Украинство и украинизация: истоки и причины

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Грушевский был одним из них. Уроженец Холма, сын греко-католика, исторический обоснователь украинской идеи, украинизации и украинского государства. Довольно плодовитый и неутомимый. Работал двадцать лет в Львовском университете. Во время революции пытался претворить идеи украинства на деле: был председателем Украинской Центральной Рады, участвовал в создании партии украинских эсеров и созыве всеукраинского национального съезда. В 1919 г. бежал в Вену, где создал украинский идеологический центр под видом украинского социологического института. В конце концов, Грушевский смог договориться с Советским правительством, озабоченным украинизацией Малой Руси. И вот тут два желания слились воедино. Галицкие украинцы неожиданно для себя получили государственную поддержку на самом высоком уровне. В 1922 г. объявляется о создании Украинской республики в составе Союза. Украинский язык приходит в школы новоявленного образования. На украинском языке печатается масса литературы для того, чтобы побыстрее отправиться в макулатуру. Сбылась мечта Грушевского, писавшего ранее, что никто не берёт украинские книжки. Теперь брали. И газеты, и журналы. И книги. Потому что обязывали. По партийной линии, профсоюзной, но заставляли. Детей предлагали отдавать в украинские школы под страхом увольнения, выговора, вплоть до ареста. Русские люди сопротивлялись такому культурному насилию. Даже до Центрального Комитета партии доходили с жалобами. Всевозможными способами переводили детей в русские школы.

Культурная украинизация поддерживалась этногенетической ассимиляцией. После того, как в конце 19 - начале 20 вв. из Малороссии более двух миллионов малороссов ушли на восток, заселяя пустующие земли, на их место с запада потянулись галицкие украинцы. Поток этот нарастал с годами, превращая русское этногенетическое поле Малой Руси в русско-украинскую мозаику. Был ещё один фактор, воздействовавший губительно на русскую среду. Малороссии была территорией, на которой в большом числе селились евреи из Польши. Они сразу же захватывали ведущие позиции в городах, промышленности, банках, винокурении и т.д. Ослабление влияния кагала на евреев, желание вырваться за черту осёдлости на просторы Российской Империи, получить доступ к образованию - способствовали смешению их с местным населением, проникновению в русскую среду. Культурной и этногенетической ассимиляции. Революционные события кардинально изменили жизнь евреев, они приходят во власть в её верхние эшелоны, получают возможность получать хорошее образование, становясь культурной элитой нового политического проекта под название Советский Союз. Что создавало особые преимущества, но и ставило проблему дальнейшего сожительства с русским народом. Его целостность этногенетическая, цельность русской идеологии, соборность во имя Христа не давали покоя новым правителям и пропагандистам от особой нации «советский народ». Сопротивление русского сообщества новоявленным узурпаторам было мощным и длительным. И тут принцип «разделяй и властвуй» применялся во всём разнообразии, вплоть до национализации русского общества в границах ново-придуманных республик и языков.

Так украинизаторы, к своей неописуемой радости, нашли общий язык с революционерами ленинцами. И дело пошло на лад. Но когда коммунисты узнали о тайных связях галицких украинцев с германским миром, их взаимопомощи, любовь пошла на спад. Украинизация толи замерла, толи остановилась вовсе. Только события последних 25 лет говорят об обратном: исподволь украинизация продолжалась на бытовом уровне. При этом научный мир, даже не проверяя досконально, к месту и не к месту вводит новую терминологию украинизаторов в обиход. Политическое устройство Советского Союза, предлагавшего не Малую Русь, а «Украину» в его составе, также действует словно гипноз. Хотя по большому счёту русские люди не теряют бдительности, сохраняя в глубине души русский национализм как чувство самосохранения.

Не дремлет и украинский национализм. Его обосновал в 1920-х гг. Дмитрий Донцов, выходец из семьи смешанной, где были русские, итальянские и другие этногенетические истоки. Его судьба характерна для молодых людей революционного толка. Приехав в Галицию, Донцов попадает под обаяние украинской идеи и отходит от марксизма. Вся его дальнейшая жизнь подчинена следующему: «Актуален не лозунг самостийности - мечтали же когда-то наши украинцы о самостийной Украине в союзе с Россией. Актуален, более реален, более конкретен - скорее осуществим! - лозунг отрыва от России, расторжение любого единения с ней - политический сепаратизм» (Махун. Националист с востока). Более основательно взгляды Донцова на украинский национализм изложены в «Политологии» (под ред. Ф.М. Кирилюка, 2004 г., Киевский национальный университет им. Шевченко):

«суть авторової концепции, в частности, шести принципов или требований "волевого национализма":

-первая засада новой национальной идеи - укреплять волю нации к экспансии, жажду панувань и покорения всего чужого - как цель, борьба - как средство;

-вторая - стремление борьбы и осознание ее неизбежности;

-третья - дух романтики, религиозного господства, мистического порыву, иррационализма, каким должен быть перенята национальная идея;

-четвертая - непримиримость, фанатизм, грубость и безнравственность, что принимают во внимание лишь интересы общности (нации) - именно это дает национальной идеи взрывную силу в истории;

-пятая - право сильных наций организовать и вести другие народы для укрепления и развития человеческой цивилизации;

-шестая - каждая новая идея, чтобы завоевать себе право на жизнь, должен опереться на инициативное меньшинство, что принимает творческое насилие для общественного прогресса.

...Наиболее полно эта концепция нашла свое отражение во многих его работах, особенно в таких: "Основания нашей политики" (1921) и "Национализм" (1926). Его концепция включает три выходные элементы:

1) Россия - главный враг Украины;

2) крестьянство - хребет нации и государства;

3) необходимость сильного ощущения цели и воли.»

Дорогой Читатель, Вам это ничего не напоминает?

Да-да, что-то похожее на «Майн кампф» Гитлера.

И тут нельзя промолчать ещё об одном человеке, «пророке» украинства, его нечаянном вдохновителе - Тарасе Шевченко. Богохульник и пьяница, человек с явно ненормальной психикой и посредственный поэт, как он оказался на знамёнах украинизаторов?! О его посредственности и ненормальной тяге к кроваво-мрачным описаниям событий говорили и его современники, и исследователи. Неприязнь к «москалям», то есть великороссам в отличие от малороссов, сквозит в его стихах постоянно. Хотя, он не брезговал жить за счёт этих самых «москалей». Попытки украинских деятелей на рубеже 19-20 вв. переиздавать стихи и дневники постоянно встречали сопротивление российского общества. Всё изменилось после революции. Миллионные тиражи, памятники по всей стране, умолчание многих не совсем приятных обстоятельств жизни Шевченко. Например, как он «страдал» в ссылке, лёжа целыми днями в тенёчке, проводя время за поглощением алкоголя и ничего - не деланием. Но образ страдальца в советской литературе ему был обеспечен, ведь ссыльный и богохульник! После и украинские самостийники подхватили. С началом Великой Отечественной войны портрет Шевченко и Гитлера уживаются на их знамёнах. А вот он, снова мелькает на баррикадах киевских майданов. Сурово насупившийся, словно с большого бодуна. Подчёркивая слова Драгоманова об «узколобом галицийском элементе» всей соей жизнью и творчеством.

Для украинизаторов ситуация изменилась к лучшему в одночасье, когда в 1991 году случился распад СССР. Никто не вышел на улицу в его защиту: помер Максим, ну и хрен с ним. Всем надоело жить по советским лекалам. Кинулись в другую крайность, суверенизацию. Русь разделилась, ушли в свободное плавание Малая Русь и Белая Русь, извиняюсь, Беларусь и Украина. Однако, все ли помнят о том, что Украина - это древняя, наша исконная коренная Малая Русь? В обиходе, документах, переписке только «Украина» и «украинцы». «Украинским народом» полны тексты речей и последних сообщений. На митинге в Новосибирске в поддержку Юго - Востока Украины выступающие называют себя «потомками украинцев». Насколько это правильно? Насколько это верно с точки зрения этногенеза и истории русского народа? Когда большая часть их предков приехала из той части Российской Империи, которая называлась Малой Русью. Не потому, что она меньше других, а по причине первородства, основы всей будущей Руси - России.

На данный исторический момент начала 21 века мы должны признать, что украинизация русских по Днепру удалась. Украинизаторы и их кукловоды на западе могут рукоплескать себе. В результате сложнейших исторических процессов часть русских людей из правобережья Днепра мигрируют на левый его берег и далее на восток. На их место приходят украинцы Галиции, расселяются и проводят целенаправленную украинизацию. Более всего этому поддаётся население правого берега. Советское руководство с первых лет существования приучает народ к тому, что живущие на Украине это «украинцы». Так происходит смешение понятий, этнонима (названия общности людей организованной по кровнородственным связям) и политонима (название всех граждан, которые проживают в пределах одного государства или определенного административного региона). Люди приучаются к тому, что они не русские, а «украинцы». Казалось бы, что тут такого? или плохого?

Этноним и политоним совершенно разные понятия, термины из разных наук. Если этноним означает кровнородственную принадлежность какому-то одному народу, например, русскому. То политоним отражает политическую суть. Человек может быть россиянином (согласно политониму), но при этом оставаться этнически русским, хакасом, якутом осетином. Так и в случае с украинством, украинец - это и русский Юго-Востока Украины, и этнический украинец западных областей, когда политонимом, вторичным по сути, не просто прикрывается этническая кровнородственная суть, она отрицается! Сложности добавляет то, что оба имеют в своей этногенетической основе единую русскую матрицу. При этом русский остаётся русским по происхождению, своей идентификации. В то время как украинец Галиции продукт этногенетической трансформации на русской матрице поляков, венгров, немцев, евреев, валахов и других в новую этногенетическую генерацию. Взявшую себе на вооружение иные идентификации: украинство как идеологию; униатство как религиозное окормление; этноним «украинец» как средство самоутверждения среди себе подобных; принцип «свои - чужие» по отношению к русскому миру как способ взаимоотношений.

Украинство зарождалось как доброкачественная опухоль на русском теле. Она не беспокоила особо. До поры, до времени. На фоне нарастания энергетического напряжения в русском этногенезе и облучения этой опухоли националистическими идеями, случилось превращение украинства в злокачественное образование. Оно стремительно набирало вес, вытягивая соки из русского организма через этногенетическую и культурную ассимиляцию. Ослабляя его, превращая в придаток. Гумилёв назвал такое явление «антисистемой», химерой. Можно добавить ещё одно определение украинства - «чёрная дыра» в плане энергетическом. Так как эта новоявленная система отношений в обществе и этносе противоречит развитию цивилизации людей, ставя насилие во главу угла. Это и давление на русский язык, на котором говорит большая часть населения Украины. И украинизация русского самосознания русских (да и не только) людей. И фактический захват непомерной территории для будущего местообитания. Захват сознательный, давно спланированный, изощрённый.

И вдруг случился перелом в течении болезни русского национального организма. Возврат к истокам, обращение к Богу, покаянная молитва многих из нас сделали невозможное. Русский организм начинает возвращаться к жизни, наращивая тело экономическими и политическими проектами. Общее состояние его улучшается. На этом фоне наступил момент рецидива, в Киеве пришли к власти именно те, кто были движущей природной силой украинства. Они достаточно ясно описаны в работах их идейного вдохновителя Донцова, как и украинские планы захвата территории, силового подчинения населения. Конечная цель - Россия. Что артикулируется чётко и без запинки. Отчего они так охрабрели? Тупые самоубийцы? Недоумки политического бытия не смыслящие в геополитике? Отнюдь, если мы присмотримся к настроениям населения Украины, то заметим, что галицкой идее украинства симпатизируют многие. У них размыты ощущения этнической принадлежности. На первое место выдвигаются иные - «наш враг Россия, победа будет...». То есть, четверть века в умы людей, особенно молодых, закладывалась извращённая идеология неонацизма, неприязни доходящей до ненависти к России, ко всему русскому. В условиях экономического и социального кризиса на Украине эти молодые парни и девушки стали опорой протестных движений. На их волне к власти, ещё не административной, а только на улицах, приходят потомки носителей бандеровских идей. Эта масса ново украинцев аморфна, теряя своё исконно русское, она впитывает украинство и его ненависть к России. Становясь заложницей бандеровских планов войны с Россией.

Факт социальной трансформации русского сознания налицо. Наши отцы и деды уничтожали фашизм, наши потомки готовы его воспринять под другим соусом. Ко всему добавляется два фактора от большой геополитики. Первый, давняя идея европейской элиты - Drang nach Osten с отрывом Малой Руси (Украины) от большой России с целью ослабить её. Получая тем самым богатейшие чернозёмы, природные кладовые, возможность расселения. И вторая, взявшая за основу европейскую, но на американский манер - захват Центральной Евразии для управления миром. Вот почему так обласканы новые киевские властолюбцы на западе. Вот где причина остывания чувств к Януковичу, отказавшемуся от подписания соглашений с ЕС. Пусть даже на время, но как они дороги, эти месяцы для евроатлантистов! Уже не зудит, свербит в том месте, откуда ноги растут. Так хочется... нетрадиционных решений.

Безумство украинской идеи галицкого розлива, украинства в том, что оно вопреки ходу истории и этногенеза становится в жёсткую оппозицию русскому миру. Галицкие украинцы, взросшие на русской этногенетической матрице, как плохие сыновья отрекаются русской матери, собираются это русское искоренить. Чтобы после оставить выжженную степь беспамятства к русским истокам, русским святыням, русской истории. Безумия добавляет обращение украинизаторов к национал-социалистическим идеям германцев времён Гитлера. Преклонения перед насилием ради достижения цели. Следования на уровне низменных инстинктов вослед сгинувшим от этих идей миллионам немцев. Ещё более безумствуют униатские священники, благословляя на безумство галицкую гопоту. Кричащую в безмолвие «Слава Украине!», а их безумству охрабревших уже слагаются новые песни. Транслируются мифы о «героях». Чёрная энергетическая дыра украинства засасывает в себя всё новые жертвы, опустошая русский мир.

Сегодняшний лозунг украинизаторов: «обещайте этой мрази всё, чего она требует, вешать будем потом».

Этим безумцам неведомы слова великого молитвенника земли Русской - Преподобного Лаврентия Черниговского:

"КАК НЕЛЬЗЯ РАЗДЕЛИТЬ СВЯТУЮ ТРОИЦУ ОТЦА И СЫНА И СЯТОГО ДУХА - ЭТО ЕДИН ГОСПОДЬ БОГ, ТАК НЕЛЬЗЯ РАДЕЛИТЬ РОССИЮ, УКРАИНУ И БЕЛОРУССИЮ - ЭТО ВМЕСТЕ - СВЯТАЯ РУСЬ"



Владимир Иванович Трипольский, пенсионер

http://ruskline.ru/analitika/2014/03/13/ukrainstvo_istoki_i_prichiny/

[Арина Н.]

все время от Руси до России наши предки не могли постоянно жить в мире и вот в современном мире все тоже, едины мы русские только при сильном лидере

[Александр Васильевич]

Александр  Огородников, Русская народная линия

О политической религии галоукров



Радикальный национализм «самоизбранных» - выходцев из Галичины и её окрестностей - служит основой воинствующего «местечкового» патриотизма псевдогосударства Украина, все ещё кичащегося своею «незалежностью», но в последние дни показавшего и своё истинное лицо и своих истинных хозяев. А уже не скрываемое стремление готовых к объединению УПЦ МП, УПЦ КП, УАПЦ к автокефалии, переподчинению грекам и обретению собственного, Киевского патриарха, фактически есть раскол. А расколу сопутствует благословение гражданской войны, то есть кровавого жертвоприношения, которое, согласно откровениям гностиков, «катализирует» исторический процесс.

Для становления фальшивого государства «укров» (взамен Третьего Рима) и утверждения такого же фальшивого патриарха нужно соответствовать ожиданиям Запада и выполнять рекомендации мировой закулисы. Стать островком «правильной» веры, нейтральным к глобальным проектам мироустройства, Украине при новых правителях не удастся. Да и диктатура «каинов», провокаторов и шантажистов долго не протянет, несмотря на все их бравые декларации. Создание позитивного на негативном невозможно, а непреложное условие реализации «самостийности» - ненависть к России; не просто отрицание, а физическое изничтожение Русского мира или его максимальное ослабление (для чего бандеровцы готовы пойти на любую подлость). Это есть главное требование режиссёров разворачивающегося на наших глазах «спектакля». При этом на преступления укрофашистов цивилизованное сообщество закрывает глаза, упорно не замечает или маскирует наглой ложью (это ж свои «сукины дети»).

Всячески насаждаются выгодные мифы, грубо искажается история, клевета становится нормой, поощряется геноцид «инородцев» со стороны взбесившихся бунтарей, сделавших идола из своей искусственной нации «укров», ставящих свою групповую волю выше воли Творца.

Путь последователям «первого революционера» освещает не свет Истины, а иллюминизм, поэтому в друзьях у них - «Прометеевцы», а в борьбе с «оккупантами» неонацисты рассчитывают на подмогу террористического Интернационала и наёмников.

Они приветствуют всех, кроме назначенных «виновными» в их бедах и неудачах - «жидов» и «монголокацапов» (обида на поляков как-то враз испарилась). Для этих «неразлучников» предписано только одно: «Убей!»…

Чтобы избавить «бедных» украинцев от ига «российской оккупации», необходимо не только ликвидировать всех русских на территории «ридней неньки», но и проклясть носителей идей «сталинизма, русского фашизма и чекизма». Это ещё одно непременное условие достижения успеха в маниакальном стремлении «галоукров» к «свободе». Если же бандеровцы вдруг откажутся от непримиримой вражды с Россией и Русской Церковью, от всеобщей «украинизации» и вступления в НАТО, от «самосвятства» и негласного подчинения Папе Римскому, ни о какой поддержке мирового сообщества и речи вестись не будет (забудьте о кредитах и доле в мировом наркотрафике).

Глобальному фашистскому проекту Америки «укры» и их этно-культурный «заповедник» нужны только в качестве расходуемого материала и территории, удобной для размещения ракет вблизи России. А «поместная» Церковь Украинская сгодится как таран против Московской Патриархии.

Неизбывная тоска сопутствует мечте «галоукров» о создании «Великой Украины» от Тисы до Каспия, страны «истинных» украинцев, счастье которых может быть построено только на несчастии России, разорванной сепаратизмом.

«Великая Украина» - «Бандерштат» представляется радикальным нацикам непременно единым, независимым государством, партнёром ЕС, но не «размазанным по Европам» осколкам Правобережья (на что согласны современные «старобандеровцы»). Идея фикс «необандеровцев», как и преодоление исторического комплекса национальной неполноценности, основаны на идее исключительности мифических «укров», которая стала фундаментом их политической религии. А религия эта суть смесь «народного христианства» с волюнтаризмом и людоедской идеологией. В ней под православной оболочкой скрыт духовный стержень - манихейство, дуализм.

Вожди «укров» вовсе не хранители «древних» традиций и бессребренники, а завуалированные модернисты, завистники, благополучие которых зиждется на перераспределении собственности (грабь награбленное!) и предвкушении грабежа богатств бывшей «метрополии». Религия служит им «дымовой завесой» достижения эгоистических политических целей. Исходя из этого, необандеровцев совершенно правильно многие исследователи относят не к «отряду националистов», а к самым что ни на есть языческим империалистам в стиле Юлиуса Эволы. Посему их «бог» не в правде и немощи, а в кривде и насилии; на их «иконах» не распятый Богочеловек, а грядущий «солярный герой» с копьём - «тризубом». В христианской терминологии это ни кто иной, как «сын погибели»…

http://ruskline.ru/special_opinion/o_politicheskoj_religii_galoukrov/

[Александр Васильевич]

Как придумали украинцев и Украину



Фильм рассказывает о том, кто и как создавал так называемый "Большой украинский миф".

Кто конкретно и как создавал идеологию украинских националистов, придумывал язык и исторические мифы, почему Украина как государство априори может быть только антироссийским, и зачем русским приходится убивать свою национальность в себе и в других?

Украины как страны раньше не было - это была область России, которую путем войн и политических подлогов превратили и сейчас превращают в отдельную страну - врага России. Печальный фильм. Но прошлое знать надо! Без прошлого у нас с Вами нет нашего будущего!

См.видео по нижеприведённой ссылке:

https://www.youtube.com/watch?v=__-qpW3wwYI&feature=player_embedded

http://ruskline.ru/video/2014/03/22/kak_pridumali_ukraincev_i_ukrainu/

[Александр Васильевич]

Виталий  Бондаренко, Русская народная линия

«Украинство» как психологическое явление

Мы должны побороть тяжкую болезнь



На фоне происходящих ныне событий Русской Весны в Крыму и Юго-Восточной Украине трудно не обратить внимание на злобное и ожесточенное сопротивление ей не только со стороны украинских СМИ, лживость которых уже вошла в поговорку и стала предметов анекдотов, но и очень значительной части населения Украины, в том числе и населения русскоязычного. Конечно, в Крыму и на Юго-Восточной Украине большинство населения поддерживает действия России и не верит лживым и продажным украинским СМИ. Однако и большинство украиноязычных, и весьма значительная часть русскоязычных граждан этой страны, ныне настроены по отношению к России крайне враждебно и верят в миф о некой «агрессии» со стороны России. Для того чтобы вести диалог с такими людьми, нужно понимать истоки этой бешеной русофобии. Эти истоки - в той идеологии, которая с 1991 года навязывается жителям этой страны. Это идеология лжи и ненависти по отношению к России. И в этой идеологии содержится не только подмена подлинной истории русофобскими мифами - это было бы еще полбеды - но в ней содержится и еще нечто более зловредное и трудноизлечимое. Это формирование у человека особого душевного настроя, при котором он уже сам, без особого принуждения начинает верить в эту ложь и разжигать в себе эту ненависть.

Следует вспомнить, что идеология, навязываемая жителям Украины, была специально разработана с целью разрушения России. И когда в период Великой Отечественной войны украинские нацисты-бандеровцы воевали вместе с гитлеровцами против СССР, то это не был лишь «временный союз» - нет, это было именно кровное идеологическое единство двух разновидностей нацизма. В украинском, бандеровском нацизме есть все те же самые элементы, которые содержатся и в «Майн Кампф». Во-первых, это расизм. Один из базовых мифов украинской идеологии состоит якобы в том, что россияне - это якобы вообще не славяне, а помесь «финно-угров с татарами». (В реальности, как раз наоборот, именно у нынешних украинцев больше всего неславянских предков - в них ассимилирована большая масса степных кочевников еще со времен Древней Руси, что сейчас весьма заметно по антропологическому типу). Цель этого мифа - представить россиян некими неполноценными дикарями, фактически какими-то «унтерменшами». Всякий, кто общается с идейными («свидомыми») украинцами подтвердит, что рассуждения о якобы дикости и отсталости «москалей» у них всегда является любимой темой для разговора. Особо этому посвящена книга П.Штепы «Московство», в которой собраны все когда-либо и кем-либо придуманные злобные русофобские фантазии. Этот расизм и составляет главную психологическую основу украинской идеологии.

Во-вторых, это психология завоевателей и угнетателей. Подобно тому, как Гитлер намеревался заселить европейскую часть СССР «полноценными арийцами», так и идейные украинцы мечтают о так называемой «украинской Украине» - то есть о том, чтобы все население без исключения заговорило на официальном, искусственно сконструированном украинском языке и свято уверовало в ту нацистскую идеологию, о которой идет речь. Все остальные изначально официально объявляются «врагами украинского народа» и «пятой колонной Москвы». При этом создается лицемерный миф о якобы «вековом угнетении» со стороны России - но именно для того, чтобы замаскировать собственное стремление к угнетению и насильственной «украинизации». А если учесть, что русскоязычные составляют как минимум половину населения Украины, то ситуация становится совершенно скандальной и абсурдной - ведь «неправильной» и подлежащей «перевоспитанию» оказывается половина (!) граждан страны. И эти колонизаторские планы активно воплощаются в жизнь начиная уже с 1991 года - в виде навязывания этой идеологии через систему образования и СМИ, а также абсолютно скандального факта: Украина ныне является единственной страной в мире, где язык половины населения не является государственным или хотя бы официальным! Таких стран, кроме Украины, сейчас вообще не существует нигде. И это тотальное подавление русского языке еще самым лицемерным образом прикрывается постоянными заявлениями о якобы «ущемлении украинского языка» уже в наше время!

Но это, и многое другое лживое лицемерие, лежащее в основе украинской идеологии, отнюдь не случайно, но абсолютно закономерно и естественно, поскольку оно прямо следует из третьего откровенно нацистского элемента этой идеологии. Это принцип «Интересы нации превыше всего», который один из известных идеологов, создатель «интегрального украинского национализма» Д. Донцов прямо сформулировал как «аморализм». То есть, ради господства этой «нации» над теми, кого она объявила своими «врагами» - все средства хороши. И этот третий элемент всегда усердно пытались воплотить в жизнь.

Именно на основе принципа «аморализма», очевидно, и пытаются не только оправдывать, но даже возводить в «герои» украинских нацистов - союзников Гитлера, таких как Р. Шухевич с его батальоном СС, сжигавшим в Белоруссии целые села вместе со всеми жителями; или буковинский «курень», истреблявший под руководством СС сотни тысяч людей в Бабьем Яру. Очевидно, «во благо нации». Однако какую «нацию» можно воспитать на таких «героях»? Вопрос риторический. Фундаментальная ложь украинских нацистов состоит в том, что они были союзниками Гитлера, якобы стремясь с его помощью создать независимое украинское государство. Эта сама бессовестная ложь рассчитана лишь на совершенно безграмотных в истории людей, каковых, в современной Украине, к сожалению, абсолютное большинство. Гитлер никогда не собирался создавать независимую Украину, более того, основную часть ее территории предполагалось заселить немцами. Главари украинских нацистов это прекрасно знали. За что же они тогда воевали? Ответ может быть только один: чтобы стать привилегированными холуями у немецких хозяев и вместе с ними гнобить свой собственный народ. А о «независимой Украине» они врали своим неграмотным рядовым «воякам». Принцип «аморализма» это не только позволяет, но и всячески приветствует. И сейчас история полностью повторяется. Очевидно, что за псевдопатриотизмом нацистского «разлива» и в наше время стоит лишь то же самое откровенное холуйство перед Западом, желание стать привилегированными холуями нового хозяина.

Характерный пример наших дней: когда в украинские политики в СМИ с воинственным видом защищают «территориальную целостность Украины», не признавая возвращения Крыма в состав России, они обычно тут же начинают истерически заявлять о «неизбежности распада России». То есть понятие «территориальной целостности» распространяется только на Украину, но не на Россию. Столь откровенное и наглое лицемерие отнюдь не удивительно - это яркий плод «воспитания» на принципах идейного «аморализма».

Людей, попавших под внушение этой лживой и лицемерной идеологии стоит лишь пожалеть и даже в чем-то понять. Понять вот в чем. После 1991 года население Украины живет в состоянии лишь постоянной разрухи и разочарования. Ведь на Украине, в отличие от России, так и не началось возрождение государства и народа - наоборот, разруха все усиливается. И поэтому люди тянутся к такой идеологии, которая в качестве «компенсации» создает им иллюзию собственного «величия», а с другой стороны - создает и «образ врага», на которого можно свалить все беды. Кроме того, русофобская идеология также позволяет и замаскировать зависть населения Украины к успехам возрождающейся России. (Характерный пример этой зависти: ни один украинский ТВ-канал не сообщил о том, что сборная России завоевала больше всех медалей на сочинской Олимпиаде. Более того, единственное, что можно было узнать о ней из украинских ТВ-каналов - это то, что при строительстве олимпийских объектов якобы «разворовано более половины средств». Это и не удивительно - ведь в украинских СМИ какой-либо позитивной информации о России вообще не бывает, здесь всегда полностью господствует русофобия).

Нижеследующая статья раскрывает именно внутренние психологические мотивы обращения людей к украинской идеологии, к «украинству» как особому состоянию души, более всего похожему на состояние души человека, вовлеченного в тоталитарную секту. И это не просто аналогия. По сути дела, «сознательные украинцы» всегда отличались и ныне отличаются сектантской психологией, жестко делящей людей на своих («избранных») и прочих, по отношению к которым придумано множество оскорбительных наименований. (Вообще, откровенное хамство по отношению к инакомыслящим всегда было «фирменным знаком» украинства). Все это нужно знать и людям, живущим в России, - чтобы лучше понимать эту боль и болезнь нашей общей Родины.
 

Beneficia usque loeta sunt dum videntur exolvi posse; ubi multum antevenere, pro gratia odium redditur. Tacitus. Ann. IV, 18[1].

Перед великими достижениями науки и искусства, ума и воображения средний человек... остро чувствовал свою неполноценность. Психологические комплексы... неверия в себя по­рождали агрессивное стремление выделиться любой ценой. И.А. Ефремов. Час Быка[2].

Украинский национализм дал великий исторический шанс хаму. И хам этим в полной мере воспользовался. Олесь Бузина[3].
 

В исследованиях прошлого, настоящего и будущего Русского мира, в частности, украинства как одной из попыток его разрушения, существует очень серьезный и недопустимый пробел. Если конкретно-исторические аспекты создания украинства как радикального антирусского проекта к настоящему времени исследованы достаточно хорошо, то на другой - не менее, а может быть, и еще более важный аспект этой темы внимание обращалось явно недостаточно. Дело в том, что «свидомо-украинское» сознание и ранее, и сейчас всегда опиралось не только на известную псевдоисторическую мифологию, но и на определенные психологические комплексы и деструктивные духовно-душевные процессы у определенного типа людей, которые становятся его адептами. Украинство как идея искусственно вырвать южнорусский этнос из тысячелетнего единства русской нации (всегда опираясь на помощь ее внешних врагов) не только изначально возникло в качестве маргинальной политической «секты», - но и ныне, даже несмотря на свое массовое распространение, она в полной мере продолжает сохранять все признаки сектантского сознания. Это и естественно, т.к. любая идея раскола всегда останется сектантской по духу. А как известно, сектантское сознание как таковое всегда одинаково и не зависит от того «вероучения», которое проповедуется в том или ином сборище. Поэтому псевдоисторическая мифология «украинства», на которую более всего обращают внимание в силу ее очевидной дикости и возмутительности для всякого нормального человека, тем не менее, является уже вторичным продуктом. Ради своего самосохранения она может со временем существенно трансформироваться, избавиться от явных дикостей и подтасовок, приобрести более-менее респектабельный вид, но это все равно ничего не изменит принципиально в ее окончательной цели - выполнения заказа Запада на разрушение Русского мира.

Первичным, базовым фактором принятия людьми украинства является фактор экзистенциальный, то есть соответствие украинизма определенным деструктивным наклонностям в человеческой душе, - наклонностям, успешно культивируемым современной антихристианской цивилизацией. Делая экзистенциальный выбор в пользу особого духа украинства, человек затем уже безропотно принимает и свято верит в любые дикости его идеологии, полностью утрачивая способность критического мышления и восприятия «неудобных» для нее фактов. Поэтому в противостоянии украинству одной исторической критики его истоков, при всей ее важности, явно недостаточно. Украинство нужно поражать в его «сердце», в самой глубокой его основе - обнажая и разоблачая его низменные и деструктивные истоки в человеческой душе, а не только общеизвестную неприглядную историческую ложь.

Следует отметить, что множество тонких и глубоких наблюдений над внутренним «духом» украинства можно найти у всех ярких авторов, уже более ста лет пишущих на эту тему. К настоящему времени они уже могли бы составить многотомную хрестоматию. Из новейших работ следует отметить философски глубокую, исторически компетентную и публицистически яркую книгу С. Н. Сидоренко «Украина - Россия: преодоление распада» (2006). Тем не менее, считаем необходимым продолжить размышления на эту тему, опираясь не только на анализ «украинского» сознания многими глубокими авторами, но и на большой личный опыт общения с его носителями.

Ключом к пониманию сути украинства как психологического явления является уже давно вошедшая в оборот поговорка: «Идейный украинец - это не тот, кто любит Украину, а тот, кто ненавидит Россию». Эта поговорка очень точно отражает действительность. Действительно, как показывает опыт, «идейное украинство» - это именно идеология ненависти, причем ненависти иррациональной, крайне агрессивной, хамской, доходящей до откровенного бешенства. Русофобия всегда маскируется под различные лживые идеологии, с помощью которых пытается придать себе «приличный вид» и вербует своих сторонников. Если в России это так называемые «либералы» (на самом деле это не имеющие к либерализму никакого отношения антирусские фашисты, жаждущие порабощения России Западом), то на Украине - это «идейные украинцы». Но под какими бы идеологическими «масками» не скрывалась русофобия, изначальная, глубинная причина русофобии всегда одна и та же - это ненависть к России как стране, еще способной противостоять агрессии западной антихристианской цивилизации. Русофобам ненавистен уже сам психологический тип русского человека, поскольку он уже самим своим существованием обличает их собственную низость и ничтожество. Русофоб - это человек, обожествляющий свое Ego, поклоняющийся своим эгоистическим прихотям и ненавидящий все и всех, кто этому мешает. В том числе и Россию, потому что Россия требует бескорыстного служения, которое не совместимо с русофобским эгоизмом. В том числе и русского человека, для которого такое служение и жизнь по совести, а не ради корыстных «интересов» является чем-то совершенно естественным. Рядом с ним русофоб инстинктивно чувствует свою нравственную низость и поэтому страстно ненавидит и Россию, и все русское, постоянно упражняясь в сочинении все новой и новой лжи, и мечтая о том, «когда Россия распадется». Под «свободой», которую якобы «ущемляет» Россия, русофоб всегда понимает только свой низменный эгоизм. Ни о какой другой свободе он не имеет и не хочет иметь понятия. Тем самым, русофобия - это, по сути, квази-религиозное явление, а именно, это скрытый сатанизм. Все остальное - идеологии, национальные ориентации и т. п. - уже вторично и производно от этой сатанинской направленности души.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Русофобия - это очень тяжелая нравственная патология человеческого сознания, свидетельствующая о глубокой порочности души. Главной причиной русофобии является явная недоформированность и примитивность личности, остановившейся в своем развитии на уровне агрессивного инфантилизма. Эта патологическая природа русофобии как нравственной болезни выражается даже на уровне физиогномики: как показывают наблюдения, у всех ярко выраженных русофобов - особое «крысиное» выражение лица, по которому их сразу узнаешь, если уже есть соответствующий опыт. Это как раз тот случай, о котором поговорка: «Бог шельму метит». Причем у особо агрессивных и наглых русофобов лица становятся уже откровенно уродливыми и крайне отвратительными. Если в России известным примером такой физиономии является «журналист» Н. Сванидзе, то на Украине его аналог - тоже наемный «журналист» В. Портников (гражданин Израиля, резидент одной из западных спецслужб на Украине). У обоих этих субъектов такие рожи, что они бы могли играть в триллерах любую инфернальную нечисть вообще без всякого грима.

В рамках этой общей патологии есть разные типы людей. В свое время яркий публицист В. В. Шульгин, наблюдавший первый выход украинства на историческую арену в начале XX века, в статье «Украинствующие и мы» (1938) дал следующую классификацию тогдашних носителей «украинского» сознания:

«Как и другие сектанты, украинствующие могут быть разделены на три категории: 1) честные, но незнающие: это те, которых обманывают; 2) знающие, но бесчестные, призвание сих обманывать «младшего брата»; 3) знающие и честные. Это маньяки раскола, они обманывают самих себя.

Первые две категории порой сливаются до неразличимости. Иногда никак не разберешь, почему человек юродствует: потому ли, что он ничего не знает, что он rusticus [«деревенщина» - Авт.], как говорили римляне, и его обманывают другие, или же потому, что, очень хорошо все зная, он сам обманывает действительно незнающих.

Гораздо интереснее маньяки чистой воды. Они часто весьма образованы. Иногда по-своему честны. Если и вскакивают изредка на Пегаса лжи, то из этого седла их легко выбить, апеллируя к их же собственным знаниям. Но маниакальная идея сидит в них глубоко и, так сказать, quand meme [«сама по себе» - Авт.]. Если взорвать их идеологию бомбами несомненных фактов, они восклицают «тем хуже для фактов!» и сейчас же выдумывают в подкрепление сво­ей мании новую аргументацию. Впрочем, всякие доказательства для них только линия второстепенных окопов. Цитадель же их в утверждении: хотим быть украинцами. Хотим быть и больше ничего. Пусть для этого нет никаких оснований вовне; основа­ние - внутри нас»[4].

Что изменилось с тех пор? Совершенно ничего. Впрочем, классификация В.В.Шульгина требует некоторой модификации. В частности, первый, наиболее распространенный и абсолютно доминирующий в массе тип «честных, но незнающих» людей, именующих себя «украинцами», в наше время можно определить как рутинный. Это люди, которые вообще не подозревают, что еще сто лет назад самого понятия «украинец» не существовало, а их предки твердо называли себя русскими и отдавали за это жизни. К этому типу относится основная масса населения Западной Украины, а также сельское население других регионов. Эти люди просто не знают никакой альтернативной идентичности, тем более что на них ежедневно через СМИ и систему «образования» обрушивается целое море лжи, полностью лишающих их исторического сознания. Если, например, людям внушается, что Киевская Русь - это «древнеукраинская держава», то их лишают не столько конкретных знаний об этом периоде, но именно исторического сознания как такового, т.е. способности воспринимать прошлое адекватно, а не как удобную для себя фантазию. Эта «рутинная» украинская идентичность не является продуктом свободного выбора и рациональной рефлексии, и поэтому всегда, не смотря на всю свою привычность, остается весьма неустойчивой и малосодержательной.

Второй из названных В.В.Шульгиным типов, в наше время именуемый «профессиональными украинцами», можно определить как циничный. К нему, например, относится весь политикум «оранжевой» ориентации, в подавляющем большинстве - в прошлом бывших активных комсомольцев, совсем недавно выучивших официальную «мову» в качестве «родной»; преподаватели «истории Украины», срочно переквалифицировавшиеся из преподавателей «истории КПСС»; домохозяйки, с утра до вечера зомбируемые кухонным радио и от скуки зомбирующие своих близких и т. д. Эта категория людей, играющая важнейшую роль в распространении украинизма в массах и изображающая из себя «идейных», в действительности делает это из сугубо прагматических соображений конкретной корысти, и сменит «убеждения» тотчас, как только появится более выгодная альтернатива. Но к счастью, поскольку украинство распространяется в первую очередь именно этим весьма отвратительным типом, то оно часто и вызывает отторжение у массы здравомыслящих людей.

С 1990 года, когда явно повеяло предательством, в «идейные украинцы» мгновенно «переквалифицировались» практически все «верные ленинцы», делавшие карьеру на обслуживании господствующей идеологии: сексоты, преподаватели истории КПСС и «научного коммунизма», номенклатурные писатели и т. п. Первый президент Л.Кравчук был подобран именно из этой массы именно потому, что именно здесь можно было найти самого лучшего профессионального демагога и лжеца. Но таковых ведь был целый бесовский «легион». Студентов на площадь по партийному заданию привели главный комсомолец Киевского университета Н.Томенко и главный сексот того же заведения Олесь Шевченко (а милиция особо охраняла это «патриотическое» сборище молокососов, чтобы его не избили и не разогнали собравшиеся вокруг люди). Главными «патриотами» были назначены бывшие номенклатурные поэты-графоманы Д.Павлычко и И. Драч. Главным «украиноведом» вдруг стал главный специалист по советской литературе и главный идеологический «проработчик» того же университета П.Кононенко. Главный сексот и стукач Союза писателей В.Яворивский становится главой этой организации, а главный сексот и стукач Института литературы Н.Жулинский - гуманитарным вице-премьером, а главный сексот и стукач Киевской митрополии Филарет Денисенко («товарищ Антонов») - организует раскол Церкви и крадет ее казну. И подобным примерам несть числа, ведь это лишь «верхушка айсберга» - то же самое происходило на всех уровнях - вплоть до райцентров и сел.

Наивный обыватель тогда очень удивлялся: как это они все так быстро «изменили своим убеждениям»? Но в том-то ведь и дело, что никаким «убеждениям» они не изменяли: наоборот, меняя всего лишь «идеологию», своему главному убеждению эти приспособленцы как раз нисколько не изменили. Ведь главное и единственное их «убеждение» всегда состояло в том, что нужно по-холуйски служить господствующей идеологии и беспощадно давить ее противников. И пускай эта идеология поменяется не один, а хоть десять и сто раз - этому своему «убеждению» они никогда не изменят. Однако по своей природной тупости в этот раз они фундаментально просчитались. Они по наивности думали, что новая власть, так же, как и прежняя, советская, их щедро вознаградит за идеологическое холуйство - и на нем снова можно будет сделать карьеру. Но вдруг оказалось, что новой власти, по большому счету, плевать на идеологию, и она ценит только деньги. Когда холуи поняли, что их услуги никому не нужны, им остался только один выход: стать в позу «патриотов» - противников «неукраинской» власти. Правда, в этой «гордой» позе они по-прежнему стоят с протянутой рукой и безмерно рады любой подачке. Не способные ни к какой деятельности, кроме болтовни и хамского шельмования своих противников, эти бездари и никчемы сейчас наконец-то получают по заслугам. Для них теперь пришел «момент истины».

Третий тип, блестящая характеристика которого дана В. В. Шульгиным, следует определить как одержимый. В целом их очень немного, но, как показывает опыт, примерно половина из этого типа людей явно психически больны; но даже и те, которые более-менее здоровы, относятся к тому типу людей, который ведет себя не вполне адекватно. Украинство для них - это настоящая находка, т. к. дает повод перманентно хамить окружающим под видом «высокой идейности» и непомерного «патриотизма». Именно этот тип в наиболее чистом виде являет экзистенциальные истоки украинства и, как правило, вызывает отвращение даже у представителей первого «рутинного» типа «украинцев», сохраняющих естественное здравомыслие.

К первому, «рутинному» типу в полной мере относится простое определение: «это русские, которые забыли, что они русские» (А.С.Филатов), а те экзистенциальные особенности украинства, о которых будет сказано далее, у него проявляются очень слабо. Поэтому в дальнейшем мы будем говорить только о двух последних типах - «идейных» украинцах и тех, кто имитируют «идейность» с корыстными целями (последних намного больше).

Главная психологическая привлекательность «идейного» украинства, привлекающая к нему новых адептов, - такая же, как и у любого другого сектантского сознания: желание, ничего не совершив, вдруг почувствовать себя избранным, особенным, принадлежащим к некоему «высшему» кругу людей, стоящим над всеми остальными - несознательными, порабощенными, темными и неразвитыми. Но если в религиозном сектантстве это требует хоть каких-то регулярных усилий (молитв, исполнения заповедей, самообразования и т. д.), то в украинстве ничего этого не требуется. Здесь нужно лишь объявить себя «идейным украинцем» (а для этого нужно знать лишь несколько примитивных мифов и лозунгов), иногда посещать соответствующие собрания, - и вот чувство собственной значимости, избранности и возвышенности над несознательной толпой «совков» и «манкуртов» вам обеспечено. Совершенно очевидно, что глубинный мотив такого решения нужно искать исключительно в сфере патологий человеческой души. А именно, в нем однозначно узнается стремление преодолеть личный комплекс неполноценности, не прилагая для этого никаких серьезных усилий. Такой вывод подтверждается многолетним опытом общения с «идейными украинцами» множества людей, приходивших к одним и тем же выводам. Естественно, здесь тоже бывают исключения, когда в эту сферу временно попадают вполне нормальные личности - но все они там по понятной причине долго не задерживаются. Но таких всегда очень мало.

Еще более патологична в моральном и психологическом отношениях ситуация у второго, циничного типа. Здесь ярче проявляется то общее экзистенциальное основание, которое есть и у первого типа, но у него остается «замаскированным». Это - страсть к неподлинности. «Идейный украинец» - это человек, который говорит на придуманном языке, верит в придуманную псевдоисторию и ходит в придуманную псевдоцерковь. Спрашивается: зачем это ему нужно? Страсть к неподлинности бытия - это очень глубокая, экзистенциальная страсть души, - свойственна всем людям без исключения вследствие греховности человеческой природы. Но есть идеологические доктрины, которые ее специально используют и культивируют для своего распространения среди наивных масс. Украинство - как раз из их числа.

Характерным для таких идеологий является то, что в них внутреннее состояние неподлинности - внешне, наоборот, представляется как стремление к подлинности и в это внешнее впечатление верят сами адепты. И дело здесь не в глупости и лицемерии (хотя и этого предостаточно), а в том же самом мнимом преодолении внутреннего «комплекса». Но вместо того, чтобы принять себя таким, каким ты есть, свою историю, такой, какая она есть и т. д. - и взять на себя тяжесть ответственности за все это, чтобы сверхусилием преодолеть свои подлинные грехи и недостатки (в том числе, и национальные, и исторические), - выбирают другой, очень легкий, «халявный» путь: придумывают себе иллюзорного «себя», иллюзорную «историю» и т. д. - лишь бы ощутить себя во всем правым, лучше всех и ничего не делать. Отказываясь от тысячелетия (!) своей подлинной, а не выдуманной русской идентичности и русской истории, адепт украинизма окончательно отказывается от своей национальной, исторической, а значит и личностной подлинности, какой бы внешней фольклорно-шароварной романтикой все это не маскировалось.

Именно поэтому суть «украинской идеи» состоит в уходе из истории - в построении маленького государства по принципу «моя хата с краю», озабоченного исключительно жлобским «добробутом» и готового для этого холуйствовать перед кем угодно. В метафизическом смысле - это низменное желание перепрыгнуть из доисторического состояния жизни сразу в постисторическое, - бессмысленное и безнравственное, но комфортное существование «экономического животного». Это полный отказ от тысячелетия христианской истории - ибо мотивы принятия «украинской» идентичности, чисто эгоистические и животные по сути, радикально противоположны христианской совести. А в историческом смысле - это хамский плевок на могилы десятков поколений предков, свято хранивших свое русское имя и отдававших жизни за великую единую Русь.

На этой глубинной, экзистенциальной почве и формируется тот психологический тип «идейного украинца», для которого неизбежно, по уже классической характеристике Н.С.Трубецкого, всегда свойственны «печать мелкого провинциального тщеславия, торжествующей посредственности, трафаретности... дух постоянной подозрительности, вечного страха перед конкуренцией»[5]. Общаясь с «идейными украинцами», каждый раз ужасаешься, в какую экзистенциальную яму, в какую культурную и психологическую резервацию они сами себя загоняют. Поза вечной обиженности, ощущение постоянной окруженности врагами и предателями, сочетающаяся, однако, с чрезвычайной надменностью и наглостью по отношению к инакомыслящим, которые фактически воспринимаются как недочеловеки («манкурты», «янычары», «бандиты», «пятая колонна» и т.д.), - пребывание в таком состоянии неизбежно приводит к разрушению всех нормальных нравственных понятий: возникает патологическая неспособность к диалогу и самокритике, комплекс «я всегда прав». Единственным способом общения с оппонентами становятся злоба, хамство и истерика. (Именно эти качества столь ярко проявились у деятелей так называемой «оранжевой революции», на которые, очевидно, и делалась ставка их кукловодами).

Именно под этот психологический и интеллектуальный «стандарт» и выстраивается вся (псевдо)культурная традиция «идейного украинства». Известно, что основная часть того, что ныне относят к «украинской культуре» является попросту ворованным из общерусского наследия и наследия других наций - о «методе» создания «истории украинской культуры» хорошо писал Н.Ульянов: «начались поиски сколько-нибудь выдающихся живописцев, граверов, музыкантов среди поляков, немцев или русских малороссийского происхождения. Всех их... заносили в реестр деятелей украинской культуры»[6]. Однако есть некоторые «знаковые» явления особого «украинского духа», которые и определяют выбор человеком этой традиции в качестве «родной». Особенно ярко это проявляется в художественной литературе. Очень точную и принципиальную мысль об этом высказал С. Н. Сидоренко:

«Пушкин, давший, по сути, начало великой русской литературе, задал ей на будущие времена высокий, свободный, благородный - одним словом, аристократический тон, сделав воз­можной для русской словесности ту «всемирную отзывчивость», о которой впоследствии писал Достоевский. И хотя, к сожалению, гораздо чаще приходится сталкиваться с понижением этого тона, чем с попытками ему соответствовать, - сами возможности для рос­та и совершенствования по заданному Пушкиным направлению - безграничны.

Украинская же литература, вышедшая из Шевченко, позаимст­вовала у него жалующийся, ропщущий, протестующий тон - тон подневольного и угнетаемого человека, крепостного раба, который борется за свободу и не видит ничего (и, по положению своему, не способен увидеть) дальше вожделенной свободы, будущего ус­тановления справедливости и предвкушаемой жестокой расправы с угнетателями. Тон этот и остался с украинской словесностью по нынешний день»[7].

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Т.Шевченко, хотя и талантливый, но, в общем-то, посредственный и малокультурный поэт (как минимум половина «Кобзаря» - явная графомания), потому и был «распиарен» в качестве «гения», что мощно и ярко передавал этот дух свирепого плебейства и рабской самовлюбленности (то, что в нашей традиции получило имя «смердяковщины»). Сформировавшись «внутри» русской литературной традиции (с другими традициями, не зная языков, он был практически не знаком), Т.Шевченко в максимальной степени выразил какой-то явно «геростратовский» протест именно против ее аристократического (и христианского в своей основе) духа свободы, ее нравственного покаянного пафоса и культурной всеотзывчивости. Естественно, что человек современной «цивилизации потребления», воспитанный во всепоглощающей гордыне и самолюбии, считающий всех вокруг чем-то ему обязанными и виноватыми во всех его бедах, очень далек от высокого и благородного духа русской классической литературы, но зато очень близок духу «Кобзаря». Однако, как показывает опыт, даже и он чаще всего бывает поражен тем морем злобы, депрессивности, плебейской мстительности и просто нетрезвой бессмыслицы, которое изливается со страниц «Кобзаря». Наивные люди любят Т.Шевченко, зная лишь несколько его хрестоматийных стихотворений, отобранных для среднего школьного возраста, - но, прочитав остальное, они бы пришли в ужас.

Именно этот особый дух «смердяковщины» лежит в основе украинской мифологии, делая ее столь привлекательной и «убедительной» для многих.

«Базовым» украинским историческим мифом, на котором, по сути, и держатся все остальные, является миф о русском «великодержавном шовинизме». Он такой же лживый, как и остальные, ибо русское национальное сознание никогда не основывалось на шовинизме. Но об этом после. Здесь важно другое. Важно понимать, что миф о «великодержавном шовинизме», якобы присущем русским, нужен именно для утверждения украинского мелкодержавного шовинизма. Именно такова, например, цель школьного «промывания мозгов» под видом преподавания «истории Украины».

Понятие «шовинизм», как известно, употребляется в двух смыслах. В первом, более грубом и радикальном смысле, шовинизмом называют убежденность в своем превосходстве над другими нациями. В более мягкой, но не менее зловредной форме, шовинизм - это эгоистическое обособление какой-либо народности, основанное не на служении высоким историческим целям и ценностям, а исключительно на эгоистической корысти и принципе «моя хата с краю». Всякий, кому приходилось сталкиваться со «свідомими українцями», может засвидетельствовать, что обе формы шовинизма свойственны им в высшей степени. Каждый из них может бесконечно рассказывать о том, какие плохие москали и какие прекрасные украинцы (первая форма шовинизма), а также признается, что целью последних является отнюдь не служение каким-либо духовным ценностям и великим историческим целям, а исключительно своему брюху и жлобской гордыне, что и называется «добробутом», составляя единственный смысл стремления к «незалэжности». Это вид шовинизма свойственен народам, добровольно отправляющимся на свалку истории.

Характернейшей особенностью украинского шовинизма является его «мелкодержавность», т.е. мучительный комплекс неполноценности перед более развитыми нациями, в первую очередь, естественно, перед «северо-восточным соседом». Все сказки о «москалях», которые, мол, и не славяне, и не европейцы и т.п. как раз для того и сочиняется, чтобы меньше чувствовать, скрыть от себя этот комплекс. Однако этот самообман и лицемерие «свідомих українців» здесь идет еще дальше. Они лживо и нагло приписывают собственный комплекс неполноценности тем из своих соотечественников, для кого не хуторянская «шароварная» этнография, а великая общерусская культура являются родными и любимыми. Оскорбительные клички «малоросс», «янычар» и т.п. придуманы ими именно для тех коренных жителей нашей страны, которые сохранили подлинную историческую память, благодаря которой жители и Великой, и Малой, и Белой, и Червонной Руси (Галиции) в течение тысячи лет твердо знали, что все они суть единая Русь, единая Русская нация. Именно у так называемых «малороссов» нет и не может быть никакого комплекса неполноценности, ибо они ощущают себя полноправными членами и творцами великой русской нации и культуры. Комплекс имеют как раз те, кто боится великого наследия великой нации и прячется в этническую «скорлупу», в свое хуторянское жлобство и ничтожество.

Таким образом, если даже и согласиться хотя бы на минуту, будто бы русским свойственен так называемый «великодержавный шовинизм», то даже и в этом случае их позиция была бы намного более предпочтительной в нравственном отношении. Ибо в ней, в отличие от мелкодержавного шовинизма «свідомих українців», абсолютно отсутствовал бы комплекс неполноценности и произрастающие на его основе злоба и мстительность - самые плебейские и низменные качества человеческой души.

На самом же деле, русское национальное самосознание никогда не основывалось и не могло основываться на шовинизме - в противном случае Русь никогда не стала бы великой Россией. Великую державу невозможно создать насилием - даже при самой великолепной армии завоеванная территория не удерживается долго, если её население не почувствует общую державу своей и не станет служить ей не на страх, а на совесть. История России свидетельствует, что абсолютно подавляющее большинство входивших в её состав народов и территорий не только делали это добровольно, но и более того, долгое время просили и умоляли русского Царя взять их под свою защиту. Еще более того, склоняясь на эти просьбы Царь очень часто шел против интересов своей державы, вовлекая её в длительные войны с сильными соседями - исключительно из нравственных побуждений защиты единоверных братьев (как это было с Малой Русью или Грузией) или защиты малых народов от хищников-паразитов (так чаще всего было с народами Азии, освобожденных Россией от ига ханств-наследников Золотой Орды).

Россия представляет собой уникальный в истории пример великой державы, созданной не на основе принципа выгоды, как создавались империи Запада, а на основе принципа братства, требовавшего постоянной жертвенности в первую очередь государствообразущего русского народа. Мелкой и жлобской душонке мелкодержавных шовинистов этого никогда не понять, и поэтому они продолжают тупо фантазировать на тему «российской экспансии». Факты же свидетельствуют о том, что Россия была и остается уникальным феноменом империи-»донора», в которой «колониям» всегда жилось вольготнее, чем самому русскому народу, несшему основные тяготы государства на себе. Даже в советский период РСФСР занимала второе место среди республик производству ВНП на душу населения (да и то после Эстонии, что весьма искусственно), но предпоследнее по потреблению на душу населения разных благ. Так что не «москали» ели чье-то сало, а как раз наоборот - и ныне Украина, после 20 лет экономической «евродеградации», доказывает это самым наглядным образом. И до чего должно быть стыдно народам, которые подобно птенцам кукушки, веками развивались и жирели за счет русских, в созданном ими государстве, а потом по-хамски оплевывают своих благодетелей, обвинив их «угнетении»! Если ныне их национальная совесть окончательно умерла, то есть еще и Божий суд, на котором все спросится сполна.

Мудрейший из античных историков Корнелий Тацит однажды заметил: «Благодеяния до тех пор принимаются с признательностью, пока за них надеются отблагодарить; но становясь слишком большими, вызывают ненависть». Очевидно, что здесь мы имеем именно этот случай. Низкая неблагодарность, неспособность осознать нравственный смысл своей истории - это проявление плебейской гордыни составляет самое «сердце» украинства.

Обо всем этом не нужно стесняться говорить прямо. Тем более что для обоснования Тацитовского «диагноза» будет достаточно самых простых фактов, которые мы кратко сформулируем следующим образом.

В период до 1917 года Россия как государство: 1) спасла южнорусский этнос от геноцида и, вероятнее всего, полного исчезновения; 2) предоставила ему уникальную возможность расселиться на огромных территориях и увеличиться в численности более чем в десять раз - ничто подобное было бы принципиально невозможно за пределами Русского мира, там оставалась лишь роль самого отсталого захолустья, каковым была, например, Галиция до середины ХХ века; 3) обеспечила более благоприятные условия социального и культурного развития, чем у любого другого центрально-европейского этноса. В свою очередь, и советская власть на Украине никоим образом не может считаться привнесенной извне, но является столь же «автохтонной», как и в Великороссии. Поэтому все, что эта власть здесь потом делала, не может рассматриваться как внешнее насилие, но только как расплата народа за собственный выбор. Один из самых страшных геноцидов в мировой истории, Голодомор 1932-34 годов, имел своей главной причиной холуйство и желание выслужиться местной компартийной номенклатуры всех уровней - и в подавляющем большинстве «идейно-украинской» по национальному составу. Нет никаких фактов, которые бы свидетельствовали бы о том, что это была «политика Москвы». Голодомор устроили те же самые люди, которые проводили украинизацию - это самый принципиальный факт, который все объясняет. И украинизация, и голодомор имели для них одну и ту же цель - выслужиться перед партией за счет своего народа. А стремление нынешних «свидомых» переложить всю ответственность за грехи своего прошлого на кого-то, лишь бы избежать нравственной рефлексии и покаяния - очень характерная черта «украинского» исторического сознания, свидетельствующая о его полном отрыве от народной, христианской почвы. Эта нравственная тупость и низость, это непонимание важнейшего духовного смысла и уроков собственной истории свидетельствует лишь о крайне низкой культуре людей, ныне претендующих на роль идеологов и «интеллектуальной элиты» Украины.

Откуда же у мелкодержавных шовинистов берется такая бессовестная лживость? Не только от злобы и невежества - иногда бывают среди них люди и слегка эрудированные, и в общем-то добродушные. Здесь срабатывает особый психологический «механизм», который академик А.А.Ухтомский назвал «двойничеством». Суть его в том, что человек обвиняет другого в первую очередь в том, в чем виноват сам, тем самым занимаясь самооправданием, и лицемерно отводя упреки от себя. Чаще всего это происходит бессознательно. Такой человек видит перед собой не реального собеседника или оппонента, а своего «двойника», собственную проекцию, и поэтому, как говорит А.А.Ухтомский, «бредит сам с собой». Сам А.Ухтомский пишет об этом так: «Мы воспринимаем лишь то и тех, к чему и к кому подготовлены наши доминанты, т.е. наше поведение. Бесценные вещи и бесценные области реального бытия проходят мимо наших ушей и наших глаз, если не подготовлены уши, чтобы слышать и не подготовлены глаза, чтобы видеть... Пока человек не освободился еще от своего Двойника, он, собственно, не имеет еще Собеседника, а говорит и бредит сам с собою... завистнику и тайному стяжателю чудятся и в других стяжатели; эгоист именно потому, что он эгоист, объявляет всех принципиально эгоистами. Везде, где человек осуждает других, он исходит из своего Двойника, и осуждение есть вместе с тем и тайное... самооправдание»[8]. В свою очередь, этим первичным экзистенциальным установкам-отношениям к Другому как к двойнику или как к собеседнику соответствуют, по А.Ухтомскому, два противоположных способа истолкования других людей и явлений: «в первом случае человек домогается равенства тем, что стаскивает другого с его высоты до своего уровня, принижает его до себя. В другом случае он домогается того же равенства, но тем, что усиливается подняться со своего низа до того высшего, в котором видит другого»[9].

В народной мудрости это парадоксальное явление схвачено в известной поговорке о том, кто громче всех кричит «Держи вора!». Кричит сам вор для того, чтобы отвлечь от себя внимание. Характерными примерами этого служат уже упомянутые обвинения русских в «шовинизме» (с целью «оправдания» и маскировки собственного шовинизма) или приписывание собственного комплекса неполноценности тем, кто как раз от него избавлен. Другой характерный пример - разглагольствования украинских шовинистов на тему Переяславской Рады. Благодаря этому событию, то есть благодаря великой совести русского Царя и всего его народа, ввязавшегося ради спасения единоверных братьев от геноцида в абсолютно не выгодную для себя войну с двумя более сильными в то время противниками (Польшей и Турцией) и существует современная Украина и населяющий ее народ - в противном случае шансов сохраниться у него практически не оставалось. В ответ на это благороднейшее жертвенное деяние, как известно, была не только братская поддержка и верность малороссийского народа, но и систематическое подлое предательство тогдашних местных шовинистов - от Выгодского до Мазепы, многократно и по дешевке продававшихся всем подряд в расчете на эгоистическую выгоду. И вот нынешние их последователи добрехались до того, что стали обвинять в предательстве именно тех, кто спас их предков от гибели! Мир с Польшей, остановивший почти десятилетнюю бойню, объявляется «зрадою москалей»! А чего стоит миф о «военном союзе»! Эти невежды, всюду кричащие о своей «европейскости», очевидно, даже не знают, что по тогдашним нормам европейского международного права союзы могли заключаться только между коронованными монархами, и поэтому даже самостоятельные княжества и графства принимались только в подданство - не говоря уже о не имеющем никакого юридического статуса сборище людей, составлявшем Войско Запорожское. Кажется, что в этом вопросе украинские идеологи вообще утрачивают всякую способность к разумному мышлению, превращаясь в каких-то зомби своей мифологии. Представьте себе, например: заключил король Англии с королем Франции в середине XVII века такой вот «военный союз», и сразу же из Англии по всей Франции разъехались чиновники, принимая у всего населения присягу подданства английскому королю, а в Париже и других городах становятся английские гарнизоны. Вот именно такой якобы «союз» и был заключен в 1654 году в Переяславе.

Еще одним примером, отличающимся особой лживостью и лицемерием, являются частые заявления о том, что русские якобы «ненавидят все украинское» и т.п. Впрочем, ни одного реального факта такой «ненависти» никто так и не смог назвать по той простой причине, что их не существует в природе. Русские любят все «украинское» просто потому, что считают его своим родным. Однако такие заявления и не нуждаются ни в каких фактах - они нужны именно для того, чтобы «оправдать» собственную ненависть ко всему русскому, в основе которой лежит примитивная плебейская зависть перед величием русской истории и культуры и чувство неполноценности.

Самый яркий пример лицемернейшего «двойничества» - это миф о «русификации», который используется украинскими идеологами как раз для лицемерного прикрытия реальной политики насильственной украинизации - для развязывания откровенной войны против русского языка и культуры как минимум половины граждан Украины. Сама ситуация, когда половина населения страны не имеет своего языка в качестве государственного, в современном мире является совершенно уникальной и беспрецедентной - кроме Украины, таких стран вообще нет. Однако вместо признания столь очевиднейшего факта, на фоне которого все разговоры о «демократии» на Украине просто смешны - продолжают рассказывать сказки о «русификации», которой на самом деле вообще никогда не было. Как известно, основы светской русской культуры были созданы в XVII веке именно южноруссами, - в том числе и светский литературный язык: «Грамматика» М. Смотрицкого и «Лексикон словено-росский» П. Беринды, написанные в Киеве ещё в период его пребывания в составе Речи Посполиттой, были школьными учебниками по всей Российской империи до конца XVIII (и учившиеся по ним «зело дивишася» бы, если бы им кто-то сказал, что они учат не русский, а некий «украинный» язык). В XIX веке в Российской Империи не существовало никаких проблем с распространением письменности на «малороссийском наречии», причем центром издания этой литературы был Санкт-Петербург (в 1818 году там даже была издана «Грамматика малороссийского наречия» А. Павловского, а в 1840 - «Кобзарь» Т. Шевченко). Честные и научно грамотные украинские авторы признают, что подобное было в то время совершенно немыслимо ни в одной из западноевропейских стран, где местные языки всегда системно искоренялись и поэтому к настоящему времени практически исчезли[10].

Однако и Россия была вынуждена перейти на «общеевропейские стандарты» отношения к этническим движениям после того, как поляки во время восстания 1863 года стали издавать и распространять антирусские листовки, написанные на этом наречии. Причем даже и в этом случае имела место конфронтация между ведомствами, во время которой министр народного просвещения Головнин выступал за развитие книгопечатания и образования на наречии, и всё в конечном счете решила позиция самого малороссийского дворянства, засыпавшего Петербург петициями, требовавшими его запрещения. Основным содержанием этих петиций было возмущение тем, что какие-то самозванцы выдают себя за представителей всего малороссийского народа и навязывают ему свой искусственный язык, в то время как сам народ «охотно, и даже с любовию, учится по книгам русским и церковнославянским и в помысле не имеет искать для себя какого-либо еще особого языка... Есть даже признаки, - отмечалось далее, - что народ смотрит враждебно на непрошенные заботы о нем местных патриотов и обижается на замену образованного русского языка малорусским наречием. «Недавно, - говорит профессор Киевского университета Гогоцкий, - в одной сельской школе помещик, чтобы испытать желание учеников и их родителей, начал давать иногда в своей школе малорусские книги вместо русских. Что же вышло? Из восемнадцати учеников шестнадцать перестали ходить в школу»«[11].

То же самое происходило и поныне происходит в период интенсивных украинизаций, начатых большевиками и ныне продолжаемых их националистическими последователями. Полный провал всех этих кампаний заставил украинских идеологов сфабриковать концепцию так наз. «русификации», которая якобы и привела к переходу на общерусский язык более половины южноруссов и их упорное нежелание изучать «ридну мову».

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Своего рода «шедевром» такой фабрикации стало письмо-трактат литературного критика Ивана Дзюбы в ЦК КПУ «Интернационализм или руссификация?» (1965). Главное требование Дзюбы - возобновить политику насильственной украинизации 1920-30-х. Дзюба обвиняет большевиков тех лет в том, что они оказались недостаточно последовательны и отступили, встретив стихийное сопротивление не только населения, но и низового звена самих коммунистов. А нужно было, говорит Дзюба, дожать! Такой вот демократ и борец за права народа, как ныне принято величать академика Дзюбу. Однако самое интересное в названом опусе даже не это, а сам «метод» доказательства существования политики «русификации». Если кто-то захочет найти там цитаты из партийно-государственных постановлений, предписывающих что-то или кого-то «русифицировать», то будет весьма разочарован, ибо обнаружит нечто прямо противоположное: массу украинизаторских постановлений разных лет (отнюдь не только 1920-30-х), массу таких же цитат из «классиков» и из выступлений партийных деятелей, неустанно клеймящих пережитки «великодержавного шовинизма». Но как же всё-таки Дзюба «доказывает»? А очень просто: ссылаясь на сам факт массового распространения русского языка и невостребованности украиноязычной печатной продукции. «Позвольте! - воскликнул бы любой непредубежденный исследователь, - Но ведь на это могли быть и совсем иные причины, а вовсе не государственная «русификация»! Например, стихийная реинтеграция южноруссов в единое русское культурно-языковое пространство, облегченная стремительным развитием массовых коммуникаций в ХХ веке и вообще тяга к русской культуре, одной из самых мощных в мире». И будет совершенно прав. Все прекрасно помнят книжные магазины, заваленные изданиями на украинском языке, регулярно списываемыми в макулатуру, и украинские классы по 7-8 человек, в которые никто не хотел идти и соблазнялся лишь обещаниями всяческих льгот, и многие другие прелести украинизации, просуществовавшие до самой перестройки. Весьма показательно и то, что общий тираж изданий на украинском языке в конце 1980-х годов более в 10 (!) раз превышал нынешний. К сожалению, все эти процессы еще не дождались своего систематического исследования, которое всё поставило бы на свои места. В частности, легко показать, что уменьшение доли украиноязычного образования всегда имело догоняющий характер по отношению к процессам естественного перехода на русский язык вследствие урбанизации и информатизации общества - т. е. по причине его реальной невостребованности самим населением, а вовсе не по причине некой «насильственной русификации».

Насильственной всегда была именно украинизация, которая на самом деле осуществлялась на протяжении всего советского периода, имея в 1920-30-х агрессивно-наступательный характер, а в остальное время лишь более мягкий и «ненавязчивый». Поэтому «именно победа большевиков и их национальной политики обеспечила формирование отдельной украинской национальной идентичности и закрепила раскол русской нации»[12]. И совершенно закономерно, что этот опыт большевиков-украинизаторов затем продолжила нацистская администрация в период оккупации. И то, наконец, что миф о «русификации» используется нынешними украинскими идеологами именно для борьбы против русского языка и культуры большинства граждан Украины. Причем ими открыто признается, что признание русского языка в качестве второго государственного, или хотя бы просто официального станет «началом конца украинской мовы», - и ни у кого даже не возникает совершенно естественного для всякого нормального человека вопроса: а кому вообще нужна такая «мова», которая якобы не может самостоятельно существовать без навязывания её государством? На самом же деле подобная риторика совершенно лицемерна, поскольку украинский язык там, где он является естественным для населения, существовал в «тепличных» условиях и в советские время, и тем более сейчас. Вся эта ложь придумана только для борьбы с русским языком половины граждан страны. А бессовестное мошенничество Дзюбы и ему подобных с их псевдодоказательствами является вообще «классическим» примером построения всей украинской антиисторической мифологии. Подобным же образом создана и вся остальная ложь украинства.

На уже упомянутом «воровском» принципе построено и все то, чем промывают мозги школьникам под видом «истории Украины». Вся эта история есть ничто иное, как ворованная русская история - многовековая история земель юго-западной Руси. Известно, что население этих территорий вплоть до «украинизации» 1920-30-х годов называло себя «руськими» (или «русинами» - в Галиции) и считало себя единым народом с великороссами. Этот факт с ужасом для себя обнаружили деятели «национально-освободительной борьбы» в период Гражданской войны. По воровской же «логике» подлинно русская история объявляется исключительно «украинской», но «вкраденой москалями».

Главный вопрос: почему подобные представления продолжают находить достаточно широкий отклик и становятся фактом массового сознания? Понятно, что это было бы невозможно без применения манипулятивных технологий и простого обмана. Однако важнее увидеть и объективные предпосылки временной популярности украинизма. В частности, как показывает опыт, «украинская идея» выполняет функцию, пользуясь термином А.И.Солженицына, «отрицательного отбора», втягивая в число своих приверженцев в первую очередь людей эгоистически озлобленных, обремененных комплексом неполноценности и поэтому стремящихся к самоутверждению за счет принижения инакомыслящих, а также откровенных приспособленцев. Однако важно заметить, что в наше время уже многие адепты украинства - это «русскоязычные», многие из которых даже не умеют разговаривать на официально принятом украинском языке (искусственно сконструированном в ХХ веке). Объяснение этому факту дает С.Н. Сидоренко:

«Для русского и русскоязыч­ного населения Украины, составляющего не менее половины всех ее жителей, всегда были характерны духовная незаполненность, пустота. Всю жизнь разговаривая на русском языке, эти люди в массе своей совершенно не подозревали о духовных богатствах тысячелетней культуры, стоящей за этим языком. Когда их стали вынуждать поменять их язык и культуру на нечто другое, они без­ропотно согласились, оттого что были не затронуты этой культурой - так что, по сути, им и не пришлось ничем жертвовать (если не считать некоторых неудобств «бытового плана», неизбежно сопро­вождающих всякую «смену вывесок»)»[13].

Заметим, что эта ситуация является далеко не новой и вообще «классической» для всех, становящихся адептами украинизма. Наблюдавший за событиями 1918-1920 годов будущий академик Н.К. Гудзий сделал важный вывод: «Самостийники и количественно и качественно... незначительны и вербовались они или среди галичан, или среди тех, кто на всякой политической идеологии способен был делать себе карьеру... Для кого большая духовная культура России была пустым звуком, о тех можно сказать, что за душой ничего у них не было и, отказываясь от России, им терять было нечего»[14]. В.И.Вернадский назвал тогдашнюю украинизацию «дикой»[15] (она и стала примером для нынешней). Тем самым, совершенно очевидно, главной психологической и экзистенциальной предпосылкой «идейного» украинизма всегда была и остается неспособность к восприятию великой культурной традиции, стремление к резкому снижению культурного стандарта.

Подобных свидетельств существует множество. Например, в мемуарах Павла Скоропадского читаем: «Узкое украинство - исключительно продукт, привезенный нам из Галиции, культуру каковой целиком пересаживать нам не имеет никакого смысла: никаких данных на успех нет и это является просто преступлением, так как там, собственно, и культуры нет. Ведь галичане живут объедками от немецкого и польского стола. Уже один язык их ясно это отражает, где на пять слов - 4 польского или немецкого происхождения... Великороссы и наши украинцы создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо»[16].

В этом контексте кажется уже совершенно не удивительным в вполне естественным еще один исторический феномен, о котором свидетельствовал В.И. Вернадский: «на Украине украинскими шовинистами-самостийниками являются евреи, имеющие там огромное значение - но только в городах»[17]. Это естественно - ведь поскольку для того, чтобы стать «самостийником», нужно не иметь никакого понятия о русской культуре, то тогдашние местечковые евреи годились на эту роль даже намного лучше, чем «коренные» малороссы. (Подобное явление наблюдается и в наше время, хотя и в меньшем объеме).

Совершенно аналогичный процесс наблюдался и в период распада СССР, когда республиканские партноменклатуры «приватизировали» свои республики под видом «независимых» государств. Не может не вызывать удивление тот факт, что это произошло почти без какого-либо сопротивления русскоязычных граждан, составляющих около половины населения Украины (а с тех пор его доля еще увеличилась). Это произошло потому, что русскоязычные после 70 лет советского эксперимента над русским народом практически утратили свою национальную идентичность и свою подлинную историческую память. Поэтому, как отмечает С.Н. Сидоренко, «количественно ничтожная часть нынешних граждан Украины, - включающая население трех областей Галиции и кучку «национально свидомых» киевских «интеллектуалов», - которая имела хоть и примитивную, но собственную идеологию, состоящую из самохвальства и завистливой враждебности ко всему русскому - легко смогла подчинить себе всю эту огромную пусто­ту, наполнив ее своей идеологией»[18]. Поэтому если бы «свидомые» имели хотя бы некое подобие ума, то они были бы очень благодарны советской эпохе не только потому, что в этот период государство сознательно формировало украинское национальное сознание и раскалывало единую русскую нацию по этническим «сусекам», но и за то, что одновременно с этим лишало русскоязычное население какого-либо национального сознания вообще (в том числе, и в самой РФ), вследствие чего оно и не оказало потом сопротивления разрушителям страны, созданной 20-ю поколениями предков.

Заметим, что тем самым внешняя «массовость» принятия идеологии украинизма, в том числе и населением, которое остается русскоязычным, создает эффект «троянского коня». Вся эта внутренняя культурная пустота теперь входит в саму суть этой идеологии, для принятия которой вовсе не нужно никаких подлинных знаний и убеждений, но нужно лишь бессмысленное повторение нескольких мифов, тешащих самолюбие. В этом отношении украинизм в настоящее время является прямым преемником советской идеологии и явно опирается на стереотипы «совковой» ментальности (например, на культ «светлого будущего», которым теперь является уже не коммунизм, а место у «европейского корыта» - но его низменная суть одна и та же). Поэтому и конец его будет таким же (т.е. легким и позорным).

Проект глобального однополярного мира предполагал недопустимость воссоздания самостоятельного цивилизационного пространства Евразии, которое чем-либо выделялось бы из общего болота «третьего мира». В соответствии с этим проектом, как писал А.С.Панарин, «народы Евразии теряют единое большое пространство и погружаются в малые и затхлые пространства, где царят вражда, ревность и провинциальная зашоренность. Они теряют навыки эффективной экономической кооперации, социального и политического сотрудничества, превращаясь в разрозненных маргиналов нового глобального мира. Они теряют язык большой культуры и великую письменную (надэтническую) традицию, возвращаясь к этническим диалектам или даже придумывая их в случае реальной ненаходимости в прошлом»[19]. Современная Украина является характернейшим примером реализации всего перечисленного. Однако когда деградация «разрозненных маргиналов» и иллюзорность «евромечтаний» станут очевидными большинству населения, украинизму придет быстрый конец - и этот процесс уже начался.

Тот печальный, но одновременно и обнадеживающий факт, о котором пишет С.Н.Сидоренко, еще раз доказывает, что совершенно неправильно, как это, к сожалению, часто бывает, рассматривать украинство как нечто внешнее, навязанное извне и именно противо-стоящее Русскому миру. Действительно, украинство всегда активно использовался и поощрялся извне, - но в своих подлинных истоках это именно внутренняя русская болезнь. Украинство - это внутренняя экзистенциальная и нравственная болезнь самого Русского мира, неизбежное следствие отхода от христианских ценностей жизни, на смену которым пришли позывы животной натуры в человеке, в том числе и этнический эгоизм. Это разновидность русского «западничества» и особой русской «смердяковщины», патологически обострившаяся на этнической почве, а также на почве утраты исторической памяти и элементарного бескультурья. Соответственно, и преодоление украинизма может быть только свободным нравственным актом народа возвращения к своим исконным ценностям.

Именно этот процесс будет главным и определяющим фактом нашей истории в ближайшие десятилетия, а его результат не предопределен и зависит исключительно от личных усилий людей, борющихся с этой тяжкой болезнью.


<sub>Историческая карта Украины




Плакат украинских националистов периода Великой Отечественной войны: Гитлер с букетом цветов на фоне герба Галиции.






Марш украинских националистов периода Великой Отечественной войны: герб Галиции между гербами СС.


День рождения Шевченко на Западной Украине в период Великой Отечественной войны: портрет Шевченко на фоне портрета Гитлера и свастики.


Подготовка бандеровских пропагандистов в спецшколе Абвера: под портретом Гитлера, свастикой и трезубцем. Подпись: «Внимательно слушают лекцию по истории Украины». Такую же точно «историю Украины» теперь преподают в школах с 1991 года.</sub>









_____________________________________________

[1] «Благодеяния до тех пор принимаются с признательностью, пока за них надеются отблагодарить; но становясь слишком большими, вызывают ненависть» (Тацит).

[2] Ефремов И.А. Час Быка: научно-фантастический роман / И.А. Ефремов. - М.: Издательский дом «ОНИКС 21 век», 2001. - С. 318.

[3] Олесь Бузина. Национализм как прибежище негодяя. 09.09.2009. //  Эл. ресурс: http://www.sevastopol.su/world.php?id=15000

[4] Шульгин В.В. Украинствующие и мы // Украина - это Русь: Литературно-публицистический сборник / Под ред. М.И. Туряницы. - СПб.: «Редактор», 2000. - С. 54.

[5] Трубецкой Н.С. К украинской проблеме // Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. - М.: Наука, 1995. - С. 373.

[6] Ульянов Н. Происхождение украинского сепаратизма. - М.: Индрик, 1996. - С. 254.

[7] Сидоренко С. Украина - Россия: преодоление распада. - МиП, 2006. - С. 257.

[8] Ухтомский А.А. в дневниках и письмах. - СПб.: Изд. СПб. ун-та, 1992. - С. 179-181.

[9] Там же. - С. 170.

[10] Окара А. «Украинский вопрос» та пошуки відповідей на нього / Кур'єр Кривбасу. - 2001. - № 141. - С. 180

[11] Архівні документи Валуєвського циркуляра 1863 року та їх сприйняття // Дніпро. - 2001. - №1-2. - С. 72-73/

[12] Бондаренко Д.Я. Украинский национальный проект: история становления // Социогуманитарная ситуация в России в свете глобализационных процессов. - М.: МГУ, 2008. - С. 73.

[13] Сидоренко С. Украина - Россия: преодоление распада. - С. 247.

[14] Гудзий Н.К. Конец украинской самостийности // Филимонов С.Б. Интеллигенция в Крыму (1917-1920): поиски и находки источниковеда. - Симферополь: «ЧерноморПРЕСС», 2006. - С. 186.

[15] Вернадский В.И. «Я верю в силу свободной мысли...» Письма 1924-1927 гг. // Новый мир. 1989. - № 11. - С. 220.

[16] Скоропадський П. Спогади. Кiнець 1917 - грудень 1918 / Воспоминания. Конец 1917 - декабрь 1918. - К, 1995. - С. 233-234.

[17] Вернадский В.И. Там же.

[18] Сидоренко С. Украина - Россия: преодоление распада. - С. 247.

[19] Панарин А.С. Россия в социокультурном пространстве Евразии // Москва. - 2004. - № 4. - С. 185.

_________________________________

http://ruskline.ru/analitika/2014/03/26/ukrainstvo_kak_psihologicheskoe_yavlenie/

[Александр Васильевич]

Евгений  Алтухов, Русская народная линия

Украинство - раковая опухоль Русского мiра

Бандеризация - результат украинизации



Украина! Родная земля моих предков, которые сражались за Землю Русскую, за Веру Православную еще в полку Игореве!

          Благословенная земля!

          Уже давным-давно в своем молитвенном правиле я несколько раз на дню повторяю две совершенно одинаковые молитвы о спасении моей Родины России и о спасении моей Родины Украины - они едины и неделимы в моем сердце.

          Опять началась война, и началась она опять 22 числа, только не июня, а февраля, когда бандеровцами был захвачен Киев.

          И опять война будет долгой, необъявленной и кровавой - нам опять предстоит тяжелая оборона Крыма, Москвы..., но потом, как всегда, придет наша Русская Победа!

          Сегодня австрийско-польско-советский проект «Украина» успешно завершен, и его создатели могут принимать поздравления - они добились поставленных целей в расколе Русского мiра. Огромные деньги, затраченные на переформатирование части Русского мiра в Антирусский принесли свои плоды - создан украинский народ - народ-янычар, который готов страдать, воевать и умирать за свои бандеровские идеалы, а идеалы просты: надо уничтожить все русское и имперское и на Украине, и в России, потому что при наличии традиционной России никакая украинская бандеровская государственность невозможна.

          В 1596 г. христиане Украины и Белоруссии оказались оторваны унией от Православной Церкви и поставлены под контроль польского католичества.

          Последующие века насильственного ополячивания и окатоличевания русских на Украине и в Белоруссии привели к освобождению их Государством Российским.

          После разделов Польши только самые западные земли - Галичина, Закарпатье и Буковина остались вне пределов Российской Империи.

          И хотя города Галиции (так называли ее в Австро-Венгрии) были фактически польскими (в 1939 г. во Львове было около 70% поляков, ~ 20% евреев и ~ 10% русинов), полная полонизация сельских жителей не удавалась - русины считали себя частью Русского мiра и с надеждой смотрели на Россию, как на своего будущего освободителя от польско-австрийского ига.

          В середине XIX века в Вене родилась новая идея - идея создания из русин нового народа с новым антирусским языком и новой антирусской идеологией, народа ненавидящего все русское.

          «Если Гриць не может быть моим, то пускай, по крайней мере, не будет ни моим, ни твоим», - так сформулировал эту политику видный польский деятель ксенз В.Калинка (1).

          Еще конкретнее выражался военный лидер польского движения генерал Мирославский: «Бросим пожар и бомбы за Днепр и Дон, в сердце России. Пускай уничтожают ее. Раздуем ненависть и споры в русском народе. Русские будут рвать себя собственными когтями, а мы будем расти и крепнуть». (2), (3)

          «Пустить русина на русина, дабы они сами себя истребили», - так в узком кругу формулировал эту политику австрийский наместник Галиции граф Голуховский (поляк по национальности). (4), (2).

          А другой поляк, советник Ю.Пилсудского, уже после обретения Польшей независимости заявлял, что для поляков не имеет значения, действительно ли существует отдельная украинская народность русской нации: «Если бы не существовал украинский народ, а только этнографическая масса, то следовало бы помочь ей в достижении национального сознания. Для чего и почему? Потому, чтобы на востоке не иметь дела с 90 млн. великороссов плюс 40 млн. малороссов, неразделенных между собой, единых национально». (2), (5).

          Украинизацию Галиции проводили яростно и кроваво - вся интеллигенция, которая ей противилась, по доносам новоиспеченных украинцев была во время Первой Мировой войны или уничтожена по месту жительства, или заключена в австрийские лагеря смерти Телерхоф и Терезин, и в подавляющем большинстве своем оттуда не вернулась.

          Но еще более ожесточенно и последовательно за дело украинизации взялись большевики после окончания Гражданской войны - насильственной украинизации подверглась не только вся территория УССР, но и Кубань, но и Ставрополье!

          Своих знатоков мовы не было, поэтому широко привлекали граждан другого государства - Польши, а в связи с отсутствием учебников, обучали еще по тем, что были напечатаны в Австро-Венгрии - с портретами Франца Иосифа! (6)

          Уже к концу 1925 года на Украине орудовала 50-тысячная армия галицийских «янычар», и их число увеличивалось с каждым месяцем (2).

          Но изобретенную в Галиции «говiрку», мало общего имеющего с родным языком, никто не знал, и изучать отказывался.

          В том же 1925 г. после пятилетия украинизации в отчете Киевского губернского комитета КП(б)У отмечалось, что несмотря на широкую украинизацию 25% языка «абсолютно не знают», 30% - «почти не знают», 30,5% - «слабо знают» и лишь 14,5% оказались «более-менее знающими» (7).

          А С.А.Ефремов отмечал, что «наиболее серьезно к украинизации отнеслись служащие-евреи. И действительно, за эти полгода выучились» (8 )

          Малороссы и великороссы же всячески противились украинизации и не желали учить «рiдну мову».

          Учитывая большой процент евреев на тогдашней Украине, можно полагать, что большинство из тех 14,5%, которые оказались более-менее знающими, были евреи, а не малороссы и великороссы, для которых-то и предназначалась «мова».

          «Мова» разрабатывалась, как отдельный антирусский язык с максимальной заменой традиционных народных русских слов на польские, немецкие, местные галицкие или просто вновь выдуманные. Главное - чтобы не было похоже на русское.

          Многие слова неоднократно переделывались, т.к. создатели «мовы» начинали их считать недостаточно далекими от русских.

          Например, «местоимение» последовательно превращалось в «мiстоименния» - ««мiстойменник» - «заiименник» - «займенник».

          Где уже совсем невозможно было придумать отсебятины, брали любое иностранное слово. Например, вертолет у «древних укров» называется, как у современных англичан - «гелиокоптер», а запятая - «кома».

          В результате получилась абракадабра, которая возмутила даже одного из классиков и создателей украинской мовы Ивана Семеновича Нечуй-Левицкого, который перейдя в оппозицую к украинизаторам, говорил еще 1912 г.: «Получилось что-то, и правда, уж слишком далекое от русского, но вместе с тем оно вышло настолько же далеким и от украинского» (9), и предлагал создать новый народный язык на основе поднепровских говоров.

          Чтобы нам убедиться в искусственности современной «рiдной мови», нам достаточно взять издания «Повести временных лет» и «Слова о полку Игореве» и убедиться, что они написаны древним языком, но не по-украински, а по-русски, хотя и написаны на территории современной Украины. Можно прочесть «Летопись самовидца», написанную современником и, наверное, соратником Богдана Хмельницкого и опять не найти там «рiдной мови».

          Но лучше всего характеризует искусственность мовы знакомство с языком лемков, которые являются самой западной народностью Русского Мiра. Земля лемков - Лемковина - лежит вокруг древнего русского города Перемышля (ныне - Пшемысль Польской Республики).

          Лемковский историк отец Иоанн Полянский (1888-1972 г.г., псевдоним - Лемкин) так писал о лемках на своем наречии: «Лемкы национально надлежат до великой родины славянско-русской. Название «Русь» было для них завсегда святым, а идея славянска лежала всегда в их сердци... Сами называют себе Русинами, Русскыми, Руснаками, Лемками... Хотяй в послiдных часах старанося нашмарити лемкам назву «украинец» на означение их народности, а одновременно змiнити их дотыхчасову ориентацию... До сего часу лемкы той назвы не прияли, ани свойой ориентации политичной не змiнили» (10), (11)

          Другой замечательный лемко - Дмитрий Вислоцкий (1888-1968, псевдоним - Ваньо Гунянка), так писал в своем букваре на своем наречии: «По своей бесЂдЂ русскiй народъ длится на великороссовъ, малороссовъ, або украинцевъ, бЂлороссовъ и лемковъ... Малорусска, або украинска бесЂда подобна до великорусской своимъ акцентомъ, бЂлорусска произношениемъ, а наша лемковска корень всЂмъ тымъ бесЂдам. В нашей лемковской бесЂдЂ найдеме слова великоруски, котры забыли украинцы, найдеме украински, котра забыли великороссы, найдеме и бЂлорусски. То значить, што наша лемковска бесЂда корена бесЂда всего руского народа... Слова у нас корены русски, а акцентъ словацкiй и польскiй. Пришолъ от того, что мы слухаме много польской и словацкой бесЂды, бо зме съ ними въ сусЂдст※. (10), (12)

          Правда же, какой неторопливый, полнозвучный, древний и родной русский язык!

          Повсеместное насаждение украинской мовы привело и к созданию ее идеологического обоснования - отдельной альтернативной антирусской истории - лжи об якобы существовавшем отдельном от русского народе - украх.

          Любой мало-мальски знакомый с историей человек скажет, что и «рiдна мова», и история укров - это бред, но этот бред и поддерживался, и хорошо оплачивался и в Австро-Венгрии, и в довоенной Польше, и в СССР, и после 1991 г., в химерическом государстве Украина.

          И этот бред порождает выводы: устойчивое государство Украина невозможно при наличии государства Россия, а устойчивое государство Россия невозможно пока Русский мiр поражен раковой опухолью антирусского украинства.

          Ведь всем очевидно, что утвердившись в Галичине, украинство стремится завоевать центральные, восточные и южные области, а если оно укрепится там, то очередь дойдет и до Кубани, и до Ставрополья, где до 1930 г. тоже проводилась украинизация, а потом будут Курская, Воронежская, Белгородская, Брянская области и т.д, и т.п.

          Раковые метастазы Антируси поразят весь Русский мiр, если мы раз и навсегда не уничтожим бесовской проект «Украина».

          Ведь плоды украинства очевидны: геноцид русских в Галиции при помощи австро-венгерских войск во время Первой Мировой войны, оголтелая травля всего русского и в Галиции, и в УССР до Великой Отечественной войны, многочисленные украинские батальоны гитлеровской вспомогательной полиции, которые свирепствовали на территории Украины и Белоруссии в годы ВОВ.

          Давным-давно известно, что Хатынь была уничтожена не немцами, а солдатами роты хорунжего В.Мелешко 118-го батальона вспомогательной полиции. (13)

          Немцы там стояли только в оцеплении, и только потому, что они пощадили подростка, «не заметив» его, стали известны подробности трагедии. Украинцы согнали всех жителей с сарай, подожгли его, а потом косили из пулемета и добивали одиночными выстрелами всех тех женщин и детей, которым удалось вырваться из огня. В отличие от немецких фашистов, у украинцев пощады не бывало.

          Говорят, что первый секретарь КПУ В.Щербицкий чуть ли не на коленях умолял других членов Политбюро не открывать эту жуткую украинскую правду.

          Потом украинских «героев» Хатыни вылавливали по одному и осуждали на закрытых судебных заседаниях.

          Однако сегодня в Черновцах действует музей 118-го батальона, где украинские изверги почитаются, как герои Украины.

          Сегодня бандеровцы опять временно победили на территории Украины, и нам предстоит очень тяжелая борьба.

          Но для того, чтобы борьба была успешной и жертвы были бы минимально возможными, нам надо четко представлять себе, что не существует никаких трех братских народов, а есть единый и неделимый русский народ, часть которого долгое время находилась под польским католическим владычеством и приобрела некоторые заимствованные отличия, как в обычаях, так и в языке, которые, тем не менее, разделяют нас гораздо меньше, чем баварцев, саксонцев и пруссаков в Германии или провансальцев, пикардийцев и ильдефрансцев во Франции.

          Поэтому уже сейчас надо проводить решительную политику дебандеризации и деукраинизации Малой Руси, одновременно не забывая и о Белоруссии, где сегодня тоже происходят процессы искусственного обособления от Русского мiра.

          А лечится бандеровщина прекрасным быстро- и сильнодействующим русским лекарством: бойцы НКВД, скорый и решительный суд и освоение на свежем морозном воздухе бескрайних просторов Сибири и Дальнего Востока - там всегда рады принять здоровых, энергичных молодых людей.

          И места там хватит всем: и яйценюкам, и ярошам, и музычкам, и ляшкам, и кличкам и всей другой бандеровской сволочи.

          Другого пути у нас уже нет - иначе Россия будет, как раковыми метастазами разъедена украинскими бациллами предательства Русского мiра и самоликвидируется, как ракета ПВО, на нашедшая в полете своей цели.

23 марта 2014 г.

                   Список использованной литературы
 

1.    И. Бутенко. «Что должен знать каждый об украинцах», СПб, 2000

2.    А.С. Каревин. «Русь нерусская», Москва, 2006 г.

3.    С.Н.Щеголев. «Украинское движение как современный этап южно-русского сепаратизма», Киев, 1912 г.

4.    В. Площанский. «Из истории Галицкой Руси», Вильно, 1892 г.

5.    С.А.Макарчук. «Этносоциальное развитие и национальные отношения на западноукраинских землях в период империализма», Львов, 1983 г.

6.    Л.В.Блинда. «Украiнiзация та ii роль в суспiльнополiтичному життi украiнського народу в 20-i роки», Киев,1992 г.

7.    Киевский губернский комитет КП(б)У. Отчет (май 1924 - февраль 1925 г.). Киев, 1925 г.

8.    С.А.Ефремов. «Щоденники. 1923-1929», Киев,1997 г.

9.    I.C.Hечуй-Левицький. «Криве дзеркало украiнськоi мови», Киiв, 1912 г.

10.                   М.Дронов. «Лемки и Лемковщина. Страницы истории и культуры самой западной Руси», Вестник Юго-Западной Руси N1, Москва, 2006 г.

11.                   И.Ф.Лемкин. «История Лемковины», Нью-Йорк, 1969 г.

12.                   В.Гунанка. «Карпаторусский словарь», Cleveland, Ohio, 1931

13.                   С.И.Дробязко. «Под знаменами врага», Москва, 2005 г.

___________________________________

http://ruskline.ru/analitika/2014/03/28/ukrainstvo_rakovaya_opuhol_russkogo_mira/

[Александр Васильевич]

Языковая война против России



См.видео по нижеприведённой ссылке:

http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=hl_ZeEox2-Y

http://www.segodnia.ru/content/137166

[Александр Васильевич]

Расслабленные

Записки малоросса о русской идентичности и «сознательном украинстве». 1-2 главы



Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий

имеет власть на земле прощать грехи, -

тогда говорит расслабленному:

встань, возьми постель твою, и иди

в дом твой. И он встал, взял постель

свою и пошел в дом свой.

(Мф. 9: 6-7)
 

«Национальное обезличение есть великая беда и опасность в жизни народа», - писал И.Ильин. Ему, правда, казалось: идея сделать всех людей одинаковыми настолько бредова, что не заслуживает серьёзного опровержения. Наблюдая сегодняшнюю Украину, приходится констатировать: большинство моих соплеменников-малороссов уже не в состоянии отличить бред от небреда, а потому нечувствительны к той беде, которая их постигла.

Всякий народ, в котором националисты узурпировали право говорить от его имени, обречён на смуту. Национализм творит из идеи народа изуверскую псевдорелигию, разрушая народное предание и ввергая народ в беспамятство.

Псевдорелигия в христианском народе - это всегда антихристианство, ничем другим она быть не может по определению. Отказ от христианской религиозной идентичности в пользу антихристианской идеологической ведёт народ к духовной катастрофе. Иной альтернативы дехристианизации нет.
 

1.
 

Пока нет общего идеала - нет и народа. «Слово «общность» лишено смысла, до тех пор пока общность не связывается чем-то. Сумма не есть Сущность». Заглавная буква означает: писатель-христианин А. де Сент-Экзюпери имел в виду Сущность не привременную, а переходящую в вечность. В научном стиле это звучит приблизительно так: народ является «индивидуализацией религиозно понятой идеи культуры» (Л.Карсавин). Ключевое слово здесь «религиозно».

Всякая религия богооткровенна: религиозные истины людям сообщаются свыше. Если в той части сознания, которое отвечает за веру, истины, открытые человеку Богом, подменяются истинами, придуманными человеком, сконструированными его рассудком, возомнившим, будто он способен подправить Творца, то мы имеем дело с псевдорелигией - идеологией.

Стержень положительной идентичности любого народа всегда религиозный. У древних народов в этом качестве выступает одна из мировых религий: христианство, ислам, буддизм, сюда же добавим иудаизм. В средневековье объединение европейских племён в народы происходило под влиянием христианства. До крещения племенные союзы образовывались главным образом на основе отрицательной идентичности - противопоставления себя чужакам. Славяне объединялись для отражения степных кочевников или для набегов на них, но когда надобность в войне с внешним врагом отпадала, они снова начинали враждовать между собой.

Отрицательная идентичность - ситуативная, а потому слабая. Князь Владимир попытался было приспособить язычество к интересам объединения государства, но целей он не достиг. Реальное объединение началось лишь после того, как неспособная рассеять мрак племенной разобщённости «светлость» языческой Руси стала преображаться в христианскую «святость». Когда «в народном сознании «православный» стало синонимом «русского», а «поганый» означало иноверца и иноземца, чужестранца» (В.Я.Пропп).

Действенность христианства как фактора консолидации положительной русской идентичности была обусловлена тем, что оно привносило в сознание русских людей цельное ведение замысла Божия о мире и о человеке, освобождало их из плена безличного хаоса. Благодаря христианской вере русские ощутили себя общниками древних великих народов и цивилизаций и тем обрели сравнимое с ними достоинство. Этот перелом в сознании не мог не повлечь за собой глубинного изменения качества народного идеала. Он не был механически пересажен с греческой на славянскую почву: христианизация не сопровождалась у нас глубокой эллинизацией; его формирование, скорее, можно сравнить с прививкой идеи христианской святости к языческому идеалу «светлости».

И у других племён средневековой Европы происходил аналогичный перелом, когда они объединялись под влиянием общего устремления к христианской святости. При этом, заметим, теоцентрическое средневековье нигде не являет нам христианский идеал в виде рациональной концепции. Везде идеал символичен, его скорее можно уподобить иконе. Рассудок, для того чтобы познать, пускает в ход скальпель: редуцируя, сводя всю сложность бытия к каким-нибудь удобным формулам, он тем самым умертвляет образ истины. Икона - это цельный, живой образ.

В русском героическом эпосе эта икона стала называться Святой Русью. В средневековой книжности такое словосочетание почти не встречается. Но это не значит, что народный идеал не отразился в книжности. В иконически совершенном виде самое важное о призвании новокрещёного русского народа было выражено в проповеди митрополита Киевского Илариона:

«...Вера благодатная по всей земле распространилась и до нашего народа русского дошла. И законническое озеро высохло, евангельский же источник наполнился вод и всю землю покрыл, и до нас разлился. Ведь вот уже и мы со всеми христианами славим Святую Троицу... Все страны Благой Бог наш помиловал и нас не презрел, восхотел - и спас нас, и в разумение Истины привел. Ибо когда опустела и высохла земля наша, когда идольский зной иссушил ее, внезапно потек источник евангельский, напояя всю землю нашу... Когда мы были слепы и истинного света не видели, но во лжи идольской блуждали, к тому же были глухи к спасительному учению, помиловал нас Бог, и воссиял в нас свет разума, чтобы познать Его, по пророчеству: "Тогда отверзутся очи слепых и уши глухих услышат". И когда мы претыкались на путях погибели, последуя бесам, и пути, ведущего к жизни, не ведали, к тому же бормотали языками нашими, молясь идолам, а не Богу своему и Творцу, - посетило нас человеколюбие Божие. И уже не последуем бесам, но ясно славим Христа, Бога нашего, по пророчеству: "Тогда вскочит, как олень, хромой, и ясен будет язык гугнивых". И когда мы были подобны зверям и скотам, не разумели, (где) десница, (где) шуйца, и земному прилежали, и нимало о небесном не заботились, послал Господь и нам заповеди, ведущие в Жизнь Вечную, по пророчеству Осии: "И будет в день оный, говорит Господь, завещаю им Завет с птицами небесными и зверьми земными, и скажу не Моему народу: "вы Мой народ", а он скажет Мне: "Ты Господь Бог наш!". И так, будучи чуждыми, мы людьми Божиими нарекались и, бывшие врагами, мы сынами Его прозывались. И не хулим по-иудейски, но по-христиански благословляем, и не собираем совет, чтобы распять (Его), но чтобы Распятому поклониться. Не распинаем Спасителя, но руки к Нему воздеваем. Не прободаем ребр, но от них пьем источник нетления. Не тридцать сребреников наживаем на Нем, но друг друга и весь живот наш Ему предаем. Не таим Воскресения, но во всех домах своих возглашаем: Христос воскресе из мертвых! Не говорим, что (Он) был украден, но (что) вознесся туда, где и был. Не неверуем, но, как Петр, говорим Ему: Ты - Христос, Сын Бога Живаго, и с Фомою: "Ты есть Господь наш и Бог", и с разбойником: "Помяни нас. Господи, во Царствии Твоем!". И так веруя в Него и храня предания святых отцов семи Соборов, молим Бога еще и еще потрудиться и направить нас на путь заповедей Его... Похвалим же и мы, по силе нашей, малыми похвалами, великое и дивное сотворившего, нашего учителя и наставника, великого князя земли нашей Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святослава, которые во времена своего владычества мужеством и храбростью прослыли в странах многих и ныне победами и силою поминаются и прославляются. Ибо не в худой и неведомой земле владычество ваше, но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли».

«Богоизбранный народ», о котором говорит киевский митрополит, это и есть Святая Русь - народ, одновременно живущий и в привременном мире, и в вечности, народ как Церковь. Это на русский лад Небесный Град, приготовленный Господом для верных, «как невеста, украшенная для мужа своего», - образ, который в «Откровении» Иоанна Богослова символизирует доступную человеческим общностям святость:

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.

И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего.

И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их.

И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.

И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое. И говорит мне: напиши; ибо слова сии истинны и верны» [Откр., 21].

Небесный Иерусалим, как и всё, что имеет отношение к области таинственного, строго научному анализу не подлежит. Непознаваемое - сфера религии. Но то, что христианский идеал не может не быть окрашен в тона конкретной народной культуры, - истина, вполне доказуемая научно. Христианство никогда не разговаривало и в принципе не может разговаривать на искусственном языке, а это значит, что оно не может иметь какого-то особого, наднационального, воплощения. Христианизация нигде и никогда не начинается с чистого листа; так не бывает: вчера никаких признаков общности не было, а сегодня появился христианский народ. Это всегда постепенное преображение конкретной языческой культуры. Яркое и благое в этой культуре не отвергается христианской книжностью, но впитывается ею, а затем, в преображённом виде, возвращается народной стихии. Самобытная христианская культура включается в диалог с другими христианскими культурами, и таким образом достигается вселенская соборность христианства. Соборность - это не культурная унификация; глобальная массовая культура как раз разрушает её.

Если национальность противоречит вселенскости, то это происходит только «вследствие человеческой слабости и греховного нарушения «иерархии ценностей»« (о. Александр Шмеман). Национализм и все прочие рационалистические идеологии как раз и отличаются тем, что христианскую иерархию они опрокидывают: ценности христианства утрачивают в них статус абсолютной истины.

Между тем, без опоры на незыблемые истины человек не способен мыслить. Если их не даёт религия, то он должен придумать их сам. Само собой, престиж истин, имеющих в сознании людей статус богооткровенных, сообщённых Сверхсущностью, несравнимо выше и прочнее, нежели престиж истин «рукотворных». Даже атеист может принимать религиозные истины в качестве безусловных мировоззренческих и нравственных императивов, исходя из того соображения, что они, будучи непартийными, не мотивированными интересами ограниченной части общества, обладают за счёт этого огромным объединительным потенциалом. Кроме того, ответственный атеист-патриот отдаёт себе отчёт в том, что народные предания, сформировавшиеся под влиянием религиозной книжности в эпоху теоцентризма, гораздо более плодоносны, нежели интеллектуальные квазипредания космополитического рационализма. В обществе, в котором санкционировано не только конструирование умозрительных «незыблемых истин прогресса», но и их волевое воплощение в жизнь, становится неизбежной перманентная борьба между «старыми» и «новыми» идеологемами - источник постоянных революционных смут. При этом революция, как духовный феномен, не предполагающий иной, кроме перевёрнутой, иерархии ценностей, всегда противится возвращению иерархии в естественное положение - с головы на ноги.

Народ, который нигилистически отрекается от своей естественной религиозной идентичности в пользу искусственной идеологической, неизбежно попадает в зону жестокой политической турбулентности. Внутри русской цивилизации такой искусственной общностью становится в ХХ веке «советский народ». Ради разрушения русской традиционной идентичности конструкторы этой «политической нации» инвестировали огромные ресурсы в антагонистические христианской Руси националистические проекты. Одним из таких таранов для дерусификации стал Украинский проект. Истощение в Малороссии русского сознания - одно из самых трагических последствий коммунистического переворота. Перманентные майданы в независимой Украине похожи на предсмертные конвульсии Малороссии. Даже если не впадать в катастрофизм, нельзя не констатировать: украинский национализм фатально обезличил древний народ и, если тенденция не переменится, обрекает его на мучительную агонию.
 

2.
 

Не имея достаточного объединительного потенциала, рационалистическая псевдорелигия-идеология утверждается путём эксплуатации дремавших до этого языческих суеверий и стереотипов. Носители традиционной идентичности становятся для неё непримиримыми врагами. Чтобы разрушить эту идентичность, идеология должна воздействовать на ту часть сознания человека, которая отвечает за связь с непознаваемым, то есть на сферу религиозности. Что б там ни писали сами о себе классики марксизма-ленинизма, практика воплощения их идей свидетельствует: главной претензией коммунистов было дать человечеству новую веру. И заповеди христианства были коммунизмом не то что вовсе отринуты - они были именно перевёрнуты: крест оголовьем вниз. Собственно, сами коммунисты христоборческую сущность своей идеологии никогда не скрывали.

(Окончание 1-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 1-й части)

Иначе позиционирует себя по отношению к христианству национализм. На знамёнах украинских националистов написано: «Бог и Украина». Националисты носят кресты на груди и клянутся Господом и Пресвятой Богородицей. Но на самом деле христианские символы цинично используются в целях, которые с христианством совершенно несовместимы. В христианской религии националиста привлекает то же, что и большевика-атеиста: «Толпа «убеждается» только идеями, пользу которых для себя или престиж которых она не совсем себе ясно осознаёт (их «не понимает»)... Боги, герои и догмы получают признание, не будучи предметом дискуссии. Как только они становятся этим предметом, они утрачивают свою силу». Процитированный Дмитрий Донцов - основоположник идеологии украинского интегрального национализма, лидер петлюровского и бандеровского движений, духовный вождь и наставник современного майданного «сознательного украинства». Он много рассуждает о христианстве в своих сочинениях, но при этом он нигде не призывает к соблюдению установленных Богом заповедей и нравственных устоев; его привлекает в христианской религии то, что её догматы принимаются людьми без рассуждений, не допуская сомнения. «...В политике, так же как и в религии, успех всегда на стороне того, кто верит, а не того, кто сомневается...». Для Донцова Христос - романтик-революционер (он так буквально и определяет), способный вызывать у людей слепую аффективную веру. «Эти аффекты Гегель назвал «пафосом»... Без этого пафоса не может жить никакая идея, в том числе и национальная... Этот пафос у носителей великих идей приобретает форму того, что в обыденном языке называется «фанатизмом»...». Между заповедями христианства и дарвинистским кодексом националистами ставится знак тождества. «...Все великие события в истории были следствием фанатичных идей». Христианство, утверждает Донцов, попирает общепринятые нормы морали, и в этом смысле оно так же «аморально», как и «интегральный национализм». «Жизнь... это борьба, и потому моральными являются все признаки, которые увеличивают способность к борьбе... Это мораль, которая ненавидит «добрых людей», которые потому «добрые», что не настолько ещё сильны, чтобы стать злыми; которая протестует против «человечности», забивающую веру в себя и желание собственноручно добывать себе место под солнцем... Это мораль, что на все вопросы этических «евнухов» - «счастливы ли вы?» - отвечает гордыми словами байроновского Люцифера: «мы могущественны!» (Are you happy? - We are mighty!)». И отсюда: «Те моральные идеи хороши, которые идут на пользу в конкурентной борьбе за существование... Лишь филистеры могут... морально осуждать войну, убийство, насилие, - филистеры и люди с отмершим инстинктом жизни».

Главным врагом украинства Донцов называет Православие. Зато католичество и протестантизм вызывают у него пиетет. В Православии Донцова категорически не устраивает то, что оно выступает «против всякой прецизации (то есть уточнения, рациональной конкретизации, редукции) способа, которым должна достигаться религиозная истина, и против логики в её познании», что оно «отбрасывает принцип рационализма». У католиков же, по Донцову, есть и «логика», и «мощная организация», «которые утверждают способ поиска и интерпретации религиозной истины». Католическую церковную организацию Донцов удостаивает наивысших похвал, называя её «гениальной». «Безупречна» она как раз благодаря своему рационализму, и этому, утверждает Донцов, «очень завидуют» православные. «Создав себе институт папства, внедрив принцип логической интерпретации догм, католическая церковь усвоила себе (через Аристотеля и схоластику) основы рационализма и логической дедукции, то есть те, на которых строится всё здание модерна...»

Противостояние европейского рационализма и Православия - это для Донцова и для всех украинских националистов, как умеренных, так и радикальных, не просто мировоззренческий, а цивилизационный конфликт. Поэтому украинский национализм всегда стремился к религиозной, культурной и политической унии с Европой. «Конфликт между Европой и Россией - это глубокое противостояние двух взаимно враждебных цивилизаций... Эту абсолютную несовместимость обеих культур и конечность борьбы между ними, борьбы, под знаком которой идёт и будет идти весь европейский кризис, и должны мы иметь в виду при определении роли Украины в этом конфликте, при обосновании линий нашей национальной политики или сути нашего коллективного идеала... В этой вечной нашей борьбе против хаоса на Востоке, в защите - в своей собственной государственнической культуре - всей культуры Запада как раз лежит украинская национальная идея... Более или менее свободная Украина - это жолнеры Жулкевского и козаки Сагайдачного в Кремле, это Карл ХІІ на левом берегу Днепра, это армии Габсбурга и Гогенцолерна в Киеве, Екатеринославе и Одессе...»

В советский период, по крайней мере с тех пор, как государственная идеология озаботилась консолидацией «новой исторической общности - советского народа», проевропейская и дерусификаторская суть Украинского проекта была приглушена. Но как только Советский Союз распался, украинизация снова стала осуществляться как европейский цивилизационный проект, предполагающий смену восточнославянской идентичности украинцев на западнославянскую. «Мягкие» украинизаторы сменялись радикалами, но политика оставалась неизменной. Именно при «умеренном» Кучме было издано за государственный счёт полное собрание сочинений законченного русофоба Донцова; при Януковиче улицы украинских городов так же переименовывались в честь бандеровцев, петлюровцев и прочих, в том числе неукраинских, врагов России, как и при Кравчуке и Ющенко; каратели УНА-УНСО представали героями в переписываемых при всех президентах школьных и вузовских учебниках истории; что бы ни обещали они перед выборами, заняв высший пост в государстве, все они рьяно брались закрывать остающиеся русские школы: на весь русскоязычный Киеве их осталось меньше, чем школ с английским языком обучения.

«Украина - не Россия» - назвал свою книгу президент Кучма. Его индивидуальное речевое поведение также красноречиво свидетельствует: Украина - это дерусификация. Выросший в украинском селе и с детства говоривший на украинском, он оказался совершенно беспомощным украинофоном, когда попытался заговорить «по-киевски». Запинаясь на каждом слове, боясь употребить лишний раз форму, имеющую аналог в русском языке, он вёл себя как иностранец, не преодолевший языковой барьер. Но это был совсем другой психологический комплекс - это был страх выдать себя и быть заподозренным в малороссийстве. И это не какой-то исключительный пример речевого поведения украинца: так входят в украинский нормативный язык почти все малороссы - те, кто воспитывался в среде, где сохранялась русская идентичность. У всех этих людей при переходе в «сознательное украинство» проявляется один и тот же стереотип: чем меньше украинский язык напоминает русский и чем меньше в нём церковнославянских элементов, тем он качественнее. Поясню на конкретных примерах. Ни в сёлах, ни в городах Восточной Украины природный, ненарочитый, украинофон не скажет «Я чекаю автобус», но в речи дикторов телевидения и журналистов газет употребляется почему-то почти исключительно этот относительно недавно заимствованный польский глагол. Если глагол «ждати» ещё фиксируется в современных академических словарях, то слова «да» там уже нет, хотя трудно найти украинца, который не употреблял бы его в своей речи. Выросший в украинофонной среде, я никогда не употреблял и не слышал, чтобы употребляли другие, немецкие заимствования «дах», «цвях», польские «потяг», «наразі», и сотни, если не тысячи, других столь же искусственных слов. «Не люблю німецьке слово «дах», Таж усі слов'яни кажуть «криша»...» (Д.Каратеев).

В силу этой тенденции довольно экстравагантно выглядит церковный стиль современного украинского языка. Замену церковнославянизмам, которые у «сознательного украинства» справедливо ассоциируются с русским церковным стилем, стали искусственно (на манер пресловутых «мокроступов») создавать из редких, архаических и диалектных, элементов украинской разговорной речи. Тенденция распространилась и на другие книжные стили, в результате чего украинский литературный язык «оформляется как язык монолингвальный в противоположность билингвальному русскому» (Ю.Шевелёв). Народ этого бунта против церковного языка не принял и до сих пор продолжает, особенно православная его часть, активно употреблять в своей речи церковнославянизмы. В итоге даже те, кто по образовательному и культурному статусу вполне доросли до использования в повседневной речи литературного языка, говорят на «суржике» - русско-украинском «наречии», в сущности, катакомбной версии малороссийского литературного языка. Само существование такого феномена уличает украинских националистов в неуважении к культурному преданию собственного народа. Глубоко символично, что «суржик» ненавидим в этой среде едва ли не больше, чем русский язык. Сочувствовавший националистам Шевелёв процесс вытеснения церковнославянизмов и русизмов считал «здоровым», но и его смущала неистовость реформаторов: «Украинский литературный язык, подвергся беспримерной нормализации. Здоровый сам по себе процесс, не раз на практике имел не очень здоровые уклоны, когда языковеды, вместо того чтобы выбрать одну из наличных в языке форм, начинали навязывать языку свои законы, то и дело создавая искусственные, нехарактерные формы или конструкции».

Уклоны никуда не делись: и сегодня украинцам навязываются в качестве эталонных музейные формы, сохранившиеся в искусственной среде украинских диаспор в Америке; народу внушается идея, будто тот язык, на котором он говорит, искажён «злокозненными москалями», а настоящий, чистый, язык якобы сохранился там, где говорят по-английски. Но дело даже не в уклонах. То, что Шевелёв называет «здоровым процессом», на самом деле является психологической и лингвистической аномалией. Норма - это когда нормализацией литературного языка занимаются преимущественно консерваторы, хранители традиции, не склонные к опрометчивости в вопросах, качающихся языковой кодификации. Особенно это важно в крестьянских народах, для которых консерватизм мышления является одной из определяющих черт сознания. Но нормализаторы украинского языка мобилизуются из среды нигилистически настроенных революционеров, блюстителей «идеологической чистоты»: свою миссию они видят в том, чтобы подтянуть украинский язык под критерии «национальной сознательности». Поэтому совсем не приходится удивляться тому, что малороссы испытывают дискомфорт, когда им приходится использовать украинский литературный язык, и предпочитают ему русский язык.

То, как нарочито украинская идеологическая идентичность утверждается на отрицании традиционной русской (малороссийской), хорошо видно и на примере украинской литературы. Её персонажи отличаются крайне неестественным речевым поведением: как будто общаются между собой представители некой герметичной секты, непроницаемо отгородившейся от реальной действительности. Подлинная Украина, как минимум, двуязычна, и то, какой ты используешь язык, всегда так или иначе значимо. Русский язык обычно маркирует принадлежность к городской интеллигентской среде; им, в том числе, пользуются и вполне национально сознательные городские интеллигентны. Так в жизни, но не в украинской литературе: там русская речь маркирует отнюдь не интеллигентность или образованность - качества в сознании большинства положительные, а характеризует либо карикатурно-комический персонаж, либо злодея-»украинофоба». Реальная русскоговорящая Украина украинской литературой полностью отрицаются. Таковой нет ни на Слобожанщине, ни на Донбассе.

«Кочa... Я тобі двa дні телефонувaв. Ти що слухaвку не береш?» - при переводе на другие языки фантастичность такого речевого поведения, естественно, затушёвывается. И хотя другие симптомы «малороссийской» закомплексованности перевод скрыть не в состоянии, на английском или немецком языке это всё же читабельно и даже иногда заслуживает премий. Но если читать такое на украинском и при этом не быть зашоренным «сознательным украинцем», то никак нельзя избавиться от впечатления, будто украинский писатель (в данном случае Сергей Жадан) не столько стремится сказать что-то важное людям, сколько для него важно, чтобы люди узнали об украинстве. Эта нарочитость в той или иной мере свойственна едва ли не всей украинской литературе, начиная с Тараса Шевченко.

Арсений Родына, преподаватель Киевского национального университета им. Т.Шевченко

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

Расслабленные

Записки малоросса о русской идентичности и «сознательном украинстве». 3 глава



Тарас Шевченко - общепризнанный духовный вождь «сознательного украинства», а потому заслуживает отдельного разговора.

Шевченко стал популярен на волне романтической моды на «фольклор». В конце 18 века пресытившейся декоративной вычурностью барокко и гранитным пафосом классицизма Европе открылось обаяние «простонародности»; само собой, ей тут же стала подражать в этом увлечении и чуткая к европейским модным веяниям вестернизированная российская знать. Коверкание народных наречий сделалось одной из светских забав, салонные пииты стали подражать народным былинам и песням. Двоящееся сознание русского европейца отчасти утешалось в романтизме иллюзией обретения утерянной почвы. Примирение с народностью было мнимым, потому что в самом народном предании отклика на романтизм не было. То, что романтики называли возвратом к народности, являлось в большей степени её салонной имитацией.

Гоголь и Шевченко - два самых известных имитатора малороссийской простонародной экзотики в первой половине 19 века. Однако если для Гоголя «фольклорный» романтизм был только этапом творческого становления, толчком к освоению реалистического метода, то у Шевченко всё им написанное «фольклорной» темой, по сути, и исчерпывается. То, что ему, а не Гоголю, стоят памятники по всей Украине, говорит не столько о его выдающихся заслугах перед культурой, сколько о том, что в украинском обществе на протяжении последних ста лет преобладает запрос на романтическую имитацию народности. Символом украинства Шевченко стал потому, что сам этот феномен исчерпывается романтизмом, и все те, кто не исповедует романтический стиль, ему подозрительны как не вполне «сознательные» украинцы. По крайней мере ни Гоголь, ни Сковорода, ни Димитрий Ростовский, ни Иоанн Вышенский, ни другие выдающиеся малороссы, чей талант значительно превышал скромное дарование Тараса Шевченко, на роль таковых не подходят.

Хотя Киевская Русь и называется в школьных учебниках независимой Украины украинским государством, на самом деле средневековье глубоко чуждо по духу романтическому украинству. Оно интересно «сознательным украинцам» только как внешняя декорация: «патина древности» - это ведь так престижно. На глубине «фольклорная» сущность украинской идентичности антагонистична древнерусской христианизации.

В средневековье противопоставление книжности и устного народного творчества было в принципе невозможно, хотя бы потому, что тогда не было отчётливого авторского самосознания. Для наглядности можно провести аналогию с языком, тем более, что для такой аналогии есть все основания: ведь в языке культура, собственно, и материализуется. Употребляя в речи то или иное слово, мы никогда не задумываемся, кто его автор, независимо от того, является оно принадлежностью книжного или разговорного стиля. Никому не придёт в голову специально изобретать неологизмы в расчёте на то, что они войдут в словари. Рассуждая о «промышленности» или рассказывая о «достопримечательностях», мы не вспоминаем Карамзина; уличая нерадивого человека в «головотяпстве» - не даём ссылку на Салтыкова-Щедрина. Слова в языке не патентуются, не метятся как чья-то интеллектуальная собственность, потому что в языке важнее не придумать неологизм, а получить на него отклик. Устное словесное творчество функционирует приблизительно так же: эквивалентом сигнификата является в нём мегатекст былины, плача, легенды и т.д.; чтобы этот текст не выпал в архаику, на него должен сохраняться отклик в народном предании; чтобы текст обновился, перешёл в новое качество, жанрово преобразился, должен возникнуть соответствующий запрос в народе. Не будет такого запроса - не будет и отклика, а значит, как ты ни искусен в плетении словес, порождённый тобою текст не будет принят, фильтры народного предания отсеют его. Для теоцентрического сознания (а таковым было сознание большинства наших предков в средневековье) на то, чтобы текст был пропущен через эти фильтры, должна быть воля Божья. Он, Творец всего сущего, и есть настоящий Автор, я же, который озвучил текст, - лишь инструмент в Его руках, ретранслятор Его замысла.

То, что в русской культуре по мере секуляризации это сознание было в значительной мере утрачено, повинно не столько книгопечатание (это всего лишь технический фактор), сколько обусловленное экспансией западноевропейского рационализма изменение сознания в сторону антропоцентризма. Именно рационализм породил гипертрофию авторства и дуалистическое противопоставление книжности и «фольклора», что с точки зрения христианина является одним из свидетельств духовной порчи.  

В языке (снова обратимся к нему за аналогией) с понятием «фольклор» соотносится разговорный стиль, книжности соответствуют функциональные книжные стили. В средневековье в качестве эталонного книжного стиля выступал церковный язык, в бытовом общении использовались разговорные диалекты, на границе церковного языка и разговорных диалектов формировались светские книжные стили. У восточных славян средневековый язык Евангелия, литургии, богослужебных текстов - чистый церковнославянский. Язык агиографии, летописей, воинских повестей, поучений, проповедей также в основе церковнославянский, но с заметным присутствием разговорных элементов. Церковный язык воздействовал напрямую и через другие, синкретические, книжные стили на разговорные диалекты, но при этом и сам испытывал влияние, через те же светские книжные стили, со стороны разговорного языка. Если первоначально церковный язык был заимствованным, древнеболгарским, то уже к 15 - 16 векам можно говорить о его специфически восточнославянских версиях (редакциях).

Если рассматривать всю культуру в целом, то окажется, что христианская книжность точно так же оплодотворяла устное народное предание, как церковный язык разговорные диалекты, и точно так же последние были источником для самобытного развития книжности. Этот процесс и можно назвать христианизацией Руси.

В контексте христианизации противопоставлять книжность народному творчеству всё равно, что противопоставлять разные части тела по утилитарному критерию. Икона может быть написана Андреем Рублёвым, и икона может быть написана одним из тех, кого пренебрежительно называли богомазами, но из этого не следует, что иконопись Андрея Рублёва - не народна, а народны одни богомазы. Разница между престижным (фиксированным в письменности - если речь о словесности) и непрестижным (бытующим в устной форме) христианским искусством была не столько качественной, сколько количественной: у произведения искусства был тем выше престиж, чем большей степенью преображения язычества отличалось оно. Церковь следила за тем, чтобы непреображённое язычество не попадало на пергамен, не проникало в иконопись, в церковное пение, но это отнюдь не значит, что всё монастырское по происхождению искусство, вся церковная по статусу книжность были каноническими, а устное народное творчество было сплошь проникнуто «двоеверием» и что христианской книжностью отрицалась языческая традиция как таковая. Христианство нигде и никогда не было явлено (и не может быть явлено в принципе) с чистого листа, оно всегда предполагает преображение язычества, творческое преодоление «двоеверия», а значит не может отрицать оно и опору на традиции, зародившиеся в языческие времена. Древнерусские летописи изобилуют дохристианскими сказками и легендами; воинские повести - это, как и былины, варианты языческих эпических мегатекстов; и даже в древнерусской агиографии - текстах, которые читались в храмах за богослужением, - присутствуют былечки - всякие «магические» истории о «мучных» и «печных» бесах и т.п. Даже церковная проповедь воспринималась как версия «мегапроповеди» некоего эталонного «Златоуста», высокий престиж которого обеспечивался святостью реального исторического лица - византийского учителя Церкви.

Расхожее мнение, формируемое школьными учебниками, будто народное творчество отличается от книжного тем, что оно анонимно, что в нём авторство текстов утеряно, не выдерживает никакой критики. На самом деле оно народно потому, что в нём реально участвовал каждый носитель народной культуры, как участвует каждый носитель языка самим фактом говорения на нём в постоянном его обновлении. Как в языке материализуется (в звуке или на письме) множество индивидуальных речевых поведений, так и в народном литературном творчестве материализуется (в звучащем или записанном слове) множество отдельных индивидуальных текстов. Неучастие в народном творчестве сродни «безъязыкости», «немоте».

В средние века русские книжники «немцами» не были. Заметно «немечиться» они начинают с 17 - 18 веков. Постепенно возникает отдельное «онемеченное» квазипредание, которое становится для значительной части образованного слоя более престижным, чем народное предание. К 19 веку, в романтизме, это квазипредание готово подчинить себе уже и волевую сферу: романтики, что б они сами о себе ни говорили, это такие же рационалисты, как и барочники и классицисты, но только созревшие для того, чтобы переформатировать на основе отвлечённых, умозрительных, редукций живое, «иконическое», народное предание (включая и устои государственности). Поскольку предание сопротивляется такой инженерии, инстинктивно отторгает её, то романтику не остаётся другого способа самоутверждения, кроме бунта против традиции. Романтизм и революция (как духовный феномен) - синонимы. Всякий романтик ориентируется на некую революционную общность людей, и если он осознаёт эту общность как народ, класс и т.п. и заботу о ней определяет для себя в качестве цели, то он превращается в идеолога, а его творчество приобретает черты идеологической агитации; такой романтик своё призвание начинает видеть в том, чтобы «будить» людей. В точности по Ленину: декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил Чернышевского и «Народную волю»... Шевченко был таким же «будителем»: он разбудил «украинофилов»...

Отрёкшись от подлинной народности, романтик не может не испытывать кризис положительной идентичности. Преодолеть его он стремится, как правило, за счёт искусственного взвинчивания отрицательной идентичности. Положительная идентичность, как отмечалось выше, имеет религиозный стержень, она основывается на богооткровенных истинах; интуитивно отрицая её, романтик вынужден прибегать к идеологической подмене. Даже если романтик внешне благочестив, имеет репутацию доброго христианина, вера его (в той мере, насколько он романтик) еретическая, ибо христианство в ней превратилось в идеологию. Впрочем, внешнее благочестие для романтика скорее исключение, это явно не романтическая добродетель. Более характерной для него является «доблесть» неистового богоборчества.

Любовь к «народности», возведение её на высшую ступень в иерархии ценностей маскирует в романтизме отказ от христианизации, религиозное ренегатство, богоборческую претензию изгнать из культуры Цензора - Того, Кто мешает превращать умозрительные построения в волевые установки, запрещает «пересоздавать мир» по произволу человеческого рассудка.

Противопоставив «фольклор» христианской книжности, романтики в действительности противопоставили себя, избранных, полноте народного предания. Они слишком искушены эстетством, слишком укреплены в идее собственного избранничества, слишком «древние греки» и «древние римляне», слишком «утончённые европейцы», чтобы свои творческие претензии подчинить вкусовым критериям примитивных «богомазов». Романтики только по видимости подражали «фольклору», а в действительности они приспосабливали его под свой искажённый рационализмом вкус. Известно: больше половины напечатанных в 19 веке украинских дум - либо авторские обработки и переработки где-то кем-то услышанного от кобзарей и лирников, либо откровенные фальсификаты, которые, попав затем в репертуар кобзарей (заметим: попав из книг, что говорит о степени «фольклорности» самих кобзарей в условиях романтической моды на «народность»), были заиграны ими как народное творчество. Даже маститые учёные (такие, как Срезневский) не видели ничего зазорного в изготовлении подделок под «фольклор». Имеются небезосновательные подозрения, что в литературных лабораториях таким образом были сработаны целые «народные эпосы».

Это и есть то, что можно назвать романтическим конструированием идентичности, которое лежит в основе всякого национализма. Не различающие национализм и патриотизм демонстрируют непонимание этой подмены. На самом деле националист привержен вымышленной идее Отчизны, он не любит Отчизну такой, какой она есть, в национализме подлинное культурное предание народа всегда заглушается, а на первый план выступает его эстетически обработанная авторская имитация.

И «Руслан и Людмила», и «Вечера на хуторе близ Диканьки» - тоже талантливые имитации «фольклора». Но если Пушкину и Гоголю романтизм оказался тесен, если для них европейский стиль был лишь толчком к возрождению самобытного русского реализма (по Мусоргскому: «Не познакомиться с народом, а побрататься жаждется. Чёрноземная сила проявится, когда до самого днища ковырнёшь»), то Шевченко принадлежит к тому течению русской словесности, в котором качественного преображения европейского стиля на русский лад не произошло; где главным смыслом было «разбудить» общество и создать партию, которую можно подвигнуть на революционное переустройство. Революционеры всегда гнушались тяжёлым и кропотливым трудом; никогда их не привлекало «ковырять чернозём».

Как Иван Карамазов у Достоевского оправдывает свой гордый бунт «слезинкой ребёнка», так Шевченко порывает с культурным обществом и возвращает билет Господу, ставя и Петербургу, и Богу в укор «слёзы» малороссийского крепостного. То, что это крестьянин, и то, что он малоросс, на самом деле вторично; первична в романтике бунтарская «пассионарность», желание «вернуть билет Богу». К примеру, Драгоманов не считал Шевченко националистом, причислял его скорее к социалистам; своим считали его и коммунистические идеологи в Советском Союзе. Действительно, его бунт зародился внутри «областнического поветрия», но ориентация на «одну определенную индивидуацию русского племени» (дефиниции Н.Трубецкого) была в то время явлением общерусским, характерным в том числе и для столичного бомонда. Антагонистического противопоставления малороссов великороссам этот бунт не порождал: словом «москаль» обозначался социальный феномен. Тем не менее сам факт бунта, сама богоборческая революционность у Шевченко: «не прощающий Богу» уже не просто фрондёр. На это способен тот, кто утратил страх Божий и уравнял себя с Ним, - в сущности, это тот же бунт, за который человек был изгнан из рая. Что символизирует сорванный плод с райского древа, не суть важно. Важно, что, срывая плод, Адам заявил о себе как о революционере, а следовательно в этот момент он был и «украинофилом».

Если будущее видится романтику беспросветным, он грезит прошлым. «Счастливое незнание» детства (которое на самом деле никогда особо счастливым у Шевченко не было, хотя, с другой стороны, нельзя сказать, чтобы было оно совсем мрачным) - это всего лишь грёза, в которую поэт бежит от сделавшегося ему ненавистным  Петербурга. Ему повсюду слышатся одни только пренебрежительные насмешки, и он стенает:
 

Здесь нету мне пары, я нищий меж ними,

Я бедный подёнщик, работник простой...
 

Задетое самолюбие заставляет Шевченко грубо утрировать изъяны света, из-за чего пафос его поэтических филиппик кажется порой не столь гневным, сколь жалким:
 

А розумне ваше слово

Брехнею підбите.

Вибачайте!.. Кричіть собі,

Я слухать не буду

Та й до себе не покличу...
 

(Окончание 3-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 3-й части)

Он утешается тем, что зовёт к себе в компанию запорожских казаков. Историческим анахронизмом, «мёртвым», по его собственному признанию, словом он подменит живой, совсем не склонный столь неистово ненавидеть столицу, народ:
 

Дивлюся, сміюся, дрібні утираю[1]...

Я не одинокий, є з ким вік дожить!

У моїй хатині, як в степу безкраїм,

Козацтво гуляє, байрак[2] гомонить;

У моїй хатині синє море грає,

Могила сумує[3], тополя шумить,

Тихесенько Гриця дівчина співає, -

Я не одинокий, є з ким в світі жить!

От де моє добро, гроші,

От де моя слава!

А за раду[4] - спасибі вам,

За раду лукаву.

Буде з мене[5], поки живу,

І мертвого слова,

Щоб виливать журбу[6], сльози.

Бувайте здорові!

Піду синів випровожать

В далеку дорогу.

Нехай ідуть, - може, найдуть

Козака старого,

Що привіта моїх діток

Старими сльозами.

Буде з мене. Скажу ще раз:

Пан я над панами!
 

Это гордое «пан я над панами» разоблачает аффективную подоплёку бунта. Не взяли меня «в паны», не признали меня за равного - так я сделаюсь «паном» сам по себе! Да не таким, как вы (говорится в болезненное утешение своему самолюбию), а паном из панов, паном над самими вольными (пусть и химерическими) казаками! Вы же, обращается он к своим благодетелям и покровителям, отныне мне враги!
 

           А до того - Московщина,
            Кругом чужі люди.
            - Не потурай![7] - може, скажеш;
            Та що з того буде?
            Насміються на псалом той,
            Що виллю сльозами;
            Насміються!.. Тяжко, батьку,
            Жити з ворогами!

Постепенно «козаччина» превращается для Шевченко в сверхидею, которая требует всецелого и безоговорочного, «религиозного», поклонения. «Вы меня не приняли к себе в свет - тогда я назло вам стану гением другого народа! Благодаря мне мир узнает о народе особом, отдельном от вас», - приблизительно в таких романтических муках зарождался проект «украинской нации».

Символично, что малороссы для Шевченко не столько крестьянский народ, сколько именно воинственная «козаччина». На его Украйне почти не пашут, не сеют, не жнут, зато постоянно воюют, поливают землю кровью; там всё время «ревуть гармати». Злоба и ненависть к тем, кто определён им во враги, просто-таки зашкаливают. Императрице Александре Фёдоровне, когда она уже изнемогала от смертельной болезни, когда умер уже её супруг, император Николая I, он адресует такие строки:
 

Хоча лежачого й не б'ють,

То і полежать не дають

Ледачому. Тебе ж, о Суко!

І ми самі, і наші внуки,

І миром люди прокленуть!

Не прокленуть, а тільки плюнуть

На тих оддоєних щенят,

Що ти щенила!
 

Шевченко не просто натуралистичен при описании жестокостей - он буквально приходит в экстаз от крови:
                                                                                                    

А серед базару

Стоїть Гонта з Залізняком,

Кричать: «Ляхам кари[8]!

Кари ляхам, щоб каялись!»

І діти карають.

Стогнуть, плачуть; один просить,

Другий проклинає;

Той молиться, сповідає

Гріхи перед братом,

Уже вбитим. Не милують[9],

Карають, завзяті.

Як смерть люта, не вважають

На літа, на вроду[10]

Шляхтяночки й жидівочки.

Тече кров у воду.

Ні каліка, ані старий,

Ні мала дитина

Не остались,- не вблагали[11]

Лихої години[12].

Всі полягли, всі покотом;

Ні душі живої

Шляхетської й жидівської.

 А пожар удвоє

Розгорівся, розпалався

До самої хмари.

А Галайда, знай, гукає[13]:

«Кари ляхам, кари!»

Мов скажений[14], мертвих ріже.

Мертвих віша, палить.

«Дайте ляха, дайте жида!

Мало мені, мало!

Дайте ляха, дайте крові

Наточить[15] з поганих!

Крові море... мало моря...
 

Оправдывая кровожадность Шевченко, его интеллигентные почитатели приводят такой модно-парадоксальный аргумент: он люто ненавидел, потому что умел по-настоящему любить. Это, мол, «любовь-ненависть», через дефис. Антоним ему - равнодушие, или, в церковном смысле, теплохладность.

Что ж, согласимся, Шевченко не равнодушен. Сам поэт больше всего боялся превратиться в «гнилую колоду». Так и писал: лучше ненавидеть, чем «спать сердцем»:

            Не дай спати ходячому,
            Серцем замирати
            І гнилою колодою
            По світу валятись.
            А дай жити, серцем жити
            І людей любити,
            А коли ні... то проклинать
            І світ запалити!

Не хотите жить по-моему, не хотите, чтобы я вас «любил» - пеняйте на себя: прокляну, сожгу, уничтожу - это по-научному называется «диалектикой». Такая вот «диалектика любви» - единство и борьба противоположностей. Шевченко был не очень образован, слабо эрудирован, по европейским понятиям - полуварвар, но в этой гамме чувств (за вычетом мужицкой грубости) вполне угадывается «цивилизованная» революционная одержимость новоевропейца - «фаустовского человека». Фауст тоже вздыхал по любви - не имея её в себе. Главной ценностью был для него прогресс - идол, которому он, по любви вздыхая, беззаветно служил. По Гёте, за это служение он был удостоен рая.

Рай - это место, где обитает настоящий Бог, но гению Новой Европы Бог нужен только для одного: для получения санкции на... отрицание Бога.  Шевченко, отвергнув Бога, хуля его, ненавистью в себе заглушив любовь, тоже считает себя оправданным Богом.

 Кто такой на самом деле «фаустовский человек», по-русски, по-православному выразил Пушкин: его Фауст совсем не сверхчеловек, он жалок в своём постоянном страхе признаться себе в том, что любви нет. «Всё утопить!» - ничем другим «пассионарий», забывший любовь, закончить не может. «І світ запалити!» - к этому приходит и Тарас Шевченко. Утопить или сжечь - разницы нет. Как Пушкин не поверил гётевскому доктору-немцу, мы не верим в любовь «онемечившегося» малороссийского мужика. Различие между ними только в том, что у «великого кобзаря» идея прогресса имеет не универсально-философское, а более скромное, вторично-«фольклорное», провинциально-областническое, воплощение.

Подлинная любовь, как учит ветхозаветный пророк, не имеет ничего общего с одержимостью разрушением, она не в землетрясении, не в урагане, не в огне,  любовь - «в дуновении тихого ветра» (по-старославянски - «в гласе хлада тонка»). Взмутив душу огненной ненавистью, человек утрачивает способность к слышанию этого гласа. Всякий мятежник, какова бы ни была первопричина мятежа, заканчивает восстанием против Неба. То, что Шевченко превращается в богохульника, является закономерным итогом долгих блужданий его души в дебрях «фольклорного» романтизма:
 

            У нас
            Святую Біблію читає
            Святий чернець і научає,
            Що цар якийсь-то свині пас
            Та дружню жінку взяв до себе.
            А друга вбив. Тепер на небі!
            От бачите, які у нас
            Сидять на небі! Ви ще темні
            Святим хрестом не просвіщені!
            У нас навчіться! В нас дери,
            Дери та дай[16],
            І просто в рай,
            Хоч і рідню всю забери.

Это не антиклерикализм, не нелюбовь отдельно к России и к её Церкви - налицо посягательство на общехристианские святыни: чего стоит упоминание в контексте, исполненном злобного сарказма, Святого Креста. И что из того, что сам Шевченко считает себя верующим христианином, если христианство для него - обветшавшая религия, если из её заповедей он готов взять лишь то, что согласуется с его собственными убеждениями, с его настроениями, если мерилом истины является для него человек. То, что этот человек не принадлежит к благородному сословию, не знаком с Мельпоменой и Каллиопой, а имеет провинциально-«фольклорное» сознание, непринципиально: как леди Макбет в Мценском, доктор Фауст может родиться в Звенигородском уезде. Что действительно принципиально, так это очевидный параллелизм: сожжённый храм и убитый священник во второй части романа Гёте, и «я не знаю Бога!» в завещании-проклятии Тараса Шевченко. Или вот такие его строки:
 

           Світе вольний, несповитий[17]!
            За що ж тебе, світе-брате,
            В своїй добрій, теплій хаті
            Оковано, омурано[18]
            (Премудрого одурено),
            Багряницями[19] закрито
            І розп'ятієм добито?
            Не добито! Стрепенися
            Та над нами просвітися,
            Просвітися!.. Будем, брате,
            З багряниць онучі[20] драти,
            Люльки[21] з кадил закуряти,
            Явленими[22] піч топити,
            А кропилом будем, брате,
            Нову хату вимітати.
 

Драть портянки из священнического облачения, кропилом подметать пол в доме, прикуривать из кадил, топить печь чудотворными иконами - и что из того, что тот, кто к этому призывал, не расставался с Библией, посещал храм? Тот, для кого «фольклор» в иерархии ценностей стоит выше христианской книжной традиции, всё равно будет искать истину не в Библии, не в храме, а в «кабаке».

Более чем красноречивая запись из дневника Шевченко:

«Проходя мимо церкви святого Георгия и видя, что двери церкви растворены, я вошёл в притвор и в ужасе остановился. Меня поразило какое-то безобразное чудовище, нарисованное на трехаршинной круглой доске. Сначала я подумал, что это индийский Ману или Вешну заблудил в христианское капище полакомиться ладаном и деревянным маслицем. Я хотел войти в самую церковь, как двери растворилися и вышла пышно, франтовски разодетая барыня, уже не совсем свежая, и, обратя[ся] к нарисованному чудовищу, три раза набожно и ко[ке]тливо перекрестилась и вышла. Лицемерка! Идолопоклонница! И наверное блядь. И она ли одна? Миллионы подобных ей бессмысленных, извращённых идолопоклонниц. Где же христианки? Где христиане? Где бесплотная идея добра и чистоты? Скорее в кабаке, нежели в этих обезображенных животных капищах. У меня не хватило духу перекреститься и войти в церковь; из притвора я вышел на улицу, и глазам моим представилась по тёмному фону широкого луга блестящая, грациозно извивающаяся красавица Волга. Я вздохнул свободно, невольно перекрестился и пошёл домой».

«Кабацкая вера» - это  «религия», где вместо молитв - поношения и проклятия... Такому «верующему», если он до конца честен перед собой, не нужен ни храм, ни Сам Господь. Христос для Шевченко - лишь «фольклорная» декорация. Ему можно поплакаться под настроение, но Его дозволено, если настроение переменится, и хулить, и даже проклясть:
 

            Хула всьому! Ні, ні! Нічого
            Нема святого на землі...
            Мені здається[23], що й самого
            Тебе вже люди прокляли.

Примеров «кабацких» богохульств у Шевченко огромное множество.

Правда, иногда у него мелькает и что-то вроде раскаяния:
 

            Так опоганивсь, що й не знать,                                        

            Чи й був я чистим коли-небудь?
 

Вот только раскаяние у него тоже романтическое: собственной вины в своём падении он никогда не признавал, а это значит, что настоящего раскаяния и не было. В том, что он без конца «спотыкается», неизменно виноват высший свет, Петербург, «москали»: они забрали его «со святого неба» и научили писать «погані вірші», это из-за них он шёл по жизни «без дороги».

Трудно не согласиться с Гоголем, писавшим о Шевченко: «...Его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту...». Умники - это «будители»-нигилисты: декабристы, петрашевцы, Белинский... Их богоборческие комплексы и суеверия («Дёгтю много, и даже прибавлю, дёгтю больше, чем самой поэзии...» (Н.Гоголь)) определили суть «украинофильства», стали его душой. Их небескорыстно поощряла «фаустовская» Европа, ими воспользовалась для организации погрома тысячелетней Православной Руси «онемечившаяся» большевистская Россия, они перетекли в официальную идеологию независимой Украины. Эта партия, которая назвала себя Украиной, претендует сегодня на статус нации. Отказываясь от положительной идентичности малороссов, «сознательное украинство» пытается творить божество из «фольклорного Фауста»: на его могилу ездят, «как турки в Мекку», с него даже пишут иконы - в прямом, не в переносном смысле.

Уже у Шевченко отрицание «казённого православия» имело черты «филокатолицизма» - симпатий к католической вере. К началу 20 века можно констатировать сращивание украинского национализма с католической унией. И вот в независимой Украине, где национализм стал государственной идеологией, греко-католиками, заявившими претензию на ведущую роль в духовном окормлении общества, запускается миф о том, что Шевченко на самом деле крещён в униатстве. То, что сохранившаяся метрика поэта сенсацию не подтверждает, не суть важно: Украина как «проект Тараса Шевченко» состоялась благодаря Унии, следовательно Шевченко наш, униат, - разъясняют народу греко-католические теологи:

«То, что сказал Блаженнейший Святослав о Шевченко никак не ложь, потому что он не имел злого умысла - он просто высказал убеждение, очень распространённое среди греко-католиков... Даже если этот тезис не отвечает историческим фактам, то он является выражением определённого сознания - что УГКЦ представляет собой всеукраинскую Церковь».

И ведь в логике не откажешь: действительно уния забирает своё.

Арсений Николаевич Родына, преподаватель Киевского национального университета им. Т.Шевченко

(Продолжение следует)

[1] Здесь: слёзы вытираю.

[2] Овраг.

[3] Грустит.

[4] Совет.

[5] Хватит с меня.

[6] Тоску.

[7] Не потакай!

[8] Казнить ляхов!

[9] Не жалеют.

[10] На возраст, на красоту.

[11] Не разжалобили.

[12] Лихого часа.

[13] Зовёт.

[14] Словно бешеный.

[15] Нацедить.

[16] У нас: дери, дери и дай...

[17] Здесь: не связанный.

[18] Заложено кладкой.

[19] Здесь: священническим облачением.

[20] Портянки.

[21] Курильные трубки.

[22] Чудотворными иконами.

[23] Мне кажется...

________________________

http://ruskline.ru/analitika/2014/05/28/rasslablennye/

[Александр Васильевич]

Расслабленные

Записки малоросса о русской идентичности и «сознательном украинстве». 4-5 главы



4.
 

Греко-католическая церковь - это лишь надводная часть айсберга, который называется унией. Брест, 1596 год - значимая, но всего лишь веха. Уния началась раньше, и на Брестском соборе отнюдь не была поставлена точка; процесс этот никогда не прекращался и длится по сей день.

Своей семантикой слово «уния» намекает на тесное сближение культур. Однако в реальной жизни уния больше ассоциируется не с диалогом, в котором культуры взаимно обогащаются, а с форсированной экспансией одной культуры на пространство другой, когда диспропорция между векторами диалога фактически превращает его в монолог. Это продукт одностороннего ассимиляционного давления, оказываемого на культуру-реципиента и ведущего к болезненному раздвоению сознания ассимилируемого народа. В контексте русской цивилизации уния - синоним дерусификации, то есть обезличивания народа. Несмотря на его внешнюю «народность», «фольклорного» поэта Шевченко вполне оправданно считать выдающимся униатом, учитывая тот огромный вклад, который он внёс в обезличивание Малороссии.

И в 19-ом, и в 21-ом веках алгоритм униатской экспансии оставался тем же, каким он был и в 16 веке: западная рационалистическая культура пленяет элиту - у элиты развивается комплекс «нецивилизованности», в результате чего подражание вытесняет самобытное творчество - возникает желание «обновить» устои православной веры на «цивилизованный» манер - вестернизированная верхушка православной церкви начинает склоняться к формальному единению с Ватиканом.

Даже в дехристианизированной Европе католичество продолжает выступать вдохновителем унии. Его отношение к православным как к «схизматикам» (вторичным христианам) не могло не повлиять на самоё идентичность европейских народов, предопределив их принципиальную неспособность к равноправному культурному диалогу с Россией. Поэтому даже атеизм, который сам по себе не творит культуру и по отношению к народному преданию нейтрален, не так обезличивает русскую душу, как «смрадный бог римский», который всегда посягает именно на культуру.

В 1596 году в Бресте Ватиканом было позволено русским сохранить православный обряд исключительно в расчёте на то, что привитый им комплекс вторичности со временем приведёт к полному его уподоблению римо-католическому обряду. Так оно, собственно, и происходило, и происходит сейчас. Меняются только стили, но жёсткость ассимиляторской стратегии остаётся неизменной.

Начиная с барокко у нас нет собственной периодизации культуры: мы приняли западноевропейскую классификацию стилей и западноевропейскую периодизацию. Это не совсем отражает реальность: поскольку полная ассимиляция не произошла, исходные западноевропейские стили и их туземные воплощения представляют собой существенно разнящиеся феномены. Поскольку без отклика в народном предании, а следовательно без опоры на положительную христианскую идентичность, никакой новый росток в культуре не приживается, то самыми яркими и самыми влиятельными на Руси оказываются консерваторы, которые к веяниям западной моды относятся с подозрением. Западник Михаил Грушевский вынужден был констатировать в своей «Истории украинской литературы», что самые талантливые малороссийские литераторы всегда были представителями «ретроградского» направления. Одно это является достаточным оснований, чтобы периодизировать восточнославянскую культуру на основе её собственных стилистических конфигураций, избегая отождествления с западноевропейскими стилями, различая в ней консервативную почву и модную, подражательную, унию.

К примеру, вряд ли оправданно называть барочным автором Иоанна Вышенского - самого яркого малороссийского литератора рубежа средневековья и нового времени, яростного обличителя барочной унии не только в Церкви, но и в искусстве, и в быту.

Та часть западнорусской шляхты, казацкой старшины, цеховиков, которая не приняла Брестскую Унию 1596 года, к самой идее европейской унии была достаточно терпима, её не устраивали лишь некоторые церковно-юридические и статусные нюансы. После того как под влиянием барокко заметно меняется быт, элементы этой постренессансной реинкарнации католической готики привносятся в богослужебную практику, в церковное искусство. Переход к прямой перспективе в иконописи и к партесному пению - первые явные признаки окатоличивания сознания православно-церковных кругов. Открыв латинству доступ в святая святых, в литургическое пространство храма, православные перестают считать католичество ересью - после этого для формального объединения с Ватиканом остаются только внешне-юридические препятствия. Даже в Острожском кружке, этом оплоте Православия в Речи Посполитой, настроение, как пишет прот. Георгий Флоровский, «было неустойчивым и двоилось». Сам князь Константин Острожский «принимал известное участие в подготовке Унии, и дал повод и основание ссылаться на его сочувствие. Женат он был на католичке... и старший сын его, князь Януш, был окрещен по католическому обряду. И в то же время он был настолько близок с социнианами... что не колебался прибегать к их помощи в своих начинаниях. Так, опровержение на книгу [епископа-иезуита Петра] Скарги «о греческом отступлении» Острожский поручил писать социнианину Мотовиле, к величайшему негодованию и возмущению Курбского, для которого Мотовила был «помощником Антихриста».

Сочувствие идее церковной унии было характерно и для кружка митр. Петра Могилы, основателя школы, через которую украинское барокко впоследствии станет распространяться по всей Руси. Польский шляхтич, Могила получил образование в европейских университетах, преклонялся перед европейской учёностью и стыдился «дремучести» своих единоверцев. Известно, что он за свой счёт отправлял православных монахов учиться в европейские учебные заведения. Созданная им в Киеве школа буквально копировала иезуитскую, статус латинского языка был в ней несоизмеримо выше, чем у церковнославянского. Митр. Пётр Могила участвовал в подготовке Львовского собора, который должен был отменить акт 1596 г. и принять новую унию на более юридически приемлемых для православных иерархов условиях. При этом он готов был признать юрисдикцию Папы над Малороссией, закрыть глаза на филиокве и согласиться с существованием пургаториума - чистилища. Львовская уния не состоялась не в последнюю очередь благодаря сопротивлению «дремучих» хлопов. Они действительно не разбирались в церковных догматах, унию же не принимали из-за того, что видели в ней посягательство на свою традиционную культуру. Не рискуя впасть в излишнюю утрировку, можно сказать, что в 17 веке унии в основном противостояли те, кого впоследствии назовут «обрядоверцами», кто ничего не знал о ересях, но очень боялся григорианского календаря. Иначе говоря, это были тогдашние борцы с ИНН и биометрическими паспортами. Сегодня опасно произносить такие слова вслух, но именно эти «дремучие невежды» оказались реалистичнее в своих интуициях, нежели основоположники православного научного богословия. В творчестве Иоанна Вышенского, духовного вождя народного сопротивления унии, черты этой традиционной «дремучести» (которая на самом деле никогда таковой не была, и тот же Вышенский был образованнейшим человеком своего времени) явно преобладают над барочными элементами.

Уроженец львовского пригорода, афонский монах, Вышенский был талантливым литератором-полемистом. «Бывшими русинами», то есть ренегатами, являлись для него все те соотечественники, в Лядской земле жительсвующие, которые прельстились «поганских наук блядословием», кто свой быт подверг «евроремонту», оздобив фольварки богопротивной барочной живописью, кто в подражание европейским аристократам обзавёлся богатыми выездами и гончими стаями, сделался утончённым ценителем романейских вин, кто, наконец, «простоте русского пения» предпочёл «вавилонскую музыку» и «латинский смрад песней» - одним словом, все те, кто был развращён «блудом латинства». Они, обличает их афонский ревнитель православной веры, утратили «блаженную простоту», в которой Бог «обитель себе чинит и там ся упокоивает», и стали служить дьяволу, совершив антихристову подмену, которая опаснее и язычества, и магометанства:

«ГдЂ бо въ поганЂхъ таковой плодъ нечистый, якоже нынЂ въ Лядской земли видить ся? СтосугубнЂй не крещеные въ имя Отца и Сына и Святого Духа, прелщеныє отъ діавольского слуги и лжепророка Махомета Турки честнЂйшіє суть предъ Богомъ въ судЂ и правдЂ якой такой, нежели крещеныє Ляхи, которыє на євангельскую науку съпротивно борють и оную своимъ злымъ житіемъ и гордостію антихристового духа пожерши попирають!»

Западнорусская уния явилась первым актом Великого Раскола Руси. Начиная с 17 века украинское барокко стремительно распространяется на северо-восток. Старообрядческий бунт стал не столько реакцией на книжную справу как таковую (переводы Библии и богослужебных текстов правились и раньше, в том числе греками, сербами, болгарами, но никогда это не приводило к восстаниям), сколько на реформирование Церкви «злочастивой литвой» - барочниками-»могилянцами». В новаторских (совсем не «дремучих») по форме, но консервативно-реалистических по духу сочинениях прот. Аввакума Петрова мы обнаруживаем не только параллелизмы, но и прямые заимствования из Иоанна Вышенского.

«Отпиши ко мне, как живут отщепенцы, блядины дети, новые унияты», - обращается он к игумену Феоктисту. Как и современные Иоанну Вышенскому западнорусские епископы, никониане были для старообрядцев отщепенцами, изменниками, проводниками чуждой православному народу европейской унии, причём опять-таки, как видно из следующей цитаты, не только в узко-церковном смысле.

«Помните ли вы, как Мелхиседек жил в чащине леса того, в горе сей Фаворстей, семь лет ядый вершие древес и вместо пития росу лизаше?­ - в манере Вышенского допрашивал Аввакум современных ему князей господствующей церкви. - Прямой был священник, не искал ренских, и романеи, и водок, и вин процеженых, пива с кордамоном, и медов малиновых и вишневых, и белых всяких крепких. Друг мой, Иларион архиепискуп Рязанский! Видиши ли, как Мелхиседек жил. На вороных и в каретах не тешился ездя. Да еще был и царскиея породы. А ты кто? Воспомяни о себе, Яковлевич, попёнок! В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушки, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на площаде, чтобы черницы-ворухиниянки любили. Ох, ох, бедной! Некому по тебе плакать...»

Разделение Московской Церкви на никониан и староверов стало вторым актом Великого Раскола, одним из самых трагических событий за всю историю Русской православной цивилизации.

То, что мы считаем сегодня лучшими образцами униатского («украинского», «казацкого», «нарышкинского») барокко, безусловно, отражает стремление талантливых русских людей преобразовать западноевропейский стиль на свой лад, но чем меньше в этом творчестве средневековой цельноо́бразности, «иконичности» (термин Алексея Лидова), тем меньший отклик оно находило в православном народном предании.

В 18 веке ветвь, уходящая корнями в древнерусско-византийский стиль, едва не зачахла. Взрослый народ, чья культура пережила столь впечатляющий расцвет в средневековье, на сотню лет превратился в младенца и заагукал, полагая, что впервые приобщился к истинно высокой культуре.

Медленный и в чём-то мучительный процесс освоения барокко народным культурным преданием по-разному шёл на Западе, Юго-Западе и Востоке Руси. В конечном счёте именно этот процесс обусловил консолидацию трёх региональных версий русской народности к концу 17 - началу 18 века. Народные песни малороссов и белорусов украсились барочным декоративным орнаментом. На западе появился барочный театр, сформировалась барочная музыкальная школа. Проповеди свт. Димитрия Ростовского, вирши Симеона Полоцкого и Феофана Прокоповича, архитектура Ивана Григоровича-Барского, философские диалоги Григория Сковороды, - всё это примеры достаточно глубокой барочной ассимиляции. В сознании великороссов барочный стиль настолько не укоренился: во-первых, он на столетие позже пришёл в Московию, а во-вторых, взятый Петром курс на создание европейской империи привёл к тому, что для российских столиц открылся прямой канал для диалога с Западом, где к этому времени уже зародился имперский стиль - классицизм. Если барокко в основном распространялось в России с запада на восток, то волна классицизма шла в противоположном направлении, затухая от столиц к западу и югу и относительно слабо влияя на малороссов и белорусов.

Более длительной и потому более глубокой вестернизацией объясняется то, что малороссы в большей мере удалились от собственных истоков (к примеру, у них совсем не сохранился былинный эпос - о «киевском цикле» былин узнали благодаря олонецким, каргопольским и другим северорусским сказителям), оказались более подверженными влиянию западноевропейского романтизма в 19-20 веках и, соответственно, более наклонными к революционному радикализму. То, что эта вестернизация изначально была преимущественно барочной, предопределило впоследствии то кажущееся парадоксальным на фоне взвинченной революционности (а значит и повышенного градуса богоборчества) преувеличенное малороссийское благочестие - слишком барочно декоративное, слишком романтически «рушнычковое», чтобы безоговорочно назвать его православным.
 

5.
 

Тем не менее, обособление трёх восточнославянских этносов не зашло настолько далеко, чтобы разрушить общерусское сознание мало-, бело- и великороссов, зиждущееся на средневековой положительной идентичности. Вобравший в себя церковнославянский язык как свой собственный церковный стиль и в качестве основного поставщика элементов для светских книжных стилей, имперский русский литературный язык воспринимался как общее достояние всех восточных славян. И Шевченко, и другие украинофилы пользовались русским языком как родным, а не как иностранным. Никто не заставлял Шевченко писать прозу и даже интимные дневники на русском, просто, по признанию В.Дорошенко, «украинское движение было тогда слишком мизерным, чтобы заметно ослабить [в украинофилах] великодержавную струну российского интеллигента». Не только Дорошенко, но и другие лидеры украинского национализма не оспаривали у малороссов общерусского сознания; более того, от них можно было даже и в 20 веке услышать призывы, адресованные слишком радикально настроенным соратникам, «не лаять» на русскую культуру, «словно шавки на слона».

Триединый русский народ - не идеологический штамп; это такая же историческая реальность, как и единый немецкий или единый французский народы. В любом из древних европейских христианских народов в той или иной мере проявлялись и проявляются сепаратистские тенденции, обусловленные региональными различиями, и глубина разобщения между русскими племенами ничуть не больше, чем между племенами, составляющими те же немецкую или французскую нации. То, что европейские империи оказались менее затронутыми политическим сепаратизмом, объясняется большей жёсткостью западноевропейского империализма и несродностью модели этого империализма для Русской цивилизации.

Русская государственность всегда упрочивается тогда, когда правящая элита обращается лицом к народу, и деградирует, когда в ней преобладают элементы европейской унии. Хорошо это осознал Наполеон Бонапарт, однажды сказавший: «Русский царь непобедим, когда он отпускает бороду». В контексте русской цивилизации «отпускать бороду» - это прикасаться к истокам, становиться реалистом. «Я есмь Истина», - говорил Христос. Не какие-то рационально изложенные правила, не какой-то свод кодексов - Истина была явлена Богом как живой образ идеальной личности, и тем самым Он заповедал поверять её Своей иконой, иконой святости, а не логическими формулами, какими бы искусными и изощрёнными они ни были. Иконический стиль, основанный на личностно-иконическом восприятии действительности, принято называть символическим реализмом.

(Окончание 4-5 глав следует)