Либеральные церковные маргиналы и обновленцы. Предатели в рясах. Расстриги

[Александр Васильевич]

Диакон Владимир Василик: «Заявления о.Георгия Митрофанова заставляют меня скорбеть о нем»

По словам ученого, не к лицу священнослужителю присоединяться к улюлюкающей и жаждущей крови черни



Очень многие заявления отца Георгия Митрофанова заставляют меня скорбеть – и о нем лично, как о человеке и пастыре, и о нашем церковном сообществе. Выступает он нечасто, но всегда удивляет. Хотя, казалось бы, мы знаем его позицию уже довольно давно, но, тем не менее, всякое его выступление вызывает у нас огромное удивление.

Не к лицу священнику жалеть о чьем-либо милосердии и призывать к смерти кого-либо. Не к лицу священнослужителю присоединяться к улюлюкающей и жаждущей крови черни. На Руси существовала прекрасная традиция среди духовенства – печалование об опальных и приговоренных к смертной казни. За печалование об опальных боярах, в частности, митрополит Московский Филипп заплатил своим первосвятительским престолом и, возможно, жизнью.

Напротив, поощрение смертной казни характерно для священнослужителей совершенно иной традиции, иной религии и иной эпохи. Хотя всякое сравнение хромает, невольно напрашивается и очень далекая аналогия, когда известные священнослужители кричали «Распни Его!».

Поэтому в последнем высказывании о.Георгия я вижу измену культурному коду, культурной традиции старой России. А ведь о.Георгий привык себя позиционировать как человек старой России. Но что характерно было для той России? Бессмертны пушкинские сроки: «Что в мой жестокий век восславил я свободу / И милость к падшим призывал».

Посмотрим, например, на дело декабристов. Они были явно виновны выше головы. Но даже такие консервативные деятели как Александр Семенович Шишков, Николай Михайлович Карамзин просили Царя о снисхождении к ним. Вспомним и равновесные тютчевские строки, в которых он сказал и о вине декабристов, и в то же время выразил к ним сострадание как к несчастным и заблудшим людям:

Вас развратило Самовластье,
И меч его вас поразил,-
И в неподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена-
И ваша память от потомства,
Как труп в земле, схоронена.
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула,
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула-
И не осталось и следов.

Вот так относились великие деятели и писатели старой России к обвиненным и осужденным. А то, что продемонстрировал о.Георгий, напоминает мне процессы 30-х годов и улюлюканье типа «никакой пощады белогвардейскому охвостью!», «расстрелять, стереть в лагерную пыль!» и т.д. В этом смысле меня о.Георгий очень удивил. Он позиционирует себя как антикоммунист и очень не любит Сталина, а меду тем присоединяется к худшим традициям политических процессов 20-30-х годов.

Перейдем к исторической конкретике. Деятелей Верховного совета Российской Федерации, в отличии от декабристов, обвинить в вероломстве невозможно. Обвинить в этом можно только Бориса Ельцина, который нарушил существовавший на то время закон и разогнал законно избранный парламент страны, применив при этом военную силу и допустив большое количество жертв.

Будущие историки еще рассмотрят и оценят по справедливости историю 1993 года. Одна из правоподобных версий событий кровавого октября 1993 года это позорная урановая сделка, по которой США за весьма небольшие деньги передавалось несколько сот тонн оружейного плутония, некогда находившегося в боеголовках ракет стратегического назначения Советского Союза. Верховный Совет же стоял на пути этой сделки, за что и был разогнан.

Тем не менее, Ельцин после этого беззакония все-таки совершил если не нравственный, то политически разумный поступок и не стал преследовать деятелей оппозиции. И здесь меня о.Георгий удивил уже как историк, по крайней мере как выпускник исторического факультета. В 1993 году поддержка Ельцина была не абсолютной и далеко не очевидной. Многие его не поддержали, в том числе и Совет народных депутатов Санкт-Петербурга и Ленобласти (в результате чего был разогнан). Очень многие отреагировали на расстрел Верховного Совета с ужасом, омерзением и отторжением от власти. В случае расстрела защитников Белого Дома страна, вероятно, оказалось бы ввергнутой в пламя гражданской войны.

О.Георгий Митрофанов не только совершенно не знает русского народа, как заметил Сергей Бабурин, он его к сожалению и знать не хочет. Чему было бы рукоплескать в этом случае? Грабительской прихватизации по-чубайсовски? Безработице и хронической невыплате зарплат? Взлета организованной преступности и этнопреступности? Информационному цинизму? Беспредельному обогащению одних и обнищанию других? Беспомощности властей в решении проблем национальных окраин?

Защитники Белого Дома в меру своих возможностей и своего разумения все-таки отстаивали интересы народа. Ельцин же отстаивал интересы финансовой олигархии и немногочисленной либеральной интеллигенции. О. Георгий, к сожалению, показал, что он не с народом, а против народа, как он это показывал неоднократно, в частности, в поднятой им дискуссии по поводу генерала Власова. Это весьма огорчительно. Потому что, будь это его личным делом, это обладало бы опасностью только для его духовной жизни. Но, к сожалению, многие воспринимают о.Георгия, благодаря его известности в медийных кругах и программе Александра Архангельского, как лицо Церкви, хотя это что далеко не так. Напротив, создается впечатление, что информационная деятельность о. Георгия имеет очень малое отношение к Церкви. Скорее она имеет отношение к известным светским структурам, которые не желают блага России. И в этом смысле выступления о. Георгия это некий индикатор. В 2007 году он произносит свои власовские проповеди и интервью, где восхваляет эвтаназию. Вскорости Евросоюз принимает известное постановление по равнопреступности гитлеровского и сталинского режимов и постановление о допустимости и законности эвтаназии. В 2009 году о. Георгий издает свою книгу и в СМИ начинается грязная возня вокруг нашей Победы.

Показательно, что заявления о.Георгия резко контрастирует с заявлением Владимира Путина по поводу переименования Кирова в Вятку, где он заявил, что «нам нужно вообще прекратить делить всех на "белых" и "красных"» и сказал о том, что не нужно «создавать проблемы и раскалывать». Я не согласен с Путиным в том, что переименование Кирова в Вятку расколет наше общество. Скорее наоборот возвращение к истокам его только консолидирует. Но по сути дела Путин прав раскалывать общество нельзя. А ведь именно это своими речами и делает протоиерей Георгий Митрофанов.

В своей рецензии на книгу «Трагедия России» ваш покорный слуга во время оно уже отметил эту черту священника, когда он совершенно бездоказательно заявил, что большая часть нашего общества в советские времена «служила злу»:

«К сожалению, для этой книги характерны бездоказательные и ничем не обоснованные, зачастую оскорбительные утверждения, типа: "Наше общество состоит из людей, в подавляющем своем большинстве живших во лжи, служивших злу и сейчас упорно делающих вид, что вся их жизнь проходила в служении правде. Они "служили России" - называлась ли она Советским Союзом, называется ли она Российской Федерацией, - а на самом деле эти люди, не способные вот так честно и последовательно, как генерал Власов и его сподвижники, перечеркнуть свою прошлую неправую жизнь, служили не России и служат не России, а служат только себе" (с. 156). Что же - зачислим ли мы в этот список ликвидаторов чернобыльской аварии, ветеранов Афганской и Чеченской войны, военных, прошедших и гарнизонные скитания, и горячие точки, и нищету и презрение девяностых, и инженеров военных заводов, месяцами не получавших зарплаты в начале девяностых, но не уходивших с оборонных заводов, бессребреников-преподавателей, отдававших свое время и душу ученикам? Пусть читатель судит сам, но, обозрев свое окружение, я почти не нашел людей, соответствующих приговору о.Георгия. Не знаю, может быть, мне повезло. Зачем всех мазать дегтем и считать, что честное исполнение своего долга было и есть служение некоей «империи зла»? Что оставалось честным труженикам и защитникам СССР (а сейчас России) - легально или нелегально бежать в "Империю добра" через Вену или Израиль? Или, более того, обратить против своих сограждан оружие, имея пред глазами светлый облик генерала Власова? К чему призывает о. Георгий? К гражданской войне?»

О.Георгия говорят не только о его страстности, но и о его непрофессионализме как священника. Вспоминается известная песенка из фильма и «Три мушкетера» - «Но страсть в душе священника смешна». Надеюсь, что наши сограждане будут достаточно благоразумны, чтобы подобные высказывания о.Георгия всерьез не воспринимать и голосом нашей Церкви не считать. Ибо Церковь учит тому, что во Христе нет ни эллина, ни иудея, скифа, ни раба, ни, добавлю, - памятуя слова Владимира Путина, - красных, ни белых.

В завершение еще раз отмечу, что мне искренно жаль о. Георгия как человека и пастыря. Войдя в многоходовую политическую игру, он так и не понял, в какую страшную ловушку он попал. И не случайно святая Церковь разработала каноны, нарочито осуждающие политическую деятельность священнослужителя: «Пресвитер да не принимает на себя мирских попечений».

Попечение таковое может и убить. Наглядный пример тезка о.Георгия - священник Георгий Гапон, который раздувал революционный пожар и сгорел в нем. Дай Бог, чтобы о. Георгий Митрофанов вспомнил и осознал слова Спасителя об участи того, «кто соблазнит одного из малых сих».

Диакон Владимир Василик

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/02/11/diakon_vladimir_vasilik_zayavleniya_ogeorgiya_mitrofanova_zastavlyayut_menya_skorbet_o_nem/

[Александр Васильевич]

Спор вокруг Бориса Гребенщикова

Сектовед Александр Дворкин подверг критике игумена Сергия (Рыбко), оправдывающего сомнительную религиозность рок-музыканта …



Дискуссия, возникшая после обсуждения в Тульском городском миссионерском Центре религиозно-философских взглядов рок-музыканта Бориса Гребенщикова, получила свое продолжение. В защиту рок-музыканта выступил известный православный миссионер, настоятель храма Сошествия Святаго Духа на апостолов на Лазаревском кладбище, в прошлом сам рок-музыкант игумен Сергий (Рыбко). Он опубликовал письмо в адрес Тульского миссионерского центра, в котором заявил, что «с недоумением прочитал о "миссионерском мероприятии" Тульской епархии», сообщает РИА «Днестр». Отец Сергий возмущен тем, что сотрудники миссонерского центра охарактеризрвали Б.Гребенщикова как «экумениста», «оккультиста» и «не православного» человека. По мнению священника, у Гребенщикова «есть вещи, между прочим, более даже православные, чем некоторые произведения А.С.Пушкина», например, «Серебро Господа моего» и др. Игумен Сергий считает, что «они прозвучали на всю Россию в такое время, когда Вера Православная преследовалась властью».

«Православный ли Борис? С точки зрения строгости канонов, ответ не так прост, как получается у вас. Во-первых, БГ крещен в православную веру, во-вторых, считает себя православным, о чем неоднократно говорил и мне в личных встречах, а также не раз заявлял об этом публично, отвечая на вопросы журналистов. В-третьих, Борис имеет духовного наставника, канонического священника Русской Православной Церкви, которого я знаю лично, и у которого он исповедуется и причащается. При всем этом, Борис не скрывает своего многолетнего интереса к восточным учениям и философии. Конечно же, я, как православный священник, одобрить этого не могу. Но и экуменизмом называть это, на мой взгляд, было бы поспешно», - считает отец Сергий.


_{Игумен Сергий (Рыбко)}

Обращаясь к сотрудникам миссионерского отдела, игумен Сергий заявил, что, «жестоко осуждая» Гребенщикова, они также «отталкивают от Православной Церкви миллионы почитателей его творчества, большинство из которых являются думающими интеллигентными русскими людьми». По мнению священника, «поспешный инквизиторский суд» миссионерского отдела «слишком жесток». «Подумайте теперь, уважаемые отцы, делаете ли вы что-нибудь доброе, расставляя, как вы считаете, точки над i, не слишком ли большую берете на себя ответственность, не боитесь ли вы Бога, отталкивая миллионы людей, идущих к Православию вместе с Борисом? И не лучше ли вам отказаться от этой бесполезной затеи, и просто извиниться перед Борисом за ваш по сути публичный "суд", который вас никто не уполномочивал устраивать, и уж тем более, выносить на нем оскорбительные "решения" путем "демократического голосования" самозваных "присяжных заседателей" "вкупе с народом"», - заявил отец Сергий (Рыбко).

В ответ на обращение игумена Сергия (Рыбко) известный сектовед, профессор, заведующий кафедрой сектоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Александр Дворкин направил открытое письмо отцу Сергию, текст которого опубликован на сайте Информационно-консультационного центра им. св. Иринея Лионского.

А.Дворкин обращает внимание игумена на тот факт, что существуют «десятки, если не сотни тысяч нынешних поклонниках Бориса Гребенщикова, которые благодаря его творчеству и воззрениям отпали от Церкви (или так и не пришли в нее), увлекшись пропагандируемым им буддизмом или вовсе тоталитарными сектами». «Я лично знаю десятки таких людей (а опосредованно – сотни). Их родители звонят нам в Центр св. Иринея Лионского и с плачем рассказывают о попадании сына или дочери в секту, адептом которой называл себя их кумир БГ и которой они, благодаря этому, заинтересовались», - отмечает сектовед.

Комментируя утверждение отца Сергия о том, что Б.Гребенщиков – православный человек, А.Дворкин заявляет, что «также Гребенщиков публично, отвечая на вопросы журналистов, называл себя буддистом». Может ли "с точки зрения строгости канонов" человек быть православным и буддистом одновременно? Гребенщиков неоднократно заявлял, что считает Богом лидера индийской тоталитарной секты Саи Бабу (кроме всего прочего, неоднократно обвинявшегося в заказных убийствах и педофилии). Может ли "с точки зрения строгости канонов" православный человек иметь другого Бога, кроме Пресвятой Троицы? Гребенщиков называл себя учеником и последователем лидера другой тоталитарной секты Шри Чинмоя, хвастался тем, что получил от него религиозную инициацию и новее сакральное имя Пурушоттама (что означает "выходящий за пределы ограничений"). Может ли "с точки зрения строгости канонов" православный человек иметь своим Учителем кого-либо, кроме Господа Иисуса Христа, принимать от него посвящение и, отрекаясь от своего святого, принимать другое имя?» - вопрошает А.Дворкин.
 
По словам сектоведа, «с точки зрения строгости канонов» он отпал от нее «и может вернуться в Церковь лишь после публичного же покаяния в своих заблуждениях и через чин воссоединения с Ней».


_{А.Дворкин}

Также А.Дворкин выразил обеспокоенность в связи с высказыванием о. Сергия по поводу того, что у Гребенщикова есть духовный наставник, канонический священник Русской  Православной Церкви. «Значит ли это, что в нашей Церкви существуют двойные стандарты? Представим себе обычного человека, который придет на исповедь с подобным набором верований в одной отдельно взятой голове. Допустит ли его священник до Причастия? Думаю, однозначно нет. Но если этот человек сам "великий Гребенщиков", получается, что обычные каноны Церкви к нему неприменимы? Вот уж воистину человек "выходящий за пределы ограничений"! Но, увы, наша Церковь не знает таких различий. Перед Господом все равны: богатый жертвователь и неимущая вдовица, неграмотный крестьянин и великий писатель Лев Толстой, глухонемой попрошайка из электрички и известный музыкант. Прелюбодеяние – для всех прелюбодеяние, отпадение – для всех отпадение, предательство – для всех предательство. Разница только в том, что тем выше и влиятельнее человек, тем большую ответственность он несет, ибо своим положением соблазняет многих. Почему Церковь публично объявила об отпадении Л.Н.Толстого, а не каких-нибудь рядовых толстовцев? Потому что именно Л.Н.Толстой в силу своего положения и авторитета в тогдашнем обществе соблазнял очень многих и уводил из Церкви, от Христа, от спасения», - пишет профессор-сектовед.

«Вы, заклеймив миссионерскую акцию Ваших тульских собратьев ярлыком "инквизиторский суд", призываете их оставить Гребенщикова в покое, дать ему самому определиться, подчеркивая, что "он же еще не умер, это же живой человек" и может де еще отказаться от своих заблуждений. Но как же ему от них отказаться, когда десятки, если не сотни православных ласкателей в сане и без сана уверяют его, что он православный человек (ну, может, разве что слегка заблуждающийся), что его взгляды и его жизнь вполне (или почти вполне) совместимы с Православием, перед которым он имеет особые заслуги, так как привел в него тысячи людей? Думаю, такой подход опасен не только для тех, кого Гребенщиков соблазняет своими жизнью и высказываниями, но и в первую очередь для самого музыканта, который, не видя необходимости меняться, рискует остаться на всю вечность со своими Саи Бабой и Шри Чинмоем», - говорится в письме А.Дворкина.

По словам сектоведа, «предупредить – четко и ясно, без экивоков, умолчаний и иносказаний – Бориса Гребенщикова о несовместимости его позиции и его жизни с Православием, с Церковью, со Христом – нравственный долг любого пастыря и христианина». «Что и сделали – наконец-то – тульские миссионеры, проявив мужество и не побоявшись нападок и злословия, которые не замедлили на них обрушиться, в том числе и от Вас, досточтимый отче», - подчеркивает в своем открытом письме к игумену Сергию (Рыбко) Александр Дворкин.

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/02/24/aleksandr_dvorkin_zhizn_i_poziciya_borisa_grebenwikova_nesovmestima_s_pravoslaviem_s_cerkovyu_so_hristom/

[Anna]

А сам Б.-Г. ( Гребенщиков так себя именует) что говорит?
Внешний вид у него непотребный.

[Александр Васильевич]

А сам Б.-Г. ( Гребенщиков так себя именует) что говорит?
Внешний вид у него непотребный.

Дорогая Анна!
Вам известно, что буквосочетание "Б.Г." с титлом (сокращением) в Православной церкви одначает "Бог":

Вот такое кощунство получается.
Правда религиозные талмудисты-иудеи пишут слово "бог" (намеренно пишу это слово со строчной буквы) как "Б-г". 
Кстати, как человек, изучавший буддизм (как востоковед), скажу, что буддизм не знает понятия "БОГ". Это религия безбожия, хотя произошла эта религия из индуизма, где куча богов-бесов. Но в буддизме их нет. Кстати, буддистом можно быть на 5%, на 25%, 80% и т.д. Буддист может молиться в любом храме, он ведь фактически молится Будде. Будда - это не бог, это принц Гаутама, который достиг "просвещения" (нирваны). Так что с жидом Гребенщиковым всё сходится...
К тому же вся наша шоу-элита увлекается каббалой. Об этом мы уже говорили.

Во Христе Иисусе
А.В.

[Александр Васильевич]

Архимандрит  Рафаил  (Карелин)

О монашеском авангардизме

На сайте «Православие и мир» появился доклад игумена Петра (Мещеринова) «Протопресвитер Александр Шмеман и монашество», прочитанный на международном семинаре «Богословие радости в свете наследия протопресвитера Александра Шмемана».

Игумен Петр выражает убеждение в том, что будущее православного монашества, вернее, лучшей его части - монахов искренних и честных, старающихся жить по совести, отвращающихся от лицемерия и ханжества - должно стать раскрытием, продолжением и осуществлением идей протопресвитера Александра Шмемана - его концепции индивидуального освобождения. Что представляет собой такая, позволим сказать, «теология»? Это, по сути дела, призыв к бунту и революции в монастырях, которые на протяжении всей истории были цитаделями Православия; это «освобождение» от Предания, традиций, твердых форм богослужения, иерархической структуры и монастырского управления, выход из русла, проложенного святыми отцами и подвижниками; это антипод монастырского устава и противоположность обетам, которые дает монах при постриге. Такой монашеский анархизм предлагает Шмеман, как панацею от недостатков и негативов - действительных и мнимых - для современного монашества. С такой ультраобновленческой позиции Мещеринов начинает свою погромную статью.

Доклад игумена Петра, несмотря на его внутреннюю пустоту, прикрытую либеральным пафосом, имеет определенную значимость, как симптом духовного разложения и слепоты, непонимания сути монашеской жизни, притязаний на создание особого рода мятежного монашества. Призывы Шмемана в изложении игумена Петра перекликаются с лозунгами обновленцев 20-ых годов прошлого столетия, которые требовали создать новую церковь, освободить верующих от духовного рабства и социального гнета, включить монашество в деятельную общественную жизнь, переделать колокольни в обсерватории, монастыри - в больницы и ремесленные цеха, а монашеские общины - в трудовые колонии. Обновленцам всегда была присуща какая-то органическая неприязнь к монашеству. После революции одна часть обновленцев настаивала на запрещение монашества как изуверства и насилия над человеческой природой; другая, более умеренная, высказывалась за его сохранение, но только на определенных условиях, созвучных эпохе. Лидеры «красных попов» предлагали учредить монастыри, как миниатюрные полисы-республики с демократическим правлением, давать монашество только людям пожилого возраста, а молодым инокам разрешить вступать в брак.

Протопресвитер Александр Шмеман, который является одним из представителей современного модернизма, известный своими антимонашескими воззрениями и едкими выпадами, стал для игумена Петра Мещеринова духовным вожаком, примером подражания, а сочинения Шмемана - источником его творческих вдохновений.

Вначале своего доклада игумен Петр пытается затушевать антимонашеские наскоки Шмемана. Он называет их шутливо и ласково «ворчанием», словно разговор идет о дедушке, который, играя с любимыми внуками, иногда добродушно ворчит на них, а не о планомерной и обдуманной акции против монашества. Вот примеры «ворчания», которые приводит сам игумен Петр из дневников Шмемана.

«Женский монастырь. С нами молодая игуменья Евгения. Всё «классично». Опущенные глаза, походка, тихий голос... Но в душу закрадываются сомнения. Не о ней, конечно. Она, по-видимому, безупречна в этой классике. А обо всём этом стиле. Нагромождение икон, в большинстве своём - ужасных, в церкви. Твердокаменная верность форме, этому абсолютному единообразию типа... Уход не столько от мира, сколько от этого мира, во имя другого, прежнего мира с его архаичностью, непромокаемостью, отсутствием всякого «проблематизма»... Разрушь форму - и ничего, пожалуй, не останется». Прот. Александр Шмеман. Дневники 1973 - 1953. М., 2005., стр. 537 (запись от 26.09.80).

Женский монастырь. С нами молодая игуменья Евгения. Всё «классично». Под классикой Шмеман подразумевает монашескую традицию, сложившуюся и выкристаллизованную в течение многих веков, ведущую свое начало от пустынь Нитрии и Фиваиды, от тавенисских монастырей и иерусалимских обителей и продолжающуюся до наших дней. Эта традиция вызывает у Шмемана раздражение, похожее на аллергию. Он начинает описывать ироническим тоном игуменью: Опущенные глаза, походка, тихий голос... Опущенные глаза бывают у человека, погруженного в молитву, когда его взгляд устремлен не вовне, а в собственное сердце. Как видно, Шмемана покоробило, что игуменья не глазела по сторонам, не смотрела восхищенным взглядом на его многоученое лицо, а, сопровождая гостей, занималась внутренней молитвой.

Походка... Она еще больше, чем глаза, говорит о скромности человека. Святой Амвросий Медиоланский писал, что по походке он часто определял характер человека. Какую походку хотел видеть Шмеман у игуменьи? Телодвижения балерины, порхающей на сцене, или шаги римских легионеров, от которых рушились мосты, что ли?

Тихий голос... Эта «классика» для Шмемана явно скучна. Между тем, тихий голос свидетельствует о душевном равновесии и спокойствии человека. Обычно повышают голос при эмоциональных взрывах, или когда стремятся в споре доказать свою правоту, как бы подавляя собеседника лавиной звуков. Неужели Шмеман хочет видеть игуменью, которая кричит в монастыре, как боцман на корабле или готф в лесу? Такое поведение игуменьи его настораживает: «Но в душу закрадываются сомнения». Шмеман подозревает, что здесь что-то не в порядке, что-то «нечисто», что под этим прячется какой-то подвох. Свои сомнения Шмеман сообщает будущим читателям в интригующем тоне, словно криминальное разоблачение, совершенное опытным сыщиком, вроде Пинкертона. Однако нам кажется, что эти сомнения у него закрались еще до посещения монастыря, жизнь которого он иронически называет «классикой», потому что ему больше по душе монашеский авангардизм и понятнее «прогрессивная» игуменья в капоте, которая пересыпала бы свою речь шутками и прибаутками.

«Расправившись» с слишком «классической» игуменьей Евгенией и подозрительной тихостью женской обители, протопресвитер Александр переходит к решительному сражению с монашеским традиционализмом.

Нагромождение икон, в большинстве своём - ужасных, в церкви. Иконы символизируют присутствие невидимой Небесной Церкви в каждом храме, и соучастие в богослужении тех, кто изображены на иконах. Надо сказать, что многие обновленцы считали иконостас лишней атрибутикой храма, утверждая, что он не открывает духовную сущность алтаря, а закрывает его от народа. Нередко обновленцы снимали иконостасы, выносили престолы из алтаря на середину храма, и там, среди народа совершали литургию. Модернисты-либералы считали и считают ужасными старинные, потемневшие от времени иконы со строгими ликами, которые призывают человека к покаянию; они предпочитают картины и портреты, ласкающие взоры и соответствующие законам анатомии и прямой перспективы. Надо сказать, что древние иконоборцы, как и современные модернисты, были радикально настроены против монашества, так что между ними есть некая психологическая общность.

Твердокаменная верность форме... Твердокаменность присуща вере. Христос назвал исповедание апостола Петра «камнем» веры; а в другом месте Евангелия Себя «краеугольным камнем», на котором зиждется Церковь. Модернисты хотят подменить православную веру своей либеральной стряпней, где мистику заменяет сентиментальность, а сотериологию - уверенность в своей безнаказанности, а для этого им надо вначале взорвать «твердокаменную верность форме». Нельзя изменить форму, не затрагивая содержания, а содержание - не изменяя формы. Церковные формы - богослужебные, иконописные, монастырские и т.д. - это не сочинительство, не произвол меняющихся человеческих представлений и вкусов. В Православии содержание нашло себе соответствующие формы и воплотилось в них. Благодать, которая живет и действует в Церкви, хранит от разрушений и искажений как содержание, так и форму. Возьмем один вид формы - монашескую одежду. В ней символически отражены добродетели, которые должен стяжать монах, а также обеты, которые он обязан исполнить. Монашеское одеяние является визуальной трансформацией монашеского пострига.

...Этому абсолютному единообразию типа... Устав, богослужение и гимнография не являются тем единообразием, которое может пресытить человека и наскучить ему. В них заключены неисчерпаемая глубина и целый спектр духовных переживаний, именно духовных - тихих и прозрачных, как небо, а не ярких и бурных душевных эмоций, как в мирском искусстве, похожем на волнующееся море. Храмовой устав это костяк богослужения - его порядок, твердость, полнота и гармония. В богослужении - суточном и годовом - отражена вся священная история мира; в одном духовном поле соединены прошлое, настоящее и будущее Церкви. В храме человек становится участником мироздания, Голгофской Жертвы и будущих эсхатологических событий. Если бы каждый священник служил по шмеманскому «рецепту», то есть по собственному вдохновению и усмотрению, не руководствуясь уставом, то во что превратилось бы со временем православное богослужение? Примером этого служат «веселые мессы», популярные на Западе. Возьмем иконописный канон.

Его традиционная форма, сложившаяся как плод мистических созерцаний и переживаний, дает возможность с наибольшей полнотой выявить и отразить невидимые реалии духовного мира через земные образы – символы. Всякая иная форма только углубит разрыв между духовным миром и человеческим восприятием. Примером того, к чему может привести ломка иконописного канона, могут служить не только «реанимация Олимпа» в ренессансе, но также современные «иконы» Дали, источающие из себя метафизический мрак.

Векторы душевных переживаний горизонтальны, а духовных вертикальны: их вершины и глубины остаются неведомыми для тех, у кого притуплен дух, а действуют только эмоции души, хотя бы утонченные и изощренные. Душа требует широты и смены впечатлений, а дух высоты, где краски превращаются в свет, а слова – в мистическое безмолвие.

Далее Шмеман пишет, что монахи ушли от реального мира, мира сегодняшнего дня в мир архаичный, дореволюционный, где все было непробиваемо, непромокаемо. Ошибается Шмеман. Сама монашеская жизнь это уход не в мир архаичный и дореволюционный, а в мир духовный, вечный и, действительно, в мир неразрушимый. Это не ностальгия и элегическая грусть по прошлому – дорогому, но земному; для монаха вечная отчизна – небо, туда устремлены его взоры. Однако старый мир был особенно оценен тогда, когда монастыри превращались в аутодафе, когда большинство монахов и священников были физически уничтожены, когда страна лишилась миллионов людей, будто стаи прожорливых птиц выклевали пшеничное поле. Но надо сказать, что в дореволюционной, а вернее предреволюционной России, вовсе не так все было твердо и «непромокаемо». Атеизм свил гнездо даже в духовных академиях. Епископ Феодор (Позднеев), ректор МДА, человек святой жизни, как-то с горечью заметил: «Из всех профессоров академии я нашел только одного верующего человека – декадента Флоренского».

Революция победила именно потому, что страна изнутри была разъедена духом безбожия и революционных идей, как огромное дерево, подточенное червями. В это страшное для страны и Церкви время истинными героями оказались простые монахи и сельские священники. Именно дух Православия, неизвращенного и неискаженного модернистами, давал им силы идти на мученический подвиг. Шмеман, издеваясь над монашеством, которое он назвал фарисейством, актерством, ханжеством, и обобщил это в слове «классика», прошел, не обернувшись, мимо общей могилы тысяч и тысяч монахов – мучеников за Христа.

Далее протопресвитер продолжает: «Ужин у нас вчера вечером с архиеп. Василием Кривошеиным. Несомненно порядочный человек, открытый, терпимый и т.д. Но странное чувство: вот он провёл не то пятнадцать, не то двадцать лет на Афоне, простым монахом, но, в сущности, ужинал с нами вполне светский человек, живущий хотя и прилично, но «церковной кашей», ограниченной всей этой смутой, современной церковной перспективой и ситуацией».

Шмеман удивляется, что архиепископ Василий Кривошеин, проведший много лет на Афоне, выглядит как вполне светский человек. Однако Афон это только условие для монашеской жизни, особенно исихии; но при этом надо иметь в сердце свой внутренний Афон, без которого суть монашеской жизни теряется и исчезает. Не только архиепископ Василий Кривошеин, но и оппоненты святого Григория Паламы жили на Афоне и, несмотря на это, не смогли постичь тайну исихии и даже осмеивали ее. Поэтому, неудивительно, что архиепископ Василий, в конце концов, распрощался с Афоном, бросился со Святой горы в море экуменизма и там оказался вполне своим человеком.

Далее Шмеман пишет: «Мои мысли не о нём (Кривошеине, А.Р.), а о том, в чём последний смысл этих учёных копаний в мистическом опыте Максима Исповедника или Симеона Нового Богослова».

Здесь я в одном согласен с Шмеманом, что учёные копания в мистике преподобных Максима Исповедника и Симеона Нового Богослова мало что дают, кроме научных степеней и званий. Мистика скрыта от тех, у кого другой образ жизни; она похожа на мимозу, сжимающую свои лепестки от прикосновения дерзкой руки. Исихию может понять только тот, кто идет по пути исихии, кто исихаст в своей жизни и в своем сердце. Большинство современных книг об исихазме написаны людьми, которые духовность пытаются заменить и восполнить интеллектуальностью, которые не понимают своей ограниченности и берутся за дело, превышающее их силы и возможности. Несколько переиначивая слова преподобного Исаака Сирского можно сказать, что они похожи на детей, которые хотят забраться на небо по пожарной лестнице. Но Шмеман здесь впадает в другую крайность: он отвергает творения святых отцов, как уже устаревшие и не нужные для нашего времени. Возможно, что к преподобным Максиму Исповеднику и Симеону Новому Богослову у него личная неприязнь, так как святой Максим получил имя Исповедник за непоколебимую верность Православию и бесстрашную защиту его от ересей. А что касается святого Симеона, то этот отец утверждает, что главное в монашеской жизни – всецелое послушание духовному наставнику, и некоторые страницы его книг звучат как вдохновенный гимн послушанию. Такое послушание непонятно Шмеману, оно представляется ему духовным деспотизмом и нивелированием человеческой личности.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

Далее Шмеман хочет показать монашество как застойное, и даже антихристианское явление. Из его груди вырывается «стон скорби»: «Мысли о судьбе Православия. Торжество сейчас – в богословии и в благочестии – монашеской линии. В Сербии всё, что возрождается, связано с покойным о. Иустином Поповичем и его двумя молодыми учениками – о. Амфилохием и о. Афанасием. Повсюду – патристика. Меня беспокоит отождествление этой линии с Православием. Это уже не pars pro toto, а выдавание её за само «toto». В Америке – редукция Православия к иконам, всяческому «древнему» пению и все к тем же «афонским» книгам – о духовной жизни. Торжествует «византинизм», но без присущего ему космического охвата… Для меня крайне знаменательно то, что повсюду, где эта линия торжествует, как-то выпадает Евхаристия, причастие… Монашеская линия, как это ни звучит странно, «обмирщает» Церковь, так что уходить надо не только из «мира», но и из неё… Молодые богословы в Сербии строчат диссертации – и все, почти без исключения, о паламизме, о спорах XIV века, о всяких dii minores этого движения. Словно ничего другого в Православии нет. Иосиф Вриенний или – из ранних – Евлогий Александрийский и вечный Максим. Не Церковь, не её жизнь и не вызов этой жизнью – миру, а только вот этот духовный гнозис… Ещё шаг – и психологически, если не догматически, мы в дуализме, манихействе».

«Мысли о судьбе Православия. Торжество сейчас – в богословии и в благочестии – монашеской линии». Действительно, величайшие богословы всех времен были монахами; именно аскеза и очищение сердца делало их мысли глубокими, а слова насыщенными духовной силой и проникновенными. Что касается благочестия, то монашество всегда мыслилось как возможность наиболее полного исполнения евангельских заповедей и советов для тех, «кто может вместить». Монашеская линия в правильном понимании, самый короткий путь к Богу. В прежние времена благочестивые миряне желали хотя бы перед смертью принять монашеский постриг и быть погребенными в схиме. Теперь в связи с общим духовным упадком внутренняя жизнь и мистическая красота монашества становятся все более непонятными миру и чуждыми ему. Именно поэтому в цветнике Церкви вырастает такой сорняк, как антимонашеские инсинуации Шмемана.

Далее он продолжает: «В Сербии всё, что возрождается, связано с покойным о. Иустином Поповичем и его двумя молодыми учениками – о. Амфилохием и о. Афанасием». Шмеман сетует о популярности сочинений Иустина Поповича, ныне причисленного к лику святых. Преподобный Иустин является одним из бескомпромиссных богословов, который подвергался гонениям всю жизнь, а затем был заключен в монастырь с тюремным режимом для него. Вначале 20-го века общественность была потрясена книгой Шпенглера «Закат Европы», а Попович продолжил его труд в другом плане, описав уже «бездны» Европы. Если Шпенглер не видел выхода и покончил жизнь самоубийством, то Иустин Попович указывает путь из бездны – возвращение к чистому Православию, не оскверненному либерализмом и модерном, Православию святых отцов, от имен которых Шмеману становится неуютно и тоскливо.

Далее протопресвитер восклицает: «Повсюду патристика!», будто патристика это болото, в которое попадают неосмотрительные люди, и не могут выбраться из его трясины. После божественного Откровения патристика – второй слой духовного гносиса; там тот же свет Откровения, только более переломленный через призму человеческих индивидуальностей, более рассеянный и тусклый. Это свет не той степени богодухновенности, как у пророков и апостолов, где исключены ошибки, а свет благодатных озарений, в которых, однако, присутствует человеческая ограниченность. Надо сказать, что значительная часть патристики вошла в Священное Предание, а, точнее Священное Предание во многом выразило себя через патристику.

Далее Шмеман сетует: «Меня беспокоит отождествление этой линии с Православием». Значит, у Шмемана, как мы и подозревали, иное православие. Уже святой Ириней Лионский обличал гностиков в том, что у них не существует Предания, берущего начало от апостолов.

Если Шмеман отвергал Предание, то его последователи пытаются сделать неопатристикой и неопреданием «Дневники» самого Шмемана.

Далее Шмеман продолжает: «Это уже не pars pro toto («часть от целого» А.Р.), а выдавание её за само «toto» (целое, А.Р.)». Патристика является не частью Православия, а одной из его основ. Можно сказать, что патристика проницает все Православие: гимнографию, мистагогию, гомилетику, литургику и, разумеется, богословие. В тоже время, Православие нельзя отождествить с патристикой, так как оно идет не от святых отцов, а от апостолов, и у святых отцов находит свою форму выражения, как в догматическом, так и литургическом и других аспектах.

Далее Шмеман выражает недовольство, что у православных «В Америке – редукция Православия к иконам, всяческому «древнему» пению и все к тем же «афонским» книгам – о духовной жизни». Афон всегда считался и считается оплотом православного монашества. Кто побывал на Афоне, тот на всю жизнь будет хранить в сердце образ этого государства монахов – удела Пресвятой Богородицы. Шмемана явно раздражает Афон, и он считает изучение многовекового опыта афонского монашества подделкой под духовную жизнь. Его огорчает, что в последнее время, как бы в противовес всеобщей секуляризации, христиане стали более ценить старинные иконы и древние напевы; они стараются хотя бы отчасти вернуть потерянную духовность и ее формы. Протопресвитер сетует, что люди охотнее читают книги афонских старцев, чем его – Шмемана и других богословов парижской школы. Разгадка проста: афонские книги, написанные с непосредственного опыта самих подвижников, имеют силу внутренней достоверности, ту правду, которую чувствует человеческое сердце; ее не могут заменить блуждания рационалистов, софиологов и модернистов различных мастей по философским лабиринтам и потемкам, где разум, предоставленный своим собственным силам, все более удаляется от Православия.

Далее он продолжает: «Торжествует «византинизм», но без присущего ему космического охвата…». Шмеман не объясняет, что он подразумевает под «византинизмом». В Византии сложился литургический чин и богослужебный устав. Три великих каппадокийца и Иоанн Златоуст были византийцами. Афанасий и Кирилл Александрийские, Максим Исповедник и Григорий Палама также принадлежат к византийскому богословию. Надо помнить, что Византия представляла собой не нацию, а конгломерат народов, и в этом отношении византинизм был явлением не только «космического охвата» как признает Шмеман, но также в религиозном плане – соборным. Под византинизмом Шмеман возможно понимает лжемессианские притязания, граничащие с провинциализмом и национализмом. Но это не византинизм, а антивизантинизм.

Далее Шмеман пишет: «Для меня крайне знаменательно то, что повсюду, где эта линия (монашеская, А.Р.) торжествует, как-то выпадает Евхаристия, причастие…» Неужели монашество отдаляется от Евхаристии? Между тем, именно монашеская традиция требует частого причащения, но при условии строгого приготовления к принятию этого высшего Таинства. В некоторых монастырях (например, в Студийском) ежедневное причащение было правилом. Шмеман договаривается до того, что «Монашеская линия, как это ни звучит странно, «обмирщает» Церковь, так что уходить надо не только из «мира», но и из неё…». Что значит уходить надо из Церкви, которой управляют монахи-епископы, которая служит по уставам, составленным в монастырях, которая исповедует догматы, принятые вселенскими соборами, где решающими голосами являлись голоса епископов-монахов? Куда уходить – Шмеман не уточняет. Уходить, куда глаза глядят, или в объятия модернистов?

В своей неприязни к монашеству Шмеман отчасти повторяет Владимира Соловьева, который считал монашество духовным эгоцентризмом, уклонением от долга служить людям, и в частных беседах называл монахов дармоедами. Шмеман не требует уничтожения монашества как института, но хочет видеть новое, свободное, розовое, модернистическое монашество, похожее на «улыбчатую комсомолию».

Далее Шмеман пишет: «Молодые богословы в Сербии строчат диссертации и все почти без исключения о паламизме и спорах 14-го века, о всяких dii minores этого движения». Католический Рим, лютеранский Аугсбург и кальвинистский Цюрих имеют одно общее – антипаламизм. Духовный закат Европы и грозовые тучи Запада способствовали определенной переориентации на Балканах, и молодые богословы Сербии все чаще стали обращать взоры к своему прошлому, сокровищам Православия и пытаться осмыслить их. Но паламизм это не только исихазм, о котором имеют нравственное право говорить те, кто занимаются безмолвием и Иисусовой молитвой под руководством опытных наставников; паламизм это также богословие, причем – последнее слово восточного богословия. Паламизм провел самую глубокую черту между Православием и католицизмом в области мистики. Надо сказать, что вопрос о трансцендентности и имманентности Божества, четко сформулированный у святого Григория Паламы, имеет не только богословское, но и философское значение. В аскетике паламизм противостоит пелагианству во всех его вариантах. Исихазм ясно указал, что спасение заключается в стяжании благодати – божественного света, а личный подвиг и труды дают условия для соединения души с благодатью. Яркое раскрытие паламического учения о спасении мы находим в беседе преподобного Серафима Саровского с Мотовиловым. Церковь посвятила празднованию святителя Григория Паламы второе воскресение Великого Поста и нарекла Фессалоникийского архипастыря и афонского исихаста «сыном божественного света».

Далее Шмеман восклицает: «Словно ничего другого в Православии нет». Если посмотреть на сочинения сербских богословов, то можно увидеть, что они охватывают широкую богословскую тематику. Но если дело обстояло бы так, как пишет Шмеман, то разве следовало бы порицать их за то, что они защищают Православие – ведь как раз паламизм является одной из главных мишеней для критики со стороны католиков и протестантов, которые называют его «ересью Паламы» и нередко повторяют вздорные обвинения Варлаама Каламбрийского и других противников Паламы.

Учение о трансцендентности Божественного Существа и имманентности превечного, несотворенного божественного света, всегда присущего Божественному Существу, является сокровищем православной сотериологии и аскетики. Не меньшую опасность, чем обвинения Православия в паламизме как в ереси, представляют попытки западных ученых-рационалистов (и не только западных!) раскрыть учение Паламы посредством спекулятивных рассуждений и постигнуть рассудком то, что принадлежит области духа. Понять хотя бы отчасти исихию могут только те, кто находятся в Православной Церкви, включены в русло православной традиции и Предания, имеют личный мистический опыт, сверенный с опытом Церкви. Домыслы рационалистов, у которых рассудок дистанцирован от ума, а душа отдалена от духа и действует в поле страстных чувств и рефлексий, могут лишь извращать и искажать паламизм. Спекулятивный разум, опирающийся не на мистический опыт, а на внешние рассудочные понятия, теряет опоры и ориентиры; предоставленный самому себе он бегает по книгам святых отцов, как беспомощно мечется таракан по стене, не находя дороги.

Затем Шмеман перечисляет лиц, которые наскучили и досадили ему: «Иосиф Вриений…Евлогий Александрийский и вечный Максим». Особенно возмутительно его отношение к святому Максиму Исповеднику. В контексте «вечный» звучит иронически, как надоевший, приевшийся, завязший в зубах. Между тем, преподобный Максим Исповедник является одним из самых глубокомысленных богословов и блестящим апологетом Православия. Иронизировать над ним, значит иронизировать над византийским богословием. Неужели Шмеман настолько исчерпал преподобного Максима, что от великого богослова у него осталось только чувство мысленного пресыщения и отрыжки. Неужели у Шмемана не оказалось элементарного чувства уважения к преподобному, который боролся за Православие против ереси, поддерживаемой светской и духовной властью, и за это был предан пыткам – отсечению руки и языка. Но возможно и другое, что именно подвиг Максима Исповедника раздражает Шмемана, так как для модернистов такой подвиг это проявление фанатизма и обскурантизма, а ересь – это мелочь, «dii minores», на которую просвещенный человек не должен обращать особого внимания.

Далее он пишет: «Не Церковь, не её жизнь и не вызов этой жизнью – миру, а только вот этот духовный гнозис…». Духовный гносис святых отцов это не философские абстракции, не гностические эзотерии Валентина и Василида, а духовная мудрость, всегда хранимая в Церкви, которой приобщается душа через веру и борьбу с грехом. Разумеется, духовный гносис, который сам Шмеман идентифицирует с монашеским гносисом, не соответствует плоскому оптимизму протопресвитера.

Затем он продолжает: «Ещё шаг – и психологически, если не догматически, мы в дуализме, манихействе». Здесь Шмеман прямо не обвиняет монахов в дуализме и манихействе, как в мировоззрении, хотя и намекает на это, а говорит о каком-то психологическом дуализме. В контексте это звучит так: догматика у монахов пока еще православная, а вот нравственность и аскетизм вплотную приблизились к границам манихейства; еще шаг и мы утонем в дуализме, если не схватимся за предостережения и советы Шмемана как за спасательный круг.

Манихейство считает, что человек совместное творение Бога и сатаны; в нем частицы божественного света погружены в темную материальность и само спасение мыслится как отвержение вещества и освобождение света от власти мрака. Христианство учит о монадичности человеческого существа, о двухприродном единстве его личности; а манихейство говорит о временном, синкретическом, случайном и насильственном соединении души и тела, света и тьмы. Для христиан спасение это преображение души и тела, где одухотворяется само вещество. Для манихейства спасение – отвержение тела, как врага души, и освобождение света от власти тьмы. Очевидно, под психологическим манихейством Шмеман подразумевает отождествление тела с грехом, то есть хуление тела – творения Божьего, и взгляд на него, как на мерзость и демоническое начало в человеке. Ригористический аскетизм, приближающийся к дуализму, был категорически осужден отцами Церкви и предан проклятию на Гангрском Поместном соборе (IVв.). Характерен ответ преподобной Сарры манихею, который утверждал, что тело создано диаволом: «Подчини тело закону и увидишь, что оно от Бога».

Затем Шмеман с иронией пишет: «В православной церкви почти уже нет монахов, которые бы не считали своим священным долгом через два года после пострига писать трактаты об Иисусовой молитве, о духовности и об аскетизме, учить умному деланию и т.д.». Где Шмеман нашел завалы таких трактатов? На Афоне? Но там монахам запрещено заниматься учительством; за духовными советами монахи, послушники и паломники обращаются только к опытным старцам по указанию игумена. В самой Греции? Но там даже не всем священникам разрешается говорить проповеди и принимать исповедь, а только имеющим достаточный духовный опыт, и то, по благословению епископа. В Советском Союзе во времена Шмемана Церковь подвергалась гонению и церковная литература, кроме официального журнала и некоторых богослужебных книг, не издавалась вообще. Все это наводит на мысль, что Шмемана раздражает сама Иисусова молитва, как и все, что кажется ему окаменевшими остатками Византии.

Разумеется, молодой монах, не имеющий еще достаточного личного опыта, тем более без благословения архиерея или духовного наставника, не должен делаться самозваным учителем и сочинять трактаты. Однако Шмеман на своем примере блестяще доказал, что человек пожилого возраста, имеющий сан, высокую должность и значительную эрудицию, может ничего не понимать в монашестве и писать антимонашеские пасквили, которые намного хуже трактатов о духовной жизни незрелых, но самоуверенных иноков.

Далее Шмеман описывает свою встречу с двумя монахинями: «Две монахини были у меня на прошлой недели. Впечатление не столько путаницы, сколько своего рода «прелести», в которую мне кажется как-то почти автоматически впадают все эти специалисты и специалистки по духовной жизни». Шмеман наверняка знает, что слово «прелесть» означает высшую форму лжи, обмана, заблуждений, демонической гордости, дерзкого притязания на святость. В прелести находится сатана и падшие духи, а также те, кто подражает им своей гордыней. Если бы Шмеман приписал прелесть, как состояние духовного эгоцентризма и тихой одержимости только к этим двум монахиням, то можно было бы еще допустить, что они действительно духовно больные люди, о которых поскорбел добрый пастырь. Но Шмеман заявляет, что в прелесть почти автоматически впадают все эти специалисты и специалистки по духовной жизни. Таким образом, протопресвитер списал под прелесть почти все монашество, которое стремится к духовной жизни, а жизнь по монашеским традициям он иронически называет «духовной специальностью». Это обвинение, которое в прежние времена вызвало бы возмущение и протест, не получило достойного ответа, а игумена Петра Мещеринова даже привело в умиление. Надо отметить, что и другие модернисты в наше время проявляют по отношению монашества подобный цинизм. Так, например, один известный модернист заявил в печати, что наиболее близкий эквивалент ветхозаветного фарисейства представляет собой современное монашество.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Далее Шмеман продолжает: «Что меня поражает больше всего… – это неблагодарность. Всем этим монахам – всегда плохо. Их «не понимают», им не дают «монашествовать», их обижают и т.д.». Шмеман – протопресвитер и ректор духовной академии. К нему как пастырю приходят монахини, приходят не в гости, не потому, чтобы порадовать, «что жизнь хороша, и жить хорошо», а приходят как к наставнику со своей болью, скорбями, недоумениями, надеясь получить ответ или слово утешения. Но ошибка этих монахинь в том, что они не понимали, что о монашеской жизни может судить только тот, кто сам опытно проводит ее. Шмеман мог дать им консультацию по истории Церкви, вопросам экуменизма, прочесть лекцию о софиологии, указать на сходства и различия между концепциями Флоренского и Булгакова, но это им не нужно: они жалуются священнику как дети отцу, а тот не понимает их и называет скорбь и недоумение неблагодарностью к Богу и эгоцентризмом. Он восклицает: «Всем этим монахам – всегда плохо», забывая, что с врачом говорят о болезни. А тут врач, выслушав больных, заявляет: какие неблагодарные, какие нытики – всегда им плохо.

Шмеман ничего не может объяснить этим монахиням. Эрудит в науках нередко оказывается профаном в монашеской жизни – в духовной науке из наук. Поэтому он, из-за собственного бессилия, злится на монахинь, которые открыли ему свои раны. Вряд ли монахини ушли от Шмемана утешенными и умиротворенными. Однако, как ни парадоксально, монахам всегда хорошо и всегда плохо: всегда хорошо, потому что монах, если только дерзко не нарушает своих обетов, испытывает внутреннюю радость от прикосновения к сердцу благодати; а всегда плохо, так как та же благодать открывает человеку глубину его грехопадений, и он чувствует, как далек от Бога, но эти укоры совести и недовольство собой сами являются двигателем монашеской жизни.

Далее Шмеман продолжает: «Всегда какой-то «кризис», и всегда, увы, эгоцентризм…». Монах находится в постоянной борьбе со своими страстями и демоническими силами. У него чувство разрыва между идеалом монашества и его собственным душевным состоянием. К сожалению, понимание, что монашество, прежде всего, внутренняя жизнь, и в относительной независимости от внешнего созидается и сохраняется внутренняя свобода, приходит не сразу. Особенно вначале монашеского пути человеку хочется опереться на близких ему по духу людей, хочется, чтобы его поняли, поддержали, ободрили, чтобы ему помогли. Но здесь при различии индивидуальностей и душевных запросов, монах нередко сталкивается с непониманием в самой монашеской среде, и это отзывается болью в его душе и чувством какого-то опустошения и оставленности. Поэтому надо открывать свое сердце не всем, а наставнику. Но недоумения, немощь, растерянность, колебания, сомнения, искушения от темной силы, неожиданные трудности на духовном пути, нельзя назвать кризисом. Это шаги ребенка, который спотыкается, падает и встает, плачет, потирает ушибы и идет снова.

Что касается обвинения монахов в эгоцентризме, то оно происходит от непонимания монашеской жизни и того, что называется внутренним деланием. Монах должен собирать мысли, блуждающие по предметам внешнего мира, заключать их внутрь себя и соединять со словами молитвы. Этот отрыв от внешнего и стояние умом в сердце, удаление от мира и его проблем, стремление к уединению и молчанию, могут показаться со стороны эгоцентризмом и оскудением любви.

Далее Шмеман восклицает: «Какой-то тёмный, злой мир этой «духовности», отрицания друг друга, бесконечные споры о «monasticism» (монашестве)…». Такие выражения больше подходят лектору атеизма, для которого монашество злой, темный, фанатичный, изуверский мир, чем православному священнослужителю. А позвольте спросить, был ли когда нибудь включен в этот мир сам протопресвитер Шмеман, что так смело судит о нем? Ведь стоя у стены нельзя знать, что находится внутри дома.

Затем Мещеринов приводит цитату Шмемана о монашестве, которая вызывает недоумение: как может один человек высказывать диаметрально противоположные мнения. Вот что пишет Шмеман: «Сегодня день необыкновенный. Посещение трех монастырей в этой самой пустыне, фактически не прерванный традицией от Антония Великого, Макария Великого и т.д. Гробница Ефрема Сирина! Но самое поразительное, конечно, это то, что все это живет. Настоящие монахи! Да я, отродясь, только и видел что подражание, игру в монашество, побрякушки, поделку, стилизацию и, главное, безудержную болтовню о монашестве и духовности. Но вот они в настоящей пустыни, в настоящем подвиге…тысячи вопросов в голове, но в них придется разбираться постепенно».

Неизвестно, разобрался ли Шмеман в «тысячах вопросах», возникших в его «голове», но нас, прежде всего, интересует вопрос, о каком монашестве он так восторженно пишет? Оказывается, о еретическом, монофизитском монашестве. Вообще у модернистов можно наблюдать особую, как бы врожденную симпатию к еретикам. Расхваливая их, модернисты стараются тем самым еще больше унизить Православие. Непонятно, как Шмеман из кратковременного посещения монастырей мог так решительно судить о внутренней жизни монахов. Он пишет, что у них сохраняются традиции Антония и Макария Великих. Но разве может православная традиция, в том числе монашеская, сохраниться в течении полторы тысячи лет у еретиков? Ведь сама ересь это ошибочное, извращенное понятие о духовном мире и духовной жизни.

Ересь гибельна, чему же радуется Шмеман? Оказывается, тому, что, по его мнению, православные монахи превратились в артистов, фарисеев, лжецов, пустых болтунов, а в ересях сохраняется истинное подвижничество, поэтому еретики должны быть примером для нас. В эти теософские объятия толкает православных Шмеман, а ему хлопает в ладоши игумен Петр.

Поклонившись до земли монахам-еретикам, Шмеман опять продолжает свои нападки на православное монашество: «Вся эта болтовня о монашестве, об иконах, о духовности – до какой степени всё это мелко, фальшиво, есть игра самолюбий… Все эти разговоры для меня стали совершенно невыносимыми. Мы живем в мире подделок». Для модернистов церковное Предание, традиции и ритуалы это мелочь. Последнее время к таким «мелочам» прибавились еще догматы. Так, например, митрополит Антоний Блюм заявлял, что вселенские соборы, на которых были определены и установлены христианские догматы, это несчастье для Церкви. Модернисты желают, чтобы ереси и Православие варились бы вместе в одном теософском котле.

Затем Шмеман продолжает: ««Получил вчера 117 номер «Вестника». Номер – в религиозной своей части – посвящен монашеству… Прочтя эту часть, всё думал: что «корёжит» меня в ней? Может быть, какой-то «интеллигентский» осадок во всём этом подходе. Грубо говоря, чудится мне во всём этом некое «заговаривание зубов». Всё выбираем себе в «предании», что нам по вкусу: кто Древнюю Русь (старообрядчество), кто Паламу, кто Афон. Не знаю, может быть, я коренным образом ошибаюсь, но я не вижу «пользы» от этой монашеской диеты, безостановочно преподносимой людям в качестве какой-то самодовлеющей «духовности».

После этих погромных фраз, похожих на бой Дон-Кихота с мельницами, то есть картинами собственного воображения, Шмеман, как ни в чем не бывало, заявляет: «Я ни секунды не отрицаю реальности, подлинности монашеского опыта…». Если современная монашеская жизнь это «заговаривание зубов», если подлинный, реальный монашеский подвиг не совместим с учением Григория Паламы, подвигом Афона и духовностью Древней Руси, то, что же представляет для Шмемана его «реальный, подлинный монашеский опыт»? Что же представляет собой такое модернистическое монашество, без корней и почвы? – Должно быть, монашество, живущее личными экзистенциальными представлениями и эмоциональными порывами, монашество без уставов и традиций, где мужской монастырь похож на малую Запорожскую Сечь, а женская обитель – на лагерь амазонок, где стыдно говорить тихим голосом и ходить с опущенным взором? Если Шмеман не сомневается в реальности монашеского опыта, то в ком и где он его видит? Неужели только за пределами Православия, у «святых» еретиков? К сожалению, этот вопрос остается открытым.

Далее он пишет: «Мой опыт таков: как только люди решали эту «духовность» вводить в свою жизнь, они становились нетерпимыми, раздражёнными фарисеями». Обратимся к святоотеческому опыту. Человек грешен от рождения. Грех гнездится в нем до смерти. Монашество это вызов, брошенный демону, и здесь человек вступает в бой с невидимыми духами. Обычно исцеление проходит через обострение болезни, когда яды, содержащиеся в крови, выходят наружу. В монашестве обостряется борьба души с демоническими силами. Для поверхностного взгляда это может показаться неадекватными эмоциональными реакциями, раздражительностью, или, напротив, замкнутостью, и т.д., но это не только рецидивы страстей, но этапы в процессе исцеления: змей растревожен, с ним вступает душа в продолжительную и тяжелую борьбу. Здесь стояние в монашеском подвиге – залог победы. Демонические искушения, периоды богооставленности, внутренние страдания и вопли к Христу – все это чуждо Шмеману, все это для него актерство и фарисейство или же психическая патология. Святые отцы сказали: «Мирян искушают бесы, а монахов – князи бесовские». Для модернистов бытие демонов – это только мифология, видения параноиков, или же метафорическое и гиперболизированное изображение греха.

Далее, не удовлетворившись бранью по отношению монашества, Шмеман начинает голословно критиковать всю современную церковную жизнь: «Я только убеждён, что, как и богослужение, как и почти всё в церковной жизни в наши дни, он «транспозируется» и воспринимается в другом ключе, в ключе, прежде всего, того психологического эгоцентризма, что составляет основную тональность нашей эпохи»».

Эгоцентризм становится тональностью нашей эпохи вследствие трагической нравственной переориентировки, когда разрушаются традиционные и духовные ценности, особенно четко выраженные в монашестве. Надо сказать, что в наше время именно Церковь и монашество еще в какой-то мере удерживают человечество от трансформации эгоцентризма в открытый демонизм.

У Шмемана другое мнение: современную церковную жизнь он списывает под психологический эгоцентризм, говоря проще, под гордыню. Отсюда вывод: не посещайте богослужения, забудьте об уставе, не держите постов и не исполняйте других церковных постановлений, не занимайтесь внутренней молитвой, не копайтесь в своем сердце – все это эгоцентризм или путь к нему. Изучайте Шмемана, Афанасьева и, разумеется, Бердяева, с его фехтовальными выпадами против Церкви; забросьте подальше на полку или отнесите в букинистический магазин сочинения святых отцов, не увлекайтесь продолжительным молитвословием и вы приобретете главную христианскую добродетель: любовь.

Заявление Шмемана, что церковная жизнь «транспозируется» в ключе психологического эгоцентризма, привело игумена Петра в восхищение и состояние творческого энтузиазма, он пишет: «Я позволю себе расширить эти немногие, но поразительно точные и тонкие замечания и порассуждать о монашестве именно в русле наблюдений протопресвитера Александра Шмемана. И сразу хочу особо подчеркнуть: мысли о. Александра – вовсе не какое-то теоретизирование; его глубоко верная церковная интуиция вполне совпадает с реальным опытом людей, старающихся по совести вести сегодня монашескую жизнь».

По мнению Мещеринова, монахи, которые стараются жить по совести, должны обратиться к «глубоким мыслям» Шмемана, и проверить через них правильность своего духовного пути, а не слушаться тугодумных традиционалистов и не читать «афонских книг». Таким образом, игумен Петр предлагает монашеский авангардизм – новый тип монаха, который удовлетворял бы свои духовные потребности не в Иисусовой молитве, а на органных концертах и литературных вечеринках, не в святоотеческих книгах, а в философии Владимира Соловьева, и находил бы здесь источник сил, мудрости и радости. Игумен Петр не раз упрекал монахов в хмурости и плаче о своих грехах, как мазохическом пессимизме; а теперь он поднимает тост за веселое, спортивное, плотолюбивое монашество, с гитарой и баяном в руках вместо четок, одним словом – за хилиастический оптимизм.

Кто же эти обскуранты, проводящие монашескую жизнь без совести? На это отвечает сам Шмеман в своих «Дневниках»: «Я не могу принять этих Брянчаниновых, Феофана Затворника. Моя душа не соприкасается с ними, не находит общения». Творения святителей Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника являются продолжением той аскетической линии, которая с наибольшей глубиной выразилась в Добротолюбии и патериках. Пять томов «Добротолюбия» и «Древние иноческие уставы», которые перевел святой Феофан Затворник, являются онтологией византийской аскетики и энциклопедией монашеской жизни; а «Отечник» святителя Игнатия Брянчанинова – самым полным из патериков. Можно сказать, что эти великие святители, почти наши современники, дышали воздухом пустынь Нитрии и Фиваиды; их озарял свет палестинских и афонских монастырей. Эти два великих столпа монашества вызывают у Шмемана только неприятие и неприязнь; они чужды ему, он не хочет их знать, он их антипод, но, разумеется, не равная величина, даже с отрицательным знаком. Шмеман, не признавая Брянчанинова, тем самым отрицает православную мистику; не принимая Феофана Затворника – православную аскетику. Это даже не антипаламизм, так как инсинуации Шмемана лишены каких либо философских или богословских подпорок, а скорее приступы пароксизма при мысли, что еще существует монашество, что оно молится, кается, почитает устав и богослужебные книги, что оно занимается внутренней Иисусовой молитвой. Для Шмемана все это ханжество и актерство, а может быть и обличение его совести в духовном нигилизме.

Брань Шмемана игумен Петр оценивает, как «глубоко верную церковную интуицию»; глубоко верную, то есть, заслуживающую безусловного доверия, церковную – значит, благодатную и общеправославную. Церковная интуиция не может ошибаться. В таком случае, надо признать, что сочинения святителей Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника написаны под воздействием духа лжи, а монахи, руководствующиеся ими, сами того не ведая, попадают под влияние демонической силы и оказываются в состоянии прелести.

Апостол Павел во Втором послании к Коринфянам пишет, что благоухание Христово для одних запах смерти, для других запах жизни. Одним запахом пропитаны страницы патериков, другим – «Дневники» Шмемана; один дух Добротолюбия, другой – богословской парижской школы. Это не отрицает сам протопресвитер, иронически называя святителя Игнатия «Брянчаниновыми», от которых нужно только отмахнуться рукой.

И, все-таки, мы благодарны игумену Петру Мещеринову за то, что он предупредил нас об очередном витке модернизма уже в монашестве; о том, что предполагается создать особый тип современного монаха, как гомункула в колбе, только не в лаборатории Вагнера и Парацельса, а в интеллектуальных мастерских бойких и неугомонных шмемановичей.

http://karelin-r.ru/diskuss/203/1.html
http://karelin-r.ru/diskuss/203/2.html
http://karelin-r.ru/diskuss/203/3.html
http://karelin-r.ru/diskuss/203/4.html
http://karelin-r.ru/diskuss/203/5.html

[Александр Васильевич]

На пороге новых испытаний

Текст доклада иерея Александра Шумского на круглом столе «Русская Православная Церковь перед лицом глобальных вызовов



Как ранее сообщалось, 17 мая в Москве, в Международном фонде славянской письменности и культуры состоялось очередное заседание Клуба национальной прессы на тему: «Русская Православная Церковь перед лицом глобальных вызовов». С основным докладом выступил клирик храма Святителя Николая Мирликийского в Хамовниках, кандидат педагогических наук иерей Александр Шумский. Предлагаем полный текст выступления отца Александра:

Очевидно, что заявленная тема круглого стола "Русская Православная Церковь перед лицом глобальных вызовов" настолько сложна и обширна, что требуется, если подходить по-настоящему серьезно, как минимум научно-практическая богословская конференция, и даже не одна. А вообще это тема соборного уровня. Так что я могу высказать свои самые предварительные соображения, требующие дальнейшего развития и обоснования.

Прежде всего следовало бы разделить на группы эти глобальные вызовы. Я выделил бы три большие группы. Первая группа – это духовные, особенно экклесиологические вызовы, то есть то, что угрожает чистоте святоотеческого учения о Церкви. Главной проблемой здесь видится ложный экуменизм, предполагающий не соборное единство Вселенской Православной Церкви, а универсализм, приводящий к смешению и уничтожению соборности, а значит и самой Церкви. То есть главная опасность ложного экуменизма заключается в том, что он хочет подменить соборность универсализмом. Как писал Владимир Лосский: «Можно говорить о буддийском или мусульманском универсализме, но можно ли когда-либо назвать эти религии "соборными"?» Мне представляется правильным сделать опору при изучении экклесиологических вызовов на труды Алексея Хомякова и Владимира Лосского.

Следует особо выделить вопрос о соблазнах церковного сознания. В своей статье, которая так и называется – «Соблазны церковного сознания» - Владимир Лосский обращает внимание на два таких соблазна, связанных соответственно с монофизитской и несторианской ересями. Неомонофизиты сегодня не желают считаться с реальной жизнью Церкви во времени и пространстве. Они исключают любую икономию церковной жизни. Они фактически полностью разделяют Церковь и реальный мир, в котором Церковь действует и который она питает и духовно просветляет. То есть неомонофизиты считают единственно правильной формой жизни для христианина катакомбу, то есть полный отказ от участия в реальной жизни во всех отношениях – социальном, политическом, культурном.

К неомонофизитству склонны современные крайние консерваторы. Недавние выступления трех удмуртских клириков – яркое тому подтверждение. Интересно заметить, что эта провокация никакого успеха в церковном народе не имела, никто за ними не пошел. Здесь они весьма близки к старообрядчеству, считающему, что в мире правит духовный антихрист. Кстати, именно люди такого типа требовали от Патриарха Сергия разрыва отношений с советской властью. Вообще, отношение к Патриарху Сергию является ключевым при определении дальнейшего пути Русской Православной Церкви, и для ее противостояния глобальным вызовам современности.

А неонесториане считают, что участие Церкви в земных делах – это ее главная цель и критерий ее состоятельности. Полнота Истины, догматы Церкви и чистота ее учения для новых несториан вторичны, и ими, с их точки зрения, можно пожертвовать ради «любви к человеку». В этом случае Церковь растворяется в стихиях мира. Против такого понимания роли Церкви всегда выступал Алексей Хомяков.

Образно говоря, неомонофизитство ведет к окаменению церковного сознания, его капсулированию. А неонесторианство ведет к полному растворению церковного сознания в гуманизме, подменяющем христианскую любовь. Новые несториане сегодня – это церковные либералы.

Хотелось бы особенно подчеркнуть, что ярким примером следования Царским путем, не уклоняющимся ни в монофизитство, ни в несторианство, и был путь Святейшего Патриарха Сергия. Церковные революционеры сегодня, как справа, так и слева, хотят опорочить личность Патриарха Сергия, и тем самым дискредитировать всю нынешнюю церковную иерархию. Подробно об этом мне уже приходилось писать в ряде своих статей.

Вторая группа – это нравственные вызовы. Мир постепенно погружается в тотальную аморальность. Такого, во всяком случае в христианской истории, пожалуй еще не было. Мы имеем дело с массовым аморализмом. Моральное своеволие людей, в том числе и тех, кто считает себя церковными и верующими, переходит все мыслимые границы. Такой тотальный аморализм не мог представить себе даже Федор Михайлович Достоевский. Сегодня Родион Раскольников кажется воплощением добродетели и любви. Сегодня живут и действуют миллионы Раскольниковых, только без всякой нравственной рефлексии относительно того, «тварь ли я дрожащая, или право имею». Теперь всякая «дрожащая тварь» в своем праве убивать ближнего не сомневается. А тут еще некоторые наши церковные либералы выразили готовность одобрить эвтаназию. Вот будет раздолье для молодых отцеубийц!

Современный аморализм активно пропагандируется так называемой антикультурой - постмодерном.

В мире совершается глобальная половая революция. Еще ее можно назвать «голубой» революцией, или «содомской». Содом восстал на святой град Иерусалим. Формируется содомское «общественное мнение», а критерием «политкорректности» становится отношение к содомитам-извращенцам. Тотальный аморализм, аморальное общественное мнение – это главнейшая причина нарастающей ненависти к Христианству и Церкви.

Период относительного благоденствия для Церкви заканчивается. Новые гонения на Православие сначала будут воздвигаться частью общества, а не государством. В этом, на мой взгляд, специфика момента. В этой связи уместно вспомнить нашего выдающегося церковного историка Василия Болотова, который писал: «Судьба Христианства в Римской империи определялась участием трех факторов: отношением к нему простого народа, римского государства и греко-римской интеллигенции». В разные времена в гонениях на Церковь доминировал тот или иной фактор, и никогда эти факторы не выступали одновременно. Это вполне приложимо и к нашей истории. При большевиках, например, главным гонителем было государство. А сегодня таковым постепенно становится общество, то есть часть народа и часть интеллигенции.

Следует отметить, что некоторые поверхностные наблюдатели полагают, что главой причиной недовольства Церковью является отхождение некоторых священнослужителей от евангельских норм жизни, особенно в плане нестяжательства. Конечно, это тоже играет определенную роль, но далеко не главную. Я убежден, что если бы мы завтра все надели рубища и раздали бы свои имения, ненависть в обществе к Церкви и священнослужителям увеличилась бы во много раз. Вот такой парадокс.

Главная причина ненависти мира к Церкви в том, что она просто существует и обличает зло падшего мира.

Третья группа – это социально-политические вызовы. Если говорить о нашем внутреннем положении, то здесь, прежде всего, следует отметить рост социальной напряженности в российском обществе, рост недоверия граждан России, в том числе православных, к наличной государственной власти. Очевидно, развивается такое явление, как государственный нигилизм. Это явление имеет две стороны. С одной стороны, государство все больше игнорирует свои социальные обязательства, а с другой, народ перестает верить, что это государство способно в принципе изменить свою социальную политику. Разрыв между богатыми и бедными достиг такой степени, которая практически гарантирует социальный взрыв, сравнимый с революцией начала прошлого века. Тем более, что по всем признакам мы на пороге нового глобального экономического кризиса.

В такой ситуации введение универсальной электронной карты может стать мощным детонатором социального взрыва. России пока везет, что не появился так называемый субъективный фактор революции, то есть новая большевистская партия с новыми Лениными и Троцкими. Но объективный фактор уже полностью сформирован. Субъективный фактор тоже уже формируется. Вероятнее всего новые большевики произрастут из так называемых либеральных националистов, которые, подобно революционерам прошлого, освобождают себя от всех нравственных обязательств. Либеральные националисты полностью отрицают Церковь  и по существу исповедуют атеизм. Некоторые из них называют себя агностиками. Судя по всему, наши западные враги попытаются использовать в качестве тарана будущей «оранжевой революции» в России именно либеральных националистов в союзе с радикальными либералами (Каспаров и компания).

Русская Православная Церковь, находящаяся между государственной властью и народом, призвана умиротворять общество на всех уровнях. Отсюда – возрастающая активность РПЦ в жизни страны. Надо заметить, что в определенной части российского общества эта активность Церкви вызывает недовольство. Данной части общества не нравится сближение Церкви и государства. Ей очень хотелось бы, чтобы Церковь заняла диссидентствующую позицию, то есть отказалась бы от своей миротворческой миссии. В то же время всегда существует опасность, что государство начнет требовать от Церкви слишком большого сближения, что для нее неприемлемо, поскольку по своему истоку и признаку она "не от мира сего". Так что, образно говоря, Русская Православная Церковь может оказаться между молотом радикальной части общества и наковальней государства. Впрочем, общество и государство могут здесь при определенных обстоятельствах поменяться ролями. Но ведь Евангелие и не обещает Церкви легкой и комфортной жизни.

Если говорить о внешнем положении РПЦ, то здесь очевидна нарастающая тревога либеральных глобалистских сил, вызванная независимостью и активностью нашей Церкви и ее Предстоятеля Святейшего Патриарха Кирилла, последовательно отстаивающего Россию и русский народ, а также резко выступающего против превращения стран и народов в единую серую либеральную массу. Пугает наших оппонентов и то, что Русская Православная Церковь сегодня – единственная стабильная структура в России, сохраняющая строгую иерархичность, и при этом развивающаяся и растущая, что не только препятствует развалу России, но и является залогом ее укрепления. Одним словом Русская Православная Церковь сегодня – мощный фактор сдерживания мировых глобалистских сил. Поэтому следует предполагать, что враг рода человеческого будет предпринимать все новые попытки атаковать нашу Церковь и народ Божий.

Нам нужно готовиться к тяжелой борьбе и жертвам во имя святого Православия и России.

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/05/21/na_poroge_novyh_ispytanij/

[Александр Васильевич]

Суть жидообновленчества

Одним из тяжких недугов поразивших, лишенное защиты Православного Государя, Русское священство, стало обновленчество.

Обновленчество в широком смысле, как сопротивление каноническому, соборному строю церковной жизни, как введение в ее жизнь различных лжеучений, правил и толкований, имело место с самого рождения Церкви, о чем мы можем прочитать в апостольских посланиях. Преподобный Серафим Саровский так говорит о строгом соблюдении канонов Церкви: «Все, что облобызала и приняла Святая Церковь на семи Вселенских Соборах, свято и неуклонно исполняй. Горе тому человеку, который хотя одно слово убавит или прибавит к постановлениям Вселенских Соборов». Все это «убавление и прибавление» имело место в латинстве и иных еретических учениях. Однако суть обновленчества, как особого богоборческого течения, состоит не просто в изменении догматов Церкви и попрании ее соборных постановлений, но в том, что таковые изменения происходят под давлением чуждой Богу государственной власти. Формы обновленчества зависят не от повадок и методов принуждения к измене Христу действующей власти, но от ее характера. Обновленчество движется в ту сторону, в которую ему указывает богоборец-властитель, а потому еретическое обновленчество, обновленчество, вынуждаемое безбожной атеистической имперской властью, и жидовское обновленчество имеют свои неповторимые особенности.

Если нравственной причиной падения в ересь, является диавольская гордыня, то обновленчество вытекает из гордости, тщеславия, сребролюбия, привязанности к мирским благам, малодушия, теплохладности, страха обновленцев из священства за свою жизнь и жизнь близких. Обновленчество всегда маловерно. Оно игнорирует угрозы и предупреждения Бога: «Претерпевший же до конца спасется» (Матф.24:13), «...Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Откр.2:10). Всё это для него не существует.

В настоящее время о самостоятельных и независимых еретических течениях, противоборствующих Церкви говорить нельзя, поскольку практически все лжеучения и расколы в той или иной степени оказались подмятыми жидами, ведущими мир к новому мировому порядку во главе с антихристом и даже те течения, которые в своем истоке имели гордыню, породившую ересь, оказались ныне подчинены жидовской высшей цели: приведения к мировой власти лжемессии. Поэтому в настоящее время глобальным, охватившим различные религии, течением, противостоящим Православию, является жидообновленчество или экуменизм, вбирающий в себя все религиозные направления и нацеленный на создание единой религии антихриста.

Все экуменическое движение происходит под благовидным предлогом борьбы за единство, общечеловеческие ценности, мир и благоденствие народов. «Уже сами слова "Церкви - члены экуменического движения", - пишет архимандрит Рафаил (Карелин), - являются отречением для православных, вступивших в экуменизм, от православной экклезиологии, которая признает только Единую Церковь; а отпавшие от нее или образовавшиеся впоследствии религиозные общины - ересями и расколами. Значит, вступая в экуменизм, православный соглашается с плюрализмом церквей, т.е. принимает в этом смысле протестантскую концепцию. Членство подразумевает равенство. Если Православная Церковь вступает в экуменизм, то значит, что она соглашается, что экуменизм шире, чем Церковь, и она становится частью его. В противном случае, будучи включенным в экуменизм, как в некий союз церквей или в совет церквей, а при этом считая себя за Единую Церковь, она по отношению к ним становится в позицию провинциализма или, проще говоря, одновременно принимает и отрицает, осознает себя Единой Церковью и в тоже время лжет, признавая за другими организациями достоинства и права Церкви: Церковь входит в экуменические организации, т.е. становится частью их. Глава Церкви - Христос, неотделимый от Тела. Значит, или Глава Церкви - Христос становится также членом организации, или Церковь вступает в них без своей Головы... Под словами "поиски единства" скрывается желание образовать религиозный интернационал, где реальность Бога будет заменена сначала абстрактной идеей Бога, а затем идеей человекобожества». Арх. Рафаил (Карелин). Вступив в экуменическое движение.

По жидовским толкованиям все эти «непреходящие блага человечества» для каждого из религиозных направлений есть сверхцель скрытая в глубинах традиционных учений, вытекающих из иудаизма. Так Православным бороться за некое всечеловеческое единство, якобы заповедал Бог. Выступая на юбилейном торжественном акте, посвященном 50-летию ОВЦС, тогда еще митрополит Кирилл (Гундяев) заявил: "Новые направления получили наши контакты с христианами других христианских исповеданий. ...Убежден, что обновленный поиск путей друг к другу христиан традиционно существующих в России конфессий, равно как и верующих разных религий, есть существенный вклад в созидание мира и согласия в обществе, а также свидетельство возможности и полезности добрых межконфессиональных и межрелигиозных отношений перед лицом напряженности, вызванной массовым вторжением в Россию миссионеров разных мастей. Стремление христиан к заповеданному Богом единству есть признак их духовного здоровья, силы, веры и любви. И слава Богу, несмотря на то что нам приходится бороться с теми, кто вторгся к нам сюда, кто пытался развить против нас духовную агрессию, несмотря на эту борьбу, которую мы ведем каждый день, продолжают сохраняться и развиваться добрые отношения с теми неправославным христианами (то есть с еретиками и раскольниками - авт.), которые являются и нашими единомышленниками (т.е. масонами - авт.), которые болеют за судьбу России, за ее духовное единство и благополучие". Умерший патриарх Алексий II также считал христианским долгом и путем к исполнению Христовой заповеди о единстве сотрудничество между различными «христианскими» конфессиями «ради нужд современного мира».

Жидообновленцы лгут, ибо Бог, ставя над всем Свой крест, дал заповедь о разделении - заповедь, противоречащую гуманизму и самолюбию единения: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Матф.10:34-39). В этих словах всё отношение Господа и к веротерпимости и к толерантности. Жидолюбами вместо креста на алтарь воздвигается идол «единства», в жертву же приносится Вера и обольщенные человеческие души.

О христианском единстве Господь сказал: «Да будут все едино», - но продолжил, указывая чему должно быть подобно это единство и для чего - как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, [так] и они да будут в Нас едино, - да уверует мир, что Ты послал Меня» (Иоан.17:21). Таково ли то единство, о котором так пекутся готовящие воцарение антихриста волки в митрах?

Для приведения ко рву, который выкопали жиды человечеству, все религии, независимо от вероучения, должны быть по замыслу кагала трансформированы в системе своего управления их религиозными креатурами - жидоцерковниками, проведенными в высшее управление религиозных организаций. Должна быть осуществлена централизация религиозной власти (по системе папизма) и установлен авторитарный принцип управления, даже в том случае когда это противоречит традициям той или иной религии. Так насильственный переворот в лучших традициях жидовского нахрапа, в управлении РПЦ МП был осуществлен на юбилейном Архиерейском соборе 2000 года. Согласно Главе III Устава, выработанной на этом соборе, не поместный, как это всегда канонически было в Русской Православной Церкви, а «архиерейский Собор является высшим органом иерархического управления Русской Православной Церкви и состоит из епархиальных архиереев, а также викарных архиереев, возглавляющих Синодальные учреждения и Духовные академии или имеющих каноническую юрисдикцию над подведомственными им приходами».

После централизации, по замыслу жидовского зверья, должна быть проведена чистка всего контрреволюционного (то есть верного Богу) церковного аппарата, что должно послужить подготовке реформирования (обрезания) религиозного учения. Оно должно стать гуманным (то есть должна быть выхолощено все, что касается борьбы со страстями, воздержанием, аскетикой), антихристово-центричным и жидолюбивым (должна быть проведена ревизия всего учения Церкви и пересмотрены все места Писания, где иудеи подаются в негативном свете). В этом ключе обновленчество должно коснуться и всего строя церковной жизни: ее уставов, богослужения и пр.

Так апокалиптический зверь с двумя рогами, подобными агнчим, который однако, говорит "как дракон" и "заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю" (Откр. 13, 11-12), ведет на наших глазах свою работу, прельщая и избранных (Мар.13:22).

Современная жидообновленческая деятельность, хотя и имеет с обновленческой деятельностью 20-х сходные черты, отлична от нее в своем содержании. Задачи, которые поставил кагал перед обновленцами вытекают не из идейной или имперской, как это было в прошлом, а из жидовской цели - мировое господство, установление власти антихриста, а поэтому задачей максимум поставленной перед обновленцами стало так трансформировать Церковь, чтобы она превратилась в загонщика гоев в жидовское стойло. Этапность осуществления этой цели следующая: 1) оправдать жидовство, 2) покаяться перед жидовством, 3) экуменически объединиться с жидовством для встречи «общего мессии». Эта задача максимум в отношение РПЦ МП пока не решена, но находится в стадии своего выполнения.

Задачей минимум, поставленной перед жидообновленцами стало так изменить духовную жизнь Церкви, чтобы превратить ее в источник «нервно-паралитического» ядовитого тумана для гоев. То есть церковная суррогатная духовность должна по замыслу жидов, отбивать у человеческого скота охоту к любому сопротивлению действиям кагала, уводить в область душевного самокопания и индивидуализма, в область лубочного патриархального умиления и переформатированной жидами истории России. Из Православия должны исчезнуть патриотизм, монархизм, эсхатологизм, аскетизм и все, что касается жестокой войны, которую ведет сейчас кагал за мировое господство. Из Православия должен уйти святой национализм - любовь к своему, избранному Богом и предстоящему Ему народу, с его падениями и взлетами, его мужеством и героизмом, с его верой в воскресение. За внешне благочестивыми фразами жидообновленцев скрыт всё тот же мертвящий «космополитен», только на православный манер.

http://www.polemics.ru/articles/?articleID=16371&hideText=0&itemPage=1

[Владимир Несамарский]

Дорогой Александр Васильевич, дорогие братия и сестры!

Хочу поместить несколько предупредительных слов, которые Вы, Алексадр Васильевич, как полагаю, упустили вставить, чтоб все четче понимали и источник и авторитетность текста.

Это статья полемическая и размещена в первоисточнике как "полемическая заметка" за авторством некоего "Кареглазого". Сердцем поддерживаю основные идеи этой статьи, характеристику современного экуменизма как явного кагального заговора и опору на Святое Благовествование от Матфея в разъяснении отличия между христианским человеколюбием и лживым учением гуманизма. Но умоляю увидеть, что статья смутительная, потому что невольно натравливает читателя на священноначалие Русской Православной Церкви, которая, как известно, участвуует во Всемирном Совете Церквей. Я лично этого не понимаю, что для меня прискорбно. Но это мое (и многих братьев и сестер на нашем форуме) непонимание не может быть поводом к осуждению Церкви. А статья может быть понята именно так, против чего я уже как администратор хочу предупредить.

[Александр Васильевич]

Дорогой Владимир!

С Днём Святой Троицы!

Я перечитал ещё раз статью и не могу не согласиться с Вами, дорогой мой брат. Однако разместил я её из-за антиэкуменического настроя, который, как и Вы, разделяю. К сожалению, проэкуменические, пропапистские, модернистские тенденции в нашей Церкви всё усиливаются. Вот пара ссылок на новости, вызывающие просто скорбь:

http://www.sedmitza.ru/news/2243009.html

http://www.sedmitza.ru/news/2237720.html

Я не стал их текстуально размещать на Русской Беседе, дабы не смущать наших читателей. Такое же расстройство вызвали пропапистские заявления одного из высших иерархов РПЦ, а также его музыцирование в католическом костёле в Москве в дни Великого Поста накануне Страстной Седмицы.

Вы знаете, за многие годы работы нашего Форума мы избегаем критики священноначалия. Если Вы считаете, что размещённая мною данная статья не соответствует линии Русской Беседы, Вы вольны удалить её. Никаких возражений с моей стороны не будет. Это касается всех остальных материалов размещённых мною. По-моему никаких расхождений в этих вопросах у нас с Вами никогда не было.

Простите, если смутил Вас или кого ещё из братий и сестёр.

Ваш во Христе
А.В.

[Александр Васильевич]

Борис Гребенщиков поставил все точки над «i»

Церковь и попы ему не нужны – у него прямая связь с Богом



Ну вот и закончилась наконец история с «судом» над Гребенщиковым. Она закончилась именно сейчас, а не раньше. Проблема формы проведения дискуссий относительно религиозно-философских взглядов публичных людей была решена дисциплинарно-канонически. Об этом писали и повторяться не стоит. А вот ситуация с «религиозной ориентацией» властителя дум поколений оставалась подвешенной. Часть московских коллег считали и считают Бориса Гребенщикова либо православным человеком, либо стоящим на пороге Церкви. По личной просьбе одного очень известного московского батюшки я все эти месяцы выдерживал «мораторий» на обсуждение темы «Борис Гребенщиков, как религиозный тип» (почти по Александру Леонидовичу Дворкину). Названный батюшка уверял меня, что Борис Борисович вот-вот придет в Православие, что он уже на пороге (кстати, при этом в официальных письмах он же противоречиво утверждал, что Гребенщиков давно человек церковный, что у Бориса есть духовник, клирик Русской Православной Церкви, он у него исповедуется и причащается Святых Христовых Тайн), просил немного подождать, ну совсем чуть-чуть. Сам маэстро хранил «мудрое», по словам этого священника, молчание. Но я знал, что рано или поздно рок-гуру заговорит. И он «заговорил». В среду Гребенщиков дал большое интервью газете «Сегодня» и поставил все точки над «i».

Из этого интервью ясно:

1) Б.Б. читает слишком много желтой прессы. Иначе откуда он мог взять, что «часть Тульской епархии» с ним «ведет борьбу»? Что за «часть»??? Какая часть? 1/3, 2/3, 3/4??? Какую борьбу??? Зачем? Для чего? Это, да простит меня музыкант, напоминает прямо какую-то манию преследования. С чего-то он решил также, что из него в Туле «сделали» беса и черного мага? Как постоянно находящийся «в духовном поиске» Борис Борисович должен был бы знать, что бесы суть духи бестелесные, сам же рок-исполнитель на последних фотографиях, как бы тактично сказать, бестелесностью не страдает, что ли. Маг ли он? Черный или зеленый, может, голубой? Кто знает?! Только, наверное, он сам. «Медицинским фактом», если судить по официальным многолетним интервью барда (даже по этому, последнему) и по поступкам, конечно, является то, что Борис Борисович – обычный оккультный синкретист. Или «необычный». Очень талантливый.

2) Православный ли он? Я уже устал об этом говорить моим столичным коллегам. Сколько можно гадать? Мастер давно ответил на эти вопросы. Отвечает сам в названном интервью. Говорит исчерпывающе, и про свою «православность» (которая «исчерпывается» его пребыванием в православном храме, в его «атмосфере», впрочем, как в «атмосферах» буддистских культовых зданий, или исламских мечетей), и про то, как «он идет к Церкви» (как изящно выражается постоянно поминаемый мной московский батюшка). Специально для него и московских коллег цитирую «пришедшего к Православию» Гребенщикова: «Незачем идти в церковь, когда Бог везде. Незачем слушать священника, когда можно спросить у Бога напрямую. Не нужны посредники...» Ну куда уж яснее? Не нужны вы ему, уважаемые отцы. Как-нибудь, говорит, без посредничков разберемся.

3) Естественно, сам себя Б.Б. не может назвать таким наукообразным термином как оккультный синкретист, поэтому осторожно так (а то опять назовут бесом) определяет «я – интересующийся». Вот только сама жизнь Бориса Борисовича показывает, что он оккультный синкретист не только по мировоззрению, но и на практике. В смысле, он интересуется, ВСЕ ПРОБУЯ. И это тоже, увы, «медицинский факт». Да не один. Прохождение обрядов у американской оккультистки, «буддистские» медитации, сочинение мантр, занятия йогой, полеты (не на метле, конечно, на самолете) к индийскому «учителю» Саи Бабе (это когда в народе сложили поговорку «нас на Бабу променял»). Наконец, реальное отречение от своего имени, данном в крещении, при инициации у сектантского гуру Шри Чин Моя (теперь он – Борис Борисович «Пурушутамма», то бишь, выходящий за все пределы. Реально так выходящий. Без дураков). Кажется, все уже сказано. Миллион раз. И подтверждено в миллион первый самим Гребенщиковым. Ну не надо насиловать человека, отцы. Не надо заставлять его быть православным. Ну, пожалейте вы его. Вчитайтесь в его слова. Борис Борисович имеет право не быть православным. При этом, еще раз подчеркну: Бориса Борисовича никто не гонит и не «преследует». По моему, он сам себя с годами «загнал» куда-то, как Толстой, с которым его почему-то все время сравнивают (м.б. потому что «замешана» Тульская губерния?). Тот тоже метался, «искал», «интересовался», но жизнь закончил как-то совсем печально. Ночь, побег из дома, так и не решился войти в келью к старцу в Оптиной, Остапово, койка, «для меня причащаться на смертном одре все равно, что рассматривать порнографические картинки», смерть, лес, овраг, могила без креста... вдалеке от могилы детей и Софьи Андреевны... Можно ли надеяться, что Борис Борисович все-таки определиться, кто он? Надежда умирает последней, конечно. Но что-то подсказывает, что он так и будет до конца жизни искать духовный экстаз во всем, что ему кажется «духовным». Зачем ему посредники? У него прямая связь с Космосом!

Валерий Отставных, православный религиовед и журналист

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/06/24/boris_grebenwikov_postavil_vse_tochki_nad_i/

[Александр Васильевич]

«Может быть, честной компании уехать на Шпицберген или в Антарктиду?»

Иерей Сергий Карамышев возмущен высказываниями священников, раздававшимся на презентации очередной книги отца Г.Митрофанова



Как сообщалось, 21 сентября в Москве в Культурном центре «Покровские ворота» прошла презентация очередной книги протоиерея Георгия Митрофанова «Русская Православная Церковь на историческом перепутье ХХ века». Мероприятие вел ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии» Сергей Чапнин. В презентации приняли участие настоятель храма Космы и Дамиана в Шубине протоирей Александр Борисов, настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Хохлах протоиерей Алексий Уминский, игумен Петр Мещеринов и другие священники и миряне. Свое мнение о презентации высказал настоятель храма Св. Троицы пос. Каменники Рыбинского благочиния Ярославской епархии иерей Сергий Карамышев:

Хороша презентация, на которой поливают грязью Мать-Церковь! Презентация значит «представление». Всякий священнослужитель, выступая перед общественностью, представляет не столько себя или какие-то свои труды, сколько Церковь, к которой сам принадлежит. Он призван ее не только представлять, но и защищать от нападок чуждых ей людей. Однако некоторые из выступавших священнослужителей говорили о Церкви как-то больно уж, мягко говоря, отстраненно. Так игумен Петр Мещеринов указал на «противостояние Церкви и интеллигенции» (интересно, сам он себя к какой общности причисляет?), автор же книги протоиерей Георгий добавил: «Надо, чтобы Церковь научилась видеть в интеллигенте человека. Надо научиться говорить по-человечески». Как-то сразу вспоминается М.С.Горбачев, в свое время говоривший о «социализме с человеческим лицом». Одним словом, над собранием веял дух гуманизма с его главным лозунгом: «Человек мера всех вещей».

Выступление протоиерея Александра Борисова было в том же духе: «Язва большевизма менее опасна, чем язва империи» – ведь «задача государства не в том, чтобы его боялись, а чтобы людям жилось хорошо», и тоже отдает советским фольклором: «Лишь бы не было войны», а все прочее пусть хоть сто раз подряд развалится.

Профессор С.-Петербургской духовной академии прот. Георгий Митрофанов, известный по прежней своей книге «Трагедия России. "Запретные" темы истории ХХ века.» как апологет генерала Власова, а по нынешней – как «разоблачитель» Патриарха Сергия, собирается выпустить еще одну книгу, под названием: «РПЦ: Церковь Ксеркса или Церковь Христа?», уже о современности. На презентации он сказал: «Меня совершенно не интересует судьба той страны, которая называлась Советский Союз, а теперь называется Российской Федерацией. Я не могу гордиться страной, которая так истребляла Церковь». Свт. Филарет Московский говорил иначе: плохой гражданин земного отечества и для Небесного негоден. Грех хамства, а неприязнь и насмешки хоть по отношению к матери-родине, хоть – к Матери-Церкви его частные проявления, можно сказать, один из самых диавольских, почему пророк Моисей заповедал: «Злословящий отца или мать смертию да умрет». Поэтому где названный грех господствует, там не может быть ничего доброго: ни свободы, ни любви, в отсутствии каковых качеств собравшиеся клирики почему-то решили обвинить всю Русскую Церковь, тем самым ставя себя где-то сбоку от нее.

В последние четверть века в определенных кругах, культивирующих хамство, очень модно бранить «эту страну». А что если протоиерею Георгию Митрофанову со своей честной компанией мысленно перенестись из неприветливой, сумрачной, холодной России, например, в солнечную Никомидию времен императора Диоклетиана? Был у этого императора знаменитый генерал Георгий. По логике прот. Георгия, ему следовало бы при поддержке враждебной Риму Персии создать свою Освободительную армию и начать восстание против богоборческой власти. А он что? В сравнении с Власовым это не генерал, а какое-то недоразумение... Да и сколько было подобных ему в те времена: Артемий, Прокопий, Феодор Стратилат, Андрей Стратилат, Евстафий Плакида, целый Молниеносный легион, 40 Севастийских мучеников и т.д.? Одним словом, сплошное «сергианство». Не на высоте был и епископат: вместо того, чтобы призывать к восстанию против Диоклетиана и к военному союзу с Персией, безчеловечные христианские епископы благословляли людей на муки: ведь это же какой-то садизм... А взять тех же отцов Первого Вселенского Собора: как же они посмели заседать совместно с некрещеным императором, носившим ужасный титул Pontifex maximus?

Ну а если копнуть глубже, век апостольский? И там все то же махровое «сергианство». Как смели апостолы Петр и Павел призывать к покорности языческой власти, как смели призывать христиан молиться за царей, оплот ненавистной Империи? Да ведь апостолы же призывали людей на муки: «Злопостражди яко добр воин Иисус Христов» (2 Тим. 2, 3). Одним словом, куда ни кинь взор – сплошное махровое «сергианство».

Вот то ли дело иудеи! Они не стали терпеть власть язычников. Их доблестные вожди: Иуда Галилеянин (упомянутый в книге Деяний св. апостолов), Симон с Иоанном (что возглавляли оборону Иерусалима в 70-м году), Вар Кохеба (объявивший себя «христом» при императоре Адриане) постоянно поднимали восстания. Вот с кого пример надо брать!

Будем ждать: решится прот. Георгий Митрофанов со своей честной компанией отряхнуть прах, прилипший к его ногам во время его пребывания в Православной Церкви с ее двухтысячелетним «сергианством», уйдет ли от «Ксеркса» дабы слиться со «христом», или же будет продолжать, как волжский бурлак, тянуть непосильный груз церковно-государственных и государственно-церковных традиций? А может быть, честной компании уехать, наконец, из «этой страны» в такую страну, где никогда не было религиозных гонений: куда-нибудь на Шпицберген или в Антарктиду? Вот уж где заживут во всяком благочестии и чистоте!»

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/09/23/mozhet_byt_chestnoj_kompanii_uehat_na_shpicbergen_ili_v_antarktidu/

[Александр Васильевич]

Алексей Светозарский: Отцу Митрофанову остается только сложить с себя сан

Известный церковный историк о подтасовках и передергиваниях, содержащихся в книге священника «Русская Православная Церковь на историческом перепутье XX века»



«В вышедшем в свет новом сборнике статей протоиерея Георгия Митрофанова много повторных публикаций. Правда, в нем нет того, что вызвало серьезное неприятие позиции автора ранее, после издания «Трагедии России». Меня заинтересовали две новые статьи в сборнике. В одной из них автор проговаривает свою позицию в отношении новомучеников из числа непоминающих митрополита Сергия. Здесь явно педалируется то, что раз новомученики - святые и их прославили, то теперь мы должны внимать всему тому, что они говорили. Для историка подобный прием очень странен. Вспомним, например, в этом контексте историю догматических споров, в которых принимали участие достойнейшие люди, впоследствии канонизированные Церковью - они друг на друга возлагали анафематизмы разного рода! Но это был спор современников. Давайте вспомним время патриархов Фотия и Игнатия - какая там была напряженная ситуация…» - заявил в интервью порталу «Татьянин День»   заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии профессор Алексей Константинович Светозарский в связи с презентацией новой книги протоиерея Георгия Митрофанова «Русская Православная Церковь на историческом перепутье XX века». 

«К тому же, - продолжил историк, - апеллировать к позиции новомучеников странно еще и потому, что она у них была неоднозначна по поводу непоминания. Например, святитель Кирилл (Смирнов) советовал своим духовным чадам не ходить в «сергианские» храмы, однако, при отсутствии выбора все же разрешал там молиться. А вот пример митрополита Иосифа (Петровых), который был канонизирован Русской Зарубежной Церковью, свидетельствует об обратном. Автор пишет, что в настоящее время комиссией по канонизации обсуждается вопрос о причислении владыки Иосифа к лику святых - после этого членам комиссии в священном сане остается этот сан с себя сложить, потому что митрополит Иосиф жестко заявлял о том, что таинства «сергиан» безблагодатны. А священники из комиссии, да и сам автор сборника, приняли священство именно у «сергианских» архиереев».

«Несостоятельно, на мой взгляд, также и сравнение жизненных путей и позиций митрополита, а затем патриарха Сергия (Страгородского) и его тезки, митрополита Сергия (Воскресенского). Несостоятельно, прежде всего, потому, что мы все-таки не может однозначно, абсолютно точно сегодня сказать, кто такой был митрополит Сергий (Воскресенский). Мы не знаем, по чьему-то приказу или по своей инициативе он остался под оккупантами. Это могло быть задание, чего нельзя исключить. Он мог быть двойным агентом, мог быть агентом, вышедшим из-под контроля, а мог быть вообще не агентом. И пока мы в этом не разберемся - если это и будет, то нескоро - эту фигуру трогать опасно, чтобы не нагромоздить каких-то ложных выводов. При сравнении двух Сергиев за рамками осталось обращение Сергия Младшего в 1943 году, во время наступления Советской армии, к жителям Прибалтики и вообще всех территорий, на которые распространялась юрисдикцией его экзархата с тем, чтобы они вставали в ряды вермахта. Я сам видел этот документ - типографским способом отпечатанный призыв отвергать помощь Советов и вступать во вражескую армию. Митрополит Сергий понудил подписаться под этим призывом все подвластное ему духовенство (сами священнослужители поставили свои подписи или это сделали за них - уже трудно сказать). Отсюда - история преследования священников Прибалтики и всего северо-западного края, в том числе - игумена Павла (Горшкова), наместника Псково-Печерского монастыря», - отметил профессор Светозарский.

«На мой взгляд, - продолжил эксперт, - нельзя смотреть на митрополита Сергия (Страгородского), будущего патриарха, с точки зрения непоминающих новомучеников. Их период прекращается с концом эпохой «большого террора», когда люди физически уничтожались. Потом история пошла не так - если бы террор продолжался, как намечалось, то в стране действительно не осталось бы ни одного священника. Но началась война, и митрополит Сергий благословил наш народ на борьбу с врагом. Да, понятно, что митрополит Сергий был далеко не Гермоген, но тем не менее, именно он призвал всех на сопротивление фашизму - это факт непреложный и именно таковым и останется, хотя все остальные детали его биографии можно обсуждать. У отца Георгия есть интересный момент: он пишет, что митрополит Сергий или Сергий Младший (так его называли современники, так называют и исследователи, чтобы различать двух митрополитов) остался в оккупации в Риге по благословению Сергия Старшего. Для меня это новость, откуда взялась эта информация - непонятно».


_{о. Георгий Митрофанов}

«Еще один момент: автор распространяет прещения, вынесенные Архиерейским Собором 1943 года, на прихожан почти 12 тысяч храмов, которые оказались на землях, захваченных фашистами. Если исходить из текста постановления этого Собора, то речь обо всех без исключения прихожанах не шла - там осуждались, что вполне понятно в контексте времени, духовные лица и миряне, сотрудничавшие с оккупантами. Это, не скажу - передергивание, но - неточность. Если вернуться к трактовке личности митрополита Сергия (Воскресенского), то отец Георгий приводит у себя в книге факт того, что владыка был агентом, который был направлен в Прибалтику для устройства там церковной жизни. Факт этот приводится со ссылкой на АПРФ - я думаю, что это Архив Президента Российской Федерации. Я не знаю, прямая ли это ссылка, потому что попасть в этот архив достаточно сложно. Единственный человек, который с этим документом точно работал - московский писатель Михаил Иванович Вострышев, который в свое время текст этого документа опубликовал в газете «Московская правда», но, правда, это не вызвало отклика у исследователей. Отец Георгий безапелляционно заявляет (потом, правда, оговаривается, что возможны варианты), что митрополита Сергия (Воскресенского) убили агенты НКВД. Насколько я знаю, исследователи давно от этой версии отказались», - обратил внимание заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии.

«Книга отца Георгия по своему жанру - это историческая публицистика. Все мы можем рассуждать на исторические темы, в том числе, и ваш покорный слуга. Повторюсь: в книге нет ничего принципиально нового - автор снова проговаривает свои взгляды, но без крайностей. В этом смысле его книга похожа на попытку реабилитации. Грустно при этом, что единомышленники отца Георгия - их немного, но они неутомимы - продолжают возводить стену между реальной историей и той историей, которую они себе мыслят. Грустно, что они не хотят пересматривать уже совсем замшелые взгляды и более того - не обращать внимания на элементарную фактологию», - заключил профессор Алексей Константинович Светозарский.

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/09/24/aleksej_svetozarskij_otcu_mitrofanovu_ostaetsya_tolko_slozhit_s_sebya_san/

[Александр Васильевич]

«Патриарх Сергий устраивал церковную политику настолько мудро, насколько это было возможно»

Алексей Светозарский о недавних заявлениях о. Г.Митрофанова, о Патриархах Тихоне и Сергии и об идеальной модели церковно-государственных отношений



«Российская Федерация изначально объявила себя преемницей СССР, несущей весь груз ответственности. Является она преемницей СССР и потому, что все, что у нас работает, было создано в период Советского государства. Но при этом, на мой взгляд, следует сделать одно замечание: реальные посты государственной и общественной жизни даже в те времена не всегда были вплотную сопряжены с постулатами официальной коммунистической идеологии. Хотя понятия "советский" и "коммунистический" развести достаточно сложно, если возможно вообще, но сам факт допущения со стороны государства возрождения церковной жизни на территории СССР в военные и послевоенные годы свидетельствует о том, что такое в истории было возможно. И далеко не всегда государство, устремляясь к прагматическим целям, следовало коммунистическим идеологемам. Сфера государственной жизни все же была несколько шире. В силу этого и возникла некая особая зона, "на территории" которой и происходило это возрождение. Оно было освобождено от идеологического диктата, и это совершенно очевидно, но не было свободно от государственного контроля. И за это тоже мы должны быть той эпохе благодарны», - заявил в интервью сайту «Православие и мир» заведующий кафедрой церковной истории Московской Духовной Академии профессор Алексей Константинович Светозарский, комментируя недавние заявления о. Г.Митрофанова. 

А.Светозарский также прокомментировал слова Патриарха Сергия (Страгородского): «Мы хотим считать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости которой – наши радости и беды которой – наши беды». По словам церковного историка, к 1941 году Советский Союз на все сто процентов стал гражданской родиной всех русских православных людей. «Думаю, что тот, кто с этим не соглашался, предавал Родину — давайте называть вещи своими именами. Можно было дистанцироваться от лишних трескучих фраз, потому что советская пропаганда была разная, в том числе и не очень удачная, как и во всяком военном конфликте. Но реальность заставляла христианина под этими словами подписываться», - продолжил он.

«Патриарха Сергия часто обвиняют в узурпации власти, делая почему-то из этого вывод о безблагодатности всей возглавляемой им Церкви. Я тут вижу альтернативу. Патриарх Сергий — это человек, который брал на себя ответственность не за чистоту риз, а за церковное управление. Он видел, что разрушение этой вертикали приведет к одичанию людей. Сначала будут подпольные общины, а потом все выродится в беспоповщину, что и произошло с некоторыми ветвями "катакомбной" церкви, где руководят не епископы, не священники, а некие старцы и старицы. Митрополит Сергий взял на себя ответственность за дела церковного управления. Вспомните, его недолгого предшественника на том же посту, священномученика Серафима (Самойловича), который сразу предупредил собратьев епископов: "Ко мне не обращаться. Думайте, как хотите, выживайте сами, как хотите, меня не трогайте". Митрополит Сергий этого не сделал. Понятно, почему он фигура неудобная. Некоторых людей с историческим образованием не устраивает целый период истории. Но он был. И одна из ключевых фигур в этом периоде — как раз Патриарх Сергий, и его как-то нужно дискредитировать. Не будем его и идеализировать, но не будем отнимать у него мужества. Смерти он не боялся. Не будем отнимать у него и мудрости. Он был намного старше тех молодых епископов, которые на него нападали. Он пережил три революции и несколько войн: Русско-Турецкую, Русско-Японскую, Первую Мировую, Гражданскую и последующие конфликты в советское время. На мой взгляд, он устраивал церковную политику настолько мудро, насколько это было возможно», - отметил Светозарский.

Историк отметил, что Патриарха Сергия нередко обвиняют в конформизме, в том, что он поставил Церковь под контроль государства. «А существовал ли в то время хоть один институт, который не находился под контролем? Если да, мы его поставим в пример», - заметил А.Светозарский.

Также церковный историк напомнил, что и Святейший Патриарх Тихон в конце жизни призывал к лояльности к советской власти. Он написал так называемое «Покаянное письмо» – заявление в Верховный суд о своей предыдущей деятельности, но все равно был оставлен под следствием. Дело было прекращено только после смерти.

«Можно сказать, что его взгляды эволюционировали, потому что стремительно менялась обстановка. Одно дело, когда святитель Тихон был в окружении лучших умов Церкви. Он в послании писал от своего имени, но было понятно, что за ним стояла целая когорта высококвалифицированных образованных людей с высокими представлениями и об общественной жизни, и о роли Церкви. А потом он остался один и должен был страдать за всю Церковь. И в этом его подвиг. Когда он выпустил свои новые послания, часть общества была разочарована. Для людей, которые воспринимают события только внешне, дело выглядело так: "И этот сломался". Были такие разговоры, когда он служил первую литургию в Донском монастыре в 23-м году после освобождения из-под ареста», - добавил Светозарский.

Он отметил, что образ Патриарха совершенно искажен попыткой представить его этаким борцом с большевизмом. «Существующий режим был по понятным причинам для Патриарха Тихона неприемлем, но он понимал, что и при этом режиме нужно строить церковную жизнь», - подчеркнул историк.

«Надо рассматривать события церковной истории в живом историческом контексте, чего обычно не делают. В этот период уничтожались целые группы людей. Был подход социальный: человек, принадлежавший к некоему слою, сразу попадал в группу риска. Если мы будем объяснять людям, что значит "гонения на Церковь" в подобных категориях, люди не поймут, чем репрессированные священнослужители отличаются от репрессированных историков, геологов или участников какой-нибудь экзотической экспедиции, которых потом всех расстреляли — не поймут просто потому, что для секулярного общества непонятны термины "безбожная власть" или "безбожное государство". Если мы будем говорить о причинах гонения на Церковь, мы должны будем вводить понятие "мученичество", а также честно признаваться, что у гонений были и внутренние причины, которые крылись в несовершенствах церковной жизни. А уж гордиться или не гордиться — все познается в сравнении. Мы прожили двадцать лет в постсоветском обществе. Каждый может посчитать и посмотреть», - заметил церковный историк.

По словам А.Светозарского, у о. Георгия Митрофанова трагическое мироощущение. «О трагедии, конечно, можно говорить. О величайшей трагедии неготовности встретить определенные исторические события. Если бы дело сводилось к нехорошим большевикам, которые высадились с Марса, было бы прекрасно, на них бы мы все и списали. Но у того, что произошло и с Церковью, и с обществом, были огромные внутренние причины, и о них нужно помнить. Они глубже, чем о них принято говорить сейчас. Это и раскол в обществе, связанный с тем, что появляется несколько культур. Конечно, социального равенства никогда не было и быть не может, но общая древнерусская культура в силу объективных причин проходит процесс секуляризации, начиная не только с петровского времени. Выделяется отдельно дворянская культура, где говорят на других языках, где мыслят совершенно в других категориях, в отличие от большинства населения. Конфликт этих культур, которые не понимали друг друга, был неизбежен и естественен. Это и благодушие в церковной жизни. При этом клерикальная культура была несколько высокомерна по отношению к народу: большинство церковнослужителей были образованными людьми, а большинство их паствы не умело читать и писать. Большевики провели несколько успешных пропагандистских компаний, которые дискредитировали Церковь в глазах миллионов. В том числе это были кампании по изъятию ценностей и вскрытию мощей. Они носила кощунственный характер, но многих простых людей убеждала в том, что их обманывают. Потому что священники, поставленные учить, не привыкли ни в чем наставлять народ, не удосужились объяснить даже сущность почитания святых мощей», - продолжил церковный историк.

А.Светозарский считает, что «дореволюционное духовенство недостаточно уделяло внимания народному образованию, держали их за каких-то полудетей — чего только стоит циничный гриф на книжках, который мне приходилось встречать: "Для войск и народа". Это все равно, что "солдатам и собакам вход воспрещен"».

«…Я Синодальный период не абсолютизирую, он очень дискутируемый. Есть и сторонники этой системы, хотя их немного. Есть и противники Синодальной Церкви, которые говорят, что изменен канонический строй, а, значит, все и погибло. Я думаю, что истина лежит посередине. У этой эпохи была масса положительных и отрицательных черт, которые потом и сказались на последующих событиях. Главная, внутренняя причина — предреволюционная Церковь не могла в силу своего положения как части государства дать ответ на два самых актуальных вопроса: крестьянский и рабочий. Эти вопросы решали другие люди», - подчеркнул церковный историк.

По словам А.Светозарского, поиски идеальной модели церковно-государственных отношений составляют суть истории отношений государства и Церкви. «Наверное, идеальных моделей нет. Есть жизненные. Мы говорим об упразднении Патриаршества, и из этого выводим, на мой взгляд, ложные суждения, что Церковь стала безгласной. Но Церковь стала безгласной, когда стало укрепляться государство. Наши первые святители, как над нежным ростком, склонялись над первой московской государственностью, благословили именно ее, объединяющую земли вокруг единого центра. А потом произошел конфликт. Постепенно и митрополиты, и Патриархи утратили право критики власти. И это произошло, когда государство почувствовало себя сильным. Никакое государство не может оставлять религиозную сферу свободной. Оно может по-разному эти отношения камуфлировать, может сохранять их в форме демократии, но не может оставаться равнодушным к этому вопросу», - подчеркнул Алексей Светозарский.

http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/10/01/patriarh_sergij_ustraival_cerkovnuyu_politiku_nastolko_mudro_naskolko_eto_bylo_vozmozhno/