«Лампадка зажглась!». Из рассказов Елеонской игумении Моисеи

[Александр Васильевич]

«Лампадка зажглась!»
Из рассказов Елеонской игумении Моисеи

Рассказы игумении Моисеи были записаны на Святой Земле, в Спасо-Вознесенском Елеонском монастыре, где она настоятельствует вот уже 15 лет. Матушка поделилась воспоминаниями о людях высокой жизни, которых знала, и о том, как Господь привел ее на Святую Землю.


_{Игумения Моисея (Бобкова)}              

О владыке Иоанне Шанхайском


_{Святитель Иоанн (Максимович)}

Детство мое прошло в Бельгии, в Брюсселе. Я десять лет жила при владыке Иоанне Шанхайском. Когда он приехал в Брюссель, мы были дети еще: нам было по 10–12 лет. И конечно, он показался нам, детям, таким странным владыкой. Он странно выглядел: у него рот был немножко искривлен – от слабости; живот внизу вот так выпирал: у него было опущение желудка, потому что он никогда не ложился на кровать – он отдыхал только пару часов ночью в кресле. Да, он был странный такой, но мы чувствовали, сколько в нем духовности.

Он жил при храме-памятнике во имя святого Иова Многострадального. В этом храме служили отец Модест, строгий монах[1], и еще один батюшка – отец Чедомир Остоич. Отец Чедомир был родом серб; он вынужден был бежать из Сербии, но там у него оставалась семья: жена и двое девочек. Я была в возрасте примерно его младшей дочки, и он всегда на меня очень пристально смотрел, а я смущалась и говорила: «Батюшка, зачем вы на меня так смотрите?!» А он: «Да дай я на тебя посмотрю – у меня такая же дочурка, как ты». Он очень любил детей, и мы, дети, тоже очень любили отца Чедомира. И владыка Иоанн нам нравился; правда, он казался нам очень строгим. Но мы понимали, сколько любви в этом человеке.

Когда мы бывали у отца Чедомира, он говорил: «Позовите владыку на обед». Мы подходили к его дверям: «Молитвами святого владыки нашего, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» Молчание. Мы снова: «Молитвами святого владыки нашего, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» Опять молчание. В третий раз молимся. Тогда он: «Аминь!» А потом он говорил у отца Чедомира, что нарочно нам не отвечал, потому что ему нравилось слышать голоса детей, которые творят молитву.

И он очень любил, чтобы дети принимали участие в службе: мальчики прислуживали, девочки пели, читали. А мы были еще слишком маленькие, чтобы целиком все шестопсалмие прочитать, и потому мы читали его по очереди – делили на две части: один читал до «Слава Отцу и Сыну…», а следующий говорил: «И ныне и присно…» – и продолжал дальше читать. И я помню, как владыка Иоанн поворачивался и улыбался, когда видел нас, детей, что мы читаем. Он очень любил это.


_{Протоиерей Чедомир Остоич}

Как-то раз – мне было тогда лет 11–12 – я пришла к отцу Чедомиру, а владыка Иоанн меня увидел и говорит: «Галя, пойдем читать 9-й час. Сейчас как раз время». Я подумала: «Что это такое – 9-й час? Это только Великим постом читают… 3-й и 6-й час я знаю, а 9-й час – только по верхам…» Ну, пошли. А он повел меня на хоры, наверх. Мы вдвоем в храме. Я начала читать. Начало легкое: «Приидите, поклонимся…» – а потом такие псалмы, которых я никогда и не видела. Я стала спотыкаться, а он каждое слово поправлял и поправлял. И столько терпения! Я тогда, наверное, больше чем полчаса читала 9-й час, который можно за десять минут прочесть. Помню, как мне было стыдно за то, что я спотыкалась, что плохо читала. А владыка, когда я закончила, меня по головке погладил и сказал: «Надо учиться, надо учиться… дальше, дальше…» Я тогда все думала: «К чему это?» А через много лет я вспоминала про этот 9-й час – потом, когда поступила в монастырь. И я поняла: «Вот где 9-й час!» Это было тогда почти как благословение идти в монастырь. Наверное, что-то такое владыка Иоанн провидел, знал, где мне понадобится 9-й час.

Много случаев было, как по молитвам отца Иоанна исцелялись. Расскажу один. Верочка, что у нас в храме-памятнике на клиросе пела, заболела менингитом. Это случилось тогда, когда владыка Иоанн уже уехал в Америку – после 1962 года. И ему послали телеграмму, что вот у такой-то менингит, и очень плохой исход возможен: или смерть, или остаться ненормальной после этой болезни. Владыка ответил телеграммой, что все будет хорошо. И она вскоре выздоровела совершенно.

Но владыку Иоанна не все любили, не все уважали. Дамочки в шляпочках, например. Он ведь внешне был неопрятный, ходил босяком, совершенно не смотрел за собой – ему был безразличен его внешний вид. Но духовные люди понимали, как его молитвы сильны. И они его очень уважали и очень любили. Даже один священник-католик говорил о владыке Иоанне своим прихожанам: «Благодарите небо и святых за то, что у нас по улицам ходит один из них».

«Лампадка зажглась!»

На Святую Землю я попала как будто бы случайно. Но ведь не бывает ничего случайного. В 1974 году я хотела поехать в Россию, но мне отказали в визе. А наш батюшка, отец Димитрий Хвостов, как раз организовывал паломничество в Святую Землю, и его дочка предложила поехать и мне, чтобы помогать батюшке. Я согласилась. Я и не думала тогда, что потом еще раз приеду на Святую Землю и останусь здесь, что Святая Земля – это для меня. Для меня все здесь было так свято, так далеко, так высоко!..

И с первого дня я влюбилась в Святую Землю.


_{Гефсиманский монастырь}

Мы приехали ночью, а утром пошли в Гефсиманию, к Марии Магдалине. Я тогда не обратила внимания, какой это был день… А это был канун Преображения, когда празднуется святая Нонна. Потом, когда при постриге в рясофор меня нарекли именем Нонна, я вспомнила про этот день: это было как своего рода откровение.

В тот приезд в монастыре мы были на литургии и на всенощной, а потом поехали на Фавор. Фавор, Галилея – все это сразу вошло в душу, произвело такое впечатление!

И нас везде тогда так радушно принимали. В те времена ведь мало паломников было. И когда мы, паломники, подходили к какому-нибудь православному месту, нас встречали звоном колоколов, провожали тоже с колоколами…


_{Кувуклия}

Я вернулась на Святую Землю в следующем году, на Пасху. Матушка Варвара (Цветкова) тогда лежала в больнице… (Она уже старенькая была. Это был такой интересный человек! Она знала отца Иоанна Кронштадтского – она, маленькая, сиживала у него на коленках, когда он приходил к ним домой; она знала Елисавету Феодоровну; она знала царскую семью… Ее духовником был старец Аристоклий, которого сейчас прославили[2], и он ей предсказал – ей было 17 лет тогда, – что она будет игуменией на таком месте! Ее духовниками были и владыка Арсений (Жадановский), и владыка Серафим (Звездинский). Она так много рассказывала о них.) Так вот, матушка Варвара тогда болела, и с ней в больнице была ее старшая келейница. А за 20 дней до моего приезда умерла письмоводительница. Все дела были оставлены на вторую келейницу матушки Варвары, а тут еще надо и на письма отвечать. Вот она меня и спрашивает: «Ты умеешь писать письма по-русски?» «Да, умею», – отвечаю. «Помоги мне», – просит. И мы начали писать письма. Когда она увидела, что я могу 40 писем в один день написать – ответить людям, то и говорит: «Что ты теряешь время в миру? Что ты там делаешь?» «Как что, – отвечаю, – я работаю, в церковь хожу…» Она опять: «Что ты там теряешь время? Ты же наша! Приходи к нам…» И вдруг меня стукнуло: «Действительно, а что там, в миру? Работать, чтобы кушать и спать?» И на третий день я уже решила: «А почему нет? Поступаю в монастырь. Мне здесь нравится – все нравится». Пошла я в больницу к матушке Варваре, она обрадовалась, говорит: «Наконец молодая русская!» Тогда в основном арабки поступали, из эмиграции уже никто не приходил…


_{Кувуклия}

Матушка Варвара благословила, но мне хотелось еще какой-то знак получить, что монастырь – это для меня. Я ведь не думала до этого о монастыре, хотя с малых лет всегда была при Церкви. Читала, пела с 9 лет на клиросе. Мне даже владыка Антоний Женевский говорил: «Ты монашка, ты даже будешь игуменией»… А мы смеялись всегда, когда он такое говорил. Но это не доходило ни до моего ума, ни до сердца.

И вот я решила тогда пойти на Благодатный огонь. Я думала: «Помолюсь у Гроба Господня и буду ждать какого-нибудь знака от Бога». Пришла. И не знаю, куда смотреть. Сосредоточилась на Кувуклии. И вдруг, когда замирание, тишина, патриарх вошел уже туда, – и вдруг я вижу: на моих глазах сама зажигается лампадка на Кувуклии! Я как закричу: «Смотри, смотри: лампадка зажглась!» И подумала: «Все! Я получила знак от Бога! Благословение есть. Поступаю в монастырь».

Я поступила в монастырь 29 декабря 1975 года. И тогда же дала себе обет: никогда не уходить из монастыря, разве что будет какая-то ересь или что-то страшное произойдет. И это мне очень помогло в моей жизни, потому что это первая мысль, которая приходит, когда какое-то искушение: «Уйду!» А я каждый раз вспоминала свой обет, и это мне помогало.

Об отце Нектарии

У отца Нектария (Чернобыля), нашего духовника, был дар молитвы.

Сам он был духовным чадом схиигумена Варсонофия из Харькова[3]. И его посадили за то, что он отказывался признавать митрополита Сергия (Страгородского). Его наказывали – в такие условия ставили, что он должен был стоять по десять суток подряд. Два раза его даже на расстрел водили, и каждый раз Господь его миловал. Он строил Беломорканал; три срока отсидел в лагерях. А во время войны перебрался в Германию, потом в Швейцарию – в Зарубежную Церковь. Его отправили в Америку, в монастырь Джорданвилльский. А так как здесь, на Святой Земле, были необходимы священнослужители и исповедники, то его и прислали сюда. Он был монах праведной, примерной, спокойной жизни.


_{В храме Воскресения Христова, Иерусалим}

Отец Нектарий имел постоянную молитву. Он никогда не пропускал ни одной службы. И трудился всегда. А ведь ему тогда было уже далеко за 70. В Елеонской обители у него был огород: он сажал овощи. И делал в мастерской крестики деревянные. Вставал всегда после полуночи, совершал свое молитвенное правило, готовился к литургии, шел на службу (он в обители Марии Магдалины служил, имел келью и там, и тут, в нашей обители – Елеонской: там ночевал, а здесь отдыхал днем, а потом, когда уже совсем старым стал, он в Елеонской обители и остался). Когда я жила в монастыре Марии Магдалины, моя келья была как раз напротив его кельи, и я видела всегда у него свет в келье по ночам. После службы он что-то немного ел – и пешком напрямик на Елеон. И как приходил – сразу работать на огород или в мастерскую. Он все чинил в обители, ведь у него были золотые руки – он был часовщик по профессии. Так и работал до вечера. И когда слышал звон у Марии Магдалины – а колокольню Марии Магдалины слышно в Елеоне – он быстро умывал себе лицо и пешком бежал в Гефсиманию, читая наизусть 9-й час, и приходил, чтобы сразу начинать вечерню. Вот так у него проходили дни.


_{Елеонский монастырь}

Ему никогда и ничто не мешало молиться. Сейчас на Святую Землю приезжает много паломников, и у Гроба Господня суета, крики. От многих я слышала, что это им мешает сосредоточиться на молитве. Слабы мы, а вот отцу Нектарию никогда ничто не мешало. Сейчас у нас совсем другое отношение к святому. И нам надо учиться сосредотачиваться как следует на молитве. Если бы мы этому научились, то мы смогли бы всю эту суету, что вокруг, отвергнуть.

Рассказы игумении Моисеи (Бубновой)
записал Антон Поспелов

28 января 2013 года

<sub>[1] Архимандрит Модест (в миру Шут Мина Евфимович; † 1984), постриженик новоафонского Симоно-Кананитского монастыря, в эмиграции служивший в Китае и бывший помощником свт. Иоанна Шанхайского.

[2] Преподобный Аристоклий (в миру Амвросиев Алексей Алексеевич; 1846–1918), Афонский и Московский чудотворец. О нем см.: http://www.patriarchia.ru/db/text/139378.html/. Память этого старца празднуется 24 августа и в Соборе Московских святых.

[3] О преподобном Варсонофии (Юрченко) см.: http://archiv.orthodox.org.ua/page-666.html.</sub>

___________________________

http://www.pravoslavie.ru/put/59063.htm