Польское шляхтетское восстание 1863 года

[Александр Васильевич]

Ирина ВЕЛИГОНОВА

Польская шляхетская смута 1863 года и М.Н. Катков



 В преддверии 150-летия польского восстания 1863 г. эта тема постепенно политизируется. Нет сомнений в том, что «польское восстание 1863 г. по мере приближения его 150-летней годовщины будет широко использоваться для нагнетания всё более яростной антироссийской истерии» (1). Сейм Литвы официально объявил 2013 год Годом восстания в Царстве Польском 1863 года против Российской империи (2). Польская «Gazeta Wyborcza» (3), превознося редактора лондонского «Колокола» А.И.Герцена, приветствовавшего антиправительственное восстание, выступает в поддержку инициативы установления памятника Герцену в Варшаве.

И здесь впору вспомнить высказанное ещё в 1880 г. предложение замечательного русского мыслителя К.Н. Леонтьева об установлении памятника другому редактору, отдавшему много сил рассмотрению подоплеки польской шляхетской смуты, – Михаилу Никифоровичу Каткову (1818-1887)…

М.Н. Катков выступал как литературный критик, переводчик, преподаватель университета, но наибольшую известность он приобрёл как редактор созданного им журнала «Русский вестник» (1856-1887) и газеты «Московские ведомости» (1851-1855, 1862-1887). Огромную популярность и политическое влияние Каткову принесли именно публикации по польскому вопросу. К его наблюдениям, выводам и оценкам 150-летней давности очень стоит прислушаться и сегодня.

Польское восстание 1863 г. с подачи Герцена и издававшегося им «Колокола» было преподнесено поначалу русскому обществу как борьба за гражданские свободы. И сразу резко противостоявшие позиции Герцена передовые статьи Каткова в «Московских ведомостях» вызвали серьёзный резонанс в общественных и политических кругах.

Редактор одной из самых читаемых русских газет уже через неделю после начала восстания (январь 1863 г.) первым из общественных деятелей выступил с поддержкой русского правительства, заявив о законности его действий на том основании, что Царство Польское является частью Российской империи и, как следствие, должно следовать общему для всех частей империи законодательству (4). С первых дней восстания Катков отстаивал общегосударственные интересы Российской империи в Царстве Польском. «Московские ведомости» оказались едва ли не единственным изданием, на страницах которого на протяжении всего восстания неизменно утверждалось, что Царство Польское − это часть Российской империи, а значит, ни о какой его «независимости» и речи быть не может. По сути, Каткову удалось совершить разворот в русском общественном мнении. А.И. Георгиевский вспоминал, что «передовые статьи «Московских ведомостей» вызвали к ним [редакторам газеты] всеобщее сочувствие как в Москве, так и в целом в России. Ежедневно утром целые массы народа толпились перед редакцией в ожидании, что кто-то из грамотеев, присланных за получением «Московских ведомостей», прочтёт толпе только что отпечатанную статью по польскому вопросу» (5). Издания Каткова имели «восторженный приём и в канцеляриях различных министерств и управлений, и великосветских гостиных, и в литературных клубах, и в купеческих рядах, и в захолустной помещичьей усадьбе» (6).

По мере развития событий публицистика Каткова по польскому вопросу приобретает не только остро-патриотический, но и аналитический характер. Вопрос, который он задаёт русскому правительству и русскому обществу более чем закономерен: почему произошло восстание? Особенно интересна в этом плане статья редактора «Московских ведомостей» «По поводу Высочайшего Манифеста Царству Польскому и указа Сенату относительно смежных с Царством Польским губерний», опубликованная 3 апреля 1863 г. (7) Катков указывает на факты – те меры, которые были предприняты русским правительством в отношении Царства Польского в общем ходе процесса реформирования начала 60-х гг. XIX века: разрешение на преподавание в учебных заведениях на польском языке и занятия административных должностей поляками. По его твердому мнению, в Царстве Польском были созданы условия для национального развития на автономных началах. Однако это не только не послужило успокоению края, но и привело к восстанию.

На страницах своих изданий русский публицист первым заявляет о том, что «польское восстание вовсе не народное восстание: восстал не народ, а шляхта и духовенство» (8 ). Катков в своих статьях последовательно доказывает, что польское восстание по своему внутреннему содержанию являлось не борьбой за свободу народа, а борьбой за власть. «Для нас, – писал Катков, – польский вопрос имеет национальный характер; для польских властолюбцев это – вопрос о подчинении русской национальности своему польскому государству, ещё ожидающему восстановления» (9).

В качестве другого немаловажного аспекта польских событий 1863 г. Катков рассматривает стремление иностранных государств вмешаться во внутренние дела Российской империи под предлогом «защиты» польского народа. В 1863 г. в журнале «Русский вестник» была опубликована статья Каткова «Польский вопрос» (10). Русский публицист обращает внимание на двойные стандарты европейских держав (Британской империи и Франции) в отношении реализации права народностей на самостоятельное развитие. С одной стороны, эти страны при проведении колониальной политики никогда не ориентировались на интересы местного населения. С другой стороны, и Англия, и Франция прилагали усилия для того, чтобы вызвать у русского правительства сомнения в законности собственных действий в отношении народов западной окраины Российской империи.

Определяя причины восстания, Катков ясно показывает, что их расстановка в порядке значимости должна выглядеть следующим образом: борьба за власть – иностранное влияние – внутренняя народная потребность в самостоятельном развитии. Редактор «Русского вестника» и «Московских ведомостей» убедительно доказал, что польское восстание 1863 г. не было национально-освободительным. Скорее наоборот, оно носило национально-разрушительный характер. Угождение «польскому национальному чувству», писал Катков, могло бы стать «гибелью и для Польши, и для России» (11).

____________
(1) Гулевич В. Восстание 1863 года: новая идеологема в информационной войне против России // www.fondsk.ru.
(2) Литовский премьер: Москва раскается за оккупацию и выплатит компенсацию // www.inosmi.ru
(3) Радзивинович В. Возведем памятник Герцену! // www.inosmi.ru.
(4) Катков М. Н. О законности рекрутского набора в Царстве Польском // Катков М. Н. Имперское слово. М., 2002. С. 100-103.
(5) Георгиевский А. И. Тютчев в 1862–1866 гг. // Ф. И. Тютчев в документах, статьях и воспоминаниях современников / сост. Г. В. Чагин. М., 1999. С. 166.
(6) Ревуненков В. Г. Польское восстание 1863 года и европейская дипломатия. Л., 1957. С 247.
(7) Катков М. Н. Имперское слово. М., 2002. С. 103-109.
(8 ) Катков М. Н. Польское восстание не есть восстание народа, а восстание шляхты и духовенства // Катков М. Н. Идеология охранительства. М., 209. С. 191-200.
(9) Катков М. Н. Польское восстание не есть восстание народа, а восстание шляхты и духовенства // Катков М. Н. Идеология охранительства. М., 209. С. 191-200.
(10) Катков М. Н. Польский вопрос // Русский вестник. Т. 43. № 1. С. 471-482.
(11) Катков М. Н. Слабы не силы наши, а слабы наши мнения. Необходимо подавить восстание // Катков М. Н. Имперское слово. М., 2002. С. 112-117.
 
http://www.fondsk.ru/news/2012/12/16/polskaja-shljahetskaja-smuta-1863-goda-i-m-n-katkov.html

[Александр Васильевич]

Кто гидру задушил...

Памяти героев 1863 года



В текущем 2013 году в Польше, Литве и в Белоруссии будет торжественно отмечаться 150-летняя годовщина польского восстания против России. Под это мероприятие уже отпущены большие финансовые средства. В поте лица трудятся работники СМИ и мастера культуры. Будут произноситься пламенные речи на тему борьбы за «свободу» маленьких, но свободолюбивых народов, желавших скинуть иго русского царизма и примкнуть к европейской цивилизации, к которой все эти «маленькие, но гордые» принадлежат изначально. В Польше и Литве юбилей будет отмечаться на правительственном уровне, в Белоруссии годовщина польского мятежа станет очередным поводом для выступлений против президента А. Г. Лукашенко, который, оказывается, не дает свободолюбивому белорусскому народу примкнуть к западной цивилизации с ее правами геев и памятникам холокосту.

Между тем в России о событиях полуторавековой давности не знали и не знают. Причины этого понятны. В самом деле, польское восстание 1863-64 гг. по своим масштабам с военной точки зрения было достаточно незначительным явлением. Каких-то крупных сражений не было, в основном военная кампания 1863-64 гг была одной контртеррористической операцией в самом буквальном значении слова. Покорение черкесов на Кавказе в это же самое время стоило куда больше военных усилий и потерь. Более того, уже тогда «передовая интеллигенция», завороженная демагогическим лозунгом о борьбе «за вашу и нашу свободу» откровенно симпатизировала мятежникам. В советские времена казенные историки извели тонны чернил и типографской краски, что бы доказать братство русских и польских революционеров. Нельзя не признать, что в русском обществе, даже среди твердых патриотов, до сих пор сохраняется комплекс вины за усмирение мятежа. В силу этого и сами обстоятельства этих событий, и те, кто не дал развалить страну, остаются неизвестными героями отечественной истории. В лучшем случае о мятеже помнят только то, что он был и его усмирили.

Однако мятеж 1863 года все же не заслуживает снисходительного отношения. Угроза целостности России в 1863 году была достаточно серьезной. И тем большего восхищения заслуживает подвиг тех, кто твердо и жестко заступил путь мятежу.

Замечательный поэт А. Фет посвятил этим героям стихотворение:

Нетленностью божественной одеты,

Украсившие свет,

В Элизии цари, герои и поэты,

А темной черни нет.
 

Сама Судьба, бесстрастный вождь природы,

Их зыблет колыбель.

Блюсти, хранить и возвышать народы -

Вот их тройная цель
 

Равно молчат, в сознании бессилья,

Аида мрачный дол

И сам Олимп, когда ширяет крылья

Юпитера орел.
 

Утратя сон от божеского гласа,

При помощи небес

Убил и змей, и стойла Авгиаса

Очистил Геркулес.
 

И ты, поэт, мечей внимая звуку,

Свой подвиг совершил:

Ты протянул тому отважно руку,

Кто гидру задушил.
 

Кто же были они, усмирители мятежа, задушившие гидру смуты, в условиях угрозы войны со всеми европейским государствами, освистанные «свободной» (от совести) прессой, при противодействии самых высших сфер империи? Вспомним лишь некоторые факты и имена.
 

Бунт крепостников

9 (22) января 1863 г началось восстание в Польше и Северо - Западном крае (так назывались Белоруссия и Литва). Этот мятеж поставил Российскую империю на грань распада. Дело заключалось вовсе не в мощи мятежа (ведь общее количество инсургентов не превышало 20 тыс., поляки не взяли ни один город и не имели ни одной военной победы в прямом боевом столкновении). Главной особенностью польского восстания была почти всеобщая поддержка мятежников русским «передовым» обществом. Революционные радикалы оказывали полякам прямую помощь, в том числе личным участием в боях против соотечественников (таким был  погибший в бою с русским солдатами перебежчик, бывший русский офицер А. Потебня), пытались поднять восстание в Поволжье (так называемый «казанский заговор»).

А. И. Герцен на страницах «Колокола» открыто поддерживал польские требования. Собственно, Герцен поддерживал поляков еще до начала восстания. В сентябре 1862 года некие анонимные «русские офицеры» (скорее всего, созданные в редакции) обратились к Наместнику российского Императора в Польше Великому князю Константину Николаевичу через «Колокол». Адрес содержал  утверждения о том, что войска не хотят быть палачами, что обязательно скажется в случае восстания. «Оно не только не остановит поляков, но пристанет к ним, и может быть, никакая сила не удержит его. Офицеры удержать его не в силах и не захотят».  Единственным спасением было дать Польше  «свободно учредиться по понятиям и желаниям польского народа», «иначе грозит беда неминуемая» . Когда же восстание разразилось, то со страниц «Колокола» загремели призывы убивать «гадких русских солдат». Впрочем, причина пропольских симпатий лондонского изгнанника Герцена была проста: деньги на издание своего «Колокола» он получил у польского эмигранта Ворцеля. Ну, а кто платит деньги, тот и заказывает музыку.

Знаменитый теоретик анархизма М. А. Бакунин пытался отправить к берегам Курляндии корабль с оружием для мятежников. Уже 19 февраля в Москве и Петербурге появились прокламации с призывом к солдатам поддержать польских мятежников, повернув оружие против офицеров.

Фактически солидаризировались с поляками и русские либералы. В петербургских ресторанах поднимали тосты за успехи «польских братьев», либеральная пресса рассуждала об исторической несправедливости в отношении Польши и что вслед за освобождением крестьян надо бы освободить и польский народ.

Впрочем, и идейные антиподы революционеров, старые крепостники, сгруппировавшиеся вокруг газеты «Весть», любимого чтения «диких помещиков», также защищали польских мятежников. Тут была не только дворянская солидарность - русские крепостники сочувствовали мятежным польским крепостникам, но и как в случае с «Колоколом» финансовая зависимость от польской закулисы. Уже через несколько лет подавления мятежа, в  1869 году, официально были установлены факты субсидирования «Вести» польскими помещиками.

Шатания, вызванные слабостью характера, испытывал и Наместник в Царстве Польском Великий Князь Константин Николаевич, как и генерал-губернатор Северо-Западного края В. И. Назимов. В Польше и западных губерниях уже шли бои, но не было введено чрезвычайное положения, войска не были приведены в боевую готовность, националистические польские газеты выходили совершенно легально, полиция не имела права проводить обыски в костелах, хотя именно в них находились типографии, склады оружия. Из соображений гуманности немедленно освобождались несовершеннолетние пленные повстанцы. Не подлежали аресту также представители католического духовенства, хотя они, выполняя повеления Ватикана, не только благословляли оружие мятежников, но и сами участвовали в боевых действиях.

Польские аристократы входили в элиту Российской империи, в душе надеясь вернуть себе вседозволенность времен Речи Посполитой, которую лишил их предков «московский деспотизм». Вообще польское политическое лобби в Петербурге было весьма могущественным, уступая по своему влиянию только еврейскому и немецкому. Стоит ли удивляться, что пленных мятежников из «хороших семей» просто отпускали по ходатайству влиятельных лиц.

Сами мятежники при этом не испытывали никаких сентиментальных чувств. Нападения проводились на спящих в казармах солдат, офицеров приглашали в гости к местным помещикам и вероломно убивали. Погибли многие гражданские русские, проживающие в охваченных мятежом территориях. Терпя постоянные поражения на поле боя (собственно, были незначительные стычки, в которых редко участвовали больше нескольких сотен человек с обеих сторон), мятежники широко развернули террор руками так называемых кинжальщиков, действовавших холодным оружием, и «жандармов-вешателей», устраивавшие казни в контролируемых поляками районах. Среди кинжальщиков и вешателей преобладали откровенные уголовники, и не удивительно, что подавляющее число их жертв были не военные или сторонники режима, а простые обыватели, убитые по мотивам личной неприязни или при ограблении.

Наконец, польский мятеж вызвал международный кризис. Уже 17 апреля 1863 г Англия, Франция, Австрия, Испания, Португалия, Швеция, Нидерланды, Дания, Османская империя и папа Римский предъявили России дипломатическую ноту, более похожую на ультиматум, с требованием изменить политику в польском вопросе. Западные страны предлагали решить судьбу Польши (подразумевая ее в границах Речи Посполитой 1772 г) на международном конгрессе под своим руководством. В противном случае западные страны угрожали войной.

На поляков это все подействовало вдохновляюще. Не случайно польские мятежники в Литве под командованием дезертировавшего офицера русского Генерального штаба З. Сераковского двинулись в Курляндскую губернию, что обеспечить место высадки французских войск на Балтийском побережье. Поскольку мятежники почему-то вообразили, что будущая Польша будет создана после успешной интервенции западных государств и распада России в тех границах, где действуют польские повстанцы, то неудивительно, что шайки мятежников пытались действовать под Киевом и даже в тех местах, где ничего польского не было со времен Хмельницкого. Планировалось распространение мятежа на Смоленщину и Лифляндию. В походной типографии одного из главарей мятежников, «диктатора восстания» М. Лянгевича помещались выдуманные «сведения» о действиях поляков  в глубине великорусских территорий, на Левобережной Украине и Бессарабии, а также измышления о многих  сотнях убитых русских солдат. Эти лживые сообщения должны были убедить западные страны, что поляки контролируют уже пол-России, так что бояться русского медведя не надо.

Активизировалась подрывная деятельность на рубежах Российской империи. Летом на черноморском побережье Кавказа, где еще продолжалась война с черкесами, на пароходе «Чезапик» высадился вооруженный отряд («легион») польских эмигрантов численность в 59 человек под командованием французских офицеров во главе с полковником Клеменсом Пржевлоцким. Задачей легионеров было открыть «второй фронт» против России на Кавказе. При этом сами поляки были лишь пушечным мясом, а организаторами высадки легиона были западные страны. Так, непосредственно организацией посылки «Чезапика» занимался капитан французской армии Маньян.  Одновременно отряд полковника З. Ф. Милковского, сформированный из польских эмигрантов в Турции, попытался пробиться из Румынии на юг России. Правда, румынские власти разоружили отряд, не дав пройти ему к границам России.

Хотя  легионеры Пржевлоцкого были быстро перебиты, но высадки новых легионов продолжались. Это было весьма опасно, учитывая, что после Крымской войны Россия не имела военного  флота на Черном море.

Одновременно британский флот начал крейсировать возле российских берегов на Тихом океане. Начались набеги кокандцев и подданных других среднеазиатских ханств на российские владения на территории нынешнего Казахстана. Казалось, повторяется ситуация 1854 г., когда Россия в одиночку противостоит всей Европе на несравненно более худших, чем тогда,  геополитических позициях.

Но за что сражались польские шляхтичи и за что ценили их борьбу на Западе? Если убрать демагогические слова о «свободе», то  выясняется, что инсургенты сражались не за свободу польского народа, а за восстановления Речи Посполитой с границами, далеко выходящими за этнографические границы польской народности. На картах, отпечатанных поляками на Западе, была изображена  Польша «от моря до моря» с такими «польскими» городами, как Киев, Рига, Смоленск, Одесса,  и пр. Польские претензии распространялись на Литву, Белоруссию и Правобережную Украину, которые поляки называли «забранным краем» и без владения которым польское государство в случае своего возрождения не имело в тех условиях никаких шансов на существование. Но вместе с территорией «забранного края», хотя там поляки и составляли привилегированное меньшинство, Речь Посполитая могла претендовать на роль серьезной европейской державы. впрочем, наиболее крайние из мятежников требовали границ 1648 года, с включением в состав будущей Польши уже и Левобережной Украины с Киевом, Смоленска, а также Лифляндии и Курляндии.

Требование «исторических границ» прежней Речи Посполитой было присуще совершенно всем польским повстанческим организациям. Еще до восстания, 11 сентября 1862 г, вскоре после покушения на Наместника в Польше Великого Князя Константина Николаевича, в ответ на Манифест Наместника к населению Польши, открывавшегося словами « Поляки! Верьте мне, как я верю вам!», он получил послание от графа А. Замойского, одного из влиятельнейших польских деятелей. Выразив дежурную радость по поводу спасения жизни Наместника, Замойский писал: «Мы можем поддерживать правительство  только  когда  оно будет польским и когда все провинции, составляющие наше отечество, будут соединены вместе, получат конституцию и либеральные учреждения. Если мы любим отечество, то любим его в границах, начертанных Богом и освященных историей» .

С этим были согласны многие русские либералы. Живший в добровольной эмиграции князь П. Долгоруков, сподвижник Герцена, уверял, что ничего страшного от отделения от России ряда губерний, пусть даже с непольским населением, не будет, зато это только даст России моральный выигрыш: «Может быть, тогда губерния Ковенская и несколько уездов губерний Виленской и Гродненской отошли бы от России; но что за беда? Если из семисот уездов империи Всероссийской убавится дюжина или полторы дюжины уездов, сила России не уменьшится, а зато честь русская высоко вознесется тем, что никого не будут принуждать быть русским, принуждать мерами насильственными и кровавыми, мерами гнусными и позорными для тех, которые их употребляют, и что каждый из граждан России будет гордиться тем, что он русский!»  Как видим, задолго до Горбачева многие «передовые» русские были готовы пожертвовать какими-то полуторами дюжин уездов ради одобрения на Западе.

Однако восстание 1863 года было восстанием шляхты - мелкопоместного, а порой и вовсе безземельного дворянства, католического вероисповедания и польского по языку и культуре. В Литве и Белоруссии помещичий характер мятежа был наиболее очевиден. Еще перед отменой крепостного права именно польское дворянство Литвы и Белоруссии занимало наиболее непримиримые позиции в крестьянском вопросе. В условиях получения крестьянами, пусть даже и за выкуп, части шляхетских земель, а также при распространении на западный край всесословных учреждений, местное польское привилегированное меньшинство теряло экономическую власть в крае. Политической же власти оно не имело уже с падением Речи Посполитой. Следует заметить, что шляхетство в основном не умело хозяйствовать (истинный шляхтич умрет с голоду, но не опозорит себя работой!), и к 1863 году большая часть владений шляхты была заложена и перезаложена. Исчезновение шляхты как класса и вообще всего польского элемента  за этнографическими пределами Польши было делом ближайшего будущего. В этих условиях польское дворянство могло только силой оружия, воссоздав Польшу, сохранить свое прежнее господство в крае. Последним шансом для шляхтичей после отмены крепостного права, было именно восстание. В случае победы они останутся здесь господами, в случае сохранения существующего положения они окончательно сольются с православными мужиками.

Об отношении польского дворянства к крестьянскому самоуправлению, что было одним из этапов крестьянской реформы, напомнил известный историк и этнограф, видный славянофил А. Ф. Гильфердинг, уроженец Варшавы. Он привел адрес польского дворянства западного края от 24 марта 1860 - го г на Высочайшее имя: «...мы с трудом можем вообразить нынешнее крепостное народонаселение России, распределенное на десять тысяч каких - то республик, с избранным от сохи начальством (выд. А. Ф. Гильфердингом), которое вступает в отправление должностей по воле народа, не нуждаясь ни в чьем утверждении...Мы опасаемся, что... устранение консервативного элемента частной собственности и соединенного с нею умственного развития введет в русскую жизнь такой крайний демократический принцип, который несовместим с сильной правительственною властью».  Реформа 1861 г в западных губерниях саботировалась польским дворянством. В Литве и Белоруссии сохранялся оброк и все другие повинности, все мировые посредники были из числа местных помещиков. Гильфердинг с полным основанием уподобил польский мятеж  восстанию американского рабовладельческого юга, проходившего в это же время в США.

Весной 1863 г., под влиянием первых успехов, не столько военных, сколько дипломатических, мятежники перестали стесняться. В апреле сначала последовал Универсал подпольного правительства Польши о свободе совести, в котором уверялось: «Свобода совести была искони свойственна польскому правительству и его законодательству... Ныне, когда восприсоединение Литвы и Руси (как в польских документах называлась Украина, в тол время как собственно Россия называлась Московией, а то и просто «москвой», с маленькой буквы) к Царству Польскому неминуемо, накануне освобождения нашего отечества, народное правительство гарантирует всем исповеданиям равенство и свободу пред законом». Это правительство предупреждало, что внимательно следит за всеми, и, хотя оно прощает прошлые проступки перед  Польшей, но за настоящие и будущие ее противников ждет «неизбежная казнь». Но уже две недели спустя, последовала прокламация о восстановлении Униатской церкви и о том, что для православных «наступила минута расплаты за их преступления».

Итак, весной 1863 года, несмотря на то, что мятежники не могли похвастаться не только военными победами, но и вообще какой-либо массовой поддержкой даже польского населения, в условиях, когда к пропольским настроениям «передового» общества добавился паралич власти, вызванный неспособностью Великого Князя Константина Николаевича управлять Польшей,   и страхом официального Петербурга перед коалицией европейских государств, (что и привело к поразительной апатии в применении военной силы в Польше), возникла реальная угроза начала переговоров с мятежниками при западном посредничестве, что привело бы к отделению Польши и западных российских губерний.
 

Михаил Катков



И именно в этот критический момент русские патриоты, у которых не было правительственных постов, а была всего-навсего поддержка подавляющего большинства народа,  показали свою самостоятельность и государственное мышление.

Именно в этих условиях стал возможен феномен Михаила Никифоровича Каткова - журналиста, без которого бы события могли развиваться по самому скверному сценарию.  Михаил Никифорович Катков (1818-1887 гг), выходец из бедной разночинской семьи, сумел получить высшее образование, преподавал философию в Московском университете, перевел на русский язык с нескольких западноевропейских ряд философских и научных произведений. Но подлинным призванием Каткова стала журналистика. Защита на страницах печати национальных интересов России сделала его голосом русского народа.

Катков с 1-го января 1863 г стал редактировать ежедневную газету «Московские Ведомости». С первых же дней мятежа, когда русские газеты ограничивались перепечаткой официальной хроники,  М. Н. Катков выступил с требованием решительного подавления мятежа. Он сразу нанес удар по самой главному, но и самой уязвимому лозунгу польской    пропаганды - лозунгу борьбы за независимость Польши. «Польское восстание вовсе не народное восстание; восстал не народ, а шляхта и духовенство. Это не борьба за свободу, а борьба за власть» - писал он.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

И не случайно М. Н. Катков отмечал: «Но кто же сказал, что польские притязания ограничиваются одним Царством Польским? Всякий здравомыслящий польский патриот, понимающий истинные интересы своей народности, знает, что для Царства Польского в его теперешних размерах, несравненно лучше оставаться в связи с Россией, нежели оторваться от нее и быть особым государством, ничтожным по объему, окруженным со всех сторон могущественными державами и лишенным всякой возможности приобрести европейское значение. Отделение Польши никогда не значило для поляка только отделения нынешнего царства Польского. Нет, при одной мысли об отделении воскресают притязания переделать историю и поставить Польшу на место России. Вот источник всех страданий, понесенной польской народностью, вот корень всех ее зол!».

Силу претензиям поляков на западные губернии России придавало то обстоятельство, что значительная часть тогдашнего  русского общества вне зависимости от своих политических взглядов, совершенно не знали ни истории, ни этнографии этого края. Кроме того, что это были земли прежней Речи Посполитой и того, что здесь властвует богатое и влиятельное польское дворянство, петербургская и московская интеллигенция  ничего не знали. Удивляться этому не приходится, ведь местное православное крестьянство было угнетено и забито как нигде в империи и голоса своего не имело.

Также до 1840 г. в Западном крае действовал местный свод законов (тот самый «Литовский статут»), но и после его отмены и распространения на Белоруссию, Литву и Правобережную Украину общеимперского законодательства традиции местного управления сохранялись и к моменту мятежа. Не случайно многие  путешественники из Петербурга или русской глубинки чувствовали себя в Белоруссии и на правом берегу Днепра как за рубежом.

Наконец, что придавало польским претензиям особую силу, так это то обстоятельство, что чуть ли не все выдающиеся деятели польской политики и культуры родились именно в западном крае. Т. Костюшко, А. Мицкевич, Ц. К. Норвид, В. Сырокомля, С. Монюшко, М. Огинский и др., родились далеко за пределами этнографической  Польши и были литвинами (ополяченными белорусами и литовцами). Именно в Западном крае находились земельные владения значительной части польской аристократии. Родовые «гнезда» Потоцких, Чарторыйских, Сангушко, Тышкевичей, Ржевусских, Радзивиллов и прочих магнатов, играющих огромную роль в польском движении, и при этом тесно связанных с российской и европейской аристократией, так же находились восточнее Буга.

Следует заметить, что открыто полемизировать с поляками было сложно из - за проблем с собственной российской цензурой. Именно этим отчасти объясняется обилие материалов о прошлом русско - польских отношений, об истории, этнографии и преобладающем вероисповедании в Западном крае. Попытки прямой полемики с польскими претензиями решительно пресекались.

Однако решительно настроенные консервативные авторы не сдавались. Еще летом 1862 года, за полгода до восстания, в  газете «День» ее редактор И. Аксаков сделал очень удачный ход, поместив на страницах газеты статью поляка Грабовского о праве Польши на Белоруссию и Украину. Надменный тон поляка произвел отрезвляющее впечатление на многих русских людей, первоначально сочувствующих мятежникам.  Единственным, кто не оценил мастерства И. Аксакова, были официальные власти,  и Аксакову пришлось долго и унизительно извиняться за статью Грабовского. После начала боевых действий в Польше и Северо - Западном крае цензура стала особенно беспощадна.

Жертвой цензуры и патриотического рвения пал и журнал братьев Достоевских «Время». В апрельском номере журнала Н. Н. Страхов поместил под псевдонимом «Русский» первую часть статьи «Роковой вопрос», в котором перечислили все требования польской стороны.  В результате  «Время»  было закрыто. Напрасно Н. Н. Страхов доказывал, что он поместил польские требования в первой части своей статьи только для того, что бы опровергнуть их во второй (подобный полемический прием Н. Н. Страхов действительно  широко применял, что делало его непобедимым спорщиком). Цензура была неумолима.

Однако все же главным для консервативной прессы были не исторические изыски, а актуальные проблемы. В частности, М. Н. Катков обращал внимание на пассивность Великого Князя Константина Николаевича в условиях восстания. Весной 1863 г М. Н. Катков прямо обвинил брата царя в измене! Это было неслыханной дерзостью - никто до этого не мог обвинять в чем - либо особу императорской фамилии! Однако двусмысленная политика Наместника в Польше действительно только провоцировало мятеж, и в этих условиях М. Н. Катков не побоялся выступить против брата императора, зная, что в любой момент он может угодить под арест. Всего лишь несколько месяцев назад был арестован Н. Г. Чернышевский. Хотя его обвинили в изготовлении революционных прокламаций, однако,  все же поводом для ареста редактора «Современника» послужили его пропущенные цензурой статьи. Катков вполне мог отправиться в Сибирь вслед за Чернышевским. Однако М. Н. Катков сумел свести свою кампанию против Великого Князя в рамки кампании верноподданейших адресов, посланий и воззваний. В результате Каткову удалось добиться успеха - Наместник ухал за границу «на лечение», а командующим в Северо - Западном крае с диктаторскими полномочиями Катков предложил назначить генерала Михаила Николаевича Муравьева, учитывая его знание края, решимость и волю.  И Муравьев действительно оказался на высоте положения.
 

Михаил Муравьев, граф Виленский



Среди множества русских генералов Михаил Николаевич Муравьев (1796 - 1866), выделялся своим знанием охваченного мятежом края. Впрочем, были у него и многие необходимые в этот момент личные качества.

 Представитель старинного, хотя и не титулованного рода, известного с XV века, Михаил Муравьев, подобно всем своим предкам, верой и правдой служил России на различных военных и гражданских должностях, несмотря на то, что он отнюдь не пользовался расположением монархов, его честность и принципиальность постоянно порождали у него множество врагов в петербургских властных сферах, а русофобы всех мастей ненавидели его. Невзирая на все преграды, не прогибаясь перед сильными мира сего, не гонясь за популярностью у светской публики, и не стесняясь брать на себя всю ответственность, в том числе и за довольно жестокие поступки, Муравьев честно выполнял свое дело. Не будет подробно пересказывать биографию графа Виленского. Укажем лишь на отдельные этапы жизненного пути этого незаурядного человека.

Вундеркинд с математическими  способностями, создавший в 14 лет общество математиков, читавший у себя на дому в Москве лекционные курсы по математике, имеющие прикладное военное значение, особенно для штабной и провиантской службы, (причем  и эти лекционные курсы посещали вполне солидные офицеры и генералы) - такова юность Михаила Муравьева. Дальше следовала военная служба, участие  в Отечественной войне, тяжелое ранение при Бородине.  В заграничном походе русской армии в 1813-14 Муравьев занимал ряд штабных должностей. Его математические способности ярко проявились в идеально организованной штабной службе. Вернувшись после победы над Наполеоном в Россию, Муравьев с 1815 стал преподавать математику в школе колонновожатых, которой по-прежнему руководил его отец. Для школы Муравьев составил «Программу для испытания колонновожатых Московского учебного заведения под началом генерал-майора Муравьева состоящих» (1818) и «Учреждения учебного заведения колонновожатых» (1819). Женился на П. В. Шереметевой, породнившись с одним из самых влиятельных родов в России. Одновременно с преподавательской деятельностью Муравьев принимал участие в деятельности тайных обществ, составлял устав «Союза Благоденствия». Однако, видя все большую политизацию Союза, превращающегося в заговорщицкую организацию, ставящую своей целью ликвидацию традиционной России, Муравьев с 1820 прекратил участие в заседаниях общества, а вскоре вышел в отставку и стал вести жизнь обычного помещика.

После мятежа 14 декабря 1825 года, в котором активную роль играли многие его родственники, в т. ч. родной брат Александр и свояк (сестра его жены была замужем за И. Д. Якушкиным), Муравьев был арестован и помещен в Петропавловскую крепость. Однако вскоре он был оправдан, поскольку на следствии выявилась полная непричастность его к заговору и мятежу. Муравьев возвратился на государственную службу и был назначен Витебским вице-губернатором. С 1828 он стал губернатором в Могилеве. На этом посту Муравьев прославился борьбой с «ополячиванием» белорусских земель. По его инициативе в губернии был отменен т. н. литовский статут (свод законов, принятых в Великом Княжестве Литовском еще в XVI в.) и распространено общероссийское законодательство. В делопроизводство с 1 января 1831 года был введен русский язык вместо польского.

Деятельность Муравьева в Могилеве пришлась на время польского мятежа 1830-31. Благодаря энергичным мерам, Муравьев не допустил во вверенной ему губернии мятежа. В 1830 году, буквально накануне мятежа, Муравьев подал Императору Николаю I записку, где обращал внимание на то, что через полвека после воссоединения Белоруссии с Россией в крае мало что изменилось со времен Речи Посполитой. Полными хозяевами края были польские помещики, угнетающие православное «быдло». Городскими жителями были в основном евреи, подчинившие себе всю хозяйственную жизнь Белоруссии. Духовная жизнь в крае была подчинена католической церкви, ведущей активную пропаганду «полонизма» и русофобии. В то время как польско-католические учебные заведения были весьма многочисленны и любого уровня - до Виленского университета включительно, русских православных школ в крае практически не было. При этом до Муравьева губернаторы и другие администраторы Белоруссии, назначенные в С.-Петербурге, предпочитали из соображений сословной солидарности поддерживать польско-католическое господство. В этих условиях Муравьев наживал себе влиятельных врагов не только в польских кругах, но и в петербургском «высшем свете», предлагая поддерживать в бывших польских владениях русский элемент, составлявший 90% населения края. Для начала Муравьев советовал преобразовать просвещение в крае, закрыть иезуитские учебные заведения, в т. ч. и Виленский университет, контролируемый иезуитами.

Польский мятеж, подтвердивший все опасения Муравьева, способствовал его карьере - в 1831 он стал губернатором в Гродно, в 1832 - в Минске. Усмиряя мятеж, Муравьев без всяких колебаний конфисковывал владения мятежной шляхты и даже подвергал благородных панов телесным наказаниям. Шляхта затаила злобу, начались интриги. Результатом происков польских магнатов и их петербургских друзей стало перемещение Муравьева на должность военного губернатора в Курск в 1835. Из предложений, высказанных в «Записке», реализованы оказались немногие пункты: была упразднена униатская церковь и белорусы вернулись в Православие, «Литовский Статут» был отменен повсеместно и российские законы распространены во всем крае, русский язык стал языком администрации и канцелярии. Эти полумеры не намного усилили русское влияние в крае, и польская шляхта с католическим духовенством продолжали подрывную деятельность против России.

 Муравьев после губернаторства в Курске медленно поднимался по административной лестнице, занимая должности директора Департамента податей и сборов, с 1842 был назначен в Сенат, а с 1850 - членом Государственного Совета. В 1850-57 Муравьев был также вице-председателем Императорского Географического общества. Однако только с воцарением Александра II карьера Муравьева пошла в гору. В 1856 он был назначен председателем Департамента уделов, а год спустя - министром государственных имуществ. На этом посту Муравьев сыграл большую роль в деле освобождения крестьян. Однажды на заседании Главного комитета по крестьянскому вопросу Муравьев воскликнул: «Господа, через десять лет мы будем краснеть при мысли, что имели крепостных людей». В это время Муравьев занимал одновременно три министерских поста! Впрочем, работал он даже не за троих, а за семерых.

Однако в конце 1861 Муравьев был отправлен в отставку, став жертвой борьбы петербургских бюрократических группировок. Однако он недолго был не у дел.

Призыв Каткова был услышан - император Александр II, лично Муравьева недолюбливавший, вынужден был под напором общественного мнения назначить Михаила Николаевича Наместником Северо - Западного края, включающегося в себя 7 губерний (Могилевскую, Витебскую, Минскую, Виленскую, Ковенскую, Августовскую,  Гродненскую). В момент назначения М. Н. Муравьева восстание было на подъеме, отношения с западными державами были обострены до предела. Не случайно,  что императрица Мария Александровна сказала М. Н. Муравьеву  при отъезде в Вильну: «Хотя бы Литву, по крайней мере, мы могли бы сохранить». Собственно Польшу в Петербурге считали уже потерянной. Однако М. Н. Муравьев так не считал.

Действовал Муравьев решительно и жестко. 1 мая 1863 г он был назначен генерал - губернатором, 26 мая - прибыл в Вильну в качестве Наместника, а уже  8 августа принял депутацию виленского шляхетства с изъявлением покаяния и покорности. К весне 1864 г восстание было окончательно подавлено. Муравьев при усмирении мятежа применял весьма решительные меры. По приговорам военно - полевых судов 127 мятежников были публично повешены, сослано на каторжные работы - 972 чел, на поселение в Сибирь - 1 427 чел,, отдано в солдаты - 345, в арестантские роты - 864, выслано во внутренние губернии - 4 096  и еще 1 260 чел уволено с должности административным порядком, в боях было убито около 10 тыс мятежников.  Кроме того, причастных к мятежу, но помилованных и освобожденных  было 9 229 чел. (Впрочем, и поныне существует миф о сотнях тысяч казненных и сосланных поляков). Усмирение мятежа далось малой кровью: погибло 826 солдат и 348 умерло от ран, болезней или пропали без вести. Погибло также несколько тысяч полицейских, сельских стражников, чиновников, гражданского населения.    

Однако Муравьев не только воевал и вешал. Он прибыл в Литву и Белоруссию с определенной программой. Своей задачей генерал - губернатор ставил полную интеграцию края в состав империи. Главным препятствием этого было польское помещичье землевладение. Учитывая, что городское население края состояло в основном из евреев и поляков, единственной опорой русской власти в крае могло быть только белорусское крестьянство.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Следовательно, для полной русификации края требовались поистине революционные меры по искоренению местного дворянства и предоставление политических и социальных прав только что освобожденному крестьянству.

В какой - то степени стремление к подрыву неблагонадежного польского землевладения было присуще и прежним российским монархам. Большие конфискации владений магнатов и шляхты проводила еще Екатерина II. При Николае I после подавления восстания 1830 - 31 гг также принимали карательные меры против польского дворянства. В частности, в пяти белорусских губерний было конфисковано 217 шляхетских имений с 72 тыс крепостных.   Однако в качестве социальной опоры власти империи пытались создать здесь русское помещичье хозяйство. Эти попытки оказались неэффективными из - за сопротивления сохраняющего и численное, и экономическое преобладание польского дворянства. Теперь же Муравьев предпочел сделать ставку на крестьянство.

М. Н. Муравьев обложил налогом в 10 % доходов шляхетские имения и собственность католической церкви. Помимо этого, дворянство должно было оплачивать содержание сельской стражи. (Можно представить себе ярость панов, оплачивающих стражу из числа своих бывших крепостных)!

Одновременно Муравьев ликвидировал в крае временно - обязанное состояние. Мировыми посредниками назначались православные. Наделы для крестьян были увеличены. Крестьяне Гродненской губернии получили на 12 % земли больше, чем было определено в уставных грамотах, в Виленской - на 16%, Ковенской - на 19 %. Выкупные платежи были понижены: в Гродненской губернии - 2 р.15 коп. до 67 коп за десятину, в Виленской - 2р.11 коп до 74 коп., в Ковенской - 2 р. 25 коп до 1 р.49 коп .  В целом в результате реформ М. Н. Муравьева в Белоруссии наделы крестьян были увеличены на 24 %, а подати были уменьшены на 64,5%. Для усиления русского элемента в крае М. Н. Муравьев ассигновал 5 млн  рублей на приобретение крестьянами секвестированных панских земель.

О характере реформ Муравьева можно узнать уже по указам, которые выпускал генерал - губернатор. Так, 19 февраля 1864 г был издан указ «Об экономической независимости крестьян и юридическом равноправии их с помещиками», 10 декабря 1865 г К. П. Кауфман, преемник М. Н. Муравьева на посту генерал - губернатора, продолжавший полностью его курс, издал красноречивый указ «Об ограничении прав польских землевладельцев». Помимо этого, М. Н. Муравьев издал циркуляр для чиновников «О предоставлении губернским и уездным по крестьянским делам учреждениям принимать к разбирательству жалобы крестьян на отнятия у них помещиками инвентарных земель».

В результате такой политики Муравьева в Литве и Белоруссии действительно произошли серьезные социальные изменения. С весны 1863 по октябрь 1867 гг в качестве новых землевладельцев в Северо - Западном крае было водворено 10 тыс семей отставных нижних чинов, землю получили около 20 тыс семей бывших арендаторов и бобылей, и только 37 семей дворян приобрели в губерниях края новые имения.  В последнем случае, видимо, сказалось недоверие Муравьева к возможности помещичьей колонизации, благо печальный пример подобной политики, проводившейся после 1831 года, был перед глазами.

М. Н. Муравьев развернул также строительство русских школ. Уже к 1-му января 1864 г в крае были открыты 389 школ, а в Молодечно - учительская семинария . Эти меры подорвали монополию католической церкви и польского дворянства на просвещение в крае, делавшего его недоступным для  белорусов.

Исторически, со времен якобинских аграрных преобразований в период Великой Французской революции, и до преобразований в западных губерниях Российской империи в Европе не было более решительных социальных реформ в сельском хозяйстве.

Совершенно новым в российской политике была ставка на социальные низы в бунтующих губерниях. Правящие верхи империи всегда боялись «пугачевщины» во всех проявлениях. Не случайно в начале польского мятежа, когда начались крестьянские бунты против мятежных панов, царские власти начали было усмирять верноподданных бунтарей. Так, в Радомской губернии Польши крестьяне поднялись против мятежников, но их усмирили с помощью военной силы  по приказу Наместника Константина Николаевича. Когда в Звенигородском уезде Киевской губернии крестьяне отказались работать на помещиков, примкнувших к мятежникам, то против них были посланы войска.

Как видим, реакция официальных властей было первоначально вполне традиционной. Однако под влиянием публицистов национального направления М. Н. Муравьев не только не стал подвергать репрессиям «бунты против бунтовщиков», но и фактически одобрил их. В результате вместе с правительственными войсками против поляков стали действовать и крестьянские отряды. Во многих местах крестьяне «по - пугачевски» расправлялись с помещиками. Так, в Витебской губернии крестьяне разгромили имение помещиц Шумович,  Водзяницкой, графа Молля, и др.

19 февраля 1863 года у села Турова Мозырского уезда Минской губернии был задержан крестьянами один из руководителей повстанцев Р.Рогинский. Пытаясь освободиться, он предлагал крестьянам 5 тыс. рублей серебром - гигантская по тем временам сумма, особенно соблазнительная для нищих белорусских крестьян. Крестьяне отказались, заявив, что служат своему Царю-Освободителю. Рогинский был передан военным.

Еще больший подъем последовал после того, как 19 марта 1863 г. император утвердил временные правила «о порядке взноса крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, денежных повинностей и о выдаче оных помещикам в губерниях: виленской, гродненской, ковенской, минской, и в уездах: динабургском, дризенском, люцинском и режицком витебской губернии». Временно-обязанные отношения ликвидировались. Та же самая мера вводилась и для Юго-Западных губерний.

В апреле 1863 г. в ответ на убийства русских солдат крестьяне Витебской губернии разгромили несколько отрядов повстанцев и около 20 имений . В том же месяце крестьяне Слуцкого уезда Минской губернии собрали отряд до 1 тыс. чел. для защиты местечка Тимковичи от поляков, в той же губернии крестьяне самостоятельно выбили мятежников из села Новоселки Игуменского уезда, потеряв при этом 3 человек убитыми и 8 ранеными.

Уроженец Белоруссии М.О. Коялович оценивал происходившее следующим образом: в т.н. «литовских» губерниях «происходила и происходит с незапамятных времен неутомимая народная борьба туземного литовского, белорусского и малороссийского элемента с пришлым элементом польским ».

Подобные меры вызывали ярость у русских крепостников, испытывающих чувство классовой солидарности к польскому шляхетству. Поскольку критиковать самого М. Н. Муравьева было сложно, учитывая данные ему царем полномочия, то в основном крепостники обрушились на приглашенных генерал - губернатором из коренной России чиновников. Сам М. Н. Муравьев в своем Всеподданейшем отчете императору брал под защиту своих помощников. Он писал: «Но много претерпели гонений и сии деятели; много пущено было на них клеветы и неправды, которые доходят и до вашего императорского величества. Их обвиняли в идеях социализма, в разрушении общественного порядка, в уничтожении прав собственности, словом, во всем, что могло только опорочить их честь и ослабить энергическую их деятельность» .

С полным основанием,  генерал - губернатор писал царю: «...с помощью русских деятелей присоединение края к России значительно продвинулось вперед; большая будет ошибка с нашей стороны, если мы подумаем, что можно одною только силою удержать его; может придти момент, чего Боже сохрани, что не поможет и сила, если не утвердится там Православие и наша русская народность».

Сохранение территориальной целостности империи для истинных патриотов-государственников, кумиром которых в тот момент стал Муравьев, было более существенным, чем «пугачевщина» генерал - губернатора против польского дворянства. Когда Муравьев приехал весной 1864 года в Петербург, то восторженная толпа несла его на руках из железнодорожного вагона до экипажа.

Зато сильное поражение потерпел в 1863 году русский радикализм. Откровенно антинациональная позиция в польском вопросе дорого обошлась Герцену. За 1863 год тираж «Колокола» упал с 2 500 до 500 экземпляров.  Больше никогда «Колокол» не имел такого влияния, как в начале 60 - х гг.

Давление аристократов, сохранившееся влияние поляков при Дворе, привели к тому,  что программа реформ и в Северо - Западном крае, и в Польше, не была полностью выполнена. Как только прошел страх перед общероссийской революцией и войной с европейскими странами, в официальном Петербурге сразу начали менять курс. М. Н. Муравьев получил титул графа Виленского и был в мае 1865 г. уволен в отставку.

Михаил Николаевич уединился в своем имени под Лугой и работал над «Записками об управлении Северо-Западным краем и об усмирении в нем мятежа». Этот его труд был закончен 4 апреля 1866 года. Именно в этот день Муравьев вновь стал нужен царю и Отечеству. В тот день нигилист Д. Каракозов стрелял в Александра II возле Летнего сада в Петербурге. Муравьев был немедленно вызван в Петербург и назначен председателем следственной комиссии по делу Каракозова. Муравьев, как всегда, быстро и решительно провел следствие, полностью раскрыв замысел преступника.

Это стало последним делом графа Виленского. 29 августа 1866 года он скоропостижно скончался. Без его твердой руки русское дело в Литве и Белоруссии застопорилось.

Сменивший его на посту генерал - губернатора К. П. Кауфман продолжал политику своего предшественника, но и он через год был отправлен  завоевывать Туркестан. Новый генерал - губернатор Северо - Западного края А. Л. Потапов ликвидировал почти всю «систему Муравьева». Пытавшийся проводить прежний курс виленский губернатор, знаменитый мореплаватель контр - адмирал Шестаков, был уволен в отставку. Также был смещен с должности попечитель виленского учебного округа Батюшков, пытавшийся продолжать русификацию Северо - Западного края. В июне 1867 г последовала амнистия для большинства бывших повстанцев. Польские помещики даже стали получать назад конфискованные за участие в мятеже земли. Польское помещичье землевладение сохранилось в Белоруссии до 1917 г, а в западной Белоруссии - до 1939 г.

Российские крепостники не скрывали ликования. Газета «Весть» после смерти Муравьева в посвященном ему некрологе не удержалась от бестактных и оскорбительных высказываний в адрес покойного  графа Виленского. С протестом против новой политики в Белоруссии выступил И. С. Аксаков в газете «Москва». В результате газета была закрыта «за вредное направление».

Катков продолжал выступать за сохранение «муравьевского курса» в Северо - Западном крае. За выступления против генерал - губернатора А. Л. Потапова, «Московские Ведомости» 8 января 1870 года получила  цензурное предостережение.

Таким образом, революционные преобразования М. Н. Муравьева в Северо - Западном крае в 1863-67 гг (до увольнения К. Кауфмана)  были реализованы далеко не в полной мере. Тем не менее, уже того, что было сделано, достаточно, что бы считать реформы радикально изменившими жизнь этих регионов. Последствия политики М. Н. Муравьева  сказались десятилетиями спустя. Вот что писал один из крупнейших мыслителей Русского зарубежья, уроженец Белоруссии, И. Л. Солоневич: «Край - сравнительно недавно присоединенный к Империи и населенный русским мужиком. Кроме мужика русского там не было ничего. Наше белорусское дворянство очень легко продало и веру своих отцов, и язык своего народа и интересы России... Народ остался без правящего слоя. Без интеллигенции, без буржуазии, без аристократии - даже без пролетариата и ремесленников. Выход в культурные верхи был начисто заперт польским дворянством. Граф Муравьев не только вешал. Он раскрыл белорусскому мужику дорогу хотя бы в низшие слои  интеллигенции».  Подобное могли высказать также и многие деятели литовской культуры.

Итак, в 1863 году уже немолодой Михаил Муравьев в считанные недели сокрушил крамолу и навсегда подорвал польское господство в Литве и Белоруссии, осуществив национальное, религиозное, культурное и в значительной степени социальное освобождение местного православного населения. Если учесть, что он принял начальство краем в разгар мятежа, экспедиций на балтийское и черноморское побережья, открытой подготовки западных стран к войне с Россией, измены в правительственном аппарате, (где многие чиновники уже примеряли на себя роль будущих правителей своих маленьких, но гордых народов), не имея поддержки в высших петербургских сферах, при антинациональной позиции «передовой» интеллигенции от социалиста Герцена до крепостников «Вести», наконец, при враждебном отношении Великого князя Константина и холодности самого Александра II, то подвиг Муравьева становится особенно выдающимся. Когда Катков писал, что ситуация в начале 1863 года грозила России такой же опасностью, как в 1812 году, он не преувеличивал. Муравьеву, которого именно требование народа привели на пост наместника, (совсем как Кутузова - к командованию армией в 1812 году), в определенном смысле было действовать сложнее. В самом деле, когда идет открытая война, как в 1812 году, сразу ясно, кто друг, кто враг. Когда царит внутренняя смута, то разобраться с происходящим значительно сложнее.

Проиграв, антирусские силы постарались демонизировать облик Муравьева. Не случайно для мировой и российской либеральной интеллигенции в историю  М. Н. Муравьев вошел под кличкой «Вешатель», в чем явно можно оговорку по Фрейду идейных наследников «жандармов-вешателей», петлю на виселице окрестили «муравьевским галстуком» (сорок лет спустя наши либералы, в силу собственной творческой бездарности и неумения создать чего-то новое даже в русофобских мифах , стали говорить о «столыпинских галстуках»), а реформы в Польше и Северо - Западном крае в новоявленных «независимых странах» считаются «национальным угнетением».

Многое из того, что применялось антирусскими силами в 1863 году, в дальнейшем совершенствовались и применялось в 1905, 1917, 1991 гг. Но Муравьева уже не было. И новые Муравьевы не появились...
 

Федор Берг



В собственно Польше (Царстве Польском) мятеж подавлял, после выезда «на лечение» Константина Николаевича,  граф Федор Федорович Берг (1793-1874). Выходец из немецкого прибалтийского рыцарства из Лифляндской губернии, впрочем, семьи небогатой и незнатной, Теодор (Федор) Берг в 1812 году учился в Дерптском университете и явно не помышлял о военной карьере. Но когда он узнал о вторжении Наполеона в русские пределы, он немедленно бросил учебу и самостоятельно, причем без гроша в кармане, отправился добровольцем в действующую армию. Интересно, что в тот момент юный патриот почти не говорил по-русски, хотя великолепно знал французский язык. В результате его едва не повесили как шпиона, как только он оказался в расположении русских войск. Берга спас от петли один оказавшийся рядом земляк из Лифляндии. Такое начало боевой деятельности не остудило энтузиазма Берга. Он участвовал во всех сражениях 1812-1814 гг, в России и во время Заграничного похода русской армии.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

В дальнейшем Берг участвовал в кампаниях в Средней Азии, сражался с турками в 1828-29 гг. и с поляками в 1830-31 гг. Почти 20 лет Берг был начальником Главного Штаба армии. При нем была предпринята и отчасти исполнена громадная задача составления военно-топографической (3-верстной) карты России. В Крымскую войну Берг командовал войсками в Прибалтике, а затем был генерал-губернатором Финляндии. В 1856 году в ознаменовании заслуг Берг был возведен в графское достоинство.

Назначенный наместником Польши Берг быстро и эффективно разгромил мятежников. Под давлением Муравьева и призывов Каткова, Берг, который по натуре был солдатом и не предполагал проводить каких-либо социальных реформ, все же привлек к гражданскому управлению ряд русских деятелей. Более того, поскольку здесь не было русского населения, основную ставку власти сделали на польское крестьянство. Один из виднейших деятелей Великих реформ, руководивший всеми подготовительными работами, положенными в основу акта 19 февраля 1861 г, Николай Милютин, возглавив администрацию в Польше, начал проводит в жизнь программу широких демократических преобразований.  О характере готовящихся реформ Н. А. Милютин писал в одном из частных писем: «Посланные мною указы и материалы - это первый шаг к реформам, с ясно осознанною целью: поднять и поставить на ноги угнетенную массу, противопоставить ее олигархии...Со временем в самой Польше можно будет найти деятельные элементы, что бы на них опереться, но теперь пока нужны русские деятели и они необходимы не только вследствие ненормального положения края, но и по причине совершенного отсутствия  организаторских способностей у поляков вне их отживших традиций. Эта способность проснется в них только тогда, когда связь с этой традицией прервется и явится на сцену новый, неведомый  в польской истории деятель - народ».

Свои предложения Н. Милютин высказал царю во время аудиенции 31 августа 1863 г. Получив одобрение, Н. Милютин прибыл в Польшу в должности Статс - Секретаря Его Императорского Величества для особых Возложенных поручений в Царстве Польском.  Среди помощников Н. Милютина были также известные славянофилы Ю. Ф. Самарин и князь В. А. Черкасский, непосредственно крестьянской реформой занимался крупный юрист Яков Соловьев, в дальнейшем ставший сенатором.

19 февраля 1864 г вышел Указ об устройстве крестьянского быта в Царстве Польском. В основе реформы были такие революционные изменения, как переход в собственность крестьян всей земли, которой они фактически владеют (это означало ликвидацию прав собственности шляхты на те крестьянские земли, которые юридически считались шляхетскими, но обрабатывались крестьянами). Вместо множества феодальных платежей для крестьян вводился лишь один фиксируемый поземельный налог, равный 2/3 прежнего чинша. Примерно 200 тыс семей безземельных крестьян получили землю за счет конфискованных у мятежной шляхты и католической церкви владений. Весьма важным пунктом аграрной реформы было разрешение перехода крестьянской земли лишь к крестьянам. Данная мера должна была воспрепятствовать скупке земель евреями.

К числу нерешенных реформой проблем одно из первых мест принадлежал вопрос о сервитутах - праве крестьян на пользованием пастбищами и лесами. Правда, Н. Милютин и Я. А. Соловьев разрешили выкуп сервитутов лишь с согласия крестьян. Курьезно, что против отмены сервитутов выступил из деятелей российской администрации в Польше лишь князи В. Ф. Черкасский, имевший среди крепостников репутацию принципиального противника дворянства как сословия. Впрочем, позицию свою князь объяснял просто. Согласно «Запискам...» А. И. Кошелева, также видного администратора в Польше, «Князь Черкасский вообще не желал отмены сервитутов и нам, русским, говорил, что эта мера вообще преждевременная и для России вредная: «Надо, - говорил он, - поддерживать дурные отношения между крестьянами и землевладельцами, не поощрять добровольных между ними сделок, а им противодействовать и всячески поддерживать существующую между ними вражду. В этом вернейший залог для России невозобновления волнений в крае и попыток отложения его от империи». Таким образом, сохранение некоторых феодальных прав шляхетства в Польше в определенном смысле объяснялось макиавеллизмом российской администрации, стремящейся разделять и властвовать.

Среди других реформ в Польше можно назвать меры против католической церкви. Были проведены массовые конфискации земель у замешанных в мятеже монастырей, ограничена власть епископов над ксендзами, которые теперь могли найти управу на свое священноначалие. Были также пересмотрен учебный устав, подготовлена судебная реформа.

Таким образом, в Польше реформы носили еще более выраженный социальный характер, чем в Северо - Западном крае. Результатом был быстрый промышленный рост, превративший Польшу в самую промышленно развитую часть Российской империи.

Сам же граф Берг в 1865 году был произведен в чин фельдмаршала. Старый солдат Федор Берг умер в 1874 году.
 

Иван Ганецкий



В Ковенской губернии (имеется в виду территория современной Литвы) мятеж имел то отличие, что здесь к шляхте действительно примкнули некоторые крестьяне. Впрочем, это объяснялось тем, что местные крестьяне были невежественны и забиты, полностью подчиняясь местным ксендзам и панам. Учитывая стратегическое положение губернии, овладев которой мятежники стремились выйти к Балтийскому морю, и именно здесь надеялись встретить войска западных держав, то от местных командующих русскими войсками зависела в немалой степени судьба всей кампании. Командовал русскими войсками в регионе Иван Степанович Ганецкий (1810-1887). Родился Иван Степанович в семье бедных дворян Смоленской губернии. Интересно, что, поскольку Смоленщина в 1611-1654 гг. входила в состав Речи Посполитой, то многие смоленские дворяне, включая предков Ганецких, имели шляхетское достоинство. Именно это дало повод считать Ганецкого поляком, хотя все его предки были православными.

Получив образование в кадетском корпусе, Иван Ганецкий честно служил в различных частях, участвовал в боях против горцев на Кавказе. С 1856 года он командовал гвардейским Финляндским полком. Этот полк был  направлен в район мятежа.

Отряды мятежников под командованием бывшего капитана российского Генштаба З. Сераковского и ксендза Мацкевича пытались выйти к берегу моря. Но  Ганецкий нанес решительное поражение мятежникам под городком Биржи, при Мейдеке (26 и 27 апреля). У Сераковского насчитывалось около 1,5 тысяч бойцов, правда, в основном плохо вооруженных и недисциплинированных. Понятно, что исходы столкновений были предопределены. В двух стычках, решивших исход восстания на Ковенщине, потери русских составили 5 убитых и около 40 раненых.

Сераковский раненным попал в плен и  стал рисоваться и декламировать перед генералом Ганецким: «Подумайте, генерал, что скажет  Европа!». Ганецкий показал на себя и резко отвечал: «Вот тут перед вами и Европа и Азия и все что хотите! А вы отправитесь в госпиталь, в арестантское отделение, а потом под  суд. Европе недолго придется ждать о вас известия»!.

Сераковского отправили в Виленский госпиталь. Следствие о нем тянулось долго, так как подсудимый всячески  затягивал процесс, отказываясь отвечать на допросы, под предлогом сильных страданий от раны. Он имел важные причины тормозить следствие, будучи уверен, что за него ходатайствуют очень веские покровители. Но начальником края уже сделался Муравьев, а при нем было трудно затягивать дело.  Действительно, к нему посыпались письма и телеграммы из Петербурга с просьбами или даже требованиями о помиловании Сераковского. Было даже письмо от имени английской королевы, переданное британским кабинетом  через английского посла!  Но Муравьев преспокойно клал домогательства под сукно, а сам торопил следователей  и судей. Наконец, Сераковский был повешен. Буквально через час после казни прискакал курьер с приказом немедленно освободить Сераковского (его петербургские друзья добились своего!), но Муравьев спокойно объяснил, что уже поздно.

Что касается Ивана Ганецкого, он продолжал честно служить. Особенно прославился он во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. за освобождение Болгарии, отличившись при разгроме турок под Плевной.
 

Константин Крупский и Иван Деникин.

Конечно, не генералы ведут в бой солдат, а простые офицеры и унтер-офицеры. Великий военный и государственный деятель древнего Рима Цезарь заметил, что основой армии являются не полководцы, а центурионы, то есть сотники. Когда центурионы знают свое дело, то самый посредственный полководец не потерпит поражение.

В боевых действиях 1863 года также самую главную роль в русской победе сыграли скромные центурионы - командиры рот и полурот, на которые и выпала основная нагрузка кампании. Среди центурионов 1863 года можно назвать два имени - Константина Крупского и Ивана Деникина.


_{Константин Игнатьевич Крупский}

25-летний подпоручик Константин Игнатьевич Крупский, служил в Смоленском полку, принявшем активное участие в разгроме мятежников. В январе 1863 года, как только в Польше появились шайки повстанцев, части Смоленского полка выступили против скопищ очередного «диктатора» восстания Мариана Лянгевича. Возле местечка Суходнев произошло столкновение смоленцев с мятежниками.  Суходнев удерживала полурота Крупского. Видя превосходящие силы противника, Крупский со своими людьми оставил Суходнев, заняв каменное здание на окраине селения. Мятежники, захватив Суходнев, в восторге подняли свой флаг, и... оказались под прицельным огнем смоленцев. Дальше было уже не сражение, а избиение младенцев. Полурота Крупского, не понеся потерь, уничтожила больше сотни мятежников. Непосредственный командир Крупского, майор Бентковский (кстати, поляк по происхождению), оценил действия полуроты Крупского как «молодецкие».  Если бы это было сражение с внешним врагом, то Крупский был бы представлен к ордену и внеочередному повышению в звании. Но боевые действия против  бунтующих российских подданных не считались войной, и заслуги в боях против мятежников не награждались.

Константин Крупский в дальнейшем закончил Военно-Юридическую академию и был назначен уездным начальником в польский городок Гройцы. Он оказался дельным управителем, построил в Гройцах больницу, преследовал взяточничество чиновников. Естественно, на него посыпались доносы. Среди обвинений против Крупского были и такие: танцует мазурку, в польском обществе говорит по-польски, и т.д. Пикантность ситуации придавало то, что Крупский был единственным русским чиновников в уезде и доносы на него писали чиновники - поляки. В результате Крупский был отстранен от должности. Дело против него тянулось 10 лет и закончилось полным оправданием, но сам Константин Игнатьевич вскоре, в 1883 году, умер от туберкулеза. Было ему только 45 лет.

Константин Игнатьевич был женат на Елизавете Тистровой, работавшей воспитательницей детей в одном из семейств Виленкой губернии. От этого брака осталась одна дочь Надежда Константиновна, в дальнейшем ставшая женой лидера большевиков В. И. Ленина.

И еще один сюжет из истории русско-польских отношений. Уже в начале XX  века в городке Гройцы работал каменотесом Константин Рокоссовский - будущий маршал Советского Союза.


_{Иван Ефимович Деникин}

Другим скромным центурионом империи в Польше был выслужившийся из рядовых майор Отдельного корпуса пограничной стражи Иван Ефимович Деникин (1807-1885), отец будущего белого генерала. Родившийся в Саратовской губернии в семье крепостного, взятый в солдаты Иван участвовал в венгерской кампании 1849 года, в Крымской войне и в усмирении польского мятежа. Как он действовал в Польше, пусть лучше расскажет его сын Антон в книге «Путь русского офицера»:

«В сохранившемся сухом и кратком перечне военных действий («Указ об отставке») упоминается участие отца в поражении шайки Мирославского в лесах при дер. Крживосондзе, банды Юнга - у деревни Новая Весь, шайки Рачковского - у пограничного поста Пловки и т. д.

Почему-то про Крымскую и Венгерскую кампании отец мало рассказывал - должно быть, принимал в них лишь косвенное участие. Но про польскую кампанию, за которую отец получил чин и орден, он любил рассказывать, а я с напряженным вниманием слушал. Как отец носился с отрядом своим по приграничному району, преследуя повстанческие банды... Как однажды залетел в прусский городок, чуть не вызвав дипломатических осложнений... Как раз, когда он и солдаты отряда парились в бане, а разъезды донесли о подходе конной банды «косиньеров», пограничники - кто успев надеть рубахи, кто голым, только накинув шашки и ружья - бросились к коням и пустились в погоню за повстанцами... В ужасе шарахались в сторону случайные встречные при виде необыкновенного зрелища: бешеной скачки голых и черных (от пыли и грязи) не то людей, не то чертей... Как выкуривали из камина запрятавшегося туда мятежного ксендза...

И т. д., и т. д.

Рассказывал отец и про другое: не раз он спасал поляков-повстанцев - зеленую молодежь. Надо сказать, что отец был исполнительным служакой, человеком крутым и горячим и вместе с тем необыкновенно добрым. В плен попадало тогда много молодежи - студентов, гимназистов. Отсылка в высшие инстанции этих пленных, «пойманных с оружием в руках», грозила кому ссылкой, кому и чем-либо похуже. Тем более что ближайшим начальником отца был некий майор Шварц - самовластный и жестокий немец. И потому отец на свой риск и страх, при молчаливом одобрении сотни (никто не донес), приказывал, бывало, «всыпать мальчишкам по десятку розог» - больше для формы - и отпускал их на все четыре стороны.

Мне не забыть никогда эпизода, случившегося лет через пятнадцать после восстания. Мне было тогда лет шесть-семь. Отцу пришлось ехать в город Липно зимой в санях - в качестве свидетеля по какому-то судебному делу. Я упросил его взять меня с собой. На одной из промежуточных станций остановились в придорожной корчме. Сидел там за столом какой-то высокий плотный человек в медвежьей шубе. Он долго и пристально поглядывал в нашу сторону и вдруг бросился к отцу и стал его обнимать.

Оказалось, бывший повстанец - один из отцовских «крестников»...

В 1869 году отец вышел в отставку, с чином майора. А через два года женился вторым браком на Елисавете Федоровне Вржесинской (моя мать). Об умершей первой жене отца в нашей семье почти не говорилось; кажется, брак был неудачный.

Мать моя - полька, происхождением из города Стрельно, прусской оккупации, из семьи обедневших мелких землевладельцев. Судьба занесла ее в пограничный городок Петроков, где она добывала для себя и для старика, своего отца, средства к жизни шитьем. Там и познакомилась с отцом».

Вот такими были они, скромные солдаты империи, усмирители мятежа. В 150-ую годовщину этих давних событий давайте помянем этих скромных героев, которые не пустили крамолу в Россию!.

Сергей Викторович Лебедев, доктор философских наук, профессор

http://ruskline.ru/analitika/2013/02/09/kto_gidru_zadushil/

[Александр Васильевич]

Игорь Зеленковский

Историческая память белорусов о польском восстании 1863 года в свете борьбы символов и понятий национальной самоидентификации.



Доклад руководителя проекта «Западная Русь» Игоря Фёдоровича Зеленковского на состоявшейся 20 января 2013 г.  конференции «Польское шляхетское восстание 1863 г. Взгляд на события 150 лет спустя».

Вспоминая о событиях польского восстания 1863 года, крайне важно сравнить отношение белорусов к ним тогда и сегодня. Судя по историческим  документам,  150 лет  назад у разных слоев населения белорусских губерний было диаметрально противоположное отношение к восстанию.

Представители польской шляхты и католического клира, составлявшие меньшинство, всячески поддерживали восстание. Поэтому те события вполне обоснованно называть польским шляхетским восстанием, а не просто «восстанием 1863 года», как  сегодня пытаются это делать отдельные белорусские историки. В то же время крестьяне, а это подавляющее большинство населения Северо-Западного края, предки современных белорусов, не приняли восстание и активно участвовали в его подавлении, всячески помогая правительственным войскам отлавливать по лесам своим недавних панов.  Иным отношение к повстанцам у белорусов и не могло быть, поскольку все польское и католическое тогда ассоциировалось с жесточайшим угнетением, бесправием и унижением. Это отразилось в белорусских сказках, в которых неизменно  присутствуют два ненавистных  для православного народа  персонажа – пан и ксендз. Такое же негативное отношение к ним и в белорусских исторических песнях.


«…Понайшла нечиста сила,
Руску веру поглумила:
Батьки в церкви не служили
А ксендзы имшу вопили.
…
Помолимся и заплачем,
Шоб его святая сила
Поконала Радзивила!» [1]

В то же время образ русского царя в белорусских песнях всегда положительный.   Законный государь-заступник величается «белым царем».

«Билайрускай царь всим царям ацец,
Ион дзяржиць веру хрыстиянскую,
Хрыстиянскую, багамольную,
Кали будзе время апаследняя –
Вси цари-карали к яму приклонютца» [2]

Эти примеры народного предания  убедительнее всех  исторических документов свидетельствуют об истинном отношении предков православных белорусов к Речи Посполитой, Великому Княжеству Литовскому и к их правящей польско-католической  верхушке.

Уже с  конца XIV века после принятия Кревской унии в 1385 году, когда начались притеснения православной церкви и закабаление русского населения в ВКЛ и потом в Речи Посполитой, шла непрерывная борьба с возрастающей польско-католической и униатской экспансией. Сначала это  были вооруженные выступления ущемленного в правах западнорусского православного дворянства, а затем многочисленные казацко-крестьянские войны. Последним таким крупным вооруженным выступлением до присоединения белорусских земель к Российской империи, было Каменецкое восстание в Мозырском повете в 1754—1756 годах, жестоко подавленное войсками гетмана ВКЛ Михала Казимира Радзивилла. Это восстание было частью многовековой народно-освободительной войны на территории Западной Руси.

Все черты национально-освободительной войны были также у партизанского движения на территории Беларуси в 1812 году. Отдельные белорусские историки сейчас утверждают, что военные события 1812 года не могут считаться для белорусов «отечественной войной» потому, что в ней присутствовали элементы гражданского противостояния поскольку «белорусская шляхта», воевала на стороне Наполеона, рекруты из крестьян за Россию, а часть населения просто укрылась в лесах и занималась грабежом на дорогах. Но, термин «белорусская шляхта» - это изобретение прозападных публицистов, подхваченное в последние годы ревизионистами белорусской истории. Для чего это делается? Очевидно, с целью внушить белорусам, что если в многочисленных войнах «белорусская шляхта» воевала против России, то и для современной Беларуси ее главным врагом является Российская Федерация. Такой незатейливый трюк, никак не связанный с подлинной наукой, использовали отдельные белорусские историки и во время прошлогодних юбилейных мероприятий, посвящённых 200-летию Отечественной войны 1812 года. Но эти историки почему-то постарались забыть, что основным критерием этничности является не расовый, биологический  - по крови, кстати, у поляков, русских, и белорусов генофонд практически идентичный, а социокультурный, то есть: религия, культура и язык, которые и определяют этническое самосознание населения.  Поэтому была шляхта, по вере и культуре польская и было подневольное русское православное крестьянство. При этом надо отметить, что польскую шляхту не следует отожествлять со всем польским народом, поскольку она себя выделяла в народ-властитель – сарматов, а польских крестьян, также как и русских, считала своими рабами. Это пример социального расизма, который был воспринят и многими представителями западнорусского дворянства. Таким образом, правильнее говорить не об ополячивании, а о сарматизации части западнорусской элиты.  «Еще на начальном этапе формирования шляхетской догматической доктрины сарматизма преобладал мотив не общности, а этнической и сословной исключительности, который a priori предполагал, что у шляхты особые этнические корни — сарматские, а не славянские, как у « хлопов» и «быдла»». [3]

Вооруженное выступление белорусских крестьян  во время Отечественной войны 1812 года также можно рассматривать как один из эпизодов многовековой национально-освободительной борьбы против польской шляхты-сарматов, поддержавшей Наполеона. Поэтому для белорусов война 1812 года была вдвойне Отечественной. Увы, но с сожалением надо отметить, что ряд министерств и Академия наук Республики Беларусь приняли к сведению это  «открытие в историографии», что Отечественная война 1812 года не была для белорусов «отечественной», а была чужой с элементами гражданского противостояния [4][5]. Данное заблуждение грозит вылиться в серьёзные неприятности для концепции белорусской государственности и не только сейчас в текущем 2013 году, когда прозападно  ориентированные политические силы отмечают 150-летие польского восстания и 175-летие со дня рождения Константина Калиновского. Они же набирают силу для предстоящих юбилеев и по 100-летию начала Первой мировой войны, и Октябрьской революции, образования БНР и так далее. За как бы безобидным вбросом этнически некорректного понятия «белорусская шляхта», уже последовал вывод о «неотечественной» войне 1812 года. А далее  хорошо просматривается линия,  протоптанная  прозападными публицистами, с последовательным объявлением всех войн, которые вела сначала Российская империя, а потом Советский Союз, включая Великую Отечественную, чужими для белорусов.  Этот путь  во многом прошли на Украине, где бандеровец  Роман Шухевич, кстати, принимавший участие в карательных операциях против белорусских партизан, в 2007 году был объявлен национальным героем Украины, а в 2011 году там официально запретили Знамя Победы в Великой Отечественной войне.

Что касается участия белорусского крестьянства в подавлении последнего мятежа польской шляхты в 1863-1864 г. г., то это был победный финал многовековой национально-освободительной борьбы на белорусских землях против польско-католического господства, а вовсе не восстание «белорусской шляхты», якобы положившее начало борьбы за будущую независимую Беларусь. В числе причин восстания было недовольство польской шляхты и католической церкви воссоединением униатов-белорусов с православием, которое совершилось в результате разрыва Брестской  унии митрополитом Иосифом Семашко на Полоцком соборе в 1839 году, и освобождением крестьян от крепостной зависимости императором Александром II в 1861 году. Этим объясняется массовое участие белорусов в подавлении мятежников, без которого российским войскам вряд ли бы удалось быстро справиться с восстанием.

Событиям, связанным с крестьянской реформой 1861 года и подавлением польского шляхетского восстания, современники придавали огромное значение.  В белорусских губерниях крестьянами широко отмечался праздник «Освобождение», приходившийся на 1 мая. Только после Октябрьского переворота новые власти придали этому празднику иной смысл. Как дань памяти императору-освободителю, в Минске на Соборной площади (ныне площадь Свободы) в январе 1901 года при стечении огромного числа минчан и гостей города был открыт памятник Александру II. Это был первый скульптурный памятник в Минске и единственный, который был установлен полностью за счет добровольных пожертвований  белорусов.

Еще с конца XIX века польские революционеры и белорусские националисты, которые, как правило, тоже были выходцами из мелкой католической шляхты,   начали противопоставление символов в лице императора Александра II Освободителя и польского повстанца Константина Калиновского, образ которого умышленно был трансформирован в «борца за счастье белорусов».


После  октябрьского переворота 1917 года большевики чтобы удержать власть начали уничтожать все то, что ранее было оплотом Российской империи. А это не столько дворянство, которое к началу XX столетия во многом утратило свою ведущую роль в российском обществе, а прежде всего православную церковь,  буржуазию, казачество, среднее и зажиточное крестьянство. Православные священники  подверглись тотальному уничтожению. На казачьих землях был проведен геноцид расказачивания. Самая производительная часть крестьянства раскулачивалась и высылалась в Сибирь, остальные загонялись в новое  крепостное право – колхозы. На территории Беларуси и Украины помимо уничтожения Православия, и сохраняемых воспоминаний у крестьянства о дарованной императором Александром II воле,  проводилась так называемая политика «коренизации». В БССР это была «белорусизация» 20-х начала 30-х годов, которая на самом деле разрушала   народную культуру, основанную на православной традиции.  «Негативное восприятие белорусизации имело место в разных группах населения (еврейского, русского), в том числе и среди белорусского крестьянства» [6]. Для этой работы большевики привлекли белорусских буржуазных националистов из бывших национальных демократов, ранее группировавшихся вокруг дореволюционной газеты «Наша нива»,  которые практически все были выходцами из шляхетской среды и потомками повстанцев 1863 года. До революции православная интеллигенция белорусских губерний, стоявшая на западнорусских позициях,  успешно трудилась над духовным возрождением белорусов, исходя из положения, что белорусы есть самобытная часть русского народа, а приобщение простых белорусов к великой общерусской культуре даст им возможность занять достойное место в обществе и будет развивать их собственную культуру. Белорусизация 20-х годов, была основана на принципе - как можно большего отрыва белорусов от остальной части русского народа. Стараниями белорусских нацдемов, привлеченных к этой работе большевиками, среди которых особенно выделялся Язеп Лёсик, ранее бывший одним из инициаторов создания в 1918 году БНР и верноподданнической телеграммы германскому кайзеру Вильгельму  II    старая западнорусская интеллигенция была уничтожена.   Белорусизация с постоянными реформами белорусского языка, постепенно приближающими его к польскому языку, во многом являлась вариантом полонизации, которая не удалась во времена Речи Посполитой. Надо отметить, что сами большевики в конце тридцатых годов, прекратили перегибы «белорусизации» от нацдемов, и уже в  послевоенные годы культурная политика в БССР стала более умеренной и во многом следовала западнорусским воззрениям, поскольку к управлению республикой пришли бывшие партизаны, вышедшие из крестьянской среды.   До революции и в первые десятилетия советской власти стали конструироваться и мифологемы белорусской истории, «лепиться» образы новых народных героев, исходя из идеологического заказа коммунистов. Исходным материалом для  всех этих мифических борцов за счастье белорусского народа, как правило, становились лидеры польских восстаний. Самый популярный из них - Константин (Кастусь) Калиновский.

Борьба большевиков с собственным народом, подрывающая его традиционные, нравственно-религиозные устои, то временно ослабевая, то вновь усиливаясь, продолжалась на протяжении всех 70 лет советской власти. В результате страна была полностью истощена, наступило нравственное и духовное обнищание народа, утерявшего свои традиции и не получившего адекватной замены в виде «советской морали». Итог – крах и распад Советского Союза, депопуляция и деиндустриализация на территории новых государств. Приводным ремнем этого процесса были выпестованные Советской властью националисты и не только из Народных фронтов Союзных республик. В РСФСР  в процессе распада активно участвовали «русские националисты» из общества «Память» и других подобных движений. Уже в современной России «русские националисты» продолжают ратовать за дальнейшее расчленение Российской Федерации, выступая за отделение Кавказа и прочих национальных образований.

Республике Беларусь, после отстранения от власти националистов в 1994 году, во многом удалось избежать самых негативных последствий развала единой страны. После возвращения русскому языку статуса второго государственного, был приостановлен наметившийся выезд  русскоговорящей технической и управленческой интеллигенции.  И во многом, благодаря этому, экономика страны была быстро восстановлена.

Но до сих пор в Беларуси остаётся одна из главных проблем - осмысление ключевых моментов белорусской истории, а от этого зависит выбор вектора интеграционных процессов и дальнейшая судьба страны.  Белорусская идеология до сих пор не смогла отказаться от линии, оставшейся ей по наследству с советской поры, и ставшей гибельной для СССР. Следование ей  также таит для Беларуси множество угроз.


Основные идеологемы белорусских прозападных политиков повторяют и развивают исторические мифы, созданные их предшественниками из среды дореволюционных буржуазных националистов, и получившие развитие при советской власти. Ключевыми фигурами этих мифов являются польские повстанцы, боровшиеся против России, во главе с Константином Калиновским.

На 2013 год парламенты Польши и Литвы объявили обширную программу празднования «150-летия восстания польского, литовского и белорусского народов против Российской империи».  Упоминая белорусов, власти Польши и Литвы навязывают белорусам свое видение истории. В Беларуси с июня 2012 года работает оргкомитет во главе с Владимиром Некляевым и Александром Милинкевичем, готовящий  торжественные мероприятия по всей Беларуси под знаменем Константина Калиновского и с девизом «Калиновский - апостол белорусской свободы и борьбы. Это пример для нас».

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Для предков современных белорусов участие в подавлении шляхетского восстания 1863 года было решающим боем за будущее Белой Руси. В случае победы шляхты, белорусы были бы полностью ополячены. Поэтому странно наблюдать за участием «белорусских» националистов  в совместных  с польскими дипломатами юбилейных мероприятиях, приуроченных к 150-летию восстания, под лозунгом борьбы против России за свободную Беларусь.  Мотивы поляков вполне объяснимы, а вот странности этих «белорусов» можно понять, только если вспомнить, что они считают себя «лицвинами».

Пора согласиться с тем, что не все наследство, доставшееся от Советского Союза и особенно идеологическое,  сегодня пригодно и полезно. Также мы не задумываемся, что под видом развития и возрождения национальной культуры порой ловко подсовывается не наша традиция и навязывается чужая ментальность.

Сейчас в среде православной общественности  обеспокоенно говорят о восстановлении польских магнатских замков и установке памятников литовским князьям-язычникам. Восстановленные замки могут быть памятниками тяжелому труду предков белорусов, но никак не их угнетателям, и вместо «потешных» балов невесть откуда взявшейся «белорусской шляхты», правильнее было бы в них проводить праздники с фольклорными сюжетами из крестьянской жизни.   Озабоченность белорусского общества  вопросами исторических памятников совершенно  обоснованна, поскольку городская среда изо дня в день постоянно и мощно воздействует на сознание. Это было известно во все времена и поэтому архитектуре придавалось огромное значение.

Для примера посмотрим, что происходит в Минске на площади Свободы. Мы не заметили, как под видом восстановления исторического центра там появился кусочек захолустного  городка Речи Посполитой XVII-XVIII веков, в котором и белорусы то практически не жили.

После казацко-крестьянской войны под предводительством Богдана Хмельницкого и русско-польской войны 1654—1667 годов, все белорусские города радикально изменились по своему этническому и конфессиональному составу. Во время тех событий православные горожане и крестьяне массово вливались в казацкие полки и сражались против польской шляхты. Шляхетское ополчение  и немецкие наемники под общим командованием гетмана ВКЛ Януша Радзивилла в 1648-1649 годах сожгли почти все крупные города в центральной и южной части Белой Руси.

Особенно пострадали Брест, Пинск и Бобруйск, в которых было вырезано все православное население от грудных младенцев до стариков. Западнорусское православное дворянство и горожане, не пожелавшие изменить веру и ополячиваться, массово уходили в Русское царство. Тогда московское дворянство на треть было выходцами из белорусских земель, которые в то же время лишились своей традиционной социальной элиты.  В итоге, с конца XVII столетия белорусские города окончательно изменили свой этнический состав и стали опорными пунктами польско-католического влияния. Тогда же в 1693 году был запрещен западнорусский письменный язык, и всё  делопроизводство было переведено на польский. Древнерусская культура, веками развивавшаяся на белорусских землях, и выдвинувшая целую плеяду общерусских просветителей, таких как Георгий Скорина, Симон Будны и Симеон Полоцкий и многие другие, была уничтожена, а ее остатки только теплились в сельских церквях и крестьянских избах. Минск в XVII-XVIII веках  был уже в основном польско-католическим и униатским городом с соответствующей архитектурой.

И вот сегодня исторический центр Минска почему-то реконструирован как  польский город, а не как более ранний древнерусский или по образцу второй половины XIX – начала XX веков, когда он стал крупным губернским городом Российской империи.

Сложно понять, для чего построена в 2003 г. по «вольному проекту» городская ратуша, в центре белорусской столицы, в которой заседали вовсе не белорусы. Православные были допущены к управлению городом только во второй половине XIX века, когда вместо ратуши уже была Минская городская дума.

Смущает появление в 2011 году на месте православного кафедрального Петропавловского собора, взорванного большевиками в 1936 году, здания бывшей униатской церкви Святого духа такой, какой она была в XVIII веке, до пожара, после которого на ее месте был построен православный храм. Слова тех, кто восстановил униатскую церковь, что там «всего лишь музыкальный зал филармонии», а не культовое сооружение не совсем соответствуют правде, поскольку здание уже несет религиозную функцию и не только своим видом, но и тем, что там сделан подход к мощам якобы монаха-базилианина. Но почему эта униатская церковь выстроена на месте бывшего кафедрального собора? Белорусы еще в 1839 году порвали с насильно навязанной им унией и вернулись в Православие.

Ниже площади Свободы на Немиге стоит самый старый из ныне действующих православных храмов Минска Петропавловский собор, называвшийся до разрушения в 1936 году Петропавловского собора на площади Свободы Свято-Екатерининским собором. Раньше он был украшен традиционными для православных церквей куполами. Но  реставраторы еще в 1979 году, когда никто и не предполагал, что  здание вернется Церкви  «отреставрировали» без  куполов и притвора.  То есть таким, каким храм был построен в начале XVII века, когда город был польским, и было запрещено строительство православных церквей, тем более в традиционном стиле.  Этот Петропавловский собор на Немиге неоднократно подвергался нападениям,  католики с униатами  пытались его разрушить. И только после присоединения к России белорусских земель в конце XVIII века, на пожертвования императрицы Екатерины II, уже практически не работавшая и полуразрушенная Петропавловская церковь была отстроена, и в таком виде с куполами стояла вплоть до советской «реставрации» под здание архива.

Как говорится: «Благими намерениями …». Возможно, из самых добрых побуждений реставраторы, стараясь восстановить исторический центр Минска, но консультируясь только у историков «свядомага кола» сделали то, ради чего  подняла мятеж в 1863 году польская шляхта. И сейчас центр Минска имеет вид провинциального городка Речи Посполитой.

Если пройтись по площади Свободы, то там везде господствует польско-католическая и униатская  архитектурная традиция и даже с указателями, написанными на белорусской латинице, которая, как не пытаются утверждать ее поклонники, не является полноценной транслитерацией и никак не помогает иностранным туристам,  поскольку имеет специфические буквенные знаки. Более того, эта «лацiнка», позаимствованная из дореволюционной националистической «Нашей нивы», сбивает с толку белорусов, у которых может появиться продолжение известного анекдота с гвоздем в табурете: ««Можа так і трэба»? - Напэўна пара пачынаць вучыць польскую мову».

Невольно задаешься вопросом, а почему на площади Свободы не воссоздан архитектурный стиль второй половины XIX века, когда после подавления польского мятежа 1863 года и Великих реформ императора Александра II   Минск вновь стал наполняться белорусами, и над всем господствовал православный кафедральный собор? Ещё вопрос - почему в сквере, где стоял памятник Александру II Освободителю, находится огромная застекленная в виде масонской пирамиды яма, в которой расположен зал заседаний отстроенной ратуши? Очевидно, это не простое совпадение.

Архитектор Сергей Багласов, разрабатывавший проект реконструкции площади неоднократно заявлял в своих интервью, что он еще с начала восьмидесятых годов работая над этим проектом, тесно сотрудничал с Олегом Трусовым, [7] который известен как последовательный белорусский националист, весь национализм его в основном сводится к русофобии и ненависти к Русской Православной Церкви.[8]

Что построено - то построено. Конечно, не следует повторять методы большевиков и снова все разрушать. Но необходимо облику  исторического центра Минска, незаметно ставшему польско-католическим и униатским, придать ключевые православные и белорусские акценты. Естественным будет возвращение нового концертного зала в виде униатского собора Православной Церкви, который будет ею достроен, и там вновь откроется кафедральный Петропавловский собор.  До революции на сто шестнадцать тысяч населения Минска, половину которого составляли православные,  трех церквей в центре города было вполне достаточно. Тем более для современного почти двухмиллионного Минска, с 80% православного населения три действующих православных храма в центре белорусской столицы тоже не будет чрезмерным количеством, и они пустовать не будут. А начать можно с восстановления памятника императору Александру II, который был варварски разрушен революционерами  в 1917 году. Тем более что в православном приходе Спасо-Преображенской церкви в Заславле, до сих пор хранится гранитный постамент  памятника, на котором написано «Императору Александру II. Благодарные граждане города Минска. 1900 год».

Восстановленный за счет добровольных пожертвований памятник императору Александру II Освободителю  хотя бы частично придаст бывшей Соборной площади, ныне площади Свободы, тот соборный вид, какой был у неё до революции, и уравновесит польско-католический и униатский архитектурный ансамбль, недавно появившийся в центре белорусской столицы. Памятник, бесспорно, украсит Минск, и станет символом восстановления исторической справедливости по отношению к деяниям наших предков, а также будет достойным ответом фальсификаторам белорусской истории. Но главное - разорвется цепь большевистской и националистической пропаганды, сплетенной  на ложном противопоставлении императора Александра II Освободителя и польского мятежника Константина Калиновского. Глубоко символический акт восстановления памятника императору Александру II, возможно, станет началом осмысления идеи белорусского государства на новом его этапе. Ведь Республика Беларусь  во многом является наследницей русской государственной традиции, идущей от Киевской Руси и Российской империи, в создание которой предки белорусов внесли огромнейший вклад. Отказываться от этого богатейшего наследия ради перспективы вновь стать польским культурным захолустьем неразумно и губительно для Беларуси.
Творческое сочетание  традиций  нашей многовековой русской государственности и имперской культуры мирового уровня с местными белорусскими особенностями не только не ослабит суверенитет республики, а придаст ей исторически последовательный  и осмысленный путь развития.

Подборка дореволюционных и современных фотографий площади Свободы  в Минске (бывшая Соборная), снятых примерно из одинаковых точек.


<sub>Соборная площадь с видом с высоты на кафедральный Петропавловский собор на фотографии Прокудина-Горского - 1910 год.


Современная площадь Свободы с концертным залом в виде униатской церкви Святого духа.
 


Соборная площадь (пл. Свободы) с видом на кафедральный Петропавловский собор 1910 год.


Современая площадь Свободы с униатской церковью на месте православного кафедрального собора
 


Фасад Кафедрального Петропавловского собора 1910 год.


Фасад концертного зала в виде униатской церкви 2011 год
 


Кафедральный Петоропавловский собор на Соборной площади на фоне памятника Александру II.


2011 год. На месте памятника стеклянная пирамида крыши зала ратуши (здание слева), на месте кафедрального собора концертный зал.



Свято-Екатерининский собор на Немиге в 1910 году.


Современный вид бывшего Свято-Екатерининского собора, освященного как Петропавловский, вместо взорванного в 1936 году кафедрального собора на площади Свободы в 2011 году.
 


Фотография памятника Александру II</sub>

___________________________________

    1. Сборник памятников народного творчества Северо-Западного края, Вильна, 1868, с.116.
    2. Сборник памятников народного творчества Северо-Западного края, Вильна, 1868, с.115.
    3. С.Н.Бухарина и Н.М.Ракитянского "Россия и Польша - опыт политико-психологического исследования Феномена лимитрофизации".ЧАСТЬ I «Феномен и категория лимитрофа в контексте политико-психологического исследования» http://zapadrus.su/bibli/geobib/2011-08-03-16-33-54/412-2011-08-11-14-53-11.html
    4. Ответ Министерства образования Республики Беларусь на обращение участников конференции «Отечественные войны Святой Руси».
    5. [http://zapadrus.su/2012-04-11-14-59-43/2012-04-11-15-07-21/2012-06-14-19-33-08/739-2012-08-12-18-09-12.html]
    6. Ответ НАН Беларуси на обращение участников конференции «Отечественные войны Святой Руси»
    7. [http://zapadrus.su/2012-04-11-14-59-43/2012-04-11-15-07-21/2012-06-14-19-33-08/726--l-r.html]
    8. Беларусiзацыя. 1920-я гады: Дакументы і матэрыялы. / У. К. Коршук, Р. П. Платонаў, I. Ф. Раманоўскі, Я. С. Фалей; Пад агульнай рэд. Р.П. Платонава і У. К. Коршука. - Мн., БДУ, 2001. РАЗДЗЕЛ III  http://zapadrus.su/bibli/arhbib/574--1920-.html
    9. «Покажите нам Багласова». Ольга Жарина, Минский курьер. 5.10.2011 [http://mk.by/2011/10/05/48356/]
    10. «Трусаў: Адрозьненьне беларусаў ад расейцаў значна вырасла». Сяргей Абламейка, Радио Свобода, 23.04.2012 [http://www.svaboda.org/content/article/24557860.html]

___________________________

http://zapadrus.su/2012-04-11-14-59-43/-2013-/-1863-/69-istoricheskaja-pamiat-belorusov-o-polskom-vosstanii-1863.html

[Александр Васильевич]

Польские легионеры, Гаити и Западная Русь



В связи с шумными мероприятиями, посвящёнными 150-летней годовщине Январского восстания 1863 г., которые проводятся не только в Польше, но и в Белоруссии, Литве и на Украине, стоило бы осветить малоизвестный эпизод из истории польского легионерского движения.

«За нашу и вашу свободу!» - этот лозунг польских повстанцев впервые прозвучал в 1795 г., когда шляхта пыталась привлечь на свою сторону малороссийское и белорусское крестьянство. Затем он превратился в постоянный девиз польского повстанческого движения, и даже больше того, использовался как идеологема для расширения культурно-политического влияния Польши на сопредельные территории.

Поражение польского повстанческого движения, как в 1795, так и в 1830, 1863 г. привело к появлению такого политического движения, как польское легионерство. Не сумев победить Россию самостоятельно, патриоты Речи Посполитой вливались в польские национальные легионы в составе других армий в надежде совместно с ними очистить Малую и Белую Русь от русскости.

География деятельности польских легионов обширна – от Португалии, где они намеревались выступить на стороне претендента на португальский престол Педру I до Гаити, где с помощью польских союзников Наполеон пытался подавить восстание чернокожих рабов.

В 1801 г. часть польских войск из т.н. Наддунайской Лиги (сформирована на территории Голландии из пленных и дезертиров солдат-поляков австрийской армии) была командирована Бонапартом на Гаити в помощь французским войскам, сражавшимся с местными борцами за независимость острова от колониального ига.

Командовал поляками ген. Владислав Франтишек Яблоновский. Он умер от лихорадки почти сразу по прибытии на остров. Тропические болезни свели в могилу немалую часть польских легионеров. Общее число прибывших польских солдат составляло 5 200. Боготворя Бонапарта за обещание возродить Речь Посполитую, поляки были готовы, по его приказу, давить любое освободительное движение. Именно этим им и пришлось заниматься на Гаити в 1801-1805 гг., как затем и в Испании в 1808-1809 гг., когда всё население страны, от мала до велика, поднялось на борьбу с французскими захватчиками.

На Гаити легионеры столкнулись со сложным ландшафтом и хитрой тактикой беглых рабов. Те устраивали в джунглях засады и засеки, заманивали европейцев в горы и тропические болота, нанося им внушительные поражения. С пленными негры тоже не церемонились: отрезали им языки и уши, сдирали живьём кожу. То, что казалось увеселительной экскурсией, оказалось жестокой и беспощадной войной.

«Это наверняка моё последнее письмо. В 3-й полубригаде уцелело едва 300 чел…Не могу простить себе наивности и глупости, которые заставили меня искать счастья в Америке. Не пожелаю такой судьбы злейшему врагу. Лучше в Европе вымаливать кусок хлеба, чем здесь искать фортуны, среди тысяч болезней…и чёрных, которые подвергают пленных ужасным жестокостям», - писал Юзеф Задора своему приятелю, умоляя его не отпускать своего брата на Гаити (1). И таких писем было немало.

Победа, в конце концов, осталась за гаитянами. В решающем сражении при Вертье 18 ноября 1803 г. франко-польские войска были разбиты. Гаити стала независимой, а в Европу вернулось всего около 300 поляков. Считается, что около 200 легионеров, из сочувствия к гаитянам, перешли на сторону последних. Если учесть, что общая численность польских солдат достигала 5 200, навеки в гаитянской земле остались более 4 000 легионеров. Они дорого заплатили за своё соучастие в колониальной авантюре Бонапарта.

В редких публикациях польских авторов на эту тему почти никогда не затрагивается моральная составляющая участия польских легионеров в подавлении восстания невольников на Гаити. Обычно сразу переходят к факту перехода 200 поляков на сторону восставших. Вспоминая лозунг «За вашу и нашу свободу!», такие авторы живописуют жертвенность польских легионеров во имя гаитянской независимости (!), упирая на факт, что правитель независимого Гаити Жан-Жак Дессалин, памятуя о боевых заслугах тех поляков, кто перешёл на сторону гаитян, даровал им всем гаитянское гражданство. Они были единственные белые, получившие его.

Но, во-первых, не все из этих 200 были добровольными помощниками гаитян. Часть просто попала в плен, и вынуждена была остаться навсегда на острове. Их потомки и сегодня живут в горной деревушке Казаль недалеко от Порт-о-Пренса. Выглядят гаитянские поляки темнее, чем их европейские соплеменники, но имеют светлые глаза и кожу явно светлее, чем у местных.

Во-вторых, отдадим должное тем полякам, кто, всё-таки, действительно решил воевать не за французов, а за чернокожих. Но не забудем, что таковых оказалось максимум 200 чел. из более, чем 5-тысячного легиона! Т.е. явное меньшинство.

В-третьих, в государственном гимне Польши есть такие слова: «Перейдём Вислу и Варту, будем поляками! Дал нам Бонапарт пример, как надо побеждать». Напомню, что это - песня польских легионеров, сражавшихся в Италии, т.н. «Мазурка Домбровского», позже ставшая государственным гимном, поэтому припев польского гимна следующий: «Марш, марш Домбровский с земли итальянской в Польшу. Под твоим началом соединимся с народом».

Возникает недоумённый вопрос: если хвалить поляков, вставших в 1801 г. на сторону гаитян, зачем же тогда в государственном гимне воспевать Бонапарта, того самого, который давил огнём и мечом гаитянское восстание? Значит, всё-таки, полякам гораздо милее был Бонапарт, чем Жан-Жак Дессалин. Кстати, Ян Генрик Домбровский, который упоминается в гимне Польши, был дивизионным генералом армии Наполеона, и как раз из состава его легионов были выделены подразделения для отправки на Гаити. Участвуя в восстании Костюшко, Домбровский помнил о лозунге «За вашу и нашу свободу!», но с лёгкостью им пренебрёг, когда потребовалось задушить гаитянское восстание.

В-четвёртых, ещё один адепт «вашей и нашей свободы», классик польской литературы Адам Мицкевич в «Пане Тадеуше» посвятил ген. В. Яблоновскому следующие строки: «… с легионом Дуная там вождь негров громит и вздыхает об отчизне». («… z legiją Dunaju tam wódz Murzyny gromi, a wzdycha do kraju»). И писал, как видно, не особо терзаемый внутренними противоречиями.

В-пятых, «Мазурка Домбровского» была гимном польских повстанцев и в 1830 и в 1863 гг., и борцы за независимость Речи Посполитой чувствовали духовное родство с генералом-колониалистом.


_{Потомок легионеров на Гаити}

Всё дело в том, что колониальное мышление западных европейцев гармонично уживалось с колониальными устремлениями польской шляхты. У Франции и Испании были заморские колонии, у Польши – Западная Русь, с которой обращались, как с колонией. Колониальное мышления польской политики ярко проявлялось даже в ХХ в., когда после поражения Германии в Первой мировой войне Варшава потребовала, нет-нет, не освобождения народов германских колоний, а передачу 1/10 их части себе! С 1938 г. в Польше с большим воодушевлением отмечались т.н. Дни колоний. В костёлах служили мессы, на городских стенах вывешивали пропагандистские плакаты с энергичным лозунгом: «Желаем колоний для Польши!».

Примечательно, что немецкий философ Вальтер Шубарт в своей русофильской работе «Европа и душа Востока» (1938 г.) обозначает западную культуру термином «прометеевская», а русскую – «готическая». Русский, по В. Шубарту, – человек «готический», чьи внутренние помыслы обращены не столько на земное, дольнее, сколько на горнее (отсюда и сравнение с готикой – архитектурным стилем, возносящимся к небесам). Взгляд «готического» человека на мир – это не взгляд хищного субъекта на пассивный объект. «Готический» человек считает целое и общее выше частного и индивидуального, он стремится жить с миром в гармонии.

Европеец обладает «прометеевской» нравственной конституцией, в основе которой - взгляд на мир как объект, который должен покорить, подчинить, перестроить. Отсюда извечная агрессия Запада против Востока, желание Запада «цивилизовать» Восток. В. Шубарт видел задатки «прометеевской» морали в протестантско-католической идеологии и в распространении римской культуры на всю Европу. «Недостаточное понимание европейскими народами России – римское наследие», - подчёркивал он. Не символично ли, что Польша, гордящаяся своим римско-католическим политическим наследием, независимо от слов В. Шубарта стала автором идеологии «прометеизма» и знакомого лозунга «За вашу и нашу свободу!»?


_{Потомок легионеров в Белоруссии}

Если к этому подойти философски, то следует указать, что свобода не может родиться из несвободы. Как гнилое дерево не даёт спелых плодов, так и свобода не может быть порождением несвободы. Польские же легионеры под лозунг «За вашу и нашу свободу!» с лёгкостью лишали свободы другие народы, превращаясь в ландскнехтов на службе у европейских колонизаторов.

Как характерный пример – шляхтич Михал Чайковский. Трижды менял веру (католицизм – ислам – православие), легко присягал иностранным монархам. После поражения Ноябрьского восстания 1830 г. отправился в Турцию, взял имя Садык-паша и встал во главе т.н. Славянского легиона на службе у турецкого султана. Легион состоял из бывших польских повстанцев, перебежчиков из числа малороссийских и великороссийских казаков и отуреченных славян. Славянин по крови, Садык-паша сражался с русскими и болгарами в Болгарии, с русскими и румынами в Румынии. Затем предложил султану Абдул-Меджиду захватить православные Армению и Грузию, потом с саблей в руках отстаивал интересы Османской империи в Греции и сербском Косово (как символично!).  В Крымскую войну, когда сербы и болгары, изнывая под турецким игом, массово записывались добровольцами в русскую армию (одних только болгар было более 3 000), Садык-паша воевал тоже на стороне Стамбула.

Сегодня белорусам и малороссам пытаются привить ложь о «вашей и нашей свободе», о будто бы, свойственном польской шляхте понимании нужд и чаяний западнорусского крестьянства. Исторические документы говорят об ином, а именно, что на Западную Русь шляхта смотрела, как на свою добычу, колонию. И правила соответствующими методами. Порабощая гаитян и испанцев, малороссов и белорусов, и провозглашая, при этом, девиз «За нашу и вашу свободу!», никакого морального диссонанса польские легионеры не ощущали.

Владислав Гулевич

http://zapadrus.su/slavm/ispubsm/337-polskie-legionery.html

[Александр Васильевич]

"За Святую Русь мы не пощадим ни живота, ни достояния нашего"!



В годовщину 150-летия польского шляхетского восстания, когда многие белорусские и зарубежные СМИ переполнены дубликатами далекого от оригинала «письма из-под виселицы» Викентия Калиновского, редакция портала «Западная Русь» видит необходимость в публикации ряда писем от жителей белорусских губерний Российской империи, адресованных императору Александру II в 1863 году. Эта публикация озаглавлена цитатой из письма крестьян Могилевской губернии Горецкого уезда Горецкого сельского общества: «За святую Русь мы не пощадим ни живота, ни достояния нашего».

Эти материалы подлинные и взяты из официальных газет, которые выходили в Российской империи. В Санкт-Петербурге - это "Северная почта", орган МВД, и в Вильно, тогдашней столице Северо-Западного края, - это "Виленский вестник". Письма, которые крестьянские и городские жители писали императору Александру II,  доходили до императора через губернаторов и МВД. Оттуда эти письма передавались в газеты для публикации. Император, прочитав верноподданнические адреса (так назвались эти письма), высказывал авторам благодарность, о чем также сообщалось в газетах.

Это был стихийный, идущий "снизу" народный ответ на политический и пропагандистский вызов польской шляхты. Это ценный исторический источник, который свидетельствует о подлинных настроениях русского православного населения Северо-Западного края в период мятежа. Таких адресов сотни (как опубликованных, так и находящихся до сих пор в архивах).

Представлена лишь малая часть верноподданических писем, но и она ясно свидетельствует о русском патриотическом подъеме, который испытывали в 1863 г. и белорусы, и великороссы, и малороссы, а также о том, что польская шляхта воспринималась как враг, угрожающий России и русскому народу.

Долгие годы при советской власти, когда большевистская пропаганда из польского террориста Викентия Калиновского лепила героический образ "Кастуся", эти документы скрывались, а из памяти народа вытравливалось почтительное отношение к Александру II Освободителю. В специальной исторической литературе эти письма упоминались с «марксистско-ленинскими» комментариями о том, что темный народ не понимал, что повстанцы боролись за их счастье. На забитость и отсталость народа постоянно сетуют белорусские националисты на протяжении последних ста лет, когда сталкиваются с тем, что белорусы отказываются понимать и принимать их «прогрессивные» идеи.

К 22-му марта 2013 года будут подготовлены к публикации материалы из этих же газет с письмами от белорусских крестьян о зверствах польских мятежников.

Редакция Западной Руси

(Материалы получены в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге
и подготовлены для публикации на сайте «Западная Русь» Александром Юрьевичем Бендиным)
 

Газета «Северная почта» 8 мая № 100. 1863 г.
Верноподданнический адрес Государю императору Александру II

От прихожан Николаевской соборной церкви г. Бобруйска Минской губернии.

Враги престола и отчества оклеветали нас пред тобой, будто все мы, жители западных губерний, разделяем их преступные замыслы, будто, подобно блудному сыну, желаем оставить кров родительский и отторгнуться от твоей великой, благословенной Богом державы.

Тебе, августейший монарх, и Руси православной принадлежат наши сердца, наша жизнь и достояние! Скажи, и прольем за тебя кровь свою до последней капли! Не дух буйства и противления обладает нами, а те чувства, кои одушевляли некогда сподвижников Минина, Пожарского и Палицына. Мы радуемся и гордимся тем, что мы русские и ты наш православный царь.

Газета «Северная почта» 25 мая № 113.1863 г.

От Себежского городского общества Витебской губернии.

В прошлом апреле месяце сыновья панов, принимающих польскую национальность, в коварных своих замыслах, не взирая на то, что все население, кроме их, православное и частью еврейское, им не сочувствующее, составили из себя и своих некоторых единомышленных шляхтов вооруженную шайку с намерением сделать на нас нападение. Мы, городские жители и крестьяне, вооружились, кто чем мог, с твердой решимостью содействовать квартирующему у нас артиллерийскому парку и инвалидной команде, при нападении смело ожидая врагов. Но прибыла рота костромского полка, и шайка была разгромлена. Мы всегда были и будем верные сыны России.

 
Газета «Виленский вестник» 19 марта 1863 г. № 29.

Виленский генерал-губернатор В.И. Назимов представил министру внутренних дел 22 всеподданнейших письма из Минской губернии с изъявлением всеподданнейших чувств Государю Императору, поданные крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости и другими лицами сельского и городского населения Минской губернии.

Письма эти вызваны были настроением и стремлением части местного польского дворянства, обнаружившимся в различных заявлениях о присоединении Минской губернии к Царству Польскому.

Два письма на имя Государя Императора и и.о. минского губернатора.

1) Государю нашему императору Александру Николаевичу всея России, освободителю народа русского от крепостной зависимости. «В знак глубочайшей признательности Минского уезда, волости и села Прилепы, обществ: прилепского, тадулинского, раубицкого, стодолищского, иустопольского и высоцкого.

В храме, в торжественный и приснопамятный день нашего освобождения от неволи, сим свидетельствуем и клянемся нашему всемилостивейшему освободителю великому Государю Императору Александру Николаевичу в том, что люди недобрые оклеветали нас пред ним, когда сказали, что мы желаем присоединиться к Польше, и что все мы и наши потомки желаем жить и умереть под властью незабвенного нашего царя-отца Александра II и его преемников в неразрывном единении с родною и единоверною нам Россией, а никакой Польши и поляков и знать не хотим. 19 февраля 1863 г.

2) От прихожан минского городского Екатерининского собора и граждан-христиан г. Минска и купцов г. Минска. (Екатерининский собор - ныне Собор святых апостолов Петра и Павла на Немиге. Примечание редакции ЗР)

Дошло до слуха нашего, будто бы собравшиеся в г. Минске в ноябре месяце прошлого 1862 г. для дворянских выборов дворяне Минской губернии составили протокол о присоединении Минской губернии к Польше… Просим тебя, великий государь наш, не отвергай нас от отеческого сердца твоего.
 

Временно-обязанные крестьяне Игуменского уезда Новоселковской волости представили письмо на имя и.о. губернатора Минской губернии.

«Неблагоприятные для нас и нашего родного русского правительства мысли некоторых людей, самовольно называющих себя народными представителями, желающих восстановления польской самостоятельности, вынуждают нас покорнейше просить ваше превосходительство довести до сведения нашего Государя Императора, что, несмотря на желания некоторых не благомыслящих людей умалить в нашем мнении цену благодеяний Государя Императора нашего Александра II, возвещенных нам манифестом 19 февраля 1861 г., и тем поколебать в нас преданность нашему благодетелю; несмотря на неблагоприятное наше местное положение в религиозном отношении – мы поставляем нашей священной обязанностью всеподданнейше засвидетельствовать перед всероссийским Государем Императором, что мы верные и неизменные его подданные, всею душой, всем существом нашим преданные ему, исполнявшие и всегда готовые исполнять волю его, и сыны церкви православной, крепко держащиеся ее святых уставов и готовые страдать за православную веру наших предков.

«Во свидетельство нашего православия, нашей искренней благодарности и верноподданства приснопамятному благодетелю нашему императору Александру II, мы, по общему нашему желанию и с разрешения нашего архипастыря, решились при помощи Божией воздвигнуть на добровольные пожертвования всех волостей временнообязанных крестьян Минской губернии каменный храм во имя св. Александра Невского Игуменского уезда на св. Марьиной горе, где находится чудотворная икона Марьиногорской Божией матери, с тем, чтобы этот храм служил общим народным памятником нашей губернии и дарованных нам гражданских прав…

Также в этом храме постановили мы совершать на вечные времена три раза в год торжественный крестный ход из Новоселковской Покровской церкви: 1) 19 февраля, день дарованной нам свободы; 2) августа 30-го, день Ангела-Хранителя любезного монарха нашего, дарователя нам свободы; 3) в день воссоединения унии с православной церковью, напоминающие, с одной стороны, благодетельное попечительство державы российской над нашим западным краем, с другой, - те ужасы преследований, каким подвергались наши прадеды за свою православную веру от поляков, под владычеством которых они находились. 32 волости пожертвовали 3300 рублей с обязательством продолжать вносить эти деньги в продолжении от одного до пяти лет.

Государь Император по докладу министра внутренних дел о таковом выражении верноподданных чувств со стороны городского и сельского сословий Минской губернии повелел: объявить через Начальника губернии монаршее его величества благоволение обществам и волостям, представившим вышеизложенные заявления.


Газета «Виленский вестник» 18 июня № 66.
Всеподданнейшие письма.

От государственных крестьян Могилевской губернии Горецкого уезда, Горецкого сельского общества.

Всемилостивейший Государь-Освободитель!

В то время, когда со всех концов твоей державы раздаются к тебе верноподданнические чувства твоих подданных, нам, верноподданным твоим жителям Белоруссии, выпал счастливый жребий проявить свои верноподданнические чувства не на словах, а на деле.

Из донесений начальства к тебе, Великий государь, известны крамольные действия здешних дворян-католиков, желавших, по-видимому, нарушить спокойствие нашего края. Да не опечалят тебя, государь, эти действия немногих лиц, ибо мы грудью за тебя и целость твоей державы. Посмотри, государь! Наши действия ограничиваются пока только ловлею мятежников и уничтожением их средств к продовольствию, а, между тем, шайки уже рассеиваются. Если же нужно, государь, повели нам, мирным жителям, быть воинами и идти в огонь и в воду! За тебя, за святую Русь мы не пощадим ни живота, ни достояния нашего.

 
Газета «Виленский вестник» 27 июня № 70.

От Витебского городского общества.

Августейший монарх! Необузданные свои притязания, попирающие всякую правду, поляки простерли посягательством своим и на белорусский край, исконное достояние России. И здесь, к прискорбию нашему, нашлась горсть дерзких, возмечтавших заявить Польшу в Белоруссии и смутить общественное спокойствие; но они горько ошиблись. Народ доказал, что он истинно русский.

Да сохранит нас Всевышний от беспорядка и бедствий войны. Но если Провидением суждено нам испытать их, верь, Государь, что мы никому не уступим в благоговейной преданности и любви к тебе, Царь, и к славной Твоим благодушным царствованием России и не остановимся ни перед какими жертвами для охранения чести и целостности твоей империи, дорого нашего отечества.

 
Газета «Виленский вестник» 16 июля № 78.
Всеподданнейшие письма его императорскому величеству.

От Гомельского дворянства Могилевской губернии.

Гомельское дворянство, без различия исповеданий, всею душой предано России и руководимое чувствами искренней любви и благоговения к царю-преобразователю готово по первому призыву вашему государь стать на защиту всецелостности возлюбленного отечества.

От временно-обязанных крестьян Чернецевской волости Невельского уезда Витебской губернии.

Заявляем по первому твоему велению явиться на служение тебе царь-освободитель и стать поголовно на защиту нашей русской земли, не щадя живота своего и достояния.

 
Газета «Виленский вестник» 8 августа № 88.

14 июля по просьбе всех крестьян Дубровенской волости Горецкого уезда священником Дубровенской Николаевской церкви Михаилом Волотовским отслужена литургия с приложением особой ектеньи, потом благодарственное молебствие о здравии Государя Императора и всей августейшей фамилии, российского воинства и главного начальника Могилевской губернии Михаила Николаевича Муравьёва, по благоразумным распоряжениям которого расположенные в Горецком уезде войска под командованием полковника Бранта вовремя подоспели на помощь мирным жителям, вооружившимся против мятежников, преградили мятежникам сообщение с горецкой шайкой и совершенно успокоили жителей.

 
Газета «Виленский вестник» 10 августа № 89
Всеподданнейшие письма его императорскому величеству.

От жителей г. Сурожа дворянского и городского сословий Витебской губернии.

Несмотря на это оказанное тобой милосердие к врагам, они не перестают распространять злодеяния не только в Польше, но даже дерзают возмущать родной России край белорусский. Но мы, жители мирного уголка Белоруссии, Витебской губернии, города Суража, без различия званий и исповеданий, имеем счастие заявить тоже глубокую преданность тебе, Великий государь, и готовность на зов твой жертвовать собой для защиты твоего престола и своего отчества по примеру предков наших в 1812 и 1831 годах.

От временнообязанных крестьян Могилевской губернии, Мстиславского уезда, Хославичской волости

Польские паны и шляхта здешней губернии, незадолго пред сим уверявшие, что не сочувствуют польскому восстанию и всегда будут верны престолу русскому, вопреки этому уверению своему, пристали к шайкам инсургентов, внесли огонь и меч в мирные жилища русские и, ограбляя и сожигая города и селения, грозят наш край обратить в Польшу, уничтожить нашу православную веру и на место ее ввести чуждую нам латинскую.

Но мы не сочувствуем их замыслам. Как верноподданные сыны отчества нашего, за нашу святую Русь, за нашу веру православную, за тебя, нашего царя-отца, излившего на нас столько милостей, даровавшему нам и потомству нашему свободу, готовы души свои положить.

Газета «Виленский вестник» 17 августа № 92.
Всеподданнейшие письма его императорскому величеству.

От крестьян-собственников всех волостей Лидского уезда Виленской губернии.

Мы все до единого, всем сердцем и всей душой преданы тебе, и поверь, если враги нашего государства вздумают испытать силу твоего оружия, то мы, по повелению твоему, все от мала до велика станем в число войск твоих, докажем тебе нашу преданность, нашу любовь, нашу благодарность… и мы, жители Литвы, полные сожалений и скорби в бывших заблуждениях некоторых братьев наших, умоляем тебя, государь, не откажи нам в доверии Своем…докажем себя достойными названия твоих верноподданных.

___________________________

http://zapadrus.su/bibli/arhbib/384-pisma-belorusov-imperatoru-aleksandru-ii.html

[Александр Васильевич]

Восстание 1863 г. и правопорядок в западной части Российской империи.



Доклад кандидата исторических наук, доцента кафедры кафедры теории и истории государства и права БрГУ (Брест) Александра Александровича Загорного на состоявшейся 20 января 2013 г.  конференции «Польское шляхетское восстание 1863 г. Взгляд на события 150 лет спустя».

 
Введение

Восстание 1863 г. сыграло важную роль в белорусской истории. Однако его оценки далеко не однозначны.

Еще в советской историографии сформировалась точка зрения, что оно стало одним из главных этапов в национально-освободительной борьбе народов, населяющих западную часть Российской империи. Эта точка зрения получила новый импульс в условиях формирования постсоветских национальных историографий.

Представляется, что определение характера восстания и оценка действий повстанцев являются дискуссионными проблемами. Если рассматривать указанное явление с правовой точки зрения, то возникают новые смыслы, которые делают изучение восстания особенно актуальным.

После разделов Речи Посполитой и включения белорусских и литовских земель в состав Речи Посполитой, указанные территории отделились от польского национального развития.

Северо-Западный край, основу которого составляли белорусские земли, стал регионом, где решение «польского вопроса» приобрело принципиальный характер и где столкновение польского и русского начала было особенно острым.

Польско-русское противопоставление проявилось уже в самом определении западных губерний империи – «возвращенные» губернии и «забранный» край.

В эпоху Великих реформ острота указанного вопроса усугубилась тем, что модернизация империи совпала по времени с очередным польским восстанием.

С точки зрения действующего права повстанцы были мятежниками. По существу, из-за перехода к активным насильственным действиям против власти, произошел выход из официального правового поля. Акты восставших призывали население не соблюдать законы Российской империи и обязательно следовать новым установленным ими предписаниям.

Происходило создание принципиально другого законодательства и это оказывало деструктивное воздействие на правовое сознание граждан.

В результате, тот, кто старался остаться в рамках официального закона, воспринимался повстанцами как предатель и подвергался суровым репрессиям и, с другой стороны, тот, кто следовал новым предписаниям органов управления восстания, становился изменником, т.к. нарушал присягу о верности. Попытка антиправительственных структур разрушить существующий правопорядок стала драматичной стороной восстания.

Следует отметить, что под правопорядком понимается основанная на праве упорядоченность общественных отношений, которая выражается в правомерном поведении их участников. Его характерными чертами являются соблюдение законности и исполнение юридических обязанностей всеми гражданами и органами [2, с.467].

 
Акты и практика восставших

Отмена крепостного права, подготовка к  другим глубоким реформам сопровождались масштабной перестройкой государственного механизма и некоторой дисфункцией власти. Этим воспользовались организаторы восстания.

Оно представляло собой прямую угрозу российской государственности. Часть радикально настроенных представителей «передового» общества напрямую участвовала в боевых действиях на стороне мятежников (офицер А.Потебня и др.), а часть – оказывала информационную поддержку (выступления А.И.Герцена в «Колоколе» и т.д.). Ряд европейских стран оказывал прямую материальную и идеологическую поддержку восстанию. Существовала даже угроза объединенного общеевропейского военного выступления против Российской империи. Для самой большой страны возможное отделение западных территорий могло потянуть за собой распад государства, т.к. готовились аналогичные выступления в Поволжье и на Кавказе.

Восстание 1863 г. по своему характеру отличалось от предыдущих вооруженных выступлений. В нем преобладала иррегулярность, что выражалось в ведении, по существу, партизанской войны, отсутствии линии фронта, использовании восставшими террористических методов. Последнее использовалось достаточно широко, т.к. устрашение и полная дестабилизация ситуации способствовали достижению целей восстания.

Партизанская тактика восставших, представлявшая собой войну без правил, приводила военных в замешательство, а жестокость мятежников по отношению к мирному населению и пленным вызывала ответное озлобление.

Расправы над военнослужащими, акции устрашения в сельской местности, угроза смертью за неповиновение новой власти и т.д. нарушали негласные правила ведения войны, где уважение к противнику и благородство являлись важными моментами.

В секретной инструкции о способах ведения вооруженного восстания Главного революционного комитета в Лондоне, данной Центральному комитету в Варшаве, в частности, отмечалось, что «из каждой семьи должен быть один охотник на 10 изб, 1 лошадь и телега», важно «на всем пространстве изгонять попов и жечь русские церкви, сохраняя молельни» [5, с.493-494]. Кроме того, предписывалось «в русских округах вызвать убийства помещиков и чиновников земской полиции»; «действовать в местах фабричных, разбивать гарнизоны, тюрьмы – уничтожать архивы, судебные места и все признаки власти»; «заставлять родителей  вызывать своих детей со службы»; «во всех городах учредить тайную полицию»; «в деревнях способных людей, равно и детей помещиков, брать в отряд силою»; «все дворовые люди обязаны стать в ряды инсургентов»; «деревни, в которых крестьяне замечены в измене, предавать пламени» [5, с.494-495].

Вместе с тем, в соответствии с инструкцией предусматривалось создание новых органов власти в каждом уездном городе – отделений Центрального Комитета, в обязанности которых, среди прочего, входило: «сбор денежной контрибуции с города и уезда»; «уничтожение шпионов и полиции»; «предание огню судебных мест» [5, с.496].

1 февраля 1863 г. в Вильно был издан Манифест польского правительства, в польском варианте (существовал еще и литовский) которого временное «провинциальное правительство в Литве и Белоруссии, от имени Польского народного правительства», провозглашало, что все распоряжения правительства империи ликвидируются, «ибо это земля польская, а не московская»; «крестьяне должны, как шляхта, защищать польский край, обывателями которого они делаются с нынешнего дня», а «кто явится ослушником этого манифеста, будет ли то помещик, или крестьянин, чиновник или кто-либо иной, будет наказан по польскому военному закону» [5, с.499].

Таким образом, новые самопровозглашенные органы власти создавали такие условия для городского и сельского населения, когда следование законам официальной власти рассматривалось как преступление.

Показательный, в рамках рассматриваемой темы, документ был принят 11 июня 1863 г. Виленским повстанческим центром – «приказ от польского правительства над всем краем литовским и белорусским к народу земли литовской и белорусской». Рассчитан он был на крестьян и содержал указание на то, чтобы «милиции и караулов по селам чтоб никаких нигде не было, потому что если поймают кого в карауле или в милиции, то раньше или позже без лишних слов повесят»; что теперь «вы подчиняетесь польскому правительству и подати должны платить только в польскую казну». Подчеркивалось, что приказ должен был быть прочитан «по всем деревням и имениям для сведения всего народа». За сопротивление данному приказу орган власти восставших грозил виселицей [5, с.515].

Повстанцы жестоко расправлялись не только с теми, кто открыто поддерживал власть, но и с теми, кто хотел остаться в стороне, сохраняя жизнь. Имело место насильственное вовлечение в восстание мирных обывателей, желавших остаться над схваткой.

На охваченной восстанием территории действовали группы «кинжальщиков» или «жандармов-вешателей».

Интересным источником по истории восстания являются воспоминания военного министра империи Д.А. Милютина. Следует отметить, что они базируются, во многом, на материалах документальных источников: журналов военных действий российской армии на территории Виленского военного округа, указах, приказах, рапортах о потерях и т.д. В значительной мере данные воспоминания дополняют картину восстания, освещая сюжеты, которые, по разным причинам, оставались в тени.

Например, он писал: «…Войска… гоняясь за шайками, находили в лесах людей повешенными, замученных, изувеченных… Если несчастному удавалось скрыться от убийц, то он подвергал мучениям и смерти всю семью свою. …Были такие изверги … которые систематически вешали или убивали в каждой деревне известное число крестьян без всякой личной вины, только для внушения страха остальным» [3, с.168-169].

Во многом этому созвучна и дневниковая запись известного профессора, цензора А.В. Никитенко: «Своих же тоже мучают и вешают, если не найдут в них готовности пристать к бунту. Всего лучше, что в Европе все эти ужасы приписывают русским, поляки же там называются героями…» [4, с.335].

В воспоминаниях участника восстания Игната Арамовича, действовавшего в составе нескольких отрядов на территории Гродненской губернии, неоднократно упоминаются казни «предателей» [1, с.19, 42, 52, 56].

Масштаб репрессий восставших против православного духовенства был таков, что в «Литовских епархиальных ведомостях» за 1863 г. существовал специальный раздел «Страдания православного духовенства Литовской епархии от польских мятежников» [5, с.680].

Только по официальным данным, повстанцы в течение года замучили или повесили 924 человека [6, с.627].

Следует отметить, что со стороны западных государств осуществлялась активная поддержка восстания. В Галиции с молчаливого согласия австрийских властей формировались отряды для вторжения в Радомскую и Люблинскую губернии. В Краков стекались добровольцы из многих европейских стран. Познань тоже стала крупным сборным пунктом восставших, но прусское правительство заняло по отношению к ним более строгую позицию и не все отряды дошли до границы с Царством Польским. В своих воспоминаниях Д.А. Милютин, говоря об акциях устрашения среди крестьян Царства Польского и Северо-Западного края, на полях отметил, что среди участников таких акций «было немало иностранцев разных наций» [3, с.169].

 
Стабилизация правопорядка

Еще в октябре 1861г. Царство Польское было объявлено на военном положении. В частности в императорском повелении говорилось, что по делам политического характера (бунт, измена) лица, обвиняемые в убийстве, разбое, грабеже, поджигательстве, «подлежат военному следствию и суду, который приговаривает виновных к наказанию на основании полевых военно-уголовных законов» [5,c.491]. Если же в указанных преступлениях отсутствовала антигосударственная составляющая,  то они подлежали разбирательству обычных судов [5,с.491].

В связи с восстанием  как ранее в Царстве Польском, так и в Северо-Западном крае вводилось военное положение, которое кардинально расширяло компетенцию военных властей и полиции. Применительно к белорусской территории были подготовлены специальные правила для организации военно-гражданского управления в уездах Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской, Витебской и Могилевской губерний. В частности, в них говорилось, что полиция полностью подчиняется военному командованию и все органы власти должны «принимать строгие меры к укрощению мятежа» [8, с.39].

Режим военного положения включал в себя верховенство власти военных, использование военного законодательства и военной юстиции, расширение власти губернаторов, совмещение военных и гражданских должностей. Правосудие осуществлялось в соответствии с военным законодательством (Полевое Уголовное Уложение). Оно предполагало быстрое неотлагательное исполнение приговоров, в том числе и смертную казнь.

Ответ насилием на насилие  не был главной целью действующей власти. Характерно, что в первой публичной речи после начала восстания Александр II отметил: «…Я не могу обвинять весь народ польский; но вижу работу революционной партии, стремящейся повсюду к ниспровержению законного порядка» [3, с.7]. И в последующее время император публично не позволял себе обвинять в нарушении законов все польское общество.

В Манифесте Александра II о прощении мятежников, сложивших оружие и явившихся с повинной от 31 марта 1863 г. было сказано, что «настоящее поколение должно иметь целью не потоками крови, но путем мирного развития доставить благоденствие стране». От ответственности освобождались подданные Царства Польского, которые участвовали в восстании, но не совершили каких-либо уголовных или служебных преступлений. Предусматривалось, что явиться нужно было до мая 1863 г. [5, c.506-507]. Особым указом амнистия была распространена и на Северо-Западный край.

В правилах назначения наказаний, прилагаемых к Манифесту, предусматривались возможности смягчения наказаний: раскаяние, сдача оружия, юный возраст [7, с.209].

Следует отметить, что крестьянство, в целом, поддержало правительство. Например, в рапорте полковника   А.Д. Соколова   князю  В.А. Долгорукову о положении в Могилевской губернии от 5 мая 1863 г. отмечалось, что крестьяне активно помогали властям в поимке восставших. Также говорилось о том, что по распоряжению начальника губернии при уездном полицейском управлении были назначены специальные чиновники для разбора дел между доносителями и обвиняемыми. После выяснения указанные лица либо освобождались от ответственности, либо определялись под надзор полиции, либо передавались на рассмотрение военно-судной комиссии [5, с.511].

 
Выводы

Таким образом, восстание 1863 г. стало серьезным испытанием на прочность государственных институтов Российской империи.

До начала военных действий власть пыталась урегулировать ситуацию мирными средствами. После открытых насильственных действий против представителей государственной власти, были предприняты ответные жесткие меры.

Правопорядок в этой части империи удалось сохранить благодаря поддержке крестьянства и твердой линии на соблюдение законности. Важным следствием восстания было окончательное отделение белорусской территории от польского национального развития. Процесс этот был достаточно болезненным, однако, в последующем вооруженных выступлений за восстановление Речи Посполитой на данной территории уже не было.

Литература

    1. Арамовiч, I. Мары. Успамiны аб партызанскiм руху у Гарадженскiм ваяводзтве у 1863 I 1864 гг. / I. Арамовiч // ARCHE. – 2010. – № 12. – С.18-71.
    2. Большой юридический  словарь / Под ред. А.Я. Сухарева, В.Е. Крутских. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: ИНФРА-М, 2002. – 704 с.
    3. Милютин, Д.А. Воспоминания. 1863-1864 / Д.А. Милютин.  –   Под ред. Л.Г. Захаровой. – М.: РОССПЭН, 2003. – 688 с.
    4. Никитенко, А.В. Дневник: В 3-х тт. / А.В. Никитенко. – М., 1955-1956. – Т.2. 1858-1865. – 450 с.
    5. Польша против Российской империи: история противостояния / сост. Н.Н. Малишевский. – Минск: Букмастер, 2012. – 704 с.
    6. Россия под надзором: отчеты III отделения 1827-1869: [сб. док.]. Сборник документов. Сост. М. Сидорова и Е. Щербакова. – М.: «Российский архив», 2006. – 706 с.
    7. Шаукапляс, В.  Палiтычны  рэжым у Беларусi у 60-я гг. XIX cт.// В. Шаукапляс // ARCHE. – 2010. – № 12. – С.203-210.
    8. Шелкопляс, В.А. Карательный   аппарат России во   второй   половине XIX века: учебное пособие / В.А. Шелкопляс. – Мн.: АМ МВД РБ, 1994. – 129 с.

Александр Загорнов

http://zapadrus.su/2012-04-11-14-59-43/-2013-/-1863-/406-2013-01-29-13.html

[Александр Васильевич]

Восстание 1863 года и генезис белорусского национализма.



Доклад кандидата политических наук, доцент кафедры политологии БГУ Всеволода Владимировича Шимова на состоявшейся 20 января 2013 г.  конференции «Польское шляхетское восстание 1863 г. Взгляд на события 150 лет спустя».

Для белорусского националистического дискурса характерно представление о восстании 1863 г. как о «национально-освободительном» для белорусов. Это, очевидно, миф, т.к. в национальном плане восстание носило выраженно польский характер, а большинство белорусского крестьянского населения оставалось либо пассивным, либо помогало российским властям в их борьбе с инсургентами.

Тем не менее, связь между восстанием 1863 г. и зарождением белорусского национализма действительно существует. Собственно, возникновение «белорусского» течения в среде шляхты Северо-Западного края стало одним из последствий восстания и было порождено кризисом польской идентичности и «польской идеи» на бывших восточных окраинах Речи Посполитой.

Хорошо известно, что «отцами-основателями» белорусского национализма были выходцы из полонизированной мелкошляхетской среды. Многие из них были либо потомками повстанцев, либо непосредственными участниками восстания, как Франтишек Богушевич, творчество которого обычно считается стартовой точкой белорусского националистического движения.

Аристократия и шляхта на белорусских землях были тотально ополячены за время существования Речи Посполитой и стали носителями польской идентичности. Мотивация к участию этих слоев в восстаниях как 1830-31 гг., так и 1863-64 гг. была одна – возрождение Речи Посполитой, по возможности в ее «исконных» границах 1772 года. Тем не менее, ополяченную аристократию белорусских и украинских земель всегда отличал ряд особенностей по сравнению со шляхтой коренных польских территорий. Для ополяченной аристократии был характерен особый местный патриотизм и память о своем изначально не польском, а литовском или русском происхождении. Отсюда – известные формулы, выражавшие идентичность этих социальных групп – «роду литовского/русского, нации польской». Белорусский историк Игорь Марзалюк пишет по этому поводу: «Ад вялікіх князёў кіеўскіх выводзілі свае радаводы князі Агінскія і Друцкія, што ўспрымалася як бяспрэчны факт у моўна спаланізаваным асяродзі каталіцкай беларускай шляхты нават у 80-я гады 17 ст. Пра гэта сведчыць цікавейшая інтэрмедыя 1689 г. на герб Агінскіх “Брама”, створаная і пастаўленая маладымі шляхціцамі-навучэнцамі менскай езуіцкай калегіі ў гонар свайго фундатара канцлера ВКЛ князя Марцыяна Агінскага. Менавіта ад “Глеба і Барыса, княжат рускіх, мучанікаў Хрыстовых” па прамой лініі, як сцвярджалася ў інтэрмедыі, паходзяць князі Агінскія, а іх герб “Брама” – нішто іншае як радавы герб успадкаваны імі ад святых князёў. Менскія шкаляры скарысталі для інтэрмедыі сюжэт з “Аповесці мінулых гадоў” пра забойства Святаполкам Акаянным высакародных продкаў дому Агінскіх. У інтэрмедыі падкрэслівалася, што і князі Агінскія, і князі Друцкія паходзяць ад “Святога Уладзіміра Адзінаўладцы Рускага”. На польскай мове з падмосткаў езуіцкага школьнага тэатру, ажывала гісторыя Кіеўскай Русі, якая яшчэ ў гэты час, як выглядае, была “сваёй” і для Марцыяна Агінскага, і для маладых беларускіх шляхцічаў, езуіцкіх шкаляроў. Усе яны размаўлялі па польску і былі каталікамі, але іх гістарычная памяць яшчэ не давала ім забыцца на свае этнічныя карані ды папярэднюю канфесійную прыналежнасць…» [перевод на русский]

Был характерен для ополяченной аристократии и интерес к народной культуре и языку. Белорусский народный язык использовался в театральных постановках, устраиваемых местной шляхтой, к нему обращались в своем творчестве поэты Владислав Сырокомля и Ян Чачот. Среди украинской шляхты существовала т.н. «украинская» поэтическая школа. Тем не менее, все эти шляхтичи оставались польскими патриотами и рассматривали местное этнокультурное своеобразие как региональное проявление «польскости». Тот же К. Калиновский, обращаясь к белорусским крестьянам в своих воззваниях, видел в них «мужиков земли польской» и граждан возрожденного литовско-польского Отечества, будущее которого рисовалось им в духе романтического утопического социализма.

Восстание 1863 года стало последней отчаянной попыткой поляков, включая и белорусско-украинскую шляхту, возродить Речь Посполитую и включить в пространство польского национального строительства земли Белоруссии и правобережной Украины. Собственно, вся деятельность Константина Калиновского и была направлена на формирование у белорусских крестьян польского самосознания и патриотизма. Мифология текстов «Мужицкой правды» - абсолютно польская по духу, и использование переданного польской латинкой белорусского наречия не должно вводить в заблуждение. Как представляется, одной из основных причин провала агитации Калиновского, несмотря на ее прокрестьянскую ориентацию, была именно польская направленность. Польская мифология была абсолютно чуждой для белорусских православных крестьян, в сознании которых национальное противостояние «Руси» и «Польши» отождествлялась с социальным противостоянием «мужицкого» и «панского» начал. Соответственно, в памяти белорусского крестьянина Речь Посполитая – это «панское» угнетение, и никакие романтические образы, созданные в агитках Калиновского, не могли переломить этого убеждения. Отсюда – и разница в поведении белорусских и польских крестьян во время восстания. Белорусский историк В. Хурсик, которого сложно заподозрить в пророссийских симпатиях, свидетельствует: «У Польшчы сяляне ў большасьці не здраджвалі сваім памешчыкам. Расейская ўлада, якая прыйшла падаўляць паўстаньне, зьвярнулася да іх і папрасіла: “скажыце каго вы больш ненавідзіце. Выкажце свае крыўды й мы іх усіх павяжам”. Польскі селянін не здаваў свайго памешчыка. У Беларусі было інакш. Калі ўлады зьвярнуліся да сялян, то яны са шчырай душой пачалі здаваць сваіх памешчыкаў. Добраахвотнікі, якіх паклікаў урад для затрыманьня паўстанцаў, у Беларусі вызначаліся вялікай колькасьцю спайманых. І потым яны былі дастойна ўшанаваныя расейскім урадам. Яны былі ўзнагароджаныя мэдалямі за падаўленьне паўстаньня. На старадарожчыне быў выпадак, калі селянін здаў сваіх суседзяў, восем чалавек. Зьяўляецца загад: усіх выслаць у Сібір, а маёмасьць аддаць таму, хто іх здаў. Так было паўсюдна на Беларусі» [перевод на русский].

Провал польской агитации Калиновского, по всей видимости, стал хорошим уроком для местной шляхты. Кроме того, провал восстания вызвал в ее рядах очевидное разочарование в самой «польской идее» и ее жизнеспособности на белорусских землях. Именно это, как представляется, и подтолкнуло «левое» крыло мелкошляхетского сословия, увлекшееся народничеством, к конструированию особой, белорусской, идентичности, отличной как от русской, так и от польской. Разочаровавшись в «польщизне» и, в то же время, как выходцы из польской культуры, будучи не в состоянии признать русского характера Белоруссии и ее населения, часть шляхты провозгласила идею самостоятельного белорусского народа, наполнив ее характерными для польской среды антирусскими предубеждениями.

_____________________________

1. От великих князей киевских выводили свои родословные князья Огинские и Друцкие, что воспринималось как бесспорным фактом в полонизированной по языку среде католического шляхетства Белоруссии  даже в 80-е годы 17 в. Об этом свидетельствует более интересная интермедия 1689 на герб Огинских "Брама", созданая и поставленая ​​молодыми шляхтичами-учащимися минской иезуитской коллегии в честь своего спонсора канцлера ВКЛ князя Марциана Огинского. Именно от "Глеба и Бориса, княжат русских, мучеников Христовых" по прямой линии, как утверждалось в интермедии, происходят князья Огинские, а их герб "Брама" - ничто иное как родовой герб, унаследованный ими от святых князей. Минские школьники использовали для интермедии сюжет из «Повести временных лет» об убийстве Святополком окаянным благородных предков дома Огинских. В интермедии подчеркивалось, что и князья Огинские, и князья Друцкие происходят от "Святого Владимира Самодержца Русского". На польском языке с подмостков иезуитского школьного театра, оживала история Киевской Руси, которая еще в это время, как видно, была "своей" и для Марциана Огинского, и для молодых шляхтичей Белоруссии, иезуитских школяров. Все они говорили по польски и были католиками, но их историческая память еще не давало им забыть свои этнические корни и предварительную конфессиональную принадлежность… [://www.albaruthenia.by.ru/art/edentete.htm.]

2. В Польше крестьяне в большинстве не изменяли своим помещикам. Российская власть, которая пришла подавлять восстание, обратилась к ним и попросила: "скажите кого вы больше ненавидите. Выскажите свои обиды и мы их всех арестуем ". Польский крестьянин не сдавал своего помещика. В Беларуси было иначе. Когда власти обратились к крестьянам, то они с искренней душой начинали сдавать своих помещиков. Добровольцы, которых призвало правительство для задержания повстанцев, в Беларуси отличились большим количеством пойманных. И потом они были достойно вознаграждены российским правительством. Они были награждены медалями за подавление восстания. На Стародорожчине был случай, когда крестьянин сдал своих соседей, восемь человек. Является приказ: всех выслать в Сибирь, а имение отдать тому, кто их сдал. Так было повсеместно в Беларуси [://www.radyjo.net/4/91/Artykul/123461]

Всеволод Шимов

http://zapadrus.su/2012-04-11-14-59-43/-2013-/-1863-/222-2013-01-23-15.html

[Александр Васильевич]

Алексей ПОЛОЗОВ

Калиновский как знамя польского реванша в Белоруссии



 2013 год, едва начавшись, сразу же принёс новое обострение русофобских настроений в Польше и в соседних Литве и Белоруссии. В качестве повода использованы две совпавшие и имеющие непосредственное отношение друг к другу исторические даты – 150-летие антирусского восстания 1863 года в Польше и 175-летие со дня рождения одного из активных участников и руководителей польского мятежа Винцента Константина Калиновского…

* * *

Реформа 1861 года, освободившая крестьян Российской империи от крепостной зависимости, была половинчатой, не устроившей ни помещиков, ни крестьян. Тогда же начались и волнения на окраинах империи. Особенно тревожным было положение на западе – в польских, литовских, украинских и белорусских землях. Воспрянувшая духом польская шляхта посчитала, что благоприятный момент наступил и начала готовить восстание, рассчитывая при помощи Англии и Франции восстановить Речь Посполитую в границах 1792 года. Ситуация в 1863 году на западе Российской империи была сложной. В костёлах шли молебны с призывами к восстанию. В Варшаве русских жителей, а также солдат и офицеров оскорбляли, забрасывали камнями. Жгли книги на русском и немецком языках. В Италии и Австрии (Галиции) были развёрнуты лагеря для подготовки повстанцев. Координирующие восстание центры находились в Лондоне и в Париже.

Вспыхнувший в январе 1863 года в Варшаве и Царстве Польском мятеж быстро перекинулся на белорусские, литовские, украинские и латышские территории. Восставшие отличались крайней жестокостью – убивали русских чиновников, солдат и офицеров, обезображивали их тела пытками, отрезали уши, носы, вспарывали животы, выкалывали глаза. Грабились и сжигались православные монастыри и храмы, подвергались насилию монахи и священники. Зверства творились и по отношению к крестьянам – как к белорусским, литовским, украинским, латышским, так и к своим польским. Убивали за неповиновение и нежелание участвовать в восстании не только крестьян-мужчин, но и женщин и даже детей. Из среды восставших для этих расправ назначались специальные палачи.

В Вильно одним из руководителей восстания был Винцент Константин Калиновский. О белорусах он вообще никогда не говорил и очень бы был, вероятно, озадачен, если бы узнал, что позднее белорусские историки назовут его уменьшительным просторечным именем Кастусь. Он, правда, написал несколько прокламаций на местных белорусских говорах, но все эти бумаги проникнуты идеями восстановления Речи Посполитой, и в них, как заклинание, повторяется: «Боже, спаси Польшу!» Калиновский твердил: «Правильная вера — это униатство, а православие — вера собачья, схизма, которую силой навязали российские власти». Он никогда не скрывал своей ненависти ко всему русскому. Перед своей смертью в 1864 году Калиновский успел передать на волю «Письмо из-под виселицы», в котором он написал следующее: «Только тогда, народ, ты заживёшь счастливо, когда над тобой москаля уже не будет».

Восстание 1863 года было разгромлено. Не оправдались и надежды восставшей шляхты на скорую поддержку Англии и Франции – те ограничились лишь грозными нотами и последующей защитой прав разгромленной шляхты.

В Польше 150-летию восстания 1863 года придаётся сейчас особое значение. О замученных и убитых при этом польских же крестьянах и совершённых в отношении них зверствах, понятно, никто не упоминает. Торжества по поводу юбилея восстания 1863 года были открыты 16 января 2013 года в президентском дворце в Варшаве при непосредственном участии президента Польши Бронислава Коморовского. А сами «юбилейные» мероприятия будут проходить в течение года при участии польских сейма, сената, Министерства обороны и множества общественных организаций. Запланированы концерты, научные конференции, вернисажи, выставки, памятные мероприятия на местах захоронений мятежников и многое другое. На воинском кладбище Повонзки в Варшаве 22 января 2013 года уже прошло мероприятие с перечислением поимённо погибших инсургентов в присутствии Б.Коморовского на манер чтения жертв теракта 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке. Были выпущены две монеты номиналом в 2 и 10 злотых. Не забыли и про белорусских беженцев – уже в ближайшее время в Польше с участием белорусов будет проведён лыжный рейд «По местам Калиновского».

Свою активность поляки продемонстрировали и за пределами Польши. Так, 22 января 2013 года посол Польши в Белоруссии Лешек Шарепка в Свислочи возложил цветы к памятнику Р.Таургуту и К.Калиновскому. В мероприятии приняли участие и представители белорусской оппозиции. В сообщении польского посольства по поводу проведения данного действа было сказано: «О праздничных мероприятиях посольство Польши в Минске проинформировало белорусские власти и пригласило их принять участие в праздновании 150-летия Восстания (так в оригинале – А.П.) 1863-1864 годов, потому что общая история должна объединять, а не разделять соседние народы». О том, что это «объединение» направлено, прежде всего, против союзного Белоруссии государства - России, в сообщении посольства умалчивается.

В Белоруссии сейчас сложная общественная и идеологическая обстановка. Ещё в 1993 году, до прихода к власти А.Г.Лукашенко, была выпущена специальная марка, а 2 февраля 2013 года (в день рождения Калиновского) проведено торжественное гашение новой марки, посвящённой Кастусю Калиновскому, на Белпочтампте. По линии Министерства образования в школах провели диктанты по «Письму из-под виселицы» К.Калиновского. Эти инициативы с одобрением встречены белорусской оппозицией. Кроме того, националисты образовали оргкомитет по празднованию двух «юбилеев», который возглавили бывшие кандидаты в президенты и непримиримые противники А.Лукашенко – А.Милинкевич и В.Некляев. Александр Милинкевич подбавил недавно жару, заявив: «Вообще, руководство страны сейчас не знает, как к торжествам отнесётся Москва, а не взорвётся ли революция в 150-летие восстания?»

Организаторы, как всегда, рассчитывают на иностранную помощь, прежде всего польскую. Собираются провести установки крестов на местах захоронений польских мятежников, реализовать научные и образовательные программы, конференции, исторические реконструкции, музыкальные фестивали и даже создать рок-оперу о Калиновском. Это всё предполагается делать безостановочно на протяжении двух лет подряд. 1 февраля в штаб-квартире БНФ уже прошло первое такое мероприятие, в ходе которого были подписаны открытки «нынешним повстанцам» (немногочисленным сидящим в тюрьме противникам Лукашенко).

А что же официальные белорусские власти? Такое ощущение, что они не знают, как реагировать. Между тем ряд серьёзных историков и общественных деятелей, обеспокоенных нынешней эскалацией русофобии и польщинизацией общественной жизни Белоруссии, провели научную конференцию «Польское шляхетское восстание 1863 года. Взгляд на события спустя 150 лет», на которой главный редактор журнала «Белорусская мысль» В.Гигин прямо сказал: «Был большой террор… мы говорим про 128 повешенных Муравьёвым повстанцах, но не знаем, что от их рук погибли сотни, если не тысячи жертв… это были совсем дикие террористические расправы».

Президент Лукашенко не раз говорил о стремлении Польши вернуть господство если не над всей, то, по крайней мере, над Западной Белоруссией. Есть сторонники польского реванша и в самой Белоруссии. Последним подтверждением реваншистских устремлений Польши, о которых говорит А.Лукашенко, стал вызывающий концерт польских групп Karat Napalm Grupa, Zjednoczony Ursynów и Irydion, состоявшийся 26 января 2013 года в Вильнюсе в Доме польской культуры. Несмотря на просьбы «Союза поляков Литвы» «не политизировать концерт», хип-хоп группа Zjednoczony Ursynów спела о том, что «в будущем Вильнюс, Львов и Гродно будут польскими, а не чужими»…

Похоже, в той части бывшей Российской империи, где 150 лет назад полыхнуло пламя польского мятежа, вновь назревают серьёзные события…

http://www.fondsk.ru/news/2013/02/09/kalinovskiy-kak-znamja-polskogo-revansha-v-belorussii-19064.html

[Александр Васильевич]

Виктор  Аскоченский, Русская народная линия

Крестовый поход на Россию: «Чем ты, Русь терпеливая, многострадальная, так озлобила вечно-волнующийся, коварный Запад?..»

К 150-летию польского мятежа 1863 г

Ниже мы впервые переиздаём статью  о западноевропейской русофобии русского православного мыслителя, церковного историка, публициста, писателя, журналиста, издателя, поэта, искусствоведа, церковного композитора и дирижера (1813-1879) В.И. Аскоченского.

Публикацию (приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (по изданию: Аскоченский В.И. [без подп.] Крестовый поход на Россию // Домашняя беседа.- 1866.- Вып. 40.- С.894-900)  подготовил профессор А. Д. Каплин.  Примечания и подзаголовок - составителя. Постраничная авторская сноска заменена концевой.

+   +   +


_{Избави меня, Господи, от Русских медведей}

Чем ты, Русь терпеливая, многострадальная, так озлобила вечно-волнующийся, коварный Запад? Кровь свою жалела что ли ты для обитателей его, когда они восставали друг на друга, и избитые, посрамленные простирали к тебе дрожащие руки свои? В чужие дела что ли мешалась ты, ради своих только выгод и интересов? В куске хлеба отказывала что ли налетавшей на поля твои иноземной саранче? Нет, никто не упрекнет тебя в этом! А между тем косятся на тебя другие народы и государства, забегают на путь-дорогу, по которой ты идешь не торопясь к великой твоей цели, и всеми силами стараются забросать сметьем и мусором, запорошить и затуманить изгарью лежащую перед тобою необозримую даль. Нет такой лжи и клеветы, которых бы не позволили себе досужие писаки, коль скоро припадает им охота посудачить о России: честь, совесть, историческая правда, даже логика - все приносится в жертву ожесточенной злобе против пугающего их колосса, ими нареченного «московией».

Читатели наших русских газет, без сомнения, знакомы несколько с руганью и клеветами на Россию французского публициста де-Мазада [i ],- но то что писал он про нас - это лишь цветики против ягодок, вырощенных каким-то Анри Мартеном (Неnri Martin[ii]). Этот господин призывает теперь всю Европу соединиться и ополчиться на Россию, чтобы нас, русских, которых он называет туранцами, не принадлежащих, по его щучьему веленью, к семье европейских народов, выгнать в Азию и предоставить «Европу европейцам»; а нас, бедных, заключить в пределах уральско-туранских, подобно тому, как некогда Александр Македонский заклепал в гиперборейских горах диких азиатов в песьими головами. Надо быть очень уверенным в невежестве Европы насчет России, чтоб говорить то, чтó говорит Анри Мартен. Книга его есть жесточайшее оскорбление, но не для России, а для Европы, над невежеством которой так злостно издевается автор, если только невежество может издеваться над подобным же себе невежеством. Тут есть все: и производство австрийских галичан от галлов, на том основании, что будто русский Галич был некогда «страною галльскою» (le pays gaёl ou gaulois), где прежде жили «умбрские галлы» Птоломея; тут есть и русские этнографы - Погодин и Милютин, и академики Костомаров, Кулиш и Белозерский, которые, изволите видеть, находятся ныне «в ссылке, » и наш летописец препод. Нестор, произведенный в поляки, и Шафарик, как свидетель того, что русские не принадлежат к славянам,- словом, тут есть все, чему могут поверить разве только в Судане или Голконде.



Будем однако ж продолжать передачу бредней писаки, очевидно, действующего под влиянием чуждой французам национальности. В предисловии к своей книге Анри Мартен задает себе вопрос: «что такое Европа и что такое Россия?» В ответ на это он ведет параллель между тою и другою. Европа, говорит он, есть ассоциация, дурно или совсем неустроенная, - разнообразие наций, которые имеют сознание своей гармонии далеко неполное. Россия же есть единство, почерпающее свое самосознание в деспотизме, которым будто бы оно создано и которым держится. Основа европейского общества лежит в личной свободе, семье и собственности: в России ничего нет подобного. Европа, с самого начала организования новейших обществ, шла путем постепенного прогресса: русское, московитское или «туранское» единство шло своим путем развития, по-турански. Сначала, оно выражалось в своей собственной форме - в «татарской» в Аттиле, Чингисхане, Тамерлане и турецких султанах; а «теперь оно, более опасное, наряжается в европейский костюм», и имеет то преимущество пред европейскою цивилизацией, что имеет пред собою цель - всемирное владычество. С Петра Великого образ его действий состоял в том, чтобы иметь европейскую наружность; а теперь (то есть, после усмирения Польши, когда мы высказались все, как один человек, что мы русские) под русским явился туранец, татарин. «Вот где безмерная важность предмета!- восклицает он. Европа это увидела, и не действует!» Как же действовать? А вот как: поднять снова польский вопрос «эпизод русско-европейского вопроса», эпизод центральный, вокруг которого вертится все остальное. «В силу этого Анри Мартен требует войны не на живот, а на смерть. Чтобы возбудить к этому общественное мнение, он изыскивает все средства, хватается за всякую клевету, лишь бы представить Россию невообразимо-дикою, азиатскою страною и безконечно опасною для Европы. Для этого он выдумывает басню о борьбе двух начал - доброго и злого, Ирана и Турана, и всех европейцев вне России называет арийцами, а нас русских - туранцами, как будто от этих нелепо придуманных названий выигрывает дело. За недостатком собственной изобретательности, Анри Мартен прибегает к помощи Тьера, который в своей «Истории консульства и империи» в одном месте выразился так: когда русский колосс будет одною ногою у Дарданелл, а другою у Зунда,- старый мир сделается рабом; свобода убежит в Америку. Ныне - химера для умов ограниченных - эти печальные предвидения когда-нибудь жестоко осуществятся. Европа, по несчастию разделенная, подобно городам Греции перед царями Македонии, без сомнения, испытает ту же участь, как и Греция». Вот слова Тьера, которыми Анри Мартен грозит Европе! Он говорит, что три года занимался изучением вопроса об «общественном европейском спокойствии», и теперь представляет Европе результаты своих исследований. Нечего сказать, стоило учиться три года, чтоб так искажать историю!

Вычитав у Шницлера[iii] о естественной границе России на западе, которая идет Карпатами, а потом через Рудные Горы (Эрцгебирге) и Эльбу проходит к Немецкому морю, минуя Балтийское,- Анри Мартен бьет набат, как будто мы и в самом деле уже отняли пол-Европы, и пугает Германию небывалыми ужасами. «Послушай, Германия! вопиет он. Естественная граница империи царей - это Карпаты, продолженные через Рудные Горы и Эльбу до Немецкого моря. Туда попала Силезия, туда попал сам Берлин. Это приговор географии, и этот приговор исполнится над Эльбою, если Европа не возвратит его к Днепру».

Так вот куда метит новый Петр-пустынник, три года изучавший вопрос о спокойствии Европы, и не заметивший того, как его пером стала водить шаловливая рука какого-нибудь огорченного пана, в свою очередь слышавшего от какого-либо велеученого ксендза, что вельможные предки пана доходили до Днепра и за Днепр, и как на Днепре, так и за Днепром были жестоко побиваемы украинскими хлопами. Действительно, когда-то малороссы топили в Днепре ляхов за их безчинства; правда и то, что когда-то в Малороссии гайдамаки вешали на одних релях ляха и собаку: но это еще не значит, чтоб ляхи приобрели право на Днепр и Малороссию.

Россия, которую Анри Мартен называет «Московией»,  тем именно стала опасна для Европы, что с Петра Великого вступила в систему европейских держав. «Чужая Европе, говорит он, и трактующая Европу, как чужую, московия стала коренным врагом Европы, после того, как Петр Великий ввел ее в европейский мир, нарушив закон природы, и сделав это в то самое время, когда сам же силился расширить ее до самых крайних пределов Азии, чтоб дать ей возможность поглотить в себя все племена татарские или турецкие, от Урала до Китайского моря. Московия, какою он ее сделал и какою она развивалась при его преемниках, была чем-то в роде двойного чудовища, империею пантуранскою для племен Азии, панславистическою и пангрекославянскою для запада».

Так вот в чем сила, вот что пугает и чем пугают Европу досужие заграничные писаки! Это - идея нравственного объединения славян. «Борьба, восклицает Анри Мартен, между Россиею и Европою неизбежна; народ русский не может быть ничем изменен, как только поражением его; и если Россия не будет побеждена, - Европа погибла. Все войны между европейцами суть войны гражданские, междоусобные: с московитами же война есть война иноземная, война за «быть или не быть». В силу такого убеждения Анри Мартен почти на каждой странице своей книги взывает к Европе, чтоб она соединилась в одну «европейскую федерацию» против нас, русских, которых он величает «варварами», «деспотами», дикими сынами степей, туранцами, пантуранцами, потомками Чингисхана; чудовищами просто, и потом политическими чудовищами, даже двойными чудовищами, бичами Божими и т. д. Все, что у нас ни делается, все наши реформы, начиная от освобождения крестьян и кончая гласным судом, - все это, говорит он, похоже на то, как в «Меsse Noire» чорт пародирует обедню. Особенно изволите видеть, русские с тех пор стали «двойными чудовищами», когда, по поводу возникших в Европе увлечений, вызванных польскими сплетнями и подкупною заграничною печатью, Европа вздумала было диктаторствовать над нами, и когда все русские, со всех концов величайшей в мире империи, без различия сословий званий и вероисповеданий, единодушно и единогласно сказали перед целым светом, что они сумеют отстоять и свои права и свое единство[iv]. С этой поры русские окончательно испортились и стали людоедами, «двойными чудовищами», чего, конечно, не случилось бы, и нас, туранцев, пожаловали бы в европейцы, если б мы струсили, ударили челом нашим указчикам и уступили своим врагам, половину России, по самый Днепр. К удивлению и огорчению Европы, мы, грубые туранцы, незнакомые с вежливым европейским обращением, отвечали на дерзкие притязания врагов взрывом страшного негодования, за каковой поступок господин Анри Мартен и К° назвали нас дикими «хамитами», потомками: Хама, проклятого сына Ноева, недостойными войти в семью «иафетидов», благословенных сынов благословенного Иафета. К этому преступлению в последнее время прибавлено нами еще новое, тягчайшее: мы заговорили, тоже единодушно и единогласно, что и все прочие славяне, находящиеся в услужении на побегушках у благородных иафетидов, такие же, как и мы - туранцы и «хамиты», и что наши взаимные симпатии все более и более крепнут, тогда как благородные иафетиды недавно перерезались не на живот, а на смерть, и одна часть немецких иафетидов выгнала из своей семьи другую часть иафетидов, указав ей дорогу к хамитам.

Оборот дела, действительно, не совсем благоприятный для их благородия, господ европейцев. Анри Мартен рисует две картины, из которых одною пугает Европу, а другою обездоливает Россию. «Или, говорит он, Европа исчезнет, весь континент падет под ярмо азиатского деспотизма; Англия исчезнет, задавленная между Россиею и Америкою, и не останется ничего, кроме двух держав на земле, которые разделят между собою свет и тьму; вся моральная жизнь убежит в другое полушарие... Или Европа проснется, и Всероссийская Империя обрушится; останется лишь Царство Московское, или Великая Россия. И будет тогда три державы, из которых московская будет самою меньшею: будет федерация европейская, Североамериканские Соединенные Штаты и Московия Волги и Урала, господствующая над севером, над центральным и крайним востоком Азии, с возможностью удержать свое место в гармонии этого шара, вместо того, чтоб раздроблять его и колебать. Если она покорится этой роли, тогда она не будет более врагом Европы».

Совет спасительный; но едва ли мы, по своим хамитским наклонностям, сумеем оценить всю спасительность этого французско-польско-иафетидского совета. В совете этом мы, между прочим, вот чего не можем понять: молочный наш братец хочет отбросить нас в Азию; а в другом месте своей книги делает нам такое предостережение: «что касается Сибири, то пусть московитское правительство страшится и избегает развития этой страны, потому что когда-нибудь оно найдет там кару, как прямое следствие того способа, каким оно населило Сибирь». А как же сами иафетиды-то не боятся кары со стороны всех хамитов, которых они намерены сослать в Азию, на равнины Турана? Ведь уж если следовать логике и исторической необходимости, то сосланные в Азию хамиты, рано ли, поздно ли, возвратятся в Европу, и тогда иафетидам будет плохо.

Непостижимо, право, как это правитель Франции и его министры, по видимому, состоящие с нами в дружественных отношениях, допускают подобные выходки! Кроме указанного нами сочинения, при всей бессмыслице своей, разжигающего страсти и разных брошюр, бросаемых в нас польскою эмиграцией, недавно один из французских живописцев Тони Роберт Флери (Tony Robert Fleury)[v] написал большую картину, сюжетом которой служит «Варшава в день 8 апреля 1861 года». Известно, что в этот день войска наши, находившиеся в Варшаве, подверглись величайшим оскорблениям, как в личном, человеческом своем достоинстве, так и в национальном. Для разогнания буйной толпы были употреблены слишком кроткие меры; а все-таки человек пять или шесть пали жертвою своего безумия. Вот этот-то момент и взят Робертом Флери для своей картины, но только совершенно в искаженном виде и в самом благоприятном для мятежников, представленных страждущими невинностями и беззащитными жертвами мнимого зверства. Картина изображает Варшаву, объятую пламенем; на улицах толпы народа, молящегося Богу, в самых патетических позах, со слезами умиления на глазах, с руками, поднятыми к небу. На первом плане русские солдаты прикалывают штыками молящихся стариков, жен и детей; вдали виден дым пушечных выстрелов; и среди молящейся толпы падают раненые и валяются убитые юноши и девицы. Словом, картина представляет беззащитный город, взятый приступом дикими ордами Атиллы или Чингисхана, жители которого обречены поголовно на смерть.


_{Варшава в день 8 апреля 1861 года}

Можно ли что-нибудь выдумать возмутительней такой клеветы! В книге еще туда-сюда: но картина... ведь она бросается в глаза всякому и возбуждает одинаково человека образованного и необразованного, богача и пролетария. Изделие Роберта Флери выставлено в Париже в одном из лучших магазинов, на самом бойком месте и привлекает огромные массы парижан, которые плачут об участи Польши, проклинают Россию и, конечно, от души верят в ужасное варварство русских. Польская эмиграция не могла остаться равнодушною к произведению французского маляра; один из стихоплетов, бежавших из лясу, написал безсмысленнейшие вирши в честь Роберта Флери; вирши его переведены на французский язык звучными стихами, скрывшими бессмыслицу подлинника. Польский оригинал, мало впрочем кому понятный, и французский перевод напечатаны на прекрасной бумаге, в две колонны. На заглавной странице символический политипаж с знаменами, на которых надписаны названия всех частей, о присвоении которых мечтают обезумевшие поляки: Русь Белая, Русь Червонная, Русь Черная, Волынь, Подолия, Смоленск, Жмудь, Украина, и подпись: «Тони Роберту Флери от эмиграции польской за патриотическую картину - Варшава 8 апреля 1861 г.»

Вирши раздаются чувствительным парижанам и парижанкам даром или продаются по самой ничтожной цене, и таким образом пропаганда враждебная России идет быстро. За то в обилии курится фимиам перед Францией, выставляется в идиллическом свете Польша и польская эмиграция, опозорившая себя убийствами, лжами, клеветами и деланием фальшивой монеты.

И такие стихи дозволяются к публичной продаже одною из дружественных нам держав! И такие картины выставляются в той стране, повелитель которой торжественно произнес, что «империя - это мир!» Удивительно и непостижимо! Впрочем, давно уже сказано: si vis pasem, para bellum... то есть, со врагом мирись, а камень держи за пазухой....

____________________________

Мазад Шарль де (de Mazade) (1821-1893) - французский писатель. Был одним из главных сотрудников «Revue des deux Mondes», где опубликовал не менее пяти тенденциозных статей о России. Отдельно изданное сочинение «La Pologne contemporaine» (1863), также было написано «в духе далеко не сочувственном России». - А.К.

[ii] Анри Мартен (1810-1883) - автор многих книг по истории Франции, масон, сенатор (1876-1883), на основе идей  русофоба Ф. Духинского в 1866 г. опубликовал работу «Россия и Европа» (Henri Martin. La Russie et l'Europe. - Paris, 1866. - 431 p.), которую двумя годами спустя издал на немецком языке (Henri Martin.  Rußland und Europa. - Hannover, 1869. - 455 s.). - А.К.

[iii] Шнитцлер (Schnitzler) Иоганн Генрих (1802-1871) - историк и статистик. В 1823 -1828 г. жил в России домашним учителем, собирал материалы о России. Летом 1864 г. он предпринял второе путешествие в Россию. Автор сочинений: «Essai d'un statistique generale de l'empire de Russie» (Paris, 1829) и «La Russie, la Finlande et la Pologne, tableau statistique, geographique et historique» (Paris и СПб., 1835); «Historie intime de la Russie sous les empereurs Alexandre et Nicolas» (Paris, 1847); «La Russie ancienne et moderne, histoire, description, moeurs» (Paris, 1854); «L'empire des Tdsars au point actuel de la Science» (Paris и СПб., 1856-1866); «La mission de l'empereur Alexandre II et le general Rostoftsoff» (Paris, 1860); «Rostopchine et Koutouzof, ou la Russie en 1812» (Paris, 1863) и др. - А.К.

[iv] Анри Мартен похваляет однако ж газету «Голос» за то, что она защитила поляков, которым у нас приписывали страшные пожары и внутреннюю, кромешную агитацию. Не поздоровится от этаких похвал!...

[v] Тони Робер-Флёри (фр. Tony Robert-Fleury) (1837-1911) - французский художник.- А.К.

_____________________________

http://ruskline.ru/analitika/2013/02/19/krestovyj_pohod_na_rossiyu_chem_ty_rus_terpelivaya_mnogostradalnaya_tak_ozlobila_vechnovolnuyuwijsya_kovarnyj_zapad/

[Александр Васильевич]

Лариса Лыкошина

«Польско-польская война»

Чем поляки 150-летие антироссийского восстания 1863 года встретили



Немного в польской истории событий, вызывающих столько противоречивых суждений, споров, как Январское восстание 1863 г. на территории Царства Польского, Северо-Западного края и Волыни, направленное против России, в зависимость от которой Польша попала в результате разделов.

О смысле восстания и его шансах спорили и во II Речи Посполитой, то есть в межвоенной Польше (1918-1939 гг.). Начальник государства Ю. Пилсудский был горячим поборником восстания, написал о нем книгу, переизданную, кстати, в этом году, видел в восстании героический порыв к свободе, увенчавшийся успехом в 1918-м, когда Польша обрела независимость. Извечный противник Пилсудского Р. Дмовский и его партия Национальной демократии всячески порицали восстание, считали целесообразным сотрудничество с Россией и не видели смысла в борьбе против нее ввиду явного неравенства сил.

Не было единства мнений и в социалистической Польше. Кто-то видел главное в том, что «пошли наши в бой» (слова из песни, популярной в годы восстания), а кого-то страшно раздражало, что «пошли наши в бой без оружия» (как пелось в той же песне). «Что же идти-то, коль нет оружия. Сколько можно упиваться своими поражениями?» - с горечью вопрошают и в наши дни многие поляки, комментируя в Интернете многочисленные материалы, посвященные восстанию. «Свобода не завоевывается без крови!»- спорят с ними другие.

Кое-кто, размышляя о событиях 1863 г., вспомнил о чехах, которые без восстаний и кровопролития стали независимым государством.

Так, известный польский социолог Р. Марковский в радиоинтервью заметил, что восстаний в Польше слишком много и он охотно поделился бы ими с чехами. Ему симпатична позиция Швейка, который сидел в пивной и пережидал, когда пронесутся мимо «все эти сумасшедшие» как с одной, так и с другой стороны.

Конечно же, Марковский получил гневную отповедь. Публицист П. Семка, например, резонно заметил, что «переждать» не всегда удается и «пивные тоже горят».

Очевидно, трудно говорить о единстве общественного мнения по поводу оценки события, унесшего жизни более 20 тыс. человек, обрекшего на изгнание и ссылку 38 тыс. поляков и приведшего к потере имущества многих тысяч участников восстания. В довоенной Польше участники восстания были окружены заботой государства: им платили пенсии, из ветеранов было сформировано специальное воинское подразделение, военные первыми отдавали им честь. А что нынешние поляки знают о восстании? Сохранилась ли память о нем?

По данным социологов, двое из трех поляков не знают, когда восстание началось; 31% не знает, чем оно закончилось: 53% респондентов думают, что поражением, 11% - победой; 70% не знают, кто руководил восстанием. Только 17% правильно называют имя диктатора восстания Ромуальда Траугутта, 8% полагают, что восстанием руководил Костюшко, а 4% - Пилсудский. Почти половина опрошенных не уверена в том, что восстание было нужно.

В отличие от многих соотечественников, президент Польши Б. Коморовский (историк по образованию, да еще и писавший диплом о Пилсудском) вслед за Первым маршалом твердо уверен в целесообразности и значимости восстания.

Более того, как Пилсудский верил в то, что январское восстание породило легионы и 1918 год, принесший свободу Польше, так Коморовский верит в то, что Варшавское восстание (1944 г.) породило 1989 год и демократическую революцию в Польше. Недаром в дни празднования юбилея восстания, проходившего под патронатом Коморовского, польский президент возложил венок к памятнику Польскому подпольному государству и Армии Крайовой, акцентируя тем самым связь между Январским восстанием и польским Сопротивлением в годы Второй мировой войны.

Для Коморовского чрезвычайно важен мотив единения в период восстания поляков разных сословий и разных вероисповеданий, мотив совместной борьбы всех народов Речи Посполитой против общего врага – России. Для президента, древний род которого имеет литовские корни, особенно значимым представляется, что «январское восстание явилось последним историческим аккордом той прекрасной многоязычной симфонии, которую веками исполняло польско-литовское государство. На повстанческих знаменах, печатях и гербе национального правительства последний раз были вместе Белый орел, Погоня и Михаил Архангел». Заметим, что «Погоня» - герб Литвы, изображающий всадника на коне, а Михаил Архангел - герб Руси, как тогда назывались украинские земли.

Красивые слова! Но в настоящее время не у всех народов бывшей Речи Посполитой вызывающие умиление. Правда, в Литве 2013-й был объявлен годом Январского восстания, а вот в Белоруссии ситуация далеко не столь однозначна. Оппозиция призывала праздновать юбилей, усматривая в восстании славную страницу борьбы за национальную независимость, а официальный Минск отнесся к этому событию без особого энтузиазма.

Более того, Лукашенко даже отменил орден Константина Калиновского, которого в Белоруссии прежде считали героем восстания.

Некоторые белорусские ученые призывают внимательнее присмотреться к этому историческому персонажу, деятельность которого связана не только с героическими страницами борьбы за Польшу «от моря до моря», но и с казнями белорусских крестьян, не желавших поддерживать польскую и полонизированную белорусскую шляхту. Так что «симфония» звучит не очень гармонично.

Коморовский полагает, что 150 лет – срок достаточный для того, чтобы забыть все распри, все споры между лидерами восстания, среди которых были, как известно, «красные» и «белые», то есть умеренное и радикальное крыло. Тем более, что кто к какому лагерю относился, знают сейчас лишь профессионалы. Для остальных же все участники восстания стали «красно-белыми». Следует отказаться от термина «историческая политика», говорит Коморовский, и принять более мягкий и примиряющий термин «историческая память», предполагающий стремление к примирению и взаимоуважению.

Достичь этих высоких целей в расколотом и далеко не едином польском обществе весьма непросто. Ведь даже юбилей восстания стал поводом для новых залпов «польско-польской войны», уже не первый год идущей в стране и особенно обострившейся после трагической гибели президента Л. Качиньского. По одну сторону баррикад президент Коморовский и премьер Туск, по другую – глава оппозиционной партии «Право и справедливость» Я. Качиньский, брат погибшего президента.

Я. Качиньский, очевидно, по примеру повстанцев 1863 г., создавших подпольные структуры власти, тоже пытается создать некую, правда, не подпольную, но «другую», «настоящую» Польшу. Вот и в январские дни 2013 г. Качиньский организовал свое празднование юбилея восстания: «Право и справедливость» провела памятные мероприятия, открыла свои выставки и организовала свои научные конференции. А как же иначе! Ведь «глава польско-российского кондоминиума» (как ядовито называют Туска его политические противники) не согласился даже признать 2013-й годом Январского восстания, а его партия «Гражданская платформа» заблокировала принятие соответствующего решения сеймом. При этом противники премьера не вспоминают о том, что соответствующее постановление еще в 2012 г. принял Сенат. Бдительные защитники исторической памяти уверены, что Туск просто боится раздражать Россию, да и вообще боится взрыва народного негодования, ведь после Варшавского восстания через тридцать с небольшим лет возникла «Солидарность», а после «Солидарности» тоже прошло уже тридцать три года…

А польские социал-демократы вообще считают, что нечего упиваться столь давней историей, надо объявить 2013-й годом Эдварда Герека, столетие которого как раз совпадает с этой датой. Именно в 70-е годы XX века, когда он руководил страной, Польша достигла больших успехов, а уровень жизни поляков заметно повысился.

Негоже отдавать историю на откуп «Праву и справедливости», считает глава польских социал-демократов Л. Миллер, заявляющий, что «у нас тоже есть свои герои!» Таким образом, «дела давно минувших дней» очень по-разному воспринимаются в польском обществе. Бои продолжаются, если и не на полях сражений, то в умах людей, и история исправно поставляет все новые средства для политической борьбы дня сегодняшнего.   

http://www.stoletie.ru/slavyanskoe_pole/polsko-polskaja_vojna_266.htm

[Александр Васильевич]

Николай МАЛИШЕВСКИЙ

Русские не сдаются: когда врагов в 40 раз больше



 На 2013 год приходится 150-летие мятежа польской шляхты, выступившей, как говорят теперь в Варшаве, с целью «восстановить Речь Посполитую обоих народов». В Польше почетный патронат над празднованием события принял президент Б.Коморовский, торжественное открытие состоялось в начале года в президентском дворце в Варшаве. В различных мероприятиях - концертах, конференциях, вернисажах, тематических выставках, посещениях мест памяти и т.д. - на протяжении всего 2013 года принимают участие представители высших государственных органов Польши - председатели Сейма и Сената, представители Совета охраны памяти борьбы и мученичества, Министерства обороны, многочисленных обществ и организаций.

Одна из первоочередных задач польской пропаганды на территориях западнее Смоленска – превращение 150-летия польского мятежа в символ польско-литовско-белорусского единения на антирусской и антироссийской основе. Делается это не безуспешно. Так, Сейм Литвы объявил 2013-й Годом восстания 1863 года против России, подчеркнув в официальном заявлении МИД, что «восстание связало воедино судьбы трёх народов – поляков, белорусов и литовцев и этим показало им направление развития…». Нынешняя официальная белорусская историография вместо термина «Польское восстание 1863–1864 гг.» вслед за западными соседями уже использует другой термин: «Восстание 1863–1864 гг. в Польше, Литве и Беларуси»...

Одну из главных ролей в польской пропаганде играет мифологизация «патриотической шляхетной жертвенности» участников мятежа. На фоне этих пропагандистских усилий напомним об одном (вычеркнутом после 1917 года из исторической памяти нашего народа) факте реального, а не выдуманного героизма и жертвенности.

* * *

150 лет назад, в  середине августа 1863 года, отряд из 42 добровольцев (гродненские гусары, донские и линейные казаки) гнался за бандой из нескольких сотен польских мятежников, терроризировавшей местное население. Командовал отрядом 25-летний Александр Павлович Граббе – герой Кавказской войны, награжденный за храбрость в «делах с горцами» высшими орденами империи - св. Станислава 2-й и 3-й степени, св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, св. Владимира 4-й степени, чином штаб-ротмистра и переводом в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, патронируемый лично императором и комплектовавшийся в основном  уроженцами земель бывшей Речи Посполитой…



Бежавших во весь опор «инсургентов» во главе с паном Бентковским нагнали около деревни Сендзеёвице (Sedziejowice), где им удалось соединиться с другой бандой. Русский отряд оказался фактически на открытой местности – у пары сараев для хлеба, стоявших рядом с кладбищем в конце селения, лежащего в котловине, окруженной возвышенностями, засеянными пшеницей. Сражаться, используя сараи изнутри, было невозможно, ввиду отсутствия окон. Тем не менее, Граббе приказал оставить даже мысль об уходе или сдаче, решив «драться до последней капли крови».

И до этого боя отряды, которыми командовал летом 1863 года молодой штаб-ротмистр гродненских гусар, гоняли и успешно били мятежные банды примерно 8-9-кратно превосходившие их числом. Однако на этот раз поляков оказалось очень много. Объединенные силы мятежников составили свыше 1200 кавалеристов и более 400 пехотинцев – всего до 2000 человек. Моментально осмелев, они окружили маленький отряд преследователей, пообещав «братьям-шляхтичам» жизнь за выдачу казаков и переход на их сторону. Те в ответ… атаковали более чем 40-кратно превосходившие силы противника.

В первых схватках русские использовали с фронта как прикрытие стены сараев. Однако толку от них было мало, поскольку с тыла их атаковали два эскадрона улан и густая цепь польской и прусской пехоты. Число раненых и убитых росло ежеминутно – 42 человека были плотно окружены и расстреливаемы неприятелем со всех сторон.

Поляки бросались в атаку несколько раз, каждый раз в уверенности, что победа уже в руках. Русским, испытывавшим недостаток боеприпасов, по словам участника, «приказано было не стрелять иначе как в упор. Атака всякий раз встречалась гробовым молчанием, и всякий раз поляки не выдерживали: в 20 шагах поворачивая коней, они получали несколько выстрелов вдогонку».

Командир русских, уже дважды раненый, категорически отклонял все предложения о сдаче, «спокойное, почти веселое выражение прекрасного лица не оставляло его ни на минуту». Бой у сараев длился несколько часов, после чего поляки «видя невозможность взять нас силою, зажгли соседние строения; огонь быстро распространился, и мы внезапно увидели себя посреди дыма и пламени. Жара сделалась невыносимою и принудила нас отойти на несколько шагов от сараев. Гибель уже казалась неизбежною: способных драться от сараев отошло не более 25 человек, некоторые были уже ранены; лошадей осталось только 4: остальные были убиты или вырвались из рук владельцев; мы стояли на открытом месте под самым страшным огнем, и нас окружили более 1000 человек кавалерии… Но не так-то легко было восторжествовать над этой горстью людей, решивших драться насмерть, и триумф поляков был еще не близок».

Отбивая непрерывные атаки противника, поредевший отряд храбрецов вышел, неся раненых, из пламени полыхавших строений на кладбище: «...пули осыпали нас: чтобы менее терпеть от них, наша кучка немного раздвинулась и медленно, шаг за шагом направилась к кладбищу. Видя это, два польских эскадрона бросились в карьер. Мы снова сомкнулись, залегли в дорожную канаву и ждали. Минута была торжественная! Последний акт борьбы, казалось уже наступил… но видно эта горсть людей имела вид слишком грозный: в 15-ти шагах эскадроны снова повернули назад, снова получили несколько выстрелов вдогонку, и мы беспрепятственно заняли кладбище».

«Только одни спартанцы могли так драться», - говорили впоследствии участники этого боя – поляки.  Польская кавалерия и пехота непрерывно, волнами накатывала на горсточку храбрецов. «… Но и эти атаки, как предыдущие, остались без успеха… Мы со своей стороны только изредка могли отвечать на частые неприятельские выстрелы, потому что патронов у нас оставалось уже немного».

«Если бы каждый из врагов наших, - вспоминал впоследствии один из раненых казаков, - бросил на нас горсть земли, то они насыпали бы над нами могилу». Но атакующим было очень нелегко подойти к этому остатку израненных воинов, которые «еще дрались или, лучше сказать, почти не отвечая на выстрелы, но, сохраняя грозный вид, хладнокровно смотрели, как нас расстреливали. Другого слова употребить нельзя… Кругом нас умирали люди в страшных мучениях; раненые невыразимо страдали, истекая кровью, безо всякой помощи, мучимые жаждой, без капли воды среди самого знойного дня. И ни одного стона! Ни малейшего признака слабости!.. Да эти люди умели умирать, умирать молча, безропотно, глубоко трогательно…».

Все вокруг было усеяно телами погибших и умиравших от ран. «Но я должен сознаться, - вспоминает участник, - что в ту минуту я обратил гораздо больше внимания на 5 патронов, дававших возможность сделать 5 лишних выстрелов, чем на смерть храбреца-казака: смерть казалась для нас всех до того неизбежною, что поневоле приходилось не обращать на нее внимания».

Командир Александр Граббе, получив еще несколько ранений, осел, истекая кровью на землю с перебитым пулей позвоночником, но не выпустил из рук оружие, приготовленное к последней схватке. Принявший командование остатками отряда поручик лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Александр Николаевич Витмер пересчитал способных драться – их осталось семеро – 2 офицера, 3 линейца и 2 донца. Тем временем горизонт заслонила темная масса, сверкавшая вверху на солнце стеной кос…

Отчаявшись сломить израненных русских, шляхтичи согнали крестьян из ближайших селений и погнали толпой на окруженных. В надежде, что последние пули и клинки героев увязнут в массе этого заградотряда. (Впервые подобную практику использовал во время первого антироссийского мятежа в 1790-е Тадеуш Костюшко).

Поняв, что развязка близка, новый командир попытался спасти хотя бы тяжелораненых, вроде 17-летнего корнета Сергея Дмитриевича Ермолова, получившего несколько тяжелых ранений. Махнув белым платком, поручик обратился к неприятелям, надеясь на их «шляхетное благородство» в отношении юноши, который, невзирая на перебитые пулями обе ноги, был категорически против выхода из боя. Польские командиры сделали вид, что прекращают стрелять. Однако их пехота и кавалерия продолжили движение вперед, сжимая кольцо. Видя, что спасти раненых не получается, казаки дали последний «залп» двумя последними пулями. После чего остатки способных держать оружие русских кинулись на врага.


_{Барельеф на памятнике «Дело под Сендзеёвцами» (уничтожен после 1917-го): «Умирающие штабс-ротмистр Граббе и корнет Ермолов».}

«Треск пальбы, крики, стоны и посреди всего этого густой лес кос, потрясаемых в воздухе, вот во что обратилось кладбище», - вспоминает один из участников. Почти все гусары и казаки, бившиеся пока руки, сжимавшие клинки, имели место для взмаха, погибли. В живых осталось только 4 израненных человека…

Когда основные силы Гродненского гусарского полка вступили в Сендзеёвице, их взорам «представилась картина, которая никогда не забудется никем ее видевшим. У опушки леса раскидывалось кладбище, низенький забор которого был пробит как решето. Среди могил и крестов лежало до двадцати трупов, частью обнаженных, разрубленных страшными ударами кос и плавающих в крови, которая наполнила углубления между могилами и далеко ручьями разлилась по скошенной траве… Фоном этой ужасной картины служили сгоревшие хижины поселян».

Гусары застали в живых некоторых из смертельно раненых героев, включая командира А.П.Граббе, «и в каком ужасном виде! На голове его зияли три широкие и очень глубокие раны косами. Прекрасное лицо было сильно порублено в двух местах; левое плечо также, левая рука отсечена вовсе, правая почти разрублена, так как держалась только на связках; позвоночник пробит пулей, отчего отнялись ноги. Кроме того ноги и руки пробиты в нескольких местах пулями. Тотчас же он был окружен Гродненцами; многие офицеры и гусары с трудом подавляли рыдания, видя ужасные страдания своего товарища. Граббе, собравши остаток сил, слабым голосом, но спокойно рассказал о славной защите своих сподвижников, умолчав по обыкновению о самом себе».

25-летний герой умрет утром следующего дня. По воспоминаниям очевидцев, все это время он «не терял сознания и вспоминал о родных и любимом отце, которому приказал дать телеграмму о присылке денег на свои похороны… В 6 часов утра Александр Павлович попросил дочь врача вставить ему в рот трубку и сделал несколько затяжек. «Неправда ли я еще крепок?» - заметил он, силясь улыбнуться, и это был последний проблеск сознания; у него начался бред, во время которого страдалец все время повторял: «Дайте же мне моего коня, мне надо скакать… лететь…» В 7 часов утра 19 августа эта благородная душа отлетела в лучший мир».

http://www.fondsk.ru/news/2013/08/18/russkie-ne-sdajutsja-kogda-vragov-v-40-raz-bolshe-22234.html