Политические амбиции и дипломатические провалы
Причины и последствия откровенной неудачи трехсторонней встречи Россия-Азербайджан-Армения в Казани, с одной стороны, не привлекли особого внимания российской «политической» общественности, с другой стороны, кажется, уже до самых мелких нюансов разобраны общественностью экспертной. Уже практически и не осталось недосказанностей и недоговоренностей, куда можно было бы втиснуться со своим мнением.
Вообще, должен признать, что работать в сфере анализа ситуации на Южном Кавказе необычайно тяжело. После блестящих работ Владимира Захарова и Андрея Арешева в теме армяно-азербайджанского конфликта практически не осталось пустот, которые можно было бы заполнить. Более того, их взвешенные, реальные и абсолютно прагматичные выводы и предложения по урегулированию конфликта ставят точку в теме и требуют уже политических решений, выработки стратегии урегулирования, практических путей реализации тех аналитических разработок, которые наработаны Захаровым, Арешевым и привлеченным ими коллективом.
Жаль только, что, судя по всему, их материалы нежелательны к прочтению кремлевскими стратегами, в силу особенностей мировоззрения и политических симпатий предпочитающих в качестве авторитетов зарубежных авторов.
Единственное, что допустимо для «исследователя со стороны» в данной ситуации – это несколько замечаний как по особенностям внешней политики России, еще раз подчеркнутых встречей в Казани, так и по проблеме «Южный Кавказ как ключ к Ирану», первичное оформление которой произошло в «Silk Road Strategy Act of 1999», и которая стала одним из значимых направлений внешней политики нынешней администрации США.
***
Итак, как было отмечено выше, казанская встреча была разобрана, что называется, «по косточкам». Казалось, что в этом вопросе можно ставить точку, но то, что последовало позже, заочный диалог Лаврова и Лариджани, высветил дополнительные нюансы внешней политики РФ, проблемы российско-иранских отношений и позволил сделать ряд выводов, которые достаточно трудно назвать политкорректными. Прежде всего, вызвала искреннее недоумение бескомпромиссная позиция российского МИДа, устами Александра Лукашевича заявившего о нежелательности участия Ирана в работе Минской группы ОБСЕ по урегулированию карабахского конфликта. Причем, в этом официальном заявлении не обошлось без некоторого даже восхваления собственно Минской группы: «Подчеркну еще раз, что устоявшийся формат Минской группы ОБСЕ и деятельность сопредседателей в лице РФ, США и Франции признан сторонами конфликта как эффективный и достаточно дееспособный инструмент содействия урегулированию».
В качестве убедительного доказательства правильности избранного формата, Лукашевич не удержался от экскурса в историю, чем начисто и опроверг собственный тезис о некоей необычайной эффективности группы: «Речь, повторю, идет об устоявшемся за долгие годы формате. История создания Минской группы ОБСЕ уходит корнями в начало девяностых годов».
Разумеется, у любого циника, а такие, к сожалению, еще встречаются, возникает вопрос – и каковы же итоги почти двадцатилетней деятельности этой группы? Предупреждая подобное ехидство, вызванное обидным недоверием части циничных специалистов, опытный дипломат Лукашевич буквально выбил у них все козыри из рук, поведав о новом дипломатическом успехе на этом направлении: «Недавняя трехсторонняя встреча, проведенная Президентом России Д.А.Медведевым с президентами Армении и Азербайджана в Казани, дала возможность надеяться на продвижение в этом трудном процессе и на то, что стороны примут основные принципы урегулирования перехода к более сложной фазе переговоров и разработке мирного соглашения». И это притом, что по его словам, «(Минская группа – И.П.) показала, что ее потенциал далеко не использован…».
Совершенно очевидно, что и оценка итогов казанской встречи, и последние слова о неиспользованном потенциале – это дань дипломатическому этикету, попытка сделать хорошую мину при плохой игре. Переводя с дипломатического на русский, можно с уверенностью констатировать, что Казанская трехсторонняя встреча оказалась безрезультатной и ни на шаг не приблизила урегулирование армяно-азербайджанского конфликта.
За день до брифинга Лукашевича, на совместной пресс-конференции по итогам переговоров с министром иностранных дел Армении Э.А.Налбандяном, Сергей Лавров заявил о том, что в урегулировании конфликта стороны «подошли к ситуации, когда необходимо принимать решения». Но подобного рода заявления звучали и год, и пять, и десять, и пятнадцать лет назад. А такое постоянство неизбежно наводит на мысль, что заявления эти стоят не дороже бумаги, на которой они печатаются. И, развивая эту мысль дальше, можно сделать вывод о том, что сложившийся формат Минской группы является неэффективным. Ведь, право, достаточно смешно говорить о какой-то дееспособности комиссии, которая около двадцати лет только и делает, что постоянно сообщает «urbi et orbi»: «Достижение согласия противоборствующих сторон не за горами. Вот-вот состоится. Нужно только немного подождать»…
Однако, вопреки очевидному, Лавров продолжает настаивать, что разговоры об изменении формата посредничества непродуктивны: «Не думаю, что разговоры, об изменении формата посредничества, особенно на нынешней решающей стадии, будут продуктивными. Они лишь создают иллюзию, что, измени формат, и содержание тут же само собой утрясется. Как правило, идеи постоянно модифицировать формат посредничества отвлекают внимание от существа. Это относится и к другим ситуациям. Например, есть немало задумок поменять формат по приднестровскому урегулированию. Я думаю, это все от лукавого».
Совершенно очевидно, что таким вот образом министр иностранных дел России ответил на заявление председателя парламента Ирана Али Лариджани, сделанное им в Баку: «Несмотря на деятельность Минской группы, которая продолжается долгие годы, она ничего не сделала. В решении данной проблемы мы предпочитаем региональные попытки».
В чем же причина подобной категоричности российской стороны? Ответ на этот вопрос дает сам Лавров: «Два года назад Президент Д.А.Медведев, учитывая особые связи России с Арменией и Азербайджаном, от имени сопредседателей проявил инициативу о проведении в трехстороннем формате (президенты России, Азербайджана и Армении) серии консультаций с целью поиска конкретных договоренностей по основным принципам урегулирования. Эта инициатива была поддержана». Таким образом, вполне очевидно, что два года назад Президент Медведев по факту объявил о том, что урегулирование армяно-азербайджанского конфликта является его личным внешнеполитическим проектом.
Мотивы, по которым Медведев принял такое решение в начале своего президентского срока, совершенно очевидны и лежат на поверхности. Очень уж хотелось ему показать, что Россия вышла из кризиса, что годы падения закончились. Словом, показать всем, что несмотря ни на что Россия все еще располагает потенциалом «мягкой силы» на постсоветском пространстве, доказать международному сообществу, а точнее – основным мировым игрокам, дееспособность России на международной арене, ее способность выступать стороной-посредником, страной, авторитет которой достаточен для решения самых запутанных международных и региональных конфликтов.
В данном решении, на первый взгляд, нет ничего предосудительного, в начале своего президентства Медведев выступил с целым рядом инициатив во внутренней и внешней политике, которые были достаточно благоприятно восприняты как внутри страны, так и за рубежом. Другое дело, что все эти инициативы строились на неадекватной оценке экономического и внешнеполитического потенциала России, ее действительного места в мире и на постсоветском пространстве. Особенно – на постсоветском пространстве. Если с исторической точки зрения заявление об «особых связях» и имеет под собой основание, то с точки зрения современных политических реалий оно выглядит весьма сомнительно. Ну, разумеется, если не считать рост экономического потенциала и лоббистских возможностей армянской и азербайджанской диаспор в России.
Кстати, ряд аналитиков утверждает, что именно в численности этих диаспор и содержится рычаг влияния Москвы на Ереван и Баку. Дескать, если ужесточить миграционное законодательство (или пригрозить его ужесточением), то Армения и Азербайджан станут сговорчивее. Абсурдность этих утверждений доказывается 20-летней историей взаимоотношений России с государствами постсоветского пространства. При самых острых антироссийских действиях этих государств, все противодействие им со стороны России носило декларативный характер, сводясь, в основном, к PR-кампаниям в масс-медиа.
Россия стремительно теряет остатки своих позиций на постсоветском пространстве. Причина этого очевидна – утрата Россией экономического, научного, технологического и финансового потенциала, что делает ее «тупиковым ориентиром» для постсоветских государств. Создается впечатление, что этого в Кремле не понимают. И, как следствие, принимают решения, загоняющие Россию в тупик, как это и получилось с проектом урегулирования армяно-азербайджанского конфликта.
Но если стремительного падения авторитета и потенциала России не осознают в Кремле, то это отлично понимают и используют на Западе. Более того, решение Медведева активизировать миротворческие усилия на Южном Кавказе было Западом же и одобрено. Грех не воспользоваться ситуацией, когда не самая любимая «мировой прогрессивной общественностью» страна добровольно лезет в капкан. Ну а поскольку любое одобрение Западом считается ныне критерием эффективности российской политики, то те, кто в Москве готовил решение активизировать посредническую роль России (и в первую очередь – президента Медведева) предпочли не заметить того очевидного факта, что цели Запада и России на Южном Кавказе диаметрально противоположны.
Если коротко, то цели США и ЕС на Южном Кавказе укладываются в два пункта:
1. Обеспечить поставки энергоносителей из источника, альтернативного российскому (попутно обеспечив и военно-политический контроль этого источника).
2. Получить «ключ к Ирану» путем создания на его границах пунктов постоянной дислокации воинских контингентов, аэродромов, точек радиоэлектронной разведки и радиоэлектронной борьбы.
По большому счету, Вашингтон и Брюссель совершенно не заинтересованы в урегулировании армяно-азербайджанского конфликта. Оптимальным для них было бы возникновение в регионе конфликта малой интенсивности, который позволил бы им провести в СБ ООН резолюцию о принуждении сторон к миру, а в районы боестолкновений (то есть – на границу с Ираном) ввести международный миротворческий контингент. Этот вариант, кстати, предусмотрен и «Мадридскими принципами». Именно из этого сценария проистекает моральная и дипломатическая поддержка Азербайджана Соединенными Штатами и ЕС. Именно в рамках этого сценария происходит активное развитие военно-технического сотрудничества Азербайджана и Израиля. Именно в рамках этого сценария военные расходы Баку за семь лет выросли почти в 20 раз (причем ВВП – в 7). И безусловным и достаточным доказательством наличия именно такого сценария развития событий является заявление посла США в Баку Мэтью Брайза о «защите энергетической инфраструктуры на Каспии».
Где в этом сценарии место и интересы России? Про интересы промолчу, а вот место вполне определено – «во всем виноватая». По мнению западных аналитиков, «основная цель России на территории бывшего Советского Союза – продвигать свои интересы, блокируя интересы иностранных и держав и, в особенности, Запада… энергетические ресурсы позволяют Азербайджану быть важным экспортером на Запад и потому представлять угрозу российским энергетическим связям и политическим отношениям с Европой… Это также объясняет позицию России по вопросу Нагорного Карабаха – она делает вид, что пытается сделать все возможное в роли переговорщика для достижения соглашения, однако в реальности делает все возможное с целью предотвратить заключение такого соглашения». И вот эта откровенная ложь активно вбивается в общественное сознание как на Западе, так и на Южном Кавказе.
Судя по реакции Медведева и его команды, столь коварная игра Запада оказалась для них неприятной неожиданностью. Реакция последовала незамедлительно, но носила, мягко говоря, несколько несерьезный характер. В частности,
появились сообщения о том, что Президент РФ Дмитрий Медведев настолько разочаровался в перспективе примиренческого процесса, что пригрозил прекратить свою посредническую миссию.Эта угроза могла бы рассматриваться серьезно, если бы речь шла о каком-либо внутрироссийском проекте. Значительное количество их, даже носящих ярлык «национальный», совершенно спокойно свертываются и уходят в забвение. Здесь же речь идет о том, что провалился внешнеполитический проект и «Россия медведевская» может предстать недееспособной не перед собственными гражданами, что происходит ежечасно, а перед всем миром. Такого Кремль допустить не может, что и позволяет спрогнозировать его действия в вопросе армяно-азербайджанского урегулирования на ближайшее время: Москва вслед за минской группой будет и дальше заниматься самопиаром и имитацией посреднической деятельности, а дальнейшее развитие событий будут определять Вашингтон и Брюссель. Последний, кстати, неделю назад устами леди Эштон в очередной раз подтвердил свое участие в геополитической «битве за Кавказ».В пользу именно такого прогноза говорит и то, что проблема армяно-азербайджанского конфликта воспринимается в Москве как некая частность, не особо затрагивающая российские геополитические интересы в регионе. Восприятие этого конфликта кремлевской командой не носит целостного характера, вырвано из контекста отстаивания позиций России на Южном Кавказе. Именно такое восприятие обусловило то, что Москва в достаточно жесткой форме отвергла возможность участия Тегерана в качестве одной из сторон урегулирования конфликта.***
Мне уже доводилось писать о том, что интересы Ирана и России в регионе совпадают. Более того, я совершенно согласен с мнением политолога Сергея Шакаянца о том, что «Исламская Республика Иран – единственная страна в мире, которая может легально, согласно духу международного права, в случае возобновления военных действий ввести свои войска в зону карабахского конфликта, чтобы обеспечить безопасность своих водохранилищ на реке Аракс».
Иран также постоянно подчеркивает, что размещение воинских контингентов нерегиональных государств является для него абсолютно неприемлемым. Думаю, излишне говорить о схожести позиций России и Ирана по вопросам «каспийского узла».
Привлекая Иран в качестве одной из сторон переговорного процесса, Россия, таким образом, получает союзника, обладающего, к тому же авторитетом и потенциалом влияния в регионе. Позиция Ирана в вопросе урегулирования сформулирована предельно четко: «Иран, являясь единственной страной, имеющей общую границу с зоной конфликта, выражает обеспокоенность любой провокацией в регионе и возникновением напряженности и не допустит, чтобы подобные провокации стали поводом для появления в регионе третьих сил». Отчего же сама мысль о дополнительном союзнике вызывает отторжение Москвы?
Частично ответ на этот вопрос дал в своем выступлении перед командованием и личным составом 55-й ширазской десантной бригады представитель Министерства иностранных дел Ирана Рамин Мехманпараст: «Рекомендации, которые мы давали различным государствам, нашим соседям и российским официальным лицам, состояли в том, что они должны, используя рассудительность и проницательность, принять во внимание не сиюминутные и краткосрочные, а свои долговременные интересы… Соседям по региону следует проявить единодушие, установить хорошие отношения друг с другом и лучше не становиться пленниками американского давления».
Но проблема как раз и заключается в том, что объявляя армяно-азербайджанское урегулирование личным проектом, команда Медведева преследовала именно краткосрочный интерес – показать свою дееспособность на международной арене и, простите уж за прямоту, понравиться Западу. «Президентская команда» как-то упустила из виду, что цель переговоров и дипломатии вообще не в том, чтобы понравиться иностранному партнеру и заслужить его одобрение, а в отстаивании долгосрочных геополитических интересов державы. Как оказалось, такого понимания внешней политики у нынешней президентской команды нет.
Пойти на союз с Ираном (в данном вопросе) для нынешней российской элиты означает «не понравиться Западу». Оттого даже мысль о тактическом союзе с Тегераном представляется Кремлю как нечто невероятное, крамольное и недопустимое, И это уже наводит на более серьезные размышления.
Можно говорить о том, что внешняя политика России носит в последние 20 лет исключительно реактивный характер и, по большому счету, сводится к малоэффективным, но весьма затратным, pr-акциям (от броска на Приштину до проведения «форума» АСЕАН). Можно говорить о том, что президентская команда не определила внешнеполитические приоритеты России. Но ситуация с урегулированием армяно-азербайджанского конфликта, реакция Москвы на более чем выгодное предложение Тегерана – позволяют утверждать, что эти разговоры несут в себе значительную долю лукавства. Приоритеты внешней политики Москвы уже определены, и эти приоритеты исключительно западные.
Соглашаясь с Робертом Легволдом, написавшим: «… разрыв между статусом, который бы Россия хотела иметь в мире, и тем, чем она фактически обладает, - все это не дает ее лидерам сделать стратегический выбор и оформить более четкое видение роли России и ее места на мировой арене… Ориентация России непоследовательна и лишена цели...», хотел бы только добавить, что кажущаяся западным аналитикам «непоследовательность» объясняется двусмысленным положением российской политической элиты, необходимостью говорить разные вещи для «внутреннего употребления» и на международной арене. Признать то, что современная внешняя политика России представляет собой следование в фарватере Запада, элита не может. Как не может признать и то, что российские возможности для проведения самостоятельной политики на международной арене стремительно сокращаются. Поэтому – внутри страны элита вынуждена поощрять антизападную риторику и говорить о неуклонном росте авторитета России в мире. Но разрыв с Западом смертельно опасен для нынешнего российского правящего класса, потому как разрушает созданную этим классом модель существования в «двух мирах» - извлекать прибыль в России и тратить ее на Западе. Нынешний российский правящий класс может сколько угодно упражняться в антиамериканской и антизападной «ура-патриотической» риторике, но на серьезное обострение, а уж тем более – на разрыв отношений с Западом не пойдет никогда.
Как результат подобного «балансирования», российские внешнеполитические приоритеты в действительности являются не результатом объективной оценки потребностей страны в области экономики, безопасности, социальной сферы, а произвольно определяются узкими группами лиц, сменяющими друг друга у власти.
Отвергая участие Ирана в вопросе армяно-азербайджанского урегулирования нынешняя президентская команда самоустраняется от участия в геополитической «битве за Кавказ», но зато – доказывает свою лояльность США и его союзникам.
Российские организаторы и вдохновители подобной внешней политики не умеют извлекать уроки. Совершенно очевидно, что стремлением современной России играть особую роль Запад вполне активно пользуется для решения своих геополитических задач. Ничем не подкрепленная амбициозность и стремление «понравиться», присущее нынешней российской политической элите, поначалу этим Западом поощряется, а потом используется против самой России. Что, собственно, мы и наблюдаем после Казани.
По материалам Центра Стратегических Оценок и ПрогнозовИгорь Панкратенкоhttp://www.segodnia.ru/index.php?pgid=2&partid=13&newsid=14363
