Отошел ко Господу епископ Афанасий (Евтич)

[Александр Васильевич]

Отошел ко Господу епископ Афанасий (Евтич)

Требинье, 5 марта 2021 г.

4 марта 2021 г. после тяжелой болезни отошел ко Господу известный сербский богослов, ученый и пастырь епископ Афанасий (Евтич).

Отпевание блаженно почившего владыки состоится в субботу 6 марта в кафедральном соборе г. Требинье, после чего его тело будет погребено в монастыре Тврдош.

***


_{Епископ Афанасий (Евтич). Фото: иером. Игнатий (Шестаков)}   

Епископа Афанасий Евтич родился 8 января 1938 года в селе Брдарицы в Шабацком крае на западе Сербии (Югославия).

В 1958 году закончил Белградскую духовную семинарию. В сентябре того же года поступил на Богословский факультет Сербской Православной Церкви в Белграде и вскоре был призван на действительную военную службу.

3 декабря 1960 года принял монашеский постриг, который совершил архимандрит Иустин (Попович) в монастыре Пустыня под Вальево. Будучи собратом монастыря Троноша под Лозницей, продолжил учёбу на Богословском факультете.

На Богоявление 1961 года был рукоположен во иеродиакона епископом Иоанном.

В июне 1963 года защитил диплом.

В том же году на праздник Успения Пресвятой Богородицы был рукоположен в иеромонаха.

По окончании Богословского факультета, подал прошение Священному Синоду о разрешении на продолжение образования в Греции и в феврале 1964 года был направлен патриархом Германом в Богословскую академию на острове Халка, Турция. В академии пробыл до июня 1964 года, после чего переехал в Грецию, где на богословском факультете Афинского университета под руководством профессора догматики академика Иоанна Карми написал докторскую диссертацию на греческом языке на тему: «Екклесиология апостола Павла по св. Иоанну Златоусту». Защита диссертации состоялась 2 июня 1967 года. После защиты диссертации еще год прожил в Афинах, продолжая научную работу в основном в области патристики. В это же время служил приходским священником в афинской русской церкви.

В 1968 году отправился в Париж для дальнейшего продолжения научной работы и изучения французского языка в Сергиевском богословском институте. Спустя год назначен преподавателем «Введения в богословие и патрологию с аскетикой». Занимал эту должность в течение трех лет. Преподавал также историю Церкви византийского периода. Читал лекции по патрологии на Католическом теологическом факульте (Institut Catholique de Paris), и по византийской литературе в Сорбонне. Служил в русских, сербских, греческих и французских приходах. В качестве представителя Сергиевского института участвовал в работе I-ой конференции православных богословов в Бостоне в 1970 г.

В 1972 г. вернулся в Югославию. Осенью того же года назначен управляющим дома студентов при Богословском факультете Сербской Православной Церкви в Белграде. С 1973 г. доцент на кафедру Патрологии. Преподавал историю Церкви. С 1983 г. экстраординарный, а с 1987 г. ординарный профессор на кафедре Патрологии. Избирался деканом Богословского факультета в 1980-1981 и 1990-1991 учебных годах. Во время работы на факультете опубликовал около ста научных работ, начал издавать свой труд «Патрология».

Принимал активное участие в культурной жизни Белграда, неоднократно участвовал в беседах и встречах, на которых своими открытыми выступлениями, прекрасным знанием богословия и философии, великолепной эрудицией вызвал особые симпатии и уважение слушателей, особенно среди молодежи. Принимал активное участие в многочисленных диспутах с апологетами марксизма и материализма. Известность получили его публикации в печати

В своей деятельности уделял особое внимание положению Сербской Церкви и народа в Косово и Метохии и других территориях Югославии. Принимал активное участие в cборе и подготовке исторических документов о сербских новомучениках.

В 1991 году Архиерейским Собором Сербской Православной Церкви избран епископом Банатским. Епископская хиротония состоялась 7 июля 1991 г.

В мае 1992 года назначен на Захолмско-Герцеговинскую кафедру. Из-за начала активных боевых столкновений настолонование в Мостаре, где находилась кафедра, стало невозможны, и прошло в Требинье.

В управление владыке Афанасию досталась епархия, которая на протяжении десятилетий не имела своего епископа и к тому же была охвачена жестокой и кровопролитной войной. Во время войны владыка Афанасий постоянно оставался со своим народом, сербской армией, посещал военнопленных и беженцев, крестил, проповедовал.

В 1994 году по инициативе владыки Афанасия была открыта духовная академия святого Василия Острожского в Србинье (Республика Сербская, Босния и Герцеговина), первым ректором которой стал он сам. Сейчас это Богословский факультет в Фоче. Его стараниями был устроен перенос мощей святителя Василия Острожского по Герцеговине 10-11 мая 1996 года.

В 1996 году в связи с полученой сильной травмой владыка Афанасий попросил Архиерейский Собор освободить его от управления епархией. При этом остался на покое в монастыре Тврдош под Требинье.

13 февраля 2010 года назначен временным управляющим Рашско-Призренской епархией.20 мая 2010 года освобождён от должности временного администратора Рашско-Призренской епархии по его личной просьбе о повторном почислении на покой.

До последнего времени владыка продолжал научную деятельность, постоянно посещал Косово и Метохию.

***

Упокой Господи, душу раба Твоего, епископа Афанасия!

https://pravoslavie.ru/137793.html

[Александр Васильевич]

Епископ Афанасий (Евтич)

ХРИСТОС – ЗЕМЛЯ ЖИВЫХ



Когда приедете в Константинополь, древнюю столицу православной Византии, где мы, сербы, приняли крещение, увидите много церквей и монастырей, среди которых и Святая София, и Святая Ирина, также и монастырь Хора – Земля. Монастырь этот назван Земля = Хора, потому что посвящён Христу – Земле Живых. Сейчас он под турками, конечно же, музей, но много веков был и мусульманской мечетью. Минарет стоит и по сей день, но остались христианская душа, православная архитектура и агиография (т.е. иконопись, фрески, мозаики) этого монастыря, этой Церкви монастыря Хора – Земля Живых.

При входе в монастырь, над дверьми, над порталом, вас встречает большой Лик Христа до пояса в мозаике, начало 14 века, когда Феодор Метохит, друг сербского царя Милутина и посредник той миссии, когда Милутин женился на Симониде, построил этот монастырь. Икона эта зовётся по гречески Χριστος η Χωρα των Ζωντων – Христос Земля Живых. В притворе вас ожидают дивные мозаики, а справа Церковь-усыпальница и величественная фреска – «Воскресения». Войдя в сам храм, увидите мозаику Пресвятой Богородицы, на руках своих держащей Христа. И имя (название) этой иконы – Η Χωρα του Αχωρητου – Вместилище Невмистимого – Земля, которая вместила землю всех живых – Христа.

Таким образом, в этом монастыре мы видим целый Собор Православия, а ведь это сущность нашей православной веры, и поэтому мы бы хотели поговорить о том, что мы встретились с главной центральной темой нашей веры – Христос как Земля Живых, как жизненное пространство, которое Бог благоизволил дать нам, чтобы мы, люди, вечно жили в Нём, с Ним, близ Него, перед Ним и вместе друг с другом.

Сегодня человечество встречает множество разных проблем, среди которых и экологические. Под вопрос ставится жизненное пространство человека, а тем самым и сам человек. Христос есть жизненное пространство всего человечества. Христос – это Бог, который воплотился и стал Человек – Богочеловек. Бог так и сотворил мир, так и замыслил его, так и осуществил свой замысел в творении, чтобы в Сыне его жила община, собор детей Божьих и всего дома и всего, что в доме Божьем. Поэтому мир сотворён так, чтобы быть Землёй Живых.

Бог не сотворил смерть, ни кого либо для смерти, но, чтобы жить, для жизни, поэтому и сотворил жизненное пространство. Поэтому по-славянски мы говорим всемир, и κοσμος – το συμπαν по-гречески. Время человеческой жизни, которое предназначено вечностью – это жизненность, жизненье, действие и общение в жизненном пространстве.

Когда говорим Христос – Земля Живых, и добавляем Собор Православия, снова обращаемся тем самым к сущности нашей веры: наш Бог Пресвятая Троица, Вечный Собор, вечный источник жизни, и наше жилище, вечное Жизненное Пространство для всех нас. Наш Бог – это Собор, потому что Святая Троица и ни без основания сказано в Библии ( Исия 9,6) что Бог в своём Предвечном Совете, Соборе советовался и договорился сотворить мир, и положил инициативу сотворения мира, обессмерчивание мира и овековечивание, т.е. вечную жизнь на Сына Своего возлюбленного, в Котором положил основание всего, что сотворил, а главное основу человеческого рода, и поэтому всё сотворённое – Христом  и для Христа (Кол 1,16).

Ведь когда мы говорим Христос в нашей православной вере, имеем ввиду воплощённого Бога и то, что мы уже в Нём и с Ним. Христос – это не просто второе Божественное Лицо Пресвятой Троицы, Сын Божий и Вечный Бог, но Он так же и сын Человеческий – один из нас, Первый между нами и среди нас. И как Богочеловек концентрирует нас в себе, собирает, соборизирует, вводит в Землю Живых всех и всё существующее, всё Богосотворённое и предназначенное для вечной жизни.

В этом основы истины нашей веры. В этом онтологическая соборность нашей православной веры. Вера – это не просто верить в то, что Бог существует, что Он Всемогущий и Творец Мира, управляет миром, награждает или наказывает. Намного важнее в нашей вере это то, что сущностью этой веры является Пресвятая Троица, как Вечный Союз, Вечный Собор Трёх вечных Божественных Лиц в единстве Божественной природы, бытия, сущности, жизни, любви, блаженства, бессмертия, вечная Земля Живых, по которой все мы люди скучаем осознанно и неосознанно когда заблуждаемся и когда сбиваемся, эта ностальгия влечет нас туда. Часто мы не осознаём этого, часто противимся, что делать?, ведь участвовать в этом мы должны свободно, ведь человек сотворён свободно по образу пресвятой Троицы. И он сотворён как малый собор, собор в себе самом, собор со всеми людьми, собор со всеми живыми существами, со всем творением, собор со «всеми святыми» как говорит апостол Павел (Еф.3,18). Человек – это маленький ходячий собор, живой и желающий жить в соборе в общении и обществе. Это основное содержание человеческой личности, основное предназначение человеческой личности и рода человеческого, общества.

Поэтому человек – это существо общественное, существо соборное.

В то же время распятый между самим собой как индивидуумом, своей обособленностью, своей особенностью и между этой его основной, конститутивной стороной или лучше сказать измерением: быть в обществе с остальными, жить, а жизнь – это уже участие, партиципация, общение с ближним и ближними. Поэтому Бог и привязал нас к Себе как к Источнику и Сосредоточению, привязал нас также и к остальному миру, видимому вокруг нас. И не надо этому удивляться, не надо пугаться, что материалисты этим злоупотребляют. Человек – это часть минерального, растительного и животного мира, поэтому и поставлен Богом в сердце космоса, и в нём, в человеке смысл и эссенция космоса. Он, как человек, как синтез всего духовного и материального должен ввести весь мир в Землю Живых – во Христа.

Христос поэтому и стал Человек, и как Богочеловек сделал это и продолжает делать.

Бог сделал ни единственный творческий шаг, когда сотворил человека, но также когда пришёл и воплотился, стал, как и мы Человек, жил нашей жизнью, жил в человеческой природе и среде, остался на вечно в человеческой природе, в существе человеческом, в жизни человеческой, в обществе человеческом. Это и есть – Церковь Христова, Земля Живых и есть – Церковь Христова, верная, истинная, изначальная, аутентичная, которая поэтому и зовётся Соборная, Кафолическая Православная Церковь. Обозначение Церкви – Православная – соборно-кафолическая – это не некая конфессиональная черта, но по-настоящему онтологическая, бытийная. Можно сказать, например: этот человек – живое существо и тем самым отделить его от другого, но выразить его жизнь, динамику, движение, труд, любовь. Поэтому когда мы говорим Церковь Соборная и Православная это совсем не то, что многие подразумевают сегодня говоря «ортодоксальная». «Сегодня один отродоксальный еврей убил Исаака Рабина, освободителя и вождя еврейского народа», или когда говорят «ортодоксальный» марксист, или «ортодоксальный» исламский фундаменталист и т.д. Это искажение термин, к сожалению, многие термины сегодня искажены. Поэтому Православие – это правильное Славление и Истина Церкви Богочеловека Христа, который есть – Земля Живых.

Человек призван жить, участвовать в жизни, быть живым. Живя и животворя вокруг себя всю природу, которую некоторые называют мёртвой и которая таковой не является. Человек оживляет природу, животворит, вносит в неё жизнь, сеет вокруг себя жизнь, не только продолжением вида, как голая биология, особенно безбожная и антибожная утверждает. Речь идёт о неком делении (делительстве) с ближним, о союзе с ближним, о любви, о жизни. Всякий час, который разделяется с ближним, преумножается. Так устроил Бог. Оттуда проистекает радость, оттуда проистекает бессмертие. Зло и грех, которые вошли в мир и в человека – это отделение от общения, от единения с Богом, Жизнодавцем, Землёй Живых.

Поэтому, когда человек отдваивается, когда «самостоятельствует», когда «индивидуализируется», когда себячествует, когда затворяется в себе, он, по слову Достоевского «затворяется в темнице своей самости». Этим человек не самоутверждается, но наоборот разоряется, блокируется, уподваливается, умертвляется. Ведь это и есть смерть, и, к сожалению, может оказаться вечной смертью, если он оборвал связь с жизнью, общение, любви с Богом и с ближним, если не участвует в Земле Живых, в Обществе Живых, в Боге, в Котором всё. В этом Соборность Православия и это основа нашей веры.
Мы не строим из себя мудрых нашего времени, мы – младшие православные, богословы, учителя евангелия и православного Богословия, мы просто напоминаем о том изначальном, аутентичном Евангелии нашей веры. Мы также не возвращаемся назад в некую «консервативность». Это невозможно даже если бы мы этого хотели. Это было бы промахом, фарсом и фальшью, если бы мы просто хотели вернуться назад. Мы говорим, что наша настольгия за Землёй Живых – будущая, ностальгия эсхатологическая, обёрнутая вперёд. Ни как старая античная-эллинская или индийская или какая-либо другая ностальгия, повёрнутая назад. Ностальгия это: жалость, скучание по родным местам, по родному отечеству. Но, «Наше отечество на небесах и наше отечество на Небе», говорит апостол Павел (Кол.3,4. Фил.3,20.). Поэтому мы ностальгичны к будущему, к эсхатологии, к той полноте, которая в сущности нас к себе и привлекает, конечно в той мере, в какой мы открываемся этому, участвуем в этом, отдаёмся этому и в этом с остальными сопребываем.

Православие эсхатологично, а это значит: вера, жизнь, реальность, полнота будущности.

Этим не умоляется прошлое и предание, этим не умаляется традиция, но осмысляется. Поэтому наши люди – жизнеродостные люди, как говорил Достоевский. Православный человек всегда полон жизни, жаждет жизни, хотя часто и сыт такой жизнью по горло, пресыщен, потому что жаждет большей, более полной, вечной. Было бы скучно, ограниченно, мелко и малодушно, довольствоваться только этим малым и проходящим, и, коротая время рассказывать друг другу сказки вроде Шахеризады из «1001 ночи», чтобы умаяться, притомиться и на этом успокоиться. Этим занимались многие утописты, многие псевдо религии, многие язычники и современные идеологи, и этим, в большой или меньшей степени, занимаются все тоталитаристы, а человек, удалённый от Бога, очень склонен к тоталитаризму, что значит: отказ от соборности, отказ от открытости, любви, истинного преуспеяния, истинного прогресса и стремления вместе со всем творением Божиим войти в Вечный Дом наш, который зовётся Земля Живых.

Православие поэтому имеет в мире этом постоянную миссию, никогда не тоталитарную, и часто не действует поэтому результативно, успешно. Многие ждут, что оно будет «действенно», «эффективно», чтобы имело силу и организацию, но и администрацию. Ничего в этом нет хорошего, и не надо, чтобы православные так себя вели. Это не значит конечно, чтобы ленились и не работали, но мы видим, что западная цивилизация наложила на современный мир некую такую «эффективноcть», результативность, успешность, утилитарность и тем самым тоталитарность, этого же требует и от нас. Поэтому Запад высмеивает и не терпит Православия.

Мы сеем, пропалываем, копаем, обрабатываем, поливаем внутри самих себя вечную жизнь, Богом в нас вложенную, от нас необходим труд, успех же в руках Божиих. Это делает нас смиренными, умеренными, трезвыми, не пораженцами, но делателями, опять же не активистами, которые активность превращают «акцию ради акции» в «л’ар пур л’ар» – в «успех ради успеха». Участие в жизни – значит любовь. Невозможно сказать о любви, что она доделана, завершена, что ты доделал дело, когда кого-то полюбил, конечно же ты только начал дело. Жизнь – это любовь, жизнь – это свобода, жизнь – это радость и будущее, жизнь – это сообщество в Земле Живых, в Том, который Вечный Источник Жизни, Вечное собрание Жизни, Вечная Полнота Жизни, во Христе – Земле Живых.

Тема эта – Земля Живых известна ещё с Ветхого Завета. Ещё псалмопевец Давид желал, чтобы его наставили в «Земле Живых». Рай Эдемский при сотворении мира был Землёй Живых, но лишь как начертание, как потенция, как возможность, как начало, как вызов и шанс для человека. Человек был поставлен в центре него, и ни в чём у человека не было недостатка. Но необходим было, чтобы человек приобрёл рай через творческое участие и сотрудничестве с Богом, человеку необходимо было сжиться с Богом, ужиться, но не как приобретение этого рая не совместимо с похищением, или каким-либо другим механическим приобретением Вечной Жизни, пусть даже через плод, как это предложил Дьявол: «Если хочешь – будь как Бог!», т.е. путём коротким, механическим и ложным, без участия человека, свободы, любви, единения. Бог поэтому, когда избрал из падшего, отчуждённого, разъединённого человечества одного человека – праотца Адама, который ему поверил, повёл его в Землю Обетованную, объявив, что та Обетованная Земля, (географически сегодняшняя Палестина, Израиль), станет землёй жизни, землёй для жизни, землёй в которой течёт «мёд и молоко», т.е. радость, счастье, благополучие. Но это была земля обетованная,  обещанная и даже когда была дана, была не совсем дана, но больше задана человеку.

Усматривается некий парадокс и момент диалектики в том, что Бог постоянно обещает израильтянам землю. Аврааму обещал ещё прежде, чем тот родил сына, что его потомство (сына), наследит ту землю, но когда родился Исаак, попросил сына этого принести в жертву, парадоксально. Да и когда евреи получили эту Землю, опять её теряли и опять по ней плакали, и снова были в рабстве, и возвращались.

 В этом символизм, но библейский символизм, что значит прагматика. Потому что в Библии символ – это реальное участие того, что символизировано в том, что символизируется. Еврейский народ постоянно боролся за эту землю, обрётал её, терял, скучал по ней. Когда евреи были в Вавилонском плену, пели этот дивный псалом: «На реках Вавилонских, тамо сидели и плакали и обещались, если забуду тебя Иерусалим, забыта пусть будет десница моя». Иерусалим – символ святой Земли – Палестины, а святая Земля – символ Земли Живых.

Наш сербский православный народ, а также и греческий и русский очень любят свою землю. Не потому что мы националисты или шовинисты, потому то мы библейски голодны и жаждем Землю Живых. Есть в этом парадокс, нам дана эта земля как Родина, но она нам и задана, чтобы через неё и с ней мы пришли в Землю Живых, в Царство Небесное. Царство Небесное – другое название Земли Живых, можно сказать Царство Божие или Царство Вечной Жизни или Рай Небесный. Всё это синонимы, имена, означающие одну и ту же реальность – «То, что Бог уготовал любящим его» как говорит апостол Павел (1Кор.2,9). Эта Земля Живых, то к чему мы стремимся.

Земля Живых не охватывает только Небо, и только эсхатологию, последнюю реальность. Земля Живых – это вечность и начинается для нас с сотворения мира и человека, с сотворения нашей Земли, нашей матушки Земли, если хотите. Нашего жизненного пространства здесь, нашей природной, Богом в начале сотворённой  земле живых, на которой мы начали проживать Божественный мир и Божественную жизнь. Поэтому так и важна Родина и любовь к Родине. Она должна войти с нами в Царство Небесное. Конечно, существует и те, у которых нет Родины – апатриды, без Родины, пришельцы как Авраам, как библейский народ. Наше Отечество благословляется нами, но, к сожалению, и проклинается нами, всякое место, где мы живём, где ходим, где работаем, где любим, где страдаем и где радуемся. Так и дети, любят всякое место, но более всего любят маму и дом. Этим и подтверждается ценность этой земли и своего отечества, чтобы и оно вошло в вечность. Мы не акосмиты, мы не без мира и не против мира, мы не вподвалены в этот мир, не закрыты в этом мире, не окованы этим миром, не важно, будь то наша Вселенная, наш Всемир со своими галактиками, мы вознесем его в бескрайний Божий мир, мир Божией любви, Божией Вечной жизни.

Поэтому Земля Живых освящает, осветляет и исполняет смыслом нашу жизнь и наши действия, наш Всемир и наш хорохронос (время- пространство) и поэтому православные всегда боролись за Родину.
Интересно и характерно, что православные исихасты на Балканах: Греки, Сербы, Болгары, а после и Русские, и Румыны, всегда боролись и даже стояли во главе борьбы за освобождение своего народа и Родины. И прежде всего духовного восстания, а после и патриотических и освободительных движений (см.Колливады), но прежде всего они ратовали за сохранность внутренней свободы своего народа, его души, веры, самосознания, характера. Над этим и мы сербы сейчас работаем. Сербский народ, как и другие народы. Которые страждут, сострадают и помогают нам. Мы боремся за сохранность этой внутренней свободы, за сохранность веры и души, за Христа, нашу Землю Живых, а не за освоение новых территорий, земель или государств, светских демензий (измерений) и организаций, которые так или иначе тоталитарны, как мы уже говорили.

Место, конкретно на земле где Земля Живых проживается, соединяя Землю и Небо и эту землю живых и ту вечную, которая двуедина , подобна тому как двуедин Христос, Человек и Бог, Бог и Человек, Богочеловек, место это – Святой Храм, Церковь. Поэтому надо будет поговорить о храме, и потом поговорить о том, что происходит в храме. Который является символом мира, космосом, где проживается в литургии, в причащении, в партиципации, в общении, в антиципации, в эсхатологическом предвкушении, предрадости и преджизни Земля Живых, подобно тому как детство – это предрадость и преджизнь и в то же время истинна и полнота жизни. Это Божественная Эвхаристия, о которой надо было бы поговорить отдельно, как о соборе всего живого, Земле Живых, которую сотворил Бог для Любви и Жизни.

https://katehon.com/ru/article/hristos-zemlya-zhivyh

[Александр Васильевич]

Епископ Афанасий (Евтич)

ПОКАЯНИЕ, ИСПОВЕДЬ И ПОСТ

Покаяние - это начало христианской новой жизни, или христианского нового бытия, бытия во Христе.

Так и началось Евангелие словами св. Иоанна Предтечи: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное". И проповедь Христа после Крещения была: "Покайтесь и веруйте во Евангелие".



Но в наше время ставится вопрос: почему нужно покаяние? С социальной точки зрения неуместно говорить о покаянии. Есть, конечно, какое-то подобие покаяния, особенно в странах восточного тоталитаризма: когда отступил кто-нибудь от линии партии, то от него требуют "покаяния", или когда руководители партии сами отступают от своего первоначального плана - только это называют не покаянием, а какой-то "реформой" или "перестройкой"[1] ... Тут действительного покаяния нет. Кто из вас видел фильм Абуладзе "Покаяние"? Там именно речь о ложном покаянии, и только в конце фильма видно, что такое истинное покаяние. Фильм разоблачает ложное покаяние, как своего рода изменение "идеала", или "стиля" власти, которая остается такой же по существу. И действительно, такое "покаяние" ничего не имеет общего с истинным покаянием.

В Священном Писании есть (в греческом тексте) два разных выражения для покаяния. Одно выражение - метанойя, а другое - метамелия. Иногда это второе выражение переводится не словом "покаяние", а словом "раскаяние". Задумал я, к примеру, поехать во Франкфурт и "раскаялся", то есть передумал: не поеду. Вот это в Священном Писании называется "метамелия", это просто перемена намерения. Это никакого духовного значения не имеет. Есть и в социальном или психологическом смысле нечто вроде "раскаяния", то есть перемены. В области психологии есть "перестройка" своего характера, своего невроза... В глубинной психологии у Адлера, или у Фрейда, и даже у Юнга нет понятия покаяния.

Покаяние - это религиозное понятие. Каяться надо перед кем-то. Это не значит просто изменить стиль жизни или свое внутреннее чувство или свой опыт, как имеется в виду, скажем, в восточных религиях и культурах. Эти религии говорят о том, что человек должен получить свой собственный опыт, должен познать себя, самоосуществиться, чтобы свет, его сознания пробудился. Но для такой перемены не нужно Бога. А христианское покаяние непременно перед кем-то.

И вот вам пример. Один из наших сербов - теперь ему уже 60 лет - был в молодости коммунистом и делал, как и все они, много зла народу. Но потом он обратился к вере, к Богу, к Церкви и говорил, когда ему предлагали причаститься: "Нет, я много зла сделал". - "Ну пойди, исповедуйся". - "Да нет, - говорит, - я пойду исповедоваться у священника, а я перед народом согрешил, мне надо открыто перед народом исповедоваться".

Вот это выражение полного сознания того, что есть покаяние. Здесь вы видите церковное восприятие, древнехристианское и подлинно библейское, что человек никогда не один в мире. Он стоит, прежде всего, перед Богом, но и перед людьми. Поэтому в Библии согрешение человека перед Богом всегда имеет отношение к ближнему, а это значит, что оно имеет социальные, общественные измерение и последствия. И это чувствуется и в нашем народе, и у великих русских писателей. У православного народа есть чувство, что какой-то вор или тиран, или делающий зло ближнему своему - то же, что безбожник. Пусть он верует в Бога, но это ни к чему, он на деле просто похулит на Бога, раз его жизнь расходится с верой.

Отсюда - целостное понимание покаяния, как исправного стояния и перед Богом, и перед людьми. Покаяние не может быть измерено только социальными или психологическими масштабами, а всегда есть богооткровенное, библейское, христианское понятие.

Христос начинает свое Евангелие, свою благую весть, свое поучение человечества с покаяния. Святой Марк Подвижник, ученик святого Иоанна Златоуста, живший в IV-V веке в Малой Азии пустынником, - учит, что Господь наш Иисус Христос, Божия сила и Божия Премудрость, промышляя о спасений всех, из всех своих различных догматов и заповедей оставил один единственный закон - закон свободы, но что к этому закону свободы приходят только через покаяние. Христос заповедал апостолам: "Проповедуйте всем народам покаяние, ибо приблизилось Царство Небесное". И Господь этим хотел сказать, что в силе покаяния содержится сила Царствия Небесного так, как в закваске содержится хлеб или в зерне содержится все растение. Так покаяние начало Царствия Небесного. Вспомним Послание св. апостола Павла к евреям: те, кто покаялись, почувствовали силу Царствия Небесного, силу будущего века. Но как только они обратились к греху, они потеряли эту силу, и надо было снова возрождать покаяние.

Итак, покаяние не просто социальная или психологическая способность ужиться с другими людьми без конфликта. Покаяние - онтологическая, то есть бытийная категория христианства. Когда Христос начал Евангелие с покаяния, он имел в виду онтологическую реальность человека. Скажем словами святителя Григория Паламы: данные Господом заповедь покаяния и прочие заповеди полностью соответствуют самой человеческой природе, ибо в начале Он создал эту природу человека. Он знал, что потом придет Сам и даст заповеди, и потому создавал природу согласно заповедям, которые будут даны. И наоборот, Господь дал такие заповеди, какие отвечали природе, которую Он в начале создал. Таким образом, слово Христа о покаянии не клевета на природу человека, это не "навязывание" природе человека чего-то чуждого ей, а самое естественное, нормальное, соответствующее природе человека. Дело только в том, что природа человека - падшая, а поэтому находится сейчас в ненормальном для себя состоянии. Но именно покаяние и есть тот рычаг, которым человек может исправлять свою природу, возвращать ее в нормальное состояние. Поэтому Спаситель и сказал: "Метаноите" - то есть "перемените свой ум".

Дело в том, что наша мысль ушла от Бога, ушла от себя и других. И в этом - больное, патологическое, состояние человека, которое по-славянски называется словом "страсть", а по-гречески словом "пафос" (патология). Это просто болезнь, извращение, но еще не уничтожение, как болезнь не есть уничтожение организма, а просто порча. Греховное состояние человека - порча его природы, но человек может восстановиться, принять исправление, и поэтому покаяние приходит как здоровье на больное место, на больную природу человека. И раз Спаситель сказал, что надо каяться, даже если мы не чувствуем в себе потребности покаяния, то мы должны Ему верить, что действительно нам надо каяться. И на самом деле, великие святые чем больше приближались к Богу, тем сильнее чувствовали потребность покаяния, поскольку чувствовали глубину падения человека.

Другой пример из современности. Некий перуанский писатель Карлос Кастанеда написал уже 8 книг про какого-то индийского мудреца и мага, Дон Хуана в Мексике, который научил его принимать наркотики, чтобы получить состояние второй, особой реальности, войти в глубину тварного мира и почувствовать ее духовность, встречаться с духовными существами. Кастанеда - антрополог, и возбудил большой интерес среди молодежи. К сожалению, и у нас перевели уже 8 томов. На днях в Белграде было обсуждение: что такое Кастанеда - принять его или отвергнуть. Один психиатр говорил, что принятие наркотиков с целью галлюцинаций - это опасный путь, с которого вряд ли можно вернуться. Один писатель хвалил Кастанеду. Я оказался самым строгим критиком.

В диагнозе Дон Хуана писателя Кастанеды ведь нет ничего нового. Человечество - в трагическом, ненормальном состоянии. Но что предлагает он, чтобы выйти из этого состояния? Почувствовать другую реальность, освободиться немножко от наших ограничений. А что получается? Ничего! Человек остается трагическим существом, не искупленным и даже не выкупленным. Не может он, вроде барона Мюнхаузена, сам себя из болота за волосы поднять. Апостол Павел указывает: ни другие небеса, ни другое творение, ни потусторонний свет, ни седьмое небо не могут человека спасти, ибо человек не безличное существо, нуждающееся лишь в мире и спокойствии. Он - живое лицо, и ищет живого общения с Богом.

Один сербский крестьянин-коммунист довольно грубо сказал: "Ну, где Бог, чтобы я Его взял за горло?" Он безбожник? Нет, он не безбожник, а живо чувствует Бога, ссорится с Богом, вроде Иакова. Конечно, безобразие со стороны этого серба так говорить, но он чувствует живую жизнь... А считать, что спасение находится в каком-то уравновешенном блаженстве, в нирване, во внутреннем мире концентрации и медитации - никуда не выводит человека. Это даже закрывает возможность его спасения, потому что человек - существо, созданное из небытия в бытие и приглашенное на общение...

В Песни песней или в псалмах мы видим экзистенциальный диалог между Богом и человеком. Они страдают оба. И Богу жалко человека, и человеку жалко. Достоевский особенно ясно показал, что когда человек удаляется от Бога, теряется что-то драгоценнейшее, великое. Такой промах, неприход на встречу с Богом - всегда трагедия. Трагедия - сознание потери того, что мы могли постичь. Когда человек теряет любовь, удаляется от Бога, он трагически это чувствует, потому что создан он - для любви. Покаяние нас возвращает к этому нормальному состоянию, или, по крайней мере, к началу нормального пути. Покаяние, так говорил отец Иустин (Попович), как землетрясение, которое рушит все, что лишь казалось стабильным, а оказывается ложным, и тогда надо все изменить, что было. Затем начинается подлинное, постоянное созидание личности, нового человека.

Покаяние невозможно без встречи с Богом. Поэтому Бог и идет навстречу человеку. Если покаяние было бы просто рассмотрением, раскаянием, расположением по-иному своих сил, оно было бы перестройкой, но не переменой по существу. Заболевший, как говорит святой Кирилл Александрийский, не может исцелить себя, а нужен ему исцелитель - Бог. А в чем болезнь? В порче любви. Не должно быть односторонней любви. Любовь должна быть, по крайней мере, двусторонней. А для полноты любви, собственно, нужны трое: Бог, ближний и я. Я, Бог и ближний. Ближний, Бог и я. Это - перехорисис, взаимопроникновение любви, круговращение любви. Оно-то и есть жизнь вечная. В покаянии человек чувствует, что он больной, и ищет Бога. Поэтому покаяние имеет в себе всегда возродительную силу. Покаяние - не просто жалость к себе, или депрессия, или комплекс неполноценности, а всегда сознание и чувство, что потеряно общение, и сразу поиск и даже начало восстановления этого общения. Вот пришел блудный сын в себя и говорит: "Вот в каком я состоянии. Но у меня есть отец, и я пойду к отцу!" Если бы он просто осознал себя заблудившимся, это бы еще не было христианским покаянием. А он пошел к отцу! По Священному Писанию можно предположить, что отец уже вышел навстречу ему, что отец как бы сделал первый шаг, и это отразилось на побуждении сына вернуться. Не надо, конечно, анализировать, что первое, что второе: встреча бывает двойная. И Бог, и человек в покаянии вступают в активность любви. Любовь ищет общения. Покаяние и есть сожаление о потерянной любви.

Только когда начинается самое покаяние, тогда человек и чувствует в нем потребность. Казалось бы, что сперва надо человеку почувствовать, что он нуждается в покаянии, что оно для него - спасение. А на деле парадоксально получается, что лишь, когда человек уже испытывает покаяние, тогда и ощущает потребность в нем. Это означает, что бессознательное сердца глубже сознания, что Бог дает хотящему. Христос говорил: "Кто может вместить, да вместит". Святой Григорий Богослов спрашивает, а кто может вместить? И отвечает: тот, кто хочет. Конечно, воля не просто сознательное решение, а гороздо глубже. Достоевский тоже почувствовал это, и православное подвижничество знает, что воля гораздо глубже ума человека, она коренится в ядре человека, которое называется сердцем или духом. Как в 50 псалме: "Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей". Это параллелизм: сердце чисто - дух прав; создай - обнови; во мне - во утробе моей, то есть только другими словами подтверждается то, что уже в первой части было сказано. Сердце или дух -это существо человека, глубина богообразной личности человека. Можно даже сказать, что любовь и свобода содержатся в самом центре, в ядре человека. Любовь Бога вызвала человека из небытия. Зов Бога осуществился, и получился ответ. Но ответ этот - личный! То есть человек - это ответ на зов Божий.

Св. Василий Великий говорит (и это вошло в службу св.Архангелам), что все ангельские силы стремятся любовью неудержимою ко Христу. Пусть они и ангелы, пусть великие духовные существа, почти боги, но и у них пустота без Христа, без Бога. Достоевский вложил в уста Версилова в "Подростке" образ, что человечество осуществило социальную правду, любовь, солидарность, альтруизм, но изгнав с земли великую идею Бога и бессмертия. И когда Христос в Своем Втором пришествии явился, то все вдруг почувствовали, - те все счастливые, осуществившие царство земное, "рай на земле", - почувствовали, что у них была пустота в душе, пустота отсутствия Божия. Значит, и любви-то не было. И Достоевский с правом сказал, что любовь к человеку невозможна без любви к Богу.

Две заповеди любви - соединены. Любовь к Богу полностью, бытием своим, и любовь к ближнему полностью, как себя любишь. Не могут они существовать одна без другой, и вместе только создают христианский крест: вертикаль и горизонталь. Если отнимешь одну, то не получается больше креста, и нет христианства. Любовь к Богу - не довольно, и любовь к ближнему - не довольно.

Покаяние же сразу возбуждает человека и на любовь к Богу, и на любовь к ближнему.

Феофан Затворник в "Пути ко спасению" говорит (но это и опыт всех Отцов), что когда человек пробуждается к покаянию, то сразу чувствует, что любит ближнего. Уже не гордится, не считает себя большим. Всем желает спасения. Это уже знак подлинной христианской жизни. Значит, покаяние открывает нам в ненормальном состоянии, в греховном, в отчужденном состоянии путь, поворот к нормальному состоянию, поворот к Богу и исправление перед Богом. Оно раскрывает полную истину о состоянии человека. И покаяние сразу переходит в исповедь. Исповедь - раскрытие истинного человека. Иногда даже нам. православным христианам, кажется, что покаяние - некий "долг" человека, который нам "следует исполнять". Но нет, это слишком низкое понимание исповеди. А исповедь подобна тому, о чем рассказывала мне одна русская старушка, которая стерегла маленького внука. За какие-то проделки, она его отшлепала по рукам; он ушел в угол и с обидой плакал. Она на него больше внимания не обращала, а работала дальше. Но, наконец, внук приходит к ней: "Бабушка, меня вот тут побили и у меня здесь- болит". Бабушка так этим обращением растрогалась, что сама заплакала. Детский подход победил бабушку.

Он открылся ей. Итак, исповедь-покаяние - некое раскрытие себя перед Богом. Как те слова из псалма, которые перешли и в ирмос: "Молитву пролию ко Господу"... вроде бы имеешь кувшин грязной воды и просто выливаешь его пред Богом... "И Тому скажу печали моя, ибо душа моя исполнися зол и жизнь моя дошла до дна ада". Он просто чувствует, что провалился до глубины ада, как Иона в ките, и теперь открывает себя пред Богом.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

При подлинном покаянии все открыто, и грех виден ясно. Один отшельник, проживавший на Афоне, на скалах, где ничего нет, пошел вниз в монастырь исповедоваться, и когда духовник спросил его, в чем он хочет исповедоваться, он ответил: "У меня на душе большой грех. Я храню в кувшине сухарики, а мышь приходит и ест их. Я очень на нее сетую". Потом помолчал и добавил: "Эта мышь действительно приносит мне вред, но сержусь я на нее больше, чем она мне вредит".

Исповедь как продолжение покаяния есть истинное самораскрытие человека. Да, мы грешные, поэтому-то мы раскрываем раны свои, болезни, грехи. Человек видит себя в отчаянном, безвыходном положении. Но подлинно то, что он смотрит не только на себя, а как говорил св. Антоний Великий: ставь свой грех перед собой и смотри на Бога по ту сторону грехов. Через грехи смотри на Бога! Но тогда грех не выдержит конкуренцию встречи с Богом. Бог все побеждает: что такое грех? Ничего! Чепуха пред Богом. Но это - пред Богом! А сам по себе он для меня - пропасть, погибель, ад. Как говорит Давид Псалмопевец: "Из глубины воззвах к Тебе - из пропасти возведи живот мой!". Душа наша жаждет Бога, как олень в пустыне жаждет текущей воды.

Как св. Августин почувствовал: нигде сердце человека не успокоится - только в Боге. Как когда что-то случается с ребенком, он бежит и ищет мать, и никого другого, и больше ничего он не хочет, кроме матери, а как падет в объятия своей матери, он успокаивается.

Поэтому Евангелие именно книга основных отношений: там говорится про дитя, про отца, про сына, про дом, про семью. Евангелие - не теория, не философия, а выражение экзистенциальных отношений - наших между собой, и наших с Богом.

Итак, исповедь - раскрытие истины о себе. Не надо на себя клеветать, то есть ругать больше, чем действительно грешен, но и не надо скрывать. Если мы скрываемся, мы этим показываем, что нет в нас искренней любви к Богу. Библия - это записанный живой опыт, взятый из реальности. Много в Библии показано, много грехов есть, и богоотступничество, и богоборчество, но во всем этом вы не найдете одного, это - неискренности. Там нет области в жизни, где бы не присутствовал Бог. Надо знать, говорил отец Иустин, как знали святые пророки, что много зла в человеке, и мир пропадает во зле, но что есть спасение такому именно миру и такому именно человеку. В этом наша радость! Есть возможность спасения, и есть реальный Спаситель.

Отец Иустин показал это однажды таким примером (очень он любил пророка Илию и Иоанна Крестителя!). По его словам, Предтеча был самый несчастный человек в мире, ведь он еще ребенком ушел с матерью в пустыню, а когда мать умерла, он там остался, и Бог его защищал Ангелами. Итак, он жил в чистой пустыне, с чистым небом, чистыми камнями, чистым дождем и не знал греха, жил, как Ангел Божий в теле. Но вот, когда ему исполнилось 30 лет, Бог ему говорит: иди на Иордан и крести людей. И тогда приходят люди к нему и начинают исповедоваться... они выливают на Предтечу грехи, которые становятся холмом... горой... И не может выдержать Предтеча этих грехов. Знаете, какие грехи люди имеют и носят в себе! И Предтеча начинает отчаиваться: "Господи, и это человек, которого Ты создал? Это плод Руки Твоей?" Предтеча начал утопать. А массы идут исповедоваться - сколько же еще грехов должно нагромоздиться? И когда Предтеча уже больше не может выдержать, вдруг Бог ему говорит: "Вот Агнец Божий, между этими грешными Один, вземляй (берущий) грехи всех этих и всего мира". И тут самый несчастный человек становится самым счастливым. Слава Тебе, Господи! Значит, есть спасение от этих грехов и от всех грехов.

Есть Спаситель! Это отец Иустин выражает уже, конечно, из своего опыта, что за покаяние там Предтеча пережил. И действительно, скажу из своего маленького опыта возле отца Иустина. Он был человеком, жившим вроде Предтечи: чистый, большой подвижник, и он сострадал, вроде митрополита Атония (Храповицкого), сострадал грешным, сострадал всякому человеку, всей твари, и Бог ему дал за это сострадание великий дар слез. И это не было чем-то чуждым нам. Слезы человеческие всегда близки каждому из нас. Возле человека, искренне кающегося, можно почувствовать, что покаяние и нам нужно, что слезы - это натуральная вода, драгоценная, как кровь, это новая кровь христианская, это новое крещение, как говорили отцы. Через слезы мы возобновляем крещальную воду, которая становится теплой и полной благодати.

И к такому покаянию присоединяется пост.

Святой Иоанн Кронштадский в "Моей жизни во Христе" пишет, что когда человек ненавидит, взор его мешает другому даже ходить. Грехом человек не только сам страдает, но страдает все вокруг него, вплоть до природы, и когда человек начинает каяться и поститься, то и это отражается на всем вокруг него.

Разрешите такое отступление: если бы современное человечество больше постилось, не было бы столько экологических проблем. Отношение человека к природе совсем не постническое, не подвижническое. Оно брутальное, насильническое. Человек уже - эксплуататор, или оккупатор. Маркс так и учил: надо просто наброситься на природу и использовать ее, овладеть законами и репродуцировать. Это и будет "история" и так далее. Такое отношение все другое, только не человеческое, не гуманное.

Святые отцы подвижники говорили, что мы не плотоубийцы, а страстоубийцы. Пост не борьба против плоти, как создания Божия. И Христос плоть, и Причащение Его тоже плоть. Но борьба должна идти с извращенностью плоти. Каждый из нас может осознать и почувствовать, что если человек не владеет собой, своим телом, то он становится уже рабом пищи, или пития, или других удовольствий. Начинает вещь владеть человеком, а не человек вещью.

Падение Адама в том и было, что он не захотел сдержать себя: когда он съел плод, он ничего не получил нового. Заповедь была не в том, чтоб запретить ему есть этот плод, будто в нем что-то было опасное, а чтобы научить дисциплинировать себя, чтобы поставить на путь подвига. В этом подвиг свободы и подвиг любви. Никто, кроме человека, не может это сделать, и поэтому он призван это сделать. Чтобы участвовать в свободе и любви Божией, человек должен быть подвижником.

К примеру, спортсмен, футболист, должен быть подвижником. Он не может пить и есть, и делать, что хочет, и быть хорошим спортсменом. Не может. Это ясно, как день, как солнце.

Христианин же еще больше должен укротить свое тело, чтобы оно служило (по-гречески литургисало), то есть чтобы было в "литургии". А "литургия" значит: полная, нормальная общая функция, общая деятельность. Когда мы говорим о святой Литургии, то это служение людей Богу, но общий смысл этого слова - нормальное функционирование всего, что дано человеку.

Поэтому христианин, который идет каяться, также употребляет и пост. Надо ради этого поститься, а не для того, чтобы просто исполнить долг или даже, как некоторые думают, заслужить от Бога награду, венец. Никакая жертва, которая ищет награды, не есть жертва, а просто работа, ждущая оплаты. Наемники могут так думать, а не сыновья. Христос, когда пошел на жертву ради нас, не искал от Бога Отца награды за это, а пошел из любви. Как говорит митрополит Филарет, из любви к Богу Отцу распялся Сын; из любви Сына к нам Он распялся и из любви Духа Святого победил смерть Своим распятием. Только любовью можно это понять.

В семье, или в дружбе, когда есть любовь, очень легко отказаться от какого-то удовольствия ради другого, это естественное желание поделиться с другим.

В этом и заключается правильное понимание поста.

Кроме того, пост помогает нам исправить испорченную человеческую природу, внести нужный порядок, который Бог дал. Это питаться прежде всего словом Божьим, а потом - хлебом. Хлеб, безусловно, необходим. Без хлеба мы не можем жить. Но хлеб - на втором месте. Как Христос ответил диаволу, искушавшему Его в пустыне: "Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих". Словом Божиим, это значит - общением с Богом.

Помню одного русского страдальца, бывшего библиотекарем у нас на факультете.[2] Он сидел четыре года в Дахау. Он принял и воспитал одного сербского сироту, потом женил его. А жена эта выгнала старика из дома. Старик потом умер очень бедным. Он рассказывал, что в Дахау по лицу можно было видеть, кто имеет живое общение с Богом. Там лицемерия не было. Он сказал мне, между прочим, что, по его мнению, Бердяев никогда живого контакта с Богом не имел. Конечно, Бердяев - трагическая фигура, страдалец, своего рода мученик, и нельзя просто отвергать его. Но слишком он претенциозный, он не знал смирения, даже ругал смирение.

А перед Богом нужно смиряться, но совсем не из "комплекса неполноценности". Иов был больной, многостраждущий, но не был "инфериорный" перед Богом. Он был смиренный, и это смирение давало ему дерзновение. "Сойди с небес", говорил Богу Иов, и Бог сошел. Не нужно нам принимать психологические или социальные категории: смирение - не бессилие, а именно дерзновение. Например, я приехал к владыке Марку, у меня нет денег, я бы тут умер, но я уповаю, что владыка меня будет питать и меня не оставит. Это - дерзновение. В обратном случае я буду недооценивать не только себя, но и владыку.

А вот как христиане древние молились. Один египетский монах говорил: "Я как человек согрешил. Ты же, как Бог, помилуй". Смирение и дерзновение идут рядом, вместе.

Все вместе, начиная с покаяния, - предполагает ли покаяние веру или же рождается в вере - все равно, они идут вместе. Вера в Бога включает покаяние сразу в мою трагедию, в мою проблему, в мою жизнь. Я никак не соглашаюсь решать свою проблему без Бога. Ищу, значит, общения. А Бог показал через Христа, что Он хочет общения с нами. Сына Своего дал! Возлюбил нас прежде, чем мы возлюбили Его. Значит, Он тоже ищет общения. Это Бог действительно человеколюбивый, Бог активный, Бог, Который называется у некоторых отцов "предваряющий эрос". Чтобы войти в свое всемогущество, Он выходит навстречу нам, и этим Он ограничивает Себя в нашу меру, чтобы принять нас. Это называется "кенозис". Если бы Он шел прямо к нам, то... как если бы нас обожгло солнце, мы бы просто исчезли. А Он умалил Себя из любви, ища нашего общения не принудительно, просто - Он Сам так хочет. И это нам дает сразу достоинство. Поэтому в нашей православной христианской традиции есть большое основание для дерзновения, для надежды на Бога. Человек грешен, но все равно: Бог больше, чем грех! В "Бесах" Достоевского старец Тихон так сказал Ставрогину: "У вас только один шаг до святых". И действительно, этот один шаг человек может сделать и встретит Бога. Никогда нет невозможного. Человеку невозможно, но Богу возможно. А Бог вошел в эту связь с нами и не хочет, чтобы мы решали свои проблемы без Него. И мы не имеем основания сомневаться в этом, раз Он дал Сына Своего.

Вот какие у нас мощные причины для покаяния. Это не какое-то только моральное поучение человека, что надо-де быть хорошим, и поэтому надо каяться. Нет, покаяние возобновляет в нас самые основы христианской веры. Бог хочет нашего спасения, ищет его и жаждет его, и ждет его. С нашей стороны надо только, чтобы мы хотели, и тогда мы сможем, не собой, но Богом.

Покаяние со всеми сопровождающими его христианскими добродетелями, как исповедь, смирение, дерзновение, надежда, пост, молитва... покаяние уже есть предвкушение воскресения, даже начало воскресения. Это первое воскресение человека. Второе будет результатом, завершением во время Второго пришествия Христова.

Такого опыта покаяния не существует ни в какой религии, ни в каком духовном опыте, ни в какой мистике. Даже, к сожалению, и в западном христианстве почти потерялось это чувство, это переживание, это событие.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Нам рассказывал отец Иустин, что он был с начала 1917 по 1919 гг. в Оксфорде, он там учился. И вот один англиканский монах после двух лет дружбы сказал ему: "Все вы молодые, веселые, как и мы, но одно у вас есть, чего у нас, как церкви, нет - это покаяние, мы этого не знаем...". "Дело в том, - говорил отец Иустин, - что мы с ним однажды поссорились по-настоящему. А потом я уже не мог выдержать и пошел к нему просить прощения, бросился ему в ноги, плакал, и человек это принял... Вот он и увидел покаяние".

У отцов есть указания, что не надо страсти раздувать, не надо даже никому "на тень наступать"... но для того, чтобы это было действительным смирением, это должно исполняться с любовью, то есть не должно быть просто безразличием к состоянию брата. Иначе это не смирение и не бесстрастие, а просто какое-то конвенциональное отношение, "хороший тон", то есть лицемерие, официально установленное: не надо-де вмешиваться в чужие дела. (Пускай во Вьетнаме, в Югославии или на Кубе народ умирает). Все сводится к внешним приличиям... Как отец Иустин любил говорить: культура очень часто политура, а внутри - червь. Конечно, не надо быть и агрессивными. Но нас, православных, Бог через историю так водил, мы так открывались Ему, что без проблем мы никогда не могли. Но признание статуса кво, признание режима ненормального нормальным - это не христианство. Покаяние же, это именно протест против ненормального состояния. В семье бывают трудности, в приходе, в епархии, в государстве, в мире - христианин не может с этим "примириться". Он непременно борется. Но начинает он с себя, поэтому покаяние - это самоосуждение, самоограничение или, как говорил Солженицын, или что Тарковский говорил - стыд, стыд как религиозное понятие, в смысле того, что человек возвращается в себя и начинает стыдиться. В конце фильма "Покаяние" Абуладзе видно, что такое истинное человеческое покаяние. Человек начинает стыдиться своих дел и сразу появляется решимость изменить это. Можно сказать, что только в православных странах, в России, в Сербии, в Греции существует покаяние как тема (и даже в литературе). У нас вышел недавно роман Лубардо "Покаяние" - об отношениях сербов, мусульман и католиков в Боснии. И в его романе только сербы каются. И сербы не только говорят, но и творят покаяние.

Слава Богу, это значит, что мы - грешные. И тут не гордость, мы не хвалим сами себя, но именно не можем примириться с таким положением, ни нашим, ни других. Отец Иустин это назвал подлинной революционностью христиан против греха, против зла, против диавола, против смерти. Это бунт человека против ложного себя, и бунт против ложного в другом человеке, а в религии - бунт против ложных богов и борьба за истинного Бога. Покаяние ищет подлинного видения мира, Бога, человека, ищет правую веру.

Меня лично потрясает, что в России сейчас массами молодые люди возвращаются к Богу, к Православию. У нас это тоже так. Это не просто найти веру в какого-то бога, отбросить атеизм и найти какую-нибудь мистику, а найти живого Бога, включиться в подлинную жизнь Церкви. На днях я читал хорошую статью Владимира Зелинского "Время Церкви". Видно, как человек нашел Бога, нашел Христа, нашел Церковь. Если человек просто как-нибудь покаялся и хочет жить, все равно к какой церкви принадлежа, тогда я сомневаюсь в подлинности даже этого его изначального покаяния. Это какая-то "метамелия", а не "метания". Это не подлинное восстановление жизни. Поэтому отцы так ревностно стояли за веру.

Но нельзя забывать за этим и то, что любовь - первый догмат нашей веры. Любовь - это подлинный крест, но не бойтесь любви, если она ведет на крест. Не забывайте никогда, что когда любовь находится на кресте, она остается все равно любовью. Если бы Христос не сказал: "Отче, прости им!", то не был Христом, поверьте мне. Он был бы героем, идеальным человеком, но не истинным Христом Спасителем. И у Достоевского в "Великом инквизиторе" Христос целует даже инквизитора. Это не сентиментальность, не романтизм, это - подлинная любовь, которая не боится. Поэтому мы, православные, чувствуем всегда, что наша сила и непобедимость не в нас самих, а в подлинности того, что мы ищем, желаем, во что мы веруем и для чего мы живем.

В покаянии надо понимать, что Бог по Ту сторону нашего добра и нашего зла. Не надо отождествлять себя ни со своими злыми, ни со своими добрыми делами. Не надо думать, что можно обеспечить себя путем делания добра. Надеяться надо только на Бога. Но также надо верить, что и злые дела, хоть я их и осуждаю и отвергаю, не могут отделить меня от Бога моего. У русских есть склонность преувеличивать свои грехи, и задыхаться, и тонуть в них, как в бездне. Это уже своего рода недоверие к Богу. Такое восприятие, преувеличение своих грехов есть вместе с тем и умаление Бога. Но обратный подход представляет Бога лжецом. Он прислал Сына Своего, чтобы спасать нас, а мы скажем: "Нет, не надо, у меня нет грехов"...

Христос спасает даром! Тут нет с нашей стороны никакого возмездия или восполнения. Но надо подлинно осознать, что грех есть грех, и что грех - зло, и что грех - ложь, и что грех - враг человека. Полное покаяние в православии становится мужественным, а не сентиментальным. Человек поднимается на борьбу. Святые отцы говорят, что у человека есть дар ярости, гнева, и что это - дар Божий. Как дар способности принимать пищу. Но из дара питания может сразу вырасти страсть к еде. Так же и с гневом, за которым стоит движение - динамика. Надо, чтобы добродетель была наступательная - активная, а не пассивная. Но если она деформируется, она может стать тиранией для других, превратиться в агрессию.

Но быть динамичным надо! Надо бороться со злом. Православное покаяние имеет эту "ярость".

Мне рассказывали, что у одного из старших монахов в монастыре Метеоры, отца Варлаама, случился удар, кровоизлияние в мозг. Произошло это во время послеобеденного отдыха. Лежит он и вдруг видит, что все кругом становится красным. Пытается встать с кровати, но не может. И внезапно у него вырывается из глубины души мысль: "Умираю, а не исповедовался, не причастился! Разве я, столько лет монах, и умру без причащения?" И волевым усилием поднялся, не знает даже, как нашел дверь. Бог помог: игумен как раз выходил из келии и видит, что он в таком виде. А монах кричит: "Что смотришь? Причащение!" Игумен сразу понял... Монах принял причащение. Потом он еще жил. Но вот сила ярости!

Умираешь? Ну и что же? Разве из-за этого оставишь себя без причащения?

Св. Димитрий поднял Нестора, молодого христианина, благословил на убийство гладиатора Лия, страшно жестокого злодея. Об этом Церковь поет в тропаре св. Димитрию Солунскому. Вот это подлинно спасоносная ярость. Сила стать на ноги. Когда Иов жаловался, и имел причины жаловаться, Бог не стал его утешать, а потребовал, чтобы он встал на ноги и покорился. Но это и восстановило Иова.

Только православие сохранило подвижнический этос. Мы терпим падения и в терпении не озлобляемся, но и не остаемся равнодушны к другим. Я не могу быть равнодушен. И не могу, как христианин, позволить себе ненавидеть, потому что ненависть - это бегство от ответственности христианской.

Бывает и на приходах. Человек считает, что другой его ненавидит и этим создает себе алиби не общаться с ним. Но надо пробовать вступать в общение, поставить проблему своего ближнего, как свою проблему. И жалеть надо не с гордостью какой-то, а действительно сострадать.

Христианство динамично, а не пассивно. Христианство - это не такая "апатия", как ее понимали древние стоики. Дело не в том, чтобы умертвить себя, а надо в себе умертвить свое служение злу, греху и сделать себя работающими Богу. Жизнь - не нирвана. Жизнь - это причащение, Богу слава, поднятие, возрастание. Поэтому покаяние действительно, если оно происходит подлинно и активно, если оно сразу возбуждает человека, если он сразу чувствует себя званным.

Если провести сравнение между святыми - св. Исаак Сирин и св. Симеон Новый Богослов. Исаак Сирин гораздо более угрюмый, печальный. А св. Симеон Новый Богослов - это радость, динамика, он весь в радости.

Так вот, эта более печальная, более угрюмая сторона скорее выражает Запад, например, св. Клара. Когда благодать Божия их покидает, они теряются в отчаянии. В Православии - нет! Здесь человек говорит: "Бог меня посетил, дал мне Свою благодать, но этим Он хочет меня поднять".

У меня на Афоне всегда оставалось такое впечатление от монахов: афонцы - большие подвижники, лишенные многих удовольствий жизни, но все время их лицо радостно. И все они оригинальны, потому что каждый живет живой жизнью.

Покаяние возбуждает хорошую такую "амбициозность" в человеке. Вспомним блудного сына: разве я, сын такого отца, создан для того, чтобы свиней пасти на чужбине? Нет! Я пойду к моему отцу...

Покаяние, молитва, пост, исповедование - все идет спонтанно. Надо так расположить себя, чтобы иметь эту свежесть христианской жизни, и стремиться к ней. И как говорили древние отцы, надо каждый день начинать все снова.

Епископ Афанасий (Евтич)

________________________________

<sub>[1] Выступление на молодежном съезде в Мюнхене в декабре 1988 г. Опубликовано в "Вестнике Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей. Публикуется по брошюре: Еп. Афанасий (Евтич). Покаяние, исповедь, пост. - Фрязино: Содружество Православный Паломник, 1995.

[2] Имеется в виду Богословский факультет Сербской Православной Церкви в Белграде.</sub>
________________________________

https://pravoslavie.ru/45156.html