Дмитрий МельниковТайны корейской войны
Шестьдесят лет назад, 25 июня 1950-го, на Корейском полуострове начался братоубийственный конфликт
В истории Корейской войны 1950-1953 годов остались «белые пятна». По сей день не утихают споры о том, кто первым начал боевые действия, какие потери понесли армии в ней участвовавшие, и даже о том, какие последствия она имела для двух Корей.
Понятно, что американцы и южнокорейцы стараются делать упор на описании удачных для них боевых операций, а историки КНДР - то же, но с обратной полярностью. Однако главным остается вопрос: кто развязал войну? В советское время мы безоговорочно принимали версию о том, что вооруженные силы КНДР – Корейская народная армия, КНА - 25 июня 1950-го, успешно отразив наступление южнокорейцев, перешла в решительное наступление, едва не закончившееся разгромом проамериканского режима Ли Сын Мана. Однако на закате советской эпохи нам стали внушать обратное: – это Север начал неспровоцированное нападение на несчастный и миролюбивый Юг. В принципе, получалось логично и складно, именно солидная подготовка к наступлению и помогла КНА поначалу добиться впечатляющих успехов. Да и в нашем сознании надолго закрепился образ мирной Южной Кореи – стоит вспомнить умилительные сценки из довольно популярного у нас южнокорейского фильма «Тридцать восьмая параллель».
Однако есть два малоизвестных эпизода, которые ставят эту точку зрения под сомнение. Эпизод первый.
Работавший в свое время в ЦК Трудовой партии Кореи советский кореец утверждал, что лавры поджигателей должны быть возложены на южан – северокорейцам захотелось покончить с непрекращающимися вооруженными провокациями своих южных соседей.
Ведь в 1948-1949 годах, да и в первой половине 1950-го ситуацию на линии-границе, разделявшей две Кореи, можно было охарактеризовать, как позиционную войну. Южнокорейские военные частенько вторгались на Север, причем нередко - силами до полка. Стремясь преподать урок своим «коллегам», на самом западном участке разделительной линии, проходившей тогда ровно по 38-й параллели, северяне устроили ловушку. Добыв агентурные сведения об очередной готовящейся вылазке южан, командование КНА отвело в тыл стоявшие там части прикрытия, имевшие далеко не самое лучшее вооружение и не самый обученный личный состав, а на их место поставило регулярные части, переодетые в форму «пограничников». Ничего не подозревавшие южане ночью 25 июня 1950-го попытались было перейти границу, но были разгромлены. На этот раз части Корейской народной армии решили не ограничиться только изгнанием агрессора, но и преследовать врага на его же территории. Однако ограниченный рейд северян на юг привел к тому, что в бой вынуждены были вступать все новые и подразделения с обеих сторон. Вот это и стало началом настоящей войны.
Второй эпизод, воспоминания о котором хранит старшее поколение наших дипломатов, демонстрирует степень подготовки Южной Кореи к боевым действия. Как явствует из воспоминаний советского работника аппарата ООН, 24 июня 1950-го всем переводчикам раздали для обработки текст под названием «О боевых действиях, которые вынуждена была начать Республика Корея против Северной Кореи». Проект документа должен был обсуждаться в ходе намечавшегося заседания Совета Безопасности ООН. Однако едва ли не утром следующего дня текст был изъят, но появился документ под названием «Об агрессии Северной Кореи против Республики Корея». Как модно ныне высказываться, оговорка по Фрейду.
Естественно, что в анналах ООН не осталось ни малейших следов изначального варианта документа.
А ведь говорить о том, что к войне вела подготовку и Южная Корея, у нас сейчас не очень любят. Чего стоит факт: по свидетельству командующего армейской разведкой при штабе генерала Макартура, за несколько недель до начала войны две трети армии Республики Корея были дислоцированы вдоль тридцать восьмой параллели. Поражения южнокорейцев американцы объясняли неудачной дислокацией их армии – никаких оборонительных позиций в глубине те оборудовать не изволили. Практически все снаряжение и боеприпасы были размещены к Северу от Сеула, поближе к линии разделения двух корейских государств. Поэтому КНА и смогла овладеть ими в первые же дни войны.
Сеульский министр обороны, почти за год до начала войны, в августе 1949-го, публично заявил: «Если будет приказ президента (Ли Сын Мана – прим. автора) о наступлении на Север, то мы готовы в любой момент к мобилизации сил». Еще более откровенным был один из его подчиненных, хвастливо заявивший, что южнокорейская армия разобьет КНА буквально за один день. Сам Ли Сын Ман в мае 1950-го бросил зловещую фразу: «Май и июнь – это месяцы кризиса, и чувствую, может что-то случиться». Даром провидца этот человек не обладал, значит, речь могла идти лишь о конкретных планах. Не преминули подлить масла в огонь и американцы. За две недели до начала войны на 38-й параллели побывал высокопоставленный американский дипломат Джон Фостер Даллес. Он постарался приободрить сеульских политиков и пообещал им масштабную помощь в случае вооруженного конфликта. Естественно, его визит в Пхеньяне без внимания не оставили и сделали выводы.
Даже если КНДР и начала первой боевые действия, они могут быть оправданы как нанесение превентивного удара по агрессору.
Ведь, по мнению некоторых юристов-международников, согласно Уставу ООН, государство имеет право прибегнуть к самообороне не только в случае прямого вооруженного нападения на него, но и в случаях грозящего нападения или при необходимости защиты своих экономических интересов и граждан, когда они подвергаются опасности в других государствах. В Южной Корее и на Западе любят рассуждать, что Ким Ир Сена подталкивал к войне И.В. Сталин. Однако генералиссимус несколько раз напоминал - и сам лично, и через наших дипломатов в Корее - что начать боевые действия можно лишь в ответ на вторжение с Юга. Он хорошо понимал: СССР явно не готов к конфликту с «гегемоном мирового империализма», и оказать широкомасштабную помощь своему союзнику, против которого почти наверняка выступили бы США, он просто не мог. Как это ни прискорбно, но этому верят и наши стратегические союзники – китайцы. В Поднебесной заявляют, что это, мол, Советский Союз подстрекал Пхеньян начать войну. Ведь в Москве знали, что в этом случае Пекин неизбежно вынужден будет вмешаться, чтобы помочь северокорейцам, отодвинув, таким образом, на неопределенный срок решение своей главной на тот момент стратегической задачи – захват Тайваня и окончательное объединение Китая. Подобные посылы впервые озвучили западные мастера психологической войны еще в эпоху корейского конфликта, и, к сожалению, китайцы этому поверили. Но, во-первых, СССР настойчиво советовал Пхеньяну лишь отвечать на нападение с Юга. Во-вторых, возможная победа недружественного Пекину Сеула и его приход на восточные рубежи Китая вовсе не отвечали его стратегическим интересам. В-третьих, для завоевания Тайваня просто необходим мощный флот и авиация, чем на тот момент Китай похвастать не мог, да и его ближайший союзник, Советский Союз, не мог соперничать на море с американцами. При том, что Москва оказывала Мао Цзэдуну помощь в реализации подобных планов: направляла военных советников, разрабатывала оперативные планы вторжения на остров, а наши десантники даже участвовали в неудачном штурме Тайваня в 1951-м.
В ходе войны северокорейцы убедились, что советы наших военспецов не всегда применимы в специфических условиях тамошнего театра военных действий.
Например, в сентябре 1950-го мы настойчиво советовали командованию КНА не «размазывать» свои силы по всему периметру фронта – он тогда проходил по реке Накдонган на крайнем юго-востоке Кореи. Как полагали наши спецы, при условии концентрации сил на узком участке можно было бы, добившись успеха в форсировании реки, окончательно разгромить американо-южнокорейские силы. Все удивлялись несговорчивости северокорейцев. Секрет прост: в условиях безраздельного господства американской авиации любые сосредоточения войск были самоубийством. Другой пример – построение обороны северокорейских войск. Если бы КНА, слушаясь наших спецов, восприняла бы нашу, базирующуюся на опыте Великой Отечественной и других конфликтов тактику – рытье сравнительно неглубоких окопов, ни о каком удержании позиций в течение двух последних лет той войны не могло быть и речи. Выстоять северокорейцам помогли не только мужество и упорство, но и умение строить глубоко эшелонированную, многоярусную подземную линию обороны. Это безусловный козырь в условиях превосходства противника в воздухе и в артиллерии. Один из многочисленных примеров тому – оборона высоты 1121, которую американцы вдоль и поперек «испахали» снарядами крупнокалиберной морской артиллерией и тяжелыми авиабомбами. Они были просто уверены, что после этого смогут беспрепятственно продвинуться вперед. Взамен - панические сводки со словами «потери растут», до последнего дня войны очертания фронта на этом участке не изменились – вот и сейчас линия разделения военных севера и юга Кореи все так же проходит южнее этой сопки. Потому что северокорейцы настолько глубоко сумели врыться в землю, что не только без особых потерь переживали все американские огневые налеты, но и даже обустроили подсобное хозяйство: в подземных бункерах проращивали бобы, это одно из популярных корейских блюд, причем бобы должны давать ростки в темноте. Тактики построения глубоко эшелонированной подземной обороны КНА придерживается и сейчас – именно это и подразумевается под термином «превращение всей страны в крепость».
Американцы совершили множество «подвигов» в ходе той войны. Уже к концу первого года боевых действий они превратили практически все населенные пункты Кореи, включая села, в груду развалин.
Причем для них, до появления в небе Кореи советских летчиков, все это было некоей игрой. А вот на дипломатическом фронте, о чем мало кто помнит, американцы преподали нам горький урок. Вашингтон сумел протащить резолюцию, требующую вооруженного вмешательства в Корейский конфликт в июне 1950-го, воспользовавшись ляпами нашего МИДа: советский представитель не принял участия в заседании Совета Безопасности ООН… Инициатива Вашингтона могла быть блокирована нашим вето по той причине, что там участвовал тайванец вместо представителя материкового Китая.
Сейчас обстановка на Корейском полуострове очень напоминает ту, что складывалась там в 1949–1950 годах.
КНДР возражает против рассмотрения вопроса об инциденте с корветом «Чхонан» в Совете Безопасности ООН, считая это оскорблением чести и достоинства страны. Южная Корея, напротив, настаивает на принятии документа, осуждающего своего северного соседа. Власти в Сеуле, как и шестьдесят лет назад, ныне крайне заинтересованы в укреплении своего сильно пошатнувшегося имиджа внутри страны. В мае 1950-го они с треском проиграли выборы в парламент, в этом году – в местные органы власти. И тогда, и сейчас официальный Сеул пускается в бесконечные рассуждения об «агрессивном Севере».
Все это уже было – ровно шестьдесят лет назад…
http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/tajny_korejskoj_vojny_2010-06-25.htm
