Руслан ЛЫНЁВУроки той смуты
Из двух выдающихся юбилеев, выпадающих на 2012 год, - двухсотлетия победы над Наполеоном и четырёхсотлетия окончания смуты шестнадцатого-семнадцатого веков - предпочтение в СМИ отдаётся первому.
ИстокиАвтор данных заметок не ставит вопрос, какое из двух названных событий весомее в отечественной истории. Но видит в смуте четырёхвековой давности нет, не корни, конечно, а, скажем так, историческую пробу как победоносной войны с Наполеоном, так и других событий и процессов, вплоть до недавних и даже текущих.
Когда пришла оттепель и зашла речь о демократизации жизни? При Н.Хрущёве? Да что вы! Потребность общества в передышке возникла после смерти Ивана Грозного, завинтившего гайки до предела.
Смерть же его сына бездетного царя Фёдора Иоанновича означала, что род Рюриковичей пресёкся… Поэтому впервые за ряд веков московский престол занял не «природный», наследственный государь, а избранный тогдашним парламентом, т.е. Думой и Собором боярин Борис Годунов. И хотя всё было вполне законно, многим россиянам трудно было примириться с мыслью, что новый государь дан не Богом, а избран, словно какой-нибудь земский староста. К тому же молва, исходившая из кругов знати, враждебных Борису, утверждала, будто по его приказу убит самый юный из Рюриковичей и самый младший из сыновей Ивана Грозного царевич Дмитрий. Отсюда объяснение череды бедствий, совпавших с царством Годунова — пожаров, неурожаев, голода и мора как наказаний свыше за то, что страной правит царь, неугодный Богу.
На ещё один, внешний, фактор смуты указывает в своих лекциях В.О.Ключевский: «Едва ли в истории какой-либо страны влияние международного положения государства на его внутренние дела было более могущественным и ни в какой период оно не обнаруживалось столь явственно».Тут надо вспомнить, что, как и в последние десятилетия, преобладающие ветры над Россией дули с Запада, а средоточием Запада для Москвы была Польша, точнее Речь Посполитая, представлявшая собой польско-литовскую унию (союз). Отношения между соседями складывались непросто. С одной стороны, как в Польше, так и в России жила идея «вечного союза» двух славянских и христианских народов для противоборства с общими врагами. С другой — как совместить русское православие с католицизмом в Польше? Как впрячь в одну упряжку российское самодержавие с польскими порядкам: выборностью короля, общепольским и местными сеймами, где каждый волен, пользуясь правом вето, блокировать любое решение, с возможностью создавать оппозиционные группы (конфедерации). Кто и чем должен поступиться? Кто стать главным? Решить вопрос силой (несмотря на то, что Речь Посполитая на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков представляла собой мощное государственное образование с населением в десять миллионов человек, а в Великом княжестве Московском тогда проживало лишь четыре миллиона), несмотря на многократные попытки, не получалось. Однако имелся опыт и мягкой «конвергенции». Так, литовский князь Ягайло, по матери, кстати сказать, русский, не только сам в своё время получил польскую королевскую корону, но и постарался привести под неё своё княжество, большую часть которого составляла Западная Русь, где преобладали православие и русский язык. Но уже вскоре они практически растворились в иной цивилизации. И вставал вопрос: как влить в тот же сосуд и Русь Московскую? Не чужд этой мысли был и папский престол, издавна рвавшийся распространить свою власть на московитов.
«Мы дали вам царя»И тут как бы сам собой возникает некий, скажем так, русско-польский проект. Суть его в том, будто царевич Дмитрий, вопреки приказу Годунова не погиб, а с чьей-то помощью спасся и скрылся, а повзрослев, объявился и признан в Польше. Законный Богом данный претендент на престол. Версий о том, кто он, чья креатура, существует несколько, но общий знаменатель — да не важно кто. Важно, что представители польской знати, а затем и польский король Сигизмунд Третий поверили в возможность успеха этой проходной пешки и вытекающих отсюда выгод, если пешку удастся запустить на высокую московскую орбиту. Поверили настолько, что знатный польский воевода Ю.Мнишек пообещал выдать за Дмитрия (или кто он там) свою дочь Марину, а король, назначив претенденту приличный, выражаясь по-нынешнему, грант, оговорил с ним перспективы и условия нового польско-российского союза, суть которых в том, что Москва открывает двери для католичества, отдаёт Польше часть своих территорий и ещё доплачивет за предоставление ей «откидного места» в Европе. При этом как истый католик Сигизмунд Третий рассчитывал использовать Россию для противодействия протестантизму в Европе. А ещё — для давления на Швецию, чтобы получить там корону.
Чужие планы. Чужие аппетиты. Названный Дмитрий соглашался на всё. Более того, подкрепил обязательства, данные в Кракове, тайным вступлением в католичество и в переписку с папой римским. Есть разные мнения о том, был ли он уже тогда честен со своими западными кураторами, но поддержку с их стороны он получил. Не без помощи русских эмигрантов (тогдашние Герцены и Березовские обживали Варшаву, а не Лондон) Ю.Мнишеку удалось довольно быстро набрать несколько тысяч человек, готовых участвовать в спецоперации по смене режима в соседней стране. В рядах сил вторжения было немало лиц, всегда готовых примкнуть к любому заговору, мятежу, перевороту. Позже они будут выступать под девизом «За нашу и вашу свободу». А тогда, сливая беспокойный элемент в Россию, польские покровители проекта содействовали усилению в ней хаоса, в котором легче было установить свой, нужный им порядок. К «освободителям» сразу же примкнуло «бунташное» украинское и русское казачество. Им стали сдаваться поначалу лишь отдельные ратные люди и воеводы, затем целые полки и города. Вернувшемуся с того света или чудом спасшемуся царевичу присягают знатные люди, его благословляет духовенство. В апреле 1605 года внезапно умирает Борис Годунов. Его сына Фёдора убивают сторонники уже близкого к Москве соперника.
Столица встречает его колокольным звоном, слезами радости и криками: «Челом бьём нашему красному солнышку!»
Как сегодня оценить это? Подсказки известны: как свидетельство раболепия, якобы присущего русским на генетическом уровне. Как повальную склонность их к измене. Однако надо понимать: народ ждал царя, Богом данного. Значит справедливого. И вот он является, снимает шапку, бьёт челом всему миру, призывает молиться за него, вступает в кремлёвские храмы и кланяется православным святыням, заверяет, что станет для россиян не царём, но отцом. Что заложит в Москве университет, а по всей стране откроет школы. Что обеспечит свободу торговли и поднимет общее благосостояние. А еще новый молодой государь провозглашал равенство всех вер. В общем, давал пример нового мышления и выступал чуть ли не с программой коренной перестройки, построения новой, светлой жизни.
Вспоминают также, что он высмеивал неучёность бояр, что дважды в неделю лично принимал людей с челобитными, а участвуя в работе Думы, быстро схватывал суть и находил решения вопросов, обсуждавшихся до этого долго и бесплодно. Вместо послеобеденной дрёмы, принятой среди московской знати, обходил московские лавки и мастерские, расспрашивая людей об их житье-бытье. Словом, в глазах многих это был человек, что называется, наш. Хотя возникали вопросы. Прежде всего, в Москве росло недовольство поляками, прибывшими с «импортным» царём. Получив положенное из казны за оказанную ему поддержку и знатно погуляв на эти деньги, они не только не спешили возвращаться на родину, но и требовали новых денежных выплат и «продолжения банкета». Заявляя москвичам: «Мы дали вам царя», эти «солдаты свободы» вели себя как завоеватели. И простому люду это не нравилось, и в высшей знати назревало нечто, вылившееся в переворот, возглавленный боярином Василием Шуйским. Захватив в ночь с 15 на 16 мая Кремль, его сторонники убили пробывшего одиннадцать месяцев на престоле человека, считавшегося законным царём, а через два дня дружными кричалками на Красной площади провозгласили государем В.Шуйского.
Новые сценарииНе чувствуя прочности полученной им власти и желая укрепить своё положение на троне, новый царь прежде всего поделился частью своих полномочий с выдвинувшей его боярской партией и стал, как его называли, «боярским царём».
Однако это не всё. Общество надо было убедить, будто царём он выдвинут не кучкой площадных крикунов, а избран «всей Москвой» и будто законность этого «избрания» подтверждена «всей землёй», т.е. выборным Земским Собором. Считается, что с официальных грамот, утверждавших эту ложь, пошла пословица «Бумага всё стерпит».
Другой испытанный способ утверждения «правильности» новой власти — обличения прежней власти как «неправильной». И свергнутый Лжедмитрий клеймился в официальных грамотах уже не только как самозванец, подосланный извне, но и как колдун, чернокнижник, обманом прельстивший православный мир.
Однако чем больше власть поносила прошлое, тем больше вопросов возникало к ней самой Не все ведь были настолько беспамятны, чтобы забыть, что не кто иной, как В.Шуйский в мае 1591 года расследовал обстоятельства смерти царевича Дмитрия. Тогда было официально объявлено: царевич умер не по чьему-то злому умыслу, а в результате несчастного случая. Теперь же мир должен был поверить В.Шуйскому, что царевич стал жертвой убийства, совершённого, надо понимать, по приказу Годунова. Эту версию, ставшую официальной, тут же подтвердила (или подтвердили от её имени ) мать царевича, младшая жена Ивана Грозного Мария Нагая. Та самая, что в течение одиннадцати месяцев пребывания названного Дмитрия у власти публично общалась с ним как с сыном!
Читая, слушая, переживая всё это, люди понимали: власть завралась. Вместо веры в неё, на которой, собственно, и держится государство, и вместо утраченного людьми чувства правды приходила готовность поверить кому и чему угодно. Не понимая, как противостоять смуте, многие втягивались в неё. С властных верхов она переходила на широкие народные массы. Катализатором этого процесса и всех видов недовольства стали распространяемые по стране грамоты и слухи, будто царь Дмитрий не убит, а опять чудным образом спасся и вынужден скрываться от врагов, незаконно захвативших власть, но скоро он явится, правда восторжествует, а зло и неправда будут наказаны.
Этой новой ситуацией постарались воспользоваться влиятельные силы, включавшие знатных людей, успевших выдвинуться при самозванце, но попавших в опалу или недополучивших власти при В.Шуйском. Найдя понимание и поддержку опять-таки в Польше, их лидеры принимаются за новый совместный сценарий смены режима в России, согласно которому требовался, во-первых, исполнитель роли повторно спасшегося Дмитрия, во-вторых, силы, готовые воевать за его право на власть.
Получилось так, что вопрос силы решился раньше, чем нашёлся царь. На Юге России и в землях, близких к Польше, разгоралось восстание, возглавляемое Иваном Болотниковым Из школьных учебников оно нам известно как крестьянское. Однако российско-польские сценаристы решили дать этим, говоря по-современному, незаконным вооружённым формированиям знамя борцов за законного царя, а их предводителю статус законного же царского главнокомандующего. Это привлекло в движение наряду с простым людом, казаками выходцев из бояр, провинциальных дворян. Однако если целью первых было отнять и поделить имущество богатых, то вторые сами хотели разбогатеть и иметь больше власти. Так что общее царское знамя недолго объединяло этих, по сути, классовых врагов.
К этому времени и в Польше был набран значительный контингент вооружённых людей, как пишет историк, «хотевших пожить за счёт России», и подобран исполнитель, главной роли. Кто был этот человек, ничуть не похожий на своего предшественника, история опять-таки тёмная. Однако русских и польских его покровителей интересовала не эта сторона дела, а перспектива. Представление о ней даёт составленная в Польше подробная инструкция для нового самозванца — что и как делать после занятия им российского престола. Основа всего — кадровая политика. Выдвигать на ключевые должности прежде всего лиц, благосклонных к Польше и католической вере. «В телохранители и личные служители назначать истинных католиков». «Отправлять молодых людей учиться в Вильно или лучше туда, где нет отщепенцев, в Италию, в Рим»». «Еретикам, противникам унии, закрыть въезд в государство». «Выселить приехавших из Константинополя монахов». «Запретить всякие собрания»!
Имея в обозе проинструктированного в таком духе «технического» русского царя и соединившись с недобитыми болотниковцами, интервенты довольно быстро подошли к Москве, но, оказавшись не в состоянии ни взять её, ни обложить осадой, расположились лагерем вокруг деревни Тушино.
(Окончание следует)
