Слава

[EVG]

Слава

Глава из книги «Юденич»

Николай Николаевич, конечно, представлял, какие новые задачи придется ему решать в должности командующего армией, но никак не предполагал, что они затронут ранее совершенно далекие от практических обязанностей командующего вопросы. Впрочем, такие вопросы появились в начале 1915 года у всех серьезных военачальников и военно-политического руководства противоборствующих сторон. Первые, самые трепетные и романтические полгода войны принесли сплошные разочарования. Что ни говори, а все, начиная от царственных особ, полководцев, министров до последнего солдата и восторженного обывателя мечтали о быстренькой, рыцарски чистоплотной и обязательной победоносной «войнушке». А вместо военной игры получили тяжелейшую, кровопролитную, изнуряющую, грязную страду, конца и страданиям которой не виделось и в далекой перспективе.

Война оставалась войной. Кадровые армии всех воюющих сторон понесли огромные потери, достигавшие 75-80% от их первоначальной численности. Погибли лучшие, наиболее здоровые, молодые, прекрасно обученные, подготовленные в боевом отношении солдаты и офицеры. На повестку дня встала острейшая проблема подготовки кадров в запасных полках, учебных командах, военных училищах и академиях ускоренным темпом. Именно ускоренным. Фронт не мог долго ждать. Вторая важнейшая проблема, также требующая ускоренного решения – перестройка экономики на военный лад. Создание стратегических резервов, накопление запасов боевых и материальных средств ведения войны. Всего того, что ежедневно пожирал молох войны. Всем воюющим армиям остро не хватало вооружении, оружия, боеприпасов, средств материально-технического обеспечения. Например, во Франции мобилизационных запасов снарядов к 75-мм пушкам хватило только на месяц войны, а запаса винтовок до ноября 1914 года. В английской армии на одно орудие в начале 1915 года приходилось всего от 4 до 10 снарядов. Австрийские и германские войска испытывали острую недостачу в винтовках и винтовочных патронах, многие маршевые роты шли на фронт безоружными. Русской армии к началу 1915 года требовалось в месяц 200 тыс. винтовок, 2 тыс. пулеметов, 400 орудий, 200 миллионов патронов и 1,5 млн. снарядов. Получала же армия ежемесячно 32 тыс. винтовок, 216 пулеметов, 120 орудий, 50 млн. патронов и 403 тыс. снарядов, т.е. 15-30% от требуемого количества. Быстрее всего перестраивала свою промышленность Германия, медленнее всего, к сожалению, Россия.

И никто не мог в начале года с достоверной точностью предсказать, где же развернутся основные события предстоящих баталий. Главный локомотив тройственного союза Германия, не сомневаясь ни на минуту в том, что победу можно добыть только на Западном фронте, все-таки решила в 1915 году всей мощью союза обрушиться на Россию, дабы любыми путями вывести ее из войны. России, с трудом разворачивающей военное производство, нуждающейся буквально во всем, предстояли тяжелые испытания. Кавказский фронт оставался не периферии главных событий, но обстановка от этого не улучшалась. Юденич по любому ставил перед собой главную задачу – до начала боев как можно быстрее усилить, подготовить, вверенные ему войска, сформировать новые. И здесь мелочей не было, все оказалось важным. Он рвался на фронт к войскам, а дела держали в Тифлисе.

Взять, к примеру, карты. Только что наш миноносец захватил у турецких берегов и отвел в Севастополь судно, на котором хранились прекрасно составленные немецкие карты Кавказского и Ближневосточного театров военных действий. Юденич немедленно их затребовал, и топографический отдел штаба армии быстро переделал их на русский лад. Карты эти будут лучшими до конца войны.

А разве можно отнести к мелочам пополнение запасов округа, армии вооружением и боеприпасами, особенно артиллерией. И хотя в прошедших боях расход боеприпасов был несравнимо меньшим по сравнению с западными фронтами, но и пополнение кавказских арсеналов ожидалось в последнюю очередь. А по некоторым видам и совсем не предполагалось. Но Юденич с завидным упрямством продолжал «бомбардировать» Ставку, Петроград запросами на поставку вооружения и боеприпасов. И кое-что перепадало. Во-первых, получил согласие на поставку орудий крупного калибра в один из мортирных дивизионов. Во-вторых, получил добро на развертывание в каждом корпусе авиационного отряда, и уже в ближайшее время ожидались поставки первых аэропланов, прибытие летчиков и механиков. Согласился центр и на увеличение поставок телеграфных и радио средств связи. Их Юденич увеличивал в три раза, начиная с полкового звена. Издал приказ о создании при каждом корпусе подвижных телеграфных команд

Уже в конце января Юденич принимает самые энергичные меры по упорядочению тыла и организации вьючных транспортов. Сначала большие надежды возлагались на стада верблюдов из калмыцких степей, но скоро стало понятно, что и эти неприхотливые животные зимой не смогут себя прокормить в турецкой Армении. Тогда из Азербайджана пошли давно проверенные горные мулы. Начал Юденич прокладывать узкоколейные железные дороги, конной тяги на ольтинском направлении и паровой тяги на сарыкамышском направлении. Обустраивались и грунтовые шоссе. В армии появились первые автомобили грузовики.

Даже любимая жена включилась, пусть и по своему, в организационные заботы мужа. Александра Николаевна с присущей ей энергией создала с привлечением собственных средств и опекала лазарет на несколько сот раненых. Организовала трудовую помощь силами семей мобилизованных солдат и офицеров. По ее инициативе начали работать мастерские по пошиву обмундирования и изготовлению военного снаряжения. В каждой мастерской имелся анонимный ящик для пожертвований на это дело, который постоянно пополнялся.

Даже этот краткий перечень говорит о неимоверной загруженности командующего Кавказской армией. Какие уж тут мелочи!?

Не упускал Юденич и главного – боевой работы. Приказ Мышлаевского об общем отступлении успели выполнить не все войска. Но Азербайджанский отряд генерала Чернозубова успел даже эвакуироваться из северного Ирана. Юденич после своего назначения сразу приказал Чернозубову возвратить войска на старое место. 17 января Чернозубов снова занимает Тевриз, а к концу месяца полностью восстанавливает положение наших войск в Персии, ведя небольшие бои с активизировавшимися сторонниками турок и отдельными отрядами 13-го турецкого корпуса. Под Тевризом дошло до настоящего сражения, в котором Чернозубов взял с боя сразу 21 орудие. Юденич немедленно выдвигает его на должность начальника 4-й Кавказской казачьей дивизии с присвоением чина генерал-лейтенанта. К сожалению пришедший ему на смену генерал-майор Назарбеков надежд командующего не оправдает. Но об этом позже.

Второй боевой задачей стало обеспечение флангов, которое Юденич начал с Приморского отряда. Взамен ушедшего на Западный фронт генерала Ельшина он ставит своего старого протеже генерала Ляхова, который за февраль – март сумел очистить от турок, мятежных мусульман аджарцев весь Чорохский край. Против Ляхова действовало до двух дивизий 1-го турецкого корпуса. Силы приличные, но к счастью командовал ими уже битый нами под Ардаганом германский майор Штанке. Досталось ему и здесь. У А. Керсновского читаем: «В февральских боях 19-м Туркестанским полком полковника Литвинова было взято знамя и 2 орудия, другими частями – еще 3 пушки. Вообще, с объявлением войны по половину февраля было взято в плен 4 паши (многие дивизии у турок велись полковниками), 337 офицеров и 17 675 нижних чинов. Следует подчеркнуть, что турки вообще предпочитали смерть плену. Сдавались очень немногие. Это следует иметь в виду, дабы не судить о размерах операций Кавказского фронта по количеству трофеев и пленных, обычно очень небольшому» [74]. Об этом же говорят практически все участники боев на Кавказе. Мы же еще раз отметим, что войскам Юденича приходилось сражаться с очень сильным, волевым противником.

Сложнее складывалась обстановка на левом фланге. Сначала этот фланг не очень волновал Юденича. Здесь, как и в центре, турки еще не оправились от сарыкамышского разгрома, а он довольно быстро успевал наращивать собственные силы. В короткий срок довел до полного штата по личному составу и вооружению окончательно оформившийся 4-й кавказский корпус генерала Огановского. На базе Ольтинского отряда формировался очень быстро новый 5-й Кавказский корпус во главе с бывшим командиром отряда генералом Истоминым. Из-под Варшавы прибыла-таки родная Кавказская кавалерийская дивизия с ее знаменитыми Нижегородским, Тверским драгунскими и казачьим Сунженским полками. В районе Карса, Сарыкамыша командующий собирал значительный армейский резерв силами до корпуса.

Важно отметить, что всю боевую работу он уже вел в сформированном по сути дела из квартирмейстерской части Полевом штабе, который в феврале месяце выдвинулся на фронт и расположился в Карсе. Мечта сбылась. Штаб насчитывал всего 16 человек, большей частью уже знакомых нам генералов и офицеров. В качестве генерала-квартирмейстера выступал генерал-майор Томилов. Полковник Масловский – начальник оперативного отдела и первый докладчик на всю войну. У него в подчинении капитан, потом подполковник Роберти и шифровальщик штабс-капитан Селезнев. Разведывательным отделением руководил подполковник, потом полковник Драцненко с помощником подполковником Штейфоном. Также знакомые нам подполковник Шатилов, капитаны Караулов и Кочержевский, связисты, топографы, военврач. Под рукой был и авиационный отряд подпоручика Майера, в котором уже блистал будущий первый воздушный ас Кавказского фронта «Эрзерумский орел» вольноопределяющийся, потом прапорщик Владимир Петров.

Все работало, как часы, но тут в дело вступила высокая политика, а потом и общее наступление войск Германии и Австро-Венгрии на Западе.

В конце зимы 1915 года союзники решили нанести туркам решительный удар в районе Черноморских проливов, форсировать их, захватить побережье и создать на Юге единый фронт Антанты. Инициатива исходила из Британии от главного военного моряка и будущего великого политика Уинстона Черчилля. Союзники намеревались атаковать Дарданеллы, а русским предлагалось одновременно форсировать Босфор с высадкой десанта у Константинополя. Французы особенно в бой не рвались, выделили в помощь англичанам лишь небольшой экспедиционный корпус. Мы же, как всегда, почитая союзников выше меры, начали готовиться к этой по сути дела авантюрной десантной операции со всем величайшим русским задором. В Одессе и Крыму срочно формируется 7-я армия генерала Никитина, в которую также срочно вызывается 5-й кавказский корпус и 20-я пехотная дивизия героев Сарыкамыша. Жизнь внесла коррективы в громадье планов. Англичане, высадившись в Галлиполи, будут до конца года безуспешно прорывать турецкую оборону и едва унесут с полуострова ноги. А России будет не до Босфора – началось мощное наступление германцев и австрийцев. Историк А. Керсновский будет долго сокрушаться по поводу срыва нашего похода на Константинополь. По-моему, зря. Даже при благоприятных условиях не было у нас шансов успешно провести десантную операцию на Босфоре. В то время у России не хватало сил, опыта и умения для такого масштабного дела. На что уж англичане, и то?...

Нам же важно отметить, что 5-й корпус и 20-я дивизия так и не вернулись больше на Кавказ, а двинулись затыкать дыры на Западном фронте. Юденич не сомневался, что простился с ними навсегда, как и то, что между частями 1-го и 4-го Кавказских корпусов образовался значительный разрыв, который необходимо срочно ликвидировать, сократив линию фронта, активизировав наши войска на левом фланге. К тому же в его планы опять включалась политика.

В Ванском вилайте (административный округ восточной Турции) на Кавказском ТВД весной 1915 года началась печально известная массовая резня армянского населения, ныне определенная геноцидом армянского народа. Турция до сих пор это не признает, но куда деться от сухой безразличной к горю статистики? В итоге насильственного выселения армян с исторической родины на Ближний Восток, в Россию, массовых убийств из 2,5 млн. армянского населения Османской империи 1,5 млн. было уничтожено, а остальные разбрелись по всему миру. А начиналось все именно в полосе действий армии Юденича.

Надо сказать, что после поражения под Сарыкамышем турецкий главнокомандующий Энвер-паша даже поблагодарил турецких армян за нейтральную позицию в начавшейся войне. Но его соратники по партии, полевые командиры и аскеры думали иначе. Они-то не могли не заметить симпатий православных армян к православным русским, как и появления множества армянских добровольных дружин в русских войсках. Отступающие турецкие регулярные войска, курды, банды мародеров под предлогом предательства армян начали их сначала грабить, а потом просто уничтожать всех, включай женщин, стариков, детей. Армяне взяли в руки оружие, и первая самооборона появилась как раз в городе Ван. Там поднялось настоящее восстание, был создан «Военный орган армянской самообороны Ванна». Появились службы обеспечения продовольствием и имуществом, медицинской помощи, оружейная мастерская, где даже отлили 2 пушки. 7апреля началась героическая оборона Ванна. В течение месяца 12 000 группировке турецких регулярных войск противостояли 1500 армянских дружинников и выстояли. Турки потеряли более 1000 человек, армяне – 350.

Но спасли Ван все-таки русские войска, которые Юденич выдвинул в обеспечение своего левого фланга. К тому времени, помимо армян Вана, восстало и айсорское население горной области Хеккаяр южнее озера Ван. Николай Николаевич посылает в рейд отряд кавалерийского генерала Клааса Шерпантье. Отряд состоял из 6-и полков: трех знаменитых драгунских – Нижегородского, Тверского, Северского и трех казачьих Кубанского и Забайкальского войск. В отряд входила Забайкальская казачья батарея из 12 горных и 10 полевых орудий и пулеметная команда – 8 пулеметов «Максим» на двуколках. 6 мая отряд выступил из Тавриза на Урмию, Ван и блестяще справился со своей задачей. А. Керсновский пишет: « Конницей Шерпантье – 36 эск. и 22 оруд. – было пройдено в общей сложности с 6 по 20 мая 800 верст. В небольших делах на ванском направлении захвачено 3 оруд. В самом Ване взято 26 оруд.» [75]. Для полноты картины приведу еще свидетельство участника того похода казачьего офицера Федора Елисеева: « Прошли уже много. Кругом ни души. Вдруг лай собаки. Село. На рысях вскакиваем в него. По трупам вырезанных женщин и детей определяем, что село армянское. Трупы еще не разложились. Значит, резня была недавно. Кроме двух-трех худых собак – никого… Двигаемся дальше. Из-за глыб камней показались люди, человек двадцать. Нас восемь. Силы неравные. В нас не стреляют – примета хорошая. Курды всегда стреляли еще издали. То оказались мужчины армянского вырезанного села. Он скрываются в горах от курдов уже несколько дней. О движении русских войск ничего не знают. И какова была их радость, когда они узнали, что Ван уже занят русскими войсками. Объяснились кое-как по-турецки. Со слезами на глазах он целовали мои ноги в стремени. Жуткая человеческая драма…» [76].

Кстати, это была единственная победная операция генерала Шерпантье. В русской военной истории он оставил о себе двусмысленный след. Большей частью он отмечается нерешительностью действий, или бездействием в моменты, когда можно и должно было уничтожать бегущего, разбитого противника. Так было на Западном фронте под Лодзью, так будет и на Кавказе, куда генерал вернулся со своей знаменитой Кавказской кавалерийской дивизией. Юденич знал его еще по довоенной поре с первых дней службе на Кавказе, как неплохого командира кавалерийской дивизии. До Кавказа у Шерпантье карьера типичного гвардейского кавалериста – Николаевское кавалерийское училище, гвардейские гусарские полки, командование Лейб-гвардии Гродненскими гусарами. Юденич сам вышел из гвардейцев и никогда не имел к ним предубеждения. Скорее, наоборот, выдвигал, если офицер хорошо служит и в армии. Шерпантье служил хорошо. Юденич сам представлял его к досрочному присвоению чина генерал-майора за отличие по службе. Другое дело война. Она всегда высвечивает настоящие способности военачальника. О «подвигах» Шерпантье под Варшавой и Лодзью, конечно, слышал, но пока лично не проверил человека в деле, ничему не верил. Весной 1915 года генерал оправдал его

[EVG]

(продолжение)

С выдвижение левого крыла сил Кавказской армии на линию перевал Мергимер, озеро Ван Юденич сократил фронт армии почти на 100 верст. Можно было приступать к обеспечению решения главной задачи своих сил в кампании 1915 года. Задача вырисовывалась достаточно ясно. В условиях начавшегося наступления противника на западных фронтах ему надлежало держать непрерывно под угрозой 3-ю турецкую армию, не допускать изъятия из нее частей для пополнения войск в Европе. Но Юденич не был бы Юденичем, если бы остановился только на сдерживающих действиях. Уже весной 1915 года он задумал операцию по овладению крепостью Эрзерум при благоприятных условиях. Думал ли он тогда, что его планы и действия на Кавказе окажутся единственным светлым, победным пятном на фоне темной картины череды поражений русской армии в кампании 1915 года. Как и то, что его победы откроют череду блестящих победных операций русской армии в будущем 1916 году. Наверно, нет. Он делал свое дело, на своем месте, старясь нанести врагу максимальный ущерб, который и должен был, без всякого сомнения, помочь русской армии, всей стране выйти из полосы неудач.

Юденич никогда не был фантазером, хотя всегда рисковал и делом и своей репутацией. Но, какой же полководец без риска? Никакой! Однако, здравый смысл не оставлял его ни на минуту, и он прекрасно соизмерял свои стремления со своими возможностями. Эрзерум – конечная, стратегическая цель, но достижение ее обуславливается многими и многими факторами. Уже начали уходить войска и средства вооруженной борьбы на Запад, и будут уходить дальше. Значит, надо решить пока задачи с ограниченными целями, и прежде всего, продолжать активность на левом фланге. Прежде всего надлежало активизировать действия севернее озера Ван силами 4-го Кавказского корпуса, который должен был овладеть районом Коп, Муш, Бетлис, важным Бетлисским проходом. Тем самым, Юденич надеялся не только сковать силы 3-й турецкой армии, но и создать исходное, охватывающее положение для будущей атаки Эрзерума.

В Полевом штабе в Карсе началась работа. Разведка, связь, пути маневра войск, маршруты снабжения – все продумывалось до мелочей. Еще раз отметим, что Полевой штаб Юденича был уникальным органом управления в наших войсках в первую мировую войну. Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу позволю себе привести отрывок из воспоминаний одного штабного офицера, достаточно подробно описавшего работу и быт этого необычного детища Юденича:

«В небольшом, довольно грязном и неприветливом городишке стоит двухэтажный дом с двумя часовыми у подъезда с развевающимся над фронтоном флагом. Из-под крыши его выбегает целый пучок телефонных проводов, на дворе постоянно пыхтят автомобили. До поздней ночи, когда небольшой городок уже засыпает, светятся окна дома. Это Ставка командующего Кавказской армией. Здесь помещение штаба, квартира генерала Юденича, ряда офицеров управления, точнее кабинеты, в углу которых стоят кровати.

С вечера курьерами, по телефону и телеграфу поступают донесения. Некоторые из них немедленно докладываются командующему. Общий же доклад генерал-квартирмейстер делает обычно в 10 часов утра. Затем подается завтрак. Он проходит в общей столовой – отношения в Ставке чисто товарищеские. После завтрака все приступают к работе…

Ее много. Она своеобразна. Дело в том, что отдельные армейские отряды являются самостоятельными объединениями, небольшими армиями. Для каждого из них приходится оборудовать тыл, налаживать связь, думать об усилении за счет армейских резервов. Если к этому еще прибавить, что турки сохраняют численное превосходство,что действовать нашим войскам приходится зачастую среди воинственного мусульманского населения, то вся сложность работы генерала Юденича станет еще понятнее.

В 18 часов командующий и штаб сходятся за обедом. Он тянется недолго. После обеда генерал Юденич нередко выезжает в войска. Чаще же после часовой прогулки он возвращается в Ставку, где до поздней ночи принимает доклады о снабжении войск, об организации тыла, о решении кадровых вопросов» [77].

Очень скоро из анализа разведывательных данных началось проясняться положение дел у противника. За прошедшие после поражения под Сарыкамышем полгода 3-я турецкая армия, по сути, «восстала из пепла». К июню 1915 года она насчитывала до 150 000 аскеров и 360 орудий. Иррегулярную кавалерию опять никто не считал. Командующим армией после Сарыкамыша назначили генерал-лейтенанта Хафик Хаки-пашу, но не успели у нас навести о нем справки, как он заболел холерой и скоропостижно скончался. Ему на смену пришел довольно популярный полководец – заместитель военного министра генерал-лейтенант Махмут Камиль-паша. Его хорошо знали, как энергичного военачальника, сторонника активных боевых действий, от которого можно было ожидать любых сюрпризов.

В распоряжении Юденича числилось 133 000 штыков. 36 000 сабель и 356 орудий. Силы практически равные. Весь вопрос заключался в том, что придумал Махмут Камиль-паша. Юденич не сомневался – тот будет наступать. Очень скоро войсковая разведка доложила о сосредоточении крупных турецких сил против левого фланга нашего 4-го корпуса. Разведчики зафиксировали рекогносцировку, которую лично проводил начальник штаба 3-й турецкой армии германский майор Гузе с группой офицеров. Пленные подтвердили – Гузе уточнял положение для атаки войск первого эшелона. А когда агентурная разведка доложила о создании ударной турецкой группировки под командованием лучшего на тот момент турецкого военачальника на Кавказе генерала Абдул Керим-паши, Юденич понял – медлить нельзя. Он не знал, сколько войск было в ударной турецкой группировке, но предполагал, что Махмут Камиль-паша постарается взять реванш за зимнее поражение. Более того, повторит маневр Энвер-паши, только теперь ударит в обход нашего левого фланга опять же с выходом на тылы Кавказской армии. Юденич ни на минуту не забывали и о все еще не закрытым стыке в несколько десятков верст между 1-м и 4-м корпусами. Значит, турок надо опередить. Он приказывает 4-му корпусу генерала Огановского атаковать изготовившегося к наступлению врага и нанести ему поражение. Николай Николаевич настоятельно советовал сформировать ударный кулак и, обеспечивая его фланги, ударить по самой уязвимой турецкой позиции. Особое внимание просил обратить на правый фланг, где не было соприкосновения с 1-м корпусом. Из Тифлиса неожиданно позвонил наместник и сообщил, что получил от Огановского план операции и приказ корпусу на наступление, который и утвердил. Юденич расстроился не столько от того, что Огановский «перепрыгнул через его голову», сколько содержанием самого плана. Тот не создал ударной группировки, не сосредоточил на своем правом фланге значительного резерва, не подготовил путей возможного маневра силами и средствами, подхода подкреплений.

28 июня Огановский перешел в наступление. Он просто пошел вперед по трем расходящимся направлениям. Да еще и растянул свою основную мобильную силу пять кавалерийских дивизий по всему фронту. Не было у Огановского и прямой связи с левофланговым Азербайджанским отрядом. Юденич никогда не сковывал инициативу своих подчиненных, но инициативы бывают разумными и бывают безумными. Вроде бы Огановский наступал успешно. Овладел рубежами Коп, Карамундж. И турки начали отход на линию Муж, Бетлис, но Огановский потерял их в преследовании, по сути дела не разгромив ни одного отряда. А между тем сил у Абдул Керим -паши оказалось в 2 раза больше (89 батальонов против 52-х наших – С.К.). 9 июля он переходит в неожиданное контрнаступление, обрушившись всей этой силой на разрозненные части Огановского. Думаю, Юденич молил Бога, чтобы Тот отвел направление главного турецкого удара от незащищенного стыка между 1-м и 4-м корпусами, и Господь услышал его молитвы. Абдул Керим-паша ударил правее с расчетом загнать русские войска в выжженный солнцем, малонаселенный район севернее озера Ван и перехватить основную коммуникацию корпуса, проходившую по перевалу Ахты. Тоже ничего хорошего, но у Юденича оставалась свобода маневра на стыке корпусов.

Для Огановского турецкое наступление стало таким сюрпризом, что первые сутки он в него вообще не верил, а когда поверил – войска уже вели оборонительные бои. Любой профессиональный военный поймет, к чему ведет мгновенный переход от наступления к обороне без заранее просчитанных на этот случай вариантов. Меняется все – алгоритм действий, связь, маневр силами и резервами. Чаще всего это приводит к панике. Что и случилось с нашим 4-м корпусом. Войска держались до 13 июля и начали отступать. Сначала организованно, потом побежали. Хаос усиливали бежавшие среди войск многочисленные обозы армянских беженцев с домашним скотом. Огановский утратил связь и с Юденичем и с Тифлисом. 14 июля он потерял целый поезд с боеприпасами, а Юденич узнал об этом только через трое суток. Паника докатилась и до Тифлиса вместе с первыми донесениями Огановского. Сразу поползли слухи, что турки появились не только у Нового Селима, но и у Александрии.

Не паниковал только Юденич. В Тифлис ушла его телеграмма с обещанием улучшить обстановку. Жене же письмом посоветовал распространить свое мнение среди обывателей. Для начала он отправляет в штаб Огановского генерала Томилова с категорическим требованием «остановить бегство и организовать правильный отход с аръергардными боями и удержанием хотя бы на время рубежей обороны». Огановский требовал подкреплений, ему вторил из Тифлиса Воронцов-Дашков. Даже Томилов в какой-то момент присоединился к их просьбе. Турки рвались в Алашкертскую долину, уже заняли Каракилис и стали взбираться на гребни Агридага, все дальше втягиваясь в горы. Но Юденич уже знал, как их не только остановить, но и разбить.

Для начала требовалось решить главную задачу – замедлить турецкое наступление силами 4-го корпуса, без привлечения значительных резервов. Из-за бездорожья, нехватки времени он мог посылать из резерва только последовательно отдельные отряды. Но они бы просто перемалывались турками без должного изменения обстановки. Так можно было окончательно распылить резервы, на которые он возлагал другие надежды. Помимо приказа стоять насмерть, Юденич организует локальные удары силами 1-го Кавказского и 2-го Туркестанского корпусов, не давая Махмут Камиль – паше усиливать группировку Абдул Керим – паши. А главное – Юденич, сознательно втягивая турок как можно дальше в горы, решает нанести всей ударной группировке врага разящий удар во фланг, с выходом на ее тылы. В дальнейшем окружить и уничтожить. У Даяра он начинает сосредотачивать армейский резерв – отряд под командованием своей «палочки-выручалочки» генерала Баратова. Костяк отряда составляла 4-я Кавказская стрелковая и 1-я Кавказская казачья дивизии. А это без малого 24 батальона стрелков, 36 казачьих сотен и более 40 орудий. О задуманном фланговом ударе Юденич не сообщает ни Огановскому, ни Воронцову-Дашкову. Между тем, опытный Абдул Керим – паша понял, что начинает зарываться, углубляясь в горные проходы. Он активизирует разведку и уменьшает темп наступления. Огановский сразу почувствовал облегчение, и, надо сказать, довольно быстро провел перегруппировку и организовал свои войска. Так что указания Юденича о скором контрнаступлении силами корпуса принял с удовлетворением.

Юденич направляет к Огановскому еще и полковника Масловского, а сам убывает на командный пункт группировки Баратова в село Каракурт. 23 июля он отдает приказ о начале наступления. Баратову лично, Огановскому по телеграфу и радио. В Тифлис уходит телеграмма, весьма удивившая Воронцова-Дашкова. Приказ предписывал отряду Баратова прорваться от Даяра до линии Евфрата и совместно с 4-м Кавказским корпусом, Азербайджанским отрядом окружить и уничтожить наступающие турецкие войска в районе селений Каракалис и Алашкерт.

Блестящая задумка. Жаль, что выполнить ее должным образом не удалось по объективным и субъективным причинам. Вины Юденича не вижу. Начнем с того, что Абдул Керим-паша очень быстро и правильно оценил опасность нашего флангового удара и начал быстрый, организованный отход из ущелий. Войска Огановского теперь уже по необходимости из-за бездорожья наступали тремя колоннами. Маневренная группировка Баратова, и без того уступающая туркам по силам могла атаковать только первым эшелоном. Треть его сил так и не вступила в бой. К тому же Абдул Керим-паша выдвинул против Баратова 29-ю пехотную дивизию, появление которой на фланге и в тылу уже наших войск не могло не затормозить весь маневр отряда. Как бы то ни было, но русский контрудар состоялся. Наши войска наступали успешно, хотя туркам и удалось вырваться из окружения и избежать полного разгрома. Особенно мощно атаковали кавказские стрелки. Юденич все же решил главную задачу момента – ликвидировал прорыв турецких войск на левом фланге фронта, грозивший серьезными последствиями, если ни катастрофой всему Кавказскому фронту. Возьмет он на заметку и блестящий наступательный порыв, подготовку 4-й Кавказской стрелковой дивизии именно в наступлении. Конечно, очень обидно выпускать из окружения недобитого врага. И если медлительность Баратова еще оправдана, то откровенное бездействие командира Азербайджанского отряда генерал-майора Назарбекова и уже знакомого нам генерал-лейтенанта Шерпантье просто удивляют. Назарбеков даже не вывел войска на помощь своему соседу справа Огановскому, а Шерпантье повторил свои варшавские «подвиги». На берегу озера Ван он так же безучастно наблюдал бегство турок к Евфрату, как и полгода назад спокойное прохождение германской артиллерии с многочисленными обозами мимо его кавалерийских дивизий. Юденич был взбешен и добьется-таки удаления обоих генералов из армии, как и смены командира 4-го Кавказского корпуса. Правда, не сразу.

[EVG]

(продолжение)

Впрочем, не так уж все было плохо. Скорее наоборот. Абдул Керим-паша потерял только пленными 1 пашу, 81 офицера более 5000 аскеров, 12 орудий и 10 пулеметов. Как своеобразный анекдот воспринял Юденич донесение о пленении в селе Дутах сразу 300 молодых турецких подпоручиков, только что выпущенных из Константинопольского училища. Одетые с иголочки, в новом скрипучем снаряжении они так и проследовали колонной в плен!

31 июля вечером Юденич доложил в Тифлис о победе, а через четыре дня узнает о награждении его, как и Главнокомандующего наместника Воронцова-Дашкова, орденом Святого Георгия Победоносца 3-го класса – «Во воздаяние доблестных трудов и умелого предводительства русскими войсками на Кавказе…». Получить такую награду летом 1915 года в самые тяжелые для русской армии месяцы отступления и горьких неудач дорогого стоило! Тифлис, Петроград, вся Россия рукоплескали кавказским героям. Николай Николаевич, конечно, знал себе цену, но оставался по-прежнему скромным военачальником, со столь же скромными привычками. Никогда в нем не было ничего эффектного, показного. Любопытен портрет Юденича образца лета 1915 года, который дает ему бывший сослуживец и подчиненный подполковник Штейфон: «Среднего роста, плотного телосложения, с большими «запорожскими» усами генерал Юденич был не словоохотливым. В своих привычках чрезвычайно скромный и воздержанный. Не курил, не пил. Столовался вместе с чинами своего полевого штаба, и, несмотря на свою сосредоточенность, любил за столом шутки и смех. Не могу не вспомнить мелкого случая, очень характерного для Юденича. За Евфратскую операцию 1915 года он был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. По Кавказским традициям командир 1-го Кавказского корпуса генерал Калитин, как старший Георгиевский Кавалер, прибыл с депутацией в штаб армии, чтобы поздравить Командующего Армией и поднести ему крест. Юденич был явно тронут. Кратко поблагодарил. Сел. Помолчал. Затем подошел ко мне, и сказал вполголоса: «Передай, пожалуйста, заведующему столом, что у нас будет завтракать генерал Калитин с депутацией. Пусть заведующий подаст к столу что-нибудь лишнее. Ну, там сельтерской воды, что ли…» Так сельтерской водой мы и поздравили нового Георгиевского кавалера. Генерал Юденич часто объезжал войска. Говорил мало, но видел – угадывал все. С солдатом говорил просто, без ложного пафоса и только о повседневных нуждах – что сегодня ел? Есть ли теплые портянки? Получал ли горячую пищу? Вопросы повседневные, но как раз такие, какие доходили до солдатского сердца. Поэтому в его руках измученные боями войска творили чудеса, возвышаясь в своих подвигах до высоты самоотречения» [78]. Такой характеристикой мог похвастаться далеко не каждый военачальник. Юденич же считал это совершенно естественным для себя.

Некогда почивать на лаврах. Война не прощает расслабления, даже кратковременного. Николай Николаевич позволил себе только кратковременную поездку в Тифлис для свидания с женой. По возвращению в Карс вновь вернулся к идее наступления на Эрзерум. К сожалению, практическое претворение ее в жизнь пришлось отложить по целому ряду причин. Первая напрямую связана с поражением наших войск на западных фронтах. Произошла смена руководства в действующей армии. Верховным Главнокомандующим стал государь император, сменился практическим весь руководящий состав Ставки. По этому поводу до сих пор спорят многочисленные исследователи. На мой взгляд, шаг был своевременным и правильным. Да, государь император не обладал даром великого полководца, но был достаточно образованным и подготовленным в военном отношении военачальником, способным при высококвалифицированном штате генералов и офицеров Ставки надежно и уверенно руководить действующей армией. При наличии такого начальника штаба, как генерал от инфантерии М. В. Алексеев в этом не приходилось сомневаться. К тому же, разом ликвидировался дубляж в управлении не только действующей армией, но и всей военной инфраструктуры страны. До этого многие вопросы решались через голову Верховного Главнокомандующего прямо у государя императора, не только без согласования со Ставкой, но не редко и вопреки ее планам и решениям. Да и не таким уж талантливым, современным полководцем проявил себя Великий Князь Николай Николаевич, чтобы его замена отрицательно подействовала на военную силу страны. Очень скоро сама жизнь доказала, что положение дел в армии улучшилось и значительно.

23 августа 1915 года на Кавказ Главнокомандующим и наместником вместо Воронцова-Дашкова назначается Великий Князь Николай Николаевич Романов. Государь не мог обидеть своего любимого дядю, да и было бы со всех точек зрения неразумно отказываться от услуг хорошего, уважаемого в армии военачальника в годы войны. Первый уехал доживать в свое Тамбовское имение, второй 11 сентября прибыл в Тифлис. В парадных залах вокзала его встречали Юденич, помощник наместника по гражданской части сенатор Петерсон, городской глава Хатисов, чины штаба, и гражданское чиновничество. Великий Князь привез с собой и постоянных соратников, сподвижников – генералов Н.Н. Янушкевича, как начальника своего штаба и Ф.Ф. Палицына, как помощника, группу преданных ему офицеров. Было, отчего смутиться Юденичу, тем более первые трое суток переговорить с новым Главнокомандующим приватно не удавалось. Сразу с вокзала он поехали во дворец наместника, потом в главный православный собор Святой Трицы на холме св. Илии, Сионский собор, армянскую церковь и мечеть. Потом пошла бесконечная череда представлений и церемониальных мероприятий. Откровенный разговор состоялся через несколько дней в Карсе, в Полевом штабе, который наместник посетил, начав объезд линии фронта. Юденич напрямую спросил, как теперь будет осуществляться военное руководство на Кавказе, и получил такой же прямой ответ – все остается по старой схеме. Юденичу представлялась полная самостоятельность в планировании и принятии решений по боевым действиям армии, с обязательным докладом и утверждением Великого Князя. Зная и признавая несомненный авторитет и способности нового Главнокомандующего, Юденич понимал – работать будет труднее, чем с Воронцовым-Дашковым. Весь вопрос – насколько труднее? Жизнь очень скоро покажет – не на много. Николай Николаевич Романов будет полностью доверять Николаю Николаевичу Юденичу, и возникающие противоречия решались в рабочем порядке, хотя и не всегда оперативно. Что поделать – и на войне бывает политика.

А уж какой политикой запахло, когда вслед за Великим Князем из Петрограда из министерства иностранных дел начали поступать настоятельные рекомендации как можно быстрее включиться в персидские события. Действительно, после своих побед в Европе Германия с Турцией решили обратить самое пристальное внимание на нейтральную Персию. Используя националистические антирусские и антианглийские движения, не смирившиеся с присутствием русских и британских войск в стране, они приступили к созданию в Персии собственной вооруженной силы. В главные мятежные центры Исфаган и Теббес начали прибывать транспорты с оружием, боеприпасами, германские, турецкие офицеры и солдаты. Туда же стекались пленные, бежавшие из наших лагерей в Туркестане, авантюристы всех мастей. Турки заручились поддержкой и части исламского духовенства, курдов, кашкарцев, бахтияр. Руководил всем германский консул в Исфагане Каниц. Этот дипломат, разведчик и авантюрист занялся формированием летучих отрядов из персидской жандармерии, турецких добровольцев, курдов, которые под руководством германских и шведских инструкторов начали превращаться из обычных разбойных шаек в некоторое подобие боевой единицы. Все-таки около 12 000 человек с 22 орудиями. Для Кавказского фронта они не представляли опасности. Но заволновались только что битые турками англичане, потребовавшие ввода русских войск в Персию для защиты интересов союзников. Петроград, как всегда живо откликнулся на просьбу Лондона и приказал готовить операцию.

Юденич противился, так как не хотел расширения фронта почти на 1000 верст без какого-либо усиления войсками. Великий Князь с ним согласился, но политика оказалась выше военной целесообразности. Тогда Юденич решил, не открывая нового фронта, одним молниеносным ударом разбить так напугавшую англичан военную силу и закрыть вопрос раз и навсегда. В кратчайший срок из частей Кавказской кавалерийской и 1-й Кавказской казачьей дивизий он формирует отряд в 14 000 бойцов при 38 орудиях под командованием все того же генерала Баратова, уже отличившегося в Персии. Отряду или корпусу Баратова Юденич поставил задачу «до объявления войны Персией России поднять престиж русского имени, а с момента объявления войны занять Тегеран с целью закрепления политического положения России в Персии». До настоящей войны дело не дошло, но повоевать пришлось.

 С 23 по 30 октября корпус Баратова переправлялся с Кавказа через Баку в персидский порт Энзели. Юденич уже осуществлял такой маневр несколько лет назад. 7 ноября корпус пошел по персидским провинциям двумя отрядами на Хамадан. Первое столкновение с персидскими жандармами и германскими наемниками произошло 25 ноября. Противник сходу атакованный и сбитый бежал преследуемый казаками. Баратов по пути водворял на местах русских консулов, разоружал жандармов, разгонял наемников и иррегулярную кавалерию. Каждый день через Энзели по радио докладывал Юденичу о ходе операции. 3 декабря после короткого боя вступил в Хамадан, потом в Сиве и Кум. Поставленная задача была выполнена.

Единственная сложность возникла, как не странно, из-за союзников. Англичане, начавшие еще в феврале боевые действия на иракском фронте и поначалу успешно наступавшие на Багдад, осенью 1915 года неожиданно попали под контрудар двух турецких корпусов. Несмотря на значительные силы, более 20 000 штыков, превышающие турецкие войска, умудрились попасть в окружение. Английский генерал Таунсайд не нашел ничего лучшего, как запросить помощи у корпуса Баратова, втрое уступающего ему по силам и возможностям. Юденич и Главнокомандующий удивились, но воля союзников оставалась выше всего. Баратов, значительно растягивая коммуникации и удлиняя линию фронта, повел свой корпус к Багдаду. Как оказалось, одного этого движения было достаточно, чтобы турки ослабили напор, и корпус Таунсайда вырвался из окружения. Наверное, по простоте душевной Юденич предложил англичанам пойти на соединение с корпусом Баратова в долине реки Карун и образовать единый фронт для наступления на Багдад. Это, несомненно, укрепило бы положение англичан в Месопотамии. Но Юденич никогда не был политиком. Англичане как раз в этом районе разрабатывали богатейшие залежи нефти и совершенно не хотели допускать туда русских, как и к Багдаду.

Впрочем, Юденича уже не беспокоили проблемы англичан. Надвигалась новая опасность. Глубокой осенью союзная армия, численностью более полумиллиона человек, вместе с могучим флотом была окончательно разгромлена вдвое уступающей ей 5-й турецкой армией в Галлиполи. Союзники начали спешную эвакуацию, а у турок освободились два самых лучших, закаленных в боях победоносных корпуса 5-й армии, которые начали подготовку к переброске на Кавказ. Разведывательные данные были более чем убедительны, и Юденич понял главное – надо до прибытия новых турецких сил на театр военных действий (они ожидались к началу апреля 1916 года – С.К.) разгромить начинающую набирать силы, уже не раз битую 3-ю турецкую армию. Он прекрасно сознавал, что складывающаяся на западных фронтах обстановка не оставляет ему ни малейшего шанса на усиление войск Кавказской армии. Скорее, наоборот. Он уже отправил туда более 2-х дивизий. Ушла и только вернувшаяся с Запада знаменитая Кавказская кавалерийская дивизия. Ставка требовала отправки из кавказских арсеналов несколько десятков миллионов винтовочных патронов и тысячи боеприпасов различных калибров. Ставка прямо заявляла, что не намерена далее держать на второстепенном фронте « в охранении» несколько корпусов. Оставалось одно – как можно быстрее начать наступление, пока силы еще были сравнимы с турецкими.

К 15 ноября Кавказская армия насчитывала 112 батальонов, 200 сотен, 20 инженерных рот, 373 орудия и 8 ополченческих дружин. А это – 3560 офицеров, 153 200 штыков, 27 630 сабель и 449 пулеметов. 69 250 человек готовились в 15 запасных батальонах. Турки же смогли после поражений под Сарыкамышем и в Алашкерской долине собрать 123 батальона, 122 орудия, 40 эскадронов и около 10 000 иррегулярной конницы. При примерном равенстве сил в пехоте наши войска превосходили турок по артиллерии в 3 раза, регулярной кавалерии – в 5 раз. К тому же наши батальоны насчитывали до 800 штыков, а турецкие не превышали 500 штыков. Кроме того турки не имели ряд очень важных для современной войны средств. Юденич же располагал авиаотрядом в 10 самолетов и автомобильной колонной в 150 автомобилей, в основном грузовиков. Я сознательно привожу столь подробную статистику, чтобы читатель понял – планы Юденича всегда строились не только на чистой интуиции, но и точном аналитическом расчете.

Знал эти цифры Великий Князь, его помощники Янушкевич и Палицын, но в Тифлисе отнюдь не были расположены к наступлению. После поражений на Западе Николай Николаевич Романов пуще огня боялся малейшей неудачи на Кавказе, который оставался единственным светлым пятном всей кампании 1915 года. Юденич это знал и, рассчитывая вернуть к жизни план взятия Эрзерума, для начала решил предложить операцию по прорыву нынешней Кеприкейской позиции турок, разгрому и уничтожению живой силы противника. Это в штабе Главнокомандующего приняли с пониманием. Не возражала и Ставка. Наступление на других участках фронта должны были носить вспомогательный характер. Именно на Кеприкейских позициях были сосредоточены главные силы 3-й турецкой армии, именно здесь ближе и проще всего можно было подобраться к Эрзеруму, о котором Юденич пока помалкивал.

[EVG]

(продолжение)

Эрзерумская операция, без всякого сомнения, стала вершиной военной карьеры генерала Юденича, а по большому счету одной из эталонных наступательных операций всей первой мировой войны. Она уже давно и буквально по часам разобрана многочисленными исследователями, получила практически однозначную положительную оценку. Нам же важно, не вдаваясь в подробности, выделить особую роль нашего героя. Понятное дело, он задумывал, планировал, готовил, обеспечивал операцию, наконец, командовал войсками. Но в каждый из этих компонентов Юденич вносил собственную индивидуальную «изюминку», которая и позволила осуществить невероятное – в условиях суровой зимы, в труднопроходимых горах атаковать заранее подготовленные, хорошо укрепленные позиции противника без явного перевеса в силах и средствах, прорвать эти позиции, разбить врага, преследовать до нового еще более укрепленного рубежа обороны и после краткой подготовки окончательно добить турок в главной цитадели турецких вооруженных сил на востоке страны – Эрзеруме.

Итак, Юденич запросил не менее месяца на подготовку операции. Входило, воевать опять придется в рождественские праздники и Новый Год. Это уже становилось традиционным для Кавказской армии. Сама идея наступления заключалась в прорыве фронта 3-й турецкой армии в стыке ее 10-го и 11-го корпусов, оборонявшихся на ольтинском и сарыкамышском направлениях, силами специально созданной ударной группировки, сосредоточенной в стыке уже наших 2-го Туркестанского и 1-го Кавказского корпусов. Это и была главная «изюминка» Юденича. Первым должен начать наступление 2-й Туркестанский корпус. Через двое суток 1-й Кавказский корпус, который и должен создать иллюзию главного удара. Здесь должны были развернуться самые тяжелые бои. Сюда турки должны были направить все свое внимание. И в этот момент коротким, энергичным ударом совершенно новой группировки прорвать фронт турок с выходом на тылы всей турецкой армии. Почему именно на стыке? Потому что именно там находилось наиболее уязвимое место турецкой обороны. Впрочем, турки так не думали. Стыки всегда являются слабым местом в обороне, но в Кеприкейской позиции они считались просто непроходимыми.

Юденич так не считал. До начала операции он ставил перед собой несколько задач: уточнение разведданных о 3-й турецкой армии; перегруппировку собственных войск для занятия выгодного положения к атаке; подготовку войск именно к сражению зимой в горах; подготовку тыла; налаживание должного управления, сохранение замысла и подготовительных мероприятий в глубокой тайне.

Уточненные разведданные говорили о том, что в случае наступления русских на центральном участке турки намеревались дать «генеральное сражение» на горном укрепленном рубеже Кеприкейской позиции и остановить там наступающих. Турки так уверовали в неприступность своей обороны, что не стали создавать в тылу дополнительных тыловых рубежей. Юденич сразу взял это «на карандаш». Подтвердились сведения и о сложности в снабжении армии, которое осуществлялось морем до Трапезунда и гужевым транспортом по горным дорогам от порта и из центральной Турции. На море русский Черноморский флот сильно затруднял проход турецких караванов, а на суше без железных дорог передвижение превращалось в настоящую муку. Юденич с удовлетворением отмечал, что срок доставки, например, одного орудия с вокзала Анкары до Эрзерума составляет не менее трех месяцев. В целом, из расшифрованных документов турецкого командования и переписки на фронте было ясно – у турок из-за начавшейся суровой зимы «царило полное спокойствие», исключающее всякую возможность русского наступления.

В перегруппировке самым важным было сформировать и подготовить ударный отряд. Юденич решил включить в него 4-ю Кавказскую стрелковую дивизию, 1-й Кавказский мортирный батальон, находившихся в армейском резерве на отдыхе в районе Сарыкамыша, и Сибирскую казачью бригаду 2-го Туркестанского корпуса. Он хорошо помнил наступательный порыв кавказских стрелков в Алашкертской операции. Ударную группу сосредотачивал в районе села Сонамер. В резерв группы назначалась 66-я пехотная дивизия 4-го Кавказского корпуса. Из Сарыкамыша части сразу пошли в Сонамер. 66-я дивизия по приказу Юденича новому командиру корпуса генерал-лейтенанту В.В. Де Виту без артиллерии сначала отдохнула в районе села Караургаи, потом тоже двинулась в Сонамер. Сибирская казачья бригада должна была подойти в район развертывания в боевой порядок только за двое суток до начала атаки. Во главе отряда Юденич поставил Н.М.Воробьева – героя Сарыкамыша, получившего за подвиг чин генерал-лейтенанта, с уточнением, что руководить прорывом будет лично. Генералу Воробьеву, как и всем своим подчиненным, Юденич доверял, о нем мы еще поговорим, но понимал, что особенно в начале прорыва очень важна оперативность управления, мгновенный маневр силами и резервами. Лишняя ступень управления просто бы затягивала решение.

Очень серьезное внимание Юденич уделил материальной подготовке войск, получая каждый вечер доклад, до каждой части включительно. Полковник Савицкий начальник 66-й пехотной дивизии, выдвигавшейся в район Сонамера, писал: « Несмотря на жестокие морозы и необходимость на многих ночлегах располагаться биваками, дивизия совершила этот форсированный марш в полном порядке и без обмороженных. Объясняется это во-первых тем, что солдаты были отлично снабжены зимней одеждой: каждый солдат имел пару кожаных сапог и теплые портянки, и пару валенок, которые он надевал на ночлеге, неся в походе за плечами; короткий до колен полушубок, не отягощающий движения, стеганые на вате шаровары, папаху с отворачивающимся назатыльником, теплые варежки и шинель, на походе скатанную, а во-вторых, заботливо заготовленными армией дровами, на ночлегах дрова подвозились на верблюдах» [79]. Еще со времен Памирских походов Юденич помнил, что означает наличие в горах топлива. Поэтому при наступлении все бойцы пехоты и конницы несли на себе по два полена дров для обогрева на ночлегах. Взвода несли с собой толстые доски или жерди для переправ, чтобы люди не мочили ноги и не обмораживали их. Имелся для борьбы с обморожениями и запас «не соленого сала».

Подготовка тыла началась, собственно говоря, еще с начала года. Мы уже говорили о постройке узкоколейных железных дорог, через которые в войсках полноценно пополнялись передовые и промежуточные склады боеприпасов и интендантские магазины. «Изюминка» заключалась в том, что работа проводилось отдельными приказами, в которых обязательно отмечалось – идет подготовка к зимовке в горах. Даже работники тыла Кавказской армии полагали, что армия готовиться провести зиму в обороне. Для этого же работали и снегоочистительные команды на подступах к переднему краю.

Управление вообще было любимым коньком Юденича. В первую очередь он наметил переместить свой Полевой штаб ближе к войскам, в село Караурган в 20 верстах от позиций. Трудом специальных рабочих команд была создана фактически заново сеть телеграфной и телефонной связи от Караургана по главным направлениям под видом «обновления старых сетей». Во 2-м Туркестанском корпусе заработали 2 конные искровые (радио) станции, в 1-м Кавказском корпусе – автомобильная, конная и вьючная. Такие же станции работали теперь во всех корпусах и отдельных отрядах. При своем штабе он развернул армейское отделение из 1-й полевой, 2-х автомобильных и 2-х приемных станций. И это тоже «изюминка», которая была в то время новинкой и на западных фронтах.

Но более всего Юденич преуспел в сохранении тайны всей операции, своих замыслов, планов и будущих действий войск. Особенно ударной группировки. Так, части 4-й Кавказской стрелковой дивизии по пути к линии фронта переходили через горные хребты только ночью, а днем из состава дивизии открыто переводились в тыл войска численностью до батальона. Был довольно успешно пущен слух, что Кавказская армия после зимовки намерена наступать из района Хамадана в Персии, совместно с англичанами. Там наши интенданты активно закупали гужевой транспорт, фуры, которые пока уходили в тыл. За несколько дней до начала наступления начальнику 4-й Кавказской стрелковой дивизии была послана срочная не зашифрованная телеграмма, приказывающая сосредоточить дивизию в районе Сарыкамыша для последующей отправки в Персию. 13-й полк дивизии действительно погрузился и по железной дороге отправился из Сарыкамыша в Джульфу на персидскую границу. Кстати, полк вернется назад уже после Кеприкейского сражения, когда дивизия подойдет к Эрзеруму. Сосредоточение войск на участке прорыва у села Сонамер прошло скрытно даже для своих войск. И это «изюминка» Юденича. Он же продолжал «чудить».

По окончании подготовки, дабы не задействовать средства связи, вместе с Масловским экстренным поездом убывает в Тифлис для доклада Великому Князю и получения разрешения «…дать решительное сражение туркам, доложив те причины, которые побудили его к принятию такого решения. Главнокомандующий, выслушав доклад, после колебания дал согласие на наступление» [80]. Главнокомандующий сомневался. Сомневался и Палицын, но неожиданно Юденича поддержал Янушкевич. Вопрос решился положительно.

Вернувшись в Карс в тот же вечер, в 20 часов Юденич собрал в штабе армии командиров 1-го и 2-го корпусов, начальников 4-й Кавказской стрелковой и 66-й пехотной дивизий. Совещание длилось ровно час. Юденич сразу предупредил, что все, о чем он будет говорить, должно быть известно только собравшимся. В течение часа командующий армией доложил о замысле, плане операции, вопросах управления, снабжения. Поставил конкретные задачи. Письменных распоряжений участники совещания не получили, и лишь накануне наступления Юденич направил командирам корпусов и начальникам отрядов шифровку соблюдать строгую тайну при доведении боевых приказов до дивизий и частей. Перед убытием штаба на фронт в Караурган он отдает совсем необычное распоряжение – полностью изолировать прифронтовой тыл. На всех путях, ведущих из района развертывания армии, были выставлены заставы, конные разъезды с категорическим приказом всех впускать в район и никого не выпускать. Почта работал только на прием. Даже семьи, приехавшие навестить солдат и офицеров, оставались в Карсе до конца операции.

Юденич добился главного – убедил турок, что до весны никакого наступления не будет. Убедил настолько, что в конце декабря командующий 3-й турецкой армией Махмуд Камиль-паша по вызову направился в Константинополь, начальник его штаба германский майор Гузе после перенесенного тифа поехал долечиваться в Германию, а хорошо знакомый нам турецкий главнокомандующий Энвер-паша начал перебрасывать резервы во Фракию и район проливов. Сарыкамыш его ничему не научил. На командовании остался наш знакомый осторожный Абдул Керим-паша, но и его интуиция, спасшая турок летом в Алашкертской долине, на это раз подвела.

Я сознательно очень подробно останавливаюсь на подготовительной работе штаба армии, особенно командующего, ибо она убедительней всего показывает всю мощь военного таланта Юденича. Конечно, в победном наступлении он будет умело управлять войсками, выдержит характер в критические моменты, а это тоже интуиция и Богом данный талант, но в описании операции позволю себе ограничиться только двумя цитатами, которые, на мой взгляд, кратко и доходчиво покажут нам, как воевали войска Юденича. Историк А.Керсновский пишет:

«Операция была возложена на II Туркестанский к-с ген. Пржевальского и I Кавказский ген. Калитина, самый прорыв – на превосходную 4-ю Кавк. Стр. дивизию ген. Воробьева, молниеносно выдвигаемую из резерва. Подготовка велась в строжайшей тайне – не только войска, но старшие начальники были извещены в последнюю минуту, причем каждому было секретно сообщено, что именно на него возложен главный удар – чрезвычайно важное психологическое мероприятие, благодаря которому всеми была развита предельная энергия

29 декабря перешел в наступление II Турк. к-с, а 30 числа и I Кавказский. Наступление развивалось туго и с большими потерями: сильные турецкие позиции упорно оборонялись. Особенно жестокий бой шел 31 декабря за Азап-Кейскую позицию. В ночь под Новый год, во вьюгу и метель, 4-я Кавказская дивизия прорвала здесь неприятельский фронт. 1 и 2 января наступление развивалось, а 3-го числа Кавказские стрелки стремительным ударом спустились в Пассинскую долину и 4-го взяли Кепри-Кей. Ошеломленные турки 9-го и 11-го корпусов дрогнули и бежали. Предшествуемая неутомимой 4-й дивизией Кавказская армия взяла Гасан-Калу и подошла к массиву Деве-Бойну.

Наш урон в этом восьмидневном сражении составил 20 000 чел. 39-я пех. дивизия потеряла до половины своего состава. 154-й Дербентский полк, потерявший своих шт. офицеров, на штурм Азап-Кея повел полковой священник протоиерей. Смирнов, лишившийся на штурме ноги. За всю операцию перебито 25 000 турок, 7000 взято в плен с 11 орудиями» [81].

[EVG]

(продолжение)

А вот бытовая, окопная правда этого сражения:

« Один из офицеров 4-й кубанской пластунской бригады, бывшей по соседству с 4-й Кавказской стрелковой дивизией на хребте Шайтан-даг (Чертова гора), пишет: «В конце ноября 1916 года дожди сменились снегом; казаки, размещенные в юртах и палатках, терпели страшную стужу, т. к. сильный наверху ветер постоянно переворачивал эти жидкие жилища, гасил печи. Были случаи, когда ночью бешеным порывом ветра палатки уносились куда-то и бесследно засыпались снегом. Ежедневно часовые и подчаски в лучшем случае возвращались с поста с обмороженными конечностями и больными. Потом зачастую стали совсем засыпаться снегом полевые караулы. Выстрелы, которыми замерзшие пластуны хотели дать весть своим станичникам о постигшем их несчастье на посту таяли в свисте и заунывной песне метели и бесследно, никем не услышанные, разносились в воздухе.

Бывали случаи, когда целые сотни пластунов ночью заносились метелью, а утром отрывались полузамерзшими.

Офицеры и солдаты 6-й Кавказской стрелковой дивизии, сменившей пластунов на этой позиции в конце декабря 1916 года, рассказывали, что находили с весенним талым снегом отдельных казаков и группы при боевом снаряжении, завернутых в бурки, занесенных ранее снегом на своем сторожевом посту. У одного пластуна-линейца ими была найдена записка в стволе винтовки Следующего содержания: «долго стрелял и никто меня не услышал. Погибаю за Родину, как часовой…» Эти свои цитаты генерал Масловский заканчивает такой фразой: «Трудно представить, что все это можно было переносить. И не было случаев ропота…

Сибирская казачья бригад, словно вынырнув из-под земли, сомкнутым строем, с пиками наперевес, широким наметом, почти карьером так неожиданно и резко атаковала турок, что они не успели защититься. Это было что-то особенное и даже страшное, когда мы смотрели со стороны и восхищались ими, сибирскими казаками. Покололи пиками, потоптали конями турок, а остальных забрали в плен. Никто не ушел из них…» [82].

Но еще сильнее и ярче проявились талант и характер Юденича в последующем развитии событий. 7 января армия вышла к позиции Девебойну, окружавшей непосредственно Эрзерум. Турки начали очищать ее форты и укрепления от снега, но отступление еще продолжалось, и турецкие войска оставались полностью деморализованными. Юденич понял – настал тот момент, который, как и под Сарыкамышем, нельзя упустить. Просто невозможно! Надо брать Эрзерум, именно сейчас в развитие Кеприкейского наступления. Он телеграфирует в Тифлис: «Уверен, что турецкая армия приведена в полное расстройство, деморализована, утратила способность к полевому бою, бежит под защиту крепости. Склады горят. Такая крепкая, укрепленная позиция, как Кепри-кейская, брошена без боя. Полное убеждение, что немедленный штурм Эрзерума может быть удачен. Но малое количество ружейных патронов в складах не позволяет мне решиться на штурм» [83].

«Немедленный штурм Эрзерума» не следует понимать дословно. Юденич не был фантазером. Он прекрасно понимал, что брать такую, пусть не совсем современную, но мощную крепость с наскока нельзя. Русские войска штурмовали ее в прошлом веке не один раз. Он не забыл и рассказы своего туркестанского начальника, руководившего всей артиллерией при последнем штурме. Эрзерум оставался до сих пор грозной крепостью. Окруженный со всех сторон горами, он очень удачно располагался в обширной Эрзерумской долине, удобной для наступления с востока на запад, и не случайно всегда оставался главной турецкой базой для атаки на русское Закавказье. С востока подступы к Эрзеруму перекрывал хребет Девебойну, все перевалы которого были перекрыты мощными крепостными фортами. 11 фортов располагались здесь в две линии с устойчивой огневой связью между собой. Подступы к городу с севера через проход Гурджи-богаз обеспечивались двумя фортами Кара-Тюбек и Тафта. Обход с юга перекрывал хребет Палангекен, добавочно усиленный двумя фортами. Все укрепления тянулись на 30 верст. Оборонительная система Эрзерума была подготовлена на 1000 с лишним орудий. Но Юденич знал из данных авиаразведки, что реально там развернуты не более 500 орудий разного калибра. Важное уточнение, но еще больше его убеждало в возможность победного удара другое. Эрзерумская позиция, хорошо укрепленная с фронта и обеспеченная флангами, имела полностью открытый не подготовленный к обороне самой цитадели тыл. Тыловых позиций, как и на Кепри-Кее не было.

Значит, для победы нужно было сделать главное – прорваться в Эрзерумскую долину. В центре и на южном фланге, это, несомненно, привело бы к большим потерям и не очевидному результату. А вот на северном фланге такой шанс имелся, хотя бы потому, что два находившихся там форта стояли в одну линию, и переброска к ним резервов вызывала большие затруднения. Турки усилили позицию только кольцевыми окопами с колючей проволокой и считали, что в таких горах этого вполне хватит для остановки любого войска. Тем более – зимой! Но укрепления центра и юга оставались несравнимы по силе. Удивительно еще и то, что турецкое командование до сих пор не понимало, с кем оно имеет дело. Юденич уже не один раз показывал им, как воюют его войска именно в горах, именно зимой! У командующего Кавказской армией давно лелеемый план теперь превратился в реальный замысел операции. Коротко все сводилось к мощной лобовой атаке Девебойнских позиций силами 1-го Кавказского корпуса, где первоначальная роль отводилась уже известному нам ударному отряду и 39-й пехотной дивизии (по ходу дела Юденич потом подчинит их себе С.К.) и главному удару 2-го Туркестанского корпуса по северному флангу в обход Девебойнской позиции через Гурджан-богазский переход, с прорывом в Эрзерумскую долину прямо на крепость. В случае успеха туркам оставалось либо воевать в окружении на Девебойнских позициях, либо оставить их, как можно скорее вместе с крепостью. Обеспечивало операцию наступление 4-го Кавказского корпуса в южное подбрюшье Эрзерума на Бетлис. Юденич очень надеялся на то, что турки не будут упорно сопротивляться после прорыва его войск в Эрзерумскую долину, и не ошибся.

Разумеется, для претворения такого плана в жизнь требовалась хотя бы короткая подготовка, перегруппировка войск, пополнение сил и средств, прежде всего артиллерией и боеприпасами. Совсем не случайно сразу по окончанию боев за Кепри-Кей он затребовал у Тифлиса 8 млн. винтовочных патронов, хотя и знал об изъятии из неприкосновенного запаса Кавказского округа 15 млн. патронов для западных фронтов. Как и о возможной болезненной реакции на свою просьбу Великого Князя.

С Великого Князя и начались главные трудности, но в них проявится тот Юденич, о котором узнает уже вся армия, вся страна. Главнокомандующий на Кавказе продолжал оставаться в плену своих переживаний прошлого года, и предложение Юденича казалось ему более чем рискованным. К тому же с Главнокомандующим соглашался и давний соратник, весьма просвещенный и опытный военачальник Палицын. Тот вообще считал всю затею Юденича авантюрой. Оба они решительно отказали Юденичу. А. Керсновский по этому поводу пишет: « Операция эта – штурм сильнейшей крепости в жестокую стужу, по грудь в снегу и без осадной артиллерии – требовала необычайной силы духа от полководца и жертвенного героизма войск. «Сие дело подобно измаильскому, – сказал бы Суворов и, перекрестив Юденича, прибавил бы: – Атакуй с Богом!». Но Великий князь не был Суворовым. Подобно Мольтке, не допускавшему и мысли о переходе Балкан зимой, он считал «совершенно невозможной» операцию, шедшую в вразрез с незыблемыми положениями военного рационализма, убежденными последователями которого были он и его ближайший сотрудник ген. Палицын. Ставя, подобно их идеалу – Мольтке, материалистический принцип во главу стратегии и совершенно пренебрегая духовной стороной, они решительно воспротивились Эрзерумской операции. Великий Князь предписал отвести армию от Эрзерума и стать на зимние квартиры. Юденич настаивал, но получил повеление отходить в категорической форме. Ему ничего не оставалось, как скрепя сердцем приготовиться к отходу» [84].

Не думаю, что Юденич сильно засомневался в своих расчетах, но все-таки посылает на передовые позиции верных помощников Масловского и Штейфона. Они подтверждают слабость турок и хорошее состояние наших войск. Но Главнокомандующий непреклонен и требует отвода армии на зимние квартиры. Юденич идет «ва банк». За этим был и порыв, и упрямство и твердый расчет. Дадим слово очевидцу полковнику Масловскому, который пишет: « Решив настаивать на разрешении ему штурмовать Эрзерум, генерал Юденич это сделал не посылкой телеграммы, а непосредственным разговором по телефону. Пишущий это лично присутствовал при этом разговоре. Генерал Юденич вызвал к аппарату начальника штаба Кавказской отдельной армии генерала Болохвитинова и приказал ему сейчас же по прямому телефонному проводу во дворец доложить Августейшему Главнокомандующему его настоятельную просьбу отменить приказ об отводе армии на Кеприкейские позиции и разрешить ему штурмовать Эрзерумские укрепления, указав, на желательность и возможность по условиям создавшейся обстановки произвести этот штурм. Генерал Юденич предупредил, что он будет ожидать ответа у аппарата. Первоначально Августейший Главнокомандующий отказал в просьбе, потребовал исполнить его первоначальный приказ, но после новой просьбы генерала Юденича, чрезвычайно настойчивой и последовавшей тотчас же. Великий Князь дал просимое разрешение, но с условием, что генерал Юденич возьмет на себя всю ответственность за последствия, которые могут произойти в случае неудачи. Генерал Юденич коротко ответил, что принимает на себя ответственность» [85].

[EVG]

(окончание)

А вот как оценивает Юденича еще один очевидец подполковник Штейфон: « В действительности каждый смелый маневр генерала Юденича является следствием глубоко продуманной и совершенно точно угаданной обстановки. И, главным образом, духовной обстановки. Риск генерала Юденича – это смелость творческой фантазии, та смелость, какая присуща только большим полководцам» [86]. Ну, что тут еще можно добавить?!

Получив согласие, Юденич обязался подготовиться к штурму в самый короткий срок до конца месяца. 2-й Туркестанский корпус, отстававший после Кеприкейских сражений от 1-го Кавказского корпуса, не только срочно выдвигается с ним на одну линию, но и занимает важнейшую для будущей атаки позицию на заснеженном хребте Кара-базар. Это уже залог успеха в предстоящем прорыве. 1-й корпус развернул ударные части настолько уверенно, что командир корпуса генерал Калитин решил самостоятельно прорваться через Девебойнские позиции и вырваться конницей в Эрзерумскую долину. Юденич с трудом остановил это порыв. 12 января он приказывает провести усиленные рекогносцировки по всему фронту. Активно действует авиация. Из крепости Карс на автомобилях и фургонах прибывают 16 тяжелых орудий. Без них невозможно атаковать форты. Всеми видами транспорта в войска идут патроны, снаряды, имущество и продовольствие. Неожиданно в штаб армии в Караурган приезжает генерал от инфантерии Палицын и начинает поочередно убеждать всех: Юденича, Томилова, Масловского, Драценко отказаться от наступления. Что это? Инициатива генерала или приватное указание Главнокомандующего? Но машина уже запущена, и менять что-то поздно. До конца дней своих Юденич так и не понял, зачем Палицын на полном серьезе, со свойственной ему обстоятельностью доказывал невозможность штурма Эрзерума. Через пять лет в эмиграции Юденич в письме к другу адмиралу Пилкину напишет: « Он (Палицын – С.К.) и на Кавказе, когда я шел на Эрзерум, докладывал Великому Князю о невозможности зимней кампании на Кавказе, а мне присылал записки с подробным анализом обстановки карандашом и мелко написанные, я их не читал, передавал своему начальнику штаба, который их тоже не читал и передавал в свою очередь кому-то» [87].

19 января Юденич со штабом прибывает в Хасан-Калы, где уже развернут узел связи, и получает новое сообщение от летчиков. Турки суетятся, готовят позиции к обороне, но и на позициях и в тылу замечается большая неразбериха. Юденич ускоряет процесс насыщения войск всем необходимым, отдельные подразделения ведут разведку боем. 29 января, как и обещал, Юденич начинает операцию. В 14 часов осадная артиллерия, гаубичные и мортирные батареи ударили по фортам и укреплениям Девебойна. В кромешной темноте в 20 часов поднялась в атаку пехота 1-го Кавказского корпуса. В 23 часа – 2-го Туркестанского корпуса. Позволю себе описание штурма опять ограничить цитатой из А. Керсновского по тем же причинам:

«Вторая половина января протекла в подготовке к штурму Эрзерума. Утопая в бездонном снегу, вытаскивая на руках орудия на совершенно недоступные скалы, войска Кавказской армии занимали исходное к атаке положение. Штурм был назначен окончательно на 8 ч. вечера 29 января 1916 года. Когда собранные в штабе армии старшие начальники узнали, что штурм назначен уже на 29-е, они пришли в изумление и стали просить отсрочки хотя бы на неделю. Генерал Юденич, выслушав их, спокойно сказал: «вы просите отсрочки – отлично! Согласен с вашими доводами и даю вам отсрочку: вместо 8 часов штурм начнется в 8 часов 5 минут.»

Вечером 29 января начался изумительный приступ турецкого оплота, славнейшее дело русского оружия в Мировую войну – дело, подобного которому не имеет, и не будет иметь ни одна армия в мире. Неистовые атаки кавказских и туркестанских полков встречали яростное сопротивление. 30-го и 31-го отбивались бешеные контратаки, но взятое не упускалось. 1 февраля 10-й неприятельский корпус повел наступление на II Туркестанский, но 4-я Кавказская дивизия преодолела Каргабазарское плато, прорвала весь турецкий фронт и открыла армии Эрзерумскую долину. Первым спустился в Эрзерумскую долину 15-й кавказский стрелковый полк полковника Запольского. Падение Карабазарского плато, зимой недоступного даже для коз, ошеломило командование и войска III-й турецкой армии и знаменовало выигрыш Эрзерумского сражения. В этот день скобелевский 14-й Туркестанский стрелковый полк полковника Андриевского взял форт Карагюбек и 8 орудий, а 17-й полковника Кириллова – форт Тафта и 10 орудий.

2 февраля на фронте геройского I Кавказского корпуса пали считавшиеся неприступными форты Палантекена и Чобан Деде. 39-я дивизия превзошла саму себя, и духом ее прониклись дружины Казанского ополчения. В ночь на 3-е началось преследование турок по всему фронту, и 3 февраля части Железной 39-й дивизии вступили в потрясенный Эрзерум. Всех подвигов на штурме Эрзерума невозможно перечислить. 153-й пехотный Бакинский полк взял форт Далангез, единственный форт Эрзерума, взятый нами при штурме1877 г. – и как раз тоже бакинцами (и в 1877г., и1916 г. Далангез брала 10-я рота – и тогда, и теперь командир этой роты – в1877 г. шт.-капитан Томаев, а в1916 г. прап. Навлянский – отдали за победу жизнь). С подполк. Перумовым 6 рот бакинцев повторили на Далангезе подвиг гарталовского батальона (но с большим счастьем). Расстреляв патроны, они штыками и гранатами отбили 8 бешеных атак. Вспомним елисаветпольцев полковника Фененко, истекавших кровью в жестокую стужу у подножья Чабан Деде на восьми бесплодных штурмах. Полк отказался быть смененным, чтобы иметь честь наконец овладеть сильнейшим этим фортом – что ему и удалось на девятой атаке. Взяв Чабан Деде, елисаветпольцы с львиной отвагой ринулись и на оба Паланетекенских форта, захватив и их. Дербентцы довершили их дело, взяв в штыки у Чабан Деде 28 орудий, бивших картечью в упор, а 155-й пехотный Кубинский полк взял форт Гяз. Форт Узун Ахмет взял достойный сын Самурского полка – 263-й пехотный Гунибский. Только что сформированная 5-я Кавказская стрелковая дивизия получила свое крещение на штурме и взятии фортов Кобургу и обоих Ортаюков. Ополченцы (будущая 6-я Кавк. Стр. д-ия) взяли форт Каракол. Кизляро-гребенские казаки конной атакой взяли 6 орудий. Первым ворвался в Эрзерум есаул Медведев с конвойной сотней штаба I Кавк. к-са, бросившейся в шашки на плечах бегущего врага. На штурме крепости нами взято 235 офицера, 12 753 аскеров пленных, 12 знамен и 323 орудия.

Не задерживаясь, Юденич погнал дальше, в глубь Анатолии, расстроенного и ошеломленного неприятеля. Преследование – в метель, стужу, без дороги – длилось еще пять дней, и было приостановлено только 9 февраля. В наших руках осталось 20 000 пленных и до 450 орудий. Общий урон III-й турецкой армии при обороне Эрзерума и отступлении составил 60 000человек. Наши потери на штурме – 8500 уб. и ран., 6000 обмороженных. Помимо захваченных при штурме пленных и трофеев, при преследовании взято еще 80 оф., 7500 аскеров и 130 орудий. Из этого числа 39-я пехотная дивизия взяла 2600 человек и 59 орудий. 4 февраля у Илиджи Сибирская казачья бригада конной атакой захватила остатки 34-й турецкой дивизии со штабом и 20 орудиями. За Эрзерум Юденичу была пожалована Георгиевская звезда.

«Господь Бог оказал сверхдоблестным войскам Кавказской армии столь великую помощь, что Эрзерум после пятидневного беспримерного штурма взят», – доносил государю Великий Князь Главнокомандующий. Эрзерумский штурм изумил Россию и союзные страны. Он потряс Турцию и заставил ее бросить недобитых англичан и все внимание обратить на Россию» [88].

Итак, на рассвете 3 февраля первой в Эрзерум вошла казачья сотня под командованием старшего адъютанта штаба 1-го Кавказского корпуса есаула Медведева. Впрочем, на это счет существуют разногласия. Когда 29 февраля в Царское село доставили ключи от Эрзерума и 9 трофейных турецких знамен, представлял их, как первый вошедший в Карские ворота крепости капитан А.Г. Кониев. Он тут же и получил из рук государя императора орден Св. Георгия Победоносца 4-го класса. Такое не редко случается в военной практике – трудно определить, кто же первый. Любопытно и другое. Когда в Эрзерум через Карские ворота входили передовые наши части, через противоположные Трапезондские ворота спешно уходили последние турки.

Этим же утром Юденич с Масловским, Драценко и личным адъютантом поручиком Лаврентьевым выехали на автомобиле в Эрзерум. По пути из-за снежных заносов пересели на коней. Николай Николаевич лично объехал весь город, осмотрел богатейшие трофеи, дал указание об охране огромных запасов вооружения, боеприпасов, продовольствия. Особую охрану назначил у складов боеприпасов и пороховых погребов. На обед остановился в доме американского миссионера, где и оставался до конца дня. В Хасан Калу возвратился поздно и сразу же отправил телеграмму Великому Князю. Тот через некоторое время ответил, что телеграфировал о блестящей победе в Ставку государю императору.

Сам Великий Князь прибыл в Хасан Калу через неделю 8 февраля с большой свитой, журналистами и кинематографистами, и отправился вместе с Юденичем в Эрзерум. Кстати, фильм об этой поездке можно посмотреть и сейчас. Не так уж много у нас осталось документальных кадров первой мировой войны. Конечно, много не вошло в этот небольшой ролик, но мы можем видеть лица наших героев Эрзерума, некоторые детали войскового быта, обстановки в крепости. Бесценные кадры! Из воспоминаний подполковника Штейфона узнаем, что Главнокомандующий Николай Николаевич Романов снял перед выстроенными войсками папаху и поклонился им до земли. Потом обнял и крепко расцеловал Николая Николаевича Юденича, пообещав высокую награду. Юденич не знал, что из Ставки уже пришла телеграмма от генерала Алексеева.

У Н.Н. Рутыча читаем: « В связи с вопросом о награждении генерал Юденича начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Алексеев сразу после штурма Эрзерума запросил Великого Князя Николая Николаевича: « На случай, если Государь Император изволит обратиться ко мне, всепреданнейше испрашиваю указания вашего Императорского Высочества для доклада по сему пункту и как могли бы быть редактированы заслуги этого генерала в высочайшем приказе»

На этот вопрос Великий Князь телеграфом сообщил Императору Николаю II свое мнение о генерале Юдениче: «Заслуга его велика перед Вами и Россиею. Господь Бог с поразительной ясностью являл нам особую помощь. Но, с другой стороны – все, что от человека зависимо, было сделано. Деве-Бойне и Эрзерум пали благодаря искусному маневру в сочетании со штурмом по местности, признанной непроходимой. По трудности во всех отношениях и по результатам, взятие Эрзерума, по своему значению, не менее важно, чем операции, за которые генерал-адъютант Иванов и генерал-адъютант Рузский были удостоены пожалованием им ордена Святого Георгия 2-й степени. Моя священная обязанность доложить об этом Вашему Императорскому Величеству. Просить не имею права.

                        Генерал-адъютант Николай. Эрзерум. 8 февраля 1916 г.»

Ответная телеграмма гласила: «Очень благодарю за письмо. Ожидал твоего почина. Награждаю Командующего Кавказской армией генерала Юденича орденом Святого Георгия 2-й степени. Николай.

Официальное сообщение, отредактированное генералом Алексеевым, пришло 16 февраля 1916 года: «Государь Император, в 15-й день сего февраля, Всемилостивейше изволил пожаловать командующему Кавказской Армиею Генералу от Инфантерии Николаю Юденичу, орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия, 2-й степени, в воздаяние отличного выполнения при исключительной обстановке боевой операции, завершившейся взятием Деве-Бойнской позиции и крепости Эрзерум.

Подписал – Генерал от Инфантерии Алексеев. Скрепил – Генерал Лейтенант Кондзеревский.

Союзники России придали исключительно значение штурму Эрзерума. За эту победу генерал Юденич получил от английского правительства орден Свв. Георгия и Михаила, а от французского самую высокую военную награду – орденскую Звезду Большого Креста Почетного Легиона» [89].

То, что вопрос с наградой Юденичу решился не сразу, говорит только об одном – в окружении Николая II-го, да и в Ставке он оставался не совсем своим человеком. При этом, все, включая государя императора, знали Юденича, как искреннего монархиста, не скрывавшего своих взглядов. Интересно в этой связи свидетельство далекого от армии человека, к тому же скрытого либерала и социалиста Михаила Лемке, подвизавшегося в то время военным журналистом при Ставке: «Юденич, к сожалению, – не типичная фигура в нашей армии, а одно из привлекающих к себе широкие симпатии исключений. Когда началась война с Турцией, он был начальником штаба Кавказского военного округа. С большим чисто военным образованием, он проявил много военно-административных способностей, которые кавказская армия оценила, как только вступила в дело: все было на месте и во время. Официально руководивший операциями бездарный канцелярист Александр Захарьевич Мышлаевский ничего без Юденича не делал. После нескольких удачных операций последний был назначен командующим армией. Работоспособность этого человека не уступает алексеевской, простота и скромность роднят их еще больше. При дворе его не особенно долюбливают, зная его совершенно независимый характер и органическое неумение кланяться. Жаль только, что, судя по многим бумагам о гражданском управлении Кавказом, и Юденичу не дано понимать азбуку государственной жизни, а слышанные мною некоторые его выражения показывают, что он во многом совершенно хаотичен, примыкая кое в чем к Пуришкевичу… Да еще около Николай Николаевич, т.е. олицетворенный хаос всяких крайностей». [90].

Конечно, самоуверенный, как и все они, журналист, лучше знает, что нужно делать на Кавказе. Нам же интересна еще одна цитата из его обширных воспоминаний, изданных уже при большевиках: « Наконец, только сегодня царь пожаловал Юденичу Георгия 2 степени, – которым по просьбе Николая Николаевича, его следовало увенчать в день взятия Эрзерума. Генерал ответил на это телеграммой: « Повергаю к стопам чувство глубочайшей благодарности за Высокомилостивейшую оценку моей работы и великого труда Кавказской армии. Да поможет Бог и впредь радовать боевыми успехами своего обожаемого Верховного вождя и великую родину – Россию». Начальник штаба послал ему телеграмму: «Вместе со штабом сердечно поздравляю вас с высокой наградою, заслуженною доблестью и трудом». Ответ Юденича: «Искренно тронут любезным вниманием вашим и чинов штаба. Сердечно благодарю» [91].

Эрзерум, как в свое время Измаил, стал ключевым, победным пунктом всех кампаний на Кавказе в первую мировую войну. Остается добавить, что для преследования в третий раз разгромленной 3-й турецкой армии и дальнейшей разведки на Бейбуртском и Эрзинджанском направлениях Юденич выдвинул мощные авангарды, усиленные казачьей кавалерией. Они еще до получения нашим героем заслуженной награды отбросили турок на 100 верст от Эрзерума и прекратили преследование только на рубеже Хабонси. Мемахтун. Войска устали, да и подвозить боеприпасы, продовольствие стало весьма затруднительно. Турецкие тыловые коммуникации не шли ни в какое сравнение с нашими. Это вам не пути подвоза, подготовленные Юденичем. В это же время, пробившись сквозь глубокие снега у озера Ван 4-й Кавказский корпус ночным штурмом, в метель овладел в районе Бетлиса горным проходом в Месопотамию, прервав сообщение 3-й турецкой армией с 6-й, воюющей в Ираке. Но Эрзерум затмил все. Это ли не слава Юденича!?

 

[74] – См. п 11 настоящего примечания с.654.

[75] – См. там же.

[76] – Елисеев Ф.И. «Казаки на кавказском фронте 1914 – 1917» Москва.

 Воениздат. 2001г. с.95.

[77] – См. п.62 настоящего примечания с.с.198, 1999.

[78] – См. п. 68 настоящего примечания с.с. 133, 134.

[79] – См. п. 67 настоящего примечания с. 238.

[80] – Корзун Н.Г. «Первая мировая война на Кавказском фронте», Москва, Воениздат.1946 г. с.51.

[81] – См. п. 11 настоящего примечания с. 657.

[82] – См. п. 76 настоящего примечания с.с. 8, 59.

[83] – См. п. 79 настоящего примечания с. 57.

[84] – См. п. 11 настоящего примечания с.657.

[85] – См. п. 67 настоящего примечания с. 260.

[86] – См. п. 68 настоящего примечания.

[87] – Письмо генерала Н.Н.Юденича адмиралу В.К. Пилкину от 4 апреля 1921 г. Архив Колумбийского университета. Коллекция Н. Н. Юденича.  Коробка 2.

[88] – См. п.11 настоящего примечания с. 658.

[89] – РГВИА Ф. 2003 Оп.1 Д.89 л.л. 1, 9-13.

[90] – Лемке М.К. «250 дней в царской Ставке» Петроград. ГИЗ 1920г. с.516.

[91] – См. там же с.551.

Полковник Сергей Куличкин