Саша ВасильевСвященник Димитрий Шишкин
Можно написать целую серию рассказов о том, как бесконечно, удивительно, трепетно любит Господь каждого человека! «Любит каждого больше чем всех!» – как точно кто-то заметил. И особенно это очевидно в судьбе людей, что называется, далеких от Церкви в начале своего пути или мучимых страстями, но ищущих Господа или даже не знавших Его, но имеющих в душе доброе, действительно благое расположение… Как тонко, с поистине материнской нежностью и отеческой бережностью Господь подводит этих людей к Церкви, к покаянию, к самому спасению. Эта дорога, этот путь – не досужие вымыслы экзальтированных «церковников», но доподлинная реальность, очевидная для всякого, кто с верою и вниманием вглядывается в жизнь и судьбы людей. И, главное, эта очевидность составляет неизреченную радость самих тех, кого она коснулась, кого провела через бури житейского моря и на ладонях Божией любви доставила в тихую гавань Небесного Царствия…
***
Год назад умер Санька… Саша Васильев, или даже так – Александр Юрьевич, как называли его почтительно друзья и соратники. Отмучался, отмаялся, отошел… Я лет десять с ним встречался иногда, делал какие-то заметки, записывал его рассказы, исповедовал его, причащал, просто общался… И долго после его кончины хотел хоть несколько строк о нем написать. Вот почему-то легло мне это на сердце и всё. Но я никак не мог собраться, всё не получалось, и вот в один из дней решился, сел и начал писать. Дописал до того момента, где нужно уточнить, когда Саня умер, и вдруг понял, что совершенно, даже приблизительно не помню, когда это случилось… И вот я заглянул в прежние записи и обомлел: оказалось, это тот самый день, когда я сел писать. Ровно год назад он умер. Тогда я оставил свою писанину, надел подрясник, епитрахиль и послужил по Саньке заупокойную литию. И думается мне, что такие совпадения – это и не совпадения вовсе.
Человек действительно яркий и самобытный, харизматичный и непростой, человек, о котором можно снимать кино, Саша Васильев в начале 1980-х окончил Институт имени Патриса Лумумбы, быстро стал подниматься по карьерной лестнице и уже через несколько лет работал консультантом ЦК КПСС по Ближнему Востоку. Согласитесь, неплохое начало… Но дальше произошло вот что. Шла уже полным ходом перестройка, и Саша, человек, прямо скажем, не глупый, видя и понимая, что происходит в стране и к чему всё идет, написал «докладную записку» своему шефу – Эдуарду Амвросиевичу Шеварднадзе, бывшему тогда министром иностранных дел. Написал он эту докладную, отправил, а сам уехал в командировку.
Наконец – сняли наручники и колпак, лязгнули засовами и – Саша остался один
И вот – возвращается через какое-то время, а его встречают в аэропорту неприметные люди в штатском. Улыбаются, жмут приветливо руку, а затем ловко так надевают какой-то мешок на голову, защелкивают наручники и усаживают в черную «Волгу». Потом Саню долго возили по Москве, водили какими-то этажами и коридорами и наконец – сняли наручники и колпак, лязгнули засовами и – Саша остался один. Как он описывал, это была небольшая, обитая чем-то мягким и однотонным комната, в которой постоянно горел приглушенный матовый свет. Окон не было. Была металлическая, прикрученная к полу кровать, унитаз с такой шириной отверстия, чтобы (по слову самого Саши) не мог утопиться. Ну и окошко на внутренней стороне двери, куда прилежно три раза в день подавали еду всё те же невзрачные и молчаливые люди. Ну вот, в общем, и всё. Довольно приличные, надо сказать, условия. Но только на первый взгляд. Да, здесь надо еще добавить, что с Сашей никто не разговаривал. То есть совсем. Ни звука, ни ползвука, какие бы вопросы он ни задавал, какие бы гневные филиппики ни произносил, как бы и о чем бы ни умолял. В ответ – тишина, мягкие тона успокаивающей обивки и ровный матовый свет…
О дальнейшем Саша рассказывал так: примерно через неделю он стал путаться во времени суток, а дальше и вовсе перестал понимать, сколько прошло дней, недель, месяцев… Иногда ему казалось, что он находится здесь уже несколько лет, но сколько именно – он понять не мог, как ни силился. Это было ужасно.
Спасло его то, что перед последней командировкой он начал встречаться с внучкой одного из членов Политбюро, и та после загадочного исчезновения Сани начала искать его, а потом и прямо «звонить во все колокола». Короче, Сашу выпустили через четыре месяца и отправили домой в Крым. Вот здесь, конечно, есть некая интрига, до конца так и не проясненная, потому что по возвращении Саша вдруг и сразу занялся серьезным бизнесом, так что одно время входил в пятерку богатейших людей Крыма. Недавно я беседовал с одним из его соратников того времени (о нем еще речь впереди), и он рассказал, что Саша тогда «для удобства» жил в номере люкс лучшей гостиницы города, а в номере у него в «обиходном порядке» громоздились полиэтиленовые мешки для строительного мусора, набитые деньгами, и это, по слову соратника, была только «чистая прибыль». Позже от других людей я узнал, что Саша, что называется, «крутил партийные деньги», из чего можно заключить, что над ним стояли и «старшие товарищи», которые ему это ответственное дело доверили. Впрочем, деньги не залеживались в мешках, а, как правило, в тот же день отправлялись дальше в загадочное свое и прелюбопытное, конечно, путешествие… Сейчас подумалось… Вот бы описать жизненный путь какой-нибудь сторублевки. От начала и до конца. Прелюбопытная, согласитесь, получилась бы история, хоть и безрадостная, возможно…
Он каждый новый день проживал как последний, внутренне настраиваясь, что до завтрашнего дня не доживет
Ну да возвратимся к Саше. При его внешности увальня и сибарита он был парень рисковый и смелый… Вот это меня всегда изумляло: как это в 1990-е люди не боялись проворачивать такие дела… Даже не в нравственном смысле, а в прямом, физическом. Времена-то были, прямо скажем, бедовые. Я этот вопрос самому Саше как-то не успел задать и вот – спросил у его соратника. Он усмехнулся и пересказал мне слова самого Саши по этому поводу (видимо, не я один такими вопросами задавался). Так вот, Саша сказал, что он каждый свой новый день проживал как последний, внутренне со всей серьезностью предполагая и настраиваясь, что до завтрашнего дня не доживет. И – вот удивительно – благодаря такому странному настрою, как он говорил впоследствии, «бояться ему было некогда». Впрочем, Саша не был бандитом, а, как говорили тогда, «жирным коммерсом», но не настолько простым, чтобы его можно было взять и развести, как «сладкого лоха». Да и одно то, что он дожил до наших времен, говорит о том, что с головой он, что называется, дружил неплохо. А еще он вынужден был так или иначе общаться с бандитами разного уровня и рассказывал об этих встречах веселые – вот ведь парадокс – истории.
Но здесь нужно небольшое пояснение. С чего эти рассказы начались…
Я тогда еще не публиковался, но очень хотел писать и вот буквально «вымучил», выродил с неимоверным трудом небольшую повестушку о «раскаявшемся разбойнике». Время и место действия соответствовали нашим крымским реалиям «лихих девяностых». Здесь надо сказать, что я хоть и был невольным наблюдателем всех ужасов того времени, но, как простой обыватель, реальную жизнь криминального мира, конечно, не знал. И вот я принес эту свою повестушку на суд Саньке. Через неделю зашел с некоторым волнением. Санька меня принял с живым участием и похвалил очень своеобразно. «Хороший слог, – сказал он, – кое-что мне понравилось, но в общем – фигня какая-то. Я вообще ничего не понял. То есть всё было не так: проще и страшнее… – он помолчал немого. – Но и смешного много было, вот ведь в чем дело… Вот послушай…» И он начал мне рассказывать свои «потешные» истории.
В Крыму в начале 1990-х не было своего «вора в законе», – рассказывал Саня, – но вот в конце концов на эту должность «поставили» Юру Иванова. А с Юрой Саша тогда уже был добрым приятелем. Познакомились они так. У Саши была кличка Жирный. И вот он занимается своими делами, а бандюки к нему присматриваются и не могут понять, что это за коммерс такой «жирный» (отсюда и кличка): гуляет себе, ничего не боится. Решили «прощупать» И вот люди Юры Иванова избили жестоко Сашиного то ли сотрудника, то ли охранника. Саша в ответ организовал показательное унижение лучшего Юриного бойца – того сбросили с моста в Салгир (я так понял, что не смертельно). Тогда Юра сам «набил стрелку», и за час общения с Саней они сделались чуть ли не закадычными дружками… И вот здесь надо несколько слов сказать о характере Сани, если угодно – о его харизме. Он умел располагать самых разных людей своей доступностью и простотой. Но эта простота была сознательной. По словам всё того же «соратника», в прежнее время у людей после первого общения с Саней складывалось впечатление (в общем, весьма законное), что они общаются с «высоколобым» интеллектуалом. И к Сане на этой почве многие относились натянуто-почтительно. И вот первая удивительная особенность Саньки: то, к чему иные стремятся и прилагают усилия – достижение «положения» и «статуса», – его мало интересовало, и Саня… натурально начал маленько придуриваться, то есть строить из себя этакого шутоватого простачка. Вот ведь удивительно, честное слово… Причем он делал это безо всякого корыстного умысла, просто не хотел быть «умником» и всё. Непонятно, странно, но он стеснялся и ума своего, и образованности и хотел общаться на равных со всеми, даже с людьми недалекими и глупыми, так что в нем странным образом сочеталось наличие недюжинного ума с какой-то непоседливой и дурашливой веселостью. Да уж, удивительный он был человек, Санька…
Новопоставленный «вор в законе» просит Сашу встретить его в аэропорту. Зачем?
Но я продолжу историю. Итак, перед возвращением домой после «поставления в вора» Юра звонит Саше и просит, чтобы он обязательно приехал его встречать в аэропорт. Зачем – непонятно, но друзьям нельзя отказывать, и Саня поехал. И вот «картина маслом»: Юра спускается по трапу, его встречает крымская братва в лице самых влиятельных ее представителей, и тут происходит нечто совершенно непонятное. От Юры ждут, что он что-нибудь скажет «авторитетное», а он – тыр, пыр… мнется, чего-то мямлит и с невыразимой тоской взирает на Саню: мол, выручай, помогай, братишка… А Саня сам понять ничего не может… Догадался только, что нужно как-то красиво разрулить всю эту странную ситуацию, что он и сделал со свойственной ему деликатностью.
В последствии выяснилось, что воры, которые «поставляли Юру» на Крымскую вотчину, запретили ему… ругаться матом… Да. Вот так-то, представьте себе. Хотите верьте, хотите нет, но думаю, что это правда. А Юра на мате, что называется, и не ругался даже, а разговаривал… вот и представьте себе его муку, когда нужно что-то объяснять без привычных, скажем так, лексических оборотов. Вот Юра и позвал Саню в качестве переводчика с блатного базара на «русский литературный».
Другая история. Как-то в порыве братских чувств, под водочку Юра изъявил желание обменяться с Саней крестами. Ну, Саша снимает свой алюминиевый крест (а в Саше, надо сказать, странным образом начисто отсутствовало стремление к роскоши; и даже к бизнесу, я думаю, он в значительной степени относился как к своеобразной интеллектуальной игре, головоломке). Так вот, Саня снимает свой алюминиевый крестик на бечевке, а в ответ расчувствовавшийся Юра водружает на Сашину выю солидную «рыжую» цепь весом граммов 150, а на ней – какой-то невероятных размеров крест с изумрудами, по меткому выражению Саши, «как у Рюриковичей». Побратались, значит…
Основным коммерческим интересом Саши тогда были предприятия «Керчьрыбпром» и «Югрыбпоиск». И вот звонит как-то Саше расстроенный директор этих предприятий и сообщает, что его «кинули» узбекские поставщики белой жести (для консервных банок). Деньги переведены, а жести нет. Заводы встали.
Саша встретился с Юрой и попросил помочь. Юра спрашивает:
– А чьи заводы. Кто хозяин?
– Да Анатолий Иванович… Луценко, – отвечает Саша.
– А что, он нормальный пацан?..
«Я прикидываю: член КПСС, депутат, лауреат Государственной премии… – нормальный он пацан или нет?»
Саша рассказывал потом: «Я стою и прикидываю: член КПСС, депутат, лауреат Государственной премии, орденоносец… Как сказать: нормальный он пацан или нет? Сказал что “нормальный”».
– Ну, тогда попробуем решить, – ответил Юра. И тут же по рации (тогда еще «мобилок» не было) стал звонить одному авторитету, тот другому, тот третьему… Буквально через день 40 вагонов с жестью отправились к месту назначения.
Когда дело было окончательно улажено, Саша спрашивает:
– Юра, что мы тебе должны?
– А кто там начальник этого «Керчьрыбпрома»? – спрашивает, морщась и припоминая, Юра.
– Луценко… я же рассказывал.
– Да я забыл уже… Так он, как… нормальный пацан?
– Ну нормальный же…
– Тогда ничего не должны.
Когда Саня сообщил Луценко об этом, тот на радостях подарил ему два вагона рыбы. И опять Юра от своей «доли» отказался, а Саня прилично на этом деле заработал.
Еще одна история.
Верховную власть в Крыму тогда возглавлял ныне покойный Николай Васильевич Багров. И вот по каким-то имущественным делам и интересам он пересекся с бандитами. И нужно было как-то эти дела решать, так что он обратился с «приватной» просьбой к Саше как к человеку, более-менее «вменяемому».
– Слушай, Саня, я слышал ты с этим… с Юрой Ивановым знаком. Нельзя ли с ним как-нибудь встретиться? Ну, скажем, в четверг, часа в три у меня будет время свободное.
Саша пообещал посодействовать. И вот – встречается с Юрой и говорит ему:
– Слышь, Юра, там Багров хочет с тобой встретиться.
– А кто это такой? – спрашивает Юра. (Веришь, – изумлялся Саня, – он даже не слышал о нем ничего.)
– Ну, это… как бы сказать… председатель Верховного Совета Крыма. В четверг, часа в три тебя устроит?
Тут Юра с самым серьезным видом достает пухлый, потрепанный ежедневник, исписанный мелким почерком, морщась, листает его, приговаривая: «Так… в четверг… в четверг…» – и вдруг выдает:
– Нет, Саня, в четверг никак не могу, не получится.
– Ну, может в пятницу?
Опять листает.
– Нет, Саня, и в пятницу тоже никак. Извини, братан… Сейчас весь Крым на мне, так что – никак.
И руками развел.
Саша смеялся от души.
Долгое время он был хоть и не церковным человеком, но считал себя истинным православным и даже патриотом и почвенником. И вот как-то он «вытянул» крупную сумму из банка, подконтрольного влиятельной преступной группировке, потом из другого банка, подконтрольного другой группировке… В конце концов все деньги он вложил в банк, подконтрольный спецслужбам, откуда бандитам деньги достать было, мягко говоря, непросто. Словом, Санька сильно огорчил нескольких криминальных авторитетов, и в жизни его начались серьезные проблемы. В Саню стреляли, и, кажется, даже не раз, но как-то так удачно, что всё обошлось… Вообще был трудный период всевозможных «разборок» и «терок», от которых он оказался на грани, скажем так, нервного срыва.
И вот однажды в тревожном ожидании очередных «посетителей» Саня сидит у себя в офисе. Подъезжает машина, выходят два парня, просят аудиенции. Саня дает добро. Парни заходят, начинают что-то рассказывать, а Саня на них смотрит и не может понять, о чем они говорят, что им надо…
Наконец до него доходит, что это «свидетели Иеговы» пришли наставить его на «путь истинный». Тогда он вызвал по телефону личного врача, охранников, попросил принести розги, запереть дверь и, как истинный «патриот и почвенник»…
«Свидетелей Иеговы» он от всей души и собственноручно высек. Потом сказал по-отечески несколько слов об истинной вере
Словом, этих парней он от всей души и собственноручно высек. Потом сказал с отеческой заботой несколько слов об истинной вере, патриотизме и добрых путях жизни и – отпустил с миром.
– И знаешь, – завершил он свой рассказ, – так мне хорошо стало на душе после этой экзекуции, так умилительно и светло до слез, что я ребятам этим, честное слово, до сих пор благодарен. Таким я к ним после порки этой проникся сочувствием и любовью, что просто не описать! Точно камень с души свалился…
Когда для Саньки наступили самые тревожные и критические дни, он в юридических документах вместо своего домашнего адреса стал вписывать адрес семьи, в которой жил толстый, добродушный и умственно отсталый парень лет тридцати – Коля. Колю этого все знали во дворе, он играл с семилетними детьми в «войнушку» и прятки, гонял мяч, строил «халабуды» – словом, был сущее дитя по разуму. И вот Саша в каких-то документах «для перестраховки» стал указывать этого Колю, причем с упоминанием фамилии и отчества, чуть ли не как главного «бенефициара». Этическая и нравственная допустимость такой подмены, конечно, сомнительна, но что поделаешь. Так было. И вот наступил момент, когда «пацаны» приехали выдернуть Саню на какую-то серьезную разборку. То есть они приехали по наводке и по указанному адресу, не зная Саню лично, с указанной фамилией и именем-отчеством. Поднимаются по лестнице, звонят в дверь, выходит мама Коляни.
Хлопцы говорят ей:
– А можно Николая Петровича на минуту?
– Колю? – удивляется мама. – Можно, конечно, – и кричит куда-то в комнату:
– Коля, подойди на минутку, к тебе ребята пришли.
(Окончание следует)
