Предельное напряжение

[Александр Васильевич]

Предельное напряжение

Военно-исторический очерк из книги «Первая мировая»

1918 год начался с весьма странных и многообещающих заявлений политиков и прежде всего Антанты. Казалось бы, три с половиной года кровопролитнейшей войны, уже унесшей миллионы человеческих жизней и ожесточившие человеческий разум, должны были бы научить власть предержащих взвешивать все ими сказанное и осторожно декларировать очевидно неосуществимые планы. Народонаселение, привыкшее к тяготам мировой бойни, похоронкам, миллионам калек, неизбежной разрухе и голоду, с трудом сдерживало справедливый гнев, готовый в любой момент обрушиться на головы правителей, продолжающих с каким-то маниакальным упорством бросать молоху войны новые и новые жертвы. Пример России наглядно показывал – выход из войны есть. Но лидеры воюющих держав продолжали уверять обывателя в скором победоносном, именно победоносном, завершении войны, прикрывая откровенную ложь гипотетическими рассуждениями и программами будущего мироустройства. Правящие круги Антанты прекрасно знали, что Германия с союзниками ни за что не согласится с их мирными инициативами. Сами они готовились воевать и намечали-таки победу аж в 1919 году. Знали это и Ллойд Джордж, и Вильсон и Пуанкаре. Но пойди ж ты?

5 января 1918 года премьер-министр Великобритании Д. Ллойд Джордж выступает перед представителями английских профсоюзов с программой британского правительства так называемой «Мирной декларацией». Нисколько не смущаясь, Ллойд Джордж утверждает, что «Англия ведет оборонительную войну с единственной целью защиты нарушенного международного права в Европе и за восстановление самых торжественных договорных обязательств, на которых покоится вся общественная система Европы и которые Германия грубо попрала свои вторжением в Бельгию. Англия борется за справедливый и постоянный мир, за то, чтобы международные отношения в новой Европе были основаны на началах разума и справедливости и не носили впредь зародышей новой войны». Кто бы был против? Через три дня американский президент В.Вильсон в традиционном новогоднем послании к конгрессу изложил свою программу мирного урегулирования – знаменитые «Четырнадцать пунктов Вильсона. Главный их лейтмотив: «Мы почитаем себя близкими друзьями всех народов и правительств, объединившихся против империализма». А далее он призывает: к открытым мирным переговорам; ликвидации тайной дипломатии; снятии таможенных барьеров; всеобщему ограничению вооружений; изменению границ европейских государств по этническому признаку; освобождению Германией всех оккупированных территорий; восстановлению суверенитета Бельгии; возвращению Франции Эльзаса и Лотарингии; образованию независимого польского государства; представлении автономии народам Австро-Венгрии; справедливому решению колониальных споров и образованию Лиги наций. Одним словом, политическая трескотня и фантазии. Какие из американцев близкие друзья всех народов, мы хорошо знаем до сих пор. Как и их миролюбие. Кстати уже тогда французский премьер Клемансо заметил: «Наряду с предложениями, не вызывающими возражений, имеются также и утопические предложения, но Франция может быть довольна…». И эти с позволения сказать миротворцы на самом деле всю реальную политику, все силы стран напрягали для дальнейших боевых действий, готовились воевать и год, и может быть два, не спеша и не форсируя событий.

Правящие элиты Германии, Австро-Венгрии, за исключением незначительной части дипломатического корпуса, вообще не изображали из себя миротворцев и не скрывали своего стремления, во что бы то ни стало, выиграть войну, и только военной силой. На «миролюбивые» посылы Антанты, «Мирную декларацию» Ллойд Джорджа и «четырнадцать пунктов Вильсона» в Берлине и Вене ответили ассиметрично. Германцы и думать не желали о выводе своих войск с оккупированных территорий, а это было главным условием Антанты. Как мы помним, германцы еще год назад сказали об этом в своих «мирных инициативах». Статс-секретарь германского министерства иностранных дел Р. Кюльман по поводу Бельгии во всеуслышание заявил: «Кто вам вообще сказал, что я собираюсь барышничать Бельгией? Этот вопрос мне еще предстоит решить. Пока что мы Бельгией не торгуем. А по поводу Эльзаса и Лотарингии высказался еще жестче, да еще выступая в рейхстаге: «Пока хоть один немец может держать в руках винтовку до тех пор неотторжимость этой части империи, которую мы получили, как славнейшее наследие наших отцов, не может служить объектом каких-либо переговоров или уступок». Даже австрийцы, готовые еще год назад сдаться на милость Антанты, после неожиданного успеха в Италии вновь затрубили в победные трубы и обрушились на мирные предложения противника. Венская центральная газета «Цайтунг» писала: «Если раньше намерения враждебных нам государственных руководителей были облечены в неопределенные, все и ничего не говорящие фразы, то сейчас их цели выступают в резко очерченном конкретном образе. Миролюбивые речи Вильсона и Ллойд Джорджа – это агитационная мишура, в которую они обволакивают их волю к властвованию и желание продолжить войну». А, ведь верно сказано! Турция и Болгария к началу 1918 года вообще не имели права на какое-либо собственное мнение и поддерживали Берлин без всяких оговорок.

Никто из всех этих политических пикировщиков по обе стороны фронта не предполагал, какое невероятное напряжение всех сил предстоит им испытать в только что начавшимся 1918 году. Напряжение на грани невозможного, которое, в конце концов, приведет одних к победе, других к поражению не только военному, но и геополитическому. А в начале года все прибывали в полной уверенности непогрешимости своих политических перспектив и военных планов. Особенно Германия. Хотя немцам и надо было больше всего задуматься о реальных возможностях своих устремлений

Германское руководство строило свою уверенность на объективных, неоспоримых фактах. Действительно, все наступательные операции Антанты в 1917 году не принесли ей успеха, и не привели к желаемому результату. Германские войска уверенно проявили себя в обороне, наносили противнику ощутимые контрудары и сохранили не только должный оборонительный потенциал, но и способность к масштабному наступлению. Что и подтвердила блестящая наступательная операция под Капоретто, где итальянской армии было нанесено сокрушительное поражение. Тотальная подводная война, хотя и не поставила страны Антанты на грань поражения, но нанесла существенный урон их военно-экономическому потенциалу. Войска Четверного союза по-прежнему оккупировали обширные важнейшие экономические территории во Франции, Бельгию, Румынию, Албанию, Сербию и Черногорию. Наконец, самое главное, из войны вышла Россия, что существенно облегчало положение не только Германии, но и Австро-Венгрии, Турции. Закончилась бесперспективная во всех смыслах война на два фронта. Не следует думать, что в Берлине не понимали, не видели истинного положения дел в странах Четверного союза. Кайзер Вильгельм, которого почему-то принято считать ограниченным фанфароном, будучи умным, опытным, искушенным политиком и государем, еще два года назад понял, что разгромить Антанту военной силой и принудить к безоговорочной капитуляции невозможно, а вот добиться почетного мира шанс есть. Знал он и о непростом внутриполитическом положении в стране, состоянии вооруженных сил. Но знал и то, что без решительного успеха на фронте добиться этого почетного мира нельзя. Причем успеха быстрого, в ближайшее время. Он не мог растягивать войну еще на один – два года. Почетный мир – вот единственный шанс спасти империю, своих незадачливых союзников и не повторить судьбу брата Ники.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Германия находилась в более тяжелых условиях по сравнению со странами Антанты и переживала настоящее экономическое истощение. В условиях изолированности от всего мира, прежде всего, страдало сельскохозяйственное производство, которое упало по сравнению с довоенным почти в половину. Население страны голодало. На душу населения еженедельно выдавалось по карточкам3 кг. картофеля,1,8 кг. хлеба,70 г. жиров и240 г. мяса. На неделю! Смертность среди обывателей выросла вдвое. Из-за острого дефицита сырья катастрофически падало промышленное производство. Добыча каменного угля составляла лишь 84% довоенного, производство чугуна – 50%, выплавка стали – 30%. Не хватало квалифицированных рабочих рук. Теперь более трети их составляли женщины. Не помогало и полноценное использование рабского труда военнопленных. А ведь только на шахтах Рура работало более 80 тыс. военнопленных. Они же составляли половину добытчиков бурого угля. В сельском хозяйстве их насчитывалось более 900 тыс. человек. Разваливался и хваленый на весь мир германский транспорт. До 30% паровозов и вагонов стояли несправными, а перевозка воинских эшелонов, например с Востока на Запад, замедлилась по сравнению с 1914 годом в 4-5 раз и занимала 10-12 суток, против 2-3 суток.

Единственным светлым пятном в этой безрадостной картине было продолжающееся бурное развитие военной промышленности, которая и забирала почти все ресурсы страны. Германия практически не уступала всем вместе взятым странам Антанты в производстве основных вооружений и боеприпасов к ним. Сложился даже удивительный парадокс – производство оружия и боеприпасов с избытком покрывало потребности войны, но не хватало солдат, чтобы воевать всем произведенным вооружением.

Не удивительно, ибо людские резервы Германии истощились. Для пополнения армии требовалось в среднем ежемесячно 210 тыс. человек, или 2,5 млн. в год. Реально Германия могла рассчитывать только 1,5 млн. да и то за счет досрочно призыва 18 летних рекрутов, выздоравливающих и ранее непригодных к службе лиц. К началу 1918 года в запасных частях германская армия имела всего 100 тыс. человек. Ничтожно мало для полноценных, тем более победоносных действий. Остававшийся в тылу контингент квалифицированных рабочих тоже не оставлял радужных перспектив. 28 января 1918 года в Берлине состоялась стачка рабочих военной промышленности. На улицы вышло более 500 тыс. человек с политическими требованиями мира без аннексий и контрибуций. Всего в Германии бастовало более миллиона рабочих в 50 городах.

Еще в худшем положении находились союзники Германии. В практически деморализованной Австро-Венгрии, несмотря на обширные сельскохозяйственные угодья, голодали не только обыватели, но и солдаты действующей армии. Уже знакомый нам министр иностранных дел граф О. Чернин в январе 1918 года докладывал молодому императору Карлу: «Мы стоим непосредственно перед продовольственной катастрофой. Положение ужасно, и я боюсь, что уже слишком поздно задержать наступление катастрофы, которая должна произойти через несколько недель». Австрийские солдаты, моряки, даже знаменитые вояки – венгерские гонведы, голодные и оборванные не хотели воевать. 1 февраля в военно-морской базе Котор вспыхнуло восстание моряков на 42 кораблях. Там даже создали Советы матросских депутатов, наверно по примеру русского Центробалта. Несколько недель потребовалось австрийскому правительству и морскому штабу, что успокоить 6 тысяч восставших моряков. Турция, начавшая призывать молодежь призыва 1920 года, находилась буквально на грани национальной катастрофы. В Болгарии смертность населения от голода, эпидемий намного превысила боевые потери действующей армии. Впрочем, Болгарию никто всерьез и не принимал. Для многих до сих пор остается загадкой, как эта славянская, православная страна оказалась в тесном союзе с самыми давними и яростными врагами славянства и православия. В Берлине прекрасно понимали, что союзники держатся только на остатках германской мощи, и почетный мир для Германии поможет сохранить разваливающиеся на глазах некогда могущественные австрийскую и турецкую империи

Положение Антанты в начале 1918 года тоже нельзя назвать блестящим. Война исправно пожинала свою жатву. Особенно тяжело приходилось Франции. Обыватели уже давно с трудом доставали мясо, рыбу, картофель. Значительная часть производственных мощностей и основных посевных площадей находились под пятой оккупантов. Англия страдала в основном от неограниченной подводной войны. Особенно трудно после поражения под Капоретто приходилось итальянцам. Австрийцы захватили практически все базы снабжения армии и страны продовольствием. Запасов не было никаких. Снабжение из-за границы затруднялось большими потерями итальянского торгового флота, более 60% от общего тоннажа, все от той же подводной войны. Специальная правительственная комиссия 21 декабря 1918 года пришла к неутешительному выводу: «гарантировать жизнь страны только на 30 дней». Волновались и обыватели, особенно в Париже, требуя «прекратить кровавую бойню». Французский главком генерал Петэн, год назад уже задушивший бунт в зародыше, теперь вынужден был снять с фронта 4 кавалерийские дивизии из 6, несколько полков корпусной кавалерии и расположить их в пригородах Парижа и других промышленных центров.

 И все-таки по сравнению с Германией и ее союзниками положение стран Антанты выглядело значительно предпочтительнее. Их военно-промышленный потенциал, особенно после развертывания американских мощностей, значительно превышал возможности Центральных держав. Антанта в начале 1918 года добывала чугуна и стали больше Германии примерно в 3 раза! Военная промышленность и потребности армии удовлетворялись полностью. Союзники выпускали больше самолетов и имели абсолютное превосходство в танках, наладили их массовое производство. Свободное использование мировых рынков позволило снизить остроту вопросов с поставками продовольствия и товаров населению. Но главное, Антанта почти не заметила потери союзной России, безгранично используя экономическую мощь США. С людскими ресурсами тоже разобрались уверенно, подтянув из колоний до миллиона новых солдат. Началась массовая переброска войск по 250-300 тысяч ежемесячно из США. Антанта не спешила и готова была растянуть войну еще на год – другой лишь бы победить с наименьшими потерями и наибольшей вероятностью.

Что касается чисто военной составляющей, то в начале 1918 года Антанта располагала примерно равными силами с Германией и ее союзниками – 274 дивизий у Антанты (без России) и 275 дивизий (без 86 дивизий на Восточном фронте и 9 на Кавказе) у Германии. На единственно теперь действующем Западноевропейском театре военных действий Антанта имела 181 дивизию (4 258 000 чел.), Германия – 193 дивизии (4 037 000 чел.), из них в резерве соответственно 69 и 85 дивизий. Артиллерийских орудий у Антанты – 15751, в том числе 6373 тяжелых, у Германии 15700, в том числе 6100 тяжелых. Самолетов у Антанты – 3784, у Германии – 2890. А вот танков первые имели 893, а вторые только 10. Судя по цифрам, силы действительно примерно равны, но любопытны несколько моментов, на которые германский генеральный штаб не обратил должного внимания. Превосходя войска Антанты на 21 дивизию, германцы не превосходили их по численности бойцов, с той и другой стороны чуть больше 4-х миллионов. В этой связи существенное значение приобретало количество резервных сил, а их у Германии было намного меньше. Следовало бы обратить особое внимание и на то, что Антанта абсолютно превосходила германцев по числу танков и кавалерии. У германцев против 9 кавалерийских дивизий противника не было ни одной. Десять же германских танков вообще нельзя было принимать всерьез. Да и танки эти вызывали удивление. Немцы вообще с танками прокололись основательно, изначально не поняв огромных перспектив этого оружия. В то время как во Франции и Англии уже шло серийное производство усовершенствованных боевых машин, германцы сделали 10 по сути опытных средних танка модели А7V. Не понятно, почему они их назвали средними танками, ибо это были настоящие монстры, бронепоезда на колесах. О чем красноречиво говорят характеристики танка А7V: вес – 32 т, длина –7,35 м, ширина –3,06 м, толщина брони –30 мм, 2 дизельных двигателя мощностью100 л., скорость –9 кмв час, запас хода –35 км. Вооружение: одна 57-мм пушка и 6 пулеметов. Экипаж танка состоял из 18 человек: командир, 3 механика-водителя, 2 стрелка-артиллериста и 12 пулеметчиков. Правда, у немцев было еще 75 отремонтированных трофейных танка, но по сравнению с танковой армадой Антанты – капля в море. Я специально заостряю на этом внимание, потому что отсутствие у германцев мобильных сил (кавалерии и танков) для развития наступления, как и недостаток резервов сыграют едва ли не ключевую роль во всей весенне-летней кампании 1918 год.

Военно-политическая обстановка складывалась так, что Германия должна была решить вопрос войны и мира именно в 1918 году. Переносить его решение по примеру Антанты на 1919 год для Германии было смерти подобно. Германский генштаб, германское командование оценивали сложившуюся ситуацию как благоприятную для перехода в решительное наступление с целью в кратчайший срок разгромить армии Антанты и победоносно закончить войну. Да, да, военные мечтали не о почетном мире, а о сокрушительной победе. Главными идеологами победоносного наступления явились необычайно популярные в армии и стране Гинденбург и Людендорф. Оба мало внимания обращали на некоторые объективные обстоятельства и давили на кайзера всем своим авторитетом. Даже потерпев фиаско, уже после войны Людендорф продолжал утверждать: «На рубеже 1917-1918 годов обстановка на суше, вследствие выхода России из войны, сложилась для нас выгоднее, чем за год перед тем. Мы вновь, как в 1914 и 1916 годы, могли ставить перед собой задачу разрешения войны посредством наступления на суше. Соотношение сил складывалось для нас благоприятно, как никогда». 2 января 1918 года Людендорф, без тени сомнения, заявил: «Положение на фронтах лучше, чем когда бы то ни было, и есть надежда окончить войну на Западе успешно». Ему вторил бессменный патрон. 7 января Гинденбург писал Вильгельму: «Чтобы обеспечить себе в мире такое политическое и экономическое положение, которое нам необходимо, мы должны разбить западные державы». 13 февраля в Гамбурге на совместном совещании кабинета министров и главного командования Людендорф с пафосом заверял Вильгельма и канцлера, что их план – единственное спасение для Германии: «Нанесение решительного удара на Западе представляется самой огромной военной задачей, которая когда-либо была поставлена какой-нибудь армии и которую Франция и Англия тщетно пытались разрешить в течение двух истекших лет. Здесь будет страшная борьба, которая начнется на одном участке, продолжится на других, потребует много времени и будет очень тяжелой, но закончится победоносно. Эта задача будет разрешена успешно лишь в том случае, если военное руководство будет освобождено от всех невыносимо связывающих его оков, если к решительному моменту на Запад будут подвезены все до единого бойца, которыми мы можем располагать, и если войска будут воодушевлены духом, который дарует любовь к императору и родине, доверие к энергии военного руководства и веру в величие отечества». С пафосом, ничего не скажешь, и кайзер сдался. Но в этом пафосе таилась первая военно-политическая ошибка германского руководства. Нанести жестокое поражение войскам Антанты и добиться довольно почетно мира в 1918 году Германия могла, но разгромить армии противника и заставить его капитулировать – нет.

Отсюда вытекали и другие роковые просчеты. Людендорф заявлял, что на Запад должны быть подвезены все до единого бойца. Но именно он, вместе с Гинденбургом, добьется начала интервенции в Россию и будут весь год держать там более 50 пехотных и кавалерийских дивизий. Вместо того чтобы договориться с Россией полюбовно, получить оттуда на приемлемых условиях продовольствие и сырье, германцы и австрийцы полезут на вожделенное жизненное пространство. Вечная мечта Запада. Жадность, как было и будет всегда, сгубила германских стратегов. В решающей момент битвы на Западе у них не окажется так нужных бойцов, застрявших в бескрайних просторах России и Украины. «Планируя решительное наступление во Франции и Бельгии, и не отказываясь одновременно от продолжения завоеваний на Востоке, военное руководство кайзеровской Германии во главе с Гинденбургом и Людендорфом вело страну и армию не к победе, а к поражению и национальной катастрофе». Не согласиться с этим трудно.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Отсюда вытекают и стратегические ошибки при планировании и проведении всей кампании. Гинденбург и Людендорф надеялись достичь главной цели в первой же операции. В случае неудачи в одном месте предполагалось наступать в другом. То есть проводить цепь последовательных, связанных по времени операций. Но, даже собственный германский опыт этой войны доказывал – успеха в наступлении можно добиться, только сковав резервы врага. В противном случае он всегда будет успевать перебрасывать их к самым угрожающим участкам. Для проведения же одновременно нескольких операций у немцев не хватало сил. И все-таки требовалось попытаться проводить хотя бы две операции одновременно. Тогда еще оставался шанс на победу. Впрочем, сил, а главное резервов у германцев не хватало во всех случаях. А в 1918 году для успешного наступления надо было создавать значительный перевес в силах средствах не только в тактическом, но стратегическом плане. Не проработали германские стратеги в полной мере и стратегическую цель операции – как в случае успеха развивать прорыв, и до какого предела. Не учли усталость бойцов от войны и значительно пошатнувшуюся боевую и моральную устойчивость войск. В 1918 году воевали опытные, искушенные, но уставшие от войны бойцы, и наспех набранные юнцы, калеки и пацифисты. Одним словом, как всегда они переоценили свои силы и недооценили противника. Вечная ошибка германских генералов. Видимо, это заложено в генах, никакой опыт здесь ничему не учит. Так было всегда с легендарных времен, так было в первую мировую войну, так будет и во вторую мировую.

Поэтому же, германское военное и политическое руководство проигнорировало и тот факт, что у руля противостоящих армий и государств именно в 1918 году стояли люди непоколебимые в своей вере, характере и умении вести войну на пределе возможного до победы. Исходя из споров о роли личности в истории, факт вроде бы и не такой значительный. Но, на мой взгляд, именно сложившийся в 1918 году во Франции слитый воедино триумвират президента, премьера и главнокомандующего во многом способствовал разрушению германских планов и окончательной победе. Президент Раймон Пуанкаре по прозвищу «Пуанкаре война» еще в 1912 году будучи премьер-министром начал готовить Францию к большой, кровопролитной войне и преуспел в этом, создав армию достойную славы наполеоновских полков. Став в 1913 году президентом он вступил в мировую войну с единственной целью – победить, чего бы это не стоило ему, и Франции. Он проживет долгую жизнь, побывает еще раз в роли министра иностранных дел и премьера– министра, но для французов навсегда останется в памяти, как « победитель бошей в великой войне». Премьер-министр Жорж Клемансо, имевший прозвище «Старый тигр», полностью ему соответствовал. Он проживет 88 лет, станет премьер-министром и одновременно военным министром в 76 лет, но это не помешает ему «поставить на дыбы» всю страну и армию. Черчилль, на мой взгляд, дал ему самую исчерпывающую и верную характеристику: «Он был призраком Французской революции в ее возвышенный час, до того как ее захватили грязные террористические мясники. Он являл собой французский народ, поднявшийся против тиранов – тиранов тела и духа, тиранов чужеземных и внутренних, жуликов, проходимцев, захватчиков и пораженцев. Все они попадали в поле зрения Тигра, и против них Тигр вел безжалостную войну. Антиклерикал, антимонархист, антикоммунист и антигерманец, он во всем этом представлял собой преобладающий дух Франции». Наконец, главнокомандующий союзными силами на Западном фронте в 1918 году маршал Фердинанд Фош. Маршалом он станет именно в этот год, а потом еще получит чин британского фельдмаршала и маршала Польши. Он в отличие от Клемансо представлял аристократическую дворянскую Францию, и не было больших антиподов, чем эти два спасителя Франции. Они, кстати постоянно конфликтовали по разным вопросам в дни поражений и побед. Но в 1918 году в главном вопросе – упорного сопротивления, а не робкого выжидания естественного ослабления противника были едины. Фош молодым лейтенантом пережил драму 1870 года, и с тех пор вся его жизнь проходила в центре этой драмы. Черчилль отмечал: «Исполненный простого, практичного, но сильного религиозного чувства, воодушевленный естественной любовью к родине, нацеленный на овладение высочайшими достижениями военного разума, Фош с 1870 года воплощал умом и телом смертного тот дух, который французы называют «La revnche». Это слово неточно переводится как «месть». Герой и спаситель французского фронта на Марне и под Верденом он будет на некоторое время отстранен бестолковыми политиками от командования боевыми войсками и направлен руководить «Центром военных исследований». Но в 1917 году призывается на должность начальника французского генерального штаба, а в решающий 1918 год возглавит союзные войска. Правда, не сразу, но именно тогда, когда будет решаться судьба всей кампании.

Этих трех совершенно разных людей объединяло одно – неистребимое упорство и стремление к победе над врагом любыми путями, не просто обороняясь, выжидая, но, при первой же возможности, атакуя противника. Они могли воевать и в 1919, и в 1920 годах, Клемансо заявлял об этом открыто, но не прочь были победить в 1918 году. В нужное время провидение соединило их для решения этой, казалось, неосуществимой задачи. Франции и Антанте повезло, а вот в Берлине на это не обратили должного внимания. Там вообще всегда ценили и всегда переоценивали в первую очередь своих политиков и военачальников.

В целом идея германских стратегов наступать и добиться победы была объяснима. Они не могли, как год назад «дожидаться у моря погоды» и дождаться тотального усиления противника за счет прибытия огромной американской экспедиционной армии. Вот только наступать надо было не с теми целями, которые он ставили и не так. В целом вся наступательная кампания германской армии по сути дела свелась к трем операциям: наступлению в Пикардии и Фландрии с 21 марта по 29 апреля; наступлению на реке Эн с 27 мая по 13 июня и наступлению на Марне с 15 по 21 июля.

Союзниками в Берлине отводили небольшую роль сдерживающего фактора. Впрочем, после выхода из войны России и Румынии и стабильного положения в Италии им не возбранялось самостоятельно атаковать противника в Македонии, Месопотамии, Сирии. А уж находиться в нескольких десятках километрах от Венеции и сидеть в обороне австрийцы просто не имели права. Впрочем, Гинденбург и Людендорф считали главным способность союзников «выдержать» до победы Германии.

Антанта никуда не спешила, прекрасно понимая, что после выхода из войны России воевать придется только на Западе. Понимали союзники и то, что немцы обязательно будут наступать. Весь вопрос состоял в том, как и где встречать это наступление. И тут начали выявляться очень важные разногласия, которые едва ни привели союзников к поражению. Как мы помним, еще в конце 1917 года союзники образовали Высший военный совет из глав правительств и представителей генеральных штабов. От Франции – генерал М. Вейган, от Англии – генерал Г. Вильсон, от Италии знакомый нам только что побитый генерал Л.Кадорна и от США – генерал Т. Блисс. Совет этот по большому счету ничего не значил, ничего не координировал и не имел никакого авторитета. Ллойд Джордж в декабре 1917 года в палате общин прямо заявил: «Я решительно против этого учреждения. Оно не смогло бы работать; оно привело бы не только к недоразумениям между армиями, но к несогласию между странами и правительствами. Ему вторил французский главнокомандующий генерал Петэн, всячески тормозивший разработку стратегического плана кампании 1918 года. Однако, не все во Франции так думали. 22 января генерал Вейган напрямую обратился к Клемансо: «Под угрозой и, быть может, накануне самого мощного удара, который противники когда-либо пытался нанести нам, мы не имеем никакого общего плана операций коалиции на 1918 год». Старого Тигра убеждать не требовалось. В Лондон, Вашингтон и Рим из Парижа полетели гневные телеграммы, и 30 января 1918 года в Версале открылось заседание Высшего военного совета Антанты для обсуждения проектов плана ведения кампании.

Проектов оказалось четыре. С первым на арену дискуссий, а потом в действующую армию вернулся начальник французского генерального штаба Фердинанд Фош. Фош сразу «взял быка за рога»: «Обстановка вынуждает нас в начале 1918 года оставаться в выжидательном положении. Отсюда – необходимость иметь для всего фронта единый оборонительный план, который мог бы в зависимости от обстоятельств превратиться, целиком или частично, в наступательный план. С начала 1918 года нам надо ожидать сильного германского наступления. Оно будет комбинированным в пространстве и во времени, то есть распределено по различным участкам франко-английского фронта, а может быть и итальянского фронта. Мы должны ответить на него не только пассивными действиями, но и наоборот, потребовать от армий Антанты решимости использовать малейшую возможность навязать противнику нашу волю путем перехода в наступление, являющееся единственным способом добиться победы». Этот главный постулат плана Фоша – не только задержать, но и контратаковать противника и вызвал самые горячие споры. А тут еще Фош предлагал создать общие союзнические резервы, которые можно было бы перебрасывать с одного участка фронта на другой, или сосредоточить их для решительного контрнаступления. Это уж, ни в какие ворота не вписывалось.

На него буквально набросились главнокомандующие английской и французской армий Хейг и Петэн. Оба считали любые активные действия на Западном фронте авантюрой из-за численного превосходства противника и предложили свой совместный план, согласно которому союзные войска на Западном фронте должны весь 1918 год вести только оборонительные сражения, вплоть до полного сосредоточения американских армий и приведения их в полную боевую готовность. Ни о каких контрнаступлениях не могло быть и речи, не говоря уж о решительном наступлении.

Острая дискуссия зашла в тупик, и в дело вмешались большие политики. Ллойд Джордж полностью поддержал Хейга и Петэна, и, поскольку наступление на Западе не предусматривается, предложил наступать в Палестине, чтобы вывести из войны Турцию. На него сразу же набросился Клемансо, справедливо полагая, что Турция тут не причем. «Это чисто британское дело!» – возмущался Старый Тигр. Как это не удивительно, но француза поддержал начальник английского генерального штаба сэр Робертсон, и ситуация опять зашла в тупик. Дискутировали бы долго, если бы не совместное предложение военных представителей в совете генералов Вейгана и Вильсона. Они предлагали взять за основу все-таки план Фоша, к которому прибавить наступление английских войск в Палестине. Клемансо уцепился за эту уступку и продавил-таки предложение генералов.

Обсуждение вопроса о едином командовании и едином резерве вообще едва не превратилось в скандал. Петэн и Хейг и думать не хотели о потери хоть толики своей независимости, и переубедить их так и не удалось. Опять в бой вступила тяжелая артиллерия, и опять Клеманско, несмотря на сопротивление оппонентов, протолкнул-таки компромиссное решение об организации общего резерва, для чего 2 февраля был организован Исполнительный комитет во главе с Фошем. Тот уже через три дня направил союзным главнокомандующим конкретные предложения сформировать резерв в количестве 30 дивизий, в том числе на Западном фронте (10 французских и 7 английских) и 13 дивизий на Итальянском фронте (3 французские, 3 английские и 7 итальянских). Но даже и эти инициативы Фоша не получили продолжения. Хейг и Петэн их просто игнорировали, как игнорировали и сам Исполнительный комитет, и самого Фоша. Высшие же политики как будто не замечали этой подковерной борьбы. Клемансо Фоша не любил, излишняя, как он считал, политическая активность генерала его раздражала. В начале марта на неоднократных консультациях искушенный в интригах Ллойд Джордж уговорил-таки дедушку Клемансо согласиться с планом Хейга – Петэна. Не удивительно, что уже 14 марта в Лондоне на следующей сессии Высшего военного совета, за неделю до начала германского наступления все предыдущие решения об активной обороне и последующем наступлении были отвергнуты, и союзные армии на Западном фронте ориентировались на пассивно-оборонительный образ действий. Фош энергично протестовал, но кто ж его слушал, после согласия Клемансо. Дорого будет стоить союзникам такие планы и такая подготовка к началу кампании 1918 года.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

В начале 1918 года на Западном фронте германские войска были объедены в четыре группы армий. Группа армий кронпринца Руппрехта (4-я, 6-я, 17-я и 2-я армии – 83 дивизии) располагались от побережья Ла-Манша до Сен-Катена; группа армий кронпринца Вильгельма ( 18-я, 7-я. 1-я и3-я армии – 61 дивизия) – от Сен-Катена до Аргон; 5-я армия и армейская группа «С» под общим командованием Гальвица ( 24 дивизии) – от Аргон до Мозеля; группа армий герцога Альбрехта (19-я армия, армейские группы «А» и «В» – 26,5 дивизий) – от Мозеля до Швейцарской границы. Общая численность немецких войск на Западном фронте составляла около 4 млн. человек. Они имели более 15 тыс. артиллерийских орудий, около 3 тыс. самолетов и 10 танков

Противостояли германцам союзные армии Антанты. От побережья до района севернее Ипра оборонялись бельгийские войска под командованием короля Альберта в составе 12 пехотных и 1 кавалерийской дивизии. Далее от Сен-Катена и южнее располагались 5-я, 3-я, 1-я и 2-я английские армии (60 пехотных и 3 кавалерийских дивизии) под командованием фельдмаршала Хейга. Французские войска (главнокомандующий генерал Петэн) насчитывали 104 пехотные и 6 кавалерийских дивизий, объединенных в три группы армий. Северная группа армий под командованием генерала Франше д.Эсперэ в составе 4-й, 5-й и 6-й армий (42 пехотные дивизии) занимали фронт от Сен-Кантена до Вердена, Восточная группа армий (командующий генерал Кастельно) в составе 56 пехотных дивизий от Вердена до швейцарской границы. Помимо этого 6 пехотных и 6 кавалерийских дивизий под командованием генерала Файоля образовывали резервную группировку, дислоцирующуюся на путях к Парижу в тылу Северной, а частично Восточной групп армий. Союзные войска насчитывали около 5 млн. человек, около 16 тыс. орудий, свыше 3800 самолетов, более 800 танков.

Ну и где, спрашивается численное превосходство противника, которым потрясали и пугали Высший военный совет Хейг и Петэн? Силы то были примерно равны. Другое дело, как ими распорядились противники.

Практические наброски плана весеннего наступления на Западном фронте германское командование сделало еще в конце 1917 года. Рассматривалось несколько вариантов. Начальник штаба группы армий кронпринца Вильгельма полковник Шуленбург, и начальник оперативного отдела верховного командования полковник Ветцель предлагали наступать в районе Вердена. Но повторять опыт сражений 1916 года германцы не хотели, французы там сражались до конца и совсем недавно вернули все свои позиции, которые укрепили несравнимо с 1916 годом. Да и для наступления под Верденом потребовались бы такие силы средства, которых у германцев просто не было.

Второй вариант представил начальник штаба группы армий принца Руппрехта генерал Куль – наступление во Фландрии в районе Ипра и Армантьера с целью захватить-таки побережье Ла-Манша. Отрезать англичан от французов, прижать их к морю и уничтожить на ограниченном пространстве. Тоже старая дорожка и идея. Но, она действительно была наиболее перспективна. Засуетился даже Гинденбург, который тут же доложил кайзеру: «Если мы достигнем берега канала, то мы непосредственно затронем жизненный нерв Англии. Мы не только получим возможность мешать подвозу морем, но сможем отсюда обстрелять британский южный берег нашими дальнобойными орудиями». Насчет орудий мог бы и помолчать, ибо эффект от этого обстрела был бы близок к нулю. Даже Гитлер через двадцать лет на берегу Ла-Манша не будет заниматься такими глупостями. Но прусский гонор фельдмаршала трепетал от удовольствия возможной стрельбы по Англии. Он даже не обращал внимания, что по данным разведки англичане построили здесь наиболее прочную оборону и сосредоточили основную массу резервов. Да и низменная, болотистая местность не позволяла начать эффективное наступление раньше лета. Немцы помнили, как они плавали в болотах Фландрии и отдавали уже завоеванные позиции.

Патрона поддержал Людендорф. Наступать надо было именно на английском фронте, но южнее на стыке английских и французских армий в Пикардии между Аррасом и Ла-Фером в наиболее слабом месте союзного фронта, с такой же целью. Наступление здесь не зависело от климата и рельефа местности, а вторые и третьи позиции английской обороны были оборудованы не по всему фронту. Людендорф не сомневался, что прорвавшись на Сомму германские войска «могли бы, опираясь левым флангом на Сомму, перенести наступление дальше в северо-западном направлении, что привело бы к свертыванию английского фронта. Одновременно это приводило бы к разъединению английских и французских армий». Людендорф настолько уверовал в успех, что уговорил кайзера доверить ему руководство всей наступательной операцией. Причем, чтобы ему не мешали влиятельные кронпринцы, для наступления он предлагал привлечь три атакующие армии из разных групп армий. От кронпринца Баварского Рупперхта – 17-ю и 2-ю армии, от принца Прусского Вильгельма – 18-ю. Гинденбург и кайзер благосклонно согласились, и с января месяца началась активная целенаправленная подготовка к операции.

10 марта 1918 года выходит приказ Гинденбурга, в котором сформулирован основной план операции, подготовленный Людендорфом. «Наступление назначалось на 9 часов 40 минут 21 марта. Главный удар должны были нанести 17-я и 2-я армии из группы кронпринца Руппрехта. Их ближайшей задачей являлся охват англичан в выступе у Камбре и выход на линию Краузиль, Бапом, устье реки Оминьон; последующей – наступление на фронте Аррас, Альбер. В случае успеха 17-я армия должна была «поколебать английский фронт перед 6-й армией, освобождая расположенные здесь на позиции германские силы для подвижной войны». На 18-ю армию группы армий кронпринца Вильгельма возлагалась вспомогательная задача – прикрывать левый фланг ударной группировки. Она должна была выйти на реку Сомма и канал Кроза, а затем форсировать их. Резерв верховного главнокомандования составляли всего 3 пехотные дивизии. Приказом предусматривалось с 20 по 24 марта ведение демонстративных атак и артиллерийского обстрела позиций противника на других участках фронта». Все!

 Удивительно, на что рассчитывал Людендорф, даже не определяя направления развития возможного тактического успеха. Он прямо заявлял: «Я возражаю против термина операция. Мы пробьем брешь, остальное будет само собой». И это не минутное заблуждение, основанное на каких-то объективных причинах. Это твердое убеждение. Даже после войны в своем анализе он продолжает утверждать: «Я решительный противник того, чтобы заранее составлять далеко идущие планы… Полководец должен действовать интуитивно, зачастую в соответствии с внезапной мыслью». Вот вам хваленые, гениальные германские стратеги. Зачем тогда было говорить в приказе о дальнейшем развитии подвижной войны. Что, Людендорф не знал об отсутствии в германских войсках подвижных частей и соединений, даже кавалерии. Не менее удивителен и отказ от одновременных отвлекающих операций на других участках фронта. Да, не хватало сил и средств, но зачем тогда планировать тотчас после прекращения операции в Пикардии наступление во Фландрии 4-й и 6-й германских армий. Не надо быть большим стратегом, чтобы понять – последовательные по времени удары дают возможность противнику во время перебросить резервы к угрожающему участку. Все это уже было и не раз за три года войны. Все это противоречило главной цели германского верховного командования – БЫСТРОМУ сокрушению Антанты до начала истощения собственных сил.

Чему надо отдать должное, так это чисто германской основательности в подготовке наступления. В тактическом плане немцы на все сто процентов учли и использовали опыт предыдущих боев и сражений. 26 января выпускается специальная инструкция «Наступление в позиционной войне». Ее дополняли целый ряд других инструкций и наставлений по действию различных родов войск и их взаимодействию. Отметим некоторые новинки.

Прежде всего, уделялось внимание внезапности, которая обеспечивалась скрытностью подготовки всей операции и короткой не более 4 часов артиллерийской атакой, основанной на отказе от разрушения укреплений противника и на нейтрализации его пехоты и артиллерии массовым применением химических снарядов. Удар должен быть короткий, но сильный. Сосредотачивалось не менее 100 орудий на 1 км фронта. Этот метод германцы уже успешно применили против русских под Ригой и итальянцев под Капоретто. Инструкция требовала осуществления тактического прорыва на глубину не менее10 кми захват артиллерийских позиций в первый же день боя, что также уже опробовалось в последних сражениях. При прорывах рекомендовалось избегать лобовых атак очагов сопротивления, а обходить их. Минометы теперь входили в ротную поддержку. Штурмовые отряды и саперы придавались головным батальонам, пехоту сопровождали 77-мм орудия. Артиллерия готовилась по методу капитана Пулковского, суть которого– подавление неприятельской артиллерии и пехоты внезапным огнем без предварительной пристрелки. Централизованное управление огнем организовывалось по методу уже знакомого нам по Риге полковника Брухмюллера. С началом атаки пехоты устанавливался огневой вал, который сопровождал ее скачками точно по графику. Авиация впервые получила четкие инструкции по ее участию в общевойсковом бою. Она должна была, помимо разведки и бомбардировки, обеспечить к началу атаки господство в воздухе и сохранить его в ходе всего наступления. Все это с немецкой педантичностью и упорством отрабатывалось практически. Все дивизии, предназначенные для наступления, с начала года отводились в тыл и проходили трехнедельную практическую подготовку по новым инструкциям. Армии прорыва возглавили недавние победители и новые надежды Германии. 17-ю победитель при Капоретто генерал Белов. 18-ю армию – победитель под Ригой генерал Гутьер. Не обошлось и без звучного названия операции – «Великое сражение во Франции» по оперативным документам – «Михаэль». Вот как готовились

Союзники же решили обороняться по-старому, испытанными и проверенными методами, в основу которых были заложены положения директивы главного французского командования № 4 от 22 декабря 1917 года и инструкции от 24 января 1918 года. Суть их сводилась к давно знакомой и опробованной жесткой обороне. Правда, признавалась возможность временной, сознательной потери первой позиции, но в дело тут же вмешался вездесущий и всезнающий Клемансо на правах военного министра. Лучше бы помолчал. 8 февраля он в категорической форме потребовал от французского главнокомандующего прекратить эксперименты с сознательным отводом войск на вторую позицию. Англичане вообще не забивали этим голову. Петэн никогда не спорил с вышестоящим начальством, и основные силы союзных войск продолжали сосредотачиваться на первой позиции. До последнего времени союзники спорили и о месте предполагаемого удара. Англичан более всего беспокоило побережье, французов – Париж, туда и стягивали все резервы. Только за несколько дней до начала германского наступления Хейг и Петэен обратили внимание на район Пикардии, но и только. Направление, силы, цели и возможные последствия германского удара не были определены

Готовились к началу боевых действий долго, почти три месяца. Немцы спешили, Антанта нет. К 21 марта на фронте наступления от Краузиля до Ла-Фера германский главнокомандующий Людендорф сосредоточил 62 германские дивизии 6824 артиллерийских орудия и 1000 самолетов. В первом эшелоне стояло 30 дивизий, во втором – 19, в третьем -10 и в резерве – 3. Ударная группировка имела плотность 1 дивизия на1 кмфронта. В 17-й и 2-й армиях на 1км фронта изготовились к стрельбе 90 орудий, в 18-й армии – 86. Против этой махины стояли 3-я и 5-я английские армии – 32 пехотные и 3 кавалерийские дивизии, около 3000 орудий и около 500 самолетов. Германская ударная группировка 17-й и 2-й армий превосходила противника в два раза, а 18-я армия почти в три раза. Запомним последнюю цифру.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Людендорф опять же с пафосом докладывал кайзеру: «Эта операция есть конечная, к которой мы стремимся. Армия сосредоточена и, будучи хорошо подготовлена, приступает к разрешению величайшей задачи в истории». Все казалось прекрасно. Но нельзя не отметить один нюанс. Впервые с начала войны перед началом хорошо подготовленной операции, засомневался в успехе сам кайзер. Тогда он, конечно, ничего не сказал Людендорфу, но напишет об этом позже в своих мемуарах. Сомневались и некоторые его военачальники. Кронпринц Руппрехт еще в конце января запишет в дневнике: «От наступления не следует ожидать слишком многого. Я опасаюсь, что его результат выразиться лишь в выгибе вражеского фронта». Уже в ночь на 21 марта начальник штаба группы армий кронпринца Вильгельма тот самый автор одного из вариантов кампании полковник Шуленбург заявит будущему начальнику генерального штаба сухопутных войск нацистской Германии а тогда всего лишь майору Людвигу Беку: « В сражении, которое начнется завтра, мы можем захватить 100 000 пленных и 1000 орудий. В конце же сражения мы окажемся в еще более тяжелом положении, чем до него. Наступление не решит исхода войны, для этого у нас недостаточно сил». Сомневался даже сам автор и руководитель идеи генерал Людендорф, правда, как и Вильгельм II, признается в этом только в своих мемуарах: «Что нам удастся достигнуть – прорвем ли мы неприятельский фронт и разовьем наше наступление в операцию или оно не выйдет из пределов вылазки, это оставалось неизвестным». На людях же все демонстрировали полную уверенность в победе, и действительно начало оказалось неплохим.

21 марта в 4 часа 40 минут внезапно при полнейшей темноте без пристрелки германская артиллерия открыла ураганный огонь по английским позициям от Краузиля до Ла-Фера. На участке 17-й армии огонь начался с опоздание на 25 минут по техническим причинам, что, впрочем, не имело особого значения. Артиллерия била в полном соответствии с новейшими инструкциями сначала по английским батареям примерно 2 часа, потом по всем оборонительным позициям пехоты, с применением большого числа химических и бризантных боеприпасов. Бризантные снаряды, помимо отравляющих веществ, начинялись и обычной взрывчаткой, многократно усиливая поражающий фактор. От инструкции отступили только в продолжительности артподготовки, увеличив ее на час. Эффект от артиллерийской подготовки превзошел все ожидания. Английские батареи за все пять часов германской артподготовки не ответили ни разу. Что произошло с пехотой, предстояло еще выяснить. И выяснять стали также по-немецки пунктуально в полном соответствии с новыми инструкциями.

В 9 часов 40 минут в густейшем тумане поднялась германская пехота и под прикрытием огневого вала пошла вперед тремя линиями. Именно пошла, не встречая практически никакого сопротивления. Пехота англичан оказалась подавлена или деморализована. В 11 часов рассеялся туман, и в воздух поднялась германская авиация и аэростаты, которые под защитой истребителей быстро наладили эффективную корректировку артогня. К 12 часам германские истребители надежно обеспечили господство в воздухе, и в дело вступила штурмовая авиация, чем еще больше увеличила пробивную мощь германской пехоты.

Все шло по плану, хотя темп наступления несколько ему не соответствовал. В первый день наступления войска 17-й и 2-й армий продвинулись только на 2 –4 км. Но зато 18-я армия прорвалась в глубину английской обороны на7 км. На третий день наступления 17-я и 2-я армии продвинулась-таки на10 км., и преодолели тактическую полосу английской обороны. Зато совсем неожиданно к этому времени 18-я армия углубилась в расположение противника на20 км., полностью прорвав тактическую зону оборону 5-й английской армии. Войска рижского героя генерала Гутьера, форсировав Сомму и канал Кроза, завязали бои в оперативной полосе. Почему так произошло? Прежде всего, вспомним, что здесь у германцев был не двойное, а тройное превосходство в силах и средствах. Во-вторых, 5-я английская армия сидела на самых слабых в инженерном отношении позициях. И, наконец, успеху Гутьера очень помогли удачные действия штурмовой авиации именно на участках наибольшего английского сопротивления. 22 марта сопротивление 50-й и 61-й английских дивизий в районе Бовуа было сломлено штурмовой атакой с воздуха. 30 штурмовиков «Альбатрос» с высоты50 метровпросто расстреляли обороняющихся. На следующий день эскадрильи штурмовиков ударили одновременно по отходящим войскам, обозам и подходящим резервам. Все смешалось в английской обороне.

Союзники не ожидали от германцев такой прыти и такой мощи. Заволновался всегда невозмутимый фельдмаршал Хейг и потребовал от Петэна помощи крупными силами, наконец, попросил заменить английские войска французскими на участке фронта в40 км. между Соммой и Уазой. Петэн волновался не меньше своего коллеги, опасаясь скорого наступления германцев в Шампани на Париж, и, ссылаясь на это, отказал Хейгу. Главнокомандующие заспорили, а германцы продолжали наступать, подбирались к Парижу/ и уже образовали разрыв между 5-й английской и 6-й французской армиями. 23 марта они установили в районе Лаона сверхдальние орудия и начали обстрел Парижа. Пушка «Колоссаль» или «Парижская пушка», изготовленная на заводах Крупа была действительно «чудом техники и науки», как трубили берлинские газеты. Пушка калибра 38-см. с длиной ствола33,5 м., с высшей точкой траектории –40 кмстреляла на дальность до120 км. Снаряд летел до цели почти 4 минуты. 23 марта трехорудийная батарея выпустила по Парижу 21 снаряд, 18 упало в черте города. Было убито 15 и ранено 36 человек. Практический, военный эффект может быть и не так значителен, но моральный просто неоценим. В Париже началась паника, правительство приготовилось уже второй раз за войну переехать в Бордо. Клемансо не паниковал и мобилизовал все оставшиеся в городе автомобили для действующей армии. Хейг и Петэн продолжали спорить, английские и французские войска продолжали отходить, разрыв между ними составлял уже15 км. Германцам открылась прямая дорога на Амьен, до которого оставалось всего35 км.

Казалось бы, «вперед и с песнями», но у немцев не было подвижных сил для развития оперативного наступления. Вот когда начинает сказываться стратегический просчет немецких стратегов, о котором мы говорили. К тому же, боевые реалии принесли новую задачу. Надо было решать, что делать – остановить наступление 18-й армии, и добиться-таки, как было задумано, решительного успеха на правом фланге, или, изменив план, продолжить развивать успех на вспомогательном юго-западном направлении. Вспомните, такая же ситуация сложилась во время нашего знаменитого Брусиловского прорыва, и решена она была не лучшим образом. Германские стратеги переплюнули наших. 23 марта в Авене состоялось совещание начальников штабов группы армий кронпринцев Руппрехта и Вильгельма с участием кайзера. На совещании солировал первый генерал-квартирмейстер и руководитель наступления генерал Людендорф, который уже видел себя победителем. Он предложил, а совещание практически без обсуждения приняло его новый план наступления – обходить оба фланга союзников, громить одновременно англичан и французов, отбрасывая англичан к побережью, а французов к Парижу. Таким образом, усилия наступающих армий раздваивались. Вместо одного решающего удара в северо-западном направлении на Ла-Манш предлагались два, расходящихся по направлениям. Авантюризм чистой воды. Людендорф переоценивал первоначальный успех наступления, не учитывал потенциальных возможностей противника, а главное не имел достаточных сил и средств не только для двух, но и одного уже проходившего наступления.

Пока военачальники совещались, войска наступали. К концу 25 марта обескровленная 5-я английская армия отходила на северо-запад к Ла-Маншу, а 6-я французская армия – на юго-запад, к Парижу. Клемансо отругал Петэна последними словами, и французские дивизии начали, наконец, спешно на автомобилях перебрасываться на угрожающие участки, сходу вступая в бой. Но это были всего лишь полумеры. Вот тут и вспомнили о генерале Фоше и его планах. Клемансо моментально забыл свои споры и разногласия со строптивым генералом. Ллойд Джордж искал любого выхода из критической обстановки. 26 марта в Дулоне на конференции представителей правительств и высших военачальников Антанты Фошу поручили координировать действия союзных армий во Франции и Бельгии. Пока не главнокомандующим, но и этого ему хватило, чтобы взять ситуацию на фронте под свой контроль. В тот же день Фош приказывает командующим 5-й английской и 1-й французских армий, а также командующему резервной группой генералу Файолю сосредоточить у Амьена все имеющиеся в распоряжении силы. Английские войска, понесшие большие потери южнее Соммы заменяются свежими французскими дивизиями. И ситуация на фронте начинает меняться. 27 марта немцы еще атакуют, но уже 28-го в направлении на Аррас 17-я армия героя Капоретто генерала Белова останавливается. 18-я армия другого героя генерала Гутьера, продвинувшись еще на14 км, взяла Мондидье. 2-я армия захватила Альбер и переправы через реку Анкр и все. Крупные французские резервы – 1-я и 3-я армии – развернулись между реками Лис и Уаза, перекрывая дорогу германцам на Париж и Амьен. 28 марта они закрыли брешь между английскими и французскими войсками. Да, германцы могли еще обстреливать Париж и важнейшую стратегическую дорогу, идущую от Парижа к морю через Амьен, но темп всего наступления снизился до того, что бои стали принимать местное значение. Людендорф, оправдываясь, докладывал кайзеру: «Неприятельское сопротивление оказалось выше уровня наших сил. Переход к сражению на истощение был недопустим, ибо таковое противоречило нашему стратегическому и тактическому положению». Еще бы! В 19 часов 25 минут 5 апреля Людендорф отдает приказ о прекращении наступления по всему фронту. «Великая битва во Франции», – заявил Гинденбург, – окончена».

Историки до сих пор по-разному оценивают итоги сражения в Пикардии. На первый взгляд германцы добились впечатляющего успеха. Действительно, наступая на фронте в70 км, они вклинились в оборону противника более чем на60 км. Особенно поражают действия 18-й армии. За 16 дней боев она прошли84 кмсо среднесуточным темпом наступления6 км. На Западном фронте с начала войны ничего подобного не происходило. Только пленными германцы захватили 90 тыс. человек и более 1000 орудий. Одни англичане потеряли 8840 офицеров и 164 880 солдат. Битва действительно получалась грандиозная, втянувшая в орбиту 90 германских, 46 английских и 40 французских дивизий. Общие потери союзников насчитывали 212 тыс. человек. Германские пушки обстреливали Париж. Но главного-то, из-за чего начиналась операция, достигнуть не удалось. Антанта не запросила мира. Да и с чего бы.

Стратегического успеха германцы не добились, и не могли добиться, исходя из объективных данных. Напомню о них. Это, прежде всего, отсутствие самих оперативно– тактических и стратегических задач. Отсутствие мобильных сил для развития более чем удачного тактического прорыва. Разновременная последовательность, а потом и раздвоенность направлений главного удара, не позволившая сковывать маневр резервов противником. Отсутствие должного количества собственных резервов. Да и потери германцев превысили союзные на 30 тыс. человек. Не обратили внимания германские военачальники и на еще одну существенную особенность. Или не хотели обращать внимания, как всегда переоценивая боевые способности немецкого солдата. Солдат, безусловно, всегда был хорошо, но в 1918 году ему было далеко до бойцов не только начала войны, но и годичной давности. Впрочем, не все военачальники. Германский генерал фон Кюль уже в марте напрямую докладывал рейхстагу: «С каждым месяцем превосходство неприятеля возрастало, тогда как подкрепления, которые получала германская армия, становились все более скудными и уже не покрывали, даже приблизительно наших потерь. Только ограниченное количество дивизий могло быть удовлетворительно снаряжено для участия в наступлении. Потрепанные дивизии, державшие фронт, все еще не получали смены и не могли быть отведены за линию фронта для отдыха и переобучения. Таким образом, войска наши постоянно изматывались, тогда как неприятель все время усиливал свою боевую мощь: прибывали американские подкрепления, прибывали танки, новое оружие боя».

Были ли у Людендорфа шансы? Небольшие, думаю, были. Именно о них сказал хорошо нам известный А. Зайончковский: « А между тем до 27 марта включительно могло казаться, что германцы достигнут своих целей, так как дела союзников были плохи. Если бы при такой обстановке тотчас же последовал удар германцев на другом участке фронта, то представляется вероятным, что германцы сокрушили бы живую силу Антанты до прибытия крупных американских сил. Но для такого удара свободных сил у германцев не было. Это и является главное причиной того, что стратегическая цель действий достигнута не была». Все это нашло практическое подтверждение в дальнейших событиях.

Людендорф, казалось, не замечал очевидного, и продолжал гнуть свою линию. Он еще надеялся прорваться к морю и изготовился к давно запланированному наступлению силами 4-й и 6-й германских армий против 2-й и 1-й английских армий во Фландрии. Наступление, как мы помним, должно было начаться сразу после удара в Пикардии, но там стратегического успеха не получилось, измотанные боями войска сильно поредели и не могли усилить изготовившиеся к наступлению во Фландрии дивизии. К тому же затруднялась их переброска и обеспечение боеприпасами. Одним словом, операция переносилась, теряя свою неожиданность. Но Людендорф рассчитывал разбить англичан и превратить эту операцию в «главный успех». Для разгрома англичан, думаю, сил у него по вышеперечисленным причинам не было, а для нанесения поражения сил хватало. 6-й армии предстояло прорываться в северо-западном направлении на важнейший узел коммуникаций противника Хазебрук, высоты Ксселя с форсированием канала Ля-Бассе и реки Клеренс. 4-я армия прорывалась севернее на высоту Кеммель и Ипр. На36 кмфронте прорыва он сосредоточил 29 германских дивизий, 2208 орудий и 492 самолета. Противостоящие германцам войска английских армий имели 17 дивизий, 749 орудий. Людендорф добился почти двукратного превосходства в дивизиях и трехкратного в артиллерии. Но, тоже самое он имел и в Пикардии. Поэтому ничего удивительно нет в практическом повторении этапов и итогов нового немецкого наступления. Поэтому же и остановимся на нем весьма кратко.

В 4 часа 15 минут 9 апреля началась такая же артиллерийская подготовка на фронте 6-й армии, с таким же впечатляющим эффектом, и также через 4 часа в 8 часов 45 минут под прикрытием огневого вала пошла в атаку пехота. В несколько часов две португальские дивизии в составе 1-й английской армии, еще не принимавшие участие в боях, были просто уничтожены, и к концу дня линия английской обороны оказалась прорванной. В 2 часа 45 минут 10 мая началась артиллерийская подготовка в полосе 4-й германской армии, и дальше все шло по прежнему сценарию. За два дня наступления германские войска прорвали основную полосу английской обороны и продвинулись на12 км, угрожая Хазебруку, Касселю и Ипру.

Надо сказать, что второй за ближайшее время мощнейший удар по своим войскам потряс даже такого стоика, как фельдмаршал Хйег. А Лондон вообще запаниковал. Начальник английского генштаба генерал Вильсон заявил о необходимости отвода английских и бельгийских войск к побережью. Хейг отдает распоряжение подготовить к затоплению подступы к Дюнкерку и Кале и отправке из этих портов всех работающих там англичан. Частная английская неудача вновь превращалась в общесоюзническую. Союзное командование соизволило, наконец, расширить полномочия Фоша, чем английский главнокомандующий не замедлил воспользоваться. 11 апреля по просьбе Хейга Фош согласился оказать ему помощь, но при условии нигде не отходить и не очищать выступа у Ипра. По приказу Фоша на автомобилях и по железной дороге в тыл англичанам устремились французские резервы – 4 дивизии 2-й армии и 2-й кавалерийский корпус. Интересные взаимоотношения двух полководцев Антанты в этот период, по-своему охарактеризовал Уинстон Черчилль: «Он выжал воюющую армию Хейга до последней капли жизненной энергии. И армия, смертельно уставшая, выстояла. Она победила, но не отвоевала ни дюйма. Ужаснейшие жертвы и лишения позволили лишь удержать позиции. Впоследствии ужасный вопрос выбора между портами на побережье и сохранением единства англо-французских армий не возникал, но хвастливая фраза Фоша: «Ни то ни другое», – в значительной степени обеспечена на самом деле английской кровью».

На самом деле Хейг в ночь на 16 апреля оставил-таки выступ и Ипра и отошел на3 км, но это уже не имело никакого значения. Германцы, продвинувшись на18 кми, оказавшись всего в9 кмот Хазебрука, наткнулись на подошедшие французские дивизии и практически встали. Они еще будут пытаться активничать. 25 апреля даже захватят позиции на горе Кеммель, но уже 29 апреля атаки прекратятся окончательно. Ситуация в точности повторит события в Пикардии, с той лишь разницей что потери союзников здесь будут больше. В операции приняли участие 43 германские и 35 англо-французских дивизий. Только англичане потеряли 6709 офицеров и 136 450 солдат. Германские потери вдвое меньше. Но не это главное. Стратегического успеха германцы опять не достигли. Людендорф утешал себя тем, что германская артиллерия получила возможность обстреливать Азбрук, угольные шахты Бетюна и железную дорогу, по которой этот уголь доставлялся французам. Опять германские стратеги старались не думать о боевом духе своих войск. А, между тем, часть германских войск «не проявила своей прежней готовности к наступлению. Приходят известия, – отметил сам Гинденбург, – об отказе наших некоторых частей наступать».

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

На фронте установилась почти месячная передышка. Несмотря на множество тревожных звоночков, начинавших звучать в ушах высших германских военачальников, они с маниакальной твердостью продолжали добиваться решения войны новыми наступательными операциями. Кстати, оставались при своем мнении и после войны. «Мы, – писал Людендорф, должны были сохранить инициативу, которую захватили в свои руки, и за первым большим ударом при первой же возможности нанести второй». Гинденбург просто требовал:«расшатывать вражескую постройку частичными боями, расшатывать до тех пор, пока она не рухнет». А что еще оставалось им делать? Только наступать.

План наступления строился на решении прежней задачи – разгрома англичан. Но наступать во Фландрии или в Пикардии не представлялось возможным из-за сосредоточения здесь союзниками огромных сил и резервов. Тогда Людендорф, как он считал, «пошел на хитрость». Перед ударом во Фландрии он решил организовать наступление далеко на юге на реке Эн, между Реймсом и рекой Уаза, чтобы опять же отвлечь союзные силы и резервы на это направление, а потом уже ударить по ослабленным английским войскам. Велика хитрость. В этом направлении германские войска вновь нацеливались на Париж, что само собой заставляло союзников перебросить для спасения французской столицы все, что только можно. «Я надеялся, – писал Людендорф, – что этот удар обусловит такой расход сил неприятеля, который даст нам возможность продолжить наступление во Фландрии». Вроде бы все стройно, логично, за исключением одного – не было у Людендорфа достаточных сил и для успешного первого удара, а тем более для последующего наступления на англичан. Но упорству этого военачальника можно только позавидовать. Наступление на реке Эн предполагалось осуществить последовательно на трех отдельных участках, перебрасывая артиллерию и части резерва с одного направления на другое. И ведь знал же, к чему уже приводила подобная последовательность. Но другого-то ничего и придумать невозможно.

Всю операцию должны были осуществлять войска кронпринца Вильгельма – 18-я, 7-я и 1-я армии. Первой 27 мая удар должна была нанести 7-я армия и правый фланг 1-й армии между Лельи и Брионом. Затем через четыре дня 30 мая после переброски артиллерии наступление продолжает правое крыло 7-й армии при поддержке 18-й армии, которая будет наступать в направлении на Компьен.

В целом операция германских войск на реке Эн проходила как под копирку предыдущих операций, что стало уже общим местом всех последних наступательных операций германцев на Западном фронте. Одна и та же методика, один и тот же алгоритм борьбы и очень похожие результаты. Поэтому позволю себе остановиться только на особо важных, отличительных моментах операции.

Как и прежде германское командование сосредоточило в районе наступления значительные силы – 34 дивизии, 5263 орудия, в том числе 1631 большой и особой мощности, 1233 миномета и около 500 самолетов. Противостоящая 6-я французская армия имела только 11 пехотных дивизий, усиленных 31 территориальным батальоном и 27 пулеметными ротами, 1400 орудий и около 200 самолетов. То есть, на участке прорыва германцы опять имели двойное превосходство в личном составе и четверное в артиллерии.7-я германская армия готовилась атаковать силами 25 дивизий против 9 французских, при 3955 орудиях против 1030. А на направлении главного удара армия имела 16 дивизий против 3 и 2608 орудий против 621. Это, конечно, сразу давало германцам тактическое преимущество. Новизну вносили изменения в правила ведения наступления и организации войск.

Прежде всего, уточнения заключались в еще большем разряжении пехоты, в возрастании значения тактики небольших ударных групп и усовершенствовании согласования работы пехоты с артиллерией. Головным пехотным батальонам придавались артиллерийские взводы. Пехотные роты к уже имевшимся четырем легким пулеметам получили еще один и улучшенные ручные гранаты. Пулеметами были вооружены обозы и транспорты для защиты от авианалетов. Впервые германские пехотинцы получили противотанковые ружья с расчетом из двух человек. Все эти кажущиеся мелочи значительно увеличивали пробивную мощь германских войск.

Но главное отличие операции на реке Эн заключалось в том, что германцам удалось полностью сохранить в тайне место и время начала наступления. Союзники знали, что у германцев еще достаточно сил для наступления, и они будут наступать, но предполагали начало такого наступления не раньше июля месяца. А уж в каком месте даже по расположению резервов судить было невозможно. Фош отвлекся. Приняв командование над всеми войсками во Франции и Италии, он сам начал готовить наступательную операцию в районе Мондидье на реке Лисс, для установки контроля над жизненно важной для страны, и связи с англичанами дорогой Париж – Амьен. Германцы же готовились к наступлению так же, как в свое время готовился Брусилов. Дивизии, занимавшие передовые позиции выдвигались в районы развертывания только ночью и непосредственно перед началом атаки. Организовывались ложные передвижения войск и артиллерии в тылу группы армий кронпринц Руппрехта. Там даже объявили ложный приказ о предстоящем наступлении на англичан. Фош со своим штабом проморгал германские приготовления к наступлению. Не сумел он, уже не по своей вине, и перестроить тактику французской обороны с сознательным отводом передовых частей с передовых позиций. То, что сам предлагал еще в начале года. Ему просто не хватило времени. Только утром 26 мая допрос двух немецких пленных показал, что завтра начнется наступление на реке Эн. Имея в запасе меньше 12 часов, Фош приказывает начать немедленную переброску резервов на фронт 6-й армии, а саму армию приводить в полную боевую готовность.

27 мая в 2 часа германская артиллерия открыла огонь из всех орудий и минометов по давно опробованной эффективной системе. Через 2 часа 40 минут поднялась германская пехота. В отличие от предыдущих операций сопровождавший ее огневой вал был двойным. Главный артиллерийский гений Германии Брухмюллер запишет: «Впереди главного огневого вала, непосредственно предшествовавшего пехоте и состоящего исключительно из осколочных снарядов, двигался второй огневой вал из химических снарядов, который должен был загнать противника в его убежища». И далее все пошло по той же опробованной победной схеме, с единственной разницей в силе самого удара, намного превосходившей все предыдущие атаки германцев. Эффект превзошел все ожидания.

Уже к 11 часам войска 7-й армии, практически не встречая сопротивления, пройдя8 км. вышли на реку Эн и захватили на ней мосты. Командующий 6-й французской армией отдал приказ об их взрыве сразу после начала германской атаки, но немецкая пехота опередила и саперов. Переправившись на южный берег, она широким фронтом двинулась на юг. К концу дня немцы достигли реки Эль, сходу форсировали ее, прорвав французскую оборону на всю глубину.20 км. За несколько часов – это что-то невероятное. Фош подгонял резервы, которые уже спешили из Фландрии и Пикардии. 9 пехотных и 4 кавалерийских дивизии 5-й французской армии из Пикардии уже 27 мая вступили в бой, но германцы, казалось, их не замечали

28 мая 7-я германская армия вышла на высоты южнее реки Вель и остановилась в соответствии с планом операции. Но в Берлине уже ошалели от невиданного успеха, и в 14 часов 30 минут войскам отдается приказ продолжать наступление в южном и юго-западном направлении на Реймс, Дорман, Суассон, Компьен. Дорман. Это уже Марна, а Суассон и Компьен – прямая дорога на Париж. Гинденбург и Людендорф, казалось, забыли, что задача операции выполнена – резервы союзников уходят из Фландрии и Пикардии. Теперь они задались новой целью – выиграть как можно больше пространства в направлении Парижа, а может и ворваться в него. В какой уже раз они наступали на одни и те же грабли, забыв напрочь даже старую истину – близость к Парижу удваивает упорство французов. И оно действительно удвоилось, как и непрестанно увеличивалось число бросаемых в сражение резервных дивизий союзников.

29 мая 39 французская дивизия после ожесточенных уличных боев оставила Суассон и отступила с укрепленных позиций. Сзади имелись только передовые линии укрепленного лагеря Парижа. Германская авиация присоединилась к дальнобойной артиллерии и начала ночные бомбардировки города. Невероятно критический момент. Клемансо отбивался от министров, вновь заговоривших об эвакуации кабинета в провинцию. Фош упрямо держался, выигрывая время. «Остро чувствовался недостаток живой силы», – скупо прокомментирует он в своих мемуарах тот трагический момент.

Людендорф продолжал гнать войска вперед. Как и было задумано, 30 мая он начинает второй этап операции вводом в сражение левофланговых корпусов 18-й армии и правого фланга 1-й армии. Особенно энергично шло наступление в южном направлении, где германские войска вышли на правый берег Марны, как и в незабываемом сражении 1914 года. Но темпы наступления были уже не те, что всего трое суток назад у 7-й армии. Случилось то, что и должно было случиться. Темпы подхода французских резервов стали выше темпов введения в сражение германских войск. Наступал кризис операции, ибо соотношение сил постепенно менялось в сторону союзников. Последующую неделю шли упорные, но затухающие бои по всей линии фронта, которые к 5 июня прекратились совсем. Немцы забуксовали, а французы выдержали, остановив врага на реймсских высотах и Марне.

Что же в итоге? Вроде бы победа. Да, германские войска полностью взломали оборонительную систему французских войск на фронте в80 кми продвинулись вперед на 60км с невиданным доныне темпом наступления 20км менее чем за сутки. Такому темпу могли позавидовать и знаменитые в будущем гитлеровские танковые и моторизованные дивизии Гудериана. Но там танки, а тут пехота. Да, до Парижа оставалось меньше70 км. Да, была достигнута цель операции – оттянуты с английского фронта резервы. Но главная стратегическая цель – разгром англичан наступлением во Фландрии так и осталась неосуществленной. Ради чего тогда городился весь огород. Ради чего такие жертвы? Союзники потеряли только пленными 55 тыс. человек, а всего 127 тыс., 650 орудий, более 2000 пулеметов. Германцы на треть больше. Вообще, за аналитическими рассуждениями, нельзя забывать сотен тысяч людей, погибших, покалеченных и плененных всего за каких-то две недели боев. Потери просто колоссальные!

Впрочем, Людендорф не считал операцию законченной. Как же, по плану третьим последовательным ударом на реке Уаза в направлении на Компьен должна была отметиться уже прославившегося не только под Ригой, но и в Пикардии 18-я генерала Гутьера. К 9 июня у Гутьера имелось 21 дивизия и переброшенная с других участков артиллерия и минометы. Но и против него стояла вполне боеспособная 3-я французская армия в составе 15-и дивизий и 4-х танковых групп (160 танков). В любой момент ей на помощь могла прийти развернутая из резерва и вклинившаяся на правом фланге 10 армия. Немаловажно отметить и завоевание союзниками к этому времени господства в воздухе. Германские самолеты не только прекратили ночные бомбардировки Парижа, но и терпели поражение во фронтовой полосе. К тому же, подготовка атаки велась спешно без соблюдения необходимых предосторожностей. Французская авиация четко доносила о передвижении германских войск на исходные позиции, а пленные дали точный день и час начала атаки. Так что преимущество в силах и средствах у германцев оказалось весьма незначительным. Что и сказалось на ходе всей операции.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

9 июня в 00 часов 50 минут по уже знакомой схеме ударила германская артиллерия. В 4 часа 20 минут тоже по знакомой схеме поднялась пехота. Но все уже шло не так. Фош добился-таки от командующих войсками принятия своего принципа обороны. Прямо перед атакой основная масса войск отошла с передовой на вторую позицию, и германская артиллерия била практически впустую. Германская пехота по пустому месту быстро продвинулась на10 кми оказалась всего в7 кмот Компьена. И тут совершенно неожиданно оказалась атакована. 4 французские дивизии при поддержке танков и многочисленной авиации контратаковали и оттеснили врага назад, наращивая силу удара. Это стало настолько неожиданно и для Гутьера и Людендорфа, что уже 13 июня наступление 18-й германской армии прекратилось, не достигнув поставленной задачи. Важно отметить, что это была первая победа французов в 1918 году! Еще важнее – это был не звоночек, а колокольный звон, предупреждавший германское командование о наступающем кризисе всей их наступательной стратегии. Казалось, наступившая месячная оперативная пауза должна была остудить головы кайзеровских стратегов.

Но, не тут-то было. Они в упор не замечали, а точнее замечали, но игнорировали очевидные изменения сложившейся стратегической обстановки. К выступам в Пикардии и во Фландрии прибавился выступ на Марне, что значительно увеличило общую протяженность фронта и требовало больших дополнительных сил (которых не было – С.К.) для их удержания. Да сами эти выступы обеспечивали союзникам удобные исходные районы для контрударов по флангам германских войск. Непрерывным потоком во Францию прибывали американские войска, вооружение и военная техника. К началу июля их численность достигла 1 млн. человек. А силы германской армии слабели на глазах. Сам же генералы вынуждены были в большинстве батальонов расформировать четвертые роты. Сами же генералы с тревогой отмечали падение морального духа некогда несокрушимого германского солдата. 9 июля даже Людендорф вынужденно докладывал военному министру и кайзеру о растущем числе случаев дезертирства, проявлении трусости, открытого неповиновения командирам. Особенно этим грешили, прибывшие из России и Украины войска, которых Брестский мир и русская революция развратили окончательно. Осложнилось и стратегическое положение всех Центральных держав после неудачного наступления австрийцев на Итальянском фронте. В этих условиях можно было думать только о прекращении всякой наступательной стратегии и о переходе к жесткой обороне на всех фронтах со спрямлением, всяческим сокращением линии фронта. Тысячу раз прав А. Зайончковский, который писал: «Казалось бы, наиболее правильным было вовсе отказаться от наступательных действий и добиваться сносных условий мира, так как ясно было, что победа Германии невозможна, а ее разгром неминуем».

Нельзя сказать, что в Германии не было трезвых голов. Уже знакомый нам статс-секретарь ведомства иностранных дел Р. Кюльман, имевший собственное мнение и по вопросу Брестского мира 24 июня заявил в рейхстаге: «Войну нельзя закончить лишь чисто военными средствами». Но что тут началось. Публикация текста речи была запрещена, а, имевшие на дипломата зуб еще со времен брестских переговоров Гинденбург и Людендорф добились его отставки. Сами они продолжали верить и настаивать на продолжение наступления, явно переоценивая результаты прошедших операций. К тому же они прибывали в полной уверенности неспособности англо-французских войск к наступательным действиям в этом году, даже с помощью американцев. Именно до полного сосредоточения американских войск Людендорф «допускал производство еще одного удара, чтобы склонить к миру противника». Его поддерживал и давний патрон. Гинденбург в своих послевоенных мемуарах писал: «Ослабление, голод, «яд пропаганды», внутренняя борьба в государстве, все это грозило привести Германию к гибели. Только военный успех мог дать выход из этого тяжелого положения. Я не только определенно желал с его помощью достичь счастливого конца, но и надеялся на это». Меня до сих пор поражает слепота этих вообще-то умных людей и талантливых, успешных военачальников. Людендорф, оправдывая себя, уверенно заявлял: «Условия для этого (наступления – С.К.) были налицо – мы все еще находились в периоде наступления». Сие означало, что стратегическая инициатива находится в руках германцев. Но полководец такого уровня должен был видеть всю шаткость сильно пошатнувшейся конструкции. Последующие события покажут, что удерживать так фетишируемую стратегическую инициативу удастся всего три дня с начала организованного им нового наступления.

Новое наступление станет и последним германским наступлением в первой мировой войне. Оно окончательно подорвет способность некогда «победоносной армии рейха» к каким бы то ни было победоносным действиям. А начиналось все, как обычно. Людендорф опять нарисовал перед кайзером картину разгрома английских армий во Фландрии, для чего требовалось то же знакомое отвлечение оттуда резервов противника. Отвлекать он их решил ударом в районе Реймса. Примечательно, что каждая такая германская операция проводилась всю южнее, все дальше от вожделенного берега Ла-Манша. Мелочь, но на войне мелочей не бывает, и мне почему-то кажется, что к этому времени и сам Людендорф, и Гинденбург, и кайзер и вся военно-политическая элита Германии, не говоря уж о простых солдатах и обывателях, в душе больше надеялись на чудо, или как не странно на русский «авось».

К операции Людендорф привлекает 7-ю, 1-ю и 3-ю армии группы кронпринца прусского Вильгельма. Они должны были ударить по сходящимся направлениям в обход Реймса. При этом 7-я армия форсировала Марну, а 1-я армия реку Вель. Силы для этого выделялись значительные – 48 дивизий, 6353 орудия, 2200 минометов и около 900 самолетов. По всему фронту и в тылу разносился призыв вспомнить несокрушимый дух тевтонов. Германское командование в приказах называло операцию «последней на пути к миру», «сражение за мир». Как часто полководцы прибегали и будут в дальнейшем прибегать к этой демагогической уловке, и как часто безрезультатно. Я сразу вспоминаю Наполеона и Гитлера, которые обещали своим солдатам после взятия Москвы победный мир. И как они самоуверенно недооценили силы противника. В 1918 году то же обещал германцам Людендорф, а Гинденбург, как попугай продолжал твердить: «Возобновление нашего нападения на Реймс и должно было теперь служить нашей главной цели, а именно решительному сражению с массой английского войска».

Фантазеры! Потому что противостоял им уже далеко не тот противник, с которым они имели дело в начале кампании. На фронте германского наступления располагались войска 4-й, 5-й и 6-й французских армий – 33 пехотные и 3 кавалерийские дивизии, изготовившиеся и сидевшие на местности более благоприятствующей обороне, чем наступлению. По числу бойцов эти дивизии практически равнялись германским, в артиллерии мало чем уступали, а в авиации имели превосходство. Мало того, что это были закаленные в предыдущих боях, преодолевшие себя стойкие бойцы, но и в резерве у Фоша имелось 38 дивизий пехоты и 6 кавалерии готовые не только обороняться, но наступать. Французы по праву выстрадали эту готовность, выстояв в предыдущих ударах. Людендорф с Гинденбургом и представить себе не могли, что Фош решил после преднамеренной обороны перейти в решительное наступление, для чего назначались 24 пехотные, 3 кавалерийские дивизии, 2000 орудий и более 500 танков. Опять вспоминаю вторую мировую войну и нашу битву под Курском.

Аналогий много. Как и в 1943 году французская разведка в 1918 году точно установила место главного удара, а захваченный в плен 13 июля германский саперный капитан точно указал время начала наступления. Также французы решили провести перед германской артподготовкой собственную контрподготовку. И, конечно, не думали держать свои войска и артиллерию в первой линии под убойной силой германских осколков и отравляющих газов. На передовых позициях оставались узлы и гнезда сопротивления силами до одного батальона от каждой дивизии, но зато с мощными пулеметными командами, пристрелявшими все возможные пути атаки. Не исключаю, что наши полководцы летом 1943 года вспомнили неоценимый опыт «Второй Марны» 1918 года.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

15 июля в 00 часов 30 минут совершенно неожиданно для германцев, уже занявших исходные позиции для атаки, французская артиллерия открыла мощный предупредительный огонь, который продолжался около часа. Нельзя сказать, что огонь был чрезвычайно эффективным, но он ошеломил немцев, прежде всего, своей неожиданностью. Неожиданности будут поджидать их и дальше. В 1 час 10 минут они начали-таки свою планомерную знаменитую артподготовку по Брухмюллеру, и долбили французские позиции 3 часа 40 минут. В это же время начали подготовку к форсированию Марны, подтянули понтоны и средства для наводки мостов. И тут их ждал очередной сюрприз. Отошедшая в тыл французская артиллерия с другого берега прицельным огнем прекратила всякие телодвижения по наводке мостов. Осталась надежда на понтоны, но когда пехота поднесла их к берегу и попыталась переправиться ударили французские пулеметы, которые буквально сметали врага пристрелянным огнем. Только к рассвету после постановки дымовой завесы германцы наладили понтонную переправу и наводку мостов.

В 4 часа 50 минут включился уже знакомый нам огневой вал, и пехота всех трех германских армий поднялась в атаку. И снова сюрприз. По привычке не встречая серьезного сопротивления, войска 1-й и 3-й германских армий продвинулись на 3 –4 кми заняли передовые французские позиции. Тут совершенно неожиданно их накрыл огонь артиллерии и минометов противника, отошедших в тыл и пристрелявших свои же позиции. Дивизии 7-й армии, форсировавшие Марну, продвинулись чуть дальше на 6 –8 км, но тоже попали под огонь неподавленной французской артиллерии. А когда рассвело окончательно, на них обрушились около сотни французских бомбардировщиков, которые не позволили переправить через Марну артиллерию. Всего за день французские летчики совершили более 700 самолето-вылетов, сбросили 45 тонн бомб и сбили 24 германских самолета. Бомбардировщики отбомбились, как на полигоне, ибо германские самолеты даже не смогли прорваться к передовым позициям. Авиация союзников полностью контролировал воздух.

Надо сказать, что все это не очень огорчило Людендорфа. Прорыв он все-таки осуществил, И. посоветовавшись с Гинденбургом, в тот же день отдает приказ об остановке наступления 1-й и 3-й армий, а на следующий день 16 июля отдается приказ о прекращении атак 7-й армией. По плану начинается переброска артиллерии во Фландрию для решительного разгрома англичан. Трудно сказать, как бы дальше развивались события, но 18 июля в 4 часа 15 минут в полосе 9-й германской армии взяли в плен двух французских перебежчиков родом из Эльзаса. Те сразу же доложили, что между 5 и 6 часами после полудни начнется наступление союзников в районе Виллер-Каттерэ. В это же время поступили достоверные сведения о выдвижении из леса Виллер-Котернэ большой колонны французских танков. Для организации чего-нибудь существенного у германского командования не было времени, и Гинденбург с Людендорфом впервые почувствовали опасность в полной мере. Мало того что вопрос о наступлении во Фландрии снимался сам собой, но ставился под сомнение весь стратегический план с помощью наступления добиться победы или почетно мира.

Все, больше германские армии на Западном фронте, да и на других фронтах наступать не будут. Это означало одно – германская военная машина не выдержала предельного напряжения сражений первой половины 1918 года, а союзники это напряжение выдержали. Германская военная пружина лопнула, а союзная готовилась разжаться со всей несокрушимой силой. Германское военное командование, прежде всего Людендорф и Гинденбург, германское политическое руководство совершили роковые стратегические ошибки. Теперь до конца войны германцы будут искать счастья в тяжелейших, бесперспективных оборонительных боях и сражениях.

 А вот союзные военачальники и политики оказались на высоте. Особенно это касается многократно нами упоминаемого генерала Фоша. Чтобы не быть излишне пристрастным позволю себе привести мнение на этот счет несомненно большого авторитета Уинстона Черчилля: «Катастрофа 27 мая (прорыв германцев к Парижу – С.К.) не только усилила напряженность между английским верховным командованием и Фошем, она подорвал его авторитет в Париже. А ведь в спину ему дышал Петэн, грамотный, спокойный, вооруженный глубокими военными знаниями солдат, имевший в своем распоряжении отличный аппарат французского штаба. Было известно, что Петэн по целому ряду важных вопросов не разделял мнение Фоша. Шесть недель от первого июня до середины июля 1918 года должны быть отмечены как пик испытаний для Фоша. Ему пока нечего было показать, кроме перворазрядной катастрофы французской армии и глубокой убежденности англичан в том, что их неправильно используют. Его претензия на военное величие должна была в значительной степени основываться на его поведении в этом испытании. Он никогда бы не удержался, если бы за его спиной не стоял человек иного склада, равный ему по смелости, но превосходящий его по личной внутренней силе. Верный и грозный тигр, Клемансо рыскал по французской столице и защищал авторитет Главнокомандующего от любых нападок. И вот в таком положении, мрачно, рискованном, спорном, наполовину проигранном, Маршал Фош столкнулся 12 июля с новым немецким наступлением. Он тогда не стал колебаться и спорить с Петэном, а волевым решением бросил резервы, стоящие между Парижем и противником, против немецкого фланга. Если оценивать это решение в соответствии с тогдашними обстоятельствами и по его результатам, то оно должно считаться одним из величайших подвигов той войны и демонстрацией силы духа, которая навсегда останется в истории». Французы согласны с Черчиллем и до сих пор чтут память великого полководца Франции.

На других театрах военных действий по большому счету не произошло ничего особенного, за исключением Италии, где едва оправившаяся от поражения в Капоретто итальянская армия, изрядно разбавленная союзниками, нанесла доселе непобедимым здесь австрийцам сокрушительное поражение, после которого Австро-Венгрия запросила мира, и только окрик из Берлина заставил австрийских дипломатов прикусить язык. Об этом поговорим позже.

На морских театрах военных действий по-прежнему продолжалась с переменным успехом подводная и минная война. Германцы проводили программу строительства 250 подводных лодок и выпускали по 8 – 9 лодок в месяц, а англичане всячески противодействовали путем минной блокады германских баз. В мае они приступили к постановке «Великого заграждения Северного моря» от побережья Норвегии протяженностью свыше230 миль. В апреле они провели крупную операцию у германских баз Зебрюгге и Остенде с высадкой десанта и перекрытием фарватера. В операции участвовало 165 кораблей различных классов, около 2000 десантников и 2 отряда авиации. Операция не удалась. Фарватер закрыли, потопив два своих старых крейсера, а десант немцы разбили. В общем итоге англичане потеряли 1 эсминец, 2 сторожевых катера. Десант потерял 214 человек убитыми, 383 ранеными и 19 пленными. Германские потери – 10 человек убито и 16 ранено. Фарватер они вскоре расчистили. Германцы тоже не блистали успехами. 23 апреля они вывели мощнейших флот ( 19 линейных кораблей, 5 линейных крейсеров, 10 легких крейсеров и до 50 эсминцев) на перехват английских конвоев у берегов Норвегии. Конвоев флот не обнаружил и вернулся домой не солоно хлебавши. На Средиземном море привлекает внимание атака итальянских торпедных катеров на два австрийских линкора « Св. Иштван» и «Тегетгоф», в результате которой торпеда одного из катеров попала в борт «Св. Иштвана». Огромный линкор перевернулся и мгновенно затонул. Ничего подобного ни до, ни после в военно-морской истории не случалось. Сенсация!

Что касается сравнительных характеристик кампаний первой половины 1918 и 1945 годов, то их даже проводить бессмысленно. Хотя, можно заметить некоторое сходство в тактических успехах немцев при наступлении в Пикардии в 1918 году и в Арденнах в 1945 году. Но только некоторое сходство, и не более того. В целом же операции не сопоставимы ни по масштабам, ни по итогам, ни по влиянию на ход и исход войны. Главный итог первой кампании 1918 года – роковой надлом всей германской военно-политической машины, приведшей к последующим поражениям на Западном фронте и позорному для Германии, но терпимому перемирию. Главный итог кампании 1945 года на Западе – полная и безоговорочная капитуляция нацистской Германии. Думаю, все ясно и без комментариев.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Восточный фронт в начале 1918 года существовал лишь на бумаге. По сути дела Россия вышла из войны, и самочинная демобилизация войск, о которой мы уже говорили, развивалась лавинообразно. Германия и ее союзники, казалось, должны были бы все усилия направить на Запад, где предстояло решить исход войны. Но не тут-то было. Практически все дивизии стран Четверного союза оставались на Восточном фронте в боевой готовности. Значит, Россия продолжала отвлекать на себя огромные силы, а значит, невольно участвовала в войне на стороне Антанты. Более того, несла материальные потери от стран Четверного союза и человеческие жертвы практически весь 1918 год. Между тем, Россию бесцеремонно выбросят из стана стран-победителей, несмотря на ее несомненные заслуги и жертвы. К тому же, позиция и положение России именно в 1918 году во многом будет способствовать крушению планов Берлина на почетный мир. Военно-политическое руководство Германии виновато в крупнейшем стратегическом просчете. Вместо того чтобы договориться с русскими по-хорошему, получить от России так нужные Германии ресурсы и, перебросив все силы с Востока на Запад, воевать там до победного конца, германцы полезли-таки оккупировать вожделенные восточные территории. Эта роковая ошибка, в конечном счете, не дала Германии в должной мере нужных ресурсов, не позволила создать на Западе необходимый перевес в живой силе и резервах для победного наступления, и, наконец, развратила солдат и офицеров пацифистским и революционным духом. Солдаты, побывавшие в России и на Украине, не соглашались больше воевать ни на каком фронте и рвались только домой к родным очагам. Остаться живыми – вот что двигало ими в 1918 году.

Все перипетии Брестского мира, оккупационной кампании германских и австрийских войск исследованы давно и очень подробно. Я позволю себе лишь очень коротко остановиться на некоторых, по-моему, наиболее важных моментах.

Прежде всего, требуется отметить, что первоначальные запросы германцев были сравнительно умеренны. Более того, германский канцлер Г. Гартлинг и статс-секретарь МИД, знакомый нам Р. Кюльман даже пытались убедить Вильгельма II вступить с русскими в дискуссию по поводу мира без аннексий и контрибуций. Австрийский министр иностранных дел граф Чернин открыто заявил, что «ради завоеваний Четверной союз не продлит войны ни на один день». На самом деле ничего серьезного за этими телодвижениями не стояло. Германские дипломаты убеждали кайзера в необходимости присоединения к Германии Прибалтики и разделе Польши. На переговорах 28 декабря был объявлен десятидневный перерыв. Но тут в дело вмешались вездесущие Гинденбург и Людендорф, принявших за чистую монету демагогию дипломатов. Гинденбург немедленно телеграфировал Гартингу: «Я должен выразить серьезные возражения по поводу того, что мы отказались от насильственных территориальных захватов». Генералы покинули ставку в Крейцнахе и помчались в Берлин. Людендорф наседал на генерала Гофмана. 2 января он не раз подчеркивал, что « Германия в любой момент готова прекратить перемирие и разгромить врага». Гинденбург без труда убедил кайзера отдать верховному командованию всю ответственность за ведение переговоров. Парламентские крикуны социалисты Вестарп и Штреземан обвинили министров Чернина и Кюльмана в предательстве. Но сотрясать воздух не было необходимости. Отказываться от аннексий никто и не собирался. Германия возвращалась на переговоры с жесткими требованиями. Но прошу обратить внимание, КАКИМИ. Генерал Гофман на заседании политической комиссии конференции предъявил советской делегации карту с линией новой границы и изложил условия мирного договора. Польша, Литва, часть Латвии и Белоруссии, оккупированные германскими войсками в ходе войны переходили под контроль Германии. Начертание границ южнее Брест-Литовска должно было быть определено переговорами с Центральной радой Украины.

Но тут на арену вступает гений и первый герой революции Лев Троцкий, возглавивший советскую делегацию. Этот, безусловно одаренный человек и самолюбивый авантюрист вполне искренне до конца свой жизни будет считать себя абсолютным гением, способным перевернуть мир, историю человечества. А уж в 1917 и 1918 годах, в том числе и в Бресте он перевернул его так, что вместо тяжелейших, но терпимых условий мы получили «позорный Брестский мир». Позиция Троцкого «Ни войны, ни мира» развязала и без того не сильно связанные руки германских политиков и военных. 11 февраля германская делегация отправляет в Берлин телеграмму, в которой говорится: «Здесь почти все считают, что для нас вообще не могло произойти ничего более благоприятного, чем решение Троцкого. Конечно, на первый взгляд оно ошеломляющее. Этим решением Троцкий отказывается от всех преимуществ страны, ведущей войну и заключающей мир. При заключении мира мы все-таки должны были бы сделать ему различные серьезные уступки. Теперь мы сможем все урегулировать по нашему собственному усмотрению». Троцкий ошеломил не только Берлин, но и Петроград.

Пока большевистские лидеры спорили, что и как, в Берлине времени не теряли. Собственно, вопрос о военной интервенции и не сходил с повестки дня. Еще 18 января штаб Восточного фронта по указанию Гинденбурга приступил к подготовке наступательной операции с пышным, как всегда, названием «Фаустшлаг» («Удар кулаком», а в конце января Гинденбург утвердил план наступления на Украину. С Центральной радой вообще не церемонились, хотя 9 февраля Четверной союз подписал с ней договор о поставке до 31 июля 1918 года 1 млн. тонн хлеба. 50 тыс. тонн мяса, сало, пеньку, лен, марганцевую руду и т.д. Так что совещание в Гамбурге 13 февраля, которое созвал Вильгельм II, было скорее формальностью, чем серьезным обсуждением вопроса, что делать с Россией. Как всегда с особым мнением выступил статс-секретарь Кюльман, предложивший ограничиться помощью российским сепаратистам, да вице-канцлер Ф. Пайер отметил: «Мы можем начать, но как кончить?». Поддерживая Людендорфа, который метал на совещании громы и молнии, и Гинденбурга, кайзер дал отмашку на военную операцию, лицемерно при этом объявив: «Следовательно, не новая война, а помощь народам России». Да, уж!

Для оказания «помощи» в распоряжении кайзера имелись 82 пехотные дивизии, в том числе 51 германская, 28 австро-венгерских, 2 болгарских и 1 турецкая, и 18 кавалерийских дивизий (9 германских, 8 австро-венгерских, 1 болгарская. Непосредственно к атаке изготовилось от Рижского залива до устья Дуная 47 пехотных и 6 кавалерийских дивизий. На север в направлении Нарва. Петроград приготовилась наступать 8-я германская армия и армейская группа «Д». В Белоруссии 10-я германская армия. На Киев, Полтаву и Одессу самая многочисленная группировка германо-австрийских войск генерала Линзенгена. Зашевелились турки, и уже двинулись к довоенной русско-турецкой границе. На бумаге мы имели на фронтах 173 пехотные дивизии, несколько десятков кавалерийских, около 2 тысяч пулеметных команд и полторы тысячи артиллерийских батарей. На самом деле на передовой только кое-где оставались небольшие отряды прикрытия или завесы.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

18 февраля в 12 часов дня в Петроград пришло официальное сообщение о прекращении перемирия, но к тому времени германские войска группы «Д» уже захватили мосты через Двину и заняли Двинск. Обязательность предупреждения за семь суток о начале боевых действий, согласно первой статье перемирия, конечно, была проигнорирована. 23 февраля германские войска подошли к Полоцку, Чудскому озеру, Пскову. Дивизии 8-й германской армии занимали Литву и Эстонию. 10-я германская армия 23 февраля захватила Минск. На Украине германо-австрийские войска к 20 февраля овладели Луцком, Ровно и продвигались на Гомель и Киев. Меньше чем за неделю оккупанты продвинулись вглубь нашей территории на 200-300 километров.

Совнарком шлет радиограммы в Берлин, требуя объяснений, а войска продвигаются вперед, встречая лишь незначительный отпор со стороны отрядов завесы. Одним из них, командовал бывший царский генерал Парский. Не будем говорить о 23 февраля, как дне рождения Рабоче-Крестьянской Красной Армии и якобы ее первой победе над германцами под Псковом и Нарвой. Это отдельный разговор. Нам важно отметить, что 23 февраля Совнарком на свои радиограммы получил из Берлина настоящий ультиматум с новыми несравнимо тяжелыми условиями мира. Германцы категорично и немедленно требовали вывода русских войск из Прибалтики, Финляндии и Украины, возврата Турции Анатолии, демобилизации армии и флота. На принятие ультиматума отводилось 48 часов. Троцкий доигрался в свою гениальность, а германцы продолжали наступать, заняли Жлобин, Рогачев, двигались на Смоленск. Балтийский флот в последний момент в условиях сложнейшей ледовой обстановки прорвался из Ревеля в Гельсингфорс и Кронштадт. Так называемые части Красной Армии оставили Нарву и отошли к Ямбургу. Тут уж было не до рассуждений.

28 февраля советская делегация теперь уже во главе с Г.Я. Сокольниковым прибыла в Брест-Литовск, попыталась завязать полноценные переговоры, но новый глава германской делегации Ф.Розенберг заявил, что военные действия прекратятся только после подписания мирного договора. 3 марта договор был подписан на условиях ультиматума. К этому времени Киев был уже занят германцами. В соответствии с договором оккупантам отводилась огромная территория российской империи площадью около 1 млн. кв. км! Здесь проживало примерно 50 млн. человек, то есть треть населения империи, добывалось 90% каменного угла, 73% железной руды, размещалось более половины промышленных предприятий и треть железных дорог. Перед началом войны в Берлине и мечтать об этом не смели, а тут такой лакомый кусище! И потекла по нашим землям вражеская орда голодная, вороватая, жестокая и жадная. К 8 мая она заняла всю Украину, докатилась до Ростова-на-Дону. К июлю германцы залезли аж в Закавказье, захватив Поти, Тифлис и Баку. Беспредельную жадность не могли остановить даже тяжелейшие для Германии события на Западном фронте.

Цифры, конечно, скучный материал, но если в них внимательно вчитаться, то многое станет ясно и понятно, в том числе и чем обязана России Антанта, и мир в целом в 1918 году. Русская армия с германцами в 1918 году не воевала. Воевали с ними части Украинской Красной Армии, масса летучих красногвардейских, партизанских и прочих отрядов всевозможных батек и атаманов. Об этом подробнее скажем позже. Отметим пока имена появившихся новых борцов с германской армией, таких деятелей, как Ворошилов, Пархоменко, Примаков, Якир, Махно, Григорьев, Сиверс, Антонов-Овсеенко, Дыбенко и далее по списку. Хотя были и старые знакомые нам имена – бывшие генералы Бонч-Бруевич, Снесарев, Пекарский. Отметим и то, что командовали они все теми же бывшими поданными Российской империи, солдатами императорской армии, а теперь еще и взявшими в руки оружие обывателями. И эти люди гибли в боях тысячами, уничтожая тысячи оккупантов, а значит, Россия продолжала вольно или невольно участвовать в первой мировой войне на стороне Антанты. Вот этого на Западе до сих пор не признают!

Российская армия и флот в начале 1918 года окончательно прекратили свое существование. К сожалению официальная и неофициальная демобилизации сопровождались, как это не печально констатировать, нередким унижением, избиением, а то убиением офицерского состава нижними чинами. Умолчать об этом позорном для всякой армии явлении не имею права. Впрочем, сие явление никогда особенно и не скрывалось, а в определенное время даже восхвалялось. Любопытные читатели всегда могут ознакомиться с массой литературы на эту тему. Офицерам флота досталось больше всего, и я хочу по этому поводу высказать свое мнение. Здесь, на мой взгляд, есть несколько причин. Во-первых, в действующей армии за время войны офицерский состав из-за огромных потерь поменялся почти полностью несколько раз, и к началу революции большую часть офицеров с трудом можно отнести к «белой кости». В основном это были разночинцы, кормившие в окопах вшей и ходившие в смертельные атаки вместе с нижними чинами. Офицер в армии объективно стал ближе солдату. Флотские же офицеры из-за практического отсутствия боевых действий на море в своем абсолютном большинстве оставались теми же довоенными аристократами со всеми привилегиями и снобизмом гвардейцев, бесконечно далекими от матроса. Не будем забывать, что служба офицером на флоте приравнивалась к службе в гвардии. Матрос по-прежнему оставался для них «быдлом», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Во-вторых, и сам матросы набирались, в отличие от серой, неграмотной крестьянской массы, из квалифицированных рабочих, ремесленников, моряков, людей грамотных, разбирающихся и пробовавших многие блага цивилизации. Для них офицер был не только простым, привычным барином, а изначально представителем враждебной, презирающей чернь по определению, силы. В– третьих, именно из-за отсутствия настоящей боевой работы за три с лишним года безделья по сравнению с пехотой, сытая, довольно сплоченная по интересам матросская масса очень быстро развратилась и первой подхватила революционные лозунг «Долой!» Кстати, этим грешили матросы всех флотов Антанты и Четверного союза, чему есть неоспоримые примеры. Лозунг: «Долой!» – в сущности анархический, и не случайно большинство революционных матросов примкнуло к анархистам. Это потом некоторые из них уйдут к большевикам, которые тогда мало чем отличались от анархистов. «Бей!», «Грабь награбленное!», «Гуляй рванина!» И уж тут проклятое офицерье получило по полной.

Армейским офицерам тоже приходилось несладко. Вспомним хотя бы романы М. Шолохова, А. Толстого, А. Серафимовича. Я лишь приведу одну цитату из книги менее знаменитого, но талантливого певца Советской Власти, от нее и погибшего, писателя Артема Веселого: «В том же вагоне ехал избитый в один синяк и ограбленный солдатами старый полковник. Босые, опутанные бечевками ноги его болтались в заляпанных грязью валяных обрезках; плечи покрывал драный, казенного образца полушубок. В измятый медный котелок он подбирал с полу объедки и сосал их. Из-под фуражки в красном околыше выбивались пряди седых свалявшихся волос. Спал он, как и все, стоя или сидя на полу – лечь было негде. Захочет старик до ветру, а его и в дверь не пускают. Вали в окно».

Скольких тогда убили, утопили, искалечили, замордовали офицеров до сих пор неизвестно. Печальный, трагический факт, но факт.

А героев недавно закончившейся войны революция быстренько разбросала по разные стороны баррикад. В начале 1918 года русская армия и флот прекратили свое существование, а Красная Армия в 1945 году добивала немцев на всех фронтах и победно завершила Великую Отечественную войну в Берлине. Полная и безоговорочная капитуляция врага – не Брестский пусть и позорный мир образца 1918 года. И это тоже факт, не требующий комментариев.
 

* Сергей Куличкин. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ. Очерки военной истории. / Союз писателей России. — М.: ИИПК «ИХТИОС», 2013. — 512 с. — (серия «Национальная безопасность»: Приложение к журналу «Новая книга России».

Полковник Сергей Куличкин

http://www.voskres.ru/army/library/kulichkin6.htm