СФРЮ от создания до распада

[Александр Васильевич]

Олег Валецкий

СФРЮ от создания до распада

1 часть



Югославия 90-х годов стала полем, где была опробована новая военная стратегия США, отличие которой от былых «военных стратегий» прошлого заключалась в том, что она создавалась не ради интересов одного государства, но ради целого т.н. «мирового сообщества», основанного на институтах ООН, НАТО и Европейского Сообщества. Война в бывшей Югославии показала то, что именно в подобных внутренних  вооруженных конфликтах стали решаться внешнеполитические проблемы. Закономерно, что ряд западных военных теоретиков, в частности, профессор иерусалимского университета Мартин ван Кревельд в своей книге «Трансформация войны», на основе опыта таких войн, сделал вывод еще в самом начале этого века о том, что такие войны будут войнами будущего, и именно они будут решать ключевые моменты мировой политики в XXI веке [1]. Согласно этим теоретикам, не столь важно, что боевые действия в них достигают, как правило, лишь тактического размаха, ибо имеют стратегическое значение и при этом, согласно этим же американским теоретикам,  как это не покажется парадоксальным, победы определяются силой идеи одной из сторон.

Судьба СФРЮ также хорошо показывает действительную надежность современных «механизмов международной безопасности», как и различных международных гарантий, ибо они без подкрепления силой оружия стали никому не нужны, как не стала нужна и сама СФРЮ после распада СССР. Ключевой фигурой для понимания причин как создания, так и распада СФРЮ, был Иосип Броз Тито. Как ни странно, но о нём при его жизни было известно очень мало. Лишь после начала распада СФРЮ начали выходить книги, посвященные его личности, но при этом, в силу негласного табу на критику Тито, эти книги практически оставались неизвестными. Между тем понятие Югославии неразрывно связанно с именем Иосипа Броза Тито, он её породил, и с его смертью начались предсмертные конвульсии этой страны.

Созданное в 1918 году Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, переименнованое в 1929 году в Королевство Югославию, хотя и послужило Тито для создания его СФРЮ, но, по сути, представляла собою слабо связанную конфедерацию различных народов, достаточно быстро распавшуюся под ударами Германии. Впрочем, и не будь Второй Мировой войны, та Югославия быстро бы распалась из-за постоянно нараставших противоречий между национальными элитами и не имея при этом серьёзной международной поддержки. Тито же, имея исключительно крепкие связи с мировой элитой, чьим членом он и являлся, попытался, по сути, слить все народы Югославии в один котел, и ему оставалось не так уж и много до полного осуществления его замысла.

В силу этого сама биография Иосипа Броза Тито исключительно важна для понимания процессов, происходивших в самой СФРЮ. Так, сербский драматург Райко Джурджевич, создав драму «Маршал», описывающую Тито, в этой драме высказал мысль, что роль Тито в судьбе сербов подобна роли Ленина в судьбе русских, с тем, что Ленин у власти был несколько лет, а Тито несколько десятков лет. Между тем происхождение Иосипа Броза Тито - бессменного с 1937 года главы югославских коммунистов и пожизненного президента социалистической Югославии - до сих пор окутано тайной и служит поводом многочисленных дискуссий в Югославии. Самым фундаментальным трудом, в котором изучалось происхождение Иосипа Броза Тито, является вышедшая в 1992 году в Сербии, в самом начале войны в бывшей Югославии, книга «Тайное досье Иосипа Броза» автора Момчило Йокича, переизданная в 2004 году.

Само его участие в гражданской войне и жизни в России до сих пор тайна, но известно, что Иосип Броз Тито, после возвращения в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, стал членом Коммунистической партии Югославии. При поддержке Загребской организации коммунистов и одного из ее руководителей, Стево Краячича, имевшего связи в Ватикане, Иосип Броз быстро расширил свое влияние среди коммунистов Югославии [2]. В тюрьме Лепоглава, куда он попал со многими другими коммунистами после запрета Коммунистической партии королём Александром в 1929 году, он пользовался привилегированным положением и совершенно спокойно вёл политическую деятельность. Как раз в этой тюрьме сербский еврей Моше Пияде от имени коммунистической партии Югославии подписал договор о совместной борьбе против королевской власти Югославии с представителем движения хорватских усташей Миле Будаком в 1935 году [2].

В то время как усташи, так и коммунисты вели кампанию террора против представителей власти королевской Югославии. Так, в ходе только «красного террора» в Югославии было убито несколько тысяч чиновников, офицеров и жандармов. Усташи в это же время в лагерях в Италии и Австрии вели подготовку террористов, которые потом организовывали террористические акты против представителей власти в Югославии. Закономерно, что данные обстоятельства привели стороны к тактическому союзу, и дабы его обеспечить, Тито интригами смог дискредитировать влияние руководившего тюремной организацией КПЮ черногорца Петко Милетича, участника восстания Белы Куна в Венгрии и одного из основателей организации коммунистов в Черногории [2]. Бывший югославский дипломат Милан Тыршнич в своем интервью Йокичу рассказал, что двое осужденных усташей - участников нападения в 1939 году на отделение жандармерии в Брушанах под Госпичем в его родной Лике - в 1941 году уже были коммунистами после отбытого в тюрьме срока [2].

Самого Тито его бывший командир взвода Томашек отправил в лагерь подготовки хорватских усташей  Стара Пуста, где Броз встретил племянницу полковника Штанцера - Терезу Штанцер, участвовавшую в подготовке убийства югославского короля Александра в 1934 году в Марселе. Впоследствии как Томашек, так и Штанцер, служившие в Абвере, были взяты в плен в 1945 году после прорыва Сремского фронта и  расстреляны генералом Костой Наджем (венгерским евреем и ветераном Интербригад в Испании) по приказу Иосипа Броза. Тито в своей деятельности, помимо сотрудничества с Абвером и ОГПУ/НКВД, все же главную поддержку получал от спецслужбы Ми-6 Великобритании, чьим агентом он, как и его близкий сотрудник Мирослав Кырлежа, являлся внутри самого Коминтерна.

Все свои планы Тито осуществлял в договоре с этой службой, в том числе через находившегося при штабе Тито британского бригадира Фицроя Маклейна, а еще в 1944 году Тито тайно встретился в Ватикане с Папой и с Черчиллем.

Британской поддержке способствовало и то, что Тито, как пишет Йокич, был членом масонской ложи «Максимилиан Вырховец», созданной в Загребе, а затем и другой масонской ложи «Либертас», тогда как один из его ближайших сотрудников - Иван Рибар - был масоном и членом старого масонского рода. В 1937 года ЦК Коммунистической партии Югославии был основан в Париже, и там Тито умело создал собственную группу в партии, и его люди, такие, как Стево Краячич и Влайко Бегович, формально сотрудничая с НКВД, на деле подчинялись лишь Тито. Иван «Стево» Краячич, которого на связи с 1935 года держал Андреев - заместитель Мануилского, работавшего в разведке Коминтерна  вместе с Тито, Влайко Беговичем, Владимиром Поповичем, Прежихов Воранцем, Алешей Беблером, Костой Наджем, Петаром Драпшиным, Срджаном Прицом, Сретеном Жуйовичем составляли в среде югославской коммунистической эмиграции в Париже тайную группу заговоршиков, устранявшую доносами в ГПУ/НКВД и убийствами всех тех, кто стоял у них, точнее, у Тито на пути.

Сам Тито с 1935 года вместе с Аугустином Аугустинчичем через Владимира Дедиера установил к тому времени тесные связи с Секретной службой Великобритании. В дальнейшем Тито поддерживал связи с британской спецслужбой через Иосипа Копинича, которого держал на связи Дик Бейли, с тем, что сам Копинич в годы войны был на прямой связи с Коминтерном и со Сталиным, передавая по тайной радиостанции из Любляны свои шифрограммы. С началом войны в Испании Иосип Броз начал сотрудничать с НКВД, которое имело своего человека, Ивана Антонова, работавшего с югославскими коммунистами в Париже, собирашимися в книжном магазине «Горизонт» Живоина Павловича. Как раз через Париж и шла отправка югославских интербригадовцев в Испанию, и здесь был создан центр отправки добровольцев в Испанию, в котором работали Иосип Броз Тито, Живоин Павлович, Стево Краячич, Мустафа Голубич, Родолюб Чолакович, Коста Надж, Владимир Дедиер, Иосип Копинич, Благое Парович, Велько Бегович, Милан Калафатич и другие югославские коммунисты при поддержке органов ОГПУ-НКВД.

Как пишет Момчило Йокич, путем интриг и доносов Иосип Броз с помощью своих соратников (таких как Копинич и Краячич) сумел уничтожить всех тех, кто мешал ему в Коммунистической партии Югославии, например Милана Горкича, бывшего секретарем КПЮ и представителем югославских коммунистов в Коминтерне, поддержкой руководства которого он и пользовался. Тито, поставив организацию КПЮ в Югославии под свой контроль, сначала провозгласил Горкича агентом полиции, а затем последовал донос в Коминтерн Владимира Велибита (тайного сотрудника британских спецслужб и близкого сотрудника Тито), обвинившего Горкича в том, что он является британским агентом и с очевидной легкостью сфабриковавшего доказательства. Подобными методами Тито, представлявший себя верным последователем Ленина и Сталина, руками НКВД уничтожил практически весь руководящий состав югославских коммунистов в Москве, в том числе секретаря коммунистической организации в тюрьме Сремской Митровицы Петко Милетича, обвиненного Тито в том, что он «троцкист». Однако его истинная вина заключалась в том, что он хотел тюремную организацию югославских коммунистов поставить во главе партии.

Целью Тито была власть, и с 1939 года он дал указание начать кампанию по замене «старых» кадров новыми, верными ему. При этом Тито стравливал между собой членов руководства КПЮ, например, благодаря ему возник конфликт между Миланом Горкичем и главой коммунистов Далмации Иваном Маричем, дабы после того, как Горкич был расстрелян в СССР в 1937 году, самого Марича в 1940 исключили из партии, а после войны осудили на десять лет как агента гестапо.

Помимо этого Тито организовывал ликвидации своих врагов в партийных рядах, как, например, Благое Паровича и других коммунистов-интербригадовцев, убитых по указанию Тито руками его агентов в ходе гражданской войны в Испании, либо как Марко Орешковича и Петра Радовича, убитых в ходе Второй Мировой войны в рядах партизан в подстроенных «несчастных случаях», либо выдавая их гестапо: как Мустафу Голубича, участника Сараевского покушения на Франца-Фердинанда в 1914 году.  Другого известного югославского коммуниста Живоина Павловича, издателя органа КПЮ - «Пролетер», первого организовавшего по приказу КПЮ отправку добровольцев в Испанию, убил коммунист Видан Мицич по указанию Александра Ранковича и Слободана Пенезича - близких сотрудников Тито в 1941 году в тюрьме города Ужицы, находившегося тогда под контролем партизан. Тито никому ничего не прощал и всех тех, кто мог угрожать его позиции, старался ликвидировать, и более 80% югославских коммунистов в Коминтерне ликвидировали по инициативе Тито [2].

Так, самого Ивана Антонова, начальника разведывательного центра Коминтерна в Париже, Тито выдал в 1943 году хорватским усташам, заплатив им за его ликвидацию 200 тысяч хорватских кун [2].  Впрочем, и сам Тито получал поддержку союзников. Вождя сербских четников -  генерала Драже Михайловича -  выдали в 1946 году Тито сами британцы, бывшие союзниками Михайловича, предоставившие Тито частоту радиостанции и шифры к ней. Сам Тито после войны неоднократно заявлял, что его главные враги находятся в Сербии, которую его армия в 1944 году практически завоевала лишь благодаря успешным действиям Красной Армии в Белградской операции 1944 года.

Благодаря этому в Белгараде и появилась номенклатура, которая в своем большинстве пренебрежительно относилась к самой Сербии, так как её основу составляли выходцы из Хорватии, Боснии и Герцеговины, Черногории. Они  вели себя в соответствии с указаниями Тито о том, что Сербия враг, так что с былой  политической и культурной элитой  Сербии, возникшей в ней в 19 веке в ходе борьбы за освобождение от турецкой власти,  было быстро покончено. Основу этих кадров представляли как раз сербы, которые в рядах партизан Тито, вошедших в 1944 году в Сербию из Черногории и Боснии, составляли абсолютное большинство.Тут следует учитывать, что  многие сербы в Австро-Венгрии, в том числе в аннексированной Боснии и Герцеговине, в 1914 и 1915 годах в составе австро-венгерской армии воевали против Сербии.

Так же сербы из Боснии и Герцеговины и из Черногории резко отличались в культурном отношении от сербов из Сербии в силу куда более длительного турецкого влияния, и это не могло не повлиять на их отношение к «эксплуататорскому» классу в Сербии и особенно в Белграде. В данном случае Тито умело сыграл на этническом факторе, ибо психологически  эти сербы, в первую очередь боснийские, были чуждыми среде Сербии, а тем более в Белграде, отличаясь к тому же наречием и культурно. При этом в данном случае речь шла не просто о сербах из Боснии и Герцеговины и из Хорватии и даже не просто о партизанах армии Тито, но о командных кадрах этой армии, положивших начало номенклатуре в Сербии.

(Продолжение 1-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение 1-й части)

Помимо этого в Белграде в рядах партизан появилось много мусульман и хорватов, для которых исторически Белград был нередко городом враждебным.Так же, как партизаны в Сербии в 1941-42  годах были во многом выбиты силами местных сербских формирований пронемецкого правительства Недича, то особо теплых чувств к Белграду они не испытывали, так же как и руководство коммунистической партии Югославии, традиционно преследовавшейся королевской властью Югославии. Таким образом в Белграде произошла настоящая революция, с полной сменой правящей элиты, сопровождаемой массовыми физическими ликвидациями.

Своими главными противниками Тито считал не немцев, а как раз сербских контрреволюционеров как из состава вооруженных формирований Милана Недича и ему союзных добровольческих отрядов Дмитрия Лётича и четников Косты Печанца, так и силы четников Дражи Михайловича, представлявших собою до сентября 1944 года войска королевского правительства Югославии в Лондоне, дабы затем, под давлением Черчилля король Петр Второй провозгласил Тито верховным главнокомандующим. В государственных архивах Сербии находятся документы, в которых сообщается о практике внесудебных репрессий 1944–1946 гг. ОЗНА Белграда, в ходе чего было убито до 30 000 «врагов народа» – столько немцы не убили во всей Сербии в ходе войны против враждебных им партизан и четников. Большая часть «врагов народа» была расстреляна за то, что до войны принадлежала к высшему или среднему классу Сербии, а после не подалась в партизаны, а осталась жить и работать при администрации Милана Недича. Для них «освобождение» Белграда в октябре 1944 г. выглядело как захват Белграда турецкой армией в октябре 1813 г.

Эти репрессии случайностями не были, ибо были следствием политики по борьбе против тогдашнего фашизма, как он понимался тогдашним Коминтерном, который в 30-х годах данный термин и ввёл для обозначения всех антикоммунистических праворадикальных движений.

В определённой мере своей цели югославские коммунисты данными репрессиями достигли, и так, со смертью большинства добровольцев СДК, в сербском обществе была оборвана линия приемствености идей Дмитрия Лётича - самого опасного идеологического врага коммунизма, выдвигавшего праворадикальные идеи создания общества «сталежей» («сословного»), основанного на христианских ценностях, на героизме и здоровой морали, под властью короля и в границах единой Югославии.

Партизаны Иосипа Броз Тито, как и всякие революционные бойцы, пренебрегали какими-либо моральными ограничениями в отношении своих побежденных врагов как предрассудками прошлого. Диалектика революции требовала, чтобы революционеры мстили «врагам революции» вне зависимости от их пола, возраста и моральных убеждений. Данные положения легко найти в работах практически всех теоретиков марксизма-ленинизма и в официальных документах коммунистических партий, ведших революционную борьбу, в том числе и югославской. Требование «беспощадной борьбы» с «врагами революции» понималось исполнителями буквально, да и коммунистическое руководство вряд ли стало бы с этим исполнителями, учитывая их уровень образования, говорить аллегориями. Ради этой «беспощадности» руководство коммунистов Югославии вполне сознательно поощряло рост социальной нетерпимости в обществе, апеллируя к чувствам зависти и мести беднейших слоев и одновременно рассматривая в качестве революционного авангарда местный уголовный элемент. Подобный элемент с началом войны был необходимым компонентом революционной борьбы, ибо число коммунистических  активистов было слишком мало для начала широкомасштабной кампании. В этой кампании руководство Коммунистической партии вполне сознательно поощряло все самые аморальные преступления по отношению к пленным немцам и «неприятельскому» населению, дабы ответными мерами сербское население было вынуждено поддержать партизан и массово вступать в их ряды. Большое внимание уделялось подбору способных и опытных командиров и поощрялось проведение самых смелых замыслов вне зависимости от риска, дабы эффективно использовать имевшийся в людях заряд ненависти к врагу, чтобы этот заряд превратить в убежденность в правоте «революционных идей».

Те в сербском обществе, кто представлял собою преграду в распространении «революционных идей», должны были быть сломлены, либо физически ликвидированы, либо запуганы убийствами и мучениями своих родных и близких, либо просто известных и авторитетных в обществе людей. И чем более жестокими были убийства таких людей, что подразумевало пытки, изнасилования и ликвидацию малолетних, – тем лучше был эффект. То же, каких убеждений придерживались подобные жертвы, никого в коммунистическом руководстве не интересовало, они могли быть за или против немцев – это было малосущественно в деле революции. Подобные факты были широко известны в сербской эмиграции, тогда как в самой Югославии они представляли собою «табу», и лишь после распада СФРЮ с большим трудом было выпущено несколько работ, посвященных данной теме. Одна из них – книга Василия Кулича «Преступления коммунистов в Герцеговине» -  описывает, как в маленькой Герцеговине, где сербское общество было тесно связано между собою родственными узами, согласно вышеописанному сценарию разворачивалась революционная борьба [3]. Тогда в условиях практического отсутствия в этом обществе класса «эксплуататоров» (помещиками здесь были турецкие «спахии», являвшиеся местными сербскими мусульманами) уничтожены были тысячи сербов своими же «братьями-сербами» из рядов партизан Иосипа Броза Тито еще до начала междоусобной войны четников и партизан [3].

Вряд ли можно удивляться тому, что Иосип Броз Тито, с началом наступления своей партизанской армии из Боснии и Черногории, Сербию рассматривал как своего рода революционную «Вандею», тем более, что власть в Белграде отправила до начала войны как самого Тито, так и его единомышленников во главе с Моше Пияде в тюрьму за революционную деятельность. Согласно широко известной практике подобных революционеров, хорошо было известно, как они подавляют такие «Вандеи», и потому вполне закономерно прошла своего рода «зачистка» всего Белграда от «реакционных элементов» и, разумеется, членов их семей, а в их квартиры заселялись «революционные кадры». Эти кадры, главным образом пришедшие в Белград в 1944 г. из сербских и мусульманских сел Боснии, Черногории и Герцеговины, воспринимали свой поход на Белград как своего рода племенную войну против проигравшего им «белградского» племени, незаслуженно, по их мнению, пользовавшегося привилегиями столичных жителей, ибо быть профессорами и инженерами, по их мнению, было куда проще, нежели пасти коз и овец.

В силу подобной «племенной» логики новые революционные кадры, у которых былая христианская мораль, насажденная их предками, была выкорчевана политработниками Иосипа Броз Тито, не обращали внимания на то, что в отдельных районах их новые дома соседствуют с могилами расстрелянных ими хозяев этих домов и квартир, как, например, на Сеняке. «Война, как говорится» – что для коммунистических пропагандистов всех времен служит оправданием любых преступлений.

Сами факты расстрелов не отрицал и бывший начальник ОЗНА Белграда Йово Капичич, который в своем интервью белградскому журналу «Стандарт» (№ 112 от 11 февраля 2008 г.) заявил, что не жалеет об этих расстрелах и готов их повторить. Можно упомянуть также пытки и издевательства, которым подвергались в «революционных» лагерях все «враги народа» – от немецких колонистов (тогда вопрос «этнических чисток» немцев, поголовно отправленных в лагеря и лишенных своих домов и имущества, как-то власть Югославии не интересовал) и русских белогвардейцев до сербских четников, недавних союзников партизан.

В данном случае нельзя говорить о каких-то ошибках, свойственных всякой гражданской войне. Впоследствии, после начала конфликта Тито и Сталина (Информбюро 1948 г.), многие из коммунистов познакомились с практикой коммунистического перевоспитания, так что и Капичич признавал, что во многих случаях «перегнули палку». А с распадом Югославии появилось много свидетельств «информбюровцев», которые из-за своей приверженности Сталину пережили пытки и мучения, в которых всякие моральные границы отсутствовали. При этом преследованию подвергались в обществе и их дети, о чём написал в своем комментарии на интервью Йово Капичича сербский адвокат Светозар Павлович, сын одного из репрессированных после резолюции Информбюро – Живомира Павловича [4].

«Террор» для коммунистического руководства был необходимым средством в достижении поставленных Коминтерном целей, и на самом-то деле, вопреки иным авторам, это руководство состояло из далеко не глупых людей, закаленных войной и опытных в политике. Они прекрасно знали, против кого и чего они воевали в годы Второй мировой войны, и пропагандистский тезис о «нацистских преступлениях» в данном случае для них был не столь существенен. Коммунисты в Югославии вели не освободительную войну своего Отечества – понятие, которое ещё В.И. Ленин охарактеризовал как признак «соглашательства», а революционную борьбу, для которой начало Второй мировой было лишь выгодным революционным моментом. О том, как готовятся революции и как подавляются её враги, достаточно хорошо известно по опыту Русской революции, которую югославские коммунисты вполне открыто и сознательно копировали. Тем самым для них массовые «чистки» после победы, как и во время войны, служили средством уничтожения «врагов революции», а вовсе не были «мщением».

«Врагами же революции» были для них, как, впрочем, и для всех тогдашних коммунистов, все те, кто выступал за сохранение национальных традиций, тесно связанных в силу исторического процесса с христианскими ценностями, и кто решился бы выступить против уничтожения религии и традиций своего народа. Такие лица, согласно коммунистической практике как в Югославии, так и во всей Европе, объявлялись фашистами. Конечно, Иосип Броз Тито отлично понимал различие между сербскими «зборашами» Дмитрия Лётича, итальянскими фашистами и немецкими национал-социалистами, как, впрочем, и знал о провокаторской роли Адольфа Гитлера в тогдашнем немецком контрреволюционном движении. Сам термин «фашист» был применен впервые не Тито, а Коминтерном по инициативе И.В. Сталина, дабы охватить одним термином всех, кто в Европе решил противодействовать мировой коммунистической революции.

То, что подобная борьба прикрывалась идеями о борьбе против немецкой агрессии, для югославских коммунистов было удобным лозунгом, который послужил для мобилизации масс южных славян, в которых была жива память о действительной немецкой агрессии времен Первой мировой войны. Однако в данном случае Германия, несмотря на провокаторскую деятельность Адольфа Гитлера, была тем полем, где коммунисты проиграли разнородным контрреволюционным силам, остановившим тем самым распространение «мировой революции». Никакой борьбы славян с «тевтонами» тут уже не было – этого не скрывали вожди Коминтерна и Коммунистической партии Югославии, и, дабы в этом убедиться, достаточно прочитать их труды.

То, что иные политические и религиозные мыслители в Сербии после распада СФРЮ решили придать той войне характер «борьбы цивилизаций», говорит лишь о том, что людям тяжело признавать факт того, что южных славян  в годы Второй мировой войны просто обманули те, ради которых они положили сотни тысяч жизней, поставив в итоге свои земли фактически в колониальную зависимость от них. Естественно, в 1930-е гг. далеко не все были очарованы идеями «славянского» братства. После Русской революции, в которой главными разрушителями христианского порядка стали как раз славянские массы, было закономерно, что «контрреволюционные» силы как в Европе, так и в Югославии стали возлагать надежды в борьбе против коммунизма на Германию и с началом Второй мировой войны вступали в те или иные формы союзнических отношений с немцами.

Для этих сил, в том числе в сербском народе, к которым принадлежал и святитель Николай (Велимирович), наступление коммунистов означало наступление «антихриста», о котором они читали в Откровении Иоанна Богослова, и, естественно, они в конечном итоге предпочитали союз со своими политическими врагами – немцами, дабы противостоять своему врагу религиозному. Разумеется, в Сербии все подобные «контрреволюционные» силы, не знающие беспрекословного порядка в рядах коммунистов, были поприщем для борьбы самолюбий вождей и партий, что дало возможность той же британской дипломатии, действовавшей в интересах победы коммунизма в Югославии, дестабилизировать их отношения, что и привело к их разгрому коммунистами.

Продолжение следует

https://ruskline.ru/opp/2020/08/10/sfryu_ot_sozdaniya_do_raspada

[Александр Васильевич]

Олег Валецкий

СФРЮ от создания до распада

Часть 2



Продолжение

Показательна тут судьба четнического движения Дражи Михайловича, которое было создано по указанию находившегося в Лондоне королевского правительства из менее политизированных довоенных организаций четников и военнослужащих разбитой немцами королевской армии. Хотя эти четники и выступили первыми против немцев, а затем поддержали своими действиями партизан Иосипа Броза Тито, это не избавило их от последующего нападения партизан.

Со временем четники были вынуждены прекратить активные боевые действия против немцев, и хотя Драже Михайлович до своей смерти был против всякого сотрудничества с немцами, целый ряд его соединений, как, например, четники Момчило Джуича, отступали в Словению в одних порядках с немцами и частями «недичевцев» и «лётичевцев», причем сам Момчило Джуич, согласно его же воспоминаниям, пытался вместе с Дмитрием Лётичем в Словении объединить все «антикоммунистические» силы, дабы, заняв оборону, попросить помощи западных союзников. Однако противники коммунистов никогда так и не смогли объединиться, и тем самым победа коммунистов была предопределена.

Вместе с тем последние были всего лишь средством в уничтожении былого порядка в Европе и поэтому ставили целью не просто победу, но уничтожение всех, кто мог выступить против идей «тоталитарного» общества, и их потомков. В данном случае показательны последовавшие после победы коммунистов в Югославии «чистки» рядов самих коммунистов, в ходе которых применялись еще более жесткие меры, нежели к «контрреволюционерам», ибо цель была прежняя – истребить как можно больше самостоятельных и дальновидных людей согласно лозунгу «кто не с нами, тот против нас». В ходе же борьбы с «контрреволюцией» руководство всех коммунистических партий, в том числе и югославской, хорошо понимало, что большая часть тех, кто выступил против них с началом Второй мировой войны, не были последователями национал-социализма, однако термин «фашист» позволял под предлогом  реальных и вымышленных преступлений Гитлера развернуть настоящую охоту против всех, кто выступал против них когда-либо. По большому счету, в жизнь проводился достаточно последовательный план, согласно которому враги коммунизма подлежали не только уничтожению, но и разложению, дабы никому уже не могло прийти в голову пытаться защищать национальные и христианские ценности былой Европы. Меры в данном случае никакими моральными нормами не ограничивались, а объектом были как сами противники коммунизма, вне зависимости от их поступков, возраста и убеждений, так и члены их семей.

Мораль в данном случае была «пережитком прошлого», как и понятия чести и благородства, до того присутствовавшие в воинской практике. Сознательно поощрялся в обществе массовый психоз по отношению к «фашистам», при этом всё общество повязывалось участием в преступлениях по отношению ко всем реальным и вымышленным фашистам. Тито, ведя партизанскую войну, в большей мере опирался на политику договоров по линии различных спецслужб, что, по большому счету, вполне естественно для подобного рода войн, что и послужило прообразом будущей югославской войны 1991-1995 годов. Большие потери партизан в сражении в районе Сутьески в мае-июне 1943 года объяснялись сербским историком Милославом Самарджичем как раз тем, что изначально эта операция немцами планировалась против четников, а не против партизан, и потому Тито не ожидал перехода немцев в наступление.

Вместе с тем, нельзя отрицать того, что сам Тито был достаточно умелым военачальником, которого ценил Черчилль, а высоко его оценивали и многие советские офицеры, в том числе бывший заместитель начальника Украинского штаба партизанского движения по диверсиям И.Г.Старинов (бывший с июня 1944 года начальником штаба советской миссии в Югославии). Нет смысла отрицать и то, что Тито был хорошим политиком, отлично знавшем психологию тех, кем управлял. И, как пишет Момчило Йокич, Тито отлично знал характер югославских партийных кадров, желавших власти и орденов, и на которых у Тито всегда был какой-то компромат. Благодаря им Тито создал свой культ личности, и этот культ рано или поздно должен был столкнуться с культом личности Сталина.

Ближайший сотрудник Тито Милован Джилас в своей книге «Лицо Тоталитаризма» хорошо  описывал начало конфликта югославских и советских коммунистов, и тут особо добавить нечего - одни товарищи обвиняли других товарищей в предательстве идеалов коммунизма, от которых их потомки в дальнейшем без сожаления отказались практически в одно и то же время. Официально между Тито и Сталиным конфликт начался 28 июля 1948 года с объявлением резолюции Информбюро Коминтерна о положении дел в КПЮ, хотя ему предшествовали критика Сталиным 10 февраля ФНРЮ на встрече с югославскими и болгарскими представителями и решение от 19 марта о выводе советских военных и гражданских специалистов из тогдашней Югославии, как и критического письма ЦК ВКП(б) от 27 марта руководству югославских коммунистов.

Резкое недовольство Сталина вызвала и деятельность Иосипа Броза Тито по созданию совместно с Болгарией и Албанией так называемой конфедерации, причем ради этой конфедерации партийное руководство КПЮ в ходе переговоров представителя КПЮ Миладина Поповича и руководителей Албанской партии труда Энвера Ходжы и Косты Дзодзе, готовило передачу Косово и Метохии в состав Албании, которая после этого предположительно вошла бы в федерацию с Югославией. Сербский историк Перо Симич считал, что Тито сознательно противодействовал Сталину на Балканах по вопросу Македонии, как и по вопросу поддержки коммунистических партизан Греции.

Так, 28 января 1948 года газета «Правда» опубликовала открытую критику планов созданий «федераций и конфедераций» на Балканах, а 1 февраля Молотов, как пишет Йокич, передал ноту протеста Тито в связи с отправкой двух его дивизий в Албанию. На заседании ЦК КПЮ все члены, кроме Жуйовича, поддержали Тито и отправили Сталину в ответ письмо, в котором в мягкой форме пытались отвести от себя обвинения в антисоветизме. В дальнейшем к этой скрытой от народа переписке подключились и ЦК коммунистических партий других социалистических стран. Советская сторона обвиняла югославскую в дискредитации Советской армии, недостаточности усилий в аграрной области и поддержке кулаков, отсутствием демократичности в работе партии, чрезмерной самостоятельности Народного фронта, шпионажем за советскими специалистами, чрезмерной амбициозности, нескромности, в том, что органы безопасности руководят работой партии, как и нарушением идеологической марксистской линии. Югославская же сторона обвиняла в том, что советские органы вербовали военных и государственных служащих, что СССР не предоставил поддержку Югославии в ходе борьбы за город Триест, оккупированный англо-американскими войсками, а также и в империалистическом отношении к Югославии.

В итоге без присутствия представителей Югославии была принята резолюция Информбюро, обвиняющая Коммунистическую партию Югославии в кампании, так что в итоге КПЮ была исключена из Коминтерна. На Пятом конгрессе КПЮ, прошедшем в Белграде с 21 по 28 июля, обвинения были отвергнуты и была выражена полная поддержка Тито и осуждение «великодержавного» советского шовинизма. СССР, опасавшийся, что пример Югославии подорвет его позиции в других социалистических странах, в ответ расторг Договор о дружбе и взаимопомощи от 11 апреля 1945 года, а его примеру последовали и другие социалистические страны.

Тито, перейдя на сторону США сразу же приостановил помощь коммунистическим партизанам в Греции и тем самым дал возможность США остановить советское влияние на Балканы. Одновременно с началом конфликта Информбюро, из Албании началось бегство албанцев, которых власть Югославии того времени принимала в Косово как пострадавших от «сталинистической» политики. Согласно Йокичу, в ходе конфликта «Информбюро», начатого Тито по приказу Черчилля, из 380-тысячной Коммунистической партии Югославии было исключено 225.160 членов, а из армии было уволено 55.000 офицеров, из которых 21.000 были участники партизанского восстания 1941 года. При попытке перехода границы как сторонник Сталина был убит и тогдашний начальник Генерального штаба генерал Арсо Йованович.

В Черногории, где весь Центральный Комитет КПЮ во главе с Блаже Йовановичем поддержал Сталина и где в городах Плевле, Бело Поле и Иванград начались вооруженные восстания против Тито под руководством Милована Джиласа и полковника Савы Йоксимовича, убивались не только сторонники Сталина и СССР, но и их семьи. Так, например, были убиты все члены комитетов КПЮ в Бело Поле и в Андриевцах, 90% членов КПЮ в Иванграде. В 1949 году в Сараево прошел процесс, на котором было осуждено несколько человек за шпионаж в пользу СССР. Руководителя болгарских коммунистов Георгия Димитрова, чья жена была сербка, также отравили по приказу Тито, видевшего в нем опасного конкурента на Балканах, тесно связанного с СССР, и по этим же причинам по приказу Черчилля в ходе гражданской войны в Греции Тито дал приказ вывести оттуда югославских диверсантов под командованием Пеко Дапчевича. В Югославии были созданы лагеря на островах Голи Оток, Свети Гыргур, Пырвич, Раб, Билеча и другие, где находились десятки тысяч человек, из которых 8800 было убито, а 22 тысячи остались инвалидами. Конечные цифры так и неизвестны. Сербский историк Драган Маркович писал об 11000 заключенных только в «Голом Отоке», а другой историк Драгослав Михайлович считал, что их было в два раза больше. Многие при этом пострадали из-за неосторожного слова, другие – по доносу, из зависти.
 

Сербский историк Славолюб Джукич писал о садистских методах допросов, о массовых избиениях старыми заключенными вновь поступивших, построенных в два ряда, когда били кулаками и палками. В дальнейшем 47% арестованных по делу ИБ не были оправданы. В 1951г. Ранкович посетил Голи Оток, где заключенных, по воспоминаниям будущего  сербского  академика Добрицы Чосича в книге «Поймать ветер», продолжали пытать, что сам Добрица Чосич, являвшийся  приближенным к Ранковичу и имевший доступ к архивам, знал хорошо. При том, как пишут сербские историки, командование со стороны Болгарии и Венгрии осуществлялось советскими офицерами, судебные процессы против югославских шпионов велись в Венгрии, Болгарии и Албании и уже готовилось вооруженное нападение СССР на Югославию. Последняя тогда находилась в состоянии полувойны с Болгарией и Венгрией. На границах с этими государствами происходили вооруженные инциденты, и в Венгрии выселялось приграничное население.

США и Великобритания поддержали Югославию, и она, получив двухлетний мандат в Совете Безопасности ООН, получила от США и большое количество военной помощи - танки, самолеты и артиллерийские орудия. В 1952 году между Югославией и США был подписан (Карделем и Аленом) договор об экономической помощи, согласно которому в Югославию стали поступать зерно и другие виды товаров, ибо насильственная коллективизация привела, как писал Захария Тырнавчевич, к резкому падению поголовья скота и урожая пшеницы, так что в Цазине в 1950 году  вспыхнуло восстание крестьян, подавленное вооруженным путем,  а из-за сахарной реформы в Югославии начался продовольственный кризис.

По сравнению с довоенной Югославией, в  социалистической Югославии производилось на 15% меньше пшеницы, на 22% меньше кукурузы, на 16% уменьшилось поголовье свиней, на 18% стало меньше поголовье овец. В итоге, когда из США прибыли большие запасы зерна, то власти вскоре отменили обязательный закуп зерна, а местные колхозы- «задруги» были распущены, так что к 1966г. их осталось всего десять. В Югославии Тито создал большое количество рабочих мест, снизив социальное напряжение, и создал правящий привилегированный слой в лице своей номенклатуры, имеющей право на паспорта, особые магазины и кожаные пальто. Впрочем, до 1966г. продолжал существовать запрет на закупки новых тракторов и комбайнов, а до 1991г. крестьяне не имели права иметь больше 10 га земли (данные Драгана Веселиновича).

Иностранная финансовая помощь дала возможность сохранить в СФРЮ социалистический строй. Так, согласно сербскому историку Перо Симичу, Иосип Броз Тито получил только из США 102 млрд долларов помощи. При этом США не стремились вовлекать Югославию в созданное тогда НАТО. Генерал Монтгомери в ходе визита в Белград сказал Тито, что ему не нужна Югославия в НАТО, ибо Югославия была бы бациллой в этом союзе. 14 января 1953г. начались переговоры о союзе Югославии, Греции и Турции, а в феврале 1953г. в Анкаре был подписан договор  о взаимопомощи. Тито вел переговоры о создании военного союза, действовавшего бы под прикрытием НАТО, как его южное крыло, и его радушно приняли в Анкаре и Афинах в 1954 году ради создания такого пакта. Однако к тому времени в связи со смертью Сталина этот пакт Тито был уже не нужен, ибо у него начали улучшаться отношения с СССР. Англичане по этому поводу говорили, что Тито предпочитает «сидеть на заборе», не ввязываясь в конфликты, хотя, вернее всего, англичане и посадили его на этот «забор».

Вместе с тем следует отметить, что Тито, являясь достаточно видным членом Коминтерна, не мог не иметь поддержки в самом Коминтерне, в том числе в среде советских коммунистов. Подтверждение можно найти в книге генерал‑лейтенанта НКВД и МГБ СССР «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930‑1950 годы», являвшегося начальником спецслужбы разведки и диверсий при Министре госбезопасности СССР, в которой описывалась подготовка по устранению силами службы Судоплатова Тито: „...В конце февраля 1953 года меня вызвали в кабинет Игнатьева, где находились Гоглидзе, его первый заместитель, и Коняхин, заместитель начальника следственной части. Игнатьев сказал, что мы едем в «инстанцию». Был поздний час — Игнатьев, Гоглидзе и Коняхин вошли в кабинет Сталина, а я около часа оставался в приемной. Потом Гоглидзе и Коняхин вышли, а меня попросили вместе с Игнатьевым через два часа прибыть к Сталину для доклада на его ближнюю дачу в Кунцево. Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на Сталина, как это ощущение исчезло. То, что я увидел, меня поразило. Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсультах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой — накануне семидесятилетия, в 1949 году. Сталин начал с обсуждения намеченной реорганизации зарубежной разведки. Игнатьев спросил, есть ли необходимость оставлять в Министерстве госбезопасности два независимых разведывательных центра: Бюро по диверсиям за рубежом и Главное разведуправление. Мне предложили высказаться. Я пояснил, что для выполнения операций против американских стратегических баз и баз НАТО, окружавших наши границы, мы должны постоянно сотрудничать с разведкой МГБ и Министерства обороны. Быстрое развертывание сил для выполнения специальных задач, таких, как диверсии, требует взаимодействия.

Я подчеркнул, что успех наших диверсионных операций против немцев в большой степени зависел от качества агентурной сети, раскинутой в непосредственной близости от баз, которые нужно уничтожить, добавив, что мы были готовы в соответствии с директивой ЦК взорвать американские склады с горючим в Инсбруке, в Австрии. Мы не просто отправили туда оперативную группу. Наши агенты имели прямой доступ к объектам, но неожиданный приказ Абакумова об отмене операции, которая могла сильно затруднить американские воздушные перевозки в Берлин, сбил нас с толку. Сталин ничего не ответил. На несколько минут воцарилась неловкая пауза. Потом он сказал: «Бюро по диверсиям за рубежом следует сохранить как самостоятельный аппарат с непосредственным подчинением министру. Оно будет важным инструментом в случае войны для причинения серьезного ущерба противнику в самом начале военных действий. Судоплатова также следует сделать заместителем начальника Главного разведуправления, чтобы он был в курсе всех наших агентурных возможностей, чтобы все это использовать в диверсионных целях».

(Окончание 2-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 2-й части)

Сталин спросил меня, знаком ли я с Мироновым, в прошлом партийным работником, ныне ответственным сотрудником военной контрразведки, помощником Епишева, и предложил, чтобы Миронов стал одним из заместителей Главного разведуправления МГБ. Я ответил, что встречался с Мироновым лишь однажды, когда по приказу министра рассказал ему об основных задачах бюро. Возникла еще одна неловкая пауза. Сталин передал мне написанный от руки документ и попросил прокомментировать его. Это был план покушения на маршала Тито. Я никогда раньше не видел этого документа, но Игнатьев пояснил, что инициатива исходила от Рясного и Савченко, заместителей министра госбезопасности, и что Питовранов в курсе этой акции. Питовранов резко выделялся своим интеллектом и кругозором среди руководства МГБ. Во время войны он стал начальником управления НКВД в Горьком. На какое‑то время Рюмин засадил его в тюрьму по обвинению в «заговоре Абакумова», но его освободили в 1952 году. Он дружил с моим заместителем Эйтингоном, но был вынужден, подчиняясь приказу, организовать его арест в октябре 1951 года. Спустя два дня он сам попал в Лефортово и сидел в камере напротив Эйтингона. Позже я слышал, что Питовранов написал из тюрьмы письмо на имя Сталина, где обвинял Рюмина в провокационном срыве планов активных операции нашей контрразведки. Его освободили, он вернулся на свое прежнее место, месяц полечившись в Архангельском, в военном санатории для высшего командования.

Я сказал Сталину, что в документе предлагаются наивные методы ликвидации Тито, которые отражают опасную некомпетентность в подготовке плана. Письмо Сталину гласило:

«МГБ СССР просит разрешения на подготовку и организацию теракта против Тито, с использованием агента‑нелегала «Макса» — тов. Григулевича И. Р., гражданина СССР, члена КПСС с 1950 года (справка прилагается). «Макс» был переброшен нами по коста-риканскому паспорту в Италию, где ему удалось завоевать доверие и войти в среду дипломатов южноамериканских стран и видных коста‑риканских деятелей и коммерсантов, посещавших Италию. Используя свои связи, «Макс» по нашему заданию добился назначения на пост Чрезвычайного и Полномочного посланника Коста‑Рики в Италии и одновременно в Югославии. Выполняя свои дипломатические обязанности, он во второй половине 1952 года дважды посетил Югославию, где был хорошо принят, имел доступ в круги, близкие к клике Тито, и получил обещание личной аудиенции у Тито. Занимаемое «Максом» в настоящее время положение позволяет использовать его возможности для проведения активных действий против Тито.

В начале февраля с. г. «Макс» был вызван нами в Вену, где с ним была организована встреча в конспиративных условиях. В ходе обсуждения возможностей «Макса» перед ним был поставлен вопрос, чем он мог бы быть наиболее полезен, учитывая его положение. «Макс» предложил предпринять какое‑либо действенное мероприятие лично против Тито. В связи с этим предложением с ним была проведена беседа о том, как он себе это представляет, в результате чего выявились следующие возможные варианты осуществления теракта против Тито:

1. Поручить «Максу» добиться личной аудиенции у Тито, во время которой он должен будет из замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма выпустить дозу бактерий легочной чумы, что гарантирует заражение и смерть Тито, и присутствующих в помещении лиц. Сам «Макс» не будет знать о существе применяемого препарата. В целях сохранения жизни «Максу» будет предварительно привита противочумная сыворотка.

2. В связи с ожидаемой поездкой Тито в Лондон командировать туда «Макса», используя свое официальное положение и хорошие личные отношения с югославским послом в Англии Велебитом, попасть на прием в югославском посольстве, который, как следует ожидать, Велебит даст в честь Тито. Теракт произвести путем бесшумного выстрела из замаскированного под предмет личного обихода механизма с одновременным выпуском слезоточивых газов для создания паники среди присутствующих, с тем, чтобы создать обстановку, благоприятную для отхода «Макса» и скрытия следов.

3. Воспользоваться одним из официальных приёмов в Белграде, на который приглашаются жены дипломатического корпуса. Теракт произвести таким же путем, как и во втором варианте, поручив его самому «Максу», который как дипломат, аккредитованный при югославском правительстве, будет приглашен на такой прием. Кроме того, поручить «Максу» разработать вариант и подготовить условия вручения через одного из коста‑риканских представителей подарка Тито в виде каких‑либо драгоценностей в шкатулке, раскрытие которой приведет в действие механизм, выбрасывающий моментально действующее отравляющее вещество. «Максу» предложено было еще раз подумать и внести предложения, каким образом он мог бы осуществить наиболее действенные мероприятия против Тито. С ним обусловлены способы связи и договорено, что ему будут даны дополнительные указания.

Считали бы целесообразным использовать возможности «Макса» для совершения теракта против Тито. «Макс» по своим личным качествам и опыту работы в разведке подходит для выполнения такого задания.

Просим Вашего согласия».
 

Сталин не сделал никаких пометок на документе. Письмо не было подписано. В кабинете Сталина, глядя ему в глаза, я сказал, что «Макс» не подходит для подобного поручения, так как он никогда не был боевиком‑террористом. Он участвовал в операции против Троцкого в Мексике, против агента охранки в Литве, в ликвидации лидера троцкистов Испании А. Нина, но лишь с задачей обеспечения выхода боевиков на объект акции. Кроме того, из документа не следует, что прямой выход на Тито гарантирован. Как бы мы о Тито ни думали, мы должны отнестись к нему как к серьезному противнику, который участвовал в боевых операциях в военные годы и, безусловно, сохранит присутствие духа и отразит нападение. Я сослался на нашего агента «Вала» — Момо Джуровича, генерал‑майора в охране Тито. По его отчетам, Тито был всегда начеку из‑за напряженного внутреннего положения в Югославии. К сожалению, «Вал» в связи с внутренними интригами, не так уж отличавшимися от наших, потерял расположение Тито и в настоящее время сидел в тюрьме.

Будет разумнее использовать разногласия в окружении Тито, отметил я, лихорадочно придумывая, каким образом ввести в игру находившегося под арестом Эйтингона, чтобы он отвечал за исполнение операции, так как Григулевич очень ценил его — они в течение пяти лет работали бок о бок за границей. Игнатьеву не понравились мои замечания, но я внезапно почувствовал уверенность, поскольку упоминание высокопоставленного источника информации из службы безопасности Тито произвело впечатление на Сталина.

Однако Сталин прервал меня и, обращаясь к Игнатьеву, сказал, что это дело надо еще раз обдумать, приняв во внимание внутренние «драчки» в руководстве Югославии. Потом он пристально посмотрел на меня и сказал, что, так как это задание важно для укрепления наших позиций в Восточной Европе и для нашего влияния на Балканах, подойти надо к нему исключительно ответственно, чтобы избежать провала, подобного тому, который имел место в Турции в 1942 году, когда сорвалось покушение на посла Германии фон Папена. Все мои надежды поднять вопрос об освобождении Эйтингона мгновенно улетучились.

На следующий день в министерстве мне выдали два литерных дела — «Стервятник» и «Нерон», содержавших компромат на Тито. Там также были еженедельные отчеты от нашей резидентуры в Белграде. Досье включали в себя идиотские резолюции Молотова: искать связи Тито с профашистскими группировками и хорватскими националистами. В досье я не нашел никаких реальных фактов, дающих возможность подступиться к ближайшему окружению Тито, чтобы наши агенты могли подойти достаточно близко для нанесения удара. Когда меня вызвали на следующий день в кабинет Игнатьева, там было трое из людей Хрущева — Савченко, Рясной и Епишев, — и я сразу же почувствовал себя не в своей тарелке, потому что прежде обсуждал столь деликатные вопросы лишь наедине с Берией или Сталиным. Среди присутствующих я был единственным профессионалом разведки, имевшим опыт работы за рубежом. Как можно было сказать заместителям министра, что план их наивен? Я не поверил своим ушам, когда Епишев прочел пятнадцатиминутную лекцию о политической важности задания. Потом включились Рясной и Савченко, сказав, что Григулевич как никто подходит для такой работы, и с этими словами показали его письмо к жене, в котором он говорил о намерении пожертвовать собой во имя общего дела. Григулевича, видимо, страхуясь, вынудили написать это письмо.

Я понял, что мои предостережения не подействуют, и сказал, что как член партии считаю своим долгом заявить им и товарищу Сталину, что мы не имеем права посылать агента на верную смерть в мирное время. План операции должен обязательно предусматривать возможности ухода боевика после акции, нельзя согласиться с планом, в котором агенту приказывали уничтожить серьезно охраняемый объект без предварительного анализа оперативной обстановки. В заключение Игнатьев подчеркнул, что все мы должны думать, думать и еще раз думать о том, как выполнить директиву партии. Это совещание оказалось моей последней деловой встречей с Игнатьевым и Епишевым. Через десять дней Игнатьев поднял оперативный состав и войска МГБ по тревоге и конфиденциально проинформировал начальников управлений и самостоятельных служб о болезни Сталина. Через два дня Сталин умер, и идея покушения на Тито была окончательно похоронена.”
 

Как можно понять из текста Судоплатова, само проведение операции по устранению Тито затягивалось, что было не слишком типично для Сталина, но как-то поразительно совпадало с таким же затягиванием «дела врачей». При этом показательно, что сам конфликт Информбюро совпал по времени с «делом врачей», как и с убийством Соломона Михоэлса в январе 1948 года, и с процессом по делу Еврейского Антифашистского комитета, начатого в конце 1948 года, и, очевидно, был частью куда более глубокого конфликта в самих недрах Коминтерна. Сам характер революционной борьбы Югославии отличался от революционной борьбы в России. Если в России борьба шла между политическими группами, сплоченных идеологической платформой, то в Югославии идеологическая общность существовала лишь у коммунистов, а также у «лётичевцев» из движения «Збор».

Сами сербские националисты к тому времени являлись общностью интересов различных кланов, которые удовлетворяли интересы тех или иных «эго». По прибытии в Югославию русские эмигранты, к своему глубокому разочарованию, обнаружили, что в сербской среде господствуют ксенофобия и эгоизм. Таким образом, коммунисты в условиях гражданской войны нередко оказывались на голову выше своих противников в сербской среде, ибо в их среде под влиянием идеологии существовала взаимовыручка и самопожертвование. Вот этот-то слой убежденных коммунистов Тито частично умело уничтожил с началом конфликта Информбюро, а частично «разложил» системой «мафиозных отношений». Тито заставил вчерашних партизан отказаться в жизни от былых идеалов и поощрял систему доносов и интриг и тем самым «удобрил» почву для будущих политических экспериментов на ней.
 

Тито при том себя считал истинным коммунистом, тогда как Сталину его близкий соратник и министр иностранных дел Югославии Эдвард Кардель приписывал «великорусский шовинизм». Одним из главных критиков СССР стал тогда один из лидеров хорватских коммунистов Мирослав Кырлежа, один из ближайших сотрудников Тито, тогда как тогдашний лидер черногорских коммунистов Милован Джилас заявил, что истинный социализм построен в Югославии, а не в СССР. В рамках борьбы за этот социализм возникла теория «самоуправления», и на 6-ом Конгрессе КПЮ, прошедшем с 2 по 7 ноября 1952г., КПЮ переименовали в СКЮ. В 1953г. Конституция Югославии претерпела радикальные изменения по сравнению с 1946г. Исходя из новых положений, был выбран первый Президент Югославии – Иосиф Броз Тито, как единственный кандидат и, естественно, на безальтернативной основе. Так же на 4-ом Конгрессе Народного фронта - общественной организации, представлявшей собою поддержку КПЮ, его переименовали в Социалистический союз рабочего народа.

В конфликте со Сталиным Тито имел большую поддержку от сербских партийных работников и от общества в целом, ибо именно сербы продолжали составлять больше половины командного кадра в армии и в спецслужбах, от которых зависела стабильность положения Тито.  С точки зрения югославского партаппарата, политика Тито была здравомыслящей. Отмена коллективизации, открытие границ, а в дальнейшем и разрешение частного бизнеса  открыли югославам более высокий жизненный уровень, чем в СССР, и даже во время войн 90-х гг. жизненный уровень в Сербии был выше, чем в Российской Федерации.

При том сам Тито избегал активной борьбы против церкви, а в школах и вузах историю сербских восстаний против турок и  участие армии Сербии в Первой Мировой  войне рассматривали как прогрессивные явления.  Так, его ближайший хорватский соратник Кырлежа Мирослав не считал сербский национализм реакционным и в 1954г. писал о Первом Сербском восстании как о прогрессивном явлении. Первое Сербское восстание было воспето слепым гусляром Филиппом Вишничем, являвшемся для сербской национальной идеологии одной из ключевых фигур. Система по управлению областью культуры и науки Югославии базировалась не на грубом насилии, а на умелом манипулировании: когда одного лишали работы, то перед  перед другими открывались архивы для работы с ними - такого рода «иезуитский коммунизм».

(Продолжение следует)

https://ruskline.ru/opp/2020/08/18/sfryu_ot_sozdaniya_do_raspada

[Александр Васильевич]

Олег Валецкий

СФРЮ от создания до распада

Часть 3



Сербский историк Момчило Йокич, посвятивший годы на исследования личности Иосипа Броза Тито, писал, что этот коммунизм основывался на создании мафиозных кланов, положение которых в обществе держалось на личных связях и верности Тито.

Таланты и мораль тут не слишком учитывались, ведь даже Академия наук была частью  этой системы и верной слугой Тито. Культ Тито стал насаждаться в Югославии, переходя всякие разумные границы, и 25 мая, который был днем рождения Тито, прославлялся как праздник фараона. Как пишет Перо Симич, в послевоенной Югославии не существовало разницы между государственной казной и личными сбережениями Тито, который вел себя как полновластный владелец всей СФРЮ. Тито в своем революционном запале фактически ограбил королевский дворец, а его сербские «янычары» подарили ему ордена королевской семьи, которой они и их предки до этого клялись в верности и которые руководили борьбой  за освобождение сербов от власти Порты. Очевидно, что  для тех сербов освобождение от  турецкого ига больше уже ничего не значило.

Все это устраивало партийный аппарат, который в своей массе во многом сохранил национальные убеждения, никаких особых причин недовольства против Тито партийные кадры не имели, а народные массы к тому времени прошли уже партийное перевоспитание.

После смерти Сталина 5 марта 1953г. международная политика поменялась, но критика СССР в Югославии продолжалась и, как писал сербский историк  Марко Ристич, в обществе было распространено мнение, что югославы были единственными, кто сказал «нет» «великорусскому сталинизму». В дальнейшем Тито был вынужден покончить со ставшим через чур радикальным Джиласом, требовавшим дальнейших левых реформ и отмены номенклатуры как класса, что вступало в противоречие с интересами самих партийных кадров.  В руководстве СКЮ к тому времени возникла достачно влиятельная группировка, требовавшая продолжения либерализации, но только в том смысле, в котором она тогда понималась, т.е. движение к леволиберальным ценностям, но без национальных черт.

Во главе этой группировки встали Милован Джилас и Владимир Дедиер, автор книг об Иосифе Брозе Тито, который позднее эти же книги и критиковал. Милован Джилас в своих двенадцати статьях, вышедших в партийном органе – газете «Борьба» с 1 ноября 1953г. по 7 января 1954г. -  требовал дальнейшего развития революционного процесса, отмены  профессиональной номенклатуры и развития самоуправления. Джилас предлагал Тито создать лейбористскую партию, но в итоге последовал конфликт «еретика-диалектика» с основной массой номенклатуры СФРЮ. К тому времени Милован Джилас 25 декабря 1953 года был избран председателем парламента Югославии, что придавало ему политический вес и создавало ажиотаж вокруг его статей  в обществе. Дополнительное внимание общественности вызвала работа Джиласа «Анатомия одной морали», которая вышла под редакцией Велько Влаховича в журнале «Нова мисао», в котором тогда начинал работать будущий президент Югославии Добрица Чосич.

Причиной выхода работы «Анатомия одной морали» стал осуждаемый в обществе брак генерала Пеко Дапчевича с актрисой, после развода его с женой. Статья явилась критикой ханжеской морали номенклатуры, которая только боится за свое положение и сохраняет его интригами. Хотя и тогдашний партийный идеолог Кардель был сторонником самоуправления, он однако заявил, что Джилас зашел слишком далеко, что он может лишиться поддержки коммунистической номенклатуры СФРЮ.

На Третьем Пленуме СКЮ в январе 1954г. состоялся разгром Джиласа руками Карделя и Владимира Бакарича, несмотря на то, что последний был сторонником Джиласа. Защищали Джиласа на Пленуме Владимир Дедиер и Митра Митрович. Милован Джилас был снят со всех постов, осужден и отправлен в тюрьму, что дало возможность американцам оценить власть в Югославии как «умеренный тоталитаризм», тогда как имя Джиласа долгое время находилось под запретом. Милован Джилас, который сначала был главным критиком фашистской Германии, затем буржуазных США и Запада, далее сталинистского СССР, а затем и самого Тито и его бюрократического социализма, окончил свою жизнь в 1995г. сторонником независимой Черногории.

Идеи Джиласа продолжались, однако, развиваться Карделем, главным идеологом СКЮ, занимавшем сначала пост председателя комитета по законодательству и строительству народной власти (1946-1953), а затем ставший заместителем председателя, а с 1963 года и председателем парламента (Скупщины) СФРЮ. Показательно, что Н.С.Хрущев после смерти Сталина в марте 1953 года достаточно быстро восстановил дружеские отношения с Иосипом Брозом Тито, которого десять дней принимал в Крыму, хотя сам Тито во время смерти Сталина демонстративно 16 марта 1953 года посетил на своей яхте «Галеб» Лондон, где его лично принял Черчиль, пообещавший помощь в случае советского нападения, тогда как британская пресса писала о Тито в положительном свете, как о политическом лидере, выступившем и против Гитлера, и против Сталина.

К тому же Тито сохранял сильную поддержку в партийном аппарате СССР, и когда в письме от 13 июля 1956 года Хрущев обвинил Югославию в отступлении от марксистской линии и экономической зависимости от Запада, то подвергся резкой критике, и Булганин, уже встретившись с Тито, назвал его «верным ленинцем». В силу этого, хотя восстание в ГДР после смерти Сталина руководство  Югославии поддержала, в первую очередь Кардель, но в последующих событиях 1956 года в Венгрии Тито оказал поддержку СССР. Эти события часто ошибочно представляются как последствия влияния Югославии. В реальности венгры традиционно воспринимали сербов как куда менее культурный и обеспеченный народ. Югославы, подняв свой жизненный уровень,  лишь вызывали у венгров раздражение на СССР, Сталина, Советскую Армию, а часто и на всех русских, политический уровень которых они сравнивали с порядками в Османской империи, и на них, тем самым, влияла не сама Югославия, а США через эту Югославию.

Когда Суслов по приезде в Венгрию заявил, что он  обнаружил контрреволюцию в народном возмущении против Ракоши, то  и Тито, поняв, что в Венгрии антикоммунистическое движение принимает массовый характер, был испуган возмущением венгров в Воеводине.  Поняв, что идеи национализма и христианства объединились у повстанцев Венгрии с идеями антикоммунизма, Тито рассматривал это движение, подобно Суслову и Хрущеву, как проявление фашизма и в результате десятидневных переговоров в Крыму с Хрущевым, Тито поддержал советскую политику в Венгрии.

В силу этого начавшийся Суэцкий кризис привлек внимание СМИ  Югославии намного больше, нежели события в соседней Венгрии, хотя 25 октября в Будапеште по демонстрантам венгерские спецслужбы и коммунисты открыли огонь, и там началось восстание.

Сербское общество в Югославии, однако, хорошо знало о событиях в Венгрии, о которых рассказал в своей книге «7 дней в Будапеште» Добрица Чосич. Однако, так как характер событий был представлен как националистическая контрреволюция, эти события не встретили особых симпатий в Югославии, тем более, у сербов традиционно были враждебные отношения с венграми. Хотя Тито 29 октября открыто поддержал приход к власти Имре Наджа и Яноша Кадара, как и вывод советских войск из Будапешта, со стороны Тито это была просто игра. Когда на следующий же день Имре Надж провозгласил многопартийную систему, выход из Варшавского договора и потребовал вывода советских войск, то Тито принял Хрущева в своей резиденции на Брионах и предоставил ему гарантии в поддержке борьбы против венгерской контрреволюции.

Когда венгерское восстание советские войска полностью подавили, то руководство Венгрии, в надежде на данные югославами гарантии, укрылось в посольстве Югославии, окруженном советскими войсками. Однако несмотря на убийство в Венгрии советскими войсками югославского атташе по культуре Миленко Миловановича, после письма Тито Хрущеву от 8 ноября Надж был выдан, хотя Тито прекрасно знал, что амнистия, объявленная Яношем Кадаром, для советского руководства ничего не значила. Имре Надж был арестован и расстрелян, как и еще триста пятьдесят венгерских контрреволюционеров.  Хотя из двух сотен тысяч беженцев несколько тысяч бежали в  Югославию, но Тито не разрешил им никакой политической деятельности, понимая, что они могут стать источником националистических настроений в венгерской среде в Воеводине.

В данном случае югославские коммунисты точно так же, как и советские коммунисты, восприняли восставших венгров в качестве контрреволюционеров, «националистов» и «мракобесов». Причина  в том, что венгры выдвигали националистические и религиозные лозунги, характерные для довоенной Венгрии. При этом Тито конфликтовал и с соседней Италией в ходе конфликта из-за «Свободной зоны Триеста», находившейся под управлением США и Великобритании, что едва не привело к войне с Италией в 1953-54гг.

Впрочем, все свелось к «антифашистской» риторике, и после большого шума Тито просто попросил денег у Запада. США тогда выделили деньги  на строительство порта Копра рядом с Триестом во имя «трудоустройства» населения. В итоге 8 октября США и Великобритания в одностороннем порядке провозгласили присоединение к Италии города Триеста, а часть области Триеста была присоединена к Югославии. Это вызвало лавину комментариев в СМИ Югославии как «величайшей» победы маршала Тито. Население присоединенных областей под Триестом «радостно» приветствовало освободителей, уход которых в 1991г. оно приветствовало еще более радостно. Показательно, что как раз в сербской среде было самое большое воодушевление этой «победой» под Триестом, хотя этот город никогда не был сербским, по крайней мере в известной в школах истории.

Тито умело лавировал, вступив в конфликт с СССР, но не став членом НАТО. Лондон такая политика удовлетворяла, и Черчилль тогда заявил, что «британцы готовы гибнуть вместе с югославами в борьбе за свободу». Все это было закономерно, ибо весь 20 век Югославия, в конечном итоге, верно служила интересам Лондона, и именно его интересам служила Югославия в борьбе сначала против Германии, а затем и против СССР.  Позднее, когда Лондону  был необходим контроль над Третьим миром, в котором, согласно планам США и Великобритании, происходили изменения систем управления, СФРЮ стала той силой, которая контролировала национально-освободительное движение в Третьем мире. Посещение императора Эфиопии Югославии в 1954г., как и посещение Тито Индии и Бирмы, положило начало созданию движения неприсоединения.

https://ruskline.ru/opp/2020/08/26/sfryu_ot_sozdaniya_do_raspada

[Александр Васильевич]

Олег Валецкий

СФРЮ от создания до распада

Часть 4



В годы «Холодной войны» Тито действовал в интересах как британских, так и американских спецслужб, и как раз в интересах ЦРУ он установил наблюдение за Эрнестом Че Геварой, посетившим Югославию в 1961 году, что способствовало убийству последнего в Боливии. Вместе с тем, близкий Тито хорват Иосип Копинич, сотрудничавший с британской разведкой Ми-6 и являясь военным атташе Югославии в Турции, одновременно осуществлял сотрудничество с СССР. Так же и Иван «Стево» Краячич, генерал-полковник запаса и бывший министр внутренних дел Хорватии и ближайший сотрудник Тито, имел в доме радиостанцию для связи с Москвой и практически не скрывал этого, даже после своей отставки с должности члена ЦК Союза коммунистов Хорватии в 1968 году. Неудивительно, что связи хорватских коммунистов с Москвой сохранялись до самого распада СФРЮ.

Таким образом, спецслужбы СФРЮ были своего рода посредником между США и Великобританией с одной стороны и СССР с другой стороны, с тем, что закономерно интересы первых, главным образом, доминировали и так как раз ради интересов Великобритании Тито и создал вместе с Неру и Насером «Движение неприсоединения», дабы освобождавшиеся от колониализма страны не оказывались под влиянием СССР. В конечном итоге сами объемы западной международной финансовой помощи говорят сами за себя и так, согласно Момчило Йокичу, Запад создал из Югославии своего рода «Потемкинскую деревню», в которую вложил около 130 миллиардов долларов. На Седьмом конгрессе СКЮ Тито в 1958 году выступил с резкой критикой СССР, чье руководство обвиняло руководство Югославии в ревизионизме и в том, что, как писалось в журнале «Коммунист», Югославия не только не желает идти совместно с другими членами социалистического лагеря, но и хочет, чтобы следовали ее путем.

Внутри страны Тито заручился надежной поддержкой прежде всего сербских кадров, одновременно устранив «партизанские» кадры времен войны в ходе партийных чисток против сторонников «Информбюро», продолжавшихся и после смерти Сталина. Так, всего, согласно Йокичу, с 1948 по 1956 год из партии было исключено 75% членов с тем, что еще 275 тысяч человек прошли через «обработку» органами безопасности как лица, выражавшие симпатии к Сталину и СССР. Для восстановления числа партийцев Тито отменил партийный стаж, так что в партию вступали все, кто имел соответствующие связи, что привело к разложению партии и наводнению ее карьеристами и интриганами, которые и подчинили интересы Югославии США и Великобритании, противопоставив Югославию СССР.

Вместе с тем, с точки зрения этих партийных кадров, советская политико-экономическая модель выглядела для них не слишком привлекательно, и отмена Тито коллективизации, разрешение поездок на Запад и отказ от «ортодоксального» марксизма обеспечили югославам высокий жизненный уровень. Одновременно югославское общество не знало такой борьбы против религии и национализма, которая велась и в СССР, и в соседней сначала «просоветской», а затем и «прокитайской» Албании. Щадились чувства сербов: те же сербские восстания против турок, а также прорыв Солунского фронта в 1918 году в югославской исторической науке трактовались как «прогрессивные общественные явления». Вместе с тем совершенно ошибочно считать, что Тито вел антикоммунистическую политику, как раз наоборот: и тут была очевидна правота советских марксистов, считавших руководство Югославии троцкистским. Идеалом для Тито, как и его главного идеолога Эдварда Карделя, в какой-то мере был тот образец леволиберального общества, о котором писал Маркузе и которому в значительной мере следовали идеологи шведского социализма - своего рода предтечи современного Европейского Сообщества.

Данная модель подразумевала общество мультикультурное и многонациональное, без «пережитков прошлого» в виде партийной номенклатуры и государственного суверенитета. Тито в данном случае был последовательным учеником Маркса и Ленина и последовательно боролся со всеми «пережитками прошлого», начиная от национализма и христианской церкви и кончая великодержавными амбициями центрального государственного аппарата СФРЮ. Данные амбиции были разрушены известным «Брионским пленумом» - четвертым заседанием ЦК СКЮ, на котором создатель государственной безопасности Югославии - УДБ, носившей сначала название ОЗНА - Александр Ранкович, серб - секретарь ЦК и вице-президент Югославии, был сменен со всех своих постов и отправлен в отставку вместе со всем руководством УДБ Югославии.

Причиной тому послужила афера с подслушиванием самого Тито, которые осуществляло Управление государственной безопасности Югославии. На заседании ЦК Союза коммунистов Сербии была осуждена группа «заговорщиков» Ранковича-Стефановича, а двое ее членов -  Войкан Лукич и Сырба Савич -  были исключены из Союза коммунистов. Министр внутренних дел Югославии Александр Ранкович был снят  с должности в 1966 году, а с ним были отправленны в отставку еще десятки работников безопасности, в основном, сербов. Добрица Чосич  писал  впоследствии о том, что сербские коммунисты тогда имели «комплекс гегемонистической нации», и каждое слово о неравноправности сербской нации квалифицировали как сербский национализм. После этого  югославские органы безопасности, так же как и Югославская народная армия, стали комплектоваться  кадрами в так называемом, национальном, а точнее интернациональном ключе, то албанская среда легко вышла из-под контроля.

Показательно, что данную аферу, в истинности фактов которой многие сомневались, разоблачила военная контрразведка - «Органе безбедности» Управления безопасности Министерства обороны Югославии. Это управление, созданное в 1946 году из третьего отдела ОЗНА, традиционно находилось под влиянием лично Тито, потому можно предположить, что Тито и организовал эту аферу, так как огромная мощь УДБ основывалась на ее всевластии и огромном числе штатных и внештатных сотрудников. Это всевластие конторы стало угрожать власти самого Тито. Вместе с тем, вскоре последовал удар и по руководству СКЮ в Хорватии, которое в 1966 году активно выступило в поддержку Эдварда Карделя, бывшего инициатором снятия с должности Ранковича.

В 1970 году в Хорватии, в том числе в рядах СКЮ Хорватии, началось движение, направленное на достижение большей самостоятельности Хорватии, названное MASPOK (masovni pokret). Несмотря на то, что в Сербии Тито считали хорватом, на самом деле последний особой привязанности к Хорватии не испытывал, и уступки хорватам в 1944-45 годах были вызваны давлением Ватикана на Черчилля.  НДХ - Независимая держава Хорватия (Nezavisna Drzava Hrvatska) -  была создана после  захвата немцами Загреба 10 апреля, и она была провозглашенна была «усташским» политиком Славко Кватерником - зятем покойного Иосипа Франка (австриского политика - еврея по национальности), при поддержке большинства в Хорватии. Тогда к власти в ней пришли «усташи» -организация хорватских националистов, ведшая в 30-х годах террористическую кампанию против королевской Югославии. Их вождь Антэ Павелич получил звание «поглавника» (вождя), а номинальной главой стал король Томислав Второй, который играл номинальную роль. Благословение королю дал лично Папа Римский Пий XII, с которым 18 мая 1941 года лично встретился Антэ Павелич.

Первое в НДХ восстание сербов произошло в Гацко, в Восточной Герцеговине, где местные мусульмане в июне 1941 года уничтожили большую часть населения сербского села Корити [5].  Это вызвало сербское восстание против власти НДХ. Это восстание было во многом поддержано Коммунистической партией Югославии. После поражения сил усташей и домобранов (подразделения НДХ из мобилизованного населения назывались домобранами, тогда как усташи набирались из добровольцев и подчинялись лично Павеличу), был создан сербский «освобожденный» район.  Восстание было прекращено после того, как итальянцы согласились расширить свою оккупационную зону на район Гацко, выведя его тем самым из-под контроля властей НДХ.

В июле 1941 года сербское восстание охватило всю Боснийскую Краину, так что к августу целые районы, как, например, район города Сырбац, а также горные районы Озрен и Маняча вышли из-под контроля НДХ. Такие же освобожденные сербские районы возникли по всей территории Боснии и Герцеговины, в частности, в сельских районах вокруг Зеницы, в Горажде, Братунце, Сребренице, Власенице и даже вокруг Дубровника, где многие сербы католического вероисповедания тогда еще считали себя сербами и присоединились к восстанию. Естественно, что костяком повстанцев стали военнослужащие Королевской югославской армии, большая часть которой (до трехсот тысяч личного состава) просто разошлась по домам с оружием и техникой.  Так как в довоенной Югославии военное командование поддерживало создание милицейских четнических подразделений, в которых в основном служили сербы, то члены четнических территориальных организаций послужили организационной основой для повстанцев, практически сразу же назвавших себя четниками. В данном случае никакой особой политической идеологии эти четники не имели, но, естественно, возникнув вследствие геноцидной политики НДХ против сербов, не могли не оказаться под воздействием идей сербского национализма. Однако югославские коммунисты так же сыграли важную роль в этих событиях, достаточно быстро и умело сформировали собственные отряды партизан, перетянув на свою сторону часть повстанцев.

В саму НДХ вошли тогда большая часть территории современной Хорватии, Боснии и Герцеговины, Воеводины и она своими создателями замышлялась как «держава хорватского народа» с главенствующей ролью католической церкови. Командование вермахта  после поражения Югославии временно потеряло к Сербии интерес, и на территориях Хорватии, Боснии и Герцеговины и Воеводины в июне была создана НДХ, часть побережья Далмации была включена в состав Италии, получившей также часть Словении, тогда как в Черногории был создан протекторат под итальянским военным управлением. Часть Воеводины была передана Венгрии, часть -  Румынии, Болгарии были переданы территории в Южной Сербии и Македонии, тогда как большая часть Косово и Метохии вошла в итальянскую зону оккупации, в которой была созданна «Великая Албания».

На оставшейся территории Сербии был установлен режим немецкой военной администрации, и здесь были дислоцированы три пехотные дивизии (704, 714 и 717) неполного состава и пополненные личным составом старших возрастов, испытывавшие недостаток в бронетехнике и артиллерийских орудиях. Еще одна такая дивизия (718-я) была дислоцирована в соседней Боснии на тееритории созданной НДХ. Для управления Сербией немцы создали  Гражданскую администрацию Сербии под руководством Милена Ачимовича, которому подчинили оставшиеся в Сербии силы жандармерии под командованием Йована Тривича. Правительство Сербии на события не имело влияние, т.к. было создано 1 сентября 1941 года после того, как  партизаны Иосипа Броз Тито и четники Драже Михайловича захватили значительную часть территории Сербии, на ее территории было созданно правительство во главе с генералом Миланом Недичем, у которого в распоряжении имелись лишь относительно небольшие силы Сербской государственной стражи (Српске државне страже), а также Сербский добровольческий корпус,  созданный руководителем праворадикального «югославского» движения «Збор» Дмитрием Летичем и отряды четников воеводы Косты Печанца, героя Первой Мировой Войны, не захотевшего идти в подчинение к Драже Михайловичу.
 

Сформированный в сентябре 1941г. для борьбы против партизан Иосипа Броза Тито, «Русский охранный корпус» хотя и был создан из русских эмигрантов в Югославии, в своем большинстве имевших югославское гражданство, был передан в подчинение командованию вермахта в Сербии [6].

Сама Сербия для Берлина уже интереса не представляла, за исключением проходивших через нее железнодорожных путей, шедших в Грецию, а также  ряда предприятий горной и военной промышленности, и поэтому немцы не обращали большого внимания на жалобы правительства генерала Милана Недича о судьбе сербов в НДХ, откуда десятки тысяч сербов бежали в тогдашнюю Сербию. С перелом хода Второй Мировой войны в 1943 году на территории НДХ начало побеждать движение «партизан» Иосипа Броза Тито, имевшее прямую поддержку союзников, которые после конференции в Тегеране, по предложению Черчилля, вообще приняли решение не помогать четникам Михайловича. В армии Тито, согласно самим документам из архива ЮНА, абсолютное большинство составляли все те же сербы из Боснии и Герцеговины и из областей Лики, Кордуна, Бании и Далмации, которые и поставили под контроль многие традиционно сербские края, в первую очередь в Босанской Краине, где в  Бихаче учредили свое правительство, а в Дырваре расположили  военный штаб.

Вместе с тем надо понимать, что связи НДХ с Ватиканом означали и связь с Лондоном. Германия никогда не имела особого влияния на Ватикан, а вот Великобритания, как и США, имела более чем сильное влиянее на него, что, собственно, очевидно по той политике, которую вел Ватикан после Второй Мировой войны. Благодаря Ватикану, в Загребе, где традиционо было влиятельно «британское» лобби, удалось договориться о переходе многих военных чиновников и военных в ряды партизан Иосипа Броза Тито.

Тем самым в 1944 году часть военнослужащих НДХ перешла в партизаны. Однако значительная их часть – тех,  кто остался верен Германии - вместе с чиновниками администрации НДХ, с их семьями и иными «буржуазными» элементами, были репрессированы после победы коммунистов. По разным данным, в самой Хорватии было убито до 90 тысяч контрреволюционеров, тогда как в Словении, согласно данным самих югославских офицеров, как, например, комиссара 51-й Воеводинской дивизии Милана Басты, были расстреляны десятки тысяч хорватских усташей и домобранов, в том числе из состава элитной «Черного легиона» Рафаэля Бобана. Естественно, для небольшой Хорватии это были значительные цифры и естественно, что в Хорватии, так же как и в Сербии, отличавшимися тесными родственными связями, существовало большое количество недовольных коммунистической властью.

(Окончание 4-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 4-й части)

Убийство в тюрьме 11 июня 1949 года бывшего секретаря организации КПЮ в Хорватии Андрии Хебранга, арестованного 7 мая 1948 года как советского агента и как пособника хорватских усташей, вызвало в среде хорватских коммунистов раздражение против Белграда. Постоянный рост недовольства в партийном руководстве СКЮ Хорватии политикой Белграда по отношению к Хорватии усугублялось полной доминированием сербских кадров в центральном аппарате СФРЮ, так что в 1969 году в нем хорватов было 22 %, а сербов 73,6%. Из Хорватии шла тогда массовая эмиграция в Австрию и ФРГ, где многие новые эмигранты устанавливали связи с «усташской» эмиграцией. Амбициозные хорваты не желали мириться с подчинением сербам, и это недовольство и выплеснулось в 1970 году, когда партийная борьба части руководства СКЮ Хорватии против центрального аппарата послужило началом общественного движения по всей Хорватии, ставшей приобретать националистические характеристики.

В декабре 1971 года на 22 пленуме ЦК Союза коммунистов Хорватии, под руководством Владимира Бакарича и при поддержке Тито, с движением MASPOK в партийных рядах было покончено чисткой «национальных» кадров во главе с Савкой Дабчевич и Мико Трипало. Органы государственной безопасности Югославии провели массовые аресты сторонников этого движения как в Хорватии, так и в соседних Боснии и Герцеговине и в Воеводине. Таким образом Тито умело покончил с амбициями партийный организаций СКЮ как в Сербии, чьим неофициальным вождем считался Ранкович, так и в Хорватии. После этого на него уже просто некому было оказывать какое-либо политическое давление.

Созданная под влиянием Эдварда Карделя Конституция 1974 года, как и само введение в правовые нормы возможности выбора национальности «югослав», было вполне логическим развитием идей югославской модели социализма.

Конституция 1974 года дававшая большие, нежели раньше, права республиканским организациям Союза коммунистов Югославии, в значительной мере расширяла базу поддержки Иосипа Броза Тито, в котором руководители республиканских организаций СКЮ видели защитника их прав от своеволия центрального аппарата. Тем самым власть Тито, подкрепляемая к тому же аппаратом безопасности, стоявшего над органами партии, не имела каких-либо серьезных противников ни внутри страны, ни вне её. Югославская Народная Армия хорошо обеспечивалась всем необходимым, ее командный кадр, благодаря высокому уровню материального довольствия, занимал в обществе привилегированное положение, а военная промышленность Югославии в интересах США осуществляла поставки в те страны, куда США по политическим причинам отправлять оружие не могли.

Аппарат государственной безопасности к тому времени превратился в государство в государстве и (согласно книге «Югославская тайна полиция 1945-1995» Марко Лопушины) этот аппарат поставил под свой контроль уголовный элемент в Югославии, многим представителям которого разрешалось выезжать в Европу, где югославы создали большое количество ОПГ. Под предлогом борьбы против «врагов народа» фактически югославские спецслужбы создали огромную мафиозную структуру, чьи представители, пользуясь тесными отношениями югославских спецслужб со спецслужбами США, Великобритании, Франции и Израиля, безнаказанно грабили и убивали по «фашистским» ФРГ, Австрии, Италии, Голландии и Швеции, но, правда, избегая появляться лишний раз в Великобритании.

Известный Желько Ражнатович - «Аркан» как раз и смог стать в дальнейшем достаточно влиятельным политиком именно благодаря подобной политике спецслужб СФРЮ и дружбе своего отца с полковником запаса военной безопасности словенцем Стане Доланцем (ставшем в 1982 году министром МВД СФРЮ).

Конечно, надо было бы быть полным профаном, чтобы допустить, что многочисленная югославская уголовная «братия», действовавшая под прикрытием югославских спецслужб, могла это делать самостоятельно. Было очевидно, что Германия, находившаяся под оккупацией военных администраций США, Великобритании и Франции, находилась в сфере полномочий спецслужб этих стран. В любой оккупированной стране деятельность тех или иных ОПГ могла осуществляться лишь по разрешению спецслужб оккупационных сил. Именно это и произошло в Германии, т.к. очевидно, что югославские спецслужбы верно служили спецслужбам вышеупомянутых стран. Тайные службы Югославии фактически представляли собой организованные преступные группировки, действовавшие в той же Германии как часть оккупационной машины в интересах США, Великобритании, Франции и Израиля.

Большая колония югославов в Германии служила тем же целям, ради которых «мировое сообщество» заселило всю Европу выходцами из Африки и Азии. То есть нужно было лишить ту же Германию былой этнической монолитности, дабы немцы не посмели восстать против своих завоевателей.  Ну, а гонор сербов, по любому поводу проклинавших немцев, но при этом упорно стремившихся  в Германию на заработки, хотя Югославия, в отличие от Германии, оккупирована не была, являлся, по сути, обычной демагогией. Было бы логичнее тем же сербам, раз уж они так ненавидели немцев, ехать на заработки не в Германию, а во Францию, которой они сразу после Первой Мировой войны в парке «Калемегдан» в Белграде поставили памятник.

Однако Германия, где понятие патриотизма подразумевало соблюдение законов, что для большинства сербов считалось глупостью, была куда более привлекательной для жизни. Тем более, что сербы воспринимали возможность пользоваться всеми правами в Германии как должное, хотя у себя дома тем же «братьям-русам» во второй половине 80-х годов, то есть еще до войны, такой широты прав не предоставляли. Впрочем, вскоре сербский народ получил возможность убедиться в том, что соблюдение законов имеет свой смысл, ибо государство делает сильнее, а значит, и жизнь общества становится безопаснее.  Однако при СФРЮ  югославский паспорт обеспечивал безвизовые поездки в большинство стран мира, и свыше двух миллионов югославских граждан, выехав на заработки в страны Западной Европы и Северной Америки, обеспечили большой приток валюты, отсылаемой их родным и близким в Югославию.

Положение Югославии - как своего рода посредника в торговле с СССР - обеспечило многим югославам достаточно высокий жизненный уровень, тем более, что предприимчивые югославы в ходе своих служебных командировок в СССР нередко занимались различного вида и частным бизнесом со своими «славянскими братьями». Морское побережье Югославии и ее горные курорты делали из Югославии привлекательное место для туризма, тогда как ее географическое положение обеспечили ей положение центра транзита грузов из стран Ближнего Востока в Западную Европу. Все это обеспечивало высокий жизненный уровень населения, и в силу этого Югославия просуществовала и некоторое время после смерти Тито.

После этого заработали заложенные той же Конституцией 1974 года механизмы, и государственно-партийные органы республик достаточно быстро СФРЮ демонтировали, согласно начерченным Иосипом Брозом Тито границам социалистических республик и автономных краев. Судьба всей СФРЮ была запрограммирована Тито как до ее распада, так и после нее. Партийные органы в СФРЮ не имели столь важного значения, как в СССР, и ключевым фактором в обществе стали органы безопасности, управляемые местным клановым обществом путем сбора компромата, подкупа, угроз и насилия. Была создана криминальная пирамида, которая могла существовать лишь при одном условии, что бы кто-то на мировом уровне закачивал в бездонную пропасть югославской экономики постоянные кредиты, а как только смысл в этих кредитах был потерян, то Югославия начала распадаться по указаниям тех, кто эти кредиты закачивал.  Не менее, если не более важным было то, что Тито в СФРЮ законодательно оформил нацию «югослав».

Эта национальность, частью которой в годы СФРЮ обьявил себя небольшой процент гражадан СФРЮ, прежде всего из числа сербских номенклатурных кадров, была творением коммунистического духа. Становясь югославом, а, как правило, югославами становились сербы, человек сам себя отторгал от исторического сербского духа и  тем самым становился практически врагом  интересов собственного народа.  В принципе же принятие коммунизма подразумевало отвержение христианства во всех соцстранах и для сербского православного народа исторически означало то, что личность переставала быть сербом. Ведь и  мусульмане- «бошняки», и большая часть хорватов являются потомками сербов, принявших, соответственно, ислам и католичество. Характерно, что самыми непримиримыми врагами сербов были выходцы из краев, бывших сто-двести лет назад сербскими, как, например, мусульмане Санджака или хорваты Герцеговины. Переход этот был не всегда резким, так, например, в турецких войсках во время завоевания ими сербских земель было большое количество сербов (как и других местных христиан), как принявших ислам, так и оставшихся вроде бы христианами. В СФРЮ дело развивалось похожим образом, и иные сербы, отказавшись в годы коммунизма от православия, в той или иной мере сербами быть переставали, становясь нередко югославами.

https://ruskline.ru/opp/2020/09/01/sfryu_ot_sozdaniya_do_raspada

[Александр Васильевич]

Олег Валецкий

СФРЮ от создания до распада

Часть 5



Создание СФРЮ привело и к идеологической трансформации народов, её населявших, сербы в итоге на десятки лет оказались  под большим влиянием идеологии югославянства, которое при Тито было синонимом западного образа жизни, а не идей братства с русскими, болгарами и поляками. При этом, если в СССР понятие «западный образ жизни» было, по крайней мере на словах, понятием отрицательным, то в СФРЮ это было положительным, и как раз сербы и оказались под самым большим влиянием этого образа жизни. При том с самого начала югославский коммунизм отличался исключительным неприятием идеи сербского национализма, и сам Тито именно Сербию во время Второй Мировой войны отмечал своим главным врагом.

Никаких обращений, подобно Сталину, к национальным лозунгам у Тито не было, и югославский коммунизм по сути был куда более логическим продолжением ленинской политики в национальном вопросе, нежели коммунизм советский. Тито был в данном случае идейным противником Сталина, и его скорее можно было связать с Троцким, нежели со Сталиным. Конфликт Информбюро возник не случайно и не ради интересов Югославии или СССР. Этот конфликт был следствием  идеологической борьбой внутри Коминтерна. Сама идея югославского единства, усвоенная коммунистами, делала невозможным идеологические маневры, подобные «сталинским» в направлении «державной» идеологии. Сам Тито подобной идей «югославянства» сослужил Сербии не лучшую службу, развратив её возможностью «жить не по средствам».

Жить в собственное  удовольствие, конечно, хорошо, но рано или поздно приходится расплачиваться за долгосрочные кредиты собственной политической независимостью. При жизни Тито он, единолично распоряжаясь кредитами, сам постигал неофициальные договоры с западными кредиторами, но в последний год его жизни и после его смерти в югославских верхах возникало все больше тех, кто желал быть «новым Тито» и кто самостоятельно хотел  проводить собственную линию не только во внешней, но и во внутренней политике.  К тому же и само государственное устройство Югославии по «национальным» республикам и автономным краям, согласно Конституции 1974 года, несло в себе залог его распада, и верх СФРЮ, как и сам Йосип Броз Тито, это хорошо понимали. Смерть Тито и события 80-х годов в Косово и Мехотии, где албанцы организовали кампанию гражданского неповиновения, переходящую в столкновения с полицией, погромы местных сербов и даже вооруженные нападения на армию лишь ускорили закономерный процесс.

Дополнительным стимулом тут была политика, принятая в 70-80-е годах при единой СФРЮ, на разрешение работникам спецслужб заняться экономической деятельностью, используя как созданные ими государственные компании, как, например, «Генекс», так и подконтрольные им «криминальные элементы». В той системе, что была созданна Конституцией 1974 года, это привело к тому, что республиканские управления государственной безопасности стали все более самостоятельными и независимыми от центральной власти как раз благодаря свободе в экономической деятельности.Так же эта деятельность рано или поздно вызывала противоречия внутри этих органов, усугублявшиеся наличием ОПГ, которым покровительствовало то или иное управление, то в итоге главным полем деятельности этих управлений стала междоусобная борьба внутри самой Югославии, что поглощало основные силы и средства. Тем самым действия в интересах всего государства со временем стали все менее нужными, а потом и лишними, и те, кто их продолжал проводить в жизнь, со временем начинали «списыватся» со счетов.

К тому же  далеко не все республики СФРЮ находились под одинаковым влиянием «югославянской» идеологии, и если сербский национализм, как и ассоциировавшаяся с ним Сербская православная церковь, преследовались постоянно и без поблажек, то хорватский национализм, несмотря на также проводившиеся против него репрессивные меры, все таки имел поблажки, тогда как католическая церковь пользовалась защитой Ватикана, с которым СФРЮ поддерживала более или менее партнерские отношения. В силу этого многие хорваты к идее «югославянства» Югославии относились с открытым недоверием, что для большинства сербов, находившихся под полным влиянием идеологии социалистической Югославии, было тогда неприемлемым.

Однако социалистическая Югославия имела много общих черт с СССР, и потому нельзя списывать распад СФРЮ на хорватский национализм, т.к. хорватские партийные кадры также строго следовали «заветам» Тито. Сам её распад был скорее результатом конфликта в среде самой югославской номенклатуры, разделившейся на тех, кто остался верен коммунизму, и тех, кто решил эти идеи реформировать в том или ином виде. Конфликт этот был достаточно сложным, и его не разделишь ни границами республик, ни национальностями. Разумеется, полной картины положения внутри югославской номенклатуры до сих пор получить  невозможно, однако условно можно определить, что югославская партноменклатура делилась в идеологическом плане на два направления. Одно, являвшееся полностью прозападным, находилось у власти, так как во его главе стоял сам Тито.

Продолжателем дела Тито были многие чиновники госаппарата Югославии, а вовсе не одно хорватское республиканское руководство, как пытались это представить в Белграде, хотя действительно тогдашний лидер «хорватской» фракции в Союзе коммунистов Югославии Иван Краячич пользовался действительно очень большим влиянием на Иосипа Броза Тито.

Однако не менее влиятельно было данное направление и в Белграде. До сих пор непонятно, почему один из видных представителей именно этого направления - Иван Стамболич -  тогдашний руководитель партийной организации СКЮ в Сербии, способствовал выдвижению к власти именно Слободана Милошевича, а не какой-либо иной личности из числа последовательных «титоистов», как, например,  Десемира Тошича, который позднее, при Милошевиче, был вынужден  эмигрировать в Лондон под защиту тамошних властей.

Приход к власти Слободана Милошевича послужил своего рода катализатором новой сербской «национальной» революции внутри номенклатурного аппарата Югославии. Разумеется, сам Милошевич ничего бы не изменил, если бы не  заручился поддержкой в Сербии той части партийной номенклатуры, которая воспринимала свое положение как «второразрядное» после того, как в 1966 году произошло падение Александра Ранковича, уроженца Сербии и бессменного шефа аппарата безопасности СФРЮ с 1944 года. Формальной причиной была известная афера с прослушиванием государственной безопасностью, по указаниям Ранковича, Тито, организованной против Ранковича Управлением военной безопасности ЮНА и «чисткой» сначала его на сьезде ЦК СКЮ на Брионах, а затем и его стороников, и то, главным образом, сербов организованной «хорватской» фракцией во главе с Краячевичем и супругой Тито Йованкой [2].

Данная афера способствовала возникновению условно говоря сербского «лобби» в государственно-партийных органах как Сербии, так и Боснии и Герцеговины, Хорватии,Черногории. Тем самым, после смерти Иосипа Броза Тито в 1980 году, уже сама партноменклатура Сербии не захотела поддерживать существование СФРЮ, чему существовала достаточно серьезная поддержка и  в самом сербском обществе. Данное обстоятельство в русскоязычной литературе часто не учитывается, т.к. считается штампом «западной» пропаганды о «великосербской агрессии». Разумеется, в США и Западной Европечасто исследователи подпадают под влияние, прежде всего, хорватских авторов, делающих постоянные параллели между королевской властью Югославии и Социалистической Федеративной республикой Югославии. В данном случае хорватских авторов не смущает то, что Иосип Броз Тито официально был хорватской национальности, и в его партийном окружении доминировали как раз кадры из Хорватии и Словении. В данном случае хорваты ведут себя вполне «по-балкански», пытаясь завоевать в Европе и США симпатии в своей вековой борьбе против единокровных сербов. Вместе с тем нельзя отрицать, что в среде сербской номенклатуры с годами власти, тем более, что сербские кадры  доминировали в военной среде, росли политические амбиции. Этому способствовала и традиционная  склонность сербов к национальной и личной эгомании. Вполне возможно, что кому-то в мире данная склонность показалась подходящим средством в деле развала Югославии, ибо последняя, представляла собою достаточно крепкое государство с большой и современной армией. Одних сепаратистских тенденций в номенклатурном и, прежде всего, в партийном аппарате Словении и Хорватии тут было явно недостаточно, тем более, что большинство сотрудников данного аппарата даже хорватской и словенской национальности были против открытого сепаратизма, а тем более вооруженных столкновений. Тут нужен был катализатор в самой столице Югославии, т.к. оттуда куда легче было вызвать реакцию в Хорватии и Словении

Конечно, это не означало требований полной независимости Сербии, но так как СФРЮ была созданна на компромиссах и, главным образом, за счет сербов, то любое нарушение таких компромиссов порождало ожесточенное сопротивление у хорватов и словенцев, тогда как у сербской номенклатуры  политика велась скорее на основе «эго» тех или иных политиков и подчинения их интересам остальной массы чиновников, умело управляющих народной массой. Поэтому без такой фигуры, как Слободан Милошевич, никакая подобная «революция» в Сербии была бы невозможна, и Милошевич был, безусловно, ключевой фигурой, т.к. имел поразительные способности по умению вести  борьбу в бюрократическом аппарате. В силу важности сыгранной им роли в югославской войне, следует привести его биографию.

Слободан Милошевич родился 20 августа 1941 года в Пожаревце в Сербии. Его отец Светозар был учителем богословия в школе, а дед -  православным священиком, однако сам Слободан Милошевич, после того, как отец оставил семью после войны, рос в антирелигиозной атмосфере и никогда верующим не был. После его смерти появились различные теории о его отношении к православной церкви, служившие интересам тех или иных политиков или иерархов, желавших Милошевича «зачислить» в число своих стороников, однако в его неприятии церкви вряд ли стоит сомневаться. Для Милошевича церковь была лишь инструментом, который должен был служить ему, что в немалой мере ему и удалось.  В тоже время его верность социалистическим идеям бесспорна, и Милошевич, вступив в коммунистическую партию в 1959 году, до конца остался верен её идеям. В годы его учебы на юридическом факультете университета в Белгараде он стал партсекретарем факультета и после его окончания в 1966 году стал работать в аппарате градоначальника Белграда. Однако более интересна его карьера в банковом секторе, в первую очередь работа с 1978 по 1983 годы  руководителем представительства югославского банка «Югобанк» в Нью-Йорке. Показательно, что как раз «Югобанк» в 70-80-е годы был главным югославским партнером Фонда Киссинджера в организации сотрудничества американских и югославских компаний, и как раз этот банк десятками лет работал в интересах военной промышлености СФРЮ, в первую очередь в странах третьего мира, таких как Ливия и Ирак, так и в интересах иных отраслей югославской промышленности заграницей, в том числе в закончившемся крахом проекте по продаже югославского легкового автомобиля «Юго» в США [7].

В то время такие югославские компании как INA, Genex, Tehnogas, Energoinvest, а в первую очередь и югославо-американские предприятия - ICN-Galenika  и Energoprojekt -  были тесно связаны с американским капиталом, как, например, с Марком Ричем (Marc Rich), одним из близких партнеров Джорджа Сороса. Показательно, что бывший посол США в Белграде Лоренс Иглбергер (Lawrence Eagleburger), бывший также заместителем министра обороны США и представителем США в НАТО, в 80-х годах  был в тесном контакте со Слободаном Милошевичем, когда последний работал в Нью-Йорке. Милошевич, очевидно, с согласия и по указаниям из Белграда, поддерживал тесные дружеские контакты c Ричардом Холбруком, а также был достаточно близок с  лордом Каррингтоном. Как Холбрук, так и лорд Каррингтон были  хорошо знакомы с Иглбергером по ассоциации Киссинджера, из которой и вышел будущий «демократический» верх администрации США в годы президентства Билла Клинтона.

В США Милошевич имел тесные контакты  с тогдашним главой Госдепартамента США Сайрусом Венсом(Cyrus Vance) и  его заместителем Лоренсом Иглбергом (Lawrence Eagleburger) [8]. Сам Иглбергер был директором американской компании «ITT», получавшей оборонные заказы от Пентагона и одновременно являлся директором в «Ассоциации Генри Киссинджера» вместе с лордом Каррингтоном, и нет смысла описывать роль Сайруса Венса и лорда Каррингтона в «политическом урегулировании» войны в Югославии, тогда как сам Иглберер в 80-х годах был послом США в СФРЮ. Иглбергер  был директором также и  компании «Kent Associates», чьим клиентом являлся  Брент Скотт, дипломатический представитель США в СФРЮ,  а партнером Иглбергера в его бизнесе был Марк Рич, тесно связанный с Джорджем Соросем еще по совместным деловым операциям в Российской Федерации по закупке алюминия, который контролировал нефтянную компанию «INA», зарегестрированную в Хорватии еще при СФРЮ, чьим директором был Давор Штерн [8].  Хотя Марк Рич за то, что не платил налоги, был осужден в США, однако по просьбе еврейской организации «Бнай Брит», чьим членом он являлся вместе с Менахемом Бегином, его, как пишет Антэ Божич, помиловал президент Билл Клинтон.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Согласно данным «US-Yugoslav Economic Council», свыше 270 американских компаний при посредничестве «Kissinger Associates» и «Беобанка» работали с  СФРЮ, как, например, Raytheon, Lockheed Corp., California Helicopter International, Airco Precision Industries, Rockwell International Corp., Textron Inc., and Radiation Systems [8]. Находившийся на должности посла США в 1985-89 годах Джон Сканлан после своей службы стал одним из директоров совместной американо-югославской компании «ICN-Galenika,» чьим директором был сербский бизнесмен Милан Панич, а одним из сотрудников которой стал позднее и Андрей Козырев [8].

В силу этого нет ничего удивительного в том, что когда сам Милошевич 23 июля 1987 года был избран генеральным секретарем Союза коммунистов Сербии на 8-м заседании этого Союза, то при этом присутствовал американский представитель Вильям Монтгомери (William  Montgomeri) [8].  Этот же Вильям Монтгомери в июне 2000 года был назначен главой представительства Государственного департамента США в Венгрии, ответственной за «демократические реформы» в Югославии и, соответственно, за свержение Милошевича с власти 5 октября 2000 года, после успеха которых он и стал послом США в Югославии.

Однако биография Слободана Милошевича будет неполной, если не упомянуть важного, а, возможно, и ключевого события в его жизни - брака  с Мирой Маркович. Мать Миры Маркович – Вера Милетич -  родила её 10 июля 1942 года в партизанском отряде в Сербии. Вера Милетич принадлежала к семье, многие члены которой были еще до войны сторонниками коммунистических идей, и её двоюродная племянница, дочь её родной сестры Даворьянка Паунович, была в Пожаревце членом коммунистической организации, а с началом войны ушла в партизаны, где стала курьером при штабе Тито, а затем его «гражданской» женой. Как относился Тито к Даворьянке показывает то, что она, единственная из всех жен Тито, была похоронена во дворе его резиденции Белый двор в Белграде, после своей смерти в 1946 году от туберкулеза. Так как Вера Милетич в октябре 1943 года была арестована и расстреляна «специальной» полицией Сербии, то в коридорах госбезопасности Сербии, после прихода к власти Милошевича, стали ходить слухи о том, что Мира Маркович была дочерью не Веры Милетич, а как раз Даворьянки Паунович и Иосипа Броз Тито, однако доказательств тому предоставлено не было. Вне зависимости от того, насколько данные эти были точны, является фактом то, что отец Миры Маркович - Момир Маркович -  был комиссаром партизанской армии Тито в Сербии, а после войны был высокопоставленным функционером коммунистического аппарата Сербии. Хотя в 50-х годах карьера Момира Марковича пошла крахом, однако его родной брат Драже Маркович, также активный участник войны, свою карьеру увенчал должностью председателя президиума Сербии, то есть президента Сербии с 1974 по 1978 годы и показательно, что ушел на пенсию как раз в 1986 году,  вступив в конфликт со Слободаном Милошевичем.

Таким образом, очевидно, что Мира Маркович, принадлежа к семье югославской номенклатуры, сыграла в судьбе Милошевича очень важную роль, и не удивительно, что в событиях времен распада Югославии она играла равноправную роль со своим супругом Слободаном. Генерал Велько Кадиевич писал об этом в своей книге “Контрудар (Мой взгляд на развал Югославии)”[9].  Впоследствии он это повторил  в своем  интервью главному государственному телеканалу РТС Сербии, данном им в Москве, заявив, что в политике Сербии не менее важную роль, чем  Слободан Милошевич, играла его супруга Мира Маркович. При этом, согласно интервью журналу «Слободна Босна» адмирала в отставке Бранко Мамулы, являвшегося министром обороны СФРЮ с 1982-1987, ключевым человеком в карьере Слободана Милошевича был Никола Любичич, занимавший должность министра обороны (союзного секретаря) СФРЮ до назначения на эту должность самого Мамулы.

Сам адмирал Мамула  до этого находился на должности  начальника генерального штаба ЮНА (1979-1982), получив назначение  лично от Тито, редко ошибавшимся в людях, и был членом близкого личного окружения Тито, причем его сын Владо поддерживал дружеские отношения с сыном Тито Мишо Брозом, тогда как сам Бранко Мамула был близким политическим соратником супруги Милошевича  Миры Маркович и, очевидно, знал о чем говорил. Еще одной личностью, тесно связанной с Тито и сыгравшей важную роль в становлении политики Милошевича,  был доктор Воислав Савич, являвшийся сербом по национальности, но, вместе с тем, воспринимавший православную церковь с «эзотерических» позиций, чему пример его чертеж создания из православного собора святого Марка в центре Белграда - «гиперборической камеры» по освежению кислородом мозгов сербов.

Сам Воислав Савич в Белграде стал широко известен благодаря Миловану Джиласу, который в своем послевоенном конфликте с Иосипом Брозом Тито нередко открывал тогдашние тайны и, согласно ему, парапсихолог Савич был близок Тито, являясь его «целителем» и одновременно был еще довоенным членом Коминтерна. Официальных данных о Савиче не было, однако в Белграде, где люди были довольно тесно связаны, говорилось, что Савич знал «тайну происхождения» Иосипа Броза Тито, так как многие югославы сильно сомневались в том, что сам Тито вообще являлся уроженцем города Кумровац в Хорватии, где его так никто после войны и не вспомнил во время визита. Как бы то ни было, но Савич создал в центре Белграда, еще при Тито, свой «салон», где открыто произносились антикоммунистические речи, за что в те времена, согласно законодательству СФРЮ, полагалось судебное преследование.

Как потом говорил вице-президент Республики Сербской Никола Колевич, знавший Савича лично, согласно статье на сайте «Видовдан» от 13 июня 2010 года,  доктор Воислав Савич был масоном, тесно связан с различными спецлужбами от американской ЦРУ и британской Ми-5 до советского КГБ и, по сути, стоял «над» всесильным тогда Управлением государственной безопасности МВД СФРЮ (UDB MUP SFRJ-Uprava državne bezbednosti  Ministerstva Unutranih Poslova SFRJ), обладая при этом исключительным способностями к гипнозу как индивидуумов, так и целых масс [10].  Как писал сам Савич в своем исследовании сербского народа: «...Митинги соотвествуют характеру сербского народа, его стремлением к коллективизму и поддерживают состояние эйфории в нации, которая склонна к депрессии, меланхолии,безделью и паранойе» [10].

Именно в «салоне» доктора Савича в Белграде в 80-е годы частыми гостями были будущий вождь антиправительственных демонстраций 9 марта 1991 года и автор популярной книги «Нож», рассказывавшей о преступлениях усташей против сербов Вук Драшкович и его супруга Даница, а также диссидент из Сараево Воислав Шешель, выступавший тогда с сербских националистических позиций (позднее ставший главой Сербской Радикальной партии), еще один диссидент, но пострадавший в ходе репрессий «Информбюро» Драголюб Мичунович, вышеупомянутый первый диссидент СФРЮ Милован Джилас, сербские поэты Матия Бечкович и Стеван Раичкович, основатель и председатель общества Сербско-еврейской дружбы Клара Мандич, известный тогда официальный писатель и ветеран армии Тито Добрица Чосич, журналист и «великий мастер» масонской ложи Драган Танасич, художник Милич, будущие владыки СПЦ, а тогда ещё монахи (в будущем епископы) Амфилохий, Артемий и Афанасий, будущие лидеры сербов в Республике Сербской Краине Йован Рашкович и в Республике Сербской Радован Караджич, архиепископ Филарет и еще целый ряд деятелей [10].  Как раз Савич,  встретившись в Америке с тогдашним главой представительства югославского государственного банка «Югобанк» Слободаном Милошевичем, и сыграл немаловажную роль в карьере последнего [10].

Так или иначе, но после возвращения в Югославию Слободан Милошевич сразу же становится секретарем партийной организации Белграда в 1984 году, а затем, при поддержке тогдашнего генерального секретаря Союза коммунистов Югославии в Сербии Ивана Стамболича, занимает место последнего, тогда как Иван Стамболич становится президентом Сербии. Уже в 1986 году выходит известный «меморандум» САНУ(Сербской академии наук и исскуств), в котором первый раз поднимается «сербский» вопрос. Хотя Милошевич вначале выступил против этого меморандума, вскоре он принял его идеи, а академики Михайло Маркович, Любо Тадич, Добрица Чосич, Милорад Экмечич, Матия Бечкович, как и ряд других академиков, стали поддержкой Милошевичу. Академики САНУ, в первую очередь Михайло Маркович и Тасо Младенович,  прибегли к помощи тогдашних диссидентов Добрицы Чосича и Милована Джиласа, хотя если первый и являлся условным националистом, то второй, очевидно, нет. Однако эти группы оказали поддержку Михайло Марковичу, причем Чосич смог установить хорошие связи с тогдашними белградскими сербскими интелектуальными кругами, настроенными антикоммунистически и националистически.

Спецслужбы  Белграда, которые и контролировали как все так называемое патриотическое движение Сербии, так и ключевые области экономики от торговли нефтью и оружием до экспорта малины и торговли героином, в данном случае вели заведомо двойную игру. Подконтрольные им олигархи финансировали все разнообразные «военные» проекты, но они же были тесно связанны с различными финансовыми центрами в США и Великобритании, финансировавшими деятельность различных «леволиберальных» организаций в Сербии. Нет смысла обьяснять причины головокружительного успеха  номенклатурных бизнесменов СФРЮ  в 90-е годы,  когда СФРЮ стала не нужна мировым политическим лидерам, и бывшее партийное окружение Тито, продолжавшее сохранять контроль над Союзом коммунистов Югославии, практически  разрешило номенклатуре Сербии, во главе с выдвинутым на волне «антибюрократической» революции  Слободаном  Милошевичем, проводить «национальную» революцию. Партийная диктатура приводила к возникновению «культа личности», который делал политику «партийного» государства очень восприимчивой от личных качеств вождя. Вождь же, как и всякий человек, был восприимчив и к собственному окружению, которое с годами «партийной борьбы», входя во вкус власти, все больше принебрегало «партийными обязанностями» в угоду «партийных привелегий».

Но сами старые номенклатурные кадры отнюдь не ушли с политической арены, а продолжали ее контролировать с помощью созданных в конце 80-х годов олигархических бизнес-империй номенклатурных кадров.

Силовое же прикрытие осуществляли кадры Управления военной безопасности ЮНА, которые создали в конце 80-х годов свою нелегальную службу, стоявшую по силе над остальными спецслужбыми, в том числе бдагодаря тому, что она задержала большую часть иностранных контактов бывшего Управления военной безопасноти ЮНА. Тем самым Милошевич, формально  сумев поставить под свой полный контроль партийный аппарат, на деле стал его заложником.

Конечно, новые технологии и новое политическое устройство мира возникшее с распадом СССР, диктовали свои правила, и  «глобализация» означала все более тесные финансово-экономические связи политических элит различных государств, и потому представители бизнеса социалистической Югославии могли только приспосабливаться к тем требованиям,  которые уже существовали на Западе, однако все таки более чем странно выглядит созданная  югославскими пропагандистами картина так называемого «героического» сопротивления Югославии всему блоку НАТО, когда финансовые средства государства Югославии находились в руках  олигархов с британскими, американскими и французскими паспортами, чьи капиталы находились в банках США, Великобритании и Франции.

https://ruskline.ru/opp/2020/09/07/sfryu_ot_sozdaniya_do_raspada

[Александр Васильевич]

Олег Валецкий

СФРЮ от создания до распада

Часть 6. Проблема Косово в 80-х



Встав на путь капитализма, номенклатурный аппарат сделал предметом различных махинаций само государство, что привело к развалу экономики и вооруженных сил. Во времена социализма аппарат настолько был связан с идеологией, что отказ от нее привел к хаосу в рядах армии, а война только усугубила этот хаос.  В итоге, как политические, так и военные деятели на ключевых постах «завязли» в партийных интригах и, нередко, в организованной преступности. Это привело к появлению в их окружении многочисленных «специалистов», опытных лишь в партийных интригах и в хищениях в особо крупных размерах, вместо военных специалистов на ключевые должности по партийно-клановому ключу выдвигали неграмотных выскочек и авантюристов, тех, для кого была на первом месте была нажива и для которых жульничество и обман были признаком «хорошего тона».

Было очевидно, что все это случайностью быть не может, и что в государственном аппарате Югославии существовала определенная группа лиц, которая  сделала всё, чтобы разжечь пожар войны на территории всей бывшей Югославии. Тут приходили на ум слова Генри Киссинджера, который в своей книге «Дипломатия» писал, что балканские народы склонны к вовлечению других в свои междоусобицы, что, надо признать, было точно подмечено [11].

Начало этому проекту было положенно в Белграде кампанией по защите сербов на Косово и Метохии. По большому счёту, сам Тито и его окружение вопрос так называемого «косовского завета» - одного из ключевых положений сербского национализма -  рассматривал как проявление «национализма и фашизма», и ради создания Балканской Федерации коммунисты Югославии, сразу после прихода к власти в Белграде, готовы были передать Албании Косово и Метохию [2]. Лишь конфликт 1948г. и то, что Албания оказалась на стороне Сталина, предотвратили такое развитие событий. До этого же конфликта объединению Югославии и Албании, а также передаче Косово Албании препятствовал СССР, который боялся чрезмерной самостоятельности балканских государств [2]. Партийное руководство Косово было недовольно тем, что Косово не получило статус республики, но особого влияния оно на Тито не имело, а Албания, хотя и была противником СФРЮ, возможностей для борьбы против нее не имела, как не имела и союзников. Пока был жив Иосип Броз Тито, который, обладая поддержкой как в Лондоне и Вашингтоне, так и в Москве, все попытки албанского восстания были заведомы обречены на провал.

Однако его смерть 4 мая 1980 года сразу пробудила у албанцев, в своей массе тогда не отличавшихся образованием, надежды на то, что им удастся собственными силами добиться независимости Косово.

Первые большие демонстрации албанцев начались 11 марта 1981 г. Их формальной причиной послужило плохое питание в студенческих столовых. 11 марта 1981 г., после футбольного матча белградского клуба «Партизан» и приштинского клуба «Приштина», в городе начали собираться студенты и молодежь, а вечером начались демонстрации, переросшие в беспорядки [12]. Демонстранты требовали «хлеба» и освобождения до этого арестованных албанцев, и в эту ночь в Приштине осталось около 4 тыс. человек, продолжавших демонстрации на следующий день [12].  Во время демонстрации ранили двух милиционеров – одного из револьвера, другого ударом «тупого» предмета [12]. После временного затишья, 25 марта состоялись новые демонстрации, но уже в Призрене, переросшие в беспорядки. Демонстрации были подавлены ночью, но на следующий день они вновь возобновились в Приштине. Колонна в тысячу студентов, вышедшая утром, к 12 часам выросла до 3 тыс. Человек [12].  Демонстранты скандировали: «Косово – республика!», «Косово – косоварам», «Мы – албанцы, а не югославы», «Объединение с Албанией», «Трепча работает на других», «Да здравствует марксизм-ленинизм», «Долой ревизионизм». Колонна подошла к зданию телерадиовещания, где собралась большая масса людей (30 тыс человек), ожидавших прибытия эстафеты Тито, здесь начались столкновения с полицией [12].  Затем начались забастовки в университете, продолжились беспорядки и в других городах. В Обиличе 30 марта 200 учеников технической школы перекрыли шоссе. 1 апреля в Подуево ученики сельскохозяйственной школы устроили беспорядки. 1 апреля в центре Приштины начались демонстрации учеников сельскохозяйственной и экономической школ, которые двинулись в центр, где с ними соединились студенты [12].

Трех-четырехтысячная толпа устроила столкновения с милицией, скандируя: «Мы хотим республику!», «Косово – республика», «Долой ревизионизм!», «Мы албанцы, а не косовары», «Мы дети Скендербега», «Мы армия Энвера Ходжи». Коммунистическая марксистско-ленинская партия албанцев в Югославии взяла на себя ответственность за организацию демонстраций. В ходе демонстраций как организаторы выделялись группы «Красный фронт», «Марксисты-ленинцы Косово» и «Молодые марксисты», о воззрениях которых ясно свидетельствовали их названия [12]. С группой «Марксистов-ленинцев Косово» была связана организация «Национальное движение по освобождению Косово и других албанских краев», требовавшая присоединения Косово к Албании [12]. Хотя эту демонстрацию в Призрене разогнали, но на следующий день начались демонстрации в Приштине, а затем 30 марта  и в Подуево. 1 апреля, во время демонстрации, в Приштине начались столкновения с милицией албанских студентов и учеников сельскохозяйственной школы, а на другой день к ним присоединились албанские рабочие организаций «Рамиз Садику» и «Косово» [12].

Комитет общенародной обороны Союзного автономного края (САП) Косово принял решение о выводе на улицы танков ЮНА [12]. Утром 2 апреля началась демонстрация рабочих строительных предприятий «Рамиз Садику» и «Косово». Рабочие собрались на окраине Приштины и двинулись в центр города. Милиция их разогнала, но они собрались в другом месте, где к ним присоединились рабочие и служащие, а также ученики школьного центра «Джевджет Дода» [12]. Через центр города направили танки, но это не предотвратило приход новой колонны из шахты «Обилич», которая вошла в центр и присоединилась к демонстрантам. Начались столкновения с милицией, переросшие в перестрелки [12]. Беспорядки продолжились в Подуево, Глоговце, Вучитрне, Миглянах. В Гниланах и Джаковице демонстрацию удалось предотвратить милицией. Однако колонна милиции из Куршумлии была остановлена у Подуево, где ученики школы открыли огонь по ней. Затем ученики ворвались в 34 сербских дома и угрожали местным сербам, которых заставляли покинуть Косово [12]. 2 апреля начались демонстрации в Глоговце, переросшие в беспорядки, и такая же картина повторилась в Гниланах. 2 апреля Президиум СФРЮ и Президиум ЦК СКЮ объявили «кризисную ситуацию» в Косово и Метохии, а в Приштине объявили чрезвычайное положение.

В Урошевце на деревообрабатывающем комбинате рабочие, собравшись на митинг, скандировали: «Нам не нужно подразделение территориальной обороны на комбинате», «Требуем республику», Демонстрации прошли в Витине и на руднике Трепча, на предприятиях «Металлургия цинка», на «Фабрике аккумуляторов», где рабочие вышли на улицу в поселке Звеганы, а оттуда пошли в Косовскую Митровицу [12]. К ним присоединились ученики, и колонна скандировала: «Трепча работает – Белград строится», «Трепча работает, а Белград развлекается», «Да здравствует Косовская республика!», «Республика, конституция: или мирно, или силой». 2 апреля Президиум СФРЮ и Президиум ЦК СКЮ приняли решение о провозглашении чрезвычайного положения в городе Приштине. Сюда же были направлены и дополнительные силы МВД из всех республик СФРЮ и Воеводины [12]. Так, в Косово и Метохию был переброшен объединенный отряд милиции (Здружени одред милициjе), командир которого Милан Стрика был подчинен напрямую генералу Франьо Херлевичу в МВД Югославии.

Также в Косово и Метохии находились подразделения специального назначения МВД во главе с Францем Кошером, участвовавшие в разгоне демонстрации в Приштине вместе с силами приштинского гарнизона ЮНА, которым командовал генерал Сакин Поздерац [12]. Однако это не предотвратило новые демонстрации 18 мая в Приштине, на которых скандировалось: «Республика, республика» и «Условия, условия». Югославское руководство  обвинило во всем контрреволюцию, и Стане Доланц, член президиума ЦК СКЮ, на пресс-конференции обвинил во всем реакционные фашистские силы.  Однако организатор демонстраций в Косово и Метохии -  Коммунистическая марксистско-ленинская партия албанцев Югославии - которая требовала предоставления Косово статуса республики в СФРЮ, не являлась «фашистской партией», хотя и угрожала вооруженным восстанием и революцией. Эта партия являлась фактическим филиалом Партии труда в Албании и ничего «фашистского» ни в идеологии, ни в кадрах, ни в программе этой партии не было.

Югославские «товарищи» называли албанских товарищей «фашистами», что являлось диалектикой борьбы, ибо точно также албанские «товарищи» называли югославских «фашистами». Всего в тех демонстрациях участвовало нескольких сотен тысяч албанцев, а в ходе столкновений с милицией погибло полтора десятка албанцев. После этих демонстраций  4 тыс. албанцев понесли судебное наказание, а большое число партийных и государственных албанских функционеров сместили с должностей, в частности, был уволен председатель Краевого комитета СКЮ Махмут Бакали [12]. Вместе с тем, паралельно с самими демонстрациями, в Косово и Метохии начались и вооруженные столкновения между силами ЮНА и милиции с одной стороны и группами албанцев с другой. Данные столкновения сводились к операциям по «зачистке» сел и поселков, населенных албанцами, силами безопасности  с арестами подозреваемых, как и  применением оружия и спецсредств для разгона албанских демонстраций.

С другой стороны, албанцы применяли оружие для действий как против милиции и ЮНА, так и против местных сербов, совершая акты индивидуального террора. Уже к весне 1981 года на территории Косово и Метохии произошло 350 террористических актов по отношению к неалбанскому населению [12].

Закономерно, что с 80-х годов число столкновений между сербами и албанцами значительно выросло, что привело к началу самоорганизации местных сербов. Движение косовских сербов фактически возникло после визита в 1983 году в Белград делегации косовских сербов во главе с Костой Булатовичем и Марко Андреевичем. Там они посетили председателя Президиума Сербии генерала Николу Любича [13]. В этом же году делегация косовских сербов в составе Косты Булатовича, Матии Стевановича, Войо Шчепановича, Братимира Тошковича, Воислава Дудича, Любомира Тошковича встретилась в Черногории с секретарем Союза коммунистов Косово Мичей Самарджичем, имевшим тесные связи с председателем Краевого комитета СК Косово Али Шукри [13]. Было очевидно, что часть югославской номенклатуры в Белграде решила поддержать это движение косовских сербов, дабы обеспечить себе лучшее положение в руководстве коммунистов СФРЮ.

Благодаря такой поддержке, в середине июня 1985 года, в здании школы поселка Косово поле, населенного сербами, собралось  руководство двух местных «заедниц» (административных образований на которые делились «общины» -  основные территориальные образования в Югославии) во главе с Костой Булатовичем, Мирославом Шолевичем, Зораном Груичем, Богданом Кецманом, Любо Вуйовичем и другими отказалось выполнять распоряжения общины Приштины о запрете массовых сборов [13]. В октябре 1985 года 2016 сербов подписали петицию и отправили ее на 16 адресов, в том числе в Центральные комитеты СК Косово и СК Сербии, СКЮ,  союзы писателей Косово, Сербии и Югославии. В петиции обращалось внимание руководства на многочисленные злоупотребления албанских чиновников в Косово, хотя вместе с тем факты часто подавались предвзято, как, например, когда писалось о 260 тысячах албанцах, переселившихся из Албании в Косово с начала Второй мировой войны, хотя подтверждения тому не давалось.

Вместе с тем, основная масса номенклатуры действительно считала, что Югославия для Сербии создает слишком много ограничений, и потому они и решили, используя вопрос Косово, привлечь сербские массы к решению политических вопросов в Белграде. Как раз в силу этого новую петицию, которую подписали  2016 офицеров, профессоров и учителей, поддержали так же академик Михайло Маркович и ряд высоких партийных функционеров Сербии, бывших сторониками, условно говоря, «левого крыла» в партийном руководстве, нацеленного на продолжение революционных процессов в обществе. Без поддержки этих функционеров тот же Добрица Чосич вряд ли смог бы вести активную деятельность по поддержке руководства косовских сербов.

Закономерно, что косовский вопрос вызвал конфликты во всей СФРЮ, ибо в Словении и Хорватии тамошние партийные круги стали считать, что «товарищи» в Белграде хотят набрать больше очков во внутрипартийной борьбе в СКЮ. В 1985 году  делегация косовских сербов посетила тогдашнего президента Сербии Душана Шкырбича. Эта встреча и дала возможность провести массовый марш косовских сербов, который, начавшись 19 января 1986 года, окончился  в Белграде перед зданием ЦК Союза коммунистов Сербии, в котором в это время находилась делегация косовских сербов [13]. В феврале того же года новая делегация косовских сербов численностью в 106 человек, во главе с Бошко Будировичем и Мирославом Шолевичем, посетила Скупштину Югославии. Случай изнасилования одной сербки в селе Племетина вызвал новый марш косовских сербов на Белград, встретившихся там с тогдашним руководством Сербии Лазаром Мойсовим, Иваном Стамболичем, Богданом Трифуновичем в ноябре 1986 года у Союзного парламента,  где собралась группа крестьян из села Племетина в Косово численностью в 250 человек [13]. Сама реакция сербского народа в Косово в Белграде в коридорах власти была оценена как достаточная для создания  критической массы и потому была использованна для организации массовых демонстраций в Сербии, затем вылившихся в многокилометровые автоколонны косовских сербов, двигавшихся на  Белград.

Аппарат МВД Сербии, очевидно, был далеко не единодушен, и для основной массы милиции подобные демонстрации являлись проявлением «вражеских действий». Тогда в Управлении государственной безопасности Сербии имелись все нужные рычаги, чтобы подавить организацию этих демонстраций в самой ранней фазе. Раз этого сделано не было, следовательно, кому-то в югославском руководстве был выгоден приход к власти Милошевича, который сопровождался общественным давлением на партийные кадры Сербии, в условно говоря «революционном виде» в рамках провозглашенной Милошевичем «антибюрократической революции». Новое руководство СКЮ (Союза Коммунистов Югославии) Сербии во главе с Милошевичем, с поддержкой МВД и основной массы общества, держало в напряжении партийные кадры Сербии, ибо в любой момент могло провозгласить несогласных «карьеристами и оппортунистами» и организовать хайку на таких очередных «врагов народа».

Было очевидно, что без поддержки Белграда такие марши были бы невозможны, и Азем Власи открыто обвинил Добрицу Чосича, Миодрага Булатовича и Вука Драшковича в том, что они подстрекали косовских сербов к подобным выступлениям.

Так как верхи номенклатуры Сербии поддержали движение косовских сербов, то же делала и значительная часть остальной номенклатуры Сербии, в том числе и те ее силы, которые работали в культурной сфере и потому звались интеллигенцией. Известный меморандум САНУ Сербской Академии Наук и Искусств, вышедший в 1986 г., был вызван событиями в Косово и Метохии. В Союзе писателей Сербии его члены Добрица Чосич, Любо Тадич, Вук Драшкович, Райко Петров-Ного, Райко Джурджевич, при поддержке журнала «Нин», встали в защиту движения косовских сербов, и уже в начале 1987 г. в Союзе писателей Сербии прошли вечера «О Косово – за Косово». В данном случае власть СФРЮ демонстрировала благосклонное отношение к  движению косовских сербов, хотя те, согласно существовавшему тогда законодательству СФРЮ, вели «враждебную» деятельность против существовавшего тогда социалистического строя с его неотъемлимой идеей братства и единства всех югославских народов .

Закономерно, что арест Косты Булатовича, осуществленный 2 апреля 1986 года по указанию тогдашнего министра МВД СФРЮ Стане Доланца, не привел к возбуждению против него уголовного дела, и вскоре Булатович выступал на митинге сербов на праздновании 800-летия монастыря Студеница. К тому времени стало очевидно, что движение косовских сербов поддерживалось Югославской Народной армией, в первую очередь тогдашним министром обороны Петром Грачанином [13]. В ходе этих событий в Косово и Метохии было создано «Сербское движение сопротивления» - СПО (Српски покрет отпора). Во главе его встали  полковник Радисав Филиппович, Коста Булатович, председатель Скупштины Косово  Душан Ристич, Петар Сарич, Томо Секулич, Зоран Груич [13].

Это движение организовало сбор подписей под петицией в защиту прав сербов Косово и Метохии, которую до конца 1986 г. подписали до ста тысяч человек. В петиции было 15 требований: гарантия прав человека  косовским сербам; получение Сербией тех же прав, которые имеют другие республики СФРЮ; увольнение из государственных и партийных органов «велико-албанских шовинистов» и «сербских карьеристов и оппортунистов»; публикация имен авторов геноцида над сербами Косово и Метохии; изгнание из Косово тех, кто эмигрировал из Албании после 6 апреля 1941 г.; признание недействительными всех договоров о продаже сербских имений албанцам; возвращение изгнанных сербских беженцев; восстановление «пропавших» судебных дел; пересмотр «сомнительных» судебных дел и реформа судебной системы; провозглашение сербского языка служебным по всей территории Сербии; отмена использования албанского знамени; восстановление всех досье албанских «балист», которые были  уничтоженны в архивах Косово в 1966 г.; реабилитация сербских кадров, пострадавших из-за борьбы с «великоалбанскими шовинистами»; соблюдение паритета в трудоустройстве между сербами и албанцами. К этим требованиям дополнились еще два по организации работы парламента Сербии.

Все эти требования были невыполнимы в тех условиях, тем более, что при незадолго до того умершем Иосипе Брозе Тито их охарактеризовали бы как проявление «сербского шовинизма». СПО (Српски Покрет Обнове– Сербское движение сопротивления), представлявшее собою, согласно правовым нормам СФРЮ 70-х годов, националистическую организацию, ассоциируемую югославским пропагандистским аппаратом с четниками и монархией, уже в мае 1987 года получило прямую поддержку председателя Президиума ЦК СКЮ Миланко Реновицы. 5 апреля 1986 года президент (председник) Сербии Иван Стамболич совершил официальный визит в Косово, где местными сербами был организован митинг. После этого,  24 апреля 1987 года, уже Слободан Милошевич, по приглашению руководства косовских сербов, посетил Косово. На встрече с ним собралась большая толпа местных сербов, которую милиция начала разгонять, используя силу. Жалобы сербов Милошевичу вызвали его ставшие потом знаменитыми слова: «Никто не смеет вас бить». Эти слова в дальнейшем стали, по сути, девизом власти в Сербии и подняли дух косовских сербов, так что уже в сентябре 1987 года прошли демонстрации сербских школьников и студентов в Косово.

(Окончание 6-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 6-й части)

На восьмой «седмице» (заседании) ЦК в сентябре 1987 г. обсуждался вопрос о преследовании сербов в Косово и Метохии. Новое руководство Сербии во главе со Слободаном Милошевичем получило широкую поддержку в обществе и от САНУ(Сербской Академии Науки и Исскуства), и от СПЦ (Сербской православной церкви), и  21 января 1987 года  Президиум ЦК СКЮ предложил 120 поправок к Конституции 1974 г. В 1988 году косовские сербы уже организовали марш в Воеводину. Этот марш, не имевший никакого отношения к борьбе против албанцев, был вызван борьбой тогдашнего партийного руководства Воеводины против руководства Сербии во главе с Милошевичем. Подчиненность косовских сербов новому партийному руководству Сербии во главе с Милошевичем со временем стала очевидна всему обществу, и  в Сербии со временем стали нередкими упреки косовских сербов в том, что они «посадили на шею»  Сербии Милошевича [13].

Косовские сербы, создали тогда организационный совет по проведению митингов, во главе которого встал полковник милиции Мича Шпаровал [13]. Этот совет организовал целую серию митингов в Подгорице, Колашине, Цетинье, Никшиче, Кральево, Ужицах, Крагуевце, Смедерево, Андриевцах, Ковине, Нише, Книне, Петровой Горе, Вырбасе, Куле, Выршце, Белой Паланке и Вальево [13]. Все это вызвало рост недовольства албанских партийных органов. Однако это недовольство не могло ничего изменить, ибо последние не были настолько влиятельными в Белграде, хотя среди высшего партийного государственного аппарата было большое число албанцев. Так, Азем Власи с 1974 года по 1978 год являлся председателем Союза социалистический молодежи Югославии, Синан Хасани с 1986 по 1987 год был председателем президиума СФРЮ, генерал-полковник Рамиз Абдули исполнял обязанности председателя Научного совета Вооруженных сил СФРЮ.

Хотя Фадил Ходжа, Али Шукри, Махмут Бакали, Сейдо Байрамович, Качуша Яшари, Коль Широка, Риза Сапунджия, генерал Али Мухаджери, генерал Эдхем Речица, генерал Исо Красничи, посол Эльхан Нимани, генеральный секретарь МИДа Реджаи Сурои принадлежали к самому верху партийно-государственного аппарата СФРЮ, Милошевич достаточно быстро сломил их сопротивление, и уже  осенью  1988 году один из руководителей косовских коммунистов, открыто выражавший недовольство политикой Белграда Азем Власи был заменен Качушей Яшари. Ключевое значение в событиях в Косово и Метохии имела забастовка албанских шахтеров на руднике Трепча. Этот рудник, точнее, центр горнодобывающей промышлености, был ключевым фактором в экономике Косово и Метохии.

Сам же автономный край Косово и Метохии обеспечивал для СФРЮ 7% электроэнергии, 13% термоэнергетики, 21% черного угля, 11% сварных труб, 63% свинца, 26% цинка, 100% руды хрома, 36% магнезита, 26% синтермагнезита, 10% сумпорной кислоты, 12% фосфорных удобрений, 14% изделий из технической резины. Трепча, где добывались свинец, серебро, цинк, хром и прочие цветные металлы, была очень важным экономическим фактором, и албанская номенклатура, контролировавшая ее, достаточно ревниво отнеслась к тому, что новое руководство Сербии стало здесь менять руководство.

В Трепче началась забастовка,  которую, начавшуюся 20 февраля 1989 года в поселке Старый  Тырг, поддержал Азем Власи.  Бастовавшие шахтеры требовали отставки  тогдашнего албанского руководства Косово – Али Шукри, Рахмана Морины, Хусамедина Аземи, которые стали тогда многими албанцами считаться предателями. Прибывшие с началом забастовки Слободан Милошевич и тогдашний председатель ЦК СКЮ хорват Стипе Шувар дали указание на применение силы против бастовавших шахтеров. В рудник была отправлена милиция, в том числе ее спецподразделение САЙ, силой ее подавившая.

Али Шукри тогда подал в отставку с места члена ЦК СК Косово и ЦК СК Сербии. Так как Шукри, член компартии Югославии с 1939 года, был открытым противником албанского сепаратизма, его отставка означала,  что тогдашнее руководство Сербии отказалось от всякого диалога с кем бы то ни было в албанской среде. По факту забастовки был начат судебный процесс против Азема Власи, бывшего председателя ЦК СК Косово, директора «Трепчи» Азиза Абраши, директора рудника «Стари Тырг» Бурхии Кавайи, директора «Электрокосово» Лазаря Красничи и еще одиннадцати албанских номенклатурных руководителей. Они были осуждены, но затем в апреле 1990 года их амнистировали. Сам  Милошевич был рациональным политиком, и косовские сербы ему были необходимы для внесения изменений в Конституцию Сербии, что давало бы ему возможность установить над Автономными краями Воеводина и Косово полный контроль. В силу политической системы СФРЮ это предоставляло возможность полномочному представителю Сербии в Президиуме СФРЮ 3 голоса, что обеспечивало доминирование  Милошевича в аппарате СФРЮ.

Различные сербские «национальные мифы» руководство Сербии и Югославии особенно не интересовали, и потому в 1988 г. в новом партийном руководстве Косово, полностью подконтрольном Белграду, вопреки требованиям петиции косовских сербов, преобладали албанцы, а албанская наркомафия продолжала так же господствовать в Косово и Метохии. Эта стратегия по использованию косовских сербов полностью себя оправдала,так как 28 марта 1989 года указом, подписанным Раифом Диздаревичем, были приняты поправки в Конституцию Сербии, ограничивающие права Автономных краев Косово и Воеводины.

Сам же Слободан Милошевич, как победитель этой «антибюрократической революции», 28 июня 1989 г. выступил под Приштиной на Газиместане, месте исторической Косовской битвы, перед более чем миллионной массой сербов, сьехавшихся со всей Югославии.Тогда на созванном митинге на Газиместане выступили 40 ораторов, в том числе и Азем Власи. Последний, впрочем, был встречен свистом, так как организованный коммунистическим руководством митинг превратился в митинг сербского национализма, на котором главной фигурой стал Милошевич. При этом большая часть сербских партийных кадров в Косово была против новой политики Милошевича [14].  В данном случае не следует их считать «карьеристами и оппортунистами», ведь партийные кадры в Белграде, выдвинувшие  Милошевича, как раз с большим основанием могли называться «карьеристами и оппортунистами». Сербские партийные руководители Косово осознавали риск такой политики Милошевича в Косово, а главное понимали, что именно они будут нести ответственность в случае провала. Партийные же работники в Белграде если и понимали риск, то в большей мере опасались ответственности перед Милошевичем, нежели перед самими косовскими сербами.

Вскоре Милошевич, однако, заменил албанское партийное руководство на сербское после беспорядков 22-28 марта 1989 года, когда  в ходе вооруженных столкновений погибли два сотрудника МВД Сербии и 22 албанца, тогда как 121 сотрудник МВД и 500 албанцев были ранены или получили телесные повреждения различной тяжести [13].  Коммунистическое руководство косовских албанцев  было разгромлено после того, как арестовали несколько десятков партийных функционеров, в том числе  бывшего председателя Краевого комитета СКЮ Азема Власи, который был арестован в Боснии и заменен Качушей Яшари. Кампания гражданского неповиновения албанцев в Косово не могла не отразиться на ЮНА.

Албанцы в рядах ЮНА были главной «враждебной» силой. Как пишет Гачинович, из семисот открытых «вербальных» враждебных выступлений 396 случаев, т.е. 60% совершались албанцами, тогда как в 1989 году из 829 таких случаев албанцы совершили 456 [13]. В рядах ЮНА началось формирование нелегальных политических групп албанцев, и во время операции «Златар» органы военной безопасности ЮНА с июля 1984 по февраль 1985 года выявили четыре ранее существующие нелегальные албанские организации: «Группа марксистов-ленинцев Косово», «Движение национального освобождения Косово», «Марксистко-ленинские партии албанцев в Косово» и «Красный народный фронт», которые объединились в новую организацию – «Движение за албанскую социалистическую республику в Югославии».  Ее центр находился в Швейцарии, а в состав его руководства входили Джафер Шартри, Сабри Новиела, Дурмуша Джафер, Зека Миляим, Кадри Зека и Юсуф Гарвала [13].

Во главе комитета этой организации, созданной в рядах ЮНА, стояли капитан первого класса  Малеку Наим, капитан первого класса Джафер Яшари, поручик Фадил Хакию, водник (прапорщик) первого класса Рамадан Гаши, водник первого класса Тахир Хайдари и курсанты  Фадил Делили и Шефчет Тахири. Когда члены этого комитета были арестованы, при них обнаружили большие запасы оружия и боеприпасов, как и  план нападения на военную фабрику в Сербице [13]. Так же в гарнизоне Мостар в 1984 году была выявлена группа военнослужащих-албанцев, которые украли 12 автоматов и 3 ручных пулемета и спрятали их на берегу реки Неретва.     Радослав Гачинович в своей книге «Захват Косово и Метохии» приводит документы 17-го заседания ЦК СКЮ, которые свидетельствуют, что с 1981 по 1988 год в рядах ЮНА была разоблачена 241 нелегальная албанская группа, в которых состояли 1435 военнослужащих, албанцев по национальности [13].

Нередко именно эти военнослужащие совершали террористические акты, так, Азиз Кельменди, выходец из общины Призрен, призванный в ряды ЮНА 3 сентября 1987 года, в гарнизоне Парачин убил четырех военнослужащих - Сержана Симича из Белграда, Хазима Аджановича из Витеза, Сафета Дураковича из Босанской Градишки и Горана Бегича из Загреба и еще пятерых тяжело ранил. После совершенного преступления он бежал в лес, где был убит при попытке оказания сопротивления при аресте. За помощь ему шесть албанских военнослужащих, один мусульманин и один цыган были арестованы [13].

29 августа 1988 года в Центре военных школ в Белграде органы военной безопасности арестовали 9 албанских военнослужащих, членов организации «Марксисты-ленинцы Косово», планировавших террористический акт [13]. В 1989 году в 14 гарнизонах ЮНА выявили 18 военнослужащих албанской национальности, принадлежавших к нелегальной организации «Дреница». Руководство Сербии к 1989 году уже четко определило свою линию на централизацию Сербии, и  28 мая 1989 г. начался процесс изменения Конституции 1974 года, а 28 ноября 1989 года, по решению Парламента Сербии, было установлено прямое управление в Косово [13]. Все это вызвало новые беспорядки, сопровождаемые вооруженными столкновениями, и на пресс-конференции, прошедшей 1 февраля 1990г. в Скупштине Косово в Приштине, секретарь информации Косово и Метохии Йоргованка Милоевич заявила, что в массовых беспорядках в начале 1990 года было  убито 18 албанцев, а 54 ранено, тогда как в рядах же МВД Сербии было 43 раненых. В феврале 1990 ЮНА была выведена на улицы городов и сел Косово для наведения порядка, в апреле 1990 года вводится прямое командование МВД Сербии над милицией на Косово и Метохии

2 июня 1990 г. делегаты Краевого парламента Косово из числа албанцев попытались войти в здание парламента Приштины, где планировали проголосовать за Конституционную декларацию, которая бы отменяла решение Краевого парламента о предоставлении полномочий парламенту Сербии по изменению Конституции.  Полиция Сербии не дала им войти в здание, но албанские депутаты перед зданием парламента приняли эту конституционную декларацию о независимости Косово и здесь же подписали ее. Образцом для этого документа стала принятая в этот же день Декларация о независимости Словении [14].

Чрезвычайное положение в Косово было провозглашено 26 июня 1990 года. Во время заседания Парламента Косово 5 июля 1990 г. 56 депутатов-неалбанцев потребовали от парламента Сербии распустить парламент Косово и «Извршно вече» - правительство Косово.   В ходе заседания был объявлен перерыв, после которого председатель парламента Джордже Божович объявил депутатам, что Парламент Сербии уже самостоятельно  принял Закон о временом прекращении полномочий парламента и правительства Косово, и сам закон был опубликован 13 июля 1990 года. Хотя предполагалось провести новые выборы в Краевой парламент, на практике их так никогда и не провели, и 28 сентября 1990 г. была принята новая Конституция Сербии, по которой края объявлялись  территориальными автономиями.

События в Косово и Метохии вызвали рост популярности Милошевича  в Сербии, и в сентябре 1987 года он смог нанести поражение единственной возможной себе оппозиции в партийном комитете Сербии, которую возглавлял как раз Иван Стамболич, а в октябре 1988 года он нанес такое же поражение своим партийным «товарищам» из Воеводины, привыкших за время Тито к независимому от Белграда положению. Воспользовавшись растущим влиянием, Слободан Милошевич,  провозгласив в 1988 году начало «антибюрократической» революции, сумел  поставить под свой контроль методом различных бюрократических интриг, политического давления, народных демонстраций, а, главное,  действиями госбезопасности Сербии весь аппарат Социалистической Республики Сербия. В мае 1989 года Слободана Милошевича в еще однопартийной по сути СФРЮ выбирают Председателем Президиума Социалистической республики Сербия.

Дело увенчал миллионный сербский митинг на месте исторической битвы на Газиместане (поле под Приштиной) в честь празднования 600-летия Косовской битвы 28 июня 1989 года, где Милошевич выступил перед миллионом сербов, съехавшихся сюда со всей Югославии, как национальный вождь, и показательно, что как раз тогда прошла первая трещина в отношениях с США, чей посол Ворен Зиммерман, в отличие от послов других крупных государств, отказался принять приглашение на митинг.

К тому времени на сторону Милошевича встала и Сербская православная церковь, обладавшая куда большим, нежели та же РПЦ на это могла рассчитывать в бывшем СССР, политическим влиянием на сербский народ в Сербии,Черногории,Хорватии и в Боснии и Герцеговине, и как  раз в декабре 1990 года на Святом архиерейском соборе, путем тайной жеребъевки, на престол патриарха был избран патриарх Павел. Создание Милошевичем 16 июля 1990 года социалистической партии Сербии (СПС) увенчало дело Милошевича, ибо означало конец Союза коммунистов Югославии. На первых многопартийных выборах в Сербии, которые прошли только  в декабре 1990 года, позже, чем в других республиках, созданная Милошевичем Социалистическая партия Сербия на базе  республиканской организации Союза коммунистов Югославии, получила  77 % голосов, а Слободан Милошевич на президентских выборах получил 66% голосов. Aбсолютная победа СПС на выборах декабря 1990 означала и конец СФРЮ, причем, следует заметить, вполне закономерный.

https://ruskline.ru/opp/2020/09/11/sfryu_ot_sozdaniya_do_raspada