Мама пела, как плакалаНад своею судьбой...* * *
За пропавших без вести
В чужедальном краю
Спой мне, матушка, песню,
Я тебе подпою.
И запела, и вывела
Издали-далека
(Будто душу всю вынула)
Про того ямщика.
Эти вьюги, как вести —
Скрип дверей на мороз.
Ах, как трудно от песни,
Как туманно от слез.
Было что-то ранимое
В каждом звуке ее,
С колыбели родимое,
До кровинки мое.
Песня облачком плавала
Над седой головой.
Мама пела, как плакала
Над своею судьбой.
Где судьба та пропащая?
Ветер снегом занес.
Ах, не пой больше, матушка.
Я от песни замерз.
* * *
Мы думаем, что жизнь мудрее нас,
И так живем, как будто напоказ.
А жизнь не так мудрее нас, как проще,
Живет снегами, солнцем и дождем.
Она проста, как этот воздух в роще:
Мы дышим им, не думая о нем.
ТРАВА
Ходим и травы не замечаем,
А заметим — смотрим свысока.
Лежа в травах, звезды изучаем,
Улетаем мыслью в облака.
Как бы ни измяли — не беднеет,
Только просит: дождичек, пролей.
Травушке-муравушке виднее,
Кто лежит под нею, кто на ней.
О ТЕПЛЕ
В берегах отстоялась вода,
Ждать недолго уже непогоду.
Зябко светит ночная звезда
В золотую озерную воду.
Стал тусклей и сонливее день,
Удлинились в полях километры.
Задрожали огни деревень.
Засвистели осенние ветры.
И, шагая в предутренней мгле,
Возле зарослей бывшего дома,
Я подумаю вдруг о тепле,
Что хранит еще ворох соломы.
ПРОЩАНИЕ
На закате перед образами
В только ей известные края
С тихими незрячими слезами
Отходила матушка моя.
И просил единственно одно я
Перед грозным мигом немоты:
— Солнышко, неслышное, грудное,
Подожди закатываться ты!
Дай ты этой женщине печальной,
Терпеливой матери моей,
Миг покоя перед тем, как дальний,
Вечный путь раскроется над ней...
НАД ОСЕННИМИ ДАЛЯМИ
Вот и нет тебя, мама, на свете.
Над осенними далями — ветер и ветер,
Над осенними далями — тучи и тучи.
Гнется тонкая долу березка на круче.
Где ты, мама, теперь? Посмотрю в небеса
Ты опять надо мной не смыкаешь глаза.
* * *
Мой старый сад, мой старый сад,
Прости мне тот мятеж случайный.
Верни, верни меня назад
К порогу матери печальной.
К цветущим сумеркам окна
Сойдутся трепетные тени.
О, как же вскинется она
Навстречу голосу в сирени!
Ее увижу, блудный сын,
Глаза невольно заслезятся,
Когда на свет ее седин
Слепые бабочки слетятся
И будут виться в тишине,
Пока их ветер не рассеет.
И проведет по седине
Звезда лучом своим весенним.
Мой старый сад, мой старый сад,
Прости мне тот мятеж случайный.
Верни, верни меня назад
К порогу матери печальной.
* * *
Геннадию Фролову
Перед жизнью мир беспечен.
Вечность — строгая печаль.
Не согрела маме плечи
Кашемировая шаль.
Зябко, мама? Нет ответа...
Помню — горько плакал брат.
Просиять прощальным светом
Под окном собрался сад.
Помню — совка трепетала,
В стекла крыльями дыша.
Дай-то Бог, чтоб там летала
Мамы светлая душа.
ЗВЕНИТ ЩЕГОЛ
Когда звенит морозный дол,
Когда на сердце даль,
Ты спой о том, родной щегол,
Что больше жизни жаль.
Пусть отголоском лучших дней
Мне будет твой привет.
Ты спой о матери моей,
Которой больше нет.
Про белый сад, про отчий дом
Ты спой, как сердце вынь.
На той земле, на месте том
Седым-седа полынь.
О том, как вмерз кленовый лист
В тот, первый в жизни, лед,
Напомнит мне твой ломкий свист
И в детство уведет.
Про то, что мне всего родней,
Звени, щегол, в рассвет...
И вновь о матери моей,
Которой больше нет...
* * *
Сергею Пискунову
Есть у меня одна
Лучшая из отрад:
Выйти, когда луна
Светит на темный сад.
Тихо стоять в саду,
Там, где листву видней.
В небе найти звезду.
Переглянуться с ней.
Шум налетит, как весть,
Но не рассеет свет.
Может быть, это и есть
То, чего в жизни нет.
ВЕЧЕРНЕЕ
Матушка-матерь, кровинка родная,
Свет полуночной звезды,
Скоро закончится тяжба земная
С миром огня и воды.
Знаю, тебе эти ведомы сроки,
Сколько мне жить одному.
Скоро предстану на отчем пороге,
Скоро тебя обниму.
Ты отзовись мне хоть искоркой синей,
Прежде чем кануть во мгле.
Матушка-матерь, забытого сына
Не забывай на земле.
* * *
И забывчивый и скромный
Где ты был и где ты жил?
Вспомнить есть о чем?
Так вспомни!
Есть сказать о чем?
Скажи!
Я напомню: жили-были
Вкруг сиротского стола.
На войне отца убили,
Мать до срока умерла.
Ты продолжи, ты поведай.
Не забудь сказать в конце,
Отчего ты в День Победы
Молча плачешь на крыльце
СЕРАЯ ПЫЛЬ
Алексею Дронникову
Солдатской колонны маршевый шаг,
И выдох и вдох один.
Но женщины скорбный прощальный взмах
Напомнил мне, чей я сын.
Забыл я, забыл я родимый дом,
Сирень у резных крылец.
Но марш военный напомнил о том,
Что был у меня отец.
Колонна идет, как взрывная волна,
Трубач полковой охрип.
Как будто идет сквозь меня война
И все, кто на ней погиб.
И нет мне дороги домой до конца,
Забвенье врывается в быль.
И смертные слезы не смоют с лица
Солдатскую серую пыль.
* * *
Владимиру Соколову
А когда бывал он проще,
В той с морозинкой поре,
От него тянуло рощей,
Птичьим свистом на заре.
Осененный скрытым светом,
Тем осенним, оттого
Поточней иных ответов
Были паузы его.
Он-то знал про вещий роздых,
Он в молчании парил.
В это время только воздух
С ним о чем-то говорил.
Так он легок был и перист,
Словно звук для божьих стрел.
Но какой же дивный шелест
Впереди него летел!
ЧИТАЯ БУНИНА
Вячеславу Клыкову
Читаю Бунина. Смеркается.
Но даль еще освещена.
И птица медленно, как странница,
Летит, на весь простор одна.
Как трудно жить парящей птицею
В сожженной злобою стране.
Сижу над бунинской страницею
В каком-то странном полусне.
Нет близкого и нет далекого.
Есть восходящий лунный круг.
От одиночества высокого
Мне перехватывает дух.
Его душа была олунена —
Не разрыдаться, не вздохнуть...
В терновом странничестве Бунина
Мерещится мне русский путь.
КЛАД
Прах встает вдали.
Афанасий Фет
Все, что было, — прахом сплыло,
Никаких примет.
Где, скажи, твоя могила,
Афанасий Фет?
В дни, когда в кровавой злобе
Шел на брата брат,
Не в стихах, а в тленном гробе
Твой искали клад...
...Край поэта сердцу дорог,
Я стою, притих:
В этих рощах, в этих долах
Твой написан стих:
«Я пришел к тебе с приветом...»
Так прими поклон
С отягченных белым светом
Четырех сторон.
Может буду я услышан.
Замирая жду...
Оцветь розовая вишен,
Как туман в саду.
...Может мы еще отмолим
Грешный край земли.
Вон, как облако, над полем
Прах встает вдали.
КОЖАНКА
Кожанка старая в музее
Висит, от времени рыжа.
И видят только фарисеи
Четыре дырки от ножа.
Экскурсовод водил указкой,
Как будто нервы щекотал.
Суровым временем обласкан,
В ней некий Яшка щеголял.
Ах, если б был он просто щеголь,
Была бы песня коротка.
А он людей в затылок щелкал —
Палач железного чэка.
Он не с мешочниками робил.
Он крупно бил и крупно брал.
Такой Есенина угробил
И Гумилева расстрелял.
А чтобы знали, как он топал,
Какого взял вчера ерша,
Проткнул в кожанке и заштопал
Четыре дырки от ножа.
* * *
Друг мой хороший, друг мой большой,
Что-то мне горестно стало.
Будто бы кто-то стоит над душой,
Не поднимая забрало.
Выйду ли в звездные глянуть пути —
Ветер, как вестник разлуки,
Крепче, чем дочка, прижмется к груди,
Даже почувствую руки.
Голос окликнул вчера у ворот...
Что ж, я судьбе не перечу,
Если мне голос она подает
И вызывает на встречу.
Знаю одно: до последнего дня —
Родина слева и справа!
Спешилась только на время с коня.
Старая русская слава.
Выеду во поле, в рог протрублю —
Грянут ответно повторы.
Значит, еще не один я люблю
Русские наши просторы!
* * *
Есть небеса. Зачем нам кручи?
Есть в небесах Отец и Мать!
И что, скажи мне, будет лучше
Того, что создано, сиять?
Какой еще ты хочешь доли,
Какой завидуешь судьбе?
Чтобы само пахалось поле,
А солнце кланялось тебе?
Отверзни слух! Услышишь совесть,
Она в тебе живет, как звук.
Ее нельзя заткнуть за пояс,
Как барахлом набить сундук.
Она твоя, она живая.
А если с ней, как с Богом, слит —
Она, как рана ножевая,
И днем, и вечером болит.
* * *
Прости мне в пречистом сиянье
За темные годы мои.
На теплой заре покаянья
Не поздно молить о любви.
Не поздно в березовой чаще
Заплакать, не чувствуя слез,
О всех над землей просиявших
Сияньем соборных берез.
Когда над бесовством и срамом,
Как древняя совесть земли,
На крыши порушенных храмов
Босыми березы взошли.
Прости мне их крестную муку,
Где страшно и глянуть в провал.
Как будто им светлую руку
Скорбящий Господь подавал.
Виктор Дронников
http://voskres.ru/literature/poetry/dronnikov1.htm
