, снялась бы и полетела до тебя тёмненькой ночью.
Ну, до свидания. Не обижайся, что плоxo написала, у меня болят глаза».
Наталья Петровна Соколова писала эти строчки сыну Дмитрию. Домой с войны он вернулся благополучно, четыре боевые медали на груди. Работал секретарём, председателем сельсовета, руководил колхозом, избирался председателем Россошанского горисполкома. Но война догнала-таки. Сказались тяжелые ранения. В сорок с небольшим скончался. Остались мощённая камнем дорога к селу, клуб, построенный при Соколове, да ещё – память о добром человеке. Жена Анна Петровна поставила на ноги двух сыновей. С ней же доживала век Наталья Петровна…
И ещё – письмо из непрочитанных. Письмо на войну.
Полевая почта 04677. Зинковскому Митрофану Филипповичу.
Воронежская область, станция Семилуки, село Ендовище. От Зинковской Татьяны Власьевны.
«Пущено письмо 2 июля от вашей супруги Тани. Поклон тебе, дорогой Митроша, от меня и деток. Теперь, Митроша, я вам опишу свою жизнь. О хозяйстве что писать? Ты сам знаешь, какое хозяйство у нас осталось. И так думаю: шут с ним с хозяйством, лишь бы сам остался жив, а это всё нажитое. Ещё я вам опишу об усадьбе. Всё посеяла. Пойду погляжу – душа радуется. Всё хорошо, всё рacтет, только нету вас, милый Митроша. Я и табак посадила: приходи скорее домой. Плохо без тебя, Митроша, дорогой мой сокол!..»
Пётр Чалый (Россошь Воронежской области)
http://voskres.ru/army/library/chaliy.htm
