Владимир К.
Модератор
Ветеран
Сообщений: 3940
Православный, Русская Православная Церковь
|
|
« Ответ #4 : 07 Декабря 2007, 16:56:25 » |
|
Из статьи Ст. Куняева "Лейтенанты и маркитанты".
Я рос в кругу своих родных, как дитя городского простонародья, и до сих пор помню ощущения полуголодного быта, которым мы все жили до середины тридцатых годов, до отмены продовольственных карточек. Я родился в разгар коллективизации. У матери вскоре пропало молоко, и бабка выкормила меня, как выкармливали деревенских детей в голодные времена - пережёвывала хлеб в тягучую клейкую массу, заворачивала в марлю — это была моя младенческая соска, к которой добавлялось разбавленное коровье молоко и сладкий холодный чай. Как тут было не заболеть ребёнку разными недугами, следы которых я ношу на своём теле всю жизнь. Так что я с малых лет узнал цену куска хлеба и чугунка картошки и до сих пор помню, с каким восхищением году в 36-м, после отмены карточной системы, попробовал первые лакомства: белый хлеб с маслом, шипучее ситро, чашку холодного густого кефира. Иная жизнь была у настоящего баловня нэпа — Дезика, сына врача-вене¬ролога и матери — сотрудницы Внешторгбанка. Вот как он вспоминает о своём детстве: "Папа консультирует на кондитерской фабрике Андурского. Он приносит громадные торты и плетёные коробки с пирожными. У папы лечится рыбник. Жирные свёртки с икрой остаются в передней после его посещений. Приносят сало, ветчину, виноград, оливки, телятину, цветную капусту... Я испытываю отвращение к еде". Жаль, что воспоминания Дезика о том, как он жил и что он ел в голодную эпоху 20-х годов, уже не прочитают его соратники по военному поколению — Михаил Алексеев и Виктор Кочетков, жившие в вымиравших от голода во время коллективизации поволжских сёлах, деревенские парни из "раскулаченных семей" — Виктор Астафьев, Фёдор Сухов, Сергей Викулов, выросшие в беспаспортной колхозной жизни. Но почему при таком роскошном питании Дезик вырос маленьким и тщедушным? Наследственность, что ли? Или городская жизнь с грязным воздухом? Да нет, была у них и прекрасная загородная дача, о которой Самойлов вспоминает: "27 год. На открытой террасе, выходившей прямо в поле, уже стоял готовый завтрак: яйца, лишь утром снятые с лукошка, тёплый ржаной хлеб, удивительно душистый, только что вынутый из печи, масло тоже душистое, жёлтое, пахнувшее ледником, со студёной слёзкой, творог — синоним белизны, слоистый и тоже душистый, похожий на слоистые облака. Всё было неповторимого вкуса и запаха". Эта картина похожа на гастрономические грёзы Генриха Гейне из его "Мыслей, заметок, импровизаций": "Я человек самого мирного склада. Всё, чего я хотел бы: скромная хижи¬на, соломенная кровля, но хорошая постель, хорошая пища, очень свежие молоко и масло, перед окном цветы..." Даже Гейне только мечтал о такой жизни, которой жил Самойлов. Я несколько раз бывал и на другой самойловской даче, построенной в модном дачном посёлке Мамонтовка тестем Дезика врачом-кардиологом Лазарем Израилевичем Фогельсоном. Думаю, что эта дача была не хуже, чем дача Кауфманов, на которой у Дезика прошло безмятежное гастрономическое детство. Приехав в Мамонтовку в первый раз (кажется, в том же 1960 году), я поразился обширности сада, архитектуре и изысканности самой дачи, обильности угощения, которым хозяева встречали гостей, и главное, атмосфере — смеху, веселью и какому-то особенному устоявшемуся пониманию друг друга, конечно, с полуслова, а также обилию разнообразной выпивки, множеству анекдотов и изощрённому фрондёрству, которое лилось рекой: - Так выпьем же, братия, за партию, - вдохновенно провозглашал Дезик и, поднимая к подслеповатым глазкам вырезку из газеты "Вечерняя Москва", с восторгом добавлял, вглядываясь в текст какой-то информации: — За партию лимонов, доставленную к нам из солнечной Грузии! В ответ, конечно же, раздавался гомерический хохот, и все дружно выпи¬вали - и Павлик Антокольский с очередной пассией, и Боря Грибанов - крупный издательский работник, и будущий уполномоченный по правам человека в Госдуме Владимир Лукин, и молоденький Юлий Ким, и чтец-декламатор Яков Смоленский, и поэты Виктор Урин с Вероникой Тушновой, а также полузабытое или почти забытое мною множество довольных жизнью представителей еврейской творческой интеллигенции. Конечно, такие застолья, сохранившиеся несмотря на все тяготы эпохи, можно было устраивать, имея немалые деньги и прочнейшие гастрономические традиции, корнями уходящие в нэповские времена... ...... Ближе к вечеру часть гостей разъезжалась, а все отяжелевшие от общения располагались ночевать в комнатах и на террасах, чтобы утром снова сесть за стол, уже прибранный и вновь накрытый трудолюбивой русской домработницей Марфой Тямкиной.
|