Космонавт №2. Герман Степанович Титов«Чтобы разрушить нацию, нужно прежде всего разрушить ее историю. Нет истории — нет и корней. А без корней жизни не будет!»
Г.С. ТитовБудущий космонавт родился в деревне Верхнее Жилино (Алтайский край) 11 сентября 1935 г. Его мама, Александра Михайловна, вела домашнее хозяйство, а отец, Степан Павлович, окончил коммунарскую школу и, «заболев» педагогикой, стал учителем литературы и русского языка в местной школе. Кроме того он, будучи невероятно одарённым, писал песни и стихи, увлекался живописью, занимался языками. Некоторое время Титов-старший учился в столичной консерватории и хорошо освоил игру на скрипке, мандолине и баяне. Однако времена были трудные, и Степан Павлович, не окончив музыкальное заведение, вернулся домой помогать родителям. Местные жители также рассказывали, что Титов-старший был первым садоводом села — регулярно заготавливал рассаду, сажал саженцы, делал растениям прививки. Своих детей (кроме сына Германа у него была дочь Земфира) он назвал в честь героев произведений любимого им Пушкина.
Как-то раз Степан Павлович решил научить игре на музыкальных инструментах своего сына. Согласно легенде, маленький Гера настойчивые призывы отца взяться за инструменты не вынес и утопил родительский баян в ближайшем пруду. За совершенный поступок ему стало стыдно, и какое-то время парнишка пытался реабилитироваться, упорно осваивая скрипку. Однака критика Степана Павловича, отметившего, что «подобные звуки и игрой-то назвать нельзя», поставила крест на и без того слабых порывах неудавшегося музыканта.
Когда наступила война Титов-старший отправился на фронт. В это время Александра Михайловна с детьми перебралась к своим родителям в коммуну с красивым названием «Майское Утро». Гера рос самым обыкновенным мальчишкой — вместе со своими сверстниками он ходил в общую школу, провожал на фронт отца, работал до седьмого пота в поле. Никаких выдающихся способностей за ним не отмечалось, и профессией космонавта он, к слову, не грезил. Может быть потому, что и профессии такой ещё не было. Сам он рассказывал по этому поводу: «Скажу честно, я не мечтал быть летчиком. Даже самолет — почтовый «кукурузник» — увидел в первый раз в восьмом классе. Кстати, у меня дядя по маминой линии работал летчиком. Но в то время меня не профессия его интересовала, а здоровенные апельсины, которые он привозил нам из Ашхабада». Первые три класса школы Герман окончил в коммуне «Майское Утро», семилетку — в селе Полковниково, куда семья перебралась после возвращения отца с войны, а среднюю школу — в деревне Налобиха. В школе Герман увлекся техникой. Самым первым механизмом, открывшим перед ним свои тайны, стал старый кинопроекционный аппарат. Парнишка приставал к местному киномеханику до тех пор, пока тот подробно не объяснил принцип работы устройства. Вскоре Герман уже сам крутил в сельском клубе фильмы. Потом были долгие часы, проведенные над самодельным радиоприемником, организация школьного радиоузла и даже строительство маленькой электростанции.
По окончании средней школы в 1953 Титов был призван в армию. Когда его в Барнаульском военкомате спросили, где он хочет служить, юноша без колебаний выбрал авиацию. Впоследствии Герман Степанович объяснял это так: «Все было очень просто. Жили мы очень бедно, и у меня из одежды в семнадцать лет имелся только лыжный костюм. А я уже был «парубком», девчата на меня поглядывали, а я стеснялся — здоровый парень, а одеться не во что. Однажды в село приехал муж нашей учительницы — галстук, пуговицы золотые, погоны, ботинки блестящие. Ну, я и спросил: «Дядя, а где все это дают?». Он ответил: «В авиации».
В 1955 Герман Степанович окончил девятую Военную авиашколу первоначального обучения, расположенную в Кустанае, а в 1957 с отличием — Сталинградское военное авиаучилище в Новосибирске. Любопытно, что на первом курсе Титова едва не выгали за профнепригодность — инструкторам не нравилось, как он летал, и ему не разрешали самостоятельные вылеты. Но потом командир звена все-таки выпустил его в небо, и Герман Степанович остался служить дальше. А за три месяца до выпуска из учебного заведения его снова хотели выгнать, однако на этот раз за дисциплину — будущий космонавт ушел в самоволку. Как бы то ни было, с квалификацией «военный летчик» и записью в характеристике: «Летает уверенно и смело» Титов был отправлен в строевые части ВВС Ленинградского военного округа.
В 1957 двадцатитрехлетний старший лейтенант Титов проходил службу в поселке Сиверский. В это время молодой летчик познакомился со своей будущей супругой Тамарой Черкас. Тамара Васильевна, приехавшая из Луганской области и не поступившая в медучилище из-за украинского говора, работала в столовой гарнизона. Познакомились молодые люди на танцах в Доме культуры, куда Герман Степанович заглянул вместе с сослуживцами. Титов рассказывал: «Попал в Дом офицеров случайно — танцевать совсем не умел. Понаступал там одной дивчине на ноги, и на том все закончилось — работы много было, и я ее потерял из виду. Один раз между полетами зашел в нашу летную столовую перекусить, смотрю, а она поварешничает там. Запала девушка мне в душу. И я, как истребитель, не упустил цель. Нам ведь некогда раздумывать, это бомбардировщики могут ходить кругами и прицеливаться... Поженились в 58-ом, когда расписались с Тамарой, я написал отцу письмо, что, мол, жениться хочу. Он мне ответил: «Понял все, женат ты уже. Какой выбор сделал ты не знаю, но Титовы женятся только один раз». Первый отпуск после свадьбы гостили на родине у жены. И лишь через год, в 59-ом, отправились ко мне в Сибирь». Супруги прожили вместе сорок три года, и всю жизнь космонавт жутко ревновал красавицу-жену. Позднее Тамара Васильевна стала настоящей звездой Звeздного городка — отлично водила мотоцикл и автомобиль, проводила показы мод. Хрущев и Брежнев на приемах в Кремле неизменно звали еe на танец. В ходе официального визита советских космонавтов в США руководители советской делегации не пустили Тамару Васильевну в Белый Дом — любвеобильный Роберт Кеннеди слишком открыто интересовался обворожительной супругой Титова.
Наступил 1959 год. На орбитах уже появились первые советские спутники, в газетах все чаще звучало еще совсем недавно казавшееся фантастическим слово «космос», и где-то неподалеку трудились огромные научно-производственные коллективы, претворявшие в жизнь грезы Циолковского. В эту пору стартовал набор в первый отряд космонавтов. Отбирали туда, как известно, лучших пилотов реактивной авиации. Когда перспективному летчику предложили пройти отбор в команду космонавтов, он долго не знал, как об этом сообщить супруге. Она в это время готовилась в первый раз стать матерью, и Герман Степанович сказал ей лишь то, что его могут взять в летчики-испытатели.
Первых кандидатов проверяли в столичном Центральном авиационном госпитале на такие перегрузки, какие еще никто из людей не испытывал. Сами медики не знали, что ожидает человека в космосе, поэтому проверки стали настоящей пыткой. В ходе тестов в барокамере при имитировании подъема на четырнадцатикилометровую высоту некоторые опытные летчики теряли сознание. Из госпиталя Титов писал супруге очень подробно и часто. При всей секретности, окружавшей происходившее, все письма его доходили. В них, в частности, летчик сообщал: «Вновь иду на «гестапо»... Теперь мне думается, что я двужильный, поскольку переношу невероятные нагрузки». Из трех тысяч претендентов выбрано было всего двадцать человек. Тысячи крепких парней отсеялись на медкомиссии по здоровью, сотни были забракованы комиссией, десятки сами решили отказаться от участия, но Титов с успехом прошел отбор.
В марте 1960 он с женой переехал в Москву. Двадцать отобранных кандидатов готовили к полету ударными темпами, постоянно усложняя и увеличивая нагрузки. К физическим перегрузкам стали добавлять психологические, поскольку было неясно, как человек выдержит испытание одиночеством и тишиной космоса. В сурдобарокамере люди были полностью изолированы от мира — никакой информации извне, ни запахов, ни звуков. Летом 1960 из группы взяли лишь шестерых — Валентина Варламова, Павла Поповича, Юрия Гагарина, Анатолия Карташова, Андрияна Николаева и Германа Титова. Все они были очень разными людьми с несхожими характерами и вкусами и в новую среду входили по-разному — кто с легкостью, кто с трудом. Герман Степанович сходился с людьми быстро. Коллеги любили его за яркость натуры и разносторонность. Будучи талантливым пилотом, он обожал литературу и музыку, мог на память читать целые главы из «Евгения Онегина», декламировать стихи Лермонтова и Маяковского, неплохо пел и рисовал. Во время занятий в КБ он внес ряд технических предложений, с которыми согласились ученые.
После отбора первую шестерку начали ускоренными темпами готовить к полету. Спешили и в Советском Союзе, и в Америке — все хотели быть в космосе первыми. Над обеспечением полета работала группа конструкторов, возглавляемая Сергеем Королевым. Поддерживали их несколько министров СССР и крупные чины оборонных ведомств, среди которых были Митрофан Неделин и Дмитрий Устинов. В середине октября 1960 вышло постановление Совета Министров и ЦК КПСС о принятии предложения «о запуске космического корабля с человеком в декабре 1960…».
Необходимо отметить, что к тому времени уже взлетело несколько «семерок» (ракет Р-7), однако не все запуски оказались успешными. Лишь 19 августа 1960 впервые получилось вернуть живыми из космоса собачек Стрелку и Белку. Летчики, готовившиеся к полету, сразу поняли — приближается их черед, однако за августовским успехом началась череда неудачных запусков. Спустя тринадцать дней после подписания распоряжения об отправке человека в космос, в октябре 1960 на площадке под номером 41 ракетного полигона случилась страшная катастрофа. В ходе подготовки к первому запуску межконтинентальной ракеты Р-16 произошел взрыв и страшный пожар, унесший жизни нескольких десятков ракетчиков. Не уберегся и главный маршал артиллерии, главком ракетных войск Митрофан Неделин. Взорвавшаяся ракета для космических полетов не предназначалась, однако эхо этой страшной трагедии отодвинуло сроки космического полета. Даже при всем своем нетерпении Никита Сергеевич не решился дать Королеву команду запустить человека в космос в обозначенные им сроки. В декабре месяце Сергей Павлович возобновил испытания «семерки», провел два запуска и оба неудачно. Лишь с началом 1961 у Янгеля и Королева закончился период жуткого невезения. В начале февраля успешно взлетела янгелевская стратегическая Р-16, а в начале марта из космоса после стопятнадцатиминутного полета вернулась живой и невредимой собачка Чернушка. В конце марта был проведен контрольный полет со Звездочкой и опять — успех. В президиуме АН СССР для отечественных и зарубежных СМИ прошла пресс-конференция, на которой все с энтузиазмом и восхищением снимали Звездочку и Чернушку, совершенно не обращая внимания на присутствовавших в зале Титова, Гагарина и остальных. До первого полета человека в космическое пространство оставалось всего полмесяца, однако знали об этом лишь единицы…
Все последующие события до мельчайших подробностей показаны и описаны тысячи раз. Стоит лишь рассказать о выборе претендента на первый полет. По основным параметрам (физические данные и готовность к полету) Титов и Гагарин были на равных. Выбирая первого космонавта, партийное руководство рассматривало их анкеты едва ли не под микроскопом. Важную роль играло пролетарское происхождение. Существует легенда, что Титов должен был лететь первым, однако стал дублером потому, что имя его не понравилось Никите Сергеевичу. Хрущев считал, что человек с именем сомнительного героя «Пиковой дамы» не может стать символом страны, а также олицетворением эпохи: «Поймет ли народ нас, что мы не смогли найти парня с настоящим, русским именем?». Достоверность хрущевского вердикта, к слову, никто не подтвердил, но и не опроверг.
Безусловно, немаловажную роль играли и личные симпатии главного конструктора. Согласно рассказу соратника Королёва конструктора Евгения Шпильникова: «Герман Степанович был умницей, смелым человеком и хорошим товарищем, отлично прошедшим все испытания и проверки. Однако для первого полёта необходимо было подобрать характер попроще и понадёжнее с позиции чёткого выполнения операций. Некоторые привлечённые к подготовке психологи опасались, что человек в условиях невесомости может «свихнуться» и стать в поведении неадекватным. Все члены Госкомиссии стояли за Титова, но Сергей Павлович настоял на Гагарине. Очевидно, Титов не сумел настолько глубоко Королёву открыться, как это вышло у Юры. Я полагаю, умом этого не понять, лишь сердцем». Кроме того, при выборе первого космонавта негативную роль для Германа Степановича сыграла семейная драма — в ходе подготовки к полету у него скончался первенец. Мальчик родился с пороком сердца и прожил всего семь месяцев.
Знаменитый кинооператор Владимир Суворов, снимавший, в частности, испытания первых отечественных атомных бомб, а также старты многих космонавтов, рассказывал о том, как прошло заседание Госкомиссии перед первым запуском: «Интересны кадры, в которых Гагарин докладывает о полной готовности и благодарит за оказанное доверие. Титов в это время сидит с опущенной головой. Германа можно понять — он, как и «основной» космонавт, прошел в полном объеме предполетную подготовку, однако тот спустя два дня отправится в космос, а дублер останется на Земле… Обстоятельство не для слабонервных, быть дублером психологически тяжелее...». Сам Юрий Алексеевич после триумфального полета так говорил о своем дублере, чье имя еще было засекреченно: «…В комнате вместе со мной жил космонавт-два. Мы существовали по единому расписанию и походили во всем на братьев-близнецов. Да мы и являлись братьями — нас связывала одна цель, которой мы посвятили жизни… Он был тренирован, как и я, и, вероятно, способен на большее. Возможно, его не отправили в первый полет, чтобы приберечь для второго, гораздо более трудного…». Это подтверждают и написанные в дневнике слова помощника Главнокомандующего ВВС по космосу генерала Каманина, лично выбиравшего первых космонавтов: «Единственное, что меня удерживает от решения в пользу Германа Титова, — необходимость иметь на суточный полёт более крепкого космонавта».
Действительно, к тому времени уже все понимали — второй полет просто обязан быть более продолжительным и, как следствие, более сложным. Медики поручились за три витка, дольше летать, по их мнению, было рискованно. Врачей поддержали космонавты, военные, баллистики, Гагарин и Мстислав Келдыш — вице-президент АН СССР. Но сам претендент на полет без дипломатических уверток ответил: «Лететь нужно на сутки!». Эту мысль высказывал и сам Сергей Павлович. Последнее слово было за Госкомитетом Совмина по оборонной технике. На совещании Королев объяснил преимущества суточного полета, позволявшего произвести посадку в районах Заволжья — там же, где в апреле сел Гагарин. Главный конструктор отмечал: «Передислокация поисковых групп не потребуется, все отработано. А самое главное, появляется возможность целые сутки наблюдать организм человека в условиях невесомости... Если понадобится срочно вернуть корабль, это можно выполнить в любой момент — во всех океанах по трассе полета несут дежурство корабли космической связи».
Председателем госкомиссии по пуску «Востока-2» был назначен бывший директор ракетного завода в Днепропетровске Леонид Смирнов. Он сразу же развил активную деятельность и настоял на том, чтобы полет Германа Степановича прошел в начале августа. В связи с этим в срочном порядке из летних отпусков начали отзывать специалистов и военных испытателей, готовили технику и космонавтов. В то лето стояла невыносимая жара, однако работа шла полным ходом. Подготовка космонавта номер два практически повторяла ритуал Гагарина, только теперь Титов был основным пилотом, а дублером его — Андриян Николаев. Многие в те дни удивлялись отсутствию на стартовой площадке Юрия Алексеевича — Гагарин же, никем не предупрежденный о времени старта, отправился в новое турне по планете. Фактически накануне запуска «Востока-2» взлетела на воздух экспериментальная ракета Королева. Она предназначалась не для полетов в космос, но, тем не менее, само обстоятельство оказалось неприятным и как бы предупреждало — ракетная техника суеты не терпит. Тем не менее, Титов вел себя так, как будто ничего страшного не произошло. Много лет спустя Герман Степанович скажет: «Просто я был твердо уверен, что подобное у нас не произойдет».
Утром 6 августа 1961 командир «Востока-2» доложил по всей форме Леониду Смирнову о готовности исполнить программу полета и в ответ получил разрешение на старт. Вспоминая все, что произошло в то августовское утро, Титов расказывал: «Что я чувствовал? Многое, но не страх, ведь я твердо знал, на что иду... В самые последние секунды почему-то припомнились слова Главного: «Если перед полетом космонавт чувствует, что идет на подвиг, значит он к полету не готов». В голове вихрем пролетел порядок операций, взгляд в сотый раз обежал приборы и надписи горящих табло. На пункт управления доложил: «К полету готов...».
(Окончание следует)
