Дорогами паломников

[EVG]

Дорогами паломников

Карта наших святынь


Вот уже десять лет существует на окраине Москвы, в Южном Бутово, воскресная школа при строящемся храмовом комплексе Владимирской иконы Божией Матери. Много в России приходских школ, но эта – как заметил когда-то патриарх Алексий – образовалась, когда еще ни прихода, ни храма не было. А был только крест в чистом поле, строительный вагончик, где служили каждое воскресенье молебны, да занятия первых учеников в здании соседней школы. Сегодня, слава Богу, первый храм – Пантелеимона Целителя – в храмовом комплексе уже построен, завершаются отделочные работы. Но как говорили наши предки, «церковь не бревнах, а в ребрах». Сложился за эти годы приход, каждый сентябрь воскресная школа пополняется новыми учениками, хотя по-прежнему и не имеет собственного здания, некоторые выпускники воскресной школы стали ее преподавателями. Несколько раз в год мы ездим всей школой в паломнические поездки – это тоже наши занятия, где мы учимся заботится друг о друге, быть чуткими и любящими, внимательными к чужим нуждам и бедам.
 
Осень. Троице-Сергеева лавра
 
Когда минует Покров, перевалит осень на вторую половину, и начнут уже забываться теплые дни бабьего лета, повеет вдруг от ранних сумерек и распутицы под ногами такой тоской, что хоть завывай вместе с порывами неумолимого хлесткого ветра или плачь наперебой с надоедливым дождем. Вот она – поздняя русская осень во всей своей полноте явилась. Короткие дни и хмурые утра отзываются в душе тяжестью и унынием.
Но когда окончательно облысеют кусты и застынут до будущей весны в немой наготе деревья, тогда неожиданно, – это происходит каждый год неожиданно, ночью подморозит и тихо ляжет на землю первый снег.
И если доведется вам ранним утром, в неясном еще свете наступившего дня идти вдоль притихшей воды долгого пруда, пока не скованного, а лишь прихваченного у самого берега тонкой корочкой льда, по хрусткой траве безлюдного поля, чуть припорошенного белым, вы никогда не забудете ощущения чистоты и свежести, нечаянного обновления, щедрой рукой преподнесенного вам в дар. Вот с таким же чувством обретения в душе покоя и радости, какой бывает только в светлые минуты приобщения к святыни, покидали мы Троице-Сергиеву лавру этой осенью…
Каждый учебный год нашей воскресной школы начинается поездкой к преподобному Сергию. У всякой паломнической поездки свое лицо, в этот раз многие замечали тихую сосредоточенность нашего маленького коллектива. Начали мы свой поход в Лавру у Троицкого собора, в котором покоятся мощи преподобного Сергия Радонежского. Не единожды находили под его стенами защиту наши предки и во все времена прибегали к помощи и заступничеству преподобного. И в наши дни – зимой и летом, в дождь и солнце, снег и ветер – стоит перед храмом вереница паломников, приехавших со всех концов страны помолиться преподобному Сергию.
Своды и стены Троицкого собора почернели от времени и свечной копоти. В глубине храма высится уходящий под самый купол иконостас, с икон которого строго и вопросительно взирают на нас лики святых. Справа от иконостаса, ярко освещенная лампадами, мерцает серебром рака с мощами преподобного Сергия. А за ракой видны в полумраке тяжелые створки южных врат, пробитых ядром из пушки в Смутное время. В полутьме храма негромко поют хвалебную песнь святому: «Радуйся, радости скорбящим, и милости с верою у тебе просящим подателю; радуйся, печалей злых во всяких приключениих отгонителю. Радуйся Сергие, скорый помощниче и преславный чудотворче».
И видится через пламень свечей, будто не 700 лет назад, а еще вчера князья целовали крест, чтобы на следующий день переступить через клятву в постыдной междоусобной брани, и слышатся сквозь молитвенное пение гортанные крики татарских баскаков, грохот пушек и выстрелы пищалей в Смутные дни осады. И чувствуешь, как незримо, но крепко связывает тебя с прошлым не сухой шелест страниц исторических монографий, а горячо, со слезами возносимая, не остывающая по сей день молитва игумену земли Русской.
Хорошо рядом с Сергием, хочется стоять и петь. Но путь наш, как и у многих богомольцев, лежит дальше, в скит. Этот скит основали в XIX веке в красивейшем месте, за что и получил он название Гефсиманского. Когда-то паломники путь в три версты от Лавры до скита «прудами, по плотине» летним днем, осенью или в Великий пост легко пешком преодолевали. Ноги их несли к батюшке Варнаве, подвижнику и прозорливцу, которого именовали утешителем. «Всякого-то он в душу примет, обнадежит…хоть самый-то распропащий к нему приди», – писал о нем Иван Шмелев. Только царственного страстотерпца Николая II не смог старец утешить, весь в слезах вышел от него государь в 1905 году, услышав предсказание, о чем напоминает фреска в храме над мощами преподобного старца Варнавы.
Сегодня скит восстанавливается, в подземном, пещерном храме тепло, светло в самих пещерах, везде росписи на стенах. Благоустроен святой источник, возникший после обретения мощей преподобного Варнавы на месте его погребения. А когда-то в обители, при первых старцах, были лишь сырые кирпичные стены в пещерах. Но у серого домика во дворе, сохранившегося доныне, каждый день толпился народ, ждущий утешения и благословения батюшки Варнавы. О тех временах напоминают нам две могилы недалеко от домика старца, погребения двух очень разных русских философов и писателей, упокоившихся рядом – Василия Розанова и Константина Леонтьева. Да еще строки дивного «Богомолья» Ивана Шмелева: «Батюшка Варнава и говорит, ласково:
– Молитвы поешь… пой, пой.
И кажется мне, что из глаз его светит свет. Вижу его серенькую бородку, острую шапочку – скуфейку, светлое, доброе лицо, подрясник, закапанный густо воском. Мне хорошо от ласки, глаза мои наливаются слезами…»
Свет молитвы святого старца и сегодня проливается на нас, приезжающих в скит за утешением. Приложившись к чудотворной Черниговской иконе и набрав воды из пещерного источника,отправляемся дальше.
Те старцы, которые искали молитвенного уединения, основали недалеко от Гефсиманского другой скит – Параклит, что переводится с греческого, как «Святой Дух». Недалека дорога до Параклита, но для нас она обернулась непредвиденными трудностями. По разбитому, как после бомбежки, шоссе наш огромный автобус проехать не смог и застрял безнадежно между двух воронок на подъеме скользкой дороги, где ни развернуться, ни сдать назад уже нельзя. Занервничал наш водитель, да и мы заволновались, – как же, полный автобус детей. Но как в сказке «Появись неоткуда мужичок, что дорогу знал назубок» – он-то и показал нашему водителю объезд и прошел как опытный лоцман перед нашим автобусом весь опасный участок. Дай Бог здоровья рабу Твоему, чье имя мы на радостях спросить забыли.
После пережитого волнения обитель, к которой мы прошли по узкой тропке меж малых числом деревянных домишек, показалась нам уснувшей. Но вот засветились окошки в храме, началась всенощная, и со словами «Благослови, душе моя, Господа!» вошли мы в Параклит. В храме как будто кроме священника и послушника больше никого не было. Лишь привыкнув глазами к полутьме, заметили в мерцании свечей двух пожилых женщин у икон. Ни детское беспокойство, ни суета ребятишек постарше, ничто не отвлекало монахов от чтения и пения молитв. Незаметно перестали отвлекаться и мы. Вот так тихо и просто открылся нам молитвенный дух уединенной обители, который тронул до глубины души, и заставил больно и сладко сжиматься наши сердца. Долго не хотели мы покидать Параклит; уже и сумерки сгустились, и часы утрени начали читать. Но вернувшись в автобус, мыслями мы все равно оставались там, в скиту…
Нам предстоял неблизкий путь домой. Легкая поземка мела по Троицкой дороге, снежинки вытанцовывали замысловатый танец в свете фар, белый покров застилал, укрывал вчерашнюю грязь. Подмораживало. И в эту самую тоскливую пору русской осени светлой пасхальной радостью отзывалась в наших душах поездка к преподобному Сергию.
 
Зима. Бородино
 
Не знаю как вас, а меня почему-то сильные морозы и ясные зимние дни возвращают в детство. Вспоминаются озябшие после катания на горке руки в промокших насквозь рукавицах, обледенелые валенки с неизменными черными галошами и весело постреливающая дровами беленая печка в бабушкином деревенском доме. И сама бабушка – в наброшенной на плечи коричневой пуховой шали, наливающая мне горячий крепкий чай и угощающая горьковатым на вкус рябиновым вареньем.
За окнами сугробы и темно, из сеней, когда кто-нибудь распахивает дверь, вместе с клубами морозного пара просачивается терпкий запах квашеной капустой и моченых яблок.
 
Но моя родимая землица
Надо мной удерживает власть, –
Память возвращается, как птица,
В то гнездо, в котором родилась…
(Николай Рубцов)
 
Я пью с бабушкой чай, согревшись, слушаю ее рассказы о Тайной Вечере и предательстве Иуды, об Иоанне Крестителе и страшном царе Ироде, приказавшем отрубить голову Предтече. Эти библейские имена я впервые услышала от нее. И еще слова молитв: «Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся». Уже став взрослой, я узнала, что это слова покаянного псалма царя Давида.
Как глубока человеческая память, и как причудливо в ней порой соединяются и деревенский дом под Москвой, и зимние забавы, и нераскаявшийся, жестокий Ирод, и оплакивающий свой грех Давид…
В зимнюю пору хочется побыть дома и поспать – как медведям в берлоге, потому нас, наверное, до сих пор и сравнивают с уже исчезнувшими в подмосковных лесах их прежними хозяевами. Но вместо зимней спячки в эти студеные дни мы с нашей воскресной школой отправились в свою первую в наступившем году паломническую поездку. Признаться, думалось перед отъездом, что желающих поехать будет немного, – уж больно крепкие морозы завернули, да и масленица в самом разгаре – но нет, оказалось, что на положенных в автобусе 42 -х местах каким-то непостижимым образом разместилось 50 паломников. Помолившись, мы отправились в путь и приготовились слушать нашего экскурсовода Анну Яковлевну.
Она рассказывала о священном городе Можайске, куда лежал наш путь, о западном рубеже, не единожды в многовековой истории России встающим щитом перед захватчиками: литовцами и поляками, французами и немцами. Я слушала ее рассказ об иконе Николы Можайского – общерусской святыне, смотрела в окно на заснеженный лес, освещенный кротким утренним светом, – нарождающийся день обещал быть морозным и ясным, – и думала: как прекрасно и гармонично устроен мир природы, потому и ощущает человек в нем покой и умиротворение. А что же наш мир, мир людской? Разве он не был создан таким же прекрасным и покойным? Но сколько в нем поселилось жадности и злобы, вражды и тщеславия, приводящим к войнам и убийствам. И сколько потребуется от нас усилий, чтобы изжить эти пороки, для начала в своей душе, и вернуть в мир утраченные упорядоченность и гармонию…
Из-за сильных морозов и краткости нашей поездки на само поле Бородинское решили не выходить, проехали прямо к Спасо – Бородинскому монастырю. Он был построен Маргаритой Тучковой на предполагаемом месте гибели ее мужа – генерала Александра Тучкова. Получив известие о смерти мужа, она долго пыталась найти его тело среди останков погибших, но тщетно. Здесь, на левом фланге, у деревни Семеновской, где были выстроены укрепления – флеши, полегла 26 августа 1812 года почти вся 2-я армия, вместе со своим командующим генералом Багратионом. Но эта жертва спасла от разгрома русскую армию в целом и позволила в итоге избежать катастрофы и одержать победу в войне с Наполеоном.
Само сражение, по словам очевидцев, воскрешало в памяти картины древних битв времен Римской империи, а поле боя после его окончания являло вид ужасный: «Истребление человеческого рода на сем месте изображалось во всей полноте, ибо ни одного целого человека и необезображенной лошади тут не было видно».
Не найдя останков мужа, вдова строит сначала часовню, затем храм Спаса Нерукотворного прямо внутри Багратионовой флеши, – отныне он станет усыпальницей Тучковых. А сама Маргарита через несколько лет, после смерти своего единственного сына, примет постриг в монастыре под именем матушки Марии.
Печально место воинской славы, ибо оплачено гибелью многих воинов. И печальна участь живых, оплакивающих утрату близких и дорогих сердцу людей. Но тот, кто несет в своем сердце любовь, тот светел и притягивает этим светом других. Поэтому стали со временем в монастырь собираться насельницы, жертвовались средства, и вот уже вознесся ввысь многими главами Владимирский собор. Для нас посещение таких мест особенно отрадно – наша воскресная школа создана при строящемся храме Владимирской иконы Божией Матери.
 
Недалеко от стен монастыря расположилась часовня, где почивают мощи преподобной старицы Рахили. Она была современницей многих событий XIX века и удостоилась долгой жизни. Дни ее окончились уже в прошлом, XX столетии. Говорили, что отличалась она умением необычайно вкусно готовить и проявляла бесконечную любовь и доброту ко всем, кто приходил к ней. «На что призван, то и исполняй. Все земное заманчиво», – написано на иконе старицы Рахили. – «Над голубым сводом есть еще Небо, куда должны стремиться все живущие». Помолившись у часовни, где упокоилась преподобная старица, мы отправились на окраину Можайска, вЛужецкий Ферапонтов монастырь.
Вот так бывает подчас в нашей жизни, идем мы длинными и обходными путями к тому, что совсем недалеко от нас пребывает. Долгим оказался и мой путь к преподобному Ферапонту, одному из учеников Сергия Радонежского. В 70-е годы, с рюкзаком за плечами отправились мы веселой студенческой компанией в поход в северные края. Побывали в Вологде, Белозерске. Как были эти места глухими и непроходимыми во времена инока Кирилла, такими они и остались. Легкой прогулки по лесу не получалось. Устав часами пробираться сквозь бурелом, мы выходили на безлюдную дорогу и подолгу ждали попутную машину, чтобы добраться до ближайшей деревни, где никто и не жил. Заброшенные дома с заколоченными ставнями угрюмо встречали нас из деревни в деревню. Наконец, пришли на озеро Паское, что в 15 верстах от Кирилло-Белозерского монастыря, да так там и остались. Нигде потом, ни в каких краях не приходилось мне встречать удивительного соединения неброской красоты и величия безмолвного покоя, как на этом озере. Не мудрено, что именно здесь преподобный Ферапонт, искавший уединения, построил храм Рождества Богородицы, который распишет позже прославленный иконописец Дионисий.
Неделю простояли мы лагерем в тех местах, потрясенные то ли открытием столь необыкновенного места, то ли происшедшей переменой в душе. Так, незаметно для себя, в один день из праздно шатающихся туристов превратились мы в паломников.
Когда князь Андрей Можайский, младший сын святого благоверного князя Дмитрия Донского, пригласил Ферапонта к себе в княжество, наверное, нелегко было преподобному расставаться с милой его сердцу обителью. Но князь звал, и старец выбрал место для нового монастыря на берегу Москва-реки, заложив в1408 г. здесь деревянный храм Рождества Богородицы, в память об оставленном им в далеких северных лесах.
В XVI – XVII вв. монастырь отстроился, вместо деревянного появился пятиглавый каменный собор Рождества Богородицы, Святые врата с надвратной церковью Преображения Господня, храм во имя св. Ферапонта, Введенская церковь с трапезной и высокая колокольня.
В войне 1812 года войска просвещенной Франции осквернили и разорили монастырь: в храмах устроили конюшни и мастерские, в крепостной стене пробили амбразуры, а перед уходом едва не взорвали древнюю обитель. Вовремя подоспевший прихожанин храма потушил горящий фитиль и разбросал приготовленные к взрыву мешки с порохом. Приложили руку к разорению монастыря и наши предки в безбожные времена – в XX веке здесь разместили фабрику.
Сегодня монастырь заново отстраивается: восстановлен собор, в котором покоится рака с мощами преподобного Ферапонта, трудник монастыря, проводивший экскурсию, указывает на сохранившиеся в оконных проемах древнего храма фрески, рассказывает об обретении святых мощей преподобного, более 500 лет хранившихся под спудом. Наши ученики один за другим прикладываются к мощам, ставят свечи перед иконами. Прикладываюсь к мощам преподобного и я, завершая свой путь к нему, начатый более 30 лет назад в Белозерском крае. Преподобный отче Ферапонте, моли Бога о нас!
Мы выходим за ограду монастыря. Он стоит на высоком месте, внизу течет Москва-река, но сейчас ее заснежило, и угадывается она лишь по прибрежным зарослям сухой замершей травы. Мимо монастырских стен по узкой, вытоптанной в глубоком снегу тропинке спускаемся мы вниз, к источнику преподобного Ферапонта. Кругом тихо, ни души. Наверное, и во времена французского нашествия, и в Смутное время, и при Грозном Иване также спускались по тропке к источнику за водой иноки из монастыря и мирские из окрестных деревень. Рядом с источником купальня – можно бы и окунуться. Подшучивая друг над другом, и подбадривая, мы набираем воды в источнике, осматриваемся. Но уж сильно крут мороз сегодня, и на купание отваживается лишь директор нашей воскресной школы Виктор Олегович.
Напившись в автобусе горячего чаю, отогревшись, снова отправляемся в путь. На сей раз в женский монастырь, что располагается на реке Колочь, в22 километрахот Можайска. История основания монастыря, построенного в начале XV в., весьма поучительна. Некий человек по имени Лука обрел, то есть нашел в лесу на дереве, икону Божией Матери, у которой начали совершаться чудеса исцеления. Лука поначалу вел себя «яко прост человек». Но со временем возгордился, разбогател от приношений и вскоре вовсе потерял рассудок: стал обижать и обирать служилых людей князя Андрея Можайского. Одним словом, «к неполезному мирскому житию сшел еси».
Но Господь «не хотяй смерти грешника» и потому через болезни вразумил Луку и привел к покаянию. По его просьбе и на отданные им средства князь Андрей Можайский, получив благословение у Кирилла Белозерского, основал обитель.

[EVG]

(продолжение)

В Смутное время монастырь был разорен польско-литовскими войсками, и позже, в XVIII веке, основательно перестроен. В центре его возвышается Успенский собор, за ним в отдалении – настоятельский корпус, над въездными воротами – высокая четырехъярусная колокольня. С нее в августе 1812 года М.И. Кутузов осматривал местность, выбирая поле будущего сражения, здесь же, в монастыре, первоначально располагался его штаб. Участник Бородинского сражения вспоминал позже, что Успенский собор не закрывался весь день перед битвой, в стенах обители молилось русское воинство перед решающей схваткой. А уже на следующий день, 24 августа, арьергард русского войска первым вступил в сражение у стен монастыря с авангардом французской армии. Здесь же, как сообщает нам мемориальная доска на стене колокольни, Денис Давыдов принял командование над армейским партизанским отрядом.
После отступления нашей армии к Бородину свой штаб в монастыре расположил уже Наполеон, а по окончании сражения французы обосновали в обители госпиталь. Вторично Наполеон останавливался в монастыре в октябре, отступая из Москвы, или как он писал в своих приказах, не желая употреблять слово «отступление», во время «марша на Смоленск». Покидая монастырь, французское войско, уже мало напоминавшее армию и больше походившее на сборище мародеров, разграбило и сожгло обитель.
А в XX в. исчезла чудотворная Колочская икона…
Но Божия Матерь вновь явила Свою милость к нам, грешным, и один из списков чудотворной иконы XIX в., хранящийся в монастыре, по молитвам верующим приносит сегодня исцеления. Сейчас в обители в восстановленном соборе ведутся богослужения. Поднялись кельи, отстраивается настоятельский корпус. Сестры налаживают хозяйство, приветливо рассказывают о своих заботах: содержат корову, телочек, в башне ограды виднеется сложенное сено. Мы входим в храм, отряхиваем с сапог снег, снимаем рукавицы. Топится железная печь, потрескивают дрова. Начинается вечерняя служба. И слышатся будто издалека, из детства слова покаянного псалма царя Давида: «Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся»…
Можайский край провожал нас в дорогу пламенеющим закатом – и виделись в нем отблески пожарищ Бородинского поля, сохраненные в памяти древней обители. Иным предстало сегодня перед нами поле воинской славы, не в грохоте пушек и разрыве снарядов, не в треске оружейной пальбы и исступленных криках идущих в штыковые атаки бойцов, но в тишине и печали окружающих поле брани монастырей, будто свидетельствующих, что не одной силой оружия решаются исходы сражений, но в первую очередь правдой и силой духа, молитвами и заступничеством святых угодников и праведников земли русской.
Что-то останется в памяти наших маленьких паломников: рассказ о Бородинском сражении, поучительная история о Луке Колочском, огромные – выше их роста, копьеподобные сосульки на крыше монастыря или ледяная вода из источника? – Бог весть. Глубока и причудлива человеческая память, но хочется верить, что посеянное прорастет и даст со временем плоды.
 
Весна. К Николаю Угоднику
 
Как по-разному собирались мы в наши паломнические поездки в этом учебном году: в ненастном ноябре закрывались зонтиками от холодных ветров и моросящего дождя по дороге в Лавру к Преподобному Сергию, в морозном январе утеплялись и прятали нос в воротник у стен Спасо-Бородинского монастыря. Но радуется природа и веселится душа наша в мае, потому что распахнула для нас красная Пасха дорогу к теплу и солнцу: Христос Воскресе! Сегодня все ликует: и солнце, и молоденький пушок зелени на деревьях, и повзрослевшие за год ученики наши, да и мы, взрослые, – чего уж скрывать! Радуемся и веселимся!
И дорога нынче у нас радостная – к Николаю Угоднику едем. Редко в какой семье, даже в те времена, когда в городах иконы по шкафам и чуланам прятали, не отыскалась бы в дальнем уголке иконка Святителя Николая. Издавна был и остается он на Руси самым почитаемым и любимым святым. И о странствующих и путешествующих, и о недугающих и унывающих, и о замужестве дочерей – о чем только не молились, да и по сей день продолжаем молиться мы Святителю Николаю. И в таких наших, казалось бы, несбыточных начинаниях он помогает, что поневоле только Чудотворцем его и будешь именовать.
 
К тебе с усердьем прибегаю,
Христов Святитель Николай.
И со слезами умоляю:
Храни меня и избавляй.
Паломников наших целый автобус набрался, пришлось некоторых детей даже на колени сажать. Кто-то, как маленький Николка Зуб, впервые в паломническую поездку с воскресной школой едет. Побаивается, за маму прячется, но ведь к своему небесному покровителю собрался, да еще и перед самыми именинами – 22 мая, что же бояться? По дороге читаем молитвы, тропарь Святителю Николаю.
Первый монастырь, в который мы направляемся, – Николо – Перервинский. Когда-то во времена Куликовской битвы, на берегу Москвы-реки, где она, прервав свое плавное течение, поворачивает к Коломенскому, встала, будто залюбовавшись градом московским, новая обитель – «Никола Старый». Но в народе за монастырем прочно укрепилось наименование Перервинский.
Откликнувшись на скрытый смысл названия, один из просвещенных людей своего времени, прекрасный проповедник, называемый «вторым Златоустом», митрополит Московский Платон (Левшин) сказал: «Перерва! Не страшись своего наименования, ибо Бог не допустит тебе прерваться! Воздай хвалу Провидению, которое печется о тебе, и никогда не преставай совершенствоваться, идти вперед по тому пути, на который ты так успешно вступила».
И сбылись слова митрополита. Грандиозный храм, построенный в начале XX века в честь Иверской иконы и порушенной в безбожные времена, заступничеством Божией Матери и силами прихожан был восстановлен.
Необычно видеть на окраине Москвы собор, сопоставимый по размерам разве только с кремлевскими храмами. И радостно сравнивать его в нынешнем виде с фотографиями всего лишь десятилетней давности: только чудом можно объяснить восстановление в столь короткий срок величественного храма, в котором еще недавно стояли станки и механизмы.
Экскурсовод из числа воспитанников Перервинской Духовной семинарии рассказывает о восстановлении храма и начале богослужений, о крестном ходе с Иверской иконой в 1996 году от Московского Кремля в Перервинскую обитель. При словах о сделанном прихожанами наши взрослые паломники переглядываются: есть о чем задуматься, ведь наша воскресная школа основана при строящемся храме Владимирской иконы Божией Матери в Южном Бутово.
Прикладываемся к чудотворной иконе, ставим свечи, пьем святую воду. Нам разрешают подняться на хоры, откуда мы любуемся резным иконостасом, росписями на стенах и сводах храма. В иконной лавке монастыря подаем записки, покупаем книги, иконки.
Побывали мы и в восстановленном Никольском соборе, который был построен в конце XVII века, приложились к иконам «Державная» и Боголюбская.
Поневоле вспомнились наши первые паломнические поездки, когда детей приходилось и увещевать, чтобы экскурсовода слушали, и одергивать, чтобы не баловались, а иногда за руку держать и наставления читать. Конечно, и сегодня кое-кто норовил пошалить, – на то они и дети, но слушают уже внимательно и на вопросы, вспоминая услышанное на уроках, отвечают.
Показали нам и возрождающее хозяйство монастыря – сад, огороды. Будто и не в Москве мы вовсе, думалось рядом с ранней огородной зеленью и готовящимися зацвести яблонями, а в далекой провинции. И ученики наши это тотчас почувствовали: девочки к одуванчикам для веночков потянулись, а мальчишки принялись в траве возиться. Наталья Царькова, трое детей которой учатся в нашей школе, улыбается: «Так уютно и тихо здесь, по– домашнему, что и уезжать не хочется».
Но Виктор Олегович, директор воскресной школы торопит, нас ждут в другом монастыре – Николо – Угрешском.
Недалеко эти две обители друг от друга расположились, в старину паломники пешком расстояние между ними преодолевали. Но в наш век, когда не основательная часовая стрелка, не энергичная минутная, а суетливая секундная время указывает, паломники все больше на автобусах разъезжают.
Как записано в древней «Книге Большому чертежу»: «От Царственного града Москвы вниз по Москве-реке 20 верст монастырь Николы Чудотворца на Угреше». Основан он был Дмитрием Донским после Куликовской битвы. По преданию, перед битвой явился святому благоверному князю Дмитрию Донскому образ Николая Чудотворца, и князь, готовящийся к великой битве, которая неизвестно, чем могла закончиться, ободренный увиденным, произнес: «Сия вся угреша сердце мое!». На месте видения был основан монастырь, и само место название получило от произнесенного князем слова.
Конечно, ученые мужи, написавшие книги по теории образования древних гидронимов, наверняка нас поправят. И укажут, что название месту этому дал, скорее всего, протекающий недалеко левый приток Москвы-реки – Угреша. И что имена рек с окончанием на «ша» встречаются от Костромы до Германии: здесь и Колокша, и Покша, и Шоша, и Ворша, и Коша. Но вот только похожесть древних названий бывает очень обманчивой. И теории эти для ума, может быть, и занятные, но кого они могут согреть?
Экскурсовод проводит нас по территории монастыря, рассказывает о храмах и святынях. Увидев пруд, в котором плавают две пары лебедей, наши маленькие паломники, забыв все предостережения и напоминания, бросаются к ним. Даже в просторном и не бедном на парки Южном Бутово такая красота в диковинку.
В советские времена в монастыре разместили колонию имени Ф.Э. Дзержинского для малолетних преступников, а сам Николо-Угрешский посад переименовали в город Дзержинск, как он поныне и зовется. Но вот площадь перед монастырем, который стал за эти годы духовным центром города, не так давно переименовали в площадь Святителя Николая, воздвигли скульптуру Николы Можайского с мечом, и теперь он молитвенно и зримо охраняет монастырь и белоснежную стену Палестинскую – рукотворное чудо мастеров российских в память о Небесном Граде Иерусалиме.
Один из работавших здесь мастеров – Александр Иванович Морозов, отец прихожанки нашего храма, рассказал, как выглядел монастырь, когда они приступали к его восстановлению: разрушенные стены, снесенные купола, проросшие сквозь сгнившую кровлю деревья. Даже не верилось, глядя на могучий Спасо-Преображенский собор и изящный, так живо напоминающий древние храмы Руси Никольский, что еще недавно они стояли безглавые и изуродованные.
Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, посетив обитель в2008 г., пораженный увиденным, произнес: «Из руин, из праха восстала не просто красота – святыня. Конечно, здесь виден труд многих людей… Это не просто совместные усилия на очередной стройке, это есть особое действие, которое направлено на возрождение веры, а значит – на благо людей и всей нашей страны. Это служение Богу всего нашего народа».
Ручейком потянулись наши ученики к ковчегу с частицей мощей Святителя Николая и к серебряной раке с мощами преподобного Пимена Угрешского в величественном Спасо-Преображенском соборе. Как Угреша согрела сердце князя, так молитва к «теплому заступнику» – Святителю Николаю, нас и сегодня согревает.
 
Напротив храмов – небольшая часовня, здесь, по преданию, росла сосна, на которой явилась Димитрию Ивановичу перед битвой икона Николая Чудотворца. Здесь не только начало монастыря – здесь поистине начало русского народа. Получив благословение от преподобного Сергия Радонежского, князь Димитрий отправился не чужую землю воевать, и даже не границы собственного княжества московского оборонять, а защищать свою православную веру. К этому времени ордынцы уже приняли ислам, их отношение к иноверцам стало непримиримым. Вместе с темником Мамаем пришли на Куликово поле отряды наемников из генуэзских колоний Крыма, воины из подвластного Орде Северного Кавказа, отряды из Поволжья, шел на помощь ордынцам литовский князь Ягайло. Чтобы противостоять этой тьме тьмущей, русским князьям нужно было объединиться, а заставить их забыть распри могло только одно: защита святой веры. И если на битву собирались полки московские, серпуховские, ростовские, брянские, полоцкие, псковские – то с победой уже возвращалось русское войско.
Стоя на этом святом месте, слушаю экскурсовода и думаю, что за прошедшие со времен Куликовской битвы шесть столетий ничего не изменилось ни в нашей истории, ни в человеческом сознании. Не будет общество сильно верой – никакие государственные объединения не помогут, хоть евро– , хоть просто союзом их назови. И еще замечаю, как меняется настрой человека, прикоснувшегося к святыне или побывавшего в святом месте: все земное, суетное, внешнее, умаляется, теряет свое значение, чтобы дать возможность увидеть главное и в себе, и в других…
Начали мы знакомство с монастырем с его сокровищницы – ризницы, где хранятсямощи святых угодников и чудотворные иконы. А закончили наше паломничество обозрением причудливой Палестинской стены, что окружает Николо-Угрешский монастырь, как реальное воплощение Града Небесного на земле.
Пройдут годы, повзрослеют наши ученики и забудут увиденное и услышанное на уроках в воскресной школе. Но хотелось бы, чтобы пасхальная радость паломнических поездок освещала всю их жизнь, и не остывала бы их молитва к Святителю Николаю.
Святителю отче Николае, моли Бога о нас!
 
Лето. На Валаам
 
В начале XIX века, чтобы преодолеть расстояние, скажем, от Москвы до Иркутска правительственный курьер скакал больше месяца, меняя лошадей на станциях, с бешеной по тем временам скоростью – 180 верст в сутки. За двести лет человечество поднажало, и сегодня перелет из Москвы в Иркутск занимает всего 6 часов. Но чем быстрее мчатся поезда, покрывая тысячи километров за день, и стремительнее отрываются от земли самолеты, бесцеремонно взламывая тишину ревом мощных моторов и преодолевая те же тысячи километров, но уже в часы, – тем чаще хочется перевести дух, остановиться, оглядеться и, наконец, за (или о -)думаться: «А куда и зачем мы так торопимся?»
И вот тогда мы вспоминаем, что кроме передвижения на автомобиле, поезде и самолете, которые сокращают расстояния, превращая их в кинематографическое мелькание картинок за окном, есть еще плавание на корабле, заново открывающее нам это расстояние, возвращая городкам, деревням, мостам и лесам надлежащий им вид.
 В наше время поисков максимального удобства и стремления преодолевать возможно большие расстояния в возможно короткие сроки путешествие по реке сродни случаю оказаться на необитаемом острове. Поэтому, когда представилась возможность плыть на теплоходе из Москвы в Петербург, мы с радостью ею воспользовались.
 
Канал имени Москвы
 
Из Москвы, изнывающей от непривычной для августа жары, мы вышли, как говорят моряки и речники, под вечер. Мимо нас неспешно проплывали подмосковные дачные поселки, по водохранилищам – Клязьминскому, Икшинскому и каналу имени Москвы трудяги-баржи тянули грузы, горделиво скользили по воде большие белые теплоходы с непривычными названиями – «Александр II» и «Петр I» .
Жара, как навязчивый собеседник, не оставлявшая в городе даже ночью, здесь уступила речной прохладе, появилась возможность вздохнуть полной грудью, что уже было отдыхом. Преодоление расстояний оставалось позади. Начиналось путешествие.
Через час после начала плавания нам представили капитана теплохода «Очарованный странник». Капитан, как и полагается речному волку, был немногословен и приветлив. Оказалось, что наш теплоход был построен еще в ГДР, все эти годы плавал в российских водах, затем его модернизировали и теперь он, приписанный к Нижнему Новгороду, служит путешественникам. В рубке установлено новое навигационное оборудовании, которое капитан продемонстрировал любопытствующим, ответил на все наши вопросы и любезно предложил посмотреть в бинокль.
Незаметно подступила темнота, размывая и делая неясными очертания берегов, легкий пар поднялся от воды, зажглись огни бакенов. Уходить с палубы не хотелось. В последующие вечера любителей проводить большую часть времени на палубе заметно прибавится. Исчезнут было появившиеся в первый вечер картежники, потягивающие за столиками пиво и сосредоточенно глядящие в карты. Пассажиры будут все чаще уходить из баров, забывать о телевизорах и видео в каютах и предпочитать смотреть то, что «показывают» за бортом.
Когда уже совсем стемнело, начались шлюзы знаменитого канала имени Москвы. Его построили, чтобы соединить Волгу и Москва-реку в 1937 году. Мрачной тенью нависали над нами статуи шлюзовых ворот, воскрешая в памяти историю создания канала. Что и говорить, воспоминания о ней восторга не рождали, канал появился в результате каторжного труда тысяч осужденных и стал памятником советской империи. Но вот что примечательно: желания вычеркнуть его из памяти и предать забвению тоже не возникало. Ведь не осыпаем мы проклятиями фараонов при виде пирамид или афинских стратегов при виде Парфенона. Нет, мы восхищаемся полету мысли их создателей и упорству воплотивших эту мысль в дело.
И здесь мы можем восхититься тем же – инженерному решению построить шесть шлюзов на128 км, чтобы сделать канал судоходным, и, конечно, человеческой выносливости. Да, сегодня советской империи нет. Но как-то язык не поворачивается проклинать ее, если по проложенному в те годы каналу до сих пор плавают тяжело нагруженные баржи и теплоходы с туристами, как до сих пор исправно течет нефть по проложенным еще в советское время трубам нефтепроводов.

[EVG]

(окончание)

Калязинская колокольня
 
Первое движение, едва открываешь утром глаза, – посмотреть в окно. Неленивые путешественники даже специально просыпались, чтобы увидеть, как загорится на бледном небе яркой бусиной солнце и окрасит в розовый цвет сонную зыбь воды. За ночь мы прошли все положенные по маршруту шлюзы, и в начале дня уже плыли по Волге.
 Вода здесь была уже иного цвета. Зеленовато-серая вода каналов сменилась прозрачно-голубой в Волге, как свинцово-серая вода в Неве придет вослед изумрудной в Свири, а холодная сталь Белого озера уступит место голубиной краске Ладожского. То, что вода в реках бывает разного цвета – открытием не было: мне никогда не забыть блещущий синевой Нил, будто вобравший в себя такое же синее, без единого облачка небо, под которым чернели поля с густой зеленой травой.
В нашей природе нет таких ярких контрастных красок, она вся состоит из полутонов, как неярка красота и самого жителя русского Севера. Яркость красок юга утомляет и быстро наскучивает, а многообразие полутонов рождает обилие картин, которые не утомляют глаз и не устают удивлять новизной. Как это утро нового дня, которое словно написали нежными акварельными красками: голубоватые облака и неброская зелень островков среди реки, чуть тронутые бежевой краской берега и сизая гладь воды.
Реки – самые древние пути сообщения и свидетели прошлого, чего только они не повидали за тысячелетия своей жизни. Образовывались и распадались государства, сменялись династии, насчитывавшие не одно поколение правителей, строились и разрушались города по их берегам, купцы и воины правили по ним свои корабли, крестьяне брали из них воду,– а они все так же безмолвно несли свои воды. Если бы они могли заговорить, то рассказали бы нам о многом. Например, вот об этой проплывающей сейчас мимо нас колокольни.
Жил-был городок на Волге, звался он Калязин. Собственно даже и не город это был, а три слободы, раскинувшиеся по берегам, как руки усталого человека. Рядом со слободами святитель Макарий в XV веке основал монастырь, который, как и сам городок Калязин, особенно знаменитым стал в Смутное время. Здесь в 1609 г. собирал ополчение со всех волжских городов молодой Михаил Скопин-Шуйский и обучал под стенами монастыря воинов премудростям ратной науки. Последней надеждой называли в те лихие времена безгосударства отряды под командованием 23-летнего полководца. Но именно ему удастся очистить от войск Лжедимирия II северо-восток Руси и освободить окруженную Москву вместе с сидящим в ней царем Василием Шуйским. Великим воином именовали Скопина-Шуйского современники и всей страной оплакали его раннюю кончину от рук завистливых отравителей.
Ничто в современном Калязине не напоминает о тех временах, нет ни улицы, названной его именем, как нет и Макарьевского монастыря, да и половины самого города, ушедшего под воду при создании Рыбинского водохранилища. В оставшейся половине города можно пройтись по улицам Карла Маркса и 1 Мая, ничего не говорящим об истории Калязина, но напоминающим о годах советской власти. Затопленные города и разрушенные храмы – еще один памятник ушедшей эпохи.
Все рушится, и связь времен пропала,
Все относительным отныне стало, –
написал английский поэт Джон Донн в конце XVI века, но как современно звучит, однако. Либеральная эпоха захотела в феврале1917 г. зачеркнуть царскую, и закончила свою жизнь в эмиграции или у стенки. Советская эпоха выбросила на «свалку истории» и царскую, и либеральную, и доживает свой век в сохранившихся кое-где по России названиях улиц и памятниках Ленину. Так случается со всяким временем, пытающимся предать забвению предшествующие поколения, вместо того, чтобы воспользоваться их достижениями и попытаться извлечь опыт из их ошибок. Не нужно быть оракулом, чтобы начертать финал нынешней эпохи либеральной буржуазии, пытающейся вытравить память о Советском Союзе.
 
Углич
 
Днем мы останавливаемся в старинном русском городе Угличе. Жара стоит невыносимая для средней полосы, не спасает даже речной воздух. Кажется, если сейчас и немедленно не окунешься – то задымишься, как головня. Не особенно выбирая место, здесь же, на пристани окунаемся в Волгу. Уф! Хорошо! Прохлада воды приносит облегчение обожжённой коже и затуманенной голове. Плещемся вдоволь, потом выбираемся на берег и только после этого идем осматривать город.
 Основали его в том месте, где Волга поворачивает – «угол делает», оттого он, видимо, и Углич. В центре города знаменитые палаты угличских князей XV века, Спасо-Преображенский собор XVIII века и церковь Димитрия «на крови», построенная на месте гибели младшего сына Ивана IV царевича Дмитрия. Сегодня в городе – ровеснике Москвы – восстанавливаются и монастыри – Богоявленский, Воскресенский и Алексеевский.
Последняя обитель – одна из самых древних в городе, она была основана митрополитом Алексием в1371 г. После преставления митрополита и причисления его к лику святых, обитель, где он особенно почитался, стала именоваться Алексеевской. В годы Смуты XVII в., когда поляки осадили город, жители укрылись за стенами монастыря. Тогда захватчики подожгли монастырь, а оставшихся в живых его защитников, по словам летописца, заживо засыпали в подвалах. На этом месте после изгнания интервентов из страны отстроили дивной красоты храм Успения Пресвятой Богородицы, чтобы возносить в нем молитвы о живых и павших.
 Трехглавую шатровую белокаменную церковь замечаешь издали и замираешь, удивленный, не в силах оторвать глаз от созданного человеком во славу Божию. Не удивительно, что в народе храм называют Дивным. В монастыре пребывает чудотворная икона Божией Матери «Вратарница», к ней с молитвой прибегают в семейных нестроениях, болезнях. Помогает она и семьям, потерявшим надежду иметь детей.
Вечером наш теплоход проходит мимо маленького городка с милым названием Мышкин, приветственно погудев ему и остановившись на несколько минут. Похоже, плаванье и плавность – слова одного корня. Наш «Очарованный странник» мягко скользит по воде в полной тишине, берегов нет, перед нами лишь закругленность горизонта. Мы видим, как завершается день вместе с не спешащим исчезнуть солнцем. Блеск золота освещает серую рябь воды, но вот уже и рдеющий закат угас, а мы все стоим, не смея ни заговорить, ни уйти, и продолжаем молча смотреть в даль, будто вбирая в себя какой-то поистине вселенский покой. Он рождает ощущение безмятежности; чувствуешь, как страсти утихают, и радость примирения наполняет тебя, будто после бурной изматывающей ссоры.
 
Горицкий монастырь
 
Ночью наш теплоход, пройдя Рыбинское водохранилище, входит в Шексну. Она несет свои быстрые и холодные воды на Север, соединяя основанные на ее берегах многочисленные обители. Одна за другой возникают они на главном водном пути края в XIV – XV вв., русской Фиваидой назовут их писатели XIX века. Два инока – ученики преподобного Сергия Радонежского Кирилл и Ферапонт, ища уединения, уходят из шумливой Москвы на Север. Шексна приводит их к горе Мауре, взойдя на которую они выбирают место для будущей обители. Кирилл основывает монастырь на берегу Сиверского озера, Ферапонт – поодаль, в19 км от Кириллова, меж двух озер. Первый монастырь войдет в историю как Кирилло-Белозерский, другой – Ферапонтов, известный фресками Дионисия.
Виден с горы Мауры и другой монастырь, на самом берегу Шексны, рядом с которым и пристает наш теплоход. Это Горицкий женский монастырь. Его основывает в1544 г. мать последнего удельного князя Владимира Старицкого княгиня Ефросиния. Когда во время болезни Ивана IV бояре присягнули Владимиру Старицкому, не надеясь на выздоровление царя, тот, поправившись, отдал приказ казнить и князя, и его мать. Тяжела была рука властителя.
Принявшую постриг в монастыре Ефросинью топят в реке вместе с игуменьей обители и еще двумя сестрами. Монахини захоронили тела погибших за алтарем Воскресенского собора. Позже монастырь становится местом ссылки знатных особ – жены Грозного Анны Колтовской, дочери Годунова Ксении, невесты императора Петра II. В XIX веке здесь строится Троицкий собор.
В последний раз я видела монастырь почти 30 лет назад. Состояние, в котором он находился, искусствоведы называют руинированным. Сегодня Воскресенский женский монастырь отстраивается, в Покровском храме идут службы, вернулась в обитель главная святыня – Тихвинская икона Божией Матери. Сестры проводят экскурсию по монастырю, показывают свое хозяйство, огород, цветник. Угощают в трапезной молоком, душистым чаем из самовара и ватрушками собственного изготовления.
 
Непогода. Онежское озеро
 
День стремился к завершению, небо темнело. Где-то впереди засветился огнями древний город Белозерск. В 70-е годы прошлого столетия он оказался для нас, студентов-историков, окном в прошлое. В центре города возвышались валы XV века, храня в себе память о некогда мощной деревянной крепости, окаймленной выкопанным под ней рвом. Крепости нет и в помине, а валы и ров прекрасно сохранились. Как сохранились деревянные мостовые и древний способ стирки белья, точнее его мойки, на берегу канала в городе. Мы видели, как белье наматывали на специальную длинную палку, вроде большой ложки, били им по доске, а потом полоскали в воде. Город и сегодня вдали от оживленных трасс, поэтому, вполне возможно, и сегодня в нем так же ходят по деревянным мостовым и так же полощут белье в канале.
Когда-то озеро Белое находилось на самом оживленном торговом пути, соединявшим Новгородский край с Поволжьем и городами вдоль Сухоны и Северной Двины. Сегодня речные суда ходят не по самому озеру, избегая штормов, а по каналу, проложенному в обход озера.
Весь следующий день мы идем по Волго-Балтийскому каналу. В середине дня погода портится, начинается мелкий, как водная пыль, по-осеннему занудливый дождь. К середине дня он переходит в настоящий ливень, в пару к нему появляется хлесткий ветер, сбивающим с ног. Палуба становится мокрой и скользкой как каток, передвигаться приходится, держась за поручни. В довершение к непогоде, едва мы вышли в Онежское озеро, началась качка. Сильной ее назвать было нельзя, но, может быть, в этом однообразном и ровном покачивании и заключалась главная опасность для страдающих морской болезнью. Отказавшись от ужина, и поблагодарив соседей за предложенные лекарства, я вернулась в каюту.
За окном было темно, только вспышки молний освещали мрачную картину стихии. В сердце безотчетно вкрадывался страх. Сознание подсказывало: за окном XXI век, корабль устойчив, надежен, и есть масса средств спасения. Но организм отказывался прислушиваться к разумным доводам. Даже самые хорошие пловцы гибли во время кораблекрушений, – твердил он мне, – и нет абсолютно надежных спасательных средств, а в XXI веке человек также бессилен перед природой, как и тысячи лет назад. Спазмом сжимался желудок, а перед глазами маячил девятый вал И. Айвазовского и гибнущий плот Т. Жерико.
Но то ли качка меня убаюкала, то ли капитан повернул корабль поперек волны, в конце концов, сон поборол холод в душе.
 
Валаам
 
А утро успокоило теплым солнечным лучом, рассеяло ночные страхи и вновь примирило с природой. На рассвете мы вошли в Ладожское озеро, которое встретило нас ясной теплой погодой.
Первое, что увидели, выйдя утром на палубу – ослепительно белую колокольню на горизонте, еще не знали, но уже догадывались: там – Валаам. 70 км – на таком расстоянии в ясную, как в тот день погоду, можно увидеть Спасо-Преображенский собор. Стоя на палубе, ты уже охвачен трепетным волнением, ожиданием того, чего и сам толком не знаешь, и объяснить не можешь – а только чувствуешь.
Пока швартовались, слушали указания, погода испортилась. Но мы этого как будто и не заметили. Едва ступаешь на святую землю – хочется ее поцеловать. И только обилие людей удерживает. А дальше не покидает ощущение необычности: природа – вроде бы так же, что в средней полосе, но непривычна каменистая почва под ногами, густо заросшие мхом деревья и узловатые, торчащие из земли корни, напоминающие руки, натруженные тяжелой многолетней работой.
Здесь все и впрямь напоминает о созданном трудом рук человеческих. Поселившись на острове, окруженном со всех сторон водой Ладожского озера, монахи, не покладая рук, столетиями возделывали каменистую почву. Они прокладывали каналы, вскапывали огороды, высаживали деревья. Их труд был тяжелым, но не каторжным, работали они с верой и любовью в сердце. Святитель Николай Сербский, рассуждая о силе духа, написал: «Недостаточна сама по себе сила воли, и сама по себе сила чувств, и сама по себе сила ума. Недостаточны они вместе, взятые без светлой цели». Когда цель трудов светла, тогда и результат приносит радость.
В безбожные времена XX столетия все сделанное на острове пришло в запустение. Начиная с 1989 года, монастырь возрождается. Сегодня в монастыре восстановлены Воскресенский скит, Гефсиманский, Смоленский.
Шесть километров от Никоновской пристани проходим скорым шагом, минуя поклонный крест на развилке дорог. Неожиданно все вокруг помрачнело, будто осунулось, небо посерело, тяжелой шапкой нахлобучилось на самые макушки сосен – надвигался дождь.
Вдруг – как чудо – видение: между могучими стволами сосен, темнеющими чешуйчатой корой, возник в нежной дымке, освещенный властно пробившимся сквозь тяжелые облака солнечным лучом, белый храм со свечой-колокольней. Это его увидели мы на горизонте Ладожского озера и к нему приближались последние несколько часов. А может быть, и лет… Дорога повернула вправо, и видение тотчас исчезло, неожиданно, как и возникло.
Пройдя еще несколько километров, мы оказались перед Собором. Запрокинув головы, крестимся на купола. Велик и светел Спасо – Преображенский собор, и не земной град, но небесный предстает перед нашими взорами, когда, онемев от увиденной вблизи красоты, мы стоим, не в силах оторвать от него глаз. Так, наверное, чувствовали себя наши далекие предки-язычники перед собором святой Софии в Константинополе, когда побывали в нем на службе: «И не знали мы, на земле или на небе пребываем».
В храме покоятся мощи преподобных Сергия и Германа, основавших святую обитель, иеросхимонаха Антипы; отыскиваем глазами Валаамскую икону Божией Матери. Всенощная начнется в восемь и продлится до двух часов ночи, как и полагается всенощной, но наш теплоход, к сожалению, уплывает раньше. Что же, будем надеяться, что мы еще вернемся на чудо-остров и отстоим, как и полагается паломникам, всенощную.
Покупаем в лавке подарки на память и выходим на аллею, ведущую к старому братскому кладбищу. Мир и покой царят там, и почему-то совсем не грустно ходить среди могил упокоившихся иноков, хочется присесть на скамейку, посидеть и подумать…
 
Петербург
 
В четыре утра мы вошли в Неву, оставляя за кормой Шлиссельбург.
Такой полнотой отзывался в душе Валаам, да и все наше путешествие, что уже и Петербург не манил, не привлекал, хотелось, не расплёскивая, довести наши впечатления до Москвы. В Александро-Невскую лавру добрались к началу воскресной службы, в огромном соборе литургия показалась особенно торжественной. Приложились к мощам благоверного князя Александра Невского, в усыпальнице поклонились праху Александра Суворова.
В 1820 году между Москвой и Петербургом начал курсировать запряженный новый вид транспорта – дилижанс. Это была повозка на 4 – 6 человек, запряженная лошадьми. Путешественники прозвали его «нележансом» или «сидейкой», потому что двое с половиной суток, за которые он преодолевал 726 верст, пассажирам приходилось провести сидя. Не желая оставаться в Питере до вечера, мы решили уехать «сидейкой», купив билеты на дневной поезд в сидячий вагон. Семь часов, проведенные в воспоминаниях о плавании, пролетели незаметно, как и мелькавшие за окном, подобно кадрам кинопленки, станции, леса и перелески. В восемь вечера мы въехали в изнывающую от духоты Москву. Необычное путешествие окончилось, начиналось привычное передвижение.

Наталья Петрова
http://www.voskres.ru/school/petrova4.htm