Прозорливец наших дней. Об архимандрите Науме (Байбородине)

[Александр Васильевич]

Преставился ко Господу архимандрит Наум (Байбородин)

 13 октября 2017 года на 90-м году жизни преставился ко Господу старейший насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, известный на всю Россию старец и духовник архимандрит Наум (Байбородин).
Проститься с почившим старцем можно в церкви преподобного Сергия с Трапезной палатой (Трапезном храме Лавры).

Божественная Литургия и отпевание состоится в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры в воскресенье, 15 октября, в 7:30 утра. По завершении заупокойного богослужения будет совершен чин погребения.


Архимандрит Наум (Байбородин)

Архимандрит Наум (в миру – Николай Александрович Байбордин) родился 19 декабря 1927 года, в праздник святителя Николая Чудотворца, в с. Мало-Ирменка Ордынского района Новосибирской области, в семье крестьянина Александра Ефимовича и Пелагеи Максимовны Байбородиных. В воскресенье, 25 декабря того же года был крещен в Сергиевском храме родного села. Вскоре родители переехали в г. Советская Гавань Приморского края, где мальчик посещал школу. Но, в связи с начавшимися военными действиями в стране, Николай, закончив 9-й класс, вынужден был прервать учебу.

В октябре 1944 году Николай Байбородин был призван в ряды Советской Армии и проходил срочную службу в авиатехнических частях: сначала в авиационной радиотехнической школе г. Фрунзе, затем переведен в г. Ригу (Латвия), служил в воинских частях № 49722 (г. Калининград) и № 53972 (г. Шяуляй), обеспечивал техобслуживание аэродромов. Участвовал в войне с фашистской Германией и Японией. Впоследствии был награжден медалью «За победу над Германией» и медалью «30 лет Советской Армии». В ноябре 1952 года демобилизовался в звании старшего сержанта. По окончании службы, перед демобилизацией, Николай Байбородин был награжден памятной фотографией у знамени части, что являлось высоким поощрением военнослужащего. Вернувшись домой, Николай докончил прерванное обучение, обучаясь в 1952-1953 годах в вечерней средней школе №26 ст. Пишпек (г. Фрунзе) Туркестано-Сибирской железной дороги Киргизской ССР, и в том же году поступил на физико-математический факультет Киргизского государственного университета (сейчас – КГТУ им. И. Раззакова).

В 1957 году он поступил в Московскую духовную семинарию. 14 октября того же года, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, Николай Александрович бы принят послушником в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. 14 августа 1958 года в Троицком соборе Лавры Наместник обители архимандрит Пимен (Хмелевский) совершил постриг послушника Николая в монашество с именем Наум, в честь преподобного Наума Троицкого, ученика преподобного Сергия (память – 19 июля). Спустя два месяца, 8 октября того же года, на праздник преподобного Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца, в Сергиевской церкви Троице-Сергиевой Лавры (Трапезный храм) митрополитом Новосибирским и Барнаульским Нестором (Анисимовым) монах Наум (Байбородин) был хиротонисан во иеродиакона. Ровно через год, день в день, 8 октября 1959 года, в Успенском соборе Лавры митрополит Одесский и Херсонский Борис (Вик) рукоположил иеродиакона Наума в сан иеромонаха. В 1960 году отец Наум успешно окончил семинарию по первому разряду. 25 апреля 1970 года ректором Московской духовной академии и семинарии архиепископом Дмитровским Филаретом иеромонах Наум возведен во игумены.

В 1979 году, ко Дню Святой Пасхи, игумен Наум был возведен в сан архимандрита.

http://www.pravoslavie.ru/107148.html

[Александр Васильевич]

Прозорливец наших дней

О новопреставленном архимандрите Науме (Байбородине) говорят его духовные дети и сослужители

13 октября 2017 года на 90-м году жизни преставился ко Господу старейший насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, известный на всю Россию старец и духовник архимандрит Наум (Байбородин). О том, каким был батюшка Наум, как повлиял на их жизнь, вспоминают его духовные чада и сослужители.


_{Архимандрит Наум (Байбородин)}

Наследуйте у отца Наума горение духа

Иеросхимонах Валентин (Гуревич), насельник московского Донского монастыря:

Пробил час отшествия ко Господу, не побоюсь этих слов, одного из столпов старчества ХХ века отца Наума (Байбородина).

На Православии.ру только что опубликовано его животрепещущее, отмеченное налетом как бы детской простоты и наивности слово, горящее болью о последних временах человечества и о родной его сердцу России.

Число его духовных чад, рассеянных по всему постсоветскому пространству по обе стороны Урала, среди коих миряне, монашествующие, настоятели и настоятельницы святых обителей, не поддается исчислению.

Сегодня уже ранним утром, еще до официальных оповещений в СМИ о печальной новости, все странноприимницы Сергиева Посада были уже заполнены до отказа.

Почившему были присущи чудотворные дары прозрения, исцеления.

Его дарования и горение духа встретились с горячим стремлением к Истине, которое было характерно для юных поколений после смерти Сталина, «племени молодого, незнакомого» для ветеранов КПСС…

Отец Наум стремительно вовлекал молодежь в церковную жизнь. У него был такой дар обращать даже совсем далеких от Церкви людей к вере.


_{Иеросхимонах Валентин (Гуревич)}

Одно время он отправлял одного за другим пообщавшихся с ним в Ленинскую библиотеку, там надо было по его благословению найти определенную книгу; когда люди начинали ее читать, то понимали, что там во всех подробностях излагается, как класть русскую печь. Отец Наум благословлял тех, кто может, возвращаться к земле. А в наших краях главное в деревне – не замерзнуть. Это в городах жители даже не задумываются, откуда в домах в зимний период появляется тепло, а в селах об очаге надо позаботиться.

    Отец Наум еще до десятилетий церковного подъема говорил о том, что скоро откроется много монастырей

Также, помню, отец Наум благословлял своих чад заниматься подготовкой духовной литературы, мы ее множили на ксероксах, где только кто мог. И я этим по его благословению занимался. Отец Наум еще до десятилетий церковного подъема говорил о том, что скоро откроется много монастырей, и старался силами своих пасомых обеспечить будущие обители душеполезным чтением.

Известно много случаев исцеления по его молитвам. Тех, кому требовалось исцеление души, он мог и в некие диспансеры отправить потрудиться, чтобы люди соприкоснулись с тем, что бывает, когда кто ведет нечестивую жизнь. Эти наглядные примеры сильно воздействовали.

При общении он выяснял, какая у кого специальность, чтобы понять, чем этот человек может быть полезен для обители, для Церкви. Благословлял юных энтузиасток учиться на сестер милосердия, имеющих педагогическое образование – обучать детей и взрослых Закону Божию. Молодых людей – учиться сольфеджио и вокалу, чтобы становиться клирошанами, диаконами. Горел сам и зажигал молодых своим «старческим» горением духа…

Часовщик церковной жизни

Протоиерей Сергий Ткаченко, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине:

В 1977 году я вернулся из армии, надо было определяться, как дальше жить. Так я попал к отцу Науму. Он тогда был еще игуменом. К нему не так много народа ходило. Хотя уже тогда понятно было, что это удивительный человек. Ученый, ставший монахом. Прозорливец. Когда он меня только увидел, сразу подарил Евангелие. Я выхожу от него с этим Евангелием в руках, а там на на лавочке у проходной сидит какая-то монахиня и говорит:

– Будешь семинаристом, станешь священником.

– Почему? – спрашиваю.

– А батюшка Евангелие дарит только тем, кого рукоположат.

– Я не собираюсь становиться священником, – пожал я плечами и пошел дальше...

Но мой жизненный путь был взору отца Наума уже открыт.


_{Протоиерей Сергий Ткаченко}

Он мне тогда, как подарил Евангелие, назначил встречу. Я пришел. Он со мной поговорил, дал мне очень много ценных советов относительно внутренней жизни. Они мне потом именно как пастырю пригодились. А тогда он спросил:

– Кем ты хочешь быть?

– Да вот у меня, – отвечаю, – технический склад ума...

– Давай в семинарию!

– Я не могу!

– Тогда в медицинский.

– Да у меня и в роду никого из медиков нет.

– Поступай, я помогу.

Потом я уже узнал, что у него очень много знакомых медиков. А тогда он у меня спрашивает:

– А куда ты собрался поступать?

– В МЭИ, – отвечаю. Это Энергетический институт.

– Поступай, – благословляет, – я помолюсь.

Я поступил. Вернулся к нему. А он мне и говорит про оставшийся кусочек лета до начала учебы:

– Поезжай в Пюхтицу, там с отцом Таврионом (Батозским) в Рижский пустыньке пообщаешься.

А у меня тогда после армии даже денег не было, чтобы ехать так далеко. Он мне дал рублей 30, на них мы втроем с друзьями отправились туда. Очень много я вдохнул тогда в себя исповеднического духа, пообщался с теми, кто не оставлял храма Божиего при советской власти, прошел гонения, ссылки, лагеря.

Приехав в Рижскую пустыньку, мы поняли, что там нужна мужская сила: было много тяжелой работы. Мы остались там потрудиться. Отец Таврион все это время нас наставлял. Потом, когда нам надо уже было возвращаться в Москву, вдруг приходит и приносит так же, как и отец Наум, 30 рублей. Такая перекличка в действиях. Потом я отцу Науму приносил деньги, чтобы вернуть, но он их так и не взял обратно. А для меня тогда эта поездка стала значительной вехой моего внутреннего пути.

Потом, когда я уже учился в институте, я постоянно приезжал к отцу Науму, окормлялся у него. Также и после – уже работая в Академии наук. Многих своих коллег я к батюшке возил, люди обращались, воцерковлялись.

Чем был замечателен отец Наум? Он наполнял твою жизнь смыслом и давал ей направление.

В Свято-Троицкой Сергиевой Лавре были два столпа: отец Кирилл и отец Наум. Отец Кирилл – пастырь любви. Скажешь ему, что, учась в институте, очень трудно утренние-вечерние молитвы полностью прочитывать, и так надо рано вставать, ночью какие-то работы постоянно пишешь... «Ну, сократи себе правило», – говорил отец Кирилл. А к отцу Науму с тем же подойдешь, он сразу: «Так выучи наизусть». Отец Наум был очень требовательный.

Бывало, приедешь к нему, а он скажет:

– Давайте собирайтесь, там пожар у людей случился, надо поехать помочь.

А это ехать куда-то в дальнее Подмосковье. Начинаешь упираться:

– Батюшка, да мне уроки делать...

Всё, на следующий день он тебя уже не замечает. Если ты не созрел, значит, ты не созрел, тебе еще надо что-то осознать. Старцам было внутренне открыто, готов человек к послушанию воле Божией или еще не готов, держится за собственную волю.

    Он нас наставлял молиться так, чтобы не просить себе ничего: ни денег, ни положения, ни благополучия, – просто молись, и всё

Он нас наставлял молиться так, чтобы не просить себе ничего: ни денег, ни положения, ни благополучия, – просто молись, и всё. Учил Иисусовой молитве. Казалось бы, а кто мы такие? Простые молодые ребята, не какие-то там пустынники, чтобы с нами таким даром делиться.

Отец Наум большой патриот России. Очень любил и как-то по-своему сокровенно переживал ее историю. Часто рассказывал про Куликовскую битву. Вот сейчас праздник Покров – он просто как-то ощущал Покров над Россией. Мог мысленно обращаться к временам преподобных Антония и Феодосия, которым Матерь Божия благословила основать Киево-Печерскую Лавру, послала строителей для возведения первого храма. Батюшка беззаветно любил Божию Матерь. Глубоко чтил преподобного Сергия. Чувствовал их предстательство за русский народ.

По всей России во всех монастырях и храмах, куда бы ты ни приехал, встречаешь служащих там чад отца Наума. Сколько он взрастил игумений в монастыри!

Часто я ездил к отцу Науму. А потом, когда уже стал священником, настоятелем большого прихода, иногда так дела затянут, что не вырваться. Тем более, помню, приедешь к отцу Науму, а у него там уйма народу, сидишь в этой каморке ждешь его. Некогда там и отец Венедикт, нынешний наместник Оптиной пустыни, так дожидался приема. И вот я не был несколько лет. А тут приезжаю год назад к отцу Науму. Он уже совсем слабеньким был. Я привез с собой духовных чад. А он мне положил руку на голову и спрашивает:

– А почему ты у меня четыре года не был?

У него, конечно, была прозорливость.

Знаю, как-то раз приехала к нему одна женщина, привезла с собой другую, стала ему про нее рассказывать:

– Батюшка, она такая несчастная, у нее ничего не получается, болеет, безденежная.

А батюшка смотрит на ту, которую она привезла, и говорит:

– Зачем ты ко мне такую богатую привезла?

– Какую богатую?! Я ей сюда даже билет на электричку покупала...

А потом так и выяснилось, что та женщина была весьма состоятельной, просто скрывала свои доходы и накопления. А старец, как рентген, все видел.

Отец Наум охватывал своим внутренним взором весь механизм духовной, общецерковной жизни, видел, где что ломается, где надо смазать, где подменить кого-то. Туда, где происходил сбой, он тут же посылал людей. Встав на место этой сломанной шестеренки, которую ты заменяешь, ты мог и не выдержать, сам сломаться, – но ты спасешься, если ты послушался старца и встал в этот строй. Отец Наум был твердым, решительным человеком, своего рода военачальником духовных фронтов. Отправлял чад туда, где ты должен проявить максимум своих сил: кем ты там будешь – игуменом, игуменией или просто монашествующим, ты нужен.

Сейчас это в нашей церковной жизни несколько утеряно, но для нас всех отец Наум был по-настоящему духовным отцом. Потом уже, когда батюшка был слаб, благословил нас каждого выбрать себе в духовники кого-то помоложе, чтобы постоянно исповедоваться, а к нему уже приезжать для решения кардинальных вопросов.

Такие два великих старца друг за другом ушли: отец Кирилл, отец Наум.

Мы и к тому, и к другому обращались. Отец Наум по поводу этого как-то просто сказал:

– Ты не найдешь всего и сразу, не получишь все у кого-то одного. Где видишь вишенку, там и срывай.

То есть почувствовал где-то благодатную помощь, участие Божие? – Это Сам Господь действует сейчас через того или другого духовника. У него было глубокое переживание Церкви как единого Тела Христова. Он и сегодня своими молитвами с нами.

«У преподобного были?»


_{Протоиерей Вячеслав Куликов}

Протоиерей Вячеслав Куликов, клирик храма святителя Николая Мирликийского в Заяицком:

С отцом Наумом я познакомился в самом начале моего воцерковления. Помню, оказался я в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре в 1983 году. А у меня там и спрашивают:

– У преподобного были?

– Нет.

– Сходите.

– А что он мне скажет? – спрашиваю, думая, что речь идет о преподобном Сергии.

– Что-нибудь да скажет, – отвечают мне, имея в виду, оказывается, отца Наума.

Он поговорил со мной. Посоветовал, какую мне духовную литературу читать. Благословил меня на тот момент и далее продолжать заниматься наукой. Я ему рассказал про свои труды. Потом мы к нему даже с моим научным руководителем приезжали. Он сам был из ученых, и к нему из академической среды часто обращались. Знаю, что многих он отправил в монастыри, кто-то стал по его благословению игуменами, игумениями.

«Такие, как отец Наум, показали нашему времени путь подлинного подвижничества»

Алексей Иванович Сидоров, доктор церковной истории, профессор Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии:

Господь оказал мне великую милость: Он послал мне удивительного старца земли Русской – нашего батюшку отца Наума. С ним я познакомился в 1980 году, будучи еще целиком светским человеком, то есть сравнительно молодым ученым, самолюбивым, довольно высокомерным и щеголяющим своей эрудицией. Примечательно, что он долгое время не принимал меня: просто проходил мимо и мельком окидывал меня взглядом. Наверное, мое природное упрямство заставляло меня вновь и вновь приходить к его тогда еще сырой приемной в подвале.

Правда, за это время уже были сделаны первые шаги в церковной жизни: мы поехали в Печоры, и отец Иоанн (Крестьянкин) вместе с отцом Адрианом (Кирсановым) благословили нас с женой на венчание. Также многое сделал для нас и нынешний наместник Оптиной Пустыни отец Венедикт (Пеньков), который «отвадил» меня от моих усердных занятий гностицизмом и манихейством (была во многом уже готова докторская диссертация), обратив мое внимание на творения преподобного Максима Исповедника. Я первое время, естественно, сопротивлялся (это ведь почти «начинать жизнь заново», думалось мне), но затем, приступив к переводам трудов преподобного отца, понял, какие великие сокровища они таят в себе.

И когда отец Наум наконец стал со мной разговаривать, то я сначала даже и не заметил, как моя жизнь стала кардинальным образом изменяться. Процесс воцерковления был для меня довольно мучительным: каждый шаг давался «кровью души». Одно воспоминание о том, как я бросал курить, до сих пор приводит меня в трепет: как батюшка бился со мной, и сколько он молился, чтобы я порвал с этим «невинным», как я тогда считал, грехом! Скольких трудов стоило ему донести до меня, что такое настоящая духовная жизнь! Я помню, как он учил меня молиться: наклонит ко мне голову и тихо шепчет: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».

    По молитвам отца Наума наш внук избавился, к удивлению врачей, не только от своей неизлечимой болезни, но и от слепоты

Вообще вся церковная жизнь нашей семьи прошла под его руководством. Он благословил наших детей и помог определиться с выбором жизненного пути. Дочь вышла замуж за будущего священника. По молитвам отца Наума родились наши внуки, а когда внук в три года безнадежно заболел (врачи давали ему один или два года жизни), а потом и ослеп, именно батюшка вымолил его. По его молитвам он избавился, к удивлению врачей, не только от своей неизлечимой болезни, но и от слепоты (теперь у него 100-процентное зрение).


_{Алексей Иванович Сидоров}

Но самое главное, что я видел в батюшке, это то, что он никогда ни на чем не настаивал, а просто давал понять, что есть воля Божия о тебе, и далее предоставлял тебе самому решать, по воле Божией ли устраивать свою жизнь или по своей собственной. Я стал ясно различать, что если я склонялся к своему хотению, то все как-то сразу шло наперекосяк. И пришел к однозначному выводу: если бы мы всегда слушались нашего пастыря, жизнь бы наша была намного более глубокой и правильной.

Когда в последнее время старец болел, мы точно осиротели, оставшись без его окормления. Он мне даже приснился:

– Ну, теперь вы уже сами...

– Как мы сами? – думаю.

Но уверен, что батюшка не оставит нас, духом он с нами. В последний раз я исповедовался батюшке, когда он уже не мог реагировать, даже просто дать знать, слышит он меня или нет, хотя я был уверен, что он меня слышит и понимает. Я видел, в каком он был тяжелом состоянии, весь в трубках. И ясно осознал: наш любимый батюшка мучается за нас, своих чад, которых у него по всей России в монастырях да и среди мирян было великое множество. Он, точно апостол Павел, был всем вся (1 Кор. 9: 22).

Вот враг и мстил ему за то, что он обращал людей к вере, отдавая себя целиком: сколько на него было нападок, инсинуаций всяческих. Но я глубоко и непреклонно уверен, что батюшка – носитель духовной традиции, идущей от первых веков христианства через преподобных Антония Великого, Максима Исповедника и других, а также наших великих русских старцев. Собственно говоря, он и являлся великим старцем земли Русской. Такие, как отец Наум, отец Иоанн (Крестьянкин), недавно почивший отец Кирилл (Павлов), показали нашему времени путь подлинного подвижничества. За все эти 36 лет я, наверно, ни о ком, даже о родном отце, так не скорбел, как сейчас, узнав о кончине нашего любимого батюшки Наума.

Царство Небесное, дорогой наш отец Наум!

Подготовила Ольга Орлова

http://www.pravoslavie.ru/107158.html

[Виктоp]

«Отец Наум сказал? Через 20 лет сбудется»



_{Архимандрит Наум (Байбородин)}

В день памяти святителя Николая мы вспоминаем и архимандрита Наума (Байбородина). Батюшка родился в этот день. У его мамы дети умирали во младенчестве, и когда родился он, благочестивая христианка взмолилась: «Господи и Матерь Божия, оставьте мне его, пусть он будет как святитель Николай». Молитва была услышана.

О данном нашему времени старце вспоминают однокурсник и те, кого отец Наум в свое время благословлял на монашество, а кого-то и на игуменство, но, как видно из рассказов, не был чрезмерно суров и ничьей воли не ломал.


«Присылай ко мне любых!»

Протопресвитер Владимир Диваков, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве, настоятель храма Вознесения Господня у Никитских ворот («Большое Вознесение»):

– Я помню отца Наума еще Николаем. Мы вместе с ним учились в семинарии и в академии. Он во время учебы в семинарии принял постриг. По нему уже с самого начала было видно, что это будет монах. Так что все его пострижение восприняли как должное.

Когда мы учились, я обычно за первой партой сидел, – старался всем подсказывать. Но Николай – будущий отец Наум – был принципиален:

– Мне не надо ничего подсказывать. Что смогу – то и отвечу.

Всегда был очень строг к себе и к окружающим. Потом, уже после учебы, когда он был в монастыре, да и я уже служил на приходе, он говорит мне как-то:

   По нему с самого начала было видно, что это будет монах

– Знаешь, я к тебе иногда кого-то отправляю... Так и говорю: скажите, что от отца Наума. Просто, если судить по монастырским правилам, то мы должны таких очень строго наказывать, но все-таки, думаю, можно к иным и послабление в канонических прещениях применить. Но нам самим это неудобно делать. Уж лучше ты...

– Ну, и я к тебе буду присылать! – отвечаю.

– Ко мне присылай! – тут же согласился. – Даже если какие сумасшедшие, ко мне присылай любых! Они пока через длинную мою очередь ко мне пройдут, их там так «поисповедуют», что они уже совсем другими приходят. Так что присылай-присылай!

И действительно, я неоднократно пользовался этой возможностью. Как-то пришла, помню, одна женщина – и давай скандалить и угрожать. А как самый сильный аргумент вдруг произносит:

– Я вот пойду жаловаться к самому отцу Науму! – мол, как самому строгому ревнителю канонов.

– О! – обрадовался я. – Иди-иди! Еще и скажи ему, что я тебе вот так-то сказал!

Проходит неделя, дверь у меня в кабинете открывается, – кто-то ползет на коленях.

– Батюшка, прости! Батюшка, прости!..

– Что такое? Кто это?

– Батюшка, прости! – кто-то причитает.


_{Протопресвитер Владимир Диваков}

Не могу понять: что вообще происходит? Это, оказывается, та самая ретивая обличительница. Пошла она к отцу Науму, да и рассказала ему, что она мне тут закатила за сцену... Он ее послушал-послушал:

– Что?! Это ты с моим однокашником-однокурсником так разговаривала?! Да как ты могла...

– Ой, батюшка, простите, – ушла та в осадок.

– Пока у него не испросишь прощения, близко ко мне не подходи!

Вот она и пришла, так и умоляла:

– Батюшка, простите? А то он меня больше не примет.

– Ну, скажи, что я все простил.

Больше она ко мне с разносами не приходила.

С отцом Наумом мы, конечно, уже в пору служения каждого из нас виделись редко. Разве что когда в лавре на память преподобного Сергия или на Троицу собирались. Или когда собор лаврских духовников на Патриаршее богослужение приезжал.

Бывало, вместе окажемся в храме на лаврском подворье, или в Кремле, или еще где-нибудь:

– Отец Наум, мне неудобно возглавлять иерейский чин за богослужением, тем более в вашем присутствии... Возглавьте вы.

– Не-не-не, вы там при Патриархе, а мы тут простые монахи...

Вот так он просто и скромно держался! Настоящий монах. Во всех отношениях преданный Церкви ее служитель. Совершенный духовник.


«Даже до такой вот вещички»


_{Игумен Киприан (Партс)}

Игумен Киприан (Партс), духовник Сретенской обители Москвы:

– К отцу Науму я не мог попасть долгое время. Приезжал, ждал в очереди. А до меня очередь просто не доходила. Видел его уже, рядом сидел, а поговорить не удавалось. Я уже служил в армии, и вдруг меня отпускают в увольнение. С ночевкой. На Пасху. В принципе, не положено, но мое начальство, зная, что я верующий, пошло навстречу. Так я оказался в этом неуставном увольнении – на два дня.

И вот в Великую Субботу 1993 года я отправился прямиком в лавру. Приезжаю, сначала, проходя, проверил: у отца Наума все было закрыто. Пошел к преподобному Сергию, приложился к мощам. Написал записочку. Карандашом. Выхожу в притвор, а там пожилая женщина (тогда-то, при моем возрасте, она мне вообще старушкой казалась – ей, может быть, лет 50 было) громогласно спрашивает:

– Кто пойдет чистить картошку? Кто может помочь?

А мне, солдату, лишь бы подольше в лавре побыть. Вот я и вызвался. Чистили мы эту картошку час от силы, а она всех нас потом еще кормить повела! В старую братскую трапезную, которая располагалась под Сергиевским трапезным храмом. Это была очень красивая трапезная, с росписями. Мы все покушали. Я – как следует (на то и солдат). А этой бабушке-то я, получается, уже вроде как и знакомый, да? И вот я – к ней:

– А нельзя ли к отцу Кириллу или к отцу Науму попасть?

– Ну, отца Кирилла сейчас нет, – отвечает, – а к отцу Науму – пошли.

И она меня провела за трапезным храмом и лаврской стеной. Мимо просфорни. Оказывается, отец Наум потихоньку там своих принимал. Официально было закрыто, а свои проходили. Я сел. Передо мной только одна игумения оказалась, больше никого не было. И вот отец Наум меня принял. Я ему исповедовался. Он мне подарил иноческое келейное правило и Евангелие на церковнославянском языке, а также книжечку. Был тогда такой сборник «Сердце чисто созижди во мне, Боже» – 1-й том, «И дух прав обнови во утробе моей» – 2-й том. Вот он мне второй том и подарил, с преподобным Серафимом Саровским на обложке. А первый я потом докупил, как вы думаете, где? Здесь, в Сретенском монастыре, – кстати, тогда еще даже не открывшемся.

Помню еще, кроме всего прочего, отец Наум сказал мне:

– Смотри, хорошо служи.

Я ни разу на гауптвахте и не был. И еще прибавил:

– Смотри, ничего не воруй. Даже до такой вот вещички, – и показал пальцами: до какой.

«Ну, да, – думаю, – воровать нехорошо».

Приезжаю домой, в Мытищи, и что я нахожу в своем кармане? Карандаш! Которым я писал записку на молебен у мощей преподобного Сергия. Получается же, что я его стащил! А карандаш этот размером как раз такой, как отец Наум мне показал!


_{Архимандрит Наум (Байбородин) в лавре}

Возвращал я этот карандаш потом два года: все забывал. В конце концов, через два года сестра ехала в лавру, я ей и говорю:

– Ольга, вот тебе два карандаша, отвези преподобному. А то я у него карандаш утащил.

То есть я вчетверо воздал (ср. Лк. 19, 8 ). Я же половину карандаша упер? Вот. А два целых новых карандаша – это вчетверо. Так уж получилось. Я не специально. Это я уж потом, задним числом вычислил.

А потом, когда я уже в монастыре был, мне одна из духовных чад отца Наума подарила его фотографию. А он, когда его фотографировали, решил этому воспрепятствовать и выставил руку, а получилась так, что пальцы сложены в ту самую конфигурацию, точно он мне все также показывает: «Даже до такой вот вещички».

Потом уже, когда я служил в армии, у меня были искушения, и я попросил маму, чтобы она к отцу Науму съездила. Мама у меня послушная. Я попросил – она съездила. И потом уже, когда я был в братии обители, через других людей я узнал – мама им рассказала, – что отец Наум ей тогда сказал про меня:

– Отпусти его идти своей дорогой.

То есть то, что она меня в свое время отпустила в монастырь, – это она послушалась отца Наума. Она не сама решение приняла, а послушалась старца. Мама родилась на память преподобного Сергия, 8 октября 1940 года, и о том, что сына надо отпустить в монастырь, ей было сказано в лавре.


Тест на смирение

Игумения Николая (Ильина), настоятельница Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря города Малоярославец:

– Однажды отец Наум спас меня от очень сильного искушения. Он просто задержал меня, – вот и всё. За мною матушка Никона (Перетягина), я тогда еще экономом была в Шамординской обители, уже даже одну из сестер в лавру прислала. А он:

– Я ни тебя не пущу, – говорит мне, – ни ее, идите вон там-то и молитесь!

   Окажись я в это время в монастыре, мне не избежать было больших неприятностей

Так я там до вечера и просидела, молилась. А потом выяснилось: окажись я в это время в монастыре, мне не избежать было по должности больших неприятностей.

По рассказам нашей игумении, которая с детства окормлялась у отца Наума, мы знали, что, когда она к нему уже даже монахиней приезжала, он начинал при всех:

– Ты куришь?!

Ей стыдно, но стоит, боится воспрекословить.

– Ты пьешь! Пьешь! – продолжает он. – Ты пьяница!

Матушка нам говорила, что порою и обидится, уйдет.


_{Игумения Николая (Ильина)}

А поскольку я обо всем этом уже знала, то, когда меня матушка пошлет к отцу Науму, а он в очередной раз заведет эту пластинку, я уже не смущалась.

– Ты куришь?! – бросит он мне при огромном скоплении народа.

– Да, батюшка, курю, – еще так покашляю немножко для убедительности.

– И пьешь!

– Да, пью. Простите, батюшка, пью.

– И постом!

– Не, постом не пью.

– Ну, вот и молодец.

Понятно: молодец – за то, что смирилась. Но это, конечно, была не моя заслуга. «Уготовихся и не смутихся» (Пс. 118, 60).

Помню, еще он мне давал такие задания, которые совершенно были, как казалось, неадекватны. Однажды он меня отправил в какой-то музей – Козельский, что ли? – чтобы я посмотрела там чучело медведя! Я посмотрела. А потом, когда оказалась в Малоярославце, я на эмблеме города увидела именно такого, стоящего, как в том музее, медведя.

В очереди у отца Наума, бывало, говорили, что каким бы странным ни казалось задание, надо его выполнить за послушание, чтобы молитва батюшки могла в твоей жизни разрешить какую-то проблему, о которой ты его, может быть, и просила.


Как отец Наум меня в монастырь «сватал»

Монахиня Мария (Фомина), духовное чадо отца Наума:

– Мама нас с братом, нынешним митрополитом Астраханским и Камызякским Никоном, с детства к отцу Науму водила. С нами, детьми, он и вел себя как с детьми. То что-нибудь вкусненькое даст, то овечку какую-нибудь на Рождество подарит. Одно время батюшка все хотел, чтобы я игуменией стала, но пусть уж лучше овечки игрушечными будут...

– Не мое это, батюшка, – говорю.

И он не стал настаивать.

В 16 лет я, помню, как-то оказалась у отца Наума, а он мне вдруг объявляет:

– Всё – тебе надо во Владимир!

А я только 9-й класс закончила.

– А как же учеба? – уточняю я.

– Ничего, хватит, – он и сам ровно столько же классов закончил.

А во Владимире при кафедральном соборе у отца Наума общинка сестер была. Вот я туда на послушание и отправилась. Пела там на клиросе. Уборщицей была. А для смирения потом еще и туалеты мыла, – чтобы на меня никто не заглядывался. Года два я там попослушалась, а потом батюшка меня в Рижский монастырь на каникулы отправил.

– Езжай, да попросись у игумении. Возьмет или не возьмет?

Мне тогда еще и 18-ти лет не было. А принимали тогда в монастыри вообще желательно после 26-ти – тогда еще с этим строго было. У меня еще и прописки никакой нет. А батюшка мне внезапно откуда-то такой черный красивый отрез крепдешина достает и вручает:

– Отдашь матушке – пусть она тебе хитон пошьет.


_{Игумения Магдалина (Жегалова)}

Я поехала. Все матушке пересказала. А там тогда игумения Магдалина (Жегалова) была, – подвижница высокой духовной жизни. Отдаю ей отрез. Она на него так посмотрела:

– Это уже когда ты подрастешь, мы тебе сошьем такой подрясник. А пока в сатиновом походишь.

Отправила меня на послушание в пустыньку. А я к тому времени уже очень полюбила Пюхтицкий монастырь. Попослушалась я с месяц в пустыньке, и вот приезжает туда матушка Магдалина. Я думаю: «Хоть бы она меня не взяла». А она:

– Я помолилась. Я тебя беру.

Я – в слезы, можно было подумать, что от радости.

– Ты съезди еще раз к отцу Науму, – говорит матушка. – Так как с пропиской у тебя сложности, жить будешь у нас, а работать пока в больнице.

   Даже прощаясь с мамой, отец Наум принимал людей и отвечал на их вопросы

Еду к батюшке. Приехала, а в этот день умерла его мама Пелагея Максимовна, в постриге – схимонахиня Сергия. Я подошла благословиться, он у гроба сидел. Дал мне 9-ю кафизму прочитать. Удивительно, что, даже прощаясь с мамой, отец Наум пребывал в таком расположении духа, что все равно принимал людей и отвечал на их вопросы. Я ему все рассказала.

– Матушка игумения, – объясняю, – меня берет. Как вы благословите?

А он вдруг и отвечает, – он всегда в сердце человеку смотрел:

– Поживи еще с мамой. А там видно будет.

И вдруг вручает мне мешок, – сложил туда вещи своей мамы. И отдал нам еще и ее швейную машинку. Мы очень бережно ко всему этому относились.

Пожила я, значит, с мамой. А потом как-то раз вызывает меня отец Наум и говорит:

– Ну, ты как? Регентом сможешь быть?

– Батюшка, да я и нот-то не знаю.

– А ты можешь сказать: до-о-о ля-я фа?!. Ну, повтори!

Я повторила.

– Ну вот. Езжай. Представляешь, там батюшка только проповедь выйдет сказать, а певчие все уже разбегаются!

Так я оказалась в Эстонии, в Кохтла-Ярве, у отца Вячеслава Куркина. Приехала я туда, ничего не знаю, и попала как раз на первую службу на Успение. Иду к храму и плачу:

– Матерь Божия, как же я буду регентовать?.. Матерь Божия, Ты Сама управь!.. – прямо реву.

А там же певчие все дореволюционные – как я ими регентовать буду?!

– Ма-ри-на! – вдруг слышу в спину (меня так звали до пострига).

Оборачиваюсь, моя родная сестра Анна, откуда ни возьмись, бежит! Она вообще-то должна была сразу после Успения замуж выйти... А батюшка ее, оказывается, не благословил и вслед за мной отправил.

Певчие меня почему-то замечательно приняли, их регент мне очень помогала, всему меня учила, – я даже поверить не могла в происходящее.

Были, конечно, и искушения в женской мирской общине, после которых в монастыре все, как в раю, воспринимать будешь... Батюшка всегда знал, кому какую школу надо пройти и как это каждому из нас потом в жизни пригодится.

И вот, помню, как-то раз приезжает туда к нам на приход Тамара Горланова, она тоже была чадом батюшки, я ее очень любила, она у нас старшей сестрой в общине во Владимире была. Сейчас она монахиня Надежда где-то на родине батюшки, в Новосибирске. Она мне и объявляет:

– Батюшка тебе благословил проситься в Пюхтицу.

Я так обрадовалась! И ведь ни разу батюшке не обмолвилась, что в Пюхтицу хочу. Мне с самого начала туда хотелось, но батюшка лучше знает, кого и как вести.

Отправилась я в Пюхтицу. А мне как раз тогда и исполнилось 18 лет! Это такой для меня подарок был на совершеннолетие! Приезжаю, кланяюсь игумении Варваре (Трофимовой):

– Матушка, благословите к вам в монастырь. Меня отец Наум благословил.

А она сразу:

– Я тебя беру.

А там как раз, оказывается, формировался второй иерусалимский набор. Первый уже отправили. А мы были на подходе... 20 человек. Но из них из всех я почему-то только одна в итоге в Иерусалим попала, хотя и не хотела. Мне в Пюхтице нравилось. Да и матушка была не против меня оставить, но говорит:

– А ты к своему духовнику езжай. Как он благословит?

Я так надеялась, что батюшка меня не благословит. А только сказала ему, как он тут же:

– Двумя руками благословляю, – по-архиерейски отозвался.

– А как же я там без вашего окормления буду жить? – интересуюсь.

– Я передаю тебя в руки Матери Божией, – отвечает.

Так меня и пристроил.


(Окончание следует)

[Виктоp]

(Окончание)


«Ради Господа-то!? Ничего не тяжело!» или История с аккумулятором


_{Ольга Самойлова}

Ольга Ивановна Самойлова, старший преподаватель кафедры теологии МИИТ (РУТ – Российский университет транспорта):

– Меня мама к отцу Науму еще маленькую, лет с шести, водила.

А потом, уже в университете, как каникулы, мама:

– А ты спроси у отца Наума, куда тебе отправиться?

Приезжаю:

– Батюшка, куда?

– Поезжай в Ригу!

– А чего там?..

– Да вот... Слушай, Алексея знаешь?

– Знаю...

– Аккумулятор ему надо отвезти!

Беру эту неподъемную передачку, а когда прибываю по указанному адресу в Риге, попадаю в монастырь.

Алексей смотрит недоуменно:

– Аккумулятор?! А у меня есть...

И, видя уже мое недоумение, улыбается:

– Давай-давай, и этот пригодится!

Интересно, сколько ему таких аккумуляторов привезено было?

Так я оказалась в Свято-Троицком Рижском женском монастыре.

Поселили меня там с монахиней Феодосией, – она тоже чадо отца Наума. Когда мы этих старушечек просто видим где-нибудь, по монастырскому двору спешащих в храм, мы и не представляем себе, какие это на самом деле подвижницы.

Я там просто взвыла через пару дней:

– Матушка, как же можно так мало спать?

Меня там еще и клопы кусали.

– Да ты просто новенькая, – смеется она, – вот они на тебя и напали.

Сама она, пока управится на послушаниях да обойдет весь монастырь крестным ходом, где-то в час ночи только приходила в келлию и... начинала еще читать свое монашеское правило! Я уж засыпала. А наутро, тоже сквозь сон, понимаю, что в полпятого каждый день она уже на ногах, – бежит на молебен.

– Матушка, ну, как же вы так? Тяжело же?

А она смотрит на меня, глаза огромные такие, голубые:

– Ради Господа-то?! Ничего не тяжело!

А потом, помню, приехала моя мама, читает-читает какую-то записочку, а потом так поворачивается к матери Феодосии:

– Обижают?

Та склонила голову, и – ни звука. Вот это настоящее монашество.

Ее вообще всегда было не видно – не слышно. Ты и Бог – вот и монах.

Мне и самой батюшка как-то говорит:

– А мы думали, ты монашкой будешь!

– Не-е-е-е-е-е, – отвечаю я, уже насмотревшись к тому моменту, как это тяжело. – Я замуж выйду.

Благословил – вышла. Родилось у меня трое деток. Прихожу как-то раз к батюшке:

– На работу бы устроиться...

– Вот твоя работа, – показывает он мне на детей.

Хотя до рождения детей я уже успела поработать в медицине.


_{Хотьковский монастырь}

Помню, как в 1987-м году батюшка нас с мамой послал расчищать Хотьковский монастырь. Мы вокруг храма убирали. Смотрим, там рельс лежит. Мы его взяли и понесли куда-то. А как опускать, мама-то руки убрала, а я правую руку одернуть не успела. И мне этот рельс придавил кисть. Мама потом вспоминала: «Ты только крякнула». А сама помню, у меня глаза на лоб полезли, и первая мысль: «А как я завтра работать буду?» Я тогда работала в реанимации, мне же уколы надо ставить... Что делать?!

Извлекаем руку, смотрю на свои пальцы, а они целы. Мама девчонкам побежала сказать, они примчались, стали мне йодом руку заливать. Я смотрю на все это: «А йодом-то зачем?» Но все были перепуганы, как-то пытались помочь. Мы тогда решили сделать перерыв.

Я еще по пути в трапезную, помню, заглянула в храм, а там горы мусора, казалось, это все еще разгребать и разгребать. А вот мы возвращаемся с перекуса, смотрю в проем храма, а там уже пол свободен, все вынесли!

Так все и происходило каким-то чудесным образом.

Захожу в храм. А мне указывают на расчищенное место:

– Здесь захоронены родители преподобного Сергия – Кирилл и Мария.

Я, помню, поводила там по песочку своей придавленной рельсом рукой, – и все! На следующее утро, как идти на работу, я даже уже вспомнить не могла: какая рука, правая или левая, пострадала?

Помню, потом уже и сама к батюшке приезжала, мысли меня там вихрем захватывали. А он томит, испытывает. Ему же все мысли были открыты. Удивительно, что он выходил только тогда, когда я сама начинала его звать. Один раз так взмолилась, что он аж выбежал:

– Что такое?!!

А я стою, растерялась. У меня все просьбы от такой быстроты реакции улетучились.

– У мамы параман истерся, – только и пролепетала я.

– А, параман... Ну-ка, принесите ей новый.

Принесли.

Тут уж я осмелела, говорю:

– Вот, батюшка, не пускают к вам.

А тогда действительно передо мной дверь как-то внезапно захлопнулась.

– Да вот! – озирается. – Ходят-ходят, такие кроткие, смиренные. А как только поставишь сюда, сразу меняются! Никак не пойму, что с ними делается?!

    Батюшка умел и без прямого вопрошания проблемы решать

И тут же переводит тему разговора:

– О, какая дубленка на тебе... модная!

«Причем тут дубленка?» – присмотрелась я к ней. Утешить он меня, что ли, так хотел?

Благословил, и я ушла.

Так тогда и не вспомнила: зачем я к нему приходила, вопила там, чтобы он вышел? Батюшка умел как-то и без прямого вопрошания проблемы решать.


_{Архимандрит Наум (Байбородин)}

Потом уже, когда дети подросли, при Заиконоспасском монастыре открылись Высшие Знаменские богословские курсы, батюшка стал туда направлять тех, кто впоследствии мог бы преподавать. А ведь тогда еще даже кафедры теологии нигде по вузам не открывались.

Мне он еще задолго уже предсказал:

– Будешь преподавать, студентов у тебя будет 20–30.

Про отца Наума вообще в лавре говорили: «Отец Наум сказал? Через 20 лет сбудется». Тогда это сложно было себе даже представить, а вот действительно прошли многие годы – и сбылось.


Подготовила Ольга Орлова

Книги Орловой Ольги в интернет-магазине "Сретение"

20 декабря 2018 г.


https://pravoslavie.ru/118035.html

[Александр Васильевич]

Прозорливец наших дней

Об архимандрите Науме (Байбородине)

13 октября 2017 года на 90-м году жизни преставился ко Господу старейший насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, известный на всю Россию старец и духовник архимандрит Наум (Байбородин). О том, каким был батюшка Наум, как повлиял на их жизнь, вспоминают его духовные чада и сослужители.

_{Архимандрит Наум (Байбородин)}

Наследуйте у отца Наума горение духа

Иеросхимонах Валентин (Гуревич), насельник московского Донского монастыря:

Пробил час отшествия ко Господу, не побоюсь этих слов, одного из столпов старчества ХХ века отца Наума (Байбородина).

На Православии.ру только что опубликовано его животрепещущее, отмеченное налетом как бы детской простоты и наивности слово, горящее болью о последних временах человечества и о родной его сердцу России.

Число его духовных чад, рассеянных по всему постсоветскому пространству по обе стороны Урала, среди коих миряне, монашествующие, настоятели и настоятельницы святых обителей, не поддается исчислению.

Сегодня уже ранним утром, еще до официальных оповещений в СМИ о печальной новости, все странноприимницы Сергиева Посада были уже заполнены до отказа.

Почившему были присущи чудотворные дары прозрения, исцеления.

Его дарования и горение духа встретились с горячим стремлением к Истине, которое было характерно для юных поколений после смерти Сталина, «племени молодого, незнакомого» для ветеранов КПСС…

Отец Наум стремительно вовлекал молодежь в церковную жизнь. У него был такой дар обращать даже совсем далеких от Церкви людей к вере.

_{Иеросхимонах Валентин (Гуревич)}

Одно время он отправлял одного за другим пообщавшихся с ним в Ленинскую библиотеку, там надо было по его благословению найти определенную книгу; когда люди начинали ее читать, то понимали, что там во всех подробностях излагается, как класть русскую печь. Отец Наум благословлял тех, кто может, возвращаться к земле. А в наших краях главное в деревне – не замерзнуть. Это в городах жители даже не задумываются, откуда в домах в зимний период появляется тепло, а в селах об очаге надо позаботиться.

Отец Наум еще до десятилетий церковного подъема говорил о том, что скоро откроется много монастырей

Также, помню, отец Наум благословлял своих чад заниматься подготовкой духовной литературы, мы ее множили на ксероксах, где только кто мог. И я этим по его благословению занимался. Отец Наум еще до десятилетий церковного подъема говорил о том, что скоро откроется много монастырей, и старался силами своих пасомых обеспечить будущие обители душеполезным чтением.

Известно много случаев исцеления по его молитвам. Тех, кому требовалось исцеление души, он мог и в некие диспансеры отправить потрудиться, чтобы люди соприкоснулись с тем, что бывает, когда кто ведет нечестивую жизнь. Эти наглядные примеры сильно воздействовали.

При общении он выяснял, какая у кого специальность, чтобы понять, чем этот человек может быть полезен для обители, для Церкви. Благословлял юных энтузиасток учиться на сестер милосердия, имеющих педагогическое образование – обучать детей и взрослых Закону Божию. Молодых людей – учиться сольфеджио и вокалу, чтобы становиться клирошанами, диаконами. Горел сам и зажигал молодых своим «старческим» горением духа…

Часовщик церковной жизни

Протоиерей Сергий Ткаченко, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине:

В 1977 году я вернулся из армии, надо было определяться, как дальше жить. Так я попал к отцу Науму. Он тогда был еще игуменом. К нему не так много народа ходило. Хотя уже тогда понятно было, что это удивительный человек. Ученый, ставший монахом. Прозорливец. Когда он меня только увидел, сразу подарил Евангелие. Я выхожу от него с этим Евангелием в руках, а там на на лавочке у проходной сидит какая-то монахиня и говорит:

– Будешь семинаристом, станешь священником.

– Почему? – спрашиваю.

– А батюшка Евангелие дарит только тем, кого рукоположат.

– Я не собираюсь становиться священником, – пожал я плечами и пошел дальше...

Но мой жизненный путь был взору отца Наума уже открыт.

_{Протоиерей Сергий Ткаченко}

Он мне тогда, как подарил Евангелие, назначил встречу. Я пришел. Он со мной поговорил, дал мне очень много ценных советов относительно внутренней жизни. Они мне потом именно как пастырю пригодились. А тогда он спросил:
– Кем ты хочешь быть?

– Да вот у меня, – отвечаю, – технический склад ума...

– Давай в семинарию!

– Я не могу!

– Тогда в медицинский.

– Да у меня и в роду никого из медиков нет.

– Поступай, я помогу.

Потом я уже узнал, что у него очень много знакомых медиков. А тогда он у меня спрашивает:

– А куда ты собрался поступать?

– В МЭИ, – отвечаю. Это Энергетический институт.

– Поступай, – благословляет, – я помолюсь.

Я поступил. Вернулся к нему. А он мне и говорит про оставшийся кусочек лета до начала учебы:

– Поезжай в Пюхтицу, там с отцом Таврионом (Батозским) в Рижский пустыньке пообщаешься.

А у меня тогда после армии даже денег не было, чтобы ехать так далеко. Он мне дал рублей 30, на них мы втроем с друзьями отправились туда. Очень много я вдохнул тогда в себя исповеднического духа, пообщался с теми, кто не оставлял храма Божиего при советской власти, прошел гонения, ссылки, лагеря.

Приехав в Рижскую пустыньку, мы поняли, что там нужна мужская сила: было много тяжелой работы. Мы остались там потрудиться. Отец Таврион все это время нас наставлял. Потом, когда нам надо уже было возвращаться в Москву, вдруг приходит и приносит так же, как и отец Наум, 30 рублей. Такая перекличка в действиях. Потом я отцу Науму приносил деньги, чтобы вернуть, но он их так и не взял обратно. А для меня тогда эта поездка стала значительной вехой моего внутреннего пути.

Потом, когда я уже учился в институте, я постоянно приезжал к отцу Науму, окормлялся у него. Также и после – уже работая в Академии наук. Многих своих коллег я к батюшке возил, люди обращались, воцерковлялись.

Чем был замечателен отец Наум? Он наполнял твою жизнь смыслом и давал ей направление.

В Свято-Троицкой Сергиевой Лавре были два столпа: отец Кирилл и отец Наум. Отец Кирилл – пастырь любви. Скажешь ему, что, учась в институте, очень трудно утренние-вечерние молитвы полностью прочитывать, и так надо рано вставать, ночью какие-то работы постоянно пишешь... «Ну, сократи себе правило», – говорил отец Кирилл. А к отцу Науму с тем же подойдешь, он сразу: «Так выучи наизусть». Отец Наум был очень требовательный.

Бывало, приедешь к нему, а он скажет:

– Давайте собирайтесь, там пожар у людей случился, надо поехать помочь.

А это ехать куда-то в дальнее Подмосковье. Начинаешь упираться:

– Батюшка, да мне уроки делать...

Всё, на следующий день он тебя уже не замечает. Если ты не созрел, значит, ты не созрел, тебе еще надо что-то осознать. Старцам было внутренне открыто, готов человек к послушанию воле Божией или еще не готов, держится за собственную волю.

Он нас наставлял молиться так, чтобы не просить себе ничего: ни денег, ни положения, ни благополучия, – просто молись, и всё

Он нас наставлял молиться так, чтобы не просить себе ничего: ни денег, ни положения, ни благополучия, – просто молись, и всё. Учил Иисусовой молитве. Казалось бы, а кто мы такие? Простые молодые ребята, не какие-то там пустынники, чтобы с нами таким даром делиться.

Отец Наум большой патриот России. Очень любил и как-то по-своему сокровенно переживал ее историю. Часто рассказывал про Куликовскую битву. Вот сейчас праздник Покров – он просто как-то ощущал Покров над Россией. Мог мысленно обращаться к временам преподобных Антония и Феодосия, которым Матерь Божия благословила основать Киево-Печерскую Лавру, послала строителей для возведения первого храма. Батюшка беззаветно любил Божию Матерь. Глубоко чтил преподобного Сергия. Чувствовал их предстательство за русский народ.

По всей России во всех монастырях и храмах, куда бы ты ни приехал, встречаешь служащих там чад отца Наума. Сколько он взрастил игумений в монастыри!

Часто я ездил к отцу Науму. А потом, когда уже стал священником, настоятелем большого прихода, иногда так дела затянут, что не вырваться. Тем более, помню, приедешь к отцу Науму, а у него там уйма народу, сидишь в этой каморке ждешь его. Некогда там и отец Венедикт, нынешний наместник Оптиной пустыни, так дожидался приема. И вот я не был несколько лет. А тут приезжаю год назад к отцу Науму. Он уже совсем слабеньким был. Я привез с собой духовных чад. А он мне положил руку на голову и спрашивает:

– А почему ты у меня четыре года не был?

У него, конечно, была прозорливость.

Знаю, как-то раз приехала к нему одна женщина, привезла с собой другую, стала ему про нее рассказывать:

– Батюшка, она такая несчастная, у нее ничего не получается, болеет, безденежная.

А батюшка смотрит на ту, которую она привезла, и говорит:

– Зачем ты ко мне такую богатую привезла?

– Какую богатую?! Я ей сюда даже билет на электричку покупала...

А потом так и выяснилось, что та женщина была весьма состоятельной, просто скрывала свои доходы и накопления. А старец, как рентген, все видел.

Отец Наум охватывал своим внутренним взором весь механизм духовной, общецерковной жизни, видел, где что ломается, где надо смазать, где подменить кого-то. Туда, где происходил сбой, он тут же посылал людей. Встав на место этой сломанной шестеренки, которую ты заменяешь, ты мог и не выдержать, сам сломаться, – но ты спасешься, если ты послушался старца и встал в этот строй. Отец Наум был твердым, решительным человеком, своего рода военачальником духовных фронтов. Отправлял чад туда, где ты должен проявить максимум своих сил: кем ты там будешь – игуменом, игуменией или просто монашествующим, ты нужен.

Сейчас это в нашей церковной жизни несколько утеряно, но для нас всех отец Наум был по-настоящему духовным отцом. Потом уже, когда батюшка был слаб, благословил нас каждого выбрать себе в духовники кого-то помоложе, чтобы постоянно исповедоваться, а к нему уже приезжать для решения кардинальных вопросов.

Такие два великих старца друг за другом ушли: отец Кирилл, отец Наум.

Мы и к тому, и к другому обращались. Отец Наум по поводу этого как-то просто сказал:

– Ты не найдешь всего и сразу, не получишь все у кого-то одного. Где видишь вишенку, там и срывай.

То есть почувствовал где-то благодатную помощь, участие Божие? – Это Сам Господь действует сейчас через того или другого духовника. У него было глубокое переживание Церкви как единого Тела Христова. Он и сегодня своими молитвами с нами.

«У преподобного были?»

_{Протоиерей Вячеслав Куликов}

Протоиерей Вячеслав Куликов, клирик храма святителя Николая Мирликийского в Заяицком:

С отцом Наумом я познакомился в самом начале моего воцерковления. Помню, оказался я в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре в 1983 году. А у меня там и спрашивают:

– У преподобного были?

– Нет.

– Сходите.

– А что он мне скажет? – спрашиваю, думая, что речь идет о преподобном Сергии.

– Что-нибудь да скажет, – отвечают мне, имея в виду, оказывается, отца Наума.

Он поговорил со мной. Посоветовал, какую мне духовную литературу читать. Благословил меня на тот момент и далее продолжать заниматься наукой. Я ему рассказал про свои труды. Потом мы к нему даже с моим научным руководителем приезжали. Он сам был из ученых, и к нему из академической среды часто обращались. Знаю, что многих он отправил в монастыри, кто-то стал по его благословению игуменами, игумениями.

«Такие, как отец Наум, показали нашему времени путь подлинного подвижничества»

Алексей Иванович Сидоров, доктор церковной истории, профессор Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии:

Господь оказал мне великую милость: Он послал мне удивительного старца земли Русской – нашего батюшку отца Наума. С ним я познакомился в 1980 году, будучи еще целиком светским человеком, то есть сравнительно молодым ученым, самолюбивым, довольно высокомерным и щеголяющим своей эрудицией. Примечательно, что он долгое время не принимал меня: просто проходил мимо и мельком окидывал меня взглядом. Наверное, мое природное упрямство заставляло меня вновь и вновь приходить к его тогда еще сырой приемной в подвале.

Правда, за это время уже были сделаны первые шаги в церковной жизни: мы поехали в Печоры, и отец Иоанн (Крестьянкин) вместе с отцом Адрианом (Кирсановым) благословили нас с женой на венчание. Также многое сделал для нас и нынешний наместник Оптиной Пустыни отец Венедикт (Пеньков), который «отвадил» меня от моих усердных занятий гностицизмом и манихейством (была во многом уже готова докторская диссертация), обратив мое внимание на творения преподобного Максима Исповедника. Я первое время, естественно, сопротивлялся (это ведь почти «начинать жизнь заново», думалось мне), но затем, приступив к переводам трудов преподобного отца, понял, какие великие сокровища они таят в себе.

И когда отец Наум наконец стал со мной разговаривать, то я сначала даже и не заметил, как моя жизнь стала кардинальным образом изменяться. Процесс воцерковления был для меня довольно мучительным: каждый шаг давался «кровью души». Одно воспоминание о том, как я бросал курить, до сих пор приводит меня в трепет: как батюшка бился со мной, и сколько он молился, чтобы я порвал с этим «невинным», как я тогда считал, грехом! Скольких трудов стоило ему донести до меня, что такое настоящая духовная жизнь! Я помню, как он учил меня молиться: наклонит ко мне голову и тихо шепчет: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».

По молитвам отца Наума наш внук избавился, к удивлению врачей, не только от своей неизлечимой болезни, но и от слепоты

Вообще вся церковная жизнь нашей семьи прошла под его руководством. Он благословил наших детей и помог определиться с выбором жизненного пути. Дочь вышла замуж за будущего священника. По молитвам отца Наума родились наши внуки, а когда внук в три года безнадежно заболел (врачи давали ему один или два года жизни), а потом и ослеп, именно батюшка вымолил его. По его молитвам он избавился, к удивлению врачей, не только от своей неизлечимой болезни, но и от слепоты (теперь у него 100-процентное зрение).

_{Алексей Иванович Сидоров}

Но самое главное, что я видел в батюшке, это то, что он никогда ни на чем не настаивал, а просто давал понять, что есть воля Божия о тебе, и далее предоставлял тебе самому решать, по воле Божией ли устраивать свою жизнь или по своей собственной. Я стал ясно различать, что если я склонялся к своему хотению, то все как-то сразу шло наперекосяк. И пришел к однозначному выводу: если бы мы всегда слушались нашего пастыря, жизнь бы наша была намного более глубокой и правильной.
Когда в последнее время старец болел, мы точно осиротели, оставшись без его окормления. Он мне даже приснился:

– Ну, теперь вы уже сами...

– Как мы сами? – думаю.

Но уверен, что батюшка не оставит нас, духом он с нами. В последний раз я исповедовался батюшке, когда он уже не мог реагировать, даже просто дать знать, слышит он меня или нет, хотя я был уверен, что он меня слышит и понимает. Я видел, в каком он был тяжелом состоянии, весь в трубках. И ясно осознал: наш любимый батюшка мучается за нас, своих чад, которых у него по всей России в монастырях да и среди мирян было великое множество. Он, точно апостол Павел, был всем вся (1 Кор. 9: 22).

Вот враг и мстил ему за то, что он обращал людей к вере, отдавая себя целиком: сколько на него было нападок, инсинуаций всяческих. Но я глубоко и непреклонно уверен, что батюшка – носитель духовной традиции, идущей от первых веков христианства через преподобных Антония Великого, Максима Исповедника и других, а также наших великих русских старцев. Собственно говоря, он и являлся великим старцем земли Русской. Такие, как отец Наум, отец Иоанн (Крестьянкин), недавно почивший отец Кирилл (Павлов), показали нашему времени путь подлинного подвижничества. За все эти 36 лет я, наверно, ни о ком, даже о родном отце, так не скорбел, как сейчас, узнав о кончине нашего любимого батюшки Наума.

Царство Небесное, дорогой наш отец Наум!

Подготовила Ольга Орлова

https://pravoslavie.ru/107158.html

[Александр Васильевич]

«Отец Наум сказал? Через 20 лет сбудется»

_{Архимандрит Наум (Байбородин)}

Сегодня, на память святителя Николая, вспоминаем и архимандрита Наума (Байбородина). Батюшка родился в этот день. У его мамы дети умирали во младенчестве, и когда родился он, благочестивая христианка взмолилась: «Господи и Матерь Божия, оставьте мне его, пусть он будет как святитель Николай». Молитва была услышана.

О данном нашему времени старце вспоминают однокурсник и те, кого отец Наум в свое время благословлял на монашество, а кого-то и на игуменство, но, как видно из рассказов, не был чрезмерно суров и ничьей воли не ломал.

«Присылай ко мне любых!»

Протопресвитер Владимир Диваков, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве, настоятель храма Вознесения Господня у Никитских ворот («Большое Вознесение»):

– Я помню отца Наума еще Николаем. Мы вместе с ним учились в семинарии и в академии. Он во время учебы в семинарии принял постриг. По нему уже с самого начала было видно, что это будет монах. Так что все его пострижение восприняли как должное.

Когда мы учились, я обычно за первой партой сидел, – старался всем подсказывать. Но Николай – будущий отец Наум – был принципиален:

– Мне не надо ничего подсказывать. Что смогу – то и отвечу.

Всегда был очень строг к себе и к окружающим. Потом, уже после учебы, когда он был в монастыре, да и я уже служил на приходе, он говорит мне как-то:

По нему с самого начала было видно, что это будет монах

– Знаешь, я к тебе иногда кого-то отправляю... Так и говорю: скажите, что от отца Наума. Просто, если судить по монастырским правилам, то мы должны таких очень строго наказывать, но все-таки, думаю, можно к иным и послабление в канонических прещениях применить. Но нам самим это неудобно делать. Уж лучше ты...

– Ну, и я к тебе буду присылать! – отвечаю.

– Ко мне присылай! – тут же согласился. – Даже если какие сумасшедшие, ко мне присылай любых! Они пока через длинную мою очередь ко мне пройдут, их там так «поисповедуют», что они уже совсем другими приходят. Так что присылай-присылай!

И действительно, я неоднократно пользовался этой возможностью. Как-то пришла, помню, одна женщина – и давай скандалить и угрожать. А как самый сильный аргумент вдруг произносит:

– Я вот пойду жаловаться к самому отцу Науму! – мол, как самому строгому ревнителю канонов.

– О! – обрадовался я. – Иди-иди! Еще и скажи ему, что я тебе вот так-то сказал!

Проходит неделя, дверь у меня в кабинете открывается, – кто-то ползет на коленях.

– Батюшка, прости! Батюшка, прости!..

– Что такое? Кто это?

– Батюшка, прости! – кто-то причитает.

_{Протопресвитер Владимир Диваков}

Не могу понять: что вообще происходит? Это, оказывается, та самая ретивая обличительница. Пошла она к отцу Науму, да и рассказала ему, что она мне тут закатила за сцену... Он ее послушал-послушал:
– Что?! Это ты с моим однокашником-однокурсником так разговаривала?! Да как ты могла...

– Ой, батюшка, простите, – ушла та в осадок.

– Пока у него не испросишь прощения, близко ко мне не подходи!

Вот она и пришла, так и умоляла:

– Батюшка, простите? А то он меня больше не примет.

– Ну, скажи, что я все простил.

Больше она ко мне с разносами не приходила.

С отцом Наумом мы, конечно, уже в пору служения каждого из нас виделись редко. Разве что когда в лавре на память преподобного Сергия или на Троицу собирались. Или когда собор лаврских духовников на Патриаршее богослужение приезжал.

Бывало, вместе окажемся в храме на лаврском подворье, или в Кремле, или еще где-нибудь:

– Отец Наум, мне неудобно возглавлять иерейский чин за богослужением, тем более в вашем присутствии... Возглавьте вы.

– Не-не-не, вы там при Патриархе, а мы тут простые монахи...

Вот так он просто и скромно держался! Настоящий монах. Во всех отношениях преданный Церкви ее служитель. Совершенный духовник.

«Даже до такой вот вещички»

_{Игумен Киприан (Партс)}

Игумен Киприан (Партс), духовник Сретенской обители Москвы:

– К отцу Науму я не мог попасть долгое время. Приезжал, ждал в очереди. А до меня очередь просто не доходила. Видел его уже, рядом сидел, а поговорить не удавалось. Я уже служил в армии, и вдруг меня отпускают в увольнение. С ночевкой. На Пасху. В принципе, не положено, но мое начальство, зная, что я верующий, пошло навстречу. Так я оказался в этом неуставном увольнении – на два дня.

И вот в Великую Субботу 1993 года я отправился прямиком в лавру. Приезжаю, сначала, проходя, проверил: у отца Наума все было закрыто. Пошел к преподобному Сергию, приложился к мощам. Написал записочку. Карандашом. Выхожу в притвор, а там пожилая женщина (тогда-то, при моем возрасте, она мне вообще старушкой казалась – ей, может быть, лет 50 было) громогласно спрашивает:

– Кто пойдет чистить картошку? Кто может помочь?

А мне, солдату, лишь бы подольше в лавре побыть. Вот я и вызвался. Чистили мы эту картошку час от силы, а она всех нас потом еще кормить повела! В старую братскую трапезную, которая располагалась под Сергиевским трапезным храмом. Это была очень красивая трапезная, с росписями. Мы все покушали. Я – как следует (на то и солдат). А этой бабушке-то я, получается, уже вроде как и знакомый, да? И вот я – к ней:

– А нельзя ли к отцу Кириллу или к отцу Науму попасть?

– Ну, отца Кирилла сейчас нет, – отвечает, – а к отцу Науму – пошли.

И она меня провела за трапезным храмом и лаврской стеной. Мимо просфорни. Оказывается, отец Наум потихоньку там своих принимал. Официально было закрыто, а свои проходили. Я сел. Передо мной только одна игумения оказалась, больше никого не было. И вот отец Наум меня принял. Я ему исповедовался. Он мне подарил иноческое келейное правило и Евангелие на церковнославянском языке, а также книжечку. Был тогда такой сборник «Сердце чисто созижди во мне, Боже» – 1-й том, «И дух прав обнови во утробе моей» – 2-й том. Вот он мне второй том и подарил, с преподобным Серафимом Саровским на обложке. А первый я потом докупил, как вы думаете, где? Здесь, в Сретенском монастыре, – кстати, тогда еще даже не открывшемся.

Помню еще, кроме всего прочего, отец Наум сказал мне:

– Смотри, хорошо служи.

Я ни разу на гауптвахте и не был. И еще прибавил:

– Смотри, ничего не воруй. Даже до такой вот вещички, – и показал пальцами: до какой.

«Ну, да, – думаю, – воровать нехорошо».

Приезжаю домой, в Мытищи, и что я нахожу в своем кармане? Карандаш! Которым я писал записку на молебен у мощей преподобного Сергия. Получается же, что я его стащил! А карандаш этот размером как раз такой, как отец Наум мне показал!

_{Архимандрит Наум (Байбородин) в лавре}

Возвращал я этот карандаш потом два года: все забывал. В конце концов, через два года сестра ехала в лавру, я ей и говорю:

– Ольга, вот тебе два карандаша, отвези преподобному. А то я у него карандаш утащил.

То есть я вчетверо воздал (ср. Лк. 19, 8 ). Я же половину карандаша упер? Вот. А два целых новых карандаша – это вчетверо. Так уж получилось. Я не специально. Это я уж потом, задним числом вычислил.

А потом, когда я уже в монастыре был, мне одна из духовных чад отца Наума подарила его фотографию. А он, когда его фотографировали, решил этому воспрепятствовать и выставил руку, а получилась так, что пальцы сложены в ту самую конфигурацию, точно он мне все также показывает: «Даже до такой вот вещички».

Потом уже, когда я служил в армии, у меня были искушения, и я попросил маму, чтобы она к отцу Науму съездила. Мама у меня послушная. Я попросил – она съездила. И потом уже, когда я был в братии обители, через других людей я узнал – мама им рассказала, – что отец Наум ей тогда сказал про меня:

– Отпусти его идти своей дорогой.

То есть то, что она меня в свое время отпустила в монастырь, – это она послушалась отца Наума. Она не сама решение приняла, а послушалась старца. Мама родилась на память преподобного Сергия, 8 октября 1940 года, и о том, что сына надо отпустить в монастырь, ей было сказано в лавре.

Тест на смирение

Игумения Николая (Ильина), настоятельница Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря города Малоярославец:

– Однажды отец Наум спас меня от очень сильного искушения. Он просто задержал меня, – вот и всё. За мною матушка Никона (Перетягина), я тогда еще экономом была в Шамординской обители, уже даже одну из сестер в лавру прислала. А он:

– Я ни тебя не пущу, – говорит мне, – ни ее, идите вон там-то и молитесь!

Окажись я в это время в монастыре, мне не избежать было больших неприятностей

Так я там до вечера и просидела, молилась. А потом выяснилось: окажись я в это время в монастыре, мне не избежать было по должности больших неприятностей.

По рассказам нашей игумении, которая с детства окормлялась у отца Наума, мы знали, что, когда она к нему уже даже монахиней приезжала, он начинал при всех:

– Ты куришь?!

Ей стыдно, но стоит, боится воспрекословить.

– Ты пьешь! Пьешь! – продолжает он. – Ты пьяница!

Матушка нам говорила, что порою и обидится, уйдет.

_{Игумения Николая (Ильина)}

А поскольку я обо всем этом уже знала, то, когда меня матушка пошлет к отцу Науму, а он в очередной раз заведет эту пластинку, я уже не смущалась.
– Ты куришь?! – бросит он мне при огромном скоплении народа.

– Да, батюшка, курю, – еще так покашляю немножко для убедительности.

– И пьешь!

– Да, пью. Простите, батюшка, пью.

– И постом!

– Не, постом не пью.

– Ну, вот и молодец.

Понятно: молодец – за то, что смирилась. Но это, конечно, была не моя заслуга. «Уготовихся и не смутихся» (Пс. 118, 60).

Помню, еще он мне давал такие задания, которые совершенно были, как казалось, неадекватны. Однажды он меня отправил в какой-то музей – Козельский, что ли? – чтобы я посмотрела там чучело медведя! Я посмотрела. А потом, когда оказалась в Малоярославце, я на эмблеме города увидела именно такого, стоящего, как в том музее, медведя.

В очереди у отца Наума, бывало, говорили, что каким бы странным ни казалось задание, надо его выполнить за послушание, чтобы молитва батюшки могла в твоей жизни разрешить какую-то проблему, о которой ты его, может быть, и просила.

Как отец Наум меня в монастырь «сватал»

Монахиня Мария (Фомина), духовное чадо отца Наума:

– Мама нас с братом, нынешним митрополитом Астраханским и Камызякским Никоном, с детства к отцу Науму водила. С нами, детьми, он и вел себя как с детьми. То что-нибудь вкусненькое даст, то овечку какую-нибудь на Рождество подарит. Одно время батюшка все хотел, чтобы я игуменией стала, но пусть уж лучше овечки игрушечными будут...

– Не мое это, батюшка, – говорю.

И он не стал настаивать.

В 16 лет я, помню, как-то оказалась у отца Наума, а он мне вдруг объявляет:

– Всё – тебе надо во Владимир!

А я только 9-й класс закончила.

– А как же учеба? – уточняю я.

– Ничего, хватит, – он и сам ровно столько же классов закончил.

А во Владимире при кафедральном соборе у отца Наума общинка сестер была. Вот я туда на послушание и отправилась. Пела там на клиросе. Уборщицей была. А для смирения потом еще и туалеты мыла, – чтобы на меня никто не заглядывался. Года два я там попослушалась, а потом батюшка меня в Рижский монастырь на каникулы отправил.

– Езжай, да попросись у игумении. Возьмет или не возьмет?

Мне тогда еще и 18-ти лет не было. А принимали тогда в монастыри вообще желательно после 26-ти – тогда еще с этим строго было. У меня еще и прописки никакой нет. А батюшка мне внезапно откуда-то такой черный красивый отрез крепдешина достает и вручает:

– Отдашь матушке – пусть она тебе хитон пошьет.

_{Игумения Магдалина (Жегалова)}

Я поехала. Все матушке пересказала. А там тогда игумения Магдалина (Жегалова) была, – подвижница высокой духовной жизни. Отдаю ей отрез. Она на него так посмотрела:

– Это уже когда ты подрастешь, мы тебе сошьем такой подрясник. А пока в сатиновом походишь.

Отправила меня на послушание в пустыньку. А я к тому времени уже очень полюбила Пюхтицкий монастырь. Попослушалась я с месяц в пустыньке, и вот приезжает туда матушка Магдалина. Я думаю: «Хоть бы она меня не взяла». А она:

– Я помолилась. Я тебя беру.

Я – в слезы, можно было подумать, что от радости.

– Ты съезди еще раз к отцу Науму, – говорит матушка. – Так как с пропиской у тебя сложности, жить будешь у нас, а работать пока в больнице.

Даже прощаясь с мамой, отец Наум принимал людей и отвечал на их вопросы

Еду к батюшке. Приехала, а в этот день умерла его мама Пелагея Максимовна, в постриге – схимонахиня Сергия. Я подошла благословиться, он у гроба сидел. Дал мне 9-ю кафизму прочитать. Удивительно, что, даже прощаясь с мамой, отец Наум пребывал в таком расположении духа, что все равно принимал людей и отвечал на их вопросы. Я ему все рассказала.

– Матушка игумения, – объясняю, – меня берет. Как вы благословите?

А он вдруг и отвечает, – он всегда в сердце человеку смотрел:

– Поживи еще с мамой. А там видно будет.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

И вдруг вручает мне мешок, – сложил туда вещи своей мамы. И отдал нам еще и ее швейную машинку. Мы очень бережно ко всему этому относились.

Пожила я, значит, с мамой. А потом как-то раз вызывает меня отец Наум и говорит:

– Ну, ты как? Регентом сможешь быть?

– Батюшка, да я и нот-то не знаю.

– А ты можешь сказать: до-о-о ля-я фа?!. Ну, повтори!

Я повторила.

– Ну вот. Езжай. Представляешь, там батюшка только проповедь выйдет сказать, а певчие все уже разбегаются!

Так я оказалась в Эстонии, в Кохтла-Ярве, у отца Вячеслава Куркина. Приехала я туда, ничего не знаю, и попала как раз на первую службу на Успение. Иду к храму и плачу:

– Матерь Божия, как же я буду регентовать?.. Матерь Божия, Ты Сама управь!.. – прямо реву.

А там же певчие все дореволюционные – как я ими регентовать буду?!

– Ма-ри-на! – вдруг слышу в спину (меня так звали до пострига).

Оборачиваюсь, моя родная сестра Анна, откуда ни возьмись, бежит! Она вообще-то должна была сразу после Успения замуж выйти... А батюшка ее, оказывается, не благословил и вслед за мной отправил.

Певчие меня почему-то замечательно приняли, их регент мне очень помогала, всему меня учила, – я даже поверить не могла в происходящее.

Были, конечно, и искушения в женской мирской общине, после которых в монастыре все, как в раю, воспринимать будешь... Батюшка всегда знал, кому какую школу надо пройти и как это каждому из нас потом в жизни пригодится.

И вот, помню, как-то раз приезжает туда к нам на приход Тамара Горланова, она тоже была чадом батюшки, я ее очень любила, она у нас старшей сестрой в общине во Владимире была. Сейчас она монахиня Надежда где-то на родине батюшки, в Новосибирске. Она мне и объявляет:

– Батюшка тебе благословил проситься в Пюхтицу.

Я так обрадовалась! И ведь ни разу батюшке не обмолвилась, что в Пюхтицу хочу. Мне с самого начала туда хотелось, но батюшка лучше знает, кого и как вести.

Отправилась я в Пюхтицу. А мне как раз тогда и исполнилось 18 лет! Это такой для меня подарок был на совершеннолетие! Приезжаю, кланяюсь игумении Варваре (Трофимовой):

– Матушка, благословите к вам в монастырь. Меня отец Наум благословил.

А она сразу:

– Я тебя беру.

А там как раз, оказывается, формировался второй иерусалимский набор. Первый уже отправили. А мы были на подходе... 20 человек. Но из них из всех я почему-то только одна в итоге в Иерусалим попала, хотя и не хотела. Мне в Пюхтице нравилось. Да и матушка была не против меня оставить, но говорит:

– А ты к своему духовнику езжай. Как он благословит?

Я так надеялась, что батюшка меня не благословит. А только сказала ему, как он тут же:

– Двумя руками благословляю, – по-архиерейски отозвался.

– А как же я там без вашего окормления буду жить? – интересуюсь.

– Я передаю тебя в руки Матери Божией, – отвечает.

Так меня и пристроил.

«Ради Господа-то!? Ничего не тяжело!»
или История с аккумулятором

_{Ольга Самойлова}

Ольга Ивановна Самойлова, старший преподаватель кафедры теологии МИИТ (РУТ – Российский университет транспорта):

– Меня мама к отцу Науму еще маленькую, лет с шести, водила.

А потом, уже в университете, как каникулы, мама:

– А ты спроси у отца Наума, куда тебе отправиться?

Приезжаю:

– Батюшка, куда?

– Поезжай в Ригу!

– А чего там?..

– Да вот... Слушай, Алексея знаешь?

– Знаю...

– Аккумулятор ему надо отвезти!

Беру эту неподъемную передачку, а когда прибываю по указанному адресу в Риге, попадаю в монастырь.

Алексей смотрит недоуменно:

– Аккумулятор?! А у меня есть...

И, видя уже мое недоумение, улыбается:

– Давай-давай, и этот пригодится!

Интересно, сколько ему таких аккумуляторов привезено было?

Так я оказалась в Свято-Троицком Рижском женском монастыре.

Поселили меня там с монахиней Феодосией, – она тоже чадо отца Наума. Когда мы этих старушечек просто видим где-нибудь, по монастырскому двору спешащих в храм, мы и не представляем себе, какие это на самом деле подвижницы.

Я там просто взвыла через пару дней:

– Матушка, как же можно так мало спать?

Меня там еще и клопы кусали.

– Да ты просто новенькая, – смеется она, – вот они на тебя и напали.

Сама она, пока управится на послушаниях да обойдет весь монастырь крестным ходом, где-то в час ночи только приходила в келлию и... начинала еще читать свое монашеское правило! Я уж засыпала. А наутро, тоже сквозь сон, понимаю, что в полпятого каждый день она уже на ногах, – бежит на молебен.

– Матушка, ну, как же вы так? Тяжело же?

А она смотрит на меня, глаза огромные такие, голубые:

– Ради Господа-то?! Ничего не тяжело!

А потом, помню, приехала моя мама, читает-читает какую-то записочку, а потом так поворачивается к матери Феодосии:

– Обижают?

Та склонила голову, и – ни звука. Вот это настоящее монашество.

Ее вообще всегда было не видно – не слышно. Ты и Бог – вот и монах.

Мне и самой батюшка как-то говорит:

– А мы думали, ты монашкой будешь!

– Не-е-е-е-е-е, – отвечаю я, уже насмотревшись к тому моменту, как это тяжело. – Я замуж выйду.

Благословил – вышла. Родилось у меня трое деток. Прихожу как-то раз к батюшке:

– На работу бы устроиться...

– Вот твоя работа, – показывает он мне на детей.

Хотя до рождения детей я уже успела поработать в медицине.

_{Хотьковский монастырь}

Помню, как в 1987-м году батюшка нас с мамой послал расчищать Хотьковский монастырь. Мы вокруг храма убирали. Смотрим, там рельс лежит. Мы его взяли и понесли куда-то. А как опускать, мама-то руки убрала, а я правую руку одернуть не успела. И мне этот рельс придавил кисть. Мама потом вспоминала: «Ты только крякнула». А сама помню, у меня глаза на лоб полезли, и первая мысль: «А как я завтра работать буду?» Я тогда работала в реанимации, мне же уколы надо ставить... Что делать?!

Извлекаем руку, смотрю на свои пальцы, а они целы. Мама девчонкам побежала сказать, они примчались, стали мне йодом руку заливать. Я смотрю на все это: «А йодом-то зачем?» Но все были перепуганы, как-то пытались помочь. Мы тогда решили сделать перерыв.

Я еще по пути в трапезную, помню, заглянула в храм, а там горы мусора, казалось, это все еще разгребать и разгребать. А вот мы возвращаемся с перекуса, смотрю в проем храма, а там уже пол свободен, все вынесли!

Так все и происходило каким-то чудесным образом.

Захожу в храм. А мне указывают на расчищенное место:

– Здесь захоронены родители преподобного Сергия – Кирилл и Мария.

Я, помню, поводила там по песочку своей придавленной рельсом рукой, – и все! На следующее утро, как идти на работу, я даже уже вспомнить не могла: какая рука, правая или левая, пострадала?

Помню, потом уже и сама к батюшке приезжала, мысли меня там вихрем захватывали. А он томит, испытывает. Ему же все мысли были открыты. Удивительно, что он выходил только тогда, когда я сама начинала его звать. Один раз так взмолилась, что он аж выбежал:

– Что такое?!!

А я стою, растерялась. У меня все просьбы от такой быстроты реакции улетучились.

– У мамы параман истерся, – только и пролепетала я.

– А, параман... Ну-ка, принесите ей новый.

Принесли.

Тут уж я осмелела, говорю:

– Вот, батюшка, не пускают к вам.

А тогда действительно передо мной дверь как-то внезапно захлопнулась.

– Да вот! – озирается. – Ходят-ходят, такие кроткие, смиренные. А как только поставишь сюда, сразу меняются! Никак не пойму, что с ними делается?!

Батюшка умел и без прямого вопрошания проблемы решать

И тут же переводит тему разговора:

– О, какая дубленка на тебе... модная!

«Причем тут дубленка?» – присмотрелась я к ней. Утешить он меня, что ли, так хотел?

Благословил, и я ушла.

Так тогда и не вспомнила: зачем я к нему приходила, вопила там, чтобы он вышел? Батюшка умел как-то и без прямого вопрошания проблемы решать.

_{Архимандрит Наум (Байбородин)}

Потом уже, когда дети подросли, при Заиконоспасском монастыре открылись Высшие Знаменские богословские курсы, батюшка стал туда направлять тех, кто впоследствии мог бы преподавать. А ведь тогда еще даже кафедры теологии нигде по вузам не открывались.

Мне он еще задолго уже предсказал:

– Будешь преподавать, студентов у тебя будет 20–30.

Про отца Наума вообще в лавре говорили: «Отец Наум сказал? Через 20 лет сбудется». Тогда это сложно было себе даже представить, а вот действительно прошли многие годы – и сбылось.

Подготовила Ольга Орлова

https://pravoslavie.ru/118035.html

[Александр Васильевич]

ОТЕЦ НАУМ И ВНУК ФИЛИППОК

Архимандрит Наум (Байбородин) (1927 г – 13 окт. 2017 г.) – один из опытнейших духовников и известнейших старцев Троице-Сергиевой лавры. Это реальная история, присланная вдовой патролога А.И. Сидорова (супруги были духовными чадами отца Наума).

_{Архимандрит Наум (Байбородин)}

Когда я узнала, что мою дочь Феодору положили вместе с нашим трехлетним внуком Филиппом в тверскую больницу, я сразу же позвонила дочери, но она меня успокоила, сказала, что ничего страшного, скорее всего, отравился краской, которой красили деревенский забор. Но когда на третий день на мой вопрос, как самочувствие внука, дочь сказала, что лечат, а я спросила: «От чего?» – и услышала в ответ: «Не знаю, мама!» – вот тут я реально оценила происходящее и сразу же понеслась в Тверь. На кроватке лежал маленький мальчик рядом с огромной капельницей, глаза у него были «в кучку».

– На кого ты смотришь? – спросила я.

– На тебя, баба!

– Что с ним?

– Неизвестно, диагноз не могут поставить, предполагают опухоль головного мозга или инсульт, нужна компьютерная диагностика, а на компьютер очередь.

Я тут же позвонила в Москву студентке наших Богословских курсов, профессору кафедры института педиатрии, Федосеевой. Она сказала: «Нет-нет! Это не опухоль, скорее всего, у него энцефалит!» Дочь сообщила предположение московского профессора тверским врачам и услышала в ответ: «Этого не может быть, у нас давно уже нет энцефалита!»

Все понятно, теперь, для уточнения диагноза, надо срочно ехать к «главному врачу»: к нашему батюшке! В 5 утра мы уже были с зятем в лавре. Батюшка спешил на братский молебен и, поравнявшись с нами, не останавливаясь, бросил мимоходом: «У вас кто-то болен? Срочно забрать из больницы!» Но мы решили дождаться, когда батюшка начнет прием, он же не знает, какие ужасные диагнозы ставят нашему внуку! В батюшкиной приемной, отойдя в сторонку и подложив под лист бумаги книгу, я стала писать батюшке записку о состоянии Филиппа и о предполагаемых диагнозах. Батюшка повернул голову в мою сторону: «Ну, что ты там выдумываешь?» «Значит, эти диагнозы неверны», – с облегчением подумала я. Позвонила дочь и сказала, что нужно срочно делать компьютерную диагностику, а к компьютеру не пробиться, но батюшка передал через игуменью тверского монастыря Иулианию, которая в то время была в батюшкиной келлии, что диагностику делать не надо, а надо срочно ехать в Москву. Я сообщила это дочери, но услышала в ответ:

– Мама, врачи говорят, что он очень слабый, не выдержит этой поездки и умрет.

– Значит, умрет! – твердо сказала я.

На третий этаж я поднялась с трудом. Но ребенок встретил меня с улыбкой, и врачи согласились нам его отдать. Всю дорогу внук довольно активно реагировал на проезжающие машины и вселял надежду на благополучный исход болезни. Но когда мы привезли его в Москву, тут наши надежды растаяли. Ножки и ручки как плети, от еды отказывается.

– Хочешь покушать?

– Потом, баба.

– Может быть, ты хочешь, чтобы я тебя поносила на ручках? Вынесла на твой любимый балкон?

– Потом, баба.

Мы позвонили по «03», но на другом конце провода, услышав, что ребенок из больницы, положили трубку. Вызвали частного врача, который, осмотрев Филиппа, сказал: «У него менингит, и его надо везти в инфекционную больницу». Но я, которая всю жизнь боялась детского менингита (наверное, потому, что мой дядя умер от этой болезни в 14 лет, и бабушка часто возвращалась в своих воспоминаниях к этому страшному событию), уверенно сказала, что менингита у него нет (я думаю, что такая уверенность у меня появилась за молитвы батюшки), поэтому внука мы в инфекционную больницу не повезем. «Какая упрямая бабушка», – удивился врач и поспешил уйти. Но решение, как сказал батюшка, надо было принимать срочно, и мы позвонили в службу спасения. На вызов приехали отец с дочерью. «Нет у него никакого менингита, ребенка надо везти в Морозовскую больницу», – сказали они после осмотра. А потом спросили Филиппка: «Ты хочешь в больницу?» – «Да», – ответил он.

Диагноз оказался очень грозным и редким, практически не дающим шансов на выздоровление

Ведущим врачом оказался у нас заведующий отделением Владимир Евгеньевич Попов, и опытные мамы сказали нам: «Другого не ищите, он – самый лучший, чтобы к нему попасть, мы месяцами стоим на очереди». Вскоре был поставлен и правильный диагноз, но он оказался не только очень грозным, но и редким, практически не дающим шансов на выздоровление: «Аневризма головного мозга». На 100000 детей эта болезнь встречается только у двоих. Когда мы через 5 лет спросили у Владимира Евгеньевича, какой прогноз нашей болезни, он ответил так: «Я ничего не могу вам сказать. За все эти годы я только у одного ребенка наблюдал подобное заболевание, но и то он умер».

Узнав о заключении врачей, наш знакомый профессор воскликнула: «Чтооо? Аневризма бывает обычно у мужчин за сорок, а чтобы у трехлетнего такое было, я никогда не слышала». Владимир Евгеньевич предложил родителям согласиться на операцию: необходимо было обеспечить постоянный отток жидкости из головного мозга в кишечник через шунтирование. Но хотя без этой операции нельзя было обойтись, она не устраняла главную причину болезни. Скопление жидкости было лишь следствием аневризмы: расширения многочисленных сосудов головного мозга, которые в любую минуту могли лопнуть, приводя к непредсказуемым последствиям.

Но соглашаться на операцию без благословения батюшки мы не могли и тут же поехали в лавру. Выслушав нас, батюшка, как и раньше иногда случалось, решил устроить «консилиум»: видимо, он все-таки надеялся, что за молитвы можно будет обойтись и без операции, которая представляла угрозу жизни ребенка. Обычно батюшка советовался с Любушкой Сусанинской, а сейчас, после Любушкиной кончины, предложил позвонить отцу Петру Афанасьеву и спросить у него, делать операцию или нет. А еще протянул визитку со словами: «И у нее спросите». На визитке был телефон главного адвоката Москвы. В полном недоумении мы вышли из батюшкиной келлии. Но тут же увидели знакомого священника, который, посмотрев на визитку, сказал: «Все понятно, я сейчас позвоню». Через некоторое время он сообщил нам ответ: «Срочно операция!» Оказалось, что эта женщина-адвокат в сложных случаях звонила блаженному Алексею Федоровичу, который в детстве перенес ДЦП и был лишен возможности говорить и ходить: его носили на руках. Но у Алексея был дар прозорливости, и он мог общаться с теми, кто нуждался в его помощи, используя алфавит. Вот откуда появился этот ответ, который мы так ждали. Через некоторое время откликнулся и отец Петр: «Я молился в алтаре: операция!» Пришлось батюшке благословить нашего внука на шунтирование, хотя было видно, что делать это ему не очень хочется. Но вот что тогда удивило нас: батюшка помолчал, а потом добавил: «Может быть, третья операция и не понадобится!»

Через несколько дней, когда мы с мужем снова были в лавре, позвонила плачущая дочь: «Мама, Филипп почти ослеп! Врачи говорят, что зрение не восстановится, его ждет полная слепота!» Муж поспешил в алтарь, где молился в это время наш батюшка. Батюшка, как обычно, горестно покачал головой: «Оооо!» Муж вышел, и мы остались стоять около храма. Батюшка появился минут через пятнадцать: «Ну, что, сейчас уже лучше? Да?» Батюшкины слова дали нам возможность домчаться до больницы, только слегка поцарапав об автобус машину… В конце длинного больничного коридора появилась наша дочь, которая везла на коляске внука. Он улыбался нам и радостно протягивал руки. На наш немой вопрос дочь поспешила ответить: «Правда, он ничего не видел!» Месяца через три батюшка спросил меня: «Ну, как Филипп? Он сейчас видит?» – «Конечно, видит!» И это вместо того, чтобы поблагодарить батюшку за молитвы, вернувшие нашему внуку стопроцентное зрение!

Почему мы молились святителю Филиппу, понятно. И преподобному Сергию – тоже понятно, почему. Но почему мы стали молиться мученику Цесаревичу Алексею? А началось все с того, что я обнаружила у себя дома ксерокопию его фотографии и неожиданно для себя поняла, что именно ему и надо сейчас особенно молиться. И не только ему, но и всем святым Царственным Страстотерпцам. Мы стали читать по вечерам акафист вместе с нашей младшей семилетней внучкой. И как же Господь укреплял нас в это время за молитвы нашего батюшки! Сколько чудес происходило с нами! Причем таких, о которых и рассказать-то не сможешь, потому что в них трудно поверить. Могу только сказать, что Царственные Мученики всегда находились рядом с нами, утешая нас в нашем горе. Акафист у меня был, а вот иконы Царственных Мучеников, к сожалению, не было. И только я подумала об этом, как из лавры приехал отец Моисей с необходимой мне иконой: «Сам не знаю почему, но я вдруг решил, что вам именно эта икона нужна. Стал спрашивать ее в иконной лавке, мне сказали, что такой иконы нет, а я не отхожу и прошу, чтобы получше поискали. Наконец продавец радостно сообщила: ‟Вот, нашла, но она у меня только одна!” – ‟А мне одну и надо!” – говорю».

Как же Господь укреплял нас в это время за молитвы нашего батюшки! Сколько чудес происходило с нами!

Началась подготовка к операции. Но для того, чтобы она была бесплатной, необходимо было предъявить страховой полис, которого у нас не было, ведь наши дети и внуки живут в тверской деревне, там служит наш зять, восстанавливая из руин несколько храмов. Мы стали выяснять, где этот полис берут, и нам назвали адрес некой Марии Ивановны, которая оформляет полисы. Я пошла по указанному адресу, но мне сказали, что Мария Ивановна сейчас болеет, так что надо ждать, когда она поправится. Все это я сообщила нашему лечащему врачу Владимиру Евгеньевичу. Врач с удивлением посмотрел на меня:

– Какая еще Мария Ивановна? Вы что, не понимаете, что операцию надо делать срочно? Завтра он может ослепнуть или оглохнуть, а то и вовсе не дожить.

– А без полиса платную операцию вы можете сделать? У нас много друзей, они помогут!

– А зачем вам это надо?

– Но вы же сами говорите, что может завтра ослепнуть!

– Так это завтра, а сегодня же еще ничего не случилось, оформляйте полис.

Я говорю дочери: «Тут что-то не так. Давай не будем торопиться, примем слова Владимира Евгеньевича как волю Божию». Поиски привели меня в Протопоповский переулок, где в большом зале сидело множество операторов, которые занимались оформлением полисов. Правда, сначала мне предложили ехать в Тверь за какой-то справкой, но я решительно сказала, что никуда не поеду, потому что мой внук умирает, и дорога каждая минута. «Хорошо», – ответили мне и выдали полис.

Операцию назначили на 17 июля. И тут мы вдруг осознали, что 16 июля – день памяти святителя Филиппа Московского, 18 июля Церковь празднует память преподобного Сергия Радонежского. А в день операции, 17 июля, – день памяти Царственных Страстотерпцев, которым мы особенно молились о здоровье нашего ребенка. Так что все те святые, к которым мы обращались за помощью в самые трудные для нас дни, откликнулись чудесным образом, по милости Божией, на наши молитвы.

Операция прошла, слава Богу, удачно, но ведь аневризма никуда не делась и могла дать о себе знать в любой момент. И мы обратились после выписки Филиппка за консультацией в госпиталь им. Бурденко. Нам сказали так:

– Ребенка по врачам не водите, не мучайте его. Проживет до 5 лет – и то хорошо. Косоглазие? Да о чем вы говорите? Нет, глаза, конечно, не восстановятся, это же ЦНС.

Но наш дорогой отец Моисей тут же приехал утешать нас: «До пяти лет, говорят? Ну, это мы еще посмотрим, как Бог даст. Глаза? Конечно, восстановятся, это же ЦНС, она запоминает, как все было, и стремится вернуть все в первоначальное состояние», – что и произошло по молитвам через какое-то время.

Когда Филиппу исполнилось 8 лет, я повезла его на консультацию к невропатологу. Врач, ознакомившись с анамнезом его болезни и видя перед собой веселого, подвижного мальчика, не могла скрыть своих чувств:

– Вы хоть понимаете, что он у вас второй раз родился?

– Да, понимаю.

– А вы понимаете, что это чудо?

Но я ответила с улыбкой:

– А вы знаете, кто за него молился? И сколько человек?

– Я так и подумала, что вы не только по больницам ходите! – воскликнула врач.

Когда мы привезли Филиппка к батюшке впервые после операции, и мой муж прижимал к себе своего любимого маленького мальчика, батюшка ласково спросил:

– И это все из-за него? – А потом добавил:

– Он теперь здоров? – Хотя Филиппу предстояли еще две операции.

Вторую, самую сложную, рискнули сделать, когда ему исполнилось 14 лет, два врача Морозовской больницы – Матвей Игоревич Лившиц и Александр Борисович Карпов.

И третью операцию, о которой говорил батюшка, все-таки пришлось делать. К 18 годам наш внук очень вырос, и трубочка, по которой когда-то стекала в кишечник жидкость, стала тянуть, так что пришлось удалять небольшой кусочек.

Светлана Сидорова

13 октября 2021 г.

https://pravoslavie.ru/142287.html