Село Гремяченское и его праведникОчеркРоссия перманентно переживает тяжелые времена. Порой настолько критические, что думающему человеку только и остается всплеснуть руками и удивиться: «Как же ты еще жива, Русь-матушка?». А вот жива, стоит! Жива, благодаря таким людям как Валентин Федорович Кукуев. Он, ветеран Великой Отечественной войны, ветеран педагогического труда, почетный житель села Гремячье Хохольского района Воронежской области, внешне не похож на атланта – небольшой рост, скромно держится… Но у него титанический дух, удивительный нравственный стержень. Без преувеличения, на таких, как он, Россия стоит! Только зачастую она их не балует. У людей, которые держат страну на своих плечах, очень непростые судьбы…
К ветерану Великой Отечественной войны Валентину Федоровичу Кукуеву я приехала 8 мая, накануне Великого праздника Победы. Небольшой зеленый домик казался сказочным из-за окружающих его грядок с тюльпанами, чьи разноцветные головки были наполнены солнцем. Только поздоровались с Валентином Федоровичем, заговорили, как к дому подъехала еще одна машина, из которой вышли глава Гремяченского сельского поселения и сотрудница его аппарата. Валентин Федорович поспешил со двора на улицу, где ему были вручены подарки и сказаны слова поздравления. Прозвучало даже несколько неожиданное из уст чиновников пожелание продолжать говорить правду, потому что она для власти–некий важный ориентир. После того как гости уехали мой 85-летнийсобеседникрассказал какою ценою его семье досталась эта правда…
Пятьдесят восьмая…«Не знаю, почему характер у меня такой, – размышлял Валентин Федорович. – Может быть, от отца, матери – гены повлияли. Но несправедливость я очень остро воспринимаю…
Отец умер в 1930 году, прямо на работе. Туберкулез кости. Брату, Феде, шесть лет было, а мне три годика. Помню только много цветов и золотые трубы – с оркестром хоронили отца. Он председателем сельсовета был, организовывал колхоз. Мой дядя рассказывал, когда отец, несмотря на то, что сильно болеет, продолжал везде ездить, он ему сказал: «Федор, что ты делаешь? У тебя же двое детей. Ну, успокойся…». Отец ответил: «Брат, я умру, а мои дети будут жить!».
Через пять лет после смерти отца мама вышла замуж, родила еще одного сына, Кольку. В нашей хате мы все жили. Но через год отчим ушел и мама осталась одна с тремя детьми…
А когда началась война, маму осудили по 58-й статье, за контрреволюционную пропаганду. Тогда я подробностей не знал. Слышал только, что она поругалась с соседкой. Она острой на язык была, гордой, независимой всю свою жизнь. В колхозе работала. Ее фотография не сходил с районнойДоски почета. И после того как она отсидела. До самого ухода на пенсию.
Несколько лет тому назад только смог познакомится с ее делом в архиве. Четыре часа его читал. Оказывается, осудили маму по трем фактам.
Принимают в колхоз единоличника и, если так можно выразиться, «деда Щукаря». Тот, который единоличник ложки делал изумительные. К нему ехали со всех краев. И работягой был. Но его не приняли. А мама в президиуме сидела. То, что она тогда сказала, написано в доносе–карандашом на тетрадном листе. Смысл такой: Да что ж вы трудягу не приняли, а приняли того, у кого ни кола, ни двора, худые штаны? Вывод: Пособничество кулачеству. Контрреволюционная пропаганда.
Второй факт. Из леса недалеко от Ивановки (Хохольский район Воронежской области – авт.), нашего села, мама принесла хворост – сухие сучья. И ее, как расхитительницу общественного добра, – под суд. Когда пришла почтальонша с повесткой, мама находилась у соседей. Так как она неграмотной была, повестку прочитала соседка. А почтальонша являлась женой председателя Ивановского сельсовета. Они с мамой заскандалили. Мама ей сказала – цитирую почти дословно: «Я принесла на своем горбу вязанку, а твой муж припер целый воз. А он – председатель сельсовета, коммунист». Вывод: Недовольна Советской властью, дискредитирует политику ВКП(б) (Всесоюзная коммунистическая партии большевиков –авт.).Контрреволюционная пропаганда.
И последний факт. В 1940 году нарком обороны СССР Тимошенко издал приказ о том, что после службы в армии нужно сдавать обмундирование. Я не знаю, кто такой Митрошка, не помню его. Но в доносе приводятся слова матери, обращенные к этому самому Митрошке, вернувшемуся из армии в гражданской одежде: «Митрошка, что же ты за два года тряпки не заслужил?». Резюме: Клеветала на рабоче-крестьянскую Красную Армию, подрывала ее боеспособность и мощь. Контрреволюционная пропаганда.
И вот это все вместе… 22 июня 1941 года началась война, а 27 июня маму арестовали. В деле еще было написано, что она ждет немцев, японцев. Приехали на бричке, как только забрезжил рассвет, устроили обыск. А что у нас искать? После того как маму увезли мы остались вдвоем с младшим братом, мне было 13 лет, ему – 6. Старший брат в то время завербовался в Бухару на машинно-тракторную станцию. А маму осудили на 7,5 лет…».
На сопках МаньчжурииОщущение войны пришло к четырнадцатилетнему Вальке Кукуеву вместе с письмом старшего брата, адресованным маме и ему. Чтобы попасть на фронт, семнадцатилетний Федя приписал себе год. Написал уже с дороги в сентябре 1941 года. Его письмо Валентин Федорович называет «письмом-клятвой», а вспоминая содержание, отворачивается и на некоторое время замолкает, чтобы подавить подступивший к горлу комок. «Вы не представляете, каким он талантливым был. Много читал. Печатался в «Молодом коммунаре»(Воронежская областная общественно-политическая газета – авт.). Возглавлял в школе секцию стрелковую. Написал в письме: «Буду до последней капли крови с фашистской гадиной воевать». И друзьям просил передать, что они еще встретятся. Что будут еще работать на социалистических полях, укреплять могущество Родины. Больше писем от него не было. Пропал без вести».
Когда в начале июля 1942 года в Ивановку пришли фашисты, Валька и еще несколько подростков по поручению колхоза пасли коров. Две недели в селе стояли немцы, затем их сменили мадьяры. Из того времени в память и сердце навсегда врезался один эпизод. Наши самолеты бомбили немецкие танки на переправе в районе соседнего Гремячьего. В это время в небе появились немецкие «мессершмитты». Начался воздушный бой. Один из наших бомбардировщиков был подбит и начал терять высоту. Двое летчиков выбросились с парашютами, а третий направил горящую машину в скопление немецкой техники на дороге у Ивановки. Грянул мощный взрыв. Это было на закате солнца. А наутро пятеро мальчишек, в числе которых и Валька, поднялись на гору, где обнаружили груду металла, фрагменты одежды неизвестного героя, его внутренности. Вальке тогда стало плохо – впервые так близко он увидел ужа с войны…
В ночь с 24 на 25 января 1943 года Ивановка была освобождена.
А в 1944 году, когда Валентину Кукуеву было 17 лет и 2 месяца, его призвали в ряды Советской Армии: «Один сантиметр решил мою судьбу. У моего друга рост был 150 сантиметров и его не взяли. А у меня – 151. И вес – 43 килограмма».
«Учебку» проходил на Урале. Лагерь располагался в нескольких километрах от станции Чебаркуль. Условия были самые жесткие: зима, температура на улице минус 20-25 градусов, в землянках хоть и по300 человек, но все равно не согреться, питание – впроголодь, изнуряющие ежедневные тренировки, строжайшая дисциплина. Солдаты, по словам Кукуева, окрестили свой лагерь «концлагерем».Однако полученная там боевая подготовка впоследствии помогла ему выжить. После того как Германия в мае 1945 года капитулировала, новобранцев бросили на войну с Японией. Из холода в невыносимую жару. Но по этой жаре по степям и пустыням Монголии в полном обмундировании форсированным маршем за две недели они преодолели 800 километров. Ежедневно проходили по 50 километров, а в последний день – 76. «Большую часть пути передвигались ночью, но иногда шли и днем: солнце в зените, пыль кругом. На Урале был голод, а здесь и копченое мясо, и консервы. Но есть не хотелось. Только пить. Фляжку воды давали на сутки. В рот воды наберешь, чтобы язык к небу не прилипал, прополощешь – и изо рта кусок желатина выплевываешь. В процессе похода несколько остановок делали: 10 минут, потом 15, 20, 40 минут – и потом уже до базы, где для нас готовили воду. Что во время стоянок успевали? Все как один берегли ноги. Вот за эти десять минут снимали обмотки, снимали ботинки, встряхивали портянки, чтобы немножко освежились. И самое главное, чтобы не было складки, не было потертости. Потертость смерти подобна…Строгая-строгая была дисциплина и правила передвижения. Днем мы еще могли, как говорится, чувствовать локоть товарища. Но мы в сцепке не были. А ночью обязательно друг друга под руку – это с тем, чтобы не потерять солдата. Мы шли и на ходу видели сны. Вы не поверите, но это факт: идет солдат и он во сне… И вот такая огромная человеческая масса, армада двигалась вперед. Приглядывали за нами командир взвода, командир роты и единственный капитан, который ездил на лошади по всем ротам. А роты было три. Приближаемся к базе – нам сообщают: «Осталось немножко». Как только пришли на базу, мгновенно с себя все снимаем. Гимнастерку поставишь, и она стоит как чучело – пот испаряется, соль остается. И находились свои Васьки Теркины. Удивительный, конечно, русский народ! Казалось бы: ну где тут юмору взяться? А он рожи тебе корчит… На базе водой нас обеспечивали. Специальные подразделения были – только водой занимались. Десятки колодцев выкапывали…О том, что 76 километров нам предстоит пройти, нас не предупредили. Мы уже привыкли как барометр – по 50. А тут падают солдаты. Один за другим падают – от солнечного удара, от перегрева. А потом, когда уже близко к месту отдыха, вдруг – оркестр! И вы знаете, видимо самые последние резервы человеческие были вдалеке, внутри организма – появилась бодрость, сила какая-то. Машина с оркестром всю колонну пропустит и потом снова в начало колонны заезжает, и звучат марши. И так трижды. Когда пошли к базе, то там, по-моему, было 100 колодцев. А обычно – 50-40…»,– до мельчайших деталей постарался воспроизвести Валентин Федорович события того времени.
На границе с Манчжурией солдатикам была поставлена новая задача: совершить переход через Хинганский хребет, подобный переходу Суворова через Альпы, и смыть грязное пятно, которое наложило царское правительство на русский народ и армию – вернуть Порт-Артур. Но переход обернулся трагедией: злую шутку сыграли несовершенные карты и отсутствие радиосвязи в той местности. Вместо того чтобы пойти через хребет, батальон пошел вдоль него. «Мы заблудились. Над головой – солнце. Кругом – котлованы, скалистые горы. А трава выше роста человека и очень жесткая. Где-то сутки мы плутали. В кровь ноги, ботинки разбиты, вместо брюк – шорты, вместо гимнастерки – жилетка. Один автомат остался у меня. Даже не знаю, как я потерял маузер, саперную лопату. Другие тоже потеряли саперные лопаты, каски. Люди не могли идти от нехватки воды, от удара теплового. Испарения – могучие. И мы все обессиленные: в ушах – шум, в глазах – туман... И такое ощущение, что ты в какой-то пропасти – далеко-далеко. И в забытьи. Запомнил на всю оставшуюся жизнь голос командира батальона: «Ну, сыночки, ну, миленькие, ну дорогие мои, ну, осталось немножко. Вот сейчас нас найдут. Вот сейчас нас напоят. Ну, наберитесь сил. Ну, не расслабляйтесь». И мы бредем как во сне. И вдруг как сквозь сон голос: «Вода! Вода!» Кто-то белым чем-то на палке машет. И откуда-то силы взялись как тогда, когда оркестр нас поднимал. И мы начали карабкаться вверх – склон был не крутой, градусов двадцать пять. И увидели блики солнечные на глади водной. Маньчжурская долина лежала перед нами…». По словам Валентина Федоровича, от батальона из 250 солдат уцелело около 150. Остальные навсегда остались в высоких травах Хинганского хребта. Он никогда не забудет, как уговаривал, умолял друга идти, пока есть надежда. Но тот лег на землю и сказал: «Нет».
Через сутки оборванных бойцов отправили в бой за город Солунь. Сражение закончилось победой русских солдат. Для Валентина Кукуева оно стало боевым крещением. Он был не первым по счету бойцом, направленным установить координаты обстреливающей нашу сторону японской батареи. Другие бойцы с этого задания не вернулись. Кукуев сумел его выполнить, за что впоследствии был награжден медалью «За отвагу». После этого боя его и товарищей переодели в японское обмундирование. Дальнейший боевой путь Кукуева пролегал через Мукден, Порт-Артур. В Порт-Артуре к нему пришло осознание, что спустя сорок лет он идет по стопам деда, который в 1904 – 1905 годах оборонял Порт-Артур, участвовал в знаменитом Мукденском сражении. Из рассказов матери он знал, что дед пришел с войны с четырьмя Георгиевскими крестами. Но сам деда никогда не видел, так как тот пропал без вести во время Гражданской войны.
Валентин Федорович был тяжело ранен в Корее. Новый 1946 год встретил в госпитале. После чего вернулся в часть.
Война для него закончилась в мае 1946 года, когда ему было 18 лет. После этого еще пять лет служил в Хабаровске. Туда ему пришло единственное письмо от двоюродной сестры о том, что из мест заключения вернулась мама, которой «скостили» полгода за образцовое поведение.
В 1951 году Кукуев демобилизовался. Дома его ждал сюрприз: любимая девушка Надя, которую он оставил в Ивановке шестнадцатилетней восьмиклассницей, ждала его все эти годы. К моменту его возвращения она была студенткой математического факультета Воронежского пединститута. В 1952 году они поженились.
Отдал себя детям без остатка Следующим важным этапом жизни Валентина Кукуева стала работа учителем в Гремяченской средней школе Хохольского района, которой он отдал почти 42 года. Это все годы его трудовой биографии. Втрудовой книжке одна запись: о поступлении на работу в 1956 году, и о выходе на пенсию в 1997-м.
На работе, по его собственному признанию, он «горел». Тем не менее, в школу попал случайно.
Пока служил в армии, трижды по направлению командования пытался поступить в военное училище: сначала в танковое, потом в артиллерийское, напоследок – в политическое. Помешала 58-я статья, по которой была осуждена мама.
По возвращению из армии пошел учиться на машиниста паровоза в железнодорожный техникум Воронежа на трехгодичное отделение, открытое специально для фронтовиков. Но через полтора года был отчислен все из-за той же 58-й«маминой» статьи. В техникуме поменялся директор, а он как раз опоздал на практику на железнодорожную станцию «Отрожка» (поехал к жене, получившей направление в Костенкинскую школу Хохольского района – она в тот момент как раз рожала их первенца, и не смог вернуться к назначенному сроку по причине того, что попал в разлив Дона). Когда новый директор поднял его личное дело, то обнаружил, что он – сын «врага народа», что и решило судьбу Кукуева. Сколько после этого Валентин не обошел инстанций, а добиться восстановления в техникуме ему так и не удалось. Из-за всей этой истории молодой мужчина страшно переживал. В этот, казалось бы, совершенно безысходный момент, на горизонте его жизни и забрезжило Воронежское педагогическое училище. По воспоминаниям Валентина Федоровича, ему было очень страшно идти к директору Ивану Федоровичу Елизарову, о котором ходили слухи, что он – дальний родственник Ленина. «Исповедь моя ему продолжалась часа полтора. Я рассказывал и кое-где всплакнул. Он молча слушал, ни одного вопроса не задал, только «козьи ножки» курил.Потом говорит: «Ничего кроме сочувствия то, о чем вы рассказали, у меня не вызывает. Но меня это не касается. Ничего этого я не слышал и не знаю. Идите к завучу – оформляйтесь. А там уже будем о вас судить по тому, как вы себя проявите…».
(Окончание следует)