Великая Отечественная война 1941 – 1945 годов

[Михаил Филиппов]

Я бы поостерёгся такие стихотворения печатать. Про "покаяние" и про "избранный народ-богоносец" особенно.

А что Вас так возмутило?! Нормально всё. Даже - необходимо.

Не нормально.
А вот это вообще "Кащенко": "Полки Георгия Победоносца неуклонно вспять Текли, на Запад."

[Владимир К.]

А вот это вообще "Кащенко": "Полки Георгия Победоносца неуклонно вспять Текли, на Запад."

Уважаемый Михаил! Вашу оценку этой строки можно существенно оспорить. Я не имею в виду "Кащенко" - это за гранью серьезного обсуждения. Насколько мне подсказывает "советское тоталитарное" воспитание, такие выражения допустимы только в подворотне или на диссидентской кухне, но не в публичном разговоре. Слушая который люди рассчитывают ознакомиться с убедительной аргументацией, а не быть оглушенными агрессивными эмоциями. Теперь я попытаюсь сказать, как я лично воспринимаю эту строку. Прежде всего, раз уж Вы так критично настроены, можно согласиться, что автор стихотворения не является таким гениальным поэтом, как Есенин или Рубцов. Но поэтической образностью и русским словом автор владеет вполне неплохо, стихотворение, как художественное произведение, рассчитанное на отклик слушателя или читателя, написано автором на профессиональном уровне. Но это сухая профессиональная оценка. Лично у меня, как русского человека, выросшего в советское время, любящего свою Родину и как СССР и как просто Россию, стихотворение вызывает очень глубокие чувства - именно те, вызывать которые оно и было предназначено. Отмеченная Вами строка поэтически аллюзивна, она, конечно же, вызывает в сознании образ Победоносца Георгия Жукова, который на белом коне принимал Парад Победы на Красной площади. В изображениях на иконах более каноничным считается давать образ Георгия Победоносца скачущего на восток. Поэтому автор говорит, что полки "текли вспять". Но здесь, конечно, напоминание и о тяжести войны - нам приходилось отвоевывать захваченные фашистами земли, двигаясь "вспять", на Запад. В общем, я совершенно не согласен с Вашей оценкой стихотворения. Скажу прямо - мне кажется, что Ваше недовольство вызвано другими строками.
Владимир К.

[Александр Васильевич]

Урок Великой Отечественной войны и Великой Победы

Ветеран Великой Отечественной войны Михаил Фролов о значении Дня Победы и роли ветеранов в патриотическом воспитании подрастающего поколения



Днем 9 мая Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил официальный прием в Кремле в честь 66-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне. Затем Предстоятель Русской Церкви принял участие в благотворительном празднике «Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.», состоявшемся в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя. Для участия в благотворительном празднике прибыли ветераны Великой Отечественной войны и локальных конфликтов, священнослужители-ветераны Вооруженных сил, а также курсанты 1-го Кадетского корпуса и Военной академии РВСН им. Петра Великого, воспитанники Суворовских училищ, детских домов и Можайской детской колонии.

С приветственным словом к собравшимся обратился Святейший Патриарх Кирилл. «Совершенно особое значение имеет для всех нас жизнь ветеранов. Потому что вы - хранители той исторической памяти, в которой запечатлена слава нашего народа, победа не только воинская, но и победа духа. Победа над таким врагом, который изначально был во много крат сильнее нас и побеждал всех, с кем только входил в военное соприкосновение», - сказал Его Святейшество. «Ветераны - люди, прошедшие трудными тропами войны, донесшие до нашего времени весть о Победе, - не просто ее очевидцы. Они - творцы той Победы, - подчеркнул Предстоятель. - Так важно, чтобы сегодня в сознании молодого поколения отображалось эта историческая память, подогревая патриотические чувства, любовь к Родине, любовь к Церкви, к народу своему».

«Я хотел бы от всего сердца поблагодарить вас, дорогие ветераны, ветераны фронта и ветераны тыла - те, кто и в тылу ковал Победу, - за подвиг, который принесли вы на алтарь Отечества. И просил бы вас не оставлять своей вахты, свидетельствовать о той Победе, доносить ее до сознания молодого поколения, чтобы никакие соблазны века сего, никакие ложные историософии, никакие лживые комментарии, связанные с изложением событий Великой Отечественной войны, не помрачили сознание молодежи», - призвал ветеранов Патриарх Кирилл.

В связи с призывом Предстоятеля Русской Православной Церкви к ветеранам Великой Отечественной войны мы попросили ветерана Великой Отечественной войны, награжденного четырьмя боевыми орденами и многими медалями, доктора исторических наук, вице-президента Академии военно-исторических наук профессора Михаила Ивановича Фролова рассказать о значении Дня Победы и роли ветеранов ВОВ в патриотическом воспитании подрастающего поколения:

«День Победы - это великий праздник всех народов России, и в первую очередь русского народа, сыгравшего решающую роль в войне с нацистской Германией. Этот праздник объединяет все социальные группы, людей всех национальностей и вероисповеданий, людей всех образцов и возрастов. Этот праздник должен остаться в памяти всех поколений на века, хотя время и пытается стереть его значение.

День Победы символизирует величайший дух народов Советского Союза, и в первую очередь русского народа, патриотизм которого находится на генетическом уровне. Это была война не Гитлера и Сталина, как сегодня говорят, и не нацизма и еврейского большевизма, как объяснял в годы войны Геббельс и его подручные, а это была война за жизнь и свободу народов нашей страны, подлежащих уничтожению.

9 мая - это праздник, который и сегодня сплачивает патриотически настроенных людей нашей страны. Таких людей большинство, и об этом свидетельствуют и социологические опросы, и вся наша повседневная жизнь. Этот праздник дает этим людям, любящим свое Отечество, а не «эту страну», как некоторые называют нашу Матушку-Россию, мощный стимул, мощный заряд для сплочения в борьбе за будущее нашего государства.

День Победы имеет значение и в том смысле, что он еще раз напоминает, что мы живем в неспокойном мире, в мире, в котором возможны всякие случайности. Великая Отечественная война напоминает о том, что мы должны беречь наше Отечество во всех отношениях, и в первую очередь нашу армию и флот. Ведь еще Александр III говорил, что у России нет иных союзников, нежели армия и флот.

Урок Великой Отечественной войны и Великой Победы очень важен для патриотического воспитания, для воспитания чувства гражданственности, чувства любви к своему Отечеству у подрастающего поколения, а не просто чувства уважения к «дедушкам» и «бабушкам», отстоявших свободу и независимость нашего Отечества. День Победы внутренне мобилизует добрые чувства у подрастающего поколения, вызывает у них желание внести свой личный вклад подобно тому, как это сделали в тяжелейших условиях и на поле брани, и в тылу граждане, народ, деды и бабушки этих молодых людей в годы Великой Отечественной войны».

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/05/10/urok_velikoj_otechestvennoj_vojny_i_velikoj_pobedy/

[Александр Васильевич]

Святейший Патриарх Алексий I (Симанский)

Слово в День Победы 9 мая 1945 года



Мы уверенно и терпеливо ждали этого радостного дня Господня, – дня, в который изрек Господь праведный суд Свой над злейшими врагами человечества, – и Православная Русь, после беспримерных бранных подвигов, после неимоверного напряжения всех сил народа, вставшего как один человек на защиту Родины и не щадившего и самой жизни ради спасения Отечества, – ныне предстоит Господу сил в молитве, благодарно взывая к Самому Источнику побед и мира за Его небесную помощь в годину брани, за радость победы и за дарование мира всему миру. Но только ли сознание радости несет победа? Она несет также сознание обязанности, сознание долга, сознание ответственности за настоящее и будущее, сознание необходимости усилить труд, чтобы закрепить победу, чтобы сделать её плодотворной, чтобы залечить раны, нанесенные войной. Много еще предстоит нам трудного дела, но мы теперь можем дышать свободно и радостно приняться за труд, – тяжелый, но созидательный. Если во время войны в непоколебимой вере в конечное торжество правого дела мы победоносно преодолели все трудности, все лишения, все тяготы на фронте и в тылу, то с какою же удвоенной силой мы примемся за воссоздание наших городов, из которых каждый – герой войны; наших дорогих и священных памятников, – всего того, что создала могучая воля и державная мощь нашего великого народа. С благоговением вспоминая подвиги нашего доблестного воинства и тех наших близких и родных, кто положил за наше счастье временную жизнь в надежде восприять вечную, – мы никогда не перестанем молиться о них и в этом будем черпать утешение в скорби о потере дорогих сердцу и укреплять свою веру в бесконечное милосердие Божие к ним, отошедшим в горний мир, и во всесильную помощь Божию нам, оставленным для продолжения земного подвига и для благоустроения жизни во всем мире. Да исправится же молитва наша, яко кадило пред Господом. Да пройдет небеса. Да принесена будет святыми молитвенниками за землю Русскую к Престолу Господню. Бог мира да продолжит благословения Свои на родную землю нашу и да споспешествует вождям и правителям нашим мирным оружием государственной мудрости и правды побеждать всё, что враждебно миру и благу великого Отечества нашего и совокупными трудами народов-победителей установить во всем мире такой порядок, при котором невозможно было бы повторение ужасов войны. Святую Церковь нашу в лице ее архипастырей, пастырей и верных чад призываю с таким же усердием и с такою же пламенной верой молиться о мирном преуспеянии нашей страны, с какими она молилась в годину испытаний за победу над врагами нашими. И да будет эта молитва так же благоугодна пред Богом. «Благословен еси, Боже, звери укротивый и погасивый огнь..." (Канон службы Похвалы Божией Матери). Аминь.

АЛЕКСИЙ (I), Патриарх Московский и всея Руси
Москва, 9 мая 1945 г.
«Журнал Московской Патриархии, 1945, № 5

© 2010, Екатеринбургская Инициатива

http://www.ei1918.ru/russian_orthodox/slovo_v_den_pobedy_9_maja_1945.html

[Александр Васильевич]

Памятник Воину-Освободителю в Трептов-парке



60 лет назад, 8 мая 1950 года, в берлинском Трептов-парке открылся один из самых знаменитых и величественных символов Великой Победы – монумент советскому воину-освободителю, который держит на руках спасенную девочку. История создания памятника связана с именами сержанта Николая Масалова и гвардии рядового Ивана Одарченко из Тамбова. Первый совершил при взятии Берлина знаменитый подвиг, а второй послужил прототипом для фигуры воина-освободителя. Событие, легшее в основу композиции памятника, произошло 30 апреля 1945 года во время штурма столицы нацистского Рейха: под пулями и снарядами советский сержант Николай Масалов, рискуя жизнью, спас от смерти немецкую девочку. Вот что писал об этом маршал Чуйков: «За час до начала артподготовки для взятия аэродрома Темпельхоф знаменщик 220-го гвардейского стрелкового полка 79-й гвардейской стрелковой дивизии сержант Николай Масалов принес знамя полка к Ландвер-каналу… До атаки гвардейцев осталось минут 50. Наступила тишина, как перед бурей, – тревожная, напряженная. И вдруг в этой тишине, нарушаемой лишь треском пожаров, послышался детский плач. Словно откуда-то из-под земли, глухо и призывно звучал голос ребенка… «Кажется, это на той стороне канала», – сказал товарищам Масалов. Он подошел к командиру: «Разрешите спасти ребенка, я знаю, где он». Ползти к Горбатому мосту было опасно. Площадь перед ним простреливалась огнем пулеметов и автоматических пушек, не говоря о минах и фугасах, запрятанных под землей. Сержант Масалов полз вперед, прижимаясь к асфальту, временами прячась в неглубоких воронках от снарядов и мин. …И тут снова услышал ребенка. Тот звал мать жалобно, настойчиво – будто торопил Масалова. Гвардеец поднялся во весь рост – высокий, могучий. Блеснули на груди боевые ордена. …Масалов перекинулся через барьер канала… Прошло еще несколько минут. На миг смолкли вражеские пулеметы. Затаив дыхание, гвардейцы ждали голоса ребенка, но было тихо. Ждали пять, десять минут… Неужели напрасно рисковал Масалов?… Несколько гвардейцев, не сговариваясь, приготовились к броску. И в это время все услышали голос Масалова: «Внимание! Я с ребенком. Прикройте меня огнем…" Тут началась артподготовка. Тысячи снарядов и тысячи мин как бы прикрывали выход советского воина из зоны смерти с трехлетней немецкой девочкой на руках. Ее мать, вероятно, пыталась бежать из Тиргартена, но эсэсовцы стали стрелять ей в спину. Спасая дочку, она укрылась под мостом и там скончалась. Передав девочку санитаркам, сержант Масалов снова встал у знамени полка, готовый к броску вперед». Через несколько дней после этого в полку появился скульптор Евгений Вучетич, который сделал несколько набросков для своей будущей скульптуры… Где она будет располагаться, мастер тогда еще не знал. В берлинском Трептов-парке, где покоится прах более 5 тысяч советских солдат и офицеров, по первоначальному проекту должна была стоять величественная бронзовая фигура Сталина с глобусом в руках – символом спасенного мира. Именно таким представлял себе монумент первый советский маршал – Климент Ворошилов, когда вызывал к себе скульптора Вучетича сразу после окончания Потсдамской конференции. Скульптор, сам фронтовик, с проектом согласился, но на всякий случай приготовил еще и свой вариант: на пьедестале стоял простой русский солдат, прошедший с автоматом нелегкий путь от Москвы до Берлина и спасший немецкую девочку. «Отец народов», посмотрев оба предложенных варианта, выбрал второй, но предложил заменить автомат в руках солдата на некий символ победы, например, меч, которым воин разрубает фашистскую свастику. Проект был утвержден, и скульптор стал искать прототип солдата и девочки. Поиски продолжались не один месяц – лишь случайно на празднике, посвященном Дню физкультурника, скульптор встретил 21-летнего рядового Ивана Одарченко, который бежал кросс, но выбыл из борьбы и, переодевшись в гимнастерку, колоритно присел на трибуне. Статный десантник-гвардеец Иван Одарченко освобождал от фашистов Белоруссию, Польшу, Австрию и Чехословакию. Не раз раненый и контуженный, этот солдат с честью прошел войну и с радостью согласился стать прообразом воина-освободителя. Сам же Вучетич не раз потом подчеркивал, что возвышающаяся над Трептов-парком фигура не является скульптурным изображением конкретного героя, а является собирательным образом советского воина и символом Победы. Работа над монументом продолжалась около полугода. Сначала была изготовлена 2,5-метровая гипсовая копия, а отливали 13-метровый 72-тонный бронзовый монумент в Ленинграде. И это далеко не случайно: памятник должен был символизировать и мужество защитников северной столицы, которые выдержали атаки гитлеровцев, пережили блокаду и продолжили громить врага. В Берлин монумент переправляли частями. При создании памятника было решено отказаться от первоначальной идеи о том, что солдат держит на руках именно немецкую девочку. «Мы советские воины и, прежде всего, освобождали своих женщин и детей», – решил скульптор. Так на левой руке солдата оказалась 3-летняя Света, дочь коменданта Берлина генерала Котикова. Меч воина-освободителя, которым он разрубает поверженную свастику, также вовсе не придуманный, а является точной копией двухпудового меча псковского князя Гавриила, который вместе с Александром Невским сражался против «псов-рыцарей». Любопытно, что после открытия монумента в Трептов-парке Иван Одарченко, служивший в Берлинской комендатуре, несколько раз охранял этот памятник, и иногда к нему подходили люди, которые искренне удивлялись его сходству с воином-освободителем… Мемориальный комплекс в Трептов-парке сделали из гранита, который был обнаружен в немецком тайнике на берегу реки Одер. Сюда, начиная с 1939 года, его стали свозить из западноевропейских стран для сооружения, как планировали в Рейхе, «памятника всемирной победы фашизма». Кажется, сама история посмеялась над этими замыслами и распорядилась, чтобы камень пошел на памятник, олицетворяющий как раз победу над фашизмом. Внутри постамента статуи имеется мозаика – процессия скорбящих, отдающих последний долг – долг памяти, тем, кто пожертвовал жизнью во имя спасения мира от фашистской угрозы. Имеется и книга с именами павших в битве за Берлин. На торжественной церемонии открытия монумента военный комендант Берлина генерал-майор А. Котиков сказал: «Этот памятник в центре Европы, в Берлине, будет постоянно напоминать народам мира, когда, как и какой ценой была завоевана Победа, спасение нашего Отечества, спасение жизней настоящих и грядущих поколений человечества».

http://www.iraq-war.ru/article/224369
© 2011, Екатеринбургская Инициатива
http://www.ei1918.ru/soviet_union/pamjatnik_voinu-osvoboditelju.html

[Александр Васильевич]

Юрий НИКИФОРОВ

Великая Отечественная война в зеркале «новой» историографии (I)



Важнейшим видом социальной памяти является память народа о своём происхождении и своём прошлом.«Для того чтобы любая социальная группа обрела коллективную идентичность, – пишет американский историк Дж. Тош, – ей необходимо общее понимание событий и опыта, постепенно формировавших эту группу. Иногда оно включает общепринятое поверие относительно происхождения этой группы, как это имеет место во многих национальных государствах; или акцент делается на ярких поворотных этапах и моментах символического характера, подкрепляющих представление группы о себе и её устремлениях».

Память о своём прошлом помогает людям лучше и глубже понять настоящее, осознать свои взаимоотношения с другими народами, яснее представить себе возможное будущее. Особенно мощно консолидирующая и вдохновляющая роль социальной памяти проявляется в периоды резких перемен в жизни общества, в моменты опасности для существования нации. В таких ситуациях политики и государственные деятели часто апеллируют к ярким эпизодам из прошлого своего народа для того, чтобы сплотить и воодушевить сограждан, напомнив им о славных деяниях предков. В трудные моменты истории социальная память народа оказывается источником духовной силы и патриотического воодушевления всего населения.

До недавнего времени в нашей стране историки и популяризаторы исторических знаний не покушались на символы социальной памяти, ибо обычно в событии-символе сохраняется воспоминание о реально важном эпизоде истории народа. Исследователи стремились лишь обогатить, дополнить социальную память, сделать её точнее и полнокровнее. Социальная память русского народа опиралась на труды Н.М. Карамзина и С.М. Соловьёва, В.О. Ключевского и С.Ф. Платонова, И.Е. Забелина и Н.Г. Устрялова, на работы советских историков. Художественная и популярная литература черпала свой материал из работ профессиональных учёных.

К сожалению, во второй половине ХХ века как история, так и популярная историческая литература стали испытывать сильнейшее влияние идеологии и политики. В атмосфере «холодной войны» задача просвещения постепенно уступила место целям пропаганды. Историческое просвещение в трудах зарубежных популяризаторов истории постепенно уступило место откровенной националистической пропаганде. Для иллюстрации достаточно привести один весьма характерный пример. В недавно изданной обширной «Патриотической истории Соединённых Штатов» в главе под названием «Прекраснейший час демократии, 1941–45» американские историки Л. Швейкарт и М. Аллен приводят такой перечень важнейших событий Второй мировой войны:

«Сентябрь, 1939: Гитлер захватывает Польшу, и в Европе начинается Вторая мировая война.

1940: Германия осуществляет разгром французских и британских вооружённых сил во Франции; Франция капитулирует и подвергается оккупации; оккупируется Норвегия; битва за Англию.

7 декабря 1941: Япония нападает на Пёрл-Харбор.

1942: Соединённые Штаты и Британия высаживаются в Северной Африке; Джимми Дулитл бомбит Токио (февраль); битвы в Коралловом море (май) и у атолла Мидуэй (июнь).

1943: союзники приступают к бомбардировкам в Европе, наносят поражение Африканскому корпусу, оккупируют Сицилию и Италию (июль).

1944: вторжение во Францию (шестое июня); освобождение Парижа (август); высадка на Филиппинах и сражение в заливе Лейте (октябрь).

1945: Германия капитулирует (май); высадка на Иводжима и Окинаве; испытание атомной бомбы; атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки (шестого и девятого августа); капитуляция Японии.

1946: речь Уинстона Черчилля о «железном занавесе», начало холодной войны.

1947: план Маршалла, создание Северо-Атлантического пакта».

Надо ли комментировать эту, с позволения сказать, «историю»? А ведь «холодная война» вроде бы закончилась, и авторы вполне могли бы (и по долгу профессионала обязаны) в числе важнейших событий Второй мировой упомянуть и нападение Германии на СССР, раз уж они не забыли о Норвегии. Но такого упоминания, как мы видим, нет. Так историки и популяризаторы из зарубежных стран формируют социальную память своих народов.

Однако всё ли благополучно у нас самих, на отечественном историческом фронте? Несмотря на значительные достижения советской историографии в изучении войны, до последнего времени оставалось немало нерешенных проблем. Присущее послевоенной советской литературе замалчивание отдельных тем и сюжетов, апологетический подход к оценке деятельности политического и военного руководства, ограничения на работу с архивными материалами и контакты с зарубежными учеными оборачивалось определенным снижением уровня исторических исследований. С течением времени все сильнее ощущалась необходимость преодоления зависимости исторических сочинений от объяснений и оценок, заимствованных из официальных партийно-государственных документов.

С 1990-х годов в отечественной историографии начался новый этап, характеризующийся созданием условий для дальнейшего углубления знаний о войне, возможностью критического осмысления достижений предшествующего периода. Разнообразие подходов при изучении важнейших проблем и изложении взглядов, освоение российскими историками новых пластов зарубежной литературы в целом положительно сказались на объективном освещении малоизученных страниц Великой Отечественной войны. Наряду с методологическим и идеологическим плюрализмом важнейшей предпосылкой совершенствования представлений стала существенно возросшая источниковая база исследований. Подготовка и публикация десятков сборников архивных материалов значительно облегчили историкам работу над всеми без исключения проблемами истории войны, предоставив возможность детального изучения многих ранее практически не рассматривавшихся сюжетов.

В то же время за последние 20 лет, увы, было издано огромное количество популярной исторической литературы, которая направлена не на укрепление социальной памяти, не на её обогащение, дополнение, уточнение, а напротив – на её разрушение. Усердствует и телевидение, последовательно дискредитирующее все наиболее важные события российской истории, имеющие символическое значение.

Великая Отечественная война, безусловно, является одной из опор коллективной памяти российского народа. Образ войны и Победы выступает символом могущества нашего Отечества, единения людей разных национальностей, социальных и возрастных групп, служит напоминанием об огромном духовном потенциале, которым обладают Россия и её народ… Осознание этого заставляет с особой ответственностью относиться к повторяющимся попыткам предложить обществу «новое прочтение», пересмотр устоявшихся представлений относительно возникновения Второй мировой войны, обстоятельств её развязывания, роли и места Великой Отечественной войны («Восточного фронта») в общем ходе военных действий и их итогов…


Специалисты в области военной истории давно бьют тревогу в связи с тем, что освещение событий 1941–1945 гг. во многих средствах массовой информации ведётся предвзято, крайне идеологизированно, с нарочитым пренебрежением к фактам и документам. Наиболее одиозной фигурой, прочно ассоциирующейся с ложью и фальсификацией о событиях Великой Отечественной войны, является перебежчик В. Суворов. За последние годы было издано немало работ, в которых показана полная несостоятельность его «версий», основанных на подлогах аргументации. Однако эстафета ниспровержения «тоталитарных мифов» – а на деле конструирования новой мифологии – подхвачена в сочинениях Б. Соколова, М. Солонина, В. Бешанова, В. Кольковского, И. Кузнецова, К. Плешакова и ряда других авторов, компилирующих новые литературные поделки на основе заложенной автором «Ледокола» В. Суворовым «идейной базы».

Спору нет, история Великой Отечественной и, шире, Второй мировой войны остается крайне мифологизированной в общественном сознании. Это объясняется целым комплексом причин, главной из которых является особая роль памяти о войне в общей структуре социальной памяти народов бывшего Советского Союза. В период существования СССР война была интерпретирована как испытание на прочность всех систем жизнеустройства, сложившегося начиная с 1917 г. Страна этот экзамен выдержала. Важнейшие события войны, начиная  от трагического дня 22 июня 1941 г., через Дубосеково, Сталинград, Прохоровку и заканчивая взятием рейхстага, а также имена ее главных героев вошли в коллективную память как скрепляющие народное единство символы. Одновременно победа над фашизмом стала одной из козырных карт в колоде официальной пропаганды и рассматривалась как доказательство прочности, жизнестойкости социалистического строя, правильности политики модернизации страны, проводившейся коммунистической партией после Гражданской войны.

Когда в конце 1980-х гг. правящая элита Советского Союза взяла курс на демонтаж советского строя, в целях идеологического обоснования естественным образом потребовалась дискредитация всего того, что ранее рассматривалось как незыблемые ценности. Заинтересованные в «революционной перестройке» общественные силы взялись вести пропаганду, направленную на подрыв тезиса о том, что Победа была одержана благодаря советскому общественно-политическому устройству, плановой экономике, особой роли коммунистической партии. Не благодаря, а вопреки – вот основная идея начатой идеологической кампании, конкретное содержание которой варьировалось в зависимости от материала, на котором строилась аргументация.

В этот период в историографии Великой Отечественной войны происходит становление ревизионистского направления, основными тезисами которого являются утверждение о сфальсифицированности всей советской военной историографии и утверждение необходимости «переосмысления» (ревизии) ее основных положений как единственного средства приближения к «правде истории». Его представителей характеризует настойчивое стремление предложить общественному сознанию принципиально иной взгляд на историю Великой Отечественной войны, нежели тот, который выработала советская историография. Подчеркнем: речь идет не об исправлении и дополнении сложившихся концептуальных представлений, закрытии тех или иных «белых пятен» и т.д., а о кардинальном перетолковании ключевых событий войны, приписывании им иного, отличного от устоявшегося, смысла. Вот за выполнение этого идеологического заказа и взялись с охотой господа  Ю.Афанасьев, Б. Соколов, М. Солонин, В. Бешанов и иже с ними.

Выделяя основные направления, по которым наблюдается стремление «исправить» историю Великой Отечественной, специалисты отмечают, прежде всего, тенденцию возложить на Советский Союз ответственность за развязывание Второй мировой войны, попытки принизить вклад Советского Союза в разгром фашизма, нападки на решения Ялтинской конференции, главным образом касающиеся Польши и других стран Восточной Европы и раздела «сфер влияния» между Советским Союзом, США и их союзниками, умаление полководческого таланта советских полководцев и командиров, сопровождающееся стремлением преувеличить потери Красной армии как в отдельных сражениях, так и в войне в целом.

В числе тех сюжетов, при освещении которых «в наибольшей степени просматривается стремление подправить историю в антироссийском духе», прежде всего называются те, что связаны с причинами и предысторией Второй мировой войны. В первую очередь, наблюдается стремление свести их к советско-германскому договору о ненападении 23 августа 1939 г., замолчав при этом роль и значение Мюнхенского соглашения с точки зрения причинно-следственных связей, и возложить тем самым ответственность за возникновение войны на Сталина и Советский Союз.

Безусловно, к настоящему времени в отечественной историографии произошла существенная корректировка осмысления событий кануна и первого этапа Второй мировой войны, основанная на новых данных конкретно-исторических исследований, статистическом материале и т.д. Сегодня историки предпочитают рассматривать противоречия между ведущими мировыми державами через призму геополитики, исследующей роль природно-географического фактора в формировании политики и военной стратегии государств.

Эта тенденция сочетается с постепенным освоением теоретического наследия историков и философов, чьи идеи лежат в русле так называемого цивилизационного подхода. Если в ориентированной на постулаты исторического материализма советской историографической традиции европейский фашизм выступал прежде всего как реакция эксплуататорских классов на рост рабочего и национального движения в мире, как «ударная сила империалистической реакции», то в данном случае в центре исследования оказываются социальные и культурологические аспекты этого явления. Фашизм и национал-социализм в Германии предстают как порождение определенной культурной традиции, плод культуры и философии Запада. Цели Германии в отношении нашей страны далеко выходили за рамки борьбы идеологий и включали уничтожение государственности, культуры русского и других народов СССР, физическое истребление народов Восточной Европы. Десятилетиями складывавшийся в Германии «образ врага» включал представления о вечности борьбы германцев против славян, культурном призвании и праве европейцев господствовать на Востоке. В этой системе координат Советский Союз (Россия) рассматривался как законная добыча западноевропейских держав, которым предстояло «закончить войну», расчленив СССР и установив над его народами свое колониальное господство.

Игнорирование этих обстоятельств, сведение сути мирового конфликта середины ХХ века к столкновению «нацизма с большевизмом» с точки зрения современных научных представлений выглядит поверхностным. В то же время характерной особенностью предлагаемого ревизионистами «переосмысления» является акцент именно на идеологической составляющей международных отношений. Распространение получило представление о том, что главным содержанием мировой истории после Первой мировой войны была борьба «за либеральную демократию» против двух тоталитарных идеологий – фашизма и коммунизма (сформулированное, главным образом, в англоязычной литературе в период «холодной войны»).

С 1990-х годов тезис о тождестве гитлеризма и большевизма, «родстве» Третьего рейха и сталинского СССР стал активно использоваться в отвечавшей определенному политическому заказу публицистике. Агрессивно внедряется он в общественное сознание и ныне.Прежде всего, внимание переключается на поверхностное сходство использовавшихся технологий легитимации политического порядка, в том числе репрессивных мер, способов взаимодействия государственного и партийного аппарата и т.п. Утверждение подобных взглядов в историографии происходило за счет привлечения исторического материала, относящегося к периоду 1939–1941 гг., прежде всего советско-германских договоренностей лета–осени 1939 г. и прилагавшихся к ним секретных протоколов. Эти и другие события интерпретировались как подтверждение внутреннего сходства «тоталитарных режимов», сначала сотрудничавших, а затем столкнувшихся из-за обоюдных агрессивных устремлений.

В результате во многих современных историко-публицистических сочинениях в разных вариациях повторяются обвинения СССР в экспансионизме, обусловленном либо стремлением к мировой коммунистической революции, либо «имперскими амбициями» сталинского руководства. Вновь и вновь повторяются попытки ревизовать прочно устоявшийся  в науке взгляд на историческую ответственность Германии за нападение на СССР, распространяются выдумки о подготовке в 1941 г. Советским Союзом нападения на Германию…

Отдельного замечания заслуживает концепция тоталитаризма, в 1990-х годах широко использовавшаяся в качестве универсального объяснения сталинского периода российской истории.Современные историки предупреждают о ее ограниченности как средства научного познания и обращают внимание на ее чрезмерную политизацию в США и Западной Европе. Дискуссии последних лет убедили многих специалистов, что теория тоталитаризма основана в первую очередь на рефлексии двух войн – Второй мировой и «холодной» и противоречит многим постулатам методологии истории. В частности, она рассматривает те или иные политические режимы не в динамике, а в статике, не давая картины изменений внутри общества, и совершенно не нацелена на выявление специфики диктатур в различных странах мира. Применение концепции тоталитаризма к сходным политическим режимам – Германии и СССР – игнорирует проблему их существования в принципиально различающихся социумах. «…Тоталитаризм не может претендовать на звание созревшей объяснительной теории или даже модели, – делает вывод профессор университета Торонто Дж. Кип, – в лучшем случае это наводящая на размышление концепция, требующая проверки исторической реальностью».

Большинство современных отечественных специалистов, в то же время опираясь на достижения предшественников, развивают реалистический взгляд на достижения и просчеты советской внешней и внутренней политики в 1930-е гг., подчеркивая в то же время незаинтересованность советского руководства в обострении международной обстановки. Это связывается с тем, что в межвоенный период возникла реальная угроза объединения наиболее развитых в экономическом отношении держав против СССР. Важнейшая задача советской внешней политики в 1920–1930-е гг., таким образом, заключалась в том, чтобы найти союзников, не допустить сплочения могущественных противников на антисоветской платформе и не допустить (или, по крайней мере, максимально отсрочить) вступление страны в войну.

По мнению большинства современных специалистов, советская внешняя политика формировалась под влиянием тех базовых геополитических императивов, которые действовали на протяжении столетий российской истории, изменение же общественно-политического строя сказалось главным образом на идеологическом и пропагандистском обосновании тех или иных конкретных акций.

Альтернативная точка зрения очевидным образом напоминает догматические представления о борьбе коммунизма и капитализма как «главном противоречии эпохи». В ее основе лежит идеологизация внешнеполитических интересов как борьбы «светлого» и «темного» начал, цивилизации и прогресса в лице «демократии» против отсталости и варварства в лице «тоталитаризма». По справедливому наблюдению Н.А. Нарочницкой, в данном случае налицо «теологизация собственного исторического проекта, отождествление его с некими общечеловеческими идеалами, которые позволяют выставлять даже преемственные интересы как борьбу за некие вселенские моральные принципы, а соперника – врагом света».

В наиболее серьезных трудах последнего времени эти представления безоговорочно отвергаются – прежде всего, по причине их методологической узости и очевидного несоответствия всему комплексу накопленного в науке документального материала. Утверждение о равнозначности советско-германских политических и экономических контактов тем дипломатическим и иным шагам, которые предпринимались в интересах создания системы коллективной безопасности (заключение советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимопомощи и т.д.) является ошибочным и не может быть обосновано без разного рода натяжек, умолчаний и другого насилия над историческим материалом. Тем более что в последние годы историкам стали известны дополнительные документальные свидетельства, подтверждающие серьезность намерений руководства СССР заключить союз с участием Великобритании и Франции (например, «Дневник» Г.И. Димитрова, «Дневник» И.М. Майского и др.) и подчеркивающие приоритетность именно этого направления во внешней политике Советского Союза на протяжении всего периода 1930-х годов.

Продолжение следует

Юрий НИКИФОРОВ – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН

http://www.fondsk.ru/news/2011/05/20/velikaja-otechestvennaja-vojna-v-zerkale-novoj-istoriograf-i.html

[Александр Васильевич]

«Ну, батюшки пошли, теперь дело будет!»

Воспоминания о молебне под Кенигсбергом

Существует множество воспоминаний о молебне русских священников у стен Кенигсберга во время его штурма в апреле 1945 года. Видела его и матушка София (Екатерина Михайловна Ошарина), ныне цветовод-озеленитель Раифского монастыря.

От Москвы до Берлина прошла она, сражаясь за родную землю.



"… Помню Кенигсберг. Мы относились ко 2-му Белорусскому фронту, которым командовал маршал Константин Константинович Рокоссовский. Но наше подразделение — 13-й РАБ (район авиационного базирования) — находилось вместе с войсками Прибалтийского фронта, недалеко от места боев за Кенигсберг.

Очень трудно он давался. Мощные укрепления, связанные подземкой, большие силы немцев, каждый дом — крепость. Сколько наших солдат погибло!…

Взяли Кенигсберг с Божией помощью. Я сама видела, хотя наблюдала с некоторого отдаления. Собрались монахи, батюшки, человек сто или больше. Встали в облачениях с хоругвями и иконами. Вынесли икону Казанской Божией Матери… А вокруг бой идет, солдаты посмеиваются: «Ну, батюшки пошли, теперь дело будет!»

И только монахи запели — стихло все. Стрельбу как отрезало.

Наши опомнились, за какие-то четверть часа прорвались… Когда у пленного немца спросили, почему они бросили стрелять, он ответил: «Оружие отказало».

Один знакомый офицер сказал мне тогда, что до молебна перед войсками священники молились и постились неделю».   

Воспоминания о молебне под Кенигсбергом надолго сохранились в памяти многих ветеранов той битвы".

Рассказывает священник Александр Лобан, настоятель храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в рабочем поселке Лог Волгоградской епархии:

«Служил несколько лет назад в одном из приходов Курской епархии, в поселке Белая Слобода. В нашем райцентре во время войны дислоцировалась одна из дивизий, ветераны которой и сейчас приезжают на места боев, чтобы вспомнить те героические годы.
Я был приглашен на очередную их встречу в местном клубе. Когда хор начал петь панихиду, все встали. После ее окончания начал рассказывать о том, что раньше никогда не писали в газетах — о прозрении и обращении народа к Богу во время войны. Вспомнил и о молебне у стен Кенигсберга.

…Как всегда в таких случаях, нашелся человек, который произнес: «Ну, вот
тут уж вы, батюшка, преувеличили…» И тут, через толпу окружающих меня людей протискивается один из ветеранов, который явно не слышал реплику моего собеседника, и со слезами начинает горячо меня благодарить: «Спасибо, батюшка! Вы знаете, я ведь сам был там, под Кенигсбергом. Это у нас служили молебен, я сам все видел…» Он говорил еще что-то, а я уже не видел его из-за слез».

ВЕСТНИК ВОЕННОГО И МОРСКОГО ДУХОВЕНСТВА-Спецвыпуск 2005г.

(http://planetam2006.narod.ru/Projekt/VMD/Vmd_s_pdf/b_179_196.pdf)

http://comandante1.livejournal.com/75694.html

[Александр Васильевич]

Юрий НИКИФОРОВ

Великая Отечественная война в зеркале «новой» историографии (II)



Ярким проявлением тенденциозной идеологизированности «новой» историографии стало отношение к советско-германским договоренностям 1939 года и внешнеполитическим акциям СССР, предпринятым после их заключения. Авторы, осуждавшие действия советского руководства, чаще либо вовсе уклонялись от рассмотрения вопроса о соответствии советского внешнеполитического курса накануне Великой Отечественной войны национально-государственным интересам СССР, либо декларировали наличие ценностей более высокого, «общечеловеческого» уровня, в жертву которым, по их мнению, следовало принести интересы Советского государства, – вплоть до его суверенитета.

Однако за истекшие десятилетия не удалось сколько-нибудь убедительно обосновать выдвинутое на рубеже 1990-х гг. утверждение о том, что Сталин пошел на заключение советско-германского договора от 23 августа 1939 г. не в результате срыва англо-франко-советских переговоров, а сознательно выбрав этот вариант в расчете на территориальные приобретения и прочие выгоды. (Тем более неубедительными выглядят примитивные обвинения Советского Союза и лично Сталина в стремлении к «разделу мира» с Германией уже начиная с Рапалльского договора 1923 г.).

В сущности, тезис о том, что заключение «пакта Молотова – Риббентропа» было предопределено тоталитарной сущностью сталинского и гитлеровского режимов – миф, не имеющий под собой серьезного научного обоснования.

В непосредственной связи с этим находится обвинение руководства СССР в «провоцировании» Второй мировой войны и подготовке нападения на Германию, результатом которого стала бы «советизация» Европы или ее части. Введенные в 1990-е гг. в научный оборот новые архивные материалы дали возможность ряду отечественных и зарубежных историков и публицистов инициировать дискуссию вокруг проблемы «внезапности» нападения Германии, подготовки Советского Союза к «наступательной войне» или к нанесению «упреждающего удара».

На основе изучения архивных материалов объективные российские и зарубежные историки давно пришли к вполне определенным выводам. С самого начала планирования Германией войны против СССР она последовательно и неуклонно готовилась к агрессии против Советского государства, совершённой 22 июня 1941 г. Что же касается возможных ответных действий СССР, то в оперативно-стратегическом планировании германского военного командования вариант наступательных действий Красной армии в расчет даже не принимался. Ни Гитлер, ни другие представители нацистского руководства не верили в возможность нападения Советского Союза на Германию и не располагали ни дипломатическими, ни агентурными сведениями на этот счет. Не случайно германскому правительству пришлось впоследствии изрядно поломать голову над тем, как обвинить СССР в «нелояльности» и подготовке «удара в спину» Германии «во время ее смертельной схватки» с Англией.

Вопрос о характере германского нападения на СССР можно считать закрытым – это была неспровоцированная агрессия. Тем не менее, некоторые авторы (в первую очередь это относится к историкам и публицистам, развивающим идеи В. Суворова–Резуна) не считают немецкую оценку советских военных приготовлений адекватной реальному положению дел. По их мнению, нацистское политическое руководство, генералитет и спецслужбы ошибались, расценивая приготовления Советского Союза к войне как оборонительные, в то время как в СССР замышляли «освободительный поход» в Европу и вели подготовку к нападению на Германию уже летом 1941 г. Таким образом, по мнению ревизионистов, пусть и допустив весной 1941 г. ошибку относительно ближайших намерений Сталина, нацисты в целом оказались правы, и их война против СССР в широком смысле должна рассматриваться как превентивная.

Эта точка зрения подкрепляется апелляцией к рассекреченным в начале 1990-х гг. документам советского предвоенного военно-стратегического планирования, а также материалам пропагандистской подготовки к будущей войне. Действительно, планы первых операций РККА носят наступательный характер. Однако прямой связи между характером действий вооруженных сил и политическими целями войны нет. Наступление и нападение – разные вещи. Как представляется, Генеральный штаб и Наркомат обороны, будучи, в сущности,  всего лишь инструментом в руках политиков, при планировании операций вообще могли не рассматривать вопрос о том, кто именно будет инициатором военных действий – СССР или Германия. Войска должны были быть готовы разгромить противостоящего им противника в любом случае. Советское командование не планировало отступления вглубь страны в духе 1812 г., рассчитывая с первых дней войны начать борьбу за стратегическую инициативу. Только такой вариант позволял надеяться на успешный исход столкновения со столь мощным противником, каким являлась гитлеровская Германия.

И в этом не было ничего исключительного: как убедительно показал А.В. Исаев, все планы крупных держав-участниц Первой и Второй мировых войн, были наступательными. Даже Финляндия и Польша планировали «наступательную войну». Тем не менее, никому не приходило и не приходит в голову обвинять Францию или Польшу в подготовке нападения на Германию только потому, что военные этих стран в случае войны планировали действовать «наступательным образом». Так что «наступательный характер» советской военной доктрины и документов планирования (на обоснование какового некоторыми историками в последние годы потрачено немало усилий) никак не может свидетельствовать в пользу того, что советским руководством было принято решение о нападении на Германию летом 1941 г., или же служить аргументом в пользу некой особой «агрессивности» сталинского СССР.

Предположения о том, что СССР мог напасть на Германию в 1942 году или позднее, – спекуляции, не имеющие документального подтверждения. Планы стратегического развертывания на этот период Генеральным штабом Красной армии разработаны не были, никаких программных заявлений по этому поводу руководство СССР не делало. Да, в 1942 году СССР чувствовал бы себя более сильным в военном отношении, чем в 1940 или 1941 г. Однако это еще отнюдь не означает, что Сталин непременно напал бы на Германию. Мощь Красной армии могла просто стать тем фактором, который исключил бы возможность военного выступления Германии против Советского Союза.

* * *

К числу наиболее дискуссионных проблем, связанных с началом Великой Отечественной войны,  относятся вопросы о степени готовности Советского Союза к войне, причинах поражений Красной армии в июне 1941 г. и ответственности за это советского политического и военного руководства.

Начиная с доклада Н.С. Хрущева ХХ съезду КПСС, одной из главных причин поражений Красной армии в начале войны принято считать репрессии 1937–1939 гг. В этот период из армии было уволено по разным причинам около 40 тыс. командиров, из них были арестованы около 18 тыс. человек. Однако полагать, будто в результате репрессий был утрачен весь «офицерский корпус» Красной армии, или хотя бы его половина, нельзя. Для объективной оценки этой трагической страницы советской истории нужно иметь в виду, что к 22 июня 1941 г. численность командного и начальствующего состава Красной армии составляла около 450 тыс. человек. Обличители сталинизма, как правило, апеллируют к тому, что в результате репрессий Красная армия была лишена наиболее подготовленных кадров.

Так ли это? Данные об уровне подготовки военных кадров перед войной свидетельствуют о неуклонном росте числа офицеров, имевших высшее военное образование. Перед началом репрессий академическое образование имели 29% представителей советского высшего командного состава (генералитета), в 1938 г. таких было уже 38%, а в 1941 г. – уже 52%. Не отрицая, что репрессии нанесли серьезный ущерб подготовке нашей страны к возможной войне, следует все же отметить, что историкам до сих пор не удалось на конкретном материале показать, какое влияние оказали репрессии на ход вооруженного противоборства после 22 июня, и доказать, что репрессированные военачальники – Тухачевский, Гамарник, Уборевич, Якир – воевали бы лучше, чем Жуков, Конев, Василевский и Рокоссовский.

Современные военные историки, опираясь на анализ хода сражений начального периода Великой Отечественной войны, в качестве главной причины поражения Красной армии называют вовсе не репрессии. Прежде всего, немецкому командованию посредством тщательно спланированной кампании по дезинформации удалось сохранить свои приготовления в тайне и до середины июня поддерживать у советского руководства иллюзию того, что начало конфликта удастся оттянуть посредством дипломатических переговоров. Сдерживающее влияние на советские военные приготовления оказывали и стратегические соображения: если бы Гитлеру удалось выставить Советский Союз виновником конфликта, это могло, как опасались в Москве, стимулировать примирение между Берлином и Лондоном. В результате могло случиться, что СССР пришлось бы вести войну не только против Германии и ее союзников, но и против более широкой коалиции государств.

Это привело к тому, что выдвижение советских войск к границам, осуществлявшееся как реакция на становившуюся все более явной угрозу нападения, запаздывало. Начатое 22 июня вторжение застало Красную армию в момент, когда сосредоточение и развертывание еще не было завершено: советские дивизии и корпуса были разделены на три стратегических эшелона, не имевших между собой оперативной связи. Поэтому немцам в первые недели войны удавалось громить соединения Красной армии по частям, имея на решающих участках фронта значительное преимущество в силах. Именно это и стало главной причиной крайне неудачного для нашей страны развития событий на фронтах в первые недели войны.

Современная историческая наука в освещении причин поражения Красной армии в начале Великой Отечественной войны достигла несомненного прогресса, состоящего в рациональном объяснении действий советского руководства накануне 22 июня 1941 г. при отказе от ссылок на «необъяснимую слепоту», «маниакальную уверенность» Сталина (или «упрямство», «глупость» и т.п.), что было свойственно советской историографии со времен «разоблачения культа личности», а особенно - в «перестроечные» годы.

Методология  построения подобных объяснительных моделей не заходила дальше сведения причин поражений 1941 г. к существовавшему тогда  в СССР политическому режиму – «системе личной власти», при которой, дескать, только и возможны подобные «необъяснимые» просчеты. Этот путь бесперспективен:  ссылки  на  «политический режим» в данном случае ничего объяснить не могут – прежде всего потому,  что принятие решений такого рода в любой стране  и  при любом режиме является прерогативой узкого круга высших руководителей  государства. Любителям  же  исторических  параллелей  достаточно вспомнить, что демократический режим не помог Франции избежать разгрома в 1940 году,  как не помогла демократия Соединенным Штатам Америки избежать катастрофы в Перл-Харборе, несмотря на предупреждения разведки.

Что касается других причин трагического начала войны, то специалисты обращают внимание на незавершенность программы перевооружения Красной армии (рассчитанной минимум до 1942 г.), недостатки организационной структуры ВВС и механизированных соединений. Предпринимая в 1940 г. масштабную реорганизацию, руководство страны и командование РККА, судя по всему,  не учитывали вероятности вступления СССР в войну уже в следующем году. Не имея возможности обеспечить армию вооружением и материальными средствами в соответствии с установленными штатами и должным образом оборудовать театр военных действий, командование Красной армии, тем не менее, не сумело внести изменения в порядок реорганизации и привести количество соединений и их штатную численность в соответствие с имевшимися в наличии техническими средствами. Одним из следствий этого явилась недостаточная обученность личного состава подразделений всех родов войск. Вынужденная экономия горючего и боеприпасов, нехватка ремонтной техники и средств подвоза горючего, недостаток средств связи не давали возможности в должной мере подготовить танкистов и летчиков, отработать взаимодействие частей на поле боя и их обеспечение в полевых условиях. Эти факторы не могли не сказаться негативным образом после начала войны.

* * *

Современными военными историками много сделано для изучения хода вооруженного противоборства на фронтах Великой Отечественной войны. Более подробное освещение получили сражения, течение и исход которых были неудачными для советских войск. В то же время значительно детализированы представления и о ключевых, решающих битвах на советско-германском фронте: Московской, Сталинградской и Курской битвах, в том числе Прохоровском сражении, обороне и блокаде Ленинграда, операции «Багратион», взятии Берлина, и т.д.

Для обозначения сражений 1942–1943 гг., которые вели войска Западного и Калининского фронтов против немецкой группы армий «Центр», в последнее время постепенно утверждается термин «Ржевская битва». Усилиями ряда авторов сражениям в районе Ржевского выступа приписывается самостоятельное значение, предпринимаются попытки отделить «Ржевскую битву» от Московской и Сталинградской и поставить ее в один ряд с ними. Наиболее последовательно данная точка зрения высказывается региональными исследователями, краеведами г. Ржева. Их старания ведут к тому, что термин «Ржевская битва» закрепляется в общественном сознании, о чем свидетельствует создание тематической экспозиции в Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе, появление статей в интернет-энциклопедиях, создание документальных фильмов, в основу сценария которых положено соответствующее осмысление темы.

К сожалению, всё это делается без должного научного обоснования. Собственно, с художественной точки зрения можно образно назвать битвой и столкновение двух взводов. Внедрение же термина «Ржевская битва» происходит без полемики на военно-теоретическом уровне (где понятия «битва», «сражение», «бой» имеют вполне определенный смысл) и решает исключительно идеологические задачи: навязать общественному сознанию образ «Ржевской мясорубки» как символа бездарности советского командования и его пренебрежения к сбережению жизни солдат, той битвы Великой Отечественной войны, в которой Красная армия якобы не смогла одержать решительной победы.

* * *

Одной из наиболее политизированных и сложных для непредвзятой оценкиявляется проблема коллаборационизма граждан Советского Союза в годы Второй мировой войны.

Основные трактовки, искажающие суть данного явления и его масштабы, восходят к нацистской пропаганде и преимущественно представлены на страницах изданий, так или иначе связанных с эмигрантскими кругами и организациями, созданными при активном участии бывших участников «власовского движения» (НТС, журнал и издательство «Посев», и т.п.).

Сотрудничество в годы войны части граждан СССР с нацистами объявляется здесь вызванным, прежде всего, идеологическими причинами: неприятием сталинского режима и «социалистического эксперимента». Численность коллаборационистов всячески преувеличивается, в то же время замалчивается беспрецедентный характер принуждения советских граждан к коллаборации со стороны оккупантов в нарушение всех норм и обычаев войны. В конечном счете, вынужденное сотрудничество советских граждан с врагом подается как проявление некого «антисталинского протеста». Тем самым «власовское движение» получает моральное оправдание, а русофобская сущность нацистской политики затушевывается. Эти трактовки служат основанием для отрицания правомерности названия «Отечественная война» применительно к войне СССР против Германии, поскольку де в 1941 году «Россия была оккупирована Советским Союзом» (тележурналист В. Правдюк).

Ложность этой концепции, ее крайняя идеологизированность и тенденциозность – вне всяких сомнений. Она выстроена на сплошных подтасовках: во-первых, термин «коллаборационизм», традиционно используемый для обозначения добровольного, прежде всего политического сотрудничества с врагом, необоснованно применяется в данном случае для обозначения любого, в том числе вынужденного, взаимодействия с оккупантами; во-вторых,  в результате  подмены происходит необоснованное увеличение численности «коллаборационистов»; в-третьих, раздувание масштабов явления служит одним из обоснований тезиса о его «закономерности» и обусловленности внутренними пороками советского строя.

Виноватыми в трагедии сотен тысяч людей, оказавшихся во власти оккупационного «нового порядка», оказываются, таким образом, не нацисты, презревшие ради достижения победы в войне соблюдение каких бы то ни было правил войны, моральных норм и проводившие политику геноцида на оккупированных территориях, а Сталин и его режим. Вот как рассуждает, например, Г.Х. Попов, приводя цифры (разумеется, максимальные из тех, что можно почерпнуть из литературы): «Никогда в русской истории такое количество русских людей не сотрудничало с врагом. В докладах об Отечественной войне наших лидеров хотелось бы услышать, что это Сталин, советская власть, большевистская партия и госбезопасность довели сотни тысяч граждан своей страны до самого страшного в жизни человека – до готовности сотрудничать с врагом России».

Особенности «исследовательского метода» сторонников данной точки зрения позволяет говорить о сознательной манипуляции. При истолковании источников здесь используется  один и тот же прием: любое отраженное в документах (письмах солдат, материалах советской цензуры, документах Особых отделов НКВД и военной прокуратуры) проявление недовольства военнослужащих Красной армии рассматривается как свидетельство наличия «протестного настроения» в обществе, направленного против советского строя – «сталинской системы несвободы». Используя такую «методологию» можно, действительно, подверстать к «антисталинскому протесту» сотни тысяч людей. Характерно, что необоснованность такого представления подчеркивается и в немецкой научной литературе. «Утверждение, что в целом от 800 тыс. до 1 млн. советских граждан, которые, в той или иной форме, делали это сознательно, по политическим убеждениям выступая против советского руководства, проходит мимо исторических реальностей», – пишет, например, специалист по истории военного плена К. Штрайт.

Важнейшей предпосылкой коллаборационизма граждан СССР явился особый характер войны, которую вела гитлеровская Германия против Советского Союза. Антибольшевистские и антисталинские лозунги были лишь прикрытием нацистских планов и предназначались для того, чтобы облегчить их реализацию, расколов советское общество и дезориентировав Красную армию. Кроме того, гитлеровцами делалась ставка на разобщение и стравливание между собой народов СССР по национальному признаку. Представители национальных меньшинств подвергались пропагандистскому воздействию, призванному возбудить в них националистические чувства и противопоставить их русским как государствообразующему народу.

Беспримерная жестокость оккупантов и сознательное нарушение ими законов и обычаев войны, выразившиеся в масштабном принуждении советских граждан к коллаборации – именно это создало условия для широкого вовлечения людей, в том числе военнопленных Красной армии, в сотрудничество с врагом в разнообразных формах.

Сегодня оправдание Власова и «власовцев» гораздо опаснее для национального самосознания, чем любое благостное мифотворчество по поводу выдающейся роли в отечественной истории Сталина, Брежнева или даже Троцкого. Оправдание «власовцев» провоцирует оправдание коллаборационизма как такового и, более того, - явно или неявно подводит к оправданию гитлеровской войны на уничтожение против России / СССР…

Окончание следует

Юрий НИКИФОРОВ – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

http://www.fondsk.ru/news/2011/06/20/vojna-v-zerkale-novoj-istoriografii-ii.html

[Александр Васильевич]

Юрий НИКИФОРОВ

Великая Отечественная война в зеркале «новой» историографии (III)



Изрядно мифологизирована в современном массовом сознании история создания и применения в Великой Отечественной войне штрафных частей и заградотрядов.

В данном случае ревизионистское прочтение данной темы преследует цель обосновать тезис о том, что успехи Красной армии на фронте были обусловлены, прежде всего, масштабностью карательных мероприятий, проводившимися в годы войны для «принуждения к героизму» советских солдат и офицеров. Внушается, что без этой системы принуждения советский народ был не в состоянии защитить свою Родину, более того – массовое дезертирство и отказ солдат воевать «за Сталина» вызвал бы развал армии и дезорганизацию тыла. В конечном счете, преувеличение роли штрафных частей и заградотрядов служит задаче развенчать войну как Отечественную, представить ее столкновением двух тоталитарных режимов, жертвами которых оказались «братские» немецкий и русский народы…

Такой подход являлся традиционным для части создававшейся в годы «холодной войны» на Западе историко-публицистической литературы о Второй мировой войне, где стойкость и мужество советских воинов нередко объяснялись страхом перед «железной дисциплиной комиссаров» и «расстрельными командами». В то же время он идеологически перекликается с содержанием нацистской пропаганды времен войны, также широко использовавшей образ бесчеловечных евреев-комиссаров и бойцов заградотрядов, якобы силой гнавших русских солдат «на убой» ради Сталина и его друзей, англо-американских капиталистов.

И тогда, и сегодня в качестве примера жестокости советского командования в первую очередь приводится приказ Народного комиссара обороны № 227 от 28 июля 1942 г., известный как «Ни шагу назад!» Однако соблюдение принципа историзма, помещение этого и других документов той эпохи в широкий исторический контекст немедленно выявляет тенденциозность такой их интерпретации. Было ли нечто «новаторское» в самой постановке вопроса – запрете частям отступать без приказа? Очевидно, в любой армии оставление солдатом своего поста, частью своей позиции без приказа вышестоящего командира рассматривается как ЧП, в условиях военного времени – как преступление. В России эта норма была закреплена в воинских уставах в период создания регулярной армии. Вот примеры из документов Петра I: «…никто из господ генералов с места баталии прежде уступать не имеет, пока он от своего командира к тому указ не получит. Кто же место свое без указу оставит или друга выдаст, или бесчестный бег учинит, то оный будет лишен и чести и живота». «…Есть ли какою причиною или множеством назад пожмут, и тогда отнюдь не должен никто бегать назад, но стоять до последнего человека как доброму солдату надлежит под наказанием смерти, так же и во время бою приказано задним стрелять из пушек и из ружья по тем беглецам без всякого милосердия».

Есть ли принципиальное отличие подхода к проблеме Петра I от содержания приказа «Ни шагу назад»?

Ложность ревизионистского прочтения истории штрафных частей и заградотрядов доказывается рассекреченными в последние годы архивными документами… Представление о масштабах репрессий дает следующая статистика: например, в период с 1 октября 1942 по 1 февраля 1943 г. в частях Донского фронта было арестовано 203 «паникера и труса», из которых были расстреляны 49 человек, направлены в штрафные подразделения 139 человек. Еще 120 человек, по данным Особого отдела фронта, были расстреляны «перед строем по постановлениям особых органов». Много это или мало? Для сравнения: численность войск Донского фронта к началу Сталинградской наступательной операции составляла 307,5 тыс. чел. Что касается штрафных частей, то известно, что с сентября месяца до конца 1942 г. в штрафные роты и батальоны Красной армии было направлено 24 тыс. 993 чел. Общая же среднемесячная списочная численность личного состава действующих фронтов в четвертом квартале 1942 г. составляла 6 млн. 343 тыс. человек.

Численность штрафных частей не позволяет говорить о них как о факторе, оказавшем хоть сколько-нибудь существенное влияние на ход и результаты военных действий. Что касается заградотрядов, то историкам не известны случаи (и подтверждающие их архивные документы), когда они стреляли бы по своим войскам.

В целом, современные историки исходят из того, что моральный дух Красной армии и советского народа определялся в первую очередь справедливым характером войны, прочностью авторитета политического руководства, высоким статусом ценностей патриотизма, самопожертвования, чувства воинского долга в русской культурной традиции.

* * *

Еще одной темой, подвергающейся настойчивой мифологизации не только на Западе, но и в России, является освободительная миссия Красной армии в Европе…

В данном случае основным направлением фальсификации является создание негативного образа Красной армии как банды насильников и убийц, учинившей в Европе массовые насилия над мирным населением освобожденных стран, прежде всего Германии. Ставшие достоянием гласности отдельные факты совершенных военнослужащими Красной армии преступлений против мирных жителей Германии неправомерно выдаются за типические, характеризующие поведение советских солдат в целом.

Сам факт того, что военнослужащими советской и других союзных армий совершались убийства, грабежи, насилия над женщинами, никто из историков не отрицает. В нашей стране опубликованы документы, содержание которых не оставляет сомнений: неизбежные спутники любой войны – преступления против мирных жителей имели место. Проблемы связаны с интерпретацией этих фактов, оценками и выводами, которые делаются на их основе. Историки нередко сталкиваются с нарочитым стремлением ряда авторов к обличению именно воинов Красной армии, благодаря чему создается впечатление, что бесчинства в отношении мирных жителей – чуть ли характерная черта поведения советских военнослужащих, объяснить которую можно лишь ссылками на искалеченные «сталинским тоталитаризмом» души или особое «азиатское варварство».

Именно так подается эта проблема в книге британского историка Э. Бивора, по логике которого символом советской армии-освободительницы должен был стать солдат с горящим факелом, выбирающий себе жертву среди укрывшихся в темном бункере немецких женщин. В качестве иллюстрации приводится один, два, три, десять почерпнутых из источников фактов. Но правомерно ли подавать их как проявление чего-то особенного, исключительного, характеризующего поведение в первую очередь советских военнослужащих?

Доступные историкам материалы, напротив, свидетельствуют о том, что данные случаи не носили массового характера. При этом советское командование предпринимало немало усилий для поддержания дисциплины и пресечения случаев мародерства и насилия, и попытки представить дело иным образом являются злонамеренной ложью.

Нетрудно убедиться, что в западных зонах оккупации командованию американской армии также приходилось прилагать усилия для предотвращения и пресечения бесчинств своих военнослужащих в отношении мирного населения. Конечно, общей картины составить нельзя: имеющиеся в литературе данные фрагментарны, однако при должном рвении можно подобрать несколько криминальных эпизодов с участием американских военных и нарисовать для обывателя ужасающую картину вакханалии насилия, захлестнувшей американскую зону оккупации. В добросовестном историческом исследовании использование такого метода противопоказано, а в пропаганде – почему бы и нет?

На основе «клиповой» подборки образов современные русофобствующие идеологи делают выводы, лживые от начала и до конца. Публицист М.Солонин, например, заявляет: «Сталин принял решение изгнать немцев… Сталин решил создать на подлежащих аннексии территориях такую обстановку террора и ужаса, чтобы немцы сами… бежали, ползли на запад». Эту «гипотезу» нельзя подкрепить документальными доказательствами: таких документов нет. Напротив, существуют другие документы за подписью Сталина: например, директива Ставки ВГК от 20 апреля 1945 г., в которой содержался приказ «изменить отношение к немцам как к военнопленным, так и к гражданским. Обращаться с немцами лучше». На основании этого приказа были приняты меры для предупреждения бесчинств в отношении мирного населения. Документы военных советов фронтов и армий свидетельствуют, что наряду с разъяснительной работой в частях советское командование широко использовало и карательные меры, виновные привлекались к ответственности.

Сопоставление содержания приказов гитлеровцев, провоцировавших и прямо предписывавших бесчеловечное отношение солдат и офицеров вермахта к советским людям, и приказов советского командования исключает возможность какого-либо уподобления поведения немецких оккупантов в России и советских солдат-освободителей в Германии.

* * *

Отдельного разговора заслуживает проблема людских потерь Советского Союза в Великой Отечественной войне.

Без сомнения, эта тема остается одной из центральных для любого публицистического материала «обличительного» характера. Крайняя тенденциозность при обращении к ней проявляется, как правило, в стремлении того или иного автора кощунственно говорить о жертвах, понесенных народами СССР ради свободы и независимости своей Родины, в рыночных категориях «цены» и «качества оказанных услуг».

Преувеличение размеров потерь, сопровождающееся рассуждениями о «чрезмерной цене» одержанной Победы, направлено на дискредитацию советских полководцев, в первую очередь, маршала Г.К. Жукова, и создание в общественном мнении его образа как «мясника» (сценарист Э. Володарский). Шире – на дискредитацию советской политической системы, якобы неспособной к эффективным действиям ни в экономической, ни в социальной, ни в военной сфере. Лейтмотивом при этом является мысль, что огромные людские потери нашей страны объясняются в первую очередь «пренебрежительным и неряшливым ее ведением» (А. Солженицын), «грубейшими ошибками как партийного руководства страны (в первую очередь Сталина), так и военного (в том числе и Жукова)», а вовсе не силой и опытом противостоящего нам врага.

В настоящее время историки располагают основательной документальной базой для изучения этой проблемы, и за последние двадцать лет специалистами проведено немало научных исследований, результаты которых опубликованы. Тем не менее, в некоторых средствах массовой информации до сих пор продолжают тиражироваться сведения, дезориентирующие широкую общественность. Полученные в результате многолетней работы отечественных демографов и военных историков данные (26,6 млн. – общие людские потери СССР; 9,1 млн. – потери Красной армии убитыми и пропавшими без вести) объявляются «песевдопатриотической пропагандой», а обществу внушается мысль, будто людские потери СССР до сих пор не подсчитаны и сделать это невозможно, т.к. современные российские власти якобы заинтересованы в сокрытии правды. В результате появляется возможность внедрения в общественное сознание мифа о том, что причиной победы нашей страны в Великой Отечественной войне было численное превосходство и равнодушие советских полководцев к сбережению жизни солдат, популяризация объяснений по типу «трупами завалили».

Результаты исследований отечественных демографов за последние 20 лет не раз прошли независимую экспертную проверку, в том числе и зарубежными специалистами, и признаны вполне обоснованными. То же самое можно сказать о потерях Красной армии: результаты статистического исследования, выполненного в Генеральном штабе Вооруженных сил РФ, приняты сообществом специалистов-историков как надежная база для дальнейшего уточнения названных цифр.

* * *

Появление в российской историографии Второй мировой войны ревизионистского направления не было непосредственно связано с открытием каких-либо неизвестных ранее документов или мемуарных свидетельств. С точки зрения истории развития науки в этом нет ничего исключительного: принятие новой теоретической парадигмы чаще всего обусловлено не логико-методологическими аргументами, а другими, внерациональными факторами, которые часто вообще не имеют отношения к науке. «Принятие решения такого типа, – отмечает американский историк науки Т. Кун, – может быть основано только на вере».

Для исторического исследования это тем более верно: одной из важнейших особенностей исторического познания, выделяемых методологами, является тот факт, что общее направление исследований, постановка проблем и осмысление исторических свидетельств осуществляется на основе теоретических идей, привносимых той или иной философской концепцией.

Претензии российских ревизионистов на то, что в их работах представлен некий «подлинно научный», объективный взгляд на события предыстории Великой Отечественной войны, позволяющий избежать противоречий и нелепостей как «официальной» историографии, так и ее антиподов (вроде Суворова-Резуна и т.п.), следует признать необоснованными. В работах историков этого направления повторяются и развиваются, с теми или иными вариациями, оценки и истолкования, разработанные в предшествующий период в трудах англо-американских и западногерманских историков, а также русскоязычной эмигрантской публицистике. В какой мере эти воззрения помогают «привести историографию в соответствие с фактами», а в какой, напротив, затрудняют реконструкцию объективной картины событий и, в конечном счете, способствуют складыванию новой мифологии – вопрос спорный. Ретроспективный анализ, однако, подводит к выводу, что до настоящего времени вторую задачу современный российский ревизионизм выполнял гораздо более успешно, чем первую.

Более того, анализ попыток «переосмысления» истории Великой Отечественной войны приводит к выводу, что нередко оно оказывается возможным лишь за счет игнорирования или даже демонстративного отказа от соблюдения общих принципов и методов исторического исследования, соответствующих тем критериями научности, которые выработаны сообществом историков и философов науки.

Поэтому полноценный анализ затронутых вопросов невозможен без учета проблемы фальсификации, актуализированной созданием указом Президента РФ в 2009 г. Комиссии по противодействию фальсификации истории в ущерб интересам России. Этот указ свидетельствует о постепенном осознании необходимости борьбы с «переписыванием» отечественной истории, которое в последние два десятилетия приобрело огромный размах.

Обострение «битвы за прошлое» (историческую память, интерпретацию истории) следует рассматривать в контексте современной геополитической конкуренции, в том числе - как одно из проявлений информационной и психологической войны… «Если избавиться от политической наивности и посмотреть правде в глаза, – замечает по этому поводу секретарь Совета Безопасности РФ Н.П. Патрушев, – можно заметить элементы зарождения новой «холодной войны», на этот раз за глобальное лидерство и стратегический контроль над ресурсами. Одним из ее проявлений является проведение информационных кампаний по дискредитации политики и истории России, в том числе истории Великой Отечественной войны».

Между тем рассматриваемая проблема сложнее и не может быть сведена только к констатации связей историографии с прагматическими задачами исторической политики (или «политики памяти»). Широко использующийся в последнее время термин «фальсификация» нуждается в конкретизации, поскольку в современной философии и методологии истории широкое распространение получило рассмотрение истории как некоей разновидности литературного творчества. Отождествление истории с литературой, безусловно, снимает вопрос о фальсификации: каждый историк волен создавать свой образ прошлого, и мы не имеем права требовать от него какой-то объективности или правдоподобности. Указ Президента России, однако, исходит из того, что целью исторической науки является дать обществу адекватное представление о собственном прошлом, и историки располагают необходимым инструментарием для создания правдивого описания.

В самом деле, методология исторического познания содержит некоторые слабые места как в области установления эмпирических фактов прошлого (неполнота сохранившихся свидетельств и сложность процедур установления их достовер­ности), так и в области исторического синтеза (множественность способов интерпрета­ции взаимозависимости исторических фактов, зависимость теоретических реконструкций от мировоззрения историка). Исходя из этого существует немало возможностей для возникновения псевдонаучных теорий. Вместе с тем в профессиональном историческом сообществе сформированы механизмы, которые позволяют значительно снизить опасность субъективных подходов историков, порожденных влиянием современных обстоятельств и собственных политических пристрастий. Эти механизмы основаны на рефлексии и самоконтроле историков, представлении альтернативных точек зрения, учете достижений других историографических направлений.

Нравственной и профессиональной нормой в профессиональном сообществе историков признается стремление к объективности научного поиска, элементами которого являются дискуссии, плюрализм мнений. Нормы современного научно-исторического исследования предполагают такое построение системы аргументов, которое открыто для «верификации», то есть для проверки достоверности источниковой базы, критического анализа логических выводов и ценностных установок, на которые опирается автор.

Поэтому, говоря о фальсификации истории, современные авторы имеют в виду сознательное и целенаправленное искажение исторической правды о прошлых событиях, совершаемое прежде всего в политических целях.

Псевдонаучные построения в области истории имеют ряд сходных черт с приемами фальсификации в других областях научного знания, технике и медицине. Подобные работы чаще всего написаны научно-популярным языком, а их авторы, явно или неявно ощущая слабость своих профессиональных позиций, стремятся уйти от полемики со специалистами и апеллируют к массовому читателю, преподнося свое сочинение как раскрытие очередной «тайны» истории. В то же время для критики общепринятых подходов здесь используются не столько научные, сколько идеологические аргументы.

Общим местом является негативное отношение к «официальной» науке, якобы препятствующей путем «догматических запретов» беспристрастному и объективному освещению прошлого. Эта идея неизменно присутствует в построениях «альтернативных» историков, обещающих читателям раскрыть тайны истории, которые, де, тщательно скрываются официальной наукой, и обличающих ее мнимую неспособность предложить обществу сколько-нибудь правдивую версию национальной истории. Учитывая то, что в недавнем прошлом историческая наука действительно находилась под идеологическим надзором, подобные выпа­ды укрепляют доверие читателей к содержанию таких работ.

Претензии авторов псевдоисторических концепций к «официальной науке», якобы поставленной современным Российским государством «на службу» патриотическому воспитанию, жалобы на невозможность свободного научного поиска в современных условиях являются составной частью любого ревизионистского «проекта». Логика понятна: без подрыва доверия к науке и ее представителям рассчитывать на успех внедрения в общественное сознание мифологизированных псевдонаучных представлений и навязать соответствующие идеологические предпочтения крайне трудно.

http://www.fondsk.ru/news/2011/06/22/vojna-v-zerkale-novoj-istoriografii-iii.html

[Александр Васильевич]

К 70-летию начала Великой Отечественной войны

«Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви» местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Московского и Коломенского Сергия от 22 июня 1941 года



В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва не весь мир, не коснется нашей страны, но фашизм, признающий законом только голую силу и привыкший глумиться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на этот раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству.

Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божиею помощью, и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им и по плоти и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства. Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых русский народ увековечил в своей славной легенде о богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, разбивших наголову Соловья Разбойника.

Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг.

Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: «Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя». Душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой ради родины. Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией. А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно «ради Иисуса, а не ради хлеба куса», как выражался святитель Димитрий Ростовский. Положим же души своя вместе с нашей паствой. Путем самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за родину и веру во все времена нашествий врагов на нашу родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей.

Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины.
Господь нам дарует победу.

Патриарший местоблюститель смиренный Сергий, митрополит Московский и Коломенский
Москва

22 июня 1941 года

http://www.blagogon.ru/digest/206/

[Anna]

О чём только ни спорят историки,когда речь идет о второй мировой войне.
Только вопрос : почему Гитлер не захватил Швейцарию - обходят стороной.

[Александр Васильевич]

Вклад Русской Православной Церкви в Победу в Великой Отечественной Войне



Верующий православный христианин на все события своей временной земной жизни, а также и на события, происходящие в истории целых народов, должен смотреть сквозь призму веры и тогда он увидит действие Божьего промысла в этих событиях.

Если мы с Вами посмотрим на ветхозаветную историю израильского народа, то увидим, что благоденствие для них наступало лишь в те промежутки времени, когда они полностью доверяли Богу и старались жить согласно с Его Святой Волею. Как только они уклонялись в идолопоклонство и забывали Бога, то Божия благодать отходила от них и они попадали в руки своих врагов.

И только покаяние и обращение ко Господу было залогом их чудесных побед над неприятелем.

Что же предшествовало тому бедствию, каким вначале оказалась кровавая революция, а потом в результате и Великая отечественная война 1941-45гг.?

Из истории церкви мы знаем, что, начиная с 18 века, наша Церковь лишилась Патриарха, подверглась влиянию протестантских воззрений, хлынувшим к нам с Запада. Духовная жизнь в России в конце 19 века пришла в упадок. Наблюдался повсеместный отход от веры, особенно в высших слоях общества.

Вот революция и явилась нам Божиим попущением в наказание за богоотступничество и предательство Царя. А то, что происходило дальше, привело и к ужасающей страшной войне.

Каково же было положение церковных дел перед войной?

Состояние церковных дел к концу 1938 г. было критическим. Русскую Церковь обескровили предыдущие годы жестоких репрессий, особенно свирепствовавшие в период так называемого «большого террора» (1937–1938). О точных цифрах пострадавших в этот период до сих пор спорят историки. Принято ссылаться на данные правительственной Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, которая установила, что в 1937 г. было арестовано 136900 православных священно- и церковнослужителей, из них расстреляно 85300; в 1938 г. арестовано 28 300, расстреляно 21 500. В эти же годы был истреблен почти весь российский православный епископат. На кафедрах оставались лишь 4 архиерея Московского Патриархата – Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич). На свободе были еще около 10 архиереев. Они настоятельствовали в храмах или числились на покое. Епархии как административные единицы существовали формально, на деле Патриархия состояла из отдельных приходов, поддерживавших с ней нерегулярную связь. Точное число действующих храмов неизвестно, так как зачастую в официально открытых храмах богослужения не совершались по разным причинам. Имеются сведения о закрытии только в одном 1937 г. 8 000 приходов. Игумен Дамаскин (Орловский) указывает, что из 25 тысяч церквей в 1935 г. к концу 1938 г. в Советской России осталось всего 1277 храмов. В РСФСР действовало около 100 храмов, как правило, в крупных городах, на Украине несколько больше. Уже к 1937 г. в СССР не было ни одного действующего монастыря. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) и немногочисленные остававшиеся на свободе православные архиереи жили в постоянном ожидании ареста.

Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года, в день всех святых, в земле Российской просиявших. Начавшаяся война не только не обострила отношения противоречия между Русской Православной Церковью и государством, но напротив, подтолкнула Церковь подчинить свою деятельность патриотическому долгу – защите Отечества. Когда многие партийные и государственные руководители пребывали в растерянности, первым к народу обратился Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий. О нападении Германии на СССР он узнал, вернувшись в свою скромную резиденцию из Богоявленского собора г. Москвы, где в тот день служил Литургию. Митрополит сразу же ушел к себе в кабинет, написал и собственноручно напечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». «Несмотря на свои физические недостатки – глухоту и малоподвижность, - вспоминает позднее архиепископ Димитрий (Градусов), - митрополит Сергий оказался на редкость чутким и энергичным – свое послание он не только сумел написать, но и разослать по всем уголкам необъятной Родины». В своем послании митрополит Сергий писал:

«Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Вспомним святых вождей русского народа Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов... Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг... Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: «Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя...» (Ин. 14, 13). Нам, пастырям Церкви, в то время, когда Отечество призывает всех на подвиги, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией. А если сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями на счет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно «ради Иисуса, а не ради хлеба куса», как выражался святитель Димитрий Ростовский. Положим же души свои вместе с нашей паствой... Церковь благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу».

Затем последовали послания с аналогичным содержанием. Митрополит Сергий выступил с поддержкой партизанского движения и резко осудил епископов, оказавшихся на оккупированной фашистами территории, приветствовавших и благословлявших гитлеровскую армию. С аналогичными обращениями выступили и другие православные иерархи. Послания главы Русской Православной Церкви носили не только призывной и консолидирующий характер, но имели и разъяснительные цели. В них определялась твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом независимо от положения на фронте. Митрополит Сергий, митрополит Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич) выпустили за время войны около 30 патриотических обращений к духовенству и верующим, размножавшихся в большом количестве и приурочивавшихся к тому или иному событию или празднику.

В посланиях иерархов и проповедях священников Церковь не только утешала верующих в скорби, но и поощряла к самоотверженному труду в тылу, мужественному участию в боевых операциях, поддерживала веру в окончательную победу над врагом, способствуя тем самым формированию высоких патриотических чувств и убеждений среди тысяч соотечественников. Кроме того, и от имени Церкви подвергались осуждению дезертирство, сдача в плен, сотрудничество с оккупантами. Все это способствовало изживанию пораженческих настроений, получивших определенное распространение в первые дни войны и, в конечном итоге, создавало «нравственные условия победы», которые в значительной мере изменили ход военных событий.

Неумолкавшее слово Церкви, звавшее к защите Отечества и веры православной, вселяло в сердца твердую уверенность в близкой победе. «Лук сильных изнеможе, а немощствующии препоясашася силою» (1 Цар. 2, 4), – писал в Рождественском послании 1942 года Патриарший Местоблюститель Митрополит Сергий. – Будем все мужественны, как мужественна наша Красная Армия, как мужествен наш великий народ. Скажем нашим врагам: «Страха вашего не убоимся, ниже смутимся (Ис. 8, 12). Хоть бы вы и снова собрались с силами, снова побеждены будете (Ис. 8, 9–10), яко с нами Бог!».

Так же убедительно и убежденно воодушевлял свою паству и митрополит Ленинградский Алексий. Оставаясь в осажденном Ленинграде, он делили с его населением все трудности 900-дневной блокады, совершал богослужения под артиллерийским огнем и поддерживал душевную стойкость и надежды верующих своими проповедями. Большая патриотическая работа велась на страницах «Журнала Московской Патриархии». В нем из номера в номер печатались послания, проповеди, статьи и заметки, в которых прославлялся героизм нашего народа, его жертвенный подвиг, а обличения нацистских злодеяний звучали как грозный приговор истории, вскрывавший миру антихристианскую сущность фашизма. По этому поводу архиепископ Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), совершавший в войну одновременно и архиерейское служение и служение врача-хирурга (он был начальником госпиталя в Красноярске), писал тогда: «Германский народ, более тысячи лет считавшийся христианским народом, ... явил всему миру, народам - братьям во Христе и народам нехристианским неслыханно страшное лицо варвара, топчущего ногами Святое Евангелие, вторично распинающего Христа».

Архипастыри и пастыри нашей Церкви неустанно утешали и ободряли народ, призывали всех на борьбу с врагом. По призыву наших иерархов во всех храмах возносилась молитва о победе.

5 сентября 1943 г  состоялась судьбоносная встреча Сталина с тремя митрополитами (Патриаршим местоблюстителем Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем)). Согласно записям дежурного секретаря приемной Сталина встреча начался в 00.40 и закончилась в 2 часа ночи. На встрече присутствовали также В.М.Молотов и Г.Г.Карпов.

Беседу начал Молотов. Он сказал, что Правительство хочет знать нужды Церкви. В одной из современных публикаций воспроизводится описание этой беседы, сделанное А.Э.Красновым-Левитиным, который о содержании ее мог узнать со слов митрополита Николая. «Митрополит (Сергий - В.Ц.) заговорил спокойно, слегка заикаясь, деловым тоном человека, привыкшего говорить о серьезных вещах с самыми высокопоставленными людьми. Митрополит указал на необходимость широкого открытия храмов, количество которых совершенно не удовлетворяет религиозные потребности народа. Он также заявил о необходимости созыва Собора и выборов Патриарха. Наконец, он заявил о необходимости широкого открытия духовных учебных заведений, так как у Церкви отсутствуют кадры священнослужителей. Здесь Сталин неожиданно прервал молчание: «А почему у вас нет кадров?» - спросил он, вынув изо рта трубку и в упор глядя на своих собеседников.  Алексий и Николай смутились..., всем было известно, что кадры «перебиты» в лагерях. Но митрополит Сергий не смутился. Старик ответил: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится Маршалом Советского Союза». Довольная усмешка тронула уста Сталина. Он сказал: «Да, да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о Вас». Затем он стал вспоминать семинарские годы... Сказал, что мать его до самой смерти сожалела, что он не стал священником. Разговор Сталина с митрополитом принял непринужденный характер. Затем после чаепития началась деловая беседа, затянувшаяся до глубокой ночи. В ней, помимо Сталина и Молотова, участвовали также технические эксперты. Беседу эту можно назвать в полном смысле этого слова исторической... В тот момент, после десятилетий террора, направленного против Церкви, новый порядок являлся, несомненно, прогрессивным шагом, так как означал возможность легального существования Православной Церкви.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Как писал Патриарший Местоблюститель Митрополит Сергий, «душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой ради Родины». Если в сердце христианина горит огонь истинной любви, завещанной Христом, это сердце не требует указаний, в чем проявить свою любовь: оно само и голодного накормит, и плачущего утешит.

Многие священнослужители не только словом, но и личным примером учили паству, как защищать Родину. Среди членов Русской Православной Церкви, ее мирян и священнослужителей, представителей многонациональной паствы Московской Патриаршей кафедры немало непосредственных участников Великой Отечественной войны. Многие из них, например, архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ Леонид (Лобачев), архиепископ Краснодарский и Кубанский Алексий, награждены орденами и медалями за заслуги перед Родиной.

Будущий Патриарх Пимен, тогда еще иеромонах, начал свой боевой путь заместителем командира роты и дослужился до звания майора. Архимандрит Алипий (Воронов), наместник Псково-Печерского монастыря в 1950–1960 гг., воевал четыре года, оборонял Москву, был ранен, получил государственные награды. Будущий митрополит Калининский и Кашинский Алексей (Коноплев) на фронте был пулеметчиком, был награжден медалью «За боевые заслуги».

Протоиерей Борис Васильев, до войны диакон Костромского кафедрального собора, в Сталинграде командовал взводом разведки, а затем сражался в должности заместителя начальника полковой разведки. Многие солдаты и офицеры Красной армии, служа Родине, обретали веру на фронте и по окончании войны становились диаконами и священниками, чтобы послужить Церкви. Священнослужители были активными участниками партизанского движения. Особенно много священников-партизан было в Белоруссии. Так, протоиерей Александр Романушко из Полесья с 1942 по лето 1944 гг. лично участвовал в боевых операциях, ходил в разведку. По его свидетельству, многие священнослужители Полесья были расстреляны фашистами за содействие партизанам. В тылу врага пастыри Церкви, исполняя свой нравственный и патриотический долг, с риском для жизни укрывали красноармейцев, отставших при отступлении или бежавших из плена, вели антифашистскую агитацию среди населения, помогали советским военнопленным.

Еще одним направлением патриотической деятельности РПЦ было активное участие во всесоюзном сборе средств на нужды Красной армии, в помощь раненым бойцам и их семьям, на сооружение танковых колонн и авиа-эскадрилий. Сборы денежных пожертвований по приходам начались уже летом 1941 г. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий в послании московской пастве 14 октября 1941 г. призвал благословение Божие на всех тех, кто своими «трудами и пожертвованиями содействует нашим доблестным защитникам», а 30 декабря 1942 г. обратился к верующим и духовенству с призывом собрать средства на сооружение танковой колонны имени Димитрия Донского. Православный народ собрал более 8 миллионов рублей, на них были выстроены 40 танков, которые митрополит Николай (Ярушевич) 7 марта 1944 г. передал Красной армии. Средства верующих шли на создание двух авиа-эскадрилий – имени Александра Невского и «За Родину».

У Церкви есть сильное оружие неведомое миру – молитва. Первый молебен «о даровании победы» Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий отслужил в Богоявленском соборе 26 июня. С этого времени повсеместно в храмах Московской Патриархии за богослужением с незначительными изменениями читали молитву, написанную архиепископом Августином (Виноградовским) в Отечественную войну 1812 г. Также служили специально составленный «Молебен в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в Отечественную войну» с многолетием «победоносному воинству нашему». Особый молитвенный подвиг совершали в дни блокады митрополит Алексий (Симанский) с духовенством и верующими Ленинграда. Даже в самые суровые дни зимы 1941–1942 гг. не прекращались богослужения в городских храмах. Умирали от голода, холода и бомбежек священнослужители и члены клира, но не прерывалась молитва.

Особой в годы Великой Отечественной войны была молитва святых – преподобного Серафима Вырицкого, блаженной старицы Матроны, священноисповедника Василия (Преображенского), епископа Кинешемского, священноисповедника Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского и других. Они молились не только о победе русского воинства и мире всего мира, но и, по заповеди Христовой, о спасении душ всех своих соотечественников: как «о братиях наших, на судищи, в темницах, узах, заточении, изгнании и горьких работах сущих», так и «о врагах наших, ненавидящих и гонящих нас, и о всех сущих вне Православной Церкви и заблудших».

Например  о. Серафим Вырицкий по примеру своего небесного покровителя прп. Серафима Саровского молился в саду на камне о спасении России. И это служение в живом храме не прекращалось ни днем, ни ночью. С первых дней войны отец Серафим открыто говорил о предстоящей победе русского оружия, твердо говоря, что Господь обязательно дарует русскому народу победу, если тот укрепится в вере своих отцов.

В ту кровавую пору о. Серафим пишет строки, предрекающие Русской Церкви возрождение и славу:

Пройдет гроза над Русскою землею,
Народу русскому Господь грехи простит
И крест святой Божественной красою
На храмах Божиих вновь ярко заблестит.

И звон колоколов всю нашу Русь Святую
От сна греховного к спасенью пробудит,
Открыты будут вновь обители святые,
И вера в Бога всех соединит.

С началом Великой Отечественной старец усилил подвиг моления на камне - стал совершать его ежедневно. Рассказывают родные подвижника:

«... В 1941 г. дедушке шел уже 76-й год. К тому времени болезнь очень сильно его ослабила и он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в пятидесяти, выступал из земли гранитный валун, перед которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения о. Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, а дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу... Чего ему это стоило! Видимо, Сам Господь помогал ему, но без слез на все это смотреть было невозможно. Он отдавал себя всецело, без остатка - это был воистину вопль к Богу! Верим, что молитвами таких подвижников выстояла Россия и был спасен Петербург. Помним, что дедушка говорил нам: "Один молитвенник за страну может спасти все города и веси...»

Сколько душ человеческих спасли те молитвы, известно только Господу. Несомненно было одно, что они незримой нитью соединяли землю с небом и преклоняли Бога на милость, тайным образом изменяя ход многих важнейших событий. Известно, что в самой Вырице, как и было предсказано старцем, не пострадал ни один жилой дом и не погиб ни один человек.

Не было сил, чтобы удержать врага. Был страшный голод, ежедневно умирали тысячи людей. Из Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери и обошли с ней крестным ходом вокруг Ленинграда - город был спасен. Но многим до сих пор непонятно, чем держался Ленинград, ведь помощи ему практически не было: то, что подвозили, было каплей в море. И тем не менее город выстоял. Снова подтвердились слова, сказанные святителем Митрофаном Воронежским Петру I о том, что город святого апостола Петра избран Самой Божией Матерью, и пока Казанская Ее икона в городе и есть молящиеся, враг не может войти в город. Вот почему ленинградцы так почитают Казанскую икону Божией Матери. Она все время от основания города была Заступницей его, да и всей России. Интересно и то, что блокада Ленинграда была прорвана в день празднования святой равноапостольной Нины, просветительницы Грузии.

После Ленинграда Казанская икона начала свое шествие по России. Да и Москва была спасена чудом. Разгром немцев под Москвой - это истинное чудо, явленное молитвами и заступничеством Божией Матери. Немцы в панике бежали, гонимые ужасом, по дороге валялась брошенная техника, и никто из немецких и наших генералов не мог понять, как и почему это произошло. Волоколамское шоссе было свободно, и ничто не мешало немцам войти в Москву. Как гласит московское предание, чудотворная икона Тихвинской Божией Матери из храма Тихона в Алексеевском была обнесена самолетом вокруг Москвы. Столица была спасена, а 9 декабря 1941 года освобожден Тихвин.

Казанскую икону перевезли в Сталинград. Там перед ней шла непрестанная служба - молебны и поминовения погибших воинов. Икона стояла среди наших войск на правом берегу Волги, и немцы не смогли перейти реку, сколько усилий ни прилагали. Был момент, когда защитники города остались на маленьком пятачке у Волги, но немцы не смогли столкнуть наших воинов, ибо там была Казанская икона Божией Матери.

Знаменитая Сталинградская битва началась с молебна перед этой иконой, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону привозили на самые трудные участки фронта, где были критические положения, в места, где готовились наступления. Священство служило молебны, солдат кропили святой водой. Как умиленно и радостно многие принимали все это!

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Вспоминает келейник патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) архимандрит Иоанн (Разумов): «В день Богоявления 13 января 1943 года митрополит Сергий возглавил крестный ход на Иордань. Это были дни решающих боев за Сталинград, и Владыка особенно горячо молился о победе русского воинства. Неожиданная болезнь заставила его слечь в постель. В ночь на 2 февраля 1943 года Владыка, пересилив свой недуг, попросил келейника помочь ему подняться с постели. Встав, он с трудом положил три поклона, воссылая благодарение Богу. Когда келейник помогал ему снова лечь в постель, митрополит Сергий сказал: "Господь воинств, сильный в брани, низложил восстающих против нас. Да благословит Господь людей своих миром! Может быть, это начало будет счастливым концом". Утром радио передало весть о разгроме немецких войск под Сталинградом».

Существует еще одно свидетельство заступничества и помощи Божией Матери. Произошло это во время штурма Кенигсберга в 1945 году. Вот что рассказывает офицер, бывший в самом центре событий битвы за этот город-крепость:

"Наши войска уже совсем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потери были огромны и чаша весов колебалась, мы могли там потерпеть страшное поражение. Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконой. Многие стали шутить: "Вот попов привезли, сейчас они нам помогут..." Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост? Их же всех перебьют! От немцев была такая стрельба - огненная стена! Но они спокойно шли в огонь. И вдруг стрельба с немецкой стороны одновременно прекратилась, как оборвалась. Тогда был дан сигнал - и наши войска начали общий штурм Кенигсберга с суши и с моря. Произошло невероятное: немцы гибли тысячами и тысячами сдавались в плен! Как потом в один голос рассказывали пленные - перед самым русским штурмом "в небе появилась Мадонна" (так они называют Богородицу), Которая была видна всей немецкой армии, и у всех абсолютно отказало оружие - они не смогли сделать ни одного выстрела. Тогда-то наши войска, преодолев заграждения, легко сломили (рукопашное) сопротивление и взяли город, который до этого был неприступен, и мы несли такие потери! Во время этого явления немцы падали на колени, и очень многие поняли, в чем здесь дело и Кто помогает русским!"

В том далёком приснопамятном мае 1945-го победного года Пасха была 6 мая, и фактически стала Днем Победы. К тому же Пасха приходилась на день памяти великомученика Георгия Победоносца (6 мая), и именно в этот день гитлеровская Германия заявила о капитуляции. Уже 7 мая, – как говорилось в обращении И.В. Сталина, – был подписан предварительный протокол о капитуляции, 8 мая – окончательный, и с 24 часов 8 мая этот протокол вступил в силу. Есть свидетельство, что одному из бойцов, ворвавшихся в рейхстаг, было явление Царя-мученика Николая Александровича, который сказал: «Наконец-то мы победили тевтона». Война эта явно имела духовный смысл. По итогам переписи 1937 года, две трети сельского населения и одна треть городского, отвечая на вопрос анкеты, не побоялись признать себя верующими в Бога.

Как же оценить вклад Русской Православной Церкви в деле Победы?

Вот какой замечательный ответ на этот вопрос дает в своей статье протоиерей Александр Ильяшенко:

«Чтобы оценить реальный вклад Русской Православной Церкви в Победу в Великой Отечественной войне, сначала надо ответить на вопрос: кто победил в ВОВ?

В советское время считалось бесспорным, что победу одержал обладавший самым справед­ливым социальным строем и самой совершенной идеологией, великий Советский Союз под муд­рым руководством коммунистической партии и советского правительства. Но даже сам товарищ Сталин считал иначе. Выступая на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Ар­мии, 24 мая 1945 г. он сказал:

- «Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хо­тел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа (Бур­ные продолжительные аплодисменты, крики «ура»). Я поднимаю тост за здоровье русского наро­да потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий харак­тер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Бело­руссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать Правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правиль­ность политики своего Правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, — над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты).»

«…Нельзя не учитывать, что фашистская Германия, с которой русскому народу пришлось вести смертельную схватку, была исключительно сильным и беспощадным врагом.   Но «разве есть на свете та­кие огни и муки и сила такая, которая могла бы пересилить русскую силу?»

Так что же это за Сила, которую никакая сила пересилить не может? Она носит характер мистический, таинственный, поэтому ответ нужно искать в духовной сфере.

Святитель Лука Войно-Ясенецкий в одной из своих проповедей говорил о Камне веры: «Но тот, кто упадет на этот Камень, разобьется; и на кого упадет он, того раздавит. Многие, многие спотыкались, и падали, и разбивались тяжко, и ушибались об этот Камень Краеугольный… Каждый, кто творит дела беззакония, кто извергает хулу из уст своих, кто малодушно отказывается исповедать перед людьми Господа нашего Иисуса Христа, падет на Камень Краеугольный и разбивается о него. И рушится дело жизни его, основанное не на этом Камне Краеугольном, а на стремлении к благо­денствию земному.

На кого же падет Камень, на кого обрушивается всесожигающий, истребляющий гнев Бо­жий? На тех, кто в делах диавольских дошел до предела, на тех, кого назвать можно слугами анти­христа. И видим мы, как этот страшный камень истребляющего гнева Божия уже готов обрушиться на слугу дьявола – Гитлера и на народ, отвергший любовь Христову, сделавший знаменем сво­им смерть и разрушение; на народ, издевающийся над нашими святынями, разрушивший дивные храмы Божии и осквернивший тысячи и тысячи храмов наших. На этот народ уже готов упасть этот камень, и раздавит он его и сотрет его, как стирается глава змея. Скоро увидим и услышим мы этот праведный суд Божий». (20 сентября 1944 г.).

Интересно отметить, что глубокий ответ прозвучал в творчестве талантливого советского поэта Константина Симонова:

Как будто за каждою русской околицей,

Крестом своих рук ограждая живых,

Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся

За в Бога не верящих внуков своих.

Ни классовая борьба, ни ненависть не могут сплотить людей. Преодолеть ненавистную рознь мира сего может только святость. В годы между событиями 1917 года и Великой Отечественной войной пролег крестный путь Русской Православной Церкви и русского православного народа. В этот трагический период для Церкви многие тысячи, сотни тысяч верующих людей своей жизнью и своей смертью засвидетельствова­ли верность Христу и Его Святой Церкви и увенчались венцами мученическими. Благодаря их подвигу, принявших на себя натиск сатанинской злобы богоборческой власти и ценою своих страданий и крови, жизни и смерти, одержавших нравственную победу в неравной борьбе русский народ вновь обрел себя, ощутил свое духовное и национальное единство. То, что в результате революции было опорочено, осмеяно, поругано вновь обрело свой смысл и значение. Потому и встала «страна огромная», как один человек, на «священную войну», что «прадеды», по­бедители в борьбе за веру и правду, вымолили у Господа верящим и не верящим в Бога «внукам своим» силу и стойкость победить в Великой Отечественной войне.

Великая Отечественная война – это не борьба идеологий или социальных строев, а борьба за веру и правду. Вклад Церкви огромен, он не поддается количественной оценке, и не может быть выражен в материальном эквиваленте. Удивительное самоотвержение, великодушие, беспример­ный подвиг, который явил наш народ в период Великой Отечественной войны, и есть вклад Рус­ской Православной Церкви в Победу над богоборческой, чудовищной по своей жестокости силой германского фашизма».

Владимиров А.Ю.

http://golossovesti.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=3264:2011-06-22-03-12-31&catid=75:-history20-&Itemid=66

[Александр Васильевич]

8 августа 1941 года – первая бомбардировка Берлина



8 августа 1941 года советская авиация, базировавшаяся на островах Моондзундского архипелага – Хиумаа и Сааремаа (Эзель) – совершила первый налет на Берлин. Это было ответом на бомбардировки гитлеровской авиации Москвы 22 июля. Пятнадцать бомбардировщиков ДБ-3 авиаполка под командованием Евгения Преображенского сбросили на Берлин первые бомбы. Затем на столицу Германии было совершено еще девять налетов, пока Эстония не была окончательно занята наступавшими на восток фашистами.

Фактор внезапности

В июне-июле 1941 года, подвергшись нападению, Советский Союз терпел на западном фронте поражение за поражением, а Германия распространяла по всему миру победные реляции и обещала закончить «блицкриг» на Востоке в считанные недели. Ровно через месяц после начала войны – 22 июля – фашисты осуществили первый массированный налет на Москву, который, впрочем, был успешно отражен. Тем временем авиация западных приграничных округов несла тяжелые потери. Министр пропаганды Йозеф Геббельс кричал на весь мир, что советская авиация разгромлена, ему вторил главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг: «Ни одна бомба никогда не упадет на столицу рейха!».

Советские летчики между тем готовились ответить «ударом на удар». 27 июля 1941 года 1-му минно-торпедному авиационному полку 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота был отдан приказ Главкома Иосифа Сталина: произвести бомбовый удар по Берлину и его военно-промышленным объектам. Дальние бомбардировщики «Ил-4″ считались в годы войны лучшими в своем классе по скорости, дальности полета и грузоподъемности. Именно на этих машинах советские летчики отправились на первую бомбардировку Берлина. В 21 час 7 августа 1941 года с аэродрома Кагул, расположенного на острове Эзель, самолеты впервые улетали на Берлин. Затем самолеты вылетали бомбить Берлин и с аэродрома города Пушкин под Ленинградом.



Летчикам предстоял тяжелый полет над контролируемой немцами территорией. Маршрут проходил по линии: остров Эзель (Сааремаа) – Свинемюнде – Штеттин – Берлин на расстояние 1765 км, из них над морем 1400 км. Продолжительность полета составила 7 часов. Основной защитой от средств ПВО противника могла стать лишь высота полета, но это была не просто большая высота, а предельная – 7 тысяч метров. Температура за бортом достигала минус 35-40 градусов, из-за чего стекла кабин самолетов и очки шлемофонов обмерзали. Кроме того, летчикам пришлось все эти часы работать в кислородных масках.

В ту ночь над Берлином побывало пять самолетов 1-го минно-торпедного авиаполка во главе с его командиром Евгением Преображенским. Остальные отбомбились по берлинскому предместью и германскому городу-порту Штеттину. «Мое место – Берлин! Задачу выполнили. Возвращаемся на базу!». Эти слова радиста Василия Кротенко прозвучали в прямом эфире в ночь на 8 августа 1941 года над пылающими развалинами военных объектов столицы Третьего рейха. С тех пор в Берлине уже не решались ночью зажигать свет. Так бомбы Преображенского на три с лишним года потушили ночные огни Берлина.

Немцы удивили англичан

Удар с воздуха был для немцев столь неожиданным, что сначала они приняли советские самолеты за свои, сбившиеся с курса. Огня не открывали, предлагали сесть на один из ближайших аэродромов, и только когда на улицах Берлина начали рваться бомбы, немецкие зенитчики пришли в себя, но было поздно. Отбомбившись, советские самолеты легли на обратный курс.



На следующий день в немецких газетах появилось сообщение: «Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито 6 английских самолетов». Англичане удивились еще больше немцев: «Германское сообщение о бомбежке Берлина интересно и загадочно, так как 7-8 августа английская авиация над Берлином не летала». Немцам пришлось признать поражение от якобы уничтоженной Герингом советской авиации. И это был настоящий удар по обещанному «блицкригу».



Берлин продолжали бомбить до 5 сентября, но после оккупации фашистами Эстонии полеты с острова Эзель стали невозможны. За август-сентябрь 1941 года экипажи особой оперативной авиагруппы произвели 86 самолето-вылетов. 33 раза самолеты долетели до Берлина, на который было сброшено фугасных и зажигательных бомб общей массой 36 тонн. Для сравнения: авиация Англии за весь 1941 год сбросила 35 бомб в районе Берлина. Из-за воздействия сил и средств ПВО противника, а также из-за катастроф во время взлетов, гибели при вынужденной посадке наши потери составили в общей сложности 17, а по некоторым источникам – 18 самолетов. Погибло восемь полных экипажей.

Цена Берлина

Многие летчики получили за эту операцию различные награды. В день удачной бомбежки – 8 августа – нарком обороны подписал специальный приказ N 0265 «О поощрении участников бомбардировки Берлина», в котором, помимо благодарности, объявлялось о выдаче каждому члену экипажа по 2 тыс рублей и устанавливалось, что впредь такие суммы будут выдаваться каждому, принявшему участие в бомбардировке столицы вермахта.



Спустя пять дней – 13 августа 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР пятерым участникам первых бомбардировок Берлина было присвоено звание Героя Советского Союза: Василию Гречишникову, Андрею Ефремову, Михаилу Плоткину, Евгению Преображенскому и Петру Хохлову. 19 августа 1941 года был подписан еще один приказ наркома «О порядке награждения летного состава ВВС за хорошую боевую работу».

В нем было сказано: «Установить денежную награду летчикам-истребителям за каждый сбитый самолет противника в воздушном бою в размере 1000 рублей. В дальнебомбардировочной и тяжелобомбардировочной авиации за каждую успешную бомбардировку лица из состава экипажа получают денежную награду в размере 500 рублей каждый. При действиях по политическому центру (столице) противника за каждую бомбардировку каждое лицо экипажа получает денежную награду в размере 2000 рублей».

Н. Елисеева

http://d-pankratov.ru/archives/2423