Летописец Руси ХХ векаРаздумья над книгой Валерия Ганичева «Слово. Писатель. Отечество»
Сразу оговорюсь, что это не критический разбор творчества юбиляра или даже упомянутой книги. Это заметки о человеке, в котором ярко воплотились черты нашего, рождённого в 30-х годах прошлого столетия, поколения. Причём поколения «русских мальчиков»…
Валерию 80 лет… А мне не верится. Я так и вижу его – высоким, красивым, с яркой образной речью, нашего вожака, выдумщика и организатора светлых дел в борьбе за высокие идеалы, именно высокие, без которых немыслимо представить жизнь молодёжи.
Особенность его – нашего! – поколения: мы дети Великой Отечественной войны. Как бы сейчас её не «переименовывали», для нас она Великая. И Отечественная! День Победы я встречал 8-летним, он – 12-летним. И великое чувство единства народа-победителя закладывалось тогда на всю жизнь. Так, наверное, на пушкинском поколении неизгладимый след оставила Отечественная война 1812 года… История входила в наше сознание на одном из вершинных её этапов.
Жизнь писателя – в его книгах. И в этой знаковой книге (не хочу сказать итоговой, жизнь продолжается!) ярко высвечиваются духовные поиски, созревание души «писателя, учёного-историка, общественного деятеля и в общем широком смысле – хранителя и смотрителя духовного общественного благополучия», как отозвался о Валерии Ганичеве замечательный русский писатель, властитель дум того же поколения Валентин Распутин.
Историк… Это теперь страна знает доктора исторических наук, профессора МГУ Валерия Николаевича Ганичева, автора книг об адмирале Фёдоре Ушакове, энциклопедисте хозяйственной жизни Руси Андрее Болотове, «державнице» Екатерине Великой. А в 60-е годы Валерий Ганичев одним из первых на уровне центрального штаба молодёжи страны круто развернул интерес нашего поколения к истории – и не только Великого Октября. Впрочем, Всесоюзные походы молодёжи по местам боевой и трудовой славы советского народа начинались, когда он руководил отделом пропаганды ЦК ВЛКСМ, с массового приобщения юношества, прежде всего, к истории Великой Отечественной войны. Это потом тематика этих походов всё расширялась и углублялась. Но вот рассказывает Ганичев о своём – нашем – друге Владимире Токмане и упоминает о том, как Володя, тогда его заместитель, завершал зональный семинар молодых пропагандистов в Архангельске… походом на Соловки. А это 1967 год, совсем недавно с кремлёвского Олимпа удалён богоборец, обещавший стране «показать последнего попа», Никита Хрущёв. И Соловки – это же монастырь. Но и форпост в освоении русским народом Севера, хранилище древних книг, здесь всё историей дышит! Так родилась записка ганичевского отдела «Воспитание на примере исторических памятников». Недоверчиво восприняли её в цекамоле, не говоря уже о «старших товарищах». О православии приходилось говорить ещё очень осторожно. Ну, да и не вычеркнуть же эту тысячелетнюю страницу из истории России!
Время, хотя и медленно, менялось. И вскоре Валерий Ганичев стал одним из организаторов и ярых пропагандистов Всероссийского общества охраны памятников и культуры (ВООПиК) наряду с писателем Леонидом Леоновым, художником Ильей Глазуновым, архитектором-реставратором Петром Барановским. И даже отрядил из своего отдела в помощь новорожденному обществу инструктора Виктора Скорупу…
Кстати, обобщённый образ Володи Токманя, Феликса Овчаренко, горячо увлечённых историей и рано ушедших из жизни цекамольцев, отразился в главном герое первой повести Ганичева «Слышишь, отец!», опубликованной в журнале «Молодая гвардия» и отмеченной его годовой премией.
У Валерия в его богатой на множество встреч с выдающимися людьми жизни было – и остаётся – много верных друзей. Он – своеобразный притягательный центр, «вдохновитель и организатор», как было принято выражаться ещё сравнительно недавно. И сам в дружбе был крепок и верен. Так, после ранней, в 30 лет, смерти Феликса Овчаренко именно Валерий, тогда директор издательства «Молодая гвардия», предложил друзьям собрать в книгу творческое наследие этого замечательного публициста – и родилась книга «В сантиметре от сердца», удостоенная посмертно премии Ленинского комсомола.
С Владимиром Чивилихиным, одним из первых лауреатов премии Ленинского комсомола, учреждённой, кстати, не без личной инициативы и участия Валерия Ганичева, его связывали не просто дружба, но и глубокий интерес к истории. И тесные личные контакты обоих с великим нашим современником – Леонидом Леоновым. А когда трагически рано оборвалась жизнь Чивилихина, Валерий Николаевич был инициатором и создателем Фонда памяти писателя Владимира Чивилихина, возглавил попечительский совет Фонда. Естественно, в своей книге Ганичев немало страниц отвел и Леонову, и Чивилихину. Леонову – как великому мастеру-труженику и глубокому мыслителю, отдавая особую дань последнему роману Леонида Максимовича – «Пирамиде», Чивилихину – больше как историку, автору романа-эссе «Память». А мне припоминается, что совсем не случайно в писательском вагоне юбилейного поезда по Транссибу в 2001 году на почётном месте был флаг Фонда памяти Чивилихина. И в ходе каждого выступлении писателей перед читателями на остановках поезда вручалась учрежденная Фондом и Союзом писателей России символическая премия «Золотое перо» - за вклад в развитие отечественной культуры, освещение в художественном, публицистическом слове проблем развития нашей державы. Думалось мне при этом, что и сам писательский подвиг Владимира Чивилихина в его борьбе за русские леса, пашни, воды, за «светлое око Сибири» – Байкал также стал уже светлой страницей нашей современной истории. Как и привлекшее тысячи молодых энтузиастов-романтиков страны экспериментальное лесное предприятие выпускников Ленинградской лесотехнической академии с крылатым названием Кедроград...
Ещё об одном нашем друге с волнением читаю в книге Ганичева – о замечательном художнике Юрии Селивёрстове. Его мастерская на улице Герцена (ныне Большой Никитской) тогда была своеобразным «русским клубом». Мы собирались там не менее двух раз в год обязательно – на Старый Новый год и в день рождения Пушкина. А, в общем-то, гораздо чаще. Именно Валерий Николаевич приобщил меня к этим сходкам искренних почитателей «русской думы». Юрий Селивёрстов не только создал изумительные литографии замечательных представителей русской мысли в литературе, философии, музыке, но и сумел представить в сборнике наиболее важные их труды. Юрий был организатором изумительных путешествий в нашу историю и культуру. Внешне всё просто: он договаривался с автобусным парком, мы скидывались на оплату аренды и в один из воскресных дней выезжали в Поленово, в Оптину Пустынь… Помню, как Валерий Ганичев в автобусе читал главу из «Братьев Карамазовых» Достоевского, естественно, о старце Зосиме и Алёше Карамазове. А в пути тогда мы соприкоснулись и с Толстым – в Шамординском монастыре догорала жизнь любимой сестры Льва Николаевича Марии…
А какие знакомства завязывались во время этих путешествий и встреч в мастерской Селивёрстова! Какие возникали удивительные по накалу и глубине споры… Помню, от обсуждения тогдашней новинки – «Плахи» Чингиза Айтматова с первоначальным ещё названием «И дольше века длится день» разгорелась чуть ли не битва между космонавтом Виталием Севастьяновым и внуком маршала Кошевого Петром Паламарчуком. Речь шла о том, что делать, если через космонавтов на орбите грозит вторжение чужого и, возможно, враждебного разума на Землю. Был среди нас священник, который должен был вскоре отправляться в длительную командировку в США. С гордостью показывал он цветные фото своих красивых, с одухотворенными лицами, детей. С него и началась дискуссия, когда он напомнил: лучше отрубить палец, дабы избежать искушения потерять всё, ссылался на известный рассказ Льва Толстого. Виталий Севастьянов вскинулся: как это – отсечь? Да мы, выходя в космос, убеждены, что если случится что-либо с нами или американскими (других тогда не было) космонавтами, то не одна страна – вся планета придёт на выручку. А Пётр Паламарчук, автор изумительного труда о монастырях Москвы, естественно, стал яростно защищать позицию священника.
И сколько подобных эпизодов можно вспомнить! Собирались-то хотя и единомышленники в главном – раздумьях о судьбах России, но – живые люди. А полное единодушие (согласимся с Марксом) возможно только на кладбище. В мастерской Селивёрстова собрались мы и после юбилейного концерта Георгия Васильевича Свиридова в Большом зале Московской консерватории. Юрий вручил тогда юбиляру свою линогравюру с его образом.
Валерию Ганичеву, как и Станиславу Куняеву, выпало счастье часто встречаться с этим великим не только композитором, но мыслителем, человеком высочайшей культуры и нравственности, обсуждать самые острые вопросы нашей стремительно менявшейся на глазах жизни. Впрочем, вся жизнь Валерия Николаевича наполнена встречами, духовным общением с выдающимися деятелями нашей отечественной культуры, литературы, искусства. В книге этому посвящён целый раздел «Собратья, соратники, сотоварищи». Читатель найдёт здесь и развёрнутые очерки, и краткие, но также глубокие по содержанию заметки о жизни и творчестве М. Алексеева, В. Распутина, В. Белова, В. Лихоносова, А. Софронова и многих других, о соратниках по комсомолу тех лет, когда растил он ещё отнюдь не будущих олигархов – грабителей России.
… И опять память уносит меня от страниц книги в «далёкое близкое». Вот выступление Валерия Николаевича по поводу открытия мемориальной доски Ивану Васильеву в г. Валдае. Так получилось, что этого «властителя дум людей, работающих на земле» (В. Ганичев), бывшего в пору моего знакомства с ним всего лишь собкором областной газеты по двум районам тверской земли, довелось «открывать» для центральной печати нам с Юрием Николаевым, моим другом и однокашником по факультету журналистики Уральского госуниверситета. Юрий работал тогда в газете «Советская Россия», а я печатался в «Нашем современнике», занимаясь «чёрным хлебом» в критическом цехе – анализом художественной публицистики. Журнал, возглавляемый С. Викуловым, переманил тогда, после исхода А. Твардовского из «Нового мира», лучших писателей-«деревенщиков». Викулов – фронтовик, в партию вступивший под Сталинградом. Какие ещё нужны характеристики?! Первоначальную школу большой журналистики проходил он (как и Валерий Ганичев) в заместителях у главного редактора журнала «Молодая гвардия» Анатолия Никонова. И потому «Наш современник» был одним из самых русских советских журналов, но – костью в горле у записных русофобов и… в отделах пропаганды и культуры ЦК партии, пристально наблюдавших, как журнал «проводит партийную политику». И выпало мне тогда задание Викулова откликнуться на важнейшее решение ЦК КПСС о развитии Нечерноземья обзором публицистики. А это комплекты сами журналов за пять лет! Многое я читал уже, но многое пришлось перечитывать и открывать. Так рождалась статья «Что там, в «центральной глубинке»?» И конечно, одним из потрясающих открытий стали публикации Ивана Васильева в журнале «Волга». Сергей Васильевич тогда порасспрашивал о нём – не только меня: «Это же готовый наш автор!» Заказали Васильеву очерк – прошёл «с колёс»! Потом второй, третий… И вот уже журнал выдвинул Ивана Васильева на Государственную премию. Когда она была ему присвоена, Викулов чуть ли не треть номера посвятил его творчеству. А мне тогда поручил написать о самом Васильеве. Так я попал к Ивану Афанасьевичу в гости на его дачу в Усть-Держе, увидел своими глазами полуразрушенные окопы и траншеи на той самой земле, о которой написано блистательно-тревожное стихотворение А. Твардовского «Я убит подо Ржевом». У Ивана Афанасьевича прочёл я и потрясающее письмо фронтовика Е.И. Носова. Тогда Васильев только начал собирать будущий музей, «Фронтовую землянку», как он назвал: книги писателей-фронтовиков с их автографами и рассказами об их фронтовом пути. Я же тогда и представить себе не мог, что такое артиллерист на «сорокопятке», прямо в рядах пехоты, когда после каждого боя из расчёта оставалось в лучшем случае половина… Позже, не раз встречаясь с Евгением Ивановичем Носовым, я увидел как-то шрам не его могучей спине – запросто кулак человека вместится! Он уловил мой взгляд и смятенье, просто объяснил, что артиллеристов с их крохотным щитком на прямой наводке поразить прямым попаданием трудно – и выбивали шрапнелью, сверху и сзади. Мне вдруг стало крайне неловко: неужели он подумал, будто я могу рассуждать по обычной формуле – «не показывать тыл» врагу.
И как же кратко и точно написал Валерий Ганичев в своей книге о судьбе бескомпромиссного и вдумчивого критика наших сельских проблем Ивана Васильева! Да, ему на излёте советского государства присвоили даже Ленинскую премию, его избрали в Верховный Совет СССР. Но с какой болью чувствовал он, что тогдашнему генсеку Горбачёву и его кукловоду Яковлеву разящая критика нужна была лишь для разрушения партии. И втуне оставались очень важные предложения по улучшению труда и жизни на селе. Ганичеву Иван Васильев особенно дорог тем, что он досконально изучил труды Болотова, Энгельгардта, Шелехова, которые вдохновляли и самого Валерия Николаевича. Конечно, он хотел печатать Васильева в «Роман-газете», которую тогда возглавлял. И конечно, ему вставляли палки в колёса всё те же отделы пропаганды и культуры ЦК.
Страницы о Михаиле Алексееве вызвали у меня не только живые и тёплые воспоминания о выступлении Михаила Николаевича в Челябинске во время поездки по Транссибу. Помню, как тогда я, сам выросший на железнодорожной станции, с тревогой поглядывал на увешанный людьми, как гроздьями, виадук – выдержит ли? А люди слушали любимого писателя с улыбками. Ещё бы, оказывается, что саратовец, как его обычно воспринимают, Алексеев зарождался-то на челябинской земле и «Мишкой-челябинцем» звали его в селе на Волге.
Но для меня Михаил Алексеев, как и Сергей Викулов, и Ю. Бондарев, - это символ мужества сталинградцев не только в том знаменитом сражении, но и в общественной жизни страны. Нынче модно рассуждать о «голодоморе», приписывать его, например, в Украине, проискам «москалей». Но вспомните, первым сказал об этом в романе «Земляки» сталинградец М. Алексеев, а напечатал это в «Нашем современнике» сталинградец С. Викулов, не сомневаюсь, что поддержал его в этом мужественном поступке сталинградец Ю. Бондарев. А шум тогда поднялся оглушительный. Ещё бы, впервые было сказано, что голод тридцатых годов коснулся не только отдельных «неурожайных» районов Поволжья (или Украины). При журнальной публикации цензура накинулась на очень важный абзац, где кратко перечислялись в с е прошедшие через это испытание регионы. И читатель получал ясное представление о том, что отнюдь не стихийным было это бедствие. А ведь выжившие при этом мальчишки, ровесники писателя, защищали потом вместе с ним Сталинград и дошли до Берлина! Напомню, скандалом обернулась и прямая, честная критическая статья прекрасного критика-фронтовика Михаила Лобанова об этом романе Михаила Алексеева в журнале «Волга». Кончилось снятием с должности главного редактора журнала. К моему несчастью, в следующем номере «Волги» публиковалась моя статья о романе-эссе В. Чивилихина «Память». Понятно, что не могла пройти незамеченной для бдительных цензоров и отдела культуры ЦК и эта «крамола».
… Нет, положительно это рассказ не о Валерии Ганичеве, но что делать, если в судьбах нашего поколения всё это тесно переплетается?
С Валентином Распутиным и Василием Беловым, о которых так трепетно рассказывает Ганичев в книге, мне доводилось встречаться нее только на заседаниях редколлегии «Нашего современника» в бытность мою первым заместителем у Викулова, но и на «устных выпусках» журнала, его замечательных вечерах в 1987-1990 годах. Тогда, когда назревали и остро чувствовались именно самыми думающими людьми перемены, бригады русских писателей, сплотившихся вокруг «Нашего современника», объехали не только всю Россию, особенно Сибирь, но и почти все республики СССР. За три года тираж журнала поднялся со 180 тысяч до 380 тысяч подписчиков! И это без всяких соросовских грантов, отчасти, за счёт стихийного создания «клубов друзей «Нашего современника». И сколько же светлых писателей земли русской узнал я тогда близко, слушая их горячие, искренние выступления. В том числе и Петра Краснова, «степняка и мудреца», о котором рассказал Ганичев среди многих других.
Символично название его книги: «Слово. Писатель. Отечество». Задолго до того, как Валерий Ганичев возглавил Союз писателей России, заботился он о воспитании новых поколений «служителей слова». Какие удивительные «заезды» молодых писателей к признанным отечественным мудрецам организовывал ганичевский отдел пропаганды! В книге упоминается о неоднократных поездках к Михаилу Шолохову в станицу Вешенскую. А я и сам неоднократно слышал яркие впечатления об этих мастер-классах, как сказали бы сейчас, от поэтов Феликса Чуева, Геннадия Серебрякова и Владимира Фирсова, от Владимира Чивилихина. И были те встречи истинной школой патриотизма, глубоких размышлений о судьбах народа и своем месте в его жизни и борьбе. И отражалось это потом в ярких и волнующих строках их произведений…
(Окончание следует)
