EVG
Гость
|
|
« : 18 Апреля 2014, 19:32:49 » |
|
Миролюб
Очерк
История нашего знакомства удивительна. Все двадцать лет, прошедших со дня «прокламацii украiнськоi незалежности», когда взрастивший меня город Хлебодаров стал вдруг заграницей и когда раз за разом, приезжая на побывку к родне, я видел, как всё русское становится здесь чужим и ненужным, я ощущал, что нахожусь где-то в промежутке между явью и сном, причем явь – это то, что было вчера, а сон – то, что есть сегодня. Наверное, поэтому во мне, человеке пера и бумаги, выработалось чувство, что нужно сохранить всё, что еще не ушло в небытие под ногами нового кривого и нечистого времени. Не будем красить в розовый цвет и Родину. Растеряв по глупости и благодушию свои окраины, завоеванные когда-то кровью и потом, не больно переживала она, что многое из весьма ценного исторического и культурного наследия русского истирается сегодня башмаками новой власти, которой и свое-то, автохтонное, не больно дорого, а остальное – москальское – и подавно. И хотя на улицах продолжали «спiлкуватися» на испорченном русском, ощущения, что здесь ты дома, уже не возникало. Воздух стал каким-то другим – скорее, не уплотнившемся, а разряженным, будто атмосферное давление однажды упало и больше не поднимается, и от этого в голове стоит непреходящее марево… Раньше я уходил от этого, встречаясь с приятелями. Благо, их не надо было тянуть за язык, и они развлекали меня своими похвальбушками почти без перерыва – разве что на то, чтобы опрокинуть рюмку… Но годы шли, темы исчерпывались, водка не кончалась, здоровье тоньшало и я стал искать новых знакомств – действительно полезных для души и разума и не требующих непременных возлияний. С какого-то момента я взял за правило на один день из той недели, что длилось мое пребывание в Хлебодарове, выезжать в область, чего никогда прежде не делал, чтобы набрать как можно больше материала для той самой работы, что наметил себе по сохранению знаний о прошлом родного города. Вернувшись домой, я залезал в интернет и дополнял его именами, датами, событиями. И вот однажды, также блуждая по сайтам и ресурсам, вдруг вышел на ссылку, которая отправляла на страницу СРН. Союз русского народа! – кто не слыхал о нем? Правда, благодаря большевистской пропаганде он облекся исключительно ругательными эпитетами: мол, и черносотенный, и реакционный, и охотнорядский и прочая, прочая, прочая… И только после1991 г., когда обе стороны баррикад революции в оценке современных историков поменялись местами, вдруг выяснилось, что «Первая русская революция» – во-первых, никакая не русская, а во-вторых, именно черносотенцы и спасли тогда Россию, ибо в отличие от официальных войск, что действовали в столицах, не дали развалить страну изнутри – в провинции. И что царь Николай, если бы не чистоплюйствовал и не миндальничал, играя в благородство, а, понимая ситуацию, поддерживал бы патриотически настроенные политические силы, то, глядишь, парвусы-гельфанды и «Второй русской» в феврале 1917-го не устроили бы… Говоря современным языком, царь проиграл информационную войну и оказался обречен. И не столько его самого жалко, сколько Россию, которую венценосный обещал беречь, как его отец, дед и более ранние предки, что и Крым завоевали, и город Хлебодаров с окрестными территориями к России прирезали… Меня, уже привыкшего к практически тотальному охохлячиванию Хлебодарова, приятно удивил факт существования в городе отделения Союза русского народа, в то время, когда и на Родине, где, казалось бы, название государствообразующей нации должно звучать всюду и повсеместно, это делалось как бы нехотя, опять упирая на «дружбу народов» и всеобщую толерантность. Здесь же, на западных землях, этот факт показался мне исключительной смелостью и даже самоотверженностью, и я, собравшись в Хлебодаров вновь, написал электронное письмо по указанному адресу. Мне ответили, и наша встреча состоялась… Состоялась она в романтическом месте – на старом кладбище. При желании это можно было бы принять за конспирацию. В какой-то мере я на это и рассчитывал – всё же, с одной стороны, я здесь иностранец, представитель «недружественной агрессивной и имперской державы», и предмет моего интереса носил характер если не скрытый, то уж точно не широкоизвестный, а с другой… всё оказалось вполне объяснимым, ибо оное кладбище, устойчиво еще с дореволюционных времен именуемое в народе Русским, и стало тем полем сопротивления хлебодаровского отделения СРН темным силам, кои летают последние двадцать с гаком лет над Украиной, точно стаи грающего воронья. – Миролюб, – представился невысокий смугловатый человек лет сорока с небольшим, и я снова подумал, что это конспирация, но оказалось, нет. – Меня так отец назвал, участник войны. Он прошел всю Великую Отечественную, освобождал Хлебодаров в 1944-м и осел здесь после войны. Я стал его первым ребенком, и он назвал меня со смыслом: чтоб никогда не воевал. Отец, как и многие другие, думал, что Вторая мировая – последняя в истории человечества. Еще одной, более страшной, и представить себе было невозможно… Но я не оправдал его мечтаний, после школы поехал и поступил в училище, стал офицером – настолько у моих сверстников была тогда в авторитете профессия военного. Собственно, для того и армия, чтобы войны не было… Когда Союз обрушился и мы оказались за границей – было очень тяжело. Кто не захотел присягать по новой и уволился, а кто остался в рядах и сменил звезду на кокарде на тризуб… Это было личным делом каждого, каждый решал исходя из своей собственной ситуации, поскольку посоветоваться было не с кем. Я оказался среди вторых. Поскольку имел семью с малыми детьми, жил на съемной квартире и ждал обещанной как военнослужащий… Так прослужил несколько лет, пока не понял, что совершил ошибку: ничего из желаемого не приобрел, а потерял больше – пропало равновесие в душе, без которого жить как-то незачем… Уволился. Стал мыкаться по разным местам работы, а смысла жизни всё не находилось. Вот тогда я и пришел к вере. И поскольку крестился в зрелом возрасте и осмысленно, то и отнесся к этому всерьез. И, увидев в нашей традиционной церкви единственную охранительную силу, стал и вокруг себя собирать хлопцев. Мы организовали православное общество из тех, кто думал не только про горилку и сало, но и о более высоких материях, был способен к анализу происходящего и пониманию его в нужном – праведном – русле… И Миролюб рассказал мне историю, которая привязала его к Русскому кладбищу. Ехал он как-то в троллейбусе и вот, когда машина достигла соответствующей остановки, он вслед за радиообъявкой водителя услышал за своей спиной следующее: «Увага, шановнi громадяни! Ми проiжджаемо росiйське кладовище, де похованi клятi москалi». Он обернулся и увидел парня лет двадцати пяти, который, развалясь, сидел на одном из передних сидений. Бабушка, что сидела напротив, попыталась его усовестить: «Шо ти таке говóриш? Як тобi не соромно?» А он: «Я пишаюсь своею нацiею». Миролюба это задело и, подойдя к парню, он сказал: «Вот сейчас этими словами ты свою нацию и опозорил…» Парень промолчал, видать, не рассчитывал на отпор, а Миролюб задумался о судьбе этого кусочка русской земли в окружении теперь уже не русского государства, где одним из стержневых идеологических установлений оказалось русофобство. Старое кладбище – для городских властей, скорее, обуза, чем предмет заботы. Думается, если бы не кладбищенский храм, старейший православный в городе, то давно бы уже пустили этот некрополь под нож бульдозера. Но при советской власти кладбище не тронули – видимо, потому, что кроме старых крестов на памятниках в обилии краснели и звездочки. Плюс к тому здесь же похоронены те, кто погиб при освобождении Хлебодарова от немецко-фашистских захватчиков. Воинские захоронения, похоже, и стерегли Русское кладбище все эти годы. Но теперь, когда согласно новому украинскому истеблишменту выясняется, что захватчиками были не немцы, а русские, эта «охранная грамота» потеряла свою силу… Всё это почувствовал Миролюб и вместе с единомышленниками решил взять шефство над старым некрополем. Они получили благословение у игуменьи недавно возрожденного женского монастыря. Матушка благословила их иконой св. Феодора Ушакова. «Почему именно этим святым образом, – спросил я у Миролюба, – ведь Ушаков – святой не первого ряда?» – «Точно не могу сказать, – ответил он, – но видимо потому, что, во-первых, я бывший военный, а, во-вторых, она благословляла нас на серьезное дело, на которое прежде никто не отваживался. И действительно, то, что нам предстояло, оказалось сравнимо с ведением военных действий. Мы вовремя взялись за это дело…» Тут нужно прояснить, что несмотря на то, что Украинская православная церковь Московского патриархата по количеству приходов и прихожан – крупнейшая в нынешней Незалежной, наряду с ней вполне легально и даже пользуясь большей, нежели УПЦ МП, симпатией со стороны властей, действует и еще ряд православных конфессий – Украинская православная Киевского патриархата («раскольничья», филаретовская), Украинская автокефальная православная (ведущая богослужение на украинской мове), а кроме того есть еще греко-католики, которые в подчинении Рима. И это без старообрядцев, что делятся на разные течения и имеют свои храмы, римо-католиков, многочисленных сектантов протестантского толка. Всё это имело место быть в Хлебодарове и как-то пока уживалось без видимого противостояния. Миролюбу же и его хлопцам поначалу пришлось сражаться с традиционным небрежением, которое за все эти годы выросло до прямого святотатства. Вот задумала епархия отремонтировать кладбищенский храм и пригласила работников, которые подешевле – своих, из села (таджики здесь не в тренде). А те, отдалбливая остатки разрушенного временем оцементирования вокруг апсиды, разорили старые захоронения священнослужителей, что покоились на почетном месте у стен храма, и о которых из ныне служащих клириков никто уже и не помнил. И вместо того, чтобы донести о находке настоятелю, варварски разбросали мощи по кустам – как будто так i булó. Вовремя об этом узнали Миролюбовы хлопцы и, рыща по кладбищенским зарослям, собрали, что можно было, захоронили и сделали новую могилу. Теперь на ней стоит крест и надпись: «Владыка Евмений». По архивным данным восстановили годы его жизни и правления епархией. – Это непрославленный святой, – говорит Миролюб. – Представляете, когда мы находили эти мощи, то они были нетленны и в суставах еще кровь стояла. А ведь он упокоился полвека назад… Я знаю стариков, которые приходили к нему, когда были детьми, и все говорят, что он был святой. Они до сих пор приносят на его уже новую могилу цветочки, а кто яблочко положит… Миролюб провел меня вдоль старых захоронений, которые они выявили и взяли под уход. Епископ Нифонт, управлявший епархией в 1950– 1951 гг., схимонахиня Сусанна, умершая в1960 г. – это «новые», советского времени могилы. Но есть и старые – священник отец Никифор, упокоился в 1909-м; чудотворец и прозорливец старец Иоанн, к которому на поклонение приезжают паломники из России… В2008 г., когда возродился Союз русского народа, Миролюб и хлопцы созданного им православного общества вкупе с немногочисленным местным куренем Черноморского казачьего войска вступили в СРН, поскольку понимали, что в серьезном деле без единомышленников нельзя. И как бы по этому случаю нашли на старом кладбище могилу первого предводителя хлебодаровского отделения СРН еще в1905 г. генерала А. М. Колесникова, который, выйдя в отставку, возглавил местных патриотов в период сложных для страны событий1905 г. Взяли шефство и над захоронением другого известного хлебодаровца – начальника корпуса пограничной стражи генерал-майора князя Э. Э. Епанчина. Величественный памятник на его могиле был поставлен в самом начале ХХ века на средства офицеров Сандомирской, Томашовской, Волочиской, Хотинской и других пограничных бригад, которые оказались… казачьими. Опять вроде бы не случайность! И более того, этот самый князь Епанчин, дончанин по происхождению, владел в годы оны на Дону ковроткацким производством, на котором трудилась… прабабка Миролюба, жившая в станице Александровка возле озера Христичанка. А название озера – от имени казака Христича, от которого, по семейному преданию, и ведет свой род Миролюб. Вот какие в жизни бывают совпадения! Но ведь известно, что всё, что с нами происходит – есть никакой не случай, а Божье предопределение. Оттого, наверное, и жизнь наша выстраивается столь удивительно и гармонично. Сам Миролюб почувствовал это потом на себе еще не раз… По наводке знавших людей под спудом многолетнего кладбищенского мусора радетели памяти Отечества, о коих речь, обнаружили братское захоронение русских воинов, умерших от ран в хлебодаровском госпитале в 1914 – 1918 гг. Это сегодня, к столетию забытой второй Отечественной войны воздвигаются памятники ее воинам. Миролюб же с ребятами явил миру давний склеп задолго до юбилейной даты. Соорудили ограду, на месте вывезенного мусора посадили цветы, заказали памятную доску. Нельзя сказать, что комунхоз и администрация кладбища не откликнулись на их призыв о помощи – что-то по минимуму было сделано, но основную работу выполнили ребята Миролюба. Может показаться, что деятельность этого православного общества – некое досужее увлечение, не требующее особенного усердия и даже отваги. Нет! Если время и человеческое небрежение медленно и незаметно уничтожают следы прошлого, то новые поколения, жаждущие острых ощущений и «драйва» от разрушения созданного до них, действуют быстро и решительно. Сначала на старом кладбище стали собираться парни и девицы в черном – «готы». Они появлялись исключительно ночью, сидели на берегу озерца и молча курили траву, но не безобразничали – не портили среду, способствовавшую их погружению в иные миры. А следом явились сатанисты – эти уже были покруче. Объектом их больного внимания стала именно среда – они принялись рушить на старых могилах гранитные и мраморные кресты. К моменту, когда их деяния заметили, они успели уже испортить несколько памятников. Пришлось Миролюбу и хлопцам дежурить ночами на кладбище, отлавливая вандалов. Вконец отвадили и принялись за восстановление могил, которые в иные времена могли бы быть взяты на учет как памятники городской скульптуры. – Ведь здесь, если навести общий порядок, можно экскурсии водить – настолько широко в этих памятниках и лежащих здесь людях представлена история нашего города. И то же кладбище имело бы копеечку на поддержание всего в должном виде, – говорит Миролюб. – Вон поляки на своем кладбище так и делают. К ним на байках приезжают туристы из Польши и те водят их, показывают… Но увы, Миролюбу со товарищи досталось время, когда и человеческая-то жизнь в «демократическом» государстве ценилась не дороже кладбищенского креста… Он вспоминает, как в прошлом десятилетии по ночному Хлебодарову, выкрикивая антирусские речевки, с зажженными факелами маршировали новые бандеровцы, и милиция не только не препятствовала им, но и ограждала от попыток остановить их. К чему это вело, Миролюбу было ясно уже тогда…
|