Протопресвитер Владимир Диваков. Воспоминания

[Александр Васильевич]

Протопресвитер Владимир Диваков

ПОВОЮЕМ?

«Лучшая защита – наступление», – говаривал Великий наместник Псково-Печерского монастыря архимандрит Алипий (Воронов).

О том, как доводилось воплощать этот принцип в жизнь при советской власти и далее, вспоминает протопресвитер Владимир Диваков, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве, настоятель храма Вознесения Господня у Никитских ворот («Большое Вознесение»).


_{Протопресвитер Владимир Диваков. Фото: Иван Правдолюбов / Православие.Ru}

«Ешьте на здоровье», если вы в вечную жизнь не верите

Захожу, помню, как-то домой после службы, стал переодеваться... Слышу – крики в коридоре, выглянул, смотрю: теща сама не своя идет... Рассказывает. Только за мной дверь захлопнулась, – звонят-тарабанят:

– Откройте! К вам зашел священник!

Открывает.

– Что он тут делает?

– Как что? Отдыхает.

– Точно? – норовят заглянуть ей за спину. – Почему здесь?

– А почему бы и нет?

– Он здесь не прописан!

– Но это наш зять...

В храмах, помню, одно время даже пожертвования на канон обложили налогом

Повернулись, ушли. И такие проверки тогда были на каждом шагу. А может, он на требы сюда зашел? Крестит там сейчас кого-нибудь? Причащает?! Уполномоченному доложим! Регистрацию отберет! (Без нее тогда священнику нигде служить нельзя было – о. В.Д.).

Тогда-то я еще в своем родном храме Святых апостолов Петра и Павла в Лефортово служил, где с детства алтарничал да пономарил. А потом меня, конечно, погоняли с прихода на приход, – это тоже одной из «воспитательных мер» у властей считалось.

Все пытались контролировать! В храмах, помню, одно время даже пожертвования на канон обложили налогом. Один батюшка всю пожертвованную на помин душ усопших снедь смахнул, помню, да и отнес этим товарищам:

– Ешьте на здоровье! – высыпает им прямо на стол.

«Я понял, в чем моя вина!»

_{Храм Святителя Николая Мирликийского, что в Хамовниках}

Спустя три года меня вдруг в храм Святителя Николая Мирликийского, что в Хамовниках, переводят. Вскоре вызывает меня уполномоченный по делам религии генерал КГБ А.С. Плеханов. Кабинет у него находился в районе Лубянки, на Кузнецком мосту – огромная такая комнатища. Захожу, он там в углу затаился.

– Здравствуйте! – говорю.

Молчание.

Я постоял-постоял.

– Александр Степанович, здравствуйте! – повторяю.

Опять молчит. Смотрит исподлобья. Видимо, он ко всем священникам как к заведомо арестованным относился.

Я уже было раскланяться решил, а он как заорет:

– Фамилия!!!! Имя!!! Отчество!!

Я представился.

– Какая религиозная организация!?

Отвечаю.

– Регистрация?!!!

Предъявил, но из рук не выпускаю. А то тогда, бывало, уполномоченный положит ее в стол, и вот стоишь гадаешь: отдаст он тебе ее или нет?..

– Кто вам дал право выгонять людей из церкви?!!

– Погодите, – медленно произношу, – кого это я выгоняю?

– Если я говорю, значит, знаю, что говорю!

– Интересно.

– Вы с обряда Крещения гоните!

_{Протопресвитер Владимир Диваков}

Был у нас там инцидент с одним иудушкой – прямо во время Крестин начал богохульствовать, насмехаться.
– Слушай, не надо, – подошел я к нему, – выйди. Бабушки крестить помогут.

– Так он неверующий, – поясняю уполномоченному.

– Ваше дело обряд совершать!

– Послушайте, – говорю, – я и совершаю. По чинопоследованию таинства Крещения я просто обязан был спросить: верует ли человек и как он верует?

– И что же, если я в церковь приду, вы и меня выставите?

– Смотря как будете себя вести...

– Это не ваше дело! Для этого есть Исполнительный орган.

Это власти на Архиерейском соборе 1961 года продавили такое постановление, чтобы вся власть в каждом конкретном храме этой навязанной извне структуре переходила.

К нам еще в храм в Лефортово, помню, заявились два таких юрких мужичишки в кепочках:

– Где у вас красный угол?

– Какой красный угол?!

– Ну, где нам проводить собрания. Я буду председатель вашего Исполнительного органа, а это – кассир.

Через месяц сбежал один, а за ним и другой, прихватив с собой кассу…

– Ну, вот если вы придете ко мне на Исповедь, – объясняю тогда Плеханову, – я же вас до Причастия не допущу, потому что вы неверующий.

– Вы нарушаете закон! Выдворять кого-либо – это дело Исполнительного органа прихода!

Тут у меня мелькнула мысль…

– Я понял, в чем моя вина! – тут же начинаю соглашаться. – Не научил я людей вере! Вот в чем провинился!

– Что... – опешил он. – Кто вас вере кого учить заставляет?

– Вы! – перешел я в наступление. – Человек говорит, что он член партии, и ему не полагается верить. Моя вина, что я не научил его вере.

– Я?!! – оказался он не готов к такому повороту событий и попятился назад: – Вы не так меня поняли… Вы правильно поступаете. Нельзя таких людей допускать до обрядов. Получается «и нашим, и вашим споем и спляшем»...

Тут же, видимо, кнопочку под столом нажал. Секретарша засеменила: чай, галеты принесла.

– Да вы присаживайтесь, – приглашает. – Вы же академию закончили, законы знаете...

«Так... – думаю я, – то, как звать меня, был не в курсе, а тут, оказывается, уже и насчет академии осведомлен!»

Вы делайте то, что вам положено... А этих Жуковых гоните в шею... Не наше дело в ритуалы вникать

– Вы делайте то, что вам положено... А этих Жуковых (Так! Раскололся – выдал того, кто донос написал!) гоните в шею... Не наше дело в ритуалы вникать!

– Гм-м... Александр Степанович, а вот панихиду, – решился тут спросить я, – на кладбище можно служить?

– А вы что, инструктаж не проходили?

– Да я в то время болел...

– Только в момент захоронения. Только! Вы же понимаете, чем можете поплатиться за совершение панихиды в другое время?

И опять давай про регистрацию да про налог, что за три года не расплатитесь.

– Да? – прикидываюсь дурачком. – Кто бы мог подумать… Не знал. Ну, ладно.

– А что? Нарушали?

– Да вот как-то попросили, – потягиваю чаек с галетой, – нарушил.

– Вот как?!

– Да я и сам не знал, как поступить. Пришли из Посольства Западной Германии… – смотрю – у него лицо вытягивается, – и попросили отслужить панихиду на Немецком кладбище.

– И что?

– Пошел послужил.

– И правильно сделали! Закон же наш, для внутреннего употребления! Вы бы и нам еще позвонили, чтобы мы вам во избежание вообще каких-либо неприятностей сопровождающего выделили.

– Да тогда выходные были...

– А вы в следующий раз на будни выполнение такой просьбы отложите и звоните нам! – весь аж трепещет.

Долгое время они меня потом не трогали.

Эксцентричное поведение

_{Протопресвитер Владимир Диваков и митрополит Тихон (Шевкунов)}

С ними надо было просто уметь воевать. Про архимандрита Алипия (Воронова) владыка Тихон (Шевкунов) хорошо в своей книге «Несвятые святые» написал. А мне еще такой архиепископ – Сергий (Ларин) – запомнился. Тоже яркая личность.

Из обратившихся обновленцев, – такого нрава, что от него чего угодно ожидать можно было... Среди советских работников он упорно распускал слухи о том, что близко знаком со Сталиным... Его побаивались.

Однажды в епархию какой-то чин НКВД заявился – и требует с порога:

– Архиерея сюда!

Его Высокопреосвященство не торопясь надевает рясу с огненными отворотами, красную скуфью, берет знак своей архиерейской власти:

– В чем дело?! – появляется на самом верху высоченной лестницы да стучит этим посохом: – Вон отсюда! Вон отсюда!!

Тот пробкой и вылетел – на всякий случай.

Показательно этот архиерей и появился там, на своей новой кафедре в Ростове. Приехал, а въезжать некуда. Подает запрос на возвращение Церкви для размещения Епархиального управления одного из некогда принадлежащих ей зданий. Тогда, в 1947-м году, это казалось настолько абсурдным, что власти даже отвечать не стали.

Они-то сами лучшее из церковных зданий в самом центре города себе и облюбовали…

И вот в ослепительно яркий южный день подъезжает к крыльцу горисполкома архиерейская машина… Дверца распахивается, оттуда сановито выходит владыка. В той самой, с огненными отворотами, рясе и в красной скуфье. Посохом, характерно постукивая о ступени, вот он уже в первый кабинет кого-то из начальников прошел:

– Так! Здесь, конечно, надо будет сделать косметический ремонт, – осматривается, ни с кем не здороваясь. – Следующий кабинет откройте... – командует иподиаконам. – Здесь тоже! А тут, по-моему, – проходит уже в приемную главного шишки, – ничего... Дальше!..

Обошел так все здание на глазах у оцепеневших советских клерков и уехал.

Через пару часов звонок:

– Владыка, вы-ы-ы... просили вам помещения?.. – а в письме для начала на более скромную постройку указано было. – Готовы его освободить!

Хорошая школа для будущего Патриарха

_{Святейший Патриарх Пимен (Извеков)}

Потом я был на похоронах владыки Сергия (Ларина). Его в 1967-м году в подмосковной Мамонтовке хоронили. Все уже стали расходиться, а Святейший Пимен (Извеков), смотрю, все еще стоял и стоял у его могилы...

Помню, когда о Святейшем Пимене писал свою книгу[1] архимандрит Дионисий (Шишигин), он никак не мог найти данных о периоде его заключения: когда и где будущий Патриарх сидел, какие лагерные «послушания», как это тогда называлось, нес.

– Как бы про 1930-е и 1940-е годы выяснить? – все допытывался потом и отец Сергий (Голубцов). – Мне надо книгу выпускать, а тут белое пятно!

– Ну, вы все напишите, а пробелы оставьте, – утешал его отец Матфей Стаднюк, который нес тогда послушание патриаршего секретаря. – Мы Его Святейшеству передадим, а он там, может, и заполнит что-нибудь...

– Да что ж это такое? Неужели нельзя выяснить про этот период?! – так и бился отец Сергий.

Да и от отца Дионисия тогда еще многое было сокрыто.

Потом уже я где-то только у отца Тихона (Шевкунова) в книге первые данные на этот счет прочитал.

А когда видел Святейшего Пимена у могилы владыки Сергия, я и сам еще не догадывался, почему он так долго у нее стоит...

Оказывается, как только он вышел из заключения, нигде не мог устроиться. Мыкался по Одессе. А потом владыка Сергий (Ларин) его к себе келейником взял. После секретарем сделал, а далее уже будущий Патриарх в Псково-Печерскую обитель попал, а оттуда – в Троице-Сергиеву лавру и далее: пошел на повышение.

Но побыть при владыке Сергии (Ларине) – это, наверно, была хорошая школа для будущего Патриарха.

Ваше Святейшество! – изумился тот. – А кто мне дверцу машины открывать будет?!!

Вот представьте себе. 1948-й год. В Москве проходит Всеправославное совещание. Архиереям строго наказали быть без сопровождающих. Отговоркой было отсутствие мест в гостиницах. Послушно в одиночестве явились владыки, за исключением Его Высокопреосвященства Сергия (Ларина)…

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Ему тогда даже Патриарх Алексий I шепнул на ушко:

– Сказали: без сопровождающих...

– Ваше Святейшество! – во весь голос изумился тот. – А кто мне дверцу машины открывать будет?!!

Сопровождал его игумен Пимен (Извеков).

Святая простота

Каждый тогда на своем уровне воевал. Помню, зачастили как-то проверяющие из райисполкомов в храмы. Квитанции требовали им показать, якобы для уточнения правильности их оформления. А сами тут же адреса, телефоны переписывают. Звонят по месту работы тех, кто ребенка крестил или еще в каком таинстве участвовал. А то и на дом приезжали:

– Бабушка, тебя вот причащали, да?

– Причащали, – радуется старушка: надо же, молодежь интересуется!

– А что ж ты ни копейки на такси не дала?

– Как не дала? Я ему 10 рублей дала…

Тут же записывают.

– Подпиши!

Та подписывает.

К следующей – с другим вопросом:

– Что ж ты такими деньгами разбрасываешься? 50 рублей священнику на руки! Это откуда ж у советских пенсионерок такие суммы?

– Какие 50?! 15!

– Подпиши!

Собрали такие расписки и вызвали священников в райисполком.

А один молодой батюшка от бабулек еще ранее услышал, кто к ним приезжал. Полистал за свечным ящиком квитанции, да и сам их всех опять объехал…

И вот созванных отцов ставят перед фактом:

– Ваш доход за требы подсчитан! – и победоносно умножают его на 365 раз по количеству дней в году... – Это ваши новые налоги! – предъявляют сумму, превышающую трехгодичную зарплату священника.

– Ничего подобного! – вскрикивает вдруг этот молодой батюшка.

– Что такое? Вы с этим не согласны?!

– Конечно, нет!

– Поехали! – предлагают ему. – Проверим и все вам докажем! Машина во дворе!

– Поехали!

Приезжают к первой причастнице:

– У вас этот священник был?

– Был.

– Обряд совершал?

– Совершал.

– Ты говорила, что ему 10 рублей дала?

– Да не в руки, конечно, дала, в карман плаща положила.

– Мать, может, ты не в тот карман положила?

– Может, и так.

Ко второй – то же самое:

– Только я ему не в руки дала, а на берет там, в коридоре, на вешалке положила.

Так троих или четверых объехали, плюнули на все это, лишь предупреждением пригрозив.

Как нам тезка святителя Николая помог

Больше всего проблем было с ремонтом. Косметический еще позволяли сделать, а вот капитальный – ни-ни! Тут уж старосты, как могли, выкручивались.

В храме Святителя Николая в Хамовниках старостой был раб Божий Иван Федорович Гусев, очень благочестивый человек. Он всего себя отдавал служению Церкви. От какого-либо жалованья отказывался:

– Я не ради зарплаты здесь, я пенсию получаю.

Раньше всех приходил на работу, позже всех уходил. Делал все возможное и невозможное. Только Господу Богу известно, чего ему стоило оформить ремонт на 4 тысячи, при том, что работ там было на все 40!

Тут же нагрянула проверяющая комиссия:

– А где вы красочку купили? А кисточки? – почти год так доискивались, проверяя, были ли в этом магазине в то время такие товары и т.д.

Уж больно на видном месте этот храм стоял. Он у властей тогда – как бельмо в глазу. Это сейчас там торговый центр построили, что церковь почти не видно, а тогда даже деревьев не было, чтобы его загораживать.

Ехал мимо Хрущев в 1957-м году на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Лужники, да и распорядился градостроителям: «Принять меры!!!». Я потом общался с архитектором Константином Тихоновичем Топуридзе, который взял да изогнул линию Комсомольского проспекта, но именно так, чтобы сохранить святыню!

А потом и мы еще с Иваном Федоровичем ранее обшарпанный храм просто на загляденье выкрасили в яркое сочетание оранжево-алого, белого, зеленого, а по фасаду еще и иконы повесили.

И тут опять теперь уже первого секретаря Московского комитета компартии В.В. Гришина нелегкая понесла той дорогой…

– Как?! Комсомольский проспект начинается с храма?!! – взбесился он. – А икон понавешали, чтобы комсомольцы на них молились?! Да это же идеологическая диверсия!

Так и на Константина Тихоновича ранее вне себя от ярости Хрущев, перемежая ор матерной бранью, топал:

– Вам слово партии не закон! Вы теперь сами вне закона!

– Если бы вы знали, чего мне это потом стоило, – рассказывал мне после этот удивительный архитектор.

С ним все даже здороваться перестали, считали его уже за «списанного». А ему потом, в конце 1970-х, кстати, первому из советских архитекторов Международную премию за умелое сочетание старой и новой архитектуры дали.

А к нам после филиппики Гришина из райкома компартии тут же комиссия заявилась. Но и в ней замечательнейший человек Николай Николаевич Соболев, возглавлявший тогда Комитет по охране памятников, оказался!

– Это же вы так просто промыли иконы?

– Да, – вдруг понял я, какое он изящное предлагает решение проблемы. – Точно! Промыли! Знаете, когда там краскопультом работали, смотрим, что-то под побелкой… Мы и начали мыть!

А у нас там эти новенькие иконы под XVII век стилизованы.

– Ну, надо же, – продолжает изумляться Николай Николаевич. – Как раньше иконы писали! Сколько столетий, а они – как новые! Знаете, бывает, возьмут черную доску, – обращается к понурившимся партийным членам комиссии, – промоют ее, а там такой красоты икона!

Те кивают, не хотят показаться неучеными.

– У меня по части искусствоведческой никаких претензий тут нет… – резюмирует так ловко взявший инициативу тезка святителя Николая. – Где совещание продолжим? – поторапливает их уже оттуда. – Наверное, в райкоме партии?

– Мне тоже, – спрашиваю, – ехать?

– Вы что с ума сошли? – уже оборачиваясь, улыбается мне.

Храм отстояли. Но меня оттуда перевели. Власти хотя бы так отомстить попытались. Тем более что я там еще и ограду храма на историческое место передвинуть успел, чем тоже вызвал их раздражение.

Котлован

_{Фото сделано ориентировочно в 1985 году. Слева направо: псаломщик храма прп. Пимена Великого Виктор; клирики того же храма: протодиакон Сергий Громов (+); протоиерей Василий Бланковский, настоятель протоиерей Димитрий Акинфеев (+), протоиерей Владимир Диваков, протоиерей Владимир Еремин, протодиакон Сергий Голубцов (+); псаломщик Валерий Комзолов (в дальнейшем священник Заиконоспасского монастыря)}

Так я и оказался в храме Преподобного Пимена Великого, что в Воротниках. Казначеем там был «законопослушный» гражданин, который лет 30 там уже, в угоду собственному карману да антирелигиозной политике власть имущих, промышлял.

Скажут ему: крыша течет, он тут же отзывается:

– Сейчас подчиним!

Посылает сторожа, тот берет мешковину, макает ее в масляную краску и приляпывает на дыру. Казначей всем улыбается:

– Сделано!

То же самое с куполами: марлечку подложат, подшпаклюют, подтонируют...

– Готово!

Эту бутафорию, как спохватились, поняли, что всю уже целиком менять надо, ремонтировать там уже было нечего. Крышу перекрыли, купола поставили новые. И это опять же умудрились сделать в условиях запрета на капремонт.

И тут я еще затеял церковную ограду на историческое место вернуть, – тогда постоянно прихрамовую территорию урезали.

– Да зачем вам это надо? – заохали боязливые из служащих и сотрудников. – Нам же теперь отвечать придется!

Про храм на Пятницком кладбище говорили: оттуда уже разве что в могилу

Им-то – обошлось. А меня опять перевели, считай, что сослали. Потому что про храм Троицы Живоначальной на Пятницком кладбище тогда так и говорили: оттуда уже разве что в могилу.

– Там вам уж никакую ограду никуда двигать не придется, – насмехался уполномоченный, – там все оградки прочно вкопаны на свои места...

Там на приходе было далеко не церковное «духовенство»: литургию служили скоропалительно, а попробуй что сказать – кулак покажут...

Помню, приходишь, открываешь храмовую дверь, а внутри чернота нависает! Калорифер не предназначен для топки углем, – только объяснить попробуешь, а тебе:

– Служите в холоде! – огрызаются.

Удалось там батареи установить, котел поставить. Но, главное, я там открытия приписного храма Симеона, епископа Персидского, добивался.

Церковь открыли. А меня опять перевели в... концертный зал! Он тогда в храме Большое Вознесение у Никитских ворот располагался.

А до этого там вообще Энергетический институт был, и по центру такая странная махина висела, – с помощью которой искусственные молнии изучали. От их ударов все здания в округе тряслись, а здесь, значит, такой бункер был, и вместо него – я как вошел, смотрю, – котлован остался!

Супруга моя тоже заглянула в него – и, видимо, памятуя присказку о том, куда после храма на Пятницком кладбище переводят:

– Вот тут тебя и похоронят! – вдруг сказала.

– Это слишком большая честь, – отвечаю.

Только мы там осмотрелись, отец Матфей Стаднюк звонит:

– В Успенском соборе Кремля первая литургия состоится, а потом крестный ход к вам пойдет!

«К нам» – это, конечно, пока еще громко сказано было. Тогда, бывало, идешь и сам не знаешь: пустят тебя сегодня внутрь или нет? Дирекция концертного зала там все никак свои позиции сдавать не хотела. Мы и стали тогда утром и вечером каждый день служить, чтобы просто уже и не выходить из храма.

Тот крестный ход был, кстати, первым, что прошел со времен советских запретов по улицам Москвы. 23 сентября 1990 года.

Но какие нам еще бои предстояли…

(Продолжение следует.)

Протопресвитер Владимир Диваков

Подготовила Ольга Орлова

_________________________________

<sub>[1] Архимандрит Дионисий (Шишигин). Былое пролетает… Патриарх Пимен и его время. М.: 2010./sub]

https://pravoslavie.ru/119309.html</sub>

[Александр Васильевич]

Протопресвитер Владимир Диваков

«МЫ В МОСКВЕ НИ ОДНОГО ХРАМА НИ РАСКОЛЬНИКАМ, НИ СЕКТАНТАМ НЕ ОТДАЛИ»

Как это удалось и что может быть страшнее пустого храма, вспоминает протопресвитер Владимир Диваков, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве, настоятель храма Вознесения Господня у Никитских ворот («Большое Вознесение»).

Действовали, как эмчеэсовцы

_{В центре семинарист Владимир Диваков}

Однажды, помню, захожу я к отцу Матфею Стаднюку, а у него там какой-то чиновник (как потом выяснилось – председатель Пресненского райисполкома) нетерпеливо вертится. Ему надо было проект расширения заводского цеха по улице Павлика Морозова согласовать, и он все показывал, где подпись поставить надо.

– Погодите-погодите, – всматриваюсь в его планы, – там же храм Святителя Николы на Трех горах!

Дело в том, что я, еще учась в Московской Духовной академии, писал работу «Московская епархия в 80–90-е годы XIX века», выезжал на места, ориентировался, где остались и в каком состоянии храмы.

– Это когда-то был храм, а сейчас остатки… – буркнул посетитель, убирая от меня свои бумаги.

– Как это «был»?! Как это «был»?!! – пошел я в атаку, – Там есть община! Здание надо Церкви вернуть! Люди его уже восстанавливать собираются!

_{Протопресвитер Матфей Стаднюк}

Тот – к отцу Матфею, а батюшка так разводит руками – ничего, мол, поделать не могу, – и кивает на меня: это мой начальник!

– Без вас разберемся! – хлопнул дверью визитер.

Пришлось быстро собирать общину, о существовании которой – сам не знаю как – догадался я тогда заблаговременно уведомить этого товарища.

Действовали, как эмчеэсовцы.

На ком больше греха?

Но община не всегда могла даже действующий храм спасти. В секретном докладе Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР за 1962 год Преображенский храм на Преображенской площади числился одним из «наиболее активно» действующих…

Прихожане, узнав о намерениях властей, дежурили там дни и ночи. Их убеждали разойтись, обещали, что сноса не будет. Стоило отлучиться в лавру на память преподобного Сергия… 18 июля 1964 года, в три часа ночи, власти взорвали храм…

В тот же год, после осеннего дня памяти Игумена Земли Русской, на Покров, и самого Хрущева из госкресла катапультировало. Не дано ему было больше власти причинять Церкви вреда (ср. Ин. 19, 11).


_{Митрополит Иосиф (Чернов)}

«Миром правит только Промысл Божий», – говорил отец Иоанн (Крестьянкин).

Помню, я еще в Никольском храме в Хамовниках служил, и к нам пришел владыка Иосиф (Чернов) – к иконе Божией Матери «Споручница грешных» приложиться. Я ему предложил чайком его угостить. Разговорились.

– Я в этом храме и раньше бывал, конечно, – рассказывает. – Оказался здесь в Рождественский сочельник 1941 года, когда из ссылки только вернулся. Захожу – глазам своим не верю: человек 10–15, полупустой храм. Мы-то, когда в тюрьмах сидели, думали: столько храмов закрыли, значит, оставшиеся переполнены. А тут – пусто. Как же так? Господь сказал: врата ада не одолеют Церкви. Но видно, что уже одолевают…

То же самое и в его епархии в Петропавловске, куда его на кафедру после ссылки направили, повторилось.

Господь сказал: врата ада не одолеют Церкви. Но видно, что уже одолевают

– Тяжелейшие впечатления, – вспоминал владыка. – И снова я тогда смалодушничал: врата адовы не одолеют Церкви, а вот – уже почти одолели!.. Я и подумать тогда не мог, что пройдет всего несколько месяцев, и храмы не будут вмещать пришедших!.. Началась Великая Отечественная война.

Церковь, как была, так и есть: «и врата адова не одолеют ей» (Мф. 16, 18). А вот что люди себе без Церкви готовят?

Сводки с фронта

Война закончилась, какое-то время еще по инерции в храмы ходили. Тогда и духовенству шанс дан был восстановить святыни. Власть не препятствовала. А все думалось: успеется. Вроде как страна – в руинах, не до церковных нужд, быт обустраивать надо. Щука в море, чтобы карась не дремал. Так и Хрущев появился со своей последовательной программой «ликвидации» оставшихся церквей.

Храм Иконы Божией Матери «Нечаянная радость» в Марьиной роще был на очереди разрушения. Там красную линию в градостроительном плане под хрущевские пятиэтажки подвели, а церковь, мол, за нее выходит... Точно так же и Преображенский храм в Богородском «обвинили» в том, что трамвай его объезжает... Храм Ильи пророка в Обыденском переулке под нужды соседствующего завода начали «приспосабливать» – в церковных подвалах уже мазут хранили...

Это все храмы, где совершались богослужения. Закрытые церкви власти под шумок даже после отстранения Хрущева сносить продолжали. Единственное: старались избегать «конфликтных ситуаций». Тактика огласки, резонанса могла спасти святыню. Особенно если подключались западные «голоса».

Готовясь к визиту в Москву президента США Р. Никсона, в 1972-м году взорвали огромный, русско-византийского стиля Казанский собор на ныне Калужской, тогда Октябрьской, площади, – чтобы даже вопросов не возникало. В нем почти полвека уже кинотеатр «Авангард» располагался.

Предлоги были вымороченными: под празднование Казанской иконы Божией Матери, в ночь с 3 на 4 ноября 1969 года, снесли храм Святых праведных Богоотец Иоакима и Анны на Якиманке – церковь-де мешала устроить новый проезд, хотя на этом месте до сих пор пустырь зияет…

Не тех богатств в Церкви ищут

Церкви стали возвращать зачастую изуродованные остовы. Но страшнее – запустение в душах

Из тех храмов, что уцелели, в самом конце 1980-х – начале 1990-х годов Церкви стали возвращать зачастую изуродованные остовы. Но страшнее – запустение в душах.

Помню, надо было проводить учредительные приходские собрания. Тогда всего-то в Москве было три благочиния, поскольку открытые храмы наперечет еще были. Из трех благочинных я был самым молодым, мне эти собрания вести и приходилось. Почтенные отцы-благочинные просто сторонились их – там творилось такое ...

При передаче храмов каких только провокаций противники Церкви ни устраивали! Первые собрания проходили при участии уполномоченного по делам религии. Он порою заранее, по старой привычке, распоряжался:

– Вот этого старостой храма надо провести! – и указывает на какого-то знакомого ему проходимца, с которым таким образом нажиться намеревались.

Тогда почему-то многие наличие у Церкви денег заподозрили.


_{Храм Рождества Пресвятой Богородицы в Капотне в наше время}

Так, помню, в возрождающемся приходе храма Рождества Пресвятой Богородицы в Капотне собрание проходило в Доме культуры. Набежали 200–300 человек! И все хотят вступить в «двадцатку»!

– По закону – больше можно, меньше нельзя! – права качают.

Уполномоченный пытается их утихомирить:

– Но всех все равно принять невозможно...

Я уж тут взял микрофон:

– Радуюсь за этот приход – он возродится быстро! – все сосредоточились. – Но для того, чтобы восстановить храм из руин, требуются материальные средства! Поэтому прошу всех, кто будет подавать заявление, указать сразу, кто сколько может сейчас помочь восстановлению храма. Прямо так и указывайте: смогу перечислить такую-то сумму со сберкнижки, найти спонсоров и т.д. Мы таких заявителей примем в первую очередь!

Смотрю, количество людей в зале стало на глазах убывать – даже давка у выхода образовалась. Часа через полтора-два лишь 17 заявителей набрали. С трудом еще троих уговорить удалось…

«А вы в Бога верите?»

_{Храм Нерукотворного Образа Спаса в Перове, 1992 г.}

А то так, себе чего-то там нафантазировав, на один храм по три-четыре двадцатки претендовать начинали. «Что за люди? Откуда взялись?» Потом уже понимали...

Приходилось иногда предупреждать настоятелей храмов:

– Подготовь участников своей двадцатки, чтобы они на собрании вопросы задавали. Ради Бога, сам молчи! Не подставляй Патриархию.

Вот начинается приходское собрание храма Нерукотворного Образа Спаса в Перове. Встает некто:

– Здравствуйте! Меня хорошо знает Патриархия. Я с Патриархом Пименом ездил в Сирию, в Ливан и в другие страны...

Я чуть было не уточнил: «В каком, интересно, качестве?..» Но дальше произошло вот что.

Раздается вдруг из первого ряда такой старушечий голосок:

– А вы в Бога верите?..

– Что за глупый вопрос?! – огрызнулся тот.

– Да нет, – успокаиваю я, – вопрос не глупый.

– Снимите вопрос! – просит уполномоченный.

– Да почему же? Пусть ответит.

– Вы в Бога-то верите? – все так же тихоньким голоском повторяет бабулька.

– Ну, верю...

– А почему «ну»?.. Как вы верите?

– Ну, обыкновенно! – и точно в кружок себя рукой обводит...

– Подождите, чего вы там рукой машете? Вы Символ веры прочитать можете?

Он опять пятерней крутит.

– Символ веры прочтите.

Так старушка вывела очередного прохиндея на чистую воду

Смотрит и – не понимает. А рукой вензеля выписывает – это он, оказывается, крестное знамение на себе так пытается изобразить, что вызывает всеобщий смех. После 15–20 минут подобного собеседования он не выдерживает и убегает, а за ним – и его двадцатка. Так старушка и вывела очередного прохиндея на чистую воду.

Минирование

Следом берет слово предводитель следующей двадцатки и начинает так:

– А я отца Владимира «благодарю» (в кавычках) за то, что он с самого начала собрания заложил мину замедленного действия...

А мина эта заключалась в том, что я призвал при открытии собрания:

– В члены приходского собрания, особенно в председатели, выбирайте, пожалуйста, твердых в вере. А то, знаете, бывает: сегодня он православный, завтра католик, послезавтра протестант, а потом, глядишь, к старообрядцам подался – таких не выбирайте!

Это его укололо.

– Я действительно, – объявляет, – из такого-то согласия старообрядцев.

– А зачем же вы в православный храм идете?

– Я хотел просто открыть православный храм!

– Спасибо, – говорю, – за ваше благое намерение.

Он стал препираться, что, мол, Московскую духовную академию в свое время закончил, и даже в ОВЦС поработать успел, но потом у старообрядцев оказался, причем беспоповцев, но каким-то образом все-таки получил сан... Так и пришел в подряснике, с поясом...

Как пришел, так и ушел.

Так на крест не восходят

Следующий выходит:

– А я знаю и тропари, и молитвы... Я вам что угодно и спою, и прочитаю!

«И станцую», – чуть было не добавил я.

– Так-то оно так, – говорит присутствовавший на собрании отец Александр Дасаев, назначенный настоятелем храма, – а вот, скажите, почему вы постоянно место своего служения меняете? То здесь вы пели в хоре, то там, то сям – и нигде не задерживались...

– Ну, просто... – явно занервничал. – Я уходил...

– Да не «я уходил», – говорю, – а «вас уходили»... Есть у вас, признайтесь, недостаток, который помешает восстановлению церкви?

Заметался, глазки бегают... Пьяница. Так и эта, третья, двадцатка за ним утопала.

Эти хоть расходились, а то, бывало, иной раз как сцепятся клубком – не разнимешь. Помню, как-то сидим у царских врат, а там уже такая потасовка началась, что все равно никто уже никого не слышит. У меня всенощная скоро начинается… Мы переглянулись с уполномоченным, у него, наверно, тоже на субботний вечер планы были, и – так, по стеночке, по стеночке, незамеченными и вышли...

Кто только не посягал, как они по богоборческой инерции предполагали, управлять и распоряжаться в Церкви, друг друга расталкивали, рвались...

Так на крест не восходят.

Ужас какой-то.

Без царя в голове, или Кто иерархию отрицает

_{Храм Святителя Николая Чудотворца Мирликийского в Пыжах}

Вернулся я как-то после одного такого собрания, а у меня руки трясутся. «Как всенощную, – думаю, – служить?»

– Успокойтесь! – Святейший Алексий II так мирно глянул.

Тогда надо было церковь Святителя Николая Чудотворца Мирликийского в Пыжах отстоять. Там община Суздальского раскола на захват храма настроилась и требовала дать им настоятелем еще не рукоположенного мирянина.

– Простите, – говорю, – мирянин не может быть настоятелем.

Накануне мы разговаривали с владыкой Арсением (Епифановым), викарием Святейшего, об обстановке на том приходе, а он затем – с Патриархом. Решили назначить крепкого настоятеля – отца Александра Шаргунова, клирика соседнего храма Иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке.

Представители Суздальского раскола взбунтовались. Все своего мирянина протолкнуть норовят, у него фамилия «говорящая», помню, – Козушин.

– Ну, он же мирянин...

– Ничего, рукоположим его!

Тут же набежали скандально известные Г. Якунин, В. Борщев и др. правозащитники. Всего в храм набилось человек 300 народа, и такой гам подняли!

– Братия, сестры! – обращаюсь. – Вам же вместе, в одном храме потом молиться. Вот вы сейчас перессоритесь, а дальше – что? Зверем друг на друга смотреть будете? Настоятель в этот храм уже назначен, – представляю им отца Александра.

Неоднократно собрание пытались сорвать.

– Нет, давайте, – говорю, – еще помолимся.

Встаем, снова все: Царю Небесный... – поем. Смотрю: кто-то явно не знает слов...

И при этом требуют, чтобы их заслушали. И вот они стали, человек 15, друг за другом выступать. Люди все явно нецерковные.

Собрание уже около пяти часов длилось, время к шести... «Так, – думаю, – и на всенощную не успеем. Надо форсировать!»

Тактика форсирования

_{Протоиерей Александр Шаргунов}

– Братия, сестры, да вы хоть познакомьтесь, – показываю на отца Александра, – с теми людьми, с которыми вам сотрудничать! У него и помощники есть. Вы в лица взгляните друг другу. Отец Александр, зачитайте прошение!

Стал зачитывать имена-фамилии.

– Расскажите кратенько о себе, – прошу каждого.

Рассказывают – и все такие интеллигентные люди.

– У вас есть какие-то вопросы? – обращаюсь к тем, кто из Суздальского раскола. – Задавайте! – поторапливаю.

Молчат.

Так мы заслушали человек 30. Смотрю, у отца Александра еще целая кипа листов, мелко исписанных…

– Хватит!! Аминь.

– Как это хватит?! – даже по столу стукнул.

Пауза.

– Кто ведет собрание, я или вы? – уточняет.

– Я, успокойся.

– Вы и будете отвечать!

– Буду-буду, – а сам смотрю, в силу этой мгновенной искры, метнувшейся между нами, суздальцы как-то заинтересовались мной…

– Братия, сестры, смотрите! – пользуюсь я моментом. – Стольких заслушали, и ни одного вопроса! А коли вопросов нет, то, значит, и претензии отсутствуют! Принимаем всех заслушанных в члены Приходского собрания! Кто за?

– Ладно, – подытоживаю поднявшуюся массу рук (все равно при том скоплении народу не все даже слышали: о чем это мы там?), – большинство! Избираем Приходской совет. Председатель – отец Александр, он настоятель, а это всегда стержень прихода...

– Мы хотим Козушина!

– Козушин – светский человек. Давайте все-таки настоятеля, назначенного Патриархом.

Те надулись. Тут я смекнул.

– Мы Козушина помощником настоятеля выдвинем!

– Я помощником не буду! Категорическое нет!

Я тогда к Глебу Якунину:

– Давайте кого-нибудь из вашей группы помощником изберем?

«Помощник все равно права подписи не имеет...», – думаю.

За кого-то они там проголосовали.

Дальше с казначеем надо определиться, – это уже серьезнее.

– Отец Александр, кого?

Он задумался. А там так все накалено, что я хватаю первое попавшееся прошение:

– Вот, пожалуйста! – вчитываюсь в фамилию, поднимаю глаза…

Человек привстал…

– Вы согласны?

– Как благословите.

– Конечно, давайте! Кто за? Против есть?

Козушинцы растеряны...

– Так, принято.

Далее Ревизионную комиссию так избрали. Председателем – настоятеля, плюс двух членов – одного от отца Александра, другого – из группы захвата.

Надо уже для подписания протокола участников собрания избирать. Отец Александр двоих предложил – и задумался!

«Да что ж такое!»

Те, смотрю, уже троих подсуетились выстроить…

«Они же так большинство за собой оставят, а потом откажутся подписывать протокол».

– Отец Александр, еще!!

– Батюшка, Устав посмотрите! – вспылил он. – Пятерых достаточно!

– Не меньше пяти, отец. Больше можно! Ну, кого?!

Тут уж кто-то сам вызвается. Смотрю: еще – трое адекватных. Хорошо!

– Остальные проблемы – на следующем собрании… Дня через два-три, – объявляю уже на ходу.

Без пяти минут шесть я рванул на всенощную.

За счет чего можно выиграть?

_{Иерей Владимир Диваков}

Через условленные пару дней возвращаюсь – и не могу понять: «Не явился, что ли, никто?» Мне туда даже идти не хотелось: «Опять в этот ад...». А тут – тишина такая...

Захожу, а храм полон! Просто все тихо, спокойно сидят. Слава Богу!

– Помолимся!

Тут двое – шаг вперед:

– Мы из общины Козушина!

«Началось».

– Хотим заявить, что мы против решения предыдущего собрания. Мы выходим в Свободную Российскую церковь. Протокол не подпишем.

– Пожалуйста, – говорю (это те самые, что от раскольников для подписания протокола выдвигались, а у нас и своих пятеро есть), – дело ваше.

Они – в суд. 10–11 судов было, – все никак уняться не могли. Но там судья скорее с истцами разбирался:

– Вот, смотрите, собрание же не под эгидой Свободной Церкви проходило, да? Его Московская Патриархия провела. А вы вышли из Русской Православной Церкви и представляете уже какую-то другую, а значит, и претендовать на храм не можете. Понимаете? Протокол, согласно Уставу, подписали 5 участников собрания. Все по закону. В чем суть претензии?

Глеб Якунин сразу же, уже после первого собрания, заявил:

– Мы проиграли, потому что они привели слишком благочестивых людей.

Потом уже, когда суды прошли, отец Александр, как увидит меня:

– Батюшка, ну, прости, пожалуйста! – про первое собрание все вспоминал. – Я от того шума и истерики соображать уже перестал...

Церковь всегда под прицелом – это в порядке вещей

Когда последние козушинцы удалились, даже внутренне легко всем стало. Мы тогда помощника настоятеля переизбрали. Дальше там уже все как следует устроилось.

Это уже не диверсии атеистического госаппарата, а попытки внутрицерковные расколы чинить. Церковь всегда под прицелом – это в порядке вещей.

– А что это вы там за концерт устроили? – встречает меня уполномоченный.

– ?!

– Козушина погнали!

– Его церковный народ не выбрал!

– Понятно, что не выбрал. Это вы так собрание повели! Надо ж все-таки пар из котла выпускать!

«Котлы, известно, где».

– Потом же сами хлопот не оберетесь!

Смотрю, примолк. У всех есть планы на субботний вечер…

Слава Богу, мы в Москве ни одного храма ни раскольникам, ни сектантам не отдали.

Впереди еще баталия за подворье Псково-Печерской обители – ныне Сретенский монастырь…

(Продолжение следует.)

Протопресвитер Владимир Диваков

Подготовила Ольга Орлова

https://pravoslavie.ru/119334.html

[Александр Васильевич]

Протопресвитер Владимир Диваков

БИТВА ЗА СРЕТЕНСКИЙ. МОСКВА ЗА НАМИ

От редакции: Почти два года назад, в феврале 2019 года, на сайте Православие.Ru были опубликованы материалы к 25-летию возрождения монашеской жизни в Сретенском монастыре. Одним из московских священников, поделившимся своими воспоминаниями, был протопресвитер Владимир Диваков, секретарь Святейшего Патриарха Московского и всея Руси по городу Москве, настоятель храма Вознесения Господня у Никитских ворот («Большое Вознесение»).

Тогда на сайте были опубликованы лишь две части воспоминаний отца Владимира (Ч.1: Повоюем?, Ч.2: «Мы в Москве ни одного храма ни раскольникам, ни сектантам не отдали»). От публикации третьей части – «Битва за Сретенский. Москва за нами» – редакция воздержалась. Причиной послужила личная просьба митрополита Тихона. Ознакомившись с материалом, владыка высказал мнение, что не стоит сейчас публиковать эти, пусть и необычайно интересные, но весьма нелицеприятные воспоминания отца Владимира. Как полагал владыка, священник Георгий Кочетков, о котором шла речь в этой части воспоминаний, мог измениться с тех пор, возможно, он что-то переоценил, и потому не стоит ворошить прошлое.

Но 29 октября нынешнего года на ютуб-канале «Ещёнепознер» вышло видеоинтервью со священником Георгием Кочетковым, в котором тот вновь позволил себе допустить грубые искажения фактов, связанных с церковными событиями 1993–1994 годов. О них-то как раз и рассказывает в своих воспоминаниях протопресвитер Владимир Диваков.

В связи с этим редакция считает необходимым пересмотреть свое решение почти двухгодичной давности и представить читателям заключительную часть воспоминаний протопресвитера Владимира Дивакова, записанную в феврале 2019 года.

***


_{Священник Георгий Кочетков}

Для чего ему множить двадцатки?

Одним из последних редутов столицы, где происходило нечто странное, до 1994 года был тогда еще не воссозданный храм Сретения Владимирской иконы Божией Матери, что на Лубянке. Там заправляли кочетковцы.

Причем этот храм был отнюдь не единственным из тех, которые священник Георгий Кочетков пытался захватить в самом центре столицы.

Он и на Сухаревке храм Троицы в Листах взять под себя намеревался. Был у его общины и храм Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Я, было, имел как-то неосторожность поинтересоваться у него на одном из приходских собраний:

– Отец Георгий, а это «двадцатка» – из Владимирского храма или уже из этого, Успенского?

– Нет, – пояснил, – тут своя.

– Так их объединить надо... – опять наивно обмолвился я.

– Э, не-е-е-ет, отец Владимир! – поворачивается он ко мне. – Мы еще для той двадцатки храм потребуем! И соответствующий – большой храм!

– Больших храмов уже не осталось, – пытаюсь как-то умерить его аппетиты.

– А мы потребуем!

Антимонопольные меры

Отец Георгий Кочетков и нынешний женский Богородице-Рождественский монастырь уже, было, забрал. Сначала там, помню, юноши из МАРХИ приход организовали. Я сам малым чином престол освящал. А после смотрю: и туда уже кочетковцы пролезли! Заняли доминирующие позиции... И сразу прежних начали вытеснять.

Об этом неоднократно тогда докладывали Святейшему Патриарху Алексию II. Он назначил туда митрофорного протоиерея Герасима Иванова из Елоховского собора. В церковную общину батюшка начал собирать монахинь, которые в дальнейшем и стали насельницами воссозданной здесь женской обители.

Месяца через четыре прежний староста отца Георгия и его активисты хоть и нехотя, но покинули храм. То ли потому, что действительно кочетковцы нигде более не приживаются, то ли потому, что на приходе закипела, даже при тяжелом труде и наличии в основном женских рук, работа по восстановлению святыни, чего у Кочеткова в захваченных им храмах обычно не наблюдалось...

Церкви оставались в удручающем состоянии, которое только усугублялось от неообновленческих новшеств отца Георгия.

Появление отца Георгия Кочеткова в Сретенском

_{Священник Георгий Кочетков}

При советской власти на монастырском кладбище Сретенского монастыря, прямо на костях упокоенных там героев Отечественной войны 1812 года, точно в издевку, была построена школа с углубленным изучением французского языка.

Сюда-то и стал в начале 1990-х годов наведываться священник Георгий Кочетков. Он проводил там беседы по Закону Божию, постепенно приглядываясь к монастырскому Владимирскому храму.

В самом храме в то время располагался один из филиалов реставрационных мастерских имени И.Э. Грабаря.

Войдя в доверительные отношения с руководством реставраторов, отец Георгий смог договориться о том, чтобы по воскресеньям, когда мастерские не работали, совершать там службы.

Все пространство храма тогда было разделено перегородками примерно двухметровой высоты на отдельные клетушки. Внутри каждой реставрировали иконы, элементы резьбы по дереву. Посредине, от входа до амвона, был коридор. В конце этого коридора, на амвоне, отец Георгий и установил престол.

Был зарегистрирован приход. Началось оформление передачи здания Церкви (в то время это можно было сделать и без согласия арендаторов).

Отец Георгий выкинул мастерские Грабаря вон. Просто вынесли ценнейшие артефакты на улицу

Когда все юридически было переоформлено, отец Георгий вместе со своими прихожанами выкинул мастерские Грабаря вон. Просто вынесли все их вещи, включая ценнейшие артефакты, на улицу. Разгорелся небывалый скандал. Причем сам же Кочетков, вступив в жаркую полемику, все это еще и раздул на весь мир посредством западной прессы.

Это потом чрезвычайно осложняло наши дальнейшие отношения с мастерскими И.Э. Грабаря, которые занимали и другие храмы в Москве.

– Вы всё равно обманете! – так и заявлял потом на все попытки наладить с ним отношения тогдашний руководитель мастерских А. Владимиров. Таков, к несчастью, был его опыт после общения с отцом Кочетковым.

А что здесь было до нашествия «варваров»?

Сам же отец Георгий, обосновавшись во Владимирском храме, устроил себе в правом, ныне Иоанно-Предтеченском, алтаре жилую комнату, где и поселился. Попасть к нему на прием можно было только через правую дверь главного алтаря, – то есть и мужчинам, и женщинам надо было пройти через алтарь. Поскольку некоторых женщин это все-таки удручало, при входе в главный алтарь повесили занавесочку. Рядом с алтарем был устроен туалет.

– Отец Георгий, вас это не смущает? – попытался я поставить это обстоятельство на вид.

– Нет, – признался он.

Звук спускаемой в унитаз воды время от времени «аккомпанировал» служению литургии

Когда в храме появились монахи, они этот приалтарный туалет расколотили, поскольку звук спускаемой в унитаз воды время от времени «аккомпанировал» служению литургии.

– Варвары! Варвары! – негодовали кочетковцы, когда из храма выносили куски нужника.

Гуру

_{Священник Георгий Кочетков}

Любил отец Георгий красиво себя преподнести. На приходские собрания являлся из царских врат. Приглушенный свет… Распахиваются врата, вспыхивает прожектор, и выходит – он... В белом подряснике. И эффектно всех благословляет.

Помню, рассказываю Святейшему.

– Как гуру, – с горечью отозвался Патриарх.

Я в свое время чего только не наслушался и насмотрелся на их приходских собраниях. По общему настрою общины Кочеткова я чувствовал, что это инородное тело в Церкви.

«Если они при мне это делают и говорят, то что же тогда в отсутствие…».

У кочетковцев даже Символ веры переписан! А он против ересей и был святыми отцами на Вселенских Соборах составлен. Но стоило только на их собраниях сослаться на канонические правила Церкви или святых отцов, как их лидер пояснял, что все эти церковные установления уже устарели и неприменимы в наше время... А он в своей общине – непререкаемый авторитет.

Я как-то раз заметил Кочеткову:

– Ваша деятельность напоминает деятельность обновленцев.

– А у обновленцев было много всего хорошего! – вдруг стал уверять меня он. – Не так у них все плохо, как об этом говорят.

Тяжелая беседа в Чистом

Беседа Святейшего Алексия с отцом Георгием Кочетковым состоялась в декабре 1992 года, в Патриаршей резиденции в Чистом переулке.

– Как расценивать ваши публикации? – спрашивал его Святейший. – По-вашему, все канонические правила устарели? И все архиереи для вас – ненормальные люди?

Это Святейший имел в виду последнее нашумевшее интервью отца Георгия Кочеткова.

– Меня неправильно поняли! – не моргнув глазом, начинает изворачиваться тот.

– Вы что же, постановления Вселенских Соборов отменяете?

– И это вам не так передали!

Святейший стал по ходу беседы что-то записывать, а Кочетков это, видите ли, расценил как непочтение к его персоне – и говорит раздраженно:

– Я вижу, вам, Ваше Святейшество, некогда?!

– Нет-нет, продолжайте, – не обращая внимания на его тон, спокойно ответил Святейший, а сам что-то время от времени записывает.

– А богослужение зачем вам на русский язык переводить? – задает Его Святейшество свой следующий вопрос.

Тот опять уходит от ответа, юлит.

Я, было, ему попытался сказать:

– Вы отвечайте на вопросы Святейшего, а то вас спрашивают об одном, а вы про что-то совершенно другое говорить начинаете...

– Не мешайте мне разговаривать с моим правящим архиереем!! – заорал Кочетков.

Я замолчал. Святейший тоже молчит и изумленно смотрит.

Прошло два с половиной часа, и Его Святейшество был вынужден прервать эти тягомотные прения:

– Прекратим пока эту беседу, я сейчас больше уже не могу ее продолжать. Меня ждут. Но что я почувствовал из нашего с вами разговора: непомерная гордость, непризнание никаких своих ошибок, – и тут как раз Патриарх стал Кочеткова его же только что произнесенными словами и хлестать.

Их-то Святейший и был вынужден записывать, так как тот даже от своих, сказанных только что в разговоре, слов постоянно отказывался.

Святейший до последнего радел о вразумлении отца Георгия. По окончании этой тяжелой беседы он сказал мне:

– После Святок попробуем еще встретиться.

«Но он же еще и врет!»

_{Священник Георгий Кочетков}

После Богоявления встречаю Его Святейшество там же, в Чистом переулке. Он выходит из машины и как-то взбудоражено говорит:

– Я с этим Кочетковым не намерен больше разговаривать!

– Что такое?

– Включаю сейчас телевизор (надо же Святейшему было включить телевизор, что было редко, именно в этот момент!) – а он там вещает, что имел встречу с Патриархом, но так все преподносит, что чуть ли не он меня у себя принимал! И дальше лжёт, что Его Святейшество признал правильность всех его суждений о необходимости перевести богослужение на русский язык и других нововведений. Отец Владимир, вы же присутствовали! Разве же это было?

– Конечно, нет, Ваше Святейшество.

– Пожалуйста, вызывайте его на Епархиальный совет, там в присутствии всех разбирайтесь с ним. Я больше не намерен его принимать. Даже если бы он не врал, разговор Архипастыря со священником – это же как Исповедь, не для того, чтобы выносить на экраны... Но он же еще и врет!

Кочетковцы как иезуиты: говорят одно, а делают другое, – я и сам натерпелся. Договоришься приходское собрание у них провести, приходишь, а они там уже вовсю заседают.

– Почему же вы без меня собрание проводите? – спрашиваю.

– Отец Владимир, мы тут другие вопросы решаем, – не мешайте, мол, – отмахивается Кочетков.

С ним не имело смысла говорить, он никого не слышит и не хочет слышать

С ним не имело смысла говорить, он никого не слышит и не хочет слышать. Потом еще и свои самовольные измышления за «благословения священноначалия» лживо выдает.

Кочетков был приглашен на заседание Епархиального совета. Там перед ним поставили микрофон:

– Отец Георгий, – предупреждаю его, – вот микрофон. Все, что вы скажете, дословно будет записано, чтобы вы потом не говорили, что мы вас неправильно поняли.

Это заседание длилось около трех часов, протокол был огромным, в нем Патриарху изложили все, что было сказано.

Святейший почитал…

– Да-а... Видимо, – говорит, – дальше бесполезно с ним собеседовать.

Первая служба

В книге владыки Тихона (Шевкунова) написано о том, как его благословил просить Святейшего об открытии подворья Псково-Печерского монастыря отец Иоанн (Крестьянкин).

Незадолго до праздника Сретения Господня приглашаю к себе отца Тихона:

– В Сретенском монастыре один из разрушенных храмов был некогда посвящен Сретению Господню, – говорю. – Это же был престольный праздник! Хорошо бы на него и начать монастырское богослужение. Сможешь?

Он ответил:

– Смогу.

– Только вполне возможно, что тебя в храм не пустят. Ты готов будешь на улице послужить?

– Готов.

– Только это же тебе служить, а певчим петь на морозе да в темноте придется…

– Батюшка, совершим всю службу, – заверил меня отец Тихон.

В храм их действительно не пустили, и они 14 февраля 1994 года торжественно совершили полное всенощное бдение на улице, в трескучий мороз, перед входом в храм Сретения Владимирской иконы Божией Матери.

С тех пор в память об этих событиях в Сретенском монастыре установили традицию литию на Сретение совершать не в притворе, а на улице. Мерзнут, но забывать об этих событиях не хотят. И правильно!

В память об этих событиях установили традицию литию на Сретение совершать не в притворе, а на улице

Вечером мы с отцом Тихоном созвонились:

– Нас не пустили, а мы и не рвались, – как-то бодро сообщил он.

Вечером звоню Кочеткову:

– Отец Георгий, вы что, решили окончательно с Русской Православной Церковью порвать?

– Почему?

– Почему вы отца Тихона в храм не пустили?

– У нас места нет!

– Да там в алтаре 100 человек поместиться может...

– А если он придет, за ним и народ потянется.

– Вы обязаны были пустить нового настоятеля и людей в храм. Если еще раз это повторится, я буду вынужден подать соответствующий рапорт Патриарху. (В интервью 29 октября 2020 года священник Георгий Кочетков утверждал, что накануне праздника Сретения Господня не впустил в храм иеромонаха Тихона с прихожанами лишь потому, что не имел официальных документов о назначении его новым настоятелем. Это неправда. Соответствующие документы были вручены, как и полагается, заблаговременно – Редакция Православие.Ru)

Смотрю, на следующий день он все-таки впустил назначенного туда священноначалием настоятеля. Но какую войну он потом против отца Тихона развел…

Один одесную, другой ошую

Накануне праздничной службы на сам праздник Сретения Господня отец Тихон спросил у меня:

– А кому возглавлять богослужение: ему или мне?

– Тебе, конечно! – отвечаю. – Это же уже монастырское подворье. Ты настоятель, ты и возглавляй!

Во время совместной литургии отец Тихон причащал в одном конце солеи, а Кочетков – в другом. Так же и проповедь говорили. Один одесную, другой ошую...

В дальнейшем присутствие отца Тихона в алтаре как-то стало сильно напрягать отца Георгия. Он в его присутствии на свои эксперименты больше уже не решался…

А потом и вовсе сбежал оттуда. Впрочем, в правом алтаре и приделе Владимирского храма его сотрудники, так и пытаясь удерживать за собой помещения, устроили штаб противостояния нагрянувшим монахам.

Господь милостив

_{Священник Георгий Кочетков}

Мне давно хотелось, чтобы дореволюционный Сретенский монастырь возродился.

Как-то, еще когда отец Георгий настоятельствовал в Сретенском, я сказал ему:

– Я надеюсь, что на этом месте все же будет возрожден монастырь.

– Хочу уверить вас, батюшка, не при нашей с вами жизни, – усмехнувшись, снисходительно парировал он.

– Господь милостив. Может быть, и раньше...

Как же мне потом всё хотелось с ним оказаться в уже восстановленном Сретенском монастыре и поинтересоваться:

– Ну, каково?!! И ведь при нашей жизни, да?!

Еще и новый храм Воскресения Христова и Новомучеников и исповедников Церкви Русской построили – показать так рукой: взгляни!

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Переезжая из Сретенского во второй свой храм Успения в Печатниках, кочетковцы изрекли пророчество: теперь в Сретенском будут одни старухи, молодежь сюда никогда не придет! Радостно, что это «пророчество» не сбылось. Сретенский сегодня – один из самых молодых приходов в Москве, не говоря уже о семинарии.

Как монастырь преображаться начал

Когда отец Тихон уже принялся за восстановление Сретенского монастыря, там просто на глазах всё преображаться стало. Храм уже вскоре не узнать было.

В монастыре с самого начала была утверждена Уставная монашеская жизнь. В обитель молодежь потянулась, – буквально с первых месяцев стали появляться послушники, – сейчас это уже игумены и иеромонахи.

Отец Тихон вскоре построил стену, отделяющую обитель от улицы Большая Лубянка. Надвратный храм решили не восстанавливать, так как он ранее выходил, получается, уже на современную проезжую часть. Но стену отстроили, правда, без всяких многочисленных и долгих согласований. По-видимому, тогда еще отец Тихон об их необходимости и не знал.

Я, помню, присутствовал на совещании у А.И. Музыкантского, он тогда был префектом Центрального административного округа города Москвы. И вот, отец Тихон ему как-то так, между делом, сообщает, что возвел стену...

– Какую стену?!

– Такую скромненькую... Хорошая такая стена, – довольный своим детищем, кивает отец Тихон.

– Кто разрешил?!!

– Да понимаете, само по себе напрашивалось! А то провал какой-то… Дыра была!

– Отец Тихон, постойте! Не уходите никуда. Сейчас вместе поедем!

Приехал, взглянул, весь обомлел как-то:

– А неплохо получилось! Действительно же не знали, что с этим местом делать. Транспаранты какие-то натягивали постоянно. Лозунги надо было, соответствующие Лубянке, придумывать… А теперь все хорошо... Потребуется согласование – я буду полностью «за»!

Но отцу Тихону, как правило, никакие согласования не требовались. Многие пытались подражать, но где-нибудь спотыкнутся, чего-то не учтут и – прогорали. А он все пропасти пролетал, не моргнув.

Потом галерею вокруг Владимирского храма отстроил, так как народ тогда уже в храм не помещался. Люди стояли в холодное время – слушали службу на улице. Что называется, опять само собой решение напросилось…

Отец Тихон там и колоколенку возвел. К нему тоже тогда сразу же из ФСБ заявились:

– Что это тут та-ко-е?

Там у них, мол, какие-то кабели под землей проходят...

– Кто вам разрешил?! Да мы вас сейчас...

А как стали разбираться, то выяснилось, что ни на какие кабели ничего не ставили. Грамотно установили подпоры, на них – перекрытие, а уже на нем стали поднимать колоколенку.

Там потом и при строительстве нового храма Воскресения Христова и Новомучеников и исповедников Церкви Русской чудом удалось при строительстве коммуникации, которыми просто испещрены недра секретной Лубянки, не задеть.

Всегда удавалось найти выход. Заблаговременно все продумать, проконсультироваться со специалистами, чтобы ни монастырю, ни Церкви вреда не нанести.

Потом еще и знаменитая Сретенская семинария, издательство, новые корпуса для братии…

Не знаю даже, кто бы мог еще всё это так поднять. Многое владыка Тихон сделал в Сретенском монастыре. И люди вокруг него все такие деятельные собираются. Он никогда не останавливается. Движение-движение-движение. Всегда в трудах.

Помоги, Господи, владыке Тихону и нынешней братии Сретенского монастыря, которая осталась после него!

Последний московский храм отца Георгия

После Сретенского остался за отцом Георгием последний его храм – Успенье в Печатниках, прямо через дорогу от Сретенского монастыря. Помню, пришел я туда как благочинный, а там внутри перекрытия в три этажа. Ну, понятно, что при советской власти там музей Морского флота был, а сейчас-то, думаю, чью честь и славу на этих этажах демонстрировать?!

– Отец Георгий, надо бы уже снести эти межэтажные перегородки... – осматривая все это, обмолвился я.

– Зачем? – занервничал он.

Смотрю, а у него алтарь прямо в центре первого этажа устроен.

– В храме же есть алтарь... – тоже ничего не могу понять.

– Он маленький!

Я прошел, посмотрел: алтарь как алтарь. Только весь завален: коробки, рухлядь какая-то, свечи… В настоящем, историческом алтаре он склад устроил! И туда женщины-сотрудницы одна за другой по своим делам туда-сюда ходят, прямо через алтарь!

Какая-то это у отца Георгия болезнь: все, включая женщин, обязательно должны были через алтарь ходить. То же самое и во Владимирском храме нынешнего Сретенского монастыря, когда там еще кочетковцы хозяйничали, происходило…

Когда я поднялся на второй этаж, то глазам своим не поверил: из кабинета Кочеткова вело несколько черных ходов. Ты – туда, а он через какую-нибудь из дверок – по лесенке да на улицу. Застать его там было невозможно. Я это запомнил.

– Отец Георгий, – говорю ему, – у вас же там, на колокольне, помещение, подходящее как раз для кабинета, есть...

– Нет-нет, не годится! – отрезал он.

Даже к постоянным обманам привыкнуть трудно

_{Священник Георгий Кочетков}

Как-то приходит ко мне отец Тихон, какой-то весь расстроенный, в полном недоумении. Оказалось, кочетковцы толпой уверили его, что отец Георгий посылал прошение Патриарху Алексию о разрешении им богослужений на русском языке, и якобы Святейший такое благословение отцу Георгию дал. Мы с владыкой Арсением разыскали ту самую резолюцию Святейшего Алексия на прошение священника Георгия Кочеткова, которое действительно было. И что же? В резолюции черным по белому было написано, что Патриарх богослужение на русском языке НЕ БЛАГОСЛОВЛЯЕТ. Когда отец Тихон им это показал, они всё равно не поверили, свято продолжая доверять только своему «гуру»... Сколько раз ни сталкивались мы с подобной ложью, а привыкнуть не могли.

Та же история, но с владыкой Василием (Родзянко)

Эта история произошла тоже во время служения отца Георгия в храме Успения в Печатниках. По церковной Москве давно ходили слухи, что отец Георгий Кочетков благословляет своих пономарей потреблять Святые Дары. В окружении отца Георгия, конечно же, дружно и с возмущением это опровергали. Признаться, я тоже в это не верил: слишком уж было дико, да и страшно, считал это наговорами.

А открылось всё, когда в Москву приехал владыка Василий (Родзянко), православный епископ из Америки. Он на Западе много был наслышан, какой отец Георгий прекрасный, неповторимый, гонимый и честный священник. Владыка Василий решил послужить у отца Георгия в храме Успения в Печатниках.

После службы по какой-то причине Владыка вернулся в алтарь. И тут он увидел, что помощник отца Георгия Кочеткова А.М. Копировский у жертвенника, со лжицей в руках, спокойно потребляет Святые Дары из Чаши. Мирянин!

Потом Владыка, пораженный, говорил:

– Как это возможно, чтобы человек, который не облечен благодатью священного сана, погребал в себе Христа?!

Владыка Василий с этого момента полностью прервал с Кочетковым общение.

Расправа кочетковцев с инакомыслящим

Каждый, кто не готов был участвовать в постоянно нагнетаемом разгоряченном поклонении личности отца Георгия Кочеткова, подвергался в их среде настоящей травле. Так, Кочетков, беззаконно сговорившись с одним психиатром, насильно отправил в психиатрическую больницу священника, назначенного к нему в храм Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках.

Отец Михаил Дубовицкий был не согласен с внедряемыми этими «необновленцами» грубейшими искажениями православного богослужения, которые высокопарно называли «реформами», – и с ним решили расправиться. Насильно сделали уколы сильными психотропными препаратами.

Отец Михаил Дубовицкий был не согласен с грубейшими искажениями православного богослужения – и с ним решили расправиться

Ряд священнослужителей вместе с отцом Тихоном вышли тогда на главного психиатра города Москвы, чтобы выяснять, что происходит. Консилиумы собранных в тот же и на следующий дни врачей дважды подтвердили ошибочность госпитализации, и отца Михаила удалось освободить.

А вот насчет адекватности самого Кочеткова, после того как он ввел в свою пастырскую практику карательную психиатрию, сомнений уже быть не могло.

Тогда была создана для рассмотрения этого вопиющего случая и обстановки в общине Кочеткова Комиссия из авторитетных священнослужителей.

Владыка Алексий (Фролов), тогда еще епископ Орехово-Зуевский, викарий Святейшего, сказал мне:

– Батюшка, благодарю вас за то, что вы приняли первый удар на себя. Мы вас сейчас поддержим.

«Если мы это страшное движение не разорим,
они будут разорять Церковь!»

В Новоспасском монастыре, который возглавлял тогда владыка Алексий, проводились собеседования, на которых выслушивались в том числе и бесконечные претензии кочетковцев к Священноначалию и вообще к Патриархии.

Во всю эту казуистику Комиссия, созванная владыкой Алексием (Фроловым), обстоятельно, потратив на это не одну неделю, и вникала. Все данные по итогам этого разбирательства публиковались не только в здешних, но и в зарубежных СМИ. У Кочеткова оказался чрезвычайно широк фронт поддержки на Западе. Вплоть до того, что даже Госсекретарь США Магдалена Олбрайт за него заступалась.

Владыке Алексию приходилось проявлять неимоверную мудрость, общаясь с этой организованной, перекрашивающейся, как хамелеон, структурой. При всей изворотливости Кочеткова и его последователей, владыка Алексий сумел доказать, что запрещение наложить необходимо.

Отец Иоанн (Крестьянкин) говорил про кочетковцев: «Если мы это страшное движение не разорим, они будут разорять Церковь!»

С Кочеткова и после не надо было снимать запрещение. Как-то мы разговорились с владыкой Алексием (Фроловым):

– Полностью согласен, запрещение снимать нельзя, – сказал владыка. – Но, видимо, есть какие-то другие силы...

Отец Иоанн (Крестьянкин) говорил про кочетковцев:

– Если мы это страшное движение не разорим, они будут разорять Церковь!

Что они в православных храмах делают?

Святейший Алексий II уже после снятия запрещения переживал:

– Ну, он же все равно не успокоится, будет что-то мутить, – говорил он про Кочеткова.

И обратился тогда как-то к митрополиту Крутицкому и Коломенкому Ювеналию (Пояркову).

– Владыка Ювеналий, вы его рукополагали, может быть, вы его и возьмете к себе.

Владыка Ювеналий согласился, чтобы тот сослужил ему за совершаемыми им литургиями в Успенском храме Новодевичьего монастыря.

Иногда после доводилось слышать отзывы о том, что паства Кочеткова навязывает там свои, то откуда-то понахватанные, то просто выдуманные ими, обычаи.

Мне также одна знакомая прихожанка рассказывала:

– Стою в храме, вдруг на «Верую...» ко мне какой-то мужик обниматься-целоваться полез... Я его и турнула.

Как я вручал Указ о запрещении в служении Кочеткову

Указ о запрещении в служении вручить Кочеткову, после избиения и принудительного водворения в психбольницу священника Михаила Дубовицкого, благословили мне. Вспомнив о системе черных ходов в его кабинете и зная его увертливость, я не представлял себе, как это можно сделать. Но случай помог.

Узнаю вдруг, что он придет сейчас к владыке Сергию (Фомину), ныне Воронежскому и Лискинскому, а тогда управделами Московской Патриархии.

– Владыка Сергий, – бросаюсь к нему, – вручите, пожалуйста, Кочеткову Указ о его запрещении! – и, встретив откровенно кислое выражение лица, только и успеваю что проговорить: – Он же все равно у вас будет… – как дверь распахивается, и заходит он.

Тут уж я при свидетеле, слава Богу, и вручаю Указ о его запрещении.

– Владыка, посмотрите на этого человека, – театрально показывает рукой на меня, – это враг Русской Православной Церкви номер один!

– У тебя ж враг номер один – отец Тихон (Шевкунов), – напоминаю.

– Он ваш ставленник! Вы враг номер один, – смотрю, как он изящно, точно опуская бюллетень в урну для голосования, двумя пальцами, уже запульнул Указ в портфель подальше от глаз.

– Спаси, Господи! – отвечаю, переводя дыхание. Я все думал, не оставит ли он Указ прямо там же, в кабинете Управделами, как можно было бы поиронизировать, «на перерассмотрение». – Воспринимаю как комплимент и как поздравление с юбилеем (у меня там как раз какая-то круглая дата была)!

Владыка Сергий не выдержал – и дальнейшую чуть было не разразившуюся тираду Кочеткова оборвал:

– Прекратите!

Протопресвитер Владимир Диваков

Записала Ольга Орлова
2 ноября 2020 г.

https://pravoslavie.ru/135008.html