О богословствовании как таковом
Скорее всего, — мною упущено нечто самое главное. Просмотрев всю эту «ветку» — никак не могу понять, о какой именно ереси, собственно — еретическом учении, — Вы говорите, «Работа» Мамонне. — Она есть распространеннейший человеческий грех,поскольку работу эту не следует понимать только в плане материальном. Это, впрочем, само собою разумеется. Но — в чем ересь? Проф. Осипов и о. диакон Кураев вообще не могут быть рассматриваемы как богословы, но (в лучшем случае) только в качестве «преподавателей богословских дисциплин», авторов трудов с церковно-богословскою тематикою. Я подчеркиваю очевидное, чтобы сказать — сочинения их для православного не есть учительные, ибо не признаны таковыми Церковными Соборами. Итак, все, ими написанное — есть плод их личной творческой энергии в жанре историко-философской эссеистики. Плоды эти мне представляются весьма посредственными, и уже по одному этому извлечение из них наслоений, условно говоря, еретических, либо — франк-масонских (да и есть ли они там?), оказывается делом достаточно безполезным. Скажу еще нечто общеизвестное: богословие в Православии — это не умозрение, но самая жизнь во Христе, т.е. не теоретизирование любой степени изящества, а результат горнего духовного опыта пишущего. Потому-то Преподобный Силуан Афонский говорил: «если ты хорошо молишься, то ты богослов». Богослов в Православии — это тот, кто может сказать вслед за Апостолом: «Изволися Духу Святому и нам». Таковы писания Святых Отец, Самою Церковью признанных. В пределах этих святоотеческих писаний, — точнее, в русле их, — находятся творения св. подвижников благочестия: скажем, Феофана Затворника, Оптинских Старцев, Иоанна Кронштадского, Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского. И наконец, в пределах писанных трудов св. подвижников благочестия — пребывают книги видных предстоятелей Православной Церкви, как, например, архиеп. Аверкия (Таушева), митр. Иоанна (Снычева). Во всех случаях единственным доступным нашему ощущению критерием православности сих трудов — есть самая жизнь их авторов, их верность монашеским обетам, их архипастырское и пастырское служение и — очень существенно! — их соответствие апостольским словым: «Все, хотящие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы». Благодатная гонимость от внешних, он лжебратий и проч. под. — есть почти постоянный (точнее — почти постоянно наблюдаемый) признак земной жизни ревностного православного, тем паче того, кто дерзает учительствовать (а написание и издание трудов духовного содержания — это именно учительство). Окончательное же решение-оценка того или иного духовного сочинения — принадлежит Церкви, Которая, как мы знаем из церковной же истории, — в своем святом трезвении никогда не торопится. На практике, как мне, невежде, тысячу раз успевшему обжечься, кажется, — лучше ограничиваться чтением творений св. преподобных Отец и учителей, св. подвижников благочестия — и повсеместно уважаемых, известных своей безкомпромиссной, праведной и благочестивой жизнью пастырей и архипастырей (хотя книги сих последних — не могут быть всегда и безусловно признаны учительными). От чтения же современных сочинений безчисленных сегодня авторов, поднимающих «церковно-богословские вопросы» — предпочтительнее воздерживаться. Даже лучшие из них — отличаются надменным всезнайством, «мистическим глобализмом», злобными сарказмами по отношению к противникам, гневливостью,мудрованием, безумною дерзостью в толковании священных текстов, — при том, что самое чтение сих текстов не может не вызвать трепета, ибо писаны они, буквально, Святым Духом. А главный признак таковых книг — простодушная уверенность их авторов, что они и вправду нечто САМИ ЗНАЮТ. То, что подвижнику далеко не всегда дается от Господа спустя десятилетия покаянного плача — авторы эти думают извлечь при помощи «эрудиции» и «методов исследования». Книги эти — относятся к разряду т.н. научных. А наука, по верному слову Леонтьева, может развиваться «только в сознании своего ничтожества».
