Может ли быть безбожный социализм и коммунизм выбором русского народа?

[Владимир К.]

Уважаемый Александр Васильевич. Вы знаете,как я отношусь к большевизму и классовой теории Маркса.
Но у меня личные интересы в этой проблеме. У меня мама верует в большевиков и считает,что они спасли страну от Николашки. Что делать? Не ссориться же из-за этого с родной матерью. И таких людей много. Этот спор проходит по нашим семьям. И эту проблему нам придётся как-то решать. Как? Я не знаю.

Дорогая Анна! Мне кажется, уважаемый Александр Васильевич дал Вам очень верный ответ. Я только хотел бы внести уточнение по Вашему утверждению, что "таких людей много". Но это моё личное мнение и оно основывается на моём личном опыте. Я думаю, что у абсолютного большинства людей, которые, условно говоря, принимают "большевистскую идею", нет чёткой формулы вроде той, что Вы привели - "спасли страну от Николашки". Мне представляется, что все причины симпатий к социализму находятся в трудно формулируемом ощущении социальной справедливости, которая, как сейчас стало очевидно, присутствовала в советское время. У меня отец был коммунистом, отец жены тоже был коммунистом, но я уверен, что они пришли к этому только из-за декларирования компартией целей социальной справедливости. Я сам мог бы стать коммунистом, но когда ещё был молод и не очень хорошо понимал жизненные обстоятельства, то искренне думал, что ещё не вполне готов для такой ответственности. Когда же стал что-то понимать, то увидел, что среди коммунистов много приспособленцев, и уже это как-то отталкивало от желания стать коммунистом. Должен сказать, что сюда ничуть не накладывались какие-то религиозные мотивы. Мой отец был крещён, его старшая сестра тётя Васса была старостой храма в Бодайбо. Она крестила меня и мою сестру в последний год жизни Сталина. На первый взгляд (по логике либералов) здесь какая-то несовместимая мешанина, но ничего несовместимого здесь нет, если рассматривать большевистскую деятельность только со стороны установления социальной справедливости. Монархия органично вписывается в такую систему социальной справедливости, как доказал Сталин. Конечно, его правление больше соответствовало определению диктатуры, но это было просто ответом на вызовы времени. В общем, я бы сказал, что если бы больше совестливых и грамотных людей решились в советское время вступить в КПСС, то они могли бы просто большинством голосов преодолеть разрушительное влияние карьеристов и приспособленцев, пристроившихся в партию для своих корыстных целей. Я вижу это на своём личном опыте. Видимо, это было грехом, что я побрезговал стать коммунистом. Я бы точно боролся с приспособленцами, но сейчас это уже только упущенная возможность.
Во Христе
Владимир К. 

[Александр Владимирович]

Анна, для начала хорошо было бы  обьяснить, что не большевики свергли Николая2 и сломали Российскую Империю, убить, да, убили, но свергли не они. Разделить чётко февральскую и октябрьскую революцию. Это ключь к дальнейшему пониманию истории страны. Тогда станет понятна роль такого явления как "русский коммунизм", это не одно и то же что коммунизм в Европе или ещё где то.
Руский коммунизм, это специфический симулякр, который вобрал элементы православного кода, но его генетическое единство с западным либертарианством постоянно будет тянуть Россию в пропасть, по типу развала СССР.  Важно понимать эту двойственность коммунизма.
 Есть такое сложное философское произведение французских философов(его приравнивают к философским трудам Платона, Канта, Ницше и т. д.) Делёза и Гваттари "Антиэдип. Капитализм и шизоанализ". Это либертарианское произведение, которе описывает механизм расчеловечевания человечества. Так там сказано, что коммунизм, это спарринг партнёр для капитализма, этакое преодолеваемое препятствие для капитализма. Коммунизм позволяет распространить либеральные достижения капитализма там где капитализм не справляется. Вот потому то и рухнул СССР.
Левый либерализм всегда уступает правому либерализму.

[Александр Васильевич]

Руский коммунизм, это специфический симулякр, который вобрал элементы православного кода, но его генетическое единство с западным либертарианством постоянно будет тянуть Россию в пропасть, по типу развала СССР.  Важно понимать эту двойственность коммунизма. <...>
Левый либерализм всегда уступает правому либерализму.

Уважаемый Александр Владимирович!

Простите меня великодушно, но попытки найти в кагальной по своей природе коммунистической идеологии рациональное зерно не имеет смысла. Это то же самое, как оккультисты и колдуны пытались пытаются по сию пору разделять магию на "белую", даже называют её "безгрешной" (!!!) и на чёрную, сатанинскую. Тут совершенно очевидно, что и "белая" и чёрная магии - одного инфернального цвета.

Так же и с правым и левым коммунизмом и либерализмом. Меня возмущает термин "русский коммунизм". Не было никакого ни "русского либерализма", ни "русского коммунизма", ни "русского фашизма" и им подобным, ибо привенесены в нашу жизнь извне служителями сатаны в пропагандистских целях, чтобы повредить русский цивилизационный код (граф Уваров точно вывел свою знаменитую триаду: Православие, Самодержавие, Народность). То, что Вы называете "русским коммунизмом" был русский патриотизм, любовь боголюбивого нашего народа к своему Отечеству. Кстати, это прекрасно понял и Сталин, который намеревался после войны отодвинуть от власти, а соответственно и от кормушки партийную элиту. Готовился даже план по введению многопартийности. Такие эксперименты (по многопартийности) были осуществлены в ряде стран социалистического блока - Польше, Венгрии, Китае (там с помощью нашей страны создавалась партия Гоминьдан, в которую по замыслу, должна была входить и Компартия Китая, но "два птенца" Чан Кайши и Мао Цзэдун не смогли уместиться "в одном гнезде"). Так что Иосиф Виссарионович мало-помалу уходил от кагальной идеи Маркса-Ленина-Троцкого к русскому цивилизационному коду. Сперва выкинул троцкистскую идею о мировой революции, поставил к стенке носителей этой идеи, в том числе и деятелей Коминтерна. Кстати, за идеей всемирной революции стояла талмудическая идея о подготовки всемирного царства их вожделенного машиаха - антихриста. Как видите, в основе марксовой идеи "призрака - коммунизма" была идея талмуда.

Кстати, идея мировой революции всё ещё жива. Её нам навязывают либералы, в том числе знаток иврита, государственного языка государства Израиль, премьер Медведев, ратуя за "мирвое правительство". Потому за инфернальным "благословением" на поклон к могиле Троцкого специально ездил лидер либералитета Чубайс.

Так, что, уважаемый Александр Владимирович, давайте не приписывать несвойственные русскому народу черты, вроде "русского коммунизма", "русского фашизма". Не было этого.

А социальные успехи при Сталине, то что называют социалистическими, не были марксистско-ленинским изобретением. Социальные вопросы успешно решались и при царях, особенно при Государе Николае Втором.

Простите, если обидел.

Во Христе Иисусе
А.В.

[Anna]

Давайте уже скажем правду -- марксизм является одной из псевдонаук, такой как алхимия, гомеопатия, парапсихология.

Автор -- некий Карл Маркс, сын выкрестившегося равина, человек без систематического образования (5 лет провинциальной гимназии, пара семестров в одном университете по одной специальности, пара в другом по другой, защита экстерном), неудачливый журналист, неудачливый политик, плохой семьянин, живший одновременно с женой и служанкой, паталогический нищеброд, неумевший элементарно заработать денег для семьи и кормившийся подачками спонсора. В общем, позор семьи, отрицательный пример для всех детей.

Теория его так и осталась маргинальной, и кроме левых профессоров в научном мире никого не интересует. Почему? Потому что все базовые идеи марксизма противоречат логике. Я не буду маскировать мысль научными фразами и ссылками на авторитеты, буду краток.

Классовое общество

Класс -- это технический термин, применяемый в разных науках и прикладных областях. Он означает всего лишь группу, в которую помещают объекты по равенству значения выбранного признака классификации. Классы образуют классификатор, в который должен попасть весь массив анализируемых объектов.

При этом один объект должен попасть в один и только один класс, как одно яблоко растет на одной ветке. Классификатор верен, если проверяем. Т.е. зная признак группировки, любой исследователь построит точно такую же совокупность классов. Если один объект может попасть в два класса -- это означает, что признак классификации выделен неверно. Если какие-то объекты не попадают ни в один класс, это означает, что признак классификации выбран неверно, или состав классов определен неверно.

Очевидно, что для разных целей могут строиться разные социальные классификаторы. Вот несколько примеров.

по состоятельности
Допустим, мы подедим людей по следующей шкале годовых доходов:

Высший класс (+ $1 млн. ), Средний класс ( от $100 тыс. до $1 млн.), Рабочий класс (от 0 до $100 тыс.).

Эта классификация делит людей по материальному благополучию, следовательно ее можно использовать для анализа благосостояния общества, структуры общества, равномерности распределения доходов, доступа к возможностям.

по социальным ролям
Поделим людей по основным функциям, которые они выполняют в обществе:

Политики, Бюрократы, Предприниматели, Топ-менеджеры, Наемные работники, Иждивенцы, Пенсионеры.

Эта классификация функциональная, ее можно использовать для анализа структуры общества, взаимодействия групп при управлении страной, распределении национального продукта.

по уровню образования

Неграмотные, Начальное образование, Среднее образование, Высшее образование.

по отношению к средствам производства -- марксовый классификатор

Надо понимать, что Маркс не смог, или не посчитал важным (в силу невежества) описать свой класссификатор. Он поступил как журналист -- разбросал разрозненные упоминания классов и их бессистемные характеристики в книге, которая была посвящена другому -- в своем нетленном Капитале, что привело к смущению умов марксистов на века, они тоже не могут дать ни четкого перечня классов, ни четких условий попадания той или иной группы людей в тот или иной класс. Мы тоже вынуждены строить догадки.

Итак, Маркс выдел признак классификации "отношение к средствам произоводства". У него есть два допустимых значения: владеет, не владеет. Или три: владеет, не владеет, обслуживает. Или четыре: владеет, владеет, но маленькой, трудится на этой собственности, обслуживает интересы владельцев собственности. Или сто. Все зависит от вашей фантазии.

В результате в марксовом классификаторе один и тот же человек может входить сразу во все классы. Пример: владелец акций разных предприятий, имеющий земельный участок, и выращивающий на нем в качестве хобби овощи на продажу, пишущий статьи и книги, работающий по найму оператором станка с программным управлением на заводе. Он одновременно является буржуа, пролетарием, крестьянином, интеллигенцией. С учетом того факта, что большинство людей в современных развитых капиталистических странах имеют вклады в пенсионных фондах, депозиты в банках, все общество можно отнести к буржуазии.

Некоторые люди без натяжек не могут быть отнесены ни к одному классу. Например, пенсионеры, фрилансеры, артельщики, кооператоры.

Кстати, "средства производства" -- такая же натяжка. Не всякая собственность может быть средством производства, но какая не может? Автомобиль руководителя -- это средство производства? Теплица на даче у бабушки, торгующей возле метро? Мозг изобретателя? Чернила писателя?

Еще одна ошибка типична для непрофессионалов -- это экстраполяция. Маркс описал как понял, наблюдая из окна дома, находящегося в районе проституток, эмигрантов и маргиналов Сохо, Британию 19 века, предполагая, что процесс ранней индустриализации, который он видит, будет длиться в будущем линейно. Но практика показала, что пролетариат в США сейчас составляет менее 10%, крестьянство 3%, почти 100%, владея долями в пенсионном фонде и счетами в банках, технически являются буржуазией, а основная масса работающих по уровню образования и характеру труда может быть причислена к интеллигенции, да и почти 100% капиталистов занимают посты в предприятиях, т.е. технически являются наемными работниками.

Другими словами, марксовый классификатор нарушает все мыслимые правила классификации. Ни для каких социологических, статистических, политических исследований эту классификацию применить невозможно, поскольку она неверна технически и не делит общество на группы, а лишь присваивает теги, описывает произвольно пересекающиеся множества. Да и чорт бы с ним, но беда в том, что в дальнейшем он используется для обоснования революций, гражданских войн и геноцида.

Противоречия между классами

Исходя из неверной классификации делается неверный же и вывод о взаимодействии классов. Классы представляются антагонистами, а их взаимодействие -- борьбой на уничтожение. Маркс формулирует такое противоречние -- общественный характер производства и частнособственнический характер присвоения. Пролетариат работает, а буржуазия только и делает, что грабит пролетариат.

Однако, без буржуазии нет пролетариата. Работодатель и работник одинаково нужны друг другу. Один придумал что делать и как это продавать, нашел деньги, обучил, другой выполняет работу и получает зарплату. Это не борьба, а наоборот, кооперация. Погибает предприятие, рабочие остаются без дохода. Интересы рабочих и владельцев в этой точке одинаковые -- процветание предприятия. А значит, благоприятный климат для предпринимательства в стране, низкие копроративные налоги, судебная защита собственности и т.п. Это объективно.

Трудовая теория стоимости

Трудовая теория стоимости (ТТС), как и все прочие идеи Маркса заимствована. Но она, в терминах марксистов, есть классический пример вульгарного материализма. Основная мысль состоит в том, что стоимость товара обусловлена стоимостью труда. Труд создает стоимость. Больше труда, больше стоимость. Все деньги мира созданы рабочими, вложившими свой труд в производство товаров и услуг.

Доказать, что это не так проще простого.

Есть множество вещей, имеющих стоимость, но созданных без участия человека. Например, земля. Ее, по одной из версий, создал Бог. Стоит она будь здоров, частенько больше, чем дома на ней построенные. Нефть -- никак не зависит от трудоемкости добычи, переработки и транспортировки. Иначе бы ее цена не колебалась от $6 до $150 на отрезке в 10 лет. Вода -- там где ее мало, она стоит дороже любого труда. Вы можете не имея наемных работников, но владея водой быть самым богатым человеком.

Дефицит. Алмазы дороги потому что красивы и дефицитны. Скоро искусственные алмазы станут красивей естественных, дефицит исчезнет, алмазы будут стоить копейки. Если, конечно, монополисты не победят в их борьбе с законами капитализма.

Стоимость знаний и идей. Можно попытаться описать товарную стоимость знаний через трудодни, потраченные на их получение. Но это очевидный абсурд. Усердие отличная черта, когда таланта нету ни черта (с). Знания, идеи, технологии -- результат труда, умноженного на божий дар, на систему стимулов и мотивов и в человеко-часах не вычисляемы принципиально.

Престижность, интересность, модность меняют цену товара, нисколько не изменяя ее себестоимость, это известно каждому туристу, заплатившему кучу денег за подъем на Эйфелеву башню, каждому владельцу айфона, любителю модных брендов и немецких автомобилей.

Политическое значение этой вульгаризации состоит в ошибочном представлении о том, что все ценное в этом мире создал рабочий класс. Поэтому он имеет особые права на гегемонию. Но в реальности все ценное в этом мире создают изобретатели и предприниматели. И они вопрощают свои идеи с привлечением наемных работников, или без. Скоро наступят времена 3D принтеров, роботов и транспортных квадралетов, и рабочий класс изобретателям и предпринимателям больше не понадобится. Но стоимость останется, и как всегда будет зависеть от баланса спроса и предложения, от изящности и привлекательности идеи, от дефицитности примененных материалов.

Прибавочная стоимость

Прибавочная стоимость -- это недоплаченная рабочим часть стоимости. Вот я произвожу булочки, продаю их за доллар, а на зарплату трачу 50 центов. Вторые 50 центов я украл у рабочих, по мысли автора марксизма.

На самом же деле все не так. Вот я продаю за $1, а дальше у меня есть расходы -- материалы и оборудование, реклама и маркетинг, исследования, зарплата и т.д.. Все расходы я пытаюсь минимизировать, а доходы максимизировать. Потому что прибыль есть разница между вторым и первым, и я хочу ее получить, чтобы взять себе. Потому что ради этого я создал предприятие. Если есть возможность заменить рабочего машиной, оптимизировать процессы и уволить половину рабочих -- делаю это с радостью.

Потому что обязательств кормить рабочего при капитализме у меня нет. Он мне не крепостной, и не член семьи. Я не присваиваю часть прибыли, полагающейся рабочему. Наоборот, я делюсь с ним частью дохода. И размер этой части зависит не от меня и не от него, а от ситуации на рынке труда. В Китае я ему плачу $100 в месяц, а в Швейцарии $5000. Исходя из этого расклада назначается цена на товар, строится технология производства, и прочий бизнес-план. Если мое предложение не устраивает рабочего, он ко мне не идет. Т.е. мы имеет дело с договорными отношениями, честными и открытыми.

Другими словами, никакой прибавочной стоимости вообще не существует. Никакого присвоения тоже. Владельцу бизнеса принадлежит 100% дохода, за вычетом расходов, одним из которых является запрплата. Создаваемая на предприятии стоимость принадлежит ее владельцу на 100%, а сотрудникам принадлежит 0% стоимости, в точном соответствии с условиями, на которых они нанимаются на предприятие. Это предприниматель вынужден делиться стоимостью с государством, смежниками, сотрудниками. С другой стороны, ответственностью предпринимателя является оплата труда нанятых сотрудников, независимо от его успешности, по условиям договора найма.

Только в одном случае рабочий имеет право на создаваемую стоимость -- если он разделяет риски предпринимателя. Например, я нанимаю булочника на условиях 10% от прибыли, но без фиксированной зарплаты. И вот тогда присвоением будет, если я ему навру, что прибыль меньше, чем есть.

Эксплуатация человека

Эксплуатация -- это использование для производства, чего-то созданного специально для производства, и заменяемого после использования. При рабстве человек может выращиваться как рабочий скот специально для выполнения определенных работ, при некотором уровне износа может выбрасываться.

При капитализме никто не неволит работника трудиться в том или ином месте, никто не заставляет соглашаться на ту или иную зарплату и условия труда. Наемный работник добровольно, для собственной выгоды нанимается на работу, выполняет обусловленные операции и получает за это обусловленную плату. Он не участвует в рисках, не вкладывает в предприятие ничего, кроме своего времени и труда, и получает за это полную компенсацию.

Поэтому ни о какой эксплуатации речи и быть не может. Речь при капитализме идет о кооперации. Капиталисту нужны работники, работникам капиталисты.

Работник не создает больше, чем получает. Потому что доход предприятия зависит от множества факторов: рыночной коньюнктуры, стоимости кредита и материалов, маркетинговой стратегии. Как отдельный абстрактный работник не виноват, если предприятие окажется убыточным, так он не имеет заслуг в том, что оно получило прибыль. И эта прибыль принадлежит тем, кто ее заслужил -- создателям и владельцам предприятия. В конечном счете, если это кажется несправедливым, то всякий может попробовать создать предприятие и быть его бенефициаром.

Но более того. В нынешнем мире инвестор получает меньше всех -- единицы процентов от оборота. Наибольший доход получает государство в виде налогов. Этим доходом распоряжается бюрократия. Следующими бенефициарами являются менджеры, они же и располагают фактическими правами распоряжения "средствами производства". Далее идет банк, за ним наемный персонал. Здесь конечно многое зависит от специфики деятельности предприятия. В хайтеке доля зарплаты выше, в перерабатывающей промышленности ниже, в добывающей стремится к нулю.

Классовая борьба

Из неверной классификации, неверной идеи трудовой стоимости, неверной идеи прибавочной стоимости, неверной идеи противоречий между классами, ожидаемо делается неверный вывод о неизбежности классовой борьбы. Как мы уже показали выше, общество можно поделить на разные классы. Например, класс верующий и класс атеистов, класс ментов и класс преступников, класс женщин и класс мужчин и т.д. И да, в зависимости от классификации мы можем делать выводы о неизбежности кооперации классов или неизбежности классовой борьбы.

Маркс сдедал вывод о неизбежности классовой борьбы. Между кем и кем? Между рабочим классом и классом капиталистов. Вывод на сегодня очевидно смехотворный. Поскольку рабочий класс уже сжался до нескольких процентов населения, а класс капиталистов расширяется и с очевидностью охватывает практически все население. В развитых странах победа капиталистов не столько неизбежна, сколько уже состоялась.

Бесклассовое общество

После победы, пролетариат устраивает свою диктатуру, уничтожает буржуазию, обобществляет средства производства, т.е. старые заводы, созданные буржуазией, и классы исчезают. Классы исчезают -- это нелепость. Ведь признак классификации исчезнуть не может, это абстрация, метод. Технически правильно было бы сказать, что остается какой-то один класс. Все одинаковы, все работают за станком, и этот станок принадлежит всем. Все капиталистопролетарии.

Но и другие способы классификации остаются в наличии, покуда мысль жива. Например, есть некоторая теория управления. Чтобы цех производил булочки, нужен начальник цеха. Чтобы функционировала вся эта пекарня, не обойтись без директора. Но чтобы принять решение о строительстве новой пекарни, нужны ... кто? Голосование общины, назначение руководителя проекта, отчетность перед общим собранием коммуны? В реальности все попытки построения коммунизмов приводили к единственному результату -- появлению жутко иерархического общества, очень классового, больше похожего на аристократическое. В нем доминировал класс чиновников, которые присваивали результаты труда класса бессловесных человекоживотных. Эта картина прекрасно иллюстрируется Северной Кореей.

Резюме

Под левацкими движениями нет никакой логически обоснованной теоретической базы. Карл Маркс не является никаким авторитетом ни для современных экономистов, ни для философов, ни для политиков. Марксизм -- это маргинальная, псевдонаучная писанина пары журналистов 19 века, показавшая свою полную несосотятельность на десятках попыток практической реализации.



P.S. Для тех, кто интересуется вопросом, могу сослаться на статью Критика марксизма в англоязычной википедии, интересную саму по себе, но также содержащую внушительный список авторитетных авторов, разделывающих марксизм в пух и прах с точки зрения своих наук.

"Марксизм есть псевдонаука" -- этот заголовок мне пришел прямо в голову после написания поста. Но поиск фразы marxism pseudoscience дает огромное количество ссылок на такие заголовки. И вот одна из статей MARXISM AS PSEUDO-SCIENCE (Fordham University, Нью-Йорк) мне показалась интересной, цитата: "Я должен признать, что те теории Маркса, которые не являются ошибочными, бессмысленны. Маркс остается заразительным, но его заразительность никогда не базировалась на научной правдивости его теорий, а всегда на их психологической привлекательности".
http://muacre.livejournal.com/137114.html?...ad=6034586&

[Александр Васильевич]

Коммунисты сливаются с либералами и националистами?

Иерей Александр Шумский о позиции члена КПРФ Юрия Белова в отношении всероссийского движения «Русский лад»



26 июня «Русская народная линия» опубликовала материал «Что же произошло с этим замечательным человеком?» ( http://ruskline.ru/news_rl/2013/06/26/chto_zhe_proizoshlo_s_etim_zamechatelnym_chelovekom/ ), в котором представлена позиция одного из ведущих руководителей КПРФ Юрия Белова в отношении всероссийского движения «Русский лад». Юрий Белов считается патриотом-почвенником. И тем более удивительно, что вдруг заговорил большевистским языком.

Он вновь достал марксистско-ленинско-троцкистскую дубинку классовой борьбы и начал ею размахивать, обвиняя «Русский лад» в отказе от этой самой борьбы, в поддержке государственной власти и в апологии Православия. Белов употребляет такие термины как «царистская психология», «атрибуты культа Православия» и т.п. Все это весьма напоминает богоборческую риторику времен Губельмана (Ярославского). Для меня очевидно, что Белов направляет свой удар не столько против «Русского лада», сколько против самого христианства, против Русской Православной Церкви, которая поддерживает государственную власть.

И на самом деле, ничего удивительного в этом нет. Еще Достоевский дал чеканную формулировку «коммунизм есть атеизм». Конечно, мои оппоненты спросят: Как же так, вы же сами много хороших слов написали о советском периоде, о социализме, о товарище Сталине. А теперь нападаете на коммуниста-почвенника Юрия Белова? Нестыковка получается!»

Никакой нестыковки здесь нет. Я всегда отделял богоборческую коммунистическую идеологию от реальной советской жизни, которая как раз и демонстрировала зачастую отхождение от этой идеологии и обнаруживала элементы христианского социализма, о чем убедительно писали многие авторы РНЛ.

За что мы ценим товарища Сталина? Только за то, что он начал разрывать с большевизмом-ленинизмом-троцкизмом, за то, что он начал обращаться к традиционным, а значит, православным, ценностям. Он, по объективным причинам, не мог довести начатое до конца, но сама антибольшевистская тенденция в Сталине очевидна. Один из авторитетнейших архиереев сталинского времени митрополит Нестор (Анисимов) лаконично сформулировал: «Мы многое простили Сталину за победу в Великой войне, но мы ничего не простили Ленину». Между Лениным и Троцким - с одной стороны, и Сталиным - с другой, дистанция очень большая, и с годами она только увеличивается.

КПРФ под руководством Геннадия Андреевича Зюганова психологически все время двигалась от Ленина к Сталину, и, конечно, сам Зюганов в гораздо большей степени сталинист, чем ленинист. Отсюда и искренний патриотизм Геннадия Андреевича, не совместимый с ленинизмом, и его крещение во взрослом возрасте. Зюганов всегда хорошо отзывался о Православии, хотя на прямой вопрос о том, верит ли он в Бога, никогда не давал однозначного ответа. В этом «ахиллесова пята» и трагедия Зюганова и как руководителя КПРФ, и как христианина.

Судя по всему, двойственное (двурушническое, по коммунистической терминологии) позиция руководителя КПРФ уже не устраивает очень многих членов коммунистической партии, и среди них зреют бунтарские настроения, которые четко выразил Юрий Белов. Он бросил вызов Зюганову и, по существу, поставил вопрос так: «Геннадий Андреевич, ты с Лениным или со Христом?» Как ответит Зюганов, сможет ли он вообще ответить?

Самое плохое, если Геннадий Андреевич начнет отвечать в своем уклончивом стиле, смешивая коммунистическую идеологию с христианской верой. Здесь его ждет окончательное поражение, после которого власть в партии перейдет к ленинистам-троцкистам вроде Белова.

Хочется обратиться к руководителю КПРФ: «Геннадий Андреевич, вы уже далеко не молодой человек, и, как говорится, пора и о душе подумать. Вы умный человек, вы человек русский, поступите хоть раз в жизни «по гамбургскому счету» - откажитесь от Ленина, от этого проклятия России и выберите окончательно Христа. Перестаньте быть коммунистом и станьте православным, и вы сразу почувствуете огромное облегчение. Вас, конечно, изгонят из партии Белов и его фракция, но вы совершите поступок, который войдет в историю и послужит делу возрождения православной державности России. Все это я говорю вам совершенно искренне, а пока мы наблюдаем очень тревожную и неприятную картину - явное сближение коммунистов с либералами и националистами во враждебном отношении к верховной государственной власти и к Русской Православной Церкви».

Похоже, что начал формироваться антигосударственный и антицерковный либерально-коммуно-националистический фронт. В общем, опять «коллективный Троцкий» и дело куда серьезнее, чем думает уважаемый Сергей Викторович Лебедев, полагающий, что выступление Юрия Белова - всего лишь недоразумение, которое разрешится в самой КПРФ. Если это недоразумение, то из разряда таких недоразумений, о которых пишет Федор Михайлович Достоевский в романе «Бесы», то есть таких недоразумений, после которых Россия умывается кровью.

P.S. Вопрос Юрию Белову: «Товарищ Белов! Почему вы столь обеспокоены возрастанием роли Православия в России, совершенно не желаете замечать усиления исламского фактора в России и во всем мире? А как вы относитесь к тому, что исламские фундаменталисты режут христиан в Сирии и оскверняют христианские святыни?»

Иерей Александр Шумский, публицист

http://ruskline.ru/news_rl/2013/06/29/kommunisty_slivayutsya_s_liberalami_i_nacionalistami/

[Александр Васильевич]

Сергей  Шарапов, Русская народная линия

Социализм как религия ненависти

Ко дню памяти автора

Ниже к очередной годовщине со дня кончины выдающегося русского экономиста, публициста, писателя, общественного деятеля Сергея Федоровича Шарапова (01/14.06.1855-26.06/09.07. 1911) (см. о нём подробнее: «Как бы мы низко не упали, Россия таит в себе все нужные силы для возрождения...» - http://ruskline.ru/analitika/2011/07/08/kak_by_my_nizko_ne_upali_rossiya_tait_v_sebe_vse_nuzhnye_sily_dlya_vozrozhdeniya ) мы переиздаём одну из его статей.

Публикацию, специально для Русской Народной Линии (по изд.: Шарапов С. Ф. Социализм как религия ненависти.- М.: Тов. типо-лит. И.М. Машистова, 1907. - 16 с.) подготовил профессор А.Д. Каплин. Постраничная сноска автора заменена концевой.


_{Троцкий и К}

 +   +   +

I

Нашу пресловутую революцию сравнивают с «великой» французской, и кто-то рекомендовал даже следить за ней по краткой истории, как по отрывному календарю, ручаясь за возможность прямо предугадывать дальнейшие события.

Увы, этот пророк «отгадчиком» не оказался, и наша «революция» хоть и потребовала много крови и жертв, но во французскую не выросла, а обратилась в некую политическую гнусность, закончившуюся убийствами из-за угла и экспроприациями, сначала идейными, а затем и просто разбойными.

Сходство, с сильной натяжкой, пожалуй, найдется, как все­гда найдется сходство между двумя ломаемыми домами. И там, и здесь разбирают старую постройку, летит пыль, накопляется много мусора. В обоих случаях, когда процесс ломки закончится, старого здания не будет. Но на этом кончается и все сходство.

Как видите, оно чисто внешнее. Но зато, если мы обратим внимание на разницу между нашей революцией и француз­ской, то она окажется так велика и существенна, что ни о ка­ком сходстве не придется и говорить.

Довольно указать на два пункта. Французская революция была не только национальна, но, можно сказать, крайне пре­увеличенно национальна. Никакие инородцы в ней не участво­вали, а вся остальная Европа шла на ее усмирение. Патриотизм самих французов был так горяч, что за одно подозрение в его недостатке господа революционеры без церемонии рубили головы.

В этом смысле наша революция является прямой противо­положностью. Ее вожаки - в большинстве инородцы, во­шедшие между собой в союз и предоставившие господам рос­сиянам роль весьма второстепенную. Затем насчет патриотиз­ма замечается тоже как раз обратное. Если бы дело дошло, помилуй Бог, до снимания голов, то таковые стали бы снимать­ся за проявление русского патриотизма, а уж никак не за его недостаток. Подсчитайте число политических жертв и их ок­раску,- и вы увидите, что это все были именно патриоты. Кто же не знает, что для нашей революции «патриотизм» - поня­тие весьма презренное, а «патриот» даже прямо ругательное слово? Да это и понятно. На свою национальную революцию французские патриоты несли патриотически свое, иногда по­следнее, достояние. Наша революция идет сплошь за чужой счет, сначала за японский, как это недавно документально до­казано, затем за счет международных, точнее - еврейских де­нег, ибо главная задача русской революции есть все-таки ев­рейское равноправие, недостижимое при старом самодержав­ном строе. Теперь этот строй заменяется парламентарным, то есть именно тем, который нужен опять же евреям и всяким инородцам, а русским пристал, как корове седло.

Будь наша революция национальной, она прежде всего вылилась бы в форму борьбы за земщину против бюрократии. Но земщина-то именно у нас и провалилась в революционный период, как понятие чисто русское, для еврейства еще гораздо более противное, чем самодержавие. И наивен был бы тот, кто стал бы ждать от нашего парламента серьезной постановки и свободы самоуправления. Наоборот, он, если бы удался, создал бы неминуемо централистский шаблон, так бы все нивелиро­вал и обезличил и законодательством, и всякими общеимпер­скими союзами, что от всей земской свободы осталось бы едва ли не одно только великое право - собираться на митинги, да и то левые, а отнюдь не патриотические.

Второе коренное отличие нашей революции,- это ее со­циальный характер в противоположность чисто политическо­му характеру революций западных. Насколько во французской революции бьет в глаза ее решительно буржуазный облик, ее домогательства устранений феодальных привилегий во имя чисто политических прав и свобод (припомним драконовские постановления о собственности, о стачках и т. п.),- настолько же наша русская революция насквозь прокрашена социали­стическими вожделениями и нежеланием ни одной минуты остановиться и укрепиться на ненавистном капиталистическом или буржуазном строе.

Это последнее обстоятельство придает всему нашему «освободительному» движению совершенно своеобразный колорит и предначертывает ему путь совсем особый, где французская книжка по истории ровно ничему не поможет и ничего не уяснит.

II

Многие русские люди ломают себе голову, решая вопрос: откуда взялся у нас социализм и почему это учение в та­кое короткое время и так могущественно овладело умами нашей молодежи, да и не только молодежи, а даже взрослых и серьезных, по-видимому, людей, которым, казалось бы, обя­зательно более вдумчивое отношение к тому, что проповеду­ется на газетных столбцах?

Чтобы выяснить этот вопрос, от которого в значительной степени зависит то или иное отношение к русскому освободи­тельному движению, необходимо установить сначала твердую принципиальную точку зрения на самый социализм, как на по­ложительное учение. Смело говорим, что в широких кругах русского, так называемого образованного, общества никакой такой точки зрения не существует. Огромное большинство судит о социальных доктринах совершенно превратно, и мы не ошибемся, если этот общий расхожий взгляд выразим так:

«Социализм есть учение весьма дельное и серьезное. Но в самую глубину этой премудрости заглянуть обыкновенному смертному очень трудно, так как она окружена чрезвычайно туманной и сложной диалектикой, в которой и упражняются специалисты. Наш доморощенный социализм в его практиче­ских применениях и в популярной проповеди есть нечто весь­ма искаженное и изуродованное, годное, конечно, для гимна­зистов да совершенно отпетых и невежественных людей вроде Аладьиных, Жилкиных и К0 в первой Думе и Алексинских во второй или новоявленных кавказских выходцев, каковы, напри­мер, были пресловутые Рамишвили, Зурабовы, Церетели и т. п. Эти господа только компрометируют социализм, требуя слиш­ком преждевременно разных несуразных вещей и притом с нена­вистью и дерзостями. Но это не мешает социализму подлинному быть «учением будущего» и привести человечество к благу».

Думаем, что этим довольно верно определяется взгляд среднего грамотного русского обывателя. Если мы прибавим сюда ходячее мнение, будто существует еще какой-то христи­анский социализм, мирный и благостный, и что вот этот-то социализм и есть самый настоящий, мы можем на этом и за­кончить, большего от русской публики не требуйте. Маркса ни в подлиннике, ни в переводах она не читала, хотя усердно рас­купила несколько изданий Капитала. Комментаторов и про­должателей Маркса вроде Энгельса, Каутского и прочих она знает еще меньше, а серьезных критиков и близко не видала. Все, что она читала, - это ряд популярных брошюрок, которые прежде проносились под полой, а ныне свободно продаются и раздаются безплатно и которые для несамостоятельных умст­венно людей представляют критику современного капитали­стического строя - весьма сокрушительную и обещания буду­щего - самые заманчивые.

Добрая и душевная русская публика даже и не подозрева­ет, что социализм никакой науки, никакого учения собой вовсе не представляет, - что это есть не более, как известная система диалектики, чрезвычайно утонченной и сложной, вся цена коей ломаный грош, ибо отправной пункт содержит в себе первородную ложъ; что сила социальной доктрины за­ключается не в ее выводах, которых и сами социалисты не сделали, не в положительных формулах людского общежи­тия, которых никто не установил и установить не мог, а только в отрицании, опирающемся на специальное настроение от­дельных ли лиц или целых общественных групп; что в социа­лизме нет поэтому абсолютно никакой творческой стороны, а исключительно разрушительная, и что, наконец, как учение, построенное на лжи, вражде и ненависти, оно не имеет ника­ких иных логических выводов, кроме чистейшего анархизма, если остаться только при разрушении, или неслыханного ни­где и никогда рабства, если упорствовать в праздной мечте и созидании общежития на социалистических началах.

III

Научная истина всегда объективна, ясна, сама себе равна и воспринимается разумом достаточно независимо от настрое­ния учащего или поучаемого. Социальная доктрина для своего усвоения требует чувства, особенным образом подготовлен­ного, которое только тогда ее не отвергнет, когда поучаемый будет заранее подготовлен звучать в унисон с учащим. Отсюда всеобщее и давнее наблюдение: социальное неравенство есть повсюду и всегда, но, чтобы социальное учение нашло вос­приимчивых слушателей и воспламенило массы, необходимо, чтобы общественные страдания, насилия и несправедливости перешли известную черту, за которой уже неугасимым огнем загорается ненависть слабого к сильному, бедного к богатому, глупого к разумному.

Только в такую среду социальная доктрина может с успе­хом бросать свои ядовитые семена.

Потрудитесь американцу Соединенных Штатов, получаю­щему заработную плату до 2 и больше долларов в сутки и бы­стро накопляющему сбережения, начать развивать ту доктрину социалистов, что предприниматель-капиталист его грабит, отнимая от него «прибавочную ценность», которая ему, рабо­чему, принадлежит. Американец засмеется вам в глаза и реши­тельно не будет в состоянии понять, каким образом у свобод­ного гражданина, свободно предлагающего свой труд и назна­чающего ему свободную расценку, кто-нибудь может что-нибудь украсть.

Но обратитесь с той же проповедью к голому и голодному итальянцу или к русскому фабричному пропойце - и ваш слу­шатель развесит уши. На заманчивые перспективы всеобщего равнения имуществ американец ответит бранью, потому что у него впереди благосостояние и победа, основанная на личной предприимчивости, удаче и сбережениях. У него самого растет его небольшой капитал, который в будущем будет только уд­ваивать его трудовые силы, и потому всякое покушение на этот капитал будет ему казаться покушением также и на него лично. Наоборот, какой-нибудь итальянец, совершенно изве­рившийся в возможности выбиться из бедности упорным тру­дом и бережливостью и вынужденный покидать родину, что­бы идти куда глаза глядят, уверует в будущий коллективизм, как в Евангелие,

(Окончание 1-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 1-й части)

Вот почему Северная Америка, страна исключительного расцвета промышленного капитализма, является, по выраже­нию социалистов, «страной оставления всех надежд» (для них), а Италия - истинным рассадником и гнездом социализма. По­этому же Германия с ее твердой властью и прочным экономи­ческим строем, хотя и прислушивается к туманной диалектике своих главарей социального движения, хотя и охотно рассуж­дает о нем за кружкой пива, но практически переработала са­мое учение так, что истинные, кровные социалисты называют германский социализм «наукой о безропотном перенесении рабочими ига капиталистов».

И это выражение необыкновенно счастливо и точно. Не­мецкий рабочий отлично знает, с каким колоссальным трудом и борьбой отвоевывает рынок и дает своим рабочим работу немецкий капитал и каким небольшим, сравнительно, доволь­ствуется он вознаграждением. Он хорошо знает, что малейшее неловкое прикосновение к этому капталу отразится страш­ной катастрофой прежде всего на самих же рабочих. И вот господа немецкие социалисты, покуривая свои трубки, рас­суждают весьма здраво, что, хотя, по Марксу, капитал им и враг, но пока что они от него кормятся; хотя милитаризм и недостойная и презренная вещь, поддерживающая буржуаз­ный строй, но, однако, без внушительной военной силы Гер­мания не могла бы так шагать на иностранных рынках - и по­тому хоть и неохотно, но все же вотируют в рейхстаге нужные кредиты на армию и флот.

А попробовали те же социалисты стать поперек дороги германскому буржуазному творчеству,- получился неслыхан­ный разгром партии, которую на последних выборах в рейхстаг жестоко закидали черняками и сократили более чем вдвое.

IV

Так стоит дело на культурном Западе, потоками крови оп­латившем всякие перевороты и революции. У дальнейших из тамошних народов - немцев и американцев - социальная доктрина, являясь всем понятным предупреждением, принесла и свою долю пользы. В Америке гигантские стачки всемогу­щего капитала вызвали не менее гигантские рабочие союзы, прекрасно оградившие трудящиеся массы от возможности хищнической их эксплуатации. Но увы! Об этих рабочих сою­зах социалисты предпочитают умалчивать, ибо они построены на чистейших буржуазных принципах и в корне противны со­циальному учению. Это не более как взаимное страхование мелких капиталистов в ответ на стачку крупных. Пролетарий, в этот союз не попавший, услугами его не только не пользуется, но и встречает явно враждебное к себе отношение. Подите-ка, вступите в американский рабочий союз! Это потруднее, чем в любую из наших биржевых артелей, где нужен взнос в не­сколько тысяч рублей.

В Германии развитие социальных учений подсказало пра­вительству вовремя позаботиться о правовом и экономическом положении рабочих. Государство мастерски вырвало инициа­тиву всяких разумных улучшений из рук вожаков социализма, и еще руками Бисмарка само создало прекрасное рабочее за­конодательство, обеспечив рабочих в их внешних условиях труда, насколько только это доступно государственной власти. Социализму в Германии остались только невинные ораторские упражнения да забастовки, производимые очень редко, тонко и осторожно.

В России, где, при ничтожном процентном отношении фабричных рабочих к общей массе населения и при землевла­дении всей крестьянской массы, социализму, казалось бы, со­всем нечего делать, это учение волею судеб оказалось в про­тивность всякому здравому смыслу руководителем революционного движения. Главари социализма, скрывавшиеся в под­полье в то время, когда земские передовые силы выступили на борьбу со старым режимом, тотчас же после первых побед земцев вышли на поверхность и буквально сели буржуазно-либеральному течению на шею.

Не успели наши конституционалисты отпраздновать пер­вый медовый месяц отвоеванного с таким напряжением и хит­ростями парламентаризма, как уже в Государственной Думе за их спиной выросли разные «трудовые группы», явились люди столько же некультурные, как и наглые, и сразу предъявили свои претензии на власть.

Никогда еще великий господин Пролетариат не выступал в мировой истории с таким умственным и нравственным убо­жеством и... с таким апломбом. Он не хочет считаться ни с чем. Для правительства у него нет других терминов речи, как «воры», «провокаторы», «хулиганы». Почтенных и истинно сво­бодолюбивых людей, как покойный гражданин Гейден, он ве­личественно именует «старыми шлепаками» (можем привести подлинную цитату из одной пугачевской газеты) и кричит им «довольно» и «долой». Милостиво-презрительно, как истинно зазнавшийся хам, относится он к перетрусившим либералам, усердно вертящим перед ним хвостом, и при малейшем серь­езном противоречии дает им пинка. Пользуясь растерянно­стью и скудоумием власти, устраивает в России пугачевщину и готов взять за горло все ему сопротивляющееся, все культур­ное, спокойное, просвещенное. И при этом полное отсутствие какого бы то ни было намека на патриотизм, стремление к не­слыханному самовластию, переходящему в прямое самодурст­во, нетерпимость, забывающую всякие границы, и насилие, насилие и кровь без конца...

Вот в каком виде довольно неожиданно появился на на­шей политической сцене Российский Пролетариат, одушев­ленный великими доктринами социализма. Пока что перед удалью этого младенца все в ужасе расступаются, и все чувст­вуют основательность этого ужаса. В голосах господ Алексинских, Жилкиных, Аладьиных и иных чувствуется не их личное нахальство, а огромный, косматый, проснувшийся дикий зверь, нечто вроде древнего апокалипсического Змия, неутолимый и неукротимый, словно олицетворивший в себе все, что жило в грязном и мрачном подполье русской народной души, жило, сдавленное тисками полицейского государства, и со времен Стеньки Разина и «дедушки Емельяна Ивановича» не подавало голоса.

Теперь этот зверь рычит и выпрямляется, и мы с ужасом чувствуем, как его когти вонзились в нашу Родину. Волей-неволей приходится этому зверю заглянуть в лицо и ознако­миться с его родословной.

V

Мы сказали выше, что вся социальная доктрина основана на первородной лжи и потому ровно никакой, ни научной, ни практической, ценности не представляет. Ложь эту необходи­мо разобрать и выяснить истинную сущность столь властно утвердившегося у нас учения.

Один из главарей немецкого социализма, Бебель, так оп­ределил свое исповедание: «Наша цель,- сказал он,- в облас­ти политики - республика, в области экономики - комму­низм и в области религиозной - атеизм».

Если мы отстраним первый член этой формулы - респуб­лику, как взятый из чужого лексикона за неимением собствен­ных ясных понятий о желательном типе государства, то двух остальных будет вполне достаточно, чтобы определить всю духовную сущность социальной доктрины.

Это то же христианство, но с отрицательным знаком.

Современное человечество переживает самый расцвет буржуазно-капиталистического строя. Его основы - широкая политическая свобода и широкий экономический индивидуа­лизм, прямо из этой свободы вытекающий. Правовое государ­ство твердо держится принципа экономического невмеша­тельства и предоставляет личностям и их союзам устраивать свои материальные отношения как хотят, проявляя активную власть единственно ради поддержания общественного поряд­ка, охранения свобод и дарования минимальной обязательной справедливости во внешних отношениях своих граждан.

Вправо от этого строя начинается область религии, кото­рая в лице христианства усиливается побороть старое юриди­ческое и языческое государство и построить жизнь людей на иных, высших началах. Церковь, не отрицая государства и не борясь с ним (Кесарево Кесареви), старается воспитать и воз­нести души людей так, чтобы, оставаясь в прежних матери­альных и юридических условиях, люди перестали их ценить и смотреть на них как на высшее благо, ища такового не здесь, на земле, а за гробом. Христианин должен поэтому относиться совершенно безразлично и к своему имуществу, и к своим пра­вам, и ко всей земной обстановке. Последняя должна быть ему ценна лишь постольку, поскольку дает возможность совер­шать дело любви, то есть помогать благополучию своих ближ­них. А так как дело любви возможно при каких угодно полити­ческих и экономических условиях, то с христианской точки зрения нет ни оправдания, ни осуждения никаким обществен­ным и государственным формам. Всякий строй для него при­емлем, поскольку в нем возможно «тихое и мирное житие», ибо только это с христианской точки зрения и требуется от государства. Остальное дадут личный подвиг, личный духовный подъем и самосовершенствование христианина. И в этом смысле все общественные деления, например сословность, все неравенства состояний, даже рабство, для христианства одинаково приемлемы, как и наисвободнейшее общественное и политическое устройство. Любовь все сгладит и восполнит, Христос всех уравняет и даже сделает первых последними, а последних первыми.

И эта вера в могущество высшей небесной правды составляет такое сильное орудие христианства, что совершенно исключает всякую зависть бедного к богатому (богатый несчастнее, ибо ему труднее войти в Царство Небесное), всякую ревность подвластного к властвующему (сознание величайшего бремени ответственности) и делает из истинно христианского общества и народа единый целостный организм, сознающий и свое братство во Христе, и свое полное духовное равенство, даже с некоторыми привилегиями для кротких, милостивых и нищих духом, то есть для наиболее обездоленных общественных слоев.

(Продолжение следует)

http://ruskline.ru/analitika/2013/07/08/socializm_kak_religiya_nenavisti/

[Александр Васильевич]

Сергей  Шарапов, Русская народная линия

Социализм как религия ненависти

Продолжение


_{Троцкий и К}

VI

Влево от правового капиталистического буржуазного строя лежит социализм. Для этой доктрины небо является областью «святых и воробьев», человеку же остается искать своего счастья только на земле и в пределах земного. Для любви места нет, и она является в этом мировоззрении как странный пережиток чего-то прошлого, как альтруизм, неизвестно зачем впутывающийся по старой привычке в отношения людей между собой и эти отношения только искривляющий. Счастье добывается только борьбой (в борьбе обретешь право свое), воодушевить же на борьбу может прежде всего ненависть, которая в социализме играет ту же самую роль главного двигателя человеческой души, какую в христианстве играет любовь.

Отсюда полный параллелизм социализма и христианства. Перемените у любого из атрибутов христианства плюс на минус - получится соответственное понятие у социалистов. Возьмите, например, равенство. У христиан равенство перед Отцом Небесным заставляет людей совершенно различных, но одинаково одушевленных любовью, смотреть друг на друга как на братьев. У социалистов равенство есть требование земного общежития; отсюда жгучая ненависть ко всякому политическому и экономическому неравенству, заставляющая низшего по положению видеть в высшем заклятого врага. Чувство совершенно однородное, но с обратным знаком.

То же самое с братством. С положительным знаком это чувство единит самых различных людей любовью во Христе. С отрицательным оно сплачивает однородные элементы ненавистью ко всему тому, что не они, создавая новый термин «товарищ». Наконец, и самая свобода, понятие для христианства совершенно положительное, как абсолютно необходимое условие для проявления и веры, и деятельной любви, получает в социализме отрицательный знак, превращаясь в совершенно определенное принуждение. Так, политическая свобода, первейшее требование социализма, есть в сущности только условие свободного проявления ненависти, в форме ли слова, печати, союзов и т. д. во имя борьбы. Борьба эта должна уничтожить все существующие неравенства, все привести к одному уровню, а затем свобода превращается в грубое и абсолютное насилие общества над индивидуумом.

Насилие - да ведь это и есть свобода с отрицательным знаком! И поскольку свобода есть необходимая принадлежность христианства, допускающего только свободный личный подвиг, постольку же насилие есть неизбежный основной фундамент социального строя, ибо без насилия не могло бы ни одного дня продержаться обезличенное и уравненное под один ранжир человечество. Насилием должен осаживаться до среднего уровня каждый умный, сильный и независимый, насилием подниматься до того же среднего уровня глупый, слабый и несамостоятельный или ленивый. Попробуйте вычеркнуть элемент насилия и допустить хотя небольшую свободу, и от социального построения тотчас же не останется камня на камне. Общество дифференцируется самым буржуазным образом, и установленное насильственно равенство будет радикально ниспровергнуто.

И совершенно так же, как христианская свобода по существу своему безгранична, имея регулятором только совесть личную и общественную, безгранично и насилие социализма. Оно не останавливается не только перед принудительным распределением работ и профессий, перед принудительным распределением благ, но даже и перед принудительным общественным воспитанием. Это совершенно логично и последовательно. Раз отрицается высший регулятор - совесть, человечество, чтобы не стать диким стадом, должно подчиниться внешнему регулятору - отвлеченной общественной воле, организованному до последних мелочей принуждению и насилию.
 

VII

Чтобы закончить параллель между христианством и социализмом, необходимо остановиться над идеями коммунизма, одинаково свойственными и тому, и другому.

Возвышая дух, обостряя и усиливая деятельную любовь к ближнему и самопожертвование, христианство совершенно естественно освобождает душу человека от связи с обстановкой буржуазно-капиталистического строя. Собственность и богатство становятся в тягость, как и индивидуальное одиночество. Во главе церковной общины в качестве учителей и добровольно признанных распорядителей стоят люди высокой нравственной доблести и духовных совершенств. В церкви-общине есть неимущие, нуждающиеся, больные, хилые. Величайшая радость, величайшее удовлетворение христианина - отрешиться добровольно от ига собственности, снести свое богатство в общую кассу и предоставить своим духовным вождям позаботиться о неимущих. Но вот у христианина не осталось и собственности, а есть только его личность, его труд. Не веря в свои силы и ища дальнейшего подвига, он и эти силы, и волю, и труд отдает в распоряжение общины. Является полная свобода даже от собственных дум и воли, снимается самое невыносимое для любящей и смиренной души - страх ответственности. И вот чистый коммунизм, коммунизм апостольской общины первого века, готов.

«У многочисленного же общества верующих было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все было у них общее... не было между ними никого бедного; ибо все владельцы поместий или домов, продавая оные, приносили цену проданного. И полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду».

Так повествуется в IV главе «Деяний Апостольских». Совершенно то же, но с отрицательным знаком мы встречаем в мечтах социалистов. Личной собственности быть не должно. Все принадлежит «обществу» или «нации». Всякий вносит все, что имеет, всякий получает, что ему нужно. Но так как одного сердца и одной души нет, и никакая любовь этого общества не согревает, то вместо добровольной складки и добровольного отречения от собственности в пользу всех приходится прибегать к регламентации и насилию. Организованные неимущие овладевают благами имущих, и эти блага поступают в общее распоряжение. Эгоистический протест имущих заглушается огромным большинством «пролетариата», который, как большинство и как подавляющая физическая сила, захватывает диктаторскую власть и не делится ею ни с кем. А чтобы «пролетариат» был готов к этому торжеству, его необходимо сплотить и, прежде всего, сплотить ненавистью к богатым, к имущественным классам, в коих видится общий враг и угнетатель
 

VIII

Параллельность, как видите, самая полная. Элементы христианства и соответственные элементы социализма могут быть расположены в следующем характерном ряду:
 

Вера                                                         Атеизм.

Свобода                                                   Насилие.

Любовь                                                   Ненависть.

Совесть                                                  Принуждение.

Отречение от собственности

добровольное                                          Обязательный коммунизм.

Добровольное подчинение                   Насильственная регламентация.

 

Все члены одного ряда совершенно однородны с членами другого ряда и находятся между собой во взаимном отрицании. Ход и последовательность логики одна и та же. Человек, не удовлетворяющийся условиями современного общежития, опирающегося на чисто языческие начала индивидуализма, политической свободы, положительного права и собственности, может порвать с этим строем и выйти в любую сторону. Одушевленный верой и любовью, сознавая свою безграничную духовную свободу и повинуясь голосу совести, он может стать христианином активным, то есть добровольно отречься от своей индивидуальной собственности и направить свое состояние на облегчение чужого горя и нищеты. Если при этом он захочет сложить с себя и последнюю тяготу буржуазного строя - личную свободу и ответственность, он может найти общину таких же, как и он, активных христиан и, вступив в нее, закончить подвиг самоотречения, добровольно подчинив себя признанным вождям и духовным руководителям.

В этой общине его земная личность, имущество, воля, права исчезнут, освободив всецело его духовную личность на подвиг самоусовершенствования и на безкорыстную службу ближним.

Таков в идеале своем монастырский режим. Таково учреждение «старчества», столь чтимое народом.

Совершенно таким же образом человек может взять направление противоположное и из буржуазного мира уйти в мир социальной доктрины.

Твердо уверенный, что на земле конец всему, отбросивший всякие упования на Небо, одушевленный ненавистью к общественному неравенству, разврату, несправедливости и злу, он, пользуясь своей политической свободой, может вступать в союзы людей, добивающихся проведения своих идеалов путем регламентации и насилия. Образовав сознательное большинство своих сторонников в государственном механизме, он может принудительно завладеть чужими имуществами для обращения их в коллективную собственность. Добившись власти путем современной парламентской организации, изображающей собой безразличный и мертвый регулятор общественной воли (поскольку последняя выразима системой выборов), социалист может переломать все человеческие отношения и ввести путем принуждения какой угодно регламент, хотя бы индивидуальную свободу и самоопределение и вовсе уничтожающий.

Из сказанного, надеемся, станут понятными и ход, и приемы, и условия успеха социальной доктрины в том или другом обществе.

Необходимо прежде всего, чтобы образовалась среда, удобная для процветания ненависти и к ее семенам восприимчивая. Такая среда образуется само собой в государствах, идущих по пути к разорению. Нищета, падение земледелия, разорение промышленности, безработица, отсутствие возможности правильно приложить труд, непосильные налоги. В народе воспитывается глухое раздражение, количество бедствующих увеличивается, духовные силы народа надламываются и уродуются, злые инстинкты растут.

Все это постепенно создает почву для ненависти, но еще ее самостоятельного возникновения и развития не обусловливает. В утешение бедствующему народу приходит религия, сохраняется надежда на высшие правящие классы, которые должны приложить старания, чтобы народную нужду облегчить. Наконец, огромной сдерживающей силой является патриотизм, особенно в тех случаях, когда страдания и злоключения народа приходят извне, от несчастной войны, то есть насилия соседей.

Нужно, следовательно, чтоб эти умеряющие ненависть факторы ослабли и перестали действовать.

Религия может обратиться в холодное выполнение обрядов и перестать быть руководительницей и утешительницей.

Высшие классы и правительство могут оказаться для своей задачи совершенно непригодными и быть скомпрометированы.

Наконец, может иссякнуть в народе и патриотизм путем долгого проведения антинациональной политики и утраты патриотизма верхними классами.

Тогда к чувству горя, обиды и страдания сама собой начинает примешиваться ненависть - и почва для социалистического посева готова.
 

IX

Ход заражения социальной болезнью таков.

Государственный строй не в силах ответить нуждам и желаниям народа - долой его!

Высшие классы, «общество» - неспособно постоять за народ, неспособно исполнить свои правящие обязанности. Отсюда его богатство есть грабеж, его землевладение - узурпация, его промышленность - эксплуатация рабочих масс - долой их!

Религия, не дающая утешения в бедах, не возрождающая и не просвещающая душу, а только кормящая своих жрецов,- ложь и обман - долой попов!

Затем и патриотизм, который оказывается простой слепой приверженностью к существующему порядку, постепенно вытравляется, и крик: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» - становится естественным лозунгом.

Таков естественный ход страшной болезни, именуемой социальной доктриной. Это пока только отрицание существующего, без всяких идеалов, без всяких даже серьезных обещаний и программ на будущее. Это просто религия ненависти, которая, как эпидемия, овладевает низшими слоями народа и сильнее всего отражается на молодежи как на наиболее чутком органе общественного тела. Здесь болезнь развивается ярче всего, поражает все умы и приобретает пропагандистов-апостолов, которые с жаром новообращенных разносят заразу шире и шире, пока она не охватит всего народа.

Поэтому же и проповедь социализма необыкновенно проста и доступна самому малограмотному, но с распаленным ненавистью фанатизмом юнцу. Фразы, для серьезного человека до тошноты пошлые и банальные, звучат как откровение, падая прямо на раскрытые раны. Ненависть фанатика встречает­ся с ненавистью обездоленного, и контагий прививается сразу. Для сознательности учения, то есть для его формального закрепления в душе простеца достаточно нескольких диалек­тических приемов, быстро заучиваемых. А так как без положи­тельной стороны, без идеала и некоторой программы учение было бы совсем лишено реального содержания, то и эта сто­рона является сама собой.

И здесь снова бросающийся в глаза параллелизм с христи­анством. Оно обещает рай на небе, социализм обещает рай на земле, как только установится царство пролетариата, то есть как только общественная власть перейдет к заведомому гото­вому большинству нищих и обездоленных. О существе этого рая, о будущих в нем порядках незачем ни спрашивать, ни рас­пространяться. Ведь эти же люди сами непосредственно будут хозяевами. Так неужели же они не устроят своей судьбы полу­чше, чем им до сих пор устраивали «господа»? Важно только то, чтобы пролетарии скорее объединились, жарче разжигали в себе ненависть, дружнее шли на разрушение. Все остальное придет само собой.

Из сказанного читатель легко уяснит себе, какую силу мо­жет возыметь социальное движение у нас, в России, где, словно нарочно, все условия соединились в самой счастливой комби­нации, чтобы дать торжество учению ненависти и разрушения.

Сопоставьте только.

Население разорено. Класс обездоленных, спивающихся, голодающих, мерзнущих, обираемых и всякими способами уг­нетаемых - да ведь это же чуть ли не все наше многомилли­онное крестьянство!

Правительство представляет образец отсутствия инициа­тивы и безплодия, и не по личному составу даже, а по тому бюрократическому болоту, в котором господа правящие без­надежно барахтаются и вязнут, в котором гибнет всякое дос­тоинство, ум, честь и талант.

Высшие классы - образованное общество - на редкость неспособны у нас к живому делу, тунеядцы, невежественны и духовно ничтожны.

Церковь в лице духовенства давно уже омертвела, сложи­ла с себя всякое духовное водительство, утратила всякую нрав­ственную власть.

Прибавьте сюда долгую антинациональную политику, увенчавшуюся небывало постыдными поражениями на суше и на море, и подлым, трусливым миром, продиктованным загра­ничными евреями.

X

Это ли не исключительно благоприятные условия для торжества ненависти, для успеха проповеди разрушения? И поистине, не успехам социальной доктрины надо удивлять­ся, а тому, как еще слаба она, как крепко держится русский народ за свои верования, как стойко переносит свои истинно каторжные условия.

Прибавьте сюда еще, что наша молодежь развращена тупоумнейшей школой, озлоблена мертвечиной, формализмом и нуждой и совершенно не способна ни к научной критике, ни к самостоятельности мышления, но зато воспламенима, как по­рох; что в России, кроме всего указанного, существуют еще два специально благоприятствующих разрушительным силам ус­ловия: близкая наличность земель, могущих быть пущенными в грабеж и раздел, и многочисленный контингент евреев, толь­ко путем революции могущих получить давно и страстно же­лаемое равноправие.

И еще прибавьте для полноты картины, что сил, способ­ных не то чтобы остановить, а даже только оказать серьезное противодействие политической заразе, почти вовсе нет.

Печать в огромном большинстве органов захвачена еврея­ми и служит «освободительному движению», явно потворствуя социальным пропагандистам. Устное слово не раздается, за­глушаемое революционными криками, школа в руках револю­ции, власть лишена всякого авторитета, армия развращается с каждым днем все больше и больше.

Единственно, что может нас спасти,- это здравый смысл нашего народа и его еще не окончательно вытравленное хри­стианское чувство. Но для проявления и народного разума, и народной веры не хватает пустяков - не хватает организации, и потому, если эти силы и есть, то они парализованы. «Союз русского народа» и всякие патриотические сообщества еще ничего творческого не дали, никаких программ не выработали и уже начинают становиться политическими партиями и втяги­ваться в парламентарную игру, заведомо недостойную и безна­дежную.

В будущем не видно ничего, кроме взрыва стихийной не­нависти, которая накопляется все больше и больше. Этот взрыв, если до него доведут, может привести к анархии и да­же иностранной оккупации, а быть может, и временному раз­делу России, о чем мы уже имели случай говорить.

(Окончание 2-й части)

[Александр Васильевич]

(Окончание 2-й части)

Но не невозможен ли какой-нибудь иной исход? А что, ес­ли России придется пережить еще нечто совершенно неизве­данное - опыт государственного и общественного творчества в духе социальной доктрины? Быть может, имеющие овладеть государственным рулем господа социалисты разрешат практи­чески проблему всеобщего благополучия под красным флагом? А что, если социализму свойственно не одно голое отрицание? Пример Запада ведь нам не указ. Если социальная республика не могла до сих пор нигде в Европе установиться, то помехой ей было буржуазное большинство парламентов, не подпус­кавшее социалистов к рулю и жестоко с ними боровшееся. У нас с первого же шага нашего нелепого парламентаризма Го­сударственная Дума получила громадный контингент социали­стов, который чуть не смел весь старый режим. Временное торжество этих доктрин возможно, и еще не устроит ли нам тогда наш российский пролетариат некоторого нового порядка?

Для нас лично здесь все ясно. Мы верим твердо, что на ненависти выстроить ничего нельзя - это только элемент раз­рушения. Но для читателя коснуться этого вопроса, пожалуй, и не лишнее.

XI

Главное орудие социального переворота - это политиче­ские забастовки. Мы пережили их в конце 1905 года и притом в таких размерах, какие Западу не знакомы. Останавливалась вся железнодорожная сеть, бастовали неделями почты и телегра­фы, прекращалось электричество, газ, водоснабжение. При наличности наверху графа Витте эти забастовки вызвали зна­менитый акт 17 октября, если только не были инсценированы умелой рукой самого его сиятельства, чтобы добить ненавист­ное ему самодержавие.

И что же получилось? Только два года политической су­дороги, всеобщее одичание и разорение и, наконец, медленный поворот к старому. Социальная революция не удалась, торже­ства для социальной идеи не вышло. А, казалось бы, все старое пошло прахом, и пролетариат крепко держал власть за горло.

В чем же дело? Да именно в том, что социализм, как уче­ние, есть ложь, а как режим - только ненависть, разрушение и всеобщее разорение. Может ли он, даже при самых лучших для своего торжества условиях, иметь какую-либо будущность?

Рассмотрим, что такое стачка как главное орудие социаль­ной борьбы.

Существует воззрение, по которому признается право для рабочего в промышленном деле «улучшать свое положение» путем стачек. Исходя из совершенно неправильного и вздор­ного противоположения капитала труду, представителям по­следнего предоставляется организовываться в союзы и, добро­вольно подчиняясь решению своих выборных властей, устраи­вать мирные стачки, то есть производить экономическое насилие над капиталом, дабы заставить его поступиться частью своих барышей, отвоевать у него долю той Mehrwerth - при­бавочной стоимости, которую он будто бы отнимает у рабочих. Но, вводя это право в законодательство и отказываясь от пре­следования забастовщиков, все решительно правительства считают своей непременной обязанностью охранять «свободу труда», то есть не позволяют забастовавшим распространять свою власть насилием над желающими работать.

На деле эта защита «свободы труда» сводится, разумеется, к фикции. Рабочие союзы разрастаются, приобретают власть, вооружаются накопленными сбережениями и устраивают грандиозные стачки, в результате коих победа иногда остается на стороне рабочих.

Но эта победа обыкновенно оказывается мнимой. Конку­ренция в мировой промышленности не допускает чрезмерных барышей для капитала. Обыкновенно его вознаграждение весьма и весьма умеренно, так как достаточно какому-нибудь производству стать особенно выгодным, чтобы к нему тотчас же бросились новые капиталы и понизили его доходность до известной законной нормы.

Одна или несколько победоносных стачек, нанеся пора­жение капиталу, вложенному в дело, вызывают неминуемо перекладку принесенной жертвы на товар и вздорожание то­вара на рынке. Но этому вздорожанию кладет предел та же мировая конкуренция или, в странах, таможенно защищенных, покупная способность рынка. В результате получается неми­нуемый уход части капитала из данной отрасли промышленно­сти и тотчас же, как логическое последствие - сокращение производства и соответственное сокращение рабочей силы, остающейся вовсе без работы.

В конце концов: вздорожание товара, ложащееся тяжким гнетом на бедную часть населения, или огромный ущерб в вы­возной торговле и небольшое улучшение благосостояния и заработка части рабочих при совершенной безработности и нищете остальных.

Яснее всего выразилось это в английской промышленно­сти. Ряд рабочих стачек дал, с одной стороны, некоторое улучшение быта рабочего класса, с другой - удорожил анг­лийскую промышленность и заставил ее отдать огромную часть мирового рынка немцам, с третьей - образовал в самой Англии многочисленный контингент безработного, прямо умирающего с голода люда, представляющий великую госу­дарственную опасность.

XII

При всем безобразии нашего бюрократического строя ра­бочий вопрос в министерство Бунге был у нас поставлен до­вольно правильно. Стачки считались незаконными и не допус­кались, но правительство ввело фабричную инспекцию и ряд законов, регулирующих труд. Был поставлен известный minimum условий, которым фабрика должна была удовлетворять в отношении рабочих. Вопрос о заработной плате был предос­тавлен свободному соглашению сторон.

В результате получилось попечение о рабочем как о чело­веке и гражданине, внешний порядок и полное невмешатель­ство в отношения экономические. Избытку населения, обра­щавшемуся на фабрику, представлялось предлагать свой труд, где и как ему выгоднее, а так как шел предлагать свой труд почти всегда член семьи земельного крестьянина, то его по­ложение и заработок, как рабочего, являлись всегда лучшими по отношению к земельному крестьянству. Иначе не было бы смысла идти из деревни на фабрику.

И если наша заработная плата была невысока, и жилось рабочим неважно, то все-таки их положение, во-первых, было всегда лучше крестьянского, во-вторых, в России почти не бы­ло безработных. Все теснились, но все же так или иначе при­страивались и кормились.

Довольно было нашему правительству смалодушествовать и под впечатлением паники январских дней 1905 года в Петер­бурге допустить и узаконить стачки, чтобы наш рабочий во­прос сразу же обострился, как никогда, сделался гибельным для русской промышленности и явился могущественнейшим ору­дием в руках деятелей революции. Довольно было допустить рабочие организации, чтобы таковые тотчас же попали в руки «освободительного движения», то есть социал-демократов и «бунда», и стали величайшей опасностью для государства.

Получилась такая картина. Экономические отношения по самой природе своей не такого свойства, чтобы их было легко регулировать вмешательством ли власти или какими бы то ни было рабочими организациями, стачками и забастовками. Их можно насильственно нарушить, надолго исковеркать; можно перепутать и ослабить всю промышленность, но нельзя рабо­чему классу за счет капитала улучшить свое положение. Это самая вредная и дикая из утопий. Улучшить насильственно свое положение могут разве некоторые рабочие за счет ос­тальных, выбрасываемых на улицу, но и это улучшение явля­ется только мнимым, так как нарушенная экономическая жизнь и ее законы мстят за себя с жестокостью безпощадной.

Сегодня рабочий путем стачки увеличил свое вознаграждение на 10 процентов - завтра же чувствует он, что условия жизни вздорожали на 15 процентов, и он остался в чистом убытке.

Неужели же не очевидно, что для освободительного движения, для всех вчера еще ворочавших судьбами России конституционалистов-демократов, социал-демократов и социал-революционеров не это главное? Не сытость и благосос­тояние рабочего класса их интересует. Это только предлог. Они обманывают рабочих, быть может, безсознательно, вслед­ствие своего полного невежества в политической экономии, и делают их орудием своей политической агитации - и только. В лице рабочего класса им нужна человеческая толпа, масса, дисциплинированная и объединенная в их руках и послушная их команде для борьбы с государством. Чтобы понять все это и определить, довольно взглянуть на такие стачки, как желез­нодорожные и городских рабочих.

Слов нет, и частные, и казенные наши дороги были очень виноваты в том, что недостаточно следили за отношением размера вознаграждения своих служащих к условиям жизни. Множество низших агентов получают за свой труд непропор­ционально мало и зачастую живут впроголодь. Это обстоя­тельство, это преступное невнимание «начальства» в сильной степени оправдывает несчастных служащих в их податливости на соблазн главарей революции. Но оно ничуть не оправдыва­ет вожаков революционного движения. Стачка железнодо­рожного персонала, направленная к прекращению движения по линиям, не может быть даже и близко приравнена к стачке рабочих на какой-нибудь фабрике. Железная дорога монопо­лизировала все перевозки, убила всякую иную возможность сообщения. Перерыв железнодорожного движения ставит в критическое положение город как потребителя, и деревню как производительницу. Скот, молоко, дрова, многое множе­ство продуктов первой необходимости, делая пробку, одина­ково разоряют и город, и деревню. 3-5-10 рублей прибавки к жалованью какого-нибудь товарного кондуктора или стрелоч­ника, вымогаемые этим путем, вызывают такое колоссальное количество убытков для всей страны, сопровождаются такими страданиями и несчастиями, что не только не могут быть ни­чем оправданы, но составляют прямое и тяжкое преступление перед родиной и преступление тем более ужасное, что его авторы, господствуя над безсознательной массой, творят его совершенно холодно и сознательно, обращая забастовку эко­номическую в забастовку политическую.

Народу, не спрашиваясь у него, навязывают свои собст­венные книжные и теоретические построения, ломают у него на глазах привычную его государственность и этот же самый народ заставляют оплачивать эти опыты ценой великого и всеобщего разорения, кровавых смут и анархии.

XIII

Бывало ли когда-нибудь в мире худшее и преступнейшее проявление деспотизма? И если это называется «освободи­тельным движением», то что же тогда называется гнетом, ти­ранией и произволом?

Нужно ли говорить про забастовки водопроводные, фар­мацевтические или недавнюю забастовку почтово-телеграфную?

А мы пережили и их. Когда заглядываешь в условия почтово-телеграфной службы, когда видишь преступное нежела­ние начальства изменять хоть немного действительно каторж­ное положение несчастных людей, обслуживающих доходнейшее ведомство, разумеется, не чувствуешь в себе мужества обвинить голодную толпу, заведомо направляемую на гнусное и скверное дело насилия над всем народом. Но тем сильнее, тем категоричнее наше осуждение революционным главарям.

Вы, господа, стоите за обездоленных? Просите, требуйте, наконец, справедливого и безобидного для народа вознаграж­дения почтовых и телеграфных служащих. Помогите вырабо­тать законные нормы их вознаграждения и предъявите эти нормы кому следует. Будьте уверены, что теперь ваши требо­вания будут быстро и справедливо уважены. Но, прежде всего, оставьте этих самых несчастных тружеников в покое, не нала­гайте на родину их руками лишних страданий и разорения, не ввергайте ее в анархию.

Но в том-то и дело, что этим элементам было нужно не быстрое и справедливое удовлетворение тружеников, а сами эти труженики как армия революции, как орудие политиче­ских домогательств и переворота.

Ну и чего же они добились, наконец? Народ в его массе уже начал выходить из напущенного тумана и после первых же моментов торжества революции ответил на нее то грозными репрессиями в Нижнем, Балашове, Кишиневе, Твери, Томске и других городах, то мирными демонстрациями необыкновенно­го ума, достоинства и юмора, как в Нежине.

«Еще немного,- писали мы в № 40 Русского Дела за 1905 год, то есть в самый разгар забастовок,- и правительство по­чувствует точку опоры в пробужденном народе, выйдет из-под вашего гипноза и освободится от охватившей его трусости и нерешительности. Реакция уже начинается. Вы полагаете на нее ответить новыми взрывами мятежа, новыми забастовками? А если дисциплинированные вами рабочие массы ускользнут из ваших рук? Если та резня и гражданская война, которую вы уже вызываете еще и еще, окончится вашим поражением?

Подумали ли вы, что это будет торжеством только старо­го бюрократического строя, возвратом к реакции, которая за­кует Россию надолго, ибо все освободительное движение с начала и до конца будет вами безповоротно и надолго ском­прометировано? И опять заглохнет творческая мысль, опять водворится полицейский режим, опять наступит царство чи­новника, который при всем своем нравственном и политиче­ском ничтожестве, при всем беззаконии и воровстве все-таки умел оберегать общественный порядок.

К чему и для кого вы все это говорите? - спросит чита­тель. Есть старая английская поговорка, гласящая, что «из всех глухих самый глухой тот, кто не желает слушать». А таковы - увы! - наши вожаки и герои социального переворота. Они идут все вперед и вперед, не разбирая средств, не видя цели, не зная конца. Глубоко трагична их судьба - быть живыми жертвами конца смрадного и позорного петербургского пе­риода русской истории».

События нас оправдали. Социальная революция сошла на нет, социализм остался только в разгоряченных мозгах моло­дежи да в диких мечтах рабочих, еще не освободившихся от тумана, напущенного грошовой социальной литературой. Бу­дущности у социализма не оказывается, болезнь идет на изле­чение, опыт дал результаты, противоположные ожиданиям фанатиков социализма.

Пожелаем же нашей молодежи скорейшего вытрезвле­ния, а бедной родине успокоения. Но оно наступит не раньше, чем у господ социальных утопистов не будет вырвана почва и русская экономическая жизнь не подвергнется коренной де­зинфекции и оздоровлению.

______________________________________

А быть может, даже и перед принудительным половым общением. В социальной литературе на это есть намеки.

http://ruskline.ru/analitika/2013/07/09/socializm_kak_religiya_nenavisti/

[Anna]

Как теперь объяснить гражданам,что церковь не поддерживает капиталистов?
Недруги так и скажут.
Сначала нужно объяснить,что классовая теория - бред.
Люди - не насекомые и не делятся на классы.
Тем более по отношению ко средствам производства.
И что социализм и коммунизм - это такая же дурилка,как и капитализм.

[Александр Васильевич]

Как теперь объяснить гражданам,что церковь не поддерживает капиталистов?
Недруги так и скажут.
Сначала нужно объяснить,что классовая теория - бред.
Люди - не насекомые и не делятся на классы.
Тем более по отношению ко средствам производства.
И что социализм и коммунизм - это такая же дурилка,как и капитализм.

Дорогая Анна!

Золотые слова! Только я добавил к кагальным фантомам ещё либерализм, демократию, права человека... Список можно продолжить. Просто ничего этого не было, нет и не может быть.

Во Христе Иисусе
А.В.