16 февраля (3 февраля ст. ст.) – день памяти Святителя Николая Японского

[Александр Васильевич]

16 февраля (3 февраля ст. ст.) – день памяти святого равноапостольного Николая (Касаткина), просветителя Японии



Тропарь равноапостольного Николая, архиепископа Японского
глас 4

Апостолов единонравне и сопрестольне,/ служителю Христов верный и Богомудрый,/ цевнице избранная Божественнаго Духа,/ сосуде преизливающийся любве Христовы,/ Японския земли просветителю,/ святый Николае, иерарше равноапостольне,/ молися Живоначальней Троице/ о всем твоем стаде/ и о всем мире.

Ин тропарь равноапостольного Николая, архиепископа Японского
глас 4

Яко апостолом сопричастника в трудех и возмездиих/ Церковь тя с любовию почитает,/ святителю отче Николае равноапостольне./ Положив бо многими подвиги начало Православия в Японии язычестей,/ умножил еси в ней чада спасения,/ и по кончине прият тя Бог во обители апостол Своих по достоянию./ Сего ради молим тя/ молися Господеви пребыти и в предняя делу твоему незыблему на веки,/ и ввестися в лоно Церкве Православныя всем погибнути имущим,/ умиритися мирови/ и спастися душам нашим.

Кондак равноапостольного Николая, архиепископа Японского
глас 4

Странника и пришельца прият тя страна Японская,/ равноапостолъне святителю Николае,/ в ней же исперва познал еси себе яко чуждаго,/ обаче теплоту и свет Христов источая,/ прелагал еси враги твоя в сыны духовныя,/ имже раздай благодать Божию, созидал еси Церковь Христову,/ о ней же ныне молися,/ и тебе бо сынове ея и дщери взывают:/ радуйся, пастырю добрый наш.

Ин кондак равноапостольного Николая, архиепископа Японского
глас 2

Твердаго и Боговещаннаго проповедателя Евангелия Твоего, Господи,/ возмездил еси Боголепно/, труды бо его и болезни приял еси паче всех жертв законных и всесожжении./ Того молитвами соблюди нас от неприязни.

http://days.pravoslavie.ru/name/1640.htm

[Александр Васильевич]

Апостол Японии и его миссия

(Основные идеи и принципы миссионерской деятельности святителя Николая Японского)


_{Святитель Николай и Павел Накаи}

Уникальность личности святителя Николая (Касаткина; 1836–1912) в том, что он один смог основать в далекой от родины стране, среди носителей иного языка и культуры отдельную Поместную Церковь[1], основать там, где за принятие христианства по закону полагалась смертная казнь.

Представим, как миссионер появляется среди абсолютно чужих и не расположенных к нему людей, где откровенно не любят Россию, а веру христиан воспринимают как самое страшное зловерие. По словам самого святителя Николая, «тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христианство как на злодейскую церковь, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи»[2]. Одной жалобы на чужака, проповедующего «Бога неведомого» (Деян. 17: 23), было достаточно, чтобы пресечь здесь зарождаемое Православие. И вот проходит несколько десятилетий, и мы встречаем свидетельство посетившего Японию протоиерея Иоанна Восторгова: «Не было человека в Японии после императора, который пользовался бы в стране такою известностью, как глава Русской духовной миссии. В столице Японии не нужно было спрашивать, где Русская православная миссия, довольно было сказать одно слово “Николай”… И православный храм назывался именем “Николай”… даже само Православие называлось именем “Николай”. Путешествуя по стране в одежде русского священника, мы всегда и всюду встречали ласковые взоры, и в словах привета и разговора по поводу нас мы улавливали слухом среди непонятных слов и выражений незнакомого языка одно знакомое и дорогое: “Николай”»[3].

Вот еще одно свидетельство: «Нам неоднократно приходилось быть свидетелями, как язычники, совершенно незнакомые владыке, с шумным восторгом приветствовали его на улице, и их мощное “банзай Николай” частенько раздавалось в японских кварталах. А дети, милые японские дети, постоянно окружали его кольцом и, как бабочки на огонь, вихрем неслись навстречу суровому на вид, но с добрым, ласковым сердцем святителю… Должно заметить, что беспрерывный тяжелый апостольский подвиг, праведная жизнь, особая прозорливость, чему мы сами были неоднократно свидетелями, давно уже между верующими православной Японии составили убеждение, что святитель Николай особенно близок и угоден Господу, что Он его прославил небесною славою. Даже язычники, и те помещали в газетах его портреты с сиянием и нимбом и часто называли его “сей да кео” (более точно: “сэй да кёо”. – В.Д.), то есть “святой архиепископ”»[4].

Как мы видим, авторитет святителя Николая (Касаткина), заслуженный тяжелыми, непомерными трудами по духовному просвещению Японии, оказался настолько велик, что пред его личностью преклонялись не только христиане, но и язычники. Несомненно, что такой авторитет был заработан, если можно так выразиться, не только святой жизнью архиепископа Николая, но и его рассудительной миссионерской практикой.

В этой связи для нас крайне важно понять основные идеи и принципы, положенные в основу миссионерской деятельности святителя.

Какие воззрения, мысли, идеи наполняли деятельность святителя, служили основным стержнем его миссии в Стране восходящего солнца?

Прежде всего, следует сказать, что святитель Николай Японский в своей миссионерской практике учитывал опыт двух известных миссий XIX века: Алтайской, основанной преподобным Макарием (Глухаревым), и миссии святителя Иннокентия (Вениаминова) в Восточной Сибири и на Аляске.

Архимандрит Макарий (1792–1847) создал новые методы, использованные впоследствии другими миссионерами. Он начал свою деятельность с изучения языков отдельных племен кочевников, обитавших в районе Алтайских гор в Центральной Азии и исповедовавших языческий шаманизм. Особенностью его миссионерской практики было то, что он не гнался за количеством обращенных, но главное внимание уделял «качеству» – тщательной подготовке уверовавших к крещению. За 14 лет своего служения он крестил всего 675 взрослых человек, зато вера этих людей действительно была осмысленной и крепкой. В своем труде «Мысли о способах к успешному распространению христианской веры» преподобный Макарий поставляет основной задачей миссии постоянную заботу о новообращенных.

Его новаторством стало привлечение женщин к миссионерскому служению. Он развернул активную культурно-просветительскую деятельность: создал три школы и одну больницу. Желал открыть учебный центр, готовящий миссионеров, где изучались бы сельское хозяйство, медицина, патронаж. Пытаясь отвести людей от язычества, архимандрит Макарий снисходительно относился к инославным христианам: молился вместе с квакерами, думал об открытии в Москве центра с несколькими часовнями, в котором могли бы молиться одновременно последователи разных исповеданий.

Что касается святителя Иннокентия (Вениаминова), то, как и преподобный Макарий, он избегал поспешности при подготовке к крещению, так же вел проповедь на туземном языке и даже создал алфавит и письменность для алеутов. В своем «Наставлении священнику, назначенному для обращения иноверных и руководствия обращенных в христианскую веру» святитель Иннокентий указал, что для миссионера необходимо хорошее знание языка и образа жизни язычников, а также их обычаев и религиозных представлений. Как мы знаем, во время путешествия в Японию еще молодой тогда отец Николай (Касаткин) лично познакомился со святителем Иннокентием, который поделился своим опытом и посоветовал перевести на японский язык Священное Писание.

Особенностью практики святителя Иннокентия было то, что он не требовал от новообращенных строгого соблюдения тех церковных обычаев и предписаний, которых они не могли выполнить в силу сложившихся условий жизни (например, воздержания от мясной пищи во время поста, поскольку у алеутов это была основная пища). Святитель Иннокентий с уважением относился к местным обычаям и всячески уклонялся от связи с политикой.

Все эти особенности перенял и святитель Николай Японский.

Как известно, на момент приезда святителя в Японию в 1861 году за принятие христианства здесь полагалась смертная казнь. В первые годы его пребывания на чужой земле проповедь Евангелия казалась совершенно немыслимой. И для успеха миссии необходимо было стать полностью своим для японцев.

В этой связи первым основополагающим принципом миссии является глубокое знакомство с культурой страны, в которую направляется миссионер. Что касается Японии, то в Россию поступали самые обрывочные о ней сведения. По словам святого Николая, представление русского человека о рядовом японце сводилось к образу «какой-то фигуры в халате, с косичкой на маковке, смешно приседающей и хихикающей»[5]. Это происходило от недостатка знаний о Японии. Поэтому следовало, по мысли святителя, «изучить не костюм и внешние приемы японца, а его дух в историческом развитии, словом – изучить его литературу»[6]. Вот на это и обратил основное внимание Николай (Касаткин). Он преуспел настолько, что, по замечанию японской печати, знал историю и культуру Японии лучше многих японцев. Как отмечает профессор К. Накамура, святитель был чуть ли не «единственным христианским миссионером, обладающим в эпоху Мэйдзи таким глубоким пониманием Японии»[7]. Святитель Николай думал даже о фундаментальном труде по Японии, где она была бы рассмотрена «в географическом, этнографическом и историческом отношении»[8]. Такой труд не удалось реализовать, но несколько научных работ, посвященных истории Японии, святитель все-таки написал, например: «Япония с точки зрения христианской миссии», «Докладная записка иеромонаха Николая директору Азиатского департамента П.Н. Стремоухову», «Сёгуны и микадо. Исторический очерк по японским источникам». Кстати, исходя из имеющихся в его распоряжении фактов, святитель Николай провидчески предсказал в скором будущем объединение страны под легитимной властью императора и неминуемое открытие Японии для иностранцев.

В целом до активной проповеди, по совету святого Иннокентия (Вениаминова), просветителя алеутов, святитель Николай восемь лет изучал язык и культуру Японии. Все это время он занимался по 14 часов в сутки: «Я старался сначала со всей тщательностью изучить японскую историю, религию и дух японского народа, чтобы узнать, в какой мере осуществимы там надежды на просвещение страны евангельской проповедью, и чем больше я занимался со страной, тем более убеждался, что близко время, когда слово Евангелия громко раздастся там и быстро пронесется из конца в конец империи»[9].

Вторым главным принципом миссионерской работы святитель Николай принял для себя полный отказ от какой-либо политики. Если ты хочешь проповедовать Христа, если хочешь вести людей к Богу, откажись от политики. Святитель писал о том, что христианство в прежние времена было изгнано из Японии прежде всего как политическое учение, возмущавшее народ против властей, подготавливающее страну к завоеванию ее иностранцами[10].

На этом стоит особо остановиться. Дело в том, что эпоха святого Николая – это уже вторая волна христианской проповеди в Японии. Впервые христианство в католической форме проникло туда в XVI веке, нашло для себя благоприятную почву[11]. К концу XVI века в Японии уже насчитывалось около 200 тысяч христиан и 200 церквей. Во времена наибольшего распространения христианства количество новообращенных в этой стране достигало 300 или 600 тысяч, по разным источникам[12]. Но, к сожалению, католические миссионеры, проповедуя Евангелие, часто применяли далеко не евангельские средства.

Религию они смешивали с политикой, пытались вмешиваться в дела светского управления, интриговали при дворе князей, использовали ложь и подкуп. Придерживаясь принципа «цель оправдывает средства», иезуиты привлекали к себе подарками и несбыточными обещаниями. Большой вред проповеди принесли европейские торговцы, относившиеся к местному населению с ненавистью и презрением. Они открыто похищали к себе на корабли японских женщин, а португальцы даже продавали японцев в рабство в Индию[13]. Получилось так, что в сознании японцев слова «христианин», «европеец», «грабитель», «колдун» на какое-то время стали синонимами. В итоге японцы почувствовали угрозу своей нацио­нальной и государственной самостоятельности. В 1587 году верховный правитель Японии Тоётоми Хидэёси издал указ об изгнании иностранцев из страны и запрете распространения христианства. Последовало жесточайшее гонение на христиан: на протяжении нескольких десятилетий было замучено около 280 тысяч человек. Христианство объявили «развращенной сектой» и запретили под страхом смертной казни. Для японцев оно стало темным пятном в прошлом нации. С конца XVII века оно считалось полностью уничтоженным, а иностранцам был закрыт въезд в страну[14].

Только в середине XIX века японское правительство вновь стало входить в торговые отношения с европейскими державами. В 1858 году был подписан трактат между Японией и Россией, а в 1859 году рус­ский консул в Хакодате впервые в истории Японии построил православный храм.

И как же предстояло действовать святителю Николаю? Он видел, что в прошлые века правители Японии боролись не столько против Христовой истины, сколько за политическое благополучие своей страны. И потому сам святитель полностью отказался от политики. Ни одного даже малейшего дела не было предпринято, чтобы в чем-то ущемить положение Японии в пользу политики Российской империи.

Конечно, в какой-то мере проповеди святителя Николая благоприятствовали именно политические реформы в Японии. Так называемое «открытие» Японии, последовавшее за ним в 1868 году падение сёгуната, восстановление императорской власти изменили бывшую до того ситуацию. Началась эпоха Мэйдзи – «просвещенного правления». Япония стала ориентироваться на Запад, знакомиться с тем, что предлагает Европа. Изменение внутренней обстановки в стране способствовало миссии. В этой ситуации святитель решился на основание официальной православной духовной миссии. Но это был Божий Промысл, сам же Николай (Касаткин) в политику никогда не вмешивался.

Подтверждением полной аполитичности святителя стала русско-японская война 1904–1905 годов, в самом начале которой святитель Николай разослал по всем приходам Японской Православной Церкви Окружное письмо, в котором, основываясь исключительно на христианских идеалах, благословлял японских христиан исполнить свой долг перед родиной. Он писал: «Кому придется идти в сражения, не щадя своей жизни, сражайтесь – не из ненависти к врагу, но из любви к вашим соотчичам… Любовь к отечеству есть святое чувство…» А ведь речь здесь, по сути, идет о том, чтобы поражать на фронте русских людей. Правда, дальше святитель продолжал: «Но кроме земного отечества у нас есть еще отечество небесное… Это отечество наше есть Церковь, которой мы одинаково члены и по которой дети Отца Небесного действительно составляют одну семью… И будем вместе исполнять наш долг относительно нашего небесного отечества, какой кому надлежит… И вместе с тем будем горячо молиться, чтобы Господь поскорее восстановил нарушенный мир…» Святитель прекратил на время войны всяческую переписку с Россией и всецело посвятил себя переводческой работе.

Третий миссионерский принцип – это полная искренность и открытость, никаких искусственных приемов, никакой фальши, интриг или обмана ради видимой выгоды. Казалось бы, все это так понятно, но вспомним, какие ошибки были допущены в прошлом. В свое время католики при обращении японцев не гнушались ложными чудесами и фокусами с использованием научных достижений европейцев.

В своей статье «В Японии жатва многа…» святитель Николай так описывал методы миссионерской деятельности западных проповедников: «Католические миссионеры в самом деле без зазрения совести и очертя голову пользовались как вспомогательным средством к обращению народа в католичество превосходством европейских технических и физических наук пред японскими, выдавая разные фокусы за чудеса. Показывают, например, японцу зеркало, на котором под политурою искусно нарисована видимая только при известном освещении голова лошади. “Смотри, – говорят, – на что ты похож”. Японец приходит в ужас от своего душевного безобразия. “Молись же, – продолжают, – если не хочешь остаться скотом”. Японец усердно начинает твердить: “Сенсубари, сенсубари“ (должно быть: Jesus Maria или Sancta Maria). Когда затем, по прошествии назначенного срока, проведенного в молитве, он снова является к миссионерам, то, к несказанной радости, видит себя в зеркале уже не лошадью, а ангелом. Умели также миссионеры под видом сверхъестественных чудес показать в комнате море, гору и т.п. Все это принесло очень горькие плоды! Стоит послушать в настоящее время признания японцев и особенно японок, с каким страхом они в первое время по прибытии иностранцев прятались от них, воображая в них, как в христианах, колдунов, способных на все»[15].

Поэтому архиепископ Николай всячески сторонился какой-либо фальши, искусственности, особенно же испытывал отвращение к искусственному усилению эффекта проповеди. Собственно, в этом и не было никакой нужды, потому что благодать Божия действовала в недрах Японской Церкви, по замечанию святителя, так же явно, как и в Русской Церкви, что, в частности, выражалось в чудесах посредством святых таинств: «Чудеса в Русской Церкви не редкость, но совершаются ли они по молитвам священников или по вере других, это трудно определить, ведь чудотворцы не выставляют себя – они скромны и приписывают не себе чудеса, а благодати Божией, которая и есть творящая их сила. Ведь и в Японской Церкви совершаются чудеса, особенно от таинства елеосвящения: когда оно совершается над больным, тогда непременно или происходит выздоровление, или же облегчаются страдания. Удостоившиеся благодати творить чудеса, обыкновенно, горят любовью к Спасителю и находятся в преискреннем общении с Ним чрез таинство Евхаристии»[16].

Самое же важное то, что учение Спасителя видимым образом преображает людей. И святитель в качестве наглядного примера приводит молодую женщину-японку, больную смертельной болезнью – чахоткой, у которой вместо ропота на лице была ангельская улыбка: «Только праведницы могут так тихоскромно и блаженно радоваться! И это дает людям Христово учение – какой бесценный дар, и что еще нужно больше? А люди так мало ценят его; им бешеная погоня за радостями мира сего милее, несмотря на едкую горечь на дне сих радостей!»[17].

Четвертый принцип – внешняя лояльность к традиционным религиям Японии. Святитель никогда не начинал с огульной критики местных религий. Чтобы это понять, придется опять обратиться к контрастам, иначе мы не объясним некоторых особенностей проповеди святителя Николая. В XVI веке католические миссионеры жестоко преследовали адеп­тов и жрецов языческих религий. Они высмеивали и преследовали бонз, называя их дьяволами, подстрекали новообращенных к поруганию туземных богов, уничтожению языческих идолов и другими способами демонстрировали крайнюю нетерпимость к японской религии. Все это только обостряло отношения между коренным населением и иноземцами, несущими какую-то новую, агрессивную, как им казалось, веру.

В свою очередь, святитель Николай, углубляясь в сущность религий, господствовавших в Японии на протяжении веков, замечал в них зерна истины, добра и правды, искренних духовных исканий. Святитель не обличал огульно синтоизм, буддизм и конфуцианство, но пытался показать японцам их недостаточность и неполноценность. Христианство представало как религия, удовлетворяющая всем исканиям человеческой души, чего не могли дать другие религии. В этом отношении показательна первая миссионерская беседа святителя со жрецом Савабе, ставшим первым христианином. Святой Николай не набросился с критикой на его религию, а предложил разобраться в христианском учении, которое Савабе огульно отрицал. Потом самому Савабе было дозволено читать Евангелие во время его языческих служений. Сам Павел Савабе впоследствии вспоминал: «Открыто читать эту книгу (Евангелие) я не мог, а читать хотелось. Вот я и выдумал читать ее в то время, когда совершал службы в своем мия (то есть в языческом храме. – В.Д.). Положишь, бывало, перед собой Евангелие вместо языческого служебника, да и читаешь, постукивая в обычный барабан. Никто и не думал, что я читаю иностранную “ересь”»[18].

Пятый принцип – терпимое отношение к инославию – католичеству и протестантизму. «Инструкции Российской духовной миссии в Японии» прямо запрещали какие-либо дискуссии. Так, в § 26 «Инструкций» сказано: «Вменяется в обязанности миссионерам всячески избегать неприязненных столкновений с инославными веропроповедниками в стране и таких действий по отношению к ним, которые были несообразны с духом истинной веры; при свиданиях с ними благоразумнее воздерживаться от религиозных словопрений».

Почему? Опять придется обратиться к опыту прошлого. Католические миссионеры прошлых веков постоянно ссорились между собой. Поскольку здесь появились представители разных католических орденов – августинского, доминиканского, францисканского и иезуитов, на почве соперничества возникали междоусобицы. Случались даже взаимные отлучения от Церкви. Кроме того, с появлением в Японии протестантов (англичан и голландцев) у японцев вызывало недоумение существование в христианстве самых разных направлений, проповедники которых, вроде бы провозглашая любовь к ближним и веру в Иисуса Христа как единого Бога, в то же время ненавидели друг друга до такой степени, что эта ненависть выражалась в Европе в кровопролитных религиозных войнах между католиками и протестантами. И как после этого оставалось поступать святителю Николаю?

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Его веротерпимость была продиктована той очевидной истиной, что в стране нехристианской по своей сути вдаваться в раздоры с иными христианскими конфессиями означало, во-первых, возможный политический конфликт и интриги, а во-вторых, подрывало само доверие к христианству, в котором препираются друг с другом те, кто вроде бы веруют в одного Иисуса Христа. Святитель даже допускал, что иные конфессии не лишены Божией заботы, ибо Бог есть везде, где делается добро: «Католичество и протестантство ныне в мире в полном расцвете. Миллионами образованных умов, развитых сердец и крепких воль они обладают и располагают. Что же удивительного, что они везде имеют успех? Это – туча, нависшая над миром. Но Бог допускает это. Даже больше! Бог, вероятно, и помогает доброму в католичестве и протестантстве, ибо доброе везде – Божие»[19].

Вместе с тем, святитель свято верил в истинность Православия. Ему даже казалось, что Православие должно со временем объединить в себе иные конфессии: «Обладание истиной должно доставлять спокойствие, иначе мы сами не верим в свое обладание. Придет время: образованные умы, ныне служащие инославию, сами же разнесут его по клочкам как ложь, а наши невежественные умы православные разовьются и отразят весь блеск Православия – и пойдет оно волнами света по лицу земли – не облаками и тучей. Вместо католического рабства узнают люди подчинение истине, вместо протестантского своеволия возлюбят свободу. Так не печалиться же, а делать спокойно свое дело с радостною уверенностью в будущей победе. Мир принадлежит истине, а не лжи; истина же в Православии, но нужно, чтобы истина постепенно овладела миром: скороспелое и насильственное завоевание не прочно. Православное миссионерство должно быть делом всей Русской Церкви – не разных hoard of Missions и тому подобных мелких делений. Но нужно, чтобы в сознание Русской Церкви вошла обязанность миссионерства»[20].

Святителю приходилось бывать у католиков и протестантов на их собраниях. В этой связи ему пришлось решать вопрос возможности совместной молитвы. И этот вопрос он разрешает так: «…на категорический вопрос: “Где еще нет православной общественной молитвы, можно ли молиться с протестантами?” – отвечать: “Можно, но только по-православному, с положением крестного знамения на себя и прочее, отнюдь не по-протестантски, пока мы будем там иметь наши собственные (молитвенные места. – В.Д.)”»[21].


_{Воспитанники и преподаватели семинарии. В центре - святитель Николай Воспитанники и преподаватели семинарии. В центре - святитель Николай}

Однако святителя нельзя назвать экуменистом. Сами инославные исповедания он определял порой очень жестко и резко: «Католичество – яд мира, и… ему предстоит то же, что было с ересью Ария, то есть исчезновение из мира»[22]; «Протестантство – клоака, из которой – если порядочно засосет человека – нет ему спасения…»[23].

Вот еще черта миссионерской практики святителя: он не чуждался советоваться со своей японской паствой по тем вопросам, которые имели ключевое значение для воцерковления японцев.

Например, при переводе Священного Писания и богослужебных книг ряд трудностей был связан с тем, что многие иероглифы на протяжении веков использовались буддистами и синтоистами. Это придавало некоторым японским терминам определенный нехристианский смысловой оттенок, что делало рискованным их употребление в православном контексте. В таких ситуациях святитель рассылал перевод того или иного стиха или понятия по японским приходам, прося духовенство и мирян высказаться о восприятии перевода.

Сам перевод богослужебных текстов – едва ли не ключевой принцип миссии в иноязычной стране. С этим напрямую связано понимание веры. И будет не лишним вспомнить, как святитель переводил некоторые христианские понятия.

Допустим, как перевести ключевое для христиан слово «Бог»?

У японцев наиболее употребительным наименованием божества являлся термин «ками», то есть нечто высшее, верховное (например, духи природы, не трансцендентные, а посюсторонние; нечто высшее в своем роде: высокое дерево, огромный камень – то, в чем проявлена природа в высшей степени; даже начальников могли так называть); но использовалось также выражение «сю», обозначающее хозяина, господина, владыку, имеющего вассальных слуг, о которых он заботится. «Сю» подчеркивает господство, контроль над ситуацией. Так вот, в православном переводе святитель Николай употребил именно термин «Сю», подчеркивающий Божественное Промышление о созданных Богом мире и людях. Интересно заметить, что после такого перевода святителя Николая христианский Бог уже во всех переводах христианских вероисповеданий на японский язык именуется «Сю» (кстати, епископ именуется «сю-кё», то есть главный вероучитель, управитель веры)[24].

В Хакодате богослужение сначала совершалось на церковнославянском языке, на японском же пелись и читались только «Господи, помилуй», «Святый Боже», «Верую» и «Отче наш». При переводе самой короткой и распространенной в богослужении молитвы «Господи, помилуй» возник вопрос: как переводить слово «помилуй»? Ведь можно было перевести в том смысле, как помилование преступника. Святитель Николай говорил: «У нас таких отношений с нашим Богом нет. Мы возьмем слово “аварема”. Так мать “милует” ребенка, “жалеет” в исконном древнерусском смысле»[25].

Святитель считал недопустимым примитивизацию священных текстов при переводе на новый язык, но необходимым выработать в рамках японского языка особый церковный язык. Как ни странно, современные невоцерковленные японцы с трудом понимают богослужебные японские тексты. Сам святитель говорил так: «Не перевод Евангелия и богослужения должен опускаться до уровня развития народной массы, а наоборот, верующие должны возвышаться до понимания евангельских и богослужебных текстов. Язык вульгарный в Евангелии недопустим. Если мне встречаются два совершенно тождественных иероглифа или выражения и оба они для японского уха и глаза одинаково благородны, то я, конечно, отдам предпочтение общераспространенному, но никогда не делаю уступок невежеству и не допускаю ни малейших компромиссов в отношении точности переводов, хотя бы мне и приходилось употребить и очень малоизвестный в Японии китайский иероглиф. Я сам чувствую, что иногда мой перевод для понимания требует большого напряжения со стороны японцев. Но это в значительной мере объясняется новизной для них самого Православия»[26].

По мнению святого Николая, будущее Православия на японской земле всецело зависит от тех людей, которые будут его представлять. В этой связи особые надежды он возлагал на самих японцев, принявших Евангелие: «Приступая к делу миссии, в числе туземцев, прежде всего, должно искать таких людей, которые способны были бы, приняв христианскую веру, сами в свою очередь послужить для распространения ее. На них, как скоро они найдены, миссионер по преимуществу не должен щадить ни своего времени и труда, ни своих материальных средств, какими может располагать, – это его будущие помощники в деле проповеди, катехизаторы. В первое время, пока христианскому проповеднику не дозволено еще открыто являться пред народом с проповедью, на этих-то катехизаторах по преимуществу основывается надежда на возможное расширение пределов проповеди: достаточно наученный вере и, для большей свободы в употреблении времени и сил своих на дело служения вере, обеспеченный дневным пропитанием катехизатор под руководством миссионера может делать у себя веропроповеднические собрания для своих знакомых, входить в другие дома с проповедью и даже, по мере возможности, отправляться для проповеди в другие города и селения» (Инструкции. § 12). Увы, этот принцип перестал действовать успешно со смертью святителя. К настоящему времени численность православных японцев не достигает того, что было при жизни святителя.

А ведь сам архиепископ Николай воспринимал миссионерское служение как исполнение Евангелия, как совершение той миссии, которая продолжает на земле дело Христа. «Я счастлив, что имею радость служить водворению Царства Божия на земле. Нет важнее сего служения на земле. Для него Бог облекся в человеческую плоть и Сам непосредственно нес его, для продолжения его Он избрал святых апостолов, и они, по Его наставлению, поставляли себе преемников и заповедали делать то же в роды родов и до скончания мира. Поприще сего служения – весь мир, всем народом должно быть проповедано Евангелие Царства Божиего… Мы не можем просить у Бога и Его святых угодников, чтобы они устранили с нашего миссионерского пути все трудности и все, что может причинить нам душевные страдания, мы можем только молить, чтобы Он облегчил нам несение креста, помогая переносить трудности и сопряженные с ними душевные страдания, какие предлежат нам на миссионерском пути. Наше служение есть рождение духовных чад Богу – какое же рождение не сопряжено с муками? И на них мы заранее должны быть готовы»[27].

В народной среде, к сожалению, нередко можно услышать пессимистичные рассуждения о наступающем конце света, из чего всегда следует вывод, что ни за что браться не надо, поскольку конец уже наступает. Нагнетаемый эсхатологизм никогда не способствовал активизации миссии, напротив – он парализует волю к действию. В противовес этому активная миссионерская деятельность святителя способствовала его оптимистичному взгляду на жизнь: «Но все же таки неправда, что “близок конец мира”. Временное это»[28].

Близость конца света святитель отрицал на том основании, что многие народы земли еще не знают Евангелия: «Моя мысль и мое твердое убеждение, основанное на слове Божием, то, что все народы в мире и каждый народ в отдельности непременно должны услышать Евангелие, а какой степени христианизации достигнет каждый народ, это зависит от свойств его, от того, широко или узко он отверзает свое сердце для принятия благодати Божией. Но отдельных святых личностей… непременно должен дать каждый народ, хотя бы он в массе не был высоко достоин перед Богом»[29].

***

При канонизации в 1970 году архиепископ Николай (Касаткин) был прославлен в чине равноапостольных. То есть святая Церковь признала в нем угодника Божия, подъявшего труды, сопоставимые по своей значимости с трудами апостолов. Неофициально его еще при жизни в русской церковной литературе называли апостолом и просветителем Японии. Святитель Николай показал, что и в условиях современной цивилизации, в эпоху торжества рационализма и безверия можно осуществлять апостольское служение. А сам факт рождения новой Православной Церкви в данную эпоху является, по словам архиепископа Антония (Мельникова), настоящим «чудом Божиим»[30].

Как хотелось бы, чтобы и в наши дни, когда прошло ровно 100 лет со дня преставления святителя Николая Японского, совершилось бы точно такое же чудо и чтобы в наши дни были люди, готовые самоотверженно совершать апостольское служение в проповеди веры Христовой.

Валерий Духанин
проректор Николо-Угрешской духовной семинарии, кандидат богословия

__________________________________

[1] Формально православная миссия в Японии (основанная в 1870 г.) подчинялась Камчатской епархии; только в 1970 г. Церковь в Японии получила автономию (тогда же прославлен и святитель Николай), но по существу с самых же первых лет она реализовывала свою жизнь как автокефальная Церковь.
[2] Платонов А. Апостол Японии. Очерк жизни архиепископа Японского Николая. Пг., 1916. С. 9–11. Нередки были случаи убийств иностранных граждан-иноверцев. См., напр.: Известие из Японии // Морской сборник. СПб., 1859. № 12. С. 106–109; Плавание эскадры Сибирской флотилии к японским берегам летом 1859 года и убийство в Канагаве мичмана Мофета // Морской сборник. СПб., 1860.
[3] Восторгов И. Один из великих (Памяти архиепископа Николая) // Церковные ведомости. 1912. № 6. С. 96.
[4] Жизнеописание отечественных подвижников благочестия XVIII и XIX вв. Дополн. том. Ч. 1. Кн. 2: Июль-декабрь. М., 1912. С. 58.
[5] Николай (Касаткин), иеромонах. Сёгуны и микадо. Исторический очерк по японским источникам // Русский вестник. 1869. № 11. С. 207.
[6] Там же.
[7] Накамура К. Дневники святого Николая Японского // Дневники святого Николая Японского: В 5-и т. СПб., 2004. Т. 1. С. 38. Мэйдзи – эпоха просвещенного правления, названная так по имени императора Мэйдзи, правившего с 1868, способствовавшая открытию Японии европейцам с их научными и культурными достижениями.
[8] Дневники святого Николая Японского. Т. 1. С. 323.
[9] Николай (Касаткин), иеромонах. Япония с точки зрения христианской миссии // Русский вестник. 1869. Сентябрь. С. 14; также: Николай-до: святитель Николай Японский. Краткое жизнеописание, выдержки из дневников. СПб., 2001. С. 23.
[10] «В Японии жатва многа…»: Письмо русского из Хакодате (письмо иеромонаха Николая преосвященному Исидору от 15 июля 1868 г.) // Христианское чтение. 1869. № 2. С. 24.
[11] Первым из католических миссионеров был Франциск Ксавье (один из сподвижников основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы), ступивший на японскую землю в 1549 г. Позже в Японию прибыли католические миссионеры других орденов (францисканцы, доминиканцы и августинцы), а также протестанты.
[12] Горегляд В.Н. Миссионерство христианских конфессий в Японии (аспекты местной специфики) // Научно-богословские труды по проблемам православной миссии. Белгород, 1999. С. 139.
[13] Недачин С. Православная Церковь в Японии. СПб., 1991. С. 7.
[14] Кондрашов И., протоиерей. Архиепископ Николай (Касаткин) – апостол Японии. Л., 1965. С. 19.
[15] «В Японии жатва многа…» С. 59.
[16] Дневники святого Николая Японского. Т. 5. С. 436, 447.
[17] Дневники святого Николая Японского. Т. 2. С. 784.
[18] Чех Александр. Краткое жизнеописание святителя Николая Японского // Николай Японский, святитель. Краткое жизнеописание. Дневники 1870–1911 гг. СПб., 2007. С. 22.
[19] Дневники святого Николая Японского. Т. 2. С. 290.
[20] Там же.
[21] Дневники святого Николая Японского. Т. 3. С. 225.
[22] Там же. С. 777.
[23] Дневники святого Николая Японского. Т. 4. С. 426.
[24] Антоний (Мельников), митрополит. Святой равноапостольный архиепископ Японский Николай // Богословские труды. Сб. 14. 1975. С. 53.
[25] Чех Александр. Краткое жизнеописание святителя Николая Японского. С. 37.
[26] Там же. С. 38.
[27] Там же. С. 32.
[28] Дневники святого Николая Японского. Т. 5. С. 598.
[29] Никон (Рождественский), архиепископ. Святитель Николай Японский о кончине мире и грядущих судьбах России. М., 1996. С. 13.
[30] Антоний (Мельников), митрополит. Святой равноапостольный архиепископ Японский Николай. С. 9

http://www.pravoslavie.ru/51989.html

[Александр Васильевич]

Святитель Николай Японский как миссионер


_{Святитель Николай Японский}

Не будем пересказывать здесь его биографию, но напомним, что трудами святителя были обращены в Православие около 40 тысяч японцев (для примера скажем, что Корейской миссией, существовавшей приблизительно в то же время, было обращено менее тысячи человек). Миссионер-гигант, - так называли архиепископа Николая инославные миссионеры, трудившиеся в Японии одновременно с ним. Неслучайно Николай был канонизирован Русской Православной Церковью как «равноапостольный»: ведь он, придя на совершенно пустую ниву, оставил после себя национальную Церковь, обладавшую таким запасом прочности, который позволил ей пережить и многолетний отрыв от Матери-Церкви, и антихристианскую политику японских властей 1930-40х гг., и антирусскую политику периода американской оккупации. С 1970 г. Японская Православная Церковь является автономной.

Святитель Николай оказал серьезнейшее влияние на развитие русско-японских отношений. В условиях Японии, где на каждого русского смотрели как на врага, он неизбежно должен был проводить широкую деятельность по преодолению антирусских настроений. Без этого успех миссии был бы невозможен. Созданная и руководимая им православная семинария в Токио заложила основы переводческой школы, в результате ее деятельности Толстой и Чехов, Тургенев и Достоевский стали для японцев такой же неотъемлемой частью их внутреннего мира, как свои отечественные классики.

Святитель Николай внес свой серьезный вклад и в отечественное японоведение, и в японскую филологию. Но, несомненно, не общественная и не научная деятельность была для него главной. И первая, и вторая были подчинены тому, что стало целью, смыслом и главным делом его жизни – миссии. Именно поэтому в этой статье будет сделана попытка наметить основные принципы миссионерской деятельности архиепископа Николая.

Стоит отметить, что в случае со святителем Николаем мы располагаем уникальной (по сравнению с другими выдающимися русскими миссионерами) источниковой базой, позволяющей провести глубокое и комплексное исследование. Это не только десятки рапортов и сотни писем святого, но, что особенно важно, его подробнейшие дневники (частично уже расшифрованные и изданные).

Нехватка (а вернее, почти полное отсутствие) достойных миссионеров была одной из самых острых проблем, с которой сталкивался святой Николай. Красной нитью проходит через весь дневник мечта святителя о настоящих православных миссионерах в Японии. «И вот жду, жду я себе другого товарища. Не ждет с таким нетерпением влюбленный жених свидания с невестой, как я жду его!» (1872 год). «Что за отвратительное дело! …что лучше, возвышенней… служения миссионерского! И… в 20 лет кого из сотрудников приобрел? Или флюгера, или полусумасшедшие, или совсем рехнувшиеся! Я почти в отчаянии! Едва ли выйдет что из Японской Миссии!» (1881 год). «Господи, когда же воспрянет Россия к делу православия? Когда же явятся православные миссионеры? Или Россия и вечно будет производить все таких же самодуров и нравственных недорослей, какими полна доселе и каких высылала сюда немало? – вечно, пока так и не погибнет в своем нравственном и религиозном ничтожестве к страшному своему осуждению на Суде Божьем за то, что зарыла талант?» (1896 год)[1].

Господь утешил святителя, послав ему достойного преемника – епископа Сергия (Тихомирова). Что произошло, впрочем, лишь в 1908 году. Но, несмотря на то, что в течение 40 лет святитель Николай был нередко единственным миссионером-иностранцем в миссии, Церковь в Японии продолжала расти и крепнуть.

На чем же был основан этот рост?

Прежде всего необходимо отметить, что благодаря святому Николаю Японская Церковь с самого зарождения имела национальные черты. Она не несла в Японию русификации и национальной нивелировки. Переводу Священного Писания и Богослужения архиепископ Николай придавал огромное значение и тратил на это значительную часть своего бесценного времени. Миссия издавала множество книг на японском языке: например, в 1909 году было издано 25 книг, 20 из которых являлись сочинениями японских православных авторов. В православных храмах, по японскому обычаю, ходили босиком, проповеди слушали сидя на полу и т. п. Однако не было здесь и японизации христианства, т. е. примеси языческих и буддийских верований. В то же время архиепископ никогда не оскорблял религиозных чувств японцев, никогда не порицал последователей буддизма, и потому даже среди буддистского духовенства у него было немало друзей.

Не занималась миссия и «уловлением душ», которое было обычным для католиков и протестантов. Как отмечал архимандрит Сергий (Страгородский), «первая их цель, особенно у католиков, отбить несколько христиан у чужой миссии, а потом уже приняться и за язычников. Отсюда споры, распри, отсюда ругательное направление их проповеди. У нас этого нет. Приходят к нам из инославия, мы принимаем, но проповедь нашей миссии всегда направляется на язычников. Если кто-нибудь из этих последних спросит нашего проповедника об инославии, ему советуют пойти к инославному проповеднику и узнать от него, а потом сравнить».

Подлинно национальный характер Японской Церкви позволил ей достойно перенести такое тяжелейшее испытание, как русско-японскую войну. Святитель Николай по просьбе своей паствы остался в Японии. Им было составлено «Окружное письмо», в котором он писал: «Итак, братия и сестры, исполните все, что требует от вас в этих обстоятельствах долг верноподданных. Молитесь Богу, чтоб Он даровал победы вашему Императорскому войску… кому придется идти в сражения, не щадя своей жизни сражайтесь, не из ненависти к врагу, а из любви к вашим соотичам, помня слова Спасителя: «Нет больше той любви, если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан. 15, 3). Словом, делайте все, что требует от вас любовь к отечеству… Но, кроме земного отечества, у нас есть еще Отечество небесное. К нему принадлежат люди без различия народностей… Это Отечество наше есть Церковь, которой мы одинаково члены, и по которой дети Отца небесного, действительно, составляют одну семью. Поэтому-то я и не разлучаюсь с вами, братья и сестры, и остаюсь в вашей семье, как в своей семье. И будем исполнять вместе наш долг относительно нашего небесного отечества, какой кому надлежит.

Я буду, как всегда, молиться за Церковь, заниматься церковными делами, переводить богослужение; вы, священники, пасите порученное вам от Бога словесное ваше стадо; вы, проповедники, ревностно проповедуйте Евангелие… Все же вместе будем горячо молиться, чтобы Господь поскорее восстановил нарушенный мир. Да поможет нам во всем этом Господь!»[2].

Однако, на время войны святитель был вынужден прекратить свое участие в общественных богослужениях, поскольку молиться о победе Японии он, конечно, не мог. Горько переживая за свое Отечество, святитель Николай все же не позволил национальным чувствам возобладать над религиозными, что и позволило ему вывести Церковь из тяжелого испытания совершенно невредимой (даже в это время ежегодно совершалось около 600 крещений). Отметим, что японцы создали даже «Православное товарищество духовного утешения военнопленных». Японские священники, знавшие русский язык, оставили свои приходы и направились в лагеря военнопленных: служить, исповедовать, причащать. А на Пасху 1905 года ни один из 72 тысяч русских военнопленных в Японии не остался без подарка. Столь активное попечение японских христиан о русских военнопленных привело к тому, что деятельность святителя во время войны была высоко оценена не только в Японии, но и в России.

Греческий исследователь Иаков Стамулис отмечает два принципиальных момента, обеспечивших успех миссии. Первый заключается в активном привлечении к делу миссии местных жителей, второй – в методе, заставляющем тех, кто сам еще не окончил курс обучения, обучать других[3]. Таким образом, успех в работе обеспечивался в том числе и энтузиазмом неофитов, которые, не успев еще освоить многого, охотно и неустанно делились с другими уже полученными знаниями. Евангелизация Японии с самого начала стала делом самих японцев.

Архимандрит Сергий (Страгородский), несколько лет проведший в Японии в качестве сотрудника святителя Николая, писал: «Чуждая всяческих политических и культурных задач, наша миссия поставила себе целью проповедовать Японии Христа и Его учение в чистом виде… Оттого и благодать Божия… не покидает нашей миссии. Эта последняя сильна не материально и не количеством своих деятелей…а прямо благодатью Христовою и только ею одною. Что такое силы миссии? Нуль в сравнении с протестантскими и католическими. Против целых армий их миссионеров-европейцев у нас действуют исключительно японцы, новообращенные, лишь поверхностно образованные. Правда, во главе всего стоит преосв. Николай, воспитывающий проповедников, но ведь он совсем один. Здесь побеждают не люди, а благодать и истина… Епископ приводил мне много случаев из своей практики… где положительно видна эта независимость миссионерского дела от соображений и расчетов человеческих. Самые красноречивые, отделанные проповеди бывают подчас медью звенящею; а иногда совершенно небрежная, нелогическая, вообще неудачная проповедь (во время которой, говорил Владыка, и на слушателей смотреть-то стыдно) имеет удивительный успех. По большей части, и бывает так, что успех получается, где не было никакой надежды, а где все рассчитано чуть не с математической точностью, ничего не выходит. Так все и говорит, что есть Хозяин этого дела, Который Сам и направляет его, как угодно Ему.

Поэтому, и самые приемы нашей миссии носят на себе особый, чисто апостольский отпечаток[4]. Католики и протестанты обычно сами наперед определяют, где будут сами проповедовать… В избранном городе устраивается миссионерский стан, поселяются миссионеры-европейцы. Заводится школа, больница. На все улицы посылаются катехизаторы-японцы; в народ разбрасываются брошюры религиозного содержания. Одним словом, пускаются в ход все доступные средства… Наметивши пункт, они насильно навязываются городу, не отступая ни перед чем.

Между тем в нашей миссии прием этот признается неправильным. Наши церкви, теперь разбросанные по всей Японии, зародились и развились сами собою, независимо от планов и соображений миссии. Несколько христиан приходят в город на заработки, для торговли. У них завязывается знакомство… Начинают собираться вместе по праздникам для молитвы и взаимного назидания в Слове Божием, - вот церковь и открыта. Некоторые из язычников спрашивают их о вере, начинаются разговоры, споры, некоторые склоняются к вере. Христиане пишут общее письмо епископу или чаще на собор… с просьбой прислать им катехизатора.

…Конечно, посылаются иногда катехизаторы и просто попробовать, нельзя ли основать церкви в том или другом городе. Но миссия никогда не пыталась поставить свою волю на место воли Божией, никогда не упорствовала проповедовать, когда убеждалась, что проповедь в данном месте бесполезна, что воли Божией пока нет»[5].

Особое внимание святитель Николай уделял развитию образования. Им были созданы семинария, катехизаторская, причетническая, женская и несколько детских школ. Лучшие выпускники семинарии посылались в Россию для продолжения образования в духовных академиях (всего такое образование получили 18 японцев).

Одним из первых начинаний было учреждение миссийской библиотеки – не только богословской, но и широко научной. В «Положении для Русской Духовной Миссии в Японии» святитель Николай писал: «Миссионеры, кроме своих занятий, обязаны уделять часы для поддержания и расширения своего образования… Чтение книг и трактатов богословского содержания необходимо для преуспеяния и разумения православного вероучения и для того, чтобы быть всегда готовым на разрешение вопросов, возражений и недоумений. Чтение научное также необходимо в стране, где на миссионеров будут смотреть не только как на представителей религии, но и как на представителей европейского образования»[6].

Немалое внимание уделял святитель Николай и женскому миссионерству. Вера Христова только тогда прочно оснуется в стране, - писал он, - когда сделается основою семейной жизни; внести же ее в семейство может по преимуществу женщина… Но для того, чтобы японские женщины сделались усердными и благочестивыми, им нужно видеть настоящих христианок, и учиться из живого примера жизни и из устных бесед обязанностям истинных христианок. Кроме того, диакониссы совершенно необходимы… для введения женского христианского образования»[7].

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Очень большое значение апостол Японии придавал посещению церквей. На поездки по стране у него ежегодно уходило до двух месяцев. Его посещения были настоящим праздником. Повествуя о том, как проходили эти поездки, архимандрит Сергий отмечал, что обычно святитель Николай оставался в каждой церкви день-два, но иногда и больше. Он знакомился с жизнью общины, посещал дома христиан, говорил поучения. «А кончился день, христиане разошлись по домам, священник с катехизатором тоже улеглись отдыхать; а епископ раскрывает свою записную книжку, записывает все подробно, что видел, что кому сказал, как распорядился, чтобы потом все это помнить и в Токио. Кончил с записью, нужно прочитать присланные из Токио или откуда-нибудь еще экстренные письма и сообщения, а прочитав, написать ответ. И так до глубокой-глубокой ночи сидит он со своей работой и с сердечной думой-кручиной о своей младенчествующей пастве. А завтра чуть свет нужно подниматься, идти по домам христиан… Много для этого нужно сил, а главное – веры и любви.

Много после, преосвященный Николай в письме старался выяснить мне тайну церковного управления…

Преосвященный Николай в этом письме ставит вопрос, что значит иметь способность к руководительству, к управлению церковью. «Сердце тут нужно, - способность проникнуться нуждами ближнего или ближних, почувствовать скорби и радости ближних точно свои, - и в то же время хладнокровное размышление, как устранить скорби и упрочить радости, - и решимость поступить в указываемом сердцем и умом направлении, и твердость и авторитетность сделать поступок правилом для других, и пр., и пр., смотря по обстоятельствам. Я, когда посещаю церковь, как бы мала она не была, на то время делаюсь всецело членом ее, так что для меня в то время других церквей, да и всего мира, как будто не существует (если приходят письма из других церквей, мне и в голову не приходит прочитать их среди дел той церкви, а читаю ночью освободившись от всех других дел). Естественно, что все состояние той церкви, со всеми местными нуждами, скорбями и радостями, до малейших частностей, все целиком вольется в мою душу, - и трудно ли затем обсудить, посоветовать, убедить, настоять и под.? Все это так просто, все само собою льется с языка, с сердца. Только нужно иметь благоразумие, не обращать все в брызги, исчезающие бесследно; систематичность и постоянство нужны, нужно не забывать, где и кому сказано, что постановлено, и наблюсти, чтобы было исполнено. Для этого я веду по церквям записи, и притом разные: о церквях, о катехизаторах, о молитвенных домах, о сказанных проповедях и наставлениях, аккуратно записывая все в четыре тетрадки в каждой церкви»[8].

Эти слова святителя Николая ясно дают понять, что мало понять общие принципы миссионерской деятельности (и следовать им), - еще важнее личные качества, которыми обладает миссионер.

Каким же был святитель Николай?

Еще А. Казим-Бек[9] обратил внимание, что уже к времени пострижения святитель Николай был не по летам закаленным, выносливым и волевым человеком, давно решившим посвятить свою жизнь служению Церкви. Он родился в семье бедного сельского диакона, и для поступления в семинарию ему пришлось пройти 150 верст пешком, т. к. денег на подводу не было. Да и после поступления он годами терпел лишения и голод (пока не был за казенный счет принят в духовную академию).

Чрезвычайно важным оказался для святителя Николая опыт, перенятый от других видных русских миссионеров. Так, со святителем Иннокентием (апостолом Аляски и Сибири) он впервые столкнулся еще в 1860 г., на пути в Японию. Именно по совету святителя Иннокентия святителя Николай принялся прежде всего за тщательное изучение японского языка и культуры.

На это у него ушло семь лет. И если апостол Павел, произнося речь в Ареопаге, ссылался на эллинского поэта, то святитель Николай готовил себя для проповеди на японских шхунах и в японском обществе, в японской столице и в северной рыбацкой деревне. «Он должен был усвоить и приемы японского красноречия, и саму манеру японского мышления. Поэтому от книг он отрывается, чтобы идти в «говорильни», обедает в дешевых столовых, заходит в кумирни. Он должен был узнать, чем живет умственно и физически этот народ и как он молится в городе и в деревне».

Поэтому, «если апостол Павел для эллинов становился эллином, то святитель Николай для японцев стал японцем»[10]. Его многолетняя упорная работа послужила причиной того, что японская периодическая печать неоднократно писала о нем, как о человеке, знавшем Японию и ее культуру лучше, чем сами японцы. Святитель в совершенстве овладел японским языком; его речь, яркая и образная, отличалась силой и выразительностью, благодаря чему его проповеди стали знаменитыми во всей Японии.

Воля и решимость святителя (доходящая до жесткости, когда речь шла об интересах Церкви), сочеталась в нем с мягкостью, сердечностью и тактом. Эмоциональная подвижность и некоторая вспыльчивость св. Николая компенсировалась в нем завидным самообладанием. Но, вероятно, самым редким его качеством, свойством подлинно боговдохновенным, была отличавшая его духовная просветленность, которую сознательно или бессознательно испытывали все соприкасавшиеся с ним.

«Его лицо обличало энергию, силу и необыкновенную волю, но глаза в то же время светились такой кротостью, добротой, мягкостью и смирением, что для меня стало понятно, чем покорял и подчинял себе этот человек массы язычников…», - писал о святителе Д.И.Шрейдер[11].

Однако, существует еще одно важнейшее качество миссионера, о котором не писал еще ни один исследователь жизни святителя Николая, - но которое последний ставил на первое место. Вот что писал он в своем дневнике: «Какие качества д[олжны] б[ыть] у настоящего миссионера? Да прежде всего смирение. Приедет он смиренным незаметным, молчаливым. «Что и как здесь? Научите, пожалуйста», - да в год, много в два овладеет языком, завоюет симпатии всех христиан, войдет в течение всех дел по Миссии, все узнает внутри и вне; при всем этом, ни на волос не будет в нем заметно усилие проявиться, дать себя заметить. Он будет, напротив, везде устраняться, стушевываться. «Я, мол, только учусь»; но сила будет говорить сама за себя, и будет возбуждать к себе доверие и симпатии. Мало помалу он скажет: «Позвольте мне заведовать тем-то (напр. изданием газеты, преподаванием такого-то предмета, таким-то проповедническим пунктом)». «Сделайте одолжение». Заведуемое идет гораздо лучше, чем прежде; все видят это и ценят; быть может у кое-кого и зависть возбуждается, и недоброжелательство шевелится, и змея противодействия и вражды родится, но обстоятельства говорят сами за себя, - их не изменить, ни вырубить нельзя (как теперь, напр., нельзя уничтожить явления, что о. Павел действительно превосходный священник и проповедник, а как бы многим хотелось затереть это!); миссионер молчит, - себе ничего не приписывает, простодушно не замечает, если есть недоброжелательство; а дела открывается все больше и больше. Кому же? Да ему, - он охотник делать; и понемногу дела стягиваются в его руки, п. ч. другие руки и рады выпустить все, там только язык силен болтать. И глядь миссионер, сам по скромности не замечая того, оказывается центром, около которого вращается все, сила из него истекает и вращает все и придает жизнь и быстрое движение всему. Много бы можно пофантазировать, да где он? Будет ли когда?… А сам ты отчего не таким? Куда нам!»[12]

Увы, найти человека, обладающего такими качествами, было крайне тяжело. «В двукратные мои личные поиски желающих сюда во всех академиях я находил немало; но, по выслушании, или прямо отказывал, или доводил до отказывания. Иной спрашивает: «какие выгоды службы?» такому прямо: «вы не годитесь». Иной: «какое жалованье?» почти прямо то же. Иной: «интересно посмотреть страну», - вы не нужны и т. п. Ни одного не встретил, который бы, выслушавши, глубоко задумался, потом молвил: «желаю послужить славе Божией и спасению братий, не знающих еще пути спасения». А вот такого именно нужно. И такой прежде всего должен быть смиренным рабом Божиим, с свежею душой, отличными умственными способностями, крепкою волею, чистым сердцем, но не замечающим ничего этого у себя, а считающим себя неключимым рабом Божиим», - писал святитель[13].

Итак, пример святителя Николая показывает, каким может и должен быть настоящий миссионер. Образованность, дар речи и сила воли миссионера должны дополняться в нем любовью к пасомым, мягкостью и, - что особенно важно, - смирением.

А громадный успех апостольской проповеди святого позволяет надеяться, что принципы, положенные им в основу миссионерской деятельности, сохраняют свою востребованность и сегодня.

Владимир Трухин, аспирант исторического факультета МГУ

____________________________________

[1] Цит. по книге Николай-до. Спб., Библиополис, 2001. Стр. 68, 76, 122-123.

[2] Православный благовестник, 1905, т. 1, №8, стр. 289-290.

[3] Иаков Стамулис. Восточно-православное богословие миссии сегодня. Гл. 5. Взгляд в прошлое: восточно-азиатские миссии. // Православная миссия сегодня. Спб., Апостольский город, 1999. Цит. по www.synergia.itn.ru/kerigma/katehiz/mission/teol-mis/mis06.htm.

[4] Который заключался в т. ч. в том, что избрание священнослужителей производилось всегда соборно.

[5] Архимандрит Сергий (Страгородский). На Дальнем Востоке. Письма японского миссионера. Арзамас, 1897. Стр. 119-121.

[6] Цит. по: Архиепископ Антоний (Мельников). Святой равноапостольный архиепископ Японский Николай // Богословские труды, сб. 14. М., издание Московской патриархии, 1975. С. 5-61.

[7] Архимандрит Николай. Воззвание Японской духовной миссии к Русской Церкви. // Миссионер, 1876, №21, стр. 169.

[8] Архимандрит Сергий (Страгородский). На Дальнем Востоке…Стр. 177-178.

[9] А. Казим-Бек. Апостол Японии архиепископ Николай (Касаткин) // ЖМП, 1960, №7, стр. 43-58.

[10] Архиепископ Антоний (Мельников). Ук. соч., стр. 14..

[11] Шрейдер Д.И. Япония и японцы. СПб., 1895. Стр. 565.

[12] Дневники св. Николая Японского. Токио, издательство Хоккайдского университета, 1994. С. 210-211 (запись от 23 января (4 февраля) 1882 г).

[13] Православный благовестник, 1908, №7, с. 331-333. Настоятельная нужда в сотрудниках для Японской миссии.

_________________________________

http://www.pravoslavie.ru/1576.html

[Александр Васильевич]

«Свет невечерний восходящего солнца»: памяти cвятителя Николая Японского



Документальный фильм о Святителе Николае Японском

16 февраля 2012 года исполняется 100 лет со дня кончины святителя Николая Японского. Архиепископ Николай обратил в православие более 20 тысяч человек, перевел на японский язык Новый Завет и основные богослужебные книги, построил православный собор в Токио. Фильм интересно рассказывает о России и Японии времен Святителя Николая. В него вошли средневековые японские гравюры, фотографии японского быта и жизни православной миссии, редкие хроникальные кадры. Съемки велись в Японии, в Твери, в Санкт-Петербурге и прочих местах, связанных с жизнью святого.

Фильм снят по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и митрополита Токийского и всея Японии Даниила. В 2005 году он получил Специальный приз жюри на XIV Международном Кинофоруме "Золотой Витязь".

Режиссер Анастасия Сарычева любезно предоставила этот замечательный фильм в распоряжение портала Православие.Ru.

См.видео по нижеприведённой ссылке:

https://azbyka.ru/video/svyatitel-nikolaj-yaponskij/

 Производство: ООО «Продюсерский центр "Бахрушин-Медиа"»

Режиссер: Анастасия Сарычева

Сценарист: Сергей Мухин

Оператор: Сергей Павленко

http://www.pravoslavie.ru/51490.html

[Александр Васильевич]

Святой равноапостольный Николай, архиепископ Японский. Ч. 1


_{Святой равноапостольный Николай (Касаткин), просветитель Японии}

16 февраля 2007 года исполнилось 95 лет со дня преставления святителя Николая, архиепископа Японского, с именем которого связано утверждение Православия в Японии. Полувековой апостольский подвиг сделал его имя незабываемым и священным для православных японцев.

Святитель Николай (в миру Иван Димитриевич Касаткин) родился 1 августа 1836 года в селе Береза Бельского уезда Смоленской губернии в семье диакона. По окончании Бельского духовного училища и Смоленской духовной семинарии Иван Касаткин в 1857 году в числе лучших воспитанников был направлен в Санкт-Петербургскую духовную академию. Узнав о настоятельской вакансии в русском консульском храме в г. Хакодатэ, юноша изъявил желание отправиться в Японию содействовать распространению Православия в Стране восходящего солнца.

24 июня 1860 года епископ Выборгский Нектарий (Надеждин; 1819–1874), ректор Санкт-Петербургской духовной академии, совершил в академическом храме во имя Двенадцати апостолов постриг Ивана Касаткина с наречением ему имени Николай. В день праздника первоверховных апостолов Петра и Павла, 29 июня, инок Николай был посвящен во иеродиакона, а 30 июня (Собор Двенадцати апостолов) – во иеромонаха (даты по ст. стилю). Епископ Нектарий так напутствовал молодого инока: «С крестом подвижника ты должен взять посох странника, вместе с подвигом монашества тебе предлежат труды апостольские».

В июле 1860 года иеромонах Николай выехал в г. Хакодатэ, взяв с собой Смоленскую икону Божией Матери. Ехать пришлось через Сибирь. В Николаевске-на-Амуре отец Николай зимовал. Здесь он встретился с прославленным святителем, апостолом Америки и Сибири, архиепископом Камчатским, Курильским и Алеутским (впоследствии митрополит Московский и Коломенский) Иннокентием (Вениаминовым; 1797–1879). Владыка Иннокентий оставил иеромонаха у себя почти на год. Это было настоящей миссионерской школой, практическим «курсом наук». Однажды владыка Иннокентий спросил у о. Николая: «А есть ли у тебя ряса-то хорошая?» «Конечно, есть», – отвечал о. Николай. Однако владыке академическая ряса не понравилась: «Поедешь туда, все будут смотреть, какой-де он, что у них за священники? Нужно сразу внушить им уважение. Покупай бархат». Бархат был куплен. Владыка вооружился ножницами и выкроил рясу для о. Николая: «Вот так-то лучше будет. А есть ли крест?» Креста еще не было: он дожидался о. Николая в Хакодатэ. «Ну, возьми хоть вот этот», – сказал владыка, надевая на шею о. Николая бронзовый крест за Севастопольскую кампанию. «Оно хоть и не совсем по форме, да все-таки крест, а без него являться к японцам не годится. Да и не одни японцы, и европейцы будут смотреть».

В Хакодатэ о. Николай прибыл в 1861 году и сразу же приступил к обязанностям настоятеля консульской церкви. Одновременно он стал изучать японский язык, который успешно освоил к 1868 году, параллельно изучая и английский язык. В конце 1869 года иеромонах Николай приехал в Санкт-Петербург и представил Святейшему Синоду записку о необходимости основания в Японии Русской духовной миссии. К тому времени паства о. Николая насчитывала около 20 верующих.

В январе 1870 года Святейший Синод своим определением постановил: «Образовать для проповеди слова Божия между японскими язычниками особую Российскую духовную миссию, состоящую из начальника, трех сотрудников-миссионеров (иеромонахов) и причетника». О. Николай был возведен в сан архимандрита и назначен начальником миссии.

По возвращении в Японию о. Николай передал Хакодатскую паству своему сподвижнику иеромонаху Анатолию (Тихаю; † 1893) и перенес миссионерский центр в Токио.

В августе 1872 года архимандриту Николаю удалось приобрести для миссии участок земли с несколькими зданиями в центре Токио на высоком холме Суругадай. В 1873 году он приступил к возведению на этом месте каменного строения, в котором должны были помещаться храм, школа на 50 человек, квартиры для миссионеров и учителей.

В 1875 году епископ Камчатский Павел (Попов; 1813–1877) рукоположил в священный сан рекомендованных архимандритом Николаем кандидатов из первых православных японцев. К 1879 году при миссии в Токио действовали катехизаторское училище, семинария, женское и причетническое училища, а в Хакодатэ два училища – для мальчиков и девочек. Со второй половины 1877 года миссией стал регулярно издаваться журнал «Церковный вестник» («Кеоквай-Хосци») и другие периодические издания. Издавались также духовно-нравственные книги и брошюры, переводы богослужебных книг на японский язык.

17 марта 1880 года Святейший Синод вынес определение «о бытии архимандриту Николаю епископом Ревельским, викарием Рижской епархии, с откомандированием его в Японию», а с 30 марта того же года в Троицком соборе Александро-Невской лавры была совершена его хиротония во епископа. Так начался новый период в жизни Японской духовной миссии.

Первые годы архипастырского служения святителя Николая были радостными, хотя трудными. На вершине Суругадайского холма, где находились миссия и ее учреждения, по плану архитектора М.А. Шурупова в 1885–1891 годах был построен собор Воскресения Христова.

В 1897 году для работы в миссии был откомандирован иеромонах Андроник (Никольский, † 1918, священномученик). В своем дневнике он писал о владыке Николае: «Февраля 21/марта 5 1898 года. Суббота под воскресенье первой недели Великого поста. Я исповедал епископа, а вчера сам у него исповедовался. Замечательно молодая у него душа: при немалых годах (62 года), при постоянных житейских и деловых передрягах – совсем молодая душа молодого идеалиста, чуждая всякой неискренней прикрасы своего настроения, прикрасы хотя бы умными и высокодуховными словами; он, напротив, говорит так, как чувствует, – просто, искренне. И самопревозношения над другими никакого не заметно.

Владыку здесь, конечно, вся Япония знает, конечно, не лично, а просто как “Николая”; и само Православие здесь большей частью известно под именем “учения Николая”; так как он один ведь здесь и положил начало и вел до сих пор это дело. И жаль мне его, бедного: как будто всегда он один и был, и есть, и будет, а мы все какие-то временные работники, постоянно готовы убежать, то рассорившись с ними, то заболевши».

Во время русско-японской войны 1904–1905 годов на долю святителя Николая и его паствы выпали тяжелые испытания.

Деятельность епископа Николая, много помогавшего русским военнопленным, была по достоинству оценена: церковным священноначалием он был возведен в сан архиепископа и ему усвоен титул «Японского». Преодолевая послевоенные трудности, умудренный опытом 70-летний старец продолжал руководить основанной им Церковью. В марте 1908 года помощником архиепископа Николая стал епископ Киотский Сергий (Тихомиров; 1871–1945), впоследствии митрополит Японский. Архиепископ Николай видел в своем преемнике истинного миссионера.

3 февраля 1912 года на 76-м году жизни приснопамятный святитель Японский мирно отошел ко Господу. В тот же день Святая Церковь празднует его память. Архиепископ Николай для японской православной паствы был не только проповедником слова Божия, но и любящим пастырем и отцом, отдавшим ей и свое сердце, и свою жизнь.

Девять с половиной десятилетий прошли со дня преставления архиепископа Николая. К гробнице святителя поныне приходят православные и инославные христиане, а также и нехристиане, выражающие тем самым ему свое благоговение.

Священным Синодом Русской Православной Церкви во главе со Святейшим Патриархом Алексием (Симанским; † 1970) было принято постановление о прославлении святителя Николая в лике святых с именованием «равноапостольный». В Японии православные почитают святителя Николая как великого праведника и молитвенного предстателя пред Господом.

Галина Гуличкина

Письмо святителя Николая к архимандриту Леониду (Кавелину)[1]

Ваше Высокопреподобие, высокочтимый отец наместник!

Христом Богом и Его угодником преподобным Сергием умоляю Вас, помогите в крайней нужде, в ка­кую ныне поставлена Миссия! Вы можете, можете и можете, это выше всякого сомнения! Судите сами: собор здесь, строимый Миссиею, почти готов; не дальше, как в июне, должно быть освящение; колоко­ла подняты и подвешены, и видны они на всю столицу, ибо собор среди столицы на холме. Был я уверен, что в добытыи звонаря из Москвы или Петербурга не будет никакого затруднения; когда настало время, писал я и в Москву, и в Петербург – по нескольку раз, из обеих столиц одновременно получил телеграфный ответ: «Звонаря нет». Я просто в отчаянии! Если бы знал это прежде, не поднимал бы колоколов. Теперь же что делать? В один мы звонить можем, но трезвонить в восемь кто же может, не учась? И такой-то позор нам будет, так-то смеяться над нами станут язычники и инославные! «Подняли-де колокола, а пользоваться ими не умеют!» Итак, ради Бога и святителя Сергия, помогите в нашей беде: пришлите звонаря! Если не можете дать навсегда, то пришлите на время, пока научатся здесь японцы трезвонить. Так или иначе, только избавьте нас от позора и дайте возможность украшать наши богослужения и празднества благозвучным трезвоном. Ведь восемью колоколами можно истинно красный звон производить, то умиляющий душу и трога­ющий до печали, то возбуждающий праздничное и торжественное настроение. И у Вас, в Лавре, разумеется, есть искусные на это – монашествующие ли то или мирские люди, но, наверное, есть; и служба их, благословенная и установленная Церковью как необходимая, есть поэтому самому служба важная: у Вас, быть может, это не совсем ценится, потому что звонарей много, но ах как оценилось бы, если бы вдруг почему-либо не стало звонарей, как нет теперь у нас, тогда как колокола требуют их! Итак, еще и еще неотступно прошу Вас: дайте Миссии звонаря! Нужен человек, непременно умеющий искусно звонить во все восемь колоколов для праздников и в меньшее число для будних – словом, истинно мастер своего дела. Если Вы пожалуете его нам на время, то определите, сколько времени он может быть здесь; во всяком случае, не положите менее двух лет, чтобы японцы здесь могли вполне перенять его искусство. Проезд его сюда и обратно будет на счет Миссии; здесь будет даваться ему помещение и жалованье – до 30 рублей кредита в месяц. В отправлении его в Японию позаботится петербургский сотрудник Миссии протоиерей Михайловского инженерного замка Феодор Николаевич Быстров, которому уже писано о сем предмете. Здесь с помощью Божиею постараемся сберечь его и возвратим к Вам здравым и невредимым. Но для Миссии было бы истинно великим счастием и незабвенным благодеянием от Вас, если бы Вы дали ей хорошего человека навсегда. Звонарь здесь может быть в то же время хранителем собора, ризницы и всех священных вещей; если будет верный человек, то на него может быть отдан весь собор, тем более что мне часто нужно отлучаться из Токио, другой же миссионер постоянно занят воспитательной частию и также иногда отлучается из Токио по делам службы. И прошу Вас усердно поспешить сим делом; быть может, к освящению собора звонарь поспеет сюда. Во всяком случае, каков бы ни был этот человек, он непременно должен побыть в Москве у Николая Дмитриевича Финляндского, который отливал колокола для Миссии, который и должен дать наставления касательно употребления их. Я просил г. Финляндского, чтобы он непременно, так сказать, проэкзаменовал едущего сюда звонаря; если лаврский звонарь очень искусный, то ему приятно будет показывать свое искусство г. Финляндскому; если же окажется, что ему нужно будет подучиться (например, он может быть искусен в употреблении шести – семи или десяти – двенадцати колоколов, но не трезвонил до сих пор в восемь), то он может это сделать на дворе у г. Финляндс­кого, где, кажется, всегда висит достаточное число колоколов для пробы их. Если звонарь останется здесь на постоянную службу и окажется человеком очень хорошим и полезным на разную службу Церкви, то ему жалованье может быть со временем прибавлено до 40 рублей кредита и даже более.

Простите, высокочтимый отец наместник, что утруждаю Вас сею просьбою, но и еще раз прошу, и еще прошу, и тысячу раз готов просить: дайте нам звонаря! Что ж мне делать? На Вашу Лавру единственная надежда после того, как Москва и Петербург отказали! Я и представить себе не могу, чтоб и Лавра наконец отказала! Тогда – что же? Снимать колокола обратно с колокольни и переливать их на более годные к употреблению предметы? Это был бы уже истинно неслыханный церковный скандал. А ведь к этому должно прийти, если не дадите звонаря, – на что же тогда колокола? Знал я когда-то трезвонить в пять колоколов и, будучи в Хакодате настоятелем консульской церкви, отлил по приказанию консула на деньги, собранные с наших военных судов, именно пять колоколов (почти все они и до сих пор служат церкви в Хакодате), трезвонил сам, пока научились японцы; идя в церковь, бывало, потрезвонишь, выходя – опять потрезвонишь; но здесь, к сожалению, этой патриархальности нельзя дать место – колокольня слишком высока, да и забыл я трезвонить и в пять колоколов. Итак, что же с колоколами делать? Когда японцы будут приставать с вопросами: «На что сии предметы?», что мне отвечать? Придется снять обратно с колокольни, если не будет звонаря. Был ли когда-нибудь такой позор в Православной Церкви? Избавьте же от него нашу Церковь: дайте звонаря!

Когда определен будет Вами человек к отправлению сюда, прежде всего примите от меня глубокий, до земли, поклон с искренне сердечною, до слез, теплою благодарностью за сие Ваше доброе расположение к Миссии и доброе дело для нее, потом отправьте сего человека к Н. Д. Финляндскому – вот и все хлопоты, которыми я осмеливаюсь ныне утруждать Вас. Когда г. Финляндский найдет его совершенно надежным к искусному употреблению восьми колоколов, то известит о. Ф. Быстрова, а тот уведомит, куда и в какое время направиться ему, он же позаботится и о всех расходах на звонаря.

Никак не думаю я, чтобы пришлось и нынешней просьбе моей о звонаре остаться тщетною, однако же считаю нужным упомянуть, что в случае, если бы и в Лавре не нашлось звонаря для Миссии, будьте добры известить о том Н. Д. Финляндского.

Беру смелость предложить здесь последнюю снятую Миссиею фотографию постройки собора. Впрочем, теперь для самой Миссии нет нужды снимать с собора фотографии: они продаются в городе у всех фотографов, снятые с разных сторон и на разных расстояниях. Прилагаю также, вероятно, не лишние для звонаря сведения касательно наших колоколов здесь.

Прося Ваших святых молитв пред преподобным угодником Божиим святым Сергием и другими святыми угодниками, почивающими в Лавре, за Миссию, за всю здешнюю Церковь, за меня, грешного, свидетельствую Вам истинно глубочайшее почтение и сердечную преданность, имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою, послушником и молитвенником.

Начальник Российской Духовной Миссии в Японии, Николай, епископ Ревельский
Российская Духовная Миссия в Японии. Токио, 1890 года марта 8 дня

Письмо святителя Николая Японского
подготовила к публикации Галина Гуличкина


 [1] Выросший в дворянской семье, Лев Алексан­дрович Кавелин закончил Московский кадетский корпус, служил в гвардейском Волынском полку. В чине капитана вышел в отставку и поселился в Свято- Введенской Козельской Оптиной пустыни, где был пострижен в монахи. Ряд лет возглавлял Русскую духовную миссию в Иерусалиме, был настоятелем Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, а затем наместником Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Известный агиограф, историк и писатель. Письмо Николая Японского к Троицкому архимандриту как нельзя лучше передает энергичный и деятельный характер святителя, его стремление всю душу положить на служение Богу и Православной Церкви.

http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/41329.htm

[Александр Васильевич]

Святой равноапостольный Николай, архиепископ Японский. Ч. 2

 Памяти высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского[1]
(К годовщине кончины его 3 февраля 1912 года)


_{Святой равноапостольный Николай (Касаткин), просветитель Японии}

Кончина Высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского, была в России для многих большою неожиданностью: о болезни приснопамятного архиепископа в печати сведений почти не появлялось. Но печальная катастрофа казалась быстро надвигающейся для тех, кто имел случай более или менее часто быть в общении с покойным владыкою в последний год. С какого времени началась болезнь?

Мысль о смерти, о панихидах как-то не оставляла владыку в течение лета. Но это не значит, что он непременно при этом скорбел… Нет, он даже в этот период слабости и болезней умел быть остроумно-веселым: «Представляю себе… Входите в мою квартиру… А я мертвый… Вы бледнеете… “Кавамура, воды”, – кричите… А после, поуспокоившись: “Кавамура, свечей. Поем Со святыми!”…» А вот в другом случае почивший представлял, как я над ним буду говорить надгробное слово: «Братия и сестры. Смотрите: долго жил, а все-таки умер… И почему умер? Потому, что был гневлив, тороплив, удержу в работе не знал… Так смотрите же, будете ему подражать – обязательно и вы умрете»; все это говорилось с таким благодушием, что удивляться приходилось, как владыка может спокойно говорить о том предмете, о коем люди не привыкли и думать-то спокойно.

Мысль о возможной кончине, видимо, не покидала владыку. «Ваш до Со святыми Архиепископ Николай», – так он подписался в письме ко мне 15 (28) августа 1911 года. Да, несомненно, и болезни не покидали его, хотя в августе и сентябре он не сделал о них в своем дневнике больших заметок. Но в одном из писем ко мне он не умолчал об астме и, по обычаю, в шутливом тоне писал мне 11 (24) сентября: «У меня астма раза два спрашивала: “А что, не отпеть ли нам Со святыми?..” Но я ей ответил: “Нельзя: и Кавамуры нет – уехал в Осаку чинить текущую крышу, и Преосвященного нет”. Она почесала в затылке и успокоилась». Но ровно через неделю, 18 сентября (1 октября), в дневнике уже читаем: «Служить трудно. Поясница болит, слабость, усталость. Не дай Бог, чтоб сделалось хуже». 6 октября 1911 года вместо случайных припадков астмы началось длительное ее течение. В письме от 11 (24) октября: «Я еще жив, потому что не только Вас, но и Кавамуры нет – в Хакодате уехал». 2 (15) ноября в шутливом тоне святитель Николай сообщает: «Я отложил умирать, потому – Кавамура без Вас не может пропеть панихиды». Но уже с 3 (16) ноября болезнь возобновилась, и, без сомнения, в большей силе, чем в октябре: «В половине 3-го часа ночи астма разбудила и не дала больше спать; встал и занимался делами. Освоившись с этой болезнью, жить можно; дал бы Бог побольше прожить, чтобы побольше перевести…»

<…> В предпоследнем письме, писанном 2 (15) декабря, владыка как бы в жизненное наставление мне писал: «Берегите здоровье. Ох, как надо беречь здоровье. Будете невнимательны к своей карада, очень пожалеете потом». На койку владыка почти перестал и ложиться, ибо его сразу же начинало душить. <…>

Вот что сам владыка заносил на календарные листочки: 1 января 1912 года: «Ни один год не начинался так скверно, как нынешний. В церкви был, но не служил… По возвращении из церкви я никуда не выходил из теплой комнаты и поздравителей не принимал… Целый день мучила астма…» Выход в холодный собор в день русского Нового года, кажется, окончательно свалил его в постель. И как я просил его не ходить! Вечером удалось уговорить, и ко всенощной он не пришел… Но когда я пришел к нему в Новый год утром, нашел владыку крайне расстроенным. «Все в церкви… Один я сижу дома… Скука смертная… Не могу выносить… Сегодня пойду в церковь», – говорит Владыка. Я начинаю уговаривать. Ссылаюсь на запрещение доктора. Но последняя ссылка испортила дело: «Я – свободный человек… Сделаю, как захочу. До свиданья». Но мне все еще хотелось верить, что владыка послушается голоса благоразумия. Однако во время малого входа действительно пришел и пошел в алтарь. Стоял всю литургию. Тяжело дышал и охал. А литургия, как нарочно, была продолжительна, ибо было посвящение корейца в диаконы. Когда после литургии я зашел поздравить владыку с Новым годом, он сидел в кресле, вытянув ноги на кровать, и что-то просматривал. «Где справедливость? Сходил помолиться – и страдаю, как никогда», – говорит мне владыка. Было много и других причин, которые сильно расстраивали владыку. Владыка не любил говорить о своей болезни; не любил и расспросов о здоровье. Но в последний год жизни он не мог равнодушно слушать о смерти, особенно близких и знакомых лиц. Между тем умирает его брат, младший по возрасту. Умирает Иркутский святитель, архиепископ Тихон, товарищ владыки по академии. Умирают другие архиереи, протоиереи. Но едва ли не больше всего расстраивали его неудачи по сбору средств на построение церкви в Хакодате. Нужда в церкви настоятельная.

Денег не было. Владыка начал просить, собирать. Письма знакомым и незнакомым. Письма незнатным и знатным. Письма состоятельным. Но девять из десяти писем оставлены были даже без ответа, хотя бы и отрицательного. «Вот прислал бы кто-нибудь на построение церкви в Хакодате – это было бы для меня лучшим лекарством», – часто повторял владыка во время болезни. И действительно, нужно было видеть, как ожил владыка, когда его известили о пожертвовании в 3000 йен нашими щедрыми благотворителями из Москвы И.А. и К.Ф. Колесниковыми. Но в общем таких радостей было мало.

С 11 (24) января 1912 года архиепископ Николай был перевезен в госпиталь. Вместе с вещами в чемодан была положена иконка «Отрада и Утешение», несколько номеров «Московских ведомостей», «Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского», в новом издании СПДА. «Съезжу. Только если и там толку не будет, то дня через три-четыре вернусь домой. Одна канитель. Работать нужно. А тут эта дрянь привязалась», – недовольно рассуждает владыка.

Госпиталь святого Луки. Больница принадлежит Американской миссии. Владыке отвели перворазрядную комнату «Святой Троицы». На двери комнаты владыки повесили надпись: «Входить к больному и разговаривать с ним абсолютно воспрещается». К счастью, эта надпись не простиралась на меня. <…>

(Епископ Сергий (Тихомиров) вызвал иереев и преподавателей семинарии и с ними решил начать ежедневные моления за владыку).

<…> Уехал в Цукидзи владыка… Как будто солнышко красное удалилось из Суругадая. Все ходят пасмурные. На душе скверно. После разговора с докторами понял, что надежды на поправку нет никакой. «Никорай-китоку», – вечером выкрикивали уже на улицах газетчики, продавая газеты… Итак, всему Тоокео (Токио) оповестили: «Николай при смерти».

15 (28) января. Воскресенье. Собор переполнен христианами. Я совершал литургию. Как сиротливо в соборе! В левом приделе, бывало, стоит он, коленопреклоненный, и усердно молится во время херувимской. Нет с нами нашего молитвенника и сомолитвенника! Вместо этого на ектениях поминаем «болящего архиепископа Николая», читаю молитву о даровании ему исцеления после сугубой ектении. Слышны всхлипывания. Ох, крепкие нужны нервы, чтобы в такой обстановке и самому не заплакать. 21 января (3 февраля) владыка занимался с Павлом Накаи проверкой перевода Цветной Триоди. 23 января (5 февраля) владыка готов к переезду из госпиталя в Миссию (в Суругадай). «Я всю свою жизнь отдал Японской Церкви. А теперь пришла пора отдать ей же и тело. Мое тело, видите, обратится в японскую землю. И пусть будет оно залогом, что моя душа всегда будет с Японскою Церковью. И там я за нее буду молиться. Чувствую, что слабею. Ежедневно слабею. Хоть бы скорее кончалась эта трагедия. Ведь раз я не могу работать – какая же это жизнь! И на что мне “это” (показывая на тело)? Говорят некоторые, что человек только тело, что души у него нет. Нет, батенька, если бы человек состоял только из тела, то – не беспокойтесь – тело о себе позаботилось бы. Поберегло бы себя! Не допустило бы утомить себя до болезни. А так как кроме тела есть душа, да и сильнее она тела – вот душа и работает, и волнуется, и меры-удержу не знает… на тело смотря, как на помеху. Глядь – а тело-то и ослабело! Непорядок. Во всем должна быть гармония. Знал бы это в свое время – во всем бы меру соблюдал. А теперь и расплачивайся за свою неосторожность».

«Католические миссионеры приходили в гости в Русское консульство. Их кто-то и спрашивает, как они смотрят на успех Православия в Японии? Что же они ответили? Да, сделано много, но все это есть личное дело Николая, все это есть, пока жив Николай. Не станет Николая – и дело рушится. Да разве у нас здесь Николаево дело? Тьфу! Тьфу! Не Николаево дело! Божье дело! Бог дело начал. Бог Церковь созидал. А мы лишь Его недостойные слуги. Что в нас есть такого, что не от Бога? Что ты имеешь, чего бы не получил? Помните, у апостола Павла (1 Кор. 4, 7)? Что Бог именно мне или вам дал, так в этом нашей заслуги ни на волосок! Разве есть какая-нибудь заслуга у сохи, которою крестьянин вспахал поле? Разве может она хвалиться: “Глядите-ка, православные, что я наделала! Хорошо вспахано”… Разве кто-нибудь скажет: “Хорошо соха вспахала”? Все скажут: “Молодец мужичок. Ловко вспахал”. Так и здесь. Николай. Сергий. Роль наша не выше роли сохи. Вот крестьянин попахал-попахал, соха износилась. Он ее и бросил. Износился и я. И меня бросят. Новая соха пахать начнет. Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть Божье дело растет! Пусть посрамятся католики. Дайте слово! А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал… Значит, и ты не заржавел. Значит, за работой на Божией ниве и твоя душа несколько очистилась. И за сие будем всегда Бога благодарить».

2 (15) февраля. «Сердце исправилось, и мы еще вместе поживем. Итак, завтра же принимаюсь за перевод Миней. Будет даром дорогое время терять».

3 (16) февраля. Итак, 3 февраля в 7 часов вечера, а по-петербургски – около 12 часов дня, не стало Высокопреосвященного Николая, архиепископа Николая Японского. Он мирно, без каких-либо предсмертных страданий, но после долгой и тяжелой болезни преставился ко Господу на 76-м году своей жизни, на 52-м году своего служения Церкви Божией, на 51-м году со времени своего прибытия в Японию. Горько заплакал я, стоя у постели владыки, только что покинувшего меня одиноким. Последние четыре года моя жизнь переплелась с личностью владыки. И вот я стою у его ног. «Владыка, владыка!» – зову я. Но молчит он. А только сейчас вот дышал, хотя и тяжело дышал. Тайна великая воли Божией. Но сердцу от этого не было легче, и оно плакало. В 7 часов 15 минут раздался с колокольни удар за ударом звон нашего колокола. Даже не предупрежденные о смысле 12 ударов (а они раздались в Японии по случаю смерти впервые), обитатели семинарии и женской школы с плачем прибежали в Миссию.

4 февраля вся Япония уже знала о смерти «Никорая».

В понедельник, 6 февраля, утром и вечером в Крестовой церкви, где находилось тело архиепископа Николая, были совершены панихиды в переполненной церкви. Христиане приходили с вечера и бодрствовали до утра, слушая чтение Евангелия. Но мне не забыть одной ночи. Потянуло к владыке. Пошел. Открываю дверь. И что же? Вокруг тела владыки сидят по-японски девочки нашей женской школы, человек 40. У всех в руках Святое Евангелие и зажженные свечи. Все с благоговением в последний раз поучаются от безмолвного владыки словесам Христовым. Любовь к своему владыке привела их на всю ночь разделить с ним безмолвие смерти! Но говорил им владыка через Христово слово.

Во вторник, 7-го числа, перед утренней панихидой, положили тело почившего святителя во гроб. Гроб был сделан из японского кипариса, из негниющего дерева хиноки. Обит белым шелком. Снаружи и внутри. Один гроб весил около 6 пудов. Гроб перенесен в Воскресенский собор.

9 февраля, в четверг, было совершено погребение Высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского. <…>

(В 7 часов утра в соборе, в главном приделе Воскресения Христова, совершена литургия епископом Сергием (Тихомировым) в сослужении начальника Корейской духовной миссии архимандрита Павла и девяти иереев-японцев).

<…> Литургии об упокоении души новопреставленного архиепископа Николая совершались на всех четырех престолах начиная с 5 часов утра до 10, 5 часа дня. Прощание с владыкой продолжалось до 11 часов утра. Погода хмурилась. Во время отпевания поднялся ветер, сильный тайфун. Ровно в 11 часов начался перезвон всех колоколов, непрерывно продолжавшийся 2 часа. Ровно в 11 часов я вышел на отпевание, имея в сослужении архимандрита Павла, протоиерея П.И. Булгакова и 32 японских иерея при 5 диаконах. Верхом почета, какой воздала Япония владыке Николаю, было то, что сам император Японии Мейдзи-Тенноо прислал на гроб владыки великолепный громадный венок из живых цветов. И прислал не секретно! Сам император Японии увенчал победными цветами главу святителя Божия! Внутри венка два иероглифа: «Он-Си», то есть «Высочайший дар». Начав при смертных опасностях, закончил свою деятельность в Японии владыка Николай при одобрении с высоты трона.

Отпевание совершалось по-японски. Но некоторые ектении произносились и аллилуарии и молитвы читались мною, отцом архимандритом Павлом и протоиереем П.И. Булгаковым по-славянски. В 2 часа чин отпевания окончился. Последнее прощание священнослужителей.

При начавшемся трезвоне обнесли гроб вокруг собора, установили его на колесницу, отправились на кладбище Янака. На кладбище совершили последнюю литию и при пении Вечная память опустили гроб в могилу. Вся процессия среди сотен тысяч язычников была самым блестящим проповедническим собранием, какое когда-либо приходилось ему устроить. «Будет ли архиепископ Николай святым?» – спрашивает меня протестант профессор Мидзуно. «Я верю, что он с минуты своей смерти уже предстательствует за нас с вами пред престолом Вседержителя», – ответил я. Профессор-протестант заплакал. Заплакал слезами радости. С глубокою верою, что равноапостольный в подвиге будет равноапостольным и в воздаянии от сердца смиренного воззовем: «Святителю Божий, предстательствуй за нас в твоих молитвах святых!»

Епископ Сергий (Тихомиров)

Подготовила к публикации Галина Гуличкина

____________________________________

 [1] Публикуется с сокращениями по статье о. Павла Сато (Миссионер. 1912. № 29).

http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/41330.htm

[Александр Васильевич]

Святой равноапостольный Николай, архиепископ Японский. Ч. 3

 Об архиепископе Японском Николае


_{Святитель Николай (Касаткин)}

Я познакомился с архиепископом Николаем в начале декабря 1905 года. Жил он в двух маленьких комнатах, из которых одна, 5 x 5 аршин, служила приемною, а другая, пожалуй, 7 x 5 аршин, была его кабинетом и спальней… Длинный письменный стол, узенькая твердая железная кровать, несколько шкафов с книгами и делами, этажерка с разного рода словарями — вот и вся обстановка архиепископского помещения. После службы в воскресенье маленькая приемная обыкновенно наполнялась народом: кучею японских детей и приезжими из провинции японцами, которым служивший у архиепископа японец Иван-сан приносил чаю, а сам владыка доставал из кабинета традиционную коробку бисквитов, которая обязательно опустошалась вся, – если что и оставалось, то рассовывалось преосвященным в широкие рукава кимоно японских детей. Архиепископ сам накладывал каждому по четыре – пять кусков сахара на стакан. Христиане приносили архиепископу Николаю подарки. Это был или горшок только что зацветшего в сезоне карликового дерева сливы, или букет ландышей с Хоккайдо, или еще какие-либо цветы, или редкая, своего улова, рыба, или сушеные фрукты, или японские сласти. Все эти подарки, кроме цветов, остававшихся украшать приемную, неизменно передавались Иван-сану для отсылки какой-нибудь японской семье, причем преимущественно отдавалось тем, где было много детей.

В течение пятилетнего пребывания в Токио я имел возможность постоянно наблюдать отношения архиепископа к японцам, и его манера обращения с ними вызывала всегда истинное изумление. Прежде всего, отличительною его чертою была общедоступность. В назначенные часы его мог видеть положительно всякий, и всякий мог черпать из его опыта и жизнерадостного отношения ко всему окружающему полною горстью энергию и силы. Приходит к нему кто-либо со скорбями и тяжелыми впечатлениями. «Ну, садитесь, – скажет он, – давайте горшки бить». «Горшками» называл владыка все жизненные тяготы, и он со строгой последовательностью требовал рассказа о них, и под его светлым взглядом на жизнь, под его ободряющими практическими указаниями все «горшки» разлетались вдребезги. Человек уходил бодрым, с жизнерадостным настроением, с шутливым отношением к тем затруднениям, которые полчаса назад казались ему непреодолимыми.

Японцев архиепископ Николай знал удивительно и ценил в них больше всего преданность императорскому дому и родине. «Вы можете говорить с японцем обо всем, – поучал он новоприбывших, – но никогда не позволяйте себе ни малейшей доли иронического отношения ни к верховной власти, ни к патриотическим чувствам, иначе вы навсегда утратите уважение всякого истинного японца. Здесь не знают и не понимают того космополитизма, которым сплошь и рядом заражены европейцы и русские. Любовь к микадо и к отечеству составляет сущность японца, и он требует таких же чувств и отношения к родине от всякого порядочного человека без различия национальности».

Далее симпатии владыки клонились к постоянно серьезному отношению к жизни, которое развивается в Японии во всяком человеке с детства. «Прочитайте самые начальные школьные пособия Японии, и вы увидите, что содержание статей в них чрезвычайно серьезное. Самые суровые жизненные истины внушаются детям с раннего возраста, и оттого они так дисциплинированы. Те детские шалости, которые в наших школах считаются совершенно обычными и на которые у нас почти не обращают внимания, здесь считаются совершенно недопустимыми». «Посмотрите на школьные скамьи и столы, – говорил он лицам, посещавшим его семинарию и женское училище. – Этой мебели десять лет, а вы не найдете на столах пятнышка, не говоря уже об обычных у нас порезах перочинным ножом, надписях и прочем».

Экспансивность японцев находила у архиепископа Николая снисходительное к себе отношение. «У всякого народа, как и у человека, имеются свои слабости, и у японцев, может быть, самою большею слабостью является их воспламеняемость. Когда японец чем-либо увлечется, он уже не знает пределов своему увлечению, и в таком случае ему прежде всего нужно высказаться. Он будет говорить, говорить, пока не устанет, и только тогда с ним нужно вступить в рассуждения».

«Дело Церкви святое, – говорил владыка, – здесь нет ни секретов, ни тайн. Всякий может говорить, но лишь так, чтобы слово не расходилось с делом».

Дмитрий Позднеев[1]

«Он стоял высоко во всех отношениях человеческой жизни…»
Жители Японии – о святителе Николае

Весной 1879 года в приморском городке Средней Японии я случайно прослушал христианскую проповедь одного православного миссионера. Слова проповедника произвели сильное впечатление на мою юную душу, и вскоре я был крещен одним из ближайших сотрудников преосвященного Николая. Много хорошего я слышал о нем от своих духовных учителей и истинно благоговел пред его великою личностью. Мне очень хотелось поближе подойти к нему, но не скоро удалось достигнуть этого. Только зимою 1881 года я, семнадцатилетний юноша, отправился в Токио, чтобы учиться в школе этого апостола Японии.

«Истинный христианин, – учил он, – должен быть истинным патриотом». Личная жизнь преосвященного Николая вполне соответствовала его высокому служению. Он вел умеренно аскетическую жизнь… Он одевался очень просто, но чисто и прилично. Зимою он надевал теплый суконный подрясник, а летом – бумажный, светло-желтого цвета. Единственным щегольством было употребление крахмального воротника. Только в большие праздники он надевал на себя роскошную шелковую рясу.

Так же нетребователен был он и в отношении еды: утром и вечером пил чай, а кушал только раз в день. У преосвященного не было ни повара, ни лакея.

Эконом Никанор, японец, готовил для него суп и жаркое, но третьего, сладкого, не приготовлял. Он очень редко кушал фрукты. Хотя и не отказывался от вина, но употреблял его редко и мало.

Таким образом, он стоял высоко во всех отношениях человеческой жизни. Если и в наше время возможна святая жизнь на Земле, то именно преосвященный Николай вел такую жизнь. Да, он был святой, по крайней мере, для нас – японцев.

М. Кониси,
профессор университета «Dosisha» (г. Киото)[2]

* * *

Имя преосвященного Николая в Японии пользуется громкою известностью не только между христианами разных исповеданий, но и между язычниками. Самое здание Православной Миссии в простонародье называется «Домом Николая». Все близко знакомые с жизнью и деятельностью преосвященного Николая глубоко уважают его и питают к нему искреннюю любовь и преданность.

<…> Встает он очень рано, часов в пять, а иногда и того раньше и тотчас же принимается за свои занятия. В половине седьмого он приходит в семинарию или катехизаторскую школу, где в то время неизменно совершается утренняя молитва. С половины восьмого до двенадцати он читает лекции в катехизаторской школе и в семинарии. В двенадцать – обедает. После обеда читает выписываемые им японские журналы и газеты. Но в час пополудни он уже непременно сидит за своим письменным столом и занимается текущими церковными и миссионерскими делами. Эти занятия продолжаются вплоть до половины пятого. Вечером, в шесть, к нему приходит ученый-японец, с которым он и ведет свою работу по части перевода до девяти часов. По окончании этих занятий к преосвященному является его секретарь с корреспонденциями из разных церквей. Вот только теперь преосвященный может вздохнуть свободно и телом и душою.

Такова полная неутомимых трудов и занятий жизнь преосвященного Николая. Это личность, действительно, удивительной силы духа, вся исполненная рвением христианской любви. В стране, где лет тридцать назад нельзя было найти ни одного христианина православной веры, теперь, с появлением в ней преосвященного Николая, везде находятся люди, которые искренне прославляют истинного Бога, хотя эти христианские общины бывают весьма незначительны по числу.

Июль – август 1891 года.

Сергей Сеодзи[3]

Подготовила к публикации Галина Гуличкина
___________________________________________

 [1] Позднеев Дмитрий Матвеевич (1865–1937) – известный русский востоковед, основоположник отечественного японоведения. Родился в семье протоиерея Сретенской церкви г. Орла. Закончил Киевскую духовную семинарию (историческое отделение) и Санкт-Петербургский университет (факультет восточных языков). Служил чиновником по особым поручениям Министерства финансов сначала в Петербурге, а с 1898 года – в Пекинском отделении Русско-китайского банка. В 1904–1905 годах – директор Восточного института во Владивостоке. В конце 1905 года Д.М. Позднеев уезжает в отпуск в Японию, где остается на несколько лет для занятий японским языком и изучения страны. Именно тогда Д.М. Позднеев близко знакомится со святителем Николаем. Д.М. Позднеев – автор первого «Японо-русского иероглифического словаря» (Токио, 1908) и труда «Материалы по истории Северной Японии и ее отношений к материку Азии и России» (1909). В 1910 году вернулся в Россию.

 [2] См.: Странник. 1913. № 3.

 [3] См.: Сеодзи Сергей. Как я стал христианином. СПб., 1892.

http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/41331.htm

[Александр Васильевич]

Святитель Николай Японский. Штрихи к психологическому портрету


_{Святой равноапостольный Николай Японский}

Еще с конца XIX века в трудах, посвященных Российской духовной миссии, в Японии прочно утвердилось мнение, что создание Японской Церкви, по сути, — дело одного человека, и человек этот — свт. Николай. Это утверждение является бесспорным как для отечественных, так и для японских исследователей. Именно поэтому без глубокой характеристики личности апостола Японии понять историю Русской духовной миссии просто немыслимо.

Для достижения этой цели особенное внимание следует обратить на дневник святого, поскольку Николай, ведя его исключительно для себя, был в нем предельно откровенен. И именно широкое использование материалов дневника может дать возможность если не дополнить, то глубже и убедительнее обосновать те представления о деятельности и личности свт. Николая, которые можно найти в историографии.

Без претензий на создание сколько-нибудь полного психологического портрета святого, мною предпринята попытка выделить важнейшие черты его характера. При этом, для достижения наибольшей достоверности, были использованы не только дневники и письма миссионера, но и воспоминания людей, знавших свт. Николая лично – как японцев, так и русских.

Вера – несомненно, важнейшее качество свт. Николая как создателя и руководителя миссии. Без нее апостол не может быть апостолом. Свт. Николай обладал верой непоколебимой, глубокой, жертвенной. Эта твердая, как скала, вера и обусловила цельность его натуры (в т. ч. с точки зрения смысла всей его жизни): «Мой единственный смысл жизни и радость — просвещение Японии Православием, и я верю, что сие будет, верю так же твердо, как верю в Бога»[1], — писал свт. Николай. Это были не пустые слова: стоит вспомнить хотя бы то, что после поставления во епископы в 1880 г. свт. Николай ни разу не отлучался из Японии, оставаясь со своей паствой постоянно, даже и во время русско-японской войны.

Веря в Бога, свт. Николай верит и в Его промысел. На следующий день после того, как святитель выразил в дневнике сомнение в пользе пребывания в Японии, он поспешил написать: «Вчера написанное — одно малодушие. Нашей нетерпеливости хотелось бы, чтобы перед нашей секундой бытия сейчас же и развернулся весь план судеб Божиих. Вероятно, во всем есть смысл, что намеренно сам человек не ставит в противоречие разуму Божию. Ведь я же не для себя, не по самоволию поехал в Японию, а мне хотелось сделать какое-то добро, — так отчего же не положиться на волю Божию? …Хозяин-то правит ладьей жизни нашей, — и, затишье ли, быстрое ли теченье — все это его дело, а наше — спокойно грести, не выпуская весла…»[2] В целом, как явствует из дневников и писем свт. Николая, он и на словах и на деле придерживался следующей трезвой позиции: сделав все, от тебя возможное, в остальном следует положиться на Бога.

Другой чертой святителя, которая и определяет непреходящую ценность и его деятельности и его личности, было ярко выраженное чувство сакрального, благоговение к святыне. Так, когда свт. Николай узнал, что в храме в Кеото была прочитана лекция «о русской женщине» для Женской школы, священнику был сделан строгий выговор. «Ну можно ли допускать такую профанацию церкви? Она исключительно для богослужений и христианской проповеди»[3].

Верил свт. Николай и в конечное торжество Православия в масштабе всего мира. Святитель очень сокрушался в своих дневниках из-за того, что в России почти совсем нет тяги к миссионерскому служению, в то время как в западных странах тысячи молодых и образованных людей выходят на миссионерское поприще. Но одновременно писал: «Придет время: образованные умы, ныне служащие инославию, сами же разнесут его по клочкам как ложь, а наши невежественные умы православные — разовьются и отразят весь блеск Православия, и пойдет оно волнами света по лицу Земли… Вместо катол[ического] рабства узнают люди подчинение истине, вместо протест[антского] своеволия возлюбят свободу»[4]. «Есть несокрушимая ничем уверенность в общем успехе в будущем»[5].


_{Собор Воскресения Христова в Токио}

Трудолюбие и жертвенность в служении Богу — это, бесспорно, одна из черт Николая, сделавших его святым. Вот строки из дневника: «Однако же, если спокойно рассудить, то и не очень-то я могу винить себя… Как я уехал сюда в 1860 г.? Самое благонадежное и какое-то неудержимое желание служить церкви… — неудержимое, говорю, ибо все до единого кругом удерживали от этого шага (собственно, от монашества, ибо тогда было время самое антимонашеское)»[6].

Люди, окружавшие свт. Николая, поражались его трудолюбию, высокой работоспособности и полной самоотдаче. Без этих качеств ему, несомненно, не удалось бы достичь столь высоких результатов. Так, он виртуозно овладел японским языком, — но для этого ему потребовалось, по его собственным словам, работать по четырнадцать часов в сутки в течение шести лет[7].

«Нельзя не удивляться неутомимой энергии и необыкновенным силам духа просветителя Японии, — писал Даниил Кониси, — Заведуя всеми делами миссии, он в то же время является ректором всех учебных заведений» миссии, сам преподает наиболее важные предметы, а кроме того, проповедует язычникам и управляет ста тридцатью катехизаторами[8].

Ежемесячно свт. Николай получал более ста пятидесяти писем от священников и катехизаторов. При этом японцы, по свидетельству архимандрита Сергия (Страгородского), всегда считали долгом сделать к письму громаднейшее и по возможности пустое вступление, и в конце непременно извиниться, что написали всего два дюйма (хотя читатель был бы скорее склонен сказать, что письмо более двух сажен). «Не угодно ли осилить 150 таких эпистолий? Преосвященный все это читает сам. Кроме того, по утру ходит преподавать в катехизаторскую школу в Коозимаци. После обеда имеет уроки в здешней катехизаторской школе. Потом перевод книг, потом постройки, потом бесконечные посетители. Нужно на все это много энергии и преданности делу, тем более что удовольствие получаемое от этого дела (рассуждая по человечески) не может сравниться с теми печалями и муками, какие оно доставляет. Недаром преосвященный говорит: «Бывают минуты, когда вас точно бичом по ранам начнут хлыстать, просто места себе не найдешь от нравственных мучений. Ночи по три подряд не спишь»[9].

Жизнь святителя, таким образом, и на самом деле была полной самоотдачей, безусловным самопожертвованием — личной Голгофой. Как писал он сам, с присущим ему смирением, в своем дневнике: «Грехи грехами, но не ими и не для них я жил, а была у меня идея жизни — служение Вере и Господу»[10].

Железная воля была важнейшим условием его успешной деятельности. Прекрасную и образную характеристику дал свт. Николаю известный востоковед Д.М. Позднеев, проживший рядом с ним, как уже сообщалось выше, несколько лет в начале 1900-х годов (т. е. уже на закате жизни апостола в Японии). «Вместе с мягкостью, он был железным человеком, не знавшим никаких препятствий, практичным умом и администратором, умевшим находить выход из всякого затруднительного положения. Вместе с любезностью, в нем была способность быть ледяным, непреклонным и резким с людьми, которых он находил нужным воспитывать мерами строгости… Вместе с общительностью, в нем была большая, долгим опытом приобретенная сдержанность, и нужно было много времени и усилий, чтобы приобрести его доверие и откровенность». Дневники святителя подтверждают каждое слово в характеристике Позднеева. Голыми руками приобрести тридцать тысяч верующих в чужой стране было бы невозможно; особенно сложно было бы добиться финансовой основы для создания «инфраструктуры» Церкви, — в первую очередь, системы учебных заведений. Свт. Николай сумел добиться не только основания миссии, но и ее серьезного финансирования, — и это все потребовало громадных усилий: начиная от горячих молитв к Богу и заканчивая лоббированием интересов в самых разных структурах. Сумев добиться определенного содержания в шестьдесят с лишним тысяч рублей ежегодно, святитель не остановился на этом, затрачивая колоссальные усилия на сбор частных пожертвований. По его собственным словам, он был готов безрезультатно писать в двадцать мест, лишь бы в двадцать первом ему оказали помощь. Используя самые разные каналы, он непрестанно искал новых людей, которых можно было бы призвать к пожертвованию. И поскольку он, обладая даром слова, умел показать как неотложность нужд миссии, так и надежды, которые она подает, то пожертвования приходили, и это позволило довести бюджет миссии до ста тысяч рублей, а значит, можно было взять в семинарию больше учеников, издать больше книг, набрать больше катехизаторов, и, в конечном итоге, приобрести больше христиан. Но для этого, повторюсь, требовалась железная воля: поводов впасть в уныние от душевных терзаний у свт. Николая было множество (что ярко демонстрирует его дневник), но никогда он не позволял себе опустить руки. Бороться же ему приходилось не только с внешними обстоятельствами, но и с самим собой (так, о первых годах в Японии он писал: «все три врага спасения, мир, плоть и дьявол восстали на меня…»[11]).


_{Святитель Макарий (Невский), митр. Московский (память 16 фев. / 1 мар.)}

Начальнику Алтайской духовной миссии архиепископу Макарию (Невскому), своему другу, в 1907 году он писал так: «что касается до «покоя», то я, читая Ваши строки об этом, сгорел от стыда только от одной мысли, что Ваше Высокопреосвященство могло подумать обо мне это. «На покой» миссионеру, когда у него хоть крошка силы еще есть служить своему делу!»[12] Не работать он не мог: за две недели до смерти угасавший святитель настоял, чтобы в госпитале ему разрешили заняться работой: и он успел закончить проверку последних черновых листов службы на Св. Троицу, окончательно приготовив тем самым ее к печати. А за три дня до смерти смог завершить и составление годового отчета по Миссии…

Смирение. «Ничтожность я сущая — так и осознаю себя искреннейше, — писал святитель в дневнике, — но уже не я один, — ради моей ничтожности не может остановиться дело… Будем довольствоваться и тем скромным упованием, что из-за нашего недостоинства Господь не остановит своего дела и спасения многих»[13]. Другой пример: на церковном собрании в 1900 г. один из катехизаторов «заораторствовал о цели собрания, и вдруг неожиданно приплел меня — «30 лет, де…» и проч. Я должен был отвечать и сказал, что я не более чем спичка, которою зажгли свечу: спичка после этого сама гаснет, и ее бросают наземь, как ни на что не годную»[14]. А когда в 1911 г. российский посол в Японии посетил святителя, чтобы вручить ему орден Владимира 1-й степени с императорским рескриптом, свт. Николай записал в дневнике: «Я встретил также официально: в орденах и клобуке с крестом, из почтения к высокому дару Государя Императора. Но так как искренне считаю себя не стоящим никаких наград и принимаю их не на свой счет, а на счет Миссии, то остался совершенно равнодушен»[15].

Особенно потрясают предсмертные слова святого Николая, переданные нам его преемником, епископом Сергием (Тихомировым): «Вот я оглядываюсь назад на пройденный свой жизненный путь… И что же?.. Один мрак!… Все сделал Один Господь, а я… какая ничтожность! Нуль, буквально нуль… Но если праведник едва спасается, то я, грешник, где буду?»[16]

Любовь, милосердие. Сначала завоевать любовью, потом нести слово — таков был принцип всех крупнейших русских миссионеров — от Стефана Пермского до Николая Японского. «Болезнь учеников очень огорчала нежно любившего их архипастыря. Тут он не жалел ни трудов, ни средств. Если больной умирал, то просто беда — он плакал и никого слушать не хотел. Но, в конце концов он сам совершал погребение и провожал до кладбища…

…Особенно любил он христиан-японцев: для них он широко открывал двери. Это очень понятно: ведь они все духовные дети его. Он был очень чуток к их духовным нуждам. Он охотно давал им отеческие советы и направлял их на путь истины» (М. Кониси)[17].

При этом любовь его не ограничивалась кругами христиан, простираясь и на язычников. Так, после землетрясения 1891 г. он собирал пожертвования от христиан и проезжих русских туристов и раздавал пострадавшим[18].

Самообладание, терпение. В качестве яркого примера приведу диалог святителя с японским иереем Романом Цуда. Свт. Николай попросил его собрать в воскресенье христиан своей церкви и убедить их положить некоторую сумму на содержание своего любимого катехизатора, на что о. Роман ответил, что едет в воскресенье в Иокогаму.

— Разве там есть что особенное, — нужно крестить, или что другое?
— Ничего там нет особенного.
— Так вы можете отправиться в следующее воскресенье.

«До сих пор надувавшийся на мою речь отец Роман, видимо с неудовольствием слушавший ее, как вспыхнет гневом! Точно перед ним не епископ, а церковный сторож, и точно предмет разговора — не весьма важный для церкви, а швабра.

Я могу распоряжаться своим временем и своим церквами! В Иокохаме нет ничего особенного, но я положил ехать туда и должен ехать!

На это свт. Николай ему сказал: «Ладно. В следующее воскресенье поезжайте в Иокохаму, но в дальнейшее непременно сделайте собрание христиан. Если не сделаете, будете виноваты в непослушании епископу и будете наказаны… И представьте собранию то, что я говорил, и так, как я говорил. Кроме того, я попрошу кого-либо из людей надежных говорить собранию, например Петра Исикава».

С этим свт. Николай оставил о. Романа в алтаре. Тот, однако, спохватился, и догнал его на амвоне: «Извините!»

«Извиняю», — ответил свт. Николай и ушел[19].

Несомненно, что такое, сдержанное и взвешенное поведение епископа, помогало и избежать лишних конфликтов в Церкви, и вразумить согрешивших.


_{Современные последователи св. равноап. Николая.}

Воздержание, умеренный аскетизм. В доме миссии святитель занимал всего лишь две комнаты: одна служила гостиной, другая — спальней и кабинетом одновременно (в ней еле помещались шкаф, кровать, письменный стол и два-три стула). Одевался он очень просто, но чисто и прилично. Единственным его щегольством было употребление крахмального воротника; и только в большие праздники он надевал шелковую рясу.

Так же нетребователен он был и в отношении еды: утром и вечером он пил чай, а пищу принимал всего раз в день. От вина святитель не отказывался, но пил его очень редко и мало[20].

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Ответственность, бережливость при личном нестяжании. Из дневника видно, что свт. Николай берег, как мог, каждую копейку, поступавшую в Миссию (при том, что сам он, как известно, был бессребреником). Так, когда ему требовалось разменять для Миссии даже небольшую сумму валюты, он всегда обходил несколько банков и менял в том, где курс был наиболее выгодный. Но в начале 1880-х, ему, как видно, не всегда еще хватало твердости. В 1882 г., когда Пеликан (издавший затем в России книжку «Религиозны ли японцы?») попросил у него в долг тысячу долларов, свт. Николай дал ему пятьсот: «Не нашелся отказать, а до смерти жаль денег… едва ли когда отдаст, потому что картежник… Экономишь тут до того, что вот сегодня едва решился истратить 60 сентов на гребенку по крайней нужде своей, экономишь конечно не для денег, а для Миссии, и вдруг этакую сумму в трубу ни за что ни про что! …из-за того, что сему ближнему не повезло в карты, нескольким десяткам японцев нужно отказать в помощи по воспитанию, или по чему другому, — и церкви изъян!»[21]

Благородство. По поводу обвинений одной из газет, будто он употребил двадцать тысяч йен на подкуп шпионов из японцев, свт. Николай отметил в своем дневнике: «Так! Да я бы выгнал японца, если бы он и без всякого подкупа стал набиваться в пользу чужой для него России изменить своему собственному Отечеству!»[22] Еще более ярким примером его духовного благородства может служить беседа со священником-епископалом, в продолжение которого свт. Николай говорил и о том, что у епископалов умалено Таинство священства. Священник в продолжение разговора стал утирать слезы, причем говорил: «Скажи мне православный священник или епископ, что я не имею благодати священства, я завтра же приду к вам и попрошу принять меня». И вот что пишет святитель: «Я удержался обратить к нему прямой зов. Если Богу угодно, благодать призовет его. Приди он завтра и скажи: примите меня в лоно вашей Церкви, конечно, я тотчас сделаю это. Но воспользоваться тем, что человек расчувствовался и тотчас накинуть на него сеть — как-то уж слишком по католически, — претит душе»[23].

Патриотизм. «Личность каждого коренится в своей народности, как растение в почве, — писал свт. Николай после окончания русско-японской войны, — разметайте почву или иссушите, обесплодьте ее, — растение завянет. Так я вяну духом от посрамления моей родины поражением ее на суше и море, и внутренними неурядицами… Целый день такая тоска, такое уныние, что не смотрел бы на свет Божий, всякое дело из рук валится!»[24]

Итак, святитель понимал, что патриотизм — естественное для человека (и оправданное в Евангелии) чувство, и поэтому не только допускал его у японцев, но и поощрял его. Когда к нему пришел директор Семинарии сообщить, что во всех японских школах следующие два дня не учатся, а празднуют победу над Россией и заключение мира, и значит, в миссийских школах следует сделать то же самое, свт. Николай записал в своем дневнике: «Несомненно! Пусть себе и наши учащиеся празднуют и радуются не меньше других, имеют на то полное право, как патриоты»[25].

Из дневников видно, что патриотизм святителя просыпался отнюдь не только во время таких потрясений, как русско-японская война и революция. Так, в 1886 г. он писал: «Мучительные сомнения — не загублена ли даром жизнь и, вдобавок, множество русских денег? Станет ли Православие в Японии? …Итак — жизнь загублена! Множество русских кровных денег брошено в огонь! Какое мучение может быть горше этой мысли!»[26] Это далеко не единственная запись такого рода. Сомнения в успехе деятельности миссии изливались на страницы дневника неоднократно. И очень характерно, что свт. Николая в такие моменты мучило в большей степени не то, что даром «загублена» его жизнь, а то, что «я всю жизнь свою граблю Россию, бедную Россию, столь нуждающуюся в воспитательных средствах»[27].


_{Собор Воскресения Христова в Токио. Внутреннее убранство храма.}

Патриотизм свт. Николая не имел ничего общего со слепым преклонением перед всем русским. Напротив, именно когда подлинно патриотические чувства свт. Николая уязвлялись особенно тяжело, он наиболее критично отзывался о своей Родине: «Платится Россия за свое невежество и свою гордость — считала японцев необразованным и слабым народом, не приготовилась, как должно, к войне…» Вину за поражение в войне с Японией и революционные потрясения святитель возлагал прежде всего на само русское общество: «Наказывает Бог Россию, то есть отступил от нее, потому что она отступила от Него… Гнилой труп она по нравственности, в грязного скота почти вся превратилась, не только над патриотизмом, но над всяким напоминанием о нем издевается. Мерзкая, проклятая, оскотинившаяся интеллигенция в ад тянет и простой, грубый и невежественный народ… Душа стонет, сердце разорваться готово»[28].

Эмоциональность, темпераментность свт. Николая скользит во многих местах его дневника, в т. ч. приведенных выше. Эти свои качества он сам прекрасно осознавал и порой даже иронизировал над ними: «Больно уж хитро закончено начало 1872 года. Эк ведь экзальтация! Она и в гроб со мной пойдет. Чувствую, что и перед самим собой выражаюсь дико, пиша дневник, а как избежишь фразы, привитой с детства вроде оспы?»[29] Однако стоит отметить, что такая эмоциональная подвижность (проявлявшаяся иной раз и в раздражении) компенсировалась в нем завидным самообладанием и на людях проявлялась не так часто (во всяком случае, несравнимо реже, чем в дневнике). Святитель старался никогда не делать замечания людям, находясь в состоянии раздражения.

Чувство юмора было еще одной чертой святителя, привлекавшей к нему людей. М. Кониси, учившийся в Токийской семинарии, вспоминал, как, посещая собрания юных семинаристов, свт. Николай и сам нередко говорил что-нибудь забавное и смешное. «Ученики неудержимо смеялись от его рассказа, а он сам был доволен этим»[30].

Шутливость не покидала святителя до последних дней жизни. Испытывая сильнейшие предсмертные страдания, он пытался порой обратить все в шутку: «Вот, — говорил, — смотрите, не забудьте написать в некрологе, что он-де страдал».

В общем, свт. Николай Японский был живым человеком, разносторонним, не всегда идеальным, но умевшим бороться и побеждать те немногие слабости, которые в нем были. Хотелось бы надеяться, что и современных православных миссионеров будет вдохновлять его опыт — опыт борьбы не только с внешними обстоятельствами, но и с самим собой.

Владимир Трухин

______________________________________

[1] Николай-До. Святитель Николай Японский. Краткое жизнеописание. Выдержки из дневников. СПб., Библиополис, 2001.С. 95. Запись 29 декабря 1888.

[2] Николай-До... С. 89. Запись 18 ноября 1886.

[3] Дневники Святого Николая Японского. Токио, издательство Хоккайдского университета, 1994. С. 300. Запись 7 сентября 1903.

[4] Николай-До... С. 90. Запись 30 декабря 1887.

[5] Николай-До... С. 77. Запись 1 января 1882.

[6] Николай-До... С. 101-102. Запись 30 марта 1889.

[7] Миссионер, 1874, №26, с. 211-213 (Письмо свт. Николая к О.П. Тюляеву).

[8] Прибавления к церковным ведомостям, 1893, №3, с. 112.

[9] Архимандрит Сергий (Страгородский). По Японии. Письма японского миссионера. Арзамас, 1897. С. 112.

[10] Николай-До... С. 68. Запись 1 января 1872.

[11] Русский архив, 1912, №3, с. 402.

[12] "Я здесь совершенно один русский…" Письма Ревельского епископа Николая (Касаткина) из Японии. Предисловие и комментарии А.Р. Цуркана. СПб., издательский дом "Коло", 2002. С. 66.

[13] Николай-До… С. 77-78. Запись 1 января 1882.

[14] Николай-До... С. 167. Запись 13 апреля 1900.

[15] Николай-До... С. 199. Запись 4 января 1911.

[16] Памяти Высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского // Православный благовестник, 1912, №10, с. 433.

[17] Странник, 1912, №3, с. 389-390.

[18] Странник, 1912, №3, с. 390.

[19] Дневники… С. 523-524. Запись 1 октября 1904.

[20] Странник, 1912, №3, с. 391.

[21] Дневники… С. 208. Запись 18 января 1882.

[22] Николай-До... с. 179. Запись 11 октября 1903.

[23] Николай-До... с. 161. Запись 23 декабря 1899.

[24] Дневники… С. 666. Запись 8 октября 1905.

[25] Дневники… С. 667. Запись 9 октября 1905.

[26] Николай-До… С. 88-89. Запись 17 ноября 1886.

[27] Николай-До... С. 101. Запись 23 марта 1889.

[28] Николай-До... С. 187. Запись 3 июля 1905.

[29] Николай-До... С. 68. Запись 20 декабря 1876.

[30] Странник, 1912, №3, с. 389.

________________________________

http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/41034.htm

[Александр Васильевич]

«Жив в Господе пребываеши, чудотворя ко гробу твоему притекающим»

3/16 февраля Русская Православная Церковь чтит память равноапостольного Николая Японского


_{Епископ Сендайский Серафим передает икону святителя Николая Японского игумену Петру (Еремееву). Хабаровск, 6 октября 2008 г. / Фото: сайт Восточно-Японской епархии http://www9.ocn.ne.jp/~higashi/}

Архиепископ Николай (Касаткин) приехал в Японию молодым 24-летним иеромонахом и провел здесь всю свою жизнь. Оставаясь русским человеком и сопереживая всему происходящему в России, владыка в то же время искренне и горячо любил Японию. Японская паства относилась к нему с такой же сыновней любовью. «Радуйся, друга и брата в народе Японстем обретый», – поется в акафисте святому (икос 5).

«Каждый из токийских семинаристов утверждал, что именно его архиепископ Николай любил больше всех. И каждый делился своими воспоминаниями с чистым восхищением и теплой улыбкой, – читаем мы в статье «Вестника Японской Православной Церкви» за февраль 1935 года, посвященной памяти архипастыря. – Величие архиепископа Николая можно сравнить с той значимостью, какую для нас, японцев, имеет гора Фудзи – символ японского духа».

В последние годы жизни святитель Николай с мужеством переносил болезнь горла, а затем усилившуюся астму и болезнь уха. Святитель продолжал работать и особенно усиленно занимался переводами. В конце 1910 года у архиепископа начало болеть и сердце, но он старался не менять насыщенного ритма своей жизни.

Осенью 1911 года состояние его здоровья еще больше ухудшилось, и в начале 1912 владыка был вынужден лечь в госпиталь. Там архиепископ Николай вынудил врачей сказать ему правду: болезнь была неизлечима, и архипастырю оставалось жить лишь считанные недели. Святитель Николай мужественно воспринял это известие, стремясь наиболее продуктивно использовать оставшиеся ему дни для завершения самых необходимых дел.

Он сожалел, что по японским законам ему будет невозможно найти последнее пристанище на территории Токийского кафедрального собора: захоронения в черте города были запрещены. Поэтому владыка Николай завещал похоронить себя на загородном кладбище Янака.


_{Епископ Сендайский Серафим вручает икону с частицей мощей святителя Николая Японского настоятелю храма Преображения Господня в Саппоро протоиерею Алексию Мацудаира. 11 января 2009 г. / Фото Пимена Таира}

«Я всю свою жизнь отдал Японской Церкви. А теперь пришла пора отдать ей и тело. Мое тело… обратится в японскую землю. Пусть будет оно залогом, что моя душа всегда будет с Японскою Церковью. И там я за нее буду молиться. Чего же расплакались?» – утешал владыка пришедших навестить его христианок одного из дальних сельских приходов [1].

Те же слова архиепископ Николай говорил своему преемнику епископу Сергию (Тихомирову), с которым святитель делился самыми сокровенными мыслями о становлении Японской Православной Церкви: «Вот всю свою пятидесятилетнюю жизнь в Японии я старался усвоить себе все, чем японец проникнут: язык, обычаи, пищу, одежду, порядок дня и т.п. И все чувствовал, что никак не могу стать совершенным японцем, все остаюсь русским. Но вот теперь – умру, меня погребут в японской земле, покроюсь японским прахом, я растворюсь через несколько лет в японской почве и наконец стану японцем совершенно».

«[Архиепископ Николай] приказал похоронить себя не в цементовом гробе, даже не в деревянном, а просто обмотать в мантию архиерейскую, спеленать воскрилиями от клобука и без всякого гроба закопать, чтобы поскорее раствориться в японской земле…» – вспоминал епископ Сергий [2].

3/16 февраля 1912 года всю Японию облетела скорбная весть о кончине святителя.


_{Могила святителя Николая Японского на кладбище Янака / Фото Галины Бесстремянной}

«…И благословив людей твоих, и приобщився Христовых Таин, конец земнаго труда приял еси, всех рыдати по тебе оставив» (тропарь 8-й песни канона святителю Николаю Японскому). Владыка Николай был похоронен со всеми почестями [3], при этом специально изготовили каменный склеп, в который и поместили гроб. Как бы предвидя, что владыка будет прославлен в лике святых, его пасомые старались сохранить тело архипастыря нетленным.

Над могилой предполагалось построить двухэтажный храм-часовню, и сбор средств начался уже с февраля 1912 года. Однако после революции 1917 года прекратилась финансовая поддержка Японской Православной Церкви из России. Состоящая же в основном из небогатых крестьян и ремесленников Японская Церковь прежде существовала преимущественно на пожертвования со стороны Православного миссионерского общества и частных русских благотворителей. Землетрясение 1923 года и долгий сбор средств на восстановление разрушенного Токийского кафедрального собора стали другим тяжелым ударом для еще не окрепшей Японской Церкви.

Поэтому возвести храм-часовню на кладбище Янака не удалось. В декабре 1970 года, вскоре после прославления архиепископа Николая в лике святых, в Токийском кафедральном соборе был освящен придел во имя равноапостольного святителя. В 2000 году Патриарх Московский и всея Руси Алексий II подарил Токийскому собору золотую раку, куда поместили частицы мощей равноапостольного Николая Японского.

В 1972 году в городе Маэбаси построили храм, освященный во имя святителя Николая Японского. А в 1978 году с южной стороны от Токийского собора была установлена часовня во имя просветителя Японии.

В нескольких храмах Японии – в городах Сэндай, Хакодатэ, Осака, Тоёхаси – есть частицы мощей святого. Примечательно, что принесению в храм Хакодатэ частицы мощей равноапостольного Николая была посвящена специальная статья в центральной газете губернаторства Хоккайдо.

16 февраля 2003 года митрополит Токийский Даниил подарил храму на родине святителя, в деревне Береза Тверской области, икону с частицей мощей святого. В октябре 2003 года епископ Сендайский Серафим привез частицу мощей святителя Николая Японского в Южно-Сахалинск [4]. В феврале 2008 года владыка Серафим передал ковчег с частицей мощей просветителя Японии московскому храму равноапостольного Николая Японского в Бибирево [5], а в октябре 2008 года доставил в Хабаровск две иконы с частицей мощей святого. Одна была подарена Хабаровской духовной семинарии, а другая – Петропавловскому женскому монастырю, расположенному в часе езды от города [6].


_{Токийский кафедральный собор Воскресения Христова – «храм Николай» (Николай-до) / Фото Галины Бесстремянной}

В сентябре 2008 года епископ Владивостокский Сергий вместе с делегацией Владивостокской епархии посетил Токио, и в Токийском кафедральном соборе ему была передана в подарок частица мощей равноапостольного миссионера [7]. А совсем недавно – 11 января 2009 года – частица мощей святителя Николая была принесена епископом Сендайским Серафимом в Преображенский храм в Саппоро [8].

Тело первого благовестника Православия в Японии и сейчас покоится на кладбище Янака: «На смертном одре тела многотруднаго вся Япония тя почте вкупе с царем своим, и даже до ныне почитает святую память твою и просит благодатныя помощи при гробе твоем» (тропарь 9-й песни канона святителю Николаю Японскому). Рядом находятся могилы митрополита Сергия (Тихомирова) и первого епископа-японца Николая (Оно). Здесь же похоронен митрополит Феодосий (Нагасима).

Янака – это известное в Токио туристическое место. Узкие улочки, старинные магазинчики, могилы последнего сёгуна Токугава и исторических деятелей, парк с деревьями сакуры – все это привлекает японцев, желающих почувствовать дух старого Эдо. Поэтому район Янака оживлен и в будни, и в выходные.

В выходные дни на Янака бывает особенно многолюдно. Кто-то спокойно прогуливается в парках рядом с буддийскими пагодами. Кто-то возжигает благовония, окуривая могилу своих родственников. Но есть японцы и европейцы, спешащие на могилу, перед которой установлен монумент с рассказом о зарождении Православия в Японии. Здесь они ставят цветы, поют тропарь святому Николаю Японскому и «Вечную память» – его преемникам, русскому и японским архипастырям.

В 1912 году процессия с гробом святителя Николая, вероятнее всего, шла от Токийского кафедрального собора вдоль кампусов Токийского университета и других школ. Не случайно епископ Сергий упоминает, что сотни студентов различных учебных заведений, встречавшихся по пути процессии, выстроились на улице и замирали в почтительном поклоне. Так и кончина святителя Николая послужила наглядной проповедью, напомнившей десяткам тысяч японцев о Православии.

Начиная с 1913 года, в день преставления владыки ежегодно служились панихиды, а после прославления архиепископа Николая в лике святых – молебны о становлении Православия в Японии: «Фимиам приносим тебе пред гробом твоим честным, яко да с кадилом вкупе и молитвы твоя возносятся выну ко Господу о преспеянии всяческом паствы твоея и великия Японии» (тропарь 9-й песни канона святителю Николаю Японскому).

В каждом февральском номере «Вестника Японской Православной Церкви» публиковались статьи, посвященные памяти архипастыря. В 1936 году, когда отмечалось 100-летие со дня рождения миссионера, была выпущена юбилейная книга о святителе Николае. В этом и до настоящего дня наиболее полном издании объединены очерк епископа Сергия (Тихомирова) о последних днях жизни архипастыря, статья современника святителя, священника Петра Сибаяма и сборник проповедей владыки Николая.

Однако настоящим живым памятником архиепископу Николаю стала сама Японская Православная Церковь, все эти годы сеющая семена Православия среди языков. И в этом году 11 января в Саппоро состоялась миссионерская конференция приходов Хоккайдо. В конце января миссионерский семинар прошел в приходе Иваядо, на северо-востоке острова Хонсю. В центре Японии в городе Осака 11 февраля был организован традиционный учебный семинар Западно-Японской епархии. В городе Кагосима (остров Кюсю) с 9 по 12 февраля отмечалось 130-летие возникновения прихода и 50-летие со дня возведения современного здания храма. В эти дни проводилась выставка иконописи, а 11 февраля состоялась лекция японской иконописицы Евгении Сираиси – автора икон для нескольких православных храмов Японии.

В самом Токийском кафедральном соборе, знакомом каждому японцу как «храм Николай», 15 февраля была совершена праздничная всенощная, а 16 февраля – Божественная литургия. Затем у могилы святого в Янака был совершен молебен о становлении Православия в Японии.

Вспоминается тропарь архипастырю: «Аще и умер еси, но жив в Господе пребываеши, чудотворя ко гробу твоему притекающим и имя твое призывающим, и по всей Японии проносиши славу Христову» (тропарь 8-й песни канона святителю Николаю Японскому).

Галина Бесстремянная

__________________________________

[1] Сергий (Тихомиров), епископ. Памяти высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского. СПб., 1913. С. 47.

[2] Леонтий, архиепископ. Русские иерархи в Японии: Николай и Сергий // Русско-американский православный вестник. 1946. № 4. С. 59.

[3] http://www.pravoslavie.ru/put/070215001199.htm

[4] http://www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=753&did=1100

[5] http://www.pravoslavie.ru/put/4036.htm

[6] http://www9.ocn.ne.jp/~higashi/diocesenews.htm

[7] http://www.vladivostok.eparhia.ru/news/eparchy/?ID=2104

[8] http://www.orthodoxjapan.jp/article/20090111.html

_____________________________________

http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/41502.htm

[Александр Васильевич]

«Святый Николае, иерарше равноапостольне, молися… о всем мире»


_{Святитель Николай Японский}

16 февраля 2007 года, в пятницу сырной седмицы, когда служить литургию по уставу не полагается, в московском храме во имя равноапостольного Николая Японского будет совершено торжественное богослужение в честь престольного праздника – дня преставления святителя.

«3 февраля (16 февраля по новому стилю) в 7 часов вечера, а по-петербургски около 12 часов дня, не стало высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского… Он мирно, без каких-либо предсмертных страданий, но после долгой и тяжелой болезни преставился ко Господу на 76-м году своей жизни, на 52-м году своего служения Церкви Божией, на 51-м году со времени своего прибытия в Японию. Горько заплакал я, стоя у постели владыки, только что покинувшего меня одиноким… Один… Сирота… Тайна смерти… Тайна великая воли Божией… Но сердцу от этого не было легче, и оно плакало…», – вспоминает преемник миссионера епископ Сергий (Тихомиров) о скорбном дне 1912 года[1].

Казалось, вся Япония хотела проститься с архипастырем: в собор спешили христиане из множества приходов Японии; миссия принимала телеграммы с выражением соболезнования от иностранных представителей, от верующих и неверующих японцев.


_{Похороны свт. Николая Японского}

Несколько христиан-японцев непрерывно читали Евангелие у тела архиепископа Николая, в соборе одна за другой служились панихиды. Только через шесть дней – 9/22 февраля – было совершено погребение. «При начавшемся трезвоне обнесли гроб вокруг собора, установили его на колесницу и, выстроив процессию… отправились до кладбища Янака… Рвет неистово хоругви наши ветер… Идут воспитанницы, воспитанники… У всех в руках пальмовые ветви – “символ веры в победу дела владыки в Японии”… Многочисленные цветы… Сотни венков… Ордена владыки… И лента, бесконечная лента христиан!»[2].


_{Ордена святителя Николая Японского: святой Анны 1-й степени, святого Владимира 1-й степени, святого Владимира 2-й степени, святого Александра Невского, святого Александра Невского с бриллиантами}

«Верхом почета, какой воздала Япония владыке архиепископу Николаю, было то, что сам император Японии… прислал на гроб владыке великолепный и громадный венок из живых цветов. Сам император Японии увенчал победными цветами главу святителя Божия!.. Внутри венка два иероглифа: Высочайший дар. И все японцы сии два иероглифа видели, читали и благоговейно пред венком склоняли свои головы!.. Начав при смертных опасностях, закончил свою деятельность в Японии владыка Николай при одобрении с высоты трона», – замечает епископ Сергий (Тихомиров)[3].

Сейчас в Японии, ставшей второй родиной для архиепископа Николая, существует 69 православных приходов. В большинстве из них построены храмы, а в некоторых – верующие собираются в домовых церквях. На каждой литургии во всех приходах Японской Православной Церкви поется тропарь святителю Николаю, прославленному в лике святых в 1970 году. Несколько храмов освящены во имя архипастыря и основателя Православной Церкви в Японии: часовня на территории Воскресенского собора в Токио, преобразованная в 2005 году в православный монастырь, один из приделов самого токийского кафедрального собора, храм святителя Николая в Маэбаси (Токийская митрополия).

В каждом храме Японии есть икона или фреска святого покровителя этой Поместной Церкви. Честные останки равноапостольного Николая сейчас покоятся на токийском кладбище Янака. Но частички мощей святого все же можно найти в некоторых храмах: в токийском соборе есть мощевик святителя Николая, икона с частицами мощей недавно появилась и в Хакодатэ, где иеромонах Николай только начинал свою проповедь почти 150 лет назад. В 2003 году митрополит Токийский Даниил передал частичку мощей миссионера приходу на его родине, в деревне Береза.

Миссионера чтут и во многих других странах. В Корее вспоминают миссионерскую помощь святителя Николая и митрополита Сергия (Тихомирова) и обучение многих корейских православных пастырей в Токийской духовной семинарии. В Финляндии и Болгарии написаны свои образы святого.

В Йоханнесбурге (Южная Африка) в 1987 году было создано общество имени святителя Николая Японского. Впоследствии оно было преобразовано в приход Александрийского Патриархата, и сейчас службы там совершаются в собственном храме, освященном во имя равноапостольного Николая. Богослужение переведено на язык африкаанс, но можно услышать и славянские, и византийские песнопения.

В Америке святитель Николай почитается прихожанами и Американской, и Антиохийской, и Русской Зарубежной Православных Церквей. В 2004 году в Плимуте, штат Калифорния, был образован приход Американской Православной Церкви во имя равноапостольного Николая Японского.

Иконы архипастыря есть в кафедральном соборе в Вашингтоне, в монастыре святителя Иоанна Шанхайского в Калифорнии, в Троицком монастыре в Джорданвилле, в соборе Пресвятой Богородицы Русской Зарубежной Церкви в Сан-Франциско.

Монастырь Иоанна Шанхайского выпустил первый на английском языке исторический сборник, посвященный трудам миссионера и жизни Японской Православной Церкви. Сначала это был тематический номер православного журнала, а затем, в 2005 году, вышла в свет отдельная книга.

Обитель в Джорданвилле издавна принимала студентов из Японии в свою семинарию. Здесь они изучали английский, русский и древние языки, чтобы читать труды святых отцов и даже переводить их на японский.

Об архиепископе Николае помнят в нарвской православной гимназии в Эстонии. Ее преподаватель Роман Цуркан способствовал публикации в 2002 году части рукописного наследия – писем святителя – отдельной книгой, уже ставшей библиографической редкостью в силу ограниченного тиража. Это издание предшествовало пятитомнику дневников святителя и стало ценным материалом для исследователей.

На родине равноапостольного миссионера помнят о его служении и почитают его в сонме российских святых: «Глас евангельский услышавше и апостольскою ревностию распалившееся, в научение неверных языков устремистеся, богоблаженнии равноапостольнии Кукше, Леонтие, Стефане и Гурие, Германе Аляскинский, и святителю отче Николае Японский, и досточудный Иннокентие, великия Сибирския страны апостоле и просвещения за морем сущих новых стран во Америце первоначальниче. Темже со всеми прочими, во благовести Христове потрудившимися, достойнее ублажаетеся» (стихира на «Хвалитех», Служба Всем святым, в земли Российстей просиявшим).

В Троицком соборе московского Данилова монастыря, в приделе Устюжских чудотворцев столичного храма Малого Вознесения, в подмосковном храме в Голицине и многих других церквях можно видеть фрески и иконы с изображением святителя Николая Японского.

Молитвы святому Николаю Японскому возносятся и в Перми, в строящемся храме, посвященном его соратнику и второму небесному покровителю Японской Православной Церкви – священномученику Андронику Пермскому, первому епископу Киотоскому.

О миссионере не забывают и в московском Спасо-Андроником монастыре, где служил еще один сотрудник Русской духовной миссии в Японии – иеромонах Владимир (Соколовский), затем ставший архиепископом Екатеринославским. Он был и последним настоятелем Спасо-Андроникова монастыря перед его закрытием.

В России до недавнего времени был лишь один храм во имя архиепископа Николая – это восстановленная в 2003 году церковь на родине миссионера в деревне Береза Тверской области.


_{Двухъярусный храм в дер. Береза Тверской обл. Нижний храм освящен во имя Николая Японского}

С Рождества Христова 2005 года тропарь святителю поется еще в одном посвященном ему храме, расположенном в цокольном этаже строящейся церкви в честь Собора Московских святых (Москва, Бибирево). Настоятель строящегося храма иеромонах Сергий (Рыбко) рассказывает, что с юности очень любил читать труды святителя Николая и всегда восхищался его апостольским подвигом. Самоотверженное полувековое пастырское служение миссионера с 1861 года способствовало возведению в нехристианской стране почти 200 православных храмов, открытию почти 300 приходов и крещению десятков тысяч человек. Святитель Николай с помощью своего соратника Павла Накаи перевел Священное Писание и основной круг богослужения на японский язык. И только несколько лет назад отец Сергий узнал, что он является земляком миссионера: деревня Береза находится совсем недалеко от его малой родины, также расположенной в Тверской области.

Несколько месяцев назад в ходе поездки по храмам и монастырям России в Бибиреве побывала регент храма Благовещения Пресвятой Богородицы в г. Нагоя (Западно-Японская епархия) матушка Мария Мацусима. «Во время богослужения я смотрела на большую икону святого равноапостольного Николая, и в какой-то момент мне показалось, что я нахожусь у себя на родине, в Нагоя, а не в Москве», – вспоминала она.

«Японской страны просветителю, святый Николае, иерарше равноапостольне, молися Живоначальной Троице о всем твоем стаде и о всем мире», – обращаются к святому на каждом из четырех крупнейших островов Японского архипелага, в маленьком приходе в Березе и в столичном храме в Бибиреве и молят о становлении Православия и в Японии, и в России и о скорейшем завершении строительства храма в честь всех московских святых – будущего крупнейшего православного прихода и миссионерского центра на севере нашей столицы.

Галина Бесстремянная

____________________________________

[1] Сергий (Тихомиров), епископ. Памяти высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского. СПб., 1913.  С. 63–64.

[2] Там же. С. 74.

[3] Сергий (Тихомиров), епископ. Памяти Высокопреосвященнаго Николая, архиепископа Японского. СПб., 1913. С. 66.

__________________________________

http://www.pravoslavie.ru/2934.html

[Александр Васильевич]

Мощи святителя Николая Японского в Бибирево



24 февраля 2008 года в церкви святителя Николая Японского (Бибирево, Москва) епископом Сендайским Серафимом и епископом Дмитровским Александром в сослужении настоятеля храм иеромонаха Сергия (Рыбко), священника подворья Московской Патриархии в Токио отца Иоанна Нагая и настоятеля храма в Мориока (Восточно-Японская Сендайская епархия) иерея Стефана Утида была совершена Божественная литургии.

Во время литургии епископ Серафим передал храму ковчег с частицей мощей равноапостольного миссионера.

Церковь святителя Николая Японского находится в подклети строящегося величественного храма в честь Собора Московских святых. Хотя возведение этого огромного церковного здания, сравнимого по размерам с храмом Христа Спасителя, еще не завершено, богослужения в нижней церкви совершаются уже с 2005 года.

Год назад, в феврале 2007 года, епископ Серафим вместе со священником Иоанном Нагая впервые побывал в Бибиреве на литургии Преждеосвященных даров. Тогда же владыка Серафим поведал клирикам и прихожанам храма о желании вновь побывать в Бибиреве на литургии святителя Иоанна Златоустого.

Выполнив свое обещание, епископ Серафим привез в московский храм и специально изготовленный ковчег с частичкой мощей святого.


_{Епископ Серафим подает крест прихожанам храма}

Разделить эту радость в храм на севере Москвы пришли более тысячи верующих. За литургией причащалось не мньше 100 человек, для которых вынесли три чаши со святыми дарами.

Епископ Серафим прочитал московским прихожанам послание митрополита Токийского, архиепископа всей Японии Даниила. «Во имя святителя Николая желаю вам мира от православной страны Дальнего Востока… Нас не очень много, но мы – вместе с Русской Матерью-Церковью, и мы рады передать вам частичку мощей святителя Николая, в честь которого назван придел вашего храма. Теперь равноапостольный Николай будет посредником между вами и нами и будет возносить молитвы о всех нас».

Епископ Дмитровский Александр поделился с верующими надеждой, что небесное заступничество святителя Николая поможет сеять семена Православия не только в Японии, но и в России. А настоятель прихода в Бибиреве иеромонах Сергий (Рыбко) рассказал своей пастве о поездке в Тверскую область, на родину святителя Николая Японского, земляком которого он является.

Так, в 9 часов утра по московскому времени в российской столице, как и шесть часов ранее во всех храмах Японской Православной Церкви, верующие возносили молитвы просветителю Японии: «Святый Николае, иерарше равноапостольне, молися Живоначальной Троице о всем твоем стаде и о всем мире!»

Галина Бесстремянная

http://www.pravoslavie.ru/sas/image/100154/15436.p.jpg

[Александр Васильевич]

Два имени в истории Японии



Личность и труды православного просветителя Японии архиепископа Николая (Касаткина), 100-летие кончины которого отмечается в нынешнем году, вызывает интерес как отечественных, так и зарубежных исследователей, в том числе, разумеется, японских. Оригинальный живой язык святителя, запечатленный в его дневниках и письмах (которые ныне, слава Богу, имеются в печатном виде и доступны широкой общественности), искренность и глубина мысли, наблюдательность и тонкий психологизм неизменно покоряют и притягивают к себе всякого мало-мальски вдумчивого читателя, а также дают обширное поле работы ученым, специализирующимся на истории России и Японии конца XIX – начала XX столетий. Тема русского духовного присутствия в Стране восходящего солнца, теснейшим образом переплетенная с судьбой равноапостольного Николая, не утрачивает своей актуальности и сегодня. Очередным свидетельством тому стала состоявшаяся в Доме русского зарубежья встреча московской научной общественности с почетным профессором университета Иокогамы Мицуо Наганавой.

Гость с Востока выступил с докладом на тему «Деятельность Русской Православной Миссии в Японии в эпоху Мэйдзи (1868–1912)». Период правления императора Муцухито, который, вступив на престол после свержения сёгуната Токугавы, принял имя Мэйдзи, что означает «просвещенное правительство», в истории островного государства был ознаменован отказом от самоизоляции и становлением его как равноправного с западными державами участника мирового политического процесса. Именно это обстоятельство, как отметил г-н Наганава, благоприятствовало успеху христианской миссии в Японии. Эпоха Мэйдзи почти полностью совпала со временем апостольского служения святителя Николая, в 1860 году по зову сердца прибывшего в страну для просвещения местных жителей светом Христова учения.


_{Император Мэйдзи}

Как напомнил профессор из Японии, нива, на которой предстояло трудиться молодому иеромонаху, выпускнику Санкт-Петербургской духовной академии, была не вовсе невозделанной – впервые с христианским учением японцы познакомились еще в XVI столетии при участии католических миссионеров, позднее изгнанных властями из страны. Вслед за изгнанием иностранных проповедников последовали репрессии в отношении новообращенных христиан: десятки тысяч человек, отказавшихся отречься от веры, были жестоко казнены, многие сосланы. На 200 лет Япония была закрыта для проповеди, но все это время уцелевшие в гонениях христиане хранили полученный ими драгоценный залог вечной жизни, передавая его из поколения в поколение. Тайная катакомбная христианская община, не имевшая священников, возглавляемая особой иерархией из мирян, просуществовала до 70-х годов XIX столетия, когда запрет на деятельность иностранных миссионеров был законодательно отменен. Докладчик отметил, что реставрация монархии в Японии и сопутствовавшие этому законодательные преобразования символизировали для части жителей коренной поворот в жизни страны. Для многих из них именно христианство стало олицетворением новой Японии.

События политической жизни непосредственно влияли на ход православной миссии. Как рассказал ученый, среди первых последователей православного учения, обращенных японцем Павлом Савабе – верным учеником отца Николая, впоследствии ставшим священником, было немало молодых самураев. Они происходили из знатных семей, выступивших в поддержку сёгуна и оказавшихся в стане побежденных. Эти люди, обладавшие хорошим образованием и интеллектуальным потенциалом, оказались способны лучше многих воспринять евангельское благовестие. Представителям оппозиционных кланов в японском обществе отводились только второстепенные незначительные должности, а в христианстве, призывавшем к равенству всех перед Творцом и отрицавшем сословные различия, молодые люди увидели и новую возможность социального преобразования страны. Они же, порой подвергаясь ссылкам за отход от национальных верований и традиций, зачастую выступали проводниками нового учения в других областях Японии, в том числе и среди представителей низших классов.

Разумеется, в докладе не раз отмечалось, что ключевой фигурой Русской православной миссии в Японии был святитель Николай, личное обаяние и духовная мудрость которого, а также глубокое уважение к народу и стране, где он совершал свой апостольский подвиг, сыграли огромную роль в привлечении местных жителей ко Христу. Зримым итогом деятельности миссии, руководимой им, стало создание Японской Православной Церкви. «Он оставил потомкам собор, 8 храмов, 175 церквей, 276 приходов, вырастил одного епископа, 34 священника, 8 диаконов, 115 проповедников. Общее число православных верующих достигло 34 110 человек», – отметил профессор Наганава, подчеркнув, что Православие укоренилось главным образом в беднейших северных районах страны. Потомки тех христиан и поныне составляют основу Поместной Японской Церкви.


_{На встрече с профессором Мицуо Наганавой}

Обширный доклад был проиллюстрирован уникальными фотоснимками XIX – начала XX веков, запечатлевшими первых священнослужителей и проповедников Православия в Японии, выпускников и выпускниц основанных святителем Николаем в Токио и Хакодате духовных училищ. Большой интерес слушателей вызвал рассказ о печатных органах этих учебных заведений – журналах «Православные новости», «Духовный мир», «Скромность». Выходившие небольшими тиражами и практически прекратившиеся со смертью архиепископа Николая, они, тем не менее, внесли свой значимый вклад в приобщение православных японцев к русской духовной культуре. К сожалению, большая часть библиотеки, где хранились подшивки этих уникальных журналов, погибла в пожаре 1923 года, как и многая другая литература, издававшаяся миссией.

Поздний период эпохи Мэйдзи характеризовался усилением национализма, стремлением японцев духовно сплотиться вокруг императора, статус которого в первых строках конституции страны был определен как живое воплощение божества. С этого момента число христиан перестало расти и, как отметил профессор Наганава, никогда более не превышало 1% от всего населения страны. Деятельность православной миссии, подчеркнул он, страдала от негативных представлений японцев о России. В глазах простых обывателей она выглядела варварской страной, несущей угрозу. Православные японцы подозревались в предательстве и шпионаже и потому часто подвергались гонениям. Свою роль сыграло и экономическое соперничество России и Японии в юго-восточной Азии. Нарастание противостояния завершилось войной 1904–1905 годов, в которой России было нанесено поражение, что, в свою очередь, отрицательно повлияло на приобщение японцев к Православию. Но все же благодаря трудам миссионеров оно укоренилось в стране и принесло свои благие плоды.

Архиепископ Николай скончался в один год с императором Муцухито–Мэйдзи, и эти два имени навсегда оказались вместе вписанными в историю Японии.

В заключение своего выступления ученый ответил на вопросы присутствующих, в числе которых оказались представители ведущих православных учебных заведений Москвы. Он подчеркнул, что интерес к теме русского православного присутствия среди японских коллег, в том числе и молодых, достаточно велик. Многих специалистов привлекают дневники святителя Николая, которые были целиком переведены и изданы на японском языке. Часть архива миссии была перевезена в Россию, как предполагается, сподвижником святителя Николая и его преемником митрополитом Токийским Сергием (Тихомировым) и еще ждет своих исследователей.

Ольга Кирьянова

http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/51679.htm