КАК ВОЗНИКАЛА ИМПЕРИЯ ЗЛА. ПО ДОРОГАМ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
Со студенческих лет я живо интересовался западноевропейской литературой и живописью, увлекался историей и философией, особенно немецкой и английской. Локк, Гоббс, Кант, Гегель увлекали меня глубиной развития человеческого духа, высшей логикой доказательств бытия Божьего раскрывали огромные возможности нравственного совершенствования человека, что в то время меня очень волновало. Незадолго до окончания института я по случаю приобрел дореволюционное издание «Цветочки Франциска Ассизского», которое, на мой взгляд, является одной из великих книг христианской духовности, выражением «не поучений, но дел». Одностороннее увлечение культурой Западной Европы на первых порах вызывало у меня восторг, какое-то время мне казалось, что западное отношение к жизни может стать своего рода учебной книгой для человечества.
Первая догадка, что это не так, возникла у меня после прочтения «Истории цивилизации в Англии» Бокля. Меня тогда удивило, почему он рассматривает материально-технический прогресс как главный фактор развития общества. Книга, которая стала культовой в западном мире, провозглашала двигателем прогресса скептицизм и сомнение и ставила условием прогресса уменьшение влияния христианской церкви на общество. Дальнейшее изучение европейской культуры постепенно открывало передо мной линию разделения. Святые камни христианской Европы как бы противостояли всему тому, что было создано в Европе новой. Гегель и Кант спорили с нигилизмом и бездуховностью западной философии, развивавшейся с середины XIX века. Исключение составлял, может быть, только Хайдеггер с его критикой западноевропейского способа мышления, оправдывающего грех как нормальное состояние современного западного человека. После посещения в 2003 году гробницы св. Франциска в основанном им монастыре я долго бродил по вечернему Ассизи и удивлялся количеству злачных мест, ночных клубов, борделей и дискотек, обслуживающих этот маленький итальянский город. Простоту, бедность, смирение и аскетизм, проповедуемые святыми, современные горожане воспринимали как отвлеченные философские понятия, не имеющие никакого отношения к их жизни. Oб этом я спросил экскурсовода из местных, водившего нас по собору. Oн посмотрел на меня, как на сумасшедшего и, словно ребенку, стал объяснять разницу между Средневековьем и Новым временем. Во Флоренции в том же году я набрел на площадь, где стояло здание с низким окошком, в которое в течение 300 лет по ночам горожане несли незаконнорожденных детей, оставляя их на попечение монахов. Каждый год таких детей приносили сюда по нескольку тысяч. Продолжается это и сейчас, только уже в другие окна – это уже закрыли.
Великие произведения искусства, которыми я восхищался в музеях Западной Европы, имеют такое же отношение к современным европейцам, как египетские пирамиды к нынешним жителям Египта. Нет связи, нет преемственности, другой менталитет. Oсобенно остро это ощущается в Италии. Страна поражает величием своего древнего искусства и одновременно пошлостью и ничтожеством современной жизни. Средний итальянец – энтузиаст в потреблении и любитель зрелищ и попсовой музыки, величие древнего искусства существует для него только в денежном выражении.
Материалы, которые я собрал во время своих поездок по Западной Европе, беседы с историками, писателями, экономистами позволили мне сделать вывод, что повреждение Европы началось с отпадения западной церкви от православного организма. Властолюбие и алчность римских пап, возмечтавших о мировом господстве, сделали их легкой добычей для более искусных искателей этого господства – иудеев. Жизнь папства с XII века неразрывно и тесно переплелась с иудейскими ростовщиками и банкирами. Достаточно сказать, что уже в XII веке еврейские банкиры взяли почти под полный контроль папский Рим. Банкирский род евреев Пиерлеоне стал главным финансистом высшей католической иерархии. А один из представителей этого рода занял папский престол под именем Анаклет II (1130–1138). Иудеи сыграли значительную роль в становлении и развитии католических монашеских орденов. Так, в развитии самого могущественного католического ордена иезуитов большую роль сыграл иудей Поланко.
В Средние века, при попустительстве папства, евреи, используя предубеждение христиан к наживе, накопительству, ростовщичеству, захватили многие важнейшие позиции в торговле и промышленности Европы. Занимаясь торговлей, ростовщичеством и эксплуатируя простой народ, они накопили огромные богатства, что позволило им стать самым богатым слоем средневекового общества. Главным бизнесом еврейских купцов была работорговля. Рабы захватывались главным образом в славянских землях, откуда они вывозились в Испанию и страны Востока. Уже с XV века создаются крупнейшие европейские состояния. Их владельцы были поголовно евреями, умножившими свои богатства на работорговле с Новым Светом. С XVI века центром европейской экономики становится Амстердам. Главную роль в нем играли те же иудеи, назвавшие его своим «новым, великим Иерусалимом».
Еврейский капитал стал новой, определяющей силой в большинстве западноевропейских стран. Начиная с нидерландской и английской революций, он к концу XVIII века постепенно отодвинул на задворки реальной власти европейскую родовую знать. Настоящими вершителями политики в Западной Европе становятся еврейские банкиры, предприниматели и торгаши. Многие из них составили «новую знать» с титулами баронов, графов, виконтов и т.п. С середины XIX века практически все правящие элиты западноевропейских стран вступили в «еврейский клуб». В 1806 году окончательно закончилась история Священной Римской империи, просуществовавшей более тысячи лет со времен Карла Великого. Она считалась формой объединения христианских народов Европы, центром и главой христианского мира. Падение ее прошло почти незамеченным. Так низко пало западное христианство, вступившее в альянс с иудаизмом.
Обо всех этих фактах, как правило, не прочитаешь в современных учебниках и пособиях по истории, которые выпускаются в западных странах. Эту тему западные профессора старательно обходят. Как умалчивают о том чудовищном факте, что судьбу Европы с начала XIX века стали определять «дома» еврейских ростовщиков, превратившихся в банкиров. Финансовую элиту Европы составили «дома» Ротшильдов. Основатель семейства Мейр Ротшильд был придворным банкиром курфюрста Вильгельма I. Когда Вильгельм в 1806 году бежал от французов, Ротшильд накопленные курфюрстом денежные средства направил на расширение финансовых махинаций и спекуляций.
Европа получила пять некоронованных королей. Ими стали братья Ротшильды: Ансельм, Соломон, Натан-Мейр, Карл и Джеймс. Ансельм повелевал из Франкфурта-на-Майне, Соломон – из Вены, Натан-Мейр – из Лондона, Карл – из Неаполя, Джеймс – из Парижа. Без советов и рекомендаций этого семейства не предпринималась ни одна государственная акция, не формировалось ни одно правительство.
...Предубеждение к Германии я, наверно, получил от отца, который, как и большинство фронтовиков, не любил эту страну, а фашизм считал частью психологии немцев, как и их высокомерие, самодовольство, почти американское стремление к «халяве». Моя первая короткая поездка в Германию из Швейцарии в конце 80-х годов лишь укрепила это предубеждение. В одном из маленьких городков мы случайно проехали на красный свет, полиции рядом не было, но через несколько километров нас остановили. Оказывается, один из горожан проявил бдительность и «настучал» на нас в полицию. Второй раз нас оштрафовали, когда мы оставили пустую бутылку под лавкой в парке (урны рядом не было) – и в этом случае нашелся добровольной помощник полиции. Как широко в немецком обществе развито доносительство, я понял, работая в Особом архиве КГБ СССР с материалами берлинской криминальной полиции 1920–1930-х годов. Доносили на своих родственников, друзей, знакомых, причем в большинстве случаев не за деньги, а как бы по обычаю. Учительница немецкого языка из деревни под Новгородом, попавшая студенткой в оккупацию в 1942 году, рассказывала мне о немецких офицерах, поочередно стоявших в их доме: «Их объединяла общая страсть к доносам и мародерству. Я иногда заглядывала в их бумаги, лежавшие на столе (они не знали, что я понимаю по-немецки). Там довольно часто лежали донесения на своих сослуживцев и подчиненных. Первый наш постоялец-офицер забрал единственное наше богатство – швейную машину, другой – вытащил из шкафа подаренный мне женихом отрез на пальто, третий – настоящий варвар, решил забрать старинные иконы, но без деревянной основы, только красочный слой на тонкой наволоке. Сдирая этот слой, он иконы погубил...» Одну из этих икон, испорченных немецким варваром, старая учительница подарила мне, и я до сих пор храню ее.
Многие из тех немцев, с которыми мне приходилось общаться, имеют как бы двухэтажное сознание. На первом этаже – качества, которые вызывали у меня симпатию, – вежливость и внешняя предупредительность, бережливость, стремление к порядку, желание «разложить все по полочкам». Но на втором этаже «живут» качества, которые подавляют все, что мне симпатично. Прежде всего довольно примитивно выражаемое чувство превосходства, карикатурное самодовольство и развязность.
Объявляя немцев «высшей расой», Гитлер, конечно, делал расчет на эти немецкие качества «второго этажа». Прежде всего чисто немецкую черту превосходства над другими, стремление никому не уступать даже в мелочах, даже в мелочах превосходить других и самодовольство, присущее многим немцам, особенно среднего и старшего возраста. Для немца очень важно, чтобы все видели, что он удовлетворен жизнью, прочностью положения, своей состоятельностью, респектабельностью. Такого самодовольного немца легко узнаешь на улице, его не перепутаешь с иностранцем, не обладающим подобными манерами, особенно с «гастарбайтером» (иностранным рабочим), с ними «настоящий немец» держит себя свысока. В немецком самодовольстве существует особая иерархия в зависимости от положения немца на социальной лестнице. По отношению к вышестоящим «самодовольный немец» на глазах превращается в «бедного родственника» и начинает униженно заискивать.
Исходя из национальной формулы своего «превосходства», многие немцы презрительно относятся к другим национальностям, особенно из западных народов, в частности, к французам и итальянцам, из славянских – к русским и полякам. O русских они рассказывают анекдоты, какие у нас рассказывают о чукчах. Вот, например, анекдот, который мне рассказали в Гамбурге: «Ты не знаешь, почему русский пришел на работу весь исцарапанный?» – спрашивает один немец другого. – «Ну как же! Он впервые решил воспользоваться ножом и вилкой».
Не любят немцы и евреев, но неуважительные анекдоты о них рассказывают только в узком кругу. Для немецких же политиков еврейская тема является запретной: о евреях, пересказал мне анекдот один русский эмигрант в Берлине, как о покойниках, – «можно говорить либо хорошо, либо ничего». Огромное еврейское влияние в Германии, временно остановленное в 1930-е годы, после Второй мировой войны приобрело еще большие масштабы. Экономика и политика этой страны полностью контролируются международными еврейскими кругами. Все главные вопросы внутренней и внешней политики этой страны решаются в Израиле и США.
Мои друзья из США рассказывали мне о прошедшей в 2003 году Международной конференции по вопросам борьбы с антисемитизмом. На этой конференции самый унизительный и пресмыкающийся перед международным еврейством характер носила речь министра иностранных дел Германии Йошки Фишера, который заверил Израиль, что немцы будут постоянно выплачивать возмещение «жертвам холокоста». «Израиль, – заявил Фишер, – является ключевым фактором внешней политики Германии. – И добавил: – В Берлине Израиль рассматривается как второй по значимости и степени доверительности взаимоотношений союзник после США».
Немецкие коллеги рассказывали мне, что правые организации проводили анонимные опросы в нескольких немецких землях и в Австрии по вопросу об отношении немцев к евреям. По их сведениям, 63% немцев не доверяют евреям, а более 50% считают, что именно евреи оказывают решающее влияние на немецкую политику. Тем не менее большинство немцев продолжают голосовать за партии, которые проводят еврейскую политику. Русские эмигранты, долго живущие в Германии, рассказывали мне, что в этом сказывается осторожность немецких бюргеров, которые, несмотря на свое высокомерие и самодовольство, чаще всего ведут себя трусливо, а часть из них боится новой оккупации, которой может закончиться «восстание против евреев». Есть и такие, кто признали в удачливом еврейском банкире своего господина и готовы ему верно служить.
Подавляющая часть немцев (более 70%) не верят в холокост, считают его измышлением, имеющим целью поставить на колени немецкий народ. Но никто об этом открыто не скажет по причине, которую я объяснял выше. Для «свободной» Германии вера в холокост так же обязательна, как обязательна была в СССР вера в коммунизм. Попробуй усомнись – начнутся «репрессии», конец карьеры и благополучия, а для государственного деятеля – политическая смерть. Немецкие государственные деятели позволяют себе усомниться в холокосте, лишь когда уходят из политики, как, например, это сделал бывший канцлер Шредер, сразу же за это подвергнутый остракизму со стороны своих прежних коллег. В декабре 2003 года депутат Мартин Хоман выступил на заседании Бундестага, подвергнув критике миф о холокосте. За эту критику он был немедленно исключен из партии и лишился депутатского поста.
Германия, на мой взгляд, является самой типичной западноевропейской страной, а немецкий народ – самым ярким выразителем западноевропейского менталитета. В немецком народе наиболее характерно, а подчас карикатурно и утрированно присутствуют черты, общие для многих европейцев. Это прежде всего те черты, которые я перечислил, рассказывая о характере немцев.
Олег ПЛАТОНОВhttp://rv.ru/content.php3?id=14100
