Re: Ченстоховская икона...
Из интервью с автором книги: …никто поделать ничего не смог. Нет, смог один, — который не стрелял. Василий Николаевич Секретарюк. Книга издана при содействии Фонда “Злука”. Львов, 2001 г. Название книги – цитата из В.Высоцкого. Предисловие издателя / Введение / Путь к Ясной Гуре / “Высшая сила” или элементарная цивилизованность? / Послесловие издателя: от Ясной Гуры-1945 – к Грачанице-1999 Думаю, каждому ясно, что огромное по масштабам и поспешно подготовленное Висло-Одерское сражение представляло огромнейшую смертельную опасность и для самого города Ченстохова, (вспомним “лунные пейзажи” Варшавы, Сталинграда, Лейпцига и Хиросимы) и для монастыря на Ясной Горе, (вспомним судьбу православных монастырей в Сербии в 1999 году) и, наконец, для самой иконы Matki Boskiej Czestochowskiej. Чтобы представить себе масштабы этой опасности, напомню, что перед началом сражения артиллерийские орудия и минометы стояли вдоль линии фронта через 3-4 метра (250-300 орудий на километр фронта). Огонь был таким, что пленный немецкий офицер рассказывает: “Солдаты и офицеры нашей армии потеряли полностью всякое самообладание и, самовольно покидая позиции, уходили вглубь обороны”. Такими были бои за Ченстохов. Не буду описывать подробно бурную радость поляков, которые собрались на центральной площади Ченстохова на митинг в день изгнания фашистов. Не буду рассказывать об одном обещании поляков, данном на этом митинге – обещании, которому я был личным свидетелем: никогда не забыть день освобождения от фашизма и водрузить здесь, на площади в память о нем монумент советскому солдату. Не буду, – потому что сегодня, через 50 лет после того как этот монумент был установлен, — он сброшен с пьедестала «демократами». Но тогда, на митинге в январе 1945 простая человеческая радость была подлинной и бурной. В ходе митинга (напоминаю, прошли считанные часы после взятия города) ко мне, капитану Красной Армии, подошел командир полка и сказал, что в этом городе находится святыня католической религии – польский костел на горе Ясна Гура и в нем – чудотворная икона Ченстоховской Божьей Матери. Мне было приказано взять в свое распоряжение самоходное орудие, группу автоматчиков, направится к монастырю, очистить его от фашистов, если таковые там окажутся, и обеспечить охрану. Выполняя приказ, я посадил на броню одной из наших самоходок группу автоматчиков, и мы отправились к монастырю. Все знают, что старинный монастырь – это всегда мощная крепость. А если эта крепость стоит в городе, который всего несколько часов назад очищен от врага, то там наверняка засели остатки вражеских частей. Так что задание командования по “охране” Ясногурской святыни было отнюдь не простой прогулкой. …Те, кто бывал в Ченстохове знают, что к костелу на Ясной Гуре ведет лестница, немного похожая на Потемкинскую лестницу в нашей Одессе. И вот наша самоходка останавливается перед ней. Чтобы попасть к костелу, гусеницы должны ее “взять”. На мой вопрос к механику-водителю “возьмет” ли он лестницу – последовал уверенный ответ: “запросто”. Но буквально за секунды до подъема прямо перед стволом нашего орудия вдруг как из-под земли появились двое священнослужителей. Не знаю, были это ксендзы или монахи, или еще кто-то, но уверен, что были они очень смелыми людьми. Буквально своими телами преградили путь самоходке и обратились к нам с просьбой не портить красивую лестницу. Когда им объяснили, что мы приехали взять монастырь под защиту, что для этого нам нужно проверить его “на отсутствие фашистов” и выставить охрану, — они предложили провести нас другой дорогой, через “святой” парк прямо к центральному входу, и сказали, что готовы для этого бежать впереди, показывая дорогу. Ладно, — решил я, — не станем портить гусеницами красивую старинную лестницу! Показывайте путь, пойдем в обход по святому парку. Надо было видеть ту энергию, с которой ксендзы бежали перед движущейся хоть и на малой скорости самоходкой, показывая дорогу! Таким образом, через несколько минут мы были уже перед открытым главным входом в монастырь. Но знаем: внутрь на самоходке — нельзя! Это все равно, что в церковь на коне… Через открытые ворота монастырской стены мы увидели вдали открытые двери костела и его внутреннее убранство освещенное свечами. Внезапно возле нас откуда-то появились две женщины, — молодая и постарше, которые принесли нашим солдатам несколько плиток шоколада, раздавали его, и что-то взволнованно говорили по-польски. Я поставил у ворот монастыря двух автоматчиков, и приготовился вместе с остальными осмотреть территорию монастыря, проверить, нет ли спрятавшихся фашистов, не грозит ли городу и нашим войскам серьезная опасность из удобной для противника отлично защищенной высоты. Но внезапно между строениями у костела мы увидели несколько десятков появившихся немецких солдат во главе с офицером. Все они были вооружены автоматами и фаустпатронами, укрывались за строениями, перебегая в нашу сторону. У нас за плечами уже были годы войны, мы насмотрелись на сотни и тысячи смертей, мы знали, ЧТО надо делать, когда впереди у тебя вооруженный враг, а в руках – гашетка 85-миллиметрового орудия да десяток автоматных стволов. Война – это бой, видишь врага без белого флага — стреляй. Иначе погибнешь сам. Но даже сегодня, спустя 55 лет, не могу понять, что заставило меня отказаться от боя, и вместо команды “Огонь!”, — принять другое, намного более опасное для нас решение. Это “что-то” заставило вынуть белый носовой платок и шагнуть из-за надежной брони самоходки на голый, ничем не защищенный двор навстречу вооруженным врагам. Это сейчас так удобно и просто объяснять тот свой поступок целым букетом разумных и логичных причин, мотивов и доводов: высочайшей культурной ценностью монастырского комплекса, святостью национальной реликвии польского государства, неким “приказом свыше”… Но тогда об этом просто не подумалось. Когда я пошел навстречу десяткам направленных на меня “шмайсеров”, то увидел, что от группы немцев отделился и медленно пошел навстречу их офицер. Нас разделяло несколько десятков метров, и стало видно, что в его поднятой руке – тоже какое-то белое полотнище. Мы сошлись и начали переговоры на ломаном немецко-русском “суржике”. Опыта и словарного запаса для ведения переговоров о сдаче в январе 45-го у нас было уже достаточно. Мы договорились быстро, свое оружие немцы побросали в общую кучу, несколько десятков солдат построились и под конвоем двух автоматчиков (было правило: один конвоир спереди, один – сзади) отправлены в расположение части для сдачи в плен. Поскольку все вышеописанное происходило лично со мной, да с моими ближайшими боевыми товарищами, — мне как-то неловко морализировать, давать какие-то этические оценки. Это просто рассказ о реальном событии той далекой войны. Вопрос. Вот Вы вскользь упомянули о неком влиянии высшей силы на Вас, атеиста. Пожалуйста, немножко подробней. Вы же знаете, что сейчас миллионы людей возвращаются к церкви и это на наш взгляд интересно. Ответ. Вы знаете, я не стану рассуждать о высшей силе. Я просто приведу несколько фактов, а уж объяснять их – это дело ваше, да моих читателей. А факты таковы. Во-первых, из всех войск Красной Армии, которые находились в день освобождения в Ченстохове, почему-то для защиты костела и иконы был выбран именно я. Материалист объяснил бы это тем, что я был одним из немногих офицеров с высшим образованием, был известен своей сдержанностью и т.п. Человек религиозный вполне может объяснить этот выбор чудотворным действием Matki Boskiej Czestochowskiej, как говорят поляки. Во-вторых, весьма своевременное появление перед дулом и гусеницами самоходки двух католических ксендзов тоже может быть объяснено двояко: атеист скажет, что их привлек рев двигателя самоходки, а человек верующий увидит здесь перст Божий, пославший двух священнослужителей на жертвенный подвиг (ведь те страдания, которые пережил мой народ во время оккупации могли бы объяснить то, что какой-нибудь из автоматчиков просто нажал бы на спусковой крючок). Таким же двояким способом можно понять и появление перед воротами костела двух польских женщин раздававших шоколад нашим солдатам. И то, что немцы, засевшие на территории костела не начали стрельбу. И то, что какая-то сила не позволила мне тоже начать стрелять в немцев. И то, что эта же сила вытолкнула меня из-за брони самоходки с белым носовым платком на встречу автоматам врага. И то, наконец, что нам удалось договориться с немецким лейтенантом, и никто из солдат с обеих сторон не выстрелил, оружие немцами было сложено… Словом по разному можно оценивать и объяснять причины того, что произошло в тот январский день. Лишь одного я не могу ни понять, ни объяснить ни простить: почему был убран из центра Ченстохова памятник простому русскому солдату, который пришел сюда чтобы защитить своей кровью польскую святыню – икону 14-го века? Не знаю, простят ли и через сотню лет это надругательство мои внуки и правнуки. Конечно, поляки могут вспомнить Катынь и другие старые обиды, но, с другой стороны, я-то, как современник, могу тоже спросить, за что погибли мои соотечественники во время киевского похода Пилсудского. Почему за все должен отвечать мой боевой товарищ-солдат, рядовой, стоявший в бронзе и граните в центре Ченстохова? Зачем над его прахом поглумились поляки? Защитила ли его, мертвого Ченстоховская Божья Матерь – так, как он ее защитил в январе 1945-го?… ——————————————————————- Древние говорили: “Вещи познаются сравнением”. Так давайте сравним: · с одной стороны, 1945 год, капитан Красной Армии на самоходном орудии перед католическим монастырем Ясной Гуры, в котором засели фашисты; · с другой, – 1999 год несколько десятков военных летчиков и ракетчиков НАТО, которые разрушили и повредили 59 православных храмов и монастырей. Смогут ли эти люди смотреть своим потомкам в глаза через 50 лет – так же честно, как это делает сегодня Василий Николаевич Секретарюк? На своем 91-м году жизни он, по существу, спрашивает нас, людей третьего тысячелетия: - Почему я, солдат той страшной войны, который должен был “стрелять в храме” Ясной Гуры, — РИСКУЯ ЖИЗНЬЮ, не стал этого делать? И почему сегодняшний солдат, в мирное время, НИЧЕМ НЕ РИСКУЯ, стреляет по православному монастырю Грачаницы? Quo vadis, камо грядеши, куда идешь, человечество?… Гвардии капитан Василий Николаевич Секретарюк, 1944 год
