Мы не проигрывали русско-японскую войну

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

ДЕЙСТВИЯ ФЛОТА
 

Выход эскадры 10/23 июня 1904 года
 

К началу июня ремонт всех броненосцев был завершен. Порт-артурская эскадра вновь по силам практически сравнялась с блокирующим Порт-Артур японским флотом.

Во исполнение приказа командующего 10/23 июня 1904 года Витгефт вывел эскадру в море, но увидев около 6 часов вечера противостоящие корабли Того, немедленно развернулся и не ожидая отставшие броненосцы «Полтава» и «Севастополь» на большой скорости вернулся обратно.

На обратном пути «Севастополь» подорвался на мине. Отставшие броненосцы «Полтава» и «Севастополь» отбили несколько атак японских миноносцев, потопив, по данным морских агентов Германии и Франции, наблюдавших на Золотой горе, семь японских миноносцев. Гибель немедленную, по крайней мере, трех миноносцев, наблюдали с «Полтавы».

Адмирал Того донес, что у него потерь не было.

На этот стиль донесений Того стоит обратить внимание уже сейчас, к нему мы вернемся при оценке правдивости донесений, включая Цусимское сражение.

Один из исследователей той войны назвал этот стиль: Бумеранг информационной лжи.

И еще важное. Эскадра не выполнила поставленной перед ней задачи, но даже этот выход ее в море оказал существенное влияние на сухопутные операции японских войск в Маньчжурии. 24 июня, в день предполагаемого наступления против Куропаткина, командующими 1-й и 2-й армиями Оку и Куроки была получена из Токио следующая директива: «Факт, что русский флот может выходить из Порт-Артура, осуществился: перевозка морем продовольствия, потребного для соединений маньчжурских армий, подвергнута опасности. Было бы неосторожным 2-й армии подвигаться севернее Гайчжоу в настоящее время»[6].

В результате Лаоянский бой, который должен был произойти до наступления дождей, отложен на период времени после их окончания.

Таким образом, мы видим, что любой выход Порт-Артурской эскадры в море, становился зримым воплощением принципа известного адмирала Мэхена: «Fleet in being»[7]. Существенным фактором военных действий. Эскадру, стоящую во внутреннем бассейне Порт-Артура, таковым фактором наши оппоненты не считали.

Адмирал Витгефт, как известно, еще до выхода в море утверждал, что главной задачей флота в сложившейся обстановке является защита крепости. Нерешительный выход эскадры 10 июня он предпочел считать решающим аргументом в пользу того, что прорвать блокаду не удастся.

После возвращения флота в базу по распоряжению адмирала был разработан план по поддержке фланга русских войск, отходивших к Порт-Артуру. По этому плану корабли с конца июня почти ежедневно выходили в море и обстреливали фланги наступавшей японской армии. Иногда флот действовал в усиленном составе.
 

Флот поддерживает армию
 

13 июня после выхода в море русской эскадры, возобновились бои на Квантунском полуострове. В защите Порт-Артура принял участие флот.

Об эффективности поддержки флотом сухопутных войск свидетельствует следующая телеграмма генерала Кондратенко морскому командованию: «Сердечно благодарю за содействие флота, благодаря которому удалось успешно отразить сильнейшие пехотные и артиллерийские атаки на нашем правом фланге».

15 июля японцам удалось занять высоту 93, господствующую на «перевалах». Захват высоты не имел решающего значения, но генерал Стессель, не представляя себе обстановки на фронте или представляя ее как-то весьма по-своему, приказал очистить «позицию на перевалах». Солдаты и офицеры недоумевали: кто приказал отступать и почему? Японские войска потеряли «на перевалах» за три дня до 12 тысяч человек. Нам нужно было продержаться еще несколько дней, и Ноги был бы вынужден прекратить атаки и снова ждать подкреплений.

Недаром японский офицер Тадеучи Сакурай, участник боев, писал впоследствии, что неприятельская артиллерия в боях перед крепостью не давала двигаться вперед, огонь ее был меткий, и снаряды сыпались, как дождь. Убитых и раненых было так много, что не хватало носилок. В батальоне Сакурая были перебиты все офицеры и очень много солдат, хотя батальон и находился в резерве. За несколько часов боя многие японские части перестали существовать. Японцы никак не предполагали, что русские так скоро оставят «перевалы» и уйдут в крепость[8].

Предательским оставлением Стесселем позиции на перевалах закончился в конце июля 1904 года маневренный период войны на Квантуне. Начались плотная осада крепости − базы русского флота.

Кольцо обороны сузилось, и снаряды японских осадных орудий начали повреждать корабли эскадры во внутреннем бассейне Порт-Артура.

Порт-Артурская эскадра насчитывала к этому времени 6 готовых к выходу и бою броненосцев, 6 крейсеров различных классов, 2 минных крейсера, 4 канонерские лодки, 19 миноносцев, минный транспорт «Амур», 2 транспорта и 2 парохода Красного Креста. Личный состав эскадры и Квантунского флотского экипажа насчитывал 10 тысяч моряков.

Это была мощная сила.

Следует также учесть, что значительная часть японского броненосного флота – отряд крейсеров адмирала Камимура − блокировал в Корейском проливе возможные действия Владивостокских крейсеров.
 

Сражение у Шантунга 28 июля/10 августа 1904 года.
 

26-27 июля осадной артиллерией японцев был тяжело поврежден броненосец «Ретвизан», принявший 500 тонн воды, на «Цесаревиче» был ранен адмирал Витгефт.

Был получен прямой приказ царя – эскадре прорываться во Владивосток. Без этого приказа, судя по всему, эскадру вытолкнуть бы не удалось.

На совещании командиров и флагманов перед выходом эскадры Витгефт заявил следующее:

«Кто может, тот и прорвется, − говорил адмирал, − никого не ждать, даже не спасать, не задерживаясь из-за этого.

В случае невозможности продолжать путь, выкидываться на берег и по возможности спасать команды, а судно топить и взрывать.

Если же не представится возможности продолжать путь, а представится возможным дойти до нейтрального порта, то заходить в нейтральный порт, даже если бы пришлось разоружиться, но никоим образом в Артур не возвращаться.

И только совершенно подбитый под Порт-Артуром корабль, безусловно не могущий следовать далее, волей-неволей возвращается в Артур».

Про то, что боевым кораблям топить противника, даже не упомянуто. Про необходимость держать тесный строй − тоже. А идею с интернированием кроме как провокационной не назовешь.

Более того. Каждому командиру корабля на его выбор адмирал Витгефт предлагал:

−продолжить прорыв,

−интернироваться,

−выброситься на берег,

−возвратиться в Артур, самостоятельно оценив насколько и как далеко от Артура подбит корабль.

Отметим также неудачное для прорыва построение адмиралом Витгефтом эскадры:

‒ для сохранения максимального эскадренного хода, наиболее тихоходные броненосцы «Севастополь» и «Полтава» (14 узлов) следовало поставить в голову эскадры, а быстроходные броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» в его замок (рапорт кап два Александра Александровича Ливена).

Тем не менее, благодаря настойчивости адмирала Алексеева, 28 июля 1904 года эскадра вышла в море, где был поднят приказ: «Государь Император приказывает эскадре идти во Владивосток».

Приказ вызвал огромное воодушевление у личного состава (поскольку среди матросов и офицеров ввиду бездействия эскадры стали ходить слухи об измене).

Следует четко и ясно сказать, что несмотря на все принятые русским командованием меры «по недопущению победы» – бой 28 июля 1904 года с тактической точки зрения является тактическим поражением японского флота, что, в частности, свидетельствует об уровне командования японским флотом адмиралом Того Хейхатиро.

Как сказал в своей записке-донесении о бое, командир первого отряда миноносцев кап два Евгений Пантелеевич Елисеев: «Адмирал Того имел возможность проявить свой тактический талант, но мы этого ни в чем не заметили».

Разделяя условно бой 28 июля 1904 года на две половины, до двух часов дня и после, надо сказать, что первая половина боя осталась целиком за Порт-Артурской эскадрой.

«Не флотоводец» Витгефт, обыграл лучшего на тот день флотоводца мира адмирала Того, и Порт-Артурская эскадра прорвалась в открытое море.

Около 3 часов дня, адмирал Того, воспользовавшись большим эскадренным ходом и неправильным построением русской эскадры, начал догонять нашу прорвавшуюся эскадру, обрушив сосредоточенный огонь на отставший броненосец «Полтава», не нанеся ему ощутимых или серьезных повреждений и нимало не уменьшив его боеспособность.

Точно также концентрированный огонь по второму флагману Порт-Артурской эскадры, − однотипному цусимскому «Ослябя», − «Пересвету», не лишил его ни хода, ни пушек.

К 17 часам вечера на одном флагманском броненосце японского флота «Микаса» было выведено русским огнем из строя больше двенадцатидюймовой артиллерии, чем на всей русской эскадре.

К 17 часам 20 минутам адмирал Того собирался отдать приказ флоту об отступлении, считая бой проигранным [на «Микаса» не действовала ни одна двенадцатидюймовая башня]

Но английские советники настояли на продолжении боя.

И в этот момент подряд два двенадцатидюймовых снаряда попали в открытый мостик «Цесаревича», где безучастно простоял Витгефт, отдав за весь бой только два значимых распоряжения. (Он сказал, что ему все равно где умирать и просил обеспечить жену после его гибели, поскольку как у большинства русских адмиралов и генералов своих средств не было).

Первым из попавших снарядов был уничтожен Витгефт с его штабом, вторым, разорвавшимся у боевой рубки был ранен командир корабля капитан 1-го ранга Николай Михайлович Иванов 1-й.

И броненосец потерял управление.



_{Схема боя у Шантунга 28 июля 1904 года}
 

Поскольку адмиралом Витгефтом была предоставлена чрезмерная самостоятельность командирам кораблей и отрядов, начался разброд эскадры.

Этот разброд и позволил японцам, уже проигранный ими тактически бой, считать своей даже тактической! − и с сожалением следует признать − стратегической победой.

Часть кораблей эскадры вернулась в Порт-Артур, часть кораблей интернировались в нейтральных портах и к Владивостоку прорывался единственный легкий крейсер «Новик», погибший в неравном бою под Сахалином.

Если бы Витгефт отдал свои два распоряжения под прикрытием брони «Цесаревича», бой 28 июля был бы вчистую выигран 1-й эскадрой. [Потери японцев в 12-дюймовой артиллерии, повторим еще раз, на одном флагмане «Микаса» в два раза превышали потери всей русской эскадры].

В час, который мог бы стать звездным не только для него, но и для всего русского флота: как бы то ни было, но руководимая им 1-я эскадра прорвала японское кольцо.

И остановить ее прорыв Соединенному флоту Японии было нечем.

Но Витгефт, по крайней мере, погиб 28 июля, не прячась от японских снарядов, на открытом флагманском мостике «Цесаревича»!

Царство ему Небесное и вечная память, если, правда, он был просто «не флотоводец»!

Значительно более странным представляется поведение командующего Тихоокеанским флотом адмирала Скрыдлова.
 

Триумф Владивостокских крейсеров
 

На начало войны во Владивостоке оказались дислоцированы три броненосных крейсера «Рюрик», «Россия», «Громобой» и бронепалубный крейсер «Богатырь».

До приезда во Владивосток в мае 1905 года вице-адмирала Николая Илларионовича Скрыдлова и вместе с ним назначенного командующего 1-й эскадрой вице-адмирала Петра Алексеевича Безобразова командовал отрядом контр-адмирал Карл Петрович Иессен. Первый поход Владивостокские крейсера совершили уже в январе 1904 года, несмотря на лед, сковавший акваторию Золотого рога. Выйти на оперативный простор помог ледокол «Надежный».

Владивостокские крейсера были действующим отрядом русского Тихоокеанского флота, в определенной степени сохранившим свою боеспособность до конца войны.

С 31 мая по 7 июня 1904 года три крейсера – «Россия», «Рюрик» и «Громобой», под флагом адмирала П.А. Безобразова провели вообще блестящую операцию. Было пущено на дно несколько японских транспортов, на одном из которых находился стратегический груз – восемнадцать одиннадцатидюймовых гаубиц, предназначенных для сокрушения укреплений Порт-Артура и уничтожения нашей эскадры. Следующие восемнадцать гаубиц Япония смогла приобрести только к сентябрю.

Тем самым сдача Порт-Артура была отсрочена на три месяца.

Для наглядности: утопленные гаубицы равны по огневой мощи главному калибру 4,5 броненосцев!

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

На этом же транспорте погиб кадровый состав гвардейского японского резервного полка.

Были и еще успешные набеги «крейсеров-невидимок»: июньский под флагом Безобразова и 16-дневный июльский уже под командой контр-адмирала Иессена.

Эти два рейда парализовали на долгое время доставку грузов в островную империю и вызвали панику в японских и не только японских торговых кругах. В результате чего четыре броненосных крейсера адмирала Камимура были переведены к Владивостоку и, перестав играть активную роль в Желтом море, ослабили блокаду Порт-Артура.

Разъяренные японцы сожгли дом адмирала Камимура и посоветовали ему сделать харакири.

Так три русских крейсера, по крайней мере на три месяца свели на нет все усилия внешних и внутренних врагов русского народа по сдаче Порт-Артура, а значит и началу Первой революционной интервенции в России.
 

Бой у Урусана 1/14 августа 1904 года
 

Бой у Урусана 1/14 августа 1904 года был равный чисто военной победе. Наградой за него контр-адмиралу Иессену стали орден Св. Георгия 4-й степени и назначение в Свиту Его Императорского Величества.

Однако в большинстве современных работ о сражении 1 августа адмиралу Иессену достаются критические оценки. Впрочем, так уж исстари повелось: не можешь быть выше − опусти возвышающегося над тобой. А сам этот бой рассматривается как очередное наше поражение. При очередном массовом героизме наших рядовых матросов и офицеров.

Между тем, сражение это, несмотря на трагические потери, служит очевидным, хотя и не понятым по сей день до конца, примером торжества русского военно-морского искусства. И превосходства его над таковым наших «удачливых» врагов. Смотрите сами.
 

Стратегический шедевр адмирала Скрыдлова
 

01 августа 1904 года Владивостокская эскадра в составе трех крейсеров первого ранга «Россия», «Рюрик» и «Громобой» под командой адмирала Карла Петровича Иессена была направлена из Владивостока в Цусимский пролив для поддержки ожидаемого прорыва Порт-Артурской эскадры адмирала Витгефта.

Уже у современников вызвало удивление, что командующий флотом адмирал Скрыдлов и в этот раз не счел нужным возглавить операцию, по своим последствиям могущих иметь стратегическое значение.

Но еще больше вопросов возникает при внимательном ознакомлении с боевым приказом, данным Скрыдловым контр-адмиралу Иессену. Вот, для наглядности:

В пункте шестом приказа адмиралу Иессену предписывалось:

К параллели Фузана [северная оконечность Цусимы] следует подойти рано утром и крейсировать на этой параллели на пути судов, идущих на север до 3-4 часов пополудни, после чего полным 15-17-узловым ходом возвращаться во Владивосток.

Этим пунктом, крейсера отправлялись в буквальном смысле в «пасть тигра» и на полный световой день. Талантливым и компетентным адмиралом Скрыдловым, отряду предписывалось буквально следующее:

− наиболее вероятное место встречи с 1-й эскадрой пройти в ночной темноте, с большой вероятностью просто пропустить ее, равно как и крейсирующего − также для встречи с нами – неприятеля; последнее и произошло;

− а на рассвете оказаться в самом опасном месте на входе в Корейский пролив, в районе, стопроцентно охраняемом превосходящими силами врага, − предоставив ему вдобавок весь световой день на добивание, наконец-то попавшейся − усилиями своего непосредственного руководства − «эскадры-невидимки».

И если хоть наполовину справедливы мнения о флотоводческих талантах адмирала Скрыдлова, то бой у Урусана с запрограммированным уничтожением Владивостокского отряда крейсеров, несомненно является его стратегическим шедевром!



_{Вице-Адмирал Карл Петрович Иессен}
 

Нереализованным полностью лишь за недоучтенного флотоводческого таланта контр-адмирала Иессена и уж совсем малой флотоводческой даровитости японского вице-адмирала Камимура.
 

Прелюдия Цусимы: прорыв возможен!
 

В результате выполнения такого приказа, три русских крейсера в темноте июльской ночи, пройдя к месту боевого патрулирования, разумеется, не встретили не только Порт-Артурскую эскадру Витгефта, но и пропустили эскадру адмирала Камимура.

В 4 часа 30 минут 01 августа 1904 года наш отряд пришел к месту назначенному командующим флотом. Крейсера повернули на запад, чтобы крейсируя на параллели Фузана поджидать 1-ю эскадру и через десять минут после поворота, в сумраке рассвета увидели немного впереди и вправо от траверза, то есть на севере, силуэты шедших кораблей.

Это была эскадра броненосных крейсеров вице-адмирала Камимура.

В бортовом залпе 8-дюймовых орудий японская эскадра превышала нашу почти в 3 раза, а если учесть разницу в количестве и качестве взрывчатого вещества в снарядах, то получим 15-30-кратное превосходство.

Ловушка, тщательно подстроенная русскому отряду собственным руководством, готова была захлопнуться.

Путь на Владивосток был перекрыт. Противник был быстроходнее и несравним по мощности артогня. Предстоял бой. Обратите внимание на приводимую схему боя 1 августа.


_{Схема боя 1 августа 1904 года.
Составлена в штабе адмирала Иессена сразу после сражения}
 

Удивительным образом до сих пор не замечено, что в этом бою в миниатюре воспроизведена ситуация боя 14 мая 1905 года почти за год до него.

Русской, очевидно более слабой эскадре надлежит прорваться во Владивосток, а путь с севера перекрывает более мощная и быстроходная эскадра японская.

В результате 5-часового ожесточенного артиллерийского боя наша эскадра прорвалась во Владивосток!

Прорвалась, несмотря на все усилия линейных броненосных крейсеров Камимура, ‒ вскоре усиленных отрядом бронепалубных крейсеров адмирала Уриу, известного по бою с «Варягом», ‒ потеряв при этом в бою самый старый из трех крейсеров «Рюрик», своим героическим боем, повторивший и преумноживший подвиг «Варяга».

 



РЮРИК в бою
 

Впрочем, после изучения боя 28 июля последнее нас удивить не может. Если уж русский штабной адмирал − «не флотоводец» Витгефт в легкую переиграл кандидата в японские Нельсоны, лишь − по скрытым до сих пор от нас причинам − не докончив разгром главных сил Соединенного флота, то что уж говорить о русском боевом адмирале Иессене.

И главный вывод, который можно сделать из анализа боя 1 августа 1904 года, таков.

Прорыв во Владивосток через Корейский пролив даже для более слабой русской эскадры, при том качестве снарядов и их начинки, которое стороны имели в боях 28 июля и 1 августа, возможен вполне при решительном русском руководстве.

С некоторыми возможными потерями в корабельном составе. Скорее всего, в наиболее старых кораблях, которые, тем не менее, свяжут боем значительную часть вражеских сил.

И еще один вывод:

Морские бои и сражения русско-японской войны − от сражения Порт-Артурской эскадры и боя крейсера «Варяг» 27 января 1904 года до боев 28 июля при Шантунге и в Корейском проливе 1 августа того же года, − окончательно убедили мировое общественное мнение в непреложном факте:

Современный броненосец и даже броненосный крейсер практически не могут быть потоплены артиллерийским огнем!

Тот же «Рюрик» пошел ко дну, только открыв кингстоны.

В период сражений 1904 года опасность для броненосцев представляли только мины и торпеды. Запомним это.
 

НЕЗАМЕЧАЕМЫЕ ПОБЕДЫ
 

Подводя итог рассмотренным выше боям нашего Тихоокеанского флота с Соединенным флотом империи Ниппон 27 января, 28 июля и 1 августа 1904 года[9], мы неизбежно приходим к поразительному выводу.

Во всех этих боях класс русского военно-морского искусства, по крайней мере, не уступал японскому, а скорее превышал.

Единственный действительно крупный успех японского флота – организация и проведение диверсионной операции с непосредственным участием боевых отрядов Соединенного флота, в результате которой погиб адмирал Макаров со своим штабом. Но успех этот, согласитесь, к искусству вождения эскадр прямого отношения не имеет.

Также очевидно, что не уступал во всех этих боях русский уровень подготовки личного состава флота. Особенно русских комендоров.
 

А в результате – катастрофа. Почему?
 

Так что же выходит? Сплошные наши победы, явные или потенциальные, а в результате – катастрофа?

Да, катастрофа.

Но чтобы хотя бы через сто лет, а теперь уже 115 лет спустя выявить ее истинные причины, надо раз навсегда исключить из их числа низкий якобы уровень подготовки нашего личного состава и тактического мастерства русских флагманов.

Хотя, несомненно, были приложены титанические усилия для понижения обоих этих уровней.

Удивительно, что мнение о неподготовленных матросах и никуда не годных флагманах (своевременно погибший Макаров − исключение) возникло отнюдь не только в кабинетах и салонах Петербурга, что было бы, в общем, естественно.

Нет!

Первыми адептами этой укоренившейся по сей день точки зрения стали сами герои Порт-Артура, а потом и Цусимы.

Например, Сергей Иванович Лутонин, старший офицер героического Порт-Артурского броненосца «Полтава», в сражении 28 июля 1904 года, испытавшего на себе тот самый сосредоточенный огонь японского флота ‒ семи броненосных кораблей! ‒ который 14 мая 1905 года за 40 минут вывел из боя флагманский броненосец «Суворов» и потопил «Ослябя». С расстояния тех самых 30 – 32 кабельтовых.

Сколько крокодиловых слез пролито радеющими о русском флоте энтузиастами о судьбе «Ослябя» при Цусиме. И броня-де тонкая, и пушки слабенькие. А однотипный «Пересвет» − тоже под флагом младшего флагмана, как и «Ослябя», − отделался за весь бой 28 июля парой поврежденных орудий, небольшой пробоиной, сбитыми стеньгами, ну и еще по мелочи.

И ведь еще говорят, что шимоза при Цусиме была та же самая!

Именно показание кавторанга Лутонина о бое 28 июля и его же записки о нем, помогли с несомненностью установить, что японцами при Цусиме применялась совершенно иная взрывчатка, чем в бою у Шантунга[10].

Тем не менее, тот же капитан Лутонин, не раз и не два любивший повторить, как хорошо умела стрелять 1-я эскадра, и более того, давший яркие наглядные примеры блестящей стрельбы Порт-артурской эскадры в бою, заканчивает свои записки [в главных своих частях воспроизведенных в «Цусима – знамение…»] выводом, прямо противоречащим большинству его предыдущих слов о той же стрельбе эскадры:

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

«Виновником наших поражений были мы сами. Не наши корабли, не бронебойные снаряды привели нас к Цусиме – нет.

Мы не готовились к бою, мы не учились.

Торжественно мы совершали переходы из Кронштадта на Восток, грузили уголь, освежались, красились, строили какие-то ящики для фуражек, сапог, чистили медь и железо, но мы не стреляли».



Невольно хочется задать вопрос:

− Так все же умела или не умела стрелять 1-я эскадра, кавторанг Лутонин?

Разбирая эти и подобные отдающие шизофренией мнения капитанов и адмиралов русского флота, прошедших войну в Порт-Артуре, невольно начинаешь думать об эпидемии какой-то душевной болезни, охватившей лучшую часть нашего морского офицерства.

С одной стороны, говорят о том, что личный состав дал победу, но начальство помешало, и тут же − что личный состав был от сохи и воевать не умел. В лучшем случае героически умирать.

Ну в этом-то нас и наши самые заклятые друзья по сей день поддержат: героически, героически, только вымирайте поскорее!

Ведь и 1-я эскадра погибла лишь по причине той самой шизофренической нерешительности своих оставшихся − храбрых! − флагманов, а никак не по гениальности командующего Соединенным флотом.
 

Истина, прежде всего, в том…
 

Исключив столетние навязываемые нам штампы, мы сможем обнаружить истинные причины постигших наш флот, нашу армию и нашу Родину катастроф.

Истина же, прежде всего, в том, что все еще православные русский матрос и солдат и в значительной степени православный, а значит преданный Царю и Отечеству, русский офицер всегда при сколько-нибудь сравнимом вооружении и соотношении сил побеждали японскую армию и флот, как и любого иного врага, пока не вмешивалась своя родная «пятая колонна»[11].

О силе и влиянии этой колонны можно судить по тому, что, как мы теперь с очевидностью убедились, оба «самостоятельных и ответственных» Командующих армией и флотом в русско-японскую войну – генерал Куропаткин и адмирал Скрыдлов − были ставленниками этой «пятой колонны», − не будем даже употреблять малопонятный термин «масонство», или набивший оскомину «либерализм».

Очевидный же защитник Престола-Отечества среди высшего Командования – адмирал Евгений Иванович Алексеев, был этой колонной и ее представителями дезавуирован и был вынужден оставить свой пост.

Та же участь постигла генералов Гриппенберга и Штакельберга, пытавшихся вопреки Куропаткину начать выигрывать проигрываемую тем войну.
 

Здесь разоблачать нечего, все ясно!
 

Надеюсь, читателю понятно, кто мог быть выдвинут на высшие командные должности в войну грядущую – Первую мировую, и почему Командующие фронтами, Генерал-Адъютанты Его Императорского Величества дружно предложили Своему Верховному Вождю отречься от престола в самом преддверии скорой победы.

Творцом которой был именно Верховный Главнокомандующий русскими армией и флотом ‒ Государь Император Николай Александрович.

Успехи оставшихся без его руководства наших высокодаровитых и самоуверенных военспецов ясно показывают этот упрямый факт всем, желающим видеть реальность, а не столетние мифы о ней.

На самом деле после полученного нами ответа на вопрос: «Кто вы, адмирал Скрыдлов, и генерал Куропаткин?» − можно свернуть все стратегические исследования по выяснению истинных причин непонятной победы Февральской «революции». Оставив профессиональным историкам и разведчикам уточнение конкретных фактов и персоналий.

А мы можем повторить вслед за известным регентом и запевалой:

«Здесь разоблачать нечего, все ясно!»

Конкретные способы вмешательства «пятой колонны» в общий ход войны или конкретное боевое столкновение могли быть самые разные. От очевидно изменнических действий генерала Куропаткина и адмирала Скрыдлова до малообъяснимых поступков, к примеру, адмирала Витгефта. Действия же военно-чиновного Петербурга − отдельная песня.
 

Вдребезги, как разбивают яшму
 

Одно теперь можно сказать твердо, повторив сказанное и детально обоснованное в книге «Цусима – знамение …»:

Начнись действительно война вторым Синопом адмирала Алексеева, русская Тихоокеанская эскадра − с верным руководством, в полном составе, еще не поврежденная, не испытавшая горечь поражений − вдребезги, как разбивают яшму, разнесла бы боевые отряды Соединенного флота с их прирожденными моряками, самураями-офицерами, с их однородностью, сплаванностью и английской постройкой.

И останься жив адмирал Макаров, он, скорее всего, и в худших условиях этот вывод бы подтвердил. Похоже, что адмирал Того был того же мнения.

И очень опасался, что найдется русский адмирал, хорошо понимающий истинные причины японских побед на Тихом океане, который сможет вновь подтвердить этот вывод, приведя свои броненосцы в Японское или Желтое море.

Лучше всех историков прошлых лет и лет нынешних понимал адмирал Того, что при сравнимом – как в бою 28 июля – вооружении, материальной, так сказать, части ‒ у Соединенного флота есть большие шансы проиграть большую игру русскому адмиралу, который не пожелает играть с Соединенным флотом в поддавки. Японская, и не только, разведка работала и доносила, что, по меньшей мере, один такой адмирал у русских есть.

Надо было принимать меры.

Меры эти, как мы увидим из дальнейшего изложения, приняты были.
 

Наши в Порт-Артуре

Почти год героически оборонялся отрезанный от родной земли, преданный Командованием Маньчжурской армии и брошенный им на произвол судьбы, Порт-Артур.

Что-то удивительное и тревожащее есть в звучании этих слов для русского уха. Название это дал китайскому порту командир английского королевского флота в память Короля Артура. Того самого.

Любопытно, что Артурова кельтская Британия была крещена монахами из Александрии и исповедовала Христианство Восточного обряда, хоть церкви тогда не были разделены. Видно оттого в артуровых легендах любимые праздники − как на Руси: Пасха и Пятидесятница-Троица, а не Рождество, как в католической Европе и в остальном мире.

Так что Порт-Артур был город-крепость как бы дважды Православный, русский. И спускать флаг категорически не хотелось.


_{Наши в Порт-Артуре}
 

И как раз выручать, спасать Порт-Артур, а с ним и Империю, пошла своим крестным путем 2-я эскадра.
 

(Продолжение следует)

______________________________________________________
 
<sub>[1] Вот навскидку цитата из инета: «на момент начала войны контингент российских боевых сил на Дальнем Востоке составлял не более 150 тысяч человек. Японская же армия после мобилизации насчитывала около 850 000 бойцов, к тому же была куда лучше оснащена». В других работах примерно тоже, плюс рассуждения об одноколейной КВЖД.

[2] Протоиерей Стефан Щербаковский и в Великую войну был на передовой линии, будучи полковым священником Кавалергардского Ея Величества Государыни Марии Федоровны полка, а затем благочинным 1-й кав. дивизии. После Октябрьской революции о. Стефан служил в Одессе. Здесь в 1918 году был арестован и расстрелян Одесской ЧК, славившейся даже среди других ЧК своими зверствами, особенно в отношении офицеров. Отец Стефан ‒ прадед митрополита Петрозаводского и Карельского Константина (Горянова).

[3] Подробности Евпаторийского десанта, желающие могут узнать из Книги 1 «Цусима – знамение…».

[4] Третьяков Б.Н. 5-й полк. //Порт-Артур. Воспоминания участников. – Н-Й., 1955. С. 217-231. Полковник Борис Третьяков (1891-1970) – сын командира 5-го Восточно-Сибирского полка, полковника, а в дальнейшем инженер-генерала Н.А. Третьякова (1854-1917).

[5] Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. – М.: Айрис-пресс, 2007. С. 191.

[6] Русско-японская война 1904-1905 гг. Книга 2. С. 201.

[7] “Флот [влияющий на ход военных действий] фактом своего существования” – англ.

[8] Тадеучи Сакурай. Живые ядра. - СПб, 1909. С. 124.

[9] Детальный разбор этих боев и сражений см. в книге «Цусима ‒ знамение конца русской истории». Бой крейсера «Варяг» и канлодки «Кореец» того же 27 января у Чемульпо, также не ставший триумфом тактического мастерства контр-адмирала Уриу Сотокичи, мы в данном рассмотрении временно выводим за скобки, поскольку здесь речь идет о боях все же эскадренных.

[10] Подробно см. в «Цусима ‒ знамение...». Т. II. Книга 3. Часть вторая. Главы 4 и 5. С. 85-169.

[11] Термин «пятая колонна» ввел в исторический обиход генерал франкистской армии Эмилио Мола. При наступлении на Мадрид в 1936 году он заявил по радио, что, кроме 4-х войсковых колонн, у него есть 5-я колонна в самом Мадриде, которая в решающий момент ударит с тыла. Термин вошел во всеобщий обиход после одноименной пьесы Хемингуэя. В переносном смысле − любые тайные агенты врага: от шпионов, провокаторов и террористов до агентов влияния. Пример февраля 1917-го, или августа 1991-го показывает, что в роли «пятой колонны» в государстве иногда выступают достаточно широкие массы населения. С достаточно печальными для большинства последствиями.</sub>

________________________________________________

https://ruskline.ru/analitika/2020/05/29/glavnaya_cel_voiny__portartur

[Александр Васильевич]

Борис Галенин

Цусима – трагический триумф Русского Императорского флота

2. Памяти сражения в Корейском проливе 14 и 15 мая 1905 года

Часть 2

Война началась

Эскадра на рейде
 

Мобилизационная программа японской армии была завершена к началу 1904 года, а японского флота даже ранее − к 26 декабря 1903 года покупкой у Аргентины с английской помощью, построенных на итальянских верфях крейсеров «Ниссин» и «Кассуга».

С любезной помощью гг. Витте и компании, японцы сумели отмобилизовать и подготовить свой флот раньше, чем была окончена оттянутая на 1905-1906 годы русская судостроительная программа.

Не был полностью окончен и Великий Сибирский путь: не была закончена Кругобайкальская трасса и через Байкал приходилось переправляться на пароме или санях. Это фактор существенно сдерживал скорость переброски наших войск из Европы в Маньчжурию.

Русская Тихоокеанская эскадра на начало войны была разделена между базами Порт-Артур и Владивосток. Обычно это ставят еще одним упреком Наместнику Алексееву.

Но на тот момент это был единственно верный вариант дислокации, позволивший столь долго держаться Порт-Артуру, не давший пасть Владивостоку, и, в конечном счете, несмотря на все неудачи на суше и на море, позволивший свести войну к фактически победному финалу.

Однако и в самом Порт-Артуре в январе 1904 года стояла довольно мощная русская эскадра, почти равная всему японскому флоту. Более того, вполне готовая к наступательным действиям.

Однако наш русский МИД даже не передал в Артур полностью текст японской ноты о разрыве отношений, в которой делался прозрачный намек на возможное превентивное действие Японии. Напротив, Наместнику было успокаивающе сообщено, что разрыв отношений вовсе не означает войны.

И эскадра, вполне способная разгромить при наступательных действиях японский флот в его базах, что и предлагал еще в октябре 1903 года адмирал Алексеев[1], спокойно дымила трубами на внешнем рейде Порт-Артура.

Поскольку на внутренний рейд могла пройти только во время прилива.

Деньги на постройку необходимых оградительных сооружений, на которых настаивал еще адмирал Дубасов, были, как мы знаем, украдены Витте у флота и пущены на постройку порта вторжения Дальний.

Можно, как это принято, упрекнуть командование русской эскадрой: мол расслабилось, и признать верным мнение Макарова, что надо было завести эскадру во внутренний бассейн.

Но этот всеми хвалимый совет имеет оборотную сторону.

Ведь в этом случае японцы, точно также начав военные действия без объявления войны, имели блестящую возможность, учитывая узость фарватера во внутреннюю гавань, заблокировать его, затопив в узости несколько пароходов-брандеров, и загородить навсегда выход нашей эскадре в открытое море. Что они не раз пытались сделать в дальнейшем.

Только в условиях боевых им это не удалось.

А здесь, ‒ представьте, ‒ все могло произойти и при дневном свете. Спокойно подходят еще до начала войны мирные суда и где надо ‒ взрываются и тонут. Кто-кто, а уж камикадзе в Японии всегда найдутся. Такэо Хиросе вполне мог прославить свой род и клан не в марте, а в январе[2].

И вот в этом случае мы действительно рисковали остаться без флота в первый же день войны, или чуть раньше. То есть своими руками погубить эскадру, загнав ее в ловушку.
 

Ночной налет
 

В ночь на 27 января/9 февраля 1904 года напавшие по-разбойничьи японские миноносцы подорвали два наших новейших броненосца «Цесаревич», «Ретвизан» и крейсер «Паллада».



 

Но организовать «большую катастрофу» русского флота у адмирала Того Хэйхатиро не вышло. До лавров адмирала Ямамото Перл-Харборского Того было далеко.

И подготовка Порт-Артурской эскадры образца 1904 года оказалась куда как круче хваленой американской эскадры образца года 1941. Вот свидетельство атаковавших нас той январской ночью: «Едва успела желтая сигара выскочить из трубки и шлепнуться как лягушка в воду, русские принялись стрелять и освещать море прожекторами. Надо отдать им справедливость.

Если они и не были начеку, то не растерялись и с быстротою молнии заняли свои посты. В одну минуту пушки были заряжены и прожекторы поставлены»[3].

Внезапная атака на русскую эскадру была расценена самой свободной и правдивой в мире англо-американской прессой как «великолепная».

Представляется вопиющей несправедливостью, что в декабре 1941 года действительно блестящая и великолепная атака авианосного соединения адмирала Ямамото Исороку на Перл-Харбор на страницах тех же самых газет и журналов будет квалифицирована как «предательская»! Свободная пресса, одно слово! Мы теперь это и на своем опыте знаем.
 

«Варяг»
 

Да, еще удалось 27 января 1904 года отряду Соединенного японского флота под командой контр-адмирала Уриу Сотокичи заблокировать многократно превосходящими силами выполняющий особое задание командования крейсер «Варяг» в корейском порту Чемульпо, называемом «морскими воротами» столицы Кореи – Сеула. Вместе с канонеркой «Кореец», обладательницей серебряного Георгиевского рожка за штурм фортов Таку летом 1900 года, «Варяг» должен был также служить нашим гарантом независимости Кореи. Он и служил. До последнего снаряда.

Кроме русских кораблей в Чемульпо находились военные суда других государств: Франции, Англии, Италии и США. Невзирая на их присутствие, японские войска стали высаживаться под видом рабочих в Чемульпо. Официально Корея была нейтральным государством, и действия японцев были прямой агрессией. Японцы предъявили русским ультиматум: немедленно покинуть порт Чемульпо. В противном случае они угрожали уничтожить русские корабли прямо в бухте.

Преимущество японцев было огромным: против двух русских судов было 14 японских во главе с мощным броненосным крейсером «Асама».

Достаточно сказать, что у японцев было 70-кратное огневое превосходство[4].

Командир крейсера «Варяг» капитан 1-го ранга Всеволод Федорович Руднев отказался сдаваться и вместе с командиром канонерской лодки «Кореец» капитаном 2-го ранга Григорием Павловичем Беляевым принял решение пробиваться из Чемульпо.

Приняв решение, Руднев собрал личный состав и обратился к нему с короткой речью: «Мы идём на прорыв и вступим в бой с эскадрой врага, как бы сильна она ни была. Не сдадим крейсера и будем сражаться до последней возможности, до последней капли крови. Каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. Смело в бой за Царя и Отечество, за честь нашего флага!».

В 11 час 20 мин крейсер снялся с якоря, имея в кильватере[5] лодку «Кореец», и под звуки русского национального гимна «Боже, Царя храни!» двинулся вперед. На иностранных судах построились во фронт команды, караулы и офицеры, судовые оркестры играли русский гимн, и при нашем проходе все кричали «ура».

Над рейдом Чемульпо медью военных оркестров гремело «Боже, Царя храни!».

Очевидец с итальянского крейсера «Эльба» вспоминал: «Музыка с нашей стороны замолкла. Настали томительная тяжелая тишина и ожидание. Иностранные офицеры вооружились биноклями, моряки, затаив дыхание, напрягали зрение. Порывы ветра доносили временами с двух удалявшихся судов, становившихся все меньше и меньше, звуки русского гимна.

На несколько моментов надежда загорелась в наших сердцах. Может быть, эта бесполезная гекатомба будет избегнута. Самые странные предположения складывались в голове. Некоторые офицеры утверждали, что японцы не могли безнаказанно атаковать русских.

Но вот японский адмиральский корабль поднимает сигнал о сдаче. И тотчас же на “Варяге” и на маленьком “Корейце” моментально взвились всюду русские флаги. Весело развевались они, играя на солнце, с чувством гордости и презрения к врагу. Это знак сражения.

В четырех километрах от плотин порта завязался бой. Мы видели раньше, чем звук долетал до нас, огонь, выбрасываемый со всех сторон японской эскадры, огонь, несший потоки железа. Семь громадных колоссов, точно собачья свора, преследовала два русских судна»[6].

«Мы салютовали этим героям, шедшим так гордо на верную смерть», ‒ писал потом в донесении своему адмиралу командир французского крейсера «Паскаль».

В 11 час. 45 мин. 27 января 1904 года начался неравный бой «Варяга» и «Корейца» с японской эскадрой, который длился 50 минут. «Варяг» выпустил по противнику 1105 снарядов, «Кореец» – 52 снаряда.

Огнём «Варяга» был потоплен миноносец и повреждены четыре японских крейсера, противник потерял около 30 человек убитыми и около 200 ранеными.

Японцы с присущей им правдивостью в освещении военных действий, особенно неудачных, факт этот напрочь отрицают, утверждая, что ни один русский снаряд в них не попал. Это несмотря на свидетельство западных «нейтральных» наблюдателей. Капитан 2-го ранга Кокцинский, подробно исследовавший этот бой, назвал такой подход японцев – «бумерангом информационной лжи».

И ведь что характерно, многие наши правдолюбцы, опять же с погонами и без них, с охотою перехватили этот «бумеранг» в свои руки, и с ученым видом доказывают доверчивым читателям, как в условиях стрельбы почти прямой наводкой были нарушены все законы теории вероятности и больших чисел.



_{Крейсер «Варяг» в бою с японской эскадрой}
 

Сам «Варяг» получил 11 попаданий с пяти японских крейсеров. Десять из двенадцати орудий «Варяга» вышли из строя. Через четыре подводных пробоины в корпус судна поступала вода. Потери в личном составе были 33 человек убитыми и 100 ранеными. Был тяжело ранен и командир капитан 1-го ранга Руднев.

Русские корабли были вынуждены вернуться в Чемульпо. На рейде Чемульпо Руднев убедился в «физической» невозможности продолжения боя и после краткого военного совета с офицерами принял решение уничтожить корабли. «Кореец» был взорван, а «Варяг» затоплен открытием клапанов и кингстонов.

Задача японского отряда захватить русский крейсер была сорвана, в Японии этот бой был расценен как неудача японского флота.

Об этом как-то стали забывать.

А вот оккупированные Японией корейцы, в 1911 году, когда тела погибших варяжцев отправляли на Родину, до самой границы засыпали эшелон белыми цветами:

«Удивительно, но современные корейцы до сих пор помнят, как почитали их предки русских моряков. Когда в 1911 году останки погибших с «Варяга» перевозили из Кореи в Россию (во Владивосток на Морское кладбище), то по ходу следования траурного кортежа с останками погибших по железной дороге Чемульпо − Сеул корейцы осыпали платформу живыми цветами.

И это во время оккупации Кореи японскими войсками!»[7]
 

Русская эскадра дает отпор: утро 27 января 1904 года
 

Почему-то никто также до сих пор не обратил внимание, что бой Порт-Артурской эскадры утром 27 января 1904 года, после удалой ночной атаки японских миноносцев, очень напоминает плохо скрытое поражение японского флота.

Документы свидетельствуют: «Ослабленная накануне ночью на два сильнейших броненосца и на один крейсер 1-го ранга, выведенных из строя японскими миноносцами излюбленным ими предательским приемом объявления войны, эскадра 27 января… продолжала стоять под парами, вполне готовая к бою, на Артурском рейде».

«Искать неприятеля не пришлось: в начале 9-го часа он появился на горизонте, и эскадра Тихого океана увидела японцев».

Порт-Артурская эскадра, под командованием вице-адмирала Оскара Викторовича Старка, отважно вышла навстречу Соединенному флоту.

 



Свидетельство старшего офицера броненосца «Полтава» капитана 2-го ранга Сергея Ивановича Лутонина: “наша практика [стрельбы] на контргалсах дала нам огромное преимущество. Японцы не привыкли стрелять по быстродвижущейся цели, …, попаданий в наши суда почти не было.

Зато наши снаряды свое дело делали, кормовая башня «Полтавы» очень удачно разрядила обе 12-дм пушки о борт «Сикисимы», разрыв ясно был виден, и белый дым застлал корму неприятеля. У «Фудзи» подбита труба, их крейсера терпят жестоко.

Того быстро поворачивает на юг и полным ходом удаляется от Артура…

... По нашему траверзу стоял на месте японский броненосный крейсер, и вся корма его заволоклась белым дымом – очевидно, на нем пожар.

К нему спешат на помощь два бронепалубных крейсера…”

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Все эти факты подтверждены и другими свидетельствами. А адмирал Макаров, узнав о бое 27 января немедленно отправил в Артур поздравление с победой!

Вот так, господа хорошие!

Наши цензовые офицеры, наши одетые месяц назад (!) в матросскую форму мужики, наш малодаровитый нерешительный адмирал, наша неплавающая и нестреляющая эскадра после ночного и, по тем патриархальным временам, вероломного нападения легко и изящно вышли утром в море против − более чем вдвое − превосходящих сил неприятеля. И за какой-то час вывели из строя или тяжело повредили несколько вражеских броненосных кораблей.

И обратили вражескую эскадру в бегство!

Переходящее в паническое.

Только у Шантунга отступающие с большой скоростью 1-й и 2-й, а также 3-й боевые отряды Соединенного флота, по свидетельству даже своего родного, японского источника, рискнули эту скорость уменьшить и перевели дыхание!

Может, правы были министерства Морское и Финансов, что наш флот в вооруженном резерве держали? И так чуть японцев не побил.

А если бы еще столько времени и денег потратить на боевую подготовку, что были у Соединенного флота, − подумать страшно.

Какие бы уж тут революции и смена отсталого Самодержавия прогрессивными Думами.

Так бы до сих пор в Императорской России и жили.

Какой ужас для всех отечественных либерастов прошлого, настоящего и будущего!
 

Горыныч Маньчжурский, трехголовый
 

Обращаем внимание зрителя на следующий, обычно остающийся в тени момент. Главнокомандующим вооруженными силами на Дальнем Востоке указом Правительствующему Сенату от 28 января 1904 года был назначен Генерал-Адъютант Адмирал Алексеев.

Но это было, наверное, самое странное главнокомандование в истории войн. Главнокомандующему якобы были подчинены Командующий Тихоокеанским флотом и Командующий Маньчжурской армией.

Но! Как «самостоятельные и ответственные начальники»!

Феномен Главнокомандующего, которому фактически не подчинены ни армия, ни флот, настолько беспрецедентен в истории, что и сто с лишним лет спустя не может не вызвать изумления!

Не знаю, но очень интересуюсь, кто посоветовал Государю слепить из маньчжурского суглинка этакого российского трехголового Голема, а вернее отечественного трехглавого Горыныча, у которого левая и правая головы вдруг резко заявили о своей автономности.

Если продолжить этот имидж и представить себе схватку нашего гипотетического Горыныча, с драконом одноглавым, равным ему по суммарной огневой мощи, и при этом не страдающим шизофренией, то результат предвидим и ребенку.



_{Адмирал Степан Осипович Макаров}
 

Хорошо еще, что первый из назначенных командующих флотом, адмирал Степан Осипович Макаров был единомышленником адмирала Алексеева в его стремлении выиграть войну без промедления.
 

С 24 февраля по 31 марта 1904 года. Гибель адмирала Макарова. Недооценка им минной опасности
 

36 дней: с 24 февраля по 31 марта 1904 года командовал С.О. Макаров Тихоокеанской эскадрой. Это были дни боевого подъема боевого духа нашего флота, постепенного перехода к активным действиям. Победа казалась несомненной. Таково было единодушное мнение всех артурцев.

Но, солнечным утром 31 марта 1904 года, подорвался на минах и мгновенно затонул флагманский броненосец «Петропавловск» с адмиралом Макаровым, а затем подорвался броненосец «Победа», дошедший до причала своим ходом.



_{Гибель ПЕТРОПАВЛОВСКА}
 

К сожалению, в трагической гибели Макарова видна не только случайность. Наш выдающийся адмирал, один из основоположников минного дела на русском флоте, непонятным образом пренебрегал в Порт-Артуре минной опасностью:

Из восьми выходов эскадры, вход протраливался только 2 раза.

Это позволило японской разведке вместе с командованием японского флота организовать операцию по постановке минного заграждения в узловых точках типичного маршрута эскадры, так называемой «Макаровской восьмерке» (см. схему 1).

И спровоцировать заход эскадры на эту восьмерку.

Чужие огни на путях типичного маршрута эскадры видели той ночью с дежурного крейсера «Диана», где тогда сам Макаров, но никаких конкретных мер принято не было.

В результате эскадра лишилась почти всех броненосцев и в течение двух месяцев была фактически обезоружена. Поэтому, 31марта/13 апреля 1904 года не просто день гибели адмирала Макарова, а день крупнейшего поражения русского флота, надолго отложившего возможность боевых действий Порт-Артурской эскадры.

Поражения, в буквальном смысле, «на ровном месте»!

Вместе с тем пассивная реакция адмирала Того на взрыв русского броненосцев и дезорганизацию русской эскадры позволило в дальнейшем другому русскому адмиралу Рожественскому сделать определенные выводы о характере адмирала Того и организовать ловушку японскому адмиралу



_{Схема 1. План берега от Белого Волка до Сикоу (фрагмент).}

Условные знаки:

Сплошная линия ‒ Обычное крейсирование эскадры на внешнем рейде при появлении главных сил неприятеля. (Макаровская восьмерка).

Пунктирная линия ‒ Обычный путь крейсеров, канонерок и миноносцев при выходах для поддержки с моря нашего правого фланга.

I ‒ Место гибели «Петропавловска»

II ‒ Место взрыва «Победы»

III ‒ Место дежурного крейсера
 

От Макарова до Витгефта
 

Командование флотом после гибели Макарова принял на себя Наместник адмирал Евгений Иванович Алексеев.

Адмирал реорганизует структуру управления базой и кораблями, вводит практику ежедневного траления внешнего рейда. Лично руководит отражением третьей закупорочной операции японских брандеров в ночь на 20 апреля.

Он вполне справедливо запрещает вести активные боевые действия тяжелым кораблям эскадры до вступления в строй четырех поврежденных броненосцев.

19 апреля 1904 года поступило распоряжение именовать Порт-Артурскую эскадру 1-й эскадрой флота Тихого океана, в связи с началом формирования в Кронштадте 2-й эскадры флота Тихого океана.

Моряки и сам Алексеев желали в новые командующие Рожественского, Дубасова или Чухнина, но…

На должность командующего эскадрой был назначен адмирал Скрыдлов Н.И. (01/14 апреля 1904). Новый командующий затянул свой отъезд в Порт-Артур, дождавшись, когда Порт-Артур станет отрезан от Большой Земли. Поэтому в Порт-Артур он не попал, а попал только в середине мая во Владивосток. А в дальнейшем саботировал все попытки Главнокомандующего адмирала Алексеева отправить командующего флотом в Артур, по месту дислокации основных сил флота.
 

БОГОМАТЕРЬ ПОРТ-АРТУРСКАЯ

Следует особо подчеркнуть, что у адмирала Скрыдлова была сверхзадача, делающая его присутствие в Порт-Артуре вдвойне необходимым. Именно ему было поручено доставить в крепость икону «Порт-Артурской Божьей Матери».

Образ Богородицы Порт-Артурской явился в декабре 1903 года во сне старику-матросу герою Севастопольской обороны 1854 года. Богородица попирала своими стопами обоюдоострый обнаженный меч на фоне горящего города у моря. Потрясенный всем виденным, старик-матрос испытал сильнейшее смущение, но Матерь Божия, ободрив его, сказала:

«России предстоит очень скоро тяжелая война на берегах далекого моря, и многие скорби ожидают ее. Изготовь образ, точно изображающий Мое явление, и отправь его в Порт-Артур. Если икона Моя утвердится в стенах города, то Православие восторжествует над язычеством и русское воинство получит победу, помощь и покровительство».

Затем ослепительно-белый, необычайной красоты свет озарил комнату старика, и видение исчезло. Ветеран поспешил в Киево-Печерскую лавру. Там к словам его отнеслись сперва скептически, но 27 января 1904 года в Порт-Артур пришла война и на народные пожертвования икона была написана знаменитым киевским иконописцем П.Ф. Штронде под неусыпным наблюдением старого матроса, навсегда запомнившим явление Божьей Матери.

На Пасху 1904 года 28 марта/10 апреля была уже доставлена в Петербург.

Первоначально отправление ее в Артур затянул адмирал Верховский, которому передали икону с письмом от Киевских богомольцев. Затем о ней узнала вдовствующая Императрица Мария Федоровна. По ее распоряжению образ «Порт-Артурской Божьей Матери» покинул, наконец, адмиральский дом, и после краткого молебна в собственной Ее Величества резиденции (Аничковым дворце) был доставлен в салон-вагон адмирала Скрыдлова.

Николай Илларионович торжественно приложился к иконе и дал обещание лично внести ее в Порт-Артурский гарнизонный храм Святителя Николая Чудотворца.

Адмиральский поезд отбыл из Петербурга 12-го апреля.

Но, к удивлению многих, командующий наметил свой маршрут не прямо на Восток, а снова в Севастополь устроить семейные дела. И только 20-го апреля решил все-таки отправиться на Восток. Оказавшись во Владивостоке, где почти не было кораблей, но зато переизбыток адмиралов, Скрыдлов предпочел там и истаться, бросив на произвол судьбы и крепость и эскадру.

Забыв данное Императрице обещание.
 

22 апреля началась высадка японских войск генерала Оку на берег Квантунского полуострова и с 24 апреля связь с Порт-Артуром была прервана.

Временно командующим эскадрой, Наместник назначил начальника штаба эскадры контр-адмирала Витгефта. Исполнительного талантливого штабиста, но к сожалению, оказавшегося нерешительным и неспособным к самостоятельным действиям. А флаг-офицером к нему был назначен волевой и решительный офицер фон Эссен.

Контр-адмирал Витгефт с первых же дней своего управления эскадрой ввел совершенно недопустимую форму командования эскадрой – Совет флагманов и командиров

Этот вариант командования так прокомментировал после войны в своей книге «Дух и дисциплина нашего флота» адмирал, а в 1904 году капитан 2-го ранга, командир однотипного «Авроре» крейсера Порт-Артурской эскадры «Диана», А.А. Ливен:

«Три ума могут дополнить друг друга, но три воли обязательно погасят друг друга».

Решениями Совета флагманов отвергались всегда решительные действия эскадры. Иногда «исполнительный» Витгефт игнорировал даже прямые приказы Главнокомандующего адмирала Алексеева.
 

Черный день японского флота
 

И тут, на короткий миг, черные тучи, застилавшие нам горизонт, сошлись над головой японцев, а над нами блеснуло солнце. Если 2-я японская армия высадилась без потерь, то флот Японии, обеспечивавший десантную операцию, понес весьма значительный урон в корабельном составе. За счет “инициативы снизу” русских моряков.

2/15 мая 1904 года ― в день Святых покровителей русского воинства князей Бориса и Глеба ‒ на минах, поставленных заградителем «Амур» подорвались японские броненосцы «Хацусе» и «Ясима»! Произошло это при следующих обстоятельствах.
 

«Амур» выходит на тропу войны
 

Наблюдательные посты Золотой горы и Ляотешана с конца апреля систематически отмечали движение кораблей противника, несших блокадную службу в море. При этом было установлено, что корабли ходят постоянно в одном и том же районе.

Командир минного заградителя «Амур» капитан 2 ранга Ф.Н. Иванов решил использовать шаблонность несения блокадной службы кораблями противника и поставить на их путях мины. Свой план Иванов представил контр-адмиралу Витгефту и после настойчивых просьб получил разрешение на его осуществление.

С условием, что поставит мины поближе к крепости, а не там, где ходят японцы.



_{Минный заградитель «Амур» на внешнем рейде Порт-Артура}
 

Выход для постановки мин готовился тщательно, и «Амур» в боевой готовности ждал сигнала для выхода в море. Но постановка мин могла быть осуществлена только днем, так как ночью в море было бы невозможно определиться и точно поставить заграждение. Днем же японские корабли наблюдали за русской эскадрой, и безнаказанный выход исключался.

Поэтому ждали тумана; он появился 1/14 мая. Около 2 часов пополудни с Золотой горы передали, что неприятельские корабли повернули в направлении к островам Эллиот.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Наступил благоприятный момент. «Амур», сопровождаемый шестью миноносцами с тралами, вышел в море и, отойдя на 10½—11 миль от Золотой горы, увеличив тем самым на 2½-3 мили расстояние, дозволенное ему руководством для минных постановок, начал постановку мин.

Командир «Амура» выполнил задачу. Минная банка из 50 мин, поставленная поперек обычного курса кораблей противника, достигала двух километров по прямой линии. Блокирующий в этот день отряд, состоявший из броненосца и четырех крейсеров, не заметил действий минного заградителя, который, закончив постановку, благополучно возвратился в базу.

Как пишет в своих записках лейтенант со знаменитого «Новика» Андрей Петрович Штер:

«Адмирал Витгефт, узнав об этой проделке, естественно рассердился и, призвав виновного командира, наговорил ему массу неприятностей, пригрозив даже отрешением от командования.

Происшествие это облетело, конечно, весь Артур, и вот на другой день утром на Золотой Горе собрались все, кто мог оторваться от работы или службы, чтобы лично наблюдать за действиями японцев».
 

2/15 мая 1904 года. “Черный день” японского флота
 

«Около 10 часов утра показались японские броненосцы, которые в кильватерной колонне благополучно прошли прямо через заграждение и скрылись за мысом Ляотешан.

У всех руки опустились от такой неудачи. Но вот слева появились крейсера, идущие на смену дежурства; броненосцы снова вышли из-за мыса и на том самом месте, где было поставлено заграждение, начали перестраиваться; прошло несколько минут томительного ожидания; вдруг они все сразу остановились, и броненосец типа «Ясима» начал медленно наклоняться на левый борт.

Взрыва не было видно, но сильный крен был слишком очевидным доказательством того, что броненосец этот попал на мину; в бинокль видно было, как с других судов к нему направились шлюпки, но суда продолжали оставаться на месте, видимо, не зная, в какую сторону уходить от опасности.

В Артуре все заволновалось: миноносцы стали готовиться к выходу в море, «Новику», конечно, было приказано развести пары, так что я поневоле должен был уходить с горы, где все восторженно поздравляли друг друга с удачей и посылали всякие неприятные пожелания японцам.



_{Взрыв японских броненосцев «Хацусе» и «Ясима» на минах «Амура»}
 

Вдруг, совершенно неожиданно, над другим броненосцем, типа «Хацусе», взвился громадный столб белого дыма, скрывший его на несколько мгновений с наших глаз, и буквально не прошло нескольких секунд, как броненосец окончательно исчез под водой.

Восторгу не было конца: кричали «Ура», бросали вверх фуражки и чуть ли не целовали друг друга. Гибель «Петропавловска» была отомщена тем же оружием, причем броненосец «Хацусе» имел 1б тысяч тонн водоизмещения и был гораздо современнее и сильнее «Петропавловска».

Даже иностранные морские агенты приняли участие в общем ликовании: немец аплодировал, а восторженный француз махал фуражкой и кричал «plus de Japonais! rien ne va plus!» и еще что-то в этом роде; только американец счел за лучшее не проявлять своих чувств и молча ушел с горы»[8].

При взрыве «Хацусе» погибло 36 офицеров и 457 матросов. Предполагая, что они атакованы подводными лодками, японцы открыли по плававшим по воде предметам беспорядочный огонь.

К месту катастрофы подошли легкие крейсеры. Когда паника утихла, все корабли поспешили уйти.



_{Гибель «Хацусе»}
 

В японской официальной истории войны о гибели броненосцев сказано, что катастрофа произошла в районе Ляотешана при несении кораблями блокады. Первым подорвался «Хацусе» и немного спустя «Ясима». «Хацусе» погиб через несколько минут после повторного взрыва.

«Ясима» же, подорвавшись вторично, остался на плаву и был взят на буксир. Довести его до базы не удалось, он затонул в пути.

За четверть часа Соединенный флот потерял два первоклассных броненосца, ставших самыми большими боевыми кораблями, потопленными Русским флотом за всю его историю.

Пришлось Витгефту, несмотря на законное негодование, оставить Федора Николаевича Иванова командиром «Амура».



_{Капитан 2-го ранга Федор Николаевич Иванов}
 

Избирательная нерешительность контр-адмирала Витгефта
 

Контр-адмирал Витгефт, усердно делавший вид, что занят исключительно вопросами обороны, не использовал благоприятный случай, чтобы добить «Ясиму» и уничтожить другие корабли противника. Для этого он имел 2 броненосца ― «Пересвет» и «Полтава», 3 крейсера ― «Аскольд», «Диана» и «Новик» и 16 миноносцев против 2 броненосцев (один из которых был подорван), 5 легких крейсеров, 3 канонерских лодок и 2 миноносцев (остальной флот японцев был разбросан по разным районам морского театра).

Командующий счел возможным послать в атаку только миноносцы, которые без поддержки крупных кораблей успеха не имели. Витгефт не согласился с предложениями контр-адмирала Лощинского, командира «Полтавы» капитана 1-го ранга Успенского и других выслать в море броненосцы и крейсеры.

Он разрешил постановку мин как меру оборонительную и не имел намерения использовать успех и перейти к активным действиям. Подтверждением сказанному служит следующий факт: в то время, когда неприятельские корабли подрывались на минах, на броненосце «Севастополь», где держал флаг Витгефт, был поднят сигнал: «Уволить команду на берег».

Странно, кстати, вот еще что. И слабовольный-то Витгефт, и нерешительный, а противостоять решительным действиям хорошо умел!

Потери японцев в мае не ограничились гибелью «Хацусе» и подрывом «Ясима»:

— 29 апреля/12 мая при тралении мин в бухте Кер миноносец «№ 48» коснулся мины и затонул;

— 1/14 мая на русской мине подорвался и затонул в районе мыса Робинсон авизо «Миако»;

— в ночь на 2/15 мая крейсер «Кассуга», находясь в отряде, несшем блокадную службу, в темноте протаранил крейсер «Иосино», который через несколько минут, наполнившись водой, перевернулся и исчез под водой, увлекая за собой шлюпки, на которых спасалась команда. При катастрофе погибло 32 офицера и 300 нижних чинов. «Кассуга» получил серьезные повреждения и на буксире был отведен в базу для ремонта;

— 2/15 мая сел на камни авизо «Тацута», на борту которого находился адмирал Насиба;

— 3/16 мая при обстреле бухты Кинчжоу канонерская лодка «Агаки» протаранила и потопила канонерскую лодку «Осима»;

— 4/17 мая на русских минах к югу от Ляотешана подорвался и затонул миноносец «Акацуки», половина команды которого погибла.

Таким образом, за сравнительно короткое время японский флот потерял два первоклассных броненосца, два крейсера и несколько других боевых кораблей. Это было равносильно большому поражению.

Русские моряки показали искусство и точный расчет постановки мин днем и при наличии противника в море.

Кавторанг Федор Николаевич Иванов и его минный заградитель «Амур» одержали блестящую победу над сильным противником. Крупнейшую нашу победу на море за ту войну.

Заслуженной наградой капитану 2-го ранга Ф.Н. Иванову был орден Святого Георгия 4-й степени. Хотя, кажется, за два мощнейших броненосца ‒ и Георгия мало!

Впрочем, как сказал поэт уже другой России ‒ советской, погибший под Сталинградом 23-летний лейтенант Михаил Кульчицкий: “Не до ордена. Была бы Родина…”

«Черные дни» японского флота были не случайны.

Причины гибели и аварий большого числа кораблей заключалась в плохой организации несения блокадной службы, в неудовлетворительности разведки, в недостаточной тактической подготовке офицеров и беспомощности кораблей перед минной опасностью[9].

Неприятельский флот был значительно ослаблен. Действия Того стали осторожны и нерешительны. У нас появился шанс. Но командование Порт-Артурской эскадры, в лице контр-адмирала Витгефта и Совета Порт-Артурских флагманов и не подумало воспользоваться неудачами неприятеля и не проявило активности.

Адмирал Макаров погиб, адмирал Скрыдлов приехать в Порт-Артур не соизволил, а адмирал Витгефт продолжал проводить совещания и изредка высылал миноносцы и «Амур» для постановки мин.

Считается, что «Ясима» затонул при буксировке в Японии, но японцам удалось скрыть его гибель до конца войны и достоверная дата гибели «Ясимы» неизвестна.

Вспомним еще раз о «Ясима» в день 14 мая 1905 года.
 

Продолжение следует
 
_______________________________________________________________
 
<sub>[1] Порт-Артур. Воспоминания участников. - Нью-Йорк. 1955 г. О не состоявшемся Синопе адмирала Алексеева см с. 23-27. Конечно, МИД поправил зарвавшегося милитариста. И видно вовсе решил с ним дела не иметь. Даже телеграмму о разрыве отношений с Японией отправил Наместнику с опозданием и с купюрами. Чтоб не бряцал зря оружием.

[2] Капитан 2-го ранга Такэо Хиросе погиб при 2-й атаке японских брандеров на Порт-Артур. Народный герой Японии. Считается духовным отцом японских камикадзе. Был японским морским атташе в Петербурге в 1897-1901 годах. По-своему, говорят, испытывал большую симпатию к России, и уж, во всяком случае, к русским морякам. Так что, как говорится, ничего личного.

[3] Нирутака. «Акацуки» перед Порт-Артуром (дневник японского морского офицера). СПб., 1905, с. 27. /В переиздании 1995-го года – стр. 14/.

[4] Цусима – знамение... Т. I. Книга 2, часть вторая, глава 6 «Крейсер ВАРЯГ».

[5] На расстоянии полутора кабельтовов.

[6] Летопись войны с Японией, 1904, № 3, с. 49. /Цит. по: Краснознамённый Тихоокеанский флот. Изд. 3-е, испр. и доп. – М.: Воениздат, 1981, с.34; Черняев Н.И. Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия. – М.: Москва, 1998, с.372-373.

[7] Глушков В.В. «Мертвые срама не имут». К 105-й годовщине боя при Чемульпо. //«Армия и флот». 2009.

[8] Штер А.П. На крейсере “Новик”. 2-е изд. – СПб/, 2001, с. 33-34.

[9] Сорокин А.И. Оборона Порт-Артура. 1904-1905. – М.: Воениздат, 1952.</sub>

_______________________________________________

https://ruskline.ru/analitika/2020/05/25/cusima__tragicheskii_triumf_russkogo_imperatorskogo_flota_1

[Александр Васильевич]

Борис Галенин

Спасти Порт-Артур

Части 4-5


_{Генерал-Адъютант Вице-Адмирал Зиновий Петрович Рожественский}

2-я эскадра и ее Командующий

Тем временем, еще весной 1904 года, в Петербурге решено было отправить 2-ю Тихоокеанскую эскадру для совместных действий с 1-й эскадрой по овладению Желтым морем. И на тот момент это был единственный разумный шаг.
 

Человек это был необыкновенный
 

Командующим 2-й эскадрой был назначен контр-адмирал Зиновий Петрович Рожественский. С марта 1903 года Зиновий Петрович руководил Главным Морским Штабом, опередив при своем назначении 23 вице-адмиралов, пребывавших в списочном составе флагманов Российского Императорского Флота.

“Человек это был необыкновенный. Если мы посмотрим на его изображения на фотографиях, то обратим внимание на величественную осанку, прекрасную выправку флотского офицера, умные, проницательные глаза на красивом мужественном волевом лице. Современники отмечали, что, выступая перед командами кораблей, простыми, но яркими словами, он так мог воодушевить людей, что они были готовы сразу броситься в смертельную атаку. В быту он бывал очень внимательным к окружающим, умел быть обаятельным и милым.

Зиновий Петрович не имел протекции, связей и тому, что стал Начальником ГМШ и Командующим эскадрой, которая должна изменить ход войны, спасти честь Родины и флота, был обязан в первую очередь своим выдающимся качествам. Окружающие чувствовали, что этот человек обладает колоссальной внутренней энергией, ему верили, за ним шли. Его также уважали за безупречную честность, необыкновенную работоспособность, непреклонную волю.

Он был беспредельно предан своему Императору, Отечеству и флоту, готов был умереть за них и готов был послать на смерть других”[1].

Этими словами капитан 1-го ранга Владимир Яковлевич Крестьянинов начинает в своей книге главу, посвященную Командующему 2-й эскадрой. Слова эти особенно ценны тем, что сказавший их отнюдь не принадлежит к “поклонникам” адмирала Рожественского, а, скорее, к его “гиперкритикам”[2].

Блестящим, упорным, железным, незаурядным адмиралом называло его даже большинство недоброжелателей. Он считался также лучшим артиллеристом Русского Императорского Флота. Жизнь и смерть адмирала Рожественского показали, что он был одним из последних русских военачальников, для которых слова «За Веру, Царя и Отечество» были не пустой формулой.

Сейчас представляется несомненным, что даже если бы контр-адмирал Рожественский всю русско-японскую войну просидел бы спокойно в кресле Начальника Главного Морского Штаба, изображая кипучую деятельность по образцу иных петербургских флотоводцев под «шпицем» Адмиралтейства, то именно он стал бы наиболее вероятной кандидатурой на пост Морского Министра после войны[3].

Понятно, что любой флотоводческий успех сделал бы его кандидатуру неотвратимой. Избежать этого, остановить его на этом пути можно было, только возложив на него задачу, выполнение которой превышало человеческие силы.

И одной из «криптоцелей» посылки 2-й эскадры, а, точнее, постановки эскадре, уже на ее пути, в принципе невыполнимых задач, было намерение не допустить, может быть, последнего до конца верного Царю и Отечеству Адмирала до высших государственных постов.
 

Что знал адмирал Рожественский

Адмирал Рожественский, как и адмирал Макаров, прекрасно понимал значение поспешного отступления Того от Порт-Артура 27 января. Общий же ход боя 28 июля был достаточно подробно отражен в донесениях контр-адмирала Н.К. Рейценштейна из Шанхая, капитана 1-го ранга светлейшего князя А.А. Ливена из Сайгона, да и из Порт-Артура поступали сведения. Тем более это касается боя 1 августа. Связь с Владивостоком была прямая. На основании всей полученной информации адмирал Зиновий Петрович мог сделать, прежде всего, следующие основополагающие выводы, которые вполне подтверждаются всей вышеприведенной и известной читателю информацией.

1. Артиллерийским огнем современный броненосец и даже крейсер потопить практически нельзя.

За весь первый период войны ни один броненосный корабль в боях на море не был потоплен артиллерийским огнем. Да, повреждения бывали. Но тонули броненосцы и крейсера исключительно при подрывах на минах. Или открыв кингстоны, как «Рюрик». Это важно уяснить и запомнить для оценки действий русского командования при Цусиме.

2. 2-я Тихоокеанская эскадра не сплавана и стать таковой за оставшееся время не в состоянии. Следовательно, для возможного успеха в эскадренном бою необходимы самый простой строй и самые однозначные приказы о его сохранении. Чтобы о Циндао и Шанхаях думать забыли.

3. Очевидно, что русские и японские снаряды в боях 1904 года были все же совершенно сравнимы по совокупной ударно-взрывной силе. Что и отмечено было всеми участниками сражений.

Это несмотря на то, что японские снаряды превосходили наши до 15 раз по количеству и качеству взрывчатки. Но в бою 28 июля этого преобладания было явно недостаточно японцам для создания решающего превосходства в огневой мощи над русской эскадрой. Следовательно, адмирал Рожественский имел все основания считать, что артиллерийский бой с японской эскадрой наша эскадра вполне способна вести, по крайней мере, на равных.

4. Опыт боя 1 августа 1904 года в Корейском проливе однозначно подтверждал, что прорыв через него возможен даже при некотором количественном превосходстве неприятеля, в худшем случае − с потерей некоторых кораблей. Гибель же русского и японского броненосцев 31 марта и 2 мая 1904 года, и вообще опыт минной войны у Порт-Артура и Владивостока говорил о том, что мин и минных атак следует остерегаться. Особенно ночью в узкостях. Поэтому Корейский пролив следовало проходить, конечно, днем. А вот врага уверить в обратном. Отсюда − черный цвет судов русской эскадры.

5. Далее. Никакой выход «Цесаревича» из строя сам по себе не помешал бы прорыву Порт-Артурской эскадры во Владивосток. Готов же был прорываться Николай Оттович Эссен на тихоходном и много раз раненном «Севастополе». Для этого всего-навсего начальнику эскадры следовало отдать перед боем приказание следовать только курсом на Владивосток кильватерной колонной за флагманским кораблем, а если вдруг он выйдет из строя − за следующим мателотом.

То есть именно то, не терпящее двусмысленности, а тем более многозначности, распоряжение, которое адмирал Рожественский и отдал перед Цусимским боем, проанализировав причины наших неудач 28 июля 1904 года. Боевая задача была поставлена заранее кратко и предельно конкретно − прорыв во Владивосток, чтобы ни происходило. Но эскадрой! И эта четкость распоряжений полностью оправдала себя 14 мая 1905 года.

К немалому изумлению адмирала Того, даже выход из строя двух флагманских броненосцев не вызвал, в отличие от боя 28 июля 1904 года, разброда и шатания в железном кильватерном строю русских броненосцев. О разгроме русской эскадры по частям не могло быть и речи[4].

6. Адмирал Рожественский мог не знать в полном объеме повреждений 1-й эскадры у Шантунга. Однако поведение «Цесаревича», «Аскольда», «Дианы» и «Новика» давало основания думать, что 1 800-мильный путь от Порт-Артура до Владивостока 1-я эскадра при предполагаемых в пути боях, может быть, и не прошла бы. Но 600 миль, от Цусимы до Владивостока уцелевшие в наверняка имеющем быть место бою корабли 2-й эскадры пройдут обязательно, потому что ходу им назад в Порт-Артур нет, а японская эскадра по опыту Шантунга минимум неделю будет зализывать раны.

7. Для чистоты опыта желательно, чтобы с русской встретилась действительно та, год пробывшая у Порт-Артура, японская эскадра. Не успевшая ни отремонтироваться, ни перевооружиться. Значит, надо спешить. Мы увидим, насколько прав был Адмирал в своем стремлении вперед.

8. Если Порт-Артур каким-то чудом удержится до подхода 2-й эскадры (а многие порт-артурцы с прорвавшихся при Шантунге кораблей считали, что до февраля − весьма вероятно, даже данные следствия по сдаче Порт-Артура это стопроцентно подтверждают), то есть шанс, что остатки 1-й эскадры будут удерживать японский флот от ремонта.

То есть, на крайний случай, если и не завладеть морем, то уж прорваться во Владивосток при должном упорстве сам Бог велел! Походы Владивостокских крейсеров однозначно показали, что войти во Владивостокский порт можно даже в январе. Равно, как и выйти из него.
 

Снаряды японские, порт-артурские[/i]
 

Ввиду особой важности остановимся подробнее на вопросе качества японских крупнокалиберных снарядов порт-артурского периода военных действий.

Еще в самом начале войны вице-адмирал О.В. Старк, командующий Порт-Артурской эскадрой, оценивая действие японских снарядов, указал в своем рапорте № 801 от 19 февраля 1904 года, что оно «оказалось много слабее, чем об этом писалось раньше».

Правда, «снаряды разрывались при первом прикосновении к самым слабозащищенным местам кораблей. Осколков при разрыве снарядов получаюсь много и в большинстве случаев − мелких». Однако «пожара от разрыва этих снарядов не наблюдалось, хотя на некоторых кораблях разрывы происходили в деревянных частях...»[5]..

Вместе с тем сохранились свидетельства, что японские 12-дюймовые снаряды первого периода войны, бывало, и вовсе не рвались. Такие случаи приводит в донесении о бое 28 июля старший офицер броненосца «Полтава» капитан 2-го ранга Сергей Иванович Лутонин. А вот совершенно бесхитростное свидетельство не моряка, а “маленькой сестрички”, как называли раненые в Порт-Артуре дочку штабс-капитана Анатолия Топольского Галю, помогавшую матери в госпитале:

«В первые месяцы бомбардировки были только с моря, но зато стреляли большей частью двенадцатидюймовками. Такая “пулька”, попадая в дом, разрушала его или совсем, или большую его часть, убивая людей даже не осколками, а напором воздуха от разрыва. Но часто эти “чемоданы” и совсем не разрывались, зарываясь глубоко в землю, или пробуравливали насквозь дом, оставляя круглые дыры-окна.
 


_{Порт-Артур. Госпиталь №9 в Новом городе
Отчетливо видны дыры в стене от крупнокалиберных снарядов}
 

Таких “раненых” домов делалось все больше и больше; а под нашим госпиталем (бывшей гимназией) лежало таких “удовольствий” целых два, постоянно угрожая взорваться»[6].

Покорная просьба, читатель, обратить внимание на эту информацию, и по возможности запомнить ее.
 

Порт-Артур ждет
 

Итак, весной 1904 года в Петербурге решили отправить на выручку блокированной в Порт-Артуре 1-й Тихоокеанской эскадре и самому Порт-Артуру 2-ю Тихоокеанскую эскадру под командованием З.П. Рожественского.

И на тот момент это был не только не бессмысленный, но единственный разумный шаг. Соединившись, две эскадры действительно могли овладеть морем, что автоматически обеспечивало победу России в войне: все поставки Японии в Маньчжурию шли морем. Считается, что окончательное решение о посылке эскадры было принято на Совещании в Петергофе в Высочайшем присутствии в августе 1904 года.

Напомним, что, по общему мнению, в отличие от Японии Россия могла выиграть войну и при потере флота. Может быть, несколько медленней. Но наверняка.

В этом мнении едины такие разные люди, как А.Н. Куропаткин[7] и А.И. Деникин, знаменитый английский военно-морской писатель и эксперт Джулиан Корбетт, и его соавтор в описании морских операций русско-японской войны адмирал сэр Эдмонд Слэйд. Это мнение разделяют и поддерживают Элиас Захариас − крупнейший американский разведчик и контрразведчик, работавший по Японии в 1930-е годы и во Вторую мировую войну, и современные английские и американские исследователи, такие как Эрик Гроув и Дж. Вествуд[8]. И не они одни.

Но что нам мнения!

Мы достоверно знаем, что Япония эту войну действительно проиграла.



_{А стоит ли возвращаться?
Карикатура тех дней}
 

В 20 часов 35 минут токийского времени 28 августа 1905 года из Токио в Портсмут, Верховному полномочному представителю Японии на переговорах в Портсмуте Комура Ютаро, была отправлена правительственная телеграмма № 69. Указания, переданные этой телеграммой из Токио с категорическим требованием заключить мир на любых условиях, действительно отдают безоговорочной капитуляцией[9].

Это знание позволяет нам совершенно по-иному взглянуть на итоги странной войны, по какому-то недоразумению считающейся до сих пор военным поражением России.

Это знание помогает нам оценить масштабы измены и предательства, уже тогда созревших в русских верхах, при благожелательной поддержке скучавшего по Соловкам и Колыме русского образованного общества. И поддержанных беззаветным ударным трудом «сорока тысяч “братьев”» в международном масштабе[10].

Но даже при этой поддержке Теодору Рузвельту с Сергеем Витте еле-еле удалось для Японии пол-Сахалина от России урвать. А без оной вряд ли и аренду Квантуна довелось бы стране Ниппон на себя перевести. Как сами японские дипломаты и японское общественное мнение оценило итоги переговоров в Портсмуте показывает приводимая карикатура.

Однако овладение морем или, по крайней мере, наличие на Дальнем Востоке крупных русских военно-морских сил не только резко приблизило бы победу России − оно сделало бы ее неизбежной даже для русского общественного мнения. В глазах широких народных масс вновь усилило бы обаяние царской власти. Самодержавия.

А вот этого «братья» никак допустить не могли.
 

Прорыв возможен
 

Во время стоянки 2-ой эскадры у берегов Мадагаскара в декабре-марте 1904-1905, стало известно о падении Порт-Артура и гибели 1-ой эскадры. Задача овладения морем становилась практически неразрешимой.

Но сохранялась возможность прорыва во Владивосток.

Еще в начале января 1905 года адмирал Рожественский, обладавший, похоже, своими источниками информации (недаром будучи уже в отставке, он вместе с адмиралом графом А.Ф. Гейденом сыграл такую большую роль в создании русской военно-морской разведки), однозначно считал этот прорыв возможным.

Действительно, в декабре − феврале, а на самом деле еще и в марте − апреле японский флот проходил ремонт и перевооружение на своих базах.

«Микаса», к примеру, еще в середине января 1905 года без кормовой башни стоял. И из ремонта вышел то ли в конце марта, то ли уже в апреле. А ремонт «Асахи», подорвавшегося на мине в последние месяцы блокады Порт-Артура, точно в апреле закончен был. И то с трудом. Это только то, что известно достоверно.

Так что если бы не задержка эскадры на Мадагаскаре по категорическому приказу из Петербурга, подкрепленному «саботажем» немецких угольщиков, как раз с января по март, то эскадра пришла бы еще в феврале во Владивосток целой и невредимой. И не надо насчет льда: как-нибудь ледокол «Надежный» дорожку бы эскадре проторил.

Но опять же на основании анализа сражений в Желтом море 28 июля, и особенно 1 августа в Корейском проливе, адмирал Рожественский имел все основания считать, что прорыв возможен и в мае, хотя бы и ценой потери нескольких кораблей, скорее всего не броненосных.

Ситуация была крайне тяжелой, но, по расчетам его – для 2-эскадры не безнадежной.

Также считали и руководители военно-морских сил Японии, понимая, что без принятия чрезвычайных мер шансов у Соединенного флота остановить русскую эскадру во главе с решительным русским адмиралом практически нет.

И меры были приняты. Действительно кардинальные меры.
 

DEUS EX MACHINA[11]. Что не знал адмирал Рожественский

Адмирал не знал и не мог знать, что во время зимне-весеннего ремонта японцы перевооружат свою эскадру снарядами совершенно нового типа. Вместо обычных фугасных, с которыми мы познакомились в Порт-Артуре, они стали использовать фугасные снаряды, наполненные веществом типа напалма, от которого, казалось, горит даже железо.

Результаты полигонных испытаний превзошли все ожидания. Жидкое пламя после взрыва снаряда пожирало все вокруг, тысячи мелких осколков, вылетающих из огненного ада, вместе с ударной волной крушили все полигонные конструкции, скручивая стальные балки в узлы. Пламя также уничтожало кислород в районе взрыва[12]. Кроме того, при взрыве выделялись ядовитые газы, губительно действующие на гортань и легкие. И на психику, заметим, тоже.

До сих пор почему-то никто не отметил, что отравляющие вещества в войнах XX века впервые применили отнюдь не немцы на Ипре, а японцы при Цусиме!

С японскими цусимскими снарядами вообще связано много тайн. Истинный химический состав взрывчатки не известен до сих пор[13]. Японцы на вопросы отвечали скромно: обыкновенная шимоза. И плечами так застенчиво пожимали. Выдумают, мол, люди.

Уже адмирал Того, когда Небогатов приехал к нему на «Микасу» сдаваться, на восторженные вопли последнего: «Ах, какая у Вас артиллерия! Ничего подобного в жизни не видал!», тихо ответил:

− Ну что Вы, адмирал. Самая обыкновенная[14].

Многие наши специалисты, изучающие Цусиму, особенно для того чтобы в очередной раз обругать адмирала Рожественского, так и считают − самая обыкновенная. Вероятно, чтобы не обижать восточного соседа. А так все просто. Самая обыкновенная.

Сам Того сказал.

Просто японцы стрелять умели. И маневрировали как надо. Русскому же человеку «маневр» − слово иностранное − с роду не присуще. Отсюда все Цусимы в русской жизни и происходят.

Но продолжим про взрывчатку.

По взрывной силе новые японские снаряды превосходили использовавшиеся под Порт-Артуром, по крайней мере, на порядок. Даже при недолетах, взрываясь в воде, снаряды эти силой гидравлического удара выбивали заклепки из корпусов наших броненосцев, нарушали герметичность и вызывали течь. При взрывах в 200-х метров от судна осколки японских снарядов ранили и убивали наших моряков.

Таким образом, японская эскадра получила перед русской подавляющее огневое превосходство [более, чем 150-кратное! См. далее раздел: Цусимский огонь], страшное еще тем, что о нем никто на русской эскадре не подозревал. Даже прошедшие Порт-Артур.
 

Пикантная подробность
 

Указанное вещество типа напалма изобрел уже чуть ли не в ходе русско-японской войны то ли чилийский, то ли перуанский полковник. Будучи патриотом белой расы, он сперва предложил купить патент на это вещество России через русское посольство. Но посол был занят важными делами: то ли должен был везти букет роз жене эквадорского посла в связи с именинами, то ли сочинял письмо в МИД о необходимости увеличить штат посольства в связи с перегрузкой текущими делами. Поэтому на предложение полковника он вначале не обратил внимания, а потом и вовсе забыл.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Есть, впрочем, мнение, что это предложение латиноамериканца все же дошло до русского МИДа или даже Морского Министерства. Но оба ведомства дружно решили проявить патриотизм и бережливость в расходовании казенных средств. И ведь хотел-то полковник за свое изобретение какой-то пустяк: несколько тысяч золотых рублей. И потрать мы их вовремя – по-другому сложился бы день 14 мая 1905 года, да и 15 мая тоже. Да и наши дни тоже, может быть, сложились иначе. Полковник же хоть и не любил желтокожих, но любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, и, прождав безответно месяц-два, направил стопы уже в посольство японское. Где встретили его уже с распростертыми объятиями. Дальнейшее известно.

Капитан 2-го ранга Владимир Семенов в «Расплате» рассказывает об этом так:

«По некоторым, вполне заслуживающим доверия, сведениям, в бою при Цусиме японцами было впервые применено для снаряжения снарядов новое взрывчатое вещество, секрет которого они купили уже во время войны у его изобретателя − полковника службы одной из республик Южной Америки.

Этот полковник (как говорили, урожденный перуанец) не сразу обратился к японцам. Гордый, что в жилах его течет кровь кастильцев, сподвижников Кортеса, он, руководимый врожденным предубеждением к “цветным”, пытался прежде всего продать свое изобретение “бледнолицым”. Он обратился к нашему военному агенту в Шанхае (генерал-майору Десино). Были произведены опыты. Опыты прямо феерические, как описывал их мой собеседник, лично их видевший.

Покупка секрета “бледнолицыми” однако не состоялась: не то из-за того, что в цене не сошлись, не то из-за того, что нашли препарат крайне опасным для хранения. Зато «желтолицые» не прозевали. Перед добрым кушем не устояла кастильская гордость, и ... началось деятельное снабжение японского флота новыми снарядами.

В этом, как кажется, и есть главный секрет, почему японцы не протестовали против долговременной стоянки Второй эскадры на Мадагаскаре и не пытались (при посредстве доброй союзницы − Англии) изгнать ее оттуда, как они это делали во время Аннамского скитания.

Раненые японские офицеры, лежавшие вместе с нами в госпитале Сасебо, особенно расспрашивали, особенно интересовались действием их “новых” снарядов, говоря, что здесь “впервые” была применена идея наносить разрушение не силой удара в цель, а “исключительно” силой взрыва при соприкосновении с целью.

По слухам, (опять-таки заслуживающим доверия), этими новыми снарядами успели снабдить только орудия крупных калибров броненосных отрядов, и вот почему те из наших судов, которые имели дело с эскадрой адмирала Катаока, не терпели ни таких разрушений, ни таких пожаров, как атакованные броненосцами и броненосными крейсерами.

Особенно убедительны примеры “Светланы” и “Донского”.

15 мая “Светлану” расстреливало два легких крейсера, а “Донского” − пять подобных судов [шесть ‒ БГ], и оба эти корабля,

во-первых, оборонялись сравнительно долго, а

во-вторых, (и это главное), не горели,

хотя на обоих − на “Донском” как на судне старого типа, а на “Светлане” как на яхте − горючего материала не только в относительном смысле, но, пожалуй, даже, и в абсолютном − было несравненно более, чем на новых броненосцах»[15].

Похоже все же, что военный агент в Шанхае генерал-майор Константин Николаевич Десино[16] не довел до сведения руководства данные «феерических» испытаний предложенной ему перуанским полковником взрывчатки.

А если и довел, то проинформировать адмирала Рожественского о том, что его может ожидать встреча и с таким чудом техники, уж точно никто не удосужился.

От своих секреты у нас хорошо хранили.

Подводя предварительные итоги, отметим очевидное.

Японскому флоту требовалось несколько месяцев, а лучше − полгода, на ремонт и перевооружение. Если русская эскадра войдет в Желтое или Японское море в декабре или хотя бы в феврале, то очевидно, что броненосные боевые отряды Соединенного флота даже косметический ремонт пройти не успеют. Какое уж тут перевооружение.

Следовательно, возникала новая задача: любым способом добыть эти несколько месяцев Соединенному флоту на ремонт и перевооружение.

И задача эта также была решена. Ниже мы увидим как решена.
 

Цель – Порт-Артур
 

Поставленной перед эскадрой целью, устно сформулированной на Особом Совещании в Петергофе от 25 августа/07сентября 1904 года, было соединение с 1-й эскадрой в Порт-Артуре и отрядом Владивостокских крейсеров для совместного, затем, овладения Японским морем, под общим начальством Командующего Тихоокеанским флотом.

Известного нам адмирала Н.И. Скрыдлова, этого поистине трудно достижимого для флота Командующего, назначенного на высокий пост по личной инициативе Генерал-Адмирала в характерный день 1 апреля 1904 года.

Сам Скрыдлов лично, как мы знаем, пребывать на театре военных действий не любил. Предпочитал эскадры к себе вызывать. Во Владивосток. Предварительно заодно испытав их в бою. Как 1-ю Тихоокеанскую 28 июля.

А действительно − что проку от необстрелянных? Прорвутся − хорошо. Надежное пополнение. Нет, так не судьба, а Командующий и ни причем. Его там не было. По техническим причинам.

Власть, что характерно, при этом у него оставалась. И мы знаем по бою 1 августа у Урусана, что использовать он ее умел и любил. Не все осознают, что адмирал Рожественский во время похода 2-й эскадры отнюдь не был Командующим флотом, как его иногда называют в книгах, особенно зарубежных.

И отнюдь не обладал правом принимать стратегические решения.

Для этого было начальство во Владивостоке, не говоря уж про Петербург. И без его санкции, адмирал Рожественский, как он сам свидетельствует в своих показаниях Следственной Комиссии, не мог принимать весьма важные для успеха дела решения.

А прямой задачей Зиновия Петровича было − перегнать набор кораблей, для солидности получивший имя эскадры, из Кронштадта на Дальний Восток, а там − как руководство решит. Хорошо, хоть письменных инструкций Командующий не получил. Это как-то развязывало руки. По крайней мере, на начальном этапе.

Все вопросы организации предстоящих действий эскадры, снабжения ее и контроля за подготовкой кораблей к походу легли на плечи адмирала Рожественского. Объем работы был огромен. Эскадра уходила не в многомесячное учебное плавание, а в боевой поход. Сражение с японским флотом было неминуемо.

И успех в этом сражении зависел как от качества личного состава эскадры и уровня его боевой подготовки, так и от состояния ее материальной части.

Младшими флагманами эскадры были назначены: весьма деятельный контр-адмирал Дмитрий Густавович фон Фелькерзам, командовавший ранее артиллерийским отрядом, и контр-адмирал Оскар Адольфович Энквист, прекрасно заявивший себя, как градоначальник Николаева и вдобавок родственник Управляющего Морским Министерством адмирала Авелана.

При огромном переизбытке адмиралов на берегу, у нас как-то скупились на назначение их на 2-ю эскадру, и этот недостаток флагманов не раз вредно сказывался в деятельности эскадры.

«До сих пор точно неизвестно, почему для эскадры, снаряженной в количестве семи линейных кораблей, не было предусмотрено должности начальника штаба в адмиральском чине, который, согласно “Морскому уставу” (изд. 1899 г.), являлся бы первым заместителем командующего. Ясно, что здесь не доработали адмиралы великий князь Алексей Александрович и Ф.К. Авелан, но в итоге Зиновий Петрович получил только флаг-капитана К.К. Клапье-де-Колонга.

Флаг-капитан по Уставу не мог заменить командующего…»[17].

Может быть, потому до сих пор и не известно, что ни о какой не доработке в таком вопросе и речи быть не может. Все было сделано как надо. Вспомним бой Владивостокских крейсеров в Корейском проливе. Забегая вперед, скажем, что под начальством Того при Цусиме состояло одиннадцать! адмиралов.

Помощь со стороны портового начальства также характер носила весьма специфический. Казалось, делается все возможное, что внедрить в экипажи идущей в бой эскадры всех политически неблагонадежных, на крайний случай, просто больных или призванных из запаса.

Между прочим, до сих пор вызывает удивление, почему не были привлечены вполне качественно подготовленные экипажи Черноморского флота, которым все равно никак не светило участие в войне. Словно специально мариновали эти экипажи для бунтов «Потемкина» и «Очакова».

Забегая вперед, скажем к моменту самого боя, личный состав эскадры, титаническими усилиями командующего и офицерского состава был подготовлен и морально и, насколько это было возможно, «технически» к выполнению своего долга перед Царем и Отечеством. Что навсегда запечатлено Цусимским боем.

Сумбурная и спешная комплектация экипажей происходила на фоне не менее срочных и неупорядоченных работ по подготовке кораблей к небывалому в истории России и мира марш-броску громадной по числу вымпелов армады на другой конец света, без наличия баз на этом пути.

Дипломатической подготовки похода эскадры проведено не было. Как с изумлением отметил, один из исследователей Цусимы: «создается впечатление, что с Японией воевала не Россия, а лишь 2-я эскадра...»

А эскадре, между прочим, предстояло пройти почти двадцать тысяч миль по трем океанам, совершив при этом почти кругосветное путешествие. Затем разомкнуть кольцо блокады Артура, соединиться с остатками 1-й эскадры и завоевать совместно господство на море, поставив тем самым в войне победную точку.

Какие же силы дала Россия и морское начальство в руки адмирала Р. для выполнения им благородной, но, признаемся, непростой задачи?

 

Броненосцы Цусимы или

Музей Русского Императорского Флота под открытым небом

Главные силы 2-й эскадры Тихого океана на момент выхода ее 1 октября 1904 года из Либавы на Дальний Восток, насчитывали восемь броненосных судов, разделенных на два отряда.
 

Первый отряд
 

1-й броненосный отряд, основная боевая сила эскадры, краса и гордость ее, состоял из 4-х новейших, теоретически абсолютно одинаковых, эскадренных броненосцев типа «Бородино»[18], являющегося, опять же теоретически, творческим развитием построенного на французских верфях броненосца «Цесаревич».

Тактико-технические данные (ТТД) этих самых современных броненосцев русского флота подробно приведены в третьей книге трилогии. Здесь же скажем только, что новейшими они были настолько, что ни один из них, кроме первого в серии броненосца «Александр III», не успел выполнить программу приемо-сдаточных испытаний. А ежели бы успел, то никуда с достроечных стенок родного завода в обозримом будущем бы не сдвинулся.

Самое теплое, что смогла сказать приемная комиссия в напутствие единственному испытанному ей броненосцу «Александру III», а заодно и другим − не испытанным, − это чтобы аккуратнее рулем или, по морскому, штурвалом ворочали. Да не забывали при этом закрывать пушечные порты малой артиллерии[19]. А то при лихом повороте такой крен возникнет, что, неровен час, ворвется злая морская волна в порты эти самые пушечные, и свободно сможет произойти опрокидывание броненосца, − задолго до столкновения с неприятелем.

А уж во время боя, когда стрелять с закрытыми портами неудобно, смотрите братцы сами. Лучше идите себе тогда прямо, не морочьте голову рулевым. И потонете благородно − от артиллерии, торпед или мин разбросанных. Все ж − не самоопрокидывание, по недосмотру да недогляду. Или, сохрани Господь, умыслу злому.

Штурвалом, на новых броненосцах следовало ворочать действительно осторожно. Писал ведь адмирал Рожественский с Мадагаскара в МТК, что при одновременном повороте на N румбов, четыре лучших броненосца эскадры готовы отправиться по 4-м самостоятельным маршрутам, а также курсам, направлениям, сторонам света. Такая вот краса и гордость эскадры. Монолитная боевая мощь ее.

Это, что касается первого отряда.
 

Второй отряд
 

2-ой броненосный отряд, в отличие от 1-го, никакой скучной однородностью похвастаться не мог. Отнюдь. Разнообразие в нем было налицо, и интерес он в военно-морском отношении представлял, и немалый, но исключительно как “музей образцов”. Как собственно и звали его на эскадре.

Составляли его следующие суда: высокобортный океанский броненосец-крейсер «Ослябя», уже знакомые броненосцы «Сисой Великий», «Наварин» и броненосный крейсер «Адмирал Нахимов».

При этом «Наварин» и «Нахимов» были вооружены устаревшей артиллерией, а «Нахимов» (постройки 1885 года) вообще не годился для линейного боя, и то, что его включили в состав главных сил, было следствием, с одной стороны, полной безысходности, а с другой, что как сказал адмирал Рожественский, − «Нахимов» навык ходить в одной линии с броненосцами.

В довершение всего «Сисой» и «Наварин» были изношены.

Отправленные с Дальнего Востока в Кронштадт для ремонта, известным нам единоличным распоряжением Морского Министра адмирала П.П. Тыртова, они этого ремонта получить не успели, и шли теперь обратно в еще худшем состоянии, чем были до того, как определилась необходимость ремонтировать их.

Разнотипность судов 2-го отряда бросалась в глаза даже неискушенному наблюдателю: «Наварин» имел четыре дымовые трубы, «Ослябя» три, «Сисой» две, а «Адмирал Нахимов» − одну.

Эскадренная скорость хода судов 2-го отряда − даже теоретически − не превышала 12 узлов[20].
 

О маневрировании
 

И ведь до сих пор имеют претензию к адмиралу Рожественскому некоторые патриоты, как с военно-морским оттенком, так и без оного, что в пути вокруг Африки, при постоянных погрузках угля и прочих радостях походной жизни, не выучил он маневрировать свою разнокалиберную эскадру.

Да так, чтоб с горя удавился адмирал Того Хейхатиро глядя на наши эскадренные маневры!

Понял бы, что слабо было ему за пятилетку, ежели не больше, выдрессировать свою − однотипную, новейшую, на британских − лучших в то время в мире − верфях построенную, − эскадру. Научить ее маневрировать также четко, как представшие его глазам российские инвалиды с рождения и пенсионеры по паспорту.
 

Камень за бронепазухой
 

К инвалидам с рождения мы относим здесь, конечно, новейшие броненосцы. Кроме отмеченной своенравности в управлении, у каждого из 4-х был свой, подготовленный доблестными строителями, камень за бронепазухой для Командующего, машинных команд и инженеров эскадры.

Так у «Бородино», при его 18-узловой − по метрике − скорости, развить которую он, к слову, ни разу не смог, уже при 12 узлах начинали так греться не то подшипники, не то эксцентрики[21], что при подходе к 16 узлам вся машина грозила рассыпаться вдребезги.

Вспомним «Варяга»[22]. Только там брак был американский, хотя санкционированный тем же ГУКиСом[23] и, естественно, лично Генерал-Адмиралом, а тут отечественный. А чем отечественный брак должен быть хуже американского?!

И ведь один из стандартных упреков, и злобных и кротких, Командующему эскадрой: почему, ну почему не испытал за время похода свои новые броненосцы на полном ходу?!

Вот, извольте представить. Разводят себе «Князь Суворов», «Император Александр III», «Бородино» и «Орел» пары, доводят до марки, и пытаются выяснить, что из этого выйдет.

Вышло бы следующее.

Не знаю как другие, а «Бородино» при переходе за 16 узлов, если бы до них машина дойти позволила, точно ушел бы в капитальный ремонт. Хорошо если на солнечном Мадагаскаре. Там, глядишь приткнули бы его кое-как к берегу, для маскировки пальмовыми листьями закидали.

Пусть стоит.

Все равно ни в один порт − зарубежный − чиниться не пустят.
 

Может оно и к лучшему
 

Может, оно конечно, и к лучшему. Глядишь, и у остальных красавцев из строя что выйдет. А пенсионеры так и так за компанию бы примкнули. Адмиралу новые броненосцы никак не бросить, а без него никто с Мадагаскара и до Камранга бы не дошел.

Да и зачем? Адмирала Того смешить?



(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Так и осталась бы до наших дней эскадра в гостеприимном Носси-бе. Плавающий Военно-Морской музей под открытым небом. Сейчас на туры отбоя не было бы. Так и видишь рекламные слоганы:

«Носси-бе − туристическая Мекка. Живые будни Русского Императорского Флота. Спешите видеть».

А ведь действительно хорошо!

Как представишь себе: суда черные, трубы желтые с черными полосками. На носах орлы двуглавые золотые. Каждый день в 8 утра: «На флаг и гюйс». Боцманские дудки поют.

Красавцы лейтенанты и мичмана − таких теперь и в природе не сыскать! − на минных катерах учебные атаки устраивают. С «Суворова» грозный Адмирал сигналы разные подает, многофлажные.

Красота! Не то, что долларов − евро никаких не жалко!
 

Жаль Адмирал эскадру на Цусиму повел
 

Жаль упрямый Адмирал зачем-то эскадру на Цусиму повел. Испытал бы разок по полной программе − и делов! До сих пор бы на курорте грелся. Мемуары писал.

О том, как вокруг мыса Доброй Надежды в 11-балльный шторм эскадренные броненосцы с неисправным рулевым управлением сумел провести. С промежутками между кораблями в 2 кабельтова....

Ведь одно это было уже подвигом, своего рода мировым рекордом и уж точно впервые в мире. Да и потом никто в мире этим больше не баловался.

А мемуары эти в издательства отдавал. Где платят больше. Нарасхват бы шли!

А так − остались на память от Адмирала пара Рапортов его о Цусимском бое, да Показания Следственной Комиссии о нем же. И те и другие, если и не засекреченные, то уж точно не растиражированные. Весьма напрасно, между прочим[24].

Тем более, что записок и воспоминаний Адмирал и вовсе не оставил[25].

Жаль.

Ну, к вопросу эпистолярного наследия Адмирала мы еще вернемся, а пока скажем следующее.
 

Эскадры земные и небесные
 

Русские броненосцы Цусимы были, − как сила материальная − весьма несовершенны.

Но их боевой дух, проявленная ими самоотверженность и готовность идти до конца «За Веру, Царя и Отечество», особенно трех первых броненосцев 1-го отряда, делает их поистине лучшими эскадренными броненосцами всех времен и народов. Про «Суворова», например, есть свидетельство даже с «той стороны», ‒ английского наблюдателя на эскадре адмирала Того капитана 1-го ранга (кэптена) Уильяма Кристофера Пэкинхема, в официальном донесении в свое Британское Адмиралтейство написавшего:

«Никогда еще человеческие мужество и сила духа не доходили до столь невероятных пределов. И слава, которую навеки стяжал себе “Суворов”, увенчивает не только его доблестный экипаж, но и весь русский флот, всю Россию и даже все человечество!..

Это герои не только сегодняшнего сражения, но всех времен».

Значит, и погибшие в бою команды этих кораблей были лучшие в мире. На все времена. Хотя, может быть, и не самые обученные. А остовы героических кораблей, разбитые вражеским огнем и скрытые под водой, служат длящимся до скончания веков напоминанием о русской православной воинской доблести! Вечным, ‒ пока не прекратится течение времени.

И если был бы в Царствии Небесном свой Военно-Морской флот, то непременно в его состав вошли бы и эти ‒ лучшие в мире ‒ корабли Русского Императорского Флота: «Суворов», «Александр III», «Бородино»…

Если же скажут нам, что маловероятно встретить в Царствии Божием стальные громады линкоров и крейсеров, то уж вовсе невероятно, чтобы команды этих лучших кораблей мира не присутствовали бы там практически в полном составе.
 

Часть 5

Крестный путь эскадры

Navigare necesse est, vivere non est necesse! [26].

Гней Помпей − римский полководец

Адмирал Рожественский планировал выход эскадры в начале сентября, но по многим причинам эскадра вышла только 02/15 октября 1904 года из Либавы.

Маршрут эскадры до Порт-Артура или Владивостока был рассчитан на 150 суток. Из них предполагалось 90 ходовых и 60 стояночных, в основном для угольных погрузок.

До Танжера два броненосных отряда эскадры шли вместе, а затем 1-й броненосный отряд и «Ослябя» пошли вокруг Африки, т.к. англичане потребовали разгрузки наших новых броненосцев перед входом в Суэцкий канал. Требования были неслыханно жесткими: стоянки в Суэце и Порт-Саиде не должны были превышать 24 часов. Решено было, что контр-адмирал фон Фелькерзам с остальной частью эскадры пройдет через Суэц.

Местом встречи должен был стать Мадагаскар.

Комментарий. Адмирала Рожественского часто упрекают в излишней скрытности, которая якобы привела к неудовлетворительной дипломатической подготовке плавания. Но трудно было Адмиралу, находясь в Петербурге, предполагать, что государства, объявившие правила нейтралитета, позже будут, по мере продвижения русских кораблей на восток, «корректировать» их. Это тоже было знамение настоящего, не календарного XX века.

Этот «цивилизованный» способ участия в войне на стороне неприятеля стоит того, чтобы о нем рассказать подробнее[27]. Так, французское правительство, подчиняясь требованиям Японии, «просило» не заходить вторично в свои порты корабли отряда контр-адмирала фон Фелькерзама, ссылаясь на такую причину: с момента предыдущего посещения их порта (Танжер) не прошло «законных» трех месяцев.

Союзнички!

Иными словами, корабли, находящиеся в пути, были лишены возможности пополнять запасы угля, воды и продовольствия. Русским адмиралам, забыв о собственном здоровье, приходилось, в ущерб прежде всего боевой подготовке, выкручиваться из создавшегося положения.

Отряды контр-адмирала Фелькерзама и вице-адмирала Рожественского не случайно шли к рандеву на Мадагаскаре разными путями: один через Суэцкий канал, другой вокруг Африки. Броненосцы были перегружены военным имуществом и запасами, а правила «нейтралитета» не позволяли в отведенное время осуществить неизбежную, при входе (для уменьшения осадок) и по завершении следования в узкости, разгрузочно-погрузочную операцию.

Требования были неслыханно жесткими: стоянки в Суэце и Порт-Саиде не должны были превышать 24 часов.

Русские моряки, минуя Суэцкий канал, пошли навстречу пожеланиям египетских чиновников. Что нисколько не помешало министру иностранных дел этого − «государства» под английским присмотром − направить России, «как бы на будущее время, заявление о нарушении нашими миноносцами правил нейтралитета».

Не лучше было и во французском Вьетнаме − Аннаме по-тогдашнему.

Голландия, и Португалия в разное время вели подобную же дипломатическую войну и внесли свой вклад в разгром 2-й эскадры, пунктуально соблюдая «правила нейтралитета» в пользу Японии. Прямо-таки массовая моральная «подвижность».

Науськивая других, Великобритания, находясь в союзе с Японией, прибегала к более сильным демонстрациям. В Атлантическом океане 15 крейсеров «невоюющей» страны вызывающе держались подле русской эскадры, сближаясь ночью до полукабельтова. По такому случаю адмирал Рожественский доносил в Петербург:

«Пушки были заряжены, и я не раз чувствовал, что залп наших 12-дюймовых орудий был бы уместен. Опасаюсь, что пушки застреляют без приказания, если такое в высшей степени наглое поведение будет продолжаться...».

Подобный «нейтралитет» не вызывал бы такого острого отвращения, тем более 100 лет спустя, если бы и к Японии подходили по меркам международного права.

Но нет! Агрессору дружно преподнесли карт-бланш.

Никем и никогда − и уж во всяком случае нашим доблестным МИД − не поднимался вопрос о нарушении нейтралитетов Кореи (то есть «расположение» японской армии и флота на территории невоюющей страны) и Китая (захват в Чифу разоруженного миноносца «Решительный»).

Подобная участь могла быть только у России....

Русский МИД сделал все от него зависящее для проигрыша японской войны. Сначала дипломатического. А военные неудачи, как правило, следуют за дипломатическими.

«К несчастью России, в снабжении ее противника военной контрабандой были заинтересованы все морские державы. Оставалось одно из двух: или отказаться от преследования нейтральных судов, направляющихся с оружием в Японию отовсюду, или воевать со всеми...».

И по меньшей мере странными выглядят рассуждения нынешних “патриотов”, что Россия могла выиграть ту войну с помощью войны крейсерской.

Скольких нервов стоил этот творческий нейтралитет командирам русских отрядов, можно только предполагать. Корабли «увязли» в частых приемках угля в открытом море или на неприспособленных рейдах.

Признаем все же, что учиться воевать в таких условиях весьма непросто.
 

ГУЛЛЬСКИЙ ИНЦИДЕНТ

А теперь перейдем вместе со 2-й эскадрой в Северное море на Доггер-банку, где произошел пресловутый Гулльский инцидент.



_{Гулльский инцидент глазами очевидца с нашей эскадры}
 

Обычно суть его сводят к тому, что 9/22 октября 1904 года в 0 часов 55 минут по полуночи, наша эскадра ни с того, ни с сего обстреляла английские рыбачьи суда, мирно ловившие кильку и прочую салаку прямо по курсу русской эскадры. Помните анекдот застойных времен про мирно пахавший советский трактор?

Естественно мнения наших моряков, видевших по крайне мере два миноносца, упорно не желавших походить на полные кефали шаланды, просвещенными мореплавателями и их сподручными во внимание принято не было. Ни тогда, ни сейчас.

Английская, в то время самая свободная в мире, а значит и правдивая, − примерно, как наша сейчас, − пресса, единодушно было взвывшая по поводу зверств, учиненных эскадрой “бешеной собаки”, как с истинно британскими вежливостью и остроумием был поименован ею − свободной прессой − адмирал Рожественский, внезапно захрипела и чуть было не смолкла после следующего, раздутого самой этой прессой, эпизода.

В первоначальных сообщениях упоминалось, что на рассвете рыбачьи суда видели среди своих поврежденных сейнеров миноносец, принятый ими за русский и возбудивший негодование тем, что он сперва чинил какие-то свои миноносьи повреждения, а потом ушел, не оказав помощи поврежденным шаландам.

К большому сожалению прессы, никаких русских миноносцев в это время при эскадре не было. А стояли они мирно в порту Шербург.



Узнав об этом печальном для каждого честного британца, а тем более журналиста, факте, пресса дисциплинированно заткнулась и больше об этом миноносце и знать не хотела.

Как не хотел знать о нем международный уголовно-правовой симпозиум, собравшийся в Париже, на предмет очередного осуждения действий русского флота: не было того миноносца и все! Один минтай с мойвой.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Особенно умиляют наши современные авторы, которые, присоединяясь к той прессе в критике действий русского командования − в смысле открытия им огня, − приводят в качестве крайнего аргумента такой. Что, мол, нынче опубликованы английские, а может и не только, архивы и никаких следов японских, или Англией для Японии построенных, миноносцев не обнаружено.

Это примерно, как ожидать, что Форин офис официально признает гнусную роль британского посольства в Петербурге в подготовке и соучастии в Февральской «революции». Или, скажем, ЦРУ, или какая там контора над ним стоящая, расскажет когда-нибудь правду, что оно на самом деле учинило тем самым солнечным днем 11 сентября 2001 года в безоблачном нью-йоркском небе.

Рыбакам как-то в данном случае верится больше.

В ноябре того же 1904 года на юго-восточном берегу Немецкого моря другими рыбаками была найдена самодвижущаяся мина Шваркопфа, по современной терминологии торпеда, сильно избитая волнами о прибрежные камни. Фотография торпеды обошла все европейские иллюстрированные журналы, а в России была напечатана в «Хрониках войны», издаваемых как приложение к газете «Русь».

Как справедливо отметил в «Расплате» летописец похода Владимир Семенов, каждое изделие такого рода на каждой детали имеет клеймо завода-изготовителя и порядковый номер, по которым не составляет труда узнать, где оно сделано и кому продано. Удивительно, что наша делегация в Париже прошла мимо и этой мины, и показаний рыбаков о чинившемся миноносце.

Единственное объяснение этому, по мнению капитана 2-го ранга Семенова, в том, что руководство действиями нашей делегации, а возможно и дозирование информации осуществлялось нашей доблестной дипломатией…

Дальнейшие комментарии думаю излишни.
 

По пятам…
 

Девять месяцев спустя после случая на Доггер-банке, капитан Семенов лежал в японском госпитале в городе Сасебо. От ходячих больных он узнал, что в соседнем бараке лечится японский лейтенант, бывший командир миноносца. Лечился лейтенант от острого ревматизма, нажитого во время тяжелого осенне-зимнего перехода из Европы в Японию.

В Портсмуте уже шли мирные переговоры, и лейтенант особо не секретничал. Прямым текстом он сказал, что шли они под нейтральными флагами по пятам отряда адмирала Фелькерзама, когда тот проходил Суэц. На прямой же вопрос о Гулльском инциденте, лейтенант засмеялся и просил пощадить его скромность.

Председатель Лиги обновления флота, генерал-майор по адмиралтейству, морской писатель и общественный деятель Николай Николаевич Беклемишев в своих чтениях о русско-японской войне говорит совершенно определенно и независимо от В.И. Семенова, что «теперь едва ли может существовать сомнение, что следом за нашим отрядом адмирала фон Фелькерзама шла группа замаскированных японских миноносцев, которые и пришли в Японию раньше наших судов»[28].

И все же первый бой адмирал Рожественский выиграл: сначала в ночь Гулльского инцидента, затем − в международном суде (точка зрения русской стороны основывалась на докладе Командующего). «Daily Chronicle» даже назвала решение комиссии «первой за нынешнюю войну победой России». А уж охотники устраивать провокации перед эскадрой грозного адмирала как-то сразу перевелись.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что, не настояв на окончательном обсуждении вопроса о присутствии миноносцев в районе Доггер-банки, русское правительство как всегда ограничилось полумерами, а в международных вопросах такое поведение совершенно недопустимо.
 

Первая задержка эскадры

13 октября эскадра пришла испанский порт Виго, где была задержана на несколько дней. Власти, боясь английских угроз, трусили и не давали эскадре грузиться углем. Зато нас восторженно встретило местное население – адмирала Рожественского забрасывали на берегу цветами.

14 октября уголь погрузить удалось. На его погрузке работали даже судовые священники, но 15-го Петербург телеграммой запретил дальнейшее движение эскадры до улаживания дела с «Гулльским инцидентом». Первая задержка из Петербурга.

«Мы больше всего боялись, − писал родным будущий герой Цусимы лейтенант Петр Александрович Вырубов, − чтобы не напортила наша милая дипломатия, и чтобы не пришлось разоружиться или возвращаться в Либаву».
 

С верою и крепкой надеждой
 

Вечером 15 октября вышел и был прочитан при собрании офицеров и команд знаменитый приказ Адмирала:

«Сегодня, 15 октября, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР осчастливил нас нижеследующей Всемилостивейшею телеграммой:

“Мысленно, душою с вами и Моей дорогою эскадрой. Уверен, что недоразумение скоро кончится. ВСЯ РОССИЯ С ВЕРОЮ И КРЕПКОЙ НАДЕЖДОЙ ВЗИРАЕТ НА ВАС.

НИКОЛАЙ”.

Я ответил ГОСУДАРЮ: “Эскадра единою душою у престола ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА”.

‒ Так ведь, товарищи? Что повелит ЦАРЬ, то и сделаем. Ура!».

Так Русский Царь, вопреки всему «общественному» мнению, поддержал Своего верного адмирала и его эскадру.

Эта духовная связь между Царем и Адмиралом, между Верховным вождем и Его Христолюбивым воинством и вела эскадру в ее беспримерном походе и в бою.

Эта же духовная связь помогала воинам Маньчжурской армии, несмотря на весьма «странное» командование ее, до конца быть грозной силой, которой боялись «победоносные» японские генералы.

− А жаль, что не дошло до разрыва с Англией! − полушутя, полусерьезно заявил капитану 2-го ранга Семенову лейтенант Богданов, старый знакомый его со времен штурма фортов Таку.

− Почему так?

− Да потому, что тогда, как вышли бы в море, − тут нас сразу же и раскатали бы! А теперь − извольте за тем же самым ехать так далеко!
 

Для лучшей участи и на пользу крысиного царства…
 

Вечером 16 октября на «Суворов» пришло сообщение, что по поводу инцидента в Северном море будет назначена международная следственная комиссия, и с каждого корабля в качестве свидетеля откомандируются в распоряжение комиссии по одному офицеру для дачи показаний. С «Суворова» был послан капитан 2-го ранга Клáдо, будущий злой гений 2-й эскадры.

Семенов говорит, что его, да и других офицеров удивило это назначение, поскольку большую часть «инцидента» тот проспал. К тому же в штабе адмирала Рожественского Клáдо был как бы представитель самого Скрыдлова, Командующего флотом Тихого океана. Только что прибыл с театра военных действий, и хоть сам, как и его патрон не воевал, «но стоял, можно сказать, в центре дела».

‒ Вы где же думаете догнать эскадру? − не удержался я, чтобы не спросить отъезжающего. Он ответил как-то неопределенно, уклончиво.

…Лейтенант Свенторжецкий, оказавшийся, как и я, случайным свидетелем этой сцены, взял меня под руку и с таинственным видом заявил:

‒ Знаете примету? − Говорят, что еще задолго до пожара крысы покидают корабль. Чуют! Инстинкт! Они − звери умные, берегут свои головы для лучшей участи и на пользу крысиного царства…”[29].

Как видим, достойный офицер штаба своего достойного «Командующего-вприглядку-Тихоокеанским флотом» адмирала Скрыдлова, капитан 2-го ранга Клáдо за время недолгого своего пребывания на 2-й эскадре успел произвести на соплавателей вполне определенное впечатление.
 

БРОНЕНОСЦЫ ВОКРУГ МЫСА

Лейтенант Евгений Владимирович Свенторжецкий, (командовал 1-й батареей русского десанта в Порт-Артур 16 марта 1898 года), старший флаг-офицер Командующего эскадрою, которому особенно доверял Адмирал и которому одному были известны все самые секретные планы и шифрованная переписка начальника эскадры, так характеризовал поход эскадры в частном письме в Петербург 21 января 1905 года:

“Никакое донесение, − писал лейтенант Свенторжецкий, − никакое самое яркое описание не в состоянии изобразить всю тяжесть обстановки переходов Второй эскадры.

Первый раз в истории флота всего мира вы видели большую эскадру, которая, не имея ни морских баз, ни угольных станций, состоя из судов всевозможных типов и возрастов, отважилась двинуться в столь далекий путь.

Политическая и стратегическая обстановка плавания хорошо известна, но надо было лично испытать всю тяжесть этих дипломатических переговоров с различными администрациями − в Испании и в Африканских колониях, чтобы перечувствовать то, что перечувствовал Адмирал. Любой испанский жандарм мог унизить наше самолюбие, любой командир старого полуразвалившегося европейского станционера с сознанием собственного достоинства и правоты мог заставить нас призадуматься, не говоря уже о различных требованиях и намеках колониальных губернаторов. Надо было иметь только такт, сдержанность и ум Зиновия Петровича, чтобы обойти все эти трудности, не уронив достоинства вверенной ему эскадры.

Вот при такой обстановке эскадра двигалась сперва соединенно, а потом поотрядно к пункту назначения”.

“Отряд броненосцев, не имея ни одной угольной станции и поддерживаемый угольной любезностью «Гамбург-Американской линии», шел вокруг мыса Доброй Надежды.

Броненосцы − вокруг Мыса! Это, кажется, первый пример в истории.

Англичане, при известной всему миру прекрасной обстановке для судов их флота, посылали два броненосца из эскадры Канала в Кептаун − в виде опыта.

Переход броненосцев вокруг мыса представлял поразительное зрелище. Громадные корабли походили скорее на угольные транспорты. Нельзя было надеяться на уголь при всяких условиях и потому суда брали усиленные запасы. На броненосцы принималось вместо 1100 тонн − до 2500. Все, что возможно, заваливалось углем…

Весь переход от Танжера до Мадагаскара был беспрерывной угольной операцией… Погрузка угля обратилась в спорт, грузили на призы. Окончив погрузку угля, отряд тотчас выходил в море и следовал дальше.

С выходом в море, на верхнем мостике появлялся Адмирал.

Он почти не сходил оттуда ни днем, ни ночью.

Отряд двигался безостановочно только потому, что неустанная энергия Зиновия Петровича подгоняла броненосцы. С негодными рулевыми приборами броненосцы обошли Мыс с промежутками между кораблями в 2 кабельтова....[/b]

Ничего не проходило без внимания Адмирала. День и ночь на мостике он подгонял свой отряд. Никакие поломки не могли заставить его зайти для исправления в ближайший порт, и только сигналы, эти бесконечные и подчас оскорбительные сигналы, с категорическими требованиями, могли благополучно провести отряд из Танжера на Мадагаскар”[30].
 

Мадагаскар. INFERNO

Падение Порт-Артура
 

Первый броненосный отряд подошел к Мадагаскару к бухте Сант-Мари 16 декабря 1904 года без единого дня задержки против графика похода. Эскадра с момента выхода из Либавы находилась в походе 2,5 месяца, пройдя 10 000 миль... Почти пол экватора.

Здесь стало известно о падении Порт-Артура и гибели 1-ой эскадры.

О настроении эскадры по получении двух подряд известий, круто меняющих ее судьбу, можно в определенной степени судить по письму домой лейтенанта Вырубова:

«В St. Mary на нас посыпались одни за другими тяжелые известия с Востока: ужасная гибель эскадры, бездействие Куропаткина, наконец, капитуляция Артура! Есть с чего прийти в отчаянье и пасть духом!

Но, должно быть, еще велики наши духовные силы, так как с гордостью могу сказать, что и тени уныния нет на нашей эскадре, хотя один Бог знает, что мы все пережили и как нам все это тяжело. В довершение всего госпиталь «Орел» привез английские газеты из Капштадта, полные инсинуаций по нашему адресу, с массой тревожных вестей из России.

При этих условиях известие, что Камимура с 8-мью броненосными крейсерами и 12 миноносцами идет нам навстречу, и уже прошел Цейлон, − было для нас большой радостью. Мне лично не верится: слишком уж глупо со стороны японцев удаляться от своей базы и подставлять нам свой флот по частям...»[31].
 

Где соединить эскадру?
 

Адмирал планировал соединить эскадру в хорошо оборудованном порту Диего-Суарец. Однако в тот же день, 16 декабря, он получил телеграмму из Морского Министерства, извещавшую его, что из-за протестов Японии по поводу систематических нарушений нейтралитета Франции французское правительство: «Признает невозможным сосредоточение нашей эскадры в Диего-Суарец, как было предположено, и настойчиво просит выбрать для этой цели другой пункт, указанный им ранее, а именно − у острова Носси-Бе, по северо-западную сторону острова Мадагаскар...».

И что контр-адмиралу Фелькерзаму уже приказано идти именно туда.

Планы адмирала Рожественского оказались спутанными.

Он надеялся в Диего-Суарец отремонтировать корабли и снабдить их всем необходимым для похода через Индийский океан. Лейтенант Свенторжецкий, фактический начальник штаба и доверенное лицо Адмирала, говорил капитану 2-го ранга Семенову, что Командующий эскадрой был глубоко возмущен таким самоуправством «стратегов из-под шпица».

Заход в Носси-Бе удлинял переход более чем на 600 миль и был небезопасен в навигационном отношении. В этой своей малопосещаемой части Мозамбикский пролив был весьма плохо обследован. Сама лоция рекомендовала плавать здесь со всеми предосторожностями, отнюдь не ручаясь за точность промера, а наоборот, указывая на возможность существования не нанесенных на карту коралловых рифов, круто поднимающихся с больших глубин.

Петербург как нарочно подставлял боевые корабли, идущие к театру военных действий под посадку на мель в неизведанных водах, и возможную гибель.

Знал бы Адмирал, что это еще цветочки!
 

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Рождество 1904 года на «Суворове»
 

На 24 декабря Адмирал назначил выход своего отряда в Носси-Бе, где корабли отряда контр-адмирала фон Фелькерзама уже успели встать на «плановый» ремонт. Сам Адмирал комментировал это так: 

«Однажды, едва не столкнувшись со мною на трапе он кинул отрывистое замечание:

‒ Каково? После большого перехода законный отдых! Традиция!..

‒ Старые корабли, Ваше Превосходительство, − пробовал возразить я. − Ведь переход действительно большой…

‒ А впереди − еще больше! Если такие старые, что ходить не могут − чорт с ними! Не надо хлама! Да, нет! − просто привычка!.. Сам пойду − выволоку!..»[32].

К моменту выхода отряда выяснилось, что наша дипломатия в очередной раз поддалась панике:

Французы, повозмущавшись для порядка уже даже отметили буйками места стоянки кораблей русской эскадры на рейде Диего-Суареца, пригнали 1000 быков в рамках снабжения эскадры провиантом, резко увеличили штаты портовых мастерских для спешного выполнения ремонтных работ.

И были неформально удивлены податливостью нашей дипломатии и шедшего у ней на поводу, как и в случае с занятием Порт-Артура, Морского Ведомства. Но уж и сказалась нам эта податливость в дальнейшем… До сих пор аукается.

25 декабря 1904 года/07 января 1905 года, в первый день праздника Рождества Христова, «Суворов», а за ним все корабли эскадры подняли в первый день праздника Рождества Христова, «Суворов», а за ним все корабли эскадры подняли стеньговые флаги.

 «После обедни и, положенного по уставу, парада Адмирал собрал команду на шканцы и, с чаркой в руке, произнес короткую, но глубоко-прочувствованную речь. Она записана в моей памятной книжке почти дословно.

− Дай вам Бог, верой и правдой послужив Родине, в добром здоровье вернуться домой и порадоваться на оставленные там семьи.

Нам здесь и в великий праздник приходится служить и работать! Да иной раз и как еще работать!... Что делать − на то война.

Не мне вас благодарить за службу. И вы, и я − одинаково служим Родине. Мое право, мой долг − только донести Государю, как вы служите, какие вы молодцы, а благодарить будет Он сам, от лица России... Трудное наше дело − далек путь, силен враг... Но помните, что

«ВСЯ РОССИЯ С ВЕРОЙ И КРЕПКОЙ НАДЕЖДОЙ ВЗИРАЕТ НА ВАС!»

Помоги нам Бог послужить ей с честью, оправдать ее веру, не обмануть надежды…

А на вас − я надеюсь!.. за нее! за Россию!..

− И, резким движением опрокинув в рот чарку, он высоко поднял ее над обнаженной головой.



_{Команда броненосца «Князь Суворов»}
 

Адмирал начал свою речь обычным уверенным голосом, но чем дальше говорил, тем заметнее волновался, тем резче звенела в его голосе какая-то непонятная нота − не то слепой веры, не то мрачной решимости отчаяния...

Команда, первоначально чинно собравшаяся на шканцах, всецело поддалась его обаянию. В глубоком молчании, стараясь не шуметь, люди, чтобы лучше слышать и видеть, громоздились на плечи друг друга, как кошки вползали по снастям на мостики, ростры, шлюпки, борта, крыши башен...

Последние слова, произнесенные явно дрогнувшим голосом, были покрыты мощным «Ура!», заглушившим гром орудийного салюта... Передние ряды едва сдерживали задние... Казалась, вот-вот вся эта лавина тесно сгрудившихся человеческих тел хлынет на Адмирала... В воздухе мелькали фуражки, руки, поднятые, как для клятвы, многие крестились, у многих на глазах были слезы, которых не стыдились... И среди стихийного рева (в нарушение устава) резко выделялись отдельные крики:

“Послужим! − Не выдадим! − Веди! − Веди!...”

Долго не могла успокоиться команда. Даже к чарке шли неохотно. Про обед словно забыли...

“Эх! − невольно подумал я, − кабы сейчас да в бой!..”

Увы! Еще целый океан отделял нас от неприятеля…».

Надо сказать, что беспокоился Владимир Семенов напрасно:

14 мая 1905 года экипаж эскадренного броненосца «Суворов» послужил! И не выдал!
 

Слова Адмирала, повторившие слова поддержки Государя эскадре в бухте Виго, говорят о том, что духовную связь Царя и Адмирала, Царя и его воинов не удалось нарушить никаким интриганам из Петербурга.

Пусть в «земном» измерении не работали «приводные» ремни, о чем говорит Ольденбург, а вернее, работая, волю выполняли совсем не царскую, и потребовалась непосредственное вмешательство Государя в командование ВС Российской Империи летом 1915 года, чтобы переломить так похожий на «маньчжурский» пораженческий сценарий руководство войсками.

Но связь Верховного Вождя с Русским Христолюбивым Воинством в «вечности», в верности Богу и его промыслу о России, в тот раз помогла Православной Империи выстоять под натиском всего «прогрессивного человечества».

Этот же православный воинский дух вел эскадру, сквозь испепеляющий японский огонь в великий и страшный день 14 мая 1905 года, заставляя ее «со сверхчеловеческим упорством» пробиваться на север легендарным курсом NO 23°.

А храбрых японских адмиралов – после Цусимы! – заставлял «отчаянно подталкивать» свое правительство к заключению мира на любых условиях.

«Суворов» повел эскадру дальше. Шли медленно. Точных карт этого района не было. Рифы и мели были помечены на картах пометками: «неточно», «сомнительно». С носа броненосца постоянно замеряли глубину. Сигнальщики на мостиках и марсах следили за морем и горизонтом.

С первыми лучами рассвета 27 декабря эскадра начала входить в Носси-Бе.

На «Суворове», приветствуя отряд контр-адмирала Фелькерзама, грянул марш, раздались залпы артиллерийского салюта. Уже смертельно больной Фелькерзам прибыл на «Суворов» и сердечно расцеловался с Рожественским под крики «Ура!» построенных экипажей.

Половина труднейшего, беспрецедентного плавания завершилась. Огромная эскадра, не потеряв ни одного корабля, сосредоточилась в Носси-Бе визави городка с характерным названием Хеллвилль.

(Продолжение следует)

__________________________________________________________
 
<sub>[1] Крестьянинов В.Я. Цусимское сражение 14-15 мая 1905 г. - СПб, 2003. C. 56.

[2] Следует отметить, что в своем тексте к прекрасной книге-альбому «Цусима. Хроника-реквием». (СПб., 2007) Владимир Яковлевич уже никак не является гиперкритиком адмирала Р. Очень много приведено им новых документов, говорящих о высоком уважении и любви к своему Адмиралу личного состава 2-й эскадры.

[3] Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Вице-адмирал З.П. Рожественский. - СПб, 1999. С. 120.

[4] Лобанов А.В. Еще раз о причинах Цусимской трагедии. //Военно-ист. журнал. 2005, № 4.

[5] Русско-японская война. Действия флота. Документы. Отд. III. Кн. 1. Вып. 1. С. 35. В деревянных частях проходили в основном пожары и на почти не бронированных наверху Владивостокских крейсерах.

[6] Порт-Артур. Воспоминания участников. – Нью-Йорк, 1955. С. 108.

[7] Хотя Куропаткину следовало бы помалкивать, а не мнения высказывать после своего «главнокомандования» в Маньчжурии. К сожалению его государственная измена осталась не только безнаказанной, но и «незамеченной», что не могло не способствовать его наглости.

[8] Деникин А.И. Путь русского офицера. – М., 1990. С. 155-158; Захариас Эллис М. Секретные миссии. – М., 1959. С. 236-237,393; Corbett J.S. in concert with Rear-Admiral Sir Edmond Slade. Maritime Operations in the Russo-Japanese War 1904-1905. Vol. II. Admiralty War Staff Intelligence Division, October 1915, p. 383; Grove Eric. Fleet to Fleet Encounters (Tsushima-Jutland-Philippine Sea) – New-York, 1991, p. 46; Westwood J.N. Russia against Japan. A New Look at the Russo-Japanese War. – L., 1986, p. 163.

[9] Галенин Б.Г. Цусима ‒ знамение конца русской истории. Том I. Книга 2. Часть 3. Глава 2: Возможность победы. Украденная.

[10] Там же. Часть третья. Гл. 5.2, раздел: Обратим внимание на…

[11] Бог из машины (лат.). Обозначает фактор, в корне меняющий известную ситуацию, и не вытекающий из предшествующих событий.

[12] Бунич И.Л. «Князь Суворов»: Историческая хроника. – СПб., 2003. С. 63-64.

[13] Как, напомним, не обнародован до сих пор истинный японский план войны.

[14] Часть пятая. Гл. 4.3, раздел: “Не может быть!”.

[15] Семенов Вл. Бой при Цусиме. (Памяти «Суворова»). Изд. 3. – СПб., 1910. С. 39-40.

[16] В приложении «Персоналии» к воспоминаниям лейтенанта В.Н. Черкасова с броненосца «Пересвет» есть следующая биографическая справка: Десино Константин Николаевич (04.10.1857 ‒ ?) ‒ ген.-лейт. (21.04.1915). Окончил Михайловское арт. училище (1878), Михайловскую арт. и Николаевскую Ген. штаба (1887) академии. Прикомандирован к МИД (1896–1899). Военный агент в Китае (28.10.1899 – 09.09.1906). Г.-м. (06.04.1903). Прикомандирован к Главному управлению Генштаба (1906–1909). Начальник штаба Гренадерского (1909–1913), затем 4-го армейского (1913–1914) корпусов. По биографии, вроде, вполне достойный человек. Интересно, как сложилась судьба в 1917 году. И после.

[17] Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Вице-адмирал З.П. Рожественский. С. 163.

[18] В русском ВМФ название серии однотипных судов давалось обычно не по головному кораблю серии. Выбиралось краткое и запоминающееся название. Например, в серии «трех богинь отечественного производства» типа «Диана», первой была заложена «Паллада». Аналогично, головным броненосцем в серии «Бородино» был «Император Александр III».

[19] Доклад Морского Технического Комитета по Кораблестроению – Управляющему Морским Министерством. 28 сентября 1904 г. № 1047. − Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга третья. Выпуск 5. Док. 108.

[20] При переходе от Мадагаскара к Аннаму эскадра иногда держала ход 10 узлов. По показанию флагманского механика В.А. Обнорского этот ход был на пределе возможностей «Сисоя Великого» и «Наварина», “так как у них парадный ход не больше 12 узлов, а, следовательно, при ходе головного в 10 узлов − им приходилось иметь полный ход”. − Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга Третья. Вып. 4. Показание флагманского механика 2-й Тихоокеанской эскадры Полковника К.И.М флота Обнорского. С. 140; РГАВМФ. Ф. 763, оп. 1, д. 361, л. 283.

[21] Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга Третья. Вып. 4-й. С. 102: “на «Бородине» уже при 12 узлах начинали греться эксцентрики и упорные подшипники”. Подшипники менее упорные к этому моменту видимо просто выходили из строя.

[22] О неустранимых дефектах силовой установки «Варяга», из-за которых крейсер в день боя не мог держать ход более 14 узлов, см.: Цусима ‒ знамение конца русской истории. Том I. Книга 2. Часть 2. Глава 6: Крейсер «Варяг».

[23] ГУКиС - Главное управление кораблестроения и снабжений.

[24] Полный текст Рапортов Адмирала Р. о Цусимском бое и его Показания Следственной Комиссии впервые за столетие воспроизведен в книге «Цусима – знамение …». Можно ознакомиться в инете.

[25] “Адмирал Рожественский после окончания войны, по всей видимости, не имел намерения писать мемуары и таким образом попытаться оправдаться перед потомками”. − Лихарев Дм. Вит., д. ист. наук. Споры о причинах Цусимской катастрофы. – Отечественная история, № 5, 2005.

[26] Ходить [по морям] необходимо, жить не так уж необходимо! [Навигарэ нэцэссэ эст, вивэрэ нон эст нэцэссэ] (лат.). Согласно Плутарху, эти слова произнес Помпей, первым поднявшись во время шторма на корабль и приказавший отплывать. (В Жизнеописаниях Плутарха в серии: Античная литература, издания 1983 года, перевод этой фразы Помпея звучит так: Мне нужно плыть, а жить вовсе не необходимо!). Древняя морская поговорка о необходимости идти вперед, преодолевая трудности, о верности долгу.

[27] Кокцинский И.М. Морские бои и сражения русско-японской войны. С. 169-170. Там же приведены точные ссылки на цитируемые документы.

[28] Беклемишев Н.Н. О русско-японской войне на море. - СПб., 1907. С. 53.

[29] Семенов В.И. Расплата. Трилогия. I. С. 271.

[30] РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА 1904-1905 гг. Книга шестая. Поход 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток. С. 138-141.

[31] Вырубов П.А. Десять лет из жизни русского моряка, погибшего в Цусимском бою. С. 123.

[32] Семенов В.И. Расплата. I. С. 303.</sub>

__________________________________________________

https://ruskline.ru/analitika/2020/05/31/spasti_portartur

[Александр Васильевич]

Борис Галенин

Хеллвилльские хроники

Часть 6




Прорыв пока возможен
 

Первоначально поставленная перед эскадрой цель сдачей Порт-Артура была отменена. Но сохранялась еще возможность прорыва во Владивосток.

Получив известие о падение Порт-Артура и гибели 1-й эскадры, адмирал Рожественский однозначно решил, что единственный шанс эскадры – немедленное движение вперед.

Крепость Порт-Артур продолжительное время приковывала к себе значительные сухопутные силы Японии и практически весь Императорский Соединенный флот. При осаде было растрачено огромное количество боевых припасов.

Японцы потеряли при осаде Порт-Артура 15 боевых кораблей. Еще 16 кораблей получили серьезные боевые повреждения.

Кроме потерь в корабельном составе, потери японского флота за 1904 год составили более пяти тысяч матросов и офицеров. Из них около двух тысяч убитых и утонувших.

Весь флот был сильно изношен напряженной осадной службой. И хотя адмирал Того, убедившись, что Артурская эскадра не собирается выходить в море, часть кораблей отправил в ремонт не ожидая конца осады, ремонт этот даже в январе был еще далеко не закончен.

Если 2-й эскадре после падения Порт-Артура вообще еще следовало идти на Дальний Восток, то делать это следовало незамедлительно.

Запаса угля на наших эскадренных транспортах с избытком хватало для похода пяти новых броненосцев − «Суворовы» плюс «Ослябя» − и двух самых новых и надежных крейсеров «Авроры» и «Светланы» для прорыва во Владивосток.

Выходить можно было немедленно и идти практически без остановок.

Как отмечает адмирал граф Александр Федорович Гейден, в «неподлежащей оглашению» аналитической работе 1914 года, при выходе от Сант-Мари, скажем, 20 декабря 1904 года, отряд новых и относительно быстроходных броненосцев достиг бы Цусимы примерно через 45 дней, даже считая суточное передвижение таким же, как при наличии «старья», то есть не позже 5 февраля 1905 года: «Адмирал Рожественский прибывает к 20 декабря 1904 года к о. Мадагаскару и находится в шести неделях от Корейского пролива»[1].

И остановить на тот момент японцам наш отряд было бы нечем: «Микаса» стоял еще без башен, ремонт «Асахи» только начинался. Это то, что известно достоверно. Оставшиеся два броненосца «Фудзи» и «Сикисима» были истрепаны годовым дежурством под Порт-Артуром.

А для броненосных крейсеров Камимура слишком близкий контакт с броненосцами типа «Цесаревич» был смертельно опасен. Но главное, в этом случае и речи бы не шло о ремонте и перевооружении Соединенного флота.

Все, что мы знаем теперь про сражение у Шантунга и бой Владивостокских крейсеров при Урусане, а также про состояние японского флота после годичной блокады Порт-Артура, говорит о том, что вряд ли кто смог остановить «железного адмирала», приди он к Цусиме в феврале.

На его стороне было даже такое элементарное и всеми забываемое обстоятельство, что февральский световой день существенно короче майского. Зато зимние ночи длинные. Значит время для боя меньше. По крайней мере, на три часа. Да и непогод зимой существенно больше.

При старых снарядах японцы просто физически не смогли бы ничего сделать с броненосцами типа «Бородино» − вспомним «Полтаву».

Даже при абсолютно подавляющем огневом превосходстве Соединенного флота в бою 14 мая, к 6 часам вечера еще вели огонь и «Александр III» и «Бородино», не говоря уж про «Орел».

Так что прорвались бы мы в феврале, и даже начале марта, во Владивосток как миленькие. А после этого − было бы адмиралу Хейхатиро не до ремонта и перевооружений. Максимум − легкая косметика.
 

Петербург тормозит эскадру
 

Вместо этого, Морское Ведомство задерживает эскадру на Мадагаскаре, прибегая для этого даже к Высочайшим повелениям. Хронологический перечень событий похода и боя 2-й эскадры сообщает об этом с похвальной лаконичностью:

«19 декабря. Сант-Мари. Морское Министерство уведомило вице-адмирала Рожественского о состоявшемся решении послать на усиление 2-й эскадры отряд контр-адмирала Небогатова …

Вследствие посылки этого отряда в маршруте 2-й эскадры на Дальний Восток должны быть сделаны изменения.

Вице-адмирал Рожественский просит Морское Министерство не делать перемен в маршруте эскадры, так как “иначе он не может отвечать за эскадру”. (Тел № 913: дело № 9)».

«25 декабря. Индийский океан. Отряд на пути в Носси-Бе.

Вице-адмиралом Рожественским получена Высочайшая телеграмма, с приказанием ожидать на Мадагаскаре прихода отряда капитана 1-го ранга Добротворского и дать указания относительно маршрута для готовящегося к походу на Дальний Восток отряда контр-адмирала Небогатова.

Вице-адмирал Рожественский ответил 1 января (№ 946):

“Полагая, что отряд Небогатова может прибыть лишь в апреле и, вероятно, потребует здесь крупного ремонта, а отряд Добротворского не дойдет до Носси-Бе ранее конца января, я не могу определить, где буду в то время, когда Добротворский и Небогатов пересекут Индийский океан”».

«27 декабря. Носси-Бе. Морское Министерство известило вице-адмирала Рожественского о приближении к Мадагаскару отряда капитана 1-го ранга Добротворского и о скорой готовности к походу отряда контр-адмирала Небогатова».

Отряд капитана 1-го ранга Добротворского «приближался» к Мадагаскару еще месяц с лишком!

Поэтому такое сообщение Морского Министерства можно рассматривать как сознательную дезинформацию и Командующего 2-й эскадрой и Государя Императора, Высочайшими повелениями которого формально задерживалась эскадра.
 

1905 год

В Петербурге «кому надо», считали аналогично.

Поэтому последовали оргвыводы:

«3 января. Носси-Бе. По Высочайшему повелению 2-я эскадра задержана на Мадагаскаре впредь до особых распоряжений».

5 января на Мадагаскаре начался сезон дождей. Суда эскадры поочередно догружаются углем, чтобы иметь все время полный запас угля.

6 января. Адмирал Рожественский доносит в СПБ, что германские угольщики отказываются сопровождать эскадру после Мадагаскара и просит Высочайшее разрешение не оставаться далее на Мадагаскаре.

Вы не находите, что существует удивительная согласованность в окриках: «Стоять! Не двигаться!» из Петербурга и «внезапном» отказе германских угольщиков? Есть еще некоторые, неразъясненные официальной историей, согласованности. А именно.
 

Обратим внимание на…
 

Первое. Управляющий морским Ведомством адмирал Федор Карлович Авелан в своих показаниях Следственной Комиссии указал, что отказ немецких угольщиков сопровождать эскадру был формально мотивирован тем, что в договоре о снабжении эскадры углем не предусматривался случай падения Порт-Артура[2]. Однако гарантировалось возмещение с лихвой всех убытков угольной компании, включая неприятности с самими угольщиками. И с чисто коммерческой точки зрения было абсолютно все равно куда сопровождать эскадру: в Порт-Артур или Владивосток. Никто не собирался заставлять угольщики проходить с эскадрой Цусиму.

Поэтому в отказе чувствуется отнюдь не коммерческий, а изворотливый юридический ум, нашедший в контракте нечто, напечатанное мелким шрифтом снизу, для подыскания повода.

Второе. То, что адмирал Рожественский, сам весьма деловой человек, все-таки подписал контракт с такой оговоркой, означает, что он хотел привести эскадру именно в Порт-Артур до его падения. И мы знаем, что это было реально. Порт-Артур мог держаться по крайней мере до февраля, а приближение 2-й эскадры удесятерило бы силы защитников.

На подходе же к Порт-Артуру эскадре бы пришлось иметь дело с японским флотом потрепанным годичной осадой, не отремонтированным, не перевооруженным и вынужденным держать хоть часть своих броненосных сил в Цусимском проливе для подстраховки от оставшихся Владивостокских крейсеров. И чем бы мог закончиться этот бой коротким февральским зимним днем на подступах к Порт-Артуру, вопрос сложный. Но ясно, что уж во всяком случае − не как в мае. В случае же победы, вовсе не невозможной, и во Владивосток можно было бы идти совсем с другим настроением. Или вовсе Дальний у японцев отбить. Все же готовый порт. Зря что ли Витте  старался − пусть и на Россию поработает.

Короче − возможны были варианты.

Их и постарались устранить − сдачей Порт-Артура и задержкой эскадры.

На редкость совмещенные во времени действия. Это только кажется, что второе вызвано первым. Смотрите, впрочем, сами.

Третье. Примечательно, что категорический запрет 2-й эскадре двигаться на Восток, поступил ровно через тринадцать дней после того как американский военный наблюдатель в японской армии капитан 1-го ранга Пейтон С. Марч (позднее ‒ Начальник штаба армии США) представил своему высшему руководству доклад № 6 от 3 января 1905 года, где он дал описание «так называемого сражения на реке Шахэ, в котором японцы впервые не имели успеха:

“Результат этого сражения, − писал он, − ясно сказался на всех японских генералах, с которыми я общался. Они, кажется, впервые поняли, или, по меньшей мере, впервые открыто показали, что осознали размах того конфликта, который затеяли”.



_{Русская атака при Шахэ.
Рис. фр. художника по непосредственным впечатлениям той войны}
 

Именно под влиянием такого неожиданного хода событий японцы попросили президента Теодора Рузвельта стать их посредником в поисках мира»[3].

Президенту Рузвельту и его «братьям» стало ясно, что если «Суворовы» пройдут во Владивосток, на возможности победы Японии в войне, а значит и на тщательно подготавливаемой «русской» революции в 1905 году можно ставить крест.

Доклад каперанга Марча датирован по новому стилю. Приказ же адмиралу Рожественскому датирован также 3 января, но по стилю русскому, что соответствует 16 января стиля нового. Учитывая, что в 1905 году не было современных средств связи, оперативность была проявлена отменная:

Адмиралу Того – дали те самые полгода на перевооружение и ремонт!

Четвертое. «Международное бюро сотрудничества масонов», допуская возможность радикальной и необратимой утраты Японией своего неустойчивого военного «превосходства», 22 января/4 февраля 1905 года рассылает по всем масонским объединениям, ложам и группам обращение, призывающее организовать пропаганду за прекращение русско-японской войны[4].

Именно за выполнение этого «партийного» поручения − не скажешь ведь «ложного», «объединенного» или «группового» − и получил год спустя свою Нобелевскую премию мира «брат» Теодор Рузвельт.
 

Очевидные выводы (с комментарием). Японскому флоту требовалось несколько месяцев, а лучше − полгода, на ремонт и перевооружение. Если русская эскадра войдет в Желтое или Японское море в декабре или хотя бы в феврале, то очевидно, что броненосные боевые отряды Соединенного флота даже косметический ремонт пройти не успеют. Какое уж тут перевооружение.

Следовательно, возникала новая задача: любым способом добыть эти несколько месяцев Соединенному флоту на ремонт и перевооружение.

И задача эта также была решена: 2-я эскадра была задержана на лишних три месяца в пути приказами из Петербурга.

Если бы не задержка эскадры на Мадагаскаре по категорическому приказу из Петербурга, подкрепленному «саботажем» немецких угольщиков, как раз с января по март, то эскадра пришла бы еще в феврале во Владивосток целой и невредимой.

И не надо насчет льда: как-нибудь ледокол «Надежный» дорожку бы эскадре проторил.

И когда Петербург стал ломать план Рожественского, предлагая вместо него «овладение морем» с помощью лишних трех броненосцев береговой обороны, то не мудрено, что Адмирал, читая «высокие указания», скрипел зубами, задыхаясь от бешенства, и сдавленным голосом костил каких-то «предателей».

Еще бы не скрипеть зубами и не задыхаться!

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Вместо однозначно исполнимого плана, «Генерал-адмирал и вице-адмирал Ф.К. Авелан, прикрываясь широкой спиной Императора, поставили 2-й Тихоокеанской эскадре труднодостижимую новую стратегическую цель – самостоятельное “завладение господством на море”.

Из Петербурга настаивали на ожидании крейсеров Л.Ф. Добротворского и на сообщении маршрута эскадры…».

В этих словах капитана 1-го ранга Владимира Юльевича Грибовского весьма ясно показан механизм получения так называемых ВЫСОЧАЙШИХ повелений и названы двое из истинных виновников гибели 2-й эскадры, в очередной раз дезинформировавших и подставивших своего Императора.
 

Мадагаскарское стояние и болезнь Адмирала
 

Итак, 2-я Тихоокеанская эскадра задержана на Мадагаскаре весь январь и февраль, несмотря на все протесты адмирала Рожественского ...

Вот что пишет об этом Историческая Комиссия графа Гейдена:

«…Отказ германских уголыциков следовать с эскадрою далее Мадагаскара не мог остановить дальнейшего движения вице-адмирала Рожественского.

Он раньше готовился уже уходить из Носси-бе и без немецкого угля, рассчитывая получить новые запасы у берегов Аннама или в голландских колониях Зондского архипелага.

Однако, Командующий эскадрой не мог устранить другого препятствия к немедленному движению вперед, более серьезного, − со стороны Морского Министерства».

«Вскоре после получения извещения о падении Порт-Артура и гибели 1-й Тихоокеанской эскадры, вице-адмирал Рожественский доносил в Морское Министерство, что, по его мнению, ближайшею стратегическою целью эскадры должно быть достижение, посредством прорыва хотя бы с частью эскадры, Владивостока, который для успешности действий нашего флота против Японии необходимо немедленно оборудовать и снабдить всем нужным в должной мере, так как он представляется единственною морскою базою на всем побережье Тихого океана».

«Без Небогатова, в виду бесплодной потери всей Первой эскадры, − писал вице-адмирал Рожественский, − могу разсчитывать с потерями достигнуть Владивостока и, опираясь на него, действовать на севере. Пробиться во Владивосток считаю возможным лишь при быстром движении, исключающем возможность соединения с Небогатовым в пути…».

«Кроме того, соединенная с судами Небогатова 2-ая эскадра ни в каком случае не появилась бы в Японском море ранее конца Мая, чем дала бы время неприятельскому флоту, после боев 28 Июля и 1 Августа 1904 года и блокады Порт-Артура, привестись в полный порядок и противопоставить эскадре значительно большее препятствие, чем если бы она могла придти на театр военных действий одна, но после немедленнаго перехода из Носси-бе».

«На вышеупомянутое донесение Командующий эскадрою получил по телеграфу указание, что задача, возложенная на него, состоит не в том, чтобы с некоторыми судами прорваться во Владивосток, а в том, чтобы завладеть Японским морем.

Для этого имеющиеся на Мадагаскаре силы эскадры признавались недостаточными, но если к эскадре присоединятся отряды Добротворского и Небогатова, причем последнее может осуществиться в конце Марта в Индийском океане, то эскадра будет иметь шансы на успешное выполнение задачи».

«Естественно, что при этих условиях известие о выходе 2 Февраля из Либавы отряда контр-адмнрала Небогатова, для соединения со 2-ою эскадрою, − произвело на Командующего эскадрою крайне тяжелое впечатление и даже повлияло на его здоровье.

4 и 5 Февраля Адмирал так расхворался, что слег в койку.

Через несколько дней он появился наверху, похудевший и осунувшийся, слегка волоча правую ногу, но затем он понемногу оправился»[5].

За два дня болезни Адмирал постарел на десяток лет.
 

Петербург сдает эскадру
 

Помимо того, что Адмирал нес на себе всю тяжесть ответственности за эскадру, сутками не сходил с мостика, в буквальном смысле усилием своей воли вел ее вперед, трепал себе нервы в переговорах с местными властями, он видел и понимал, что Петербург сдает эскадру.

Даже у менее чуткого и одаренного человека, чем адмирал Рожественский, могло сложиться впечатление, что его сообщения о планах, имеющих целью победу России, давали кому-то в Петербурге богатый материал для выбора средств их срыва.

Сообщения же об уже возникших или могущих возникнуть в дальнейшем препятствиях на пути эскадры, рассматривались как подтверждение правильности выбранной политики.

Кроме того, как и все, он тяжело переносил ужасы убийственного для русских людей тропического климата, на которые жаловалась и молодежь на эскадре, − а в салоне Адмирала не было кондиционеров.

Капитан 2-го ранга Семенов заметил по поводу климата в Носси-Бе:

«Жара, духота держится и ночью и днем при относительной влажности 98%! В этом весь ужас. Нет отдыха. Испарина, выделяемая кожей остается на ней…

Главное − это духота. Вы дышите воздухом, насыщенным парами почти до предела насыщения. Вы дышите горячим туманом, как на полке в бане...».

Но и это было еще не все.

Крыса, бежавшая с эскадры в Виго, начала свою работу на пользу своего крысиного царства.
 

Но кому понадобилось?
 

В петербургиских газетах, регулярно доставляемых на эскадру в уездный городок Носсибейск, активно пропанадировалась идея «усиления» 2-й эскадры хламом Балтфлота, от которого наотрез отказлся адмирал Рожественский. И эту кампанию вел никто иной, как капитан 2-го ранга Кладо, которого до сих пор почти «официально» считают одним из лучших, грамотнейших и патриотичнейших офицеров «царского» флота! Владимир Семенов в своей «Расплате» и годы спустя не может забыть впечатления от этой, назовем вещи своими именами, грязной, мерзкой и очевидно вредоносной для России кампании (не было, не было у нас СМЕРШа):

«В особенности поражало всех то обстоятельство (создававшее положение почти безвыходное), что эта посылка старых утюгов и калош, по внешности, не представлялась измышлением „шпица" и особ, под сенью оного мирно почивающих, но являлась как бы уступкой властному требованию общественного мнения, вдохновенным пророком которого выступил г. Клáдо.

‒ С чьего голоса он поет! − ворчал Свенторжецкий − Тут дело нечисто!..

‒ Не может он не знать истинного положения вещей! − говорили другие. − Либо − рехнулся, либо − по заказу... Но кому понадобилось?..

‒ “Не спрашивайте адмирала Рожественского!..” − взвывал г. Клáдо, обращаясь к русскому обществу. − “Сейчас, сейчас посылайте, что можно, не теряйте ни минуты, иначе может оказаться поздно, поймите − поздно... Поймите только, какое это страшное слово, сколько в нем зловещего…”

В своем исступлении г. Клáдо доходил до такого абсурда, как предложение послать на войну никуда негодные, давно отслужившие свой век, − “Минин”, “Пожарский”, даже... “Петр Великий”!..

… Опираясь на стройную систему боевых коэффициентов, он доказывал, что на успех 2-ой эскадры в настоящем ее составе “есть надежда”, но “должна быть уверенность”, и доказывал, что эта “уверенность” может быть создана посылкой подкреплений, состоящих из разного хлама, числящегося в списке боевых судов Балтийского флота. Он морочил публику ссылками на официальные данные …».

Для уяснения, что же из себя представляли “боевые коэффициенты” г. Клáдо, приведем отзыв об этих коэффициентах старшего штурманского офицера «Суворова» лейтенанта Владимира Петровича Зотова 1-го: «Наши мудрецы утверждают, что, перемножив между собою пушки, арбузы, мужиков, фиктивные скорости и т.д. и сложив все эти произведения, они получают боевой коэффициент эскадры, не многим уступающий таковому же эскадры адмирала Того. Но это − не более, как обман несведущей, сухопутной публики. Обман злостный». [Расплата. I. C. 263].

Беда была в том, что многие матросы, да и некоторые офицеры доверяли газетному вранью, и считали, что «начальство» в Петербурге нарочно не желает прислать ценную помощь эскадре. И только незыблемое доверие к своему Адмиралу сохраняло эскадру как единый боевой организм.
 

Какую цель преследовала вся эта газетная кампания?
 

«Кому, чьим интересам служил г. Клáдо? − доныне еще смутно известно... Оправдываться незнанием, непониманием обстановки он вряд ли решится, а тогда − тяжела его ответственность перед родиной!».

Капитан 2-го ранга Семенов смутно догадывался о том, что мы знаем наверняка. Для удобства читателя воспроизведем здесь задачи, поставленные «мировым сообществом» уже в конце XIX − начале XX века, и озвученные в начале Книги 2 трилогии «Цусима – знамение конца русской истории»:

«Задача 1. Уничтожить торговый и военный флот России. Ослабить Россию до пределов возможного, и оттеснить от Тихого океана в глубь Сибири.

Задача 2. Приступить к овладению всею полосою Южной Азии между 30 и 40 градусами северной широты и с этой базы постепенно оттеснять русский народ к северу.

Так как по обязательным для всего живущего законам природы с прекращением роста начинается упадок и медленное умирание, то и наглухо запертый в своих северных широтах русский народ не избегнет своей участи.

Выполнение первой из этих задач требует сотрудничества главных морских держав и тех политических организаций, которые заинтересованы в разложении России…

Задача 3. Уничтожение трех самых сильных монархий мира: России, Германии и Японии, − путем стравливания их в войны между собой»[6].

Жаль не знал этого доблестный кавторанг Владимир Семенов. Но мыслил в верном направлении.

И последнее. Статьи свои капитан 2-го ранга Н.Л. Клáдо подписывал псевдонимом Прибой[7].
 

Адмирал Р. был «богом» для команды и для большинства офицеров
 

Все участники похода эскадры и сколько-нибудь объективные исследователи этого похода, едины во мнении: никакому иному адмиралу не удалось бы уберечь эскадру от разложения, и просто продолжить поход.

Лейтенант Александр Витгефт, сын адмирала Витгефта, трагического героя 28 июля 1904 года, пишет, в своих не предназначавшихя к печати записках:

“Пришли мы в Носси-Бе в начале декабря…

Около 20-х чисел декабря, пришел Рожественский и адмирал Фелькерзам перешел с «Сисоя» на «Ослябя». Грустно было расставаться с ним, чуялось, что с его уходом на «Сисое» начнет все понемногу разваливаться, а командир [капитан 1-го ранга Озеров Мануил Васильевич] опять запьет, будет втягивать в это офицеров для компании, и начнутся опять дикие выходки пьяного человека. Так и вышло впоследствии…

Вообще стоянка на Мадагаскаре еще раз показала железную энергию и огромный организаторский талант адмирала Рожественского.

Только он один мог даже негодных людей заставлять работать при очень тяжелых условиях и извлекать из их работ пользу.

Он по-прежнему был «богом» для команды, которая ему сильно верила, и для большинства офицеров”[8].

Когда стоянка затянулась, “один только Рожественский, несмотря на больное состояние, все еще держался, заставлял работать, подчас принимая крутые меры, ругаясь и временами прямо впадая в бешенство, но иначе он не мог; еще раз повторяю, что только он один мог все же удержать идущий душевный развал. При другом адмирале было бы много хуже.

У нас, на «Сисое», публика, конечно, тоже была тронута общей болезнью, но в особенности командир, который начал пьянствовать и наплевал на все. Среди офицеров «Сисоя» пьянство не пошло, но все-таки почти все распустились”[9].

Заметим, что именно на показания каперанга Озерова любит ссылаться Следственная комиссия в своей критике адмирала Рожественского. А вслед за Следственной Комиссией и остальные «знатоки» Цусимы, как с погонами, так и без.

Среди офицеров и команд судов, прибывших на Мадагаскар 1 февраля в отряде каперанга Добротворского, адмирал Рожественский был также в большом авторитете. И что характерно, у многих этот авторитет сохранился и после Цусимы.

Например, вахтенный офицер «Олега» мичман Борис Карлович Шуберт в своих воспоминаниях, посвященных им «с глубоким уважением» «Зиновию Петровичу Рожественскому, своему бывшему Командующему и учителю», так описывает свои «мадагаскарские впечатления»:

“Рожественский всегда был моим любимым адмиралом современного нашего флота. Много я слыхал о его энергии, строгости, подчас суровости − знал, что это человек большого ума и железной воли, но вместе с тем, о нем говорили как о человеке в высшей степени справедливом и благородном, джентльмене до мозга костей. И я убедился в последнем сам, встретившись с ним в обществе.

…Когда на другой день нашего прихода в Носси-Бе, Рожественский посетил «Олег», мы воочию убедились, что ему стоило привести сюда эскадру в целости, не потеряв по дороге ни одного миноносца. Худой, желтый, с ввалившимися глазами, предстал перед нами этот человек, еще год тому назад прекрасно выглядевший и далеко не старый. Но блеск его глаз, голос полный решимости, и обаяние его внешности, оставшись прежними, производили теперь еще большее впечатление, чем когда-либо.

…У нас на «Олеге», где кают-компания слилась в единую тесную семью, никогда не подымалось ропота на тяжесть службы, и мне ни разу не приходилось слышать малодушного голоса, высказывающегося за возвращение в Россию или осуждавшего распоряжения Командующего.

Последнего все любили и уважали, и общее желание было, чтобы хватило у него сил довести дело до конца, так как кроме Рожественского мы не считали никого из прочих русских адмиралов способным совершить этот подвиг...

Мне приходилось еще читать,… о неслыханной жестокости нашего Адмирала по отношению к подчиненным…

Писалось и не раз, что по его приказанию были повешены несколько человек, ослушников его воли. Нужно ли говорить, что это чистейший вымысел его недоброжелателей, и что если Адмирала и можно было в чем-нибудь упрекнуть, то это только в мягкости к своим подчиненным, особенно к нижним чинам”[10].

В эпическом повествовании о судьбе 2-й эскадры “Поход обреченных” (“Цусима”) немецкого писателя Франка Тисса часть, посвященная стоянке 2-й эскадры на рейде Носси-бе у городка со славным названием Хеллвиль, названа коротким и емким словом: “Inferno” − “Ад”.

И в этом аду адмирал Рожественский еще смог поддержать дух своей эскадры.
 

Учения и боевая подготовка в районе экватора
 

Более того, за эти мадагаскарские недели он каким-то чудом научил свою эскадру маневрировать и стрелять, и это в отсутствие боеприпасов. Приведем на вскидку несколько свидетельств.

Из мнений лейтенанта Петра Вырубова, младшего минера с «Суворова», об адмирале Рожественском «всеми и всегда» приводится выдержка из мадагаскарского письма лейтенанта, в котором тот обвиняет своего командующего в грубости, и вообще во флотоводческой бездарности.

Дело в том, что в начале проводимых на эскадре в Носси-бе учений в боевой части, которой заведовал лейтенант Вырубов случались неприятные накладки − типа мины не вылетают из аппаратов, − что вызвало, и возможно не один раз, адмиральские филиппики в адрес младшего минера. Свою обиду лейтенант изливал в письмах к отцу:

«В своем адмирале мы окончательно разочаровались, − пишет он 22 января. − Это человек, совершенно случайно заслуживший такую хорошую репутацию. На самом деле он самодур, лишенный каких бы то ни было талантов. Он уже сделал и продолжает делать ряд грубых ошибок. Одна надежда на его личную храбрость, благодаря которой мы хоть будем иметь возможность хорошо подраться»[11].

То, что сам Вырубов не мог обеспечить в военное время безотказную работу своей боевой части на корабле, он себе легко прощал. Как же вы не понимаете? Угольные погрузки и вообще.

А вот каково было провести такую эскадру от Либавы до Мадагаскара, не потеряв ни одного корабля, и обогнуть при этом мыс Доброй Надежды?

К сожалению, лейтенант видимо считал это легким упражнением для начинающих судоводителей.

Но вот, что любопытно и что почему-то опускают все критики Адмирала, любящие ссылаться на письма 25-летнего лейтенанта из русского уездного городка Носсибейска. В том же письме от 22 января, несколькими абзацами выше Вырубов в рассказе об эскадренных стрельбах говорит дословно следующее.
 

Стрельба эскадры глазами лейтенанта Вырубова: из шести пять!
 

«13, 18 и 19-го выходили в море всей эскадрой и стреляли по щитам.

Первая стрельба была неважная, но вторая и особенно третья прекрасные. …

Особенно хорошо стреляли 12-дюймовые башни: носовая, например, из 6 снарядов положила 5, так что адмиралу Того пришлось бы расписаться в получении их полностью.

Но важнее всего, что снаряды эти не случайные, а являлись результатом уверенного управления огнем и хорошей наводки. При каждом выстреле носовой башни мы все были убеждены, что снаряд попадет удачно, и только следили не разобьет ли он совсем щит”.

И вот такую вот стрельбу Адмирал называет «бесполезным выбрасыванием боевых запасов»?! Ему что шесть из шести надо было?

Можно понять старшего артиллериста «Суоворова» лейтенанта Владимирского, когда за пять из шести вместо ящика шампанского втык получаешь. Правильно Рожественскому снарядов на «Иртыше» на эскадру не прислали![12]

А то он и данными ему вместо снарядов муляжами бедного Того в первые десять минут раскатал бы. Ведь раскололся же на 5-й минуте Цусимского боя 12-дюймовый с «Суворова» об мостик «Микаса», где стоял Того[13]. Как ни крути − десятка! − с 6 000 м без пристрелки в малозаметную серо-голубую тень в мглистый день.

А если бы этот снаряд не просто разломился, а еще бы и взорвался!…
 

Адмирал Рожественский предвидел бой на больших дистанциях
 

Рассказ лейтенанта Вырубова о стрельбе эскадры стоит дополнить небольшим отрывком из статьи «Некоторые тактические уроки Цусимы. (К тридцатилетию Цусимского боя)»[14], капитана 1-го ранга русского флота, флагмана 2-го ранга, а затем вице-адмирала флота советского, доктора военно-морских наук, профессора Леонида Георгиевича Гончарова. В 1905 году старшего штурмана крейсера 2 ранга «Рион», в составе 2-й эскадры флота Тихого океана, а потому не понаслышке знающего, что происходило в описываемое время в солнечном Носсибейске.

«Из изучения Цусимского боя можно сделать вывод о значении методов артиллерийской стрельбы и, в частности, о том, что они должны отвечать избранной дистанции боя. Как было сказано выше, перед русско-японской войной русские корабли не практиковались в стрельбах на больших дистанциях.

Адмирал Рожественский предвидел, однако, возможность боя именно на больших дистанциях. Вот что он писал в одном из своих приказов[15]:

“Наши семь броненосцев с «Нахимовым», семь крейсеров с «Алмазом», семь миноносцев и вооруженные транспорты − сила очень большая. Неприятель не отважится противопоставить ей флот свой иначе, как с дальних дистанций и с расчетом на преимущество в ходе; у него есть доки; он может чинить подводные части.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Значит с этим надо считаться: пусть ходит скорее, лишь бы мы сумели достичь его огнем на расстояниях, с которых он будет на нас нападать. Этому надо учиться не покладая рук. Мы не можем тратить много запасов для учебной стрельбы, тем с большим вниманием должны относиться к урокам наводки и прицеливания. Вся прислуга должна освоиться с оптическими прицелами…”».

Судя по результатам второй и третьей стрельб, отраженных в письме лейтенанта Вырубова, уроки наводки и прицеливания вскоре начали приносить плоды.
 

«Маневрировала эскадра тоже очень недурно…»
 

Охарактеризовав стрельбу, Вырубов добавляет:

«Маневрировала эскадра тоже очень недурно, особенно первый броненосный отряд».

О прекрасном маневрировании первого отряда у нас есть свидетельство и иностранных специалистов. Его приводит в своих показаниях командир миноносца «Быстрый» лейтенант Рихтер:

«На Мадагаскар пришли 17 декабря, по маршруту же предполагалось прийти 20-го. На другой день ушел в Маюнгу (20 миль южнее Носси-бе) для некоторых исправлений (лопнула крышка цилиндра двигателя динамо-машины). В Маюнге дал возможность команде побывать на берегу; их примерное поведение, их внимательность к властям и офицерам чужой нации вызвали общий восторг местечка, и миноносец стал общим баловнем.

Переход в Маюнгу 18-ти узловым ходом после перехода океаном считаю блестящим экзаменом как личному составу машинной команды, так и механизмам и котлам нашей русской постройки (миноносцы построены на Невском заводе в Петербурге).

В Маюнге находился начальник отряда французских крейсеров, который дал в распоряжение нашей эскадры свои 4 миноносца; их служба состояла в том, чтобы перевозить телеграммы (в Маюнге телеграфный кабель). С этими миноносцами мы были в большой дружбе[16].

В один из приходов французский командир восторженно рассказывал о входе адмирала Рожественского со своей эскадрой. По его словам это была величественная картина… стройность маневрирования, одновременность выполнения сигналов − вот чего добился Адмирал за время перехода».

Так что лейтенант Вырубов никак не преувеличивает достижения родной эскадры.



_{Идут «Суворовы»}
 

И вот такие крайне важные факты, свидетельствующие об адмирале Рожественском, как о выдающемся Командующем эскадрой, прекрасном артиллеристе и флотоводце, никто из ссылающихся на Вырубова не приводит.

Предпочитают тиражировать мнение обиженного выговором лейтенанта, что его Адмиралу как флотоводцу «грош цена».
 

Информационная война против эскадры
 

Как уже отмечалось, моральному климату на эскадре наносился сильный удар и подвозимыми газетами, которые помимо художеств Клдо, всячески обыгрывали, в частности, провокацию 9-го января в Петербурге.

Воспользовавшись общественным шоком от сдачи Порт-Артура, внешние и внутренние враги России, постарались к горечи военного поражения добавить внутреннюю трагедию, главной целью которой было связать имя Государя с массовой гибелью «мирных подданных».

За образец была взята провокация Ходынки.

Число жертв, намеченных заранее либеральной прессой, известно в чьих руках находящейся, было на порядок преувеличено, и вся эта зараза безнаказанно доставлялась на эскадру. Адмирал Рожественский, откликаясь на эти события, писал в письме домой:

«…А что за безобразия творятся у вас в Петербурге и в весях Европейской России. Миндальничание во время войны до добра не доведет.

Это именно пора, в какую следует держать все в кулаках и кулаки самые − в полной готовности к действию, а у вас все головы потеряли и бобы разводят.

Теперь именно надо войском все задушить и всем вольностям конец положить: запретить стачки самые благонамеренные и душить без милосердия главарей» [17].

Сто лет спустя надо быть большим лицемером или ненавистником России, скрытым или явным, чтобы не признать абсолютную правоту этих слов.

И стоило бы лишь добавить, что «душить без милосердия» стоило бы не только главарей, но и слишком активных рядовых.
 

Идем, не хоронимся, никого не боимся
 

И Адмирал не ограничивался эпистолярным протестом. Когда опасность стала угрожать уже Владивостоку, адмиралу Рожественскому было позволено покинуть Мадагаскар.

 



Зиновий Петрович понимал, что после Артура и Мукдена необходимо зримо показать всему миру, что не пропала еще русская сила, есть еще русский дух. На тот момент это было важнее даже соображений секретности. Переход 2-й эскадры через Индийский океан был похож на марш победителей. Ночами суда несли все отличительные огни, что тоже было потом отнесено к числу тактических ошибок Рожественского. Со стороны эскадра казалась освещенным городом в тропической ночи.

 «Милей на пять, линии двух кильватерных колонн со своими многочисленными разноцветными огнями, представляются громадной, хорошо освещенной улицей вроде Невского, возникшей посреди океана», − писал в своих путевых заметках командир «Авроры», капитан 1-го ранга Е.Р. Егорьев. И эскадра верно поняла своего Адмирала: «Идем, не хоронимся, никого не боимся, приходи хоть сейчас» ― и это еще более подняло веру в свои силы, в свою даже, возможно, непобедимость. (Действия флота. Документы. Отдел IV. Книга Третья. Вып. 5. С. 161).

Не случайно японцы побоялись брать Владивосток.
 

Аннам
 

«Весь март адмирал Рожественский ведет свой флот Индийским океаном к берегам Аннама.

Командующий эскадрой уже с Мадагаскара был серьезно болен, но, тем не менее, на переходе Индийским океаном почти не сходил с мостика флагманского корабля.

Весь апрель флот задержан в аннамских водах по распоряжению Морского Министерства в ожидании соединения с отрядом Небогатова, несмотря на новые протесты адмирала Рожественского.

Это месячное пребывание 2-й эскадры у берегов Аннама обратилось в мучительное скитание эскадры из одной бухты в другую с постоянною подгрузкою, без отдыха и в непрерывной тревоге за свою безопасность…»[18].

Утром 31 марта эскадра подошла ко входу в бухту Камранг, а на следующее утро, после траления входа и рейда, расположилась в ней.

“Настроение личного состава эскадры после 28-дневного океанского перехода было превосходное и весьма приподнятое”[19].

Но вот с углем вновь были напряги. Ни правительственные агенты, ни командир «Дианы» князь Ливен обеспечить надлежащее количество угля эскадре для немедленного перехода во Владивосток не смогли.

Фактическая задержка эскадры продолжалась.

27 марта 1905 года японское командование получило известие о проходе 2-й эскадрой Сингапура. Адмиралу Камимура (2-й боевой отряд Соединенного флота) поручено поставить мины у Владивостока.

31 марта адмирал Камимура вышел из Корейского пролива к Владивостоку.

2 апреля японцы выставили у Владивостока 715 мин. За все предыдущее время боевых действий у Владивостока было выставлено 75 мин. Очень сомнительно, что Камимура смог бы провести эту операцию в феврале, учитывая ледовую обстановку у Владивостока.

3 апреля тяжело заболел контр-адмирал фон Фелькерзам, единственный помощник и единомышленник Рожественского. В тогдашней терминологии удар, в нынешний инсульт. Адмирал Фелькерзам скончался 11 мая, за три дня до Цусимы. Свинцовый гроб с его телом покоится в глубине Японского моря, в судовой церкви его флагмана «Ослябя».
 

«Я выйду в море для боя с ним»
 

«Не встретив неприятеля до захода в бухту Камранг, Командующий эскадрой 3 апреля 1905 года, отдал приказание за № 182, начинающееся следующими словами:

“В случае появления в виду бухты значительных сил неприятеля, я выйду в море для боя с ним”…»[20]

Но неприятель не появлялся.

Эскадре предстояло еще одно испытание перед боем. Почти месячное пребывание у берегов Аннама под парами в ожидании отряда Небогатова и пароходов с топливом для последнего перехода. Просто стоять в одной из многочисленных бухт не позволили французские союзники и правила “нейтралитета”, которые Владычица морей Британия меняла как ей заблагорассудится.
 

Глазами адмирала де Жонкьера
 

Надо признать, что французским морякам и их командующему адмиралу де Жонкьеру было стыдно за свое правительство.

До конца дней своих не смог забыть адмирал де Жонкьер потрясение, испытанное им, когда он увидел как русский адмирал, о котором говорит весь мир, идет навстречу ему по палубе своего флагмана, заметно волоча за собой правую ногу.

Высокая изможденная фигура, казалось, состояла только из кожи и костей.

Измученное вытянутое лицо долго потом преследовало Жонкьера наяву и во сне неодолимым выражением печали.

Лицо это было туго обтянуто желтой кожей − как у покойника, − но на этом мертвом лице горели горячим яростным огнем живые черные глаза.

Французский адмирал физически ощутил исходящую от этого человека невероятную, почти демоническую энергию, передающуюся каждому, кто хоть на мгновение вступал с ним в контакт[21].

«Почти демоническую энергию»! Иначе и не мог человек − хороший и благородный! − но чуждый православию, ощутить и расценить Веру, Верность Царю и Отечеству адмирала Рожественского, черпающего в этой вере и верности силу, необъяснимую для неверующих людей ничем, кроме демонизма.

Огонь всепобеждающей веры в глазах человека далекие от жизни духа люди часто путают с мрачным пламенем бездны.

Но впечатление все равно было невероятным!

И, где было в его силах, старался де Жонкьер саботировать подлые и позорные распоряжения Парижа. Между французским и русским адмиралами возник род своеобразной дружбы двух солдат, честно выполняющих свой долг, и, где возможно, старающимся помочь друг другу в его исполнении.

А в остальном… Читайте Альфреда де Виньи − “Величие и неволя солдата”. Очень поучительная книга. И написана хорошо.
 

С Японией по-прежнему вела войну только 2-я эскадра
 

Подведя без потерь свою эскадру вплотную к зоне боевых действий, адмирал Рожественский уже совершил подвиг, результатом которого высшее руководство в Петербурге не захотело воспользоваться, по-прежнему ставя эскадре невыполнимые задачи.

Русский флот у берегов Аннама играл роль “fleet in being”, которой можно было воспользоваться для успешного окончания войны.

Однако несомненно, что для успеха этой демонстрации, наряду с подходом к берегам страны Восходящего солнца русского флота, весьма солидного − по количеству вымпелов, числу орудий главного калибра, и теоретически возможной огневой мощи − требовались хоть сколько-нибудь активные действия отдохнувшей, пополнившейся людно и оружно русской армии, застывшей с февраля на Сыпингайских позициях. Армии требовалось сделать хоть шаг вперед.

Среди военных историков, не задающихся целью показать отсталость и гнилость русского самодержавия, единодушно мнение, что этим шагом вперед, наша армия просто раздавила бы противостоящую японскую, пополняемую гимназистами 1907 года призыва.

А японское главнокомандование, как мы знаем, не сомневалось в этом и весной-летом 1905 года.

Но Командование русской Маньчжурской армии удержало ее − армию − от этого шага, одновременно заверив любимое Отечество и лично Государя Императора в своей неизменной готовности жизнь положить за перечисленные ценности.

И армия продолжала смирно стоять на указанных позициях, наращивая силы, бесперебойно получая подкрепления и требуя, − в лице Командования, − от Родины все новых и новых.

С Японией по-прежнему вела войну только 2-я эскадра.
 

Приказ № 229
 

26 апреля произошла долгожданная встреча с 3-й броненосной эскадрой, совершившей блестящий и очень быстрый для кораблей такого типа переход. Также вошедший в анналы военно-морской истории. Контр-адмирал Небогатов подтвердил свою славу прекрасного моряка. Заметим также, что он считался и был очень неплохим артиллеристом.

По случаю долгожданной встречи адмирал Рожественский издал знаменитый приказ № 229 от 26 апреля 1905 года, ставший напутствием эскадре в ее последнем походе и в бою.

Приказ заканчивался словами:
 

«Японцы беспредельно преданы Престолу и Родине, не сносят бесчестья и умирают героями.

Но и мы клялись перед Престолом Всевышнего. Господь укрепил дух наш, помог одолеть тяготы похода, доселе беспримерного.

Господь укрепит и десницу нашу, благословит исполнить завет ГОСУДАРЕВ и кровью смыть горький стыд Родины.

Подписал: Генерал-Адъютант Рожественский»

Как видим и в этом последнем приказе видна неразрывная духовная связь между Государем и Его эскадрой.

Девятнадцатилетний мичман Георгий Александрович Тавастшерна с крейсера «Жемчуг» погибший в бою 14 мая, так отозвался в своем дневнике на этот приказ.

«Бухта Куа-бе, 28 апреля, четверг.

…Сегодня появился блестящий приказ адмирала Рожественского, в котором он [адмирал]… призывает всех исполнить свой долг и заканчивает так:

“Посрамленная и униженная родина ждет подвигов от нас, умремте все, и своею кровью смоем горький стыд России”.

Приказ вызвал везде огромное воодушевление»[22].

8 мая Георгий успел отпраздновать с друзьями-офицерами свое двадцатилетие.

А мы, пока винты броненосцев и крейсеров наматывают на себя последние мили 18 000-мильного пути к Цусиме, постараемся уяснить для себя, что предстояло встретить Второй эскадре в грядущем бою, с каким не ожидаемым никем феноменом столкнуться.

Это заодно позволит нам в первом приближении опровергнуть наветы, на которые так щедры критики адмирала Рожественского.
 

Цусимский огонь

Для этого уяснения прервем ненадолго последовательное изложение событий и приведем с небольшими, не относящимися к основной теме сокращениями, статью «Цусима», − царского генерал-майора по Адмиралтейству и советского вице-адмирала Александра Викторовича Шталя, − о Цусимском бое, опубликованную в майском номере Морского сборника за 1923 год. Статья была признана редакцией столь важной, что ее дали в самом начале сборника с отдельной нумерацией − римскими цифрами, − поскольку остальные материалы сборника были уже сверстаны[23].

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Статья представляется до сих пор важной и для нас, по крайней мере, по двум причинам.

Во-первых, потому, что именно А.В. Шталь осуществлял, по поручению руководства МГШ, общее руководство авторскими коллективами Исторической Комиссии при Морском Генеральном Штабе по описанию действий флота в войну 1904-1905 годов, и являлся крупнейшим в русском флоте знатоком всех известных фактов, относящихся к Цусимскому бою. Всего, что было известно русскому флоту о нем.

Во-вторых, потому, что статья эта, загадочным образом игнорируется, ‒ не опровергается, а именно игнорируется! ‒ всеми исследователями Цусимской катастрофы Русского флота.

После этой преамбулы слово адмиралу Шталю:

«18 лет прошло после Цусимы, и каких лет! … Но пронесшийся ураган событий не может изгладить воспоминаний о величайшей военной катастрофе русского флота.

Самая тема ее такова, что всегда будет вызывать на размышление. Слишком глубока рана, и трудно удовлетвориться приговором отвлеченных “вечных и неизменных” принципов».
 

Упреки адмиралу Р.
 

«История уже произнесла свой приговор над флотом до-Цусимского периода и одним из вождей его − адмиралом Рожественским, на которого первого пала тяжесть расплаты. Тяжелы и многочисленны упреки Рожественскому:

       ‒ неверно поставленная цель,

       ‒ отсутствие плана,

       ‒ неосведомленность командиров о намерениях Командующего,

       ‒ неправильно избранный путь,

       ‒ неимение разведки,

       ‒ не выделено ядро быстроходных судов,

       ‒ не отпущены транспорты,

       ‒ позднее перестроение,

       ‒ не пытался сблизиться,

       ‒ не учинил свалки на близких дистанциях,

       ‒ не имел качеств вождя, внушавшего доверие подчиненным,

       ‒ пренебрегал “вечными и неизменными”, а главное

       ‒ не проявил инициативы.

Адмирал Рожественский был сыном своего века, своей эпохи.

Вместе со своей эскадрой, он был искупительной жертвой за грехи флота, его руководителей, за грехи не одного поколения.

Заглянем поглубже в ту обстановку, в которую поставила его судьба, в эту бьющуюся в страшном напряжении жизнь, которую теория пытается облечь в сухие отвлеченные формулы».
 

Кроме невозможного
 

«Перенесемся мысленно к роковому моменту встречи обоих флотов. Обращаясь к приказам Рожественского можно найти:

Совершенно определенные указания и на главную цель в смысле выбора точек удара, и на стремление сблизиться с неприятелем, и на самостоятельные действия отрядов:

“Если неприятель покажется…, то по сигналу главные силы идут на него для принятия боя, поддерживаемые III броненосным отрядом и отрядами крейсерским и разведочным, которым предоставляется действовать самостоятельно, сообразуясь с условиями момента”. (Приказ от 25 апр. № 227).

“Если сигнала не будет, то, следуя флагманскому кораблю, сосредоточивается огонь по возможности на головном или флагманском корабле неприятеля.

В предвидении стремления неприятеля, пользуясь преимуществом в скорости, − обойти фланги, крейсерскому отряду дано назначение действовать против крейсеров неприятеля, пытающегося обойти фланги линии броненосцев”.

Итак, есть прямые и определенные указания и на сближение с неприятелем, и на сосредоточение огня по головным неприятельским судам, [предусмотрены] и самостоятельные действия отрядов, и меры против охвата, словом все то же, что и в образцовом японском плане, кроме невозможного.

Однако что-то помешало достижению поставленных целей.

Что же именно? Вот к этому-то постоянно и возвращается беспокойная мысль.

Что привело русскую эскадру к неслыханной катастрофе в какие-нибудь 15 – 20 минут?»

[Не забудем, что меньше чем за год, в нерешительном сражении с плохо руководимой Артурской эскадрой, тот же Того с тою же своей эскадрой на избитом «Микаса» подумывал о возвращении к своим портам, но − русская эскадра повернула в Артур, − и поле битвы осталось за Того. − Примеч. А.В. Шталя].
 

Разведка?
 

«Разведка помогла Того заблаговременно приготовиться, то есть иметь желаемый ход, желаемый строй, возможность появиться с желаемого направления, сосредоточить удар и при этом внезапно. И все-таки разведка не дала всего и даже обманула Того.

Он знал, что русский флот состоит из 2-ой и 3-ей боевых эскадр, что он построен в 2 колонны, что сильнейшие суда находятся в голове правой колонны, а вспомогательные в той же колонне в кильватере, что неприятель идет на северо-восток со скоростью 12 узлов. На основании этих сведений он решил напасть на неприятеля своими главными силами и притом нападение вести на головные суда левой колонны.

Того появился с правой стороны и, пересекая курс русской эскадры, увидел уже не две колонны, а одну…».
 

Небольшой комментарий по ходу изложения
 

А.В. Шталь совершенно верно разоблачает клевету на адмирала Рожественского в отсутствии плана, инициативы и прочего, и совершенно ясно говорит о том, что “не имевший разведки” Рожественский обманул адмирала Того.
 

Удар в начале боя. Инициатива налицо
 

«Командующий русской эскадрой, воспользовавшись положением японской эскадры, при котором открыть огонь могли только суда, легшие на новый курс, ‒ рассчитывал сосредоточить огонь всей своей линии по части судов японского флота и нанести им сильный удар в самом начале боя.

С момента открытия огня в 1 час 49 минут до 2 часов 8 минут дня [почти 20 минут! – БГ] Рожественский шел на сближение с японцами, которые, ворочаясь, были в угле обстрела линии броненосцев.

По японским судам в этот момент могло стрелять всего 12 орудий крупного калибра. [В этом А.В. Шталь ошибается, считая, что «Микаса» лежал на курсовом углу 34º относительно «Князя Суворова». На самом деле «Микаса», в момент открытия огня 2-й эскадрой, лежал на 1 румб впереди левого траверза «Суворова», в пределах прицельной дальности всех орудий левого борта нашей эскадры, как и указано было в Рапортах и Показаниях Адмирала. Справедливость этих слов адмирала Рожественского исчерпывающе показана в «Цусима ‒ знамение конца русской истории», Т. II. Ниже об этом также будет сказано подробнее. – БГ].

У японцев после поворота 3-го корабля, поворачивавшего в момент открытия огня русскими, могли стрелять также 12 двенадцатидюймовых пушек.

Однако, эта попытка Рожественского не могла иметь успеха, так как расстояния были слишком велики для русского флота, особенно, принимая во внимание недостаточное обучение его стрельбе и отсутствие разработанного метода управления огнем при помощи пристрелки. При этом первом ударе японский флот не понес никаких потерь.

[Здесь Александр Викторович также невольно заблуждается, поскольку не знал засекреченных в то время английских данных о русской стрельбе. По этим данным: «за первые 10 минут боя при Цусиме русские разбили все предположения об их ожидаемо плохой стрельбе, тяжело повредив три вражеских судна, поразив еще несколько, и уменьшив их число на 8%».

В частности, был выбит из строя броненосный крейсер «Асама», так и не принявший участие в дальнейшем бою 14 мая, и с этой точки зрения все равно, что уничтоженный. Подробности см. «Цусима ‒ знамение конца русской истории», Т. II. – БГ]

Попытка Рожественского не удалась, но инициатива налицо.

После поворота огонь 12-ти японских кораблей был сосредоточен на 2-х кораблях русской эскадры (4-х по “Суворову”).

4 русских головных броненосца пытались сосредоточить огонь на японском флагманском броненосце “Миказа”, но безрезультатно. Безрезультатно − не вследствие невыгодного расположения, не допускавшего сосредоточения, а вследствие плохого качества стрельбы и потому, что русские снаряды имели малое действие.

Опять попытка не удалась, но в инициативе отказать нельзя.

Есть указание, что “Суворов” делал затем еще попытку сблизиться, но его встретил бортовой огонь всех броненосцев Того и, сильно избитый, в огне, с дважды уже раненным адмиралом, с поврежденным рулевым приводом, он выходит из строя».
 

Роковой момент
 

«С 2-х часов 05 минут до 2-х часов 25 минут, когда судьба боя была уже решена, обе колонны шли параллельным курсом. Значит, роковым моментом было 2 часа 05 минут, когда японцы вторично пересекли курс русской эскадры.

Маневрирование в бою находится в зависимости от свойств оружия: (дальнобойности орудий, калибра их, рода снарядов, расположения артиллерии, толщины и расположения брони, скорости и пр.) и, конечно, от уменья обращаться с ним, и имеет целью занятие наивыгоднейшего положения для нанесения, или отражения ударов. Искусство маневрирования должно возместить недостаток в силе или защите.

Но, конечно, ближайшая, непосредственная причина неслыханного поражения ‒ было не маневрирование той или другой стороны.

В начале боя японцы сосредоточили огонь 5 кораблей на “Суворове”, 7 на “Ослябя” и русские пытались сосредоточить огонь 4 кораблей на “Миказа”, и четверть часа одновременного сосредоточения огня русских и японцев решили все. Дальнейшее не важно.

Так что же решило дело?»
 

Огонь!
 

«Что же это был за огонь?

О нем можно судить по тем разрушениям, которые он причинил нашей эскадре.

Со стороны японцев это был не только сосредоточенный огонь, не только град снарядов, а нечто совсем иное, не испытанное нами раньше, неожиданное, неведомое….

Это был, по образному выражению Семенова “жидкий огонь”, то, пред чем не устояло бы ни маневрирование, ни умение стрелять нашими старыми снарядами.

[Именно, только сближение на самую близкую дистанцию (5-10 кб) выявило бы свойство наших снарядов − проникать за броню и крупными кусками выводить механизмы. Но сближение не имело данных на осуществление. И именно, против русского расчета на сближение, для возможности действительного поражения с дальней дистанции, японцы после нерешительного боя 28 июля приняли необходимые меры. − Примеч. А.В. Шталя]

К моменту, когда ставилась на карту судьба империи, японцы выбрали, приготовили и испытали втайне новое оружие.

Вот в чем была ближайшая непосредственная причина молниеносной катастрофы, настолько невероятной, что в Петербурге не хотели верить, что русские броненосцы потоплены артиллерией, а японская эскадра не понесла никаких повреждений.

Это было неожиданно и невероятно даже для самих участников боя, которые и раньше не надеялись на победу, сознавая свою слабость во всех отношениях.

Этот факт надо признать, ему нельзя не придавать подобающего значения из опасения, что указание на материальную причину отвлечет от преклонения пред “неизменными началами”, а тем более “духовными”, которые все же воплощаются в материальные формы».
 

300-кратное превосходство!
 

«По количеству взрывчатого вещества, вносимого в 1 минуту, а, следовательно, по фугасному действию, японские суда превосходили русские в 15 раз. [По сравнению всего выпускаемого в 1 минуту металла из всех орудий одного борта и принимая начинку русских снарядов 2,5%, а японских 14%. − Примеч. А.В. Шталя]

Сила взрывчатого вещества у японцев (шимоза) гораздо больше нежели пироксилина, допустим, вдвое, значит, японский огонь только от качества снарядов в 30 раз превосходит русский и, следовательно, один японский корабль стоил 30-ти русских.

[Есть указания, что пироксилин в русских снарядах, может быть, и совсем не рвался, так как влажность его 30% при выстреле оседала и около взрывателя была не 30%, а вероятно доходила до 80%. − Примеч. А.В. Шталя!

Это примечание столь важно, что позволим себе его немного дополнить свидетельством академика А.Н. Крылова, воспроизведенного А.С. Новиковым-Прибоем в примечании к эпилогу своей дилогии.

Какой-то умник из Артиллерийского Управления (а может быть действительно умник и за хорошие бабки или за хорошую идею?) велел чуть не втрое увеличить влажность пироксилина в снарядах для 2-ой эскадры против стандартной десятипроцентной. Чтобы в тропиках-де самовозгорания не было.

Русский флот узнал об этом только в 1906 году, когда однотипный «Суворову» броненосец «Слава» обстреливал взбунтовавшуюся крепость Свеаборг снарядами из запасов для 2-ой эскадры, и офицеры, ведущие наблюдение за стрельбой на мостике броненосца, с изумлением видели, что снаряды не взрываются!

Когда крепость была взята, и артиллеристы «Славы» смогли осмотреть ее, то они нашли свои снаряды практически совершенно целыми. Только некоторые из них были без дна, а другие слегка развороченными.

Сведения эти были немедленно засекречены, и адмирал Рожественский так никогда об этом и не узнал. А вот адмирал Того, похоже, знал об этом еще до Цусимы.

То есть страшным напалмовым снарядам мы отвечали в основном стальными болванками. На доступном для них расстоянии − до 25 кб − они прошибали любую японскую броню, − иногда даже оба борта, оставляя гладкие круглые дырки. Аккуратные японцы сразу после боя вставляли в эти дырки деревянные кругляши, ‒ что характерно, заранее заготовленные, ‒ закрашивали краской и − хоть на парад.

На расстоянии же больше 25 кб наши болванки от японской брони просто отскакивали, оставляя на ней царапины и вмятины. - БГ].

Вот где сидел принцип сосредоточения сил на этой дистанции (35 кб) и вот как понимали его японцы. А более близкая дистанция для русских была невозможна.

Главнейшее применение этот принцип нашел в качестве разрушительной силы снарядов, а не в числе кораблей, ни в скорости, которых уже нельзя было увеличить, ни в маневрировании.

Считая меткость комендоров японских вдвое превосходящей русскую (в “Миказа” 30 попаданий, в “Орел” ‒ 42, в “Суворов” еще больше) получим, что огонь японцев превосходил русский в 60 раз.

Площадь незабронированного борта у русских (60%) была приблизительно в 1,5 больше, чем у японцев (около 40%).

Следовательно, разрушительное действие японского огня было больше русского в 90 раз.

Скорострельность японских орудий в два раза превышала скорострельность русских.

Если этот расчет приблизителен и груб, то все же он говорит много.

В полтораста раз японский огонь был действительнее русского при условии одинаково выгодного первоначального расположения, точнее при условии возможности обеим сторонам стрелять всеми судами, чего не было в первую четверть часа. При невозможности стрелять для половины русской эскадры сила японского огня увеличилась еще вдвое.

Следовательно, искусство маневрирования в данных условиях давало японцами увеличение силы в 2 раза, а остальные причины более чем в 150 раз».
 

Новое оружие − жидкий огонь
 

«Так вот каков был этот “жидкий огонь”, causa materialis ‒ материальная причина, quantité négligeable [пренебрегаемая величина (франц.)] для многих, опасающихся умаления “духа” и видящих в новом оружии явление временного характера, пока оно не сделалось общим достоянием, после чего все приходит в равновесие.

Увы! Пока солнце взойдет, роса очи выест!

(Окончание следует)