Обновленческий раскол в лицах

[Александр Васильевич]

Обновленческий раскол в лицах


_{Лидер обновленцев А.Введенский}

Обновленческий раскол – путь к погибели

В октябре 2011 года исполнилось 89 лет со дня создания «Союза общин древнеапостольской церкви» (СОДАЦ). Цели и задачи этого общества очень точно и емко определил его духовный вдохновитель и глава – митрополит-благовестник А. Введенский. «Инициатором в вопросе о подлинной реформации церкви является руководимый мной «Союз общин древнеапостольской церкви» (СОДАЦ), поставивший своей задачей борьбу с современной буржуазной церковностью и введение в жизнь церкви подлинных, забытых самими верующими, принципов христианства».

Не правда ли, достаточно неординарные задачи и цели, но как же они реализовывались в жизни и кто их реализовывал? Автор знаменитого призыва «назад ко Христу» пытался вернуться к истине, которая, по его мнению, была утрачена, или же реформировать православие по протестантскому образцу, соединенному с большевистской идеей. Здесь то и уместно вспомнить, что будущий лидер и идеолог обновленчества Александр Иванович Введенский родился в августе 1889 г в Витебске в еврейской семье учителя латинского языка, вскоре ставшего директором гимназии. Его дед Андрей был псаломщиком Новгородской епархии – крещеным евреем из кантонистов. Человек порывистый и необузданный, Андрей к концу жизни стал горьким пьяницей и погиб при переходе ранней весной через Волхов; семейное предание рассказывает, что, цепляясь за ломкий вешний лед и уходя под воду, псаломщик читал себе отходную. Его сын Иван Андреевич Введенский получил от своего отца противоречивое наследство: духовную фамилию Введенский и ярко выраженную иудейскую внешность; необузданно пылкий нрав и блестящие способности. В памяти Александра Ивановича осталось, как его отец дослужился до звания действительного статского советника и как ликовала по этому поводу вся семья. С ранних лет будущий расколоучитель отличался большой религиозностью: каждый день перед гимназией Александр посещал раннюю обедню, во время литургии молился с необыкновенным жаром и плакал.

Пишут также о его разносторонних способностях: Введенский слыл, к примеру, талантливым пианистом (в детстве его считали даже вундеркиндом), обучаясь в университете, по три-четыре часа в день проводил за фортепиано. Новинки науки, техники, искусства и политики всегда живо занимали его. Но более всего Александра Ивановича интересовали религиозные вопросы. В 1911 г, когда Введенский обучался на историко-филологическом факультете Петербургского университета, в журнале "Странник" вышла его знаменательная статья "Причины неверия русской интеллигенции". В ней, проанализировав большое количество анкет, он пришел к выводу, что в основе массового распространения неверия лежат два факта: кажущееся несоответствие религиозных догматов и прогресса науки и глубокая испорченность духовенства. Отсюда следовал вывод о двух направлениях, в которых должно идти обновление церкви, апологическое примирение религии с наукой и кардинальная реформа церковной жизни.

В 1912 г. Введенский женился по страстной любви на дочери предводителя харьковского дворянства Болдыревой. Однако брак этот оказался неудачным и в дальнейшем принес ему много разочарований. В 1913 г, только что окончив университет, Введенский экстерном сдал экзамен за курс Петербургской духовной академии. Перед самой войной, в июне 1914 г, его рукоположили в пресвитерский сан и назначили священником в один из полков, стоявших под Гродно. С 1 сентября 1915 г. по май 1923 г. служил в петербургской церкви во имя святых Захарии и Елисаветы. Являясь клириком Ведомства протопресвитера военного и морского духовенства (до 1918 Захарие-Елисаветинский храм был церковью лейб-гвардии Кавалергардского полка), выезжал на фронт, в 1917 г. призывал войска в Галиции продолжать войну во имя защиты революции. После Февральской революции стал одним из основателей и секретарем образованного 7 марта «Всероссийского союза демократического православного духовенства и мирян», в 1917 г. являлся также членом Всероссийского демократического совещания, заведовал внешкольным отделом Охтинского райсовета Петрограда, был близок к эсерам. Признал Октябрьскую революцию, проповедовал «христианский социализм». В 1918 г. под руководством Введенского выходила рассчитанная на массового читателя серия брошюр «Библиотека по вопросам религии и жизни». Опубликовал в издании общества «Соборный разум» свои сочинения «Социализм и религия» (Пг., 1918), «Паралич Церкви» (Пг., 1918), «Анархизм и религия» (Пг., 1918), в которых в негативном виде была представлена история христианской Церкви со времен равноапостольного Константина I Великого и критиковался принцип государственно-церковного союза. В период гражданской войны, сдав экстерном экзамены в нескольких петроградских вузах, получил дипломы биолога, юриста, физика и математика.

Он был прекрасным полемистом, имел великолепную память, за словом в карман не лез, отвечал точно и метко. Частые диспуты, во время которых ему приходилось неоднократно вступать в словесную дуэль с маститыми материалистами и атеистами, еще более отточили его красноречие. Александр Введенский был в тесных дружеских отношениях с наркомом просвещения Луначарским, состоявшим в масонской ложе. «Не подлежит, однако, сомнению, - писал А. М. Асеев, - что в прошлом масонами были Анатолий Луначарский - нарком просвещения, и Карл Радек». Безусловно, на мировоззрение Введенского не мог не повлиять такой человек, как Луначарский, и вполне возможно, что будущий лжемитрополит не только интересовался масонской идеологией, но и симпатизировал ей.

За всеми этими делами Введенский ни на минуту не оставлял планы церковной реформы. Но реальные возможности для нее появились только после окончательного разрыва большевистского правительства с церковью. В отличие от Святейшего Патриарха Тихона, Введенский сразу признал новую власть и начал проповедовать то, что можно назвать "христианским социализмом". Вопреки прямому запрещению патриарха, он одним из первых сдал драгоценные предметы из своего храма революционерам. Когда советское правительство обратилось к гражданам с призывом о помощи, Введенский произнес перед своими прихожанами горячую проповедь о муках голодающего народа и первый положил свой серебряный наперстный крест на блюдо "Помгола". В марте 1922 г. в Петрограде сложилась "Группа прогрессивного духовенства", первым программным документом которой стала декларация о помощи голодающим. Вскоре она превратилась в штаб обновленческого движения. В мае центр ее деятельности переместился в Москву. Как раз в это время патриарх Тихон был помещен под домашний арест. Этот момент показался подходящим для смены церковного руководства. Правительство, для которого патриарх являлся крайне неудобной фигурой, готово было помочь в перевороте. Ночью 2 мая Введенский с двумя своими единомышленниками Красницким и Белковым в сопровождении двух сотрудников ОГПУ пришли на квартиру к патриарху Тихону в Троицком подворье. Обвинив его в непродуманной и опасной политике, вследствие чего церковь оказалась вовлечена в конфликт с государством, они потребовали, чтобы Тихон на время ареста отказался от своих полномочий. После некоторого раздумья патриарх подписал резолюцию о временной передаче церковной власти одному из высших иерархов (16 мая полномочия патриарха временно принял на себя митрополит ярославский Агафангел).


_{Протоиерей-обновленец Александр Красницкий}

Вскоре сторонники реформ образовали организацию "Живая церковь" во главе с Красницким. 13 мая они опубликовали воззвание "Верующим сынам Православной церкви России" - своего рода программный манифест. 18 мая было сформировано новое Высшее церковное управление (ВЦУ), сплошь состоявшее из сторонников обновления. Первым его руководителем стал епископ Антонин Грановский, возведенный для большего авторитета самими обновленцами в сан московского митрополита. На следующий день власти перевезли патриарха из Троицкого подворья в Донской монастырь и там заключили под строжайшей охраной в полной изоляции от внешнего мира. Однако положение нового ВЦУ и после этого оставалось очень непростым. Большинство архиереев встретило его крайне недоброжелательно и недоверчиво. Если бы не скрытая поддержка советских властей (подвергших аресту многих противников обновленцев), их успехи вообще были бы минимальными. Очень важно было добиться лояльности со стороны иерархов старой столицы. В конце мая 1922 г. Введенский лично отправился в Петроград с тем, чтобы постараться склонить на сторону обновленцев петроградского митрополита Вениамина (в начале своей священнической карьеры он был очень близок с Вениамином и многим ему обязан). Однако митрополит наотрез отказался признавать ВЦУ. Вскоре он был арестован и расстрелян. Перед арестом он успел отлучить Введенского от церкви. Постепенно Высшее церковное управление признало около 40 архиереев старого поставления.

В каком же направлении лидеры обновленческого раскола собирались проводить свои реформы? Лучше всего их идеи раскрыты в статьях Введенского, считавшего, что живое христианское движение - явление более широкое и важное, чем церковь, его обслуживающая. Оно развивается согласно своим внутренним законам и не может сковываться церковными цепями. Церковь не должна подавлять новые явления в христианской жизни, она должна найти в себе силы к обновлению, чтобы вырваться из косных рамок школьной мудрости и войти в мир. К этой любимой идее Введенский потом возвращался неоднократно. Например, в опубликованной позже (в 1925 г.) программной статье "О пастырстве" он писал о сильном влиянии современного атеистического окружения на верующую душу. Церковь, считал он, только тогда с успехом сможет противостоять ему, когда поймет дух эпохи. Поэтому современный пастырь не должен замыкаться в рамках одних только религиозных проблем, он должен овладеть всеми сокровищами общечеловеческой культуры, живо интересоваться наукой и искусством, общественными проблемами. "Мы должны утвердить в сознании, - продолжал Введенский, - что весь мир есть обнаруживание Божественного принципа, что, приобщаясь к миру, проявлению мирской жизни, мы приобщаемся Божеству в Его творческом явлении". Церкви следует совершить поворот от "религиозной мифологии" к научно-философскому осмыслению мира. Наряду с творческой Божией волей необходимо признать участие "производительных сил природы", то есть действие научных законов материального мира.

Страшный суд, рай и ад Введенский предлагал воспринимать как понятия нравственные и в Боге видеть прежде всего не карающее начало, а источник правды. В этике декларировалось совмещение христианских идей с идеями социализма и возможность спасение души не только в монастыре, но и в мирских условиях. В области литургии Введенский считал целесообразным провести упрощение и сокращение богослужения, освободить его от "языческих" наслоений. Он был сторонником введения григорианского стиля, перехода с церковно-славянского на русский язык, вовлечения мирян в богослужение. Наконец Введенский настаивал на ликвидации монашества, на введении женатого епископата, на разрешении духовенству вступать во второй брак. Священство даже внешне должно приблизиться к народу. С этой целью он предлагал допустить выборы духовенства прихожанами, разрешить священнослужителям носить светское платье, бриться, стричь волосы и т.п.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Некоторым обновленцам программа Введенского казалась чересчур радикальной. Особенно много споров вызвали вопросы о женатом епископате и отмене монашества. В августе 1922 г. в Москве собрался I Всероссийский съезд белого духовенства "Живой церкви". Большинство делегатов согласилось, что иерархические должности должны перейти от черного духовенства к белому. После съезда от Живой церкви откололся Антонин Грановский, ратовавший за сохранение монашества. Он образовал группу "Церковное Возрождение". Осенью 1922 г. Введенский также покинул "Живую церковь" из-за несогласия с Красницким и возглавил конфессиональную группу "Союз общин древнеапостольской церкви" (СОДАЦ). Впрочем, разногласия между тремя этими обновленческими обществами носили частный характер, и они выступали единым фронтом против "тихоновцев", то есть сторонников традиционной церкви. Отсутствие в СОДАЦ епископов вынудило Введенского восстановить общение с «Живой Церковью», и 16 октября 1922 г. он вновь вошел в состав ВЦУ и стал заместителем председателя.

Введенский активно участвовал в работе обновленческого «II Поместного Собора» 1923 г., где 3 мая выступал с докладом, в котором настаивал на лишении сана Патриарха Тихона, называя Патриарха «изменником делу Христову». В тот же день «Собор» принял постановление, разрешавшее брак епископам, и 4 мая Введенский был избран «архиепископом Крутицким, первым викарием Московской епархии». «Хиротония» Введенского, находившегося в брачном состоянии, прошла 6 мая в храме Христа Спасителя. В августе 1923 г. он вошел в состав образовавшегося обновленческого «Священного Синода» в качестве 2-го заместителя председателя, возглавил в «Синоде» административный и просветительный отделы и миссионерский совет. В начале 1924 г. Введенскому также было поручено заниматься зарубежными делами с возведением его в сан «митрополита Лондонского и всея Европы».

Однако попытка обновленцев получить хотя бы один храм за рубежом претерпела неудачу, и в середине 1924 г. Введенскому был присвоен титул «митрополита-апологета и благовестника истины Христовой». На открывшемся 1 октября 1925 г. обновленческом «III Всероссийском поместном Соборе православной Церкви» Введенский был избран «товарищем председателя Собора». Во вступительном докладе, открывая «Собор», Введенский зачитал заведомо ложное письмо обновленческого «епископа» Николая Соловья о том, что в мае 1924 г. Патриарх Тихон и митрополит Петр (Полянский) якобы послали с Соловьём в Париж великому князю Кириллу Владимировичу благословение на занятие царского трона. Как и многие другие устные и печатные заявления Введенского, это выступление имело характер доноса и послужило причиной скорого ареста митрополита священномученика Петра.

В 20-х гг. Введенский пользовался популярностью как проповедник и оратор, являлся профессором обновленческих Московской богословской академии и Ленинградского богословского института. многое сделал для пропаганды самых крайних идей модернизма, приспособления Христианства к атеистическому мировоззрению. В 1924 г. обновленческой Московской академией был удостоен степени «доктора богословия», в 1933 г. - степени «доктора христианской философии», в 1932-1934 гг. возглавлял академию в качестве ректора.

После закрытия Храма Христа Спасителя в 1931 г. (Введенский служил в храме в конце 20-х - начале 30-х гг.) совершал богослужения в московских храмах, в 1935 г. вторично женился, оставаясь при этом «митрополитом». 10 октября 1941 г. Введенский был объявлен «святейшим и блаженнейшим первоиерархом московским и всех православных церквей в СССР». В конце октября 1941 г. присвоил себе сан «патриарха» и 4 декабря 1941 г. инсценировал «патриаршую интронизацию», но из-за негативной реакции обновленческого духовенства был вынужден через месяц после «интронизации» отказаться от этого сана и оставил за собой титул «первоиерарха» и «митрополита».

В октябре 1943 г. Введенский вернулся в Москву, служил в церкви прпеподобного Пимена Великого. Искал возможность воссоединения с Московской Патриархией, настаивал на своем принятии в сане епископа. Отказался от предложения, переданного через прот. Николая Колчицкого, стать после покаяния мирянином с предоставлением места сотрудника «Журнала Московской Патриархии». 8 декабря 1945 г. у Введенского случился инсульт, следствием которого стал полный паралич, от которого он и скончался вне общения с православной Церковью, завещал свой мозг Институту мозга. Похоронен на Калитниковском кладбище в Москве. С кончиной Введенского обновленчество фактически прекратило свое существование.

«Пастырство» Введенского привнесло в церковную жизнь бедствующей России ужасающие по своему качеству реформы. Лжемитрополит фактически дал старт программе изъятия церковных ценностей, ввел в храмах богослужебные тексты на русском языке вместо церковнославянского – надо отметить, в весьма посредственном переводе. Именно с его подстрекательств преследовались многие архиереи Русской Православной Церкви, в том числе Святейший Патриарх Тихон, сам же Введенский активно плодил разные направления обновленчества, возглавляя то одну, то другую группировки. И, что самое страшное, практически ликвидировал монашество, ввел двоеженство в среде духовенства и женатый епископат, причем сам Введенский был дважды женат, будучи епископом, о чем упоминалось выше. Обновленчество так и не смогло стать сколь-нибудь значимым религиозным направлением в России, но, безусловно, нанесло очень значительный урон духовному состоянию русского народа, и не приведи Господь повторения на Святой Руси такой страшной в своей масштабности религиозной смуты.

Живая церковь как отражение идеологии ОГПУ

В 1922 году в Русской Православной Церкви произошел обновленческий раскол. Он зародился в виде реформаторских групп "Живая Церковь", "Союз церковного возрождения", "Союз общин Древлеапостольской Церкви" (СОДАЦ), "Народ и Церковь" и множества других более мелких образований такого же типа. Ими был создан общий орган руководства Церковью - "Высшее Церковное Управление" (ВЦУ), призванное заменить Патриарха. Каждая группа разработала свою программу церковных преобразований, рассчитанную на радикальное обновление Русской Православной Церкви. Предыдущая работа была посвящена идеологическому лидеру СОДАЦ Александру Введенскому, а в этой работе хотелось бы поговорить о возглавившем «Живую церковь» Владимире Красницком.


_{Протоиерей Владимир Красницкий}

Личность протоиерея (в обновленчестве "протопресвитера) Владимира Дмитриевича Красницкого довольно значима для всех историков, так или иначе занимающихся историей обновленческого раскола в Русской Православной Церкви. Как правило, их суждения совпадают в негативной оценке личных качеств этого человека, фактически являвшегося руководителем и наиболее активным организатором движения в первые месяцы его существования. Например, крупнейший исследователь обновленчества А. Краснов-Левитин в своих трудах писал: "Красницкий — одно из самых зловещих имен в послереволюционной истории русской церкви". Многие авторы отмечают большие организаторские способности и публицистический дар Красницкого.

Хорошо представляя себе биографию Красницкого после возникновения обновленческого раскола в мае 1922 года, историки до последнего времени почти ничего не знали о его деятельности в годы гражданской войны. Так, упомянутый Краснов-Левитин отмечал, что в это время Красницкий "временно отошел в тень" — совмещал священнослужение в Князь-Владимирском соборе Петрограда с работой в качестве бухгалтера в одном из советских учреждений и занялся активной общественной деятельностью только в марте 1922 года. Исследователь процитировал слова о Красницком другого вождя обновленчества — Александра Введенского: "Хотел бы я знать — откуда взялся этот тип. Никогда ни в одной обновленческой группировке не участвовал, ни с кем из нас никакого дела не имел. И вдруг появляется на каком-то нашем совещании. Он, видите ли, что-то там делает и что-то там тоже подготовляет".

Владимир Дмитриевич Красницкий родился в 1880 году. Окончил Екатеринославскую духовную семинарию и в 1907 году — Санкт-Петербургскую духовную академию, где написал реферат «Об обличении социализма», был священником церкви Петербургского отделения Союза русского народа. Считался «правым» и «благонадёжным» в политическом отношении пастырем.

В 1912 году во время процесса над Менделем Бейлисом утверждал употребление евреями крови в ритуальных целях. С 19 мая 1912 года — 2-й священник Князь-Владимирского собора в Петрограде. В 1918 году молодой, способный и очень активный священник становится все более известным. В январе он входит в число делегатов, приехавших к Патриарху Тихону в Москву, чтобы просить о присвоении Петроградскому митрополиту Вениамину (Казанскому) древнего почетного титула священноархимандрита Свято-Троицкой Александро-Невской лавры. Весной 1918 года Красницкий был избран членом правления Братства приходских советов Петрограда и епархии, 20 июля — кандидатом в члены Епархиального совета и т. д. Именно в это время в новой газете "Петроградский церковно-епархиальный вестник" начинают активно публиковаться его статьи.

Для публикаций Красницкого весной-летом 1918 года характерны критика массовых антирелигиозных акций в стране и надежда на изменение ситуации в результате сплочения верующих вокруг приходов и отстаивания ими церковных прав. Так, в статье "Что делать в приходе православному мирянину" священник призывал верующих объединяться, создавая приходские кооперативы, школы и даже суды: "Безбожники и христоубийцы отвергли нашу Святую веру и Церковь, им она противна. Поэтому вы, те, кому тяжела современная безбожная жизнь, должны отделиться от них и устроить сами свою жизнь... Только соединением всех мы можем укрепиться и восстать от того великого падения и всеобщего разрушения, в каком мы все находимся... Мы не желаем возвращения к старому строю, когда православный человек был рабом и нищим на своей родной земле. Мы хотим свободы, равенства и братства православных русских людей... Отступите от безбожников, и над ними совершится суд Божий, как над Дафаном и Авироном, которых поглотила земля за восстание на пророка Божия Моисея".

27 апреля была опубликована статья священника Красницкого "Приходской суд", 4 мая — его доклад "Очередные задачи Братства приходских советов Петрограда и Епархии" о необходимости в первую очередь сохранения и собирания человеческих душ, а не церковного имущества и т. д. Но наиболее яркой являлась обширная статья "Патриаршество на Руси" от 11 июня 1918 года, где он писал:

"Кровавая мировая война, гром революции, государственный переворот, "самоопределение" народностей — и все, что с такой быстротой совершилось на наших глазах, сделали то, что великая и могучая когда-то Россия теперь лежит слабая, беспомощная, истерзанная, окровавленная... Братская кровь проливается широкой рекой. Всюду разрушения, расстройство, беспорядок... Русский народ заблудился. Он был прельщен интернационалом, то есть братством народов, которое хотят создать на отвержении веры в Бога и любви к родине... С сердечной надеждою взирают православные русские люди на указанного Божием жребием Святейшего Патриарха Тихона. Да поможет ему Господь быть вождем народа русского в великом деле устроения общечеловеческой всенародной жизни на основе вселенской православной веры".

В конце лета — начале осени 1918 года упрочившаяся советская власть в обстановке разгоравшейся гражданской войны ужесточила свою церковную политику. Было ликвидировано Братство приходских советов Петрограда и епархии, закрыты практически все церковные органы печати, прекратил свое существование Поместный Собор, в результате начавшегося "красного террора" погибли десятки священнослужителей. Видимо, в этой ситуации Красницкий пришел к мысли о необходимости решительного поворота в своей общественной деятельности, начале активного сотрудничества с властью. С 7 сентября 1918 года он стал работать счетоводом Новодеревенского комиссариата продовольствия (в Петрограде) и в ноябре того же года записался в ряды сочувствующих Коммунистической партии.

Между тем священник Владимир Красницкий, оставаясь в штате Князь-Владимирского собора, именно в 1919-1921 годах чрезвычайно активно работал в различных советских гражданских и военных организациях. Судя по всему, это был уникальный, единственный в стране подобный пример. С 1 августа 1919 года священник являлся инструктором по церковным делам отдела юстиции Петроградского горисполкома и в качестве полномочного представителя Совета депутатов II городского района по проведению в жизнь Декрета об отделении Церкви от государства с 15 августа 1919 года заключал договоры о пользовании церковным имуществом с приходами православных храмов (несколько десятков этих договоров сохранилось в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга). Например, 25 октября 1919 года отец Владимир заключил такой договор с избранными представителями прихожан бывшей ранее при лейб-гвардии Конном полку Благовещенской церкви, 19 октября с прихожанами Казанского собора.

Согласно подписанным документам, храмы со всем имуществом, являясь собственностью государства, передавались в бесплатное и бессрочное пользование представителям прихода в количестве 20 человек. Эта так называемая "двадцатка" несла полную ответственность за сохранность здания церкви и ее имущества, которое могло быть использовано только в богослужебных целях. Заключение договора, прежде всего, отвечало целям советского государства, но в то же время было и в интересах верующих. Приходы получали официально узаконенный статус, многие церкви при различных учреждениях становились формально приходскими и таким образом избегали закрытия. Кроме работы инструктором, Красницкий заведовал отделением коллективных хозяйств в губернском Хозяйственном отделе, читал лекции в Красноармейском институте и Коммунистическом университете им. Зиновьева, одновременно служил инструктором в политических отделах 11-й дивизии и 7-й армии Петроградского военного округа, заведовал отделом артелей и коммун в газете "Деревенская Коммуна" и т. д.

К сожалению, почти все статьи в газете подписаны псевдонимами или инициалами, поэтому точно установить принадлежность каких-либо публикаций в "Деревенской Коммуне" Красницкому невозможно. Но ряд статей, помеченных инициалами В. К., скорее всего, принадлежат ему. Так, 7 мая 1919 года была опубликована статья "Декрет о помощи кустарям", в которой принятый 25 апреля декрет назывался "убедительным доказательством" заботы новой власти о трудящихся: "Советская власть не заинтересована сейчас в уничтожении такой мелкой промышленности, а напротив, полагает, что она в настоящее тяжелое время может облегчить снабжение населения необходимыми продуктами".

Некоторые публикации, подписанные инициалами В. К., касаются церковных вопросов, например статья "Поповские проделки" от 31 мая и 4 июня 1919 года. В ней идет речь о поддельных святынях в католических и, отчасти, в православных храмах: "Служители христианского Бога со своими мощами и прочими священными останками превратились в настоящих торговцев, а храмы превратили в музеи-хранилища редкостных вещей". Не одобряя прямо кампании вскрытия мощей в РСФСР, автор статьи отмечает, что при осмотре 25 священных останков якобы нигде не были найдены нетленные тела, а в основном полуистлевшие кости. Публикация в целом соответствует высказываемым позднее (в 1922-1923 гг.) взглядам обновленцев на проблему священных реликвий и завершается выводом о правильности действий правительственных органов: "Советская власть обеспечивает особым законом каждому гражданину полную свободу веровать во что ему угодно. Но Советская власть разоблачает все обманные проделки церковников, как и всякий другой обман с корыстной целью".

Летом 1919 года Красницкий написал несколько адресованных советскому руководству документов. В настоящее время они хранятся в отдельном деле Государственного архива Российской Федерации. Это — обширная записка "О направлении политики Советской власти в отношении к православной российской церкви", "Основные положения сочувствующих Российской Коммунистической партии из православного духовенства Петроградской епархии", очерк "Революционные традиции в православном духовенстве", практические рекомендации властям "Способ привлечения православного духовенства в армию".

Из этих документов видно, что уже в июле 1919 года Красницкий выдвигал программу разрушения существовавшей церковной структуры и захвата власти в Церкви с использованием в качестве главной силы советского государства, что потом было частично реализовано в период обновленческого переворота 1922 года. Указанная записка "О направлении политики Советской власти в отношении православной российской церкви" от 12 июля начиналась утверждением, что "программа РКП в области религиозных отношений имеет общедекларативный характер и не содержит указания практических мероприятий по отношению к существующим в России церковным общественным организациям", а поэтому священник и предлагал свою программу действий. Записка, а также составленное на ее основе недатированное обращение Отдела юстиции Петроградского Совета с научными комментариями были опубликованы в ноябре 2000 г. московским историком А. Г. Кравецким.

Эти обращения протоиерея Красницкого к руководству страны не остались незамеченными. В своих анкетах священник указывал, что в октябре-ноябре 1919 г. по распоряжению В. И. Ленина он был вызван в Москву для личного доклада о положении священнослужителей в рядах Красной Армии и освящения ряда других вопросов. В то время Красницкий состоял в категории сочувствующих Коммунистической партии и уже служил в частях Петроградского военного округа. 2 мая 1919 г. он по мобилизации вступил в Красную Армию и до 1 июня служил санитаром в 4-м стрелковом полку 2-й Петроградской бригады особого назначения, затем в июне в качестве батальонного чтеца побывал на фронте, с 1 июля по октябрь 1919 г. был прикомандирован к политотделу 2-й роты 70-й отдельной бригады (в Петрограде), а 1 октября назначен инструктором-лектором политотдела Петроградского укрепленного района и штаба внутренней обороны Петрограда.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Ранее ничего не было известно о каких-либо личных встречах Ленина в качестве главы советского государства со священнослужителями, и его беседа с Красницким, скорее всего, является единственным исключением. К сожалению, более подробные свидетельства священника об этой встрече пока не найдены. Что думал председатель Совета народных комиссаров об использовании представителей духовенства на военной службе и методах привлечения священнослужителей на сторону новой власти, остается неизвестным.

С мая 1922 года он являлся заместителем председателя обновленческого Высшего церковного управления (ВЦУ), его уполномоченным по Московской области, а также председателем созданной им группы "Живая Церковь"; через год был членом Президиума обновленческого так называемого II Всероссийского Поместного Собора, 8 мая 1923 года возведен в сан "протопресвитера Российской Православной Церкви" и избран заместителем председателя Высшего Церковного Совета (ВЦС). Кроме того, с августа 1922 года Красницкий являлся настоятелем московского храма Христа Спасителя, редактировал журнал "Живая Церковь" и издавал бюллетени Собора (1923 г.). Он тесно сотрудничал с ГПУ, неоднократно заявляя об этом публично. После освобождения из-под ареста Патриарха Тихона, вызвавшего резкий кризис в обновленческом расколе, Красницкий как слишком одиозная фигура в августе 1923 года был выведен из состава ее руководящих органов и был вынужден уехать в Петроград. После образования и роспуска всех обновленческих групп Святейшего Синода он отказался подчиниться этим указам и в сентябре 1923 года, стоя во главе группы "Живая Церковь", порвал с остальным обновленчеством. В мае 1924 года "протопресвитер" принес покаяние Патриарху Тихону, был прощен и вел переговоры об объединении и вхождении в патриарший Высший Церковный Совет, однако в июле 1924 года прощение было аннулировано и переговоры прерваны.

Последний удар окончательно вывел Красницкого из публичной общественно-политической деятельности. Он еще более десяти лет жил в Ленинграде, возглавляя остатки группы "Живая Церковь" и являясь настоятелем нескольких храмов — первоначально, с июня 1922 по 14 июля 1927 года, Князь-Владимирского собора и одновременно, с 25 ноября 1923 по 17 января 1925 года, Казанского собора. В мае 1925 года власти представили в ведение "протопресвитера" также доходную часовню Христа Спасителя при Гостином дворе на Невском проспекте, в это время он по непосредственному указанию своих покровителей из огпу принимал участие в фальсификации "Переписки Николая и Александры Романовых". 8 ноября 1926 года ввиду аварийного состояния был закрыт Князь-Владимирский собор и взамен Красницкому через месяц передали церковь Святого Иоанна Милостивого на Геслеровском проспекте Петроградской стороны.

Власти некоторое время еще продолжали поддерживать своего бывшего фаворита. Это хорошо видно из недавно рассекреченного "Доклада о работе стола регистрации обществ и союзов (церковного стола) Петроградского райисполкома". Этот весьма откровенный документ, написанный в марте 1927 г. заведующим указанным столом Аристовым, ярко характеризует описанную выше ситуацию и личность Красницкого: "Что же из себя представляют остальные (не тихоновцы) течения: обновленцы, живоцерковники и автокефалисты, мне кажется, по ходу всего изложенного картина должна быть понятной. Можно по секрету шепотком сказать, что остальные группы ничего из себя реального не представляют, — это суть жалкие существа. Не будь нас, не будет и их, в один миг их сотрут с лица земли. Я думаю, членам фракции можно сказать, что мы их в некоторых случаях не даем в обиду. На этот счет есть постановление Северо-3ападного Бюро ЦК, у нас уже есть постановление Президиума о ликвидации церкви Иоанна Милостивого, но при нынешнем положении мы ее закрыть не можем, там сейчас Красницкий, тот Красницкий, через которого маринуется (в наших интересах) Князь-Владимирский собор. Из доклада вы видите и от людей слышите, его иначе не считают, как агентом ГПУ и шпионом Соввласти и проч. Потихоньку говоря, они отчасти правы, никто не приносит столько вреда тихоновщине и всем остальным течениям, как Красницкий, он кроет их всех по всем швам, и с кем — с 20-ю старухами, инвалидами. Посмотрите на состав его 20-ки, она с 1922 года, и все одни и те же. Красницкий, по нашему (с некоторыми товарищами) заключению, на 30-40% уже не поп. Он приносит изрядную пользу. Это самый главный клин в сердце церкви. Я не хочу этим сказать, что он полностью наш поп, он остается попом с его 20-ю старухами. И эта маленькая церковка в настоящее время кричит по всем направлениям, из нее летят стрелы в Агафангелов, Крутицких, Храповицких, сергиевцев, григорьевцев, обновленцев, автокефалистов и проч., и масса начинает прислушиваться. При имеющейся возможности извлечь некоторую пользу мы должны ее извлечь, а эта возможность сейчас имеется, и она будет увеличиваться...".

Однако в конце 1920-х годов в рамках нового наступления на Церковь в стране началось массовое закрытие храмов всех течений, власти перестали делать существенные различия между религиозными группами и объединениями. В мае 1929 года была закрыта часовня Христа Спасителя, а 10 октября того же года и церковь Святого Иоанна Милостивого. Протоиерей Красницкий остался настоятелем одного единственного храма — небольшой церкви Святого Серафима Саровского на Серафимовском кладбище Ленинграда, в которой он служил с 1927 года. В 1935 году был арестован единственный сын "протопресвитера", работавший техником на заводе им. Кулакова, и бывший церковный диктатор поехал в Москву хлопотать о нем. Это была последняя поездка, в ноябре 1936 года, во время эпидемии гриппа, Красницкий тяжело заболел и скончался. Похоронили его на Серафимовском кладбище вблизи церкви.

Красницкий стоял у истоков зарождения церковного раскола, вошедшего в историю России под названием «Живая церковь». Его роль в разрушении духовного строя русского народа, заботливо взращиваемого в течение многих столетий сложно переоценить. Поддержка кампании по изъятию церковных ценностей, разорение мощей святых подвижников русской земли, активные действия против Святейшего Патриарха Тихона и его ближайших соратников – эти и многие другие поступки Владимира Красницкого позволяют нам сформировать образ вождя раскола. Человека, потерявшего всякие духовно-нравственные ценности, из православного христианина превратившегося в расколоучителя, ведущего обманутый им народ по пути погибели, человека, который в самые тяжелые для православной церкви годы стал активным помошником и сотрудником ОГПУ – организации, развязавшей террор против православной церкви и стремящейся к ее ликвидации! Таким образом, организация «Живая церковь» стала воплощением реализации классовых идей на церковной ниве, отринув истинную любовь христову и признав главенство материалистического учения!

Антонин Грановский и обновленчество


_{Антонин Грановский}

За 900 с лишним лет, прошедших со времени крещения Руси, Русская Церковь знала до 1922 года только один великий раскол, потрясший сверху донизу все церковное домостроительство, - старообрядческий раскол XVII века. С тех пор в Русской Церкви никто не думал о возможности нового раскола, а с началом революционных событий в России и церковных нестроений Введенский и Боярский определенно заявляли, что "раскола нет", а есть "разномыслие". Раскол стал фактом к вечеру 18 мая 1922 года, не без активного участия последних. В этой статье хотелось бы поговорить о движении «Союз Церковного Возрождения» и его лидере Антонине Грановском.

Обновленческий епископ Антонин Грановский (Александр Андреевич Грановский; 1865–1927) окончил Полтавскую духовную семинарию, в 1891 г. – Киевскую Духовную академию со степенью кандидата богословия. Помощник инспектора академии. В 1892 г. назначен смотрителем московского Донского духовного училища, в 1893 г. – Киево-Подольского духовного училища, в 1895 г. – инспектором Тульской духовной семинарии, в 1897 г. переведен преподавателем в Холмскую духовную семинарию.

В 1890 г. принял монашеский постриг, рукоположен во иеромонаха. В 1898 г. Антонин возведен в сан архимандрита, назначен ректором Благовещенской духовной семинарии. В 1899 г. младший, затем старший цензор в столичном духовно-цензурном комитете. Перевод в Санкт-Петербург связан с покровительством Антонину Грановскому со стороны митрополита Антония (Вадковского). В 1902 г. Антонин – магистр богословия (за сочинение «Книга пророка Варуха»).

28 февраля 1903 г. в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры Антонин хиротонисан во епископа Нарвского, викария Санкт-Петербургской епархии.

Антонин был участником Санкт-Петербургских религиозно-философских собраний 1901–1903 гг. В 1905 г. был членом комиссии по выработке правил о свободе печати, где высказался за полную, ничем не ограниченную свободу печати с совершенным уничтожением всякой цензуры. После 17 октября 1905 г. прекратил произносить при поминовении Императора титул «самодержавнейший». Опубликовал в газете «Новое время» статью о сочетании законодательной, исполнительной и судебной власти, как о земном подобии Божественной Троицы. В 1908 г. епископ Антонин уволен на покой, жил в Троице-Сергиевой пустыни.

В 1913 г. епископ Антонин (Грановский) назначается на Владикавказскую и Моздокскую кафедру. По настоянию митрополита Питирима Петроградского 16 января 1917 г. Антонин был уволен на покой «по болезни» с определением пребывания в Богоявленском монастыре в Москве. В Богоявленском монастыре Антонин Грановский впервые стал вводить литургические новшества, за что в 1921 г. был запрещен в священнослужении св. Патриархом Тихоном.

23 марта 1922 г. Антонин дал интервью газете «Известия», в котором заявил о поддержке насильственного изъятия церковных ценностей. 28 марта 1922 г. по инициативе Л.Д. Троцкого Антонин Грановский получил приглашение принять участие в работе Центральной комиссии помощи голодающим (Помгол) в качестве «лояльного епископа» с целью спровоцировать раскол среди духовенства на конкретном вопросе: изъятие ценностей из церквей. 13 апреля постановлением Политбюро ЦК РКП(б) Антонин был утвержден членом ЦК Помгола как представитель «советского» духовенства для работы по реализации церковных ценностей. 29 апреля 1922 г. в качестве эксперта принял участие в Московском процессе против духовенства и мирян, обвиненных в сопротивлении изъятию ценностей. Выступление Антонина, требовавшего безусловной передачи всех ценностей, в т. ч. евхаристических сосудов дало властям основания для вынесения смертного приговора 11 обвиняемым. Тогда же Антонин обратился во ВЦИК с ходатайством об их помиловании. В рассматриваемое время, как и позднее, Антонин предпринимал свои действия, согласовывая их с Е.А. Тучковым, начальником 6-го отделения СО ГПУ–ОГПУ, к компетенции которого относилась борьба с религиозными организациями в СССР.

13 мая 1922 г. епископ Антонин примкнул к группе «прогрессивного духовенства», которое возглавили священники А.И. Введенский и В.Д. Красницкий, подписав вместе с ними воззвание, обвинявшее св. Патриарха Тихона в руководстве контрреволюцией. Епископ Антонин (Грановский) и другие обновленцы требовали «немедленного созыва поместного Собора для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении церковью и об установлении нормальных отношений между нею и Советской властью».
19 мая епископ Антонин (Грановский), поддерживаемый Е.А. Тучковым, встал во главе самочинного обновленческого «Высшего церковного управления» (ВЦУ), тем самым придав расколу окончательное оформление. При этом Антонин находился в оппозиции к В.Д. Красницкому и возглавляемой им группе белого духовенства «Живая церковь», игравшей в июне 1922 – апреле 1923 г. ведущую роль в обновленческом расколе. 6 августа 1922 г. Антонин был назначен ВЦУ на Московскую кафедру с титулом «архиепископ Крутицкий», 20 августа Антонин принял титул «митрополит Московский и всея России».

6–17 августа 1922 г. в Москве состоялся Всероссийский съезд «Живой церкви», на котором произошел разрыв между сторонниками В.Д. Красницкого и группой Антонина Грановского. 24 августа 1922 г. Антонин встал во главе «Союза церковного возрождения». В Положении «Союза» так определялась его задача: «Союз отвергает кастовое крепостничество и кастовое утверждение интересов “белого попа”. Союз стремится к улучшению церковных порядков по девизу: все для народа и ничего для сословия, все для Церкви и ничего для касты».

22 сентября 1922 г. Антонин Грановский заявил о своем разрыве с живоцерковниками и выходе из ВЦУ, 23 сентября постановлением ВЦУ он был освобожден от всех должностей. В.Д. Красницкий обратился в ГПУ с просьбой выслать Антонина из Москвы, т. к. «он становится знаменем контрреволюции». В ответном письме В.Д. Красницкому указывалось, что «органы власти… не имеют ничего против Антонина Грановского и нисколько не возражают против организации нового, второго ВЦУ». В результате временного компромисса в октябре 1922 г. Антонин вернулся на пост председателя ВЦУ, после того как оно было реорганизовано и включило в себя представителей «Живой церкви», «Союза церковного возрождения» и новообразованной группировки «Союз общин древлеапостольской церкви», который возглавил священник А.И. Введенский.

Летом 1923 года, после ухода Антонина из состава Высшего Церковного Совета, он действительно уходит из “большой церковной политики”.

Тихо и сумрачно в его монашеской келье в Богоявленском монастыре. Лишь изредка сюда заходят посетители: забредет сюда студентик-богоискатель, из тех, кто посещает религиозные диспуты, - поговорит о марксизме и религии; заедет провинциальный сектант - затеять состязание, уснащенное библейскими текстами. И снова тихо и одиноко в келье - гулко отдаются шаги в небольшом коридорчике, зайдет поставить самовар келейник, живущий напротив... И опять тихо, одиноко и мрачно у старого, больного владыки.

Богоявленский монастырь, в котором жил владыка, опустел - церковь закрыта, оставшиеся монахи ждут с минуты на минуту выселения, ходят молиться в уцелевшие церкви Китай-города - этого своеобразнейшего уголка старой Москвы, тогда еще сохранившегося в полной неприкосновенности.

В эти последние годы своей жизни он остался таким же: грубая монашеская ряса, черный клобук, панагия... Широкая седая борода, суровое лицо и большие проницательные умные глаза.
“Появляется Антонин в черной грубой рясе, с образком Пресвятой Девы на груди, его суровое лицо изредка озаряется улыбкой”, - нехотя замечает большой недоброжелатель Антонина, заезжий аббат Д'Эрбиньи.

Он по-прежнему совершает длинные богослужения и говорит по несколько часов проповеди. Часто выступает епископ и на диспутах, хотя его имя затмевается именем Александра Ивановича Введенского, популярность которого достигает в это время зенита. 20-е годы XX века - это эпоха великих ораторов - и Антонин был первым из них.

В противоположность пылкому, эмоциональному А.И.Введенскому Антонин в своих проповедях очень редко апеллировал к чувству: говорил он ровно, спокойно и без выкриков и ораторских украшений. Никто, однако, не умел так заставить себя слушать, как Антонин. Громкий, мощный голос, отчеканивающий каждое слово, как бы гвоздями заколачивал мысль оратора в головы слушателей. Не слушать было невозможно, когда кряжистый, могучий старик говорил медленно, с оканьем, делая паузу после каждого слова: “Кадило... и кропило... и требник... должны т-теперь... отойти на задний план”.

Трудно было не слушать, еще труднее было с ним спорить: непоколебимая уверенность слышалась в каждом слове, казалось, протопоп Аввакум воскрес из мертвых. Но это был Аввакум, возросший на дрожжах русской общественной критической мысли; универсальная образованность Антонина не уступала эрудиции Введенского. Спокойно, ясно, все тем же окающим, громыхающим голосом приводил он имена всемирно известных ученых, биологов, физиков, богословов. Легко и свободно, без запинки, цитировал их на трех языках. В этом не было ни щегольства, ни фатовства... Он вел себя в науке как в своем хозяйстве... И тут же, легко и просто, он спускался к обыденной жизни, приводя простые кухонные примеры, говоря языком, понятным каждой кухарке.

Блестящий популяризатор, епископ Антонин не боялся грубых, обыденных, неожиданных оборотов, сравнений, режущих ухо, привыкшее к тому, что о Боге говорят медоточивыми, елейными оборотами. Так мог говорить только глубоко религиозный человек, который видеть привык Бога не только в храме, но и в жизни, который сумел пронизать Им всю свою обыденную жизнь и быт.
Введенский имел много подражателей. Антонину подражать было немыслимо - так говорить мог только он один. Здесь нам хочется вспомнить один эпизод, вернувшись несколько назад, к 1922 году.

Летом 1922 года, когда Антонин был председателем ВЦУ, а Красницкий сколачивал “Живую Церковь”, в Москве собрались губернские уполномоченные ВЦУ.

Тут же произошел острый конфликт между Антонином и Красницким. Красницкий требовал включить уполномоченных (своих ставленников) в состав ВЦУ. Антонин категорически выразил свое несогласие -самое большее, на что он соглашался - предоставить уполномоченным совещательный голос.

В этой накаленной атмосфере открылся съезд уполномоченных в Троицком подворье. Появившись за столом президиума, Антонин спокойно сказал:

“Заседание ВЦУ с участием уполномоченных с совещательным голосом считаю открытым”... В ответ - свистки, топот ног, крики: “Решающего голоса!..”

“Заседание ВЦУ с участием уполномоченных с совещательным голосом считаю закрытым”... И Антонин затянул “Достойно”. Так заседание открывалось и закрывалось 18 раз. Антонин с бесстрастным лицом произносил эти две стереотипные фразы, и чувствовалось, что он их будет произносить еще сотню раз.

В девятнадцатый раз Красницкий не выдержал:
“Дорогой владыко! - начал он вкрадчиво. - Прежде чем вы откроете заседание, разрешите от всех нас обратиться к вам со словами любви и уважения - ибо мы все бесконечно вас любим... Мы все знаем, сколько страданий вы приняли за обновление Церкви; мы знаем, в какой нищете вы жили в 1919-1920 годах, когда вы вынуждены были даже ходить по дворам и стучаться в двери квартир со словами: “Подайте безработному архиерею”... (Красницкий умел смешать яд с елеем.) И теперь мы видим в вас нашего любимого вождя - мы хотим вознести вас на такую высоту, на которой не стоял еще ни один архипастырь. Не огорчайте же нас, дорогой владыка!”

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Спокойно выслушав Красницкого, Антонин не спеша ответил своим окающим голосом: “У нас на Украине говорят: “Онисим, а Онисим, мы тебя повысим, посадим в терем, а потом об...” Взрыв хохота заглушил слова Антонина, а он все так же бесстрастно произнес в 19-й раз свою стереотипную фразу. На этот раз никто не протестовал. И заседание открылось...

Новый, последний период в жизни Антонина открылся 29 июня 1923 года. В этот день - праздник святых апостолов Петра и Павла - Антонин Грановский, уволенный Высшим Церковным Советом на покой, провозгласил с кафедры храма Заиконоспасского монастыря следующую декларацию:

“Господи, дай укрепление Церкви Твоей - Петрову твердость и Павловы разум и светлую мудрость. В день святых Первоиерархов апостолов я утверждаю в Заиконоспасском храме автокефальную кафедру свою на возрождение силы Христовой в душах верующих.... Возрождение помимо народа и без народа - бессмысленно и безнравственно. Я, вместе со своими единомышленниками, отхожу от старой “тихоновской” церковности, скле-розно-паралитичной и социально - клерикально контрреволюционной - и осуждаю ее. Мы отворачиваемся от хищно-поповской “живой” церкви и презираем ее за ее аппетиты. Мы отделяем себя и от малосильного, подменяющего импульс рационализмом и живущего безвольным пафосом и впадающего в истерию малоимпонирующего и маломорального “Древнеапостольского союза” и согреваемся кровообращением Христовым во всех тка нях тела церковного, наипаче мирян; мы отвергаем жестокость монархизм иерархии (архиерейства и олигархического пресвитерианства) и ищем бла годати Христовой в целом организме общины, выдвигаем благо веруюшего народа, для которого только и существует иерархия. Мы именуем свою общину “Церковь Возрождения” и раскрываем объятия всем, простираюшимся к нам на исповедание Устава “Союза Церковного Возрождения”.

Господи, благослови начало благостью Твоею”.
(Труды Первого Всероссийского Съезда или Собора “Союза Церковного Возрождения”. Торопец, 1925, с. 17.)

Таким образом, день 29 июня 1923 года – день провозглашения автокефалии Антонина, должен был, по мысли Антонина, явиться днем рождения новой Церкви. Здесь будет уместно дать краткий очерк “Церкви Возрождения” в интерпретации ее основоположника.

“Союз “Церковное Возрождение”, - рассказывает Антонин, - возник в августе 1922 года, как противовес и защита церковно-нравственных основ от потрясения их клерикальным материализмом и нигилизмом организовавшейся тремя месяцами раньше группы “Живая Церковь”. Союз “Церковное Возрождение”, с момента возникновения, составлял коалицию с группировками “Живая Церковь” и последующим СОДАЦем в Высшем Церковном Управлении, но, по малочисленности своего представительства, играл в нем только пассивную роль. “Живая Церковь”, в сущности своей, классовая и ремесленная, все время подсиживала и не раз открыто замахивалась на Союз Церковного Возрождения, желая его уничтожить, но соображения ожидавшегося Собора сдерживали ее покушения и берегли Союз. Когда Собор 1923 года перекатил через пороги церковной контрреволюции, “Живая Церковь” отбросила сдержанность и разинула пасть на Союз Возрождения. 25 июня 1923 года живоцерковники и сода-цевцы составили заговор и ударом в спину, заочно, втихомолку от митрополита Антонина, председателя ВЦУ, уволили его в отставку от всех должностей. (Указ от 26 июня за № 1125.) А через два дня, замывая кровь учиненного душегубства, Красницкий с компанией собрали живоцерковни-ческое московское духовенство в числе 97 человек и вынесли резолюцию в оправдание содеянного злодейства: “Признать преступной и крайне вредной для церкви деятельность митрополита Антонина, ставшего на путь реформации” . Но так как по нынешнему времени чисто церковные гневы не влекут за собой внешних административных действий, а живоцерковники, морально нечистоплотные, совершенно не импонируют своим авторитетом, то они услужают в доносах и в шпионаже. Для привлечения внимания “кого следует” на Антонина в резолюции было прибавлено - будто Антонин объединяет вокруг себя приходских контрреволюционеров. Но тут сорвалось: донос не подействовал.

Эмоциональная взаимоисключенность “Живой Церкви” и “Союза озрождения” выступила со всей выпуклостью, и движение их в одном вагоне, но в разные стороны, было невозможно. Идеологически отрицаемый, фактически парализуемый и физически угрожаемый Союз Церковное озрождение, спасаясь от погублений, унес от “Живой Церкви” ноги. 29 Июня 1923 года, в день св. Первоверховных апостолов Петра и Павла, в аиконоспасском храме после литургии, с церковного амвона была оглашена защитно-оградительная автокефальная грамота, полагавшая формальное начало самобытию Союза “Церковное Возрождение”. (Там же, с. 16-17) В этом кратком историческом очерке Союза Возрождения содержится ключ к пониманию трагедии антониновского движения: “Союз Возрождения” был задуман как широкое народное движение - однако народ его не понял и не принял.

Об освобождении из ГПУ св. Патриарха Тихона Антонин отозвался так: «Тихон клейменый или Тихон прощеный – он нам одинаково не нужен».

На обновленческом лжесоборе 1923 года «митрополит» Антонин (Грановский) сделал доклад «О реформе календаря»; в результате «собор» в своей резолюции, принятой без прений, признал необходимым переход на новый (григорианский) стиль с 12 июня 1923 г.

После обновленческого «собора» епископ Антонин привлек к себе внимание самочинными богослужебными новшествами, повлекшими за собой впоследствии его запрещение в священнослужении.

Ещё в 1921 г. епископ Антонин (Грановский) подготовил и издал реформированный чин литургии на русском языке, которая служилась в вечернее время в московском соборе Заиконоспасского монастыря, ставшем центром «Союза церковного возрождения». Сторонники «Союза» имелись также в Петрограде, Харьковской и Владимирской епархиях. Особенностью данной группы было проведение радикальной литургической реформы. Помимо того что, как и другие обновленцы, Антонин в богослужебной жизни перешел на русский язык и новый стиль (григорианский календарь), он перенес престол из алтаря на середину храма, литургию стал совершать по особо им составленному и изданному чину, «рецензированному по чинам древних литургий». Будучи сторонником разнообразия литургической жизни Церкви, активно импровизировал в этой сфере, например, вводил в состав богослужебных последований стихи современных поэтов.

«Союз церковного возрождения», возглавляемый епископом Антонином (Грановским), ставил во главу угла именно литургические преобразования, дабы культ был «от мелочей и от слова до слова понятен каждому верующему и доступен» («Обновление церкви», 1923, № 3–4). «Мы, если можно так выразиться, пионеры-новообрядцы, – заявлял в 1924 г. расколоучитель-реформатор Антонин. – Вот эти новые формы нашего ритуала, наши новшества Тихону (Святейшему Патриарху) завидны, а потому ненавистны и неприемлемы... Мы, к примеру, молимся на родном живом языке... Но Тихон, по своей поповской профессиональной узости и корыстному крепостничеству, это запрещает и пресекает... и нам нет никаких резонов потакать его преступному ожесточению против нашего русского языка... Тихон наш душегуб, как представитель, покровитель закостенелого, отупевшего, омеханизировавшегося, выдохшегося поповства... Во имя мира и для единения в духе любви не мы должны, а он должен благословить одинаково и славянский, и русский. Тихон не прав, сто раз не прав, преследуя наш обряд и называя нас сумасшедшими». Антонин говорил: «...Народ ходит в церковь и желает, чтобы учение Христа мы проводили на понятном ему языке, и мы должны это сделать. Союз “Церковное возрождение” дает то, чего желает народ» (Труды первого Всероссийского съезда или собора Союза «Церковное возрождение». М., 1925, с. 25).

Антонин рассказывал, как он предлагал в 1924 году верующим похлопотать у власти об открытии одного храма, но с условием: принять русский язык и открыть алтарь. Верующие обратились за советом к Патриарху Тихону. Святейший Тихон ответил: пусть лучше церковь провалится, а на этих условиях не берите.

Антонин говорил: «Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь – представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

А вот как описывалось в одной из провинциальных газет богослужение, совершавшееся епископом Антонином (Грановским) в Заиконоспасском монастыре в Москве в 1922 году: «Антонин в полном архиерейском облачении возвышается посреди храма в окружении прочего духовенства. Он возглашает; отвечает и поет весь народ; никаких певчих, никакого особого псаломщика или чтеца... У всех ревнителей служебного благочестия и церковного Устава волосы дыбом становятся, когда они побывают в Заиконоспасском монастыре у Антонина. Не слышать “паки и паки”, “иже”, и “рече”. Все от начала до конца по-русски, вместо “живот” говорят “житие”. Но и этого мало. Ектении совершенно не узнаешь. Антонин все прошения модернизировал. Алтарь открыт все время... В будущем он обещает уничтожить алтарь и водрузить престол посреди храма».

Сам Антонин заявлял в 1924 году: «Богомольцы входят в Заиконоспасский храм, видят здесь обстановку, для них необычную. Мы совершаем службу на русском языке при открытом алтаре. Мы произвели изменения в чинопоследованиях таинств – крещения, бракосочетания и исповеди, изменили способ преподания причастия». (Антонин преподавал мирянам святейшее Тело Христово сахарными щипцами прямо в руки; при этом он аргументировал такой способ причащения мирян как «возврат к древней литургической практике», а также «гигиеническими соображениями» «во избежание заразы»).

30 июня – 4 июля 1924 г. в Москве прошел «Первый съезд, или собор» «Союза церковного возрождения», оказавшийся также последним. В нем приняло участие 120 чел., т. е. практически весь актив. Порвав с другими вождями обновленчества, Антонин продолжал занимать непримиримо враждебную позицию по отношению к св. Патриарху Тихону, что отразилось в выступлениях Антонина на страницах советской печати в 1923–1925 гг., а также в материалах «съезда».

На этом «соборе» «Союза церковное возрождение» была принята следующая резолюция:

«1. Переход на русский язык богослужения признать чрезвычайно ценным и важным приобретением культовой реформы и неуклонно проводить его, как могучее оружие раскрепощения верующей массы от магизма слов и отогнания суеверного раболепства перед формулой. Живой родной и всем общий язык один дает разумность, смысл, свежесть религиозному чувству, понижая цену и делая совсем ненужным в молитве посредника, переводчика, спеца, чародея.

2. Русскую литургию, совершаемую в московских храмах Союза, рекомендовать к совершению и в других храмах Союза, вытесняя ею практику славянской, так называемой Златоустовой литургии...»

Епископ Антонин Грановский на этом «соборе» говорил: «Поповство и держится за славянский язык как за средство рабовладельческого командования умами верующих».
Среди соратников Антонина Грановского наиболее известны Василий Лебедев, «рукоположенный» Антонином в 1923 г. во епископа, а также обновленческий «протоиерей» и «епископ» Константин Смирнов, как и Антонин, активный сторонник литургических реформ.

Антонин (Грановский) требовал изменения в Символе веры слов: «и седящаго одесную Отца», – на том основании, что, будто, «Христос Спаситель при вознесении Своем, скрывшись из глаз Своих учеников, распылился в воздухе».

Вот ещё одно высказывание епископа Антонина Грановского:
«Благодарение Христу, что Он пресек каноническую преемственность обновленной церкви от Тихона, спас церковь от разъедавшей ее, как ржавчина, архиерейской вражды против революции. Что передал Тихон митр. Агафангелу? Озлобленность и непримиримость по отношению к революции. В том и спасение наше, что мы не почерпнули ни одной ложки отравы из злобной бочки тихоновской контрреволюции, не унаследовали староцерковнического тихоновского демонизма по отношению к революции, но возгрели в собственных тайниках сердца осенившее нас Христово чувство и подошли к революции с благожелательством».

С 26 октября 1923 г. Антонин вновь стал именовать себя епископом, отказавшись от титула «митрополит». Последнее было связано с отказом «Союза» от любых званий, кроме 3 иерархических степеней – епископа, пресвитера и диакона. 15 апреля 1924 г. Патриарх Тихон повторно издал указ о запрещении в священнослужении и предании церковному суду Антонина.

В июне 1925 г. Антонин обратился в печати к Местоблюстителю Патриаршего Престола сщмч. Петру (Полянскому) с призывом признать советскую власть. В течение 1925 г. Антонин выступал с лекциями и публичными диспутами во многих городах России.

Приведем ответ Антонина на вопрос, какая церковь или религиозная организация наиболее близко отражает учение Христа:

«Я знаю одну группу христиан, их называют евангельские христиане (баптисты). Они восстанавливают первохристианство Христа и Апостолов».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Незадолго до смерти Антонин Грановский поручил своим последователям отдать храм Петра и Павла, в котором служил в Москве, местным баптистам. Руководитель сектантов И.С. Проханов – дедушка ныне живущего писателя А.А. Проханова – утверждал, что в 1927–1928 гг. «часто ездил из Ленинграда в Москву и проповедовал в этом храме, вместо обычных Богослужений, которые раньше были только православными».
Скончался Антонин Грановский 14 января 1927 года от метастазированного рака желчного пузыря. Погребен 16 января 1927 г. близ алтарной апсиды Смоленского собора Новодевичьего монастыря в Москве.

Обновленческий раскол на Украине

Зарождение «Лубенского» обновленческого раскола относится к концу 1924 года. С 1921 по 1924 годы включительно и «самосвятство», и обновленчество продолжали активизироваться по всей территории Украины и, в частности, в Полтавской епархии. И то и другое имели главным оружием лозунг о необходимости автокефалии для Украинской Церкви и обретали своих приверженцев. Одним из самых активных деятелей обновленчества в Украине стал Феовил (Булдовский), возглавивший лубенскую автокефалию.


_{Лжемитрополит Феофил Булдовский,}

Феофил (Булдовский) родился в 1865 г. в Полтавской губернии в семье священника. В 1892 г. окончил Полтавскую духовную семинарию. Рукоположен в сан иерея вскоре после окончания семинарии. Много лет состоял священником кладбищенской церкви г. Полтавы.

До революции 1917 г. служил священником в Полтавской епархии в сане протоиерея. В 1918 г. становится председателем окружного совета Полтавского округа. При архиепископе Григории, в 1923 году хиротонисан во епископа Лубенского, но от кафедры отказался. Вскоре возглавил раскольническое движение по проведению автокефалии в Полтавской епархии. Вступив на открытый путь раскола с Православной Церковью, Феофил (Булдовский) вместе со своими единомышленниками решил созвать «Собор епископов всея Украины», на котором надеялся получить признание своей правоты и вместе с тем провозгласить полную автокефалию для всей Украинской Церкви. Перед ним возник вопрос — где можно созвать такой «собор»? Ни в Полтаве, ни тем более в Киеве или Харькове он такого съезда созвать не мог. Для созыва собора или хотя бы съезда нужны были храмы, духовенство и … сочувствующее окружение. Ничего этого Феофил (Булдовский) нигде, кроме своих Лубен, не имел. Поэтому ему оставалось одно – созвать «собор» в Лубнах, где ему сочувствовало духовенство и имелась подходящая для обслуживания съезда материальная база и верные ему люди.

Созывать «Всеукраинский собор» в Лубнах было довольно курьезно, но другого выбора не было. Основанное Булдовским дело опиралось исключительно на его собственную личность. Впрочем, имелось одно обстоятельство, которое делало весьма популярным малоизвестное местечко Лубны на Полтавщине. В окрестностях Лубен, на расстоянии пяти километров к юго-западу от города, за рекой Сулою расположен древний, построенный в XVII веке Мгарский Спасо-Преображенский монастырь. В соборе монастыря хранились мощи святителя Афанасия, Патриарха Цареградского «Седящего», названного так по положению, в котором его мощи хранятся и доныне, но уже в Благовещенском соборе города Харькова. Знаменитый на Полтавщине монастырь был местом значительного паломничества православных людей. Из рассказов старожилов явствует, что каждый верующий полтавчанин или полтавчанка считали своим священным долгом побывать и поклониться «святому Афанасию Седящему».

В период образования викариатства в Полтавской епархии, а позже, в двадцатые годы нашего века, когда эти викариатства умножились и кроме Лубенского появился целый ряд и других, Лубенское викариатство считалось первостепенным. Викарный епископ в Лубнах служил попеременно то в Троицком соборе города Лубен, то в Спасо-Преображенском соборе Мгарского монастыря. Феофил (Булдовский), решив созвать «собор» в Лубнах, мог надеяться на многочисленных гостей и участников «собора», которых подвигнет к прибытию святость места. Булдовский и его сообщники могли догадываться, что подавляющее большинство епископов Украины на его сборище не приедет, однако если «собор» замышлялся как «всеукраинский», то на него должны были быть приглашены все епископы. Никто из украинских епископов на этот «собор» не приехал. Архиепископ Григорий пишет об этом в своем послании так: «Естественно, что такая группа и по своему составу, и по своей задаче установления автокефалии Украинской Церкви, разрешимой только Поместным Всеукраинским Собором, не могла внушить доверия епископату Украины, а потому ни один из них и не приехал в Лубны на этот съезд. А шесть православных епископов в ответ на приглашение прислали означенной группе послание с увещанием не делать нового раскола и не вносить тем новых соблазнов среди верующих, а путем раскаяния заслужить снятие запрещения и тем войти в общение с остальными православными епископами Украины».

Достоверно известно, что епископ Феофил рассылал приглашения и всему Полтавскому духовенству: как приходскому, так и монастырскому. Братья протоиереи Навротские — Всеволод и Александр, тогда совсем молодые, служившие иподиаконами, помнят, что приглашение было прислано их отцу, в то время видному протоиерею, незадолго до этого назначенному в Ладанский женский монастырь, находившийся неподалеку от Лубен. Они помнят, что было приглашено все духовенство Прилукского округа во главе с благочинным протоиереем Виталием Тарасевичем. Он осенью 1924 года, незадолго до указанных событий, вместе с самим Булдовским ездил как член делегации к Патриарху Тихону по вопросу о возможности и целесообразности предоставления Украинской Церкви автокефалии. Однако если протоиерей Тарасевич и считал возможным и даже нужным ходатайствовать перед Святейшим Патриархом об автокефалии, но при этом он оставался верным служителем Церкви и не хотел вставать на антиканонический путь. На Лубенский съезд он не явился. Братья Навротские помнят, что было приглашено на Лубенский съезд и духовенство Ладанского женского монастыря, неподалеку от которого жила семья Навротских.

Большинство приглашенного духовенства отказалось прибыть в Лубны, отдавая себе отчет в том, что участие в этом съезде означало бы вступление на путь раскола.
Все свидетели тех событий единогласно утверждают, что съезд состоялся в Лубнах и происходил в Троицком соборе. Точную дату съезда мы находим в пастырском послании архиепископа Григория. Там указывается, что съезд происходил 4 — 5 июня 1925 года. Ту же дату мы находим и в обновленческом журнале «Украинский Православный Благовестник» в № 1 за 1926 год.

По воспоминаниям служившего в Полтавской епархии протоиерея Космы Ветушко, бывшего иподиаконом у «самосвятского» епископа, на Лубенский «собор-съезд» прибыло около двухсот представителей духовенства и мирян. К сожалению, о. Косма Ветушко не мог сказать, сколько из них было действительными участниками, то есть полноправными членами этого съезда, а сколько прибыло в качестве гостей. Видимо, гостей было из этого числа довольно много. Весьма возможно, что в чисто конъюнктурных целях съезд проходил в духе полноправия. Каждый, кто только на нем присутствовал, могли высказываться. Но преимущественное право голоса должны были иметь епископы, а если говорить о влиянии, то таковое имели, конечно, маститые протоиереи, которых, оказывается, было немало.

Наибольший интерес представляет епископат.

Кто же из епископов был на Лубенском съезде? Данные о епископах — участниках этого съезда мы получаем из письма архиепископа Григория, который перечисляет следующих лиц:

1.    Запрещенный в служении Патриархом Тихоном викарий Полтавской епархии, епископ Лубенский Феофил (Булдовский).

2.    Запрещенный в служении Патриархом Тихоном бывший архиепископ Екатеринославский Иоанникий (Соколовский).

3.    Рукоположенный во «епископа» обновленцами Павел (Погорилко) из Подолии.

4.    Рукоположенный Феофилом (Булдовским) и Павлом (Погорилко) Сергий (Иваницкий) (следовательно, неканонический епископ).

5.    Викарий Полтавской епархии, епископ Золотоношский Сергий (Лабунцев).

«Эти пять епископов составили из себя "инициативную группу", — как пишет архиепископ Григорий, — поставившую своей задачей установление автокефалии Украинской Церкви путем объявления таковой на этом съезде, и обратились с предложением к православным епископам Украины принять участие в съезде».

Помимо письма архиепископа Григория мы находим еще один документ, где перечисляются «главари» раскола. Это выдержка из письма епископа Василия (Зеленцова) к Феофилу (Булдовскому), где епископы-раскольники уже не именуются епископами, а просто перечисляются как «главари». Но здесь порядок уже несколько иной: Павел (Погорилко), Иоанникий (Соколовский), Сергей (Лабунцев), Феофил (Булдовский) и Сергий (Иваницкий).

По воспоминаниям протоиерея Космы Ветушко на «собор» приехали следующие видные протоиереи: Николай Базилевский, Леонтий Кузьменко, Евгений Ус, Николай Лукьянов, Николай Базилевский, Иоанн Стасевский, Парфений Прищенко, Виктор Беловольский, Николай Морковенец, Владимир Заика, Виктор Козловский, Леонид Ковба, Павел Берещака и многие другие.
Никаких документальных и достоверных официальных данных Лубенского съезда не удалось обнаружить, но удалось собрать сведения от современников тех событий. Поэтому о ходе съезда, его решениях и его участниках приходится делать выводы только на основании сторонних свидетельств. Главным документальным источником является пастырское послание архиепископа Григория, в котором он приводит ряд данных о том, что происходило на этом съезде. Другим письменным источником могут служить заметки об этом съезде в обновленческих журналах, где «деяния» Лубенского съезда все же находили некоторое освещение. К сожалению, непосредственные участники съезда опрошены не были.

Архиепископ Григорий пишет, что участники Лубенского съезда имели смелость назвать его «продолжением собора епископов 1922 года». «Они, — продолжает архиепископ Григорий, — объявили автокефалию Украинской Церкви, осудили всех православных епископов Украины, сами себя избрали и назначили высшим церковным органом управления Украинской Православной Церкви, назвав его «Собором епископов всея Украины». Такое постановление, — продолжает далее архиепископ Григорий, — в корне противоречащее основной конституции Всеукраинского Собора 1918 года, эти лубенские деятели пытаются оправдать якобы пожеланием членов Собора 1922 года и Собора епископов того же года. Лубенские раскольники оправдывают свое "самочинное сборище", как называет святой Василий Великий (1-е правило) собрание непокорных епископов, своею якобы верностью постановлениям Собора 1922 года и присяге своей при хиротонии во епископов. Но ни один из деятелей Лубенского раскола не был на этом Соборе, — заключает архиепископ Григорий, — я же был участником его и тем самым имею право на истолкование истинного смысла его постановлений».

Примерно так же о Лубенском съезде и его задачах говорит и обновленческий журнал «Украинский Православный Благовесник» № 1 за 1926 год. Направляя главное острие полемики против Харьковского епископа Иоанникия (Соколовского) и против «отступника» Павла (Погорилко), журнал сообщает, что Иоанникий устроил 4 июня 1925 года в Лубнах «Собор епископов Украины» и основал новую церковную группу, провозгласив ее главою автокефальной Украинской Церкви. Для обоснования своих прав на это группа самозвано объявила себя Второй сессией Киевского собора епископов 4 сентября 1922 года, где признано было необходимым вступление Украинской Церкви на путь автокефалии.

Хотя на этом Соборе никого из них не было, да тогда не были они и епископами, при том же и самый этот Собор — это только бывший постоянный Синод, составивший постановление об автокефалии на основании положения членов несостоявшегося тогда Собора епископов Украины.

Как же проходила работа Лубенского съезда и какие были приняты решения?

Обратимся к воспоминаниям современников — протоиереев Космы Ветушко и Георгия Соловьянова. Протоиерей Георгий Соловьянов, являвшийся в 1970-е годы настоятелем Черниговского кафедрального собора и секретарем Черниговского Епархиального Управления, в те годы интересовался церковной жизнью, присутствуя в числе многих лиц, заполнявших Троицкий собор во время заседаний «Лубенского собора». К сожалению, он не присутствовал на открытии собора, но сообщил много интересного о том, как проходили заседания.

Протоиерей Косма Ветушко, впоследствии настоятель св. Иоанно-Богословской церкви города Миргорода на Полтавщине, также в те годы был близок к церковной жизни. Ему было тогда немногим более двадцати лет и удалось присутствовать на съезде с самого начала, то есть и на богослужении, и на открытии. Оба современника событий свидетельствуют примерно одинаково. Съезд проходил 4 и 5 июня 1925 года (очевидно, указывается новый стиль). Пятидесятница в том году приходилась на 25 мая, то есть 7 июня нового стиля. Следовательно, съезд происходил перед Пятидесятницей. 4 июня в Троицком соборе была совершена торжественная Литургия, очевидно, всем составом присутствовавших на съезде. Возможно, что за этой литургией была совершена хиротония во епископа еще одного видного деятеля Лубенского раскола — Макария Крамаренко.

В «Фонде архиепископа Мануила» мы находим заметку о Макарии Крамаренко, что он был на «соборе» в Лубнах и лубенскими епископами хиротонисан во епископа. Так что, возможно, за этой литургией и была совершена его хиротония. Однако Макарий Крамаренко не упоминается ни в одном из известных нам письменных свидетельств. Он не числится среди главарей Лубенского раскола, но таковым непременно должен был бы считаться, если бы участвовал в работе съезда как епископ. Следовательно, свидетельство «Фонда архиепископа Мануила» можно понимать только в том смысле, что Крамаренко был рукоположен Лубенскими епископами не обязательно на самом «соборе», а примерно в то время, когда происходил этот «собор». Возможно, что на съезде только обсуждалась его кандидатура во епископа, а так как съезд проходил и закончился пред самой Пятидесятницей, то не исключена возможность, что эта хиротония была совершена в этот праздник, сразу после Лубенского съезда.

После торжественной Литургии был совершен молебен, а затем, в храме же, открылся и «собор». Вот что вспоминает о происходившем соборе в Лубнах протоиерей Георгий Соловьянов: «Стол президиума стоял на амвоне, как помнится, или сразу же ниже амвона. К сожалению, на открытии "собора" я не присутствовал. Для участников "собора" стояли стулья и скамьи, обычно стоявшие у стен храма. Когда были пустые места в задних рядах, потихоньку я подсаживался среди "гостей" собора. Что касается молитвы, то помнится, что заседания и начинались, и оканчивались молитвой "Царю Небесный" — в начале и "Достойно есть" — в конце. В президиуме, помнится, сидел епископ Феофил и другие епископы — участники собора, их ведь было немного и не тесно им было и в президиуме, тем более что это именовалось в основном — "собором епископов". Если память не изменяет, — за этим же столом, сбоку, сидел главный докладчик "собора" протоиерей Николай Базилевский, который, кажется, имел заместителей, иногда подменявших его. Где питались и где размещались члены "собора", сказать затруднительно, но, как помнится, одни, как например, епископы, — у епископа Феофила или священников кафедрального собора на квартирах, другие — вероятно у ближних прихожан, кое-кто, возможно, и в монастыре. Но монастырь ведь от города более чем в 5 км, и туда обычно ходили пешком из-за отсутствия транспорта».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Съезд, как вспоминал протоиерей Ветушко, открыл Феофил (Булдовский). Он же вместе с Иоанникием (Соколовским) поочередно и председательствовал. Можно полагать, что председательская роль отводилась и Павлу (Погорилко), поскольку мы знаем информацию Иоанникия о его избрании главой новой группировки. Секретарем съезда был избран священник Евгений Садовский, который после захвата Иоанникием Мироносицкого храма в Харькове был взят туда из Белгорода, где он до этого служил, и теперь был в числе иоанникиевского клира.

Вступительную речь произносил сам Феофил (Булдовский), а доклад о задачах съезда читал его верный сподвижник протоиерей Николай Базилевский, упорно все предыдущие годы настаивавший на том, что автокефалия необходима, но только не такая, как у «самосвятов», а каноническая. Теперь Базилевский должен был кривить душой и «подгонять» под каноны эту новую, по существу, также неканоническую автокефалию. Хотя тексты докладов до нас не дошли, но об их содержании мы можем судить на основе приводимых нами выдержек из пастырского послания архиепископа Григория и из обновленческого «Благовiсника». Вкратце все сводилось к следующему: данный Лубенский «собор» является II сессией Всеукраинского Собора (или Совещания) 1922 года, высказавшегося по вопросу об автокефалии, что она желательна и что нужно встать на путь автокефалии. Следовательно, данный Лубенский «собор» якобы только завершает и осуществляет то, что было намечено на предыдущей сессии в 1922 году.

Протоиерей Косма Ветушко вспоминает интересную деталь: протоиерей Н. Лукьянов, который во всем этом деле играл не менее важную роль, нежели Базилевский, выступал по докладу в качестве оппонента и приводил возможные доводы против. К сожалению, неизвестно против чего именно — то ли против автокефалии как таковой, то ли против правомочности данного съезда решать подобные вопросы. «Оппонент» в конце концов признал правоту взглядов основных докладчиков…  Из этого все же можно предположить, что на съезде было нечто вроде дискуссии, хотя и с предрешенным результатом.

Съезд продолжался два дня. Следовательно, оба дня были заполнены речами, выступлениями и прочим. Заключительное слово в конце произнес протоиерей Н. Базилевский. По окончании был совершен краткий молебен. Съезд провозгласил автокефалию Украинской Церкви. По имеющимся сведениям, новая «автокефалия» получила довольно странное наименование: «Братское объединение парафий Украинской Православной Автокефальной Церкви» — сокращенно «БОПУПАЦ». Над этой аббре-виатурой впоследствии не без основания иронизировали обновленцы. Обновленческий Бердичевский архиерей Александр (Чекановский) составил в свое время церковный календарь на 1927 год. В этом календаре говорится следующее: «1923 год. Март месяц. Образование на Подолии группы БОПУПАЦ (погорилковщина — «Братське объеднання парафiй Укранськоi Православноi автокефальноi Церкви») отколовшимся от ВВЦУ епископом Павлом (Погорилко), получившим хиротонию в январе 1923 года в Москве от председателя ВВЦУ митрополита Антонина (Грановского) и других епископов». Следовательно, само это название «БОПУПАЦ» было не придумано на съезде, а воспринято от Павла (Погорилко).

Кто же был избран главой «БОПУПАЦ»? Как вспоминал Харьковский старожил протоиерей Василий Серовский, Иоанникий (Соколовский), вернувшись в Харьков, объявил своим приверженцам, что на Лубенском съезде был избран «архиепископом всея Украины» Павел (Погорилко). Это было, так сказать, официальное заявление, и ему можно верить. Однако почти все свидетели тех событий — полтавчане — утверждают, что главой новой автокефалии был избран Феофил. Откуда такое расхождение? В качестве предположения можно допустить следующее. Само название «Братское объединение» говорит о том, что у новых автокефалистов не было строгой централизации, а нечто вроде федерации с замыслом существовать по образу и подобию братского объединения Поместных Автокефальных Православных Церквей. Так что Павел (Погорилко) и Иоанникий (Соколовский) должны были заправлять делами в Харькове, а Булдовский — в Лубнах, хотя в таком случае это не совпадало бы с той информацией, которую дал Иоанникий о выборах Павла (Погорилко) «архиепископом всея Украины». С наибольшей долей вероятности, следует допустить, что все-таки «архиепископом всея Украины» был избран Погорилко, но этот титул был скорее номинальным, нежели реальным. Обновленцы, всячески критикуя Лубенский съезд и новый раскол, пишут о новом расколе и «тихоновщине», называя его «курьезной Иоанникиево-Погорилковской автокефалией». О Булдовском обновленцы говорят очень скупо и, видимо, отводят ему малую роль, отводя большую Иоанникию (Соколовскому) и Павлу (Погорилко).

Это, впрочем, можно объяснить и чисто конъюнктурными соображениями. В то время столицей Украины был Харьков. Харьков был и центром церковного управления. В Харькове они издавали свои журналы, которыми хотели воздействовать прежде всего на харьковчан, а Иоанникий (Соколовский) действовал тогда в Харькове. Следовательно, для обновленцев из числа всех деятелей Лубенского раскола он был врагом номер один. Что касается Павла (Погорилко), то и он был в Харькове видным епископом, которого обновленцы когда-то избрали даже членом Пленума своего Синода. Погорилко для них был ренегат. Он, как человек явно разочаровавшийся в обновленчестве, дискредитировал их в глазах верующих. Булдовский оставался где-то на Полтавщине, в уездном городишке, и мало беспокоил их.

Лубны были всего лишь уездным городом. Руководителю «автокефальной» Церкви было бы просто неприлично находиться в захолустном городишке. А Булдовскому уезжать из Лубен не хотелось, да и в Харькове ему не было места, так как у Иоанникия (Соколовского) был только один захваченный храм, где он и служил. Иоанникий, служа в Харькове, продолжал считать себя «архиепископом», но его ре-путация была настолько «подмочена», что ставить его во главе новой «автокефалии» было бы неразумно, так как это сразу подорвало бы авторитет автокефалистов. Номинальным «архиепископом всея Украины» был избран ничем особенно не запятнавший себя Павел (Погорилко). Поскольку же большинство приходов, входящих в новую «автокефалию», находилось около Лубен, то фактическим владыкой оставался Булдовский. Впрочем, вскоре и Соколовский, и Погорилко, и другие лидеры «автокефалии» отпали, и Булдовский остался один. Тогда он приехал в Харьков. Протоиерей Г. Соловьянов вспоминал, что только после перехода Иоанникия к ВВЦС и его переезда в Симбирск Феофил стал главой автокефалистов. Несомненно, что на съезде он получил титул «архиепископа», но не «всея Украины», а только Лубенского. Псаломщик Михаил Антонович Сагайдак, в те годы регент в селе Мочивцы, вспоминал, что к ним в приход, в период между праздником Преображения и Успения, пришел из Лубен указ поминать Феофила как архиепископа. Поэтому полтавчане и лубенцы с первых же дней после съезда знали Булдовского как фактического главу в их округе и считали его за главу раскола вообще. Как широко распространился новый раскол?

По существу, новый раскол почти не вышел за пределы Полтавской епархии. Отдельные приходы были захвачены в Харьковской и Екатеринославской епархии, где имел влияние Иоанникий (Соколовский). Есть сведения, что в июле 1926 года «булдовцами» была захвачена в Одесской епархии Алексеевская церковь около Одессы (возле станции «Одесса-товарная»), причем метод захвата церкви был буквально бандитским, как выражается Н. С. Криворученко, — «махновским». В Лубнах Булдовский захватил Троицкий Собор, где настоятелем был его сторонник протоиерей Лубняков, а также Мгарский монастырь. Причем монахи монастыря, до этого находившиеся в зависимости от епископа Феофила как от Лубенского архиерея, в большинстве перестали его признавать. Тем не менее храм находился в ведении Феофила. Кроме того, он захватил в Лубнах еще четыре городских храма.

В Миргороде, где настоятелем собора был ярый сторонник Булдовского протоиерей Николай Базилевский, а также и во всем округе Миргорода, почти все приходы признали новую «автокефалию». Только несколько приходов Миргородского благочиния остались верными Патриархии, да еще были приходы, в которых действовали «самосвяты». В некоторых приходах, где верующие колебались, кого следует признавать, прихожане фактически разделились на партии, богослужение совершалось поочередно, по неделям, то есть, — одну неделю служили православные, а другую — «лубенцы».

Свидетель описываемых событий протодиакон В. Горох помнит, что «старославянских», то есть православных церквей в Миргородском уезде оставалось очень мало, почти все перешли к Булдовскому. В самом Миргороде оставалась только одна Всехсвятская церковь, а у «булдовцев» было три храма: Успенский, Троицкий и Иоанно-Богословский. У «самосвятов» был Воскресенский храм. А в Троицком и Иоанно-Богословском «самосвяты» служили на паритетных началах. Булдовский приезжал в Миргород довольно часто. В первый раз он приехал на праздник Сретения, очевидно, в 1926 году.

В Хорольском уезде большинство приходов не признавало Булдовского, и, как вспоминал отец Петр Храпко, только одно благочиние, и то не полностью, перешло к Булдовскому. В Полтаве булдовцы захватили церковь на Павленках, а в кладбищенской церкви, как вспоминал протоиерей Богданович, они служили с православными на паритетных началах. Булдовский большого влияния в Полтаве не имел. Всего из шестнадцати городских церквей он сумел захватить только одну — на Павленках, в пригороде Полтавы, в честь Покрова Пресвятой Богородицы и только потому, что там настоятелем был протоиерей Н. Лукьянов, участник съезда. Булдовский наполовину владел кладбищенской церковью, где ранее он был настоятелем. Кстати, и «самосвяты» большого успеха в Полтаве не имели, они сумели овладеть только одной Воскресенской церковью. Что касается знаменитого Крестовоздвиженского монастыря, то в нем, как уже говорилось, хозяйничали обновленцы. Главным храмом всей «автокефалии» Булдовского считался Троицкий собор в Лубнах, в котором и происходил знаменитый «собор». Здесь Булдовский, как в своем кафедральном соборе, чаще всего и служил.

Протоиерей Михаил Сагайдак, впоследствии клирик в Киевской епархии, тогда близко стоявший к этим событиям, сохранил фотографию, на которой снят во главе с Феофилом (Булдовским) весь причт Троицкого кафедрального собора. К сожалению, фотографию самого собора найти не удалось.

Как вспоминал протоиерей Косма Ветушко, Феофил (Булдовский) часто посещал те храмы, которые захватили его приверженцы. Протоиерей Даниил Малиновский помнит, что Булдовский часто приезжал в сельские храмы — в села Чернухи, Воронки, Бондари, Куренки, Шишаки. За богослужением Булдовский всегда проповедовал и обычно обличал «самосвятов». В Лубнах и Миргороде по большим праздникам иногда устраивалось «соборное» служение архиереев. Для совместного служения съезжались Феофил (Булдовский), Сергий (Лабунцев) и Павел (Погорилко). С Булдовским всюду ездил его протодиакон Мелетий (из монашествующих). Обычно же Феофил (Булдовский) служил в Лубнах, а Сергий (Лабунцев) в Пирятине. Павел (Погорилко) приезжал служить из Харькова.

Протоиерей Николаенко вспоминал, что протодиакону Мелетию было тогда лет 30—35. Это был высокий, полный, очень живой человек с прекрасным голосом и приятным характером.
Став фактически «главарем» новой украинской «автокефалии», Булдовский, разумеется, не мог двинуться дальше Лубен. В Лубнах продолжал поначалу жить в Мгарском монастыре, но так как монахи не любили его, он вскоре ушел оттуда и поселился на частной квартире по улице Больничной, № 3 (ныне улица Пушкинская). Авторитет Булдовского среди народа и духовенства был невелик.

Что нового «автокефалия» внесла в богослужение? Одной из главных причин возникновения «автокефалии» было желание украинизации богослужения. Но оказалось, что далеко не все приходы, признавшие Булдовского, захотели перейти на украинский язык. Протоиерей Григорий Криворотченко свидетельствовал, что в некоторых приходах, признавших Булдовского, богослужение совершалось поочередно то по-славянски, то по-украински. Однако оказались и такие, которые решили вернуться к церковнославянскому языку. Сам же Булдовский в Троицком соборе служил по-украински, а в монастыре — по-славянски, видимо, считаясь с мнением монахов.

Булдовский старался подчеркнуть, что никакого различия между истинно православными и его сторонниками нет. Единственное различие, по его словам, заключалось только в том, что московские митрополиты должны управлять церквами в РСФСР, а на Украине законным главой всех украинских церквей является он, Булдовский.

Предвоенные годы были небывало тяжелыми для всей Церкви. К этому времени «самосвятская» Церковь прекратила существование. «Булдовщина» вскоре сошла на нет. Последний храм, находившийся в ведении Булдовского, закрылся в 1939 году. Двумя крупными группировками оставались православие и обновленчество.

В 1934 году произошло гражданское событие, имевшее значение и для церковного управления. Столица Украинской Республики из Харькова была перенесена в Киев. В связи с этим, согласно идущему от древности обычаю, управление экзархатом также было перенесено из Харькова в Киев. Экзархата, в полном смысле этого слова, в Харькове не было. Отныне, в связи с перенесением столицы в Киев, экзархат был восстановлен.

В период оккупации левобережной Украины на Харьковщине, Полтавщине и других областях так называемой «Слобожанщины» положение Церкви было также весьма тяжелым. «Главой» Церкви в званиях «митрополита Харьковского и Ахтырского», «Харьковского и Слобожанского», «Харьковского и Полтавского» оказался Феофил (Булдовский). Как явствует из рассказов современников, Феофил (Булдовский) в момент начала войны находился в Харькове и проживал как частное лицо у гражданки Химич Анны Александровны, работавшей до войны преподавательницей в одной из школ на Основе (район Харькова).

Спустя две недели после оккупации Харькова к Феофилу (Булдовскому) на квартиру явился его давнишний сотрудник и сподвижник протоиерей Александр Кривомазов. По воспоминаниям современников, в период немецкой оккупации он фигурирует уже как Александр Кривомаз. Такая перемена фамилии вытекала, видимо, из тайного замысла показать себя настоящим украинцем с украинской фамилией. Кривомаз рассказал Феофилу, что при Харьковской Горуправе организован религиозный отдел, и задача, поставленная немцами перед этим отделом, состоит в том, что необходимо немедленно возрождать в городе Харькове и области Украинскую Автокефальную Православную Церковь (УАПЦ).

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Несомненно, это известие взволновало старого автокефалиста, а дальнейшее сообщение еще больше усилило его волнение: Кривомаз продолжал рассказывать, что в Горуправе знают о проживании в Харькове Феофила. Об этом религиозный отдел доложил бургомистру Крамаренко, и последний выразил желание встретиться с «отцом митрополитом». Сам Кривомаз рекомендовал Феофилу немедленно зарегистрировать себя в Горуправе как «митрополита православной Церкви» и взять в свои руки церковную власть не только в Харькове, но и по всей левобережной Украине.

Нет сомнения, что этот «благовестник» — Кривомаз, человек тесно связанный с Феофилом (Булдовским) в продолжение двадцати лет, явился в этот период решающей движущей силой, побудившей семидесятишестилетнего старика приступить снова, в который уже раз, к осуществлению своих давних планов. Дочь Феофила (Булдовского), Кислякова Елена Феофиловна, рассказывает, что после посещения Кривомаза отец стал деятельно готовиться к реализации далеко простирающихся планов. В это время он неоднократно высказывал мысль, что ему, как старейшему по хиротонии архиерею на Украине, не только подобает быть митрополитом Харьковским и Левобережной Украины, но и вообще «митрополитом Киевским и всея Украины».

С этими «наполеоновскими» планами, спустя несколько дней после визита Кривомаза, Феофил (Булдовский) посетил Горуправу, где имел встречу и разговор с бургомистром Крамаренко. Последний расспросил его подробно о деятельности в довоенное время. Надо полагать, Феофил не пожалел красок, чтобы обрисовать «безотрадное» тогда положение, чем попытался расположить власть имущего собеседника. Действительно, как явствует из последующего, профессор Крамаренко, сочувственно выслушав рассказ о злоключениях «митрополита», предложил ему принять активное участие в возрождении церковной жизни в городе Харькове. Вместе с тем Крамаренко подчеркнул, что желательно было бы скорейшее возрождение Украинской Церкви как автокефальной.

После посещения Феофилом (Булдовским) Харьковской Горуправы и разговора с бургомистром, «митрополит» Феофил начал самостоятельно руководить церковной жизнью города Харькова. Было открыто несколько церквей, последовало назначение священников на приходское служение.

Следует полагать, что Феофил (Булдовский) сделал все, чтобы расположить к себе вы-соких немецких сановников. Здесь, видимо, шла речь об ужасах и насилиях Советской власти над религиозными чувствами верующих, говорилось о грозных репрессиях НКВД. Доподлинно известно со слов современников, что Феофил (Булдовский) неоднократно заявлял о том, что НКВД арестовало за антисоветскую деятельность двух его сыновей и зятя. Уверившись в «лояльности» и «преданности» Булдовского новым хозяевам, немцы заговорили о перспективах церковной жизни на оккупированных территориях Украины. Булдовский выразил свои чувства и намерения следующей декларацией:

«А. Лояльное отношение к немецким оккупационным властям и их мероприятиям.

Б. Признание ими единой Украинской Автокефальной Православной Церкви.

В. Назначение священников на приходы только при признании ими Автокефальной Церкви и юрисдикции митрополита Феофила.

Г. Совершение богослужения на украинском и церковнославянском языке по желанию большинства верующих в приходе.

Д. Возрождение всех правил, обычаев и традиций Церкви, существовавших в дореволюционное время».

Немцы — генерал Блум и доктор Вагнер — согласились с предложенными «митрополитом» Феофилом принципами, считая их приемлемыми для немецкого командования. При этом доктор Вагнер рекомендовал Булдовскому не давать никому возможности использовать Церковь в каких-либо политических целях и особенно для антигерманской работы. Прощаясь, немцы предложили Феофилу прибыть назавтра к бургомистру Крамаренко с целью выработки плана совместной работы по возрождению церковной жизни в Харькове. На следующий день из Харьковской Горуправы на квартиру к «митрополиту» Феофилу была прислана легковая машина. Как вспоминают современники, Булдовский в этом мелком, по сути незначительном факте, усматривал победу и с торжественно-гордым видом проследовал в машину для поездки на предстоящую беседу в Горуправу. В Горуправе, в кабинете бургомистра Крамаренко, «митрополит» застал вчерашних посетителей — генерала Блума и доктора Вагнера. Состоялось официальное совещание, на котором был подвергнут обсуждению вопрос о возрождении церковной жизни в городе и вопрос о форме церковного управления в Харькове и Харьковской области.

Очевидно, по договоренности с немцами, бургомистр Крамаренко предложил создать Епархиальное Управление  Украинской Автокефальной Православной Церкви во главе с «митрополитом» Феофилом. Булдовский, видя в этом предложении прекрасные перспективы, не возражал. Вскоре после принципиального соглашения оба немца уехали. Тогда профессор Крамаренко пригласил к себе председателя Религиозного Отдела при Горуправе Лебединского и предложил ему составить «Положение» о форме и составе нового Епархиального Управления. Это «Положение» должно было быть согласовано с Булдовским. Примерно в это же время (вторая половина ноября 1941 года) Булдовский, по договоренности с Горуправой и с разрешения немецкого командования, обратился к православным верующим с воззванием.

В этом воззвании, отпечатанном и размноженном на пишущей машинке, Феофил писал, что «благодаря оккупации Украины немецкими войсками, земля наша и весь народ наш стали свободными. Открылись пути для новой, лучшей жизни». В заключение воззвания следовал призыв ко всем церковным группировкам примириться между собою и объединиться в одну «Украинскую Автокефальную Православную Церковь».

Неимоверное честолюбие, снедавшее Феофила (Булдовского), его мечта занять первопрестольную кафедру златоглавого Киева и получить высокий титул митрополита всея Украины были теми факторами, которые все больше толкали его на преступления перед Православной Церковью и Родиной. Этот глубокий старец вел себя далеко не по возрасту. В тридцатые годы он управлял и служил в Мироносицкой церкви. В 1942 году он затевает беспроигрышную тяжбу с общиной автономистов Благовещенского собора (ныне кафедральный собор города Харькова), переселяется из частной квартиры в Покровский монастырь, который затем возводит в степень кафедрального собора.

Феофил (Булдовский) не ограничивался «рядовым» сотрудничеством с Украинской Горуправой города Харькова и немецким командованием. Он понимал, что для достижения честолюбивых целей необходимо завязать контакты с центральной немецкой администрацией. Мысль о главенстве в Украинской Церкви не давала ему покоя. Эту мысль возгревал его сподвижник, протоиерей Кривомаз. Однажды, в начале 1942 года, Кривомаз пришел к Феофилу с сообщением, что немцы высказали мысль, что не прочь были бы видеть Булдовского на посту митрополита всея Украины. Для большей убедительности Кривомаз назвал фамилию немца, который якобы вел этот разговор. Это был сотрудник, ведавший церковными делами, — некий Льолейт.

Феофил, выслушав столь приятную речь, тут же распорядился составить обстоятельную декларацию на имя рейхскомиссара Украины Коха. Декларация была составлена. К сожалению, мы не знаем и, по всей вероятности, никогда не узнаем содержание оной. Можно только предположить, что она была составлена в верно-подданническом духе и изобиловала заверениями в готовности служить Украинской Церкви и украинскому народу в соответствии «с интересами Великой Германии». Учитывая частные высказывания Феофила (Булдовского) в кругу родственников и близких (он считал себя основным претендентом на митрополичий престол всея Украины), в декларации он, видимо, дал историческую справку, где указал на себя как старейшего по хиротонии.

В конце января 1943 года советские войска разгромили немецкую армию, сконцентрированную в районе Верхнего Дона. В оборонительной линии противника образовалась лишь слабо защищенная брешь. Создались благоприятные условия для развития наступления на Курском и Харьковском направлениях. Войска Воронежского фронта 8 февраля освободили Курск, а на другой день — Белгород. Над Харьковской группировкой врага нависла угроза с севера. Одновременно советские войска приближались к Харькову и с юга. Согласованными ударами с трех сторон 16 февраля они выбили противника из города. В начале 1943 года Харьков был освобожден. Правда, это еще не было окончательное освобождение. Город находился в руках советских войск примерно месяц — до 15 марта 1943 года, когда под напором немцев они вынуждены были оставить Харьков. В августе 1943 года последовало окончательное освобождение Харькова от немецко-фашистских захватчиков.

В первое освобождение Харькова произошла интересная встреча «митрополита» Феофила (Булдовского) с представителями советской армии, которые посетили территорию Покровского монастыря. Вот как эту встречу описывает участник встречи, С. Т. Даниленко: «16 февраля 1943 года, в первый день после освобождения Харькова от немецко-фашистских захватчиков, осматривая музгородок, расположенный по Университетской улице, группа военных встретила во дворе фигуру в рясе и белом митрополичьем клобуке. Это был Феофил (Булдовский). Выяснилось, что на территории музгородка оккупанты открыли церковь бывшего Покровского монастыря, а в его помещениях организовано было епархиальное управление. Здесь разместилась и митрополичья резиденция.

Булдовский притворно-искренне приветствовал нас как представителей войсковых частей, которые освобождали Харьков, и пригласил в свой дом. Во время беседы митрополит рассказал: «...пришли немцы, вызвали меня и предложили: возобновляйте церковную жизнь... Я не считал изменой Родине пойти служить в Церкви. Ведь советская власть никогда не запрещала этого. Удов-летворяя религиозные потребности людей, я думал, что даю им духовную поддержку и утешение в их горе и несчастье, тем более что немцы сначала не выдвигали никаких условий... Вскоре, однако, выяснилось, что это далеко не так. Ко мне нагрянули украинские националисты, петлюровцы и совершенно неизвестные мне какие-то "оуновцы"».

Вскоре после освобождения Харькова он направил Патриарху Московскому и всея Руси Сергию (Страгородскому) приветственную телеграмму по случаю избрания на Патриаршество, в которой также излагал свою просьбу о принятии в юрисдикцию Московского Патриархата. 9 ноября 1943 г. Феофил получил телеграфный вызов в Московскую Патриархию для дачи объяснений. 10 ноября того же года он направил письмо митрополиту Киевскому и Галицкому Николаю (Ярушевичу), Патриаршему Экзарху Украины:

"Осмелюсь обратиться к Вашему Высокопреосвященству с покорнейшей братской просьбой. Давно уже мною с городским духовенством была послана Святейшему Патриарху Сергию приветственная телеграмма с избранием его в Патриархи и с просьбой принять мою епархию под свое окормление. Я хотел уже вслед послать и пояснительные письма Его Блаженству и Вашему Высокопреосвященству, но явилась некая задержка. Тем не менее я все время скорбел душой и горько каялся, вспоминая свои старые ошибки...Излагать свое дело на бумаге я не могу... И Вы, Владыко, это понимаете. И вот я, 78-летний старик, полубольной решаюсь ехать к Вам в Москву, чтобы у ног Его Блаженства сложить свои старые и новые ошибки и испросить себе у него прощения. Я не смел непосредственно обращаться к Его Блаженству и хотел просить Вас быть в данном случае братским посредником. Но вот вчера вечером неожиданно я получил от Святейшего Патриарха телеграмму, вызывающую меня в Патриархию. Приеду непременно, о чем сообщаю телеграфно... По поводу своего выезда считаю необходимым сообщить, что ввиду своего преклонного возраста и болезни вынужден взять с собой двух спутников: секретаря правления и для присмотра родную дочь, которая постоянно живет при мне и облегчает мои немощи. О дне выезда сообщу..."

Однако его покаяние так и не состоялось: 12 ноября 1943 г. Булдовский был арестован НКВД по обвинению в сотрудничестве с гитлеровцами. 20 января 1944 г. он скончался в заключении, находясь под следствием.

Путь раскола, на который встал Феофил (Булдовский) – явно недопустимый и антицерковный. Все же в целях справедливости необходимо сказать и о том, что свою деятельность он оправдывал сложившейся политической обстановкой и националистической идеей, присущей украинскому обществу того времени. Епископу Феофилу (Булдовскому), быть может, простительна его недальновидность, ибо, живя в Лубнах, он не мог видеть, как говорится, «со своей колокольни», всю сложность обстановки того времени, которую видели стоявшие во главе Церкви Патриарх Тихон, а затем Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Сергий. Но Булдовскому нет извинения в том, что, переоценив свою личность, не имея смирения, он счел себя вправе браться за решение проблем, которые далеко выходили за рамки его полномочий. Это возможно или в случае особого благословения высшего церковного начальства, или в случае особого откровения и призвания Божия. Ни того, ни другого епископ Феофил не имел. По сути, с самого начала это было бунтом близорукой человеческой самости, поэтому дело его, основанное исключительно на тщеславии, высокоумии, самолюбии и гордости, кончилось провалом.

Доктор богословия протоиерей Александр Федосеев

http://www.golossovesti.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=6315:2012-01-25-21-08-47&catid=75:-history20-&Itemid=66

[Александр Васильевич]

«Обновленцы» на службе новой власти вчера и сегодня



Хорошо известным приказом «Об изъятии церковных ценностей» Ленин по сути начал повсеместный погром монастырей и храмов с поголовным уничтожением священнослужителей всех рангов - от рядового монашества до Патриарха. Ленин докладывал в ЦК: «Мы приобретем много ценностей, большой капитал, остро необходимый нам, и одновременно разожжем ненависть, раскол в рядах верующих, натравливая их,  начнем репрессии, уничтожим сопротивление».

Как видим, в разгроме Церкви Ленин преследовал не только чисто уголовную цель обогащения, но и предательскую - против православной веры: организацию раскола, смуты, антирелигиозной аферы.

Тут же организовали секции безбожников в пионерии и комсомоле, в учебных заведениях и на предприятиях. Новые «красные батюшки», именующие себя обновленцами, заменили исповедь на прямое доносительство, организовали культ «нововерующих», вносивших большую смуту в умы. В этом поднятом вождем вихре  мрачных сил появились свои лидеры, и среди них, например, такая фигура, как Труфанов.


_{Сергей (Илиодор) Труфанов}

Сергей Труфанов был родом из донских казаков. В 1903 году постригся в монахи. После пострига принял имя Илиодор. (Тот самый Илиодор, бывший иеромонах, ставший чекистом и позднее сбежавший за границу, из чьих откровений, помещенных им в еженедельнике «Неделя» (N26, 1990г.), явствует, что в 1919 году он видел в Кремле заспиртованную голову Государя). Был другом Распутина. Выступал против Патриарха Тихона, против Столыпина, стал штатным агентом ЧК. Провозгласил себя Патриархом всея Руси, после чего был отлучен от Церкви. «Чрезвычайка» помогла ему бежать в США, где служил швейцаром.


_{Евгений Тучков}

«Обновленческий Собор» 1923 года сделал все, чтобы воплотить в жизнь решения ГПУ. Курировал «новое детище» Е.А.Тучков, который постоянно информировал ЦК о состоянии «агентурной работы» в обновленческом Высшем Церковном управлении (ВЦУ).

Казалось, что решения собора 1923г. должны были привести к триумфу обновленчества. В самом деле, Патриарх Тихон находился под стражей, а «обновленческий» Высший Церковный совет оказался в глазах властей единственным органом церковной власти, освященным авторитетом Второго поместного Собора 1923г. Однако церковный народ отвернулся от «обновленцев».

«Красная церковь, - вспоминала одна из московских прихожанок того времени, - названная своими учредителями «живою» с самого своего рождения, оказалась мертворожденною, так как, не смотря на усиленную пропаганду, народ уперся и на все отвечал: «Не приемлем!»


_{митрополит Киевский Михаил (Ермаков)}

Одной из важных причин отпадения духовенства в «обновленческий» раскол было давление советской власти. Аресты духовных лиц, не признающих обновленчество, были обычной практикой советских карательных органов. «Боже, как они меня мучают! - говорил о чекистах юрисконсульту Киево-Печерской Лавры проф.И.Н.Никодимову митрополит Киевский Михаил (Ермаков), -  вымогают  у меня признания «Живой Церкви», угрожая в противном случае арестом. Конечно же я решительно отверг их требования, что они довольно цинично признали, что я, быть может, поступил и правильно, т.к. все равно и «Живую Церковь» они позже ликвидируют».

Следует заметить, что каноны включают три вида отделившихся от Церкви религиозных сообществ - ересь, раскол и парасинагога или самочинное сборище. По определению Первого правила Василия Великого, ересь составляют те, кто совершенно отделились и имеют различие в самой вере; раскол - это те, которые не согласны в некоторых церковных вопросах, в которых возможно примирение; парасинагога - это собрание, которое «составляют непокорные пресвитеры или епископы и невежественный народ».

Таким образом, различие между парасинагогой и расколом имеет относительный характер. Парасинагога - это собрание временное, случайное, тогда как раскол - более или менее постоянное, имеющее свою организацию.

Поэтому другие правила, например Восьмое правило Первого Вселенского Собора даже не упоминает о парасинагоге, а знают лишь раскол и ересь.

Очевидно, понятие  парасинагоги не подходит к «Живой Церкви», как не имеющей постоянную организацию. Вряд ли можно применить к ней и понятие ереси. Ведь идеология в ней вообще стоит на втором плане, а первое место занимают мотивы практические.

Правда она извращает церковное устройство, передавая власть пресвитерам, и таким образом нарушает не только каноническое, но и догматическое учение о Церкви. Но ведь и всякий раскол есть искаженное  учение о Церкви, есть нарушение 9-го члена Символа веры, который знает лишь Единую Церковь. Поэтому следует признать «Живую Церковь» раскольничьей. Так именно и называли ее официальные акты православной церковной власти и с этим сообразовывалась и церковная практика. В случае обращения в православие «живцы» принимались «третьим  чином» - через покаяние, т.е. как раскольники.

Но для мирской власти все это было несущественно. Так, газета «Рабочая Москва» в то время писала: «Наша задача не «обновить», а упразднить всякую церковь, всякую религию вообще. Обновление церкви, которое производится сейчас прогрессивной  и демократически настроенной частью духовенства, лишь один из этапов по пути освобождения трудящихся масс России из-под власти церкви и религиозного дурмана. Оно расчищает нам дальнейший путь. И мы заинтересованы поэтому в победе на сегодня «Живой Церкви». Но объявленная мертвой старая церковь пока не совсем мертва. Ее надо умертвить окончательно».

Сегодня на Украине активизировался т.н. «Киевский Патриархат». Политическая заангажированность его верхушки дает ему возможность в большей степени решать различные политические задачи, нежели устремлять души пасомых к небу. Да и как их «устремлять к небу», если «патриархат» находится в расколе со всем православным миром? Поэтому духовной пищей этой структуры являются выпады в адрес Украинской Православной Церкви МП о ее «недостаточном патриотизме», о его «прокремлевской направленности», о ее поддержке «сепаратистских настроений» и прочая лабуда. Не иначе, как у них имеется соответствующий прибор для измерения патриотизма у отдельно взятого гражданина Украины. Поэтому все настойчивей звучат голоса из их среды забрать храмы у УПЦ, а верным Ее «ставить соответствующие знаки на дверях жилища», чтобы этим подвергать их позору и остракизму (как в свое время в Варфоломеевскую ночь во Франции, или в ночь Хрустальных ножей в нацистской Германии).

Самозваный «патриарх» Филарет, назначивший себя на должность таковым, похож на тех же обновленцев, которые создавали себе должности и приписывали небывалые титулы, такие, например, как «митрополит всея Руси России» (епископ Антонин), «архипресвитер всея России» (Красотин), титул же Ал. Введенского, стоявшего во главе «живцов», был «апостол-благовестник».

Здесь вот тоже нечто похожее - «патриарх Всея Руси-Украины»... Фактически «Киевский Патриархат» возрос и реализовался на крови мучеников. На крови возросла и «Живая Церковь». Но и та, и другая «церковь» возросла не на крови своих мучеников, а на невинной крови ими пролитой в битве за не принадлежащие им храмы. В прессе неоднократно освещались эти события: грабежи, захваты храмов, массовые побоища с верными УПЦ. Но чужая кровь никогда не может служить цементом здания Церкви, ибо она «вопиет от земли к Господу» (Быт 4:10), и на таких строителях лежит вечное проклятие, наложенное Самим Кротчайшим Основателем Церкви на убивающих и гонящих посланных Им праведников (Мф. 23:35-38; Лк. 11:5).

Вся кровь праведная, пролитая на земле - от крови Авеля праведного и до крови нынешних мучеников (как российских - от большевиков и «живоцерковников», так и избиваемых ныне на Украине верных), лежит на этих современных опричниках в рясах. И если Христово пророчество «Се, оставляется дом ваш пуст» вскоре поразительно точно исполнилось на Иерусалиме, то не замедлило исполниться оно и на той мнимо «Живой Церкви», которая умерла духовно еще в самый момент своего рождения, ибо в ней не было зиждительной идеи, не было и Духа Божия.

И КП, являясь безблагодатной раскольнической структурой - не может иметь будущего во Христе, даже если госструктуры, чиновники, депутаты Рады будут «двигать» ее в духовные окормители украинского народа. Ибо «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6:7).

Поэтому так актуально сегодня звучат для нас слова Ап. Иоанна: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но  испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1Ин. 4:1).

Людям можно лгать долго, но немногим. Можно лгать многим, но недолго. Но нельзя лгать всем и постоянно, - ибо «открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою» (Рим. 1:18).

Профессор Виктор Михайлович Чернышев

http://ruskline.ru/special_opinion/2016/mart/obnovlency_na_sluzhbe_novoj_vlasti_vchera_i_segodnya/

[Александр Васильевич]

Георгий Бабаян

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви (с начала XX века до 1943 года). Часть 1

Возникновение обновленческого движения в России — тема непростая, но интересная и даже актуальная до сих пор. Что явилось его предпосылками, кто стоял у истоков и почему молодая советская власть поддерживала обновленцев — об этом вы узнаете в настоящей статье.



Церковные причины раскола

В историографии обновленческого раскола существуют разные точки зрения по вопросу происхождения обновленчества.

Д. В. Поспеловский, А. Г. Кравецкий и И. В. Соловьев считают, что «дореволюционное движение за церковное обновление никоим образом нельзя смешивать с «советским обновленчеством» и даже более, что между движением за церковное обновление до 1917 г. и «обновленческим расколом» 1922–1940 гг. трудно найти что-то общее»[1].

М. Данилушкин, Т. Никольская, М. Шкаровский, убеждены, что «Обновленческое движение в Русской Православной Церкви имеет длительную, уходящую в века предысторию»[2]. Согласно этой точке зрения обновленчество зарождалось еще в деятельности В. С. Соловьева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого.

Но как организованное церковное движение оно начало реализовываться в годы Первой русской революции 1905-1907 гг. В это время идея обновления Церкви стала популярна среди интеллигенции и духовенства. К числу деятелей-реформаторов можно отнести епископов Антонина (Грановского) и Андрея (Ухтомского), думских священников: отцов Тихвинского, Огнева, Афанасьева. В 1905 году под покровительством епископа Антонина сложился «кружок 32-х священников», в который входили сторонники обновленческих реформ в церкви[3].

    Нельзя искать мотивы создания «Всероссийского союза демократического духовенства», а впоследствии и «Живой Церкви» (одной из церковных групп обновленчества) только в идейной области.

В годы Гражданской войны по инициативе бывших членов этого кружка 7 марта 1917 г. возник «Всероссийский союз демократического духовенства и мирян», который возглавили священники Александр Введенский, Александр Боярский и Иоанн Егоров. Свои филиалы союз открыл в Москве, Киеве, Одессе, Новгороде, Харькове и других городах. «Всероссийский союз» пользовался поддержкой Временного правительства и издавал на синодальные деньги газету «Голос Христа», а к осени уже имел собственное издательство «Соборный разум». В составе руководителей этого движения в январе 1918 г. появился знаменитый протопресвитер военного и морского духовенства Георгий (Шавельский). Союз выступал под лозунгом «Христианство — на стороне труда, а не на стороне насилия и эксплуатации»[4].

Под покровительством обер-прокурора Временного правительства возникла и официальная реформация — выходил «Церковно-общественный вестник», в котором работал профессор Петербургской Духовной Академии Б. В. Титлинов и протопресвитер Георгий Шавельский.

Но нельзя искать мотивы создания «Всероссийского союза демократического духовенства», а впоследствии и «Живой Церкви» (одной из церковных групп обновленчества) только в идейной области. Нельзя забывать, с одной стороны, область сословных интересов, а с другой стороны, церковную политику большевиков. Профессор С. В. Троицкий называет «Живую Церковь» поповским бунтом: «Ее создала гордыня петроградского столичного духовенства»[5].

Петроградские священники издавна занимали исключительное, привилегированное положение в Церкви. Это были наиболее талантливые выпускники духовных академий. Между ними были крепкие связи: «Не бойся двора, не бойся важных господ», — напутствовал на Петербургскую кафедру святитель Филарет Московский митрополита Исидора, своего бывшего викария: «Им мало дела до Церкви. Но будь осторожен с петербургским духовенством — это гвардия».

   Обновленцы начинают активно участвовать в политической жизни страны, принимая сторону новой власти.

Как и все белое духовенство, петербургские священники находились в подчинении митрополиту, который был монах. Это был тот же выпускник академии, нередко менее одаренный. Это не давало покоя честолюбивым священникам Петербурга, у некоторых была мечта взять власть в свои руки, ведь до VII века существовал женатый епископат. Они ждали только подходящего случая, чтобы взять власть в свои руки, и надеялись достигнуть своих целей путем соборного переустройства Церкви[6].

В августе 1917 года открылся Поместный Собор, на который обновленцы возлагали большие надежды. Но они оказались в меньшинстве: Собор не принял женатый епископат и многие другие реформаторские идеи. Особенно неприятно было восстановление патриаршества и избрание на это служение митрополита Московского Тихона (Беллавина). Это даже привело руководителей «Союза демократического духовенства» к мысли о разрыве с официальной Церковью. Но до этого дело не дошло, поскольку сторонниковоказалось мало[7].

Октябрьскую революцию петроградская группа реформаторов встретила в целом положительно. Она начала с марта издавать газету «Правда Божия», в которой ее главный редактор, профессор Б. В. Титлинов, так прокомментировал воззвание Патриарха от 19 января, предававшее анафеме «врагов истины Христовой»: «Кто хочет вести борьбу за права духа, тот должен не отвергать революции, не отталкивать, не анафематствовать ее, а просветлять, одухотворять, претворять ее. Суровое отвержение раздражает злобу и страсти, раздражает худшие инстинкты деморализованной толпы»[8]. В декрете об отделении Церкви от государства газета усматривает только положительные стороны. Отсюда следует вывод, что обновленцы использовали воззвание для дискредитации самого же Патриарха.

Обновленцы начинают активно участвовать в политической жизни страны, принимая сторону новой власти. В 1918 г. вышла книга обновленческого священника Александра Боярского «Церковь и демократия (спутник христианина-демократа)», пропагандировавшая идеи христианского социализма. В Москве в 1919 г. священник Сергий Калиновский предпринимал попытки создания христиано-социалистической партии[9]. Протоиерей Александр Введенский писал: «Христианство хочет Царства Божия не только в загробных высях, но здесь в нашей серой, плачущей, страдающей земле. Христос принес на землю социальную правду. Мир должен зажить новойжизнью»[10].


_{Глава обновленцев митрополит Александр Введенский}

В годы гражданской войны некоторые сторонники церковных реформ добивались у властей разрешения на создание крупной обновленческой организации. В 1919 г. Александр Введенский предложил председателю Коминтерна и Петросовета Г. Зиновьеву конкордат — соглашение между Советским правительством и реформированной Церковью. По словам Введенского, Зиновьев ответил ему следующее: «Конкордат в настоящее время вряд ли возможен, но я не исключаю его в будущем... Что касается вашей группы, то мне кажется, что она могла бы быть зачинателем большого движения в международном масштабе. Если вы сумеете организовать нечто в этом плане, то, я думаю, мы вас поддержим»[11].

Однако, надо заметить, что завязывавшиеся контакты реформаторов с властями на местах порой помогали положению духовенства в целом. Так в сентябре 1919 г. в Петрограде планировались арест и высылка священников, изъятие мощей святого князя Александра Невского. Митрополит Вениамин для предотвращения этой акции послал с заявлением будущих священников-обновленцев Александра Введенского и Николая Сыренского к Зиновьеву. Антицерковные акции были отменены. Надо заметить, что Александр Введенский был приближен к владыке Вениамину[12].

    Надо заметить, что завязывавшиеся контакты реформаторов с властями на местах порой помогали положению духовенства в целом

Сам владыка Вениамин был не чужд некоторых нововведений. Так при его покровительстве в Петроградской епархии стали применять русский язык для чтения шестопсалмия, часов, отдельных псалмов и пения акафистов[13].

Однако патриарх, увидев, что новшества стали получать широкое распространение в епархиях, написал послание о запрещении нововведений в церковно-богослужебной практике: «Божественная красота нашего истинно назидательного в своем содержании и благодатно-действенного церковного богослужения должна сохраниться в Св. Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее Ее достояние…»[14]



Послание для многих оказалось неприемлемым и вызывало их протест. К митрополиту Вениамину направилась делегация в составе архимандрита Николая (Ярушевича), протоиереев Боярского, Белкова, Введенского и др. Как позднее вспоминал последний, в разговоре с владыкой они «получили его благословение служить и работать по-прежнему, невзирая на волюТихона. Это был своего рода революционный шаг со стороны Вениамина. По другим епархиям декрет Тихона принимается к сведению и исполнению»[15]. За самочинные нововведения в богослужение был даже отправлен в запрет епископ Антонин (Грановский)[16]. Постепенно складывалась группа духовенства, оппозиционно настроенная церковному руководству. Власть не упустила шанса воспользоваться таким положением внутри Церкви, придерживаясь жестких политических взглядов на происходящие события.

Политические причины раскола

В 1921-1922 году в России начался Великий голод. Голодало более 23 миллионов человек. Мор унес около 6 миллионов человеческих жизней. Почти вдвое его жертвы превзошли людские потери в гражданской войне. Голодали Сибирь, Поволжье и Крым.

Правительственные верхи страны были прекрасно осведомлены о происходящем: «Стараниями Информационногоотдела ГПУгосударственно-партийное руководство регулярно получало совершенно секретные сводки о политическом и экономическом положении во всех губерниях. Строго под расписки адресатов тридцать три экземпляра каждой. Первый экземпляр — Ленину, второй — Сталину, третий — Троцкому, четвертый — Молотову, пятый — Дзержинскому, шестой — Уншлихту»[17]. Вот несколько сообщений.

Из госсводки от 3 января 1922 года по Самарской губернии: «Наблюдается голодание, таскают с кладбища трупы для еды. Наблюдается, детей не носят на кладбище, оставляя для питания»[18].

Из госинфсводки от 28 февраля 1922 года по Актюбинской губернии и Сибири: «Голод усиливается. Учащаются случаи голодной смерти. За отчетный период умерло 122 человека. На рынке замечена продажа жареного человеческого мяса, издан приказ о прекращении торговли жареным мясом. В Киргизском районе развивается голодный тиф. Уголовный бандитизм принимает угрожающие размеры. В Тарском уезде в некоторых волостях население сотнями умирает от голода. Большинство питается суррогатами и падалью. В Тикиминском уезде голодает 50% населения»[19].

    Голод представился удачнейшей возможностью для уничтожения заклятого врага — Церкви.

Из госинфсводки от 14 марта 1922 года еще раз по Самарской губернии: «На почве голода в Пугачевском уезде произошло несколько самоубийств. В селе Самаровском зарегестрированно 57 случаев голодной смерти. В Богоруслановском уезде зарегестрированно несколько случаев людоедства. В Самаре за отчетный период заболело тифом 719 человек»[20].

Но всего страшнее было то, что хлеб в России был. «Сам Ленин недавно говорил о его излишках до 10 миллионов пудов в некоторых центральных губерниях. А заместитель председателя Центральной комиссии Помгола А.Н. Винокуров открыто заявил, что вывоз хлеба за границу во время голода является «экономической необходимостью»[21].

Для советского правительства стояла более важная задача, чем борьба с голодом — это борьба с Церковью. Голод представился удачнейшей возможностью для уничтожения заклятого врага — Церкви.

Советская власть боролась за монополию в идеологии еще с 1918 года, если не раньше, когда было провозглашено отделение Церкви от государства. Против духовенства были пущены в ход все возможные средства, вплоть до репрессий ВЧК. Однако это не принесло ожидаемых результатов — Церковь оставалась в основе своей несокрушенной. В 1919 году была предпринята попытка создания марионеточного «Исполкомдуха» (Исполнительный Комитет Духовенства) во главе с членами «Союза Демократического Духовенства». Но не получилось — народ им не верил.



Итак, в секретном письме членам Политбюро от 19 марта 1922 года Ленин раскрывает свой коварный и небывало циничный замысел: «Для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля на голову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед давлением какого угодно сопротивления»[22].

В то время пока правительство ломало голову, как использовать голод в очередной политической кампании, Православная Церковь сразу же после первых сообщений о голоде откликнулась на это событие. Еще в августе 1921 года она создала епархиальные комитеты для оказания помощи голодающим. Летом 1921 года Патриарх Тихон обратился с призывом помощи «К народам мира и к православному человеку»[23]. Начался повсеместный сбор денежных средств, продовольствия и одежды.

28 февраля 1922 года глава Русской Церкви выпускает послание «о помощи голодающим и изъятии церковных ценностей»:«Еще в августе 1921 г., когда стали доходить до нас слухи об этом ужасном бедствии, мы, почитая долгом своим прийти на помощь страждущим духовным чадам Нашим, обратились с посланиями к главам отдельных христианских Церквей (Православным Патриархам, Римскому Папе, Архиепископу Кентерберийскому и епископу Йоркскому) с призывом, во имя христианской любви, произвести сборы денег и продовольствия и выслать их за границу умирающему от голода населению Поволжья.

Тогда же был основан нами Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим и во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначавшихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана Советским Правительством излишней и все собранные Церковью денежные суммы потребованы к сдаче и сданы правительственному Комитету»[24].

    Это совсем не значит, как позднее говорили обновленцы, что Патриарх призывает к сопротивлению и борьбе.

Как видно из Послания, оказывается, Всероссийский церковный комитет помощи голодающим с августа по декабрь 1921 года существовал нелегально. Все это время патриарх хлопотал перед советской властью, прося у нее утверждение «Положения о Церковном Комитете» и официальное разрешение для сбора пожертвований. В Кремле долго не желали утверждать. Это было бы нарушением инструкции Наркомюста от 30 августа 1918 года о запрещении благотворительной деятельности всем религиозным организациям. Но все-таки пришлось уступить — боялись мирового скандала накануне Генуэзской конференции. 8 декабря Церковный Комитет получил разрешение[25].


_{Святитель Тихон (Белавин), патриарх Московский и всея Руси}

Далее в своем послании от 28 февраля 1922 года Святейший Патриарх продолжает: «Однако в декабре Правительство предложило нам делать, при посредстве органов церковного управления: Св. Синода, Высшего Церковного Совета — пожертвования деньгами и продовольствиями для оказания помощи голодающим. Желая усилить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, Мы нашли возможным разрешить церковно-приходским Советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные предметы, не имеющие богослужебного употребления, в чем и оповестили Православное население 6 (19) февраля с.г. особым воззванием, которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения....Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, Лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — миряне отлучением от Нее, священнослужители — извержением из сана (Апостольское правило 73, двукратн. Вселенск. Собор. Правило 10)»[26].

    Повод для раскола уже существовал — изъятие церковных ценностей.

Этим документом Патриарх отнюдь не призывал сопротивляться изъятию церковных ценностей. Он только не благословлял к добровольной сдаче «священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами». Но это совсем не значит, как позднее говорили обновленцы, что Патриарх призывает к сопротивлению и борьбе.

К февралю 1922 года Православная Церковь собрала более 8 миллионов 926 тысяч рублей, не считая ювелирных изделий, золотых монет и натуральной помощи голодающим[27].

Однако только лишь часть этих денег пошла на помощь голодающим: «Говорил (Патриарх), что и в этот раз готовится страшный грех, что изъятые ценности из церквей, соборов и лавр пойдут не голодающим, а на нужды армии и мировой революции. Недаром так беснуется Троцкий»[28].

    Правительство сразу взяло курс на раскол внутри самой Церкви.

А вот уже и точные цифры того, на что пошли кровные деньги: «Пустили по пролетарским клубам и ревкультовским драмсараям лубочные диапозитивы — те, что были куплены за границей на 6000 золотых рублей в счет Помгола — не пропадать же добру зря — и ударили в газетах крепким словом “партийной правды” по “мироедам” — “кулакам” и “черносотенному поповству”. Опять же, на импортной бумаге»[29].

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Итак, с Церковью вели агитационную войну. Но этого было недостаточно. Нужно было внести разделение внутрь самой Церкви и создать раскол по принципу «разделяй и властвуй».

Участие ГПУ в расколе

В ЦК РКП(б) и СНК были хорошо осведомлены и знали, что в Церкви есть люди, оппозиционно настроенные к Патриарху и лояльные к Советскому правительству. Из доклада ГПУ в Совнарком 20 марта 1922 г.: «ГПУ располагает сведениями, что некоторые местные архиереи стоят в оппозиции реакционной группе синода и что они в силу канонических правил и др. причин не могут резко выступать против своих верхов, поэтому они полагают, что с арестом членов Синода им представляется возможность устроить церковный собор, на котором они могут избрать на патриарший престол и в синод лиц, настроенных более лояльно к Советской Власти.Оснований для ареста ТИХОНА и самых реакционных членов синода у ГПУ и его местных органов имеется достаточно»[30].

    Правительство пыталось утвердить в сознании населения законность обновленческой церкви.

Правительство сразу взяло курс на раскол внутри самой Церкви. В недавно рассекреченной докладной записке Л. Д. Троцкого от 30 марта 1922 г. была практически сформулирована вся стратегическая программа деятельности партийного и государственного руководства по отношению к обновленческому духовенству: «Если бы медленно определяющееся буржуазно-соглашательское сменовеховское крыло церкви развилось и укрепилось, то оно стало бы для социалистической революции гораздо опаснее церкви в ее нынешнем виде. Поэтому сменовеховское духовенство надлежит рассматривать как опаснейшего врага завтрашнего дня. Но именно завтрашнего. Сегодня же надо повалить контрреволюционную часть церковников, в руках коих фактическое управление церковью. Мы должны, во-первых, заставить сменовеховских попов целиком и открыто связать свою судьбу с вопросом об изъятии ценностей; во-вторых, заставить довести их эту кампанию внутри церкви до полного организационного разрыва с черносотенной иерархией, до собственного нового собора и новых выборов иерархии. К моменту созыва нам надо подготовить теоретическую пропагандистскую кампанию против обновленческой церкви. Просто перескочить через буржуазную реформацию церкви не удастся. Надо, стало быть, превратить ее в выкидыш»[31].

Таким образом, обновленцев хотели использовать в своих целях, а потом с ними расправиться, что будет в точности выполнено.

Повод для раскола уже существовал — изъятие церковных ценностей: «Вся стратегия наша в данный период должна быть рассчитана на раскол среди духовенства на конкретном вопросе: изъятие ценностей из церквей. Так как вопрос острый, то и раскол на этой почве может и должен принять острый характер» (Записка Троцкого Л. Д. в Политбюро 12 марта 1922 г.)[32].

Началось изъятие. Но начали не с Москвы и Петербурга, а с небольшого города Шуя. Ставился эксперимент — боялись массовых народных восстаний в больших городах. В Шуе произошли первые инциденты расстрела толпы верующих, где были старики, женщины и дети. Это было уроком для всех остальных.

Кровавые расправы прокатились по всей России. Скандал из-за кровопролития был использован против Церкви. Духовенство обвинили в подстрекательстве верующих против советской власти. Начались судебные процессы над священнослужителями. Первый процесс проходил в Москве 26 апреля — 7 мая. Из 48 подсудимых 11 приговорили к расстрелу (расстреляли 5). Им поставили в вину не только препятствие проведению в жизнь декрета, но и главным образом распространение воззвания Патриарха. Процесс был направлен прежде всего против главы Русской Церкви, и Патриарх, сильно дискредитированный в печати, был арестован. Все эти события подготовили обновленцам благодатную почву для их деятельности.

8 мая представители «Петроградской группы прогрессивного духовенства», ставшей центром обновленчества в стране, приехали в Москву. Власти их встретили с распростертыми объятьями. По признанию Александра Введенского, «к расколу были непосредственно причастны Г. Е. Зиновьев и уполномоченный ГПУ по делам религий Е. А. Тучков»[33].

    Нельзя думать, что обновленческое движение было целиком порождением ГПУ.

Таким образом, вмешательство Советской власти во внутрицерковные дела несомненно. Подтверждением тому является письмо Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) от14 мая 1922 г., полностью одобренное Лениным: «Сейчас, однако, главная политическая задача состоит в том, чтобы сменовеховское духовенство не оказалось терроризированным старой церковной иерархией. Отделение церкви от государства, нами раз и навсегда проведенное, вовсе не означает безразличия государства к тому, что творится в церкви как в материально-общественной организации. Во всяком случае необходимо: не скрывая нашего материалистического отношения к религии, не выдвигать его, однако, в ближайшее время, то есть в оценке нынешней борьбы на первый план, дабы не толкать обе стороны к сближению; критику сменовеховского духовенства и примыкавших к нему мирян вести не с материалистически-атеистической точки зрения, а с условно-демократической точки зрения: вы слишком запуганы князьями, вы не делаете выводов из засилья монархистов церкви, вы не оцениваете всей вины официальной церкви перед народом и революцией и пр. и пр.»[34].

Правительство пыталось утвердить в сознании населения законность обновленческой церкви. Константин Криптон, свидетель той эпохи, вспоминал, что коммунисты везде объявляли, что обновленцы — представители единственно законной церкви в СССР, а остатки «тихоновщины» будут разгромлены. Власть усматривала в нежеланиипризнавать обновленчество новый вид преступления, что каралось лагерями,ссылками и даже расстрелами[35].


_{Евгений Тучков}

Лидер обновленческого движения протоиерей Александр Введенский выпустил секретный циркуляр, обращенный к епархиальным архиереям, в котором рекомендовалось в случае необходимости обращаться к органам власти для принятия административных мер против староцерковников. Этот циркуляр приводился в исполнение: «Боже, как они меня мучают, — говорил о чекистах митрополит Киевский Михаил (Ермаков), — вымогают от меня признания “Живой Церкви”, угрожали в противном случае арестом»[36].

Уже в конце мая 1922 года ГПУ запрашивает у ЦК РКП(б) деньги для проведения антитихоновской кампании: «Ограничение работающих с нами церковников в средствах на издание печатных органов, пропаганду, передвижение по республике и др. работы, требующие немедленного выполнения, было бы равносильно атрофированию этой деятельности, не говоря о содержании целого штата приезжающих церковников, которое при ограниченности средств ложится тяжким бременем на Полит. Управление»[37].

Е. А. Тучков, начальник секретного VI отделения ГПУ, постоянно информировал ЦК о состоянии агентурной работы Высшего Церковного Управления (ВЦУ). Он посещал различные регионы страны для контроля и координирования «церковной работы» в местных отделениях ГПУ. Так, в докладе от 26 января 1923 г. по результатам проверки работы секретных отделений ГПУ он сообщал: «В Вологде, Ярославле и Иваново-Вознесенске работа по церковникам идет сносно. В этих губерниях не осталось ни одного правящего епархиального и даже викарных архиереев тихоновского толка, таким образом, с этой стороны обновленцам дорога очищена; но миряне всюду реагируют отрицательно и в большинстве церковно-приходские советы сохранились в прежних составах»[38].

Однако нельзя думать, что обновленческое движение было целиком порождением ГПУ. Конечно, в нем было немало священников вроде Владимира Красницкого и Александра Введенского, недовольных своим положением и рвавшихся к руководству, которые осуществляли это с помощью государственных органов. Но были и такие, которые отвергали такие принципы: «Церковь ни при каких условиях не должна обезличиваться, ее контакт с марксистами может быть лишь временным, случайным, скоропреходящим. Христианство должно возглавлять социализм, а не приспосабливаться к нему», — считал один из лидеров движения священник Александр Боярский, с именем которого будет связано отдельное направление в обновленчестве[39].
 

Бабаян Георгий Вадимович

_________________________________________________

[1] Соловьев И. В. Краткая история т.н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических документов.//Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 21.

[2] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 10.

[3] Дворжанский А. Н. Церковь после Октября // История Пензенской епархии. Книга первая: Исторический очерк. — Пенза, 1999. — С. 281. // URL: http://pravoslavie58region.ru/histori-2-1.pdf (дата обращения: 01.08.2017 года).

[4] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 121.

[5] Троицкий С. В., проф. Что такое «Живая Церковь»? // Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 99.

[6] Троицкий С. В., проф. Что такое «Живая Церковь»? // Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 99-100.

[7] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 11.

[8] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 200.

[9] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 11.

[10] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 135.

[11] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 12.

[12] Там же.

[13] Там же. С. 13.

[14] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 275.

[15] Шкаровский В. М. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 13.

[16] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 275.

[17] Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. — Красные конкистадоры. — М.: Соратник, 1994. — С. 154.

[18] Там же; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 45. Л. 3.

[19] Там же; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2629. Л. 6, 7.

[20] Там же; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2629. Л. 98.

[21] Там же. С. 158.

[22] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 281.

[23] Там же. С. 272.

[24] Там же. С. 278-279.

[25] Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. — Красные конкистадоры. — М.: Соратник, 1994. — С. 157-158.

[26] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 279.

[27] Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. — Красные конкистадоры. — М.: Соратник, 1994. — С. 157.

[28] Там же. С. 159.

[29] Там же. С.155; РЦХДНИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2761. Л. 37.

[30] Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 1996. — С. 93.

[31] Шкаровский В. М. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 66.

[32] Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 1996. — С. 79.

[33] Шкаровский В. М. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 17.

[34] Там же.

[35] Соловьев И. В. Краткая история т.н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических документов.//Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 26.

[36] Никодимов И. Н. Воспоминание о Киево-Печерской Лавре. — Киев, 1999. — С.168-169.

[37] Там же. С. 29-30.

[38] Соловьев И. В. Краткая история т.н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических документов.//Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 30.

[39] Шкаровский В. М. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 28.

______________________________________

http://sdsmp.ru/news/n5161/

[Александр Васильевич]

Георгий Бабаян

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви (с начала XX века до 1943 года) Часть 2: Начало раскола и его расцвет

 Участники обновленческого движения при первой же возможности поспешили взять Церковное управление в свои руки. Делали они это при поддержке советской власти, которая желала не только распада прежде единой Русской Церкви, но и дальнейшего деления ее расколотых частей, которое и произошло в обновленчестве между им же устроенными Съездом белого духовенства и Вторым Поместным Собором.


_{Поместный собор Русской православной церкви 1917-1918 гг}

Образование «Живой Церкви»

«Церковная революция» началась весной 1922 года после февральского декрета об изъятии церковных ценностей и последовавшего за ним в течение весны заключения под арест Патриарха Тихона.

16 мая обновленцы послали письмо Председателю ВЦИК с сообщением о создании Высшего Церковного Управления. Для государства это была единственная зарегистрированная церковная власть[1], и обновленцы превратили указанный документ в акт передачи им церковной власти.

18 мая группа петроградских священников — Введенский, Белков и Калиновский — были допущены в Троицкое подворье к содержащемуся под домашним арестом Патриарху (это событие он сам описал в своем послании от 15 июня 1923 года). Жалуясь на то, что церковные дела остаются нерешенными, они просили вверить им патриаршую канцелярию для устройства дел. Патриарх дал согласие и передал канцелярию, но не им, а Ярославскому митрополиту Агафангелу (Преображенскому), официально сообщив об этом в письме на имя председателя ВЦИК. Но митрополит Агафангел прибыть в столицу не смог — после отказа присоединиться к обновленчеству, в Москву его не пустили, а позднее взяли под стражу[2].

    Как и было запланировано, обновленцы используют кампанию изъятия церковных ценностей в целях дискредитации Патриарха.

19 мая Патриарх был вывезен из Троицкого подворья и заключен в Донской монастырь. Подворье заняло обновленческое Высшее Церковное Управление. Для видимости, что управление законно, был склонен к работе в ВЦУ епископ Леонид (Скобеев). Обновленцы встали у руля церковной власти.

Не теряя времени, ВЦУ (Высшее Церковное Управление) рассылает по всем епархиям воззвание «Верующим сынам Православной Церкви России». В нем, как и было запланировано, обновленцы используют кампанию изъятия церковных ценностей в целях дискредитации Патриарха. Вот выдержки из него: «Пролилась кровь, чтобы не помочь Христу — голодающему. Отказом помощи голодному церковные люди пытались создать государственный переворот.


_{Святитель Тихон (Белавин), патриарх Московский и всея Руси}

Воззвание Патриарха Тихона стало тем знаменем, около которого сплотились контрреволюционеры, одетые в церковные одежды и настроения. Мы считаем необходимым немедленный созыв поместного Собора для суда над виновниками церковной разрухи, для решения об управлении церковью и об установлении нормальных отношений между нею и Советской властью. Руководимая высшими иерархами гражданская война должна быть прекращена»[3].

29 мая в Москве прошло учредительное собрание, на котором в ВЦУ были приняты следующие священнослужители: председатель — епископ Антонин, его заместитель — протоиерей Владимир Красницкий, управляющий делами — священник Евгений Белков и еще четыре члена. Были сформулированы основные положения живоцерковников: «Пересмотр церковной догматики с целью выделения тех особенностей, которые были внесены в нее бывшим в России строем. Пересмотр церковной литургии с целью выяснения и устранения тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым народом союза церкви и государства, и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения, без нарушения совершительных обрядов таинств»[4]. Стал также выходить журнал «Живая Церковь» под редакцией сначала священника Сергия Калиновского, а затем Евгения Белкова.

Началась агиткампания. Везде объявлялось, что Патриарх передал ВЦУ церковную власть по собственной инициативе, и они являются законными ее представителями. Для подтверждения этих слов им необходимо было склонить на свою сторону одного из двух названных Патриархом его заместителей: «Ввиду крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить временно, до созыва Собора, во главе церковного управления или Ярославского митрополита Агафангела (Преображенского) или Петроградского Вениамина (Казанского)» (Письмо Патриарха Тихона Председателю ВЦИК М. И Калинину)[5]. Были предприняты попытки войти с Владыкой Вениамином в переговоры.

    Влияние Владыки Вениамина было очень велико на верующих. Обновленцы не могли с этим смириться.

25 мая протоиерей Александр Введенский посещает его с извещением «в том, что он, согласно резолюции Святейшего Патриарха Тихона, является полномочным членом ВЦУ и командируется по делам Церкви в Петроград и другие местности Российской Республики». Митрополит Вениамин отказался[6]. А 28 мая в послании к петроградской пастве отлучил от Церкви Введенского, Красницкого и Белкова[7].


_{Александр Введенский — протоиерей, в обновленческом расколе — митрополит}

Это был тяжелый удар по авторитету «Живой Церкви». Влияние Владыки Вениамина было очень велико на верующих. Обновленцы не могли с этим смириться. Вновь к нему явился Введенский в сопровождении ответственного за церковные дела в губкоме РКП(б) И. Бакаева. Они предъявили ультиматум: отмена послания от 28 мая или создание против него и других петроградских священников дела по сопротивлению изъятию церковных ценностей. Владыка ответил отказом. 29 мая он был арестован.

С 10 июня по 5 июля 1922 г. в Петрограде прошел процесс, по которому 10 человек приговорили к расстрелу, 36 — к тюремному заключению. Затем 6 приговоренных к расстрелу помиловал ВЦИК, а четверо были расстреляны в ночь с 12 на 13 августа: митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (председатель Поместного Собора 1917-1918 гг., в миру — В. П. Шеин), председатель правления общества православных приходов Ю. П. Новицкий и юрист Н. М. Ковшаров[8].

В Москве также судили группу священнослужителей, обвиняемых в подстрекательстве к беспорядкам. В качестве свидетеля был вызван на суд Патриарх Тихон. После допроса Патриарха 9 мая 1922 г. «Правда» писала: «В Политехнический музей на процесс “благочинных” и на допрос Патриарха набилась тьма народа. Патриарх смотрит на беспримерный вызов и на допрос свысока. Он улыбается наивной дерзости молодых людей за судейским столом. Он держится с достоинством. Но мы присоединимся к грубому святотатству московского трибунала и вдобавок к судебным вопросам бухнем еще один, еще более неделикатный вопрос: откуда такое достоинство у патриарха Тихона?»[9] По решению трибунала 11 обвиняемых были приговорены к расстрелу. Патриарх Тихон обратился к председателю ВЦИК Калинину о помиловании осужденных, поскольку они никакого сопротивления изъятию не оказывали и контрреволюцией не занимались. ВЦИК помиловал шестерых лиц, а пятеро — протоиереи Александр Заозерский, Василий Соколов, Христофор Надеждин, иеромонах Макарий Телегин и мирянин Сергей Тихомиров — были казнены. Трибунал также вынес постановление о привлечении Патриарха Тихона и архиепископа Крутицкого Никандра (Феноменова) к суду в качестве обвиняемых.

Подобная ситуация происходила по всей стране. Был создан институт уполномоченных ВЦУ при епархиальных управлениях. Эти уполномоченные имели такую власть, что могли отменять решения епархиальных архиереев. Они пользовались поддержкой госучреждений, прежде всего ГПУ. 56 таких уполномоченных были разосланы по епархиям. В их задачи входило собрать вокруг себя на местах признавших ВЦУ епископов и священников и единым фронтом вести борьбу против тихоновцев[10].

Дела обновленцев шли в гору. Большим событием для них было присоединение к «Живой Церкви» митрополита Владимирского Сергия (Страгородского) и появление в печати 16 июня 1922 года заявления трех иерархов («меморандум трех» — митрополита Сергия и архиепископов Евдокима Нижегородского и Серафима Костромского, — в котором ВЦУ признавалась «единственной канонически законной церковной властью»)[11]. Как позднее признались авторы этого документа, на этот шаг они пошли в надежде возглавить ВЦУ и повернуть его деятельность в каноническое русло, «спасти положение Церкви, предупредить анархию в ней»[12]. Также этот поступок такого мудрого иерарха, как митрополит Сергий, был обусловлен тем, что другого административного центра не было, а жизнь Церкви без него казалась невозможной. По их мысли нужно было сохранить церковное единство. Многие из архиереев перешли в обновленчество, следуя примеру митрополита Сергия — такой у него был авторитет.

    Был создан институт уполномоченных ВЦУ при епархиальных управлениях. Эти уполномоченные имели такую власть, что могли отменять решения епархиальных архиереев.

Немалая часть священников подчинялась ВЦУ, боясь как репрессий, так и снятия с должности. Последнее было обычным делом. Сам председатель ВЦУ епископ Антонин в беседе с корреспондентом газеты «Известия» признался в грубых методах работы обновленцев: «Я получаю из разных концов жалобы на нее (“Живую Церковь”), на ее уполномоченных, которые своими действиями и насилиями вызывают сильное раздражение против нее»[13].

В июле 1922 года «из 73 епархиальных архиереев 37 присоединилось к ВЦУ, а 36 последовали за патриархом Тихоном»[14]. К августу власть в большинстве епархий перешла в руки «Живой Церкви». Обновленцы все более и более набирали силу. Они пользовались большим преимуществом — у них был административный центр и готовые на расправу чекисты. Но у них не было того, что дало бы им действительную победу — народа.

Участник событий той эпохи, М. Курдюмов, вспоминал, что простой народ видел неправду «советских попов». «Помню один случай в Москве осенью 1922 г., — мне надо было найти священника, чтобы отслужить панихиду в Новодевичьем монастыре на могиле моего духовника. Мне указали неподалеку два домика, где жило духовенство. Подойдя к калитке одного из этих домиков, я долго искал звонок. В это время проходила мимо меня простая женщина лет 50-ти, в платке. Увидев мое затруднение, она остановилась и спросила:

— Вам кого надо?

— Батюшку, панихиду отслужить...

— Не сюда, не сюда... испуганно заволновалась она. Здесь живцы живут, а вот правее идите, там Тихоновский батюшка, настоящий»[15].

«Красная церковь, — вспоминает об обновленцах еще один свидетель событий из числа рядовых прихожан, — пользовались тайным покровительством Советов. Явно они не могли взять ее на свое иждивение, в силу того же декрета об отделении Церкви от государства.


_{Агафангел (Преображенский), митрополит}

Рассчитывали на ее пропаганду и на привлечение к ней верующих. Но в этом обочлись, верующие не шли, храмы ее пустовали и не имели никаких доходов ни от треб, ни от тарелочного сбора — не хватало средств даже на освещение и отопление, вследствие чего церкви начали постепенно разрушаться. Так в Храме Христа Спасителя совсем испортилась стенопись — работа наших лучших мастеров. Сперва на ней появились пятна плесени, а затем краски стали лупиться. Так было еще в 1927 году»[16]. Народ стоял за патриаршую Церковь.

Но беда состояла в том, что не было административного центра: со взятием Патриарха под арест он был потерян. Однако Патриарх перед своим арестом назначил своим заместителем митрополита Агафангела (Преображенского), который находился на тот момент в Ярославле. Митрополит стараниями обновленцев был лишен возможности приехать в Москву. Ввиду создавшегося положения 18 июля 1922 года он выпускает послание, в котором называет ВЦУ незаконным и призывает епархии переходить на самостоятельное, автономное управление. Таким образом, часть не принявших обновленчество епископов перешла на автономное управление. Это было очень важным делом для патриаршей Церкви — появился путь, по которому можно было не присоединяться к обновленцам, которые с помощью власти готовили свой так называемый организационный «Съезд».

«Всероссийский съезд белого духовенства»

6 августа 1922 г. в Москве был созван Первый Всероссийский съезд белого духовенства «Живая Церковь». На съезд прибыло 150 делегатов с решающим голосом и 40 — с совещательным. Съезд решил лишить сана Патриарха Тихона на предстоящем Поместном Соборе.


_{Епископ Антонин (Грановский)}

На этом съезде был принят устав, состоящий из 33 пунктов. В этом уставе провозглашался «пересмотр школьной догматики, этики, литургики и вообще очищение всех сторон церковной жизни от позднейших наслоений». Устав призывал «к совершенному освобождению церкви от политики (государственной контрреволюции)»[17]. Особенно скандальным было принятие резолюции, по которой разрешался белый епископат, вдовым священнослужителям позволялось вступать во второй брак, монахам слагать с себя обеты и вступать в брак, священникам жениться на вдовах[18]. Центром обновленческого движения был признан Храм Христа Спасителя.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

На Московскую кафедру с последующим возведением в сан митрополита был избран архиепископ Антонин (Грановский). Что это был за человек, можно судить по воспоминаниям современников. Митрополит Антоний (Храповицкий) дал следующую характеристику: «Я вполне допускаю вероятность того, что среди сорока тысяч русского духовенства нашлось несколько негодяев, восставших против святейшего патриарха, имея во главе известного всем развратника, пьяницу и нигилиста, побывавшего клиентом дома умалишенных еще двадцать лет назад»[19]. Любопытную характеристику дал Антонину человек из художественной среды и по вероисповеданию католик: «На меня особенно сильное впечатление произвел архимандрит Антонин из Александро-Невской лавры. Поражал его громадный рост, поражало прямо демоническое лицо, пронизывающие глаза и черная как смоль, не очень густая борода. Но не менее меня поразило и то, что стал изрекать этот иерей с непонятной откровенностью и прямо-таки цинизмом. Главной темой его беседы было общение полов. И вот Антонин не только не вдался в какое- либо превозношение аскетизма, а напротив, вовсе не отрицал неизбежности такого общения и всяких форм его»[20].

    Они пользовались большим преимуществом — у них был административный центр и готовые на расправу чекисты. Но у них не было того, что дало бы им действительную победу — народа.

Введение брачного епископата нанесло сильный удар по авторитету обновленцев. Уже на самом съезде, сознавая все последствия такого решения, епископ Антонин попытался было возразить, на что Владимир Красницкий ответил ему: «Не надо стесняться канонами, они устарели, многое надо отменить»[21]. Это не могло быть не замечено. Газета «Московский рабочий» не упустила удобной возможности едко прокомментировать полемику епископа Антонина с Красницким: «Теперь же, отменяя всякие кары за отречение от монашеских обетов и предоставляя епископское звание белому, женатому духовенству, она (Церковь) уверяет, что только в настоящее время избирается путь, предуказанный отцами Церкви, Соборами, церковными правилами. Мы должны сказать верующим — смотрите: церковные правила, что дышло, куда повернул, туда и вышло»[22].

Собор потребовал закрытия всех монастырей и преобразования сельских монастырей в трудовые братства.

Был поставлен вопрос об организации церковного управления. Верховным органом управления, по утвержденному проекту, является Всероссийский Поместный Собор, созываемый каждые три года и состоящий из делегатов, избираемых на епархиальных собраниях из духовенства и мирян, пользующихся одинаковыми правами. Во главе епархии стоит епархиальное управление, состоящее из 4 священников, 1 клирика и 1 мирянина. Председателем епархиального управления является епископ, не пользующийся, однако, никакими преимуществами. То есть, как видно, в епархиальных управлениях преобладало белое духовенство.


_{Митрополит Новой православной церкви Александр Введенский с супругой у себя дома}

Также участники съезда предприняли попытки переустроить финансовую систему Церкви. Был зачитан доклад «О единой церковной кассе». Первый пункт этого доклада был направлен против приходских советов, которые по декрету 1918 года определяли внутрицерковную жизнь. По докладу полагалось изъять все источники дохода из ведения приходских советов и передать их в распоряжение ВЦУ[23]. Однако правительство не приняло такого предложения, и обновленцы могли только быть участниками в распоряжении средств в приходских советах[24].

Этот съезд был началом крушения «Живой Церкви». На нем исчезли последние надежды на благодетельность реформ — попирались каноны, разрушалось основание Церкви. Было ясно, что православные отвернутся от таких реформ. Это не могло не вызвать острых противоречий внутри самого движения. Обновленчество дало трещину.

    Таким образом, часть не принявших обновленчество епископов перешла на автономное управление.

Началась внутренняя борьба. Оскорбленный на соборе митрополит Антонин 6 сентября 1922 г. в Сретенском монастыре так выразился о белом обновленческом духовенстве: «Попы закрывают монастыри, сами садятся на жирные места; пусть знают попы, что пропадут монахи — пропадут и они»[25]. В другом разговоре он заявил следующее: «Ко времени собора 1923 г. не осталось ни одного пьяницы, ни одного пошляка, который не пролез бы в церковное управление и не покрыл бы себя титулом или митрой. Вся Сибирь покрылась сетью архиепископов, наскочивших на архиерейские кафедры прямо из пьяных дьячков»[26].

Стало ясно, что обновленцы пережили пик своего стремительного взлета — теперь началось медленное, но необратимое их разложение. Первым шагом к этому стал раскол внутри самого движения, съедаемого противоречиями.

Разделение обновленческого движения

Процесс разделения обновленчества начался в 20-х числах августа 1922 г. после окончания первого Всероссийского съезда белого духовенства.

24 августа на учредительном собрании в Москве была создана новая группа — «Союз церковного возрождения» (СЦВ), возглавляемая председателем ВЦУ митрополитом Антонином (Грановским). К нему присоединяется Рязанский комитет группы «Живая Церковь», большая часть Калужской группы, епархиальные комитеты живоцерковников Тамбовский, Пензенский, Костромской и других областей. За первые две недели перешли 12 епархий[27].

Всероссийский «Союз церковного возрождения» выработал свою программу. Она заключалась в преодолении разрыва между обновленческим духовенством и верующим народом, без поддержки которого реформаторское движение обречено на провал. СЦВ требовал лишь богослужебной реформы, оставляя нетронутыми догматические и канонические основы Церкви. В отличие от «Живой Церкви» СЦВ не требовал упразднения монашества и допускал поставление в епископы как монахов, так и белого духовенства, но не женатого. Второбрачие клириков не допускалось.

    Введение брачного епископата нанесло сильный удар по авторитету обновленцев.

22 сентября епископ Антонин официально заявил о выходе из ВЦУ и прекращении евхаристического общения с «Живой Церковью». Произошел раскол внутри раскола. Протоиерей Владимир Красницкий решил прибегнуть к испытанной силе — он обратился в ОГПУ с просьбой выслать епископа Антонина из Москвы, потому что «он становится знаменем контрреволюции». Но там Красницкому указали, что «органы власти не имеют никаких оснований вмешиваться в церковные дела, не имеют ничего против Антонина Грановского и нисколько не возражают против организации нового, второго ВЦУ»[28]. Вступил в действие план Троцкого. Теперь началась массовая антирелигиозная пропаганда без исключения ко всем группировкам. Стали выходить газета «Безбожник», журнал «Атеист» и т. д.



Красницкому пришлось идти иным путем. Он пишет письмо епископу Антонину, где согласен на любые уступки, лишь бы сохранить единство обновленческого движения. Начались переговоры. Но они ни к чему не привели. А в это время случился еще один раскол. В среде петроградского обновленческого духовенства была образована новая группа — «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ). Основателем этого движения стал протоиерей Александр Введенский, состоявший ранее в группе «Живая Церковь», а затем перешедший в СЦВ.

Программа СОДАЦ занимала промежуточное положение между группами «Живая Церковь» и «Союз церковного возрождения». Она, хотя и была по своим социальным задачам более радикальной, чем последние, решительно требовала осуществления идей «христианского социализма» в общественной и внутрицерковной жизни. СОДАЦ решительно выступал за пересмотр догматики. Этот пересмотр должен был состояться на предстоящем Поместном соборе: «Современная мораль Церкви, — говорили они в своем «Проекте реформ церкви на Соборе»[29], — насквозь пропитана духом рабства, мы же не рабы, но сыны Божии. Изгнание духа рабства, как основного принципа морали, из системы этики есть дело Собора. Также должен быть изгнан капитализм из системы морали, капитализм есть смертный грех, социальное неравенство недопустимо для христианина»[30].

Программа СОДАЦ требовала пересмотра всех церковных канонов. В отношении монастырей они желали оставить лишь те, которые «построены на принципе трудового начала и носят аскетически-подвижнический характер, например Оптина пустынь, Соловки и др.»[31]. Допускался женатый епископат, также в своих выступлениях члены союза высказывались за второбрачие клириков. В вопросе о формах церковного управления СОДАЦ требовал уничтожения «монархического принципа администрирования, соборное начало взамен единоличного». В литургической реформе выступали за «введение древлеапостольской простоты в богослужении, в частности в обстановке храмов, в облачении священнослужителей, родной язык взамен языка славянского, институт диаконис и т. д.». В деле управления приходскими делами вносили равноправие всех членов общины: «В управлении делами общин, а также и их объединений (епархиальных, уездных, районных) участвуют на равных правах пресвитеры, клирики и миряне»[32].

    Этот съезд был началом крушения «Живой Церкви». На нем исчезли последние надежды на благодетельность реформ — попирались каноны, разрушалось основание Церкви.

Затем помимо трех основных групп обновленцы стали дробиться на другие более мелкие толки. Так, протоиерей Евгений Белков основал в Петрограде «Союз религиозно-трудовых общин». Междоусобная война грозила провалом всего движения. Необходим был компромисс. 16 октября на заседании ВЦУ было решено реорганизовать состав. Теперь оно состояло из председателя митрополита Антонина, заместителей — протоиереев Александра Введенского и Владимира Красницкого, управляющего делами А. Новикова, 5 членов от СОДАЦ и СЦВ и 3 от «Живой Церкви». Была создана комиссия по подготовке Собора[33]. По мысли обновленцев он должен был уладить все разногласия внутри движения и закрепить окончательную победу над тихоновцами.

«Второй Всероссийский Поместный Собор»

Обновленцы с самого начала захвата церковной власти заявляли о необходимости созыва Поместного Собора. Но этого не нужно было властям. По мысли советского руководства Собор мог стабилизировать ситуацию в Церкви и устранить раскол. Поэтому еще 26 мая 1922 г. Политбюро РКП(б) приняло предложение Троцкого занять выжидательную позицию в отношении существовавших направлений в новом церковном руководстве. Сформулировать их можно так:

1.      сохранение Патриаршества и выборы лояльного Патриарха;

2.      уничтожение Патриаршества и создание лояльного Синода;

3.      полная децентрализация, отсутствие всякого центрального управления.

Троцкому нужна была борьба между сторонниками трех этих направлений. Наиболее выгодной он считал позицию, «когда часть церкви сохраняет лояльного патриарха, которого не признает другая часть, организующаяся под знаменем синода или полной автономии общин»[34]. Советской власти было выгодно тянуть время. Со сторонниками патриаршей Церкви решили расправиться путем репрессий.

    Всероссийский «Союз церковного возрождения» выработал свою программу.

Первоначально Собор планировалось провести в августе 1922 г., но эти сроки переносились неоднократно ввиду известных причин. Но с началом разделения обновленческого движения требования его созыва стали настойчивее. Многие надеялись, что на нем будет найден всех устраивающий компромисс. Советское руководство решило пойти на уступку. По замыслу Тучкова, «Собор должен был явиться трамплином для прыжка в Европу»[35].

25 декабря 1922 г. Всероссийским совещанием членов ВЦУ и местными епархиальными управлениями было решено собрать Собор в апреле 1923 г. До этого времени обновленцы поставили себе задачей обеспечить своих делегатов. Для этого в епархиях созывались благочиннеческие собрания, на которых присутствовали настоятели храмов с представителями от мирян. По большей части настоятели были обновленцами. Естественно, они рекомендовали сочувствующих мирян. Если находились тихоновские настоятели, их немедленно смещали, заменяя обновленческими[36]. Такие манипуляции позволили обновленцам иметь подавляющее большинство делегатов на предстоящем Соборе.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Собор проходил под тотальным контролем ГПУ, которое имело до 50% своего уведомления. Он открылся 29 апреля 1923 г. и проходил в «3-м доме Советов». На нем участвовало 476 делегатов, которые разбились на партии: 200 — живоцерковников, 116 — депутатов от СОДАЦ, 10 — от СЦВ, 3 — беспартийных обновленца и 66 депутатов, названных «умеренными тихоновцами», — православные по убеждениям епископы, клирики и миряне, малодушно подчинившиеся обновленческому ВЦУ[37].

На повестке дня стояли 10 вопросов, основными из которых были:

1.      Об отношении Церкви к Октябрьской революции, к Советской власти и Патриарху Тихону.

2.      О белом епископате и второбрачии духовенства.

3.      О монашестве и монастырях.

4.      О проекте административного устройства и управления в Российской Православной Церкви.

5.      О мощах и реформе календаря[38].

Собор провозгласил полную солидарность с Октябрьской революцией и Советской властью.

3 мая было объявлено о лишении Святейшего Патриарха Тихона священного сана и монашества: «Собор считает Тихона отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви, на основании церковных канонов сим объявляет его лишенным сана и монашества с возвращением в первобытное мирское положение. Отныне патриарх Тихон — Василий Белавин»[39].

Поскольку церковное общество было решительно против изменения православного вероучения и догматов, а также реформы богослужения, Собор был вынужден ограничить размеры реформаторства. Однако он разрешил второбрачие священникам — женитьбу на вдовах или разведенных. Монастыри закрывались. Благословлялись только трудовые братства и общины. Сохранялась идея «личного спасения» и почитание мощей. 5 мая был принят Григорианский календарь.

Собор в качестве руководящего органа Церкви избрал высший исполнительный орган Всероссийского Поместного Собора — Высший Церковный Совет («Совет» звучал благозвучнее, нежели «Управление») под председательством митрополита Антонина. В него вошли 10 человек от «Живой Церкви», 6 человек от СОДАЦ и 2 человека от «Церковного возрождения».

Согласно утвержденному «Положению об управлении Церковью» епархиальные управления должны были состоять из 5 человек, из которых избираются 4 человека: 2 священнослужителя и 2 мирянина. Председателем назначается епископ. Все члены епархиального управления должны были утверждаться ВСЦ. Викарные (уездные) управления должны были состоять из 3 человек: председателя (епископа) и двух членов: священнослужителя и мирянина[40].


_{«Митрополит Сибирский» Петр и протоиерей Владимир Красницкий}

Собор пожаловал протоиерея Владимира Красницкого титулом «Протопресвитера всея Руси». А протоиерей Александр Введенский был поставлен в архиепископа Крутицкого и после хиротонии переехал в Москву, где приблизился к руководству обновленческой церковью.

Казалось, Собор провозгласил победу обновленческой Церкви. Теперь Русская Православная Церковь приняла новый облик и взяла новый курс. Патриаршая Церковь была почти уничтожена. Не было практически никаких надежд. Только Господь мог помочь в таком бедственном положении. Как пишет святитель. Василий Великий, Господь попускает злу на время получить торжество и победу, казалось бы всецелую, чтобы потом, когда восторжествует добро, человек благодарил никого иного, как только Всевышнего.

И помощь Божия не замедлила прийти.

Бабаян Георгий Вадимович

__________________________________________

[1] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 216.

[2] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 18.

[3] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 287.

[4] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 18-19.

[5] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 286.

[6] Там же. С. 293.

[7] Там же. С. 294.

[8] Шкаровский В. М. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 19-20.

[9] Цыпин В., прот,, проф. История Русской Православной Церкви. Синодальный и новейший периоды (1700-2005). — М.: Сретенский монастырь, 2006. — С. 382-383.

[10] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 20.

[11] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 303.

[12] Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. — М.: Республика, 1995. — С. 70.

[13] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 20.

[14] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 101.

[15] Соловьев И. В. Краткая история т.н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических документов // Обновленческий раскол. Общество любителей церковной истории. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2002. — С. 26.

[16] Там же. С. 29.

[17] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 260.

[18] Там же. С. 264.

[19] Цыпин В., прот,, проф. История Русской Православной Церкви. Синодальный и новейший периоды (1700-2005). — М.: Сретенский монастырь, 2006. — С. 393.

[20] Там же. С. 385-386.

[21] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 265.

[22] Там же.

[23] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 187-188.

[24] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 24.

[25] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 281.

[26] Цыпин В., прот,, проф. История Русской Православной Церкви. Синодальный и новейший периоды (1700-2005). — М.: Сретенский монастырь, 2006. — С. 393.

[27] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 205.

[28] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 26.

[29] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 210; ЦГА ТАССР. Ф. 1172. Оп. 3. Д. 402. Л. 43.

[30] См. также: Программа реформ на обновленческом соборе 1923 г., предложенная «Живой Церковью» 16–29 мая 1922 года // URL: https://www.blagogon.ru/biblio/718/print(дата обращения: 04.08.2017 года).

[31] Там же. С. 214.

[32] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 214-216.

[33] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 27.

[34] Там же. С. 23.

[35] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 327.

[36] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,2002. — С. 304-305.

[37] Русская Православная Церковь XX век. — М.: Сретенский монастырь, 2008. — С. 169.

[38] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 232.

[39] Русская Православная Церковь XX век. — М.: Сретенский монастырь, 2008. — С. 170-171.

[40] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 232-239.

___________________________________

http://sdsmp.ru/news/n5164/

[Александр Васильевич]

Георгий Бабаян

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви. Часть 3

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви (с начала XX века до 1943 года) Часть 3: Постепенный упадок обновленчества

Советская власть, спустя около года после событий весны 1922 года, в силу разных причин освободила Патриарха Тихона и сократила число официально признанных обновленческих групп. Но при участии обновленцев делала всё возможное для дискредитации Патриаршей Церкви и самого Патриарха, после смерти которого состоялся второй обновленческий собор, лишь усугубивший положение его участников. Ибо власти поняли, что при помощи обновленцев значимого раскола в Церкви уже не получится.


_{Заседание обновленческого синода. 1926 г.}

Освобождение Патриарха Тихона из-под ареста и начало распада обновленчества

16 июня 1923 г. Патриарх, находящийся в заключении[1], обратился в Верховный Суд с заявлением, где раскаивается за свою «антисоветскую деятельность», говорит, что он «не враг Советской власти» и просит освободить его из под стражи[2]. Просьба была удовлетворена. Как сам Патриарх позже признавал, одной из главных причин такого шага было стремление остановить обновленческий раскол, который по его представлению достиг большого размаха: «Если бы я знал, что обновленцы сделали так мало успехов, — я вообще остался бы в заключении»[3].

В последних числах июня 1923 г. Патриарх был освобожден. Важнейшую роль в этом сыграло общественное мнение в Западной Европе, требовавшее этого освобождения. Заинтересованное в дипломатическом признании Советское правительство было вынужденно пойти на уступки.


_{Петроград. Встреча Патриарха у Исаакиевского Собора}

28 июня Патриарх обратился с посланием к народу, в котором осудил обновленчество и объявил лишение его обновленческим собором сана неканоничным[4]. А в послании от 15 июля он заявил о своем возвращении к руководству и указал, что «все распоряжения не имеющей канонического преемства незаконной власти, правившей Церковью в наше отсутствие, недействительны и ничтожны! И все действия и таинства, совершенные отпавшими от Церкви епископами и священниками, безблагодатны, а верующие, участвующие вместе с ними в молитвах и таинствах, не только не получают освящения, но подвергаются осуждению за участие в их грехе»[5].

Выход Патриарха на свободу был как гром среди ясного неба. Обновленцы уже предвкушали победу, и весть об освобождении столь любимого народом Патриарха была для них шоком. «В первые дни июля никто уже не хотел слышать об обновленцах, и даже самые яростные приверженцы «Живой Церкви» боялись о ней говорить — обновленческих священников разъяренная толпа грубо выдворяла из храмов, нельзя было сказать ни одного слова против Патриарха — всякого такого оратора немедленно прерывали негодующие крики, а иногда пускались в ход и кулаки. Растерянное обновленческое духовенство было совершенно дезорганизовано, уполномоченные ВЦС, благочинные, секретари комитетов и тому подобные обновленческие начальники (им же несть числа) только беспокойно переглядывались и пожимали плечами»[6].

В сложившихся условиях надо было что-то делать. Обновленцы понимали, что спасение только в объединении всех обновленческих групп и подчинении их единому центральному органу, который должен приобрести более респектабельное лицо, чтобы противостоять «тихоновщине». При активном участии властей была проведена коренная реорганизация органов управления. Было решено ликвидировать Совет и заменить его более благозвучным и понятным для церковной общественности Священным Синодом. Теперь было принято традиционное название — Российская Православная Церковь, которая противопоставлялась Патриаршей. Скомпрометировавший себя Антонин (Грановскй) был смещен с должности председателя ВЦС (Высшего церковного совета). В образовавшемся новом Синоде его заменил Евдоким (Мещерский).

С этого периода начинается время «автокефального» существования «Союза церковного возрождения» (СЦВ), возглавляемого смещенным Антонином. Это течение было небольшим — несколько сотен человек. Его центром стал собор Заиконоспасского монастыря в Москве. Оно славилось своими радикальными литургическими реформами. Помимо использования в богослужении русского языка и григорианского календаря, Антонин перенес престол из алтаря на середину храма. Был составлен особый чин литургии, «рецензированный по чинам древних литургий». Допускал также и импровизацию — вводил в состав богослужебных последований стихи современных поэтов[7].

    Обновленцы понимали, что спасение только в объединении всех обновленческих групп и подчинении их единому центральному органу

В это же время новой Российской Православной Церковью был взят курс на сворачивание реформаторства. В первом же своем обращении к народу говорилось: «Мы свято, твердо и непоколебимо будем блюсти до окончания нашей жизни чистоту учения православной веры, ее таинства и догматы»[8]. Начали сводиться к минимуму практиковавшиеся новшества. Сократилось возведение в архиерейский сан женатых священников, уменьшилось количество разрешений священникам вступать во второй брак, возвратились к церковнославянскому языку, постепенно стали отказываться от нового стиля.

Комплекс предпринятых властями мер подразумевал ликвидацию враждовавших между собой обновленческих групп и фракций. В августе все группы были объявлены ликвидированными. Однако с этим постановлением не хотел соглашаться митрополит Антонин, и «Союз церковного возрождения» (СЦВ) продолжал функционировать в виде небольшой общины в Заиконоспасском монастыре до его смерти в 1927 г., окончательно распавшись в 1928.

    Власть понимала низкий авторитет нового обновленческого Синода среди верующих, серьезного прежнего раскола уже не получалось.

Лидер «Живой церкви» Владимир Красницкий продолжал надеяться, что власть снова сделает ставку на его группу, в своем докладе Е. А. Тучкову в начале июля 1923 г. он писал: «За пережитые 10 дней тихоновцы чрезвычайно обнаглели, держатся вызывающе и готовы перейти к избиению». Красницкий предлагал применить к «тихоновцам» самые решительные меры[9]. Но в данном случае власть уже не видела смысла сотрудничать с человеком, замаравшим свою репутацию в церковных кругах и в народе. Помимо этого Красницкий выступал против Александра Введенского, чем подрывал авторитет человека, который по замыслу ГПУ должен был войти в состав нового обновленческого руководства. И в начале августа 1923 г. Красницкий не был допущен в обновленческий Синод и уехал в Петроград. Он отказался последовать указу Синода о роспуске всех обновленческих групп и в сентябре 1923 г. во главе группы «Живая Церковь» ушел в раскол.


_{Слева направо: В.Д. Красницкий, Петр (Блинов) и епископ Антонин в кулуарах собора за беседой. РГАКФД. арх. № 3-4054}

Александр Введенский знал о планах властей, поэтому заранее порвал с «Союзом общин Древлеапостольской Церкви» (СОДАЦ). 26 июня было отказано СОДАЦ в регистрации устава, и вскоре группа самораспустилась.

Так против Патриарха осталась только одна официально признанная властями группа обновленцев — обновленческий Священный Синод.

Попытка переговоров или компрометация?

Власть понимала низкий авторитет нового обновленческого Синода среди верующих, серьезного прежнего раскола уже не получалось. В сложившейся ситуации ОГПУ решило устроить переговоры обновленцев с Патриаршей Церковью. Это была заранее спланированная провокация. Замысел ГПУ состоял в том, чтобы, организовав встречу обновленческого архиепископа Евдокима с «тихоновскими» архиереями, затем скомпрометировать последних, выставив их с помощью газет как сторонников отречения Патриарха и примирения с обновленцами на их условиях.

    В ОГПУ разрабатывается еще один план по дискредитации Патриаршей Церкви с помощью введения в состав создаваемых высших органов церковного управления осведомителей-обновленцев

26 августа 1923 г. состоялась встреча представителей Патриарха архиепископов Серафима (Александрова), Иллариона (Троицкого) и Тихона (Оболенского) с Евдокимом (Мещерским). Последний уведомил Патриарха, что желает пойти на переговоры о примирении. «Но на этом заседании архиепископ Евдоким, к изумлению патриаршей депутации, повел речь совсем не о «примирении» обновленцев с Патриархом, а о том, что Патриарх ради мира и блага Церкви должен отречься от власти и все члены депутации должны сделать Патриарху в этом смысле предложение. Депутация, выслушав длинную речь архиепископа Евдокима, с трудом подавляя свое негодование, ответила, что ей поручено вести переговоры о примирении Евдокима и обновленцев с Патриархом, обсуждать же вопрос об отречении Патриарха она никак не уполномочена и не может»[10].

Патриарх, как передает протоиерей В.Виноградов, отреагировал следующим образом: «Так я и предполагал обман; от Евдокима другого и ожидать было нельзя»[11]. Через несколько дней в газетах появилось интервью Евдокима, в котором он заявил: «Даже такие ближайшие сотрудники Патриарха, как епископ Илларион, пришли к убеждению в необходимости, ради пользы церкви, отречения Патриарха от власти и что они уже уговаривали патриарха согласиться на это отречение»[12]. Разумеется, никакие попытки епископов поместить опровержение в прессе не удались.

25 октября 1923 г. в газете «Известия» было опубликовано официальное провокационное письмо Евдокима на имя митрополита Антония (Храповицкого): «Б. Патриарх Тихон запутался совершенно и, поняв это, подал заявление в священный синод о примирении с отклонившимся от него духовенством и народом. Смешанная комиссия устами даже его ярых защитников (еп. Иллариона) вынесла ему следующую резолюцию: “Сложить все полномочия, удалиться в монастырь и ждать над собой суда собора епископов”».

    Текст цитаты

На этом Евдоким не останавливается. 26 октября он вновь направляет письмо архиереям, где предлагает продолжить переговоры на следующих условиях: «а) удаление п. Тихона от дел управления; б) удаление его на жительство в Гефсиманский скит до собора; в) перенесение окончательного решения дела на собор».

В ответном письме «тихоновских» епископов говорилось: «С великим огорчением встречаем распространяемые вами заведомо неверные известия, мы считаем своим долгом заявить, что указанные факты являются серьезным препятствием делу церковного мира. Мы полагаем, что прежде всяких новых переговоров должен быть исправлен вред, который нанесен делу церковного мира Вашими известиями, противоположными истине».


_{Евгений Тучков}

Такого рода действия обновленцев, конечно, ввели народ в смущение, но все же они не достигли тех целей, которых от них ожидали власти. Авторитет Патриарха по-прежнему оставался нерушим, верующие за него стояли грудью. Тогда у Тучкова появляется другой план.

В феврале-марте 1924 г. в ОГПУ разрабатывается еще один план по дискредитации Патриаршей Церкви с помощью введения в состав создаваемых высших органов церковного управления осведомителей-обновленцев, таких как В. Красницкий. Протоиерей Владимир Красницкий был секретным агентом ОГПУ, что подтверждается его многочисленными отчетами перед Тучковым[13]. Надо сказать, что его репутация была подорвана враждой с другими лидерами обновленчества, в частности с Александром Введенским, кроме того, его связь с ГПУ была для всех очевидна.

Еще 5 декабря 1923 г. Тучков предложил Антирелигиозной комиссии (АРК) ввести Красницкого «к Тихону в управление», однако тогда это предложение отклонили[14]. Введение такой личности в состав органов высшего управления Патриаршей Церкви задумывалось Тучковым для дискредитации Патриарха Тихона. 26 февраля 1924 г. АРК принимает решение: «Организацию Синода Тихону разрешить при условии, если он введет в этот синод ряд лиц хорошо ведомых ОГПУ. Красницкого в синод пока не вводить»[15]. Однако 25 марта комиссия все же решается доверить Красницкому осуществление новой провокации против Патриаршей Церкви. Вводя Красницкого в Патриарший Синод, ОГПУ имело следующие цели: скомпрометировать Патриарха связью с Красницким; этим внести раскол в среду сторонников Патриарха; получать нужную информацию из «тихоновского управления».

Патриарх оказался в очень неудобной ситуации, поскольку отказом вести переговоры с Красницким он нарушал принцип лояльности власти. Пришлось лавировать и создавать видимость переговоров. Для Патриарха не могло быть и речи о примирении или компромиссе с обновленцами. Единственным условием воссоединения с Патриаршей Церковью было покаяние в обновленчестве.

Тучков начинает оказывать давление на Патриарха и предъявляет ему следующие требования:

1.      В состав Синода должны были войти сам Патриарх, митрополиты Серафим, Петр и Тихон. В состав Высшего Церковного Совета должны были войти только два представителя Патриаршей Церкви: протоиерей А. М. Станиславский и архимандрит Анемподист (Алексеев), остальные же — представители «Живой церкви», подконтрольные ГПУ.

2.      Красницкого Тучков видел председателем ВЦС. Кроме того, Тучков предполагал ввести Красницкого и других живоцерковников в состав Московского Епархиального управления[16].

3.      На этом Тучков не остановился. На обороте документа он написал, видимо для Красницкого, через которого велись переговоры: «Сказать Т(ихону) что Синод нельзя ввиду того, что есть Данилов монастырь. Он его должен ликвидировать. 2) От него же — о Даниловском взять бумагу о их вредности Сов. власти. 3) О возможности вместо Донского Данилов — если те очистят для тихоновцев»[17]. То есть Тучков требовал от патриарха ликвидации бескомпромиссно настроенной по отношению к советской власти оппозиции.

    Таким образом, в апреле-июне 1924 г. основная ставка ГПУ в деле компрометации Патриарха была провалена.

Согласись Патриарх на это, в Церкви произошел бы непоправимый раскол. Надо сказать, что мнение епископов-даниловцев было очень важным для Патриарха, особенно архиепископа Феодора (Поздеевского). Позднее люди, близкие к Патриарху, вспоминали: «Влияние монастыря было очень велико. Патриарх Тихон прямо называл монастырь «даниловским синодом» и очень считался с его мнениями, часто размышляя перед тем, как принять какое-либо важное решение: а что скажет по этому поводу Даниловский синод»[18]. Требования Тучкова, естественно, были отвергнуты.

Раз не получилось убрать «даниловцев» руками Патриарха, Тучков лично взялся за это дело. 16 апреля 1924 г. был арестован глава «Даниловского синода» архиепископ Феодор (Поздеевский). Это было только начало репрессий на так называемое «правое крыло» епископата. Только 16 апреля 1924 г. 6 отделением СО ОГПУ было проведено 18 обысков и 8 арестов, а 23 апреля — 49 обысков и 42 ареста[19]. Такими действиями Тучков устранил влияние их на Патриарха. Кроме того, арестованные епископы становились заложниками для оказания давления на Патриарха. Надо отметить, что именно после арестов, проведенных в ночь на 23 апреля, Патриарх подписал первое прошение Красницкого, где выразил готовность принять его в церковное общение при принесении им покаяния. Подписание этого документа было вызвано ничем иным, как опасением за жизни многих епископов и священников.

Митрополиты Петр и Серафим называют причины, по которым Патриарх согласился пойти на переговоры и принять покаяние Красницкого: «Умиротворение Церкви, легализация наших и Высших Епархиальных учреждений, возможность возвратить из ссылки и тюрем архипастырей и пастырей и возможность собора, и вообще успокоение на местах, измученных неурядицами церковной жизни»[20].

О степени искренности покаяния Красницкого можно судить по его многочисленным запискам в ГПУ. В них он призывает организовать репрессии по отношению к Патриаршей Церкви[21]. Например, в записке от 13 мая Красницкий писал: «В интересах государственной безопасности пора уже положить конец Тихоновской “свободе” от действия Сов. Законов и подвергнуть их законному преследованию за чрезмерные испытания Советского долготерпения»[22].

    После окончания Собора наметился общий спад обновленческого движения, усилился процесс перехода православных в Патриаршую Церковь.

Протоиерей В. Виноградов сообщает о специальном заседании Синода, на котором присутствовали Красницкий и Тучков. На этом заседании Виноградов представлял «профессорскую группу» и вел дебаты с Красницким, который выдвинул два новых условия: сохранение за ним обновленческого сана «протопресвитера всея России» и включение его в состав ВЦС не в качестве рядового члена, а в качестве заместителя председателя. Протоиерей В. Виноградов не соглашался на эти условия, в знак протеста вся «профессорская группа» покинула заседание. Далее Виноградов пишет: «После этого заседания ни у кого не осталось ни малейшего сомнения, что ни Красницкий ни о каком «покаянии», ни Тучков ни о какой легализации патриаршего Управления. не помышляют, а помышляют лишь скомпрометировать Патриарха и Патриаршее Управление в глазах церковного народа и патриаршей Церкви. Патриаршее Управление тогда окончательно пришло к решению, что переговоры с Тучковым и Красницким по этому делу нужно прекратить, и в этом смысле оно представило Патриарху свое решение. Патриарх согласился, но из предосторожности, ввиду возможных репрессий со стороны Тучкова, некоторое время медлил, пока не явился в Москву митрополит Кирилл и окончательно убедил Патриарха формально объявить о прекращении всяких переговоров с Красницким»[23].


_{Члены президиума. РГАКФД. арх. № 3-4053}

19 мая 1924 г. Патриарх вынужден был подписать следующий документ, составленный Красницким: «Послание Патриарха Тихона епархиальным архиереям об организации епархиальных советов»[24]. По этому документу должны были быть созданы епархиальные советы, в состав которых должны быть приняты лица, принадлежащие к «революционной группе православного белого духовенства и мирян “Живая Церковь”». Советы должны были провести подготовку очередного Поместного собора Русской Церкви, чего с нетерпением ждали Красницкий и Тучков. Патриарх вынужден был пойти на этот шаг — это было частью политики лавирования.

24 мая 1924 г. этот документ был опубликован в газете «Известия»[25]. В этой же газете была опубликована статья, в которой Красницкий признавал обновленческий собор 1923 г., а также утверждал, что Патриарх с ним вошел в общение, а не он просил Патриарха принять его, а также, что целью объединения является проведение политики «Живой Церкви». По замыслу ГПУ такая публикация должна была нанести большой удар по авторитету Патриарха.

Прочитав газетные выступления Красницкого, Патриарх 24 мая написал резолюцию: «Предлагаю св. Синоду все мои резолюции и все акты св. Синода по делу о. Красницкого и его группы считать не состоявшимися — аннулированными»[26].

    К концу 1925 г. в ОГПУ окончательно поняли, обновленчество не сможет по-настоящему расколоть Церковь.

28 июня Патриарх написал письмо Тучкову, в котором говорилось: «Почитаю благовременным прекратить всякие переговоры о примирении с о. Красницким и подписи на журнале от 21 мая 1924 г. об организации при мне Высшего Церковного Управления считаю недействительными — аннулированными»[27].

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Таким образом, в апреле-июне 1924 г. основная ставка ГПУ в деле компрометации Патриарха была провалена. Применялись различные методы давления на Патриарха: 1) шантаж — арест в апреле 1924 г. близких к Патриарху епископов и попытка заставить его принять навязываемые органами условия; 2) обман — ложное обещание зарегистрировать органы центрального управления, если Патриарх примет условия ГПУ; 3) фальсификация в прессе — публикация подложных посланий Патриарха и провокационных интервью В. Красницкого. Но эти попытки оказались безрезультатны.

Обновленчество в период местоблюстительства сщмч. Петра (Полянского)

7 апреля 1925 г. скончался Патриарх Тихон. 12 апреля он торжественно был захоронен в Донском монастыре. Патриарх оставил после себя завещание, по которому на должность местоблюстителя вступал митрополит Петр (Полянский).


_{Святейший Патриарх Тихон и Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Крутицкий Петр (Полянский)}

Обновленцы воодушевились новыми надеждами. Они еще пользовались поддержкой ГПУ. В своих посланиях деятели обновленчества проводили мысль, что личность усопшего патриарха была основной причиной раскола и теперь отпали важнейшие преграды для объединения[28]. Уже в обращении 11 апреля обновленческий Синод выпустил послание, в котором сформулировал задачу: «Чтобы предстоящий Собор мог бы действительно осуществить столь великую задачу, Священный Синод братски призывает всех архипастырей и пастырей, обособившегося от него, к совместному с ним предварительному выяснению всех путей, которые привели бы к благополучному соборному решению церковной распри»[29]. В циркулярном письме от 13 июня епархиальным управлениям предписывалось: «Православные клирики и миряне, не признающие Собора 1923 года (“Второй Поместный Всероссийский Собор”, он же — первый обновленческий. — Прим. ред.), могут принимать участие в организационной работе по созыву епархиальных съездов, в самой работе съездов и выборах на Собор на равных основаниях с остальными»[30].

К этому моменту внутри обновленчества образовались две партии. Одна во главе с архиереями старого поставления предлагала держаться линии митрополита Евдокима — искать примирения с Патриархией и воздерживаться от каких-либо реформ. Другая партия во главе с А. Введенским отвергала всякую попытку примирения, но она была в меньшинстве.

20 июля 1925 г. обновленческий Синод обращается к Местоблюстителю митрополиту Петру с предложением образовать комиссию для совместной выработки условий примирения на предстоящем Соборе. На это митрополит Петр ответил довольно жестко: «В настоящее время так называемые обновленцы все более и более говорят о соединении с нами. По городам и уездам собираются собрания, приглашают на них клириков и мирян для совместного обсуждения вопросов о соединении с нами и для подготовки созываемого ими осенью текущего года своего нового лжесобора. Но все такие самочинно устраиваемые собрания незаконны. Поэтому на них присутствовать, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящее собрание, канонические правила воспрещают»[31].

Митрополит Петр четко поставил условие сношений с обновленцами — покаяние последних. В своем послании от 28 июля 1925 г. митрополит об этом прямо пишет: «Не о соединении с Православною Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в их заблуждениях. Присоединение к Святой Православной Церкви так называемых обновленцев возможно только при условии, что каждый из них в отдельности отречется от своих заблуждений и принесет всенародное покаяние в своем отпадении от Церкви»[32].

14 сентября 1925 г. Местоблюститель митрополит Петр выпустил циркулярное письмо благочинным настоятелям московских и областных приходов, в котором категорически запрещал богослужебные нововведения: употребление произвольных возгласов и молитв, употребление русского языка в богослужении, опущение молений об оглашенных на литургии, употребление неположенных обращений к молящимся, совершение всенощного бдения посреди храма[33].

Говоря об отношении Местоблюстителя митрополита Петра к обновленцам, надо отметить, что он занял еще более жесткую позицию, чем Патриарх Тихон. Но это не помешало и власти, и обновленцам провести очередной «Лжесобор».

«Третий Поместный Собор Православной Церкви на территории СССР»

К этому Собору обновленцы старательно готовились. Они не прекращали попыток склонить к участию в нем духовенства Патриаршей Церкви. В «Обзоре» ОГПУ за сентябрь 1925 г. отмечалось: «Подготовительная работа к созыву церковного собора, повсеместно проводившаяся обновленцами, завершилась епархиальными съездами, на которых произведены были выборы делегатов. Сторонники обновленческого течения обнаруживали довольно примирительное настроение: там, где участвовали на епархиальных съездах и тихоновцы, последние проводились в делегаты голосами обновленцев. Одновременно там же среди обновленцев наблюдается и ликвидаторское настроение»[34].

Но все же обновленцам пришлось признать, что их попытки склонить на свою сторону «тихоновцев» не увенчались успехом. В постановлении епархиального собрания Ленинграда говорилось: «Дорожа единством Святой православной Церкви, Ленинградское епархиальное собрание всей душой разделяет усилия, приложенные Священным синодом и Ленинградским епархиальным управлением к созданию возможностей общей церковной работы со староцерковнической группой. Собрание констатирует, что в этом отношении истощены все средства братского увещания, и вина за дальнейшее церковное разделение, особенно ярко выражающееся в отказе староцерковников идти на Собор и отдать на его рассмотрение все церковные разногласия, всецело ложится на вождей староцерковнической группы, прибегающих к заведомой лжи и обману верующих масс с целью возбудить их против обновленчества и удержать их в своем подчинении»[35].



«III Поместный Собор Православной Церкви на территории СССР» проходил в Москве, в 3-м Доме Советов с 1 по 10 октября 1925 г.[36] На нем присутствовало 334 делегата с решающим голосом: архиереи (в количестве 106), клирики, миряне. Председателем Собора был Ленинградский митрополит Вениамин (Муратовский), глава обновленческого Синода. Собор собрался под знаменем мира с Патриаршей Церковью, и большинство делегатов ждало решений в этом направлении. Однако часть обновленческого руководства во главе с А. Введенским стремилась сорвать обсуждение вопроса о примирении и дискредитировать митрополита Петра, чтобы не допустить дальнейшего перехода обновленцев в Патриаршую Церковь. Для этого Введенский на своем выступлении огласил заведомо ложное письмо обновленческого архиепископа Николая Соловья. В нем утверждалось, что митрополит Петр и патриарх Тихон 12 мая 1924 г., перед отъездом Николая Соловья за границу, будто бы передали ему послание с «благословением» «законного наследника престола — Великого князя Кирилла»[37]. Это было обвинение Местоблюстителя в содружестве с контрреволюцией. Такое выступление произвело потрясение на Соборе и разрушило всякие надежды установить мир в Церкви.

По докладу А. Введенского собор вынес следующее постановление:

«§ 1. Священный Собор приходит к убеждению, что все попытки Священного Синода примирить церковное разделение и привести сторонников покойного бывшего Патриарха Тихона к совместному соборному обсуждению церковных разногласий встретили себе упорное сопротивление в руководителях той части Церкви, которая шла за бывшим Патриархом Тихоном.

§ 2. Священный Синод свидетельствует, что в громадном большинстве случаев, как показывают донесения с мест, представители тихоновского епископата не только отказались вступить в какие-либо переговоры с синодальными епископами, но и всячески удерживали духовенство и паству от каких-либо шагов к примирению и участию в Соборе.

§ 3. Из послания так называемого местоблюстителя патриаршего престола Петра Крутицкого явствует, что такое непримиримое настроение так называемых тихоновцев поддерживается определенными указаниями из центра»[38].

    Кроме того, лжесобор признал автокефалию Украинской Церкви, провозглашенную украинскими обновленцами.

Собор подтвердил равнозначность безбрачного и брачного епископата, было разрешено и второбрачие, но с оговоркой — «с особой осмотрительностью, с согласия местной паствы». Было одобрено использование старого стиля в богослужении. Наконец, было принято «Положение об управлении Российской Православной Церкви», предусматривавшее создание митрополий, объединяющих в себе не менее трех епархий, определявшее порядок выборов епархиальных управлений, настоятелей храмов и т. д. Важное место в программе собора отводилось обсуждению «Русской Церкви» в планируемом Вселенском Соборе. Делегацию от «Русской Церкви» должен был возглавить обновленческий митрополит Вениамин (Муратовский).

На соборе были приняты постановления, отменившие необходимость созыва соборов в дальнейшем и передававшие всю власть синоду навечно.

Кроме того, лжесобор признал автокефалию Украинской Церкви, провозглашенную украинскими обновленцами. На последнем заседании был избран синод из 35 деятелей во главе с митрополитом Вениамином (Муратовским)[39].

После окончания Собора наметился общий спад обновленческого движения, усилился процесс перехода православных в Патриаршую Церковь. По статистике Синода в январе 1925 г. обновленцам принадлежало 10 049 храмов[40]. И если на 1 октября 1925 г. им принадлежало в целом по стране 9 093 прихода (около 30% от общего числа), то на 1 января 1926 — только 6 135 (21,7%). Однако эти данные ГПУ могут быть завышенными.

В декабре 1925 г. продолжался процесс перехода обновленческих общин в Патриаршую Церковь: «На местах наблюдается недовольство верующих решениями собора, хотя формально и выносятся резолюции о поддержке собора (Уральск, Ростов-на-Дону). В последнем недовольство вылилось в решение перейти всей епархией к тихоновцам»[41].

В конце 1925 г. наметилась тенденция по ограничению публичной деятельности обновленцев. 11 ноября 1925 г. (протокол № 66) обновленцам было отказано в издании второго журнала[42]. 24 апреля 1926 г. (протокол № 72) обновленцам отказали в посылке своих делегатов на «Вселенский Собор в Палестине», а также разрешили Введенскому читать лекции «исключительно на темы, носящие характер борьбы внутри церковных течений»[43].

К концу 1925 г. в ОГПУ окончательно поняли, обновленчество не сможет по-настоящему расколоть Церковь. Власти уже не рассматривали обновленчество как силу, с помощью которой можно было бы нанести реальный удар по «тихоновцам». Внутри самого обновленчества произошел надлом: «Некоторые епископы и ответственные деятели после Собора 1925 года ослабели настолько, что информацию давали не в убежденных, крепких тонах своей правоты. Отсюда произошла в лучших случаях остановка, в худших — распад обновленческой работы на местах»[44].

Власть тоже станет относиться к ним как к «отработанному материалу». Следует вспомнить мудрые слова Л. Д. Троцкого о том, что нет более страшного врага, чем «лже-попы». Эти слова он произнес в конце марта 1922 г.


Бабаян Георгий Вадимович

_________________________________

[1] Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 86.

[2] Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. — М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. — С. 305-306.

[3] Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 86.

[4] Одинцов М. И. Власть и религия в годы войны. Государство и религиозные организации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. — М.: Российское объединение исследователей религии, 2005. — С. 110-111.

[5] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья, 2007. — С. 289.

[6] Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. — М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. — С. 324.

[7] Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 87.

[8] Русская Православная Церковь XX век. — М.: Сретенский монастырь, 2008. — С. 178.

[9] Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 88. / ЦИАМ. Ф. 2303. Оп. 1. Д. 4. Л. 151.

[10] Виноградов В., протопресвитер. О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и

деятельности Святейшего Патриарха Тихона (1923-1925) // Церковно-исторический вестник. 1998. №1. С. 11. // Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006.

[11] Там же. С. 12.

[12] Там же.

[13] Следственное дело. С. 731-741 и др. // Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 109.

[14] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 565а. Л. 58 // Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 110.

[15] Там же. Л. 54 // Там же.

[16] ЦА ФСБ. Д. Н-1780. Т. 13. Л. 127-127 об; Опубл.: следственное дело. С. 369.// Там же. С. 112.

[17] Там же. Л. 127 об // Там же.

[18] ЦА ФСБ. Д. Р-35561. Т. 1. Л. 10 // Там же. С. 113.

[19] ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 372. Л. 201 // Там же.

[20] Следственное дело. С. 775 // Там же. С. 114.

[21] ЦА ФСБ. Д.Н-1780. Т. 5. Л. 175-177 об; Опубл.: Следственное дело. С. 733-736 // Там же.

[22] Там же. Л. 173-174; Опубл.: Следственное дело. С. 733 // Там же.

[23] Виноградов В., протопресвитер. О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и

деятельности Святейшего Патриарха Тихона (1923-1925) // Там же. С. 29.

[24] ЦА ФСБ. Д. Н-1780. Т.13. Л.124; Опубл.: Следственное дело. С. 741-742 // Там же. С. 123.

[25] Известия ЦИК. № 117. 24 мая 1924 г.

[26] Следственное дело. С. 777 // «Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг.», с.124.

[27] ЦА ФСБ. Д. Н-1780. Т.5. Л.161; Опубл.: Следственное дело. С.379.// Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 124.

[28] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 38.

[29] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 401.

[30] Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. — Казанский университет, 1970. — С. 279.

[31] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 380-382.

[32] ЦА ФСБ. Д. Н-3677. Т. 4. Л. 291; Акты. С. 418-420 // Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. — С. 133.

[33] ЦА ФСБ. Д. Н-3677. Т. 4. Л. 293 // Там же.

[34] Совершенно секретно: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934гг.) // Там же. С. 135.

[35] Санкт-Петербургская епархия в двадцатом веке в свете архивных материалов. 1917-1941 / Сост. Черепнина Н. Ю., Шкаровский М. В. — СПб., 2000. — С. 138. // Там же. С. 135.

[36] Русская Православная Церковь XX век. — М.: Сретенский монастырь, 2008. — С. 201.

[37] Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. — М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. — С. 513-514.

[38] Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. — М.: Издательство Крутицкого подворья,

2002. — С. 435.

[39] Русская Православная Церковь XX век. — М.: Сретенский монастырь, 2008. — С. 202.

[40] Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. — М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. — С. 455.

[41] Совершенно секретно: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922-1934гг.) // Сафонов Д. В. Патриаршая Церковь и обновленческий раскол в 1922-1925 гг. — Сергиев Посад, 2006. —С. 138.

[42] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 775. Л. 41 // Там же. С. 138.

[43] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 113. Д. 353. Л. 9 // Там же.

[44] Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. — СПб., 1999. — С. 41.

_______________________________

http://sdsmp.ru/news/n5165/