Бабушкин сундукКонкурсная работа VI Международного литературно-художественного конкурса «Гренадёры, вперёд!» – «Сейте разумное, доброе, вечное…»
У нас на Кубани сундук называют скрыней или схованкой. Эти слова означают «скрывать», «ховать» (то есть по-кубански «прятать») что-нибудь. И действительно, в бабушкиных сундуках спрятаны очень интересные и важные для всей семьи вещи, но «ховают» их не от жадности или от завистливых глаз, а от душевной скромности: зачем выставлять напоказ самое для тебя дорогое?
Ещё лет тридцать-сорок назад сундук занимал самое почётное место в каждой кубанской хате, заменяя собой нынешние платяные шкафы и секретеры. Сейчас же в наших хуторах и хат почти не осталось – кругом высятся добротные кирпичные дома, да ещё и не в один этаж. К сожалению, скрыням не остаётся места в таких хоромах.
А вот моя прабабушка Мария Петровна Анисимова, которой в октябре этого года исполнится 90 лет, живёт в настоящей саманной хате, которую они с мужем Семёном Ивановичем «всем миром» сложили ещё до войны. Саман – это самодельные кирпичики, вылепленные из замешенной глины и мелко нарезанной соломы. В хатах из самана зимой хорошо сохраняется тепло, а летом в комнатах всегда царят свежий воздух и прохлада, потому что такие хаты «дышат». В самой большой комнате, которую прабабушка громко величает «залой», под окошком и стоит то, что всегда магнитом тянуло меня с ранних лет, - бабушкина скрыня.
На Кубани, как, наверное, и в других уголках России, сундук всегда предназначался для невесты: в него родители девушки складывали её приданое. Бабушка Маруся рассказывала мне, что такие сундуки, как у неё, специально заказывали в соседней станице Ладожской в небольшой столярной мастерской. В хуторе Калининском, где живёт бабушка, даже такая примета была: если на подводе в чью-нибудь хату везут скрыню, значит, здесь «засвадьбилось», совсем скоро девушке предстоит выйти замуж.
В 1938 году «засвадьбилось» и в семье Игнатенко: юную красавицу Марусю засватал Семён Анисимов – мой будущий прадедушка. Привезли на подводе сундук для Машиного приданого. Сундук этот не отличался тонкой работой, точёностью и украшениями: обычный деревянный вместительный короб с откидной крышкой, закрывающейся на небольшой замочек (кстати, моя бабушка никогда не замыкает свой сундук), на четырёх прочных ножках, а внутри на боковых стенках узенькие полочки для мелких вещиц – «прискрынки». Под стать этому сундуку было и небогатое Марусино приданое: несколько юбок и сорочек, зимняя плюшевая кацавейка, шаль с подшальниками, пуховый платок (признак семейного достатка), расшитые самой Марусей и её мамой рушники и утирки (носовые платки), несколько холщовых простыней – вот, пожалуй, и всё. После свадьбы в этот сундук перекочевали ещё рубашки молодого мужа и его свадебный костюм. «Вот с такого «богатства» и начали мы нашу жизнь, - рассказывает бабушка. – Да разве в тряпках счастье? Любили мы друг друга, жалели, берегли. Угол свой появился. Детки у нас народились. Эх, кабы не война…»
Сундук вместе с бабушкой пережил все радости и невзгоды долгой жизни и сейчас стал очень похож на неё: коричневые стенки напоминают цвет тёмных натруженных бабушкиных рук, рассохшаяся краска – это морщинки на лице любимой бабули, а скрип откидываемой крышки звучит так же, как глухой, старческий голос, который всегда с такой сердечностью встречает меня: «Внученька моя пришла! Не забываешь бабку!»
Мне давным-давно знакомо всё, что бабушка Маруся хранит в своём сундуке, но какое непередаваемое наслаждение вновь и вновь открывать его, рассматривать или просто трогать вещи, которые не просто свалены сюда за ненадобностью, а отобраны памятью и любовью бабушки, которые олицетворяют её жизнь и жизнь моих родственников. Я бы назвала этот сундук маленьким музеем истории семьи Анисимовых.
Когда открываешь крышку скрыни, комната сразу наполняется ароматами мяты и шалфея. Чтобы сохранить в целости содержимое, бабушка никогда не пользуется нафталином, как это принято у всех её знакомых. Баба Маруся известная по всему Калининскому травница, и она хорошо знает, что запах шалфея и мяты отпугивает моль, поэтому по всем уголкам сундука разложены пёстрые ситцевые мешочки с сушёной травой.
Каждой вещи предназначено здесь своё раз и навсегда отведённое место. Самое дорогое и памятное для бабушки – на дне скрыни. Вот в одном уголке, завёрнутые в старый рушничок, три крошечные детские рубашечки – «крестильные сорочки». В них молодые родители Семён и Маруся крестили рождавшихся друг за другом своих детей: дочек Аню и Лиду и сына Алексея – моего дедушку. В конце 30-х – начале 40-х годов прошлого века, когда власти боролись против православной церкви, крестины не приветствовались, а комсомолец Семён Анисимов мог бы даже и пострадать, если бы узнали, что над его детьми старенький ладожский поп совершил обряд крещения, но в кубанских хуторах, где ещё не разрушены были полностью казачьи традиции, вера была настолько крепка, что никакие угрозы местной власти не пугали людей, а некрещёных детей (как говорит бабушка, «нехристей») не было вовсе.
Рядом с детскими сорочками костюм Семёна Ивановича – тот самый, свадебный, в котором он женихом прискакал на наряженной колхозной тройке за своей Марусей. «Якой же вин был красивый у ентом костюме, - часто вспоминает бабуля, - солидный, представительный. Ох, як мени дивчата завидовали!» Этот чёрный костюм был первым и единственным в короткой жизни моего прадедушки, поэтому он так дорог всей нашей семье. Каждое лето, в самый июльский зной, бабушка достаёт его из сундука, чистит и вывешивает на жаркое солнце просушиться. И пока лёгкий ветерок весь день играет рукавами и брючинами костюма, бабуле, наверное, кажется, что её Семён рядом с ней, молодой и задорный.
Баба Маруся всегда волнуется, когда я пытаюсь вытащить из сундука толстый пакет из плотной чёрной бумаги, перевязанный резинкой. В нём хранятся «усякие документы», которые бабушка боится «утерять». Документы в самом деле всякие-разные: пожелтевшие справки, квитанции, расписки – мне они неинтересны, поэтому я сразу откладываю их в сторону. Зато я подолгу рассматриваю немногочисленные выцветшие фотографии. Самая ценная – фронтовая: на ней в каком-то заснеженном лесу в тулупе и валенках улыбается прадедушка Семён. Других его фотографий, кроме свадебного портрета, который висит в рамке на стенке в бабушкиной спальне, у нас нет. На других снимках в смешных позах застыли дети бабушки Маруси, теперь сами бабушки Нюся (Анна) и Лида, а также мой дед Лёша. Здесь же, в пакете, бережно хранятся похвальные листы и почётные грамоты всей семьи Анисимовых: и прабабушкины за добросовестный труд в полеводческой бригаде, и бабушки Лиды за отличную учёбу в школе и агрономическом техникуме, и дедушки Лёши – лучшего комбайнера пятой бригады колхоза «Восток». В шестидесятые годы Алексей Семёнович в составе кубанской делегации представлял наш Усть-Лабинский район в Москве на Выставке достижений народного хозяйства, об этом писали в районной газете «Сельская новь», вырезка из которой тоже хранится среди документов в бабушкином сундуке.
Сверху аккуратной стопки полотенец лежит узелок с обычной, на первый взгляд, тёмной сатиновой юбкой и расшитой украинскими узорами белой сорочкой. Этот узелок – предмет особой гордости нашей семьи. Почему? Потому что он напоминает о необычном факте из жизни моей прабабушки: она снималась в кино! А дело было так. В 1966 году в Усть-Лабинском районе проходили съёмки эпизодов из кинофильма «Железный поток», рассказывающего о событиях Гражданской войны, о переходе красной Таманской армии вместе с жителями через всю Кубань и Кавказский хребет к берегам Чёрного моря. На мосту через реку Кубань возле соседней станицы Некрасовской снималась массовая сцена, как пешком и на телегах двигались сотни женщин, стариков, детей, казаков. Для этих сцен на съёмки приглашали местных жителей. Однажды бабушка с соседкой сидели у хаты на лавочке, к ним подошла «якась-то городская стриженая женщина» и предложила им сниматься в кино, объяснив, что вся роль – это проехать мимо кинокамеры на подводе. Хуторянкам эта затея показалась интересной. «Стриженая» (это, как я понимаю, была ассистент режиссёра) рассказала, во что нужно было одеться, одобрила ту одежду, что показали ей бабушка и соседка, назначила день, когда должны были проходить съёмки, и пошла дальше по хутору.
Бабушка и ещё несколько хуторянок действительно приняли участие в массовых сценах этого фильма. Она так вспоминает свою артистическую задачу: надо было сделать «сурьёзное лицо», переговариваться с соседкой по телеге и ни в коем случае не глядеть в сторону кинокамер. Было снято несколько дублей, но сцены эти были настолько массовые, что в самом фильме бабушка так себя и не увидела, хотя «Железный поток» в местном клубе крутили часто и калининцы внимательно всматривались в каждый кадр. Но факт остаётся фактом: у прабабушки Маруси был в её жизни кинематографический опыт!
А вот в этот уголок бабушкиного сундука я заглядывать не люблю, здесь приготовлено всё «на смерть». Я знаю, что все старики заранее готовят для себя те вещи, в которых им предстоит пройти свой последний земной путь, и в этом чувствуется их забота о своих близких: в тяжёлый и страшный момент смерти тем не нужно метаться и думать, во что обрядить дорогого им человека. Баба Маруся уже давно собрала для себя всё необходимое: бельё, платок, платье, чувяки. Но поскольку, по её словам, она зажилась на белом свете, а в магазинах появляются вещи всё красивее и качественнее, то бабушка уже не раз меняла свой «смертный гардероб». Я говорю об этом без всякой иронии, просто хочу подчеркнуть: настоящая женщина остаётся женщиной до глубокой старости и даже перед смертью думает о красоте, о том, какой она предстанет перед Богом, перед теми дорогими ей людьми, которых уже давно нет на земле.
Теперь я хочу рассказать о самой священной для нашей семьи вещи из бабушкиного сундука, которую можно назвать семейной реликвией. Это фарфоровая барышня в пышном платье, расписанном розами. Розы в тёмных волосах девушки, букет роз в её тонких белоснежных ручках. Одно прикосновение к этой изящной вещице всегда наполняет меня каким-то смешанным чувством восторга от красоты юной дамы, бледной и томной, и грусти, потому что мне с раннего детства известна трагическая история этой немецкой статуэтки. Не раз прабабушка Маруся рассказывала мне эту историю, и в моём воображении она выглядит так.
Первые дни мая 1945 года в Берлине выдались тёплые и солнечные. Столица третьего рейха лежала в руинах, ясное голубое небо застилал чёрный дым пожаров и разрывов снарядов, но там и сям сквозь плиты асфальта пробивалась свежая трава, а на обгорелых ветвях деревьев с неистребимой жаждой жизни зеленели редкие листья. В городе ещё шли бои, но ощущение приближающейся победы, казалось, было растворено в берлинском воздухе.
Мой прадед гвардии сержант Семён Анисимов и его друг Михаил с автоматами наперевес осторожно пробирались по узкой улочке, на которой всего несколько минут назад затихли выстрелы. Они приостановились у разбитой витрины какой-то антикварной лавки. Вычурные каминные часы, бронзовые канделябры, хрустальные вазы – такой красоты мой дедушка, всю жизнь проживший в маленьком кубанском хуторке, никогда не видел. Михаил воскликнул: «О, немецкие трофеи!» - и протянул руку к позолоченному женскому браслету, а дед не мог отвести глаз от маленькой статуэтки сидящей красавицы. Чем она его привлекла? Может быть, тонкое лицо фарфоровой девушки напомнило ему юную Марусю? Или он представлял, как удивится жена такому неожиданному подарку? Мария Петровна любила красоту, уют, порядок и старалась всегда хоть чем-то украсить маленькие комнатки их хаты: самодельным половичком, вышитой подушечкой-думочкой, вязаной салфеткой на сундуке. А вот теперь на нём будет красоваться немецкая дамочка как напоминание о войне, которая со дня на день должна закончиться.
Через день гвардии сержант Семён Анисимов был убит в перестрелке на втором этаже одного из берлинских домов выстрелом в спину. В кармане его брюк нашли завёрнутую в носовой платок статуэтку, и друг Михаил поклялся друзьям, что, если останется жив, по пути на родное Ставрополье завезёт жене Марии его подарок. До великой Победы оставалось всего три дня!
Похоронку на мужа моя прабабушка получила в июне. Это была последняя похоронка в нашем хуторе… Узнать о гибели родного человека в разгар войны невероятно больно и горько, но каково семье, когда уже война закончена? Когда вы каждую минуту ждёте возвращения мужа и отца, то и дело поглядывая на большую дорогу, идущую через хутор? Когда всё готово к этой долгожданной встрече: хата побелена, из сундука вынуты и выглажены довоенные рубашки, кое-какие лакомства припрятаны, чтоб сразу стол накрыть? Стол и в самом деле накрыли всей улицей – поминальный.
А в августе в бабушкиной хате появился нежданный гость – Михаил. Он привёз Марусе последний привет от её мужа Семёна. Бабушка долго сквозь слёзы рассматривала яркую безделушку, утираясь тем самым носовым платком, в который она была обёрнута. И ей казалось, что она чувствует родной запах своего мужа.
Статуэтка некоторое время стояла на сундуке, но её детишки так часто игрались хрупкой фигуркой, что бабушка испугалась: разобьют нечаянно, и ничего от Семёна на память не останется. Поэтому фарфоровая красавица перекочевала в бабушку скрыню и до сих пор хранится там вместе с дедушкиным носовым платком и похоронным извещением: «Ваш муж, гвардии сержант Анисимов Семён Иванович, уроженец Краснодарского края Ладожского района, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит в бою за город Берлин 6 мая 1945 года…»
За несколько дней до 9-го Мая, Дня великой Победы, статуэтка вновь занимает место на сундуке. Когда я рассматриваю нашу семейную реликвию, мне кажется, я чувствую берлинский весенний воздух, слышу редкие автоматные очереди и вижу моего прадедушку, сжимающего в руках нежную барышню – олицетворение Победы, Красоты, Любви…
С недовольным кряхтением и скрипом закрывается крышка бабушкиного сундука. Но совсем ненадолго. Через несколько месяцев, в день 90-летнего юбилея Марии Петровны Анисимовой, её хата наполнится шумом и гомоном, потому что соберётся вся наша многочисленная семья: дети, внуки, правнуки. И крышка скрыни обязательно откроется, мы будем вновь и вновь перебирать с детства знакомые и дорогие нам вещи, слушать прабабушкины рассказы, а со стены будет смотреть на нас молодой прадедушка Семён и радоваться нашей дружной и счастливой семье: значит, не напрасно погиб он в далёком Берлине, защищая свою землю, жену Марусю и маленьких детишек.
А мне хочется обратиться ко всем детям России с таким родившимся четверостишием:
В заветный бабушкин сундук
Ты загляни, любимый внук:
Любая вещь из сундука –
Истории семьи строка.
Анжелика Анисимова, 9 кл., х. Братский, Краснодарский край, Усть-Лабинский р-н
http://voskres.ru/school/anisimova.htm
