Мировое правительство - Бильдербергский клуб и т.п.

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Именно в это время принцип государственной безопасности в политике руководства СССР окончательно подменяется «принципами глобальной безопасности». В 1987 году уже окончательно «преобразившийся» Горбачев призвал к повышению роли ООН в урегулировании не только военных конфликтов, но также экономических отношений и защиты окружающей среды.

Концепция «пределов роста» в этот период специфически адаптировалась для привлечения интеллектуалов с левыми взглядами: в докладе «Наше общее будущее», разработанном комиссией под председательством премьера Норвегии Гру Харлем Брунтланд, обращалось внимание на роль массовой бедности и неравенства государств в развитии глобальных экологических проблем. В документе был впервые применен термин «устойчивое развитие».

Вариант концепции, ориентированный на левый интеллектуально-политический спектр, был созвучен месседжу Далай-Ламы, который именно в 1987 году прибыл в СССР, где перед ним «магическим образом» открылись самые потайные двери.

Далай Лама XIV, впервые приглашенный в СССР в 1979 году – когда, по оценке Яковлева, «реальным генсеком был не Брежнев, а Суслов», непосредственно участвовал в распространении «информационной теории» в научных кругах, располагая к себе партийных идеологов, теоретиков и ученых позитивными оценками марксизма и заявлениями вроде «Я самый большой атеист в мире».

В 1987 году Далай-Лама посещает в СССР не только Элисту и Кызыл, но также Ленинград, где встречается с учеными-буддологами, психиатрами из Института им. Бехтерева (они уже давно контактируют со специалистами из Esalen, в частности с С. Грофом), а также со специалистами по ядерной физике, в том числе в не существующем на карте Арзамасе-16 (Сарове), который впоследствии становится «опорной точкой» развития «информационной теории». О встречах Далай-Ламы с атомщиками подробно рассказано в полухудожественной книге «Прародина ариев» украинского писателя-мистика Вячеслава Шилова (который «нашел» прародину арийской расы в Донецкой области).

Как и следовало ожидать, Украина – кузница советских кадров и родина таких учреждений, как Донецкий институт искусственного интеллекта – становится одним из главных опытных территорий для распространения экологизма в мистической упаковке. Здесь «разделение через противопоставление» приобретает свою специфику: «славянский патриот» и разоблачитель сионизма Шилов работает в «правом» лагере, а радикальный национал-либерал С. Плачинда – в «левом», «проевропейском», распространяя буддистские концепты в кругах формирующегося Народного Руха.

В Прибалтику и Среднюю Азию (Казахстан, Киргизию, Узбекистан) с 1987 года регулярно ездит с лекциями уроженец Нью-Джерси Александр Берзин, получивший степень доктора философии на факультете дальневосточных языков и санскритологии Гарвардского университета и с 1969-го обучавшийся в Дхарамсале «у самых выдающихся мастеров всех четырех традиций тибетского буддизма». Согласно биографии Берзина, его учителем был ценшаб Серкхонг Ринпоче, партнер-наставник по философским дебатам и один из учителей Далай-Ламы XIV. Берзин выступал в роли личного секретаря и переводчика как Серкхонга, так и самого Далай-Ламы. С 1983 года он самостоятельно проповедовал в университетах Восточной Европы, Латинской Америки, Африки и Ближнего Востока.

В том же 1987 году, якобы «потрясенный» смертью диссидента Владимира Марченко, амнистирует многих политзаключенных как прозападной, так и почвеннической ориентации. И в том же году в разных республиках Союза развиваются движения против строительства атомных электростанций и против загрязнения природной среды крупными, как правило градообразующими промышленными предприятиями.


МАТЕМАТИКИ ОСОБОГО ПРИЗЫВА

В РСФСР протесты против строительства АЭС достигают наибольшего размаха в Горьком (где накануне освобожден из «ссылки» Андрей Сахаров), в Ростове и Петрозаводске. Из протестных групп формируются региональные движения в одних случаях под эколого-либеральными лозунгами, в других – под эколого-почвенническими.

Стимулом для эколого-почвеннического направления становится кампания против перераспределения водных ресурсов из Сибири в Среднюю Азию – «поворота рек».

Как вспоминает бывший сотрудник казахского НИИ водного хозяйства Григорий Громов, поворот рек был «голубой мечтой» как жителей, так и руководителей республик Средней Азии. Минводхоз имел тогда 26 научно-исследовательских и 68 проектно-изыскательских институтов, 3660 строительных организаций (СМУ и ПМК), около 400 строительно-монтажных трестов и объединений. Строительные организации имели в своем распоряжении около 90 тысяч экскаваторов, бульдозеров и скреперов. В системе Минводхоза СССР трудилось более 1,7 млн человек.

Директор института Григорий Воропаев, гидролог и мелиоратор, был главным мотором проекта переброски воды из Сибири. В 1971-м он перешел на работу в Институт водных проблем АН СССР (Москва), в 1976-м избран членом-корреспондентом АН СССР и возглавил институт.

Срыв проекта переброски рек обычно связывают с именами общественных деятелей-почвенников, в первую очередь – С.П. Залыгина. Однако свидетели провала проекта утверждают, что самыми активными закоперщиками протеста были не писатели и не специалисты с иной точки зрения (тот же Залыгин был гидрологом по образованию), а математик Михаил Ильич Зеликин и его чрезвычайно активная супруга Людмила.

Круглому столу творческой интеллигенции по проекту поворота рек и VII съезду Союза писателей СССР, где выступали В.Г. Распутин, В.И. Белов, Ю.В. Бондарев, С.П. Залыгин и др., предшествовало В конце 1985 года было принято письмо Бюро отделения математики АН СССР «О научной несостоятельности методики прогнозирования уровня Каспийского и солености Азовского морей, использованной министерством водного хозяйства СССР при обосновании проектов переброски части стока северных рек в бассейн Волги» письмо академика Л.С. Понтрягина генеральному секретарю ЦК КПСС М.С. Горбачеву и письмо в адрес президиума XXVII съезда КПСС, также подписанное Д.С. Лихачевым, Г.И. Петровым, В.Л. Яниным.

В своей книге «История вечнозеленой жизни» М.И. Зеликин вспоминает:

«После выступлений Березнера и Воропаева начались критические выступления противников проекта (переброски сибирских рек ЮК). Многие были крайне возмущены. Воропаев был ошарашен. Он не ожидал столь резких выступлений против переброски и против себя лично. Он-то думал, что осчастливит человечество, и уж по крайней мере у экономистов, которые не должны были бы разделять взгляды этих помешанных любителей патриархальности, найдет понимание своих прогрессивных начинаний. Я слышал, как он вполголоса, как бы сам с собой, но все же с некоторым расчетом быть услышанным, бормотал: “За что ж вы Ваньку-то Морозова?”»

Другой эпизод, приведенный Громовым, характеризует личностный типаж, вышедший на поверхность в 1980-е годы:

«Наш непосредственный контакт с АН СССР начался с Отделения океанологии и физики атмосферы. Люда узнала, что на Отделении должны были обсуждаться кандидатуры претендентов на избрание в Академию и что среди претендентов на звание академиков был директор Института водных проблем, член-корреспондент АН СССР Григорий Васильевич Воропаев. Воропаев был самым опасным из наших противников, потому что он был одним из немногих, кто искренне верил в реальную пользу проекта поворота рек.

Люда мне сказала: “Нельзя, чтобы его избрали. Надо, чтобы ни одно мероприятие, связанное с переброской, не проходило без боя! Чем больше будет скандалов, тем большее число людей узнает об этих проектах!” Задача была в том, чтобы ошибки в проекте стали общеизвестными. Это позволило бы сделать неприятие переброски общим мнением всего общества. Надо было вывести вопрос из категории узко хозяйственных решений, о которых знают лишь специалисты, в область общенародного интереса.

Ни у кого не спрашиваясь, мы вдвоем нахально явились на собрание Отделения. Нас почему-то пропустили. Люда, нарушая все приличия, начала с места выкрикивать язвительные реплики во время выступления Г.В. Воропаева. С ее темпераментом истинного артиста, Люда органически не могла молча переносить, когда при ней блефовали грубо. В то же время тонкий, бескорыстный, чисто художественный блеф она даже любила. Я рассказал с трибуны про ошибки в прогнозе падения уровня Каспийского моря. В антракте я слышал, как академики называли нас «шумные ребята». Там мы познакомились с Георгием Сергеевичем Голицыным и его женой Людмилой Васильевной, с которыми с тех пор постоянно сотрудничали в борьбе против переброски и в Ассоциации ученых “Экология и мир”.

Воропаева не избрали (действительным членом АН СССР). В 1986 году его сняли с должности директора Института Водных Проблем (ИВП), признав работу института неудовлетворительной».

Академик РАН Виктор Маслов, противник поворота рек, вспоминает:

«За поворот тогда выступали председатель Госплана СССР Н. Байбаков, союзный министр водного хозяйства Н. Васильев, председатель Государственного комитета по гидрометеорологии и контролю природной среды Ю. Израэль, президент АН СССР А. Александров, президент ВАСХНИЛ А. Никонов и другие высокопоставленные лица. Колебались членкор Яншин и Председатель Совмина РСФСР В. Воротников.

Одним из важнейших факторов, которые подействовали на Воротникова и привели к отказу от проекта, послужили ошибки, найденные в расчетах Института водных проблем и других участников проекта. Их специально досконально исследовали и подробно обсуждали на научных семинарах такие математики, как Л. Понтрягин, М. Зеликин , Л. Зеликина-Хохлова, А. Мищенко. Подробную экспертизу экологических последствий представил А. Яблоков. Все это поколебало и Н. Рыжкова на решающем заседании по повороту рек».

Еще одно свидетельство в Интернете (автор – участник Копенгагенского саммита):

«Мотором этой деятельности была покойная Людмила Филипповна Зеликина, и все перипетии борьбы очень детально описаны Мишей Зеликиным во второй части его рукописи (свидетельствую об абсолютной точности описания всего того, что видел/слышал сам).

Рекомендация С. Кара-Мурзе от другого экологиста:

«Если уж Кара-Мурзу действительно интересует «фактологическая сторона» дела, то можно порекомендовать ему прочитать прекрасную во всех отношениях книгу профессора-математика М.И. Зеликина “История вечнозеленой жизни”, одна глава которой целиком посвящена борьбе с проектом “поворота рек”. Там приводится большое количество цифр и фактов, объясняющих вред этого “проекта века”. Кроме того, в этой книге рассказано не только о несостоявшемся проекте поворота рек, но и о других аналогичных проектах, которые были, к сожалению, осуществлены и причинили колоссальный ущерб стране, о благе которой печется Кара-Мурза».

Михаил Ильич Зеликин (р. 1936) – ученик Л.С. Понтрягина, ближайший коллега Е.Ф. Мищенко и И.Р. Шафаревича, в 1980-х гг. работал в МИАН и на матмехе МГУ, где в 1992-м возглавил кафедру общих проблем управления. Специализировался в области оптимального управления, дифференциальных уравнений, теории игр с неполной информацией. Разрабатывал теорию оптимального синтеза для многомерных нелинейных задач управления, содержащего траектории со счетным множеством переключений на конечном интервале времени (так называемый «четтеринг-синтез»). Докторская диссертация «Метод дифференциальных форм в теории оптимального управления» (1988). Лауреат Чебышевской премии АН СССР (1987).

Из недавней статьи М. Зеликина «Атомное отступление» (2002) – аргументы против ввоза отходов ядерной энергетики:

«Я не являюсь специалистом в области атомной энергетики, не бывал на ее объектах и никогда не имел допуска к секретным материалам. Но сама проблема меня остро волнует. Все сообщаемые здесь сведения взяты из официальных источников. Мы с моей покойной женой, Людмилой Филипповной Зеликиной, давно и подробно изучали соответствующую информацию, попадавшую в открытую печать. Она была одним из самых активных экологов и, в частности, сыграла выдающуюся роль в отмене решения о переброске северных и сибирских рек на юг.

...Для расширения экспансии атомной энергетики изобретаются все новые и новые идеи. Одна из этих идей – плавучие атомные электростанции, предназначенные для решения проблемы энергообеспечения прибрежных регионов Севера и Востока России. Их предполагается строить на основе транспортных (ледокольных) реакторов малой мощности; мощные реакторы в этих районах были бы излишеством. Обсуждение недостатков этой программы увело бы нас далеко в сторону. Здесь я хотел бы только отметить, что в условиях Севера и Дальнего Востока было бы намного разумнее решать проблемы энергетического кризиса, скажем, с помощью использования ветровой энергии; ветра здесь постоянные и очень сильные. Сейчас уже созданы хорошие современные ветровые двигатели, а их малая мощность это как раз то, что нужно для небольших северных поселков.

Когда мы с Сашей ехали по Голландии, я с удовлетворением обратил внимание на большое количество современных ветровых электростанций, которые успешно работают, «конкурируя» с несколькими музейными ветряными мельницами...»

Специалист-кибернетик признается, что ничего не понимает в энергетике. К борьбе против проектов развития, влияющих на судьбы миллионов людей, его привела не наука, а идеология, и к этому предрасполагал кибернетический, «равновесный» способ видения мира.

Прикладная математика – столь же специфическая профессия, как квантовая физика. Еще один выдающийся специалист по прикладной математике, глава факультета ПМПУ Ленинградского университета Владимир Иванович Зубов, занимался математическими моделями погоды, а заодно устраивал среди коллег соревнование по максимальному числу половых актов. Учениками были поэт Борис Гребенщиков и философ Валерий Иванов, создавший движение, именовавшееся «Русская Йога», которое, как выяснилось в 1994 году, было сектой сатанистов со всеми соответствующими атрибутами. Несмотря на странные вещи, творившиеся вокруг факультета, на множество самоубийств и исчезновений студентов и студенток, эту тему никто не поднимает, хотя другие ученики покойного Зубова продолжают странную экспериментальную деятельность.

На другом фронте трудился психолог Юрий Андреев, курирующий писательскую, художническую и музыкальную богему Ленинграда. Богема заражается мистикой одного и того же зеленого цвета. Позже Юрий Шевчук снимает об этом фильм с упоминанием о неких «консультантах с дачи Романова». Политтехнологическая структура, нашедшая весьма солидное пристанище в дачной резиденции бывшего первого секретаря обкома, называлась «Экология личности». Сын «психолога из КГБ», соучредитель Ленинградского Народного фронта Сергей Андреев прославится романом «Эра Водолея», причудливо смешивающим политические, экологические и сексуальные импульсы нового поколения политиков. Вряд ли случайно именно в Петербурге нашли почву советские «маленькие эсалены», сосуществовавшие с клубами «продвинутых» экономистов, обученных прикладному системному анализу – «Синтезом» и «Альтернативой». В том, что этому городу предстоит сыграть системообразующую роль в формировании российской элиты, у мировых режиссеров, очевидно, сомнений не было.

(Продолжение следует)

http://www.globoscope.ru/content/articles/2909/

[Александр Васильевич]

Константин Черемных

КВАЗИРЕЛИГИЯ ДЕГРАДАЦИИ

Часть 5. «КЛЮЧЕВАЯ ФИГУРА ОККУЛЬТНОГО МИРА»

Кем были «хозяева» Елены Блаватской?



НЕВРОЗ С ПОЛИТИЧЕСКИМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ

«К сожалению, в последние годы у нас в Петербурге, по-видимому, начал опять процветать своего рода особый спиритизм, то есть неврастеническое верование в проявления, в различных формах и в различных признаках, умерших лиц, и этот спиритизм, к сожалению, даже имел некоторые печальные последствия в государственной жизни», – деликатно, без указаний на высокие имена, писал граф Сергей Юльевич Витте вскоре после отставки с министерского поста, в своих мемуарах – а именно, в главе о своей двоюродной сестре Елене Петровне Блаватской, к которой он относился без всякого почтения.

Графу Витте было странно, что консервативный издатель Михаил Катков печатал в «Русском вестнике» «феерические рассказы» Блаватской из жизни Индостана: «Я думаю, что знаменитый Катков, столь умный человек, человек, который умел относиться к явлениям жизни реально, вероятно, раскусил бы Блавацкую, если бы он с нею сталкивался. Она писала с легкостью всевозможные газетные статьи на самые серьезные темы, совсем не зная основательно того предмета, о котором писала; могла, смотря в глаза, говорить и рассказывать самые небывалые вещи, выражаясь иначе – неправду, и с таким убеждением, с каким говорят только те лица, которые никогда кроме правды ничего не говорят»...

Многочисленные поклонники Елены Петровны Блаватской ревностно осудят такое «высокомерие государственного чиновника», не верившего в чудеса столоверчения, способность читать письма сквозь конверт и прочие особые свойства, которыми она – по признанию Витте, личность «до известной степени демоническая» – покоряла свое окружение. Граф действительно многого не знал о своей кузине; он помнил ее в более юном возрасте, фантазеркой и бродягой, ученицей заезжего спиритиста Даниэля Юма, которого серьезные люди считали шарлатаном.

Генерал А.А. Брусилов, супруг младшей дочери сестры Блаватской, на эту реплику снисходительно заявил, что хотя граф Витте и выдающийся государственный деятель, но в оккультизме – полный невежда.

Владимир Соловьев признавал, что Блаватская даже на большом расстоянии, из Америки, сыграла большую роль в возникновении в Петербурге «неврастенических верований, имевших последствия для государственной жизни». Однако при этом он считал, что в своей деятельности она была не субъектом, а инструментом неких сил, замыслы которых сама не осознавала.

Основания для такого вывода можно было найти в опубликованных уже после смерти письмах Блаватской, в которых она называла своих загадочных «невидимых махатм», посылавших ей «летающие» письма, не иначе как «хозяевами» – так она сама переводила в уме с английского, подсознательно, слово masters. Другое дело, что не обладай Елена Петровна выдающимися энергетическими способностями (что ее саму тяготило, пока она не сформировала свой круг, занимавшийся уже не столоверчением, а идеологией), с этими masters она бы не познакомилась. Другим удачным для нее обстоятельством было нарастание интереса к оккультизму в узких кругах высшего истэблишмента царской России эпохи Николая I – еще за полвека до описанного Витте «неврастенического синдрома».


НИРВАНА С БЛИЖНЕГО ВОСТОКА

По свидетельству супруги губернатора Тифлиса М.Г. Ермоловой, первым особые способности 16-летней Елены Петровны Ган (если она не ошибается в дате – 1847 г.) оценил князь Владимир Сергеевич Голицын (1794–1861), генерал-майор, начальник центра Кавказской линии, а позже тайный советник, который накануне поездки на Восток провел несколько месяцев в Тифлисе. К этому времени Елена Петровна выучила несколько европейских языков, а в гостях у своего деда А.М. Фадеева в Тифлисе (ему накануне предложили должность в совете главного управления Закавказского края) увлеченно изучала его домашнюю библиотеку, где было много книг «по древней философии». По другим источникам, Голицын оставил ей адрес некоего мудреца в Египте.

В 1949 году Елена Петровна, успев выйти замуж «для обретения независимости», внезапно покидает и мужа, и родных и направляется через Константинополь в Каир. Позже доктор богословия из Оксфорда Альберт Роусон, познакомившийся с ней в Каире, расскажет, что она уже тогда начала «участвовать в работе, которая когда-нибудь послужит раскрепощению человеческой мысли».

В 1951 году в Лондоне, куда ее привезла графиня Воронцова-Дашкова (участвовавшая в одной из бесед с Голицыным), ее представят «учителю М.», который произведет на нее огромное впечатление. Позже эта загадочная личность аттестуется как один из махатм, однако его внешность никем не описана, а имя неизвестно. Британские биографы подозревали, что он был не индус и не тибетец, а итальянец – Джузеппе Мадзини, имевший прямые контакты с лордом Пальмерстоном и устраивавший в Европе весьма выгодные британским интересам антипапистские восстания.

В своих восторженных воспоминаниях ее родная сестра, В.П. Желиховская, приводит отрывки из писем, подлинность которых можно подвергнуть сомнению, но контекст которых звучит правдоподобно. В письмах из-за рубежа Е.П. Блаватская (успев к тому времени побывать в Нью-Йорке и повторно встретиться с Роусоном) сообщает, что ее чрезвычайно волнует война России с Турцией. В письмах она порицает не только турков, но Папу Римского. В 1867 году в мужской одежде она приняла участие в одном из вооруженных столкновений в Италии на стороне гарибальдистов. Не исключено, что версия том, что «учитель М» или «учитель Мориа» – это Мадзини, происходит из факта политических и финансовых связей между Мадзини и Гарибальди.

По версии К. Пола Джонсона – бывшего американского последователя Блаватской, покинувшего Теософское общество со скандалом, с Мадзини Блаватская действительно была знакома, но скорее он был под ее влиянием, а не наоборот. Джонсон отождествляет «учителя М.» с Ранбиром Сингхом – махараджей Джамму и Кашмира. В некоторых источниках учитель действительно именуется «индийским принцем».

В 1840-х годах в Лондоне жило много индусов, которых целенаправленно приглашала кафедра санскритологии Оксфордского университета во главе с Монье Монье-Вильямсом. Имя Монье-Вильямса фигурирует в письме другого учителя – Кут-Хуми, или сокращенно КХ, адресованном госсекретарю по Индии А.О. Юму. Смысл его письма состоит в том, что его круг, способствующий изучению санскрита, очень полезен для Британской империи.

О Кут-Хуми Лал Сингхе (беседы с ним обильно цитируются в репортажах Блаватской для «Русского вестника» М.Н. Каткова) известно, что он учился в Оксфорде, затем заболел душевной болезнью, «два года не вставал», после чего отправился в путешествие с другими индусами. Опубликованное письмо, датируемое более поздним периодом (после 1877-го), впрочем, вполне последовательно и не замутнено мистической демагогией – это письмо агента, предлагающего свои услуги.

Джонсон отождествляет Кут-Хуми с Такаром Сингхом – сикхским активистом, который пытался пролоббировать на пост главы Пенджаба своего кузена Махараджу Далипа Сингха и поэтому в тактических интересах «подъезжал» к колониальной администрации. Автор подчеркивает, что в Индии Блаватская еще до образования Теософского общества общалась с самыми разными представителями местных элит – как с реформаторским «ведантически-фундаменталистским» движением «Арья-Самадж», так и с сикхской партией «Сингх Сабха», и более того, даже с радикальным панисламистом Джамаль ад-дином Афгани.

Известно, что первая попытка Блаватской и ее компаньонов проникнуть в Индию была безуспешной: ее не впустила колониальная администрация. Джонсон разделяет версию о том, что Елена Петровна выполняла задания русской разведки. В то же время накануне восстания сикхов она предупредила о нем англичан. Более того, она предостерегала британцев о французских попытках использовать сикхов против Лондона.

В период первой поездки в Индию Блаватская распространяла среди населения версию о том, что в их стране бывал Христос. Это вполне соответствовало указаниям Монье-Вильямса, выпускника колледжа Ост-Индской компании, о том, что одной из целей востоковедения как науки должно было быть обращение индуистов в христианскую веру.

Однако общение с Афгани не могло происходить с ведома Монье-Вильямса: он больше всего опасался именно исламских волнений. Кроме того, Монье-Вильямс считал адвайту-веданту самой адекватной для Индии интерпретацией Вед. Между тем Блаватская и ее «тайные учителя», как и «Арья-Самадж», проповедовали нечто иное. Как поясняет В.П. Желиховская, Диянанд Сарасвати, лидер Арья-Самадж, проповедовал «единобожие по священным книгам буддизма, писанным в древние времена, когда еще религия не была искажена многобожием, измышленным браминами, превратившими чистое и нравственное учение Будд в пеструю мифологию». Уже из этого пассажа ясно, что речь шла не об индуизме с теизированным Буддой, не о собственно буддизме, который атеистичен, а о некоей синтетической концепции под видом «подлинного знания».

Другие имена лиц, которые сопровождали Блаватскую в Индию и постоянно с ней общались, согласно Джонсону – Шьямаджи Кришнаварма, Бхай Гурмукх Сингх, Баба Хем Сингх Беди, Сурендранат Банерджа, Даял Сингх Маждития, Сумамангала Уннансе, Сарат Чандра Дас, Свами Санкарачарья, Угьен Гьятсо, Сенгчен Тулку. Последние два – имета тибетских лам. Особняком стоят имена «тайных учителей» не центральноазиатского, а ближневосточного происхождения, которые в жизни Блаватской сыграли более существенную роль – Паулос Метамон и Луис Максимилиан Бимштейн.

Паулос Метамон – житель Каира и знакомый Джамаль ад-Дина Афгани – тот самый загадочный персонаж, контакт которого Блаватская получила от Голицына. Он встретил ее в Константинополе, когда она прибыла туда из Одессы в 1849 году, и доставил в Каир. В общении с адептами, друзьями и даже с родными он никогда не называется по имени: она именует его кодовым именем Серапис.

Метамон был масоном Египетского обряда. Великим мастером того ордена, к которому он принадлежал, в тот период был Марконис де Негре. Предполагается, что эта ветвь масонства участвовала в разжигании европейских революций 1848 года во Франции и Германии. С 1856-го деятельность ордена распространяется в США.

Хотя Метамона называют «коптским учителем», он учит юную Блаватскую «исмаилитской семиричной системе» (!!). По данным kheper.net, Паулос Метамон посвятил Блаватскую в Герметическое Братство Света (быв. Азиатское братство).

Утверждается, что вторая личная встреча Блаватской с Метамоном в Египте состоялась в 1870 году. В том же году в Каире создается Герметическое Братство Луксора, фактически становящееся преемником Братства Света. Интересно, что Блаватская впервые упоминает о Братстве Луксора значительно раньше – возможно, имея в виду Братство Света.

Метамон передает руководство тайному учителю, которого Блаватская именует Туитит-Бей. В ордене его имя Айя-Азиз. В Европе спустя 14 лет он будет представляться как Макс Теон. Впрочем, в Египет он приехал под именем Луис Максимилиан Бимштейн, а при рождении в Варшаве он получил имя Лейб-Иуда Бинштейн.

Свою вторую поездку в Каир, которая продолжается несколько месяцев, Блаватская объясняет намерением создать там спиритическое общество – хотя к этому времени уже заявляла, что устала от спиритизма. Это обычная ложь для широкой публики. В Каире она получает у Бимштейна – сына раввина, которого именовали «последним раввином франкистской секты» – уроки «особо продвинутой» Каббалы. Современный израильский автор Паскаль Теманли (потомок собрата Бимштейна Луи Теманли?) утверждает, что Блаватская училась у него одновременно с Миррой Альфасса – оккультисткой, которая станет гражданской женой Шри Ауробиндо и «матерью» его секты.

В 1872 году новым грандмастером каирского ордена Египетского обряда становится Джон Яркер (сам обряд теперь именуется не Egyptian, а Ancient and Primitive). Он принимает у себя американского врача-оккультиста Паскаля Рандольфа, который ранее проходил обучение у розенкрейцеров и практикует сексуальную магию. Элементы «тайного знания» Рандольфа интегрируются в практику Братства Луксора.

При этом любопытно, что панисламист Афгани, знакомый с Братством Света, является весьма нетрадиционным мусульманином: во вполне исмаилитском духе он проповедует краткосрочный секс для удовлетворения.

Утверждается, что Джон Яркер разработал устав будущего Ордена восточных тамплиеров, само название которого содержит намек на исмаилитское учение. Первый глава ордена, Теодор Ройсс, и его собрат Карл Келльнер (они входят в Розенкрейцерское общество Англии вместе с публицистом Булвер-Литтоном) перенимает у него знания Луксорского братства. Преемником Ройсса во главе общества станет Элистер Кроули.

В 1873 году Блаватская уезжает в США, чтобы встретиться лично с уже знакомым ей полковником Генри Олкоттом – «первым известным американцем, перешедшим в буддизм». Так появляется Теософское общество с эмблемой, напоминающей эмблему Братства Света, а затем – лондонский журнал Lucifer.

Родным она пишет: «Какие мы спириты, Бог с вами! Если я примкнула к составляющемуся здесь обществу теософистов – ветви индийского Арийского братства, то именно потому, что они честно борются с предрассудками и с злоупотреблениями лжепророков буквы, жрецов Калхасов и с бреднями спиритов. Мы, пожалуй, спиритуалисты, да и то не на американский, а на древнеалександрийский лад».

Приходится объяснять, почему так «непривычно» назван ее журнал: «Это прекрасное название! Lux, Lucis – свет; ferre – носить: «Носитель света» – чего лучше?.. Это только благодаря мильтоновскому «Потерянному раю» Lucifer стал синонимом падшего духа. Первым честным делом моего журнала будет снять поклеп недоразумения с этого имени, которым древние христиане называли Христа. Эасфорос – греков, Люцифер – римлян, ведь это название звезды утра, провозвестницы яркого света солнечного. Разве сам Христос не сказал о себе: «Я, Иисус, звезда утренняя» (Откров. Св. Иоанна XXII ст. 16)?.. Пусть и журнал наш будет, как бледная, чистая звезда зари предвещать яркий рассвет правды – слияние всех толкований по букве, в единый, по духу, свет истины!»


ПРОХАНОВ XIX ВЕКА

Ненадолго приехав в Россию перед отъездом в США, Блаватская, напишет трогательное письмо в Третье отделение, выражая готовность поработать на пользу «любимой России» (впрочем, оговорившись, что в случае отказа устроится во Франции коммерческим агентом). Она уже знает, что она оттуда не вернется: она устраивает второй, на этот раз не платонический брак, хотя его целью является получение гражданства США. В 1878 году, когда она в итоге его получает, она оправдывается, что у нее «не было другого выхода», и жалуется на недоброжелательное отношение англичан.

Впрочем, из США она вновь направляется в Лондон, где ее встречают в самых влиятельных кругах (первая книга «Разоблаченная Изида» уже вышла) – при этом, забыв о своем обещании, она вновь демонстрирует свои паранормальные способности. Теперь она хвастается: «Одна Ольга Алексеевна Новикова перевозила ко мне весь сановный Лондон, кроме министра Гладстона, который, по словам «St. James Gazette», «столько же боится меня, как и восторгается мной». Каково? Это уж просто наваждение какое-то!..» «...21 июля было собрание в честь основателей Т. Об-ва в зале Ратуши (Princes Hall). Разослано было 1000 билетов. Ольга Алексеевна Новикова привезла представителей всех посольств, румынского князя Гику, весь штат своего преданного друга Гладстона и, наконец, Хитрово, нашего генерального консула, приехавшего по делам из Египта...» Теософское общество расширяется, в его офисе даже оборудуется специальный кабинет для тайных переговоров лиц, которые не хотят себя афишировать.

Из Англии она вновь повторно ездит в Индию, в Тибет и на Цейлон, чтобы «ближе изучать санскритологию и совместно работать над восстановлением первобытных верований индусов». Там также открываются офисы. Как пишет Желиховская о собраниях, проводимых там,«особенно торжественны и многолюдны они бывают в те годы, где замешано число семь, чрезвычайно почитаемое теософистами по своему мистическому, издревле чтимому оккультистами, тайному значению».

Вместе с новыми американскими коллегами она осуществляет синтез подложного «ведантизма» в форме смеси тибетского буддизма, даосизма и каббализма. При этом ей особенно необходимо почтение тибетских лам, которого она и добивается: один из лам выводит ее из очередного приступа «затяжного обморока». Она продолжает писать в издания Каткова под псевдонимом «Радда-Бай». Ни о каком несении христианской миссии речи нет и в помине:

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

«В Сутрах действительность объективного мира называется обманом чувств; действительность формы и всякого вещества выставляется опасной иллюзий; даже действительность самого индивида или я отвергается. Но то именно, против существования чего восстают все наши современные материалисты, то, что они стараются стереть с лица земли, уверяя, что все это одни лишь бредни, ни на чем не основанные умозрения, то сутры и признают «единственною действительностью в мире иллюзий», а «метафизика Казиапы» объясняет, почему именно оно так. Эта действительность – духовное я человека. Эго вполне отдельное и отличное от материи, хотя бы самой сублимированной. Одна причинность есть действительность, ибо эта причинность без начала, как и без конца, не имеет ни прошлого, ни будущего, но всегда существует в настоящем, а все ее действия суть одни лишь временные и второстепенные явления, «блеск молнии в океане электричества». Все проходит, все изменяется в своей объективной форме и, поддаваясь разделению времени и исчислению, все есть иллюзия; но причинность всего безгранична, как и бесконечна, и не может быть исчислена; стало быть она-то и есть действительность.

Нирвана ничто, потому что она все. Парабрахма – без сознания и воли, ибо Парабрахма есть абсолютное «мировое сознание» и безусловная воля. Бесконечная, безначальная и беспричинная монада Пифагора – первопричинность всего; по сотворении триады, «обитающая во мраке и молчании» монада возвращается в свою невидимую и неосязаемую обитель. И однако же, по Проклу, она и есть «вечный Бог», и вся вселенная тяготеет вокруг монады. Еврейские каббалисты также указывают на своего Эн-Софа, как на нечто бессознательное и не обладающее волей, ибо Эн или Айн-Соф есть самопричинность, а слово Айн в буквальном переводе означает отрицание последующего слова – ничего. «Дух не имеет образа, и поэтому о нем нельзя говорить, что он существует», учит книга буддистов Праджнья Парамита (Совершенство мудрости)...»

Все это транслировалось русской аудитории через безукоризненно патриотические издания Михаила Никифоровича Каткова, который, согласно исследованию Джонсона, был человеком не совсем наивным, а прошедшим посвящение. Другое дело, что инициации подвергается тот, кто на это согласен.

«Знаменитый Катков» – Проханов середины XIX века – был не только патриотом, но и геополитическим романтиком, и верил, что оккультные силы защитят империю, приумножат ее завоевания, помогут воплотить старые мечты о завоевании Востока. При царствовании Александра III эта третья сила, в дополнение к армии и флоту, не только ему – как видно на примере генерала Скобелева – казалась эксклюзивным российским оружием. Несмотря на то, что даже Вера Желиховская писала:

«Того нравственного значения, за которое ее прославляют на Западе, провозглашая борцом за жизнь загробную, за главенство в человеческом бытии духа, за ничтожество плоти и земной жизни, данных нам лишь как средство усовершенствования бессмертной души нашей, как противницу материализма и поборницу духовных начал в человеке и природе, – в России она иметь не может.

Она могла приобрести такое значение и влияние на умы человеческие лишь там, где потрясены устои христианства, либо где они совсем неведомы. Мы же, ее соотечественники, не погрязшие, благодарение Богу, в нелепице западного материализма, можем только воздать должное ее уму и знаниям вообще, а затем ее литературному таланту, хотя бы в той мере, насколько он проявился в нашей русской прессе».

Сама Блаватская, уже получившая официальный отказ от III-го отделения, находила время в промежутках между написаниями новых и все более «загробных» оккультных книг, чтобы поддержать иллюзии своих русских друзей о самой себе: лила крокодиловы слезы по умершему Каткову, изображала шок от известия об убийстве Александра II – прославившись своим умением предчувствовать смерти, эту она «проморгала» – и даже писала, что взяв портрет государя, не удержалась (sic) и осенила себя крестным знамением.

Из других писем следовало, впрочем – об этом она тоже не могла умолчать – что полностью раскрыть свои возможности ей удалось не в России и не в Великобритании, а именно в Штатах. В Америку ее в 1873 году отправил «тот учитель, которого она всегда слушала». Разумеется, это был не Кут-Хуми – участник интриги за власть в отдельно взятом Пенджабе, он же экскурсовод по индийским джунглям. Превознесение «махатмы КХ» было легендой, в том числе и для самого этого экскурсовода, и для своих людей в английской администрации в Индии; это был в некоторой степени знак благодарности «мавру, сделавшему свое дело»: Кут-Хуми свел ее – и соответственно, ее подлинных «древнеалександрийских» хозяев – с тибетскими ламами.

Книга Джонсона «Разоблаченные учителя» – сам заголовок является парафразом «Разоблаченной Изиды» – заслуживает перевода на русский язык. Однако этот источник не цитируется в том числе и добросовестными российскими авторами. Между тем для понимания тех процессов, которые происходили на рубеже XIX и XX веков, «детали», касающиеся египетских учителей, абсолютно необходимы.


ФОН РОЗЕНБЕРГ, МАСЛОУ И РОСТОУ

В «Тайной доктрине» Блаватской в начале XX века нашли для себя завораживающие положения и стратеги Российской Империи (в первую очередь Ухтомский), и германские мистики (прежде всего остзейские), и, разумеется, американская транснациональная олигархия как голландского, так и еврейского происхождения.

Русская монархия при Николае II рассчитывала на поддержку «загробных» сил в покорении Азии. Поддержка тибетских лам, вытесненных англичанами в Ургу, казалось, должна была привести в движение магические силы, источник потустороннего света, запрятанный в тибетских пещерах.

Ленин, с его тремя восьмыми калмыцкой и одной восьмой еврейской крови, увидел нечто судьбоносное в трансформации Льва Толстого: один из столпов русской литературы, властитель миллионов умов, не просто повернулся спиной к церкви: он взялся сначала за каноны и апокрифы Ветхого Завета, а затем стал воспринимать мир глазами буддиста. Парадоксальная на первый взгляд квалификация проповедника ненасилия как «зеркала русской революции» имела как поверхностное, так и глубинное содержание. Этот глубинный месседж только и может объяснить многократно расследованные и документированные факты поддержки большевиков со стороны американских финансовых кругов, равно как и режим благоприятствования для них в антропософствующей Швейцарии.

В Гражданской войне, главный геополитический результат которой состоит в обескровливании России, в чудовищной демографической катастрофе, столкнулись две силы, апеллировавшие к одной и той же мистике. Слабость проигравшей стороны состояла в буквальной трактовке Блаватской: империя Николая пыталась опереться на «реальный буддизм», что было лишь одним из проявлений вопиющей несостоятельности государственного мышления. Эта несостоятельность ощущалась значительной частью интеллигенции, и в этом ей помогли: здесь лучшим документом эпохи может служить «Охранная грамота» Пастернака, обучавшегося в Марбурге. Победившая сторона вооружилась другой, более глубокой символикой, и именно ее непосредственные «изобретатели» прославились одновременно особой жестокостью и поразительной для вождей трудового народа склонностью к личной роскоши и уюту на фоне общего отчаянного голода. Персональные «слабости» Троцкого и Иоффе демонстрировали стереотип, которые сегодня можно оценить и осмыслить на примере Карима Ага-Хана IV. Примечательно, что ближайшие соратники решительно ничего не могли поделать с этим «антисоциальным феноменом» – до неоцененного историками рубежа 1929 года.

Остзейская аристократия прямо позаимствовала у Блаватской миф о происхождении тибетцев от атлантов, и первый эффект оправдался в силе духа, перед которым заносчивые европейские соперники капитулировали без борьбы. Но тот же оккультизм заставил германский Drang развернуть направление главного удара с Лондона на Москву, и гарантированное обескровливание на Восточном фронте лишило Германию всяких имперских перспектив.

Самый заметный и статистически измеримый успех во Второй мировой войне достался США – той стране, которая предоставила теософии, как и смежным и дочерним направлениям, материальную и логистическую базу. Из этого мистифицированная часть элиты сделала далеко идущие выводы, увидев в пост-теософских культах универсальное наступательное оружие. Их соблазнил еще один миф «Тайной доктрины» – о том, что новейшая нация приближается к уровню шестой расы из семи возможных. С этим делением полностью совпадет иерархия Ростоу, а затем пирамида Маслоу. Оба классика американской стратегии – «ястреб» и «гуманист», сошедшиеся в «теории конвергенции», признавались в «интересе к восточной философии».

Этот соблазн оправдал себя в исходе «холодной войны», и только к началу XX века проявился весь масштаб ловушки. Молодая трансокеанская держава, построившая всю государственную символику на знаках тайных обществ и ни в чем им не отказывавшая, из стратегического победителя самого крупномасштабного и разрушительного противостояния в истории оказалась самым большим должником мира. Тот, кто смог навязать геополитическому конкуренту концепт «Пределов роста», сам себя неминуемо и обрек на эту участь.

Этот геополитический конкурент – Россия – мог бы уже давно и эффективно, в союзе со странами, отвергшими рецепт остановки развития (то есть смерти), нанести по обидчику разящий ответный удар. Но Россия по причинам прежде всего субъективного свойства не смогла стряхнуть с себя, «выбросить на свалку истории», неомальтузианский (а по христианскому определению – сатанинский) рецепт, который продолжает отравлять ее сознание и поддерживать демографический и экономический провал 90-х.

Самовоспроизведение этого внутреннего яда имеет свою историю в интеллектуальном сообществе страны, и анализ этого механизма воспроизводства требует рассмотрения процессов, происходивших в умах интеллигенции, во всем длиннике от начала XX-го до начала XXI века.


ПОЧЕМУ ЭКОЛОГИСТЫ ОБИДЕЛИСЬ НА КУРАЕВА

Только век спустя осмысление роли Блаватской и двух «дочерних» философских систем – антропософии и рерихианства – станет возможным в России лишь перед лицом «шамбализации всей страны». Меткий термин применил диакон Андрей Кураев в своем детальном исследовании учения Блаватской и Рерихов со столь же метким заглавием «Сатанизм для интеллигенции».

Первый же возмущенный отзыв на книгу Кураева зазвучит от Экологического культурного общества «Дар Ориона». Богослов метил в Рерихов, а попал в весь экологистский лагерь. Он осмелился заявить, что «отождествление Бога и мира, духа и природы способно приводить человека к полной нравственной дезориентации. Ведь природа не знает различения добра и зла. Все, что есть в жизни – есть. Оно просто существует и не обременяет себя поиском смысла своего существования. И если человек ищет смысл жизни, значит он ищет что-то по ту сторону жизни. По ту сторону жизни – не значит в смерти. Нет, он ищет то, что выше его жизни и что своей высотой может освятить и оправдать его конкретное существование. Человек живет ради чего-то. И если человек ищет его – значит это надмирное уже есть».

Экологистский цензор сигнализирует: опасная крамола! Как можно простить такое допущение, что человек живет не ради «всего, которое и есть ничто»?!

«Столпы» экологизма своей связи с Блаватской никогда не скрывали. Теодор Рошак в книге «Несовершенное животное: Акварианская граница и эволюция сознания» (1975) откровенно пояснял: «Госпожа Блаватская ... представляется ключевой фигурой современной оккультной мысли, и в отношении многих идей и терминов, собранных веком позже в рамках движения «Нью Эйдж», она являлась либо автором, либо популяризатором. Теософское общество, одним из основателей которого она является, было главным пропагандистом оккультной философии на Западе и основным путем для [распространения] учения Востока на Запад».

Однако Кураев не только уловил и выставил на обозрение часто скрываемую генетическую связь между оккультизмом и экологизмом, но и обратился к практике «неприкосновенного» для экологиста ламаистского сообщества. Он напомнил о том, что на практике «мирные» буддисты и ссылающиеся на них теософы добиваются не свободы религий, а напротив, навязывают миру глобалистический рецепт под видом пантеизма; что они не только «сливаются с природой» и отдают свои тела укусам насекомых ради этой цели, но и весьма активно истребляют себе подобных, в том числе путем жертвоприношения, и что это вполне соответствует тибетскому мистицизму, величайший принцип которого гласит: не надо ничего создавать, надо уничтожать созданное (здесь он ссылается на несомненно авторитетного буддолога Александру Давид-Ноэль). Он указал, что представления о реинкарнации было привнесено извне в индийскую философию, и разъяснил, в чем состояла выгода для теософов и их последователей. Он показал на множестве примеров, что практика теософии состоит в разложении религий изнутри, зарастании их сорной травой, причем не только христианства, но и политеистических учений, равно как и разных форм атеизма.

Богослов нарушил еще одно неписаное правило теософов и рерихианцев, вербующих себе адептов в России: он напомнил, что хотя Блаватская неоднократно «меняла взгляды», эти изменения никак не коснулись предмета ее первого и пожизненного увлечения – Каббалы. Он доказал, что мнимое равновесие сил добра и зла в теософии – никакое не равновесие, а триумф той силы, которая ассоциируется со змием и излучает «бледный» подземный свет. Он посвятил отдельную главу теме зачатия в теософии и воспользовавшись ссылкой о. Сергия Булгакова на египетских гностиков (тех самых «древних христиан», что якобы называли Христа Люцифером), раскрыл смысл «остановки развития» – искупление как возвращение в андрогинную форму, тот самый смысл, который лежит в основе проповеди «свободной» и прежде всего извращенной, бесплодной формы соития, и одновременно – экологистского («необуддистского») отрицания прогресса. Он обратил внимание на суждения сегодняшних «акварианцев» о том, что с «отцветанием» христианства и ислама укрепляется буддизм, а кроме того, «восходит звезда Давида». И даже взялся полемизировать с этим тезисом, указав, что Ветхий Завет в трактовке Блаватской содержит детали и даже персонажей, взятых не из Пятикнижия, а из апокрифических текстов.

Книга вызвала бурю негодования. Кураев напрасно выискивал ложки меда в ведрах дегтя, в одном месте ухитрившись в противовес оккультистам использовать даже цитату из Иосифа Бродского. Его все равно нарекли «мракобесом» (классически ярлык в арсенале зла, рядящегося в добро), а заодно уличили в «превышении полномочий»: не принадлежа к иерархии РПЦ, он-де взялся выступать от ее имени.

На самом деле диакон не присваивал себе ничьих прав. Непринадлежность к иерархии, отсутствие заказа с ее стороны как раз расширили его исследовательский обзор, позволили увидеть и показать, что учение Блаватской – самый изобретательный оккультный продукт XX века – представляет угрозу не только для православия, не только для традиционного христианства, а для любой веры или мировосприятия, которое считает Высшее начало источником Добра и локализует его в небесах, а не в подземелье или среди травы, а человека – высшим и особым созданием живого мира, а не «несовершенным животным». И автор не воспроизводит официальную позицию, а как раз сокрушается о том, что иерархия-то, в лице высшего духовенства, проявляет к теософии и ее ответвлениям странную, неестественную терпимость, в том числе и когда перед оккультизмом раскрываются двери школ. И как будто неспособна осмыслить даже тот период истории, когда беспомощность церкви приговорила и империю, и цвет ее собственной иерархии.

Между тем параллели начала XXI века с началом XX-го не просто видны – они вопиют. При этом инвариантность текущей ситуации меньше: мы видим, как экологистская мифология, почти не встречая препятствий, вползает в государственную стратегию; как одновременно растрачиваются немногочисленные успехи внешней политики, растворяясь в нирване «перегрузки», которую весь внешний мир, восточный и западный, уже ассоциирует не с оттепелью 1957-го, а с перестройкой 1987-го; как одновременно вводятся послабления во все области права, создающие системные риски не только территориальной целостности и политической субъектности, но и культурной идентичности.

(Продолжение следует)

http://www.globoscope.ru/content/articles/2913/

[Александр Васильевич]

Константин Черемных

КВАЗИРЕЛИГИЯ ДЕГРАДАЦИИ

Часть 6. О НЕВЫУЧЕННЫХ УРОКАХ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»

Редукционизм и его динамика



Добросовестному исследователю, который когда-нибудь возьмется переписывать историю начала XX века, очищая ее от мощных наслоений просоветской и антисоветской конъюнктур, неизбежно придется, преодолевая собственные внутренние ограничения, раскапывать подоплеку одновременного кризиса церкви, философии и общественной морали в эпоху «серебряного века». В процитированной в предыдущей части книге Кураева упоминаются некоторые имена российских специалистов по восточным учениям – Щербатского, Ольденбурга, но на специфике их деятельности автор не останавливается, а борьба умов в математике и физике остается за пределами его поиска. Кураев упоминает о масонском посвящении Николая Рериха и о его письменном выражении лояльности большевистскому руководству, но не прослеживает ни прямых последствий этого «пакта» в контекстах дипломатии, науки и искусства, ни связей семейства Рерихов с диссидентством нескольких поколений. Стараясь не противопоставлять себя церковной иерархии, он обходит и чрезвычайно чувствительный вопрос о Всемирном совете церквей.

Заполнение этих пробелов актуально по целому ряду причин. Во-первых, редукционизм и его динамика просто не исследованы в междисциплинарном разрезе, а внутри дисциплин – в длиннике XX века. Во-вторых, взаимовлияние тибетского мистицизма с каббализмом достойно подробного анализа также в длиннике. В-третьих, универсалистский (глобалистский), аспект их влияния изучен лучше, чем регионалиcтский – хотя еще В. Соловьев предвидел сценарий редукции России до этнически русского заповедника.

Это заполнение пробелов, повторяем, – не теоретический, а прикладной вопрос. Если узловые, критически важные повороты истории не осознаны массовым сознанием, то не осознана и вся история века, а следовательно, из нее невозможно извлечь уроки.


ВДОГОНКУ ЗА ПРИМИТИВНЫМИ ОБЩЕСТВАМИ

Современники, прежде всего в самих США, называли попытки оккультного синтеза, произведенные Блаватской, «винегретом» и даже «кучей объедков». Христианская общественность возмущалась выворачиванием наизнанку библейских сюжетов и требовала изгнания богохульников, биологи смеялись над схемой из семи рас в ее «Тайной доктрине», первая из которых размножается почкованием, а вторая и третья откладывают яйца. Только достаточно узкая прослойка общества, сразу распознающая первоисточник «знания» и символики по мифу об андрогине и интерпретации зачатия, оценивала гибрид каббалистической и буддистской мистики.

Трудно было себе представить, чтобы даже в самых красочных переплетах теософское нагромождение слов, схем и цифр могло претендовать на широкую власть над умами. Однако в самом конце XIX века «объедки» не только прорастут по всему миру офисами Теософического общества, не только вызовут взрыв публичного интереса к магии и оккультизму, но и вдруг окажутся поразительно востребованы в высших кругах России. Особенно это станет заметно во время русско-японской войны, когда по понятным политическим причинам интеллигенцию захочется любыми средствами «отвадить от материализма» – а именно в качестве такого «противоядия» Блаватская и рекламировала собственный продукт. И чуть позже, когда придворный целитель Бадмаев соблазнит разведслужбы очевидно ослабленной империи завоеванием, ни много ни мало, Китая – что без сверхъестественных сил, разумеется, невозможно никак.

Сергей Витте не зря приписал своей кузине «в некотором роде демонические» свойства: ее «Тайная доктрина» развернула западную ученую и политическую мысль на восток, замутнила умы солидных генералов и дипломатов, заставила их тратить огромные государственные средства на поиски потаенных пещер и чудодейственных камней, а ученых – исступленно искать на Востоке «общую теорию всего». Если точнее – то «общую теорию равновесного всего», и не в любом месте Востока:

«Розетский Камень следовало искать... в странах, где еще верят в магию, где местным жречеством производятся чудеса (в которые общество не верило) и куда еще не проникал холодный материализм науки» – то есть в примитивных обществах Востока, причем там, где властвуют «ламо-буддисты», которые Общества, «не верят ни в Бога, ни в личную индивидуальность человеческой души, но славятся своими феноменами», в том числе в тех частях Китая, где «месмеризм» практикуется под названием инь и ян уже много тысяч лет».

А в интеллектуальной среде столицы самоподдерживающаяся «неврастения», перемежаясь апокалиптическими видениями, воспринимаемыми с двойственной горечью-сладостью, сочеталась с практиками «примитивных обществ Востока, где властвуют ламо-буддисты».

Из семи теософских обществ, пустивших корни в России, четыре в начале XX века угнездились в Петербурге. И именно в столице Империи, в центре ее политической, управленческой и церковной системы, в среде самых образованных людей, свободно читающих иностранную периодику, расплодилось «ничто, потому что оно все» – апология распущенности Арцыбашева и самоубийственная мизантропия Шестова, сладостная «звериность» Кузмина и Зенкевича и «дыр-бул-щил» эгофутуристов. И все это вращалось вокруг немногочисленной, но необыкновенно активной группы интеллектуалов, сформировавших герметическую секту, но вместе с тем настойчиво привлекавших к себе внимание думающей публики, отбирая и затягивая в узкий круг, как в черную дыру.

«Старое тибетское общество, что ни говори, существовало относительно гармонично», – иронизирует современный востоковед Александр Зорин. – Это вовсе не означает, что все было замечательно (отнюдь нет), однако люди находились в понятной им системе координат, учитывавшей в том числе их человеческие слабости. Ярким примером тому служит институт допдопов. Допдопами становились те молодые люди, которые, будучи отданы детьми в монахи, в период гормонального взрыва оказывались не способны подчинить свой ум сугубо религиозным целям. Из мирян же они выбирали привлекательных мальчиков для удовлетворения своих половых потребностей. Они иногда устраивали облавы на школьников. Не останавливались они и перед тем, чтобы овладеть отпрыском благородной фамилии. Взрослыми также не брезговали. Говорят, что среди сексуальных партнеров допдопов были аристократы и даже правительственные чиновники.

Помнится, год назад я в тибетско-английском словаре Голдстейна наткнулся на выражение, означающее «заниматься сексом по-монашески». Статья прояснила, что собой представляет это презанятное явление. Речь идет о классической позе сзади, только орудие вставляется не в отверстие, а между плотно сжатых бедер и так совершается фрикция. Этот странный вид соития продиктован желанием остаться добрым буддистом, поскольку, согласно правилам монашеской дисциплины, распущенность тела состоит в наслаждении «тремя вратами»: ртом, влагалищем и анальным отверстием.

Среди гелукпинских монахов ходило такое изречение: «Всеобщий Владыка Шакьямуни ничего не говорил [о гомосексуализме], более того, наш Владыка Цонкапа оставил все как есть, и только ученые и йогины, бывшие между ними, отнесли нас к презреннейшим из негодяев».

Столица России в начале XX века не испытывала таких переживаний: она деградировала с упоением; разлагающийся быт, по выражению философа-символиста Андрея Белого, создал таких чудовищ, которые не снились и Иерониму Босху. Двусмысленный образ «Северной Венеции» вполне гармонировал этому пиру во время чумы.


ЧЕРТОВЫ КУКЛЫ

Состояние умов в России накануне и после поражения в русско-японской войне описывались Андреем Белым как «круговое», вихреобразное движение. Эта «вихреобразность» в Санкт-Петербурге генерировалась не только предчувствием мировых потрясений, которым часто объясняют сам феномен декадентства, не только смутным ощущением ненадежности, передающимся сверху, от теряющей ориентиры имперской власти и самоизолирующейся церковной иерархии, но и внешним миром, из которого в начале XX века на Россию нахлынули новые веяния метанаук и псевдорелигий.

Много позже Николай Бердяев напишет: «В атмосфере салона Мережковских было что-то сверхличное, разлитое в воздухе, какая-то нездоровая магия, которая бывает, вероятно, бывает в сектантской кружковщине... Мережковские всегда претендовали говорить от некоего «мы» и хотели вовлечь в это «мы» людей, которые с ними близко соприкасались... Это они называли тайной трех. Так должна была сложиться новая церковь Святого Духа, в которой раскроется тайна плоти».

«Тайна трех», распространявшая вокруг себя мистическую ауру, состояла в сексуальном menage au troix Гиппиус, Мережковского и Дмитрия Философова, которая была не столько утехой, сколько оккультной практикой: противоестественный союз возник из интеллектуализации маритальной патологии, где партнер-женщина пришла к отвлеченному выводу о своей априори двойственной, андрогинной натуре. Партнер-мужчина, сын спиритиста и брат злокачественного шизофреника, трансформировал свой интерес к имперской истории в навязчивое исследование темы отцеубийства; третий партнер, кузен балетмейстера Сергея Дягилева, вносил в физиологический мезальянс организующее начало: создание «новой церкви» было делом более увлекательным, чем «банальная» интеллектуализация собственного педерастического порока, а распространение фрейдизма из столицы империи Габсбургов добавляло тайне элемент популярного, входившего в моду знания, благо новая психологическая школа выводила клинику из законов энергии.

Любопытно, что бесплодный брак Гиппиус и Мережковского был освящен там же, где получила «путевку в жизнь» Блаватская – в городе Тифлисе. Роль этого места на карте в отечественной культуре и политике еще подлежит интерпретации.

На рубеже веков писания Гиппиус внушали негодование деятелям церкви и вызывали восторг демократической прессы, представители которой – в частности, молодой Чуковский – без «трудов» посвящения в тайну, чисто беллетристическим чутьем, угадывали суть и смысл, но преодолевали в себе естественное отталкивание: «новое слово» было необычным, немэйнстримным и уже потому достойным, как сказали бы сегодня, пиара. Корней Иванович, рецензируя первый роман Гиппиус «Чертова кукла», признавал ее «жесточайшей, злобнейшей книгой» и тут же очаровывался ледяным спокойствием, с которым она рассуждала о смерти и разложении: «Разве не играет и нами и душами? Мы все теперь – чертовы куклы!»

На самом деле отнюдь не все петербургские интеллектуалы были «чертовыми куклами», и отнюдь не все посетители ее кружка. Более того, «новая церковь» была не в силах подчинить своему обаянию тех, кто обладал внутренним противоядием к оккультизму; поэтому «сильфида, ведьма, сатанесса» люто ревновала Андрея Белого к дому Блоков, где царил неприятный ей дух «менделеевщины»; поэтому, при всем ледяном холоде испорченной души и астрономическом равнодушии к плебсу она не проигнорировала события 9 января 1905 года, а напротив, вместе с Мережковским и Белым поучаствовала в срыве спектакля в императорском Александринском театре – что было еще и местью Синоду за специальный указ, запретившей ее собрания.

Это мертвое начало было поразительно активно и заразительно, как гнилостная микрофлора; прорастая незащищенный организм, она принуждает и его сеять свои споры. «Апокалипсис культивировал Розанов, но разбазаривал чувство конца, «катастрофу», в раскрытие тайн половых, сочетая с ним Ветхий завет... Острейшие разговоры с Брюсовым, будто клещами впившимся в мой внутренний мир; меня осеняет вдруг мысль: состояние мрака, в котором я нахожусь, – гипноз; Брюсов меня гипнотизирует; всеми своими разговорами он меня поворачивает на мрак моей жизни» (Белый).

Дом Мурузи и «башня» Вячеслава Иванова, где собирался узкий круг, а уже под утро в определенные дни устраивались так называемые «моленья», был не единственным источником распространения культов бесплодия и смерти, как и ее стихи и пьесы (самая известная, прямо содержащая императив бесплодия, называлась «Зеленое кольцо»). О том, как действовали в российской интеллектуальной среде начала века «посланцы тайного знания», Андрей Белый, выработавший в себе иммунитет от оккультных наваждений, оставил выразительнейшие художественные описания в мемуарах «Начало века»:

«Анна Сергеевна Гончарова, приехавшая из Франции... была исключительно некрасива, умна, начитанна и остра; но – черства, хищна, холодна; и все вздрагивала, тонкосухая, как палка, с оливковой кожей и носом, напоминающим клюв; то молча сидела со всосанными щеками, обрамленными вьющимися прядями каштановой пляшущей шапки стриженых волос, закрывающих и лоб и уши; то подскакивала на вскриках птичьего голоса, переходящего в грудное контральто, показывала собеседнику два верхних передних зуба – желтых, огромных и точно кусающих; потрясала интеллектуальным до жути видом и холодно-страстным пламенем интересов своих; не то Гипатия, не то птица Гарпия; сияли, не грея, черные, вспыхивающие и проницательные глаза в такт нервно порывистым жестам и встряхам волос: не то танец звезд, не то... пляска смерти; ...леденил стрекот надетой на шею цепочки бус, которую, сухо и страстно ерзая, рвала на себе крючковатыми пальцами; не делалось уютно, когда она выскакивала... в гостиную, чтобы откидываться пафосом и шапкой волос, трещать черными четками; здороваясь, схватывала руку, встряхивала ее по-мужски, точно собираясь рвать; и, как кондор, стрелою слетала идеями на беззащитную «курицу» – слушателя.

Ледяной пафос! Низала словами, расставленными прочно и выпукло; начинала же с интервью: мои мысли, вкусы, знакомства, намерения... Понимала – с полунамека; и тотчас включала ответ в цепь своей мысли, вызывающей протест, треща цепочкой и вздрагивая волосами; и появлялись тексты Бхагават-Гиты, которую специально изучала она, проваливаясь в недра Самкьи средь серо-карих портьер... Вылезали враги мои – буддийские схемы; с чем бы ни приходил я, после разговора с А.С. – я был обрамлен ее миром мысли; доказывалось: я-де забрался в теософские недра, не подозревая о них.

Делалось не смешно, но досадно: цепкая кошка, черная кошка! А я – немного «мышь»; встряхом волос и голосом, выточенным из слоновой кости, перелицовывала она мой символизм в теософский догмат какой-то; я уходил раздосадованный. И у нас появлялся робеющий Батюшков, молча внимавший мне и Гончаровой; заплетаясь, всхлипывая, он мне совал книжечки Ледбитера, Безант, Паскаля или брамана Чатерджи: книжки подсовывались «кузиною»... я, бывало, бросался на Батюшкова; и кричал, что шагаю от Канта, Гегеля, Ницше и что не нужен мне винегрет из буддизма и браманизма.

Через день или два я шел снова биться с «кузиной»; бить в лоб не давала она, выслушивая, «понимая» и «принимая»; вдруг затараракав, как из пулемета, словами, полными какого-то прикладного и очень холодного блеска, сверкая цитатами, как перстнями, осыпанными бриллиантами, она доказывала: мой протест – теософия же; вся культура оказывалась в своем движении вперед перемещением пищи в кишечнике Будды...»

«Чернобородый Александр Александрович Ланг, сын книготорговца, один из могикан от декадентства (псевдоним «Миропольский») спирит с шевелюрой: длинный и бледный, как глист, со впалой грудью, узкими плечами и лукаво-невинными голубыми глазами, производил впечатление добряка, словам которого нельзя верить: невинно солжет и даже не заметит. Он сиял благоволением от спиритизма, который, кажется, и пришел проповедовать; «старуха» все скашивала на него глазки, рассматривая его, как карася в своем неводе, которого она вытащит, чтоб зажарить в сметане: в честь Будды.

Реферат «старухи» был жалок; я бы и не взорвался, если б не разложила она карты небес и культур; европейская культура помечена маленьким кружком где-то в подвальном помещении схемы; из небесной высоты падали красные, как молнии, стрелы, указывающие на подчиненный смысл подвального кружка; в точке пересечения стрел стучал карандашик: «Небо буддизма!» Посещение теософского кружка выжгло в душе неприятный след: и я до 1908 года старательно обходил «теософов»...»

Слово «теософы» Белый ставил в кавычки, поскольку подлинной теософией считал философскую концепцию Владимира Соловьева. Столетие спустя диакону Андрею Кураеву придется объяснять сегодняшней публике, принимающей на веру пропаганду рерихианцев, что философский символизм Соловьева был не тождественен, а фундаментально противоположен оккультному синтезу каббалы и буддизма.

Белый уже в 1901 году с первого взгляда не только мгновенно опознавал оккультизм в духе Блаватской и ее адептов, но и расценивал его как – дословно – «мимикрию враждебных разведок». И с болью наблюдал, как знакомые и даже близкие люди поддаются очарованию тлена, получая – еще один поразительно точный термин – «идеологическое увечье».

«От грубого Калиостро не стоит спасать: опасности Калиостро ничтожны в сравнении с той, которую представлял Миша, «ученый-историк»», – вспоминал Белый о Михаиле Эртеле.

«Эртель... перевоплощаясь в каждого, с остервенением вздувал «болезнь» в каждом, ее унюхав; в десятках квартир оставлял уверенность: у Масловых был холостяк, их потом обманувши женитьбой; в Демьянове он укреплял биологию В.И. Танееву и К.А. Тимирязеву: поддакивал он Боборыкину против Астрова; поддакивал Астрову против Боборыкина... Эртель втирал в души Индию как историк древних культур, читавший и Дейссена; пленил он Бальмонта, взяв тон превосходства над ним; Батюшкова перевертывал он – так и эдак, эдак и так: с объятиями, с потрясением рук, поглаживанием по плечу и с лобзаньем взасос: И Батюшков впадал в каталепсию размышлений о миссии Миши... Мать восхищалась «пастырем» душ: понесло эпидемией.

Узнав о том, что его собственная мать попала под обаяние «учителя» и записалась на курс лекций для «узкого круга», Белый, «изучивший канон теософов», инкогнито явился слушателем. «Встретило зрелище: старый очканчик, полуплешивый, картавый, косой, с жидко-жалкой бородкой, в усиных обгрызках, в потрепанных и незастегнутых штаниках, точно Дионис, терзаемый страстью вакханок, введен был в гостиную роем слащавых, шуршащих шелками старух... Теософские старицы слушали, точно романс, песни о том, как каталися волны любви до создания мира и как в тех катаниях мир созидался. Эртель увиделся мне бабушкой-волком, рассказывающим Красным шапочкам сказку; блистали глаза, став зелеными; щелкали зубы гнилые; слюна разлеталась; сидела старуха: княгиня Урусова...»

Картавый и косой знаток «индийских учений», Анни Безант и Чарльза Лидбитера смог очаровать однажды и отца Белого, математика Николая Васильевича Бугаева своими рассуждениями о законах трансфинтитных чисел. Впрочем, математик быстро разобрался в том, с чем имел дело. Николай Васильевич имел хорошее чутье на бесовщину. Белый излагает эпизод, когда его отец, пришедший послушать Мережковского, которого чтил как писателя, отреагировал на декламацию Валерием Брюсовым его нового произведения, поэтизирующего надругательство над мертвым телом. «Из тишины разорвался надтреснутый вывизг отца: «За такие деяния – знаете что? Да – Сибирь-с!»

Самому Андрею Белому, которого никогда никто не мог назвать «реакционером» или «мракобесом», тоже приходило в голову, что к сеятелям «новой веры» следует применить насилие, чтобы спасти от них восприимчивые души: «Компресс на голову! Навалиться бы скопом, связать, положить на диван! Быт препятствовал: мамаша, сестрица, Танеевы, Масловы; эти не понимали, как может Миша (Эртель) калечить жизни».


ОТЧУЖДЕННЫЕ ОТ «КОСМОСФЕРЫ»

О. Павел Флоренский, опубликовавший в 1904 году статью «Спиритизм как антихристианство», спорил с Белым о Гегеле и Канте, но признавал в нем единомышленника, хотя Белый в ту пору еще посещал «Башню»:

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

«Хотя Вы, кажется, и сердитесь на меня за наши разногласия этою зимою и хотя в результатах наших действительно разногласия, но я все-таки считаю Вас так близким к себе и по цели, и даже по путям, что пишу. Близким считаю потому, что знаю одинаковость наших основных настроений и исходных пунктов развития».

Тем «исходным пунктом», который уберег Белого от «идеологического увечья» и в итоге избавил и от увлечения Штейнером, было семейное воспитание. Николай Васильевич Бугаев, яркий педагог и яростный полемист, был человеком отнюдь не традиционного мировоззрения: вспоминая его спустя четверть века после его смерти, поразительно подробно излагая впечатления раннего детства, Белый назовет его «крещеным китайцем» – но не буддистом, а «наоборот»: в 50 лет он «казался китайским подвижником, обретающим «Середину и Постоянство» Конфуция; эдакой ясности – нет, я не видывал».

Но это постоянство срывалось дикой яростью, когда к нему приходил со своим месседжем какой-нибудь «австрофил», он же либерал – для него увлечение Веной и либерализм были тождественны. В математике просыпался древний скиф; казалось, он готов был зарезать кого угодно столовым ножом, когда ему излагали идеи «освобождения» Украины от «москальского ига»: «За Австрию, Австрию вы; украинская литература содержится, батюшка мой, на какие же деньги?.. Мы знаем-с про это!» Но, взяв себя в руки, выслушивал украинофила и затем его интеллектуально уничтожал:

«Переберутся все мненья; разложатся папой, как карты: и эдак и так, – подхватит все мненья (украинофила) Быкаенко, картами бросит на стол, разбросает и эдак и так, и Быкаенко смотрит, что выйдет из мнений его (просто чорт знает что); и пыхтит он – какое-то кислое тесто; в мозгах – кочевряжина; пальцем копает и капает белою перхотью с плеши на плечи; обиженно он начинает прощаться, оставив все мнения».

Еще из детских воспоминаний останется рассказ отца о множестве земель и народов, входящих в Россию, – когда-то была еще и Аляска, но «немцы продали»; что этот сбор земель был трудом столетий. Еще «папа рассказывал о великом персидском пророке, по имени Зороастр», и в Рождество сам напоминал собою же переданный образ: «светлый, надевший колпак, точно митру, обвесил себя золотою, бумажною цепью и ходит таким Зороастром: «России, мой друг, предстоит в отдаленнейшем будущем – свет; «Р_у_с_а_н_т» это – светлый; и «русский» иль «русый» есть – светенник!» И мальчик воображает себя персом; принуждая себя к занятиям, отказываясь от соблазнов, твердит: буду силою я! – потому что я видывал силу огня, и мне ведома участь Содома!.. И ожидая земного рассвета, когда «ночь объедает все, даже сон, он осознает: «Нету пределов!»

Это «нету пределов», вызов «смыслу подвального кружка», было созвучно уму «думающей гильотины». Большевики трижды провинились перед Сатаной: смотрели в Космос, а не под землю; жаждали строительства, а не разрушения; публично отвергли мальтузианство. Отсюда иссушающий гнев Гиппиус на «не ту революцию». Провал ее стараний приобщить интеллектуалов в свой круг был, однако, отомщен: во многом из-за того, что все символисты, в том числе и философы Света, отвергшие Тьму и «осязавшие себя братьями Райт, которые боролись за авиацию» (Белый о себе и Блоке), были некогда замечены в посещении кружка-ложи в доме Мурузи и на Башне, всем без разбора было сказано «гильотиной»: вы – не мозг. Помог этому в особенности педераст Философов, принятый на работу католиком Пилсудским в должности советника по русско-украинскому вопросу, и его приятель Борис Савинков, вдохновленный «реакционеркой» Гиппиус.

Андрея Белого изгнание миновало – но, как и отец, он не был привлечен к «космосферам власти» («В космосферы папу не пускали: боялись, что он завертит их по-своему» – «Крещеный китаец»). Привлекли Ивана Петровича Павлова. «Думающая гильотина», вооружившись гностической по сути «теорией отражения», сама поставила своему проекту, отвоеванному немыслимой кровью, семидесятилетний предел.


«ЛОГИЧЕСКИЙ НАШАТЫРЬ»

Двумерная схема ориентиров – «диалектика–метафизика», «революция–контрреволюция», «пролетарский–буржуазный» – приумножила число жертв Гражданской войны, оставила без защиты культурное наследие, а кроме того, просто не могла быть применена к знанию и искусству. В свою очередь, марксистская квазирелигия не могла «отряхнуть со своих ног» те свои источники и составные части, которые были позаимствованы из английского либерализма и немецкого агностицизма – хотя бы потому, что они были антирелигиозны и, следовательно, «полезны».

Так была просмотрена подколодная змея кантианства, которая соблазняла в начале века в том числе и будущих наркомов первого советского правительства. Она нанесет смертельный укус в преображенной форме общей теории систем и вовлечет СССР в проект Римского клуба.

Андрей Белый избавился от подколодной змеи, написав роман об искушении отцеубийства – «Петербург», по форме – один из вариантов «Бесов» начала XX века, по сути – интеллектуальный эксперимент по вычленению черного начала из себя самого.

Из чрезвычайно интересной работы Илоны Светликовой «Кант-семит и Кант-ариец у Белого» следует, что Борис Николаевич Бугаев-Белый в период работы над романом «Петербург» был поглощен расовым вопросом и пристально изучал публицистические труды консервативного юриста А.С. Шмакова – в частности, книгу «Свобода и евреи», написанную под впечатлением событий 1905 года. Между тем Белого интересовала личность, о которой к времени написания романа стало известно значительно больше, чем в 1905 году – личность Е.Ф. Азефа. По предположению И. Светликовой, фамилия прототипа Азефа – Липпанченко – взялась от Липецка, где собирался съезд «Народной Воли».

Как пояснял сам Белый спустя несколько лет, драма его персонажа Николая Аблеухова состояла в том, что он был неокантианцем. Действительно, у его героя все полки заставлены томами Канта, здесь же стоит бюст. В то же время в доме отца-профессора оборудована «восточная гостиная комната». Николая Аполлоновича, кроме Канта, интересуют также буддистские авторы. Одновременно он является почитателем Германа Когена. «Синтез» возникает в форме озарения: главный герой осознает, что он – потомок туранцев, монголов и китайцев, и что «в испорченной крови арийской должен был разгореться Старинный Дракон и все пожрать пламенем». Он составляет план трактата: «доказательство, что и Кант был туранец; ценность, понятая, как никто и ничто; разрушение арийского мира системою ценностей; заключение – стародавнее монгольское дело».

Илона Светликова, не поленившись поинтересоваться, что в этот период читал Белый, просмотрела его дневниковые записи. Оказалось, что им были прочитаны по крайней мере три статьи из философских журналов, где проводились параллели между Кантом и «Упанишадами», а кроме того, незадолго до этого он написал рецензию на книгу Отто Вейнингера «Пол и характер», где предсказывалось: «Битва близится к решительному концу, как в первом году нашей эры. Человечеству снова приходится выбирать между еврейством и христианством, гешефтом и культурой, родом и личностью, неценным и ценностью, земной и высшей жизнью, – между Ничто и Богом». При этом в домашней библиотеке была недавно приобретенная книга Ф.И. Щербатского «Теория познания и логика по учению позднейших буддистов».

Автор также упоминает, что в написанной позже статье «Круговое движение» Белый пишет: «Мы страдаем головокружением. У стремнины мы вспомнили спасительный логический нашатырь и уксус здравого смысла; и логический нашатырь оказался при нас. Впрочем, нет – нашатырь был особенным, не логический вовсе: нашатырь когеновской логики. От него отшибает сознание и все только пуще вращается».

«Сосредоточиваясь в мысли, Николай Аполлонович запирал на ключ свою рабочую комнату: тогда ему начинало казаться, что и он, и комната, и предметы той комнаты перевоплощались мгновенно из предметов реального мира в умопостигаемые символы чисто логических построений; комнатное пространство смешивалось с его потерявшим чувствительность телом в общий бытийственный хаос, называемый им вселенной; а сознание Николая Аполлоновича, отделяясь от тела, непосредственно соединялося с электрической лампочкой письменного стола, называемой «солнцем сознания». От этого отчуждался герой; это переживание занимало самого писателя.

По поводу находки Светликовой следует отметить:

1) Все три автора журнальных статей о связях между восточной философией и кантианством работали в Индии в тот же период, что и В.П. Блаватская, под тем же административным и научным (оксфордским) кураторством, а одна из них, Вера Джонстон, была дочерью сестры Е.П. Блаватской – В.П. Желиховской, и супругой британского санскритолога, выпускника Оксфорда и члена Лондонского теософского общества Чарльза Джонстона.

2) Центральная тема романа «Петербург» – задуманное и едва не осуществленное отцеубийство как результат философского отчуждения героя, примыкающего к революционной организации. В конце романа герой «освобождается от Канта» и избегает трагедии.

3) В реальной жизни Германом Когеном в тот период был крайне увлечен отец Белого – математик Николай Васильевич Бугаев.

Герман Коген, выпускник Еврейской богословской семинарии в Бреслау, был профессором Марбургского университета, позже, с 1913-го вел семинары в Высшей школе иудаистики в Берлине. С 1875 года написал множество работ о философии И. Канта, при этом в работах начала XX века дополнил агностицизм Канта собственными положениями, приближающими его к солипсизму: мысль порождает не только форму, но и содержание познания; объекты представляют собой мысленные конструкции; «вещь в себе» – имманентная цель познания, а не независимое от познания бытие; процесс познания бесконечен; вечно приближаясь к своему пределу («вещи в себе»), но никогда его не достигая; ощущение – лишь индикатор проблем, стоящих перед разумом; этика – логика воли.

«Отшибание сознания», о котором пишет Белый, произошло с его главным героем, но он его смог преодолеть, хотя находился в еще более «закрученном», горячечном состоянии, чем Раскольников у Достоевского – поскольку близко столкнулся с Липпанченко и Дудкиным и осознал прикладной результат учения, которое казалось арийским, но «испортилось» в иное – условно «туранское».

По мнению Илоны Светликовой, Белый отождествил тогда «туранское» начало с «семитским». У Шмакова, которого он тогда пристально изучал, рассматривалось только два борющихся начала – семитское (рассудочное) и арийское (чувственное). Это противопоставление следовало интерпретации Шопенгауэра, которое казалось убедительным и самому Белому, пока не появился Коген с его «нашатырем». Как напоминает автор, вскоре после выхода в свет романа «Петербург» Белый публикует статью «Кризис культуры», направленную против неокантианцев «новой волны» – Когена, Ласка и Кассирера.

Белый подсказал те ориентиры, которыми революционная власть не воспользовалась, в том числе и после того, как целенаправленно «связала и положила на диван» масонское и буддистское подполье. Машина разоблачений прокатилась без разбора по Московскому математическому обществу, которым руководил непосредственный ученик Бугаева Дмитрий Егоров. Примечательно, что в современных энциклопедиях о Егорове, проходившем по одному уголовному делу с А.Ф. Лосевым, не пишут почти ничего, в то время как о Николае Лузине и его философском кружке – очевидно, с подачи Всеволода Вячеславовича Иванова – льют крокодиловы слезы. Причем льют слезы, что любопытно, одинаково непримиримые почвенники и завзятые западники.

Идеологический упрек в «солипсизме» распространился и на преемников Бугаева, и на учеников Германа Когена и его продолжателей, занимавшихся почти исключительно теорией чисел и попытками доказательства третьей теоремы Ферма. До сих пор эта грань не проведена. Более того, тот же Вс.В. Иванов навязал современным исследователям представление о том, что Андрей Белый чуть ли не является основоположником неокантианского направления в литературоведении, построенного на вероятностных моделях.

Совершенно в манере М. Эртеля Вс.В. Иванов намеренно смешивает смыслы и факты, утверждая, что именно от Белого происходит структуралистская тенденция в советской лингвистике, что М.Л. Гаспарова, ближайшего коллегу Ю.М. Лотмана, следует считать продолжателем Белого, а А.Н. Колмогорова в математике – наследником Н.В. Бугаева. Сами же лотмановцы при этом совершенно не скрывают своего происхождения от французских неокантианцев, от последователей Бодуэна – Льва Щербы, Романа Якобсона и Евгения Поливанова.

Поливанов – действительно «универсальная» личность, из «Союза русского народа» перешедший на работу к Троцкому; его научная логика, равно как и склонность к наркомании, блестяще описана в романе В. Каверина «Скандалист, или «Вечера на Васильевском острове» в образе литературоведа Драгоманова, очень созвучном вышеприведенным описаниям русских оккультистов из мемуаров Белого). Может быть, буддист Поливанов и не был японским шпионом, как значится в его приговоре. Однако за его труды по созданию письменности некоторых малых народов современные этнические сепаратисты вправе включить его имя в свой пантеон.

В послевоенный период Московское математическое общество расколется на «либеральный» кружок Колмогорова и «почвеннический» Л.С. Понтрягина. Самым известным в мире учеником Колмогорова станет И.М. Гельфанд, который в 1988-м эмигрирует в США. Карьера у него сложится благополучно, однако он будет ограничивать себя до конца дней, вместе с супругой соблюдая вегетарианскую диету (полный отказ от употребления животных белков) по экологистским мотивам. В свою очередь, М.И. Зеликин, ученик Понтрягина (которого русская «Википедия» квалифицирует как злостного антисемита) подготовит отрицательное заключение по проекту поворота рек, также по экологистским мотивам.
«Мосты» между литературной и математической школами, испытавшими влияние буддизма и неокантианства в «упаковке», подготовленной на рубеже веков оксфордской и марбургской школами, сохраняются на протяжении всего века. С 1920-х годов складывается и «мост» с исследователями Канта киевского происхождения – В.Ф. Асмусом и его учеником Т.И. Ойзерманом. Как уже упоминалось, одним из непосредственных учеников Ойзермана станет Джермен Михайлович Гвишиани. В свою очередь, М.Л. Гаспаров вместе с другим учеником Ойзермана – А.М. Пятигорским – поучаствует в формировании так называемой «московско-тартуской семиотической школы» Ю.М. Лотмана. М.Л. Гаспаров в статье «Лотман и марксизм» даст вполне откровенное пояснение: «Марксистский метод в социальных науках был достаточно широк, чтобы вместить в себя те подходы, которые сложились потом в структурализм». А в точных науках – достаточно широк, чтобы вместить в себя прикладной системный анализ.


ПОКЛОННИКИ ХУБИЛГАНА

Ведущий российский буддолог Федор Ипполитович Щербатской (которого нахваливает Вс.В. Иванов) был учеником Ивана Минаева (которого нахваливала Блаватская). В 1900-х гг. он не только занимался научными изысканиями, но и выполнял государственные поручения – в частности, встречался с Далай-Ламой XIII, непосредственно контактируя с Агваном Доржиевым – уроженцем Бурятии и советником Ламы, влиятельной фигурой в теократическом правительстве тогдашнего Тибета. Как следует из официальной биографии Доржиева, в 1896 году он получил от Николая II часы с монограммой в знак признательности за помощь агентам лейб-медика и сотрудника Восточного департамента МИД П.А. Бадмаева.

В начале 1898 года Доржиев появился в Санкт-Петербурге с официальной целью сбора пожертвований на монастырскую школу, и познакомился с известным востокофилом Э.Э. Ухтомским, приближенным Николая II, ранее сопровождавшим будущего императора в путешествии на Восток. В 1901 году Доржиев провел первое во Франции буддийское богослужение (хурал). Гидом Доржиева по Парижу был Максимилиан Волошин. После этих миссионерских поездок Доржиев укрепил свое влияние, фактически став первым министром двора при Ламе. В 1909-м по разрешению государя началось строительство дацана в Санкт-Петербурге. В строительный комитет входили академики В.В. Радлов и С.Ф. Ольденбург, князь Э.Э. Ухтомский, П.А. Бадмаев, путешественник П.К. Козлов, профессора В.Л. Котвич, А.Д. Руднев, Ф.И. Щербатской, калмыцкие князья Дугаровы, Тюмени и Тундутовы. В оформлении дацана принял участие Н.К. Рерих. На церемонии освящения храма в 1915 году присутствовали представители правительств Николая II, Далай-Ламы XIII, сиамского короля Рамы IV и монгольского Богдо-гэгена VIII.

Сразу же после революции 1917 года был инициирован проект создания «панмонгольского» государства. Эти планы еще в 1860-х гг., при реформаторе Александре II, вынашивал родной брат П.А. Бадмаева – Вампил Бадмаев: «Я задумал создать независимое монголо-бурятское государство, для этого я вошел в сношения с выдающимися лицами как у нас, так и у монголов – китайских подданных». 25 февраля 1919 года в Чите открылась «панмонгольская» конференция, провозгласившая создание буддийского государства «Великая Монголия», которое должно было объединить территории Внешней и Внутренней Монголии, Бурятии, Тывы и части Маньчжурии. Главой правительства «Великой Монголии» был избран представитель Внутренней Монголии Нейсе-геген. Главой вооруженных сил стал атаман Семенов, к которому примкнул перешедший в буддизм остзейский барон Р. Унгерн фон Штернберг (обоих тут же объявили воплощениями Махакалы). Альтернативный проект буддийского государства предлагало булагатское («теократическое») движение во главе с кижингинским ламой-созерцателем Санданом Цыденовым, который в мае того же года объявил себя «ханом трех царств».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Бандидо-хамбо-лама Цыремпилов выезжал в Омск для встречи с Колчаком, получил от него медаль и дар в виде 63000 рублей серебром. Глава тувинских буддистов Лупсан Чамзы также посетил Колчака, был удостоен ордена «Св. Анны II степени», получил пожертвование в 20000 рублей серебром, моторную лодку и автомобиль. Лама калмыцкого народа Чимит Балданов объявил генералов Алексеева и Деникина «спасителями калмыцкого народа». По оценке историка белого движения К.А. Александрова, сопротивление буддистов советской власти было высоко оценено в Лондоне.

После разгрома Семенова и Колчака лидеры буддистов пошли на официальный компромисс с Советами. «Учение Будды и наша современность говорят нам, – утверждал А. Доржиев, – что дело простого народа, за которое он пролил кровь, восторжествует, так как все идет по учению Будды». Доржиев при содействии петербургских востоковедов и Рериха убедил Москву в том, что «обновленческое» движение в духовенстве (балагатство) имеет общие антиэгоистические идеалы с коммунизмом. В итоге обновленцы победили, и их резиденцией стал Ленинградский буддийский храм.

Фактически сценарий обновления российского буддизма был задуман еще в 1905 году Ф.И. Щербатским и его учеником А.И. Востриковым по тому самому британскому сценарию, «инструментом» которого была Е.П. Блаватская: новыми лидерами должны были стать «ученые монахи» – «воплощение подлинной буддийской традиции образования, духовности, которая в Древней Индии процветала в таких монастырях, как Наланда и Викрамашила». Наиболее заметной фигурой тогда был Ц. Жамцаранов. Сам А. Доржиев эти планы разделял, о чем писал позже в автобиографии: «консерваторы», по его словам, «ориентировались не на суть буддизма, как она высвечивается из глубины Учения со времен Древней Индии V в. до н.э. при Будде Шакьямуни и Древней Индии первых веков нашей эры, а на сохранение внешне материализованной традиции, как она досталась им в забайкальских степях в конце XIX в.»

В том же исследовании «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика» Вс.Вяч. Иванов упоминает имена А.И. Вострикова – любимого ученика Ф.И. Щербатского, и его окутанного легендами «подопечного» по имени Б.Д. Дандарон.

Бидья Дандарович Дандарон являлся у востоковедов фигурой без преувеличения культовой: в 6-летнем возрасте его нарекли хубилганом (перевоплощением) хамбо-ламы Джаягсы-гэгэна, настоятеля комплекса Гумбум в Тибете, посетившего Бурятию в 1894-м и 1910-м по инициативе основателя «обновленческого» балагатского движения Л.С. Цыденова, который рассчитывал создать свое «ханство» на территории Хоринского аймака (с центром в Кижингинской волости). Тогда он и передал Дандарону титул Царя Учения – Дхармараджи (какое теократическое государство без хубилгана?).

Получив новые указания от Доржиева, балагаты настаивали на уходе из дацанов и создании новых общин, а также «на возврате к тантрическим традициям знаменитых индийских и тибетских йогинов-махасиддхов, таких, например, как Дигнага, Асанга или Нацог-Рандол (Лончен Рабжампа). Л.С. Цыденову приписывали фразу: «дацан – это сансара».

Впрочем, юный Дандарон, получив аттестат массовой школы, не уходит в лес, а напротив, приезжает в Ленинград и поступает в Институт авиационного приборостроения. В то же время он посещает А. Доржиева, который советует ему обучаться буддизму у А.И. Вострикова, к которому тот и ходит на лекции на Восточный факультет ЛГУ.

В 1929 году новым антирелигиозным законом запрещена деятельность буддийской церкви Забайкалья. В 1935 году начались преследования буддийского духовенства в Ленинграде. В 1937 году в результате арестов и расстрелов буддийская община при храме перестала существовать. 85-летний Доржиев арестован в Бурятии, а Востриков и Дандарон приговорены по ст. 58-10 ч. 1 и ст. 58-11 УК (контрреволюционная заговорщицкая деятельность по созданию пан-монгольского националистического движения с целью свержения советской власти в Монголии, Бурятии, Калмыкии и Туве) к 10-ти годам тюремного заключения с поражением в правах на пять лет. В это же время репрессируется ряд других востоковедов (Тубянский, Невский, Щуцкий).

Ленинградский дацан был закрыт (он откроется снова только в 1990 году, причем открытию будет сопутствовать борьба между двумя конкурентами – «обновленцем» Самаевым и правнуком П. Бадмаева, вплоть до применения частных охранных структур; Тибет поддержит, конечно, Самаева).

А.И. Востриков, жестоко избитый при аресте, умер в лагере. С Дандароном обращались более деликатно. «Время допросов в течение полугода оказалось для Дандарона одновременно временем интенсивного чтения книг, которые на воле были в то время недоступны. Библиотека внутренней тюрьмы ГПУ содержала бесценные книжные сокровища, конфискованные у репрессированной русской ленинградской интеллигенции, начиная с 1918 года. Именно там он впервые прочел «Закат Европы» Шпенглера и «Огненный ангел» Валерия Брюсова, которые потом рекомендует своим ученикам» (!?). По его словам, в период ссылки (1943–1948 гг.) в тюрьме он общался с выдающимися деятелями бурятской культуры: Сампиловым, Барадийном, Жамсараном. Он пишет труд «Необуддизм», который ссыльный поляк по фамилии Кокошка умудряется вывезти на Запад в гипсе (как в кино). «Его старшим товарищем стал известный философ профессор Василий Эмильевич Сеземан из школы Карсавина в Вильнюсе. Эта дружба продолжилась и на воле в шестидесятых годах».

В 1943 году Дандарон становится ссыльным. Вместе с ламой Галсаном Хайдубом, с которым познакомился еще в Ленинграде у Агвана Доржиева, он составил письмо на имя Сталина с просьбой начать восстановление нескольких дацанов. «Начинание было точным по времени и увенчалось успехом. В 1946 году началось строительство Иволгинского дацана. Дандарону вполне доверяют, но он непонятно зачем скрывается из поселения. В ноябре 1948 года его арестовывают снова и 17 августа 1949 года осуждают на 10 лет ИТЛ по ст. 58-10, ч. 1. Его обвинили на этот раз в антисоветской агитации, клевете на советскую действительность, в высказываниях о создании буржуазно-националистического государства и – внимание! – в «создании неокантианского кружка». Сталинские соколы иногда все же умели не только кушать шашлык, но и смотреть в корень.

Дандарон выходит на свободу в декабре 1956 года с реабилитацией по делу 1948 года, а в 1958 году был полностью реабилитирован и по первому делу 1937 года. В Москве он поселяется у супругов Свирских, «замечательных людей, в квартире, полной книг», и его вводят в круг востоковедов. «У Черемисова он встречается со своим будущим учеником – Александром Моисеевичем Пятигорским. Там же его впервые видела Октябрина Федоровна Волкова».

В ноябре 1957 года (как раз после окончательного обезвреживания сталинистов) Дандарон получает доступ к научной работе – в филиале Института культуры АН СССР в секторе тибетологии в качестве внештатного сотрудника. В 1958-м он принят в штат научных сотрудников Института культуры, получает квартиру. В ходе двух встреч с Ю.Н. Рерихом (в сентябре 1957 года в Москве и в 1959 году в Улан-Удэ) разрабатывается программа научных буддологических исследований, но Рерих, начав подготовку к изданию Тибетско-русского словаря, скоропостижно умирает в 1960-м, и Дандарон завершает его сам. Летом 1965 года в Улан-Удэ приезжает Александр Иванович Железнов, «с которого буддизм среди европейцев начался в России как религиозное движение».

Затем «вокруг Дандарона сформировалась община, в которую входили несколько десятков человек из Петербурга, Москвы, Тарту, Вильнюса. Некоторые из его учеников работали в Восточном отделе Музея истории религии и атеизма (Казанский собор). Сотрудники музея регулярно ездили в Бурятию в археологические экспедиции». В 1972-м он арестован и обвинен в организации буддийской секты. Вместе с ним были арестованы его четверо учеников, у остальных взяли подписку о невыезде. В Москве были допрошены известные востоковеды О.Ф. Волкова и А.М. Пятигорский (московский Институт востоковедения АН СССР) – ученики Дандарона, из Эстонии вызвали Л.Ю. Пялля. Привлекались также востоковеды Ю.М. Парфионович, Б.И. Кузнецов, В.И. Рудой. Следствие пыталось организовать большой антибуддийский процесс со многими обвиняемыми, но отсутствовали доказательства обвинения, и властям нежелательна была огласка происходившего в научных кругах СССР и за границей. Перед Волковой и Пятигорским извинились, незаконно отобранные материалы были возвращены. Некоторые ученики Дандарона – А. Железнов и Ю. Лавров из Улан-Удэ, В.М. Монтлевич из Ленинграда, Д. Буткус из Вильнюса – были заключены в психбольницы. Остальных освободили, уволив с работы. Судили одного Дандарона. Он был отправлен в поселок Выдрино на южном берегу Байкала».

В лагере Дандарон написал серию писем ученикам, в которых «продолжил синтез буддизма с современными представлениями о мироустройстве». Так называемая «Черная тетрадь» была конфискована при обыске в лагере – но очередным чудом спасена и издана за рубежом. Прижизненной диссидентской карьере воспрепятствовала смерть Дандарона в октябре 1974 года.

Цитаты, взятые в кавычки, точно воспроизводят текст статьи «Восприятие и интерпретация идей И. Канта в необуддийском учении Б.Д. Дандарона» из сборника «Философия И. Канта и цивилизационные вызовы нашего времени: материалы научной конференции» (М: Изд-во РАГС, 2005).

Из других источников известно, что необуддисты летом 2008 года «нашли» в тибетском монастыре Гумбум перерождение Дардарона. «Первооткрывателем» оказался опять же этнически русский адепт по имени Андрей Стрелков. Впрочем, он выдает желаемое за действительное. Фактически ламаистская иерархия признала мальчика 1992 года рождения воплощением Джа-яг Ринпоче Лобсан Данбий Жалцана (1916–1990 гг.), который, в свою очередь, являлся перерожденцем Джа-яг Ринпоче ХIII Галсан Цултим Данбий Нимы – учителем, в частности, Цыденова. Однако «сенсация» о том, что «новый Дандарон явился», пошла гулять по буддистским сайтам. Любопытно, что на соответствующих форумах авторы бурятского происхождения высказывают скепсис и замечают, между прочим, что традиция хубилганов признается отнюдь не всем буддистским сообществом и часто приводит к возникновению споров между группами выдвиженцев разных перевоплощений (последнее признает и Далай-Лама).

Во что «перевоплощаются» при жизни ученики Дандарона? Неокантианец Пятигорский работал в Институте востоковедения АН СССР в секторе «Истории и религии Индии», составил «Тамильско-русский словарь» в соавторстве с Рудиным, а затем «Материалы по истории индийской философии». В начале 1960-х по приглашению Юрия Лотмана уехал работать в Эстонию в Тартуский университет, где занялся философией вместе с Л.Ю. Пяллем (которого временно отстранили от работы в 1972-м, а затем восстановили в штате института). В начале 1970-х Пятигорский поучаствовал в нескольких кампаниях в поддержку либеральных диссидентов, в частности Синявского и Даниэля, и в 1974-м эмигрировал в Лондон. Он также написал ряд работ с Мерабом Мамардашвили, изданных в сборнике «Символ и сознание» (Иерусалим, 1982). Пятигорский также писал романы и был почитаем в петербургской литературной богеме. В эмиграции он стал профессором Школы восточных и африканских исследований при Лондонском университете. В феврале 2006 года посетил Москву и прочитал цикл лекций по политической философии, выступил с публичной лекцией на тему «Мифология и сознание современного человека». В своем интервью он сопоставлял Гитлера и Сталина в пользу Гитлера, поскольку тот любил свой народ, в отличие от «тоталитариста» Сталина.

В 2006 году Пятигорский выступал на чтениях памяти своего друга Г.П. Щедровицкого – основателя Московского методологического кружка (позже института), еще одного ученика «твердокаменного марксиста» Т.Я. Ойзермана. В период поздней перестройки институт Щедровицкого занимался разработкой проектов развития по заказам областных властей, преимущественно из национальных республик. Проект в Бурятии был построен на мифологии, связанной с озером Байкал, с «идеологическим обоснованием» свертывания производственных предприятий на его берегах.


КУЛЬТ ОБРЕЗАНИЯ ТЕРРИТОРИЙ

Еще один ученик Дандарона, Леннарт Пялль, научный сотрудник кафедры Лотмана в Тартуском университете, в конце 1990 года возглавил учредительный комитет Организации непредставленных народов (UNPO). Алла Федоровна Дудаева с большим теплом вспоминает о человеке, лично пригласившем ее супруга в состав комитета. В Интернете находится лишь одно фото этого деятеля, где он бодро шагает куда-то вслед за улыбающимся Далай-Ламой XIV.

Помимо Чечни, в UNPO была представлена Абхазия, Уйгурстан, а также курдское и айсорское меньшинства, претендующие на государственность на территории бывшего СССР. Те же этнические сообщества были представлены в Конгрессе национальных организаций России (КНОР), причем в Петербурге ингерманландцы, курды и айсоры были представлены теми же лицами. В КНОР также активно участвовали еврейские организации, а в руководство вошел член правления Всемирного Еврейского конгресса, московский психолог Роман Спектор.

В составе петербургского отделения КНОР были образованы правозащитное отделение во главе с украинцем Н.И. Гиренко, неоднократно встречавшимся с Далай-Ламой, и благотворительное отделение во главе с Галиной Васильевной Старовойтовой. Юридическое отделение возглавляет адвокат и «разоблачитель КГБ» Ю.М. Шмидт.

КНОР в начале 90-х заседал в роскошном особняке Шувалова – бывшем здании Дома дружбы с народами зарубежных стран. А на расстоянии километра, в еще более экзотическом доме барона фон Дервиза, размещался координирующий центр оккультного направления в чистом виде – с объявлениями об очередных мероприятиях комитета «Друзья Тибета», Ведического общества, Библейского общества и даже розенкрейцеров. Газета St Petersburg Times сообщала, что здесь находится первый в Петербурге гей-клуб. Впрочем, официальным арендатором была медицинская фирма, врачующая иглотерапией «от алкоголизма и табакизма».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Под маской целительской фирмы в особняке барона действовала орденская структура с 7 степенями посвящения и не меньшим числом пересекающихся юрлиц. Бенефициарами были три физлица – Сергей Семенов, Илья Доброхотов и Лев Мессерман. Сергей Петрович Семенов, ученик иглотерапевта Александра Трофимовича Качана из Института усовершенствования врачей, в форме «языческой проповеди» презентовал профанам учение под названием «Русская Веда», оно же «аутентизм». Мораль: от генетически модифицированных продуктов следует вернуться к натуральным, а для полного удовлетворения Матери-Природы отказаться и от термической обработки. Политической афишей организации Семенова было гражданское объединение «Россы». От его имени была издана газета с картой, на которой изображен огрызок страны без отсеченных национальных автономий, без Татарии и Коми, Якутии и Югры. Проект именовался «Республика Русь».

В офис Семенова приходила отнюдь не только маргинальная публика, но также «экологические казаки» (как известно, еще американский проект «Комитета порабощенных народов» предусматривал создание независимой «этнической» казацкой республики), и даже весьма солидные люди – в том числе вице-мэр Санкт-Петербурга, контр-адмирал Вячеслав Щербаков и президент Лиги оборонных предприятий Александр Шулунов. История повторялась.

В начале 1993 года «Россы» внезапно переформатировались в коалицию «За гуманизм». Движение претендовало на членство в Гуманистическом интернационале и принимало делегации соответствующих структур из Европы и Латинской Америки (Гуманистический интернационал, по описанию Линдона Ларуша, – наследие Lucis Trust, бывшего Lucifer Trust Элис Бейли). Конгресс Гуманистического интернационала в Москве состоялся 2-3 октября 1993 года – буквально накануне расстрела Белого Дома.


«АВСТРОФИЛЫ» НАШИХ ДНЕЙ

В 1991 году бард Гребенщиков и музыкант Курехин отправились в Монголию в паломничество на могилу барона Унгерна фон Штернберга. В конце 1992 года на экраны вышел их совместный фильм «Два капитана-2», в эпилоге которого герои закончившейся истории XX века сидят на фоне дикой природы нагишом.

Редукционистская фантасмагория не была полным гротеском. Фонд «Свободная культура», учрежденный богемными петербургскими художниками в центре притяжения хиппи на Пушкинской ул., 10, имел филиал под названием «Общество культуры свободного тела». Его соучредитель Алексей Андреев благополучно совмещал в едином лице почвенничество с нудизмом, а почвенничество было двоякое – русское и финское. На территории Ленобласти, как раз возле проектируемого порта Усть-Луга, проектировалось свободное государство коренного ингерманландского племени с нетронутой природой и безукоризненно прозрачными нерестилищами рыб.

Ингерманландский проект имел международную поддержку. Петербургский офис Inkerinliitto одновременно был адресом местного филиала Организации непредставленных народов (UNPO) в Доме природы в Санкт-Петербурге – бывшей финской церкви.

Ингерманландские идеи развивал также регионалистский «Союз общин», учрежденный сопредседателем Ленинградского психоаналитического общества Е.В. Гильбо, который затем вошел в состав движения «Обновление» В.С. Соколова – А.Н. Шулунова.

Роль первого заместителя председателя Верховного совета России В.С. Соколова в конфликте 1993 года – предмет отдельного исследования. В вышеприведенном контексте наиболее существенными являются верифицируемые факты теснейшего взаимодействия «крайне левых» и «крайне правых» в процессе целенаправленной деструкции не только СССР, но и Российской Федерации.

«Экологические мосты», в роли одного из которых (второстепенного) служил центр С.П. Семенова (имевший орденскую структуру с 7-ю степенями посвящения), соединяли «радикально-либеральных» интеллектуалов из «Петербургской трибуны» и аппарат Г.В. Старовойтовой с «почвенниками» из целого ряда структур, включая центральную организацию Славянского Собора.

Эти «мосты» имели по меньшей мере 15-летнюю историю. Так, в 1976 году руководитель кафедры антропологии Джорджтаунского университета Марджори Мандельштам-Бэлзер в своем отчете о поездке в Ханты-Мансийский национальный округ (где она якобы полтора года занималась изучением менструальных культов у женщин титульного этноса) выражала благодарность заведующему кафедрой антропологии и этнологии Ленинградского университета Р.Ф. Итсу за организацию поездки. Непосредственный ученик Р.Ф. Итса, В.Н. Безверхий, автор диссертации «Антропология Канта», в 1989 году возглавил «ультранационалистический» Союз венедов. М. Мандельштам-Бэлзер и ее супруг и коллега, социолог Х. Бэлзер, между тем поддерживали также теснейшие контакты с перспективным этнографом Г.В. Старовойтовой. Х. Бэлзер в 1998 году написал обширный некролог «правозащитнице» в Guardian. В настоящее время Х. Бэлзер входит в попечительский совет петербургского Европейского университета.

Сегодня штаб-квартира UNPO находится в Гааге, а президентом организации является Марино Буздакин – активист учрежденной в Италии Транснациональной радикальной партии, выступающий за чистоту природы, права человека и легализацию наркотиков. В свою очередь, исполнительным директором организации является не кто иной, как Карл фон Габсбург – сын Отто фон Габсбурга.

«Прощаемся с нашими провожатыми Хамзатом и Мусой, другими чеченскими друзьями. Все эти дни у всех членов нашей миссии были в памяти слова Отто фон Габсбурга, отца Карла: «Судьба свободы решается в Чечне». Мы присутствовали в момент свободного волеизъявления, видели воодушевление людей, их надежду на мир, согласие и справедливость. Дай Бог, чтобы их чаяния осуществились», – писал сочувствующий Масхадову корреспондент газеты «Советская Чувашия» в феврале 1997 года.

«Право-левый союз» итальянской «партии Чиччолины» с наследником австро-венгерской монархии и главой «ультраконсервативного» CEU является самым ярким доказательством несостоятельности традиционного разделения политических идеологий на правые и левые. Хотя в нем нет ничего удивительного, если вспомнить идентификацию либералов с австрофилами, которая Николаю Бугаеву – не политику, а математику – представлялась очевидной. А о том, что эта идентификация ничуть не устарела, говорит хотя бы имя Фридриха фон Хайека, «духовного отца» чубайсовской группы «Синтез» и в особенности Виталия Найшуля.

Идеологический концепт, построенный на оккультной базе, всегда «право-левый», как инь и ян, и всегда рассчитан на поджог цивилизационного и национального дома с двух сторон. Об этом в начале XX века догадалась правящая элита Турции, и одновременный удар по правому и левому подполью, объединенному общей мистикой, сделал Турцию сильнейшей региональной державой, системообразующим центром мирового полюса влияния, всего за три года.


КТО ЖЕСТОК, ТОТ И «САГИБ»

Пример Турции, к сожалению, ничему не учит российский истэблишмент, следующий сегодня шаг за шагом по стопам властных и интеллигентских кругов Российской Империи начала XX века. Ничем иным, кроме расчета на «спасительные» оккультные силы, невозможно объяснить недавние реверансы российского МИД в адрес Далай-Ламы XIV.

Даже ничего не зная об оккультизме и его «пользе» для государства, особенно находящегося, мягко говоря, не в лучшей форме – экономической, демографической, политической, степень надежности предполагаемого союзника в Азии, якобы полезного своим опытом «вклада в мирное урегулирование», вполне можно оценить по современной официозной тибетской литературе. Цитирую Александра Зорина – человека с ясным разумом, владеющего языком первоисточника:

«Дочитав книгу цепона Шакабпы, я могу сказать, что в сущности это такая же пропагандистская книжка, как и аналогичные писания китайских авторов, например «Биографии Далай-лам», – только с противоположным знаком. Шакабпа, озвучивший позицию правящей элиты центрального Тибета, на протяжении всего своего повествования тщательно избегает упоминаний о каком-либо китайском влиянии на Тибет и тибетскую культуру. Касаясь уже событий первой половины XX в., он особое внимание уделяет отношениям тибетской элиты с Великобританией и всеми способами старается сгладить острые углы, которых немало.

Прежде всего, бросается в глаза довольно мягкий тон описания действий англичан во время военной экспедиции полковника Янгхазбенда в сравнении со схожими действиями со стороны китайцев после падения Цинов. Касаясь одной из самых страшных (и вместе с тем героических) страниц тибетской истории – взятия Гьянцзе – цепон ограничивается нейтральными словами «британцы убили много тибетцев во время своего похода в этот город». И далее пишет о падении боевого духа тибетской армии, поскольку британцы, видите ли, оказывали медицинскую помощь раненым тибетцам, выдавали им деньги и подарки, после чего отпускали. Известно, что Янгхазбенд питал симпатию к тибетским солдатам» – пишет автор. Не совсем понятно, как с этим соотносится фраза, описывающая первое сражение кампании в местечке Гуру (называемое не иначе как бойня): «Когда Янгхазбенд еще разговаривал перед стеной с тибетскими командирами, британцы открыли огонь, и за короткое время тибетские войска почти все были уничтожены».

«Замечу, события происходили на тибетской территории, куда англичане пришли под предлогом обеспечения торговли между Индией и Тибетом. Они так рвались в Лхасу еще и потому, что до смерти боялись, как бы туда раньше них не проникли русские. Эту линию интриги Шакабпа практически игнорирует: для него Агван Доржиев, через которого Далай-Лама XIII поддерживал контакт с царским режимом, был «не более чем бурят-монголом, живущим в монастыре Дрепунг». Пребывание Далай-Ламы XIII в Урге, куда он бежал от англичан в надежде получить помощь от русских, объясняется цепоном так: «Незадолго до прибытия Янгхазбенда в Лхасу Далай-лама – посетил небольшие монастыри Таглунг и Ратенг, располагавшиеся к северу от столицы. Находясь в монастыре Ратенг, Далай-лама принял решение совершить поездку в Монголию». Нет, подумать только: «незадолго до прибытия Янгхазбенда Далай-лама принял решение совершить поездку»! Манкировал дальним нелюбимым родственником.

«О периоде английской оккупации Лхасы Шакабпа пишет не без тепла:

«Британская армия не занималась мародерством при перемещении по стране и уважительно относилась к ее религии. Британцы щедро оплачивали транспортные средства и продовольствие, которые предоставляли и продавали им тибетцы. Это отразилось в народной песне, бывшей популярной среди жителей Лхасы. Вот она: «Сначала они были врагами нашей веры, Затем их прозвали чужаками, Но, когда в стране появились их рупии, Их стали звать сагибами и джентльменами».

Итак, в начале XX века русские стратеги могли рассчитывать на какую-то пользу от тибетцев по той причине, что у их вождей был прямой практический интерес воспользоваться нашей помощью для воцарения в Лхасе. В тот момент они называли русских «сагибами» – чтобы ударить новой России в спину немедленно после падения монархии, ничем не помочь колчаковской армии (где, кстати, золото – не в монастырях ли?) и подчиниться силе СССР фактически только к 1928 году. Ковровые дорожки, расстилаемые перед Далай-Ламой, когда он царственно посещает петербургский дацан в окружении чиновников, профессоров и свободолюбивых интеллигентов сектантского вида, не делают нас «сагибами». И если кто-то у нас рассчитывает без последствий пройти по бадмаевской дорожке (чтобы насолить китайцам, например, за туркменский газопровод), то более кошмарной глупости представить себе просто невозможно.

В журнале «Буддизм России», вышедшем в период триумфа масхадовской Ичкерии и распространявшемся петербургскими «Друзьями Тибета», объяснялось, почему необуддисты устроили себе новый центр в Ульяновске: отсель, от места рождения вождя большевиков, мы повторим путь «красного дракона» и поразим его в самое сердце. Но сама Россия в этом контексте рассматривалась не как союзник, даже не как инструмент, а как благоприятная природная среда. Но эта среда будет «еще благоприятней», если расчленить ее на этнические заповедники. Страстная поддержка Ичкерии, в том числе и в форме организации приснопамятного «марша солдатских матерей», происходит не только из редукционистской логики и не только из аллергии малого народа на большой: чтобы так вступаться за исламистов, заодно обхаживая национальные республики с титульным мусульманским или языческим населением, требуется очень живой интерес. И тот же интерес теневого рынка, как нам уже известно, находит вполне законченное выражение в точно такой же стратегии Всемирного фонда дикой природы.

Если перспектива членения на природно-этнические заповедники вдохновляет отечественных фанатов Унгерна и Кроули в одном лице, а также примкнувших к ним «радикальных демократов» и «русских ультранационалистов», то это неудивительно: извращенцы и есть извращенцы. Но тот, для кого выбор – родина или смерть – не является пустой абстракцией, рано или поздно вернется к термину Андрея Белого «идеологическое увечье» и к необходимости «связать и повалить на диван» прямых наследников сатанистского декаданса.

В отечественном законодательстве сегодня нет понятия не только идеологической диверсии, но даже идеологической провокации – и поэтому, как и 15 лет назад, Марату Гельману никто не может помешать устроить ритуальное пожирание торта в виде трупа, а Александру .... – извергнуть сперму в котлован строящегося храма. Организованные гомосексуалы похваляются, что в один день ухитрились провести в Москве два не разрешенных, но и не запрещенных шествия. Они чуют перспективы самореализации, как сто или двадцать лет назад, как грифы чуют запах тления, когда добыча еще жива.

(Продолжение следует)

http://www.globoscope.ru/content/articles/2916/

[Александр Васильевич]

Константин Черемных

КВАЗИРЕЛИГИЯ ДЕГРАДАЦИИ

Часть 7. ВЕЛИКИЙ ГЕРМАФРОДИТ ВСЕЛЕННОЙ

Для чего нужен «бред невежества», помноженный на «эротический психоз поклонения Природе»



КРЕМНИЕВАЯ АЛХИМИЯ «ПОСВЯЩЕННЫХ»

Вик Спаров, автор только что изданной петербургским издательством «Астрель» книги «Полная история масонства», связывает «экстериализацию тайного знания» в конце XIX века с именем Елены Блаватской. Впрочем, по его словам, «еще чуть раньше» европейские масоны начали возводить свою родословную к мистериям Древнего Египта. Впрочем, автор тут же оговаривается, что они «скромничают», ибо на самом деле истоки мистерий восходят к «лемурийской эпохе», когда человекоподобные существа, только-только обретшие плотскую физическую форму, начали совершать обряды, посвященные «Великому Зодчему Вселенной».

Из этого рассуждения автора можно сделать два вывода: либо масонское сообщество много веков хранило тайну своей истории, пассивно ожидая явления Блаватской, либо оно – возможно, в какой-то своей части, сразу же проявившей интерес к теософии, – согласилось «взять на вооружение» самые неправдоподобные положения «Тайной доктрины». О том, что циклы развития человеческой цивилизации связаны с циклами геологических и космических катастроф; что первочеловек был гермафродитом; что континент, существовавший до Великого потопа, был одновременно Атлантидой, Гипербореей, Пацифидой и Лемурией; что там обитали великаны, которые и изображены чуть ли не в натуральный рост в памятниках на островах, оставшихся от исчезнувшего континента; что исчезнувший континент снова восстанет из-под океана, чтобы дать начало новой расе, наделенной, как и первичная, третьим глазом, который «разовьется обратно» из шишковидной железы, и естественно, также гермафродитической.

Впрочем, в этом случае говорить надо не о Зодчем, а о Зодчих во множественном числе; о Люцифере как хранителе врат, а не падшем ангеле; о человекообразных обезьянах как результате кровосмешения человека с дикими существами; о «расе сатиров», покрытых шерстью ниже пояса – ведь все это мадам Блаватская «экстериализировала». И само собой, о бессмысленности ныне существующей цивилизации, коль скоро от нее в лучшем случае останутся камни. Поскольку в силу алгоритма смены рас, установленного «коллективным» демиургом, нынешние континенты будут залиты водой или уничтожены «судорогами земли», а вместо них из океана поднимутся новые.

С камней и следует начать. Оперируя мифологией из древних индийских и цейлонских устных и письменных источников, Блаватская, как на камни в огромном болоте, опирается на не требующие доказательства положения Каббалы – к примеру, о том, что растения возникают из камней, животные из растений, человек из животных. Готовы ли современные масоны признать (это в XXI веке-то), что углерод возникает из кремния (только для того, чтобы подкрепить «знанием» верования о переселении душ)?

Далее – о размере живых существ. Готовы ли посвященные сегодняшнего дня признать, что под действием климата размеры живых существ могут становиться в несколько раз больше или меньше? То есть – отказаться от открытий генетики, впадая в ламаркианство?

Далее, готовы ли тайные братства всерьез признать, что эти развитые – высшие хордовые – существа первоначально были одноглазыми, затем в дополнение к единственному глазу на затылке присовокупились два глаза спереди, после чего у человека этот третий глаз атрофировался в связи с впадением цивилизации (почему-то именно атлантов) в распутство, у других существ, включая орангутанов, – вовсе по неизвестной причине, но при этом для человека еще ничего не потеряно, и у очередной шестой расы третий глаз из шишковидной железы должен «дифференцироваться обратно»?


ПРИТЯГИВАНИЕ КАЛИФОРНИИ ЗА УШИ К ИНДИИ

Мадам Блаватскую нетрудно изобличить в вопиющей безграмотности в общей биологии. Зная, что человеческий эмбрион проходит стадии развития примитивных хордовых, и придавая этому обстоятельству особое значение, она понятия не имела о том, что эмбрион дифференцируется из трех тканевых зачатков, отчего глаз и «растет из головы». Обладай она этими базовыми представлениями, она, должно быть, написала бы еще один том «Тайной доктрины», притянув за уши троичный принцип онтогенеза к каббалистическому триединству материи.

С другой стороны, основательница Теософического общества опиралась на продвинутые знания в области физических и геологических наук конца XIX века. К моменту написания «Тайной доктрины» уже была развита правдоподобная теория происхождения всемирных потопов от внезапного изменения оси вращения Земли, а также трансформаций континентов вследствие расколов земной коры. К тому времени был обнаружен и протяженный горный кряж на дне Атлантики, тянущийся с севера на юг до островов Тристан д'Акунья. «Этот кряж есть остаток Атлантического материка, и если бы можно было проследить его дальше, то действительность существования под водою точки соединения, в виде лошадиной подковы, с более древним материком в Тихом Океане , была бы установлена», – вещала Блаватская.

Никакой «подковы» дальнейшие исследования морских глубин, впрочем, не обнаружили – равно как и геологических свидетельств гигантского земного массива в Тихом океане, который от Новой Зеландии, по Блаватской, тянулся до Северной Америки и включал в себя «широкую полосу Калифорнии».

Зато получила свое подтверждение гипотеза Вегенера о дрейфе материков, ничуть не противоречащая как накопленным данным о расколах земной коры, так и убедительная с точки зрения и астрономии, и элементарной механики, объясняющая отклонения земной оси столкновениями Земли с крупными космическими телами. По Вегенеру, два таких столкновения привели миллионы лет назад сначала к отрыву части реального, а не выдуманного южного континента – Антарктиды, а затем к его столкновению с Евразией с образованием Гималайских гор. Эти исследования, в начале 1970-х годов обнародованные и обоснованные в серии публикаций в National Geographic, продолжают развиваться: так, ближняя геологическая перспектива превращения Африканского Рога в остров доказана современными геофизическими данными. И эти исследования ничуть не противоречат письменным преданиям о существовании в прошлом острова в Индийском океане – на которых, кстати, и была основана, вместе с зоологическими открытиями, гипотеза Ф. Склейтера, который – только лишь в начале XIX века – изобрел сам термин «Лемурия». Только этот остров был не исчезнувшей полностью землей, а нынешней Индией, а к Атлантиде не имел и не мог иметь ни малейшего отношения. Равно как – и тем более – к Калифорнии.


ОСТРОВА ЗАБЫТЫХ КОРАБЛЕЙ

Понятно, что Блаватской хотелось объяснить все сразу – и остров Пасхи, и Стоунхендж, и египетские пирамиды, и цвет волос австралийских и некоторых индийских аборигенов. Но описанные ею предки, умея в совершенстве строить дворцы, почему-то не использовали свое знание для строительства судов. И пришлось выдумывать никак геофизически не подтвержденную «подкову», чтобы обосновать происхождение атлантов от лемурийцев, а затем индийских высоких и голубоглазых аборигенов уже – через правое ухо – от атлантов. И это неудивительно: ее учителя якобы перемещались по своей воле на любые расстояния без всяких там кораблей, и для фантазии в области технической цивилизации не было никакого мыслительного стимула.

Индийское племя тода, обитающее в Голубых горах, хранит в своих преданиях память о некоем Властелине Кораблей. Устные воспоминания о погибших цивилизациях, достигших высокого технического мастерства, не только обладают ценностью для ученого, но и предвосхищают открытия – такие, как раскопки великой Трои. Но что для ученого – основание для гипотезы, побуждающее к практическим изысканиям, то для мистика – пренебрежимая мелочь. Даже не просто пренебрежимая, а портящая всю «кухню»: ведь если люди сами преодолевали пространства, то это предполагает, что при гипотетической новой катастрофе они найдут способ спасения. А оккультист стремится изобразить человека, племя, культуру, расу как предмет неограниченного произвола экспериментирующих хозяев «Великого Космического закона» или чего-нибудь в этом роде. Главная аксиома любого оккультиста состоит в том, что человек ничтожен.

В самом деле, к чему эта «презренная» техника, если затонувший континент сам собой подымется из пучины морской при следующей катастрофе, которую надо только дождаться? А если пытаться приближать этот катаклизм, порождающий следующую расу, то в качестве «средств выбора» предпочитается опять же не техника, сотворенная умом, а отправление «змеиного» культа, поскольку так сказали учителя – и поскольку так записано в Каббале…


УПАВШИЕ С СИРИУСА

Считают, что для политика самое фатальное – оказаться смешным в глазах народа. На самом деле изобличение во лжи, пороке и человеческом ничтожестве куда опаснее для иерархов церкви. Но пуще всего боятся осмеяния деятели тайных обществ. И потому окружение Блаватской еще при ее жизни старалось приукрасить ее биографию красивым земным вымыслом (вроде участия в битве в рядах армии Гарибальди), а некрасивые земные истории (вроде фальсификации феноменов «падающих с неба» – а на самом деле из щели в раздвижном потолке – писем от Учителей) выдавало за гнусную клевету. И по той же причине на протяжении XX века, как и следовало ожидать, «экстериализированное» Блаватской знание пошло интерпретироваться по-новому, сообразуясь с развитием наук – как естественных, так и астрономических. В писаниях ее американских последователей – от Мэри Хоуп до Лина Картера – местонахождение «коллективного демиурга» все более передислоцировалось с Луны, уже – как назло – слишком хорошо изученной астрономами, на Венеру, а потом и того дальше – на Сириус, благо египтяне мифологизировали эту звезду.

Независимо от Блаватской Эдуард Шюре описал ранних лемурийцев в виде насквозь прозрачных желеобразных существ, полурыб-полузмей, со слабовидящими глазами – все же двумя, а не тремя. Но подобный образ, хотя и вполне сходится с культом Змеи, Воды и Луны, не вдохновляет американских эпигонов нового поколения: хвостатый предок должен быть непременно вооружен и опасен. И потомство, якобы оставленное таким предком на земле, – это не какие-то там простодушные аборигены или горные пастухи, повиливающие рудиментом хвоста.

В современной оккультной литературе высококультурные лемурийцы описываются как результат соития могучих твердопанцирных ящеров внеземного происхождения с проточеловечьим племенем. Но не все лемурийцы, а только их «белая кость» с буквально голубой инопланетной кровью, которая, смешиваясь с земной красной кровью, дает начало наследственным цепочкам («кровяным линиям») сильных мира сего, в противоположность простым смертным.

Соответственно, если у кого и искать рудименты хвоста, так скорее у королевы Елизаветы, Габсбургов, и само собой, у Ротшильдов и Рокфеллеров. Для начала, впрочем, нужно «всего лишь» доказать, что голубая кровь, имеющаяся в природе у ракообразных и обязанная своим цветом центральному атому меди в кровяном белке, может «разбавляться», как в титровальной пробирке, в процессе размножения, а не приводить в лучшем случае к рождению урода, неспособного прожить более нескольких секунд ввиду острой сидероахрестической анемии.

Американских эпигонов Елены Петровны этот парадокс не озадачивает: теория «хвостатых иллюминатов» хорошо ложится на комплекс неполноценности американской «глубинки» и легко прививается ввиду поистине фантастической деградации общего образования в США. Заполнение познания суррогатом контркультуры – гарантия дальнейшего оболванивания, смыслом которого является внушение полной беспомощности перед укоренившимися на планете внеземными силами и, соответственно, суеверного страха перед «рулевыми» глобальных игр.


ХВОСТАТЫЙ ДЯДЬКА-БЕЛОМОР

Нельзя сказать, что в нашем отечестве подобные теории вовсе не находят почвы. Их интенсивно распространяют доморощенные гуру, ссылающиеся также не прямо на Блаватскую, а, к примеру, на «великого учителя» Омраама Микаэля Айванхова, урожденного Михаила Иванова из Болгарии, оказавшего влияние в том числе на родную дочь Тодора Живкова. Понятно, что рекламная упаковка иного цвета: чтобы профаны уверовали в «сокрытую истину», в мифологию встраиваются знакомые и значимые культурные образы, как то выходящие из воды тридцать три богатыря – в чешуе, а значит пресмыкающиеся, просто из стеснения поджавшие хвосты.

Но при этом блистательный образ подводного воинства совершенно не предрасполагает к воспитанию духа – напротив, адепт современного «пост-блаватского» учения призван покориться року, слиться с природой и постоянно фиксироваться на процессах, происходящих в его организме. И соответственно, стать клиентом многоглавой орды врачевателей и изобретателей природных, экологически безупречных лекарственных препаратов, лечащих пагубу, которой еще нет. Еще бы: так учил великий Айванхов, а он, в свою очередь, получил – независимо от Блаватской! – тайное знание от пресловутых Махатм.

Расплодившиеся на рубеже 1980–1990-х «интеллектуальные центры» пост-блаватцев целенаправленно продолжают свою «миссию» массовой ипохондризации наших сограждан – а некоторые из них, вроде башкирского Института резервных возможностей человека, ныне со штаб-квартирой в Петербурге, проводят эту обработку с раннего детского возраста. Своих слушателей они возят в «сакральные места человечества» – на Алтай, в Булгар, на «прародину русов» – Сейдозеро, внушая по ходу дела идею общности буддизма, ислама (Булгар у них заменяет Мекку) и русского язычества. Наибольшую гордость при этом позволяется испытывать русским: ну как же, Сейдозеро – якобы остаток древнейшего арктического континента. Вот только по Блаватской древнейший континент был населен не богатырями вроде атлантов или хотя бы викингов, а полулюдьми-полуамебами, размножавшимися почкованием.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Впрочем, потомки Блаватской, перенимая мастерство мистификаций, могут «доказать» своим адептам что угодно. К примеру, поклонница Айванхова г-жа Стукова на основе того же «сокровенного знания», дабы оправдать невежество якобы продвинутых индийских предков, «доказывает», что Земля первоначально была плоской, а потом «завернулась в шар», отчего континенты и разошлись.

Но что бы ни доказывали «носители сокровенных истин», те «особые места» мира, где якобы сохранились следы ушедших продвинутых рас человечества, непременно представляют собой – даже в границах развитых стран – глухие, заброшенные углы цивилизации, заселенные полудикими и оттого суеверными племенами. И вот что любопытно: наличие тайных обществ с устными преданиями о божествах, пришедших с Луны (Венеры, Сириуса) не спасает от дикости, а напротив, ей почему-то способствует. В петербургском Этнографическом музее в разделе «Новая Гвинея» хранятся культовые предметы папуасского тайного общества «дук-дук». Чтобы научить этот несчастный народ пользоваться топором, хватило одного русского человека, отвлекшего обитателей джунглей от постижения тайн яиц, звезд, лестниц и треугольников.


ЕЛЕНА БЛАВАТСКАЯ КАК ФОМЕНКО XIX ВЕКА

Самые дикие и нелепые элементы своей космогонии Блаватская всякий раз сопровождает ссылками на Учителей, будто перекладывая ответственность с себя на их месседжи: они велели мне вам об этом сказать, вот я и говорю. В этом можно усмотреть даже проявление некоей внутренней борьбы, происходившей в самой «экстериализаторше» – как-никак она, равно как и русские масоны, отправившие ее в Египет, принадлежала к образованному дворянству. Противоречия самой себе выявляются, когда она говорит о Христе – с одной стороны, это великая фигура, с другой – «всего лишь (sic) монограмма Вакха, который тоже именовался Рыбой», а «теологическое значение Рыбы фаллично», то есть Христос есть синоним фаллоса.

От своих последователей Блаватская отличалась смелостью в трактовке не только истории христианства, якобы зародившегося раньше Христа, но и истории самой Каббалы, которая якобы старше еврейского народа. Любопытно, что при этом реальная, писаная Каббала отождествлялась ею с писаниями Моше Леона (XIII век), а Элефаса Леви она уличала в преднамеренной подмене понятий и событий, предпринятой от особой посвященности в подлинную, древнехалдейскую Каббалу. Леви, по ее словам, многого не договаривал. Но сама Блаватская также не договаривала некоторых весьма существенных вещей: у нее почему-то ни слова не говорится об исмаилитах и об их культовых источниках.

Раввин Арье Каплан, яростный защитник иудаизма от христианства, не признававший Христа даже одним из многих пророков, относил возникновение Каббалы не к XIII веку и в то же время не к I веку и не к более древним временам. По его представлениям, Каббала, как чисто иудейское мистическое учение, сложилось в VI веке нашей эры. Эта датировка объясняет мотивацию создания системы идеологических представлений, действительно в отдельных образах (например, колесница) перекликающейся с древними индийскими учениями, но предназначенной для сбивания с пути, затуманивания новых религий, в особенности ислама. Соответственно, не возникает путаницы с иудейскими апокрифами, в частности, книгой Еноха, на которой так зациклена Блаватская и ее адепты.

Представление о том, что изначальная Каббала была позаимствована иудеями в Вавилоне, высказывалось, впрочем, не только Блаватской, но и русскими философами начала XX века – в частности, А.С. Шмаковым, которого внимательно изучал Андрей Белый, прежде чем написать роман об отцеубийстве. По мнению Шмакова, Каббала, взятая у халдеев («главные устои Каббала заимствует... от халдеев-сабеистов, поклонявшихся светилам небесным, как духам, а луне – как ближайшему олицетворению их связи с землей»), «претерпела иудаизацию». Он отмечает, что термин «Каббала» не применялся Маймонидом – и в то же время верит «на слово» Моше Леону, что первым устным автором Каббалы был Симон бен Иохаи.

«Время жизни Симона раввины намечают весьма незадолго до разрушения второго Храма. Мир, продолжают ученые Каббалы, создан по мистическому плану божественной еврейской азбуки, а гармония созданий походит на гармонию букв, которыми пользовался Иегова, чтобы свыше начертать книгу жизни... По самому происхождению своему буквы иудейские владеют изумительной силой. И это происходит не только в виду присущего им дара раскрывать сходство между аналогиями нашего мира и созвучия вселенной, т.е. между феноменами земными и небесными, которых не сведущие в Каббале даже не сумели бы усмотреть, но и потому, что представляют соответственный набор проводов, через которые действие Божества передается в сознания человеческие. С другой стороны, будучи в то же время и цифрами, буквы дают числа, также одаренные наитием свыше. Небезразличны, наконец, и самые ударения над буквами, равно как всякие иные частицы текста законов. Они, в свою очередь, от самого Бога наделены бесподобной энергией и могуществом».

Далее Шмаков, вдруг словно избавляясь от очарования «сокровенным способом», поясняет, что Каббала представляет собой «лживое знание, искусство химерическое, построенное на мнимой неразрывности сношений с духами сверхъестественными вроде гномов, сильфов, саламандр», намеренно использующее анаграмматическую перестановку букв (ал-бам). «Двадцать две буквы еврейской азбуки пишутся в две строки, по одиннадцати в каждой; вслед за тем двенадцатую букву ставят на место первой и наоборот, тринадцатую на место второй и т.д.; этот способ замены букв называется ал-бам; в-четвертых, каждая буква слова заменяется другой, непосредственно следующей за ней по азбучному порядку, т.е. б заменяется а, в заменяется б и т.д. Вообще же говоря, каждая буква может быть переставлена или заменена другой 231-м способом. Понятно, что с помощью такой “интерпретации” не трудно найти в Писании все, что вздумается. Каббалисты к этому и стремятся».

Остается добавить: а вслед за ними – Блаватская. Отождествление Христа («Хрестоса») с Осирисом сильно напоминает отождествление Мамая с князем Владимиром у продвинутого историка Фоменко. Если верить изысканиям Д. Галковского, Фоменко и его российско-японский коллега Носовский «спионерили» все свое фэнтези на исторические темы у масона Николая Морозова. Но подлинным Фоменко XIX века была Елена Петровна Блаватская, а профессор Шмаков только объяснил, как синтезируется «сокровенное знание» ее пресловутых «махатм»: простой перестановкой букв.


ХРАНИТЕЛИ МИАЗМОВ МЕСОПОТАМСКИХ БОЛОТ

Таким образом, Шмаков признает, что Каббала создана для замутнения как Святого Писания (и любых систем представлений, на нем основанных), так и естественнонаучного познания. Он подчеркивает также, что «темная, демоническая сторона» преобразованного в Египте халдейского тайного знания представляет собой оргиастический культ. Интересно, что в этом контексте Шмаков упоминает о «секте измаилитов, возникшей в Египте в XI веке» (фактически – в VIII-м) и впитавшей в себя «восточную», то есть древнюю Каббалу. Увы, подробно он об этом не говорит. Зато в его работе о Каббале содержится ценнейшее указание на существо тех элементов, которые были усвоены из халдейства, а им, в свою очередь, – от доарийского населения Индостана (то есть от якобы трехглазых лемурианцев):

«Сатана, которого древние халдеи называли Мелек-эль-Кут и признавали могущественным божеством, стремился, что ему и подобало, к торжеству зла, для чего повелевал целыми армиями низших демонов, чертей и чертовок, равно как особых еще дьяволов – гермафродитов, каковы, например, Алан, Ниргаль, Улук, Лабарту, Лабассу и т.д. В параллели с этим мы наблюдаем, как фундаментальный принцип и глубочайшее таинство азиатских мистерий, обоготворение природы, единовременно объемлющей и силу творчества и все сотворенное, верховное, оплодотворяющее ими среду, иначе говоря, двуполое. В разных частях Вавилонии и под различными именами... оно рассматривалось кушитскими, а затем и семитическими племенами, в свою очередь, как гермафродит. Раздваиваясь, оно превращалось в пары: Aнy и Анат, Бел и Белит (Белитис, Миллита), Адон-Адоним и Баалет. То же самое замечается и в Ханаане, у евреев и финикиян: Баал либо Меродах или Молох и нераздельнная с ним Ашера либо Асторот; Таммуз и Истар, Беэль-Фегор и Нану. Таковы же, логически, наряду с двуполыми богами и гермафродиты-богини: Реа-Киббела, Истар-Астарта, Таанит-Артемиза, Венера-Урания... Логическим же развитием идеи о божестве двуполом должна была стать ритуальная проституция, что мы и видим в действительности, на всем Востоке Азии и даже в древнем Египте, где эротический культ Изиды переходил, пожалуй, все границы бесстыдства...

Что же касается собственно демонологии, то в переводе на современный язык она является бредом первобытного невежества о бактериях и микробах, либо сводится к эротическому психозу как результату поклонения воспроизводящим силам природы. Ведь начала активное и пассивное – “фаллус” и “ктеис”, почитались на Востоке прежде всего в качестве отражений солнца и земли...» Почвой для развития такой демонологии в Месопотамии автор видит в самом климате этой территории «с ее болотными миазмами, ядовитыми насекомыми и чуть ли не целыми гнездами змей наряду с располагающей к неге мягкостью солнечных лучей».

Так автор, не противореча положениям Блаватской о древнем происхождении учения, позже названного Каббалой то ли от глагола «принимать в себя», то ли от имени греческой богини плодородия Кибелы, вокруг которой существовала оргиастическая мифология, вычленяет главное в нашем поиске, а именно: «тайное знание», сообщенное Блаватской так называемыми «махатмами» из Египта, есть изначально культ дегенерации, вырождения, порчи, порока, соблазна (в Писании и олицетворяемого Змеей); обоготворение природы есть поклонение Сатане; низведение Пророков Человечества до воплощений Вакха (он же двуполый Изида-Осирис) созвучно «эротическому психозу», примитивному наслаждению ради наслаждения. Тому психозу, который случился с царем Соломоном:

«У евреев и арабов в Испании была в необыкновенном почете “для учинения самых отвратительных вещей” книжка из семи отделов, тщательно скрываемая и переходившая от отца к сыну, как редкое, неоценимое наследство. Тогда полагали, что эта книжка по прямой линии ведется от знаменитого еврейско-каббалистического руководства “Ключик Соломона”, да и сами евреи не затруднялись приписывать ее своему великому царю. Здесь, быть может, есть доля правды. Припомнив то постыдное идолопоклонство, которому предавался Соломон, низвергнувшись с вершин премудрости в бездну мракобесия, мы, пожалуй, найдем, что нет тени невероятия и в доле авторства знаменитого царя в составлении столь возмутительного кодекса магии». Этот «кодекс», как подчеркивал Шмаков, по существу являл собой перечень потаенных средств для достижения «почестей, отмщения, богатства, жизни легкой, бесстыдной и сладострастной».


ВО БЛАГО ПОТРЕБНОСТЕЙ ЭЛИТЫ

Если Шмаков в чем-то противоречит Блаватской, так только в оценке описываемых явлений. То, что в ней побуждает переживание нереализуемого вожделения («холоднее меня девушки и женщины не было» – отсюда три брака по два месяца), у него вызывает отвращение естественное и здоровое, испытываемое при виде гнилостного распада. Столь же свободно владея древним историческим материалом, он по существу разоблачает Блаватскую: приписывая авторство Каббалы халдеям, она превозносит иудеев, равно как и египтян определенного (I–VIII вв.) периода, за сохранение «таинства» обоготворения природы в гермафродитических образах!

Между тем у масонов образ царя Соломона является центральным и системообразующим: он входит в масонскую Троицу вместе с Хирамом, царем Тирским, и Хирамом Абифом; его Храм, наследие «первых храмов, которые строили в Лемурии» (Спаров), является «великим символом», и только когда вышеназванная Троица войдет во вновь построенный Храм, «Бог сойдет на землю и будет дано Слово воскресшим сынам человеческим», и это и будет концом арийской эпохи.

Замысел предполагаемой трансформации, ассоциируемой обязательно с вхождением Солнца в знак Водолея, косвенно отражен в инструкциях, транслируемых современным масонам: «Когда масонство прервет связь с политикой, отойдет от социальной деятельности (!) и преодолеет свое инертное состояние, оно сможет удовлетворить потребности тех, кто способен вершить власть» (Спаров). Остальное население, как легко отсюда заключить, низвергнется в нищету и бесправие. Отсюда – слоган принца Филиппа Эдинбургского «Вниз к земле!». Отсюда – смысл обязательного для масонов «движения с Запада на Восток» для проникновения в его древние традиции – то есть для ознакомления с архаической практикой угнетения человека. Отсюда ясен смысл противоречия с ортодоксальным иудаизмом (которое «вылезло» у Алисы Бейли и отразилось в более деликатной форме в современных масонских писаниях, у Спарова в частности), ассоциируемым с Черной Ложей, преследующей «цели наживы» – а человечество не должно наживаться, оно призвано быть босым и нищим, и здесь масоны готовы спорить с евреями (кроме хасидов), и сам факт этого спора помогает эффективно отмежеваться от еврейства, что масонам крайне важно. Отсюда, наконец, ясен смысл ритуала сожжения изображения Заботы (Care) в культе, отправляемом «посвященной» корпоративно-политической американской элитой в Богемской роще в Калифорнии.

(Продолжение следует)

http://www.globoscope.ru/content/articles/2928/

[Александр Васильевич]

Константин Черемных

КВАЗИРЕЛИГИЯ ДЕГРАДАЦИИ

Часть 8. МЫ ВСЕ ГЛЯДИМ В СОЛОМОНЫ

«Творческие поиски» Великого братства Азии: Кришнамурти и Юрий Рерих



СОВРАЩЕННЫЙ ЛЖЕПРОРОК

Смысл термина «эра Водолея» по Блаватской состоял в предсказании очередной глобальной катастрофы с затоплением европейского континента, в связи с чем она без ложной скромности именовала саму себя «сфинксом» – по аналогии со сфинксом в египетской Гизе, по ее утверждению, построенном атлантами незадолго до Потопа. Хотя она щедро пообещала земной цивилизации «резерв» в 16 тысяч лет, ее поклонники начали суетиться уже в XX веке. Не по части строительства космических кораблей, строительства кораблей-ковчегов или хотя бы защитных дамб. Вместо этого они занимаются попытками объединения религий и выращиванием общемировых мессий.

В Калифорнии, с легкой руки г-жи Блаватской провозглашенной реликтом Лемурии, с конца XX века предпринимаются попытки строительства Храма всех религий. При этом транснациональные «мосты», установленные Блаватской по велению «махатм», благополучно продолжали работать. Елена Рерих, не тронутая Советской властью, переписывалась все 1930-е годы с деятелями сообщества «Храм Человечества», основанного в 1898 году в Калифорнии по указанию престарелого Учителя Иллариона. Джонсон, цитируя Генри Олькотта, называет имя этого реального персонажа, первого из учителей Блаватской в Египте – Утон Льятто.

В письмах, датируемых 1929 годом, Елена Рерих признает, что Иллариона уже нет на свете (что не мешает последователям Блаватской еще несколько десятилетий получать инструкции от трупа), а есть только оставшиеся от него шесть детей и 70 внуков (очевидно, от множества жен) и ученики. Эти ученики и подвели Елену Ивановну, предсказав в 1928 году «пришествие Аватара» – которое не состоялось.

Очевидно, речь шла о Джидду Кришнамурти, из которого Анни Безант и Чарльз Лидбитер хотели сделать «нового Христа». Для этой цели уже в 1925 году была провозглашена Всемирная церковь и при ней Всемирный университет по модели Александрийского, а также избраны (из членов Теософического общества) семь из двенадцати апостолов нового пророка. Вот только сам пророк, которого годами опекали в Лондоне, а затем – где же еще? – в Калифорнии, отказался от предназначенной ему роли, а затем и вовсе порвал с теософами. По версии П. Вашингтона («Бабуин Елены Блаватской»), это произошло не в последнюю очередь из-за конфликта его физического индийского отца с «духовным отцом» Лидбитером, имевшим обыкновение залезать к кандидату в пророки и его брату в постель.

«Храм Человечества», учрежденный в 1898 году «эзотерической секцией» Теософского сообщества» в Альционе (Калифорния) существует до сих пор. Более того, его активисты продолжают получать письма-инструкции от истлевшего Учителя Иллариона. И не только они. Некто Марк Профет (prophet – пророк) в 1958 году «получил» письмо от учителя Мориа (Ранбира Сингха), который фактически скончался в 1885 году. Впрочем, решение фундаментальной задачи масонства – создания новой универсальной религии – это послание из загробного мира тоже не приблизило.

О том, почему проект затормозился на столетие, высказывались самые разные суждения. Интеллектуалы, отошедшие от теософии, пеняли на персональную неряшливость продолжателей дела Блаватской – их амбициозность, чванство, несвойственное вроде бы проповедникам идей мирового братства, пристрастие к излишествам, разрушение собственной кармы безудержным пьянством и наркоманией. Из описаний как современников, так и последующих историков, прямо на них ссылающихся, очевидно, что адепты теософии еще при жизни Блаватской занялись разоблачением друг друга, делением должностей и денег, мошенничеством ради выплаты накопившихся долгов, наряду с разнообразными способами укрепления своего статуса посредством различных упражнений, либо оправдания собственных пороков этими упражнениями: так, вышеупомянутый Лидбитер объяснял собственные гомосексуальные акты стремлением укрепить свои астральные силы. Впрочем, «полученная от Учителей» инструкция, согласно которой служители учрежденной им Либеральной Католической Церкви должны были поголовно носить бархатное белье, скорее указывали на сам порок, чем на духовные порывы. В свою очередь, популярности «Храма Человечества» не способствовало безудержное распутство его самой яркой «звезды», композитора Генри Кауэлла, попавшего в тюрьму за развратные действия с малолетними.

Впрочем, проект Всемирной церкви 1925 года и его американские аналоги не состоялись и по иным причинам. Между «махатмами», как бы они этого ни скрывали, не было полного согласия, притом по самым «принципиальным» позициям – например, о полезности или пагубности искусственного прерывания беременности: индийские члены «Великого Белого Братства» еще не созрели до такого вмешательства в природу.

Помимо этого, проект Всемирной церкви мог состояться лишь в случае, если в него могли быть теми или иными средствами вовлечены Россия и Китай. Как раз в конце 1920-х годов и возникает инициатива, которую как ее участники, так и тем более историки описывают по-разному, исходя из идеологических и личных пристрастий – несостоявшаяся миссия Николая Рериха в Шамбале.


СЕМЕЙНЫЙ ПРОЕКТ МИСТЕРА РЕРИХА

Мотивы, по которым Рерихи – в отличие от компании Мережковского и Гиппиус – присягнули Советской власти, не могли быть собственным выбором: уж Николай Константинович-то никак не мог не спросить соизволения в той ложе, в которой состоял и он, и его отец. Но помимо «братского согласия», на первый план вышли и персональные мотивы: с подавлением православия соблазн заполнения культурного и географического пространства только увеличивался. В свою очередь, за связи на Востоке, куда стремилось распространить свое влияние советское государство, можно было – как, во всяком случае, казалось – приобрести не только иммунитет, но и необыкновенный статус. И судя по той поддержке, которую встретила «шамбальская миссия» в определенных кругах, расчет не был пустым.

В высшем руководстве как Наркомата иностранных дел, так и спецслужб Советской России – в силу совокупности личных (старое знакомство с вождями большевиков), политических и финансовых обстоятельств оказались лица, не только состоявшие в ложе «Великий Восток», но и вовлеченные в разнообразные оккультные практики. Относительно объективная картина складывается, когда источники критического и апологетического характера сводятся воедино с включением сведений из крайне субъективных, но содержащих ценные детали семейных воспоминаний. Это удалось сделать петербургскому историку Александру Колпакиди при составлении сборника «Оккультные тайны СССР», где об одних и тех же событиях и процессах рассказывают «с разных сторон баррикады». Интереснее всего, впрочем, вопрос о том, как возникла сама «баррикада» и какую роль окончательная воля Иосифа Сталина сыграла в судьбах конкретных лиц, равно как и организаций – в частности, Коминтерна.

Некоторые авторы сборника просто боготворят его персонажей – самого Рериха, участников миссии и ее покровителей; иные, напротив, рассматривают всю историю как элемент заговора против государства. При этом действительно существенные для нашего контекста детали называются, но, увы, не осмысливаются. А между тем эти детали крайне интересны.

Первое любопытное обстоятельство состоит в том, что главные герои подпольной жизни послереволюционного Петрограда-Ленинграда имеют украинское происхождение. Борис Астромов, он же Кириченко, глава ложи «Астрея», посвященный в масонство в 1909 году в ложе «Великий Восток Италии», поработавший помощником у Чезаре Ломброзо, торговавший ситцем и патронами в период войны. Александр Барченко, писатель и биолог, один из основоположников научной биоэнергетики и энтузиаст поисков працивилизации от Хибин до Тибета. Глеб Бокий, дипломат, чекист, инициатор создания советской системы криптографии.

Астромов в августе 1925 года пишет письмо в ОГПУ, а в феврале 1926-го, уже после ареста – письмо Сталину с одним и тем же предложением – о «неформальной легализации» масонства в России, с учетом «общности мировых задач» масонства и коммунизма. По показаниям его знакомого, старого петербургского масона Николая Беклемишева, он намеревался «устроить в Москве ложу с ведома Политуправления, чтобы работать совместно на сближение с западными державами... первоначально приписывая эту идею некоему Барченко». Накануне Астромов пытался связаться с английским масоном Ломбартом Деритом, бывшим пастором Англиканской церкви в Санкт-Петербурге, а также с ректором Туринского университета Горрини. Одновременно через московскую ложу «Гармония» он пытается связаться с членом ложи «Великого Востока Франции» Владимиром Забрежневым, работающим в Совнаркоме, а также с наркомом просвещения Анатолием Луначарским и со своим давним знакомым, бывшим сотрудником Петрогубчека Константином Владимировым (Яковом Блюмкиным).

Астромова позже бывшие собратья признают за провокатора, ибо за его инициативой следует волна арестов. Действительно, в ОГПУ узнают, что в его «оккультном кружке» (ложа «Три северных звезды») занимаются предсказаниями политических событий – в частности, убийства Троцкого рукой женщины и наступления царствования Николая III (!?). Однако провал ложи является скорее итогом неких разногласий в самом ОГПУ, и не только. Ведь к этому времени пресловутый Барченко работает по контракту со Спецотделом, которым руководит Бокий. И общается с тем же Забрежневым, он же Федоров, который близок к Рерихам, их приятелям в театральной среде (сама «Астрея» тоже сплошь состоит из театралов), а также к академику Орбели, и даже становится его заместителем, поскольку курирует по линии НКИД продажу культурных ценностей из Эрмитажа. Более того, Барченко и Забрежнев давно знакомы по парапсихологическим кругам.

В ОГПУ хорошо знают, что Барченко состоял в ордене розенкрейцеров в Петербурге вместе с «буржуазным разложенцем» Сергеем Дягилевым, весьма близким, в том числе по гомосексуальным связям, к Мережковскому, Бальмонту, Вячеславу Иванову и пр., а также с мистиком-индивидуалистом Георгием Гурджиевым. Но рыцарей «Розы и креста» рассчитывают привлечь к революционному делу в Азии: кузен Гурджиева, скульптор Секргей Меркуров, знает полезных людей из международного армянского подполья, а Барченко, как знаток восточной мистики, может пригодиться для распространения красной идеи в Центральную Азию. В этом плане в ОГПУ всецело доверяют Якову Блюмкину: он настолько ценен своими восточными связями, что ему прощают участие в левоэсеровском мятеже и с другим паспортом снова привлекают к работе. Существенно, что Блюмкина во всех его восточных инициативах поддерживает не только Троцкий, но и Феликс Дзержинский.

Блюмкин знает языки и обычаи Востока благодаря знакомству с членом той же ложи «Розы и Креста» монгольским романтиком Хаяном Хирвой – а этот молодой человек к тому времени принимает самое активное участие в монгольской революции. Благодаря связям с Рерихами удается восстановить контакты с Агваном Доржиевым, который затем прибывает в петербургский дацан вместе с тибетским активистом по имени Нага Навен, который ищет поддержки Коминтерна в целях отделения от пробританского центрального правительства Тибета. Доржиев знакомит Барченко с Навеном непосредственно в дацане.

Как Забрежнев, так и Блюмкин под кураторством Троцкого занимаются перевербовкой бывших царских агентов на службу Советской власти. В тот период участие масонов в Коминтерне не возбраняется. В 1921 году комиссар Петроградского губотдела юстиции, в дальнейшем член президиума Коминтерна эстонец Ян Анвельт принимает Кириченко-Астромова на работу юрисконсультом в Смольный, зная о его принадлежности к ложе мартинистов. Только год спустя Троцкий приказывает вычистить масонов из Коминтерна «железной метлой». При этом он продолжает доверять Блюмкину, а сам неофициально изучает литературу «об ангелах». В свою очередь, опыты Барченко с психической энергией он решает поставить на службу Наркомата обороны. А поскольку его разработки имеют самое прямое отношение к коммуникациям, биолога-экстрасенса, увлеченного Востоком по книгам Блаватской и Гурджиева, сводят с начальником Спецотдела ОГПУ Глебом Бокием.

Глеба Бокия Троцкий знает со времен первого Петербургского совета, когда молодой большевик родом из Тифлиса возглавлял украинскую «Громаду» и под ее прикрытием заведовал «Малороссийской столовой» – ширмой для боевиков 1905 года, а затем оказался в первых рядах восстания на Красной Пресне – и тогда его выручил из тюрьмы «прогрессивный» профессор-теософ Павел Мокиевский. Тогда же вместе с большевиками в восстании приняли активнейшее участие анархисты, которых Троцкий подверг критике за грабежи. Некоторые из тогдашних грабителей после революции проходили по делу организации «Орден Света» – структуры Ордена восточных тамплиеров, и приговоры им подписывал тот же Бокий.

Очевидно, Троцкий рассчитывал часть масонов отправить в расход, а часть – подчинить себе, причем использовать для особо деликатных операций. Блюмкин и Карахан занимались созданием коммунистической партии в Иране. Как в Наркомате обороны, так и в Наркоминделе ожидали военного столкновения с Англией.

Однако Рерих при помощи Доржиева и Барченко тянул Советы в Тибет. Английская разведка поняла эти замыслы следующим образом:

«...Каждый монастырь имеет об этом свое фантастическое представление, но по всему Тибету, по-видимому, общепринято главное: это приход Будды, и чем скорее, тем лучше. Общая идея сводится к тому, что Майтрейя – грядущий Будда должен появиться через 100-200 лет. Его статуям уже молятся в большинстве монастырей, причем изображают сидящим на европейский манер. Майтрейе будут предшествовать два завоевателя. Первый придет с Запада. Чужеземец и небуддист, он покорит всю страну. Второй – из Чан-Шамбалы (мистического района на Севере). Он завоюет страну и снова обратит ее в буддизм. За вторым завоевателем (время прихода не указано) последует сам Майтрейя.

В настоящее время тирания Кумбелы, любимца далай-ламы, вызывает значительное недовольство. Кроме того, общеизвестно, что сильный элемент в Тибете будет приветствовать китайскую или любую другую власть, предпочитая ее нынешнему состоянию дел.

Кульминацией политики Рерихов могла бы стать даже персонификация самого Майтрейи. Очевидно, что мировое правительство не позволит России покорить Тибет. Но если сами тибетцы примут русского как своего нового вождя, то что помешает России контролировать через него Тибет и всю Азию?»

Тира Уйэр, супруга главы британской резидентуры в Тибете, в этом письме главному министру Пенджаба К.К. Гарбетту, датируемом 1932 годом, поясняла, что у художника, которого она считала агентом Советов, есть намерение выдать своего собственного сына Юрия за «досрочно явившегося» Майтрейю. Однако Гарбетт остудил ее воображение, напомнив о том, что, во-первых, Юрий Рерих является натурализованным гражданином США, а во-вторых:

«Я согласен с тем, что тайна Рериха еще далеко не раскрыта, и, хотя следует по-прежнему собирать, сопоставлять и анализировать факты, уже имеется свежая информация в пользу того, что он не является большевистским шпионом».

Очевидно, что такая же «свежая информация» была и у наркома Чичерина, к которому его бывший собрат по «Великому Востоку Франции» Владимир Забрежнев «подъехал», чтобы пролоббировать поездку советской делегации «на поиски Шамбалы». Взвесив все за и против, Чичерин в августе 1925 года отклонил инициативу путешествия.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

В 1925-1926 году поездка все же состоялась – и это было очень странное мероприятие. Николай Рерих с сыном отправились в Тибет на средства американских спонсоров. Блюмкин отправился за ними через Таджикистан и встретился с ними под видом ламы, причем Рерих, судя по его дневнику, принял его, выбритого наголо, за натурального тибетца. Делалось все это с ведома Бокия – и очевидно, Дзержинского, но тайком от ЦК и НКИД. При этом Блюмкин, отделившись от «миссии» в Бадахшане, делал там какие-то свои дела – якобы зарисовывал британские военные объекты. Рерих добрался до Тибета, но центральное правительство не позволило ему добраться до Лхасы и вручить подарки Ламе и монастырям: англичане предупредили, что художник – советский агент. Рерих писал гневные письма, грозил вмешательством из Вашингтона, но ничего не подействовало.

В июне 1926 года Рерих посещал Луначарского – за компанию с переодевшимся Блюмкиным. Они вдвоем в чем-то хотели убедить наркома образования. А также заместителей Дзержинского, еще не проникшихся «великой идеей».

Визит в Москву, по утверждению сегодняшних поклонников Рериха, вызвал особую настороженность в Лондоне. «Между тем в столицу России они заехали совсем не для того, чтобы получить спецзадание от органов. При надобности им это задание доставили бы. Рерихи, к примеру, встречались в США с консулом России Быстровым, который мог бы передать им любое поручение советской разведки», – поясняет современный рерихианец. Ну конечно, совсем не для этого. Они не отчитываться приехали: они приехали учить советское руководство. Что касается результатов их поездки, то, по словам того же автора, «все приобретения отправлялись в США – частично были доставлены на мулах в Индию и уже оттуда увезены в Америку». Такие это были «советские агенты».

Месяц спустя странно умирает Дзержинский, и проект Доржиева–Бокия–Барченко оказывается без покровительства. Блюмкин при этом кричит на Барченко, запрещая ему самостоятельные поездки на Восток и угрожая раскрыть «на самом верху» масонские связи всей компании. Он нервничает, и не зря: вскоре Троцкого высылают из России, и уже сам «суперагент» остается без «крыши». Два года спустя его собственная супруга пишет донос о том, что Блюмкин во время очередной поездки в Турцию, уже по линии Наркомторга, не только сторговывал там хасидские рукописи из Ленинской библиотеки, но и поделился прибылью с Троцким. И в том же 1929 году, как мы уже писали, ОГПУ арестовывает и Агвана Доржиева, и его петербургских братьев по разуму с кантианским уклоном, и рыцарей «Ордена Света», и все прожекты, связанные с «установлением контактов между Советской властью и носителями тайного знания Шамбалы», надолго сворачиваются.

Впрочем, Барченко вплоть до 1937 года будет продолжать свои парапсихологические эксперименты с целью «установления контроля над незримой энергией», используемой как «средство исцеления или средство установления власти над окружающими», как «средство создания желаемых ситуаций в материальном мире» и «установления связи с тайными повелителями», которые «находятся на нематериальных уровнях и принимают человеческий облик лишь время от времени».

Уже из этого разъяснения следует, что писатель-биолог, привлеченный к геополитике, был всецело охвачен культом, навеянным теософскими учителями. Только спустя восемь лет после отказа Сталина от услуг Рериха в Тибете Бокий и Барченко расскажут на допросе о своей масонской деятельности уже в советский период.

При обыске у Бокия обнаружат большую коллекцию засушенных человеческих половых членов. Отечественные последователи Блаватской и Гурджиева были не меньше западных собратьев по разуму помешаны на сексуальной энергии. В фельетоне о ложе Астромова–Кириченко в «Ленинградской правде» рассказывалось, что «кроме телепатии и психометрии, во всех этих ложах процветали самые противоестественные формы порока – половые литургии у аналоев, радения среди кадильниц, похабнейший блуд в стиле Поль-де-Кока среди стигматов божественного блаженства...» Цензурные эталоны партийной печати не позволили детально описать извращенные формы половой связи, к которым Астромов принуждал своих учениц в процессе так называемого «трехпланного посвящения».

Пройдет еще полвека, и независимая Украина, о которой мечтал дед Бокия математик Остроградский, побьет все рекорды по экспорту «живого товара» и по массовости оккультных организаций и сект, по улицам замарширует «Белое Братство» в обнимку с эко-националистами, мифы о Шамбале займут на полках центральных магазинов Киева то место, где только что стояли многотомники Брежнева «Ленинским курсом», самозванец Николай III при поддержке генерала Николая Галушко задумает «штурмовать» Свято-Данилов монастырь, а мэром самого стольного града Киева – «Четвертого Рима» - станет представитель харизматической американской церкви «Слово Веры», которая окажется в первых рядах шабаша под названием «оранжевая революция» по сценарию американского Института имени Эйнштейна во главе с бывшим троцкистом Джином Шарпом.


ГЛЕБ БОКИЙ, ГОЛБЕШНИКИ И АГА ХАН

На допросах в НКВД Бокию и Барченко пришлось в подробностях рассказывать о деятельности своей ложи «Единое трудовое братство», в которой оказались некоторые крупные партийные и военные деятели. Ложа возникла, как выяснилось, по инициативе Петра Шандаровского – бывшего члена ложи «Единое трудовое содружество» (ЕТС) Георгия Гурджиева, и даже требник – свод правил поведения – был позаимствован у гурджиевской структуры. Причем Шандаровский встретился с Барченко именно в доржиевском дацане в Петрограде, где шли тайные переговоры с Навеном о «возможности координации действий Коминтерна с тактикой выступлений всех (!) мистических учений Востока». Буддист-сепаратист намеревался осуществить в Коминтерне перестройку по собственному образцу, что вполне соответствовало идеалам Барченко, изложенным в его «синтетическом учении Дюнхор, основанном на древней науке», и предложению Астромова «перелицевать Коминтерн по образу масонства».

И осенью того же 1923 года Николай Рерих встречался с самим Гурджиевым, который уже тогда поражал Париж своим богатством – происходившим, как предполагали по его манерам поведения, из торговли наркотиками. И тому же Гурджиеву в 1927 году Барченко через Блюмкина направил некое послание, которое тот, как утверждалось, не довез.

Утечка информации о «великом» плане Рериха сделать своего сына вторым Буддой, якобы в интересах Советской России, была неудивительна. В памфлете П. Вашингтона «Бабуин Елены Блаватской» подробно рассказывается о ближайшем окружении Гурджиева, к которому принадлежали высокопоставленные сотрудники британских и германских спецслужб, работавшие в Турции – там же, где вращались все крупные авантюристы начала века, от Парвуса до Блюмкина. В частности, Джон Беннет, которым Гурджиев помыкал как хотел.

Несомненно, Гурджиев был в курсе всех планов создания единого азиатско-африканского религиозного центра, как бы в помощь Коминтерну, для чего Барченко по согласованию с Рерихом сочинил проект воззвания к мистическим сектам и объединениям. А именно – «к хасидам, суфийским и дервишеским орденам Саади, Накшбенди, Халиди, к тибетским и монгольским ламам, к старообрядцам-кержакам и алтайской секте голбешников».

Перечисляя эти сообщества, исследователь рериховских похождений О. Шишкин отмечает, что «особые надежды возлагались на мусульманскую секту исмаилитов и ее лидера Ага Хана. Ага Хан III был одной из наиболее влиятельных фигур во Всеиндийской лиге мусульман, и привлечение его на сторону Советской России могло иметь большие перспективы в борьбе с Англией». Кто именно в ОГПУ, кроме Бокия, тешил себя такими надеждами, автор, к сожалению, не упоминает.

Далее по тексту: «Для установления связи с лидером исмаилитов Бокий использовал Николая Рериха, который успел провести ряд консультаций с представителями Ага Хана – в Париже летом 1923 года и во время недолгого пребывания в Бомбее в начале декабря того же года. Кроме того, художник тайно посетил резиденцию Ага Хана в Пуне. Однако все эти переговоры закончились безрезультатно». По всей видимости, итогом этих «безрезультатных переговоров» и стал некий неофициальный договор между «художником-гуманистом» и «живым Богом», после которого и у Сталина, и у англичан появились «свежие данные о том, что Рерих не является русским шпионом».

В советских справочных изданиях Ага Хана характеризовали как крайне реакционного деятеля, угнетателя собственной паствы в интересах англичан. Что, как показала ближайшая история, полностью соответствовало действительности: усилиями Ага Хана III после Второй мировой войны была развязана кровопролитная война, разделившая только что получившую свободу Индию на три части. «Горячая точка», с которой эта война должна была начаться, была запрограммирована: в Кашмире под видом «мастера Мориа» правил Ранбир Сингх, и сюда британский резидент, сэр Джон Бари Вуд, пропускал исмаилитов-паломников через кордоны на северной границе. Другой вопрос – как называть такого рода дипломатию, или относить ее вовсе не к дипломатии, а к тому, что сегодня специалисты по наркобизнесу именуют «образованием метагрупп». Национальной идентичности такие метагруппы действительно не имеют, и вопрос лишь в том, какой из мировых политических центров использует их с наименьшим ущербом для себя.

В Индии Рериха как большого богатого белого человека, которому мешали англичане и который добился на всякий случай дружбы с основателями ИНК, продолжают почитать. Этот несчастный народ понять можно: во всяком случае, художник, в отличие от Ага Хана, не сумел позиционировать себя в качестве живого Бога, и не ему нищие памирцы ежегодно несли дары. Он не отбирал, а дарил – хотя, как было отмечено выше, вовсе не обязательно по альтруистическим соображениям. Что касается роли, которую Рерихи в конечном счете сыграли для России, то этот вопрос отдельный, интересный и требующий исследований не только религиозных философов. Но, так или иначе, на весах истории, как оказалось, больше весили не они, и не их тайные тибетские и индийские учителя, а исмаилитское сообщество – как в происхождении учения Блаватской, так и в большой политике XX века.

Потомки Глеба Бокия, похоже, искренне убеждены, что он на допросах в НКВД болтал «ерунду», которую ему надиктовали сталинские палачи. Что он говорил? Что ложа, в которую он вступил в 1909 году (то есть «Роза и крест»), продолжает существовать. Что она имеет отношение к так называемому Великому Братству Азии (то есть к тому самому египетскому сообществу, куда возил Блаватскую князь Голицын). Что это Великое Братство Азии имеет отношение к «таинственной секте исмаилитов» во главе с Ага Ханом, который использует дервишей в качестве шпионов... Все это, как обнаружили родственники после реабилитации, Глеб Бокий написал собственноручно, твердым и ясным почерком.

Если родственникам, субъективность которых объяснима, хочется считать эти показания – дословно «гимназической галиматьей», то историкам не должно так казаться. Ведь Бокий до книги «Дюнхор» написал «Доклад об исмаилитах». И уже после этого, много лет, его отдел занимался очень серьезными вещами – я имею в виду, разумеется, не астрологию и не «обезвешивание письменного стола», которое, скорее всего, было не шарлатанством (как летающие письма Блаватской), а даром, то есть не наукой. Я имею в виду криптографию, которую отдел Бокия курировал вплоть до 1937 года. Я имею в виду «черную книгу», в которой он копил досье на ответственных работников – сколько жертв Ягоды и Ежова являются на самом деле его жертвами? Я имею в виду сохранение и распространение, в частности, писаний Дандерона – кто еще, кроме Бокия, мог их сохранить? Я имею в виду наследие его Института мозга, благополучно выжившее в ленинградском ВИЭМ Натальи Бехтеревой и расплодившееся в Сибирском центре РАМН Влаиля Казначеева – обладателя множества титулов и почетного гостя Esalen Institute. Я имею в виду все те ружья, которые в 1920-х годах висели на стене, а в 1980-х начали стрелять – по настоящим ученым, по самым смелым проектам развития, по реальному, на земле, кровью и потом воссозданному братству народов великой России.

И эти ружья стреляют до сих пор, пока лженаука продолжает сосуществовать с наукой, пока нью-эйджевский суррогат в новых формах давит, крошит и вытравливает наследство классических культур, пока магнаты наркобизнеса заседают в престижнейших клубах, массовые убийцы слывут «живыми богами», а главы правительств подписываются под решениями, приговаривающими развитие к смерти.

(Продолжение следует)

http://www.globoscope.ru/content/articles/2929/

[Александр Васильевич]

Константин Черемных

КВАЗИРЕЛИГИЯ ДЕГРАДАЦИИ

Часть 9. МЫ ВСЕ ГЛЯДИМ В СОЛОМОНЫ

«Творческие поиски» Великого братства Азии: Михаил Горбачев и другие



МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ, ЛОРЕНС РОКФЕЛЛЕР И АГА ХАН

В нескольких исторических книгах, опубликованных в последние годы, цитируется эпизод из воспоминаний бывшего посла Владимира Левоновича Исраэляна, который в 1984 году представлял Советский Союз на Женевской конференции по разоружению. Тогда он получил предложение от своего американского коллеги Льюиса Филдза о конфиденциальной встрече. Филдз был уполномочен неофициально сообщить о том, что во время конференции вице-президент Джордж Буш хотел бы встретиться с «одним из новых советских лидеров». Филдз пояснил, что речь идет о Михаиле Горбачеве. Исраэлян, по его словам, не отважился тогда передать такое приглашение через министра иностранных дел Андрея Громыко: еще было неясно, кто станет следующим генсеком КПСС после смерти Юрия Андропова. Что произошло дальше? А дальше, в канун выступления Буша на конференции, Исраэляну позвонил сопредседатель Международной комиссии ООН по гуманитарным вопросам Садретдин Ага Хан, сын имама Ага Хана III. И устроил у себя в гостиничном номере личную встречу с Джорджем Бушем, который сообщил Исраэляну тоном, не терпящим возражений: «Вашим следующим лидером будет Горбачев».

Александр Островский, автор дотошного и ответственного исследования «Кто поставил Горбачева», не задается вопросом о том, почему для такого контакта потребовался такой посредник. Однако он цитирует высказывание Роберта Гейтса: «Мы его давно знали». Действительно, еще в 1975 году Горбачев принимал в Ставрополе посла США в СССР Джека Мэтлока, что даже сейчас почему-то отрицает – но ему не дал соврать тогдашний первый секретарь Ставропольского горкома КПСС Виктор Казначеев. Тот же Мэтлок в 1984 году готовил встречу Горбачева с Рейганом, для чего использовал президента Финляндии Мауно Койвисто.

Еще одна встреча у Горбачева в 1984 году состоялась с другим старым знакомым по профильной, сельскохозяйственной части – Дуэйном Орвиллом Андреасом, президентом зернового концерна Archer Daniel Midlands. Как напоминает А. Островский, Андреас также был председателем Американо-советского торгово-экономического совета (АСТЭС), соглашение о создании которого в 1973-м было подписано тогдашним главой Федерального казначейства США Джорджем Шульцем и министром внешней торговли СССР Николаем Патоличевым. Инициатива создания АСТЭС принадлежала Дэвиду Рокфеллеру.

Имя Дуэйна Андреаса фигурирует в списках двух элитных деловых клубов Нью-Йорка – Knickerbocker (что собственно и означает «житель Нью-Йорка») и Lynx. А.Островский, принадлежащий к редкой для России категории историков с чутьем, обращает особое внимание на присутствие в составе обоих клубов Лоуренса Рокфеллера – крупнейшего спонсора экологистских программ. В Knickerbocker, отмечает он, состоял Садруддин Ага Хан. В свою очередь, в состав Lynx входили глава Pepsi Дональд Кендалл, вместе с Аурелио Печчеи соучредивший Венский совет (Международный совет по сторудничеству между Востоком и Западом) и президент Всемирного еврейского конгресса Эдгар Бронфман.

Остается только добавить, что Бронфман в качестве мажоритарного акционера DuPont был лоббистом и выгодоприобретателем замены фреонов на гидрофторуглероды под предлогом выдуманного влияния хлора на озоновый слой. Бронфман, как отмечает Островский, также был членом совета Rockefeller University и членом Совета по международным отношениям (CFR). Сам же Дуэйн Андреас был членом Бильдербергского клуба, основанного принцем Бернардом, создателем Всемирного фонда дикой природы.

Мне приходилось общаться на тему о Михаиле Горбачеве с философом Линдоном Ларушем, который разглядел суть и смысл Римского клуба раньше, чем советские марксисты. По сведениям Ларуша, Горбачев в 1984 году получил от Андреаса внушительную сумму денег. Джордж Шульц, по его данным, был также ключевой фигурой в «обработке» Горбачева.

А.Островский обратил внимание на личные связи Горбачева с первым секретарем Бухарского обкома Компартии Узбекистана Абдувахидом Каримовым, который оказался фактически первой жертвой «узбекского дела» при Черненко – благодаря усилиям московской группировки Виктора Гришина, одного из двух соперников Горбачева в борьбе за пост генсека. Коррупционные связи с Узбекистаном – вещь очень специфическая, если учесть, что только в это республике карьеры делались не только по партийной линии, но и по «вертикали» суфийских орденов. И что именно экономика этой республики в период афганской войны первой «с головой» ушла в тень.

Вполне вероятно, что Садретдин Ага Хан нашел подход к Горбачеву по «сельскохозяйственным» каналам, налаженным при Андропове – во всяком случае, если верить серии воспоминаний вора в законе Иерухама Абрамова о крупномасштабной «околохлопковой» торговле наркотиками под эгидой советского КГБ, опубликованной в русскоязычном израильском журнале «Двадцать два» в 1977 году. Эта тема интересовала и коллектив Линдона Ларуша – и стоила ему и его коллегам-исследователям от 5 до 15 лет тюремного заключения.

Максим Ершов, уроженец Таджикистана и человек, влюбленный в Памир, описывает гражданскую войну 1992 года в этой республике как столкновение между «вовчиками» и «юрчиками» – так местное население называло два клана в местной компартии. «Юрчики», почитавшие Юрия Андропова, были в основном коммунистами по партийной принадлежности, но почему-то партнерствовали с российскими демократами, а также с главой афганского Северного Альянса Ахмадом Шах Масудом. Об этом «политическом извращении» рассказывали и индийские коллеги организации Ларуша.

Для дополнения картины этого «извращения», впрочем, следует прорисовать контакты российских демократов с теневиками Кавказа и Средней Азии – и в частности, когда-нибудь рассказать историю благословленного Горбачевым «своеобразного диалога между прагматичным крылом комитета «Карабах» и частью местной советской элиты, в некоторых ситуациях они выступали как союзники» (Б. Колоницкий). Тогда, по крайней мере, прояснится подноготная как отставки Алиева, так и «прощения» Сахарова. Равно как и роль Чебрикова как продолжателя дела Андропова.

Несмотря на то, что неофициальные контакты с американским истэблишментом, завязанным на теневой бизнес, сложились при Андропове (любопытная деталь у Островского: медицинские услуги Юрию Андропову в последние годы оказывал некто Альберт Рубин, преподаватель Rockefeller University), Линдон Ларуш не считает Андропова коррумпированным человеком. «Это был человек мистифицированный», – говорит он с оттенком пренебрежения. «Он интересовался магией, НЛО и тому подобное: такие люди искаженно воспринимают действительность».

Хотя Горбачев не меньше, а больше своего учителя интересовался магией, Ларуш, как ни странно, относился с нему в 1980-х годах с большей опаской. Потому что деятельность последнего советского генсека, по его оценке, представляла угрозу для Соединенных Штатов – по крайней мере, судя по той публике, с которой связался Горбачев. В ООН, которую Ларуш именно в середине 1980-х стал считать новым воплощением мирового Зла, переместившимся сюда из рабовладельческих островных империй – Венеции и Британии. В самой Британии, где советский генсек, на словах симпатизирующий мировой социал-демократии, «спелся» с Тэтчер и ее окружением. В Израиле, где неофициальными партнерами Советов оказались личности с самой сомнительной репутацией – бывшие партнеры Оливера Норта по делу Иран-Контрас.

Специальные доклады Шиллеровского института, получившие известность как Kalmanovich Peport и Sharon Report, многим читателям из левой среды казались конспирологическим бредом. Когда пять лет спустя к Михаилу Горбачеву собственной персоной прибыл израильский наркобизнесмен номер один, Шауль Айзенберг, конспирология обернулась чудовищной правдой.

Наркотики именуют «белой смертью». То сообщество, которое привержено символам, не могло не осмысливать сочетание цвета и предназначения. Это к вопросу о том, почему с точки зрения масонства абстрактная Белая Ложа лучше Черной. Это к вопросу о том, что произошло в далеком 1929 году, когда Иосиф Сталин избавился от Льва Троцкого. Это к вопросу о том, почему все продолжатели Троцкого оказались не теоретиками освобождения классов, а проповедниками анархии под самоуправленческим флагом.

В показаниях Александра Барченко этот путь обозначен и раскрыт. Свои поиски «ключа к решению проблем регулирования человеческих отношений» в Шамбале-Агарти он объяснял – дословно – стремлением к «общечеловеческим ценностям». В свою ложу, по его словам, он собирал «людей, свободных от привязанности к вещам, собственности, личного обогащения, свободных от эгоизма». Но при этом эти «люди, достигшие совершенства», должны были «уважать религиозные культы» (включая культ голбешников) и (!) «признавать иерархию».

К какому строю, к какой организации общества ведет «путь общечеловеческих ценностей», мы можем удостовериться из описания похождений Блюмкина в Бадахшане: «После утомительного путешествия спутники оказались в Хороге, где остановились в доме Сайда Юсуф-Али-Шо. Гостеприимный хозяин был вождем местной секты исмаилитов и личным представителем на Памире живого бога Ага Хана. Все поклонявшиеся этому божеству каждый день возносили молитву, оканчивая ее непременным: «Нет Бога, кроме Бога, и Ага Хан пророк Его!» Пророк обретался в Индии. Жил он в роскошном дворце в Пуне, недалеко от Бомбея. Ежегодно на Памире собирали священную дань богу, и к нему уходил караван паломников. В Пуне они передавали оброк Ага Хану, а тот в ответ вручал исмаилитам грамоту со своим священным автографом».

Этот путь и был отвергнут Сталиным, когда он – благодаря деятельности Блюмкина – окончательно понял альфу и омегу того направления, которое именовало себя «теорией перманентной революции». Ни прежние представления, ни прежние заслуги «перманентных революционеров», «левых и правых уклонистов» его больше не интересовали. Первый генсек партии и первый философ практического строительства нового общества не хотел привести его обратно в феодализм.

В свою очередь, проповедь «пути общечеловеческих ценностей» с трибуны той же партии была окончательным и несомненным знаком беды. Генсек, их исповедующий, был приговорен стать последним. Соратники по партии изумлялись тому, как Горбачев рубил под собой не только рычаги управления, но и основу собственной власти. Но у него давно уже была другая идеологическая основа, на которой он намеревался – ибо ему это было обещано – взойти на новую всемирную высоту. Он поднимался по той лестнице (классический масонский символ), по которой не смогли до него подняться Джидду Кришнамурти и Юрий Рерих.


ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЕННЫХ КОЛДУНОВ

В 1992 году, когда Горбачев произнес собственную Фултонскую речь о «победе над железным занавесом», лавры за распад СССР себе присвоил не только Римский клуб, но и более экзотическая организация – Церковь Объединения Сан Мен Муна. До сих пор муниты считают собственной заслугой решение Горбачева о выводе советских войск из Афганистана.

Сан Мен Мун тоже поднимался по Лестнице; ему тоже было что-то обещано. Свою карьеру он начал с обучения в корейском монастыре, который именовался «Монастырь Израиля». Потом он дважды отсидел в тюрьме за изнасилование и таким образом заработал себе имидж «мученика» коммунистического режима, с которым и прибыл в Штаты. Он отменно служил консерваторам, поскольку его витиеватая философия, провозглашавшая объединение мировых религий, в то же время содержала близкие американским правым ценности семьи и неприятие гомосексуализма. Эта философия годилась для консолидации националистов против Советов – как временное средство, легкий наркотик на пути к тяжелому.

Сан Мен Мун стал не нужен, когда на мировом горизонте появился Горбачев. Его визит в Москву был знаком капитуляции перед вышестоящим по Лестнице. Содержание их личной беседы когда-нибудь станет известна историкам, и ее будут трактовать по-своему религиоведы и психиатры. Но так или иначе, к тому моменту решение уже было принято в высших идеологических кругах – Бильдерберге и Всемирном фонде дикой природы. Садретдин Ага Хан (вице-президент WWF на тот период), принц Филипп Эдинбургский и Лоренс Рокфеллер уже сказали свое слово.

Еще одним промежуточным средством, только скорее для религиозной общественности левого спектра, был Всемирный совет церквей из 130 религий и культов – которые, как с противоестественной гордостью сообщает нынешний президент ВСЦ Олаф Твейт, в принципе не имеют и не могут иметь общего ответа на вопросы о ценностях семьи, продолжения рода, роли мужчины и женщины, отношений между верой и наукой. Не могут – но собираются, то есть разделяют «общечеловечские ценности» – а значит, готовы к следующему этапу сбивания человечества в стадо.

Фултонская речь Горбачева, провозгласившая – дословно – «создание нового мирового правительства под эгидой ООН», – знаменовала переход к новой повестке дня. Об этом свидетельствовали последующие беспрецедентные события в Рио-де-Жанейро, Гааге и Лондоне.

Конференция ООН по народонаселению и развитию, получившая название Саммита Земли-92, в основном документе, так и названном – «Повестка дня XXI», впервые официально поставила задачу сокращения численности земной цивилизации. Американскую делегацию в Рио возглавляет Альберт Гор, только что издавший книгу «Земля в равновесии». Вдохновители и проповедники концепта глобальной деградации могли испытывать особый восторг в связи с тем, что к их «сокровенному знанию» припали ведущие ученые и политики бывшего Советского Союза – в частности, руководитель Сибирского центра РАН Валентин Коптюг, умудрившийся внедрить «теорию устойчивого развития» в программу Компартии Российской Федерации.

Инициатива Хартии Земли, оглашенная в 1994 году Михаилом Горбачевым и Моррисом Стронгом при поддержке королевской семьи Нидерландов, впервые на высшем международном уровне уравняла в правах человека и насекомое. В первом из «четырех столпов» Хартии Земли уважение к «всему живому сообществу» увязана воедино с «созданием справедливых, открытых для сотрудничества, устойчивых и миролюбивых демократических сообществ». В последнем перечне императивов, посвященных демократии, к обычным требованиям «прозрачности» и «толерантности» обществ добавлено не только требование «вводить в системы формального и неформального (??) образования знания, ценности и навыки, необходимые для устойчивого развития», но и наставление «относиться ко всем живым существам с уважением и вниманием». Не уважающий клопа отныне уже не демократ.

Наконец, Всемирный саммит в поддержку религии и консервации в Лондоне 2-5 мая 1995 года, намеренно приуроченный к 50-летию окончания Второй мировой войны, впервые «воздвиг духовный мост» между основными мировыми религиями и экологизмом. Во всяком случае, такова была миссия мероприятия, которое спонсировал Pilkington Trust, он же «Pilkington Anglo-Japanese Cultural Foundation», учрежденный в начале 1980-х стекольным гигантом Pilkington и вышеупомянутой японской сектой MOA (Mokichi Okada Association). Глава Pilkington PLC сэр Алистер Пилкингтон был основателем группы «Business in the Community» принца Чарльза и способствовал распространению ее деятельности в Японии. Ранее Алистер возглавлял одновременно Банк Англии и British Petroleum и щедро спонсировал WWF и Клуб 1001.

Объединение Pilkington, MOA и Фонда дикой природы было названо ARC (о созвучии слов «арка» и «ковчег» – вопрос к масонам), целью провозглашено «во имя общественного блага способствовать защите природной среды во всем мире, в соответствии с учениями и верованиями мировых религий, которые поощряют уважение к природе». Таковые были перечислены в алфавитном порядке: бахаизм, буддизм, христианство, индуизм, ислам, джайнизм, иудаизм, сикхизм и даосизм. Представители каждой из этих «равных по значению» конфессий презентовали «план действий по сохранению окружающей среды.»

Было принято решение о создании Международного института религий и консервации, а также фонда для поддержки соответствующей религиозной деятельности. Презентовался «впечатляющий список проектов», включающий Даосские Священные Горы в Китае, а также учрежден Центр христианско-мусульманских отношений и консервации при сирийской Православной Антиохийской церкви, на базе древнего монастыря Тель-Ада в Сирии (все христианство скопом представлял Вселенский патриарх Варфоломей, близкий друг принца).

Также сообщалось, что Всемирный банк «направил лидерам вероисповеданий (sic) предложение установить диалог» на предмет этики современной экономики. В свою очередь, Агентство по окружающей среде ООН (UNEP) «обратилась к религиям с просьбой действовать в роли мониторинговых агентств (sic) по окружающей среде для контроля над ее изменениями на местном уровне». При этом религиозных деятелей призывали к участию в UNEP и в процессах принятия решений.

В своей речи принц Филипп подчеркивал необходимость решительных действий для защиты окружающей среды от «драматического роста численности населения Земли». Этот «драматический рост» – «единственный существенный фактор, определяющий опустошение здоровья планеты в течение нашего века...Ключевой пункт в сохранении нашей природной среды – это поиски путей ее защиты от последствий демографического взрыва...» «Когда вы надуваете воздушный шар, никто не предупреждает вас о том, что он вот-вот лопнет. Мы раздуваем системы Земли как малое дитя, надувающее шарик. Если мы продолжим его надувать, важно знать, когда он собирается лопнуть».

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Сборищу WWF предшествовали две акции. Накануне в епископальном соборе Сан-Франциско бывший католический монах Мэтью Фокс, перековавшийся в идеологию New Age, провел «экологически ориентированное планетарное богослужение», представлявшее собой, по оценке Dallas Morning News, «смесь христианского ритуала, оккультизма, теософии, поклонения богине Земли и Матери-природе». Перед самым конгрессом в Лондоне состоялась встреча Патриарха Варфоломея с Далай Ламой XIV в Токио.

За мероприятием в Лондоне последовало множество региональных инициатив, в том числе и в России. Ровно через неделю после «ценных указаний» принца в Санкт-Петербурге объединилась 21 «харизматическая» церковь, при объединенной структуре был создан экологический отдел, а руководителем объединения избран южнокорейский пастор Лим, в тот период консультировавший Анатолия Собчака по подготовке к задуманным тогда Олимпийским играм-2004 года в Санкт-Петербурге. Община церкви «Еммануил», представляемой пастором, исполнила «молитву» с подпрыгиванием и раскачиванием почему-то на иврите.

Однако главная мизансцена разворачивалась в «лемурианском» Сан-Франциско, где в 1992 году открылся основной офис Фонда Горбачева во главе с бывшим руководителем советской программы Esalen Institute Джимом Гаррисоном. Он разместитлся в бывшей мексиканской крепости Президио, по соседству с Храмом Сета – сектой, практикующей обучение детей половым извращениям с младенческого возраста.

Осенью 1995 года началась подготовка к самому «знаковому» мероприятию, которому предстояло выразить центральный смысл «повестки дня-XXI», и для которого лондонская конференция, со своим символическим ARC, лишь готовила почву. Накануне самого «судьбоносного» международного религиозно-экологического действа газета Washington Times, в тот период принадлежавшая Церкви объединения Сан Мен Муна, опубликовала пропагандистскую статью «Религия нашего времени – буддизм». Выделение именно буддизма из многих других вероисповеданий пояснялось его растущей популярностью: согласно газете, в США и Канаде из христианства к этому времени конвертировалось в буддизм уже около 600 000 человек. Цитировалось высказывание редактора буддистского журнала Tricycle Хелен Творков:

«Буддизм дает очень точное понимание умирания и смерти. Буддизм всегда утверждает непостоянство (бренность), в противовес культуре, упорно отрицающей смерть. Это становится частью американской культуры...»

После такого предисловия открылось само мероприятие, призванное наконец-таки исполнить завет Учителя Иллариона, он же Утон Льятто, «махатмы» Великого Братства Азии, о создании Объединенной Религии. 27 сентября 1995 года в отеле Фэйрмонт в Сан-Франциско открылся Первый Форум о Мире (The State of the World Forum) под председательством Горбачева. Название State of the World Forum перекликается с ежегодным State of the Union Address президента США. Горбачев действительно верил, что он влиятельнее американского президента. К этому предрасполагало присутствие более 400 влиятельных лиц, от генсека ООН Бутроса Гали до президента Киргизии Аскара Акаева – гостя особо почетного: его страна стала «полигоном азиатской демократии», а его родня дочь возглавила местный Фонд Ага Хана.

На Первом Форуме сопредседательствовали бывшие госсекретари США Джордж Шульц (Линдон Ларуш считал его главным покровителем Горбачева в Вашингтоне) и Джеймс Бейкер. К Горбачеву пришла целая когорта бывший глав государств – Джордж Буш, Маргарет Тэтчер, Брайан Малруни (Канада), Оскар Ариас (Коста-Рика), из действующих – президент Чехии Вацлав Гавел, премьер Турции Тансу Чиллер и вице-президент ЮАР Табо Мбеки. С ними соседствовали мировые знаменитости – Билл Гейтс, Элвин Тоффлер и Карл Саган.

«Подлинными мировыми лидерами нового поколения» Горбачев назвал Гавела и Мбеки. Калифорнийская пресса иронизировала по поводу большого количества разномастных религиозных деятелей, оккультистов и футурологов. Экологизм персонифицировали президент Worldwatch Лестер Браун, «эко-миллиардер» Морис Стронг и ведущие философы New Age – Фритьоф Капра, Джереми Рифкин, Уиллис Харман, Дипак Чопра, Hоберт Мюллер, Мэтью Фокс, теософ Руперт Шелдрейк, эксперт по шимпанзе Джейн Гудалл и писатель Сэм Кин.

Сэм Кин, также постоянный лектор Esalen Institute, заявил с трибуны мероприятия, что если бы население Земли сократилось на 90%, то оставшееся количество не смогло бы нанести природе существенный вред. Для достижения заявленной цели, по его словам, необходимо (дословно) «пропагандировать сексуальность, контрацепцию, аборты и все прочие методы, гарантирующие сокращение населения».

Этому аплодировала «поликонфессиональная» аудитория, куда более разномастная, чем в Лондоне. Перечень церквей и культов, привлеченных к первому конгрессу SWF, потряс даже опытного российского исследователя тайных обществ и культов Олега Платонова. В списке, который ему удалось раздобыть, фигурировало, в частности, несколько десятков «викканских церквей», объединяющих ведьм. Теперь не оставалось сомнений: проект «Третьего Храма», в соответствии с преданием, вовлекавший и ангелов, и демонов, планировалось осуществить на полном серьезе.


ПЕРЕМЕННЫЙ УСПЕХ ЛЮЦИФЕРА

Проблема состояла, очевидно, лишь в месте: требовалось доказать, что «лемурианская» Калифорния и есть новый Иерусалим. Нельзя сказать, что к этому не было предпринято никаких усилий. Так, одна из живописных вершин горы Дьябло (Diablo) в Калифорнии еще в начале века получила название Горы Сион. В свою очередь, Калифорнийское Дзэн-Буддистское общество, размещенное в бывшей синагоге, с 1960-х годов по наши дни непременно возглавляется буддистами еврейской национальности.

До тех пор, пока человечество – по крайней мере на уровне действительно влиятельных церковных иерархий не созреет до высоких лемурианских откровений, проектируемая «Организация объединенных религий» официально именует себя только «Инициативой объединенных религий» (аналогично Хартии Земли). Однако проект Храма – разумеется, постмодернистский – существует. Сама будущая ООР задумана по образцу ООН, с Генеральной Ассамблеей, Советом Безопасности и генсеком, в качестве «постоянно действующего центра, где мировые религии будут заниматься ежедневными молениями, обсуждениями и деятельностью во благо всего живого на Земле». Под эгидой ООР предполагается также создать Банк моральных ценностей для инвестиций в гуманитарные проекты.

На втором State of the World Forum 2-6 октября 1996 года проект обсуждался в более практическом ключе: обсуждалось «создание команд миротворцев», а также предложения по «применению международных санкций против религий, которые откажутся сотрудничать с ООР», или окажутся неприемлемыми для приема в члены ввиду «жестких богословских установок». При этом высказывалась критика в адрес «церквей фундаменталистского толка, сдерживающих прогресс нового мирового порядка и эволюцию вселенной к божественности». В числе таких церквей называлась Сербская Православная церковь.

В дальнейшем в Сан-Франциско состоялось еще 3 форума State of the World – с 1996-го по 1999-й. Пропагандистам ООР было о чем отчитаться: инициатива активно пропагандировалась во всех частях мира, в том числе, разумеется, в реформируемой России, причем в разных общественных кругах – от либерально-демократического истэблишмента, черпающего «сокровенное знание» из журнала «Магистериум» (где откровения Ага Хана печатались под одной обложкой с сексологическими изысканиями профессора Игоря Кона), до широкого круга экологически озабоченных ученых-почвенников. Так, силуэт будущего храма был изображен в издании Центра космического разума, распространявшемся на учредительном съезде Всеславянского собора в Москве весной 1995 года, в офисе Российского Союза писателей. Примечательно, что та же газета пропагандировала и Николая III (заодно с главой УПЦ-КП митрополитом Филаретом), а сам самозванец открыл штаб-квартиру в Москве, в офисе Академии нового мышления, и там роились влиятельные лица – от претендентов на президентский пост до уголовных авторитетов высшего калибра.

Но что-то не срослось. Препятствие возникло не в Израиле, где как раз вполне подобострастно выстроили постмодернистский Международный центр толерантности на месте древнего арабского кладбища. Препятствия возникли одновременно в США, России и исламском мире.

Подвел пресловутый Миленниум: апокалиптические страхи по поводу глобальной компьютерной катастрофы оказались пустышкой. А ведь американский офис Gorbachev Foundation так активно распространял панику – Д.Хикман даже составил книгу-инструкцию о том, как себя вести в «чрезвычайной ситуации Y2К». И даже журнал «Магистериум» распространялся среди продвинутого российского истэблишмента за символическую цифру 2000 долларов.

И все пошло наперекосяк. Альберт Гор, приход которого к власти готовил «самый умный еврей Америки» (по оценке Jerusalem Post) Леон Фюрт, провалился на выборах во Флориде. Победил Буш, и в итоге Штаты отказались от исполнения Киотского протокола. Президентом России стал не Виктор Черномырдин и не Сергей Степашин, а Владимир Путин. В итоге Россия распустила черномырдинское Министерство экологии, а также прикрыла все программы Всемирного банка по планированию семьи и свертыванию системы здравоохранения в регионах России. Исламский мир столкнулся в запланированной междоусобице, но вышло все опять же не по проекту: предпринятая под предлогом 9/11 демократизация дала побочный эффект в виде триумфа консерваторов в Иране. Наконец, в ООН сменились – в том числе с коррупционными скандалами – самые «экологически озабоченные кадры».

В начале XXI века Инициатива ООР не расцвела, а напротив, затормозилась. Михаил Горбачев потерял самых щедрых спонсоров, отчасти также по случайным причинам: Марк Тэтчер, к примеру, попался на банальном заговоре в Центральной Африке и угодил за решетку.

Впрочем, слабый результат всемирной пропаганды состоял и в другом: на лекции экс-генсека перестала собираться публика, и они элементарно не окупались. Хотя Римский клуб продолжал существовать и собирать конференции, его авторитет был несопоставим с прежним.

Последователям Учителя Иллариона оставалось ждать у моря погоды. И в 2008 году наконец забрезжил их подземный люциферовский свет.

Он светит из калифорнийской Berkley Labs, откуда Барак Обама пригласил на пост министра энергетики китайца Стивена Чжу, и официальный Китай, доселе не позволявший посягать на свои политические основы, похоже, «клюет» – если судить по крайней мере по дизайну шанхайской «Экспо-2010» и по обязательствам, которые китайцы соглашаются взять на себя.

Он светит из калифорнийского Стэнфорда, по аналогии с которым перезагружающаяся Москва готова строить «Силиконовую долину», вместо строительства дорог, заводов и ракет пуская экономику под энергосберегательный нож, а усилиями тайного иерусалимского студиозуса Дворковича к «долине» будет присовокуплен оккультно-философский центр в Калмыкии.

Он светит и действует. Германия легализует эвтаназию, Дания разрешает распространение марихуаны. Латинская Америка на грани межклановой наркотической войны; главного противоречия мира латиноамериканцы не поняли, и удобный индеец Моралес, борясь с буржуазией, благополучно выполняет и даже продвигает программу как по выращиванию кокаина, так и по борьбе с выбросами якобы пагубной углекислоты, и на его альтернативный саммит приезжают самые голосистые ораторы горбачевского State of the World Forum.

И снова провозвестники деградации могут записать себе в актив беспрецедентные достижения. Впервые в России создано специальное ведомство при президенте по контролю пресловутых выбросов; молодежное министерство «перековано» в экологизм усилиями Общественной палаты (благо председатель профильной комиссии Владимир Захаров возглавляет Центр экологической политики и культуры, с прошлого года – официальное представительство Инициативы Хартии Земли); новое законодательство о неправительственных организациях поможет плесени экофондов и экофирм расцвести не хуже, чем в пилотной стране Киргизии.

Авария в Мексиканском заливе, если трезво рассудить, – также не менее удобная штука для экологистов, чем украинский Чернобыль. На форуме в мексиканском Канкуне делегаты из «третьего мира», конечно, пошумят, но в итоге одобрят самые строгие меры по модернизации нефтегазодобычи, а следовательно, сделают подорожавшие энергоресурсы недоступными для излишней массы населения. Ради такого люциферовского достижения и BP не жалко.

Но главное достижение, разумеется, – саммит «восьмерки» в индейской деревне Мускока, где проникшиеся экологической озабоченностью главы государств согласились к 2050 году урезать промышленные выбросы на 80%, а «переходным экономикам» предписать сокращение вдвое не от 1990 года, а от «среднего уровня», то есть от сегодняшнего дня. Это достижение предполагается закрепить на очередном климатическом саммите будущего года в России. Русское население об этом не проинформировано, ну и слава Люциферу. «Сокровенное» знание тем и отличается от научного, что до поры до времени непосвященным его не раскрывают. Пока «махатмы» не согласуют «экстериализацию»...

Они на этом не остановятся. Они будут противопоставлять народы их традиции и истории, выдавая белое за черное; они будут ссорить детей с отцами, а соседей между собой. Они будут покупать политиков и иерархов церквей (не через Варфоломея, так через Олафа Твейта, не за киевскую Софию, так за иерусалимское Сергиево подворье); соблазнять, запугивать, хулить, выкручивать руки. Они придумают нам не только свежего всемирного гуру вместо Кришнамурти, Рериха, Горбачева, Муна, Вениамина, Виссариона или Саи-Бабы. Они придумают новую Блаватскую: награбленных денег не жалко.

Но подчиняться или сопротивляться «махатмам» и «махатмочкам», принимать или нет их духовный или физический опиум, давать жизнь потомкам или уничтожать их в утробе, заниматься или не заниматься распутством, выдыхать или не выдыхать нормальную, естественную углекислоту – наш, человеческий выбор.

Мы сопротивляемся Люциферу уже тем фактом, что мы живем. Наше выживание – саботаж их планов. Саботаж – великая штука. Он означает на практике: тебе приказывают разрушать свою историю, культуру, результат труда твоих предков: себя самого – а ты говоришь, вслух или про себя: нет, такой приказ преступен, и я его не выполню.

Опыт XXI века показывает, что непослушание силам зла бывает эффективно, что даже случайные обстоятельства пускают под откос деградационные планы. До 2012 года осталось не так много времени, и даже если новый вариант «Тайной доктрины» уже пишется, он не успеет стать бестселлером.

Они дергаются и нервничают, и даже недавняя утечка информации по ситуации в Афганистане – тому свидетельство. Пусть дергаются. Пусть воюют Черная и Белая Ложи, пусть колошматят друг друга в хвост и в гриву. Мы целее будем. С тем, кто из них перетянет, потом и надо будет воевать – по Принципу Наименьшего Зла, который в самом поучительном виде явлен именно в русской истории.

Ведь что касается «махатм», то нет такого Утона Льятто или Марка Теона, которому было бы впрямь невозможно свернуть шею. Даже если кто-то из них случайно обладает паранормальными способностями, это не значит, что он неуязвим. В нашей системе образования в ту пору, когда она была лучшей в мире, нас учили, что добро должно быть с кулаками. И правильно учили.

http://www.globoscope.ru/content/articles/2930/

[Владимир К.]

5. Истэблишмент стран с переходной экономикой, ущемленных отставанием в постиндустриальной потребительской экономике, легче поддается манипуляции, если его упования на модернизацию «оплодотворить» идеей энергосбережения во имя природного баланса: можно гарантировать как создание дополнительного рынка постиндустриального продукта, так и растрату бюджетных средств этих стран на заведомо малоэффективные технологии, а заодно и культивировать чувство неполноценности у их национальных элит, и соответственно, психологическую зависимость от «продвинутого сообщества», находящегося «в технологическом авангарде», а отсюда – политическую зависимость от «стран-передовиков» – США, Израиля, Японии, Великобритании, Дании, с соответствующим влиянием на внешнюю политику.

Очень меткое замечание, как мне кажется (цитата взята из первого сообщения темы). Можно сказать, детально перечислено всё, чем угрожал Медведев "непонимающим необходимость прогресса" и чего он фактически боялся, когда затеял кампанию "энергосбережения" с переходом на новые лампы. Просто удивительно точный диагноз - автор совершенно справедливо дальше часто использует термины из психологии и психиатрии.

[Константин О.]

В заседании Московского Евразийского Клуба (МЕК) принял участие советник Президента России по вопросам развития культуры Юрий Лаптев, сообщает сайт «Права народов». Участники встречи поинтересовались, что думает по поводу глобальных проектов «спасения мира» актуальная российская власть.

На это Лаптев якобы прямым текстом заявил: «Наш Президент в любом случае связывает будущее мира с формированием на основе G20 "Мирового правительства", способного решать стоящие перед миром глобальные задачи».

На вопрос: «а Вам известно, что с точки зрения православной онтологии "Мировое правительство" является зримым воплощением прихода к власти антихриста?»,  Ю.Лаптев заметил: «Ну и что, Миром должны управлять профессионалы».

http://ruskline.ru/news_rl/2010/10/20/prezident_svyazyvaet_buduwee_mirovym_pravitelstvom/