Михаил МЯГКОВСоветский Союз отказался быть «мальчиком для битья»Попытки ПАСЕ, других международных организаций и некоторых западных государств «переиграть» обстановку, сложившуюся в Европе к лету 1939 года, и задним числом возложить вину за Вторую мировую войну на Советский Союз начисто опровергаются большим массивом исторических документов.
Что, например, стояло за стремлением советского руководства обеспечить контроль над странами Прибалтики, зафиксированным в советско-германских договорённостях августа – сентября 1939 г.? Наши оппоненты отвечают: сталинский экспансионизм. Мы же убеждены совершенно в обратном:
не добейся Москва от Берлина признания Прибалтики как сферы советских интересов, эти страны неизбежно превратились бы в плацдарм для гитлеровского вторжения в СССР.
17 мая 1939 г. советский военный атташе в Латвии полковник Васильев докладывал в Москву, что «подготовка германской агрессии» в эту республику идет полным ходом. Есть смысл привести несколько отрывков из его наблюдений. Он, в частности, отмечал, что «внешнеполитические события последних двух месяцев привели в движение все слои латвийского общества... [в нем] растут сомнения и неуверенность в завтрашнем дне, с одной стороны, с другой - успокоительные песнопения правительства и активность немецкой меньшинственной (?) группы…
В Риге… Меже-парк и другие предместья являются постоянным местом сборища гитлеровской молодежи… Хождение по улицам Риги "мальчиков" в белых чулках и гитлеровские приветствия являются обычным явлением. Мало того, сам министр иностранных дел на второй день Пасхи разгуливал в белых чулках… Идет усиленная пропаганда идей фашизма и прямой агрессии… "Венцом" подготовки германской агрессии является приезд в Ригу германского военного атташе полковника Рессинга, который, вероятно, получил указание прощупать и подготовить общественное мнение к возможному протекторату Германии над Латвией… причем этот протекторат должен был быть направлен против Советского Союза…».
Полковник Васильев обращал внимание и на явления обратного порядка, когда значительная часть населения высказывала симпатию к Советскому Союзу. Рассказывая о реакции рижан на советский фильм о дальневосточных пограничниках, он подчеркивает то «исключительное впечатление на людей», которое производит картина: «Достать билет представляет такую же трудность, как на премьеру в Большой театр. Хвост очереди тянется по улице, не говоря уже о переполненном зале, тогда как другие кино совершенно пустые... Фильм проходит под аплодисменты и возгласы "бей японцев". В первый день постановки этого фильма, один капитан подходит к директору театра, жмет ему руку и говорит: "Спасибо, поставили вовремя". Общее мнение трудящихся – это скорей бы пришла Красная Армия. Интеллигенция рассуждает так: «Лучше Советская власть, чем немцы».
«Правительство, его верхушка по-прежнему тянут латвийский народ в лоно германского фашизма и в критический момент не остановятся перед прямым предательством своего народа, – подчеркивал советский военный представитель. – …Трудящиеся массы стоят за прямое присоединение Латвии к Советскому Союзу. Во всяком случае, Латвия стоит накануне больших событий…»1
В быстро меняющейся и всё более опасной обстановке лета 1939 г. СССР приступил к поиску оптимальных решений для обеспечения своей безопасности и пошёл на договорённости с теми странами, которые высказывали готовность на деле гарантировать пресечение угрозы агрессии с сопредельных территорий. В свою очередь, каждая из противостоявших в Европе группировок пыталась найти контакт с Москвой. На новогоднем приёме 1939 г. в Берлине А. Гитлер проявил неожиданное внимание к советскому полпреду А. Мерекалову. В марте того же года впервые за всю историю на приёме в советском посольстве в Лондоне появился премьер-министр Н. Чемберлен. Французы также не отставали. Премьер Э. Даладье провел несколько встреч с советским послом Я. Сурицем. Весной 1939 г. начались англо-франко-советские дипломатические переговоры, и стороны выдвинули на них свои предложения о заключении договоров о взаимопомощи.
СССР повёл активные переговоры с Англией и Францией, а затем и с Германией. Переговоры с Берлином летом 1939 г. вел и Лондон. Так, в июне 1939 г. сотрудник министерства иностранных дел Германии Тротт фон Зольц встречался с премьер-министром Великобритании Н. Чемберленом и министром иностранных дел Э. Галифаксом и обсуждал с ними вопросы мирного урегулирования проблем между двумя странами2.
Наиболее трезвомыслящие западные политики понимали, что никакая система безопасности на Европейском континенте не станет действенной, если к ней не будет привлечен Советский Союз. Без СССР любая оборона против агрессии Германии представлялась бесперспективной. У. Черчилль говорил в Палате общин: «Я никак не могу понять – каковы возражения против заключения соглашения с Россией… Предложения, выдвинутые русским правительством, несомненно, имеют в виду тройственный союз между Англией, Францией и Россией… Единственная цель союза – оказать сопротивление дальнейшим актам агрессии и защитить жертвы агрессии... Что плохого в этом простом предложении?» 3
Это решение действительно было простым и разумным. Но Даладье и Чемберлен, в руках у которых была реальная власть, по-прежнему надеялись договориться именно с Гитлером. История сыграла с этими политиками злую шутку. В декабре 1940 г., когда Англия после разгрома Франции и других своих европейских союзников вела войну фактически один на один с Германией и Италией, британский военный атташе в Москве полковник Грир в сердцах признался советским офицерам: «…нас к этому положению привела старая политика Чемберлена. Было бы лучше, если бы все решали солдаты и офицеры». И добавил уже совсем не дипломатично: «Старых политиков надо поставить в один ряд и расстрелять…»4
Но пока шло лето 1939 г. Сложность и неоднозначность положения Москвы диктовали ей необходимость поиска путей предотвращения угрозы своим границам. Решающее значение в сложившейся обстановке имели переговоры военных миссий СССР, Великобритании и Франции в Москве. В российских СМИ одно время появилась версия о том, что якобы Сталин сорвал эти переговоры. Обратимся к фактам.
В воздухе пахло войной, а руководители делегаций адмирал Р. Дракс и генерал Ж. Думенк добирались в Москву целых две недели. У адмирала Дракса не было даже полномочий для ведения переговоров. В инструкции МИДа ему предписывалось вести переговоры «весьма медленно», выработать декларацию в «весьма общих формулировках».5 Посол Германии в Англии Г. Дирксен сообщал по этому поводу в Берлин: «Военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской армии, чем заключить оперативное соглашение».6
Что же советская сторона? Имеются все основания считать, что она относилась к переговорам со всей серьёзностью. В конце 1990-х гг. был рассекречен интересный документ «Инструкция Ворошилову» – главе советской делегации на этих переговорах. Она записана маршалом 7 августа, вероятно, под диктовку И. Сталина. Приведём некоторые выдержки: «Переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом, о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию… Заявить, что без свободного пропуска советских войск через указанные территории, оборона против агрессии в любом её варианте обречена на провал …»7
Советская делегация получила полномочия подписать военную конвенцию при условии обеспечения взаимной безопасности. В случае германской агрессии СССР заявил о готовности выставить 136 дивизий для совместной обороны. Английская и французская делегации приехали в этом смысле в Москву с пустыми руками.
Между тем на переговорах с Германией для СССР приобретала реальные очертания возможность заключения пакта о ненападении, ограничивавшего продвижение вермахта на восток. 17 августа германский посол в Москве Ф. Шуленбург сообщил советскому правительству, что его страна готова заключить с СССР договор о ненападении сроком на 25 лет, предоставить совместные гарантии прибалтийским странам и использовать свое влияние для улучшения отношений СССР с Японией.
В Москве делали выводы. Германия была готова договориться с СССР! Тем самым появлялась реальная возможность отвести непосредственную угрозу от советских границ. К тому времени советская разведка получила сведения о плане и сроках нападения Германии на Польшу, и правительство было поставлено об этом в известность.
Для людей, хорошо разбиравшихся в военно-стратегических вопросах, было совершенно ясно, что Советский Союз не мог и не имел права допустить, чтобы германские войска, наступая на Польшу, беспрепятственно вышли к советским границам. Член французской делегации Бофр справедливо отмечал: «Трудно быть более конкретным и более ясным… контраст между этой программой и смутными абстракциями англо-французской платформы поразительный… Наша позиция оставалась фальшивой»8.
После того, как советская делегация 13 августа поставила вопрос о пропуске частей Красной Армии через территорию Польши и Румынии, британский посол в Москве У. Сидс сообщил в Лондон: «Русские подняли основной вопрос, от решения которого зависит успех или неудача военных переговоров».9 Но польское правительство категорически отказывалось от сотрудничества с СССР. 20 августа министр иностранных дел Польши Ю. Бек телеграфировал послу во Франции Ю. Лукасевичу: «Польшу с Советами не связывают никакие военные договоры, и польское правительство такой договор заключать не намеревается». В тот же день глава французской миссии генерал Ж. Думенк сообщил из Москвы в Париж: «Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию».10
Убедившись в нежелании Англии и Франции заключить реально действующую военную конвенцию, советское правительство приняло решение подписать договор о ненападении с Германией (пакт Молотова–Риббентропа) и секретный протокол к нему. Существует немало суждений и версий о значении пакта. Чем же он на самом деле являлся: преступлением сталинского режима, ошибкой Москвы или единственно возможным в то время решением, которое отвечало национальным интересам страны?
Министр иностранных дел Германии Й. Риббентроп в указанный ему срок 23 августа прибыл в Москву, и в ночь на 24 августа договор между двумя странами был подписан. Он на какое-то время обеспечивал СССР гарантию от войны с Германией и её реальными и потенциальными союзниками. В случае европейской войны СССР, согласно секретному протоколу, получал свободу действий в Финляндии, Эстонии, Латвии, восточной Польше (Западной Белоруссии и Украине) и Бессарабии. Что это означало на практике? Как показали ближайшие события, СССР намеревался заключить с большинством из этих стран договоры о взаимопомощи с введением на их территорию ограниченных контингентов войск и защиты их границ как своих собственных.
Имевший место тайный раздел сфер влияния между СССР и Германией – явление осуждаемое, но широко практиковавшееся в международных отношениях того времени. Напомним, что 25 августа 1939 г. между Англией и Польшей было подписано соглашение, которое также затрагивало интересы других государств и фиксировало сферы влияния двух договаривающихся сторон, хотя этот термин конкретно и не употреблялся.11
Сделки такого рода неоднозначны. Каждая из сторон извлекает из них как выгоды, так и потери. С позиции сегодняшних знаний можно утверждать, что
пакт с гитлеровской Германией был для СССР нежелательным решением в обычной обстановке, но единственно возможным решением в конкретно сложившейся летом 1939 г. международной обстановке.
Договор – и это главное – позволил СССР выиграть около двух лет для укрепления обороны страны. Кроме того, он вызвал сильные противоречия между Германией и Японией, как раз в тот период, когда советские войска вели бои против японцев на р. Халхин-Гол. Все это уже в годы Великой Отечественной войны способствовало тому, что СССР избежал гибельной для себя войны на два фронта.
Что касается западных демократий, то они принуждены были после 23 августа осознать, что СССР не позволит сделать из себя «мальчика для битья». У него есть свои интересы, с которыми придётся считаться. ___________________
1Российский государственный военный архив (РГВА). Ф.33987. Оп.3. Д.1236. Л.123-128.
2 См.: Мировые войны ХХ века. В 4-х кн. Кн. 4. Вторая мировая война. Документы и материалы. М., 2002. С. 66.
3 Черчилль У. Вторая мировая война. В 3-х кн. Кн.1. М., 1991. С. 170.
4 РГВА. Ф.4. Оп.19. Д.77. Л.99-113.
5 Овсяный И.Д. Тайна, в которой война рождалась. М., 1971. С. 272.
6 Там же. С. 273.
7 Мировые войны ХХ века. Кн. 4. С. 74-75.
8 Цит. по: Сиполс В.Я. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М., 1979. С. 264.
9 Цит. по: Кульков Е., Мягков М., Ржешевский О. Война 1941-1945. Факты и документы. М., 2001. С. 22.
10 Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы. В 2 тт. Т. 2. М., 1990. С. 294.
11 Documents on International Affairs 1939-1946. L., 1951. Vol. 1. March-Sept. 1939. P. 469-471; The Great Powers and Polish Question 1941-1945. Ed. by A. Polonsky. L., 1976. P. 67-69.
http://www.fondsk.ru/article.php?id=2318
