«Воин Христов». Духовный облик и жизненный путь архимандрита Кирилла (Павлова)Иеромонах Пафнутий (Фокин)Доклад иеромонаха Пафнутия (Фокина), насельника Свято-Троцкой Сергиевой Лавры, на ХХVIII Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Данилов ставропигиальный мужской монастырь Москвы, 28–29 января 2020 года)
Архимандрит Кирилл (Павлов) Ваши Высокопреосвященства, Высокопреподобия, всечестные отцы, дорогие братия и сестры! Мой доклад будет посвящен жизненному пути и духовному облику архимандрита Кирилла (Павлова), сокровенного подвижника и молитвенника, человека, сохранившего преемственность традиции старчества в современном монашестве.
В одной из своих проповедей, вспоминая великое событие Богоявления, отец Кирилл сказал: «Всё совершающееся в жизни Иисуса Христа должно служить для всей христианской Церкви законом и образцом деятельности, единственным путем, ведущим в Царство Отца Небесного, ибо Господь сказал: Я есмь путь, и истина, и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14:6)» [1]. Эти слова стали путеводной звездой самого отца Кирилла, для которого Христос и Евангелие были самым главным в его жизни.
Понесший все тяготы войны, участник кровопролитных боев за Сталинград, окончивший войну на территории Австрии, приснопамятный старец архимандрит Кирилл всем советовал постоянно читать Евангелие, говоря, что через чтение Евангелия укрепляются вера и добрая воля, просвещаются ум и сердце. Он знал об этом из собственного опыта.
Значение этого духовного делания открылось Ивану Павлову – будущему архимандриту Кириллу – еще в годы войны, в разрушенном Сталинграде. Отец Кирилл рассказывал об этом так: «После освобождения Сталинграда нашу часть оставили нести караульную службу в городе. Здесь не было ни одного целого дома. Был апрель, уже пригревало солнце. Однажды среди развалин дома я поднял из мусора книгу. Стал читать ее и почувствовал что-то такое родное, милое для души. Это было Евангелие. Я нашел для себя такое сокровище, такое утешение! Собрал я все листочки вместе – книга разбитая была. И оставалось то Евангелие со мною все время. До этого такое смущение было: почему война, почему воюем? Много непонятного было, потому что сплошной атеизм был в стране, ложь, правды не узнаешь. А когда стал читать Евангелие, у меня просто глаза прозрели на все окружающее, на все события. Такой мне бальзам на душу оно давало. Я шел с Евангелием и не боялся. Никогда. Такое было воодушевление! Просто Господь был со мною рядом, и я ничего не боялся. Дошел до Австрии. Господь помогал и утешал. А после войны привел меня в семинарию. Возникло желание учиться чему-то духовному...» [2]
Отец Кирилл вспоминал о духовном подъеме последних лет войны: «Когда стали открывать храмы, такой был подъем в народе. Народ шел в храмы. И я сам был очевидцем этого <…> После Сталинградской битвы, когда мы прибыли в тамбовские леса на отдых, в один воскресный день я пошел в Тамбов. Там только что открыли единственный храм. Собор весь был голый, одни стены... Народу – битком. Я был в военной форме, в шинели. Священник, отец Иоанн, который стал впоследствии Калининским епископом Иннокентием, такую проникновенную проповедь произнес, что все, сколько было в храме народа, – навзрыд плакали. Это был сплошной вопль... Стоишь, и тебя захватывает невольно, настолько трогательные слова произносил священник. Конечно, такой вопль, молитва простой верующей души до Бога дошла! Я в это верю на все сто процентов! И Господь помогал... » [3]
В октябре 1945 года Ивана Дмитриевича демобилизовали. Он поселился у сестры Анны Дмитриевны в Бирюлеве, и она ему посоветовала съездить в кафедральный Богоявленский Елоховский собор. Там ему ответили, что в Новодевичьем монастыре как раз открыли Богословские курсы. А так как первый набор уже закончился, батюшка поступил на них в 1946 году.
Отец Кирилл рассказывал: «Помню, проректор, отец Сергий Савинский, радушно встретил меня и дал программу испытаний. И я с большим воодушевлением начал готовиться. Вырос в крестьянской семье, родители были верующие. Но с двенадцати лет я жил в неверующей среде, у брата, и растерял свою духовность. Господь дал мне такую энергию, такое желание! На экзамене дали мне наизусть читать пятидесятый псалом... Затем сочинение было на евангельскую тему. А я Евангелие хорошо знал. На “пять” написал сочинение. И мне прислали извещение, что я принят… И все мы, кто там тогда был: кто, как и я, с фронта пришел, кто с угольных шахт – были испытанные жизнью... Считаю, что наше неверие, наше невежество, наше незнание Бога, а также нарушение нравственных законов не могут оставаться безнаказанными. Мы не ведаем, что Господь промышляет не только о каждом человеке, а вообще обо всей стране. Поэтому и война была. И это не без попущения Божия. Если и волос с нашей головы не упадет без воли Божией, то тем более – война. Это попущение Божие за нашу безнравственность, за наше безбожие, отступление. Господь попустил, чтобы это пресечь» [4].
Окончив в 1954 году Московскую духовную академию, Иван Павлов был принят в братию Лавры, и в том же году 25 августа был пострижен в монашество с именем Кирилл, что значит Солнце, – как возлюбивший Солнце Правды Христа. В Лавре отец Кирилл нес послушания певчего, пономаря, казначея, помощника духовника, а с 1971 года – духовника братии.
Братия, объединяемая любовью батюшки, собиралась в его келии на каждодневном правиле, некоторые иноки искали очищения сердца в откровении старцу своих помыслов. Отец Кирилл слушал исповедников почти всегда молча, говорил одно-два слова, но эти-то слова и оказывались самыми действенными и перевешивали множество наставлений, потому что они были подкреплены сострадательной молитвой.
К 100-летнему юбилею отца Кирилла, отмечавшемуся 8 октября 2019 года, в издательстве Лавры вышла книга «Мы все были у него в сердце»; в ней собраны воспоминания о старце его духовных чад – архипастырей, пастырей, преподавателей, монахов и мирян, которым выпало счастье жить под духовным руководством отца Кирилла.
На сбор материалов для этой книги меня благословил наместник Лавры, архиепископ Феогност. Это было около десяти лет назад. Перед началом работы я поехал в Переделкино, чтобы попросить благословения у самого батюшки. Но поговорить с ним мне не удалось. Матушки, которые ухаживали за ним, рассказали, что еще раньше спрашивали отца Кирилла: «Вот начнут о вас писать, издавать книги, как к этому относиться?» На что батюшка ответил: «Пусть пишут. Только пусть пишут так, как было, без искажений и, главное, без преувеличений».
Все, с кем мне довелось беседовать, вспоминали об отце Кирилле с необыкновенной теплотой. Встречи со старцем оставили в их сердцах неизгладимый след. Рядом с батюшкой всегда было благодатно, и чувствовалось, что Господь находится близко. Каждый человек, который приходил к старцу со своей духовной или житейской проблемой, душевной болью или насущным вопросом, получал не только слова утешения и поддержки – через отца Кирилла действовала благодать, которая изменяла образ мыслей, успокаивала душу, вселяла надежду.
Достигнуть такой близости к Богу батюшке удалось благодаря присущим ему добродетелям кротости и смирения. Отец Кирилл очень любил размышлять о кротости. Однажды он высказал мысль, что нас, верующих, отличает от неверующих людей именно кротость – расположение духа, близкое к благоговейной осторожности, когда мы стараемся никого не раздражать и ни на кого не раздражаться. Эти добродетели позволяли ему всегда сохранять мирное устроение духа, а исходящая из его сердца любовь оказывала удивительное умиротворяющее действие на других.
Митрополит Томский и Асиновский Ростислав рассказывал, как однажды к старцу приехали возмущенные родители молодого человека, которого отец Кирилл благословил поступать после школы в Духовную семинарию. Они были неверующими и категорически возражали против выбора сына – настаивали на его поступлении в светский вуз. Перепуганный юноша успел опередить родителей и в страхе прибежал к отцу Ростиславу, тогда еще иеромонаху, у которого окормлялся: «Едут родители чуть ли не бить отца Кирилла за то, что он преподал такое благословение». Как вспоминает митрополит Ростислав, он сам тоже немного оробел: «Мы с этим мальчиком пришли к отцу Кириллу, а он с удивительным спокойствием произнес: “Ничего, ничего, как приедут, вы их ко мне приведите”. Когда возмущенные гости вошли в келью к отцу Кириллу, вместо ожидаемых криков за дверью наступила абсолютная тишина. Прошло около полутора часов, прежде чем дверь открылась и они – папа и мама юноши – вышли от отца Кирилла залитые слезами. О чем уж говорил им старец, не знаю, но единственное, что они повторяли: “Такого святого человека мы в жизни никогда не встречали”» [5].
Когда батюшка был уже тяжело болен и прикован к постели, ухаживавшие за ним матушки старались всячески облегчить его страдания; они спрашивали, что бы еще сделать для него, как еще ему помочь. Однажды старец на это ответил: «Не имею права просить». Видимо, он считал, что не имеет права просить для себя каких-то дополнительных удобств и внимания, боялся лишний раз обременить других людей, доставить им хлопоты и беспокойство.
Отец Кирилл нес в Лавре послушание духовника более сорока лет. Многие считают его самым выдающимся духовником из числа братии обители преподобного Сергия последнего времени. Он был очень внимателен ко всем приходящим к нему, вникал в их нужды и проблемы, искренне стремился помочь. Запомнились его слова: «Жалей людей, и Бог тебя пожалеет». Как ему это удавалось?
Если сравнивать нашу душу со струнным инструментом, то можно сказать, что Господь открывал отцу Кириллу, какую струну души подтянуть или ослабить, чтобы она обрела гармонию и умиротворение. Душа человека раскрывалась перед его жертвенной любовью. Батюшка обладал глубокой проницательностью. Никогда не оказывал давления на собеседника, чутко воспринимая и переживая чужую боль. Если приходилось вразумлять кого-то, он делал это тактично, стараясь не обидеть.
Приведем случай, характерный для отца Кирилла как духовника. Однажды батюшка попросил одного лаврского иеромонаха: «Поисповедуй меня». Тот согласился, и старец каялся с большим смирением, кротко, упоминая и такие «мелочи», о которых этот священник сам на исповеди отцу Кириллу никогда не вспоминал. Позже, анализируя эту исповедь, иеромонах понял, что старец каялся как бы за него, показывая своим примером, что нужно исповедоваться во всех, в том числе и мелких, грехах.
Епитимия у старца всегда была по силам. «В основном он благословлял читать Святое Евангелие (по одной главе), назначал поклоны (семь, двенадцать) с молитвой Иисусовой или с “Отче наш”. Вроде бы весьма скромные епитимии, необременительные для людей, живущих в семьях, в сложных условиях, но они производили сильное действие на человека, мягко напоминая о его грехе перед Богом, пробуждая чувство покаяния, что и является в православном понимании целью епитимии», − отмечает Блаженнейший митрополит Онуфрий [6].
Чтение Евангелия батюшка ставил во главу угла и в своей практике окормления духовных чад. Один из монахов как-то раз посетовал старцу, что у него не остается сил на чтение вечернего правила, на что отец Кирилл сказал: «Постарайся найти в себе силы прочитать хотя бы немножечко из Евангелия, хотя бы одну главу». Монах последовал совету старца и скоро заметил, что усталость проходит, а чтение Евангелия настраивает на молитву. Появлялись силы не только прочитать вечерние молитвы, но и восполнить упущенное за день правило.
Об отце Кирилле чаще вспоминают как о благодатном и любвеобильном старце. Но при этом, если речь шла о спасении души человека, батюшка мог быть непреклонным, строгим, даже резким. Один семинарист, учась на первом курсе, разочаровался в выборе своего жизненного пути – священства – и подумывал выбрать мирскую профессию. Но поскольку он был благочестивым юношей и слышал об отце Кирилле, то все-таки решил взять у старца благословение. Выслушав его, отец Кирилл вдруг стукнул кулаком по столу и резко, даже грубо, ответил: «Чтобы я тебя больше здесь не видел!» Этот поступок батюшки так встряхнул студента, что тот опрометью выскочил из кельи. Проснувшись утром, молодой человек вдруг почувствовал, что ему легко на душе, и понял, что выбор стать священником – это действительно его призвание. Сейчас это почтенный протоиерей, настоятель одного из соборов в Сибири. Рассказывая об этом случае, он поделился своими размышлениями, что, очевидно, таким резким поступком отец Кирилл отогнал от него искушающих его бесов.
К каждому человеку у него был индивидуальный подход. Если человек был не готов принять ответ или по какой-то причине ответ был неясен самому старцу, то батюшка мог просто промолчать или сказать: «Давай пока помолимся». Эту его способность руководить с осторожностью, с духовной деликатностью, направляя человека на путь исполнения воли Божией, начинаешь особо ценить в сравнении с практикой некоторых духовников, с легкостью распоряжающихся судьбами людей, без должного испытания воли Божией благословляющих на монашество, брак, развод, на перемену места жительства. А отец Кирилл напоминал, что духовнику надо быть осторожным, мягким. Если он не знает, что посоветовать, то ему лучше ничего не говорить, а просто молиться.
«Как духовник он никогда не повелевал и не требовал исполнения своих советов. Вопрошавшего он обычно спрашивал, что тот сам думает по этому вопросу, к чему склоняется его сердце. И только после этого высказывал свое суждение, предоставляя человеку свободу исполнить или нет его совет», − вспоминал архимандрит Алипий (Кастальский-Бороздин) [7].
Отец Кирилл не совершал явных чудес, как святые Серафим Саровский или Иоанн Кронштадтский. Кто-то из братии Лавры очень точно подметил, что отец Кирилл выделялся своей незаметностью. Он просто трудился, как должен трудиться любой другой монах, ответственно относящийся к своим обязанностям: к богослужению, к иноческому правилу, к монастырскому послушанию, принимая помимо братии десятки, а то и сотни мирян в день. Блаженнейший митрополит Онуфрий вспоминал, что старца целыми днями окружали люди, досаждали, докучали ему со своими вечными проблемами, и он терпеливо, со смирением выслушивал их. Его день начинался в половине пятого утра, в полшестого он уже был на братском молебне и затем на полунощнице [8]: «Встанет на полунощницу, после полунощницы сразу идет в свою «посылочную» (небольшая пристройка к Старой братской проходной) и там принимает людей до обеда, а после обеда – опять люди, до вечерней службы. На вечернюю службу пойдет, а после службы – опять прием людей до поздней ночи» [9]. Свет в его келье гас только около часа ночи. «Батюшка совершенно не жалел себя, у него был очень перегруженный день, и многие из людей, с которыми мне приходилось общаться, говорили: “Трудно понять, откуда он берет силы!”» [10], – вспоминает митрополит Ташкентский и Узбекистанский Викентий. По словам Блаженнейшего митрополита Онуфрия, в таком режиме старец жил неделю, две недели, а потом заходил в канцелярию (дальняя келия в Варваринском братском корпусе), закрывался на сутки и отсыпался, потому что жизнь в таком графике невозможно выдержать физически.
(Окончание следует)